Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 502 поста 38 911 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
82

Байки деда Небздеда. Часть 3: Сумерки. Подвал

- А мама меня бы меня тоже учила не бздеть?

- Конечно. Это у нас семейная традиция.

- Но меня учишь ты.

- Мама у тебя занятая, - дед поднялся со стула и потянулся, - Работа у нее. А я что? Дед на пенсии. Почему бы и не помочь дочке.

- А папа говорит, что ты на меня плохо влияешь.

- Это потому что папа твой бздит. Если девочка сидит дома и только косички заплетает, это, знаешь, очень удобно. Купил ей куклу, на смартфон игру установил, и сиди себе радуйся. А вот если девочка прилетает с улицы с жабой в руках и разбитыми коленками…

- Как я вчера!

- Да, именно так. Это уже, знаешь, совсем другой уровень ответственности. Тут надо не забздеть.

- А ты никогда не бздишь?

- Ну почему же, - задумчиво почесал бороду дед, - Бывало всякое.

- Например? Что-то страшное случилось? - Танюша вся подалась вперед, - Что?

- Ну да, было и страшное. Есть у меня одна история как раз про это.

Старик посмотрел в окно, которое, кажется, ненадолго умолкло. Он прекрасно понимал, что скоро темнота снова начнет требовательно ломиться в дом, а чертово утро все никак не наступало. Часы на стене все еще показывали четыре утра - как показывали их добрые полночи. Кажется, они просто сломались. Во всяком случае, в это хотелось верить. По личному мироощущению деда, сейчас должно было бы уже быть 5-6 часов. Совсем чуть-чуть дотянуть до рассвета. Истории две, максимум.

- Все, как ты любишь, - сел старик обратно, - Страшное чудовище, глупые люди и коварная тайна.

- Расскажи!

- Тут, знаешь, мне особо нечем гордиться. Не та это история, которой можно хвастаться перед внуками. Ты же меня как знаешь? Дед-молодец, никогда не бздит, и всегда выходит сухим из воды. Но бывали и другие случаи. Например…

***

Учился я в Минске тогда. В том самом университете. Где можно к девчонкам приставать. Но я не приставал - не потому, что я правильный такой, а потому что рядом училась твоя бабка. К тому моменту я ей уже косы не дергал, и если бы полез к кому-то, то уже она бы мне все мои космы повыдергала. Ну или просто в лицо чем-нибудь тяжелым прилетело. Она, ты помнишь, была простая. Школу окончил на пятерки, с таким аттестатом - хоть в космос. Поступил, куда хотел. Но студенты мало чем от пацанов отличаются. Если честно, я вообще не уверен, что мальчишки когда-нибудь взрослеют.

Так что занимались мы все тем же самым. Ну, не воровали вишни - так пили во дворах. Не ломали заборы, но мусорили по лавкам. Суть, в общем, не поменялась. Ну и дрались, конечно. За девчонок, за выпивку, просто так. Лишь бы никто не подумал, что ты испугался.

Одногруппники - это как твои одноклассники - у меня были нормальные в основном. Была парочка минчан, которые не хотели с нами, приезжими, знаться, но по большей части все друг друга понимали и помогали, как могли. Был там один тихоня - Влад. Ничем таким не выделялся. От коллектива вроде не отставал, и выпить был любитель, и пары сачкануть. Это как урок прогулять. Но в целом ничем не отличился. Кроме той истории, с которой все началось.

- Здоров, пацаны, - Гоша закурил на ходу, - Как жизнь?

- Норма, - ответили мы почти хором.

На курилке было полно народу - кто-то еще с первой смены дожидался последних пар, кто-то только пришел, как тот самый Гоша. У меня лично была лаба. Это когда не просто тебе учитель что-то рассказывает, а что-то надо делать самому. Ну и потом, конечно, объяснять, что ты сделал, учителю. Преподу, по-нашему.

Гоша учился на соседнем потоке… Это… Ну, в общем, долго объяснять. Когда-нибудь и ты в институт поступишь, сама все узнаешь. Для истории это не важно. Но жили мы при этом в общаге в одной комнате. Всем приезжим студентам бесплатно выдавалось жилье, и у каждого по комнате был сосед. Кажется, что неудобно, но, на самом деле, так было даже веселее. В общем, с Гошей мы дружили. Тут хочешь-не хочешь, а подружишься. Был он тот еще баламут - ни одно студенческое развлечение без него не обходилось, да большинство он и начинал. Учился кое-как, постоянно с хвостами ходил, с экзаменами несданными да уроками недоученными. Но зато душа компании. Его даже преподы хвостатым называли, но так, по-доброму. Бывает, как ляпнет что-нибудь на паре, так даже учителя еле сдерживались, чтобы не рассмеяться.

Вторым моим другом был Костя. Он тоже тогда с нами стоял на курилке, даром что сам не курил. Просто за компанию. Жил в соседней комнате с тем самым тихоней Владом. Наверное, если не Костя, мы бы и не знали никакого Влада. Ну и, если честно, это было бы к лучшему. Костя был такой тощий, длинный и в очках. Вот прямо ботаник-ботаник. Ну и учился соответственно. Только вот никаким ботаником он не был. Как шутил Гоша, от него даже кефир надо прятать. Дорвется до чего-то веселительного - пиши пропало, выпьет все, да еще и добавки требовать будет. И обязательно нарвется на какие-нибудь приключения.

Ну и вот стоим мы втроем, курим. Ждем, когда нужно будет бежать по делам.

- Как там, Гога, твоя физика?

- Пересдача, - пожал плечами Гоша и стряхнул пепел, - Что-то Кот лютует.

Такая фамилия была у преподавателя - Кот. Кличку даже придумывать не пришлось.

- Ну ты даешь. Месяц же прошел с сессии. В сапоги не боишься загреметь?

- Да ничего страшного, - отмахнулся Гоша, - ну заплачу еще пару раз, досдам.

- Ну да, платно тебя пересдавать будут еще полгода, - хмыкнул я и облокотился на стену, - деньги не пахнут.

- Ну хватит о грустном, - улыбнулся Гоша, - Какие у кого планы в пятницу?

- Сегодня понедельник.

- Ну и что? Готовиться ко всему всегда нужно заранее.

- Особенно к экзаменам, - ехидно заметил Костя.

- Подкол засчитан. А серьезно?

- Да откуда мне знать? - Костя ковырнул носком ботинка землю, - Скорее всего, пить будем, разве нет?

- Да, но что и где?

Этот увлекательный обмен мнениями прервал тот самый Влад. Он сегодня выглядел еще задумчивей обычного - смотрел как-то отрешенно в пол, даже нас не сразу заметил.

- Влад! Здорово!

- А, пацаны. Здорово. Как жизнь?

По лицу Влада было видно, что у него самого не очень. Обычно, когда его вот так вот вырывали из глубокой задумчивости, он стеснялся, виновато улыбался и прятал глаза. Сейчас же он даже не попытался изобразить дружелюбие и пробормотал дежурное приветствие ровным, практически лишенным эмоций голосом. Даже для такого тихони это было слишком. Хотя, эмоции в его голосе были. Страх и растерянность. Тихие, почти незаметные. Но были.

- Ты че, Влад? Перепил вчера?

- И меня не позвал? - шутливо-обиженно заметил Костя.

- Да не, когда я в воскресенье квасил-то.

Эту фразу он произнес уже более живым тоном. Выглядело все, будто он просыпается только - еще не до конца понимает, кто такой, и что делает. Даже я удивился:

- Ты что-то вообще сам не свой. Случилось что?

- И правда, что-то ты как селедка сушеная, - сложил Гоша руки на груди, - Что такое?

- Да чушь какая-то, - присел на лавочку Влад, - Не знаю.

- Да колись давай, что ты как баба.

- Не знаю. Наверное, недоспал. Мелочи, пройдет.

- Знаем мы твои мелочи. Когда стипуху потерял, у тебя тоже были мелочи. Что стряслось-то?

- Да… Блин, глупости какие-то. Ладно, ладно, - увидев выражение наших лиц, поднял он руки, - Сейчас скажу. Сигаретку дайте.

- Ты ж не куришь.

- Один раз - не…

Влад взял сигарету, глубоко затянулся, закашлялся, а потом затянулся еще:

- Я сегодня проснулся поздно.

- В два часа дня?

- Вот представь, в два. Бегом собирался. Решил дорогу срезать. Не через магазин пошел, а дворами, через стройку и красный дом.

Красный дом находился аккурат посередине между общагой и универом. Откуда у него это название взялось, никто толком не знал. Ну, то есть, понятно, что дом был красным. Кирпичным. Но почему именно он заслужил свое собственное имя, а не банальное “дом номер такой-то”, никто не знал. Называли его красным домом все поколения студентов, что тут обитали. В доме давно никто не жил - по слухам, там местами попроваливались потолки и посыпались стены. В общем, состояние - аварийней некуда. И так все было непонятно - его чинить будут или сносить. То собирались реставрировать, то потом деньги заканчивались - стоял этот дом уже лет двадцать в таком подвешенном состоянии. Естественно, эту историю нам рассказали ребята со старших курсов. Ну а больше ничем этот дом не был известен. Возле него старались не ходить - он действительно сыпался на глазах. Какой-нибудь осколок кирпича в любой момент мог рухнуть вниз прямо тебе на голову.

- И что? По башке тебя ударило?

- Может, и ударило. Короче, - обхватил голову руками Влад, - кто-то там в подвале разговаривал.

- И что? Бомжей у нас мало?

- Голосов пять. Мужские, женские, детские. Откуда дети там, а?

- Ну… Бомжовые дети, - неуверенно пожал плечами Костя.

- Может и так. Но о чем они говорили!

- И о чем?

- Да ни о чем, в том и дело. Просто куски непонятных фраз. То баба про погоду спрашивает, а следом начинает ребенок плакать. Потом какой-то мужик тост говорит. Потом второй мужик перфораторы рекламирует. Нет, я не шучу. А ему в ответ - мелкая девочка конфеты канючит. И снова баба говорит, только читает прогноз погоды. Бред какой-то.

Мы переглянулись. Было не совсем понятно, что именно услышал Влад. И тем более было не понятно, а в чем, собственно, проблема. Сзади к нам подошел еще один студент. Вроде бы, ничего удивительного, но это был как раз один из тех гордых минчан, которые воротили от нас нос, обзывали колхозниками, и вообще практически с нами не общались. Нет, не то чтобы мы дрались или враждовали. Просто отношения были натянутыми. И тут на тебе, подошел, поздоровался, стал рядом. И внимательно слушал.

- И я не знаю, что-то мне одновременно захотелось зайти внутрь и посмотреть, что там, а с другой стороны у меня буквально волосы дыбом встали. Можете не верить, - провел рукой по макушке Влад, - И я просто побежал оттуда. Только возле забора очухался. Ну и отдышался.

- Это тебя бомжи перепугали, в общем?

- Наверное. Я ж говорю, дурацкая какая-то история.

- Не ходи туда больше, - вдруг сказал минчанин, - Никогда.

- Чего? - опешили все.

- Не ходите к красному дому. Вас это тоже касается. Хотя бы в ближайший месяц. Добрый совет, - криво ухмыльнулся он, - от коренного минчанина.

- Коренной, ага. Родители-то твои откуда?

- Откуда надо. А я с рождения здесь. Но вы лучше меня послушайте. Бывайте, колхозня.

- Сам туда иди, - проводили мы его.

- И самое главное, - снова жадно затянулся Влад, - Как я мог слышать из подвала? Так отчетливо, что даже слова разобрал. И откуда я вообще знаю, что говорили в подвале? Почему не в пустой квартире?

- И правда, почему, - начал было шутку Гоша.

Но часы неумолимо показывали, что нужно бежать на пары. Вся курилка, громко разговаривая и толкаясь, поплыла к дверям. И мы вместе с ней. Влад все еще выглядел потерянным и огорошенным, но уже хотя бы видел, кто стоит вокруг него, и в какую сторону ему надо идти.

***

- Влад нашел странное!

- Может, и нашел, - кивнул дед, - Но откуда нам это все знать было.

- А минчанин сказал правила!

- Может, и сказал, - старик скривился и почесал затылок, - Но и это нам знать неоткуда.

- Но…

- Да, я знаю, внучка. Я вот такой весь из себя наученный, секреты знаю, странного насмотрелся. Уж конечно же, я-то должен понять, что все это неспроста.

Танюша вопросительно смотрела на деда и ждала продолжения. Ванюша рядом с ней тоже смотрел - но больше требовательно. Кончайте трепаться, говорил его вид, давайте к делу. Что вообще случилось?

- Вот смотри, внучка, - встал дед со стула, - Вот ты же знаешь, что в лес убегать нельзя?

- Знаю.

- Но убежала и чуть не попала в болото.

Танюша смутилась.

- И что конфеты из шкафа брать нельзя, ты тоже знаешь.

- Деда…

- Да-да, я все видел. Деревяшки заматывать в фантики вместо конфет тоже плохая идея, - хитро улыбнулся старик, - Могла бы просто попросить. Но это я к чему веду. Мы все много чего знаем. А вот что из этого мы делаем правильно?

- Не знаю…

- Вот и никто не знает. Знал бы, где ошибешься, соломки бы постелил. Кто-то слишком в себе уверен. Кто-то, наоборот, не уверен. Кто-то просто надеется, что пронесет. А в результате - даже зная правила, мы их нарушаем. По целой куче причин.

- И… Ты иногда даже можешь не знать, что нарушил правила?

- Да. Просто потому что ты такой весь из себя умный. Вот смотришь ты фильм какой-нибудь. И все там глупые. В книжках тоже все делают неправильно. Особенно когда встречают странное. Я же не такой, я так делать не буду. Смеешься над дураками и со спокойной совестью идешь дальше. А потом берешь и так и делаешь. Именно от того, что уверен в обратном. Что глупости сделать не можешь. Но мы отвлеклись.

Стекло оглушительно задребезжало.

- Да, блин, сейчас, подожди уже, - сдали у деда нервы.

Танюша непонимающе на него уставилась.

- Извини, все в порядке. Так вот, мы пошли учиться, а вечером у нас был своеобразный небольшой военный совет…

***

- Ну че, Влад, попустило?

- Ага, - кисло улыбнулся тот и сел на диван.

Было понятно, что вот совсем его не попустило. Странный случай все еще гудел в его голове.

- А если пивка? - хитро улыбнулся Гоша.

- А у тебя есть?

- Есть. Но тебе, Костя, фиксированная доза.

- Да-да, мы это уже проходили. Не томи.

- Завтра на пары, - робко заметил Влад.

- Пары-шмары. Сегодня не опоздал и завтра дойдешь. Плюс, я ставлюсь.

- По какому такому поводу? - спросил я.

- По поводу небольшого военного совета, - заржал Гоша, - Колитесь, всем же стало интересно, что там в красном доме творится.

- Ну, есть такое, - кивнул Костя.

- Тогда сейчас принесу.

Гоша быстро метнулся к холодильнику и принес четыре бутылки.

- А что так мало?

- А это еще не все.

- Огласите весь список, пожалуйста, - характерно кривляясь, взял свою Костя.

- Ты вообще на правах условно досрочного. Так вот, Влад. Это все? Ты ничего не забыл?

- Да вроде нет. А что такое?

- У меня родилась гениальная в своей простоте идея.

- Это обычно плохие новости, Гош, - отхлебнул я пива.

- Только не жалуйся, что тебе было хоть раз скучно.

- Я на это и жалуюсь, что скучно никогда не было.

- Ты знал, на что шел. Ну так вот. Что за красный дом, вообще? Кто-то что-то о нем знает?

Вопрос был скорее риторический, так что никто даже не попытался ответить.

- Вы, вообще, обратили внимание, что от него тропинка не протоптана?

- Да там не живет никто.

- Ну и что? Это же и правда кратчайший путь из общаги. Владик наш вряд ли первый проспавший студент. Кстати, побивший мировой рекорд. Проснуться в два, а притащиться на пары в два-ноль-пять…

- Если б ты это услышал, ты бы за три минуты добежал.

- Может, и за две, - показательно напряг бицепс Гоша, - Но мы сейчас не об этом. То есть там никто не ходит. Возле красного дома, в смысле.

- Да там кирпичом по макушке получить можно, - удивился я, - Конечно, никто там ходить не будет.

- И за двадцать лет ничем не огороженный дом еще не стал притоном для алкашни?

- Ну, никто не дурак, наверное, - в этот аргумент я сам не поверил.

- А только ли в этом дело? Может, там сумасшедшая семейка бомжей-каннибалов.

- Ага, или черти-сатанисты. Ты не завирайся-то.

- Это не вранье, это гипотеза. Вас чему на физике учат?

- Тому, что надо сдавать экзамены с первого раза.

- Ладно, уел, - глотнул пива Гоша, - Но суть-то вы поняли?

- Суть чего, блин?

- Погнали в тот подвал. Ну вы и тугие.

- Нет! - вдруг вскрикнул Влад и тут же сам смутился, - То есть…

- Забздел?

- Не, ребята, просто…

- Ну нас же четверо. Что случится-то? На худяк убежим. Ну или наваляем. Мы же кому хочешь наваляем? Особенно бомжам каким-то.

- А на кой ляд нам это вообще надо? - резонно спросил Костя, - Если можно банально выпить.

- Ну ты того минского видел? Советы он нам давать будет. А вот возьмем и зайдем. Так, узнать. Для науки даже! Чего не сделаешь для науки?

- Много чего, - Костя отхлебнул пива и полуприлег на кровати, - Например, для науки не станешь заниматься чушью.

- А вдруг там что-то интересное? Безумное семейство бомжей-каннибалов, напоминаю!

- Тогда тут менты нужны, а не мы.

- Вот и вызовем. И денежку получим как неравнодушные граждане. Может, по телевизору покажут.

- Идеи у тебя, конечно…

- Ой, да это просто будет весело. Что, забыли уже, как у костра страшные байки травили? Клево же.

- Давайте, я просто не буду там ходить, - тихо заметил Влад и неплохо так приложился к бутылке.

- Так дело не пойдет. Если уж бояться, то хотя бы знать, чего, - Гоша встал, - Пиво еще не закончилось, кстати. Кому, кроме Кости, добавки?

- Мне, - улыбнулся Костя.

Под конец вечера мы напились настолько, что перепутали собственные комнаты. Я проснулся на постели Костика, он - где-то на полу в коридоре. Согласились ли мы на авантюру Гоши, никто уже и не помнил. Кроме меня. У меня зрел мой собственный, глупый и очень амбициозный план. Все дело в том, что я собрался своих товарищей напугать.

***

- А зачем?

- Ну, внучка, просто так. Это же будет весело, думал я. Я буду храбрый, они нет. Потом я им расскажу, и они будут долго ругаться, - но они будут напуганные, значит, им будет стыдно.

- Странно.

- Да, странно. Я ж говорю, мальчишки вообще непостижимые. И никогда не перестают быть мальчишками. Только размер игрушек меняется. Сегодня машинка с ладонь, завтра грузовик размером с дом. Что то, что это - смешная бибика, которая делает “врум”.

- Дурость какая-то.

- Она самая. Ну, у вас, у девочек, так же.

- Нет.

- Да, Танюша, да, - сел дед, - Сначала ты куклу одеваешь, потом - мужа. А дальше - детей. Одна и та же игра.

- А что муж?

- Ну как же. Большая кукла, с которой можно делать все, что захочешь. Интересно же, да?

- Да…

- А еще можно делать то, что захочет она, - хитро улыбнулся старик, - И так иногда даже интереснее. Обычные куклы же не жалуются, что им что-то не нравится?

- Нет.

- Вот поэтому с людьми всегда интереснее. Игры остаются все те же, игрушки меняются.

- А что с красным домом?

- Решил я забраться в подвал. Сесть там в закутке, и когда остальные пацаны зайдут, начать что-то нести. Какую-нибудь чушь. Вот вроде того, что Влад рассказывал. Понятное дело, что ему привиделось, не верил я ни на грамм. Да и никто из нас толком не поверил - даже он сам склонялся к тому, что ему почудилось. Но я-то могу их всех обмануть, правильно?

***

Завтра пары были с утра. Влад был прав - напиваться было не лучшей идеей, С утра на курилке мы даже не разговаривали - только болезненно мычали и сочувственно кивали друг дружке. Мне было, правда, попроще. После первой пары у меня была форточка, и можно было сходить в магазин хотя бы за минералкой. Ну и, конечно, начать претворять в жизнь свой коварный план по обману друзей. Даже в таком состоянии я все еще гордился своей выдумкой и радостно смаковал ее в голове.

Сама пара прошла нормально. Препод уныло бубнил нам про какие-то теоремы с таким видом, будто и у него вчера вечерок выдался еще тот. Половина группы на ушах стояла, а он даже не реагировал. Ну а я тихонечко посапывал на последней парте, подперев голову кулаком. То ли волшебная сила образования сработала, то ли я доспал причитающееся, но вышел я с лекции довольно бодрый и свежий. Покурил, перекинулся парой слов с друзьями.

- Ну что, план в силе?

- Твои планы, Гоша, хуже атомной войны.

- Встречаемся в три, не забудьте!

Влад только молчаливо пожал плечами. Страх у него немного поблек уже, и он и сам считал, что ему то ли почудилось, или и правда сидели какие-то наркоманы в подвале. А я глупо улыбался.

- Чего лыбишься-то?

- Ну вот прикинь, заходим мы туда, а там ничего. Приключение века.

- Ой, ты просто пессимист. Думай о бомжах-каннибалах.

Я хмыкнул и пошел к магазину. Друзья мои отправились доучиваться, а я купил свою заслуженную минералку и лениво отпил. Жгучая жажда уже отпустила, но холодненькая минералка всегда к месту. Я бы, конечно, не отказался от пивка, но впереди еще были занятия.

И, конечно же, мой хитрый план.

Возле красного дома я был только один раз - в самом начале учебы. Тогда еще удивился, что это такое тут стоит, ну а потом мне рассказали нехитрую историю про разваливающуюся заброшку и все остальное. Ну и стал я, как все, обходить пустырь этот через магазин. Там такой крюк надо было сделать - выйти на улицу, свернуть за угол, и только потом мимо магазина пройти в институт. А если хочешь на курилку попасть сначала, то еще два поворота надо сделать и за забор зайти. Через красный дом было, действительно, намного короче.

Дом совсем не выглядел зловещим или кошмарным. И уж точно из него не доносились страшные голоса. Дом как дом. Двухэтажный, местами перекособоченный - знаешь, как кирпичи выветривает? Такие вмятины в стенах с неровными краями. Тут и правда было стремно, но только в том смысле, что тебе на голову что угодно может упасть. Или пол под ногами провалится. Я присел перед подвальным окошком и осторожно в него заглянул. Принюхался. Ничем, кроме сырости и застоявшегося воздуха, из подвала не пахло. Это хорошо. Потому что моя гениальная идея сильно пострадала бы от того, что там кто-то импровизированный сортир устроил.

Я просунул в окошко плечи и немного поворочался. Отлично, пролажу свободно. Хмыкнул и закурил. И так и сидел, прислонившись к стенке, пока не докурил. Страха не было. Ничто меня не насторожило. Вот такой вот я был “опытный” да “ученый”. Как и в той, самой первой истории. Вроде и не забздел, но вовремя не испугался. Подумал о бабке твоей, как мы с ней сегодня вечером встретимся и погуляем. О друзьях подумал - как они смешно будут пугаться и убегать из подвала, а я их потом до конца жизни подкалывать.

Ну и открыл дверь в подъезд. Та даже не скрипнула - странно, а выглядит очень старой. Внутри было, понятное дело, темно. Немного освещало лестничную клетку из окошка на стене напротив, но не сильно. Окошка там того было - я бы в него не пролез даже. Лестница была совершенно обычной, только перила кто-то спилил, наверное, на металлолом. Даже краска сохранилась на стенах - такая бледно-зелененькая. И ни одного граффити или похабной надписи маркером. В первый раз такое на заброшках вижу - а я уже на нескольких к тому моменту побывал.

Кроме спиленных перил, только одна странность. Почти идеально круглая дырка под потолком. Вот в том месте, где потолок и стена соединяются. Я вроде и удивился - ну, от естественного разрушения таких дырок не бывает. Но и внимания не обратил. Уже чего от этого дома я реально ждал, так это дырок в потолке и куч кирпича на полу. Я в очередной раз напомнил себе об осторожности и пошел по лестнице вниз. Самый, блин, осторожный поступок.

Дверь в подвал была тяжелая и железная. И была приоткрыта. И вот уж она скрипела - мама не горюй. Я с трудом ее отодвинул и заглянул внутрь. Сюда тоже попадало немножко света - вот как раз через то окошко, которое я мерил плечами. Было тут пусто. Вообще пусто. Даже пыли, кажется, не было. Для подвала заброшенного дома - случай вообще из ряда вон. Со стен свисали ошметки теплоизоляции - трубы водопровода, кажется, тоже срезали. И были там вдоль стены небольшие комнатушки. Раньше в подвалах такие маленькие погреба делали для жильцов. Вот как у нас в деревне, только поменьше. Кто-то там картошку хранил, кто-то - старый велосипед. Я подергал ручки двух ближайших дверей - заперто. Но одна мне поддалась. Внутри тоже совершенно ничего не было - как раз то, что мне нужно. Я постарался запомнить эту дверь и мысленно просчитал, как до нее быстрее добраться. Тут надо сработать ювелирно, иначе никакого розыгрыша не получится.

А еще в подвале тоже была дыра. Слишком низко, чтобы я принял ее за остаток спиленной трубы, да и выглядела характерно - выщербленная по краям, почти круглая. Практически дыра-близнец той, что я видел на лестничной клетке. Я даже подошел и посмотрел в нее. Ничего не увидел, конечно. У меня ж даже фонарика с собой не было. Ничем оттуда не воняло, ничего подозрительного. Дырка и дырка. Я повернулся к ней спиной и внимательно осмотрел подвал. План моего коварного замысла уже четко складывался.

Я снова хмыкнул и пошел наружу. Этот момент, когда я стоял спиной к дыре, совершенно один, мне потом часто снился в страшных снах… До сих пор не понимаю, почему со мной ничего не случилось.

***

- И ты не испугался.

- Конечно.

- А эти дырки…

- Были там неспроста, да. Это же страшная история. Если я рассказываю про странные дырки, конечно же, они не просто так. Тут, знаешь, трудно держать интригу.

- Я пить хочу.

- Есть морс. Будешь?

- Да.

- Хорошо, - дед отправился на кухню.

Вслед ему в окно отчетливо постучали три раза. Игнорируя этот шум, старик открыл холодильник. Окно на кухне тоже продолжало дребезжать, но это все уже было не важно. Куда бы он сейчас ни пошел, что бы ни сделал…

- Ваня, а ты что-то будешь?

Дед застыл. Рука с бутылочкой морса предательски затряслась. Нет, сейчас не время бздеть. Вот именно сейчас - самое неподходящее для этого время. Даже больше, чем в красном доме.

- Ну, не хочешь, как хочешь. А каша вкусная была.

Немного успокоившись, дед налил полную кружку напитка и осторожно, стараясь не расплескать, пошел обратно.

- А что дальше было?

- Ну, отучились. У кого как по расписанию, - старик поставил чашку на стол, - Кто-то к двум уже балду пинал, кому-то до трех учиться. Поэтому и время такое наш Гоша выбрал. Три часа дня. Общий сбор, так сказать.

Танюша отпила из чашки:

- И что ты?

- Учился до трех, - дед сел обратно на свой стул и положил ружье на колени, - И вот выхожу я с пар…

***

/* Окончание в комментариях */

Показать полностью
120

Семь

Часть 1 — Лень

Конец света, самый первый в моей жизни, я увидел, будучи в тепле, сытый и довольный. Ноги окутывал мягкий плед, сбоку спала собака, и мне было всего лишь 12. По телевизору показывали фильм «Нити».

Тогда, бо́льшая из моих проблем заключалась в курице, забытой в морозилке, и маме, просившей ее достать. Поэтому картина напугала меня. Позже, в памяти, я разделил ее на две части — до взрыва и после, раскрасив первую в яркие цвета солнечного неба, а вторую — в серость и тлен.

Наверное, когда случился настоящий конец света, люди также начали видеть мир через мутное стекло. Наступил вечный ноябрь. Еще вчера тебя волновал не пришедший по расписанию автобус, а уже завтра кадр с его уезжающим вдаль бампером рисуется в голове чуть ли не блестками.

Многие из тех немногих, кто сумел выжить, мыслили именно так. Я в их число не входил. Не потому, что умер, и слова эти лишь прощальный пар остывающего тела. Я тоже спасся, вот только сплин последовал за мной.

За год до конца моя мама сказала мне:

— Что-то с тобой не так, Илюша.

Моя мама. Совсем уже старушка, она не переставала думать о себе, как о молодой особе с кучей десятков лет впереди. Ее не смог остановить артрит, больные колени. Не сумели этого и катаракта с гипертонией в придачу.

— Когда я умру, мне хочется видеть тебя счастливым.

А собственный сын смог. Он, то есть я, сидел у нее на кухне, в маленькой хрущевке на третьем этаже, и глядел с кислой миной на плавающий в сладком чае лимон. Через ажурные занавески на стол падал свет, оранжевый от заката, и я думал:

— Я тоже.

Мама не знала, что причина, по которой я ношу в жаркий июль рубашку с длинным рукавом, состоит вовсе не в комплексах, оставленных со школьных времен. Когда-то, одна моя одноклассница с красивым именем Лиля посоветовала мне:

— Тебе лучше не показывать свои тощие руки.

И я с ней любезно согласился. Но сейчас, под плотным слоем поплина пот тек не из-за этого. Он омывал собою раны. И они болели.

Я тоже хотел бы, чтобы мама не расстраивалась. После моей смерти. Но хоронить родителей и хоронить детей — сильно разные вещи. Нарушение порядка. Последовательности, заложенной природой и эволюцией.

— Все хорошо, мам. Просто я устал на работе.

Может быть, поэтому я лишь игрался лезвием, как дети играют в убийство, стреляя друг друга из палок. А может, я просто трус?

И вот, когда мир, наш влажный голубой шарик, погряз в хаосе, и от порядка не осталось и следа, одно случилось так, как должно́ было быть. Я проводил свою мать. Она не умирала у меня на руках, и я не вскидывал глаза к небу, вопрошая у Бога:

— Пожалуйста!

Как и от порядка, от моей мамы тоже ничего не осталось. Разве что пыль на развалинах пятиэтажки, среди которых еще могли бы быть частички ее старого тела.

Я не плакал в тот день. Я смеялся.

— Как вам такая погодка?

Прогноз синоптиков обещал нам солнечный день без осадков. Никто ни о чем не подозревал. Никто не знал, что будет дождь.

— Как вам такие яблоки?

Будет град, и тысячи мегатонн в тротиловом эквиваленте обрушатся на наши головы. Мир замрет в прощальной агонии. И только нейтроны станцуют среди ядер и новых могил.

— Ха-ха-ха!

Из подвала, в котором я тогда работал, выбраться удалось с больши́м трудом. Но он спас меня, этот морг. Морг, где смерть — хозяйка, спас еще и парочку холодных трупов. Спас тех, кто уже был мертв.

Ну не шутка ли?

Первую неделю я думал, что остался один. Было так тихо.

— Словно умерли все, — смеялся я.

Весна, что бушевала в то время, тоже погибла. Выцвела в тон падающего с неба пепла, а голос птиц сменился тишиной. Мир стал таким, каким я видел его раньше.

Безнадежным.

Но я не спешил умирать. Я не верил в Бога, чтобы принять спасения за знак, я не верил в предназначение. И мама больше не держала меня. Но теперь моя смерть не казалась выходом.

А может, я просто трус?

Я решил, что новая реальность убьет меня сама. Рано или поздно.

И я стал ждать.

Было холодно, и во рту я постоянно держал веточку осины. Так зубы не стучали друг о друга. Использовать веточку я стал не сразу, сначала была тряпка. Но влага с кончиков зубов быстро впитывалась в жадные волокна, и те начинали скрипеть. Что-то еще, кроме деревянной косточки, во рту появлялось редко. Иногда я находил консервы среди обломков продуктовых магазинов, но их, небольших, быстро грабили и без меня.

Кто, я не видел. Я и не хотел. Странное чувство, искать смерть как результат, как итог и конец, но избегать ее как действия. Кровь выльется из тебя, покинет тело, но сначала будь добр — порежься. Раскрои себе вены, разорви нити нервов, коснись их лезвием, чтобы добиться. Того результата, что ты так ждал.

Страшно?

Через неделю после взрыва, когда я уже возвел собственное спасение в высшую степень иронии, мне повстречались люди. Живые на сей раз. И эти полные сил и голосов люди убивали других людей.

Их было пятеро. Трое хищников и две жертвы — все мужчины, чему я страшно обрадовался. Мне не хотелось для себя дилемм. Когда женщине нужна помощь, и только ты — рыцарь, можешь ее спасти. Не знаю, стал бы я?

На небе горели звезды, было темно, и только костер освещал мне картину. Видимо, те двое решили погреться. Видимо, они, так же как и я, не знали, что холод теперь меньшее из бед. После я больше не жег дрова, когда наступала ночь. Не на открытом пространстве. Нет.

Мне снова повезло. Урок это я усвоил на чужих ошибках. Чужой крови, которой так щедро полили костер. Я прятался в кустах, я почти не дышал, и звук шипящих поленьев доносился ясно. Я вспомнил яичницу.

— Зачем? — закричала вторая жертва. — Что вам нужно? У нас ничего нет!

Хищники смеялись.

— Как тебя зовут? — спросил один из них.

— Иван.

— Видишь ли, Иван… — убийца облизал губы. — Теперь нет правил. Причины тоже не нужны. И тем более не сто́ит спрашивать Зачем?

Иван заплакал. Он был еще мальчишкой, лет 20, с грязным лицом, но молодыми глазами.

— Кто это? — мужчина указал на костер, где начинал обгорать еще теплый труп.

— Отец.

— А где ваша матушка?

— Умерла.

Хищник присел перед Иваном. Он улыбался, и его зубы сверкали. Больше в темноте за капюшоном я не смог разглядеть.

— То есть ты теперь совсем один? Да, Иван?

Иван молчал, хоть губы его не переставали шевелиться, выпуская наружу белый пар.

— Ты можешь пойти с нами, Ваня. Если хочешь.

В огне плавилась кожа, горели волосы и лопались сосуды. Снова шипение. Иван метнулся к костру.

— А если нет? — выдавил он испуганно, продолжая смотреть на то, что когда-то он называл папой.

— Ты знаешь, — ответил мужчина сквозь улыбку.

Иван ушел с ними. Я был рад, что не увидел его смерти, но от чего-то мне казалось, он не умрет в теплой постели, не умрет стариком. Может, дни его продлились еще на месяц, может, на год. Не думаю, что на больше. Но я надеялся, что ошибаюсь. Может, в тот момент, когда его губы произносили Да, он представлял, наслаждаясь, как вонзит тот самый клинок, убивший его отца, в шею той мрази, что держала его тогда.

Я начал думать. Мне повезло, я выжил, я был в подвале. Как и кто-то еще. Те люди, что от чего-то предпочитали там обитать. Конечно, кто-то из них лишь счастливый случай, каким являлся и я сам. Но большая масса, кто они? Когда жизнь бурлила на поверхности, когда мир был похож на рисунок первоклассника…

— Солнечный круг, небо вокруг, — напел я.

Когда все было так хорошо. Кто те люди, что скрывались во мраке подземелья?

— Это рисунок мальчишки…

Я продолжил ожидать смерти, но избегал ее мучений. Тех, кто мог бы мне их подарить.

Но однажды, на второй месяц моих скитаний, я нарушил собственное одиночество. Я встретил Марию.

То место, куда я забрался на ночлег, было старым заводом. С девяностых там не обитал никто, кроме бомжей, и я надеялся, что теперь разрушенные стены уж точно никого не привлекут. Его крыша упала, образовав из себя треугольник жизни. Там же я нашел подвал. Осторожно спустившись, я оглядел его закутки, старые матрасы, кучу мусора и рваные газеты. Посмеялся.

— Последний день Земли. Сенсация! Что же вы не пишете о нем?

И голос из угла тоже захихикал.

— Кто здесь? — испугался я.

Снова смех, более долгий и, как я теперь понял, женский.

— Я, — ответил он без пользы.

Мне пришлось оглядеться, светя фонариком по стенам, пока наконец я не увидел ее. Женщину в надутом пуховике с копной грязных спутанных волос. Она лежала на матрасе и даже не пыталась подняться. Лишь пощурилась от света, упавшего на ее морщинистое лицо.

— Всего-то я, — снова произнесла она.

Я не двигался, но и не убегал. На то не было причин.

— Я не сделаю вам ничего плохого, — сказал я зачем-то.

Сказал то, что обычно говорят злодеи в фильмах перед тем, как сделать что-то плохое.

— Хорошо, — усмехнулась женщина. — Но не думаю, что мне можно навредить больше.

Ее больше я пропустил мимо ушей, и потому сильно удивился, что она считает себя столь неуязвимой. От этого я сам перестал видеть ее безобидной, какой она показалась мне вначале.

— Меня зовут Илья. А как вас? — продолжил я диалог.

— Мария.

Так мы познакомились. Мария рассказала мне, что да, с девяностых тут не жили «нормальные» люди, и что так происходит до сих пор, ведь сама она тоже бомж.

— Мы теперь все бомжи, — пошутил я, и она засмеялась.

На вопрос, а кем она была до своего настоящего статуса, Мария ответила:

— Это не важно. Прошлого все равно не осталось. Будущего тоже. Есть только сейчас. И лучше уж его не было вовсе.

Я кивнул, гадая, кем же все-таки она была. Инженером, потерявшим все после развала? Ученым или преподавателем.

— Вы здесь одна? — я перешел к настоящему.

— Теперь да.

— Теперь?

— Видишь, сколько здесь матрасов? Каждый кому-то принадлежал. Кто-то умер на поверхности. Кто-то ушел после. Только я осталась.

— Почему? — задал я очевидный вопрос.

— А вот почему! — Мария резко откинула с ног рваное одеяло.

Когда фонарь поймал в круг света то, что под ним скрывалось, я увидел шевеление. Сотни маленьких теней, их копошение в блестящей влаге кровавых ошметков.

— Боже! — я вздрогнул.

Мария снова накрылась.

— Видишь вон ту балку, — она указала на нее. — Это она сделала со мной. Свалилась прямо на ногу, раздробила кость. Зато теперь у меня всегда есть компания. Мои милые опарыши.

Она улыбнулась, на сей раз грустно. А я вспомнил про ее больше.

— Могу я помочь? — спросил я, сам не зная зачем.

Мария продолжала улыбаться, и в лице ее я увидел мать. Мою маму, что умилялась своим маленьким сыном.

— Но мне не нужна помощь, — ответила она. — Я там, где я хочу быть. Здесь спокойно, здесь тихо. Я не хочу спасать себя. Ради чего, скажи мне, пожалуйста? Там, наверху, есть ли там что-то, для чего еще сто́ит жить? Скажи мне, Илья?

Было забавно, и я даже немного усмехнулся про себя. Мне вдруг пришлось поменяться местами со всеми теми доброжелателями, что пытались меня подбодрить.

— Просто найти себе девчонку, Илюх, и все наладится, — так мне говорили. Или: — Работу тебе пора менять, а то в твоем морге любой двинется.

Теперь я вспоминал их, перебирая, как справочник.

— Мы можем надеяться, — нашел я подходящую фразу, — что все наладится.

Мария упала головой на подушку. Те тряпки, из которых она была сделана.

— Надежда отнимает слишком много сил, Илья. А мне лень. Мне всегда было лень. Ну хорошо, не всегда. Когда-то давно, когда я была моложе тебя, я пахала. Я работала, я воспитывала детей, тянула мужа и все остальное по списку. В пятьдесят все они меня бросили. Дети разъехались, муж выгнал из квартиры. Я осталась одна. Вот тогда-то мне и стало лень. И единственное существование, которое уживалось с моей ленью, заключалось в том, чтобы стать бомжом. Как видишь, так и случилось.

Потолок, на который она смотрела, не был обит бархатом или атла́сом, но я видел в нем крышку ее будущего гроба. Наверное, сама Мария тоже так считала.

— Еще раз, Илья. Есть ли там, ради чего мне еще сто́ит жить?

Я закусил губу.

— Мы могли бы спасаться вместе.

Мария тихо засмеялась.

— Сынок, — сказала она. — Я тебя скорее в могилу заведу, чем спасу. Уходи-ка ты отсюда. Здесь ни еды не осталось, ничего. Во круге пустошь. Попробуй город. И вот что еще…

Она достала из-под матраса шуршащий пакетик.

— Мои товарищи, хоть и бомжи, тоже люди. Оставили меня с пропитанием. Думали, может, я оклемаюсь, а может, что сами вернуться. Как видишь, ни то ни другое. Теперь мне это все ни к чему. Возьми!

Она протянула пакетик мне.

— Тут вобла. Немного орехов и сушеные яблоки. Не спрашивай откуда. Украли с дач.

Я послушался, но руки мои дрожали. В голове вдруг проступила мысль:

— А может, и мне здесь остаться?

Тихая смерть, спокойный конец. Ни этого ли я искал? Но вместо слов этих я сказал:

— Обещайте, что все же постараетесь… надеяться.

Мария громко усмехнулась.

— Хорошо, — ответила она, в то время как голова ее моталась из стороны в сторону.

Утром я ушел. Небо встретило меня грязной ватой равнодушных облаков, а пейзажи походили на черно-белые снимки. И я снова думал:

— Есть ли там, ради чего еще сто́ит жить?

Один раз я оглянулся. Хотел вернуться, выбрать матрас почище и тоже лечь умирать. Каждый шаг давался с трудом, каждый просился назад. Но все же я шел, и шел вперед.

Ради чего еще сто́ит жить?

Ответ нашел меня сам.

— Помогите!

В лесу, за соснами, кричали дети.

Семь

Рассказ пишется в рамках конкурса крипистори про постапок. Пишется на лету и сразу выкладывается, а то я отвлекусь на что-то другое и заброшу этот рассказ. Будет семь (вот это неожиданно!) частей, а я буду рада вашим комментариям.

*«Нити» (англ. Threads) — телевизионный фильм о ядерной войне, который был снят режиссёром Миком Джексоном для телекомпании BBC в 1984 году.

Показать полностью 1
180

На деревню, к дедушке 1/2

На деревню, к дедушке 1/2

Автор Волченко П.Н.

Ссылка на начало:

На деревню, к дедушке 1/1

Костя быстро прошел мимо бабушки, опасливо вошел во двор. Ему казалось, что во дворе обязательно должна быть большая цепная собака, и должна она быть злой. Но во дворе собаки не оказалось и даже будки не было. Странно как-то. Деревенский дом, и без охранника.

Вошел в дом.

Чистый, прибранный, светлый. На Костю покосилась кошка, лежащая у печки, зевнула, перевернулась на другой бок. Костя прошел по дому, заглянул в комнаты, ему понравилась та, что была потемнее, да и мебель там была не столько старая, сколько винтажная: тяжеловесная, с гнутыми ножками, и темного, почти черного дерева. Такую бы, да ему в город, все свои бы обзавидовались – стильно.

Костя зашел в комнату, рукой надавил на кровать. Скрипнул матрац: старый – пружинный. Прошел вдоль комнаты, к окну, распахнул шторы и сморщился от яркого света, ударившего по глазам.

- А, Кость, эта понравилась? – в комнату заглянул дед. – Будет твоей. Хочешь?

Костя кивнул и только сейчас вспомнил, что забыл взять хотя бы одну сумку из багажника машины. Нехорошо получилось, старики все же…

Он бросился из комнаты и споткнулся о свои сумки. Все они были свалены у дверей в комнату, а дед скидывал с плеча последнюю.

- Куда вчесал? – спросил дед.

- Я, это… - Костя с удивлением смотрел на сваленные сумки. Он прекрасно помнил, как они на пару с отцом, кряхтя и охая, тащили эти баулы к поезду. Особенно вот эту, синюю сумку, набитую книгами. Отец предполагал, что Костя проживет у деда с бабушкой все лето, все два с половиной месяца, вот и набросал ему всю нужную и ненужную литературу в сумку. А еще где-то в этой же синей сумке и ноут должен быть.

- Ну ладно, ты пока устраивайся, располагайся. – дед похлопал внука по плечу. – Не буду мешать.

Он развернулся, и, беззаботно сунув руки в карманы мятых брюк, вышел из дома.

- Однако… - только и сказал Костя и взял ближайшую сумку, тяжело закинул на плечо и понес в свою, только что выбранную комнату.

Время до вечера пролетело быстро. Пока распаковался, пока вещи в шкафу развесил, пока одно да другое – стало уже темнеть. К нему, все это время не заходили, не беспокоили.

В дверь постучали, послышался бабушкин голос:

- Костя, кушать пойдем, а то ты ведь даже не обедал.

- Сейчас. – отозвался Костя, огляделся. Ему понравилось: на стены он повесил пару плакатов, на столе стоял ноут, рядом аккуратной стопочкой выложены книги, журналы, отдельной кучей сложены вещи, которые мать с отцом передали в подарок деду – там не мало было барахла, даже здоровая, тяжелая соковыжималка. Отец, помнится, говорил, что дед давно о такой мечтал, вот только дороги в город у него не было. В открытом шкафу, на привезенных с собой плечиках, висели Костины вещи: сплошь черные, на некоторых устрашающего вида рисунки, особенно ярко выделялась черная кожанка с матово блестящими клепками.

В принципе все нормально, жить можно. Он сунул руку в карман, нашарил сотовый, вытащил и с глупым видом уставился на дисплей. Сигнала не было. Он походил туда сюда по комнате, покрутил сотовым под потолком, залез на кровать, уперев сотовый почти что в люстру – не было сигнала и все тут! Бросился к ноуту, включил, вставил флешку Интернета – нет сигнала!

- Костя, кушать. – напомнила из-за двери бабушка.

- Ага. – он быстро соскочил с кровати, вылетел за дверь. – Ба, а у вас телефон где?

- В магазине. – ответила бабушка спокойно. – Тебе позвонить надо?

- В каком магазине? – не понял Костя.

- Ну это как по нашей улице идти, потом, у Сидорова дома налево, ты его узнаешь – у него наличники резные, раскрашенные, так значит там налево, а там уже прямо, прямо и у дороги увидишь, мимо не пройдешь.

- А у вас? – совсем уж глупо спросил Костя.

- А что у нас?

- Телефон, сотовые? У вас какой оператор ловится?

- Никакого, нет у нас тут операторов. У нас кино отродясь не снимали. Кушать пошли, пирожки стынут.

- Ну деревня, ну деревня! – тихо простонал Костя.

- Очень даже хорошая деревня. – встрял в разговор дед. – У нас тут и речка, и озерко. Завтра по зорьке рыбачить пойдем.

- Чего?

- Ну если не хочешь, не пойдем. – спокойно ответствовал дед, заглядывая через Костино плечо в комнаты. – А это у тебя что за страсти?

- Где?

- На стене.

- А… Это… Это так, группа одна. – растерянно ответил Костя, оглянувшись на патлатых парней в черных косухах на плакатах.

- Я вас к столу дождусь сегодня или нет? – крикнула бабушка.

- Уже идем. – откликнулся дед и шепнул громко Косте. – Пошли, а то она знаешь, и разозлиться может…

*  *  *

Деревня и правда была хорошая. Правда понимать это Костя начал не сразу, а только на вторую неделю. Первую неделю он все больше психовал, по привычке пытался запустить поисковик и бессильно смотрел на сообщение о ошибке, проверял зачем то сотовый, забывая на мгновение, что сети тут нет. Он даже подумывал прийти с ноутом в тот самый магазин, где был телефон, к тому же с продавщицей – тетей Лизой, полненькой хохотушкой лет сорока, договориться было несложно. Только выяснилось, что линия у них из рук вон плохая, постоянные сбои, шипит все, скрипит – на таком Интернете не посидишь, только нервы зря изведешь.

А вот на вторую неделю Костя взглянул на деревню под другим углом. На вторую неделю Костя с утра пораньше, даже не наложив своего ежедневного черного грима, отправился с дедом на рыбалку. Рано, еще только небо чуть подкрасилось красным, они вышли из дома, прошли меж домов, вышли к узкой тропинке, вьющейся в тень леса, и спустились к тихой заводи, поросшей высоким шуршащим камышом. Сели на бережок, закинули удочки, и стали ждать.

Тихо было, слышно как вода еле слышно плещется о бережок, чуть шуршат листья камыша друг о дружку и блестит красной чешуей на водной глади рассветный свет. Ярче становится, и вдруг всплеск, рыба играет. Лесок за спиной будто оживает, наполняется звуками, где то скорым треском дятел стучит, и по лесу идет гулкое эхо, какие-то птицы начинают несмело выводить свои песни, кукушка отсчитывает чьи то годы.

Поплавок дрогнул, качнулся против волны, и вдруг нырнул, пропал, и снова вынырнул, только стоит твердо, с рябью уже не колышется. Костя за удочку схватился, а дед ему ладонь на руки положил, и сказал тихо:

- Подожди, дай заглотнуть.

Костя, через силу, выждал секунду, а потом резко дернул. Полыхнула в утренних лучах рыба чешуей, брызги алмазными каплями в стороны, взметнулась она на метр над водой, и вниз бухнулась – разлетелись в стороны брызги всплеска.

- Ну я ж тебе говорил, - улыбнулся дед, - заглотить дай.

- Ага. – легко согласился Костя, насаживая на крючок червя. – Ага, в следующий раз.

И снова тихий плеск волн о берег, снова шорох камыша, снова поплавки на воде тихо покачиваются вместе с легкой рябью.

Хорошо…

С той рыбалки все по другому стало. Спокойно стало, красиво, неспешно. Костя читал книги, так, как никогда раньше не читал. Раньше то когда: в автобусе, в туалете, на занятиях, ну иногда под вечер, когда по телевизору ничего интересного, и в чат лезть не охота. Но никогда он не читал книг днем, лежа в гамаке под пахучей яблоней, греясь на солнышке. Книги от такого чтения становились интереснее, насыщеннее, живее, сытнее… А еще Костя начал разговаривать. Это были не те пустые, машинальные фразы, что бросал он при общении с родителями, это были не позерские высказывания, что плодили они в своем кругу, наполненном темной готикой, романтикой смерти – нет, эти разговоры были другие, живые. По вечерам, играя с дедом Женей в карты или в шахматы, они частенько говорили о том, о сем – вроде бы о вещах ничего не значащих, но Костя чувствовал, как на душе у него от этих разговоров спокойнее становится.

Костя напрочь забыл о гриме, о черных ногтях, черной помаде. Он не одевал на себя больше ни крестов, ни цепочек, и ходил теперь не в своих черных хламидах, а в откопанных в самой глубине сумок, джинсах и желтой майке.  Удобно, не жарко, хорошо. Костя загорел, стал смуглым, и почему-то его это совсем не расстраивало. Раньше он загара боялся как огня – гот должен быть бледным!

Он забыл про Интернет, он забыл про сотовый – жизнь в деревне спокойная, неспешная. Костя полюбил чай, и научился чаевничать: сидеть по вечерам у телевизора, потягивая жаркий, парящий чай из блюдечка, прихлебывать, закусывая его теплыми, мягкими булочками или пирожками – баба Аня частенько пекла. Жить было хорошо, он словно вырвался из серых бетонных джунглей в яркий, в солнечный, напоенный красками и жизнью мир.

Все тут было хорошо, вот только немного странно. Поначалу Костя посчитал, что эти странности – это его, Костино незнание о укладе деревенской жизни, но потом понял – нет, тут что-то другое. Ни в одном дворе не было собак. Нет, собаки, как домашние любимцы были, их выпускали побегать, их подкармливали соседи, но больших сторожевых собак на цепи не было ни в одном дворе. А еще не было никакой скотины. Ни коров, ни кур, ни гусей. Только несколько лошадей, да и те были постоянно на выпасе, жили сами по себе и лишь иногда хозяева одевали на них седла, катались. Но никогда не запрягали лошадей в телеги, да и телег Костя в деревне не видел. Не видел он в деревне и молодых. Самой молодой была продавщица в магазине – тетя Лиза, на вид лет сорока, веселая, с ярким румянцем на щеках, с вечной, непроходящей улыбкой на лице. Но это то как раз нормально: молодежь из деревень бежит. Но не вся же! А еще он ни разу не видел в деревне пьяных. Вообще ни разу! И не видел он, чтобы старики охали и ахали, как то старикам и приличествует. Они наоборот, вели себя бодро, бойко, легко. Не было тут никого с тросточкой, никого сгорбленного радикулитом – они будто бы только выглядели старыми. Казалось, что они, местные старики, знают какую-то великую тайну жизни и оттого им хорошо живется, оттого они счастливы. А еще все они любили солнце. Очень любили. Это Костя заметил не сразу. Поначалу он думал, что просто поглядывают старики вверх и от солнечного света щурятся. Вот только уж больно часто они это делали, да и улыбались потом по доброму, счастливо что ли…

Да и сам Костя стал частенько поглядывать на солнце, щурился и улыбался. Ведь и правда, хорошо… В городе на небо почему-то не смотришь.

Три месяца пролетели неожиданно быстро, но казалось, что в них уместилась целая жизнь: яркая, сочная, добрая – будто позволили вернуться Косте на два с половиной месяца в детство.

*  *  *

- Мать, ну куда ты тащишь! Хватит уже, с этим бы разместиться! – ругался деда Женя на бабу Аню, но та все же запихнула еще одну банку соленых огурцов в набитую сумку, взвизгнула, закрываясь, молния.

- Ничего, много не мало, как-нибудь дотащите. – она, с чувством выполненного долга, гордо вскинула голову, прошествовала к Косте, чмокнула его в щеку. – Ты там за дедом приглядывай, хорошо?

- Ба, - Костя улыбнулся, - конечно.

- Ань, ну ты что? – обиделся дед.

- Ничего, я тебя, старого козла, знаю.

- Ну да ладно.

- И не ладно! – она вскинула брови. – Костя, ты ему главное выпивать не давай, а то ему только дай.

- Один раз только и было… - недовольно буркнул в сторону дед.

- Зато на всю жизнь хватило. – парировала баба Аня.

- Ну, долго вы еще там? – крикнул от машины таксист и глянул на часы. – Поезд ждать не будет.

- Ну все, давайте… Посидим на дорожку. – баба Аня присела на одну из сумок, деда Женя уселся на крыльцо, а Костя просто бухнулся задом в траву. – Ну все, счастливо, и приветы там передавайте.

- Хорошо.

Костя с дедом похватали сумки и пошли к такси.

Ехали не на дедовом москвиче, потому что дед решил тоже в город прокатиться, посмотреть, как сын там живет. А Костя не против был: дорога длинная, два дня на поезде.

Когда они уже были в поезде, когда вагон дрогнул и стал неспешно набирать ход и перестук колес все ускорялся и ускорялся, деда Женя спросил:

- Кость, я все хотел спросить, только ты злой был.

- Чего?

- Помнишь, ты когда приехал… Ты зачем как баба глаза красил? И крест твой здоровый, ты так в бога веришь? – дед виновато отвернулся. – Нет, я ничего плохого сказать не хочу, вера – это у каждого человека свое, просто не понял я чего-то…

- Да не, дед, это… - Костя задумался на секунду, и увидел все как-то иначе, по другому. Действительно, а что все это было? Вся эта мрачность, весь этот пустой эпатаж, черные глаза, белое лицо, музыка эта тягучая, которая ему, по большому счету, и не нравилось, - что все это было? Зачем оно ему было нужно? Он посмотрел деду в глаза, и сказал уверенно. – Дед, это чушь была, одна большая, глупая чушь.

- Да… А я думал, что для тебя это серьезно. – он полез в сумку, достал оттуда пакет с вареными яйцами, с курицей. – Мне твой отец в телеграмме писал, что ты гот какой-то, я думал это вера такая. Сказал мне, что у тебя по этому поводу, - замялся, - того, котелок свистит…

- Да, это было. Но теперь прошло. – Костя взял яйцо, тихонько постучал по столу, стал аккуратно счищать скорлупу, а сам задумался. Ладно, все это готское оказалось чушью, но вот Альберт. Как теперь быть? Неожиданно для себя, спросил. – Дед, а ты в вампиров веришь?

- Что? – дед как то сразу отпрянул, из его рук выпало неочищенное яйцо, упало на пол.

- В вампиров… Знаю, что глупость, но все же, ты в вампиров веришь?

- В вампиров, - дед склонился, поднимая откатившееся в сторону яйцо, - да не знаю даже… А с чего ты спросил?

- Да так, - Костя смутился, - есть тут одна история… Хотя. Ладно.

Костя окунул очищенное яйцо в соль, отвернулся к окну, за которым мелькали деревья, откусил белок. Дед вздохнул печально, почесал темечко, и сказал грустно:

- Значит догадался?

- Что? – в свою очередь не понял Костя.

- Ты только плохого не подумай, - начал дед грустно, - мы теперь не те уже. Ну ты наверное и сам понял. Это по молодости, там да… Там было: таких дел натворили. А сейчас. Сейчас так – век доживаем, нам уже по большому счету и не надо ничего. На солнышке погреться, пожить в свое удовольствие – без всего этого… Ну только это с годами все приходит, понимаешь. Когда молодой, все по другому кажется, а чем старше – мир по другому видишь, другое ценишь.

- Дед, ты о чем?

- Ну ты же сам спросил. О вампирах, - дед улыбнулся, зубы у него были хорошие, белые, ухоженные, но вполне человеческие, без клыков, не то что у Альберта, - или я тебя не так понял.

- Дед, какие вампиры? Ты что, себя в вампиров записал? – Костя усмехнулся. – Шутить изволите?

- А что? – даже с какой-то обидой спросил деда Женя.

- Ага, на солнышке погреться, вампиру, - Костя уже начал тихо посмеиваться, - в сельпо сходить, в районо, за электричество с пенсии платить. Дед, ты бы книжки почитал, о вампирах.

- Ну да. - дед тоже хохотнул. – Сморозил не подумавши.

В дверь купе постучались, откатилась в сторону дверь:

- Билеты пожалуйста. – вошла проводница.

- А, сейчас-сейчас, доченька. – дед торопливо выложил на стол билеты, паспорта: свой и Костин. Проводница посмотрела, кивнула, вышла.

- Красивая девка. – сказал дед, когда дверь за проводницей закрылась. – Заметил, как на тебя глянула?

- Ну, дед, скажешь тоже… - неловко ответил Костя, чувствуя, как наливаются горячим пунцовым цветом уши – краснеет. Тут же поменял тему. – Деда, а почему у вас своих детей не было?

- О, это долгая история. – начал дед…

*  *  *

На вокзале их встречали. Мать вроде бы поправилась, вернулся румянец, отец тоже не такой серый был, не хмурый. Он споро подхватил две сумки с соленьями да вареньями, а сам все украдкой на Костю поглядывал. Мать спросила:

- Костя, как отдохнул?

- Хорошо. – ответил Костя искренне, и мать улыбнулась. Отец тоже расплылся в улыбке.

- Ну что, попортил он вам крови? – негромко спросил отец у деда.

- Да нет, с чего бы? – деланно удивился дед. – Может ты и на следующее лето его к нам? А?

- Поедешь? – спросил отец.

- Можно скататься. – ответил Костя вполне серьезно.

Вечером, как оно и полагается, было застолье. Стол ломился, была и водочка. Отец был хлебосолен, щедр на речи, мать нахваливала привезенные заготовки, дед исправно выпивал с отцом, дымил на кухне сигаретами. Косте отец тоже налил, правда мать посмотрела на него строго, но отец только отмахнулся и тост сказал: «за семью!» - они выпили все, вчетвером.

Косте похорошело, потеплело.

Дед уже был пьяненький, глаза его подернулись туманной поволокой, на морщинистом, породистом лице, блуждала добрая улыбка. Он то и дело похлопывал сына по плечу, снова улыбался, и говорил: «сынок-сынок».

В дверь позвонили к ночи, за окном уже была темень непроглядная. Отец глянул на часы, половина двенадцатого.

- Какого черта? – спросил он тихо, пошел открывать.

- В глазок посмотри. – напутствовала его мать.

Щелкнул замок, скрипнула дверь, отец в зал вернулся недовольный, смурной.

- Костя, к тебе.

- Кто? – если честно, не хотел он сейчас со своими, с готами общаться.

- А я откуда знаю. – махнул рукой. – Иди.

Костя встал из-за стола, пошел в прихожую, услышал тихий мамин шепоток сзади: «начинается».

Это был Альберт. Все такой же бледный, с такими же ввалившимися щеками, с такими же голодными глазами. Вот только через всю левую половину его лица протянулся уродливый то ли шрам, то ли ожог.

- Приехал?

- Ну да.

- Где был?

- У деда, в деревне.

- И как тебе там?

- Нормально. – пожал плечами.

- Ментов ты навел?

- Что? – Костя удивленно поднял брови.

- Я, после твоего отъезда две недели, как сайгак, по чердакам прыгал. – Альберт шагнул вперед, лицо его исказилось злобой, в черном разломе ощерившегося рта блеснули клыки. – Я днем от них уходил… - шипел он уже прямо Косте в лицо, - ты это видел? – он ткнул себя в шрам.

Его скрюченная яростью рука, медленно, дрожа от злости, потянулась к Косте. Бежать не имело смысла, кричать тоже – Альберт везде достанет, догонит, и, если надо, всех положит. Крик о помощи застрял в горле.

- Молодой человек, представьтесь. – в дверях стоял дед. Высокий, надменный, с серьезным лицом.

- Деда, иди, мы сами. – тихо пискнул Костя.

- Представь своего друга. – сказал дед, словно не слышал Костиных слов.

- Альберт. – сказал Альберт и ощерился так, чтобы дед разглядел клыки.

- Послушайте, Альберт, я бы не хотел, чтобы вы общались с нашим Костиком. Хорошо? – сказал дед таким серьезным, таким уверенным тоном, что Костя сразу понял – дед пьян, дед безбожно пьян и сейчас он играет в глупое, ненужное геройство.

- Деда… Деда Женя, мы тут сами. – тихо попросил Костя, и тут же Альберту. – Он пьяный, не трогай его, пожалуйста.

Но было поздно. Альберт смазанной тенью метнулся вперед, на застывшего в дверном проеме старика, Костя, как мог, попытался рвануть ему наперерез и…

Ничего не случилось. Альберт промахнулся, Костя тоже, он нелепо врезался плечом в стену. Только дед не промахнулся. Он крепко держал Альберта за вывернутую за спину руку, словно милиционер из старого советского кино, скрутивший хулигана.

- Молодой человек, Альберт, я все же настойчиво вас прошу больше здесь не появляться. Никогда. Вы меня поняли? – он склонился к Альберту, к самой его шее, ощерился и зло прошипел не своим голосом. – Понял? Увижу, порву. В клочья.

И Костя увидел, как прямо на глазах лицо деда становится злым, хищным, острым, глаза наливаются багровой кровью, клыки вырастают так, что едва во рту помещаются, остро тянутся к шее Альберта. И вдруг все пропало: стоит деда Женя, выкручивает руку хулигану Альберту, и все по старому – никаких клыков, никаких кровавых глаз.

- Альберт, вы поняли?

- Да, да-да… - быстро закивал тот.

- Ну тогда счастливо, не болейте. – он отпустил руку. – А ожог землей натирайте, быстрее пройдет. Удачи.

- Спасибо. – зачем то сказал Альберт и той же размытой, скорой тенью, бросился вниз по лестнице.

- Эх, молодежь. – усмехнулся дед. – И я таким был… Давно, как давно. – посмотрел на Костю, подмигнул. – Ты только Аннет моей не рассказывай, а то… Она ж в инквизиции в свое время работала, ты учти. Да и вообще, перед нашими стыдно будет.

- Перед вашими? – глупо спросил Костя.

- Перед деревенскими. – уточнил дед.

- Так вы все…

- Пап, - в коридоре появился Костин отец, - там водка стынет. – только тут отец заметил, что Костиного друга на лестнице нет. – А этот где.

- Альберт больше не придет. – сказал дед.

- Ага. – кивнул Костя.

- Ну и  хорошо. – обрадовался отец. – За это надо выпить.

Показать полностью 1
63

Санитары Человечества 2 Главы 17,18

Предыдущие главы:

Глава 17 "Грааль"

– Глеб, привет! Ты как? – у дубовой двери, перетянутой железными стяжками для прочности, остановился Михалыч. В руках он держал доску, на которой лежали кастрюля с кашей, овощи и пол буханки круглого коричневого хлеба. Старик замолчал после вопроса, прислушиваясь к тишине, уже зная, что ответа не получит. Тяжко вздохнув, он присел на рядом стоящую лавку и отложил на край свой поднос. – Я не хочу говорить о Боге, у всех свой путь к Нему. Помнишь первые дни после ядерной бомбардировки?.. Кислотные дожди, от которых у людей вспухивали язвы? Ну может не везде они были, но в нашем городе прошли именно такие… Это через месяц пришла Зима на пять долгих лет… Нда, досталось людям… А знаешь кем я работал до этого всего? Не поверишь… «чистильщиком» и погоняло у меня среди знающих было «Отморозок». Я брался за любой контракт, за который платили хорошие деньги. Убитую семью конкурента, пацанчиков после разборок, жену или мужа после пьяной ссоры – Отморозок сделает как надо и заметёт следы. Нет тела – нет дела. Разделаю по частям и спрячу так, что ни одна ищейка не найдёт. По закону я был чист, ИП по грузоперевозкам, пятитонная «рефа» с глубокой заморозкой. Заказы на полгода вперёд, гонял по всей стране – удобно. А что? Сопроводительные документы все есть, с печатями и ветеринарскими выписками. Среди туш животных лежали человечьи, кто их разберёт, когда всё располосовано на филе и суставы… С головами посложней, но хороший топор и к ним подберёт ключик. Всё это «добро» я привозил к своему хорошему приятелю в мясокостный цех, двести баксов на руку и получал ключи на ночь в собственное распоряжение. Мясокостная мука отличная прикормка, её добавляют для питания свиней, за которую ещё и платят… Потом уже стали поступать заказы не просто по «чистке», но и предложения на убийства. Там уже другие деньги, совсем не сравниться… Этими вот руками, – старик посмотрел на свои ладони, скрученные артритом, – человек пятьдесят убил… Это моя тайна и грехи, за которые мне никогда не отмыться и нет мне прощения. Такие вот дела, Глебушка.

– Я зззнал, чччто ты чччудовищщще! – из-за двери раздался шипящий голос.

– Да, Глеб, я такой… был, до всей этой заварушки. А ещё у меня была любимая семья: две дочки, сын и жена. Они даже не подозревали о моей тайной жизни, считали меня дальнобойщиком, а Артёмка мечтал стать водителем, таким же как папа, нда… Я ехал из Москвы по трассе М5 после очередного заказа, когда началось всё это. Тогда-то я понял, что это божья карма, а мне оставалось 600 км до дома, до моей семьи. В обычное время я бы доехал за полдня, но путь мой затянулся почти на месяц. Сам поди понимаешь, кругом завалы, приходилось искать обходные пути. Я своими глазами видел на горизонте ядерные грибы и всполохи в небе от противоракетных ударов. Природа сошла с ума. Ураганы и смерчи выносили целые деревни, тучи развернулись огнём против всего живого. Я молил Бога добраться до своих, я зарёкся от своей старой жизни, лишь бы увидеть живыми своих детей. Корпус моей фуры за этот месяц растворился почти до остова от тех кислотных дождей. Кабина выдержала с трудом, правда в пару местах вода протекала внутрь. Немецкий автопром! Хотя «мозги» всё равно перегорели после тех магнитных ударов от взрывов, считай на «механике» и ехал, без света и без приборных показателей. Как раз, когда ударил минус и пошёл первый чёрный снег, я добрался до дома, точней, то, что от него осталось. Почти все дома в округе возвышались бетонными кучами… город умирал. Я стоял перед развалинами и плакал, проклиная себя, этот поганый мир и людей. Машина на последнем издыхании, горючего практически не осталось, да и плевать уже было. Мне не куда идти, всё, что любил, погребено под кирпичами… Хм… Я лёг там и стал ждать смерть. Не знаю, сколько так пролежал, может день, а может и два. Дальше я практически ничего не помню, так, урывками. Тащили меня по черному снегу, по кирпичам, терял сознание, снова приходил в себя. Перед глазами лица знакомых, друзей, родственников, моих детей, жены – короче начался бред. Меня лихорадило, то бросая в жар, то в холод. Когда пришёл в себя, увидел сидящих рядом жену и сына, я улыбнулся им и спросил: Я уже умер?.. Нет, Глебушка, хм… я не умер… Бог дал мне единственный шанс на искупление грехов! Они выжили, кроме моих дочек… М-м-м…

Завыл старик, прикрывая морщинистое лицо ладонями. Сердце разрывало от воспоминаний, и Антон Михайлович минуты две проплакал перед закрытой дверью.

– Дочки погибли за день… – взял себя в руки Беляев и продолжил, вытирая рукавом слёзы, – …как меня нашла именно та группа, в которой по воле случая, или Бога, моя семья и оказалась. Они выживали в бомбоубежище, к тому моменту в поселении в живых оставалось человек двести. Дальше начался страшный период, ты то поди тоже прошёл через это? Еды и питья не хватало, лучевая болезнь, холод и сумасшествие. Ад в реальности, когда люди превращались в монстров, теряя рассудок и человечность. Но я знал, что Бог ещё с нами, несмотря ни на что! Он мне явил чудо в тот момент, когда я увидел их живых. Артёмку и Свету. Не буду тебе рассказывать, что происходило в том бомбоубежище. Я видел, на что способен человек, и геройские и ужасные поступки… мы все через это прошли и всё ради того, чтоб просто выжить. Жена через два года всё же умерла от кровавого поноса и обезвоживания… Артём, единственная моя кровинушка придавала мне жизненные силы, чтоб жить дальше… а потом, так получилось, что и остатки людей стали родными. Нас осталось человек тридцать и все очень плохо выглядели. Я сказал им, что мы погибаем и нам надо уходить из города, в леса! Никак иначе или радиация нас добьет. Они поверили и пошли за мной. Так мы тут и оказались, и основали это поселение… Потом приходили к нам другие, из самых разных краёв страны, я всех принимал, зная, что люди – самое ценное богатство! Не важно кто они и какие границы переступили, чтоб выжить, главное – у всех есть шанс стать человеком. Я видел, кто вы с Атосом такие – уголовники, готовые на всё. Я помню ваши глаза, запуганные, обозлённые и затравленные, но мы всё же приняли вас, хотя многие предлагали убить. Мои люди боялись! И только я знал, что даже такие как вы… и я, могут измениться.

– И поэтому ты всссадил в ссспину ножжж…

– Нет, – вздохнул печально старик, – не поэтому, я испугался… не за себя, а за сына. Вы с Атосом напали на семью Кораблёвых, а они оказались вампирами…

– Ублюдки… я иххх ненавижжжу! – зло зашептал за дверью голос, – они рассстерзззали Атоссса, вот кто нассстоящщщие монссстры! Они высссасывали у меня кровввь, много дней. Я сссстал для ниххх консссервой. Каким-то чччудом я выжжжил и пошшшёл в «Родимичччи», ччччтоб ссспасссти вассс… дурачччков…

– Ты натерпелся, Глебушка. Я знаю, что Кораблёвы хотели нас убить всех, это мне потом сам Александр рассказал… они думали, что мы все такие, как вы…

– Госссподин Алексссандр, госсссподин Алексссандр… – зачастил Глеб от страшных воспоминаний.

– Помнишь моего сына, каким он стал после падения? Обездвиженный инвалид, почти «овощ», прости Господи! – перекрестился Беляев, – я за ним подтирал, кормил из ложечки кашкой и молил Бога о спасении или лёгкой смерти, ведь это мой единственный сын. Кораблёвы его спасли, обратив в такого же, как они.

Воцарилось минутное молчание. Старик думал о своём, всхлипывая, а Глеб хрипло дышал за дверью.

– Я испугался за сына, когда увидел тебя на крыльце, – продолжил Михалыч, – поэтому и убил… ну так я думал, когда это сделал. Взвалил очередной грех на свои плечи, и поверь, все эти пять лет я молился за тебя и себя… каждый божий день, видит Бог – не вру! Иногда мы не знаем, во что выльются наши поступки…

– Ты не знаешшшь чччто зззначччит пять лет пролежжжать в гнилом гробу… Когда сссмерть тебя не зззабирает, вот где Ад! Всссе косссти и внутренносссти болят, кромешшшная темнота, мышшши и чччерви ползззают по тебе, а ты ничччего сссделать не можжжешь…

– Прости меня, Глебушка, – заплакал старик, – я теперь не понимаю, кто ты… Ты не человек, ты не вампир… но Ты несёшь какой-то божий замысел! Вчера случилось очередное чудо на моих глазах, но это чудо в каком-то неестественном её обличье.

– Ты сссошшшёл ссс ума… ссстарый… Моя цццель только одна – уничччтожжжить вашшу деревню и Кораблёвввых. Я до всссеххх вассс доберррусссь!

– Нет, Глебушка… Твоё предначертание другое! Когда мой сын перегрыз тебе горло, я видел собственными глазами, как твоя рана зажила… но не в этом чудо. Мой сын, глотнув твою кровь, стал обратно человеком! Я ничего не понимаю в биологии или химии, но в тебе заложен ключ, чтоб повернуть всё обратно! Твой организм выработал какой-то защитный вирус от вампиризма, не знаю, то ли после того, как тебя использовали в виде «консервы», то ли из-за длительного пребывания под землёй, но это не важно. Ты святой Грааль! Я сейчас к тебе зайду, у меня тут еда. Ты можешь разорвать моё немощное тело, и я не буду защищаться! К замку от цепи, к которой ты прикован, у меня есть ключ. Выбирай сам: или ты его у меня вытащишь из кармана самостоятельно, или я сам освобожу тебя от оков? Но ради будущего Человечества, прежде подумай! Уф-ф-ф! – выдохнул старик и с трудом поднялся на ноги. Взяв доску с нехитрой снедью, он подошёл к двери и со скрипом отодвинул массивный засов.

Глава 18 "Бессмертие или смерть"

Меня обманывали не раз, мою душу вытравливали из этого тела всеми возможными способами. Иногда мне казалось, что я существую только для того, чтоб страдать. Наконец то я до этой твари доберусь! Моя шея скованна металлическим обручем и прикована цепью к стене. Мне больно, но я жду тебя! Да, ты раскрыл свои карты и поведал про своего сына, но мне это всё по барабану! Мне нужно твоё бездыханное тело, ну и что, что ты старик? Ты рассказал про свою жизнь до этого поганого Апокалипсиса, но я всегда подозревал, что ты такая же, как и я, сволочь! Мне срать на твои божьи законы! Где они были, когда ты вонзил мне в спину нож? Когда я хотел спасти твоих тупорылых «родимичей» от этих поганых упырей? Вот же какой божий, праведный старичок, своими соплями про свою жизнь решил меня расслабить? Не дождешься! Давай, заходи, ублюдок! Я жду тебя!

– Привет, Глебушка! Вот он я! – дверь открылась, передо мной стоял Михалыч, в руках держа еду. – Думаю, что ты сейчас меня удавишь, но я готов к этому! Я твой, ты должен выбрать свой путь!

– Сссука… – перед глазами опять появился Петя, его фантомное тело сейчас блекло мелькало на фоне этого старика. Мальчик тянул свою отрубленную руку по локоть и улыбался. А ещё с права проступил тот пацан, Саша вроде, бледный и улыбчивый, я помнил вкус его крови… – Заччччем ты это делаешшшь? Я жжже тебя сссейчччас разззорву!

– Рви! Я готов! Но прежде ты должен понять, моя смерть ничего не изменит! Твоя жизнь в божьем предначертании! – вот же фанатичный придурок, он сделал шаг навстречу, и я знал, что могу до него дотянуться, длина поганой цепи позволит. Я ждал этого момента, но сейчас почему-то просто стоял и смотрел на него. – Вот, возьми!

Он протянул мне ключ от замка цепи. Я зарычал от злобы смотря на него, из рта капала слюна, но почему-то я просто выхватил этот чёртов ключ и без промедления открыл замок. Свобода!

– Ты свободен, Глеб… прости меня, если сможешь! – он со слезами упал на колени передо мной, на расстоянии вытянутой руки. Вот же его шея, я могу просто протянуть свою ладонь и когтями провести по артерии, разорвав её.

«Не надо!» – беззвучно прошептал прозрачный фантом Пети, моего мальчика, которого пришлось убить в Ту Зиму. И Сашка, мальчишка, которого я и не знал, до того момента, когда он сам отдал мне свою кровь, чтоб я ожил. Он просто стоял и пронзительно смотрел на меня.

– И чччто дальшше? – я откинул железный ошейник в сторону и вплотную подошёл к склонившемуся старику, и на седую голову его положил свою руку с закрученными когтями.

– Исполни божью кару! Я давно уже готов! – он отложил доску с едой и обнял мои ноги, зачем-то поцеловав колено через гнилую штанину. – Я грешен, как и ты! Нам вместе гореть в Аду!

– Дурак… – мой голос дрогнул, да, я многих убил этими руками, чтоб выжить. Были среди них и гниды в человечьем обличье, и безвинные женщины с детьми, и даже бессильные старики. Я жрал человечину, только чтоб дальше существовать без цели в жизни. Я переступил все мыслимые и немыслимые границы, чтоб просто жить дальше. И сейчас мне стало больно в груди, так больно, что аж выть хотелось. – Мне плохххо, Михххалыччч…

Я так же упал на колени перед стариком и обнял его, чувствуя хрупкое биение в венах. Он меня стал целовать в щёки. Мы в соплях и слезах, сейчас со стороны представляли странную картину. Но ему и мне было всё равно. Вся боль этих страшных, последних лет выходила из меня тягучей желчью. В голове моей крутились калейдоскопом убиенные мной души людей, та тюрьма, из которой выбрался чудом; стадо для закалывания, в которой с Артосом оказался по воле случая и много что ещё, от чего стыла кровь в жилах… и Петя, с обмороженной и гниющей рукой и его плач, который преследовал меня всё это время.

– Нам надо жить дальше, Глебушка, – услышал я шёпот Михалыча, – чего бы это не стоило! Не ради нас, проклятых ублюдков, а ради будущего! На наши плечи легла непосильная миссия спасти этот мир! Миллиарды людей заплатили своими жизнями за ошибки Человечества и теперь настало время исправить их!

– Да, Михххалыччч, я готовввв! – прошипел я сквозь плач…

* ** *

– Я сделал всё, что мог, он не жилец, – пробасил мужчина в белом халате и со звоном откинул хирургические инструменты в железную чашу. Перед ним на операционном столу лежал в беспамятстве обнажённый Пётр с зашитой раной на груди, а под ним растекалась кровь, пропитывая простынь. – Ещё минут пять ему осталось, и вряд ли он уже придёт в себя. Да и это к лучшему, спинные позвонки разбиты, желчный пузырь лопнут… Не повезло ему, нда… По-хорошему его бы ввести в кому, вливать кровь, но сами понимаете, нет у нас условий…

– Понимаю, – Алиса печально вздохнула и задумалась, – доктор, вы можете идти, я тут посижу с ним.

– Алиса, только без глупостей! – насторожился мужчина, но всё же пошёл к двери, – через пять минут я пошлю санитаров, чтоб унесли тело. До свидания!

– Угу… – невнятно пробормотала девушка, в голове созревал сумасшедший план.

Как только дверь захлопнулась, Алиса, воровато оглядываясь по сторонам, вплотную подошла к умирающему.

– Эй, Пётр Андреевич! Вы меня слышите? – она склонилась над Петром, всматриваясь в мокрое от пота лицо. Конечно же он не слышал. – Я помню, что вы говорили, что ни за что не хотите стать таким же, как мы. Поверьте, это лучше, чем смерть. Да, вы много потеряете человеческих радостей, но всё же мы, по сути, остаёмся людьми, несмотря на эту жажду крови… Может уже и поздно, но я всё же попытаюсь!..

Скривившись, девушка полоснула ножом по своей кисти и надставила рану над человеком. Струйка алой крови оросила губы Петра, затекая в рот.

– Надеюсь получится, – тихо прошептала девушка, убирая руку в сторону. Рана на запястье быстро затянулась и через минуту уже никакого следа не осталась на коже. Она пристроилась на стуле и стала с надеждой ждать. Грудь Петра тяжело поднималась от дыхания, но он так и не открыл глаза. Видимо момент был упущен. Через три минуты человек последний раз выдохнул и замер. – Жаль, я попыталась…

Девушка встала, постояла ещё минуту над бездыханным телом и всхлипнув, отвернулась. В этот момент зашли санитары с носилками, они были из числа людей, поэтому с опаской посмотрели на выходящую девушку.

А на улице тем временем начинался бунт людей. Подлое убийство на арене человека вампиром, вызвало волну возмущения среди смертных. Горячие головы начали громить мелкие лавки, магазины, мастерские, требуя суда над Константином. Боевые и сторожевые отряды вампиров вышли на усмирение толпы. Сложившаяся ситуация выходила из-под контроля, но пока Советом было запрещено убивать, разве что зачинщиков, и особо активных, брать под стражу.

*** *

– Ну простите меня, не сдержался! – совсем без раскаяния заговорил Константин. Он сейчас стоял перед Советом Силы и слегка улыбался. Пять старейшин восседали на своих креслах с бокалами в руках и попивали кровь. – Это же просто человек, одним меньше, одним больше. И вообще он сам виноват, напросился!

– Замолчи! – проскрипел старец Михей, – ты нарушил правила! Ты пошатнул ту основу, на которой держится наше общество. Мы восемнадцать лет создавали этот тандем между людьми и нами, и я не позволю тебе развалить этот мир. Марк Захарович, дайте ему бокал.

Декслер с ухмылкой встал со своего кресла и подойдя к Константину, протянул ему хрустальный фужер с налитой туда кровью.

– Спасибо! – с подозрением Константин принюхался к содержимому бокала, слегка болтая кровь, – я обещаю так больше не делать! Пошлите меня подальше от города, в экспедицию. Люди успокоятся и через пару месяцев всё забудется.

– Нет, мы уже решили твою участь! – Михей, нахмурив брови, строго посмотрел на Константина, – завтра утром на площади, мы тебя отдадим людям на их суд. И пусть они сами решат твою судьбу!

– Это же глупо! Я же вампир, неужели вы так поступите со мной? – немного испугался Константин и одним махом выпил кровь из бокала, – и вообще, что они смогут со мной сделать? Я же буду защищаться, всех этих ублюдков разорву!

– Мы тебе дали шанс быть среди нас, и ты им не воспользовался. На тебя уже поступали жалобы, но мы до этого времени закрывали глаза на твои выходки, но сегодня вечером ты превзошёл себя. Нарушил закон. И раз так, то я забираю у тебя нашу силу!..

– Я не понимаю, это что значит? – насторожился Константин и посмотрел на пустой бокал в руке. В животе закрутило и ноги подкосились, стало страшно.

– А это значит: завтра ты предстанешь перед смертными таким же, как они. Я забираю у тебя нашу силу, теперь ты простой жалкий человечек! Ты больше не среди нас!

Продолжение следует:

Показать полностью
58

Небесный суд

Небесный суд

Временно меня попросили посудить людишек. Архангел Архаим за две тысячи лет немного устал и устроил истерию у Небесных Врат с громом и молнией, ну Он его и отправил в отпуск, в Рай, полечить «нервы». Я к тому моменту был неопытен в суждениях, благо, мне в помощники подкинули неплохих адвокатов-советчиков тёмной и светлой сторон. Демон Азивур умел создать весёлую атмосферу во время судебных процессов, хоть и используя непозволительный в этом Небесном Заведении чёрный юмор, а вот ангел Соффи умудрялся вызвать жалость и печаль к клиенту на ровном месте, даже если тот был жестоким тираном при жизни.

Для меня эта работа была не привычна, я большую часть своего фантомного существования провёл в ангелах-хранителях, но раз надо, то надо, с Ним не поспоришь.

Дело №31415926535 8979323846 2643383279 50288 (одно из моих первых)

— В детстве отчим его лупил армейским ремнём и на попе оставлял звёзды! — Соффи привёл очередной довод и уничтожительно зыркнул на своего оппонента Чёрной Материи. Подсудимый согласно закивал, с надеждой посмотрев в мои ясные и мудрые глаза.

— Не «лупил» а воспитывал, — перехватил инициативу Азивур, пустив немного сернистого газа, — чувствуете разницу? А «оставлял звёзды», ну такие времена были, что было выгрировано на бляхе, то и оставлял, и какой-то эзотерической цели отчим не преследовал.

— Не надо распылять свою адскую сущность тут, и вообще, я не пойму, уважаемый Азивур, вы защищаете подсудимого или наоборот, нападаете? — я вопросительно посмотрел на демона, поправляя чуть съехавший над своей головой, нимб - негоже выглядеть непотребно.

— Простите, я пока сам не знаю, всё зависит от того, как пойдёт дальше дело, — задумался Азивур, — просто я как бы работаю на противоречии своего коллеги.

— Ладно, Антон Васильевич, продолжим! — я грозно, нахмурив свои густые брови, посмотрел на подсудимого. Тот вздрогнул и чуть прижался - эффект нужный мной был достигнут. — Так, пойдём дальше по грешным пунктам, вы очень часто говорили про людей плохое за их спинами, можете ли вы это объяснить?

— Нет, нет, — отрицательно замотал человечек и с надеждой посмотрел на «светлого» адвоката, — я не мог это делать, ведь я был с детства немой.

— Так, не понимаю, — я близоруко глянул на список в своих руках, неужели бюрократическая ошибка? — а-а-а! Думали, видите ли, я машинально вставил слово «говорили», извините. Думали плохое за их спинами! Неужели вы не знали, что наши мысли материальны?! Это очень большой грех.

— Да! Тут он виноват, — завёлся ангел-защитник, в порыве вспархивая и вылетая в центр зала, — но главное – почему он немой? И опять давайте вспомним тот ремень…

— Со звездой, — вставил Азивур, зачем-то противно хихикая.

— Со звездой, — утвердительно кивнул Соффи, — бесчеловечного отчима, избивавшего ребёнка, в следствие чего, мальчик и стал немым!

— Прошу не подменять понятия! — вскричал Азивур, — мы уже пришли к выводу, что «воспитывал», а не «избивал»! Вот тут дело за номером 2000458481563664724 самого отчима.

В руках демона материализовалась папка, все с недоумением посмотрели на бумаги.

— Тут чёрным по белому написано: «воспитывал в строгости своего пасынка…» и прошу дальше использовать только это словосочетание! Давайте следовать букве Закона!

— Так, Азивур, вы участвовали в том процессе? — я своим пытливым и острым интеллектом почувствовал тут лёгкий подвох.

— Не помню точно… — стал юлить и отводить свой хитрый взгляд от моего, пронзительного, — Ваше Святейшество, это же не важно, дело есть, и оно давно уже зарегистрировано в Небесной Канцелярии.

— Важно не важно, это мне судить! — я строго пробасил и стукнул молотком по подмолотнику, оглушая присутствующих. Все с уважением и страхом посмотрели на меня, сизокрылого. — Продолжим, этот грех мы оставим на Весах, но скорректируем, как условное, мы же понимаем, инвалидность, в следствии чего, немного изменённое сознание!

— Мудро, Ваша светлость! — закивали демон с ангелом, конечно же мудро, а то я сам не понимал этого, наивные.

— И последний грех в нашем списке, — я встрепенул крылья на плечах, чувствуя, что они начинали затекать, — чревоугодие! Вы, Антон Васильевич, очень любили поесть и выпить, в следствии чего и умерли.

— Тут я грешен, — печально опустил свою голову подсудимый, но взяв себя в руки, он смело посмотрел на всех нас, — вы бьете меня в самое сердце братцы-мазурики, ангелочки и чертенята!

— Прошу без фамильярности! — опешил я и с интересом посмотрел на человечишку.

— Извините меня, ваше Святейшество. Но как можно не полюбить спагетти, отваренные до «альденто» и посыпанные хлопьями пармезана и рядом бокал с красным полусухим вином? Или цыплёнок, натёртый чесноком с перцем и поджаренный, до золотистой корочки на сливочном масле? — в моей небесной и не предвзятой сущности проснулись далёкие воспоминания, и я незаметно заелозил на своём троне, — а солёное, ароматное сальцо, тонко нарезанное и уложенное на корочку бородинского хлеба с чарочкой «беленького»? А мягкий фарш, обёрнутый в нежное тесто, укутанный, словно в одеяло и полную сметаной пиалу?!

— Хватит! — я пришёл в себя, чувствуя бурление в своём фантомном животе и подступающую к горлу, несуществующую слюну, — ах ты негодник! Шельмец! Виновен! На Весах оставить и добавить ещё дополнительно пол греха, за возвеличивание своей слабости!

Все испугано и раболепно смотрели на меня – грозного, высокого и могучего. Судейский процесс подходил к концу. Я величественно встал с трона и посмотрел на чаши Весов – они были в равновесии.

— Ты – Антон Васильевич Головлёв, отправляешься… — я холодно и не торопясь стал трубить приговор, понимая, что нужно срочно решить, в какую сторону склонить чашу весов. Пришлось остановить время и уйти в тридцать девятое измерение. Там, в белом свете сфер я стал вышагивать и думать, с одной стороны человечек грешен и достоин Ада, с другой – для общества он ничего плохого не сделал…

— Архаим! — я произвёл своими светлейшими руками небольшое крестное знамение, открывая портал и призывая из Рая своего предшественника. — Приди предо мной!

— Ах ты мальчишка! Как смеешь! — ворвался в моё измерение Архангел, гневно растопырив перья на своих крыльях, — я только собрался смотреть третью оперу в исполнении Фредди Меркури, приглашённого в турне по райским местам из недр Адской Пустоши…

— Извините меня, ваше Белоснежное и Благороднейшее Величество, но я запутался в судейском своём решении, — я приземисто и скромно склонился перед гневом Архаима, — мне нужен Ваш совет! Грехи и хорошие поступки подсудимого уравновешались. Что мне делать? Отправлять его в Ад или Рай?

—Ээх, мальчик мой, — смягчился Архангел и по-доброму посмотрел на меня, — ты многое ещё не понимаешь, но я тебе дам совет на будущее, только никому не говори, даже Ему! Земной, да и Небесный Миры держатся на постоянном равновесии и у большинства человечишек весы покажут так же, в конце их пути, что-то среднее. В этом случае особо не задумывайся…

** **

— …на Повторное Перерождение! — я громко ударил по подмолотнику и отвернулся от собравшихся, улыбаясь.

— Я так и знал… — услышал я голос одного из адвокатов, сворачивающего свои бумаги.

— Весьма спорное решение, — не унимался другой.

Я узнал Великую Истину – жизнь на Земле держится на перерождениях, надо же полагать, Рай с Адом не резиновые! После этого процесса мне стало легче работать на новом своём судейском поприще.

Показать полностью
13

Таракан в автобусе

Хотите невыдуманной крипоты? Страх – понятие субъективное, но поделюсь.

Осенью ехал в рейсовом автобусе. Ездить приходится редко, и каждый раз это интересный опыт. Как говорил известный сатирик, ничто так не сближает людей, как общественный транспорт по утрам. В этот раз повезло, и удалось сесть. Сидевшим у окна соседом оказался усатый дед лет шестидесяти пяти. Обычный дед с большим клеёнчатым баулом. Одет просто, но опрятно: синяя куртейка, на голове – кепка-блин. Сидел он себе и играл на телефоне в линии. Я слушал музыку и поглядывал в окно: присыпанные снежком леса́ сменяли сельские домики. И всё это под чудесные композиции Lustre. Все было как всегда в этом получасовом маршруте.

И тут замечаю, как по рукаву моего плаща что-то скользнуло. Ну, думаю, лучик света какой, блик. Растворяюсь в пейзажах дальше, а дед все наяривает в мобилку. И снова краем глаза замечаю шевеление на рукаве. Смотрю. И, сука, вижу. Вижу, как по рукаву совершенно наглым образом ползёт таракан. Мелкий, но настоящий таракан! Я просто обалдел на месте. Ужас аж до яиц дошел.

В девяностых, когда мелкий был, дома обитали тараканы. Что характерно, я их совсем не боялся, наблюдал за ними. Было прикольно. Зато теперь они такое омерзение вызывают! Аж до судорог.


Потом подорвался с места и стал мотать рукой, стряхивать это чудо прочь. Таракан вроде пропал куда-то. Пассажиры смотрели на мои мельтешения озадаченно, а дед-сосед даже ухом не повёл. Я простоял до конца поездки, ощущая себя глупо и грязно.

Дома повесил плащ на балконе – карантин. Чёрт знает, где теперь таракан. Надеюсь, не составил мне компанию.

И вот всё думаю: как ко мне попал этот паразит? Странно представить, что тараканы живут в автобусе, – хотя кто знает. Ведь если не автобус, то дед. Неужели прусаки так и путешествуют? Прямо на людях и их вещах, а в удобный момент пересаживаются на попутчиков, чтобы попасть к ним домой?

Будьте внимательны.

P.S. Под впечатлением от этого случая написал рассказ Blatta hominis. Переработал ужас в творчество, так сказать. Хороший получился.

Показать полностью
88

Кики

Кики

Сейчас

Он из последних сил пробирался через колючие заросли. Ноги подгибались от смертельной усталости, а в глазах плясали тёмные точки. Хотелось прилечь и забыться, как будто ничего нет и не было.

— Беги не беги, Сёма, всё равно тебе галить! — раздался за спиной визгливый и, казалось бы, весёлый женский голос.

— Сука! — взбодрился мужчина, ускоряя ход и с отвращением оттягивая от лица прилипшую паутину. — Врёшь, не достанешь!

— Кики уже чувствует твой страх, малыш, скоро я тебя найду… ха-ха! — почти в ультразвуке захохотала «сука». По спине Семёна побежали мураши холодного ужаса и он, споткнувшись об торчащий корень дерева, рухнул в жухлую листву. И тут его осенила блистательная идея, такой в крайнем случае она показалась, учитывая, что сил на бегство уже не оставалось.

— Не найдёшь, тварь, фиг тебе! — он лег на спину и стал с остервенением накидывать на себя поверх опавшие листья. Если не шевелиться, то задумка могла вполне «прокатить» и эта «красавица» могла принять его за простую кучу, а их было очень много в осеннем, утреннем лесу. Ах, если можно было бы ещё зарыться в землю, то Семён бы это сделал, незамедлительно.

— Сёма, любимый, не надо от меня убегать, ты мне очень нужен! Мне очень холодно… — вроде она говорила тихо, но он слышал её явственно, всеми фибрами и клетками. Кровь в венах замедлилась в своём движении, вдох воздуха в груди замер и сердце почти прекратило стучать. От невидимости сейчас зависела жизнь, сквозь листву смутно проглядывались поляна и кусты, с которыми очень хотелось слиться в этот миг.

— Семён, нельзя девушку заставлять так долго ждать! — и вот он увидел её, проступающую сквозь ветки зарослей дикой малины. Мужчина почувствовал себя ребёнком, попавшего в свой самый страшный кошмар. Она, в рваном, лохмотьями свисающем, платье, первоначально белого, но теперь серого от налипшей грязи, цвета, вышла на поляну. Девушка была без головы на плечах, но в заботливых руках она её довольно крепко и уверенно всё же держала. Сюрреалистичное существо резко и порывисто шагало по земле. Ноги оголённые, без обувки, были в засохшей, почти чёрной, крови. — Кики знает, что ты где-то рядом… возможно очень, очень рядом.

Голос исходил из отделённой головы, существо направляло её на вытянутых руках в разные стороны, как абсурдную, сумасшедшую звуковую колонку диджея из ада. Семён видел, как её ноги остановились перед ним. Он замер не в силах дышать, в висках застучало.

— Мальчик мой, привет! Как долго я тебя ждала, ха-ха… — перед носом Семёна, в метре, существо положило свою голову – та, хохотнув, подмигнула блеклым, с кровавыми прожилками, глазом.

— А-а-а-а, — хотел закричать Семён, но вышел лишь хрип, его сковал смертельный ужас, и он не мог пошевелить даже пальцем. Будь проклят тот день, когда они, с Володькой, решили сгонять за карасём в эти гиблые Канашенские болота.

1

Тогда

— Братан, это лучший день в моей жизни! Я тебе отвечаю! — для подтверждения своих слов, Владимир с трудом поднял вверх, над водой, садок, полный «под завязку», серебристой рыбой. Они пробирались из камышей по колено в воде, в болотных костюмах, к берегу. Начинало темнеть, и пора было разводить огонь. — Никогда такого клёва не видел.

— А я тебе чё говорил?! Эти места кишат рыбой, лопатой греби! — Семён через левую ноздрю, зажав пальцем правую, высморкался. За спиной торчали, из небольшого рюкзака, сложенные «телескопички», в руках он так же держал полный рыбы садок.

— Ох, не терпится уже… — мужчины наконец-то вступили на твёрдый берег, оставив рыбу в воде, привязанную к торчащему из болота высохшему деревцу. Оба потирали ладони в предвкушении скорого походного застолья, а ещё от промозглой, осенней прохлады.

— Эх, Сёма, как я давно не отрывался душой, а то всё ходишь по «объектам», смотришь на эти тупые лица… «Владимир Ильич, посмотрите… Владимир Ильич, пощупайте… какой основательный фундамент, какая крепкая стена», — противно передразнил мужчина чьи-то голоса, рубя сухие ветки острым тесаком. У зелёной палатки лежали скинутые рюкзаки, в неё залез Семён и чем-то там шебуршал. — тьфу, как это всё надоело! Сём, ты там слышишь?

— Слышу, слышу, Вован, прикинь, мы в машине оставили водку! — вылез из палатки с огорчённым лицом, Семён.

— Чё-ё-ё?! Блядь! — взревел побледневший Вова. И было чему расстраиваться, если учесть, что они с километр продирались через заросшие лесные дебри на своих «двух», оставив «тачку» между берёзами из-за закончившейся грунтовой дороги. Мало того, что было тяжело идти, так ещё приходилось нести всё своё немалое снаряжение на собственных плечах.

— Ха-ха-ха, ты бы видел свою морду, — заржал Сёма, вытаскивая из-за спины бутылку, — думал, тебя удар хватит, шутка!

— Шутник, мать твою, за такие шутки по носопатке бьют, — облегчённо выдохнул Владимир и вытер проступивший пот со лба, — начинай потрошить рыбку, сейчас костерок разожгу и сварганю котелок для ушицы.

2

— Ну за хорошую рыбалку! — поднял складной жестяной стакан Владимир и с улыбкой посмотрел на своего друга.

— Чтоб не в последний! — поддержал тост Семён и с выдохом опрокинул в рот свою порцию.

— Уфффф, ядрёная, — прошипел Владимир, сморщив лицо и тут же, ухватил ложкой, из стоящего на траве котелка, наваристый рыбный бульон. — Ох, ушица, с дымком, настоящая!

Стемнело и на небе проступили первые звёзды. Вокруг стояла осенняя тишина, лишь в костре трещали и щёлкали горящие ветки.

— Фууу, — Семён занюхал солёным чесночным салом, после чего, продолжил: — удивительно, такое клёвое место, а никого нет рядом, прям какая-та благодать. Всего то километров шестьдесят от города, очень странно.

— Ничего странного, попробуй, доберись досюда через этот валежник. Да и всё же болото, не очень приятно искать чистые проёмы в заросшей воде. Только на поплавок то и можно рыбачить, на фидер уже не получится. А летом? Ты только представь, сколько тут комарья да гнуса?

— Это верно! — согласился Сёма, так же прикладываясь к ухе своей ложкой, — и правда, не плох супец.

— «Супец», — ухмыляясь, повторил с издёвкой неприятное слово, Вова, — обижаешь! Это настоящая уха, тут главное в конце затушить в бульоне горящее берёзовое полено и вылить туда грамуль пятьдесят водки. Это секрет настоящей ухи, понимать надо!

— Куда мне, я только яйца жарить то и могу, и те иногда пригорают. Для этих целей жена есть. — Заулыбался Семён и протянул руку со стаканом, — между первой и второй, промежуток небольшой!

Прозрачный напиток зажурчал из бутылки, в нос ударил сивушный аромат спирта.

— Хорошо сидим, братишка, ну, за женщин что ли?

— За них, родимых! — кивнул Семён и чокнулся со стаканом друга.

— Мне холодно и страшно! — из темноты кустов раздался женский голос, мужчины вздрогнули и замерли.

— Ты слышал? — Вовчик, гулко проглотив водку, пригнулся, прислушиваясь, — или я брежу?

— Слышал… — Семён отложил свой стакан на траву и более громко, крикнул, — эй, кто там? Выходи!

— Я очень устала и замёрзла, можно мне погреться? — из зарослей на свет от костра неуверенно вышла девушка в холщовом, белом платье чуть ниже колен, очень напоминающее крестьянские древние одежды. Она была босонога, а русые волосы были закручены в косу толщиной с крепкий кулак, перевязанной бечёвкой.

— Ох ты, боже мой, — удивился Владимир, вылупив глаза, — девчонка, малышка, откуда ты тут?

— Я заблудилась очень давно, пожалуйста, дайте мне погреться, — прошептала девушка, дрожа всем своим хрупким тельцем и с вожделением смотря на языки пламени, — я потом уйду, мне очень холодно!

— Конечно, конечно, — спохватился Семён, предлагая жестом присесть на траву рядом с очагом, — садись вот тут, погрейся!

— Спасибо, дяденьки! — девушка, немного скосив голову на лево, подошла и присела, вытянув бледные руки, — я уже сто лет не чувствовала тепла…

— Ах ты горемыка, — прочувствовал Семён, засуетившись, — ты наверно голодная? У нас уха есть, настоящая, с дымком…

— Нет, нет, — немного нервно выкрикнула девушка, прерывая Сёму, — я не ем рыбу, мне просто надо погреться.

— Грейся, малышка, извини, — Семён поднял руки вверх, жестом показывая, что сдаётся, — ты потерялась? С какой деревни? Что-то мы не слышали в новостях ничего подобного.

— Не помню, я давно уже тут хожу, в темноте, среди этих деревьев, — заулыбалась девушка, чувствуя тепло от костра, растекающее по конечностям, — мне одиноко и страшно!

— Не бойся, девочка, завтра мы тебя выведем к людям! — уверил Семён, уже представляя себе журналистов, берущих у него интервью о «потеряшке», — грейся, мы тебя не обидим! Завтра, по утру, сразу пойдём отсюда!

— Может того, немного водочки для сугрева? — хитро глянул на девушку, Владимир, поднимая бутылку.

— Чушь не неси, это же ребёнок! — Семён прожёг друга взглядом.

— Какой же это ребёнок? Посмотри какая гарна дивчина! — подмигнул Владимир, — как зовут тебя, «ребёнок»?

— Кики, — повела плечами девушка, и правда, она была хоть и юна, но очень привлекательна, особенно её небесные, голубые глаза. Сквозь платье проступала созревшая грудь, оттопыривая ткань сосками.

— Кики, — Семён прислушался к звучанию, — странно, не пойму от какого имени…

— Да это не важно! Я, Владимир Ильич, можно просто, Вова, не обижусь, — глупо заулыбался мужчина, — как вождя Коммунизма! — девушка непонимающе посмотрела на говорящего, —да не важно, вы уже наверно и не знаете эту эпохальную личность! А этого зануду зовут Семёном!

— Сёма, — согласно кивнул Семён в смущении, и зачем-то виновато ляпнул, — мы тут из города приехали, порыбачить.

— «Порыбачить», ха-ха, — не унимался Володя, — мой дружок хотел сказать спасти это прекрасное создание! Кики… ты прости, мы тут допьём эту гадость, не обращай внимание на нас, грейся. Хочешь – поешь что-нибудь, есть сало и колбаса, коль не хочешь ухи…

— Нет, ничего не хочу, я просто тут посижу, можно? — вопросительно глянула на мужчин, девушка.

— Нужно! Кики, а где твой дом? Может всё же помнишь что-то? — Владимир стал разливать водку по стаканам.

— Давно, очень давно тут были дома, я в одном и жила, — задумалась девушка, завороженно глядя на огонь, — но теперь остались только эти болота, лес… и я. И мне очень холодно!

— Она сошла с ума, — прошептал на ухо Семёну, Владимир, многозначительно подмигивая, — бедная, умаялась.

— Н-да, дела… — вздохнул Сёма, после чего мужчины выпили.

3

Допив бутылку Владимир с Семёном стали собираться ко сну.

— Кики, ик… детка, иди в палатку! — Володя неустойчиво стоял, жестом руки показывая направление, — а мы уж тут, у костра поспим, ик… там есть спальник, не замёрзнешь.

— Нет, дяденька, я тут, можно? — умоляюще глянула девушка.

— Хорошо, там вон хворост, можешь подкидывать в костёр, а мы, ик… спать! — Владимир поманил за собой Семёна, — завтра мы тебя отведём, малышка! Будь спок… ик…

— Хорошо! — кивнула Кики, продолжая греть синюшные руки.

Друзья неловко залезли в палату, от выпитого их немного пошатывало.

— Странное какое-то имя, — не унимался Семён, чувствуя какой-то подвох. Они лежали рядом, посматривая сквозь входные шторки палатки на смутно проступающую фигуру девушки, та продолжала сидеть у очага, — Кики, интересно это от какого имени уменьшительное?

— Да хер его знает! Ик… эту молодёжь не понять, они сейчас повёрнуты на всякие ик… японские примочки, анаме или как там, аниме, ик… — пьяно прошептал в ухо Семёна, Владимир, — но девчушка очень даже, не плоха.

— Глупости не говори, она же совсем ещё дитё, наверно лет шестнадцать, — возмутился Семён и толкнул друга в плечо, — давай, спи, герой-любовник.

— «Лет шестнадцать», — передразнил шёпотом Вова, — а ты видел, ик… её глаза? Шальные! Ох же хороша, чертовка! «Не помню, дома тут были», да врёт, она путает просто нас! Ик… Чудит, за нос нас водит, тут в километрах пяти отсель есть, ик… деревня. Я тебе отвечаю, она оттуда, приключения ищет на энное место, ик… сейчас такие нравы у деревенских…

— Хватит бредить, спи! — отвернулся Семён.

4

Сквозь сон Семён услышал девичий визг и плач, открыв глаза он прислушался. Тишина, вроде показалось, отворачиваясь, мужчина вытянул руку и не почувствовал тело друга.

— Вовка, ты где? — Сёма прощупал рядом пустоту, в палатке никого не было. Сквозь шторку в мареве от языков пламени он увидел какие-то движения. — Эй, что тут происходит?

Потирая глаза, Семён вылез из палатки и чуть не упал на пятую точку от представшей картины.

— Сёма, извини что разбудили тебя, мы тут немного пошумели, — Вова стоял как исчадие сюрреалистичного ада, в руках держа окровавленный тесак, которым несколько часов назад рубили ветки для костра. В ногах лежали: безжизненное окровавленное тело девушки, а отрубленная голова – чуть поодаль. На лице Владимира читалось сожаление, — эта сука прикусила мне палец, я того, не сдержался… Она - оторва, сама меня манила своим взглядом! Я не хотел тебя будить, брат. Ты же мужик, должен понять… это у тебя жена да дети, а я уже лет десять без женского внимания. Ну, брат… чё молчишь?.. Да она сумасшедшая, вряд ли кто её ищет, кому нужна такая? И вообще, Кики - глупое имя, шлюхообразное какое-то, не молчи, Сёма…

— Ты ч-ч-чего н-н-н-наделал? — наконец заикаясь выдавил из себя Семён, делая шаг назад. Пахло кровью и мочой, и от этого запаха всё вокруг кружилось. Никогда бы он не подумал про своего друга плохого, а то, что у того конкретно снесена «башня» сейчас доказательством возлежало растерзанным пред глазами. — Ид-д-диот, б-б-боль-н-н-ной…

— Ну не удержался, Сём, с кем не бывает? Она сама глазки строила, а потом динамить начала, вот и напросилась, — Владимир вытирал пучком сухой травы лезвие и пожимал плечами, — не знаю даже, что на меня такое нашло, водка наверно или морок какой она на меня напустила… сейчас по частям нарежу…

— Б-б-б-у-у-у! — перегнулся Семён, его вырвало вечерней трапезой.

— Да ладно тебе, братан, это же просто баба. Найдём камень, и в воду, как будто ничего и не было. Хер тут кто найдёт эту Кики-и-и-ш-ш-ш… б-л-я-я-ть…

Семён с недоумением поднял взгляд на Вову и понял, что неестественный хоррор на смерти Кики не закончился, а даже взял новые обороты. Друг сейчас стоял и с недоумением смотрел на руку, вылезшую из собственной груди и сжимающую в ладонях ещё бьющееся сердце. Из уголка губ, по подбородку, побежала струйка крови.

— Ой, какая я неловкая… тут чьё-то сердце завалялось, — это был девичий голосок. С открытым от удивления ртом, Сёма посмотрел вниз и увидел, как отрубленная голова Кики говорит, — Семён, с твоим другом немного плохо стало…

Владимир шипя рухнул на землю, за ним стояло безголовое тело девушки.

— Боже мой, боже мой… — пришёл в себя Семён и стал пятиться назад, инстинктивно перекрещиваясь. — Кики… Кикимора…

— Мне так не нравиться, лучше всё же Кики, Кики Канашенская, — тело подошло к своей голове и взяло её в руки, — как же не хватает тепла, Семён, пожалуйста, согрей меня! Ты хороший, возьми меня к себе в дом!

— Нет! — закричал Семён и бросился наутёк в кусты.

*** *

Сейчас

— А-а-а-а, — хотел закричать Семён, но вышел лишь хрип, его движения сковал смертельный ужас и усталость. Он собственными глазами видел, как это безголовое, вроде хрупкое тельце девушки, вырвало сердце друга из его же груди.

— Вот мы и одни, любимый, — с нежностью сказала голова и тут Семён увидел в проступающем утреннем свете, как тело девушки неловко прошло вперёд, спотыкнувшись. Зрачки Кики посмотрели за движением тела и его осенила мысль.

— Вот ты и попалась, Кикимора болотная, — Семён обрёл дар речи. От быстроты многое сейчас зависело. Внутренне содрогаясь от отвращения, он схватил резко голову девушки и развернул её на 180 градусов.

— Ээй, не шути, любимый, — ага, Семён услышал нотки страха из уст этого демона, — это что ты затеял?

Сёма поднялся на ноги и с удовлетворением увидел, как тело нелепо стало крутиться и слепо тыкаться в деревья и кусты. Ужас от вида слабости мистического чудовища пропал.

— Что, Кикимора, не видишь себя? — осмелел Семён и поднял её голову за толстую косу. — Мы немного с тобой пройдёмся подальше от твоей половины.

— Не надо, Семён! Ты же не такой как твой дружок, — с испугом смотрела Кики на мелькающую под собой траву, — вернись, пожалуйста и отдай голову.

— А как же погреться? — съязвил Семён, — хочешь ли ты ещё, чтобы я тебя взял к себе в дом?

— Нет, не хочу!

— Вот и отлично! — остановился Семён и намотал косу на торчащую ветку берёзы. — Тут пока повесишь, а я, пожалуй, пойду отсюда к машине. Рано или поздно вы найдёте друг друга, ощупью там или как ещё... Мало, мало половин.. ла-ла-ла....

Семён повернулся от висящей головы и пошёл, махнув на прощанье рукой. По поляне ползало тело Кикиморы и руками слепо прощупывало землю — у них была Вечность на эти поиски.

Послесловие для любителей википедии:

Кики́мора (белор. кікі́мара) — русский и, в меньшей степени, белорусский мифологический персонаж[⇨], преимущественно женского пола[⇨], обитающий в жилище человека и в других постройках, прядущий по ночам[⇨] и приносящий вред и неприятности хозяйству и людям[⇨]. Представления о кикиморе известны с XVII века, предполагается также связь её образа с более древними персонажами.[⇨]

Народные поверья производят кикимор от умерших «неправильной» смертью (некрещёных или убитых детей, самоубийц и др.), от проклятых и похищенных нечистой силой детей. Также считалось, что кикимору могут наслать в дом недовольные строители и колдуны, подложив в него магический предмет, чаще куколку, которая затем оживала.[⇨]

Кикимору описывали как низенькую скрюченную неряшливую и безобразную старушку, длиннокосую девушку или женщину, как маленькую девочку или даже как мужика или старика. Согласно различным другим описаниям кикимора может быть очень мала и тонка, с большой головой, длинными руками, короткими ногами, у неё выпученные глаза, мохнатые лапы, есть рожки, хвост, она покрыта перьями или шерстью. Она могла представать и в образе животного. Кикиморы обыкновенно невидимы. Они неугомонны, быстро бегают. Кикиморы могут общаться с людьми человеческой речью и при помощи стука.[⇨]

Согласно народным представлениям, кикиморы обитают в жилых домах, реже — в хозяйственных постройках, в бане, в пустых домах. Появление кикиморы считалось признаком того, что в доме «нечисто», неблагополучно. В большинстве регионов активность кикиморы не привязывалась к определённому времени года, лишь в некоторых местах её причисляли к святочной нечисти. Днём кикимора скрывается от людей в укромных местах строения. Ночью она выходит из укрытия и занимается любимыми делами, на первом месте среди которых прядение и подобные женские работы. Однако работу эту кикимора делала некачественно, так что после неё хозяйкам приходилось всё переделывать.[⇨]

Обыкновенно считалось, что кикиморы причиняют людям различные неприятности: мешают спать и пугают различными звуками, досаждают маленьким детям, наваливаются и душат по ночам, кидаются различными предметами, роняют и ломают вещи, вырывают или выстригают во сне волосы у людей, шерсть у скота, перья у домашней птицы. Активность кикиморы могла даже вынудить хозяев покинуть свой дом. Есть истории, в которых кикимора губит человека. Увидеть кикимору считалось дурным предзнаменованием.[⇨]

Показать полностью
110

На деревню, к дедушке 1/1

На деревню, к дедушке 1/1

Автор Волченко П.н.

На деревню, к дедушке

Неспешные пылинки вспыхивали на мгновение белым светом в золотых лучах солнца и тут же гасли в чердачном мраке. Из угла, погруженного в непроницаемую тень, Альберт протянул сухую узкую ладонь к тонкому золоту луча, замер на секунду и решительно подставил пальцы под солнечный свет. Тихо зашипела кожа, закурился дымок от освещенных пальцев, запахло жареным мясом. Через секунду он не выдержал, рука скользнула во мрак. Альберт поднес изуродованную ожогами ладонь к лицу, с ухмылкой стал смотреть, как прямо на глазах, затягиваются черные пятна ожогов, рассасываются уродливые, налитые красным, слизняки волдырей.

- Зачем ты это делаешь? – спросил Костя из своего угла.

- Потому что приятно почувствовать настоящую боль. – Альберт вновь осклабился, в темноте ярко блеснули идеально белые зубы с чуть удлиненными клыками.

- Странный ты. – недовольно сказал Костя.

- Да, есть такое дело. – Альберт подбоченился. – Ты еще плохо нашего брата знаешь. Мы вообще, ребята с придурью.

- Это да… - согласился Костя, и тут же исправился, чтобы Альберт на него вдруг не обиделся. – Я про то, что плохо еще знаю.

- Ну да, я так и понял. – он глянул на Костю исподлобья и Косте этот взгляд не понравился.

Действительно, из всей кровососущей братии Костя, пока, только Альберта и знал. Ему, Косте, в свое время просто очень повезло.

Он тогда, вместе с подругой, с Машкой, сидел ночью у подъезда, взгромоздившись на лавочки с ногами. Из подъезда вышел высокий худощавый мужик, глянул в их сторону, осклабился зло и щелчком отправил окурок в Машку. А та такой хай подняла!

Короче выбора у Кости не осталось: слово за слово, одно за другое, третье за четвертое – пошли они выяснять отношения за гаражи.

Машка, дура, все орала, не унималась: дескать вломи этому быдлу Костик! Хотя сама ничем не лучше: вечно жует, парни говорили, что даже в то самое время, когда… Ну тогда, короче, тоже жвачку не выплевывала, всегда «чё» говорила, и постоянно «типа» для связки слов, для связки фраз. Один всего плюс у Машки и был – давала всегда. Вот Костик, в надежде на сегодняшнюю ночь, и подрядился…

За гаражами все случилось мгновенно. Альберт врезал Косте так, что тот дровами сложился у кирпичной стены гаража, а Машку выпил злобно и беспардонно. Никаких романтических дырочек на шее – разорванная к чертям глотка, кровь кругом и Машка, хрипящая, булькающая, сучащая ногами в драных колготках в сеточку.

Костя тогда подумал, что и ему не жить, но Альберт убивать не торопился. Подсел рядом с Костей на чурбачок, ногтем мизинца поковырял в зубах и начал неспешно:

- Однако, шалава. – сказал легко и буднично, будто со старым другом общался. – Еще та давалка.

Костя попытался прохрипеть что-нибудь злое, обидное, но после удара до сих пор не мог дышать по нормальному – как рыба ртом воздух хватал. Альберт посмотрел на Костю, на лицо его перекошенное и спросил с хитрым прищуром:

- А ты знаешь, что у этой, - кивок в сторону притихшего тела, - сифилис и триппер? – увидев округлившиеся Костины глаза, улыбнулся весело. – Не знал. Так что, брат, считай я тебя от всенародного позора и стен КВД спас. Цени.

- Ценю. – через силу просипел Костя, обретя возможность ухватить таки кус воздуха.

- Ты, - Альберт взял в руку большой серебряный крестик, свисающий с Костиной шеи, - гот что ли?

- Да. – Костя кивнул.

- В вампиров и всякую лабуду веришь?

Костя бросил короткий взгляд на труп, на бледное лицо собеседника, сплошь заляпанное кровью, улыбнулся и кивнул.

- Ну да, - усмехнулся Альберт, -глупый вопрос. Сам то вампиром стать хочешь?

- Хочу.

- Ну вот и славно. Послужишь мне для начала, а потом посмотрим. – похлопал Костю по плечу. – Давай, вставай, нам еще прибраться надо.

С тех пор Костя и ходил в услужении у вампира Альберта. Альберт оказался совсем не похожим на традиционного вампира из книг и фильмов. Был он некрасив, с вытянутым, лошадиным лицом, смотрелся он как то потерто, устало. Кожа его была землистого, неприятного цвета, а губы, поперек россказней о вампирах, были не алыми, не налитыми кровью, а чуть синюшными, как у старика. Но вот в остальном, все было точно так же как и в первоисточниках: сильный, быстрый, кровожадный, зубастый и боящийся солнца. А еще он, Альберт, был отнюдь не возвышенным, не усталым от жизни, не утонченным – просто нормальный мужик и все. Такого в толпе увидишь и ничего про него не скажешь.

Да и обратили его тоже совсем не по красивым вампирским канонам. Ему должны были деньги, вернуть не могли, и должник предложил ему, вместо расплаты вечную жизнь. Альберт согласился, о чем и жалел.

Ему пришлось уволиться с работы, денег стало резко не хватать. Он поначалу хотел было заняться грабежами, но с тех пор, как один раз на него едва не вышли менты, он бросил эту затею и стал вылавливать бомжей и прочую шваль, о которой никто вспоминать не будет. Квартиру Альберт был вынужден продать, потому как платить за нее было нечем, и в конечном итоге прибился он на чердаке заброшенного дома.

Обо всем этом Альберт Косте рассказал, но на Костино решение это не повлияло. Костя хотел стать вампиром. Просто, по Костиному мнению, Альберт изначально пошел не тем путем. Он боялся попасться, он боялся засветиться, прятался, вечно был в тени и боялся пользоваться своим даром. Нет, если бы Костя стал вампиром, он бы вел себя иначе. Быть вампиром, быть быстрой ночной тенью, быть духом мрака… Костя мечтал об этом, Костя этим грезил!

Он выпал из своей тусовки, он стал замкнутым, он стал пропадать непонятно где, стал пропускать тусовки, обряды. Ладно, родители давно поняли, что потеряли своего сына, и все думали, что выкарабкается он когда-нибудь из своей этой блажи, забудет он о черном макияже и кладбищенских прогулках, но вот свои – те кто разделяли с ним увлечение смертью, ничего понять не могли.

В один из вечеров, когда он должен был в очередной раз пойти на встречу с Альбертом, Костю окликнули:

- Костыль! – больно резанул по ушам хриплый, прокуренный голос. – Костыль, стой!

Костя остановился, оглянулся. Лавируя меж прохожих, его догонял Володька, по кличке Всадник. Вообще то первой его кличкой была «Конь», так его называли за вытянутое лицо, за крупные, лошадиные зубы, и за лошадиный же ржач. Только на Коня он обижался сильно и мог дать в рожу, поэтому методом проб и ошибок сошлись на Всаднике.

Володька в несколько шагов нагнал Костю.

- Костыль, ты где? Сто лет тебя не видел. Метнулся куда? – его, накрашенные черным глаза, подозрительно сузились. – К Черепу перекинулся?

- К Черепу? Да сдался он мне.

- Тогда где?

- Да так… - уклончиво ответил Костя.

- Ну? Чего тушуешься, колись. – подался вперед и доверительно сказал. – Слышал, Маха пропала.

- Машка? – Костя сглотнул, быстро, слишком быстро, сказал. – Какая Машка?

- Суккуб. – назвал Всадник ее прозвище. Вообще то ее называли короче, выразительнее и точнее – «Сука». В их тусовке поговаривали, что Всадник на Суку сильно запал, но увесистые кулаки Всадника не позволяли этим слухам прогрессировать. Хотя и так всем было видно и ясно, что дело именно так и обстоит: любил Володька Машку, а она, хоть и была той еще леди, но из всех ухажеров только Володьку к себе не подпускала.

- Сука? – наигранно меланхолично ответил Костя, - Да загуляла, что раньше что ли не бывало?

Костя почувствовал, как предательски дрогнул его голос в конце фразы.

- Бывало. – спокойно ответил Всадник. – С тобой последним и бывало. – он подался вперед, легонько, даже можно сказать – нежно, взял Костю за грудки, звякнула серебряная цепь с крестом. – Костыль, по мне, так кажется, что ты чего-то темнишь. А?

Прохожие будто и не заметили намечающейся драки, разве что теперь их обходили по чуть более широкой дуге.

- Володь, - вспомнил Костя имя Всадника, - Володь, ты что? Я ж свой.

Нрав у Всадника неспокойный был, да и калач он тертый, по роже мог так прокатиться, что живого места не останется, к тому же он это дело любил. Не даром нос перебит и челюсть его лошадиная, ломанная.

- Свой? Может быть. И тот кент, что с тобой таскается, бледный, может тоже свой. – он отпустил его, охлопал по куртке, будто выглаживая, для виду пылинку с Костиного плеча сбил. – Только это еще выяснить надо. – задумался, и изрек печально. – Может все же в рыло?

- Володь, тут… - Костя сглотнул. Видно было, что Володька просто так от него не отстанет, да и то что о Альберте он знал, не прибавляло уверенности. – Тут… Володь, такое дело. Тот бледный… Он, - закусил губу, посмотрел на Володьку с надеждой, но тут же сник, - вампир он…

- Кто? – усмехнулся, показав свои желтые лошадиные зубы. – Этот? Немочь?

- Да, и он Суку… Машку… - Костя понял, что сейчас он схлопочет, но другого выхода у него просто не оставалось, - того, выпил.

- Что сделал? – и Володька таки саданул кулаком Косте под дых. Костя застонал, попытался было сложиться, но Володька его удержал. – Я не понял, что он сделал?

- Выпил… - просипел Костя.

- Ты, Костыль, - говорил негромко Всадник, склонившись к уху Кости, - сейчас мне этого своего кента выложишь, а там посмотрим, какой он вампир. А ты, Костыль… - Всадник облизнул губы, - с тобой, Костыль, мы еще посмотрим.

Он легко, будто котенка, тряхнул Костю за шиворот, толкнул.

- Пошли.

Костя пошел. Выбора не было, да и Альберт… Может Альберт во всем и разберется. Что ему этот Конь?

К тому времени, когда они подошли к заброшенному, слепо щурящемуся выбитыми окнами, дому, уже стемнело. Сумрак был еще несмелый, синий, ему было далеко до ночного мрака, но солнца уже не было.

Альберт, усевшись на остатки лавочки, ждал у подъезда. Увидев, что Костя идет не один, удивленно вскинул одну бровь, но с места не двинулся.

- Этот что ли? – зло сказал Володька, непонятно зачем уточняя. Он таки отпустил Костю, сунул руку в карман, достал оттуда зловещего вида кастет с тяжелой, тусклой свинчаткой, надел на пальцы. – Встрял ты, бледный. - Всадник шагнул вперед, разминая плечи. – Реально встрял.

- Костя, это кто? – Альберт не поднялся, он с интересом смотрел на приближающегося Всадника.

- Он… Он из наших.

- Тоже гот. – Альберт улыбнулся, обнажив в оскале чуть удлиненные клыки. – Тоже вампиром стать хочет?

Костя вместо ответа мотнул головой.

Володька уже подошел вплотную к Альберту, быстрый, сильный взмах и кулак с тяжелым кастетом влетел в пустоту, туда, где только что сидел Альберт. Альберт уже стоял рядом со Всадником и вместе с ним с интересом смотрел на пустующую скамейку.

- Еще попробуешь? – спросил он ехидно.

Всадник попробовал. Кастет тусклой молнией блеснул в белесом лунном свете – мимо. Еще раз и снова мимо. Еще… Руку перехватила узкая, бледная ладонь и сжала, словно тиски. Всадник взвыл от боли.

- Вот и все… - сказал Альберт грустно. – Костя, о вашей встрече кто-нибудь знает?

- Да… - прохрипел Володька.

- Нет. – твердо сказал Костя. – На улице меня догнал.

- Ну тогда ладно. – и Альберт вцепился зубами в Володькину шею.

*  *  *

- Нет! – зло заорал Костя.

- Поговори у меня еще. – серьезно сказал отец, презрительно глянул на накрашенные черной помадой Костины губы. – И это сотри. Чтобы я больше никогда не видел, понял!

- Нет! Не поеду! – Костя даже зашипел от злобы, по щеке, оставляя за собой черный след размазанной туши, прокатилась слеза бессильной злости.

- Я все сказал! – и отец заехал Косте такую затрещину, что того едва не бросило на пол. – В деревню, к деду! И чтобы всю эту свою блажь из головы выкинул!

Все же отец не удержался: хватанул сына за цепь с серебряным крестом и рванул что есть силы, та, тихонько звякнула, порвалась и крест с тяжелым стуком повалился к Костиным ногам.

- Весь этот маскарад смыть! – рявкнул он на прощанье и вышел из комнаты сына, громко хлопнув на прощанье дверью.

Костя кусал губы от злости, Костя сжимал кулаки, Костя зло щерился и сжимал челюсти так, что играли желваки на бледных, с юношеским румянцем скулах. Но ничего поделать не мог.

У отца был повод бесноваться, вот только не объяснить ему того, почему именно за Костю то и не надо волноваться. Та группа готов, в которую Костя входил, стала исчезать, таять на глазах. А потом стали находить трупы. Много трупов. Сначала Машку нашли, они с Альбертом ее на кладбище прикопали, кто будет мертвецов искать там, где им самое место? Машка уже полуразложившаяся была, но причину смерти было выяснить не сложно. Потом нашли Володьку – Всадника. Того они с Альбертом скинули в старый коллектор, а туда, как на грех, бомжи сунулись – нашли. И то же самое: шея разодрана, и больше никаких следов, разве что на одной руке гематомы. А потом еще несколько человек и все той же тусовки готов. Оказывается Володька тогда не врал: знали о грядущей встрече Кости и Всадника другие. Давно уже Всадник под Костю копал, не мог просто так простить пропажу Машки, ненаглядной своей. После пропажи Володьки другие стали подтягиваться, намекать Косте, о том, что дескать знали, слышали. А Костя боялся очень и рассказывал Альберту. У Альберта были свои способы решения этих проблем… А потом грянуло – статья в газете: «Подростки играют в смерть» и череда фотографий с улыбающимися лицами подростков. Ну и содержание соответствующее: готы, увлеченные красотою смерти, уходят из жизни особым, символическим методом. Так же там еще, в статье, и размышление психолога на тему субкультуры готов в целом и о местных готах в частности. Очередная охота на ведьм.

Когда Костя ближе к утру вернулся домой, матери он не увидел: она закрылась на кухне, в нос шибанул сильный запах валерьянки. Его встретил отец. Лицо серьезное, под глазами набрякшие круги – смурной, злой. В руке та самая газета.

- К деду поедешь. – сразу начал он.

- Уйди. – зло бросил Костя, скинул ботинки, и мимо отца прошел в свою комнату, захлопнул за собой дверь.

- Подожди! – дверь распахнулась, словно от удара, хлопнулась о стену так, что стекла в шкафу задребезжали. – Я серьезно.

- И что? Что я там в этом мухосранске делать буду. – Костя стянул с себя кожанку, небрежно бросил на стул. – Сам езжай.

- Видел. – и он ткнул Косте в нос газетой. – Читал?

Костя вгляделся в газетный лист и отпрянул, побелел, глаза его расширились. Первая мысль, пришедшая в голову: «они знают, они все знают!». И только потом он прочел название статьи, успокоился. Отец же принял его испуг иначе.

- Во что вы там играете? Совсем с ума посходили? Идиоты! – он отбросил газету в сторону, белыми крыльями раскинулись листы. – У вас вообще мозгов нет что ли? Ты о матери подумай! Я неотложку вызывать хотел, ты понимаешь? Ты убить ее хочешь? – он подошел к Косте вплотную, кулаки его сжимались, разжимались, будто он к драке готовился. – Дебил! – замолчал, только сопел зло, ноздри его широко раздувались, глаза горели яростью. Отвернулся резко. – Мы же тебя растили, сынок, ты же был хорошим мальчиком…

- Да. – дерзко бросил Костя, поняв, что бить не будут. – А теперь я вырос, и ты, вы – не лезьте в мою жизнь!

- Заткнись! – отец рванул к нему, оттолкнул, так, что Костя повалился на диван. – Заткнись! Все, вопрос решенный. К деду, в деревню, подальше от всей этой вашей… вашей… В деревню!

- Нет! – зло заорал Костя. Ему был обидно до слез. Он уже почти уговорил, продавил Альберта, чтобы тот сделал из него вампира. Еще неделя, а может и меньше и все…  А тут – деревня, дед.

*  *  *

Дед встречал внука на вокзале. Высокий, крепкий, худощавый, с лицом, что называется, породистым. Совсем не похожий на Костиного отца. Тот был наоборот: кряжистый, невысокий, и лицо у отца было округлое – рабоче-крестьянское. Причина такой разницы была простая: дед с бабушкой, в свое время, усыновил Костиного отца. Взяли из роддома, где бабушка работала, отказника и вырастили. Своих детей у них почему то не было.

Костя деда видел только в детстве, давным-давно, лет в девять, а после, когда подрос, все как то не складывалось в гости съездить. Правда был один раз, когда дед позвонил отцу, а трубку взял Костя. Разговор тогда не вышел. Дед стал какие-то нравоучения говорить, а Костя процедил в трубку зло: «А ты мне кто, чтобы нотации читать?»

Дед замолчал надолго, а потом сказал: «Прости» - и повесил трубку.

Вытащить тяжелые сумки из поезда Косте помог отец. Одного в дорогу Костю не отпустили: боялись, что сбежит. Поехал отец, мать не смогла, она после той статьи как-то сразу постарела и сердце у нее стало болеть. Отец уговорил ее лечь в больницу на обследование.

- Сынок! – радостно бросился вперед дед, сразу растеряв всю свою породистость, всю свою статность, в одно мгновение превратившись в доброго дедушку. – Сына!

Он подлетел к отцу, облапил его объятиями и тут же, по старчески неловко, отстранился назад, и глаза утер. Может слезы навернулись, кто знает, - старики легко плачут. На Костю посмотрел, улыбнулся.

- Большой какой стал. Мужик совсем. – протянул руку. Костя мученически закатил глаза, прошел мимо.

- Бать, не обижайся. – сказал отец грустно. – Он сейчас не в духе.

- Да ладно, чего уж там. – дед будто бы даже и не расстроился. – Ну, может помочь. Дай. – протянул руку к самой увесистой, самой объемистой сумке.

- Па, она тяжелая.

- Давай я сказал. – и он выхватил сумку из отцовых рук, с необычайной ловкостью и силой закинул сумку на плечо, и пошел в след за внуком. Спросил на ходу. – Сам то надолго?

- Да нет, мне на работу надо. – извиняясь промямлил отец. – Сейчас уже обратно.

- Жаль, мать расстроится. Она тесто вчера на пироги поставила, хотела как ты любишь, с капустой…

- Жаль. – кивнул отец. – Ты уж там скажи ей… Ладно?

- Да ладно, скажу уж. – дед расстроился, вздохнул. – Когда еще приедешь-то?

- Не знаю… - отец поправил ремень сползающей с плеча сумки.

Замолчали.

Около вокзала стоял старый дедов «москвич-412». Пообтертый, видавший виды, но ухоженный, и даже красная краска на нем лежала ровно: ни сколов, ни следов подкраски, ни грунтовки.

- Бегает еще? – обрадовался отец.

- А куда денется. – дед погладил морщинистой ладонью москвичонка по крыше. – Он еще меня переживет.

Костя вновь закатил глаза. Ехать на такой развалюхе! Заглянул в салон: коричневый, кожаный и даже на вид эта кожа обжигающая, горячая и кажется, что внутри москвича жара, духота.

Отец скидал сумки в багажник, обнялся с дедом на прощанье, и пошел обратно, к гудящему поездами вокзалу. Дед посмотрел ему вслед, вздохнул, забрался в машину, на Костю посмотрел.

- Чего стоишь? Залазь давай.

Костя поморщился, но все же полез на переднее сиденье. Как он и ожидал кожа обивки была раскалена как утюг и обжигала спину через футболку.

- Пристегнись.

- Деда… - недовольно пробурчал Костя.

- Не дедкай, пешком пойдешь.

Костя буркнул что то злое, вытянул ремень, пристегнулся.

- Не бурчи. – весело сказал дед, и взлохматил Косте шевелюру. Тот отпрянул, а дед улыбнулся только. – Волчонок.

- Иди ты… - сказал Костя, и отвернулся к окну.

Москвич громко фыркнул, взревел двигателем, как не позволяет себе ни одна иномарка, и рванул с места.

Деревня оказалась совсем не такой, какой ее себе представлял Костя. Была она чистенькой, ухоженной, не было покосившихся изб и кривых сараев. Дома стояли красивые, белые, сады цвели, заборы вдоль улицы покрашенные, лавочки у ворот, на лавочках сидят чинные старушки, старики. Старики курят, старушки семечки лузгают. Прямо лубок, а не деревня.

- Нравится? – спросил дед.

- Ничего так. – без настроения ответил Костя, хотя, если честно, был он удивлен.

Они подъехали к светлому, с блестящей, оббитой жестью, крышей дому, москвич фыркнул, и остановился. В окошке дома качнулась занавеска, будто выглядывал кто.

- Мать, принимай внука! – крикнул дед выходя из машины, открывая багажник.

Открылась дверь у ворот, вышла бабушка. Ее Костя и вовсе не помнил, из детских воспоминаний сохранилось только чувство мягких добрых рук и запах выпечки.

Бабушка была чуть пониже деда, лицо, хоть и покрытое морщинами, выглядело молодым, - встреть Костя ее на улице, подумал бы, что ей не больше сорока.

- Костик! Внучек, большой какой стал! А ведь вот такой еще был, за подол хватал. – она шагнула к Косте, но тот отвернулся.

- Мать, он дикий. Волчонок. – хохотнул дед. – Не обращай внимания.

- А, ну тогда ладно. – она все же погладила Костю по голове. – Иди в дом.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!