Всем привет! Давно не виделись)

В предыдущих статьях мы уже подробно разобрали практические преимущества билда хексадина (редакция 2014 года), поговорили о природе паладинской силы и попытались понять, кто же такой колдун Ведьмовского клинка на самом деле.

Все эти тексты были реакцией на мой опыт игры в кампейне «Затерянные рудники Фанделвера» — за персонажа, которого я, честно говоря, и не планировал делать хексадином. Это был мемный герой (паладин-коммунист, ха), неожиданно для меня самого выросший в одного из любимейших персонажей, с которым я провёл почти полтора года. Теперь, когда кампания подошла к концу, пришло время рассказать его историю.

Эта статья — не гайд и не анализ правил. Это скорее небольшой художественный пересказ событий, которые, на мой скромный взгляд, сложились в яркую и насыщенную историю.

P.S. Отдельная благодарность Тане — нашему потрясающему мастеру, которая воплощала в реальность мои безумные затеи и помогла мне по-настоящему полюбить D&D. А также неподражаемой художнице и участнице кампейна LIXA, чьи арты я буду использовать в качестве иллюстраций для этой статьи.

Начало истории

История Терая началась в Амне, в городе Эшпутре, где мерилом достоинства служил размер кошелька. Сын одинокой прачки, Терай рос в атмосфере честного труда. Когда же мать умерла, он, не в силах терпеть пустоту родного дома, записался в отряд стражи, сопровождавший шахтёров в Горы Троллей. Там Терай привык работать за двоих: и как воин, и как простой рудокоп – чем заработал всеобщее уважение.

Именно оно впоследствии сплотило шахтеров и солдат вокруг Терая, когда на его отряд напали тролли. Тогда же в тифлинге пробудилась священная магия: раненый товарищ исцелился, стоило красному свету, источаемому руками Терая, коснуться его. Какое божество наделило его этим даром, новоиспеченный паладин не интересовался. Куда больше его заботила возникшая в сознании мысль: те, кто рискуют жизнью, получают меньше всех, а богатство стекается к праздной знати.

Это откровение положило начало первому рабочему движению, созданному Тераем. Несколько месяцев он и его товарищи инсценировали нападения на шахтёрские партии, чтобы затем сбыть награбленное и раздать прибыль тем, кого они же и ограбили. Но власть не терпит, когда кто-то пытается менять правила, и вскоре этот небольшой заговор раскрылся. Друзья помогли Тераю, подвергавшемуся гонениям, бежать, и он покинул родину, оставив за спиной свой первый несостоявшийся бунт.

Красный — цвет борьбы

Странствуя по Побережью Мечей, Терай понял: мир невозможно изменить без денег. Чтобы их заработать, паладин нанялся наёмником к дварфу Гундерну Роксикеру и последовал за ним в Фандалин — тихий городок, некогда известный своими шахтами. В пути отряд авантюристов сумел избавить местное племя гоблинов от тирании багбиров и обратить их в идеологию всеобщего трудового равенства.

По прибытии в Фандалин оказалось, что его держит страхе банда Красных Плащей. Повод для столкновения нашелся быстро. Ночью один из разбойников (отрядный колдун по воле своего покровителя) убил сына трактирщика. Преисполнившись праведной ярости, наемники перебили бандитов и, проникнув в их логово в трофейных плащах, уничтожили его. С тех пор рваный красный плащ стал неотъемлемой частью образа Терая.

И совсем скоро он стал красным ещё и от крови. Насмотревшись на жестокость в ходе своих похождений, паладин понял, что не сможет создать утопию, покуда те, кто ей угрожают, не будут истреблены. Эта мысль легла в основу его Клятвы Мести – обещания жестоко карать всякого, кто посягнул на свободу простого народа. Охваченный тягой к праведному насилию, Терай уподобился фанатику и буквально купался в крови врагов.

Но судьба подарила ему свет — эльфику Гараэль, жрицу Тиморы. Когда один из товарищей Терая погиб, именно она при поддержке отрядного волшебника Сил’Маша, пожертвовавшего трофейным посохом, вернула его к жизни. Небрежное прикосновение рук положило начало связи, которая стала для Терая такой же важной, как идея справедливости. С тех пор, возвращаясь в город из походов, он искал глазами лишь возлюбленную.

Союз красного и черного

Преследуя колдуна по кличке Паук – корень всех проблем Фандалина – отряд пришел в заброшенную магическую кузницу. Разобравшись с врагами, чья злая аура глушила его сверхъестественное чутье, Терай услышал зов сущности, заключённой в куске руды. Ощутив родственную душу, паладин решил освободить пленника. Для этого в той же кузнице он выковал боевой молот, вплавив в него свой сломанный рог. Магическое оружие стало воплощением пакта между Тераем и Безымянным – живой тенью, имеющей аналогичную цель: отомстить всем, кто сеет несправедливость.

Используя новообретенную силу, Терай вместе с отрядом уничтожили Паука. Но на этом беды не кончились. Фандалином заинтересовались иллитиды, решившие использовать осколки нетерильского обелиска для превращения его жителей в себе подобных и призыва отражение своего падшего божества – Илвааша. Осознав масштаб угрозы, к отряду присоединилась Гараэль. Так начался их с Тераем разлад.

Увидев любимого в бою, жрица ужаснулась его фанатичной жестокости. Позднее начались разногласия уже из-за разницы взглядов: если Терай считал сокровища храма деньгами, которые нужно раздать нуждающимся, то для Гараэль подобная логика была святотатством. Ситуация усугублялась тем, что на жрицу положили глаз иллитиды. Как и волшебник Сил’Маш, она начала видеть пугающие видения, слышала потусторонние голоса. Эта ноша постепенно сводила ее с ума, причиняя страдания как Гараэль, ненавидевшей новую себя, так и Тераю, пытавшемуся сохранить их связь.

Последний клин между ними был вбит в одном сражении. Оказавшись в безвыходной ситуации, паладин раскрыл товарищам тайну своей силы и дал Безымянному занять свое тело. Ко всеобщему удивлению, тот начал разить врагов не тьмой, а божественным светом. Узнав таким образом, что Терай продал душу, Гараэль окончательно разочаровалась в нём, чем только подтолкнула к сближению с покровителем.

Беседуя с ним, Терай узнал, что под маской Безымянного скрывался ангел Ремиил. Когда-то бывший слугой Латандера, он осудил бездействие богов, и за свою дерзость был наказан ссылкой в План Теней в качестве слуги Королевы Воронов. Но и там Ремиил не смог унять свой нрав. Он нарушил приказ госпожи о невмешательстве в дела смертных и спас двух младенцев, умирающих от болезни. За это богиня развоплотила его и поместила в кусок руды, погребенный под толщей скалы. Там Ремиил провёл в муках одиночества века, мечтая изменить несправедливый миропорядок.  

Точка невозврата

Поворотным моментом в истории Терая стала его смерть. Оглушенный психической волной, он не смог отразить нападение Пожирателя Интеллекта, и тот выел ему мозг, заместив его собой. Не желая терять паладина, Ремиил удержал его душу от ухода в посмертие и сам вселился в тело тифлинга, подавив волю паразита. Отряд принял ангела в своих рядах — из уважения к памяти Терая, который ему доверял. Только Гараэль не смирилась, видя в Ремииле лжеца и захватчика.

Раздавленная гибелью Терая, жрица вскоре нашла свой конец на Дальнем Пределе, куда отряд отправился в поисках фрагмента обелиска. Её смерть потрясла всех и заставила Ремиила пересмотреть своё отношение к миру. Привыкший видеть в себе и в смертных лишь инструменты, он узрел в гибели Гараэль истинную жертвенность. А любовь Лии и Вергилия, не угасшая под тяжестью новой потери, показала ему, насколько сильной может быть воля тех, кто сражается за своё счастье.

Тем временем в отряде едва не случился раскол. Сил’Маш и его ученик-колдун Бабай обезглавили тело Гараэль, намереваясь создать из её черепа могущественный артефакт, но товарищи остановили их, а мощи жрицы доверили Лие. Глубокая привязанность юной чародейки стала одной из нитей, что вернули душу Гараэль — очищенную от иллитидской скверны — в мир в обличье призрака. Второй причиной её возвращения стало милосердие: даже после смерти она уберегла Бабая от проклятья, наложенного разгневанным покровителем, лишив юношу жизни прежде, чем оно успело сработать. Сил’Маш пережил это тяжелее всех.

Примирившись с Гараэль, Ремиил понял: чтобы вернуть Терая — того, кого он к тому моменту уже считал другом, — ему необходимо принести жертву. Так ангел решил слиться с паладином. Убедив разбитую душу Терая продолжить путь, Ремиил растворился в ней, создав тем самым новое существо — Тераила. Этот аасимар унаследовал пылкий характер и чувство справедливости Терая, а также вековую память и мудрость Ремиила. Вобрав в себя эти качества, но став самостоятельной личностью, обновлённый паладин воспылал чувствами к призраку Гараэль — и она, наконец, ответила ему взаимностью.

Финал

Преодолев бесчисленные опасности, герои добрались до цитадели иллитидов, зависшей в пустоте на границе Астрального плана и Дальнего Предела. Там Сил’Маш, изнурённый непрерывным психическим давлением свежевателей разума, не выдержал — и, сломленный их волей, обратил оружие против своих спутников, встав на сторону врага.

Сражаясь на пределе сил, авантюристы удержали натиск иллитидов, но им всё ещё не хватало мощи для решающего удара. Тогда Гараэль воззвала к Тиморе, и богиня сама вошла в её призрачное тело, позволив героям одолеть зло: Сил'Маш погиб, Илвааш так и не смог вернуться, а тлетворное влияние иллитидов рассеялось вместе с их гибелью. Однако для Гараэль это стало последним подвигом — изнурённая страданиями, долгим посмертием и силой самой богини, она отправилась в домен Тиморы, чтобы обрести покой. Богиня позволила Тераилу проститься с любимой, но тот замыслил иное.

Представ перед Тиморой, Тераил вспомнил путь Терая и Ремиила — двух жертв несправедливости, пытавшихся изменить мир силой. Обладая опытом обоих, аасимар понял: равенства так не добиться. Поддержать справедливость можно, лишь посвятив себя силе, которая помогает каждому беспристрастно — удаче. Поэтому Тераил «поставил всё» и предложил Тиморе принять его как своего ангела. Богиня согласилась, и благодаря полубожественной природе паладина, влиянию Дальнего Предела и энергии, накопленной иллитидами за время ритуала, вознесла его.

Оставшись последними из отряда, Вергилий и Лия вернулись в Фандалин и открыли приют имени Гараэль. Сил’Маш и его ученик Бабай были рождены заново в новых обликах их общим другом, друидом Альтоном. А Тераил тем временем верно служил богине удачи, наслаждаясь обществом души Гараэль на вершинах Целестии и время от времени навещая тех, кого любил при жизни.

Заключение

Ну вот и всё. Полтора года игр уместились в одной статье. Этим текстом я могу считать свой путь с хексадином завершённым. Конечно, здесь удалось рассказать далеко не обо всём — полный вариант летописи нашей кампании перевалил за 350 страниц: там и конфликты Бабая с покровителями (а их было целых два, и обоих он кинул), и соперничество Терая с Вергилием, (броманс воспетый в легендах) и множество других историй, расписывать которые пришлось бы часы.

Я искренне рад, что прошёл этот путь, и желаю каждому найти такую кампанию, которая сделает D&D чем-то большим, чем просто настольной ролевой игрой в ваших глазах.

Спасибо всем, кто дочитал до конца!

P.S. Больше артов и эскизов, посвященных кампейну, вы сможете найти в телеграмм канале LIXA, а лучшие игры – у мастера Тани.

P.P.S. Ну и немного эскизов на дорожку)

Однако его не убили, лишь мягко поставили на землю и кивком показали идти к загадочному мужчине. Зачем-то Игорь был им нужен, раз его не тронули, даже когда он заартачился.

Игорь шёл, едва перебирая ногами. Братья следовали за ним чуть позади. Эти подонки могли убить его ещё на болотах, достаточно было просто не мешать Ряхе закончить жертвоприношение. Видимо, в этом и был план Удды, которая то ли не могла, то ли не хотела выполнять данное Игорю обещание.

Но братья решили иначе: Ряху отдали Болотнику, а Игоря привезли сюда, в эту мастерски сконструированную декорацию. Всё здесь было устроено ровно так, как в тот злополучный день, когда погиб Вадик, разве что пахло не утренней свежестью, а гнилью и кладбищенской сыростью.

— Вы знаете, Игорь, — прошелестел мягкий голос молодого мужчины, — мы ведь чем-то с вами похожи: мы оба знаем, каково это — потерять ребёнка.

Братья упали на колени, Игорю же Чернобог приказал подойти.

— Только Удды забрала не только Маричку, но и мою жену, воронушку мою, эх. Понимаете, Игорь, мне ведь уже очень много лет, у меня были другие возлюбленные, другие семьи, и терять любимцев мне не впервой. Но привыкнуть к боли от потери невозможно и после десятка смертей близких, уж поверьте. Вы, конечно, можете мне ответить: такова цена долголетия, и в чём-то будете правы. Вот только в этот раз не жестокий ход времени унёс моих родных, а злонамеренные действия одной подлой и крайне амбициозной особы. Кажется, вы понимаете, о ком я?

— Удды, — прохрипел Игорь.

Чернобог удовлетворённо щёлкнул пальцами. К своему собеседнику он так и не повернулся, предпочитая наслаждаться лицезрением природы.

— Мальчики мне рассказали, что она и вас обманула. Обещала, что вернёт к жизни вашего Вадима, а вместо этого… Э-хе-хе, вместо этого подослала головореза. Верно?

Игорь не успел ответить, потому что Чернобог продолжил свою речь.

— Сказочница, настоящая сказочница. Представляете, эта вертихвостка смогла обмануть и меня, хотя у нас было соглашение о ненападении. Пусть она не так сильна, как думает о себе, но в коварстве ей нет равных, Если хотите знать, то я назвал бы Удды очень посредственной колдуньей. Её удел — пугать всяких малообразованных увальней дешёвыми фокусами, вроде бесконечной темноты. Якобы бесконечной, ведь никто из попавших туда идиотов не догадался попятиться спиной назад.

Чернобог взял с песка камешек и лёгким движением запустил его прыгать блинчиком по водной глади.

— Удды даже удалось собрать шайку каких-то слабосильных выскочек, называющих себя колдунами, — сказал Чернобог, усмехнувшись, — хотя любого из них мои мальчики разорвут на части одной левой. Вот Удды и радовалась, когда они пришли к ней в услужение.

— Отец, — откликнулся, не поднимая головы, один из братьев. — Сама мысль о том, чтобы предать вас, нам противна.

— Знаю, знаю, мои хорошие. Вы всё сделали правильно, теперь настала очередь Игоря поступать правильно.

— Моя? — прошептал Игорь.

— Да, вы поможете нам, а я — вам.

Чернобог похлопал по покрывалу рядом с собой, приглашая присесть. Игорь подчинился. Садясь, он невольно заметил, что кисть Чернобога обезображена глубоким ожогом.

— Хорошее тело у этого Виктора. Молодое, сильное, жаль, глаза забрать не успел, пришлось у его жены одолжить, — Чернобог мягко улыбнулся своей шутке. — В этом теле меня хочет запереть Удды, и вы ей в этом поможешь.

— Но ведь тогда вы не сможете обращаться, так мне объяснили.

— Так ей объяснили мои мальчики, а она оказалась слишком глупа, чтобы усомниться. Ритуал привязывания к телу сложен даже для меня, даже если делать всё правильно, а не так, как рассказали Удды. У неё изначально не было шансов.

— Тогда зачем вам я?

— Вам просто нужно будет отдать ей мою кожу, ничего сложного.

— Но ваши сыновья…

— Останутся здесь, — отрезал Чернобог. — Иначе Удды прикажет им присутствовать при ритуале, и они погибнут вместе с другими. Вы же обычный смертный, никто не позволит, чтобы вы увидели наши таинства.

— Вы хотите отомстить?

— Скорее показать зарвавшимся выскочкам, где их место. Пусть это и не вернёт к жизни мою возлюбленную дочь и супругу, но отпускать в свой адрес такие оскорбления я не позволю.

Уголки рта Игоря задрожали в измождённой улыбке.

— Скажи, что же ты попросил у Удды? — мягко спросил Чернобог.

— Я хотел… хотел, чтобы всё вернулось, чтобы Василиса и… и Вадик снова были со мной.

— И ради этого вы окунулись в настоящий Ад, — рассмеялся Чернобог.

— Я понимал риски, когда подписался на это, мне…

— Да, Удды обвела вас вокруг пальца, — сказал Чернобог и, чуть помолчав, добавил: — но я не такой.

Чернобог наконец повернулся к Игорю лицом. Холодные, словно океанская бездна, голубые глаза смотрели строго, но без тени кровожадности и насмешки. Это были глаза древней иконы, высеченной столетия назад, когда память о мученичестве Христа была ещё свежей. Молодость материла глаз быстро померкла под нажимом древнейшей мудрости их носителя.

— Заключим договор, — сказал Чернобог и положил холодную ладонь на плечо Игоря.

Ночь уже давно вошла в свои права, а в ресторане «Майкоп» всё не утихала музыка. Новенькое здание в стиле сталинского ампира, совсем недавно построенное на крутом берегу озера, светилось неоном и мигало разноцветными огоньками. Его роскошные белокаменные своды ещё краше смотрелись, если смотреть на них снизу, с подножия холма, где теснились друг к дружке неказистые аварийные коммуналки. Их жители могли лишь наблюдать издалека, как к ресторану подъезжают новенькие иномарки местных бандитов и бизнесменов.

Но сегодня даже самый последний забулдыга, любивший прежде глазеть на разодетых в мини-юбки подружек нуворишей, потушил в своей халупе свет и сидел тише воды. Ведь в «Майкопе» была вечеринка для своих.

Игорь припарковал BMW рядом с чёрным Land Cruiser. Из здания напротив доносилась лёгкая джазовая мелодия, а он всё никак не мог унять дрожащие от страха руки. Бежать он даже не пытался — всё равно рано или поздно к нему в дверь постучатся двое бледных юношей с мёртвыми глазами. А они способны сделать многое — завёрнутое в полиэтилен доказательство этому лежит на пассажирском месте и уже изрядно смердит.

От трупного запаха и пронёсшихся вдруг воспоминаний о двух последних днях, которые слились в один бесконечный сомнамбулический кошмар, у Игоря закрутило в животе. Пока он сидит тут, в темноте пропахшего кровью салона, ничего плохого с ним не произойдёт, но стоит ему выйти и открыть дверь ресторана… А что ждёт внутри, он не знал, и эта леденящая неизвестность пугала сильнее учинённых братьями зверств.

Вдруг по крыше авто кто-то постучал.

— Чё здесь забыл? — низкий голос с плохо скрываемым кавказским акцентом выбил Игоря из раздумий. Он не стал дожидаться, пока двое бородатых громил вытащат его, и вышел из машины сам.

— Я к Удды, — сказал Игорь храбрясь.

— Не принимает сегодня.

— У меня для неё подарок, — сказал Игорь, протягивая смердящий узел, — шкура самого дорогого зверя.

Охранники угрюмо кивнули на вход — хозяйка научила их пропускать любого, кто скажет заветные слова, даже такого, как Игорь. Его начавшие седеть волосы, рваная одежда и кроссовки были покрыты бурыми пятнами крови и засохшими кусками болотной грязи. Лицо распухло и приобрело синюшный оттенок утопленника, а губы потрескались до крови. Дверь отворилась и в нос ударила тяжёлая трупная вонь. Нет, так пахнет не труп, это запах того самого полевого госпиталя. Так же пахли и те твари, о которых рассказывал Виктор.

— О, боршла явился! — весело прокричала Удды, завидев бредущего к ней Игоря.

Сегодня она примерила ипостась деловой женщины средних лет, поэтому, несмотря на торжество, оделась нарочито строго и сдержанно: в длинное чёрное платье и туфли на высокой шпильке. Лишь старинная золотая цепь и массивные серьги не соответствовали дресс-коду. Совсем по-другому, в облике девушки-подростка с тонким, нежным лицом, она встретила Игоря в их первую встречу.

— Я принёс то, что вы хотели, — бесцветным голосом проговорил Игорь, его горло высохло и саднило.

Удды медленно встала из-за стола и цокая по плитке каблуками приблизилась к Игорю. Её бледное, едва тронутое морщинами лицо не выражало ничего, кроме плохо скрываемого отвращения к человечишке, который каким-то чудом смог избежать гибели. Может парень не так прост, а может ему просто повезло — это неважно. Ведь он принёс шкуру самого Чернобога! Удды развернула окровавленные лохмотья кожи и оскалившись в улыбке воскликнула:

— Ну и воняет же от него! Даже хуже, чем от живого!

Колдуны громко захохотали, будто это была шутка. Шестёрки Удды, как и она сама, были одеты в официозные костюмы и платья со старинными золотыми украшениями в качестве аксессуаров. Их натужный, лишённый веселья и жизни смех сотрясал огромный зал ресторана словно землетрясение. Многочисленные бутылки, тарелки, миски, кувшины, соусницы и хрустальные статуэтки заходили ходуном. Сервированное жареной картошкой и зеленью блюдо из кровоточащей мясной вырезки и кусочков костного мозга подпрыгнуло и с глухим шлепком размазалось по полу. По белоснежной скатерти покатились опрокинутые кубки. Их кроваво-красное содержимое множеством кровавых ручейков зажурчало по столу. Невольно Игорь заметил, что несмотря на роскошную сервировку и украшения в фарфоровых блюдах лежало исключительно сырое мясо и потроха.

В полумраке зала лица хохочущих колдунов походили на потёкшие от жары маскарадные маски из воска. Сегодня они приняли свой настоящий облик: дряхлый и уродливый. Их обвисшая, покрытая складками шкура мерзко трепыхалась при каждом движении обрюзгших тел. Казалось, будто эти источающие зловоние существа примерили на себя чужой облик, который оказался им слишком велик. Наверняка из-за Удды, в шутку принявшей облик женщины средних лет. А раз никто не может выглядеть моложе её, то подчинённые и нацепили обличья стариков.

Уродливая свора всё не унималась. От какофонии визгливого старческого смеха Игорю захотелось закрыть уши руками. Но вдруг вверх взметнулась бледная рука Удды, и в зале воцарилась тишина. Стих даже надоедливый джазовый мотив.

— Хорошо, очень хорошо, — прошелестела, прищурившись, Удды. — Только где ты потерял близнецов и того уголовника?

— На нас напали. Чернобог выследил. Если бы не близнецы, я бы тоже погиб, — проговорил Игорь заученную фразу.

— Хм, как интересно. А ты везучий, боршла, — оскалилась Удды. — Что ж, значит, пора и мне исполнить своё обещание.

Она медленно положила горячие руки на плечи оторопевшего Игоря.

— Но сначала я должна спросить, — Удды перешла на томный шёпот, — будешь ли ты гостем на нашем ритуале?

Игорь сглотнул подступивший к горлу ком. Отказ только ускорит его смерть, но уж точно не облегчит. За оскорбление, нанесённое на глазах у шестёрок, Удды сделает с ним что-то похуже того, что было с Виктором. От осознания своей беспомощности и гнетущего ожидания неизбежного у Игоря пропал дар речи, а всё нутро будто заледенело. Он с трудом нашёл в себе силы кивнуть и медленно опустился на тяжёлый дубовый стул, принявшись ждать начала ритуала.

Удды стояла в стороне и начальственным голосом повелевала подготовкой к ритуалу. Её шестёрки согнали в центр зала весь оставшийся персонал ресторана, включая дежуривших на входе бандитов. Они растерянно топтались на месте и хмуро поглядывали вокруг, не понимая, в чём им сейчас предстоит поучаствовать. О сопротивлении не было и речи, бежать тоже не решались. Ища защиты, к ним прижались девчонки-официантки. Светловолосые девушки мелко подрагивали от страха и округлившимися глазами наблюдали за тем, как колдуны чертят вокруг них концентрические круги, втыкают длинные швейные иглы в пол, сыплют соль.

Приготовления закончились, когда рядом с девушками поставили дурно пахнущий узел. Одна из официанток взвизгнула, прикрыв рот рукой. Среди складок окровавленного полиэтилена она разглядела снятую чулком человеческую кожу.

Чернобог не предупредил, как будет проходить ритуал, лишь сказал Игорю держаться подальше, а ещё лучше — поскорее уехать из города. Но сейчас бежать он не мог. Удды время от времени бросала на него взгляд своих бездонных, жутких глаз. Она бы обязательно поставила Игоря в центр алтаря, рядом с прочим «мясом». Но для ритуала нужны пары мальчик-девочка, а третья официантка, как назло, не пришла на сегодняшнюю смену.

Наконец, когда приготовления закончились, Удды приказала потушить свет. Тёмный зал теперь освещался лишь толстыми восковыми свечами, которые держали окружившие алтарь колдуны. Всё затихло, только одна из официанток тихонько всхлипывала и молилась, перебирая в кармане брюк чётки.

Игорь посмотрел на закрытую буфетом дверь, затем — на уходящие в потолок окна. Если улучить момент и как следует разогнаться, то… Размышления прервал утробный звук произнесения заговора на неизвестном языке. Тёмный, жаркий зал ресторана будто наполнился жужжанием тысяч насекомых, всё выше вздымалось пламя свечей. Девушки испуганно запричитали, но их жалобные крики тут же утонули в резком взрыве пламени, обдавшим жаром лицо Игоря. Его нос вновь почувствовал уже знакомый запах палёного мяса.

Из центра алтаря, вверх, к богато украшенной люстре, поднимался переливающийся тысячью оттенков адского пламени огненный шар. Пространство вокруг него пульсировало и дрожало, источая нестерпимый зной.

Колдуны ликовали — всё получилось! Они ещё громче, рьянее скандировали заговор. Стены, потолок, люстра — всё вокруг дрожало и медленно тлело, давно забытые на столе блюда зашкворчали. Спасаясь от нестерпимого пекла, Игорь попятился к окну, но нечаянно встретился взглядом с Удды. Колдунья громче всех повторяла заговор, почти кричала, её глаза горели, а с ядовито-красных губ не сходила дьявольская улыбка.

Но вдруг кто-то из колдунов истошно закричал.

— И сотворённая Удды темнота, и болото, и даже то, что вы видите вокруг себя сейчас, — Чернобог обвёл рукой речную пойму. — Это просто иллюзия. Ловушка, созданная, чтобы запугать или даже погубить. Удды и её прихлебатели, сами того не ведая, создадут себе такую смертельную западню. Однако даже из неё можно выйти, если знать секрет.

— Вы ведь не просто так рассказываете мне об этом? — спросил Игорь.

— Да, — утвердительно кивнул Чернобог. — К сожалению, я не могу знать, что именно предстоит вам увидеть, если Удды всё-таки заставит присутствовать при ритуале. Но с точностью могу утверждать одно: идите навстречу опасности — и уцелеете.

Тучная старуха в старомодной шляпке и украшенном бахромой платье внезапно поднялась в воздух и, влекомая неведомой силой, устремилась к горящему под потолком шару. Она визгливо вскрикивала и беспомощно дрыгала коротенькими ручонками. Её бледная, изрытая оспинами кожа покрывалась волдырями и лопалась от нестерпимого жара преисподней, но на выручку никто не спешил: нужно было спасаться самим. Колдуны, побросав свои посты, устремились к окнам, и даже окрики хозяйки, утонувшие во всеобщей суматохе, их не останавливали.

Удды беспомощно озиралась по сторонам, но сделать ничего не могла. Её поднятые вверх ногами подчинённые воспламенялись и, крича в агонии, мучительно горели, пока не скрывались внутри огнедышащего солнца. Она пыталась спастись в пространстве бесконечной темноты, но заклинание не сработало. Неукротимая сила шара будто выкачивала силы так что оставалось только бежать. И Удды побежала — неловко, медленно, спотыкаясь на высоких каблуках, как обычная испуганная женщина. Но шар только этого и ждал. Невидимая сила подбросила её в воздух и, смакуя мучительные крики, медленно погрузила внутрь переливающегося магмой нутра огненной сферы.

Игорь заворожённо наблюдал, как с тела колдуньи опадает обугленное дочерна мясо, как лопается её череп, как кости превращаются в пепел и развеиваются в разгорячённом воздухе. Его разум кричал «беги!», но тело не слушалось. Шар затягивал в себя всё вокруг, уже дрожал потолок. Только когда куски побелки больно ударили по плечу, Игорь наконец взял себя в руки и пошёл навстречу опасности, как и говорил Чернобог.

Чем ближе Игорь подходил к шару, тем труднее было идти. Его одежда и волосы потихоньку тлели, а плавящиеся подошвы кроссовок прилипали к полу. Вокруг кружился вихрем разнообразный хлам и куски горящих тел, шар выбрасывал огненные протуберанцы и всё больше и больше увеличивался в размерах.

Внутри раскалённого тела шара Игорь видел объятый огнём город. Его улицы заполнены бурными потоками магмы, а небо над серыми многоэтажками застлано пеплом. Тут и там мелькают красные молнии, огненные вихри сметают всё на своём пути. Где-то вдалеке, за раскатами грома и оглушительными вихрями раскалённого воздуха слышатся крики миллионов агонизирующих мучеников. И к ним то и дело присоединялись всё новые и новые голоса колдунов, не успевших сгореть на подлёте к сфере. Игорь сам не заметил, как, заворожённый картиной апокалипсиса, прикоснулся к бурлящей поверхности. И тогда всё вокруг потухло.

Его нашли, когда пожарные раскапывали руины ресторана. На месте новенького здания покоились дымящиеся руины, и лишь парковка с остовами сгоревших дотла люксовых автомобилей напоминала о прошлом этого места. По версии следствия, ресторан подожгли по заказу московских ОПГ, конкурирующих с «Ежовцами». Непосредственной целью поджога было устранение руководства банды, но по случайному стечению обстоятельств в тот вечер в ресторане проводилось собрание сектантов из местного культа. Они-то и попались под горячую руку неизвестных убийц, однако среди культистов затесался и кое-кто посторонний.

Московский журналист, который единственный из всех чудом спасся в пожаре, даже не обгорев. Казалось бы, именно он мог раскрыть все интересующие следствие детали. Следователи долго допрашивали его, но ничего вразумительного так и не добились.

— Собирал материал для своей книги о распространении в провинциальных регионах России деструктивных религиозных практик, — в очередной раз соврал Игорь. Однажды легенда про написание книги сработала на ура, значит сработает и сейчас.

Квартира встретила Игоря вонью протухшего холодильника и давно немытыми полами. Самая длинная ночь в его жизни закончилась, наконец он мог отдохнуть. От разобранной постели пахло грязным телом и сыростью. В надежде, что затхлый дух квартиры развеет за ночь свежий сентябрьский ветерок, Игорь растворил окна. Жаль, ветер не унесёт горы мусора, накопившиеся за время отсутствия Василисы, придётся убираться самому, но сначала нужно поспать.

Игорь небрежно бросил одежду в угол комнаты, случайно перевернув стоящую на тумбочке пепельницу, и завалился в кровать. Он проспал не меньше суток. Его влажный, липкий сон без сновидений не смогли нарушить ни шумящая улица за окном, ни крики соседей, ни звонки с бывшей работы.

Новый шеф редакции весь день пытался дозвониться до Игоря. Недавно ему в голову пришла идея нового проекта в духе «Криминальной России», только о нераскрытых преступлениях с флёром мистики. И Игорь был бы идеальным кандидатом на роль ведущего. Молва о его книге-расследовании современных сект вдруг по волшебству со скоростью молнии разлетелась по тесному мирку журналистского закулисья. Негоже, чтобы такие таланты пропадали.

Игоря разбудил звук поворачивающегося в замочной скважине ключа. Василиса! Гордая, прекрасная Василиса! Она тихо опустила на пол тяжёлые чемоданы и оглядела квартиру.

— Запустил же ты без меня дом, — грустно улыбнувшись, прошептала Василиса Игорю. Он упал перед женой на колени и, умываясь слезами, целовал её прохладные, изящные руки. Обручальное колечко, казалось бы, потерянное, вновь вернулось на её безымянный палец, сверкая пуще прежнего.

И жизнь началась заново, как Чернобог и обещал. Новый проект нравился Игорю, рейтинги били все рекорды, да и работа над книгой спорилась. Конечно, он не мог описать всё, что произошло с ним в ту долгую ночь. Но тем не менее в памяти вновь и вновь, как из мутной воды, всплывали факты и имена, подробности обрядов и слова песнопений многочисленных сект и колдовских шабашей, которые для большей части общества оставались закрытыми. Кто-то будто нашёптывал Игорю на ухо секреты закрытых сообществ верующих. Можно было назвать это очередной желтушной выдумкой, если бы всё сказанное в авторской передачи Игоря затем не подтверждалось в ходе милицейских рейдов. Не просто так Чернобог нашёптывал ему всё это. Игорь стал пешкой в ускользающей от человеческого понимания смертоносной игре высших сущностей, чьи цели никогда не будут открыты простому смертному. На поверхность выплывали лишь итоги этой покрытой мраком борьбы. Убийства, суициды и таинственнее пропажи разномастных мистиков и культистов вдруг стали обыденностью, но связать всё это в единую цепь не мог никто. Впрочем, роковые игрища мало беспокоили Игоря покуда в его жизни всё налаживалось.

С Василисой всё началось с нового листа. Игорь бросил пить и, освободившись пораньше с работы, поскорее спешил к любимой жене, которая хлопотала на кухне, готовя вкусный ужин. Всё вернулось и стало так, как и обещал Чернобог: хорошо, даже отлично. За исключением одного. Боль от смерти Вадика не унялась ни на йоту. Игорь с Василисой никогда не говорили об этом, поскольку слова здесь были излишни. Кровоточащая рана потери медленно убивала их, и с этим нужно было что-то делать.

Решено было продать квартиру ехать подальше от надоевшей Москвы, куда-нибудь на север. Новая жизнь — новое место для жизни. Игорь вновь уволился, на этот раз по собственной воле. Хоть его передача и била все рекорды, он ни о чём не жалел, к тому же в последнее время тучи над каналом сгущались. Недавний митинг на Пушкинской площади хоть и собрал кучу народа, но вряд ли бы спас положение. А понравится ли авторская рубрика Игоря новому руководству — вопрос открытый. Да и за здоровье за годы, проведённые в суете и дурмане, подкосилось, истерзанное сердце просило спокойствия.

Вещи собраны, билеты на самолёт в новую жизнь куплены. Они поселятся в Мурманске, там, под секущими ветрами, с северным сиянием над головой, Игорь закончит свою новую книгу, а дальше… Дальше будет видно. Слишком велико нетерпение от встречи с новой жизнью, чтобы загадывать наперёд. Но сначала он вернётся в одно место.

Пожелтевшие листья ивы мягко опускались в неспешно текущие воды реки. Осенний ветер шелестел усталыми ветвями и низкой травкой, наполняя прозрачный воздух ароматами грибов и прелой листвы. Всё здесь шло своим чередом, а если что-то и менялось, то не иначе как по заранее написанному плану природы. Игорь расстелил на земле колючий плед и невидящим взглядом уставился в воду. Здесь, под сенью низких береговых деревцев, он видел Вадика живым в последний раз.

Оживить его оказался не в силах даже Чернобог, об этом он сказал, не таясь и не скрывая. Даже взял с Игоря слово, чтобы тот никогда и ни за что не пытался кого-либо вернуть с той, загробной стороны. В лучшем случае он станет жертвой обычного мошенника, а в худшем — сгинет сам. Но всё же в голове у Игоря не укладывалось, что даже настолько могущественное существо, как Чернобог, не в силах было бороться с силами смерти. Да, он мог продлить собственную жизнь, но вырвать из небытия чужую душу — нет.

— И ещё, — сказал Чернобог на прощание, — не поддавайтесь унынию — это самый страшный из грехов. И советую вам не возвращаться в места, где вы согрешили. Те, перед кем мы провинились, бывают очень злопамятны и неразборчивы в способах мести.

Солнце уже клонилось к закату, и Игорь засобирался домой. Наверное, Василиса заждалась его — уже завтра они навсегда покинут эти места. Кряхтя, Игорь размял затёкшие колени и направился к высокому берегу реки. Оттуда открывался прекрасный вид на долину, окрашенную закатным солнцем в пастельные, мягкие оттенки.

Игорь подобрался к краю обрыва, как вдруг споткнулся обо что-то. Белый сандалик, уже изрядно пожелтевший, потрескавшийся и с отлетевшей пряжкой, но всё ещё такой знакомый. Игорь прижал его к груди и зажмурился, давясь подступившим к горлу комком.

—По-мо-ги-тее! — голос зазвучал будто наяву.

Кричит ребёнок?

— Тонууу!

Нет, не может быть.

— Паа-паааа!

Внизу, в тёмных, будто обсидиан, водах кто-то был. Маленький мальчик то всплывал, то вновь погружался в глубину. Даже в темноте Игорь заприметил уж слишком знакомые черты лица, да и голос был на удивление схож с голосом Вадика. Однако мало ли живёт на свете похожих детей? Рядом деревня, вдруг кто-то из местных. Но ведь сам Чернобог предупреждал о мстящих духах… Плевать. Времени на раздумья не оставалось. Там, где секунду назад виднелась светленькая голова мальчонки, теперь густо пузырилась водная гладь. Игорь, позабыв про наставления, сбросил с себя ботинки, куртку, свитер и нырнул в воду. Он не позволит, чтобы ещё один ребёнок здесь утонул.

Чем глубже Игорь погружался в мутные глубины, тем холоднее становилась вода. Сердце заходилось в отчаянном биении, ноги сводила судорога, а глаза резало от взвешенного в воде мусора и ряски. Но Игорь упрямо плыл почти вслепую, пытаясь окоченевшей рукой нащупать мальчика. Наконец, среди вязких водорослей, он почувствовал, как на мгновение коснулся холодной детской ладошки. Мальчик прекратил бороться за жизнь и лишь всё глубже и глубже проваливался в непроглядную глубину. Пусть шанс его спасти был неосязаем, но Игорь отчаянно грёб в сторону темнеющей пучины пока не подхватил бледного ребёнка под мышки. Он тянул, тянул его бездыханное тело вверх, к свету. Уже и силы были на исходе, и мальчик будто отяжелел, а поверхность не приближалась.

Игорь вслепую ощупал окоченевшего ребёнка, себя как вдруг рука натолкнулась на что-то склизкое и плотное. Наверняка они зацепились за какой-нибудь мусор, потому и не могли выплыть. Из последних сил Игорь расцепил, разорвал путы — ещё одно усилие, и… Он вдруг почувствовал, как что-то неподъёмное ударило его в грудь. Перед глазами словно разжиревшие падальщицы заплясали мириады чёрных мушек. Телу стало так горячо, даже жарко. Мысли медленно утекали куда-то в пустоту, Игорю вдруг стало всё равно и на утонувшего мальчика, и на себя, и на оставшуюся в одиночестве Василису. Когда его спина коснулась мягкого дна реки, над водной гладью сгустилась непроглядная, первобытная тьма. Обессилевшие руки не слушались, их обвили крепкие водоросли, ноги увязли в вязком иле.

Сделав последнее усилие, Игорь открыл глаза и среди царящей в мутных вода темноты ясно увидел бледное лицо, ухмылку на блестящих кровью губах и горящие ненавистью тусклые глаза.

— Здравствуй, папа, — зазвучал в его голове знакомый голос.

И Игорь остался наедине с зияющей вечным холодом и темнотой бездонной пучиной смерти.

За моим творчеством можете следить в тг-канале по ссылке.

Игорь не помнил, сколько просидел в душном зале придорожной забегаловки «У поста», но проведённого здесь времени оказалось достаточно, чтобы выкурить пачку сигарет, второй у него не оказалось. К счастью, щекастый армянин за барной стойкой, хозяин рыгаловки, достал из-под полы лоток с куревом. «Парламента» не было, пришлось взять пачку каких-то армянских папирос. На вид — полная дрянь, на вкус — тоже, хуже только мерзкий «Перекур», который приходилось стрелять у солдат во время командировки в Чечню.

Телевизор «Изумруд» вещал последние новости. В Буйнакске взрывы, десятки убитых, репортаж из центра событий. Игорю вспомнился стёртый с лица земли Грозный. На снятых им кадрах умирает подстреленный в живот солдатик. Пять секунд — и глаза вчерашнего школьника, ещё не утратившие юношеской искорки, превращаются в мутное стекло.

— Ара, переключи, по-братски, — крикнул Игорь хозяину, и тот незамедлительно исполнил. На MTV новая песня группы «Демо», что-то про солнце.

Из благодарности Игорь заказал второе пиво. Он приложил запотевшую бутылку к горячей щетине и вернулся за столик. Кроме него посетителей немного: парочка дальнобоев, да гаишники с поста неподалёку. Эти пьют сразу крепкое.

Над дверью звякнул колокольчик, и в кафе зашёл новый посетитель. Наконец-то. Игорь призывно махнул рукой, хотя он тут единственный, кто подходит под описание высокого брюнета в потёртых джинсах и рубахе дровосека. К нему спешил седой батюшка из местного монастыря. Хоть его дело и маленькое, но подспудно он чуял, что ввязался в нехорошую историю: то и дело косился на ментов. Те уходят, от них сильно пахнет потом и выпивкой. Подкравшись к Игорю, батюшка сунул ему записку с единственным словом «Где?». На обратной стороне бумаги Игорь черкнул адрес поганой квартирки, которую снял пару дней назад. Наконец то расследование подходит к концу.

С НТВ Игоря уволили в прошлом году, якобы по сокращению. Но на самом деле из-за интрижки с женой главреда. Дура проговорилась спьяну, и планы Игоря подсидеть начальника с треском провалились. Пришлось заняться сольной карьерой, благо кое-какие наработки имелись. С наступлением девяностых убийства разномастных ублюдков стали делом привычным, но то, что происходило в Рязанской области, выбивалось из общей картины. За пару лет несколько десятков трупов, и все убиты выстрелом в сердце одной точно пущенной пулей. Настоящее мастерство.

Местная молва сперва заговорила о таинственных вигилантах из «Белой стрелы», но со временем, когда стало понятно, что бороться с разгулом бандитизма родной власти неинтересно, слухи ушли в мистическое поле. Таинственные убийства связывали то с божьей карой, то с происками нечистой силы, и за глаза безымянного мстителя прозвали «Домовым». Всё потому, что чаще всего бандитов убивали в их же квартирах, да и любит народ верить в героев-одиночек. Местным следователям было наплевать: отстреливают бандиты друг друга — и ладно, среди убитых хороших людей не водилось. Чтобы не портить статистику, глухарей повесили на подвернувшихся под руку мелких сошек, а дела закрыли. Как говорится: готовь дырочку под медаль.

Но Игоря не устраивали простые ответы на сложные вопросы. Он давно вёл собственное расследование, и после увольнения, когда свободного времени стало больше, решился довести дело до конца. Пришлось, конечно, попотеть: то свидетели не хотели разговаривать, то некоторые милиционеры оказались принципиальными. На счастье, Игорь умел находить путь к людским сердцам, да и принципиальность пропадала при появлении грязных зелёных бумажек.

Однако вскоре расследование зашло в тупик. Следы убийцы терялись в полузаброшенном гаражном кооперативе, где он ремонтировал свою BMW. Казалось бы, местные мужики, что вечно торчат в гаражах, скрываясь от жён и домашних хлопот, должны знать друг друга в лицо. Но о таинственном автомеханике, ремонтировавшем машину Домового, вспомнили только то, что он недавно умер. Ни телефона, ни адреса нелюдимого молчальника, никто подсказать не смог.

Казалось, это конец. Скопленные деньги на исходе, а тоненькая ниточка, ведущая к убийце, порвалась. Оставалось додумать финал самому и выпустить расследование в виде детектива в мягкой обложке. Спасла Игоря случайность. Однажды, проверяя захламившийся почтовый ящик, среди спама он нашёл заветную листовку. Казалось бы, пожелтевшая, мятая бумажка с номером телефона и адресом — такие обычно берут у промоутера из вежливости или выгребают из-под дворников автомобиля. Но для Игоря этот обрывок информационного мусора, заполонившего страну после краха социализма, оказался дороже золота.

Трубку взяла мать скончавшегося механика. Оказалось, что его смерти предшествовал долгий, тяжёлый запой, а выпив, он любил излить душу о беспокоящих его переживаниях. Так сначала мать, а затем и Игорь узнали, что забирать машину из сервиса пришёл никто иной, как настоятель местного монастыря. Игумен, видно, и сам был потрясён от свалившейся на его голову благодати, но нескромный подарок принял, даже расписку показал. В благодарность за пожертвование он отрекомендовал загадочному дарителю уйти трудником в один из монастырей Владимирской области.

Конечно же бежал Домовой неспроста. Местные бандиты жаждали разыскать убийцу своих товарищей и даже не брезговали платить следователям областной прокуратуры за поиски. Но Игорь, пройдя по кровавому следу убийцы, был уверен, что таинственный киллер совершенно точно не боялся мести братков — в монастырское заточение его гнало что-то страшнее

Наконец убийца найден. Что делать дальше? Конечно, можно рассказать обо всём ментам и потом написать книгу. Скучно как-то — Игорь привык работать по-другому. Ради красивого кадра он не раз оказывался на волосок от смерти, а вариантов умереть в Чечне было множество. Настоящий драйв — хождение по краю ножа, кровь вскипает от адреналина, стоит немного расслабиться — и уже летишь в пропасть. Ты кожей ощущаешь поток времени: одна секунда, вторая, третья — ты всё ещё жив; четвёртая — справа взрыв, осколок пролетел рядом с виском — будешь ли ты жив ещё через мгновенье? Такого на гражданке нет. Прыгнуть с парашютом или гонять на мотоцикле по МКАДу — это всё детские игры.

Многие возвращались с войны дёргаными наркоманами — Игорь же туда наркоманом приехал. Чтобы чувствовать себя живым, ему необходим адреналин, и с каждым разом нужная доза росла. Во всяком случае именно жаждой драйва Игорь оправдывал своё поведение. Что касается страха смерти, то он уже и не помнил, когда в последний раз боялся по-настоящему. Выжженное поле, дымящиеся руины сгоревшего в огненном шторме прекрасного города — вот всё, что у него осталось в душе после жизни в адреналиновом угаре. Да и последние ниточки, удерживающие в мире живых, давно оборвались; так что в случае чего всё равно никто плакать не будет.  

Через монахов Игорь передал Домовому послание. Хотя тот уже давно заметил, что за ним следят, мог легко убить, но не стал — видимо помешала данная перед Богом клятва и желание поведать миру о том, что он даже на исповеди не рассказывал. В приступе творческого безумия Игорь решил: книга закончится интервью с убийцей. Настоящая мечта гонзо-журналиста. Подстать идее было выбрано и место для интервью.

Временное жильё Игоря ничем не отличалось от соседних квартир, разве что пустые бутылки на полу не валялись. Спать приходилось, расположив спальный мешок на замызганном полу в углу, где почище. Ободранные обои, словно поры героинового наркомана, источали стойкое зловоние. Запах плесени и тухлого старья въелся в эти стены уже давно, в темноте слышалось скребыхание тараканов, грызущих остатки окаменевшего клейстера.

Случалось, конечно, жить в местах и получше. Перед сном всплывали картины Сочинской конференции в 92-м: развязные пьянки, сауна, водка рекой, казино и, конечно же, бывшие валютные проститутки, вдруг ставшие доступными простому рабочему человеку.

Пока сладкие грёзы о былой жизни не сменились горькими мыслями о настоящем, Игорь залпом выпивал мерзавчик коньяка и покрепче зажмуривал глаза. Этот ритуал он проделывал и у себя, в оставшейся после развода холостяцкой берлоге. Если повезёт, то сон придёт быстро, и его не накроют воспоминания о Вадике. Но сегодняшний день был исключением, сегодня нужна трезвая голова.

Игорь курил и время от времени поглядывал на часы. Минуло одиннадцать, улица за треснувшим стеклом погрузилась во мрак и затихла. Даже собаки не смели нарушать благопристойную тишину провинциального городка. После захода солнца жизнь здесь кипела на загаженных кухнях общежитий, стонала многоголосым чудовищем за хилыми стенками, орала пьяными голосами в рюмочных, стыдливо упрятанных в подвалы немногочисленных многоэтажек. В соседней квартире кто-то громко матерился и бил посуду. Казалось, что пьяной мерзости, скотству, разврату и грязи стало тесно в его логове — сейчас оно пробьёт стену и хлынет сюда, к Игорю, накроет его с головой.

Впрочем, Игорь всю жизнь только тем и занимался, что глубже и глубже погружался в дерьмо. Попытки вынырнуть были, остатки инстинкта самосохранения не уничтожимы, но за шажочком к свету следовал прыжок обратно во тьму. Жаль лишь Василису. Она слишком поздно поняла, что спасать Игоря себе дороже, поэтому штамп о расторжении несчастливого брака с пусть и любимым человеком оказался лишь авансом за горький жизненный урок. Потом заплатить пришлось куда больше.

В свете единственного на всю улицу фонаря один за другим замелькали мелкие капельки дождя. Потихоньку морось расходилась, и вскоре по окнам забарабанил ливень. Игорь выбросил в окно недокуренную сигарету и поплотнее захлопнул форточку. Нет, его не беспокоила судьба видавшего виды линолеума, вспучивающегося пузырями от капли воды, просто звук дождя действовал на нервы. Когда Вадика везла скорая тоже шёл ливень.

Наконец в дверь постучали. Коренастый мужик в чёрном спортивном костюме хмуро глядел исподлобья. Ну и страшный же. Лысый, сморщенный, как чернослив, хотя вроде как ровесник Игорю. Взгляд затравленный и злой, ещё и ковыляет едва-едва, как старик. Бровей и ресниц нет — выщипывает, что ли?

Его морщинистая, пожелтевшая культя сжала протянутую в приветствии руку Игоря. Слабовато рукопожатие, ногтей же нет. Неужели месть братков? Точно нет, этого урода многие хотели найти, но получилось только у Игоря.

— Значится, вот кто меня откопал, — ухмыльнулся лысый, располагаясь за столом, — пересекались, кстати.

— Да неужто, — удивился Игорь.

— В Грозном. Вспоминай давай, я на руинах больницы Шевчука лабал на гитаре.

— А-а-а, вспомнил, — на самом деле Игорь не помнил, — «Не стреляй» играл, да?

— Так точно.

— Так с кем имею честь?

— Виктор Евгеньевич Писаренко, 1968 года рождения, — отрапортовал по-военному Виктор, — родился в посёлке Гусь Касимовского района. Тебя я знаю, можешь не представляться.

— А в Рязани тебя прозвали Домовым, — с усмешкой протянул Игорь, — за то, что в дома ловко проникаешь.

— Дебильная кликуха, — осклабился Виктор, — могли и поинтереснее выдумать.

— Сигарету?

Тяжёлый дым растёкся по низкому потолку дрянной квартирки. Тут и там на побелке виднелись метки от затушенных бычков, видимо оставшиеся от прошлых постояльцев. От них же перешли ветхий раскладной стол и пара табуреток — единственная мебель в комнате. В голове у Игоря мелькнуло, что его холостяцкая берлога стремительно становилась похожей на это логово алкоголика. Те же пожелтевшие от сигаретного дыма стены, обшарпанный пол, разве что мебели побольше и плесенью не воняет. Снова упасть в бездну самокопания Игорю не дал лающий кашель Виктора.

— Сто лет не курил, прости Господи, строго у монахов с этим.

— Можем не…

— Забудь. Курение — наименьший из моих грехов.

Виктор, как и все курильщики в завязке, сделал жадную затяжку и, чуть не выкурив сигарету сразу до фильтра, удовлетворённо выпустил плотное облако дыма.

— Уже врубил диктофон?

Игорь неосознанно прикоснулся к приклеенному скотчем к обратной стороне столешницы диктофону. Домовой насквозь что-ли видит?

— Положи диктофон на стол, так звук будет лучше. Можешь хоть тетрадку достать и законспектировать, мне плевать, я и так уже мертвец. Но о моей истории должны узнать все. Усёк?

— Конечно. Я ведь здесь для этого, — Игорь кашлянул, — хорошо, когда человек готов открыться.

— А ты смелый мужик, я бы сказал без башки, раз решил меня отыскать. Не страшно?

— Я же знаю, у кого беру интервью, — Игорь стряхнул сигаретный пепел в банку из-под кофе «Пеле», — если бы ты хотел меня убить, то уже убил бы.

Виктор ничего не ответил, только молча оскалился улыбкой хищника. Игоря покоробило, но не от вида почерневших пеньков, выглядывавших из-за дёсен, а от холодной уверенности его собеседника в своём умении убивать. Казалось, даже утратившее былую мощь тело не помешает Виктору в любую секунду кинуться и разорвать сидящего перед ним журналиста. Однако Игорь был всё ещё жив. Что это? Домовой продолжает свою жестокую игру с неизвестными целями или вправду хочет исповедаться? В любом случае в кобуре под рубашкой Игоря покоился заранее смазанный и заряженный «Макаров».

— В Чечне по контракту служил? — нарушил молчание Игорь.

— Да, из-за денег.

— Деньги, конечно, всегда нужны, но шкурой рисковать?

— Здорово рассуждаешь, — хрипло рассмеялся Виктор. — Узнаю НТВ. А нашему брату что тогда, что сейчас только два пути: в бандиты или на войну, тут как карта ляжет. Сам-то ты как в Чечню загремел?

— Как сказать, — Игорь задумчиво почесал затылок. — Журналистский долг.

— Брешешь. Сочиняешь на ходу.

— Вы, Виктор, проницательный человек, от вас ничего не утаишь, — усмехнулся Игорь.

— Повидал я таких, как ты, — голос Виктора звучал глухо, будто из-под земли. — Самоуверенные, самодовольные, вечно ищете, бежите куда-то. Думаете, всё вокруг фальшивое, скучное, а настоящая жизнь вон там, надо только поднапрячься немного и поймаешь эту, как её, птицу счастья-то. Гоняетесь так всю жизнь, пока не сдохнете в канаве или мозги по стене не разбросает. Как наркоманы, ей Богу.

— Знаешь, спорить не буду, только и сам ты в погоне за длинным рублём в ад угодил.

— А вот тут ты не угадал, журналистишка, — Виктор задумчиво крутил в руках тлеющую сигарету. — Во всём не угадал. В ад я до Чечни угодил, а длинный рубль мне не просто так понадобился.

Игорь отвернулся от насупившегося Виктора, по-стариковски медлительно мявшего бычок. В свете единственной на всю комнату лампочки Ильича глубокие морщины на лице Домового казались похожими на траншеи, вырытые в жёлтой, безжизненной почве. Если бы не пара тёмных, как точки, блестящих глаз, то Виктора можно было принять за хитрую аниматронику. Да и запах от него шёл неживой, как от сырой могильной ямы, даже вонь дешёвого табака не могла это скрыть.

За окном бушевал ливень. Крупные капли дождя, увлекаемые порывами ветра, остервенело барабанили по жестяной крыше дома, ржавым подоконникам, окнам. На опустевшей улице виднелась лишь парочка припозднившихся подростков с чёрными дипломатами в руках, от буйства стихии они спрятались под козырьком подъезда.

Трухлявые деревянные рамы не справлялись с капризами погоды, в многочисленных трещинах выл ветер, собиралась влага. Тоненькой струйкой дождевая вода стекала прямиком на пол, раздражая Игоря звуком противной капели.

От сквозившего по комнате ветра лампочка моталась из стороны в сторону, то потухая, то вновь разгораясь, в тщетных попытках развеять полумрак квартиры. Метавшаяся, как маятник, лампочка и звук падающих в лужу капель превращали комнату в пыточную камеру для Игоря.

— Перед тем как начнём, я тебе, журналист, хочу вопрос один задать, — пробормотал Виктор и кинул смятый бычок в пепельницу. — Ты в чудо веришь? Только честно скажи.

Игорь прищурился и, как следует затянувшись, выдохнул плотную струю дыма. Лёгкие внезапно кольнуло, и он едва не закашлялся, хотя давно курил по пачке в день.

— Нет, не верю, — сказал он прищурившись.

— Я тоже не верил, пока с Маринкой беда не приключилась. В Чечне для неё хотел денег заработать.

— Заболела чем-то, рак?

— Получается и не болела, хотя это только потом выяснилось, — горько усмехнулся Виктор, чиркнув спичкой.

В свете взвившегося над спичкой пламени лицо Виктора приобрело дьявольские черты кровожадного языческого идола, настойчиво требующего всё новых и новых человеческих подношений. Дрожащий огонёк медленно пожирал тонкое тельце спички, оставляя за собой лишь обугленный скелет и запах гари. Огонь быстро докатился до кожистых пальцев Виктора и чуть коснувшись их тут же потух.

— Она на рынке женской одеждой торговала, — тихо начал своей рассказ Виктор, прикуривая новую сигарету. — Сначала думал, что застудилась. Сам знаешь, на рынке ветер будь здоров гуляет, да и людей много, раз плюнуть подхватить какую заразу. Тем более Маринке, она маленькая была, как Дюймовочка, худенькая такая, бледная. Пришла со смены, кашляет. Лечилась сперва сама: мёд, постельный режим, всё такое. Храбрилась, конечно, только видел я что ей только хуже становится.

Как-то раз ночью проснулся воды попить, дома тишина, Марина лежит тихо. Только вдруг так неспокойно стало на душе, будто почувствовал что-то. Свет включил и вижу: Маринка посиневшая лежит, вздохнуть не может, чудом до больницы довёз, ещё бы чуть-чуть — и не откачали бы. Две недели её в лазарете держали. Днём кровью кашляет, ночью задыхается, стонет, плачет от боли. Врачи руками разводили: по анализам всё хорошо, диагноз поставить не можем. Посоветовали клинику в Москве, мол хорошо там лечат, но задорого. А я же тогда только-только с военной академии выпустился денег нема, вот и пришлось в Чечню уехать по контракту, за длинным рублём.

— Слушай, я же знаю, сколько вам за контракт платили, на такие деньги хорошую клинику не найдёшь, — тихо проговорил Игорь.

— А и я не дурак только на зарплату жить, — ответил Виктор. — Знаешь, война дело такое, есть где разгуляться. Тут в первую очередь бабки зарабатываются. Тогда стволы всем были нужны, вот и приторговывал помаленьку. Старался, конечно, чтобы товар подальше от зоны уходил, да всякое бывало. Продашь пацанам из Ставрополя «муху», а потом из неё твою же колонну расстреляют. Кроме того, ещё бизнес был: духам уши отрезали и засушивали. Их потом какие-то извращенцы из Германии покупали. Говорили мол хотим удостовериться, что убитые к гуриям не попадут. Дескать если мусульманин без ушей остался, то в Рай его уже не возьмут. Больные люди в общем. Не подумай, что горжусь, нет. Мерзко, конечно, что так наживался, по сути, ничем не лучше тех, кто в кабинетах сидит.

— Грязные деньги.

— Грязные… Ты когда-нибудь терял близкого человека? Жена, дети у тебя есть? – тут же выпалил Виктор. На его лице читалось раздражение от бестактного комментария.

— Эх. Нет, и никогда не было, — сказал Игорь, стараясь звучать увереннее. — Вечный холостяк.

— Тогда не понять тебе. Когда родному человеку плохо, ты хоть в ад будешь готов спуститься, чтобы ему полегчало. Я и Марина детдомовские, родни не осталось. Лекарства, деньги, врачи — всё сами искали. Только бестолку. Чем только Марину не обследовали чем только не пичкали, а с каждым разом приступы всё дольше и дальше продолжались. Когда совсем худо стало, я подумал, она сама начала крышей ехать. После каждого приступа лежит и шепчет: «Любочка приходила, мучала меня опять». Я Маринку всю жизнь знаю, никаких Любочек у неё среди знакомых не было. Если бы и были, то я после таких выкрутасов на горячую голову приехал бы и спросил как следует.

К тому времени меня комиссовали по ранению. Наш отряд в засаду попал, а я единственный, кто в БТРе не сгорел, чудом просто. Соответственно, и деньги брать стало неоткуда, так что в клинике начали намекать на выписку. Мы даже спорить не стали, да и Маринка просилась, чтобы её домой отвезли. Не хотела в больнице умирать, сдалась она. А я нет. Теперь вот думаю, зря не успокоился. Марина дома одна умирала, пока я маялся.

Виктор замолчал. Сигарета в его пальцах дотлела до фильтра.

— Я хорошо запомнил тот день, когда Любочка и мне показалась, — голос Виктора становился всё тише и тише, пока не перешёл в шёпот. — Ей видимо поглумиться захотелось.

Игорь молча нахмурился и поскрёб щетину.

— Сначала я услыхал, как Марина захрипела, тут же метнулся за мешком амбу и уколами, всего-то в соседнюю комнату, вернулся через минуту и вижу, что на груди у неё сидит кто-то и тонким голоском шепчет, а Маринка объясняет что-то чуть не плача. В темноте не видать, свет ещё выключили, как назло. Тихо, чтобы не спугнуть, я чиркнул спичкой. Пламя задрожало на сквозняке и тут же потухло, но я успел увидеть. Маленькая девочка, годика четыре-пять где-то. Пухленькая такая, светленькая, волосики кудрявые, вроде обычный ребёнок. Спичка потухла, я зажёг сразу несколько и смог рассмотреть получше. В полумраке эта тварь выглядела ещё отвратительнее. Кожа склизкая, бледная, аж вены просвечиваются, рот красный, как кровавый порез. Сидит, ногами болтает, смеётся, весело ей, а глаза стеклянные, как у мертвеца, и смотрят с такой ненавистью, что живые и не умеют так ненавидеть. Встала она вдруг на Маринку и как рассмеётся, как крикнет: «Задушила меня мамка в утробе, вот я теперь у неё дыхалку-то и заберу». Не успел я спохватиться, тварь спичку задула и убежала, только и слышно было топот в темноте.

— Чертовщина какая-то.

— Знаешь, я же раньше верил только в то, что гнуснее человека на Земле нет никакой твари. Но вот оказалось, что нечистая сила такого же мнения о нашем брате.

За окном сверкнула молния. Её отсветы замелькали в уставших от жизни глазах Виктора, от сокрушившего дом грохота грома он даже не дрогнул. Стихия и не думала униматься, ветер настырно штурмовал тонкие стены дома, так и норовя проникнуть внутрь.

Игорь поёжился то ли от гулявшего по полу сквозняка, то ли от рассказа про мавку. Что если все дети, умершие не своей смертью, становятся нечистью? А Вадик? К Игорю он не приходил, но что насчёт Василисы? Вдруг это она страдает от ночных приступов удушья, а Игорь не знает. От тяжёлых мыслей он невольно скривился.

— Оказалось, что чудо искать бесполезно, потому что оно сама тебя находит, — продолжал Виктор. — Только чудо это не хорошее, злое. Знаешь, ведь если что-то плохое и невероятное тебе на голову само сваливается, это ведь тоже чудо, да? Вот такая сволочь на меня и свалилась. На следующее утро я проснулся от телефонного звонка. Звонила какая-то старуха — я сперва думал, что номером ошиблась, пока она не сказала про Маринкины приступы. Веришь, нет, банки от телевизора никогда не заряжал. Но тут слушал и только мог челюсть поддерживать, чтобы не отвалилась. Рассказала мне всю подноготную: где родился, как в детский дом попал, как первый раз с Маринкой поцеловались, как переспали, даже, сука, про её аборт по малолетству сказала. Я уж думал: «Всё, хватит, верю, прекращай», а она не останавливается. Шептала, пока не вывалила обо мне и о Марине всю грязь. Что аборт я её уговорил сделать, что плакала она в тайне, потому что злился я на её слёзы.

Потянулся было за стволом, подумал: раз эта сука всё знает, значит, она и натравила Любочку. Уже прокручивал в голове, как назначу встречу, как приеду, как буду этой суке делать очень-очень больно, пока она Маринку не вылечит. Да только старуха будто прочитала мои мысли. Посмеялась только и сказала: «Пуля там единственная, и то для тебя, если не будешь слушаться. К жене твоей мавка привязалась, так что времени у неё мало. Если будешь слушаться, то мавку изгоню, и Маринка твоя будет лучше прежней». Я после разговора пистолет осмотрел — и правда, магазин пустой, единственная пуля в стволе.

— Волшебница получается, — невольно усмехнулся Игорь.

— Смеёшься, а мне не до шуток было. Маринка только лежать могла, дышала и то с кислородным баллоном. Кормил её с ложечки, в туалет и то на руках носить приходилось. Говорила мне: «Умираю я, а страдаешь ты, потому что жалеешь. Только не надо мне твоей жалости, за свои грехи ведь страдаю. Отпусти меня с миром и живи дальше, на мне свет клином не сошёлся». Но ни хрена подобного, сдаваться я не умею.

— И ты послушал старуху? — спросил Игорь, едва подавляя нервный смешок.

— К тому моменту мы уже всё перепробовали: молились, в церковь ходили каждый день, только Бог не помог. Не он же ту колдунью подослал. Решил я тогда, что грехов и так у меня на душе много, пусть будет ещё, зато Марина поживёт.