Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 502 поста 38 912 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
182

Раз, два, три... четыре как

Раз

Андрей ехал на велосипеде и в какой-то момент отпустил руль, расправив руки, как будто хотел обхватить весь мир. В лицо бил встречный тёплый воздух. Хотелось кричать от счастья. До речки оставалось метров сто, и он уже был в предвкушении нырнуть первым с крутого обрыва в водную прохладу. И тут в глаз прилетела мошка, ноги на педалях дрогнули и на всей скорости он сделал кульбит вперёд. Левая ручка руля, точнёхонько, угодила в центр груди, в солнечное сплетение.

Дыхание спёрло, и он не мог вдохнуть, адская боль разрывала грудь. Корчась на земле, Андрей шипел, не в силах сделать вдох. Рядом уже скидывали велики друзья, отставшие от него и теперь бледные от страха, суетились вокруг, не зная, что делать.

— УУУУУфффф! — наконец-то жадно глотнул воздух, Андрей. Лицо раскраснелось, пострадавший глаз слезился от жжения, грудак болел несусветно, ещё и коленки все раскровились, но почему-то было такое чувство, что произошло чудо. И он должен был умереть сегодня, но кто-то дал ему второй шанс.


Два

Бабушка попросила наколоть дрова, и Андрей взялся за это дело с пионерским энтузиазмом. Конечно же, ему двенадцать лет, практически взрослый и столь ответственное задание досталось пионеру, которому только вчера навязали галстук. Острый колун разбивал поленья с одного маху, ловко и ладно получалось, ещё бы, богатырской силой дышало молодое тело.

— Ой, молодец… какой же ты сильный… ах Андрюша – золотце ты моё! — каждый раз звучала похвала от бабули, которая пересекала двор, то с пшеном для цыплят, то с молодой травкой для гусят, то, просто, с ведром заваренного комбикорма для поросят.

И вот, в очередной раз делая резкий взмах, Андрей почувствовал лёгкость и невесомость инструмента. С удивлением он посмотрел на пустую рукоятку, после чего, открыв рот, поднял голову вверх. Колун, слетев с топорища, устроил карусель в воздухе. Лезвие – обух, лезвие – обух, лезвие – обух. И наконец, сделав последнее вращательное движение, кусок железа приземлился ровно в лоб… тупым концом. Мальчика вырубило на минут двадцать, доведя бабку чуть ли не до инфаркта, рубка дров на сегодня закончилась.

Три

Он разогнал мотоцикл до рекордной скорости – 160 км показывал спидометр. Наверно ещё никогда эта старая «Ява», со дня своего изготовления, не гнала так быстро. Андрей чувствовал величие этого момента, вот прямо он представил, как с ироничной улыбкой, как бы невзначай, расскажет пацанам во дворе, про сей факт. И тут не важно, поверят ли парни, но вот сам-то он лицезрел это собственными глазами. Адреналин закипал в крови, а сердце бухало в унисон с рёвом двигателя.

— Ааааааа! — заорал от счастья, увидев, как стрелка перевалила 170 и подкралась к цифре 180, конечной на приборе. Встречный ветер сносил с сиденья, но молодые руки крепко вцепились в гашетки.

Тут в асфальте промелькнул гигантский провал, и что-либо сделать уже он не успевал. Колесо ткнулось в яму, и мотоцикл полетел, вращаясь, в одну сторону, а Андрей, как снаряд, продолжил полёт в одиночестве, за обочину. Стоящие вдоль дороги кусты приняли молодое тело, ломая свои ветки и кости человека.

Печальный итог: десяток переломов, вывихов, порезов, металлический хлам и пол куба наломанной древесины. Андрей выжил, внутренне удивляясь этому факту.

Четыре

Практика. Андрея послали в качестве стажера на строительство новой школы. Было немного обидно начинать со штукатура, но и эту специальность надо было освоить на пути к профессии каменщика. Во время перекура, он и ещё две девушки забрались на крышу, чтобы под лучами тёплого, летнего солнца пообедать кефиром с пирожками. Там, под девичий гогот, он чувствовал себя героем дня. То ловко сальто покажет, то на голову встанет, то хватанёт кого-нибудь в объятия, оторвет от земли и как пёрышко крутанёт вокруг себя. В глазах красавиц он читал восхищение и обожание, подогревающие тестостерон.

— А сейчас, уважаемая публика, я покажу трюк этого дня! — и, подойдя к краю крыши, он заговорщески подмигнул девушкам.

— Не надо… — кто-то из зрителей неуверенно подал протест.

— Надо! Алле оп! — Андрей резко перевернулся и встал на руки на каменную окантовку края крыши. Почти сразу плечо дёрнулось, и парнишка полетел вниз, под женские визги и крики.

На всей строительной площадке только единственное место было, куда выложили пачку матов стекловаты, в количестве десяти штук, и именно туда угодил Андрей, подняв над собой облако пыли и мелкой стекольной взвеси. Он лежал на спине и смотрел на небо, поражаясь яркой синеве. На этот раз пришлось почти полгода пролежать в больнице, и опять чудом выжил…

****

Надо же, как приспичило «по-большому», почти на последнем усилии воли, Андрей добежал до общественного туалета и уединился в кабине. Просто повезло, что сегодня был открыт «нужник» - в последнее время, в этот час, очень часто висела табличка «санобработка». Так уж сложилось, регулярно, изо дня в день, он добирался в метро до дома, с работы, и на этой станции он перескакивал в другой поезд.

И когда уже неприятное дело было почти сделано, он увидел в щель двери, как вошёл мужчина кавказкой внешности. Тот снял куртку и вытащил из спортивной сумки связку пачек, соединенных между собой проволокой. Внимательно обследовав содержимое, он достал электронный датчик и подсоединил весь этот набор друг к другу. Не надо было иметь семи пядей, чтобы догадаться, что тут происходит. Андрей затаил дыхание, боясь выдать своё присутствие. Кавказец водрузил всё это тикающее добро на себя, после чего откинул в сторону сумку и вышёл из туалета, наружу.

— Блять… какая жесть… — зашептал Андрей, после чего натянул штаны, и выскочил из кабинки.

Минуты две понадобилось, чтобы в толпе снующих увидеть этого типа с бомбой, Андрей пристроился за ним, быстро соображая, что надо что-то сделать, но страх окутывал сознание с каждой секундой. В голове мелькнули воспоминания, когда он висел на краю пропасти и с божьей помощью удалось избежать изрядное количество собственных смертей. И вот, опять…

— Мужчина, с вами всё нормально? — рядом стоял полицейский, озабоченно поглядывая на Андрея. — Вы взмокли, может Скорую вызвать?..

Вот, решающий момент! Надо только рассказать, что произошло в туалете, и показать на кавказца, возможно, террорист приведёт в действие свой динамит, а возможно не успеет… Но как бы то ни было, риск погибнуть сегодня возрос в арифметической прогрессии. — Мужчина… тот мужчина… нет… всё хорошо, мне надо на свежий воздух.

Андрей отвернулся и пошёл на выход из станции, под скрип тормозов приближающегося пассажирского транспорта.

Через пятнадцать минут прозвучал взрыв в одном из вагонов метро, и почти двести человек погибли в один миг. На этот раз Андрей остался целым и невредимым, без единой царапины. Он сидел в кафе у столика, в руках дрожала чашка горячего капучино.


****

— Я его четыре раза вытаскивал с твоих объятий и вёл к этому значимому дню. Ведь только он мог всё повернуть в правильное русло, а Андрей дрогнул в последний момент…

Две тени зависли в сумеречной зоне и вели разговор между собой, вокруг мир замер в плаче, оплакивая погибших.

— Дурень ты старый… всё ещё веришь в них… а эти жалкие людишки давно от тебя отвернулись! Ладно, Даниил, некогда с тобой тут лясы точить, пойду сортировать эти новые души, а то ещё в Персии надо поработать немного…

*** *

Пять

Через пару месяцев Андрей плохо себя почувствовал и слёг в больницу, там ему продиагностировали рак четвёртой стадии, невесть откуда взявшийся. На этот раз шансы на спасение были исчерпаны…

Показать полностью
104

Кадыкчан. Часть 1

Эксклюзивная конкурсная история для ютуб-канала "Wendigo - Страшные истории".

Аннотация:

Ира и Матвей — пара сталкеров, которая любит бродить по заброшенным местам в поиске острых ощущений. И в один день они получают наводку на заброшенный поселок Кадыкчан, история которого обросла странными легендами. Но главная из них — рог Калипсо, которая жаждет, чтобы ее согрели…

***

Около девяти утра Матвей сидел за компьютером, смотрел в интернете статистику последнего выпуска, который сделал вместе со своей девушкой.

— Вставай уже, — услышав, как завозилась на большом диване Ира, Матвей подал голос, — нам написать скоро должны.

— Лишь бы хоть что-то стоящее попалось, — девушка протяжно зевнула и присела на диване, встряхнув растрепанными волосами.

Уже около года пара занималась съемкой заброшенных мест, окутанных таинственными легендами и небылицами. Но, как оказалось, все эти небылицы были притянуты за уши, от чего двоим приходилось искусственно создавать напряжение в своих роликах. Где-то лишний раз попросить друга скрипнуть старой половицей или максимально отыграть «испуг». Естественно, все сопровождалось жуткими звуками и нагнетающей атмосферой. Но последнее время их локации настолько истощились и обмельчали, что жути больше нагонялось при просмотре собственных роликов, нежели при посещении места лично. Да и аудитория стала давать вялый отклик. Эта наигранность порядком надоела и паре, что Матвей и Ира уже отчаялись найти действительно стоящее для съемок место.

Умывшись и сделав две кружки кофе, Ира присоединилась к Матвею, он читал отзывы о последнем их ролике, где они побывали в заброшенной больнице — в детском отделении они находили необычные вещи. Начиная от старых, потрепанных кукол, которых они сами туда принесли и подвесили в разных уголках для контента, заканчивая запиской, которая кончиком торчала из бреши в стене. Записку он на видео зачитал вслух.

«Дед Мороз, я вел себя хорашо. Правда-правда. Прашу, сделай, чтобы этот злой доктор больше не делал так с мной. Это больна»

— Некоторые не верят, что записка настоящая, — хмыкнул Матвей.

— Честно? Я и сама бы не поверила, — Ира закатила глаза, — все уже давно понимают, на чем строится подобный контент. Начинаю чувствовать себя идиоткой, которой приходится орать от собственных вздохов.

В голову девушки закрадывались мысли, что и зрители прекрасно чувствуют ее отторжение к собственному делу. Да только ничего поделать не могла. Выгорание? Или как оно там называется…

— Это регресс, — сказал Матвей, на что Ира кивнула, — ниче, норм все будет, сегодня этот Игорек обещал скинуть координаты, сказал, такой контент будет! О, а вот и он, похоже.

— Ну, давай, что он там нашел… очередная заброшка с «призраками»? — девушка скептично цыкнула.

Матвей открыл письмо и подался чуть назад.

— Нет, не Игорь, — с сомнением сказал Матвей, открыв письмо.

«Хотите контента? Знаю одно место, там есть, что поснимать. Да и не только. Слышали чего о роге Калипсо?» — гласил текст сообщения от ноунейма, — «езжайте в Кадыкчан, в местный профилакторий»

— Не понял, — сказал Матвей, — это же почти шестьсот километров отсюда, если не ошибаюсь. Да и поселок весь заброшенный, че там делать? Какой еще рог?

Матвей отправил ответное письмо с вопросом о точном адресе. Ответ пришел на удивление быстро.

«Сами поймете» 

Матвей попросил уточнить, но больше ответов от загадочного адресата не получил.

— И как это понимать? — буркнула Ира, — пробей этот Кадыкчан. Его уже наверняка вдоль и поперек снимали. И смысл нам тогда туда тащиться? В такую даль.

На удивление, поиски информации по названному месту оказались не такими однозначными, как посчитала Ира. Это был заброшенный поселок, вот уже как несколько лет имеющий население «0 человек». В официальных источниках была информация лишь о том, что местные воды пришли в негодность из-за выброса химических веществ с предприятия соседнего поселка. Жителей эвакуировали в близлежащие города, а поселок очень быстро опустел. Ну, и конечно, вся эта история с годами начала обрастать легендами и небылицами, к которым притянули проклятый «рог Калипсо». Мол, не в химических веществах дело, а в злобном духе, что проживает в местной воде и тянет к себе несчастных.

— Известные, бабские байки о злых призраках, — подытожила Ира, — но странно, конечно, что оттуда мало видео. Как думаешь, почему? Чоперы или медведи?

— Тухляк там потому что, вот и видео нет. Где Игорёк то?

Ответа ждать долго не пришлось, письмо от Игоря пришло довольно скоро, и в нем он извинился и сообщил, что произошла накладка, а адрес он назовет позже.

По вечернему энтузиазму минувшего дня Матвей понял, что разгорался азартом Игорь по одной простой причине.

— Ага, на трезвую голову уже не кажется все так просто, — хмыкнул Матвей и закрыл вкладку с письмом.

Он снова посмотрел на карте заброшенный поселок, обратился к девушке.

— Ну че, глянем Кадыкчан?

— А нам терять особо и нечего. Вся наша область вдоль и поперек изъезжена, при чем нами же. А тут хоть что-то новое, — задумалась Ира, — только оборудование зарядить нормально надо, а не как в прошлый раз.

— Ну, так, а кто не зарядил-то? — Матвей прищурился, вздохнул и отмахнулся, — давай завтрак готовь, да собираться будем.

Сдержавшись от желания поддеть парня, Ира пошла на кухню. Конечно, они оба скептично отнеслись к данному предложению о заброшенном поселке, но в виду недостатка контента стоило довольствоваться и этим.

Пара позавтракала, приняла душ и засобиралась в дорогу. Камеры заряжены, батарейки в фонариках заменены. Вот в принципе с таким скромным грузом они и собрались ехать. Взяли, конечно, еще травматический пистолет Матвея и пару перцовых баллончиков. Мало ли, медведи.

Погрузив все необходимое в серый ВАЗ 2110, расселись по местам, Матвей провернул ключ зажигания, двигатель молчал. Чертова клемма на стартере.

— Опять? — Ира закатила глаза и упрекнула, — у тебя несколько дней было в сервис заехать.

Матвей ничего не ответил, открыл капот и поправил слетевшую клемму. Потерпит сервис, поправить клемму, ничего сложного нет, главное — проблема известна. Изначально долго пришлось разбираться, а оказалось все куда проще — просто клемму не видно за патрубком системы охлаждения.

Грохнул капот, Матвей вернулся в машину и на этот раз она уже послушно завелась.

Выдвинулись из города только через час, пока еще заехали в магазин за продуктами и водой, а так же на заправку.

Дорога предстояла долгая, а посему Ира выбрала именно это время, чтобы углубиться в историю и странные случаи в этом поселке.

— Ну, смотри, история поселка далека от обычных страшилок. Как оказалось, здесь даже произошел взрыв на угольной шахте. Да, можно списать все на риски обрушения породы, от чего и стали эвакуировать население… это даже было на слуху от жителей. Но в дальнейшем теория начала разветвляться. Некоторые даже считали, что в этой шахте разрыли источник ядовитых испарений. Но поскольку рыли не глубоко, даже о существенном выбросе метана речи не идет. Так же многие источники говорят об отравлении местных вод. Но на этом моменте появляется существенная странность — не было падежа скота. Если бы воды были отравлены, то скот тоже дох. А тут… и коровы целы, и овцы сыты. Только люди и погибали, — подытожила Ира, — что думаешь?

— Что не зря воду с собой взяли, — выслушав Иру, сказал Матвей, — по профилакторию нарыла чего?

— Да, отзывы посетителей, — Ира отпустила смешок, цитируя один из комментариев о профилактории, — говорят, что персонал не домогает, свежий воздух и окна всегда открыты. В общем, красота… глядишь, отдохнем с тобой, да оздоровимся.

Матвей шутку, видимо, не особо оценил и лишь окинул Иру скептичным взглядом.

— Ладно, если серьезно, то база очень даже интересная. К тому же, поселок поделен на условные части «нового» и «старого» Кадыкчана. И как раз в новом находится этот профилакторий. Но меня не отпускает мысль посетить старый Кадыкчан… где была сама шахта. Даже кликбейт сильнее будет. Сам подумай — «что на самом деле раскопали шахтеры Кадыкчана?» Ну, куда интереснее, нежели этот… — Ира поморщила нос, хмыкнув, — профилакторий.

— Так в профилакторий, как суслик тот посоветовал, или в шахту? Про нее он и слова не сказал.

— Давай через шахту проедем, а? Ну, хоть посмотрим, что там от нее осталось. А потом сразу в профилакторий. Это не так и далеко, — размышляла Ира.

— Окей.

Они продолжили путь, Ира рассказывала мелкие подробности о группе шахтеров из шести человек, которые и погибли при взрыве в шахте, после чего население поселка начало стремительно уменьшаться. Нарыла где-то байку о седьмом шахтере, чей призрак по сей день обитает в каком-то из домов поселка.

— Говорят, с работы как есть вернулся в тот день, весь грязный, в спецовке и с киркой. Ей свою семью и соседку, что гостила, на тот свет отправил. Сына соседки и брата своего, сидельца беглого, в ванной утопил. И здесь снова прослеживается странная система. С женщинами он разобрался кровожадно, не скупился марать руки и все вокруг. А мужчин лишь утопил, без лишних побоев. И кстати, именно среди мужчин было больше странных смертей. Вплоть до того, что кто-то кружкой чая поперхнулся.

— Ну и ну, — Матвей задумчиво смотрел на дорогу, — а че дальше с этим шахтером было? И ладно бабы, брата он своего как осилил? Не на слуху, что у сидельцев опыт некий в выживании есть, особенно у беглых.

— Да ничего хорошего. По горячим следам нашли уже у местного водоема. Говорят, что сам утопиться хотел, но его успели повязать. Уже на допросе поняли, что мужик абсолютно невменяем и отправили на принудительное лечение. А как он смог осилить своего брата — никто не знает. В агонии был, наверно, — пожала плечами Ира.

— Ну хз, — Матвей почесал под ухом, одной рукой удерживая руль, — какие только байки не придумают.

Дорога заняла больше четырех часов, и ближе к вечеру они уже съехали с трассы в сторону поселка. Прежде чем они свернули, мимо проезжающая по встречной полосе фура громко посигналила, но пара этому значения не придала.

Кадыкчан встретил их холодным, удушливым и безразличным молчанием. Несмотря на пустые улицы и дороги, Матвей сбавил скорость и вместе с Ирой осматривался среди домов, которые смотрели на них пустыми, безглазыми проемами.

Прежде чем повернуть в сторону Старого Кадыкчана, они заметили на углу большую, довольно свежую надпись баллончиком, которую сопровождала жирная стрелка, направленная в обратную сторону:

«Уезжайте» 

Они поехали дальше, а на одном из домов заметили уже другие граффити:

«На дне ЕЙ очень холодно. Но ты ЕЕ согреешь?»

«Сделай последний глоток жизни»

«Рай на земле» — слово рай у этой надписи было грубо перечеркнуто, а сверху приписано «Навь».

— Умеют они жути нагнать, — Ира пусть и не показывала вида, но прочтение подобных строк принесло ей необъяснимый дискомфорт. Она ведь и сама писала подобные надписи на заброшках, наверняка и эти были сделаны подобными любителями экстрима. Но факт оставался фактом — Ире стало не по себе.

Дабы отвлечься от ненужных мыслей, девушка достала камеру и начала снимать все происходящее, делая акцент на граффити. Просила Матвея не ругаться, когда они то одним, то другим колесом проваливались в небольшие ямы на дороге — безрезультатно. Сама ненужные слова вырежет из видео, не в первой.

Близко к шахте даже не удалось подобраться. Дорога была настолько разрушена, что проедут они чуть дальше — и о машине можно забыть. Для очистки совести прогулялись недолго пешком, но вид издалека дал понять, что к шахте они и близко не подберутся даже пешком. Было решено вернуться и ехать к профилакторию.

Едва завидев машину, Матвей сразу сорвался на бег и бешено выругался.

— Это бл че за херня!? — он осмотрелся по сторонам, но тишину прерывала только семенящая следом за ним Ира с камерой, — где ты, сука?

Ира уже нагнала Матвея, а объектив камеры уловил выцарапанную надпись на капоте:

«Согрей меня, Матвей»

— Какого… — Ира даже опустила камеру и остановила запись, — сука, это наверняка тот утырок, который выслал нам координаты! Угарать вздумал.

Довод был логичный. Больше некому знать имя парня. А думать о том, что они здесь никого не видели поблизости — не хотелось.

Матвей стряхнул с капота лохмотья облупившейся краски, сел в машину и рявкнул Ире.

— Залезай! — когда он уже развернулся на дороге, лицо его было красным от злости, — я его в этом профилактории живьем закопаю, сука.

До профилактория они добрались быстро, остановились на дороге у главного входа. Проверили наличие перцовок, Матвей достал из бардачка свой травмат, и они вышли из машины.

Парень еще раз осмотрел машину.

— В том году же красил! — Матвей опустил руки, повернулся к пустым проемам окон профилактория, — слышишь, сука? Все до копейки мне вернешь!

— Матвей, угомонись, — Ира шикнула на парня, осматриваясь по сторонам, — откуда мы знаем, сколько их здесь? Травмат может и не помочь. Не создавай шума.

Прислушавшись к доводам девушки, Матвей перестал шуметь.

— Ладно, пойдем, глянем, кто там прячется, и сколько их, — в последний раз осмотрев капот своей машины, он вместе с девушкой пошел в профилакторий.

С самого порога помещение встретило их запахом затхлости и сырости. Они осмотрелись у разваленной стойки, здесь еще было довольно светло, так что фонарики не требовались. Повсюду в полу были видны неглубокие ямы, а с потолка, четко над этими ямами свисали небольшие сталактиты, с которых капала вода. Повсюду на стенах красовались разные граффити, большинство из них не имело в себе никакой смысловой нагрузки, а некоторые так и вовсе были не на русском языке.

— Матвей, может, уйдем отсюда? — эти капли, монотонно падающие на пол заброшки, начинали напрягать Иру.

Она была не из пугливых, а подобная атмосфера всегда лишь распаляла ее, но сейчас девушка чувствовала необъяснимую опасность. Будто все вокруг было враждебным.

— Вдруг, в воде и правда примеси? Она здесь повсюду, а я не хочу подцепить какую-нибудь инфекцию, — поежилась Ира, исподлобья осматривая сталактиты.

Выслушав Иру, Матвей лишь скупо посмеялся.

— Че, хочешь свалить прямо из холла, только эти сосульки увидела? Конечно, не тебе же машину изуродовали, — фыркнул Матвей, — яйца в кулак, и камеру уже включай! Может, че интересного снимешь, пока я этого, или этих выродков не найду. Пошли в левое крыло.

Пройдя мимо небольшой ямы в полу, куда падали капли сверху, Матвей пошел в указанном направлении.

Понимая, что диктовать условия в данный момент она не может, Ира направилась следом за парнем, включив камеру. Съемка хоть отвлечет немного.

— Сейчас мы находимся в главном холле профилактория… — девушка начала последовательный рассказ об истории этого места, добавляя детали из местных баек.

— А самая интересная версия, — подал голос Матвей, когда они подошли к месту, где под одним из сталактитов скопилась большая лужа, — что здесь отравлена вода.

Парень повернулся лицом на камеру — Ира сосредоточила на нем фокус и едва не запнулась, когда Матвей протянул руку в сторону капель. Пара грязных капель попали ему на ладонь, но этого парню было мало, что он опустился на корточки и запустил руку в лужу.

Проходит несколько мгновений, за которые сердцебиение Иры едва ли не удваивается, а Матвей спокойно выпрямляется в спине и обтирает сырую руку об джинсы.

— Естественно, это все лишь слухи, — продолжил Матвей и проследовал дальше.

Еще пару минут они медленно продвигались по левому крылу, но парень вдруг резко остановился. Ира встала, как вкопанная, когда Матвей схватился за грудь и отошел к обшарпанной стене, начав жадно хватать воздух ртом.

Девушка едва не бросила камеру, подорвавшись к парню, который начинал задыхаться и медленно оседать на пол под треск слоя сухой краски, которая отслаивалась от стен.

— Матвей! Матвей! — Ира совсем растерялась, не понимая, как можно помочь парню.

Она уже едва не кричала, когда парень трясся всем телом, закатывая глаза.

Но вдруг он обмяк, Ира еще громче вскрикнула и Матвей, открыв глаза, посмотрел прямо в камеру, прохрипев.

— Я-я седьмой шахтер. Я пришел из Нави, чтобы вас забрать, — парень поднялся на ноги, громко прохрустев шеей, когда Ира от него отпрянула, — вам не покинуть Кадыкчан…

И с этими словами, неестественно дергаясь, он пошел прямо на Иру.

Лицо девушки мгновенно переменилось и сделалось озлобленным.

— Идиот… — рявкнула она и пихнула Матвея в грудь, — какой же ты идиот!

Будучи на нервах, девушка обижено колотила парня, который уже заливался смехом, попутно прикрываясь от шквала гневных ударов Иры.

— Ты придурок, Матвей! Я же испугалась за тебя, — она отстранилась от все еще хохочущего Матвея и отвернулась, стараясь не показывать слез. В тот момент ей было страшно за парня, как никогда, а этот идиот решил шутки шутить.

— Да че ты жлобишь? — все еще посмеиваясь спросил Матвей, — ни в какие легенды не верила, а тут вдруг поверила. Я думал, ты меня сразу мутузить начнешь, а ты концерт целый устроила.

— Это ты тут концерт устроил, — буркнула Ира и, пройдя вперед, продолжила исследовать местность, лишь бы закончить эту нелепую сцену, — пошли уже.

— Ладно, пошли, прогуляемся, снимай тут все, и домой поедем.

Из левого крыла профилактория они прошли в правое, но и там ничего стоящего они не увидели, кроме все тех же маленьких сталактитов, с которых на пол падали капли воды. Ира вышла из очередного кабинета, а Матвей ненадолго в нем задержался. Осмотревшись среди кипы бумаг на полу, он пригнулся и начал рассматривать их. Он что-то слышал, похожее на слабый рингтон.

— Матвей! — отозвалась Ира из коридора.

Но Матвей не ответил. Он смотрел бумаги, чернила на которых совсем отсырели от влаги, и больше на них ничего невозможно было прочитать. Он разворошил кипу бумаг и увидел там старый телефон, маленькую розовую раскладушку. Он раскрыл телефон, приложил к уху и спросил.

— Але? Кто это? — спросил Матвей, но на том конце провода слышалось лишь неразборчивое шипение и звуки, напоминающие морской бриз, шум волн, — слышит меня кто?

Он поднялся на ноги, подумал про себя «Какой же бред, она же совсем старая, как заряд сохранился?». На этих мыслях Матвей чертыхнулся, бросил раскладушку и вышел из кабинета, где его в коридоре чуть не сшибла Ира.

— Что такое? — спросил раздраженный Матвей.

— Отвечать надо, хватит уже шуток, — не на шутку вспылила Ира.

— Ладно, пойдем, второй этаж снимем и домой, ничего тут интересного, — сказал Матвей.

Они повернулись в сторону холла, там, где слева был выход, а справа лестница в подвал, стояла девочка в джинсовом костюме, а за руку она держала мальчишку во фланелевых штанах и черном пуховике.

— Ты это тоже видишь? — сглотнул Матвей.

Ира напряглась, всмотрелась вдаль.

— Вижу, что? — девушка даже прищурилась и говорила шепотом, боясь спугнуть то, о чем говорил Матвей, — что ты увидел?

— Ты девку с пацаном не видела? Вон, только что направо убежали, в подвал, вроде, — истерично тыкал пальцем Матвей.

— Нет, — Ира медленно помотала головой, — тебе не показалось? Или опять твои шуточки?

— Идем, — Матвей пошел вперед, зазывая за собой Иру.

Они обошли весь второй этаж, но там они не нашли ничего интересного, кроме заброшенных кабинетов с облупившимися стенами. Тогда, спустившись в холл, Матвей молча направился в подвал, но Ира его остановила.

— Травмат хотя бы приготовь, Матвей, — сказала Ира, понимая, что парня отговорить точно не получится, — и осторожнее.

Ухмыльнувшись, Матвей продемонстрировал Ире пистолет, и она пошла за ним. Они спустились на два пролета вниз, выйдя в подвал с водопроводными коммуникациями. Ира шла следом за парнем, а он, светя фонариком, озирался по сторонам. В этом подвале повсюду на пол падали капли воды сверху, Ира на всякий случай надела капюшон ветровки.

Когда двое скрылись в темноте подвала, сверху, откуда они пришли, с правого крыла послышались тихие, шаркающие шаги. Некто шел, прихрамывая, и что-то за собой волок, от чего по полу раздавался скрежет…

Кадыкчан. Часть 1
Показать полностью 1
56

Некуда бежать. Глава 2. Окончание

Ссылка на предыдущие главы:

Настойчивая, режущая ухо трель будильника, вырывает его из сна без сновидений. Виктор спит чутко — пережитки военных лет дают о себе знать. Глаза открываются сразу же, а рука тянется к смартфону, спеша заглушить раздражающее пиликание. Выключив сигнал, Виктор поднимается с дивана. Быстро, по-солдатски одевается в неброский спортивный костюм. Бросает короткий взгляд в большое окно. За стеклом закатное солнце окрашивает улицу вечерним багрянцем. Пора приступать к работе.

Виктор пружинистым шагом пересекает комнату, туфли дожидаются его в прихожей перед входной дверью. Компанию блестящим красавцам составляют сильно поношенные кроссовки на толстой мягкой подошве. На них и падает сейчас выбор. Зашнуровав обувь, Виктор выходит во двор своего небольшого дома. На подъездной дорожке, под навесом, стоит его верная «Тойота». Минуту спустя включается двигатель, автоматические ворота открываются без единого скрипа. Виктор выезжает на улицу, включает фары и направляется к дому Сидяевых. Ему хочется побыстрее закончить дело.

Не доезжая несколько домов до нужного, Виктор останавливает машину на обочине. Закуривает, лезет в бардачок. Там, под листом страхования ОСАГО, лежит «ПБ» – бесшумный пистолет с интегрированным массивным глушителем. Советская разработка шестидесятых годов прошлого века, предназначавшаяся для вооружения армейских разведывательных групп, а так же персонала канувшего в лету КГБ. Виктор купил его лет пятнадцать назад, через бывшего военного приятеля, который после войны в Чечне быстро и круто поднялся по карьерной лестнице. Чистое оружие без серийного заводского номера. Восьмизарядный магазин под патроны пистолета Макарова делает эту машинку простой и дешевой в эксплуатации. И очень надежной, чему Виктор придает особое значение.

Он достает пистолет, кладет на колени. Щелчком отправляет окурок в открытое окно, закуривает вторую сигарету. Кашляет, прикрыв рот кулаком. Докуривает в несколько глубоких затяжек, одна рука ложиться на рукоять оружия, а пальцы второй тянут за ручку открывания двери. Виктор выходит из машины, засовывает пистолет в карман, озирается. На улице никого нет. Вечер воскресенья сельские жители предпочитают проводить дома.

Виктор шагает вдоль дороги, его кроссовки оставляют в придорожной пыли нечеткие, размытые следы, которые тотчас же сглаживает октябрьский ветер. По обе стороны виднеются дома: где-то старые покосившиеся избы, где-то современные хоромы. Цель Виктора же прячется за высоким забором, к которому он сейчас и подходит. Нечего было думать, чтобы перелезть через такое ограждение, да и через парадный вход хозяева вряд ли пустят незваного гостя.

Сумерки сгущаются, и в соседних домах загораются окна. Первый этаж коттеджа Сидяевых скрыт от глаз Виктора, но второй остается темным, будто нежилым. Может случиться, что хозяев просто-напросто нет дома. И куда они ушли, или уехали? И надолго ли? Виктор тихо ругается под нос. Ему очень не хочется откладывать работу на потом.

В одном конце улицы слышится шум мотора. Виктор прижимается спиной к забору, замирает, почти растворившись в густой тени. Мимо проезжает машина, мигает на прощание стоп сигналами и скрывается за поворотом. На улицу вновь опускается вечерняя тишина, лишь где-то вдалеке лает собака. Виктор закуривает, пряча огонек сигареты в ладони. Придется ждать, думается ему, хотя бы до полуночи. Но перед этим нужно убедиться наверняка, что дом пуст.

Виктор размахивается и бьет кулаком по тонкой ограде. Лист металла возмущенно звенит и гудит, вибрируя. Звук становится все тише и тише, пока не затухает окончательно. Ничего. Ни шагов, ни голосов. Дома определенно никого нет. Виктор достает смартфон, на секунду зажигает экран, бросает взгляд на часы. Половина седьмого. Быстро темнеет, через полчаса ночь надежно скроет его от посторонних глаз. Если таковые и появятся на этой глухой улице.

Полпачки сигарет спустя, Виктор вновь ловит краем уха звук приближающегося автомобиля. По неровному асфальту прыгают блики фар, и из темноты выползает большой белый внедорожник. Проезжает мимо Виктора и сворачивает к воротам дома. Открывается водительская дверь, и в конусе света появляется мужчина. Виктор достает пистолет и начинает красться вдоль забора, пока хозяин дома гремит связкой ключей, открывая ворота. Виктор замирает за несколько шагов от бока машины, стараясь не попасть в область видимости зеркала заднего вида. Водительская дверь все еще открыта, и он четко видит на переднем пассажирском сиденье женский силуэт, освещенный мягким светом салонного светильника.

«Вот все и в сборе», – думает Виктор, наблюдая как Сидяев возвращается за руль.

Дверь машины закрывается, и Виктор приходит в движение. За мгновение преодолевает расстояние до автомобиля, тянет на себя ручку задней двери. Еще секунда — и он уже в салоне. Сидяев начинает поворачивать голову, желая посмотреть на того, кто посмел вторгнуться сюда без приглашения, и упирается щекой в холодный ствол пистолета.

– Тихо сидим, – говорит Виктор. – Даже и не пытайся рыпнуться или заорать, шмара. Отстрелю ему башку нахер.

Сидяева, побелевшая лицом, застывает в полоборота, из приоткрытого рта не вырывается ни звука. Глаза женщины делаются неестественно большими, придавая ее лицу комичное и глупое выражение.

– Зачем... – начинает было ее муж, но тут же получает тычок стволом в зубы.

– Я вроде бы сказал молчать, – от спокойного голоса Виктора по спинам супругов бегут мурашки. – Ты уже все сказал сегодня утром. Давай, заезжай внутрь. И не вздумай чудить.

Сидяев сглатывает тугой липкий ком и кивает. Трогает машину с места, въезжает в створ ворот, сворачивает направо и останавливается у огромного крыльца. Выключает двигатель и только сейчас начинает понимать, что это конец. Он не видит лица Виктора, но узнает его голос, а если друг и помощник Куприянова решает таким образом заявиться в гости, то вряд ли для того, чтобы испить чаю с баранками. Сидяева накрывает волна холодной паники.

Виктор вылезает из салона, не сводя глаз со своих жертв.

– Наружу. Медленно, – бросает он Сидяевым.

Супруги выходят из машины. Виктор достает из кармана моток липкой ленты и бросает Сидяеву. Тот стоит не шелохшувшись и завороженно глядит на поблескивающий в лунном свете ствол пистолета.

– Подними, – командует Виктор. – Свяжи своей суке руки за спиной. И рот заклей.

Сидяев не двигается. Виктор опускает оружие и стреляет. Едва слышно хлопает глушитель, лязгает затвор. Пуля попадает в мощеную плиткой дорожку рядом с ногой Сидяева. Взмывается фонтанчик керамических осколков и пыли.

– Я не хочу, – скулит Сидяев, чувствуя что вот-вот обмочится.

– Раньше надо было думать, – говорит Виктор. – Не того человека вы решили шантажировать. Ничего личного. Документы где? – спрашивает он жену хозяина.

– Какие документы? – шелестит губами та.

– Ты прекрасно знаешь какие.

– У меня ничего нет, я не брала... Видела кое-какие бумаги, но я ведь никому. Я жить хочу.

– Никому кроме мужа, да? – ухмыляется Виктор.

Сидяева переводит взгляд на замершего статуей супруга.

– Ты что наделал? – ее голос едва слышен. – Ты нормальный вообще?

– Все, заткнись, – говорит Виктор. – Я понимаю, что у вас сейчас семейные неурядицы, но до развода вы все равно не доживете. Долго и счастливо и в один день. Как в сказке, короче. – он смотрит на Сидяева. – Даже не шантаж. Бессмысленный блеф. Давай, вяжи ее.

Сидяев, дрожа, наклоняется. Его пальцы смыкаются на рулоне ленты. В ту же секунду он бросается в сторону Виктора, как бык, не поднимая головы. Виктор делает скользящий, почти что изящный шаг в сторону и коротко замахивается. Рукоять пистолета опускается Сидяеву на затылок, и тот оседает на дорожку. Его жена коротко вскрикивает и зажимает рот руками.

– Вот же, – вздыхает Виктор и смотрит на женщину. – Все всегда приходится делать самому.

Он подходит к женщине, и та рефлекторно отступает на шаг.

– Сейчас ты сделаешь все, что я скажу, – произносит Виктор. – Иначе я сломаю тебе обе руки. Мы друг друга поняли, красавица?

Не убирая ладоней ото рта, Сидяева кивает. И начинает рыдать.

*****

На улицах поселка еще попадаются редкие прохожие. На мгновение возникают в свете фар или или уличных фонарей и тут же бесследно растворяются в ночи. В темноте все они кажутся одинаковыми куклами – серые, ничего не выражающие лица, темная бесформенная одежда. Словно ожившие мертвецы из дешевых фильмов ужасов. Иногда дорогу перебегает всякая живность. Кошки со светящимися глазами. Собаки, лающие вслед машине. Попадается даже деловитый еж, который вразвалку семенит по своим, несомненно важным, делам.

Время близится к полуночи, когда «Тойота» Виктора останавливается напротив ворот детского сада. Он моргает дальним светом и откидывается на спинку кресла, слушая урчание двигателя. В зубах дымится сигарета, штанины запачканы пеплом. Виктор надеется, что старый хрен не спит. Сигналить и привлекать к себе излишнее внимание ему сейчас очень не хочется.

На дороге, ведущей от корпуса детсада к воротам, показывается темная фигура. Она медленно приближается, и в свете фар Виктор видит мужчину лет шестидесяти. Лицо, на котором легко читается давняя и крепкая дружба с зеленым змием, прорезают глубокие морщины, большой нос переливается всеми оттенками сизого и красного. Мешковатая одежда висит на нем как на вешалке, частично скрывая болезненную худобу. Мужчина подходит к воротам и замирает, щурясь от света, бьющего сквозь толстые прутья.

Виктор открывает окно, высовывает голову наружу.

– Открывай, старый, – говорит он. – Дело есть.

Лязгает замок и створки расходятся в стороны. Затем открывается дверь машины, и худой мужчина плюхается в пассажирское кресло. Виктор морщится от запаха многодневного перегара, пота и гнилых зубов.

– Вечер добрый, Витя, – говорит старик.

– Был бы добрый, Коля, я бы сюда не приехал, – отвечает Виктор. – Сто лет твою пропитую рожу не видел, да еще бы столько не видеть. Вот ни капли бы не расстроился.

– Вам, молодым, все бы ерничать. А я вот всю жизнь работаю за копейки, все здоровье здесь оставил.

– Знаю я, где ты его оставил, – ухмыляется Виктор. – На дне бутылки. А насчет копеек... – он тянется к бардачку и выуживает оттуда тонкую пачку тысячных купюр. Бросает на колени собеседнику. – На, держи. Все равно же все пропьешь.

– Сколько сегодня? – спрашивает Николай, торопливо запихивая деньги в карман.

– Двое.

– Ну, поехали тогда.

Машина трогается и тихо катится по дорожке. Огибает здание детского сада и замирает у заднего входа. Над дверью тускло светит засиженная мухами лампочка, едва разгоняя окружающий мрак. Фары «Тойоты» гаснут, двигатель замолкает. Виктор выходит на улицу и подходит к багажнику. Открывает его. Внутри, скорчившись в неудобных позах, лежат супруги Сидяевы. Они сдавленно мычат сквозь клейкую ленту, залепившую им рты. Руки из надежно замотаны за спиной той же лентой. Виктор рывком вытаскивает мужчину из багажника, ставит на ноги.

– Ба, знакомые все лица, – говорит подошедший Николай. – Их будут искать?

– А как же, – отвечает Виктор. – Но не уверен, что очень уж тщательно. Давай, вытаскивай ее. Силы-то еще не все пропил?

Николай наклоняется и, громко крякнув, тянет женщину на себя. Вскоре она тоже стоит на ногах, извиваясь и дергаясь.

– Прыткая, – замечает Николай, встряхивая ее.

– Ты сам себе работу усложняешь, – говорит Виктор. – Я не знаю, куда ты их всех деваешь, но с трупами мороки меньше. Но тебе же живые нужны.

– Да, живые. От дохлых избавляйся сам.

– А может ты старый садюга, Коля? – прищуривается Виктор. – Сам их мочишь? Да еще и пытаешь при этом?

Мутный взгляд Николая тотчас проясняется. И Виктора пробирает дрожь. В глазах старого сторожа блестит сталь, решимость и безжалостность. А больше всего сбивает с толку то, что вместе со всем этим там же таится еще кое-что. Первобытный страх, граничащий с ужасом. Морщины на лице Николая становятся глубже, резко вычерчивая темные дорожки на тонкой сальной коже. Губы сжимаются и бледнеют.

– Это не твое дело, – выдыхает старик.

– Я пошутил, – поспешно отвечает Виктор со всей серьезностью.

– Давай, веди его в мою комнату. И уматывай.

Сторож разворачивается ко входу в здание и тащит мычащую женщину за собой. Виктор идет следом, подталкивая Сидяева в спину. Сегодня, впервые за много лет, эта работа перестает приносить ему удовольствие.

*****

Когда звук мотора растворяется в холодной октябрьской ночи, Николай закрывает ворота и запирает их. Мимо детского сада проходит стайка подростков, что-то громко обсуждая и не обращая на сторожа ни малейшего внимания. Сейчас наступило новое время, и молодежь уже не лазает по ночам на территорию распивать дешевый портвейн, или самогон. Сейчас их интересуют только гаджеты, социальные сети и модные шмотки. Ну и девчонки. Хотя, судя по нелепым прическам с длинными челками, этих ребят девушки не заботят.

– Педерасты, – в сердцах сплевывает старик под ноги, вкладывая в одно емкое слово все свое мнение о современных молодых людях.

Он достает пачку дешевых сигарет, закуривает и бредет обратно. У него еще есть незавершенное дело. Дойдя до задней двери детсада, Николай останавливается и смотрит в темноту. В лунном свете маячат кривые яблони с почти облетевшей листвой. В одном месте сад переходит в заросшее нечто с высокой сорной травой и уродливыми кустами. И там царит непроницаемая чернота. Как чернильное пятно на белом листе бумаги.

Николай витиевато ругается, выбрасывает окурок и открывает дверь. За коротким коридорчиком есть еще одна, миновав которую, он оказывается в родной сторожке. Простая комната со старым диваном, обшарпанным столом и парой табуреток. На столе ютится старый пузатый телевизор, чудом переживший большинство своих собратьев по всему миру. В углу громко тарахтит советского еще производства холодильник, на котором стоит китайская микроволновка. Рядом висит полка со скромным набором посуды — ложки, стакан, пара тарелок. Ложки и тарелки остаются на месте, а стакан, мановением руки старика, быстро перекочевывает на стол. Николай открывает дверцу холодильника, осматривает содержимое. Три бутылки водки, одна из которых почата. Открытая банка маринованных огурцов. Кусок сала, завернутый в полиэтилен. Покрывшийся уже плесенью ломоть сыра. Изобилие, как оно есть.

Старик достает початую бутылку, подходит к столу, водка с плеском льется в стакан. Осушив его до дна и занюхав грязным рукавом, Николай наливает еще. Убирает бутылку в холодильник, поворачивается к дивану, на котором сидят супруги. Сидят тихо, выпрямив спины и не шевелясь. Они боятся. Боятся старого сторожа, которого раньше никогда не воспринимали всерьез. Николай подходит к ним и двумя движениями срывает клейкую ленту с их губ.

– Слушай, я не знаю что ты собрался делать, но не наживай себе проблем, – говорит Сидяев. – Скажи, чего ты хочешь? Денег? У меня есть деньги.

– Тихо, тихо, – чуть шевеля губами, произносит Николай. Он берет стакан и подносит ко рту мужчины. – Выпей вот. Поможет.

– Да пошел ты в жопу! – срывается на фальцет Сидяев, пытаясь вскочить на ноги. – Старый псих!

Николай толкает его в грудь, и мужчина заваливается на диван.

– Я два раза не предлагаю, – говорит сторож и поворачивается к женщине. – Будешь?

Та лишь обреченно кивает. Страх сковывает ее сильнее, чем липкая лента, обмотавшая кисти рук. Николай подносит стакан к ее губам, наклоняет. Сидяева делает несколько судорожных глотков, давится, кашляет.

– Вот и хорошо, – говорит сторож.

Сидяев дергается как рыба на льду, и Николай помогает ему сесть. Вновь заклеивает рот — сначала ему, потом — его жене. Берет их за руки чуть повыше локтя, поднимает. Чуть подталкивает к двери.

– Пошли, – говорит он. – На улицу.

Сидяев мычит, из его глаз текут слезы. Супруга его держится не в пример лучше. Выдают ее только бледность, да осоловелый взгляд, хотя последнее можно списать на добрую дозу крепкого алкоголя. Подталкивая их в спины, Николай выводит пленников на улицу. Ветер, гуляющий по округе весь день и вечер, сменился теперь полным штилем. Нигде нет ни малейшего движения, а тишина стоит такая, будто уши плотно набиты ватой.

– Туда, – указывает сторож на темный подлесок.

Тут уже сдает и Сидяева. Она падает на колени, сбивая их об асфальт. Пошатывается и уже начинает падать лицом вниз, но Николай ловит ее и ставит на ноги.

– Без истерик, бабонька, – говорит он уже чуть заплетающимся языком.

Троица пересекает подлесок и выходит на залитую светом нарастающей луны поляну. Черное строение посередине выглядит так, будто его сюда вклеил неумелый монтажер. Николай ставит супругов лицом к стене, достает ключ, подходит к одной из двух дверей. Рука его дрожит, и у него далеко не сразу получается попасть в замочную скважину. А когда попадает — тут же замирает, чувствуя как по спине струится холодный пот.

– Я не знаю, что там, – голос его дрожит. – Но, надеюсь, для вас все закончится быстро. – он вновь срывает ленту с их губ. – Оно любит, когда кричат.

Старик быстро поворачивает ключ на три оборота, замок щелкает, открываясь. Распахнув дверь, Николай еле сдерживается, чтобы не зажать нос рукой, настолько смрадный запах бьет изнутри. Он ловко заталкивает верещащих Сидяевых за порог, закрывает и запирает дверь.

Сначала стоит полная тишина. Потом, прямо за стеной, слышится какая-то возня. Короткий вскрик женщины, доносящийся будто бы издалека, из-под земли, перерастает в дикий визг. Визжит и мужчина, тонко, как поросенок. Два крика сливаются в один и тут же обрываются, сменяясь бульканьем, хрустом и звуком рвущейся ткани. Николай пятится, не сводя глаз с двери, разворачивается, бежит, спотыкаясь. Влетает в сторожку, заперев трясущимися руками обе двери. Подходит к холодильнику и достает бутылку водки. Прикладывается прямо к горлышку, кадык на сухой тонкой шее ходит ходуном. Выпивает, шумно выдыхает. Отшвыривает пустую бутылку и достает вторую. Сейчас ему срочно нужно напиться.

Показать полностью
263
CreepyStory

Проводи его в последний путь

То ли местные забулдыги поминать Митрофана Сергеевича начали ещё до отпевания, то ли планеты в каком-то особом порядке выстроились, а может, человеком он при жизни особенным был – не разберёшь теперь, только догадки строить остаётся. Но когда супруга его упала перед стоящим во дворе на двух табуретках гробом и, подвывая, как это обычно и бывает в таких ситуациях, запричитала:

– Ой, на кого ж ты меня оставляешь? Ай, да как же я без тебя дальше жить-то буду?! Ох, сиротливо без тебя. Не закопали тебя, Митенька, ещё в земельку сырую, а уже пусто в доме нашем, пусто в сердечке моём…

У покойника открылись глаза.

Бывает такое. В теле необратимые процессы после смерти происходить начинают, клетки информацией уже не обмениваются, мышцы, переставшие получать сигналы от мозга, только-только приступают к процессу разложения. Незаметно ещё внешне, а нет-нет, да и газы пойдут у мертвеца, или вот как сейчас, веки поползут вверх и откроются глаза, будто покойный решился в последний раз взглянуть на белый свет, который навсегда покидает.

Суеверные бабки, для которых свадьбы и похороны остались на старости лет единственным развлечением, в изобилии стекающиеся на такие мероприятия, зашептались меж собой.

– Смотрит, кого с собой забрать.

– Да ну, Сергеич добрым был, не должон.

– Пятирублёвки на глаза надо покласть.

– Есть монетки у кого?

– Галку его спросите.

– Да разве до того ей? Вишь, как убивается у гроба.

– Положите пятаки ему на веки, пока он мёртвым глазом кого не приглядел себе в попутчики.

За поднявшейся суетой, которую сами и навели, старухи не заметили, как у лежащего в гробу дернулась рука. Едва заметно, будто хотел сжать в кулак да передумал.

Но вдова причитала, уткнувшись лбом в боковину гроба, и внимание большинства было приковано к ней. А старухи слишком увлеклись обсуждением приметы и поиском двух пятирублёвых монет. Потом внимание всех, включая бабок, переключилось на старенькую «Ниву», в которой привезли отца Владимира с двумя певчими, похожими одна на другую женщинами средних лет, с покрытыми чёрными платками головами и юбках до пят.

По своему обыкновению Владимир уже был выпивший, но не настолько, чтобы шаг его стал нечётким или слова невнятными. Привычный винный дух, обрамлявший святого отца, никого не удивлял. Все знали, что батюшка любит закинуть за воротник прямо во время службы, но так как церковные дела он вёл исправно и вне церкви был человеком беззлобным, на алкогольное амбре просто не обращали внимания. На службы отец Владимир не опаздывал, вширь, как иные служители культа, не рос, домик имел простенький, с годами этажами не прирастающий, в огороде возился сам, да и басовитый батюшкин баритон прихожан к себе располагал. Ну, в самом деле, что возьмёшь с божьего человека? Церковь меж двух захолустных сёл, приход небольшой, а стало быть, не за деньгу, а по велению души служит.

Батюшка оправил ризу и шагнул через распахнутые ворота во двор. Вслед за ним – певчие. Одна держала в руках саквояж святого отца с необходимой на отпевании атрибутикой, а вторая – толстую библию. Фолиант был увесистым и достаточно старым, чтобы заинтересовать даже самых искушённых антикваров.

Но отпеть Митрофана так и не успели – охнул покойник, как будто удивился происходящему. Охнул, ухватился руками за борта домовины, тканью обитые, и сел, недоуменно таращась перед собой, будто человек внезапно проснувшийся, ещё не отделивший только что виденный сон от навалившейся со всех сторон реальности.

Супруга его, увидев краем глаза движение в гробу, смолкла на миг, а потом заорала истошно, с хрипом выталкивая воздух из лёгких. А как выдохлась, так полная тишина наступила. Все оторопело таращились на гроб, стоящий на табуретках, и на покойника, сидящего в гробу. Только недавняя вдова, с перекошенным от ужаса лицом отползала прочь, суча ногами по земле и тяжело, прерывисто дыша.

И лишь когда пятящаяся по земле женщина уперлась в кого-то из присутствующих спиной, а тот вскрикнул, нарушив испуганную тишину, все побежали. Кто-то покидал двор через распахнутые ворота, кто-то прыгал через забор, потому что ближе, благо заборчик был чуть выше пояса. Певчая, что несла чемодан, уронила его, схватила за руку свою товарку, непрерывно крестящуюся и беззвучно шепчущую «Отче наш», и стала пятиться, не сводя глаз с сидящего в гробу Митрофана.

– Пойдем, Машенька. Пойдем отсюда. Пойдем, сестрица, – как заводная повторяла она до тех пор, пока Маша её не услышала и, осознав рациональной частью сознания, что происходит что-то, чего в реальности быть не должно, она выронила из рук толстый фолиант со святым писанием и сёстры тоже побежали прочь.

Собственно, женщины покинули двор последними, оставив отца Владимира наедине с восставшим из мёртвых покойником, невидяще смотрящим куда-то сквозь протрезвевшего вмиг батюшку.

Скинув с себя оцепенение, не до конца верящий тому, что видит, Батюшка, не сводя глаз с принявшего сидячее положение покойника, наклонился и пододвинул к себе саквояж. Всё также, не отводя взгляда, достал оттуда молитвослов, кадило, массивный серебряный крест. Подумал, что кадило ещё нужно разжечь, и положил обратно. Затем священник выпрямился, перехватил крест подмышку, принялся листать молитвослов, но вдруг осознал, что совершенно не представляет, что именно нужно читать в такой ситуации.

Где-то в глубине души он надеялся, что происходящее – это какой-то нелепый розыгрыш, но пошедшая буграми кожа на лице Митрофана, вздымавшаяся и опадавшая, словно изнутри её гладят маленькие ладошки, всё более выпучивающиеся наружу глазные яблоки и побежавшая изо рта на похоронный костюм гнилостно-зеленая струйка слюны, говорили о том, что происходящее можно назвать чем угодно, только не розыгрышем.

– Что, Володька, так и не поёб Машку? – спросил Митрофан, и жижа, текущая изо рта, пока он задавал вопрос, шла пузырями. – А она на тебя смотрит всякий раз и промеж ног мокрая становится, – гнилостно пенились слова изо рта ожившего. – Порадовал бы бабу. Всё равно в аду всем гореть. Так хоть знать будешь, что не зря горишь.

Покойник перекинул ноги через край гроба и вопреки возможностям человеческого тела выгнулся, касаясь ногами земли. Побалансировал, приходя в равновесие, и шагнул к священнику.

– Благодатная Мария, господь с тобою, благословенна ты в жёнах… – залепетал отец Владимир, выставляя крест перед собой.

Голос его звучал жалко и испуганно, от басовитого, звучного баритона совсем ничего не осталось.

– Тоже Машка, – глумливо булькал оживший мертвец. – Тоже текла по мужу своему, а у того бубука не стояла. Старенький был. Вот и отдалась пастуху местному. Манда-то чесалась, хер попробовать хотелось. Ты не думай, Володька, а оприходуй певчую свою. Глядишь, Исусика родит тебе, тоже будешь про непорочное зачатие всем затирать.

– Богородица, дева радуйся, благодатная Мария, господь с тобою… – начал заново сбившийся священник.

– Ну скажи, какой резон сдерживать себя в том, чего хочется? Ты ж всё равно алкаш потенциальный. А потенциальный алкаш – это обязательно алкаш в будущем. Это сейчас тебе кажется, что ты меру знаешь, на коротком поводке своё пристрастие держишь, а поводок тот контролируешь. Да только не ты его, а он тебя на поводке ведет. И ошейник на том поводке настолько строгий, что чем сильнее выбраться пытаешься, тем туже затягивается. Нет выхода, кроме как принять себя таким, какой ты на самом деле. Суть свою под ризу не упечёшь.

Покойник говорил, говорил, говорил… и двигался к Владимиру, подволакивая обе ноги, нелепо выгибаясь при каждом шаге то в одну, то в другую, то в третью сторону. И только взгляд выпученных мертвенных глаз с подёрнутыми молочной плёнкой зрачками, обрамленными грязно-желтыми белками, пиявкой вцепился в глаза священника и не отпускал.

– Митрофан, ты чего, – сипло выдавил из себя отец Владимир, начиная пятиться.

– Я? Я-то уже всё. А вот ты чего? – недобро ухмыльнулся покойник, и текущая с его губ жижа вздулась новой порцией молочно-зеленых пузырей.

Под кожей его продолжали взбухать и опадать бугры чего-то, что казалось, живёт собственной жизнью внутри мёртвого тела.

– Бу! – сказал покойник, приблизившись на расстояние вытянутой руки, и в очередной раз неестественно выгнулся в сторону священника.

Тот испуганно дернулся, делая резкий шаг назад, зацепился за оброненную певчей, валяющуюся на земле библию. Попытался сохранить равновесие, но оживший мертвец рванулся, врезался в отца Владимира, сбил его с ног окончательно, уронил на землю, сам упал сверху и потянулся руками к горлу.

– Помнишь рабу божью Татьяну, паскуда! – брызжа слюной, зашипело существо. – Помнишь, сука, как исповедовал её?

Отец Владимир помнил.

Помнил, как пришла раба божия Татьяна на исповедь. Как накрытая епитрахилью сбивчиво исповедовалась. Как сказала, что беременна, а от кого – не ведает и боится молвы людской. Что, мол, клеймо гулящей на неё повесят, да ребёнка, как подрастёт, будут изводить, насмехаясь, что без отца растёт. Обзывать нагулянным и иные жестокие вещи делать будут, а для ребёнка это ужас кромешный, боль душевная. Знала не понаслышке – сама была без отца, сама всё это на себе вытерпела.

Владимир тогда опешил на несколько мгновений – первая исповедь всё-таки. Готовили, предупреждали, что услышать может разное, но слова Татьяны всё равно стали для него неожиданностью.

Вздохнул тяжело, покосился на стоящих в очереди на исповедь и заговорил ещё тише, чем только что девушка. Отвечал, как учили. О том, что женское начало неоспоримо, что предназначена женщина для того, чтобы нести жизнь, а не смерть. Что всякая жизнь ценна, и лишать жизни грех. А в конце, отпустив девушке грешные дела и помыслы, напутствовал, чтобы не торопилась с решением, чтобы подумала и крепко молилась. Господь не оставит. И ноши, больше чем могут взвалить на себя хрупкие Татьянины плечи, не даст. Нужно только молиться, верить и не торопиться с решением.

Татьяна, видимо, совету не вняла. Потому что спустя четыре дня хоронили её за освящённой территорией кладбища, не отпев – самоубийц не отпевают.

– Такой же выблядок, как ты обрюхатил, да сбежал, – шипело существо изнутри Митрофаныча, сжимая холодные пальцы на горле священника. – А когда мамка к тебе за помощью пришла, ты помог? У неё бы не получилось сказать, что ребеночек от бога. Такое только исусьей мамке можно проворачивать, да? Я ведь ещё не родился, когда она вздёрнулась. Но умирали мы вместе! Я тоже задыхался! Ты же знаешь, что бояться и радоваться мы учимся ещё в утробе? Так вот, я в утробе научился ненавидеть.

Священник дернулся под весом ожившего тела, засучил по земле руками в поисках хоть чего-нибудь и ухватился за ту самую библию, о которую споткнулся. Тяжелая словно кирпич книга, в бронзовом окладе, века шестнадцатого. Владимир носил-то её с собой, скорее для важности, потому как во всех обрядах и литургиях молитвы читал по памяти. И вот, сейчас она пришлась как нельзя кстати.

Сжал пальцы, чтобы не выронить, и ударил уголком. И ещё раз. И ещё.

Существо в теле Митрофана зашипело истошно, из пробитого уголком книги виска повалил смрадный дым.

– Я жить хотел! Жить хочу! Чтоб ты сдох, тварь! Ненавижу! Ненавижу! Я же умер, не родившись! Не-на-ви-жу! Чтоб твои дети сдохли как я! Чтоб ты чувствовал их боль, их страх, когда они задыхаются!

Голос существа менялся с рычащего на плаксиво-тонкий, с угроз и проклятий на мольбы, но священник продолжал методично бить оседлавшее его и вцепившееся в горло нечто библией до тех пор, пока хватка не ослабла. Отец Владимир сбросил тварь с себя, шатаясь встал, поднёс старинную библию к лицу и увидел, как окровавленные лохмотья кожи, прилипшие к бронзовому уголку фолианта, исчезают прямо на глазах, будто фотография из «Поляроида», только не проявляющаяся, а наоборот.

– Да разве ж возможно такое, Господи? – спросил священник не то сам себя, не то действительно Бога.

Он огляделся. Труп, как и пятна на библии, исчез, растворился в воздухе. Ни гнилостной блевотины на земле, ни крови, ни ошметков кожи вокруг. Будто привиделось всё. Только ряса в пыли да двор пустой.

Да гроб посреди двора…

Взгляд отца Владимира зацепился за что-то, лежащее в домовине поверх откинутого ранее восставшим покойником одеяла. Что-то, чему там не место. Батюшка повернул голову, чтобы разглядеть, что же именно кажется ему неестественным, и увидел младенца.

Недоумевающе агукающий ребенок выглядел невероятно маленьким в этом огромном, по сравнению с ним, гробу. Святой отец подумал, что гроб чем-то похож на лодку, увозящую умершего в небытие.

Священник прошёлся до крыльца, у которого стояла крышка гроба, взял молоток с гвоздями, лежащими тут же, приподнял крышку, донёс до гроба, накрыл его и, пробормотав:

– Упокой, Господи, душу раба твоего не рожденного, проводи его в последний путь…

Принялся заколачивать гвозди.

© VampiRUS

Показать полностью
57

Ответ на пост «Хоррор-шот. Попробуйте сделать лучше»20

Когда я включил свет, чтобы проверить шум в шкафу, то обнаружил его пустым. Но, закрывая дверь, я услышал тихий шепот: "Теперь мы свободны"

76

Ответ на пост «Хоррор-шот. Попробуйте сделать лучше»20

Я с трудом открыл глаза ("Чем ты меня вчера накачала, милая?"), но вместо лица вчерашней красавицы увидел своего кредитора:

- Ты очень много нам задолжал. Пришлось взять натурой. Минус почка - минус долг.

Сильно чесался нос, но я не мог поднять руку, чтобы почесать его, ведь руки просто не было.

- Да-да, не удивляйся. Ты о-очень много нам задолжал.

Из коридора донесся радостный голос:

- Шеф, глаза поедут в Мексику, я договорился.

44

Выбор (рабочее название "Жених") ужасы Часть 6 ФИНАЛ

Выбор (рабочее название "Жених") ужасы Часть 6 ФИНАЛ

Автор Волченко П.Н. (иллюстрация - моя срисовка, автора первичной картинки - не знаю)

Ссылки на предыдущие части:

Выбор (рабочее название "Жених") ужасы Часть 1

Выбор (рабочее название "Жених") ужасы Часть 2

Выбор (рабочее название "Жених") ужасы Часть 3

Выбор (рабочее название "Жених") ужасы Часть 4

Выбор (рабочее название "Жених") ужасы Часть 5

Остаток дня они с Леной не разговаривали. Она к нему не заходила, он не выходил к ней из своего подвальчика – нейтралитет, пакт о ненападении. Правда Толик малость побаивался, что она вновь может выключить свет, только на этот раз уже не шутя, а из мести, и тогда он уже не откупится несколькими секундами. На всякий случай он держал фонарь при себе. Свет она не выключила – повезло.

Когда в полуподвальном окошке стал меркнуть солнечный свет, послышался хлопок двери, легкие шуршащие шаги Лениных кроссовок. Толик кивнул сам себе. Когда-то эта беседа должна была состояться, и, почему-то, сейчас он не боялся разговора. Он точно решил и точно понял, что Прекрасная незнакомка, боже, как же так сложилось, что он до сих пор не знает ее имени, - это его настоящая любовь, а Лена… Лена – это девочка, может ее по настоящему люби Петя, кто знает? Но он точно ее не любит, в чем в чем, а в этом Толик был уверен.

Лена вошла, оперлась спиной о косяк двери, сказала, жуя жвачку:

- Там эта твоя пришла. Как ее?

- Не знаю. – он встал со стула. – Чего она хочет?

- Сам спроси. – она обернулась и крикнула особо вредным голосом. – Заходи.

- Лена! – зло одернул ее Толик.

- Че? – она усмехнулась, сказала не в тему, - Мне можно, я любовница.

Вошла Прекрасная незнакомка, встала при входя, будто Лена границу меж ними прочертила.

- Лена, уйди пожалуйста. – сказал тихо Толик, смотря на Прекрасную незнакомку.

- Неа. – она надула розовый пузырь, тот громко лопнул. – Неохота.

- Лена, прошу.

- Елена, - незнакомка стянула перчатки, обнажив тонкие белые пальцы, - оставьте нас.

- Нехо…

Погас свет. На секунду повисла тишина, а потом кто-то из девушек взвизгнул, Толик метнулся к столу, к забытому на нем фонарику, ударился о угол столешницы, послышался стук – фонарь упал, следом за ним, на четвереньки упал и Толик, его пальцы шарили в темноте, но фонарь в руки не давался

В подвальчике становилось все темнее. Толик, шаря руками по полу, оглянулся на окошко под потолком, от ужаса у него перехватило дыхание. Словно морозный узор зимой окно закрывало кружевами темноты. Почему то тьма на этот раз не боялась боли от света.

- Бегите! – заорал Толик. – Бегите отсюда!

- Не могу. – сдавленно закричала Лена, - Держит.

- Помоги! – тоже сдавленно шептала незнакомка. Голос ее был совсем слабый, задавленный.

- Любимый, - шептала в ушах темнота скрипуче, словно дерево старое, - ненавижу, любимый…

Он уже чувствовал нити темноты, как и тогда, на выпускном, цеплялись за его кожу их острые коготки, и… Он нашел, ухватил фонарик, нажал на кнопку и тут же в ушах громко и злобно взорвался скрипучий крик Тьмы, а в месте с ним закричали испуганно и девушки. Толик навел фонарик на вход, где стояли Лена с незнакомкой, но вместо них увидел огромный черный кокон, и свет фонаря не мог его пробить, он только рвал его, обрывал кусками, лохмотьями, но дыры зарастали, слишком быстро они зарастали.

- Любимый… - снова зашептала темнота, только голос ее на этот раз был не такой, не древесный, она будто очеловечивалась, - я всегда была рядом, любимый… ненавижу…  любимый…

- Нет! – он медленно отступал назад, в малюсенькую келью, где у него стояли канистры с реактивами. То и дело он вертел фонариком, обрубая тянущуюся к нему плотную тьму. Он вдруг с неожиданной четкостью вспомнил того лысого мужика, тот лаз в пещере, что видел по телевизору. Спрятаться, спрятаться в маленьком уголке, где света от свечи или фонаря хватит на все пространство, хватит для того, чтобы не подпустить тьму к себе. Именно поэтому волхвы заползали в эти узкие щели, потому что только там тьма не могла дотянуться, подкрасться со спины.

- Не подходи! – кричал Толик, - Уйди! Я тебя никогда не полюблю! Уходи! Уходи!

Он уперся спиною в дверь, непрерывно вертя перед собой фонарем в одной руке, другой потянулся к ручке, послышался щелчок – дверь открылась. Он резко обернулся, осветил все пространство кладовки разом, прогнав оттуда шипящий мрак, втиснулся меж тремя высокими пластиковыми канистрами с реактивами и рулонами запакованной фотобумаги, захлопнул за собою дверь.

- Открой, любимый. – голос стал уже почти человеческим, женским, но был он каким-то усредненным, не было в нем индивидуальности, - Прости. Впусти, я люблю тебя.

- А я тебя нет. – зло буркнул Толик влезая в угол кладовки, роняя рулоны бумаги. Крикнул, - Слышишь, я тебя не люблю!

Он уселся в углу кладовки на корточки и выставил перед собой фонарь. Света хватило – вся кладовка была освещена, теперь главное, чтобы не сели батарейки, чтобы их хватило до… А до когда?

- Что тебе от меня надо? – заорал он осознав, что он у тьмы в ловушке.

- Твоя любовь. Люби меня. – голос совсем очеловечился. Казалось за дверью стоит девушка и говорит ему ласковые слова, а он, дурак, заперся и орет заполошным голосом – идиот.

- Не могу, ты слышишь, я не могу!

- Почему? Открой дверь, впусти меня. – раздался тихий стук. Так Темнота не умела, звук был именно такой, какой должен быть от костяшек пальцев. – Открой.

- Нет, не могу. Уходи. Убирайся! Убирайся отсюда! Я не могу тебя любить! Я уже люблю! Я не могу… прости, не могу… - он обхватил голову руками, свет в кладовой заметался, - прости, не могу… уходи, пожалуйста уходи. Уйди…

- Кого ты любишь? – спросила Темнота с интересом.

- Я… Я не скажу. Ты опять, как тогда. – он закусил губу, ему казалось, что еще чуть-чуть и он заревет. – Ты опять, как… ты помнишь?

- Помню. – возможно ему показалось, но в голосе Тьмы он услышал наслаждение, удовольствие. – Я ничего не забываю. Я все и всегда помню и всегда тебя люблю, всегда любила. Всегда была рядом. Впусти меня, любимый.

- Не хочу! Нет… Не хочу. – он поднял голову, - Нет, ты не была, я… Я от тебя сбежал, я помню, ты не можешь видеть если это не в тебе, ты сама, сама мне показывала. Я сбежал от тебя, я прятался, - он засмеялся, наверное как сумасшедший засмеялся, - я теперь другой стал, ты не меня любишь. Я другой, я совсем другой! Я изменился.

- Любимый. – в голосе явная насмешка, - Я всегда была с тобой. Милый, какой же ты у меня глупый.

- Нет, не может быть, - он бешено замотал головой, - нет!

- Да. Я хотела быть с тобой, я хотела прикасаться к тебе, а ты не позволял. Ты делал мне больно…

- Прости.

- Ничего страшного, милый, я тут. Я тебя люблю. Мы будем вместе, мы уже почти вместе, открой  дверь, милый, открой.

- Нет, - снова мотнул головой, - Нет!

В дверь постучались настойчивее, как будто били кулаком.

- Открой.

- Нет, не надо. Убирайся! Вон! Вон отсюда! Вон!

Тихо затрещала древесина, он увидел как тоненькие, словно иглы, нити темноты пробиваются сквозь дверь, растекаются по  ней изнутри. Тьмы становилось больше и вот уже белой краски почти не видно – дверь черна, и потом с хрустом, с треском дверь провалилась во тьму.

- Здравствуй, любимый. – голос был ласковый, нежный, истосковавшийся. – Какую из них ты любишь?

Перед вырванной дверью стояло два черных кокона и тьма с них заскользила, словно ткань, сошла, скрутилась. Перед Толей стояла незнакомка и Лена, обе неподвижные, обе будто скованные черными нитями. Толик было навел на нити эти фонарик, но темнота не пропала, снова раздался голос:

- Не делай мне больно, любимый. Ты любишь одну из них? – Толик молчал. – Скажи мне, не бойся.

- Зачем? Зачем тебе это нужно. – он горестно усмехнулся. – Ты же можешь убить их обеих.

- Одна из них я. Скажи, кого ты любишь?

- И что будет?

- Я убью вторую. – беспечно сказала Тьма.

- А если это будешь ты. – Толик встал, уставился в темноту нагло, даже с вызовом, - А? Если я тебя не люблю, что ты сделаешь?

Темнота входила в кладовку, черные ее изгибы тянулись по стенам словно трещины, она обволакивала  кладовку, заполняла ее.

- Я убью вторую. – повторила Тьма. – Говори.

Фонарик в руках Толика стал меркнуть. Свет мерцал.

- Говори, любимый.

- Я люблю… люблю… - он закрыл глаза. Лена: яркая, солнечная, она так любит свет, он вспомнил ее цветастый шарф с помпонами, вспомнил вечные ее белые кроссовки с длинными толстыми шнурками, то как она улыбается, щурится. Незнакомка: черная, отец будто придуманный, словно по нотам разыгранный сценарий с поцелуем в первый же день знакомства, эти странные, так хорошо подогнанные встречи. – Я не хочу чтобы ты убивала! Не надо, не убивай, - он понимал, что фраза прозвучит глупо, но все же выкрикнул ее в темноту, - Меня убей!

- Я не могу. Я тебя люблю.

- Тогда не убивай ее.

- Я не хочу тебя делить.

- Я ее забуду, я больше никогда не буду вспоминать о ней!

Тишина. Фонарь в последний раз моргнул и погас. Темнота объяла все вокруг. Он услышал шуршание, непонятный треск, щелканье, похрустывание, будто копошились вокруг него несметные полчища насекомых, по руке пробежало что-то легкое, невесомое – Толик вздрогнул. Тишина затягивалась.

- Слышишь, - закричал Толик, - я больше никогда…

- Выбирай. – звонко, зло резанул по ушам голос. – Выбирай!

- Я… - Толик закрыл глаза. Лена, и незнакомка. Если это… но он не сможет жить без нее, он все равно не сможет. Открыл глаза и сказал осипшим голосом. – Я люблю ее, незнакомку.

Мгновение и включился свет, загудел компьютер, в окно пролился красный свет заката.

Толик, держась за стену, шагнул из кладовки, под ботинками захрустела щепа от разваленной в ошметки двери. При входе в кладовку на полу лежали незнакомка и Лена. Толик уселся на пол рядом с Леной, сейчас она казалась еще меньше чем была, а личико ее детское, непосредственное, было просто ангельским. Толик подтянул ее к себе, уложил на свои колени, погладил по волосам, поцеловал в лоб. Лена была холодна, как будто умерла не только что, а несколько часов назад – не осталось в ней теплоты живого тела. У Толика потекли слезы.

Незнакомка застонала, повернула голову, открыла глаза.

- Толик… - голос у нее был сиплый, даже чуть-чуть похожий на тот самый, каким Темнота заговорила с Толиком поначалу.

- Да, солнышко, все закончилось. Все хорошо, отдыхай.

- А эта, пигалица?

- Она умерла.

- Почему? – незнакомка, опираясь на стену, встала, шагнула к Толику. – Почему?

Толику показалось, что вопрос ее какой-то неправильный, не должен был человек так спокойно реагировать на чужую смерть. Может она просто играет, а на самом деле… на самом деле он ошибся.

- Просто. Она просто умерла.

- Ты вызвал скорую?

- Нет еще.

- Подожди… - она оглянулась, увидела свою сумочку, валяющуюся при входе. – Я сейчас позвоню.

Толик улыбался глупо, баюкал на коленях мертвую Лену и смотрел, как незнакомка заполошно набирает номер. Ошибся, как есть ошибся, что он знает о ней, что…

- Ало? Скорая? Человек умер, да, наверное. Да не знаю я! – обернулась к нему, спросила, - Толь, она живая? Может дышит? Да не сиди ты!

- Она мертвая. – ответил Толик грустно, - Совсем мертвая.

Незнакомка кивнула.

- Нет, нет сердцебиения. Да! Да уверена я! Приезжайте! Адрес, Артиллерийская 17, да, фотомагазин. Что? Как меня зовут? Екатерина Ключникова. Хорошо, ждём. – убрала телефон от уха, - Выехали.

- Как говоришь? Катя? – спросил Толик глупо.

- Да. Теперь то узнал?

- Не похожа. Ты красивой стала.

- А была какой?

- Красивой, но не такой.

Она села рядом, положила голову Толику на плечо.

- А я всё думала: «когда же, когда же он вспомнит?»

- А почему тогда ты так… Почему ты бросила меня.

- Боялась. Любила и боялась темноты. Больше боялась.

- А сейчас?

- Наверное больше люблю.

Наверху послышался вой сирены, зашуршали шины на асфальте.

- Приехали. – сказал Толик. – Приведешь сюда?

- Хорошо.

Катя встала, пошла к выходу. Все таки какая она стала! Теперь хотя бы можно было понять скоротечность их отношений, она то знала кто он, это он – беспамятный, все забыл. Толик проводил ее взглядом и, на одно короткое мгновение, ему показалось, что от нее, от черного пальто ее, струятся тончайшие нити мрака, хотя… Показалось наверное.

P.S.

Очень хотелось бы какой-то обратной связи. Высказывайтесь кому что понравилось и, особенно, кому что не понравилось. Спасибо.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!