CreepyStory

Дисклеймер: Есть такой сабреддит - ShortScaryStories, где авторы умещают свои рассказы в 500 и менее слов. Некоторые из историй показались мне любопытными, решила их для вас перевести.

Каждый раз одно и то же. В пять вечера мы ужинаем. В шесть мы надеваем пижамы и смотрим "Чудесную жизнь". Затем в половине восьмого мама заставляет нас принять снотворное, и мы должны лечь спать, потому что "нельзя просыпаться, когда придет Санта".

Это всё хрень. Никто из моих друзей не страдает подобной ерундой. Мне в этом году шестнадцать, и я перестал верить в Санту много лет назад. Поэтому сегодня вечером, когда мама раздавала нам таблетки, я спрятал свою под язык и смыл её в туалете. Я притворился, что очень хочу спать, и лег в постель.

Вот только я не устал, сна ни в одном глазу. Я лишь хотел выяснить, чем таким занимаются родители в канун Рождества, что вынуждены скрывать это от нас.

Но сейчас я лежу, свернувшись калачиком под одеялом, разжевывая три маленькие белые таблетки и пытаясь их проглотить. Мне нужно, чтобы они подействовали БЫСТРО. Мне НУЖНО немедленно заснуть. Вся моя семья спит, и я тоже должен был спать.

Я не знаю, что это были за красные паукообразные твари на крыше Пирсонов, но сейчас они спустились в дом Смитов и вытащили их дочь через дымоход. Людей не должны вытаскивать через дымоходы. Я никогда не забуду, как она кричала. Меня начинает клонить в сон, но я слышу странный цокот с крыши. Похоже на стук копыт, но это не олени Санты. Кажется, они забирают только неспящих. Теперь я понял, почему родители заставляли нас спать.

Оригинал

Дисклеймер: Есть такой сабреддит - ShortScaryStroies, где авторы умещают свои рассказы в 500 и менее слов. Некоторые из историй показались мне любопытными, решила их для вас перевести.

Считается, что призраки не стареют. Но не Томми.

Ему было три года, когда он погиб. Маленькое тельце Томми было жутко изувечено после наезда автомобиля. Он стоял на тротуаре возле дома, держа маму за руку, когда отвлёкся на воробья. И Томми дёрнулся, выбежав на дорогу. Мгновение спустя он был мёртв. Потрясённая несчастная Анна едва успела запомнить цвет машины, как та умчалась прочь.

Томми был их единственным ребенком. У Анна и Марка с тех пор не было детей, и они продолжали спокойно существовать в том же доме. А Томми продолжал играть на улице. То катаясь на трехколесном велосипеде, то пиная красный мяч с принтом Скуби Ду. Он казался вполне безобидным, просто хотел быть поближе к родителям. Он никогда не заходил в дом. Только через несколько лет люди поняли, что Томми растёт. Мэри и несколько других соседей пытались поговорить с Анной, но та выглядела озадаченной, будто не понимала, кто такой Томми.

К тому времени, когда Томми исполнилось бы десять лет, привычным зрелищем на улице был мальчик, бешено крутящий педали трехколесного велосипедика с коленями задранными до ушей. Мэри подняла этот вопрос на одном из местных собраний. Она была соседкой Анны и Марка и у неё было трое детей.

"С этим что-то нужно делать! Мальчик растет с каждым днем! Кто-то может пострадать!"

Соседи предпочитали вежливо отмалчиваться, и ничего не делать.

Шли годы. Томми возмужал, превратился в молодого красавца с копной светлых волос и задорной улыбкой. Он всё также гонялся на велосипеде за воробьями на дороге возле их дома. Ничего не подозревавшие водители резко затормаживали, но, выскакивая из авто, никого не находили.

В тот вечер Томми должно было исполниться восемнадцать. Анна стояла на тротуаре, на том самом месте, где и много лет назад. Один из детей Мэри подошел и встал рядом с ней. Они наблюдали, как Томми, высокий худой парень, застрявший между жизнью и смертью, пинает мяч.

Ребенок Мэри повернулся к Анне.

— Я видел как ты толкнула его. И это была машина его папы.

Анна ахнула. Она ожидала этого момента, чтобы кто-нибудь напомнил ей о том, что они сотворили. Томми перестал пинать мяч и взглянул на мать. В его глазах горел огонь, лучи солнца золотили его волосы. Он скривился в зловещей детской ухмылке, так не свойственной его возрасту. Анна замотала головой.

— Я не могла быть мамой. Я ненавидела материнство каждую секунду. Я хотела вернуть свою собственную жизнь. И Марк тоже!

Томми протянул руку Анне. Она сошла с тротуара на дорогу. Внезапный визг тормозов, и её крик разорвал тишину улицы. На этот раз Марк не скрылся с места. Он вышел из машины и молча смотрел на изломанное тело жены. Томми исчез.

Оригинал

Испугался ли я, нет конечно. Я был в ужасе. Страх сковывал меня так, что я не мог даже глазами моргнуть. Мужик стоял в метре от меня в грязной, забрызганной кровью и мозгами робе. Он смотрел на меня пустыми глазами, и ухмылялся.

- Еще мясо, хорошо. – Прошамкал он и замахнулся молотком, целя мне в голову.

Я дернулся, так умирать все же не хотелось. Прыжок из положения сидя в соседнюю комнату удался на славу. Я даже почувствовал ветерок от молотка, пролетевшего в считанных сантиметрах от моей головы. Обернулся, судорожно сжимая в руке свое импровизированное оружие в виде ножки от стола. Вскочил на ноги и направил его в сторону двери. Но, из двери никто не вышел, в соседней комнате властвовала тишина и темнота. Фух, неужели так можно.

Меня трясло, выброс адреналина сказывался, успокоиться и нормально дышать получилось не сразу. Я медленно огляделся. Комната с двумя лежаками, на одном недавно спал Александр Иванович, его спальник все еще валяется на импровизированной кровати. Молния на спальнике расстегнута лишь до состояния, чтоб из него можно было вылезти. Кровать стоит возле стены общей с кухней, рядом с окном с видом на реку. Второй лежак стоит возле стены общей с залом, где спал я. На нем тоже валяется расстегнутый спальник. Именно в этом месте стояла кровать с больной женщиной.

Второе окно в комнате было в торцевой стене дома. Оно было заделано плотной полиэтиленовой пленкой. По середине, на всю высоту, пленка разрезана. В дырку задувает ледяной ветер. Сколько же там на улице. Я подошел ближе к дырке и выглянул. Свет фонарика еле пробивал на два метра, но и этого хватило, чтобы увидеть сугробы на улице. В сугробе прямо напротив окна лежало тело, рядом с головой были брызги крови, быстро засыпаемые снегом, начавшим валить с неба.

Мне кажется я знаю, чье это тело. Черная куртка с оранжевыми вставками, как у Сергея, а таких совпадений быть не может. Выходить на улицу категорически нельзя, решил я для себя. Отошел от окна и сел на кровать, на которой спал Сергей. Привалился спиной к стене, подтянул ноги, все еще держа в руках железяку. Думать, только думать. Блин, похоже на какой-то страшный и непредсказуемый квест. Откуда снег на улице, да такие сугробы, что их бы не намело и за три дня. Значит мы как-то скачем по времени, мужика с молотком я видел весной или скорее летом, зеленая трава была. Какой сезон был в происшествии на кухне, вообще не понятно, за окном была темень.

Надо выбираться отсюда, но как это сделать, не ясно. Может достаточно выбежать из дома, но я почему-то был уверен, что это точно не сработает. Сейчас я прошел все комнаты, но на улице еще не был. Но, так как с этой комнаты за окном зима, мне точно не надо на улицу, там точно не мое время и место. Сергею я тоже помочь уже не смогу, такое количество крови не спроста. Значит спасать себя и пытаться найти Александров. И перестать бояться. Я начал накручивать сам себя, вспоминая детские драки, в которых я участвовал, но пока получалось слабо. Ведь в них ставка была не жизнь. А здесь, судя по рассказам Виталика и по тому, что я увидел, игра идет на жизнь или еще что похуже.

Так просто я не сдохну, решил я для себя. Крепче сжав в руке ножку от стола, поднялся с лежака и подошел к двери в зал. Что там будет, в этой темноте. Сидя здесь, я этого точно не узнаю. А судя по прошлому сидению в зале, это может еще и плохо закончится. Я перевел взгляд на окно, в которое недавно смотрел, и вовремя. Рука с синими наколками уже держалась за подоконник, осторожно раздвигая пленку. Я решил пока не бежать из комнаты, сделал четыре быстрых шага к окну, размахнулся и со всей дури ударил … в невысокий потолок дома. От неожиданности такого события, железяка вылетела из моих рук и с глухим звоном упала на пол.

Вторая рука, не менее татуированная уже лежала на подоконнике, еще секунда, и тут будет владелец рук. Я быстро выхватил из бокового кармана штанов ножик и силой воткнул его в руку. За окном кто-то ударился о дом, однако нож прошел через руку и воткнулся в подоконник, практически пришпилив ее к деревяшке. Из-за окна донеся вполне человеческий мат и вполне конкретные угрозы. Я обернулся, нашел слабым лучом фонарика ножку от стола, подобрал и ткнул ей прямо через пленку. Судя по глухому удару куда-то попал. Визгливый голос с улицы усилился. Что-то на блатном жаргоне, я не особо разобрал. Я продолжил бить через пленку то попадая во что то, то промахиваясь.

Нож воткнулся в подоконник довольно удачно, лезвием внутрь комнаты. Я размахиваюсь и пытаюсь ударить как копьем, стараясь нанести максимальный вред. Опять попадаю, но в этот раз рука на подоконнике, почти разрезанная до конца, исчезает с него вместе с моим ножом. Я решаю, что достаточно, и делаю шаг в сторону зала, намереваясь убраться отсюда в соседнюю комнату. Главное я понял, можно давать бой. А то были сомнения, что это какие-то призраки. А тут вполне себе живые люди, по крайней мере, я на это надеюсь.

Я делаю шаг в темноту. Привычное уже ощущения прохода через мыльный пузырь. В комнате темно, но что-то ощутимо поменялось с прошлого раза. Поворачиваюсь в сторону лежака, где я спал.

- Господи. – Вырвалось из меня не произвольно.

На лежаке валялись вперемешку руки, ноги, головы, туловища. Я ощутил тяжелейший запах железа, резко ударивший мне в ноздри. Меня в очередной раз скрутило. Такого я точно не ожидал увидеть. Фонарик выхватывал из тьмы куски человеческих тел, пятна крови на стенах. Я не мог оторвать взгляд от этой картины. Вскользь заметил, что на стене была всего лишь одна картинка. На ней был нарисован мужик с молотком в руке и топором на поясе.

Что за мясорубка тут произошла. Я боялся не то что двинуться, а старался дышать через раз. Какой монстр мог такое сделать, а главное зачем? Попытался приглядеться сколько же тел тут лежало, но смог насчитать лишь пять ног. Натолкнувшись взглядом на женскую голову с изуродованным лицом, лежавшую на абсолютно целом столике с четырьмя ножками. Зубы виднеющиеся через частично отсутствующие губы и щеки, пустые закатившиеся глаза со срезанными веками. Меня опять вырвало.

Я твердо решил выбраться из этого места, но боюсь от моего решения ничего не зависит. Лежать куском мяса на лежаках, это точно не мое будущее. Буду сопротивляться, в живых меня тут точно никто оставлять не намерен. Вытерев остатки блевотины с губ рукавом, я пошел в сторону выхода. Едва пересек порог, в очередной раз проломив мыльный пузырь, я прислушался. Кухня, улица или вернуться. Три варианта.

Везде пока было одинаково тихо. Я стоял и не мог определиться в каком направлении двигаться. Попробовать выскочить на улицу, однако нашей машины в щель я не увидел, а она была запаркована недалеко от дома, значит скорее всего улица отпадает.

Дом предложил мне свой вариант развития событий, на кухне загорелся свет. Настоящий электрический свет от лампочки накаливания. За столом сидела и обедала семья, мужик в офицерской форме, женщина лет тридцати пяти, с остатками синяков под глазами, такие бывает спустя неделю после точного удара в переносицу, и девочка лет десяти. Я сразу понял, что это очередная картинка из прошлого. Но, так как ничего страшного в происходящем я не увидел, а даже, наоборот, увидел человека в форме, который теоретически может мне помочь, решился зайти в комнату.

В этот раз проход через порог сказался на мне звоном в ушах, резкой темнотой в глазах и головокружением. Налобный фонарик погас. Я попытался его реанимировать, но ничего не вышло. В прошлый раз, когда я ворвался на кухню, все было по-другому. То ли дом мне открывается, то ли я тут становлюсь своим. Убирая фонарик в карман куртки наткнулся рукой на телефон. Блин, как я мог про него забыть. Вот, что значит насыщенный на события день, вернее ночь. Провел по экрану пальцем, телефон работал, показывая авиарежим и пятьдесят процентов заряда. Я включил фонарик, его яркий свет сразу выхватил из темноты, лежащего на полу мужика.

Он лежал возле печки, лицом вниз. Затылок был в крови также, как и угол деревенской печи. Это уже не первый труп, увиденный мной в этом доме. Мое внимание привлекла кобура, на поясе у мужика. Преодолевая брезгливость, я подошел к трупу, положил на печку свою палку, раскрыл кобуру и достал пистолет. Похожий на револьвер из вестернов, он удобно лег мне в руку. Я далек от оружия, но минимальное понимание все же есть. Держать в одной руке телефон, а в другой пистолет было крайне неудобно.

Подошел к столу, положил телефон фонариком вверх. Раскрыл барабан, семь патронов. Мои шансы на выживание значительно увеличивались. Решил проверить карманы трупа на наличие патронов или еще чего, оправдывая свой поступок крайней необходимостью. Оставил пистолет на столе, взял телефон с фонариком в одну руку и второй попытался перевернуть труп. Получалось очень плохо. Пришлось положить телефон на стол и действовать двумя руками. Однако, ничего нового я не нашел, кроме удостоверения личности.

- Перминов Иван Петрович, дата выдачи 17 июля 1956 г. Начальник охраны. – прочитал я и глубоко задумался.

Из задумчивости меня вывели тяжелые шаги с улицы. Я быстро погасил фонарик на телефоне, убирая его в карман куртки, схватил пистолет в одну руку, а ножку от стола в другую. Оперативно переместился за обеденный стол и занял полусидячую позицию, напротив прохода на кухню. Шаги уже были слышны напротив входной двери, которую мне было отлично видно со своей позиции. Направил ствол пистолета в сторону двери и взвел курок, как видел в американских вестернах.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Со следующей главой задержусь, активные выходные. Писать не смогу на них)

"Лицо моего убийцы" - как только я отправил этот запрос, то понял, что не стоило этого делать.
В конце концов, и так хватает жути в сгенерированных нейросеткой артах. Эти причудливо детализированные пейзажи всегда кажутся чуточку безлюдными и апокалиптическими. А эффект зловещей долины на фото "настоящих" людей? Тревожные нотки, которые заставляют задуматься: "так вот какими искусственный интеллект нас видит".

Часы пробили полночь. Мой запрос ещё не до конца обработался, но я уже заметил нечто непонятное. Обычно нейросеть выдавала четыре изображения, которые слегка отличались чем-то друг от друга. Но с экрана на меня смотрели четыре абсолютно одинаковых лица. Дальше больше, когда изображения обрели чёткость, я не заметил ни одного намека на то, что это было артом нейросети: не было ни скрюченных пальцев, ни перекошенных глаз, ни нелепых засветов.
Просто фотореалистичный портрет одного и того же человека. Четыре копии. На вид ему было около тридцати, короткостриженые коричневые волосы прилипли к бледному лбу. Рот искривился в усмешке, будто он собирался рассмеяться над сальной шуткой. На каждом снимке на нём была одна и та же грязная футболка и куртка-бомбер. Он опирался на один и тот же пластиковый столик на одной и той же грязной кухне, и держал одну и ту же идеально отрендеренную банку светлого пива. Его карие глаза-бусинки, казалось, смотрели прямо на меня.

Внезапно меня посетило желание удалить все фото, заблокировать нейросеть и выбросить ноутбук в окно. Почти половина первого. Как долго я глазел на этот продукт зловещей долины? В качестве теста я скормил нейросетке другой запрос: "моя будущая девушка". В ответ мне вернулись размытые непропорциональные тела с кривыми лицами. То, что я ожидал от искусственного интеллекта, но никак не четыре одинаковых фото выше. Никакая другая комбинация слов не привела к схожему результату. Это просто случайность, обычный глюк ИИ, сказал я себе. Так просто не должно было случиться, просто не может быть, потому что если может...

Я ступал по бетонному полу автостоянки, эхо шагов гулко звенело в темноте. Спустившись на два уровня, я всё еще не мог отыскать свою машину. Заметив свечение аварийного выхода, я внезапно решил воспользоваться им. Что-то настораживало меня в бесконечных рядах безмолвных авто. Их гладкие металлические корпуса отдавали чем-то хищным и зловещим. Я вышел из-за столба, и он был там. Куртка-бомбер. Сальные каштановые волосы. Эта жестокая ухмылка. Не успел я вдохнуть, как в его руке замелькал охотничий нож, снова и снова вонзаясь в мою грудь...

Очнулся я в луже пота. Пошатываясь,дошел до ванной и залил глотку ледяной водой. Как всегоодно изображение могло так сильно повлиять на меня? Повинуясь порыву, я открыл ноут, чтобы взглянуть ещё раз. Устрашающе реалистичное фото исчезло, сменившись сообщением об ошибке. Что бы я ни делал, восстановить его не получилось. Склонившись над экраном и набрал:

"Что сейчас делает мой убийца?"

Нейросеть выдала четыре размытых, сине-черных квадрата. Сначала я был разочарован, но когда пригляделся, то в густой темноте начали вырисовываться очертания: матрас на полу трейлера, спящая фигура распласталась на нём. Я узнал фигуру.

Это изображение продержалось дольше, чем первое, но вскоре тоже расплылось и сменилось сообщением об ошибке. Когда я написал в саппорт нейросетки, они были удивлены не меньше меня. В логах было пусто, ни одного моего запроса по этой теме. Я с нетерпением ждал утра, чтобы повторить попытку.

"Мой убийца, вид сверху", - ввёл я.

На всех четырех изображениях был шатен, который жарил яичницу на тесной кухне. Он раздраженно пялилсяна меня снизу вверх. Я захлопнул ноут. Я опаздывал на работу. Весь день я не мог перестать думать о моем убийце. От этой мысли по спине бежали мурашки. Я использовал любую свободную минутку, чтобы скормить искусственному интеллекту новые "подробности":

"дом моего убийцы, вид с улицы"
"водительские права моего убийцы"
"текущее местоположение моего убийцы "

Но всякий раз нейросеть разочаровывала меня всё сильнее. Я получал лишь обычный сгенерированный бред. Мужчины с каштановыми волосами не было. Видимо, нужно было действовать по какому-то алгоритму. Но мне потребовались часы попыток и сотни генераций, чтобы понять это. Я не мог "найти" этого мужика, пока не обратился к нейросетке с конкретным запросом. Поиск информации о нем ни к чему не привел. Однако, в течение дня мне удалось узнать несколько деталей о Ронни.

Именно "Ронни" было вышито на рабочем комбинезоне, когда я запросил "изображение моего убийцы во весь рост, сейчас". Запрос "мой убийца, вид издалека" помог мне понять кое-что о его доме и машине. Изображения никогда не были достаточно детализированными, чтобы можно было разглядеть номер или адрес, но я получил много видов СТО у шоссе, выцветший салон автомобиля, заполненный обертками от фастфуда, и трейлер с полом из красного дерева. На каждом снимке Ронни сердито смотрел туда, откуда я запрашивал изображение. Попался, - казалось, говорил его недружелюбный взгляд. Я знаю, что ты смотришь.

Хотел бы я сказать, что страх за собственную жизнь был единственной причиной, по которой я продолжал шпионить за Ронни. Правда заключалась в том, что возможность в любое время проникнуть в его жизнь, давала мне небывалый уровень доступа к внутреннему миру другого человека. Я не был популярен на работе, и в школе не был рубаха-парнем, которому изливали душу. Но вот между мной и Ронни секретов не было. Я знал, что он смотрит в телефоне, сидя по утру на унитазе. Знал любимую позу в сексе его девушки Кэти, и каким лаком она красит ногти. Я знал об их спорах из-за невозможности зачать ребенка. Я видел, как Ронни подолгу сидел, уставившись на холодильник после звонка своим стареющим родителям. Знал о том, как он крутился на работе в надежде на повышение.

Все эти мерзкие и постыдные вещи, которые люди скрывают друг от друга, были обнажены нашей связью. И я не мог её разорвать, даже когда моя слежка начала сказываться на Ронни. Я не думаю, что он в точности понимал, что происходит, но было ясно, что это как-то влияет на него. Он стал проводить все больше и больше времени наедине с собой. Он выглядел изможденным, изнурённым, будто мои наблюдения лишили его сна. Он стал выглядеть как... убийца.

У меня тоже было всё не слава богу. Если я не проверял "как там Ронни" несколько раз в час, я обливался холодным потом, боясь упустить нечто важное. Пока изображение обрабатывалось, я нервно грыз губы. Я был уверен, что как только размытый фон рассеется, я увижу Ронни, идущего к моему гаражу или к моей работе со сверкающим охотничьим ножом в руке. Ронни, готового свершить мою судьбу.

Вскоре я был готов на всё, лишь бы хоть ненадолго избавиться от чувства вины и страха. Так я оказался на пассажирском сиденье старой тачки моей знакомой, занюхивая дорожку с разбитого стекла. Красно-синее полицейские огни замигали позади нас после того, как я протянул девке двадцатидолларовую купюру, но до того, как она закончила расстегивать мои джинсы. Упакованный на заднее сиденье патрульной машины, я должен был размышлять об ужасном повороте, который внезапно приняла моя жизнь, или паниковать о том, что будет, когда я не явлюсь утром на работу... Но всё, о чем я мог думать, это об чёртовой нейросети.

Что бы ни замышлял Ронни, я это упустил. Пока меня оформляли в участке, я будто был в бреду, но когда меня вели в камеру, резкий ржач двух офицеров вернул меня к реальности.
—Ты уверен, что можно кинуть этого психа к остальным? - спросил коп помладше. —Когда мы его взяли, он кричал, что за ним следят невидимые люди...
— Слушай, - его коллега постарше упёрла руки в бёдра. —Если мы выделим всем сумасшедшим по отдельной камере, то больше ни для кого не останется места. — И гляди, - она осклабилась, - У него уже есть сосед по комнате.

Я уже знал, кто будет ждать меня, когда я завернул за угол. Ронни выглядел хуже, чем когда-либо. Он был мертвенно бледным, небритым. Ронни сидел на холодном бетонном полу, обхватив себя руками, его дикий взгляд был направлен в потолок...в поисках своего невидимого наблюдателя .Когда он увидел меня, у него отвисла челюсть.

— Ты! - прорычал он.

Я невольно отступил и почувствовал, как твердый пластик дубинки уперся мне в спину.
— Полезай! -гаркнула старшая.
Когда я инстинктивно схватился за решетку, она надавила сильнее.
—Прекрати сопротивляться!
—Подождите! - Я практически рыдал. — Можно меня в другую камеру? Почему я не могу пойти в другую камеру? Офицер, я...

—Прекрати. Сопротивление.

Моё плечо взорвалось болью, когда офицер обрушила на меня дубинку. Руки обмякли на прутьях, и я почувствовал, как меня заталкивают в камеру. Тень Ронни упала на меня, когда он встал. Дверь камеры захлопнулась за мной.
—ПОДОЖДИТЕ! Я вцепился в прутья, крича, пока старшая шла по коридору, весело насвистывая и нарочно игнорируя мои панические вопли. Костлявые пальцы Ронни схватили меня сзади за плечи и развернули. Наши лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга.
— Почему ты преследуешь меня? - Ронни снова и снова вдавливал меня в решётку. —Кто ты? Что тебе нужно?!

— Я... я... с рукой Ронни, сжимающей моё горло, я не мог ответить ему - я даже не мог набрать достаточно воздуха, чтобы дышать. Черные мушки замелькали перед глазами...

— Господи! -услышал я голос, доносившийся, казалось, очень издалека. — Он убивает его! Внезапно нас растащили, а меня отволокли по холодному скользкому полу. Ворчание и глухие удары из камеры намекали на то, что Ронни учат послушанию.
— Оставь меня в покое! - это было последнее, что я услышал от него, прежде чем меня выволокли.

После того как меня выпустили под залог, я сделал все возможное, чтобы выполнить просьбу Ронни. В конце концов, я был тоже виноват в его попадании в тюрьму. До меня дошло, что если бы я был на его месте, я бы тоже хотел убить меня. Черное зеркало экрана моего ноутбука так и манило. Только разочек! Что плохого? Он, наверное, даже не заметит...Виня себя, я зашел в нейросеть и написал:

"мой убийца, скрытое наблюдение"

Когда изображение обработалось, я понял, что вижу комнату через решетку потолочного вентиляционного отверстия. Комната с мягкой обивкой. На полу были написаны слова чем-то коричнево-красным,- кровь или экскременты, я не мог определить:

ТЕПЕРЬ Я ТОЖЕ ВИЖУ ТЕБЯ

Ронни смотрел прямо в вентиляцию, оскалив зубы в безумной ухмылке. "Раз в день",- сказал я себе. Просто чтобы убедиться, что он всё ещё взаперти...
И раз в день я наблюдал, как медленно меняется Ронни. Он перестал смотреть в потолок, перестал писать послания на полу. Его волосы отросли. Он отжимался, читал книги из библиотеки, общался с врачами. Неужели он больше не замечал моей слежки? Или он просто скрывал своё безумие достаточно долго, чтобы его выпустили?

Дурное предчувствие говорило, что я знаю ответ. Несколько минут назад запрос "мой убийца, скрытое наблюдение" не показал палату из психушки. Нейросеть выдала мойрайон, с крошечной фигуркой, идущей по пустынному тротуару. Ронни, должно быть, вышел рано утром, а через моё досье арестов, он, вероятно, без труда нашел бы мой адрес...

Осознание всегда приходит слишком поздно. Я сам влип во всё это. Другого исхода и быть не могло. Я долго сидел в темноте, пытаясь найти решение, но это не имеет значения: моя судьба определилась в тот момент, когда я попросил нейросеть показать лицо моего убийцы. Даже если я попытаюсь выйти из дома, достать оружие или позвать на помощь, я знаю, что окажусь в том же месте: под острием ножа Ронни. Я запер двери и окна, но это не поможет. На новом изображении я уже вижу дверь на задний двор. Он здесь.

Оригинал

Эту историю много лет назад мне рассказала знакомая моей мамы, женщина по имени Гюльнара.

Жила она в другом городе, а работала, как и многие в те годы, челночницей. В одной из таких поездок она познакомилась с мамой, подружилась и впоследствии часто бывала у нас в гостях, когда приезжала в гости.

Внешность у Гюльнары была необычной. Характерные славянские черты лица сочетались со смуглой, желтоватой кожей и слегка раскосыми черными глазами. Ей было, вероятно, лет 45, но волосы были абсолютно седыми, точно у древней старушки. Она была абсолютно непьющей, довольно большая редкость в те годы.

Об этой женщине ходили всевозможные слухи. Злые языки уверяли, что она была алкоголичкой, которая "зашилась", а также выдумывали про нее разные истории, якобы она кого-то убила спьяну, сидела в тюрьме и тому подобное. Но все сходились на том, что в ее жизни была какая-то драма.

Позже я узнала, что все это злостная клевета,

Гюльнара - трезвенница от рождения, желтоватый цвет кожи - природный, но, тем не менее, в жизни ее действительно случилась трагедия. Постепенно оттаяв, она начала рассказывать о себе. И вот то, что она поведала.

Мама ее была китаянкой, безумно влюбившейся в русского солдата. Настолько, что сбежала от семьи, бывшей против этого брака, и позже переехала в СССР.

А имя и не русское, и не китайское - Гюльнара - она выбрала для своей дочки потому, что оно ей очень понравилось. Когда-то у Гюльнары была старшая сестра, которая мечтала, как и многие женщины, о семье и браке. Но неожиданно совсем молодая сестра заболела какой-то легочной болезнью и скончалась, так и не осуществив мечты.

Прошло много лет, Гюльнара побывала замужем, но неудачно, одна воспитывала дочь. Свою девочку она просто обожала, та была очень умной и хорошо училась. Когда ее дочери было девять лет, Гюльнаре приснился страшный сон. Как будто к ней пришла давно покойная сестра и начала хвастаться, что на том свете вышла замуж и родила ребенка. Гюльнара попросила познакомить ее с семьей, и тут умершая сестра неожиданно подвела к ней ее же, Гюльнарину, дочку Аню. -

Так ведь это моя! - возмутилась женщина во сне.

- Ну уж нет! - ответила сестра. - Теперь моя будет. Я заберу твою дочь! Гюльнара проснулась, не на шутку испуганная этим сном.

День прошел так, как и обычно, но к вечеру у девочки вдруг поднялась температура. Вспомнив про сон, мать не на шутку занервничала. В это время поликлиника уже не работала, но неподалеку находилась больница. Схватив дочь, Гюльнара побежала туда.

Встретила ее какая-то злая и заспанная медсестра. Врача на месте не оказалось. Взяв девочку, медсестра сделала ей какой-то укол и ушла. Почти сразу же после этого дочка громко застонала, ей явно стало плохо. Испуганная Гюльнара начала звать на помощь, но никто не приходил. Девочка скончалась на руках у матери до того, как медсестра вернулась. Страшный сон сбылся...

Убитой горем матери было не до расследования. Похоронив дочь, она попыталась отвлечься работой. Но год спустя неожиданно встретила другую медсестру из той же больницы, которую немного знала раньше. Та уволилась как раз в разгар событий и о дальнейшем не знала. Первое, о чем спросила старая знакомая, было: посадили ли ту медсестру, что делала укол? Только тогда Гюльнара поняла, что дочь ее скончалась от ошибки медработницы, что все в больнице знали об этом уже на следующий день и обсуждали, но решили своих не выдавать, а потому дело замяли. На всякий случай, однако, ту медсестру уволили.

Разъяренная женщина решила разобраться с обидчицей. Выяснила, где та живет, и отправилась туда. Как она объясняла, хотела сначала поговорить, может, даже оттаскать за волосы, но убивать не собиралась. Бывшая медсестра проживала в маленьком частном домике на окраине. Был вечер, но свет внутри не горел. Гюльнара решила подкараулить хозяйку на пороге, спряталась у двери и стала ждать. Через некоторое время, однако, ждать ей надоело, и она замерзла. Так что Гюльнара поднялась на крыльцо и потрогала дверь. Дверь поддалась легко, оказалось, она была открыта. Женщина тихонько вошла внутрь, решив, что раз ей так повезло, караулить внутри. Сделав пару шагов, она обо что-то споткнулась...

Что-то лежало на полу... Женщина щелкнула выключателем. То, что она увидела, заставило ее оцепенеть от ужаса. На полу, в луже застывшей крови, лежал труп той самой бывшей медсестры. Обезумев от ужаса, Гюльнара кинулась наутек.

Ей не повезло, соседи видели странную женщину и сообщили милиции. Гюльнару арестовали. Однако выяснилось, что убил бывшую медсестру ее сожитель спьяну, и произошло это намного раньше, чем "мстительница" пришла.

Сожитель был пойман и во всем признался и, в общем, Гюльнару отпустили в конце концов.

Но эта история стоила ей здоровья и загубленной репутации. После пережитого у нее быстро поседели волосы, а слухи вокруг нее так и продолжали циркулировать. Вдобавок всю свою жизнь она так и мучилась сомнениями.

Забрала ли ее ребенка сестра, как грозилась во сне, или его погубила она сама, слепо поверив в дурное предзнаменование? Ведь если бы в тот день она не побежала в больницу, ребенок остался бы жив. Но этого ей никто так и не сказал.

----------------------------------------------------

Если вам нравятся истории которые я выкладываю то больше такого контента найдете у меня на канале

https://t.me/+dowJX4OvKQk0ZjIy

Никого не призываю подписываться!Это для тех кого заинтересовал подобный контент

Источник всех историй https://4stor.ru

"Резчик! Выходи играть!"

«Не трогай моего мальчика!»

Андрей влетел в противника прижимая его к боку Нивы, а потом улетел назад, отброшенный тяжелой рукой. Так и хрипели оба: он лежал на спине, пуская слюни, а очкастый стоял на коленях у машины, уперевшись лбом в бесчувственное железо. А между ними парила размахивая крыльями разъяренная обнажённая амазонка. Реально, голая баба с крыльями. И она была очень зла.

— Ты! Ты обидел моего сына!

— Женщина, давайте не будем нервничать, — Андрюха сплюнул и пополз прочь.

Маньяк отлепился от машины , пошатнулся, постоял на коленях и упал лицом вниз.

— Юрочка! Сынок!

Забыв о ненависти, «голожопая» метнулась к очкастому, а Андрюха пытался сообразить. Сын? Голова не соображала: неудивительно столько принять ударов. Сын? Это мамаша Костяна что ли? Что тут вообще происходит?

Его схватили за ногу и потащили назад, к машине. Чёртова ведьма.

Андрюха пытался сопротивляться,цеплялся за землю, за какие-то щепки, которые разлетались в стороны. Голая старуха была сильнее и волочила его за собой как пустой мешок из под картошки, потом швырнула рядом с машиной и придавила ногой, как таракана. Очкастый еле ворочался рядом, Андрюха чувствовал его вонь: пот и одеколон.

— Юрочка, как ты? И крылышки не помогли? Почему ты долго восстанавливаешься? Где твоя сила?

Он закашлялся и что-то неразборчиво простонал.

Андрюха попытался вырваться из под голой пяты, но не осилил, только давление на грудь усилилось.

— Приди в себя, Юрочка! Мама здесь! Мама всегда чувствует, когда родной кровинушке плохо! Я здесь, чем помочь тебе? Хочешь лысого?

— Э, слышь — простонал Андрюха, — я бы попросил.

— Ножницы, мама. Там. Дай, я сам его кончу и сразу станет легче.

Нога убралась с груди и воздух редкими потоками прошелся по лицу, как воздушные ладони. Андрей попробовал подняться и увидел очканавта напротив, который сидел прислонившись спиной к машине и смотрел на него, почти безразлично.

Тень накрыла Андрюху с головой и голая сморщенная задница встала между ними.

— Возьми, сынок.

Она протянула ножницы своему сыну. Андрюха сжал кулаки и шарил глазами вокруг в надежде найти хоть что-то нибудь чем можно защититься.

***

Мамка вручила ему ножницы и отошла в сторону, чтобы не мешать. Она знает, что в такие моменты его лучше не трогать, даже когда Юра слаб.

Крылья придают силы, но и сами нуждаются в подпитке. Если их долго не кормить, то начинается ломка, хуже чем у наркомана. Слабость, апатия, голод, бессильная ярость и ненависть. Весь этот коктейль ускоряясь до отвращения крутится в желудке и лишает сил, пока не превратишься в безвольного ползущего червяка, обтекающего слюной.

С ним бывало такое и раньше, до крыльев, но не такие сильные были откаты. С крыльями и бонусы ужасающе приятные и откаты почти до безумия страшные.

Лысый уже собирался уползать, испугавшись отблеска стали. Мама вопросительно посмотрела на сына.

— Не надо, — сказал он и поднялся, — я сам.

Для полного целительного эффекта нужно убивать лично, только тогда темная энергия переливается рекой и она чёрная как ночь, только тогда крылья наполняются темно-красной жидкостью и грубеют, как от возбуждения.

Юрий опьянел от чувства власти и хохоча восстал над жертвой, поднимая ножницы, как ритуальный кинжал.

***

«Хрен я тебе на коленях умру», — подумал Андрюха и встал во весь рост, хоть и с трудом. Покосился влево, девчонка уже переплыла речку и бежала прочь. Маньяк забыл про неё, ещё пару метров и она скроется в лесу, найдет ЖД или на дорогу выйдет, и всё у девочки будет хорошо.

Андрюха был готов теперь.

— Давай, — сказал он очкастому и грустно улыбнулся,- не тяни, слышь.

— Не бойся, Юрочка, мама поможет, — проскрежетала старая ведьма, но сыночек только отмахнулся и бросился вперёд. Андрюха закричал и сжал кулаки.

***

Катя вышла на берег задыхаясь и хватая ртом воздух. Никто не плыл и не летел за ней, но эти метры дались ей нелегко.

На том берегу закричал мужчина и она упала, поползла за ближайший куст в надежде скрыться, спрятаться, прижалась всем телом к земле и только тогда осторожно выглянула. Ужасную картину она не смогла забыть до конца жизни. Один мужчина убивал другого равномерными ударами чем-то острым в грудь, а второй только протягивал руки к нему, стараясь закрыться или оттолкнуть нападавшего зверя. За спиной убийцы медленно вырастали крылья — большие,чёрные, похожие на ветки огромного тёмного дерева. Двумя руками он работал как молотом в кузне — вверх-вниз, вверх-вниз. При каждом ударе одинокий фонтанчик крови взлетал и падал. А над этой ужасной картиной парила и хлопала в ладоши крылатая обнажённая женщина.

Дальше Катя не видела, просто выключилась как неоплаченный интернет.

***

Он наливался мощью параллельно тому, как его противник умирал, теряя жизненные силы. На удивление вкусный и питательный, полный сил оказался лысач. Такого нужно иметь в союзниках, а не врагом. Но что есть, то есть. Значит будем есть.

Юра ударил последний раз вытягивая остатки жизни из противника. Тот уже и не дёргался, растекаясь по песку.

«Что ещё?» — подумал Юра.

— Юра? — мама тихо подошла и положила ему руку на затылок, — Юра, хочешь кушать? Пошли домой, там брат приехал. Я кушать приготовила, на всех хватит. Тебе нужно отдохнуть, ты слишком много работаешь.

Он смотрел на распростертое тело и напряженно думал о чем-то своём, но всегда находил время ответить маме. Нашёл и сейчас.

— Мама, ты не замёрзла? Почему раздетая? Быстро накинь что-нибудь.

— Я не замёрзла, сынок. Я могу помочь.

— Второй.. сынок... где?

— Дома спит.

— Крепко спит?

— Да, сынок. Хочешь кушать,Юра?

Он уже не смотрел на мёртвую кровавую размазню под ногами. Он думал о том, как всё сделать правильно.

— Поможешь мне мама?

Как же она обрадовалась. Юра разрешает помочь. Мальчик ценит свою маму. Она чуть руки не начала потирать от удовольствия, но сынок был слишком серьезен и не смотрел на неё..

— Конечно. Что нужно делать? Прибрать здесь?

Юра даже не посмотрел на падаль под ногами.

— Оставь...Может быть потом.

Он показал матери на тот берег:

— Видишь там девка? Она сбежала , а у меня нет времени с ней играться. Забери её и держи в сарайчике, а я заберу, как только освобожусь.

Мама только кивнула и бормотала что-то невнятное, когда сын расправил крылья и взлетел как Бубка. «Такой занятой, — думала она с гордостью, — такой серьезный и люди за ним идут. Настоящий лидер. И не пьющий как брат.»

***

Когда Катя открыла глаза женщина была рядом. Она зависла над Катей, закрывая небо своим отвратительным белым телом и уродливыми крыльями. Взмах за взмахом они поднимали пыль и раскидывали в воздухе мелкие камушки. Это было так неестественно, так хотелось домой, на работу, за любимый прилавок, а не эти кошмары наяву.

— Сбежала, — сказала женщина и лицо её исказилось от злобной гримасы, — сыну и так тяжело, а ты бегаешь.

— Пожалуйста, — попросила Катя и женщина расплылась в воздухе, когда набежали трусливые слёзы, — пожалуйста.

Расплывшаяся тень метнулась вниз, увеличилась в размерах, дыхнула потом и запахом старости. Катя закричала от боли, потому что её крепко схватили за волосы и потащили вверх, как Мюнхгаузена из болота.

— Полетим к Юре, там и пожалуешься, если он захочет выслушать.

«Пожалуйста», — бормотала девочка, но её уже никто не слушал.

***

Дракон слился с зеленью деревьев. Он видел как возвращался плохой человек с мясистыми крыльями. Дракон хотел рвать отростки зубами, лапами, часть глотать, часть (перья) раскидывать вокруг, запивая всё это кровью из ран.

У дракона было Желание. Оно туманило голову и призывало броситься прямо сейчас на одном крыле догонять спотыкаясь вкусную жертву, но инстинкт, что-то мудрое и вечное не давало сделать ни взмаха крылом.

Дракон просто наблюдал за взмахами крыльев, вдыхал запах мясистой ткани сухожилий. Ням-ням.

Человек нёс безвольную жертву — он отказывать себе в еде не собирался. Он отдался Желанию до капли и не смущался этого.

Дракон оторвался от ствола и бесшумно скользнул прикрываясь ветками к следующему дереву.

***

Вот примерно такой был расклад, когда я встретил Юру Безотчества ещё раз.

Всё чему меня учил Охотник, все правила и наставления прошли мимо, как цыгане. Только не шумною толпой, а втихаря.

Что он там говорил?

Не расходитесь, как в фильмах ужасов? Где Андрюха неизвестно, Костян тоже, а меня схватили крылатые монстры на кладбище, после того как я потерял дракона о котором должен был заботиться. Ну как потерял, швырнул его как личинку чужого врагу на спину, перед тем как старика местного на железные штыри насадил.

Сидеть мне теперь как убийце с отягчающими обстоятельствами.

Ну так я тогда думал. Короче, рассказ от лица парней окончен, теперь только я. Физрук, алкоголик, «охотник на маньяков».

Что там ещё по правилам? Не оставляй дракона одного, он ещё молодой, бла бла бла. Ну и где он сейчас? Надеюсь у него все будет хорошо.

Он хоть и страшный снаружи, кожаный уродец, но добрый внутри.

Живи, китайчик, живи.

***

Крылатые уроды, те ещё фантазеры. Нашли где-то верёвки. Одну намотали мне на левое запястье, вторую на правое и растянули в стороны как шкуру медведя, которую нужно высушить на солнце.

Боялся ли я тогда? Боюсь ли я сейчас, растянутый, как мученик среди толпы лесных фанатиков? Не помню уже, если честно. Ну в штаны не наложил и то храбрость. А то, что похолодел весь изнутри, так это нормально — это адреналин морозит.

Девочкам которых этот мудак похищал и убивал страшнее было. В тысячи раз жёстче смерть гада должна быть.

Он не должен ухмыляться и пускать слюни как Чикатило. И никаких интервью и встреч с фанатами, как у Теда Банди. Он должен сдохнуть в муках, если я раньше коньки не отброшу. А все к этому идёт, уже летит падла, приближается. Ты дай мне силы выдержать, кто бы там наверху не был.

Когда он спускался заметившие его чуть на колени не рухнули от счастья, чуть хлопать не начали, как соратники Брежневу. Они смотрели на него с таким обожанием и расступились открывая меня как Иисуса на иконе.

Юра сильно изменился после нашей прошлой встречи. Грозный, мощный, властный он изучал энергию как атомный реактор. Энергия злая у Юрки, разрушительная. У меня внутри тоже все тряслось, превращая внутренности в холодец.

Он спускался поднимая вверх землю, пыль, веточки, зелёные и гнилые листья только лёгкими взмахами крыльев.

Крылья — это его гордость. Здесь все были с крыльями, но таких ни у кого не было. Все местные «бандосы» носят перья, как мы шарфы, но такой крутой шарф один. Только у Юрика. Ахаха. Если он киноман то наверняка может сказать, что «такие крылья только у меня и у Майкла Джексона».

***

— Почему он улыбается?

Серая масса. Все эти люди для меня на одно лицо — я сейчас не вспомню никого, кто бы выделялся из толпы. Их было много — человек пять или семь, но я видел только Юру и помню только его и выражение его лица. Такое презрительное, равнодушное и высокомерное. Так смотрят менты на пьяниц в вытрезвителе и маньяки на своих связанных жертв.

— Он боится, — сказал кто-то справа.

Юра остановился напротив, крылья медленно складывались за спиной еле слышно шурша. Он рассматривал меня прищурившись, снял очки и осторожно вытер линзы большим пальцем, а потом водрузил обратно на нос. Правая линза уже давно треснула и пошла трещина почти через весь глаз. Грязная, сто лет не мытая, а он только вытирает, размазывая грязь ещё больше. Некогда отнести в оптику на ремонт? Весь в заботах аки пчёлка?

— Почему он ухмыляется?

Тишина. Они не знают, что ответить. Я молчу — жду удара. Они любят бить исподтишка, когда ты не готов. Знаю — плавали. Сначала мент ходит вокруг, многозначительно молчит, что-то говорит успокаивающе, зубы заговаривает, а потом резко наносит удар.

Вообще-то если улыбаться, то ментов это только бесит и бьют сильнее, но сейчас я не мог удержаться. Мне бы парочку патрульных сюда встречал бы с цветами и забыл прошлые обиды. Пусть даже посадят потом, лишь бы этого крылатого взяли и больше никто не умрёт.

— Нужно стереть эту ухмылку с его морды. Отведите чужака на берег.

Я еще не знал, что это значит. Утопят меня или закопают в песок, а может отдадут на съедение пираньям? Всё равно — паника сломала наши ряды. Я начал дёргаться, пытаясь вырвать руки, я отбивался ногами от приближающихся уродов, я пытался укусить хоть кого-нибудь и перегрызть горло бармену, но всё это было обычной конвульсией червяка на крючке. Меня бросили на землю и вместо того чтобы растягивать веревками теперь скрутили ими же, руки прижали вдоль тела, а ноги оставили свободными. Рывком подбросили вверх так что я принял вертикальное положение и потащили вперёд корректируя путь веревкой. Ну, ты понял, как рабов гоняли, как негров в южных штатах волокли на привязи. По крайней мере я был еще жив.

***

Андрюха — нет. Я помню весь путь, который мы проделали от начала и до конца. По кладбищенской дорожке, между деревьев, по просёлку и в село. По центральной деревенской дороге меня тащили между аккуратных, но кажется заброшенных домиков. По крайней мере никто не вышел посмотреть, почему человека волокут на веревке связанного и босого . Я надеялся, что выскочит случайная бабка и начнёт кричать, возмущаться и даст мне хоть минимальный шанс на побег, но деревня стояла пустая и мертвая.

Мы прошли мимо двора Костяна и я хотел закричать, позвать на помощь, но сразу получил в морду. Юра потряс кулаком и погрозил пальцем. Никто не появился во дворе. Костян не смотрел в окно. Андрюха зевая не вышел во двор. А на мамашу я и не рассчитывал. «Похоже с парнями беда», — подумал я тогда, и был прав.

Так и прошли через всю деревню, вышли на её окраины и оказались на берегу реки.

Можно я буду курить? Спасибо.

Андрюха не вышел во двор по одной простой причине. Он был мертв. Окончательно и бесповоротно. Один из троицы ушел навсегда. Тройки друзей больше не было. Мудак из параллельной вселенной предупреждал «Не разделяйтесь». Раздавал ценные указания вместо того чтобы просто взять своего цепного пса-монстра, телепортироваться сюда и вынести нахер всех крылатых. Зубчик смог бы, я видел как он умеет работать. Но они не пришли... а мой друг зверски убит.

Я смотрел на ужасную картину у своих ног и поддерживали меня только чужие руки, если бы не они рухнул бы уже в красную лужу под ногами, так ослабли мышцы, так тряслись ноги.

Я видел мёртвых и раньше. Я помогал хоронить соседей и провожал на тот свет начальников и политиков, но никогда не приходилось хоронить друзей. Маму хоронил — друга нет.

— Достаточно, — сказал монстр, — он дошёл до кондиции. Приоткрой крышку, пока чердак не закипел.

После этих слов за веревки дёрнули, потянули назад и развернули несмотря на мое сопротивление. Андрюху я больше не видел.

— Ну что? Увидел, что мы делаем с непослушными? С теми, кто врывается в наше личное пространство размахивая причиндалами и отказывается сотрудничать? Твой лысый друг был очень живучий, не спорю — одолеть его стоило огромных усилий и нервов, но я победил. Я всегда побеждаю.

Он оглянулся на молчаливых соратников и поспешно добавил: «Мы побеждаем».

— Чё те надо? -спросил я, и тоже добавил, — убийца.

Толпа возмущенно забурлила звуковыми волнами: сопением и ворчанием. Не нравится когда их называют убийцами. Юру это не сильно обидело.

— Скорее чистильщики. Зачищаем свой город от мусора. Нечистоты они везде, много. А нас мало. Мы ушли в деревню, чтобы жить своей жизнью, заниматься своими делами и развлекаться, а вы пришли за нами и принесли свои члены с собой. А кто должен обижаться? Лысый сам виноват — не подчинился правилам сообщества.

— Что ты мне паришь? — вырвалось у меня, но слушать эти речи больного ублюдка много чести для него, больше не было сил — ты сраный извращенец и трусливый маньяк, убивающий беззащитных женщин. Что ты мне втираешь про сообщество, падла? Чистильщик засраный. Развяжите меня и проверим твою храбрость на деле — один на один. Или боишься?

Тишина сгустилась. Маньяк побелел и посерел одновременно. Может я перегнул палку и сейчас умру, но если уходить, то стоя, а не на коленях. Серёга не пресмыкается перед убийцами.

— Ты видел что лежит в крови и дерьме у тебя за спиной? — проскрипел мудак, сжимая кулаки. Крышку стоило бы у него снять, чтобы не закипел, я-то себя контролирую, — он тоже любил обзываться.

— Готов поспорить, он унизил тебя пару раз. Андрюха не из тех, кто легко сдаётся.

Я задел его. Маньячила не желал быть униженным перед своими шестерками. Обычное дело.

— Это что у тебя? — добивал я, — гематомы на морде? У моего друга крепкие кулаки. И крылья не помогли против них, да? Вот почему против меня толпу послал, а сам зассал приходить... И связали меня, трусы. А ты главный трус, Юра Безотчества.

Он непроизвольно вздрогнул и подошел на шаг ближе.

— Так мы знакомы? Как интересно. Ну, тем лучше. С удовольствием сделал бы из твоего черепа пепельницу, но не курю, как и все мы. Нет времени думать как и выяснять подробности нашей встречи. Толстая девка, которая скоро присоединится к нам — это ведь не твоя подружка? Ты ведь не за ней пришел? А то было бы веселее. Молчишь? Твой дружок тоже уже не говорит.

Я рванулся, но зря, только поджопник словил и Юра улыбнулся.

— Где мой дипломат?

Крылатая, а заодно и усатая, женщина принесла эту рухлядь, которую он называл «дипломатом» и встав на одно колено положила у ног хозяина.

Придурок считал себя архангелом или типа того. Возложил на голову ей свои лапы и важно кивнул. Она прошептала слова благодарности и сдрыстнула. Мы остались одни, толпа тусовалась за моими плечами, контролируя каждое движение.

Юра присел и нежно расстегнул замочки дипломата. Посмотрел на меня нежно и достал нож с длинным лезвием, остро заточенным. Провел пальцем пробуя остроту и положил на крышку. Достал ещё один, более грубый на вид, таким только мясо рубать в закусочной и его отложил тоже. Так любовно перебирая как игрушки свои орудия пытки он разложил их все. Добавил скотч, упаковку синих мусорных пакетов, рыжие от ржавчины гвозди и суперклей. Там ещё что то было, но я уже не разглядел. Пот заливал глаза, лилось со лба липкой волной, такой страх испытывал только когда кошмары подростком снились.

Маньяк наверное чувствует страх жертвы, он даже не поднимал взгляд, но ноздри у него раздувались как у быка перед случкой. Или перед атакой, хрен знает этих рогатых монстров.

Как бы я ни старался пыжиться и делать вид, что плевать я хотел — страшно смотреть на инструменты, которыми будут тебя резать. А лучше маньяка никто не знает о с трудом скрываемом страхе, разве что палач может сравниться.

— Ты знаешь зачем ты здесь, длинный?

Я промолчал. Наверное не смог бы ничего выдавить из себя, если бы и захотел. Сейчас мразь начнет все-таки задвигать свою финальную речь, а я ничего не смогу ответить, не смогу его закрыть.

— Ты не нужен мне. Как и спортсмен не нужен. Резчик — вот кого я ищу. Я знаю он где-то здесь — рядом. Может быть он даже сейчас смотрит на меня, наблюдает, выжидает.

Юра огляделся и помахал рукой:

— Привет, Резчик! Выходи играть!

Он подождал немного, но никто не появился. Неудивительно — китайский дракон он мудр, как китайские философы. Требуха лучше посидит у реки пока мимо не проплывёт мой труп, или типа того.

— Не откликается резчик, какая досада. Не хочет выходить.

Юра БезОтчества вздохнул:

— Мне ведь на самом деле много не надо. Домашнего питомца хочу завести, оригинального. С крыльями и с клыками. Такого что на моего друга набросился. Ты, говорят,выпустил его. Да сядь уже, не маячь!

Кто-то подбил сзади по ногам, так что я почти рухнул на колени, оказавшись на одном уровне с убийцей, который полировал лезвие ножа о тряпочку и на меня посматривал.

— Вот так. А то я сижу, а ты стоишь. Поговорим нормально, да?

Ему стоит только вытянуть руку с ножом и горло мне проткнёт, как шампуром кусок мяса. Улыбается, в глаза не смотрит, хуже мента. От тех хотя бы знаешь чего ждать.

— Я так понимаю госпожа Фортуна свела нас не случайно. Общий знакомый объединил и даже общий родственник. Я когда со спортсменом договаривался и не думал, что мой брат здесь замешан. А то, что брат приведет вас в деревню, когда мы соберемся здесь дела решать — это вообще мистика уровня Гоголя. Читал?

Конечно я читал «Мертвые Души» и ничего мистического не запомнил, но с маньяком спорить лишнюю дырку получить.

— Не читал, — кивнул Юра Безотчества, — поколение перестройки. Потерянные и брошенные даже своими хабалками-мамашами, не то, что государством. Ползаете по жизни оставляя спиртовый след, как гусеницы с протухшими панцирями.

— Слышь, — сказал я и выпрямился как мог. Хоть и на коленях, но я стоял. — Ты зачем моего брата убил?

От автора: Не прошло и полгода, как появилась новая глава. На Пикабу уже серии постов можно делать. Соберу все главы в три серии. Но позже,сейчас глава. 

Телеграм-канал с новостями - https://t.me/severmisha

Пряника Соне подарили на шестнадцатый день рождения.

На самом деле Пряник был не пряником, а коржиком, то есть корги – порода такая. Клянусь, я в жизни не видел более нелепой собаки. Когда Соня возвращалась со школы, с ним случались припадки от счастья. Если ему кидали мячик, Пряник нёсся за ним, запинаясь за собственные лапы, и в конце концов кувыркался через голову. Соня смеялась, как ненормальная, и спрашивала его: «Пряня, ты дурак?», а он улыбался, по-дебильному высунув язык.

Этого пса обожал весь двор.

А теперь давайте хором зададим вопрос, который вертится у всех на языке. Три-четыре: «Если вы знали, что он такой неуклюжий, то зачем потащили его на катакомбы?!».

Да потому что дурак тогда был не один только Пряник. Вы что, серьёзно ждёте от тупых подростков рациональных решений? Тогда нам казалось, что, совсем как в песне, «смерть – это то, что бывает с другими». Нам в голову не приходило, что на этих катакомбах можем убиться мы сами, а вы про какую-то собаку. Смешно, честное слово.

Без понятия, откуда мы вообще взяли это словечко – «катакомбы». Многовато чести для недостроенного дома на окраине. Денег хватило на фундамент, подвалы и зачатки первого этажа, потом что-то пошло не так, и это всё много лет стояло заброшенным, зарастало бурьяном и расцветало синяками граффити. В подвалах валялись шприцы пополам с битым стеклом и до слёз воняло ссаниной, но, лазая туда в детстве, мы чувствовали себя исследователями пещер, а то и древних гробниц. В окру́ге хватало детских площадок, но все ведь знают, какой выбор сделает кот, если предложить ему уютный домик и грязный рваный пакет?

Детьми мы обожали играть в недострое в прятки, но ещё больше любили придумывать про катакомбы всякую жуть. Мы населяли её то бомжами-каннибалами, то призраками рабочих, погибших при строительстве – мол, якобы поэтому его и закрыли. Если по телику накануне шли ужастики, то количество смачных деталей вообще зашкаливало.

Моя любимая страшилка, например, о девочке, у которой мама работала допоздна, поэтому и девочка могла гулять сколько угодно. Посмотрит на своё окно – оно тёмное, значит, мамы дома нет, можно дальше играть. Но как-то раз стало уже совсем поздно и темно, а мама всё не возвращалась и окно не зажигала. Девочке стало не по себе. Тут к тому же пошёл дождь, и девочка решила спрятаться в катакомбах. Забежала в подвал, и тут ей на лоб что-то капнуло. Неужели крыша протекает? Девочка смотрит, а капли не прозрачные, а КРАСНЫЕ. Поднимает голову, А ТАМ НА ПОТОЛКЕ ПРИБИТ ТРУП ЕЁ МАМЫ!!!

Самый кайф был рассказывать все эти байки как раз в подвале, под вечер, выключив фонари. А если ещё незаметно затаиться в соседней подвальной комнате и на самом интересном месте начать, громко хрустя осколками, ходить по битым бутылкам…

Потом, когда мы подросли, оказалось, что катакомбы – идеальное место, чтобы пробовать курить и целоваться без вездесущего надзора взрослых. В старшей школе мы всё ещё зависали там почти каждый день. Девчонки пили свой клюквенный «гараж», парни – что угодно, на что хватало карманных денег. Соня приходила с Пряником, а я… Я приходил вслед за Соней.

Я был в неё влюблён. Причём не так, чтобы мечтать её где-то зажать в углу и делать всякое, а как-то, ну… чисто. Нет, честно, как в книжках. Просто понял в один прекрасный день, что, когда не вижу её, в животе ноет тоска, и не хочется ни есть, ни спать, ничего. Мне даже не обидно было, когда она щебетала о том, что я её «самый-самый лучший друг». Друг так друг, лишь бы быть с ней рядом. Выгуливать вместе бестолкового пса, слушать любые глупости, о которых она болтает, любоваться, как закидывает голову, когда хохочет над очередной Пряниковой придурью.

В тот день, когда случилась беда, мы были почти что счастливы.

Мы только-только перешли в одиннадцатый класс, на дворе стоял сентябрь, и невыносимая тяжесть будущего ещё не навалилась на нас всем весом. Лето не успело выветриться из головы, ласковое солнце задорно звало ловить последние погожие деньки, и мы с ребятами со двора дурачились на катакомбах. Просто бегали друг за другом по первому этажу, прятались за углами, чтобы выскочить и крикнуть «бу!!», несмешно шутили и ржали как кони. Была суббота, самый беззаботный выходной, и, хоть я тогда не думал прямо такими словами, мне казалось, что впереди вся жизнь, и в ней обязательно всё будет хорошо.

А потом Соня достала из кармана обожаемый Пряником кислотно-зелёный мячик. Размахнулась…

- Пряня, апорт!

Мячик полетел вдаль, Пряник, звонко тявкая, рванул за ним. Ни он, ни мы не заметили щель между плитами пола, пока не стало слишком поздно.

Я даже не сразу понял, что произошло. Он просто исчез. Бежал, бежал и пропал.

Доля секунды растянулась на вечность, а потом её обрубил визг из подвала. Я до сих пор слышу его по ночам.

Не помню, как мы всей толпой бежали вниз. Зато никогда не забуду Пряника. Смешного, глупого, бесконечно милого пса, насаженного на арматуру, как долбаный шашлык на шампур. Тут, внизу, сломались какие-то бетонные штуки, и торчащие из них ржавые штыри насквозь прошили пушистое белое пузико, которое я столько раз чесал, когда Пряник падал на спину, прося его погладить.

Дальше всё было как во сне, только очень страшном. Соня кричала, как будто бы где-то очень далеко; меня рвало гречкой, съеденной на завтрак. Голову как будто ватой набили, и сквозь неё прорывалась только одна мысль: что делать? Ветеринарных скорых в нашем городке не водилось, и единственным ответом оставалось дикое – добить. Чтобы хотя бы не мучился. Чтобы не было этих кровавых пузырей из пасти, и помутневших от боли глаз, и судорожно дёргающихся лап, как будто малыш пытается убежать от смерти.

И эти визги. Захлёбывающиеся, слабые, полные – я не знаю, чего. Но, клянусь, слушая их, я подумал, что лучше бы умер сам.

Когда мы наконец догадались бежать к Сониному папе, Пряник уже едва поскуливал, почти неслышно. А когда мы вернулись с подмогой…

Короче, Пряника не было.

Не в смысле, что он уже умер. А в смысле, что не было его. Лужа крови и липкая арматура остались на месте, а пёсель исчез.

Мы так и не узнали, кто его забрал. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Сняться с прутьев сам он бы не сумел.

Конечно, после этого нам запретили ходить на катакомбы навсегда. Да мне, если честно, и самому расхотелось. Ни одна выдуманная страшилка из детства не смогла бы заставить меня обходить недострой десятой дорогой, а вот у Пряника получилось.

Соня неделю не появлялась в школе. Она не отвечала на мои сообщения, так что я сам, ногами ходил в соседний подъезд стучать в её дверь. Открывала обычно Сонина мама, и по её лицу всё было понятно без слов.

А потом, ночью со следующей пятницы на субботу, Соня написала мне первой.

Она написала: «Пойдём со мной в катакомбы».

Я так удивился, что ляпнул в ответ: «Тебе прошлого раза не хватило?». Знаю, знаю, это было нечестно, и я наверняка сделал Соне больно. Но, чёрт побери, последнее, чего я хотел – это возвращаться с ней в то прокля́тое место.

Соня молчала минут десять, и я успел решить, что она обиделась навсегда. Потом она набрала: «Я слышу Пряника».

Тут словарный запас изменил мне совсем, и я просто отправил ей кучу знаков вопроса.

Ответ пришёл сразу. «Он там скулит. Я слышу. Честно, я не придумала, я точно знаю, что это он. Он плачет».

Я долго думал и наконец осторожно набрал: «Сонь, может, тебе за помощью обратиться?».

Я написал это совершенно серьёзно, не чтобы подколоть. Мне стало за неё страшно. Ладно, я всё понимаю, стресс после трагедии и все дела, но слышать голоса – это уже никуда не годится.

Телефон пиликнул новым сообщением. «Я всё равно пойду, с тобой или без. Не бросай меня. Мне страшно».

И я почему-то понял, что это не уловка. Она не берёт меня на слабо. Если я откажусь, Соня реально возьмёт и пойдёт одна. И я себе этого не прощу.

Я не успел ответить, когда она прислала ещё одно сообщение. «Пожалуйста, Коть».

Вот это «Котя» купило меня с потрохами. Я вообще-то Костя, Котей меня с ухмылками и ржачем кличут друзья, но я вдруг понял, что отправлюсь не то что на катакомбы, но хоть на край света, лишь бы услышать, как Соня называет меня так вслух.

Мы дождались, пока родители уснут, тихонько выскользнули из квартир и встретились во дворе. Половина фонарей, как всегда, не горела. В катакомбах будет и того темней, так что я предусмотрительно стянул у папы фонарик.

Соня очень похудела за эту неделю. Глаза запали, и неверный ночной свет превращал её лицо чуть ли не в голый череп.

- Ну что, идём? – преувеличенно бодро спросил я, хотя больше всего на свете мне хотелось завернуть Соню в свою куртку и утащить пить чай с валерьянкой. Она лишь кивнула, сжав губы, и я снова понял, что она пойдёт в катакомбы, несмотря ни на что. Даже если я запру её в каком-нибудь чулане, она дождётся, пока я усну, и сбежит.

Всё, что я мог – это пойти с ней вместе.

Мы спустились в подвал там, где делали это в последний раз. Луч фонарика выхватил из темноты бурые лужи засохшей крови и арматуру, ощерившую хищные зубы. Я прислушался: ночная тишина состояла из гула машин на трассе и шума ветра в деревьях. Больше ничего.

- Где он? – спросил я у Сони, почему-то шёпотом. Та не ответила, просто пошла вперёд.

Что мне оставалось, кроме как следовать за ней?

Не знаю, что именно планировалось в том подвале, но он был поделён на комнаты и коридоры. Я шёл за Соней, как утёнок за мамой, из одного пустого дверного проёма в другой, теряя им счёт – и заодно представление о том, где мы. Мне стало ясно, что мы ходим кругами, потому что за время, что мы тут бродим, подвал должен был кончиться раза три. Я открыл было рот, чтобы сказать что-то вроде: «Убедилась? Никого тут нет. Пойдём домой», но тут за стеной захрустело стекло.

Мы замерли на полушаге.

- Ты слышала?! – выдохнул я.

Соня подняла голову, и я увидел, как горят её глаза.

- Он там! – сказала она и побежала.

Будь у меня хоть капелька ума, я бы тоже бросился бежать – назад, наружу. Правда, сейчас, постфактум, я вспоминаю странную вещь: за последние пятнадцать минут блужданий мы не видели ни одной лестницы наверх, а это нонсенс, потому что сам дом не такой уж и большой, и найти выход из подвала обычно не составляет труда…

Тогда я об этом не думал. Я просто рванул за Соней.

В тот момент я уже плюнул вообще на всё. Не смотрел под ноги, забыв, что можно сломать их, споткнувшись о мусор и обломки, а то и вовсе найти какие-нибудь железки и повторить судьбу Сониного пса. Не светил вперёд – луч фонарика у меня в руке бестолково прыгал по стенам, высвечивая пятна плесени и нецензурные каракули. Я чуть не потерял Соню, а потом врезался ей в спину, когда она встала как вкопанная. Врезался всерьёз, чуть не сломав нос о её затылок, а она даже не пошевелилась, и я отступил на шаг, повёл фонариком перед собой и понял, почему.

Луч света блеснул в чёрных глазах Пряника.

Они висели под потолком.

Я невольно скользнул фонариком ниже, ниже, но Пряник всё не кончался.

Это была… огромная куча падали. Замороженный на месте, так, что двигались только глаза, я различал в ней полуразложившихся кошек, собак со следами протекторов шин, выпотрошенных грязных птиц. Вся эта мешанина лап, хвостов, свалявшейся шерсти, белых глаз, торчащих переломанных костей как-то держалась вместе, колыхалась, раздуваясь и опадая… И тогда я понял, что это не просто куча. Это туша.

Она заполняла собой всю комнату от пола до потолка, вся какая-то протухше-жидкая и в то же время безвыходно настоящая. Груда падали шевельнулась, подтягивая себя поближе к нам, мне в нос ударил запах гнили, и я с ясностью приговорённого понял, что это не призрак. Оно материальное, здесь, перед нами, и бежать нам некуда. Мозг опустел, будто палуба тонущего корабля, и я почему-то почти воочию увидел, как неведомая, невидимая сила посылает во внешний мир свой зов, и к ней начинают сползаться трупы животных. Отравленные крысы из подвалов, мыши с хребтами, перебитыми мышеловкой, расплющенные машинами голуби. Котята, которых когда-то утопили в ближайшей речке, и от них остались только скелетики с ошмётками меха… Как это всё слепляется вместе, становясь чем-то бо́льшим.

Тварь наклонилась к Соне. Голова Пряника там, наверху, безвольно свесилась набок. Изо рта вывалился сизый язык.

Соня всхлипнула и протянула к Прянику руки.

На мгновение я почти поверил, что сейчас пёс, как раньше, лизнёт её в щёку.

А потом гнилая масса плоти чавкнула, накатывая на Соню, как волна, пасть Пряника раскрылась так, как никогда не раскроется у живой собаки, и заглотила Сонину голову.

Соня ещё успела дёрнуться, молотя по твари кулаками, но её руки тут же утонули в прогорклом мясе. Я прыгнул вперёд, роняя фонарь. Схватил её за капюшон толстовки, слишком поздно понимая, что мне не сдюжить, и всё, чего я добился – это того, что меня засасывает вместе с ней. Моя кисть погрузилась в холодную мерзкую плоть, я рванулся на чистой силе смертельного ужаса и почувствовал, что свободен.

Только через несколько секунд до меня дошло, что моя рука осталась там. Внутри.

На самом деле, я даже не почувствовал боли. Больно мне стало уже потом, в больнице, после ампутации – сначала до локтя, потом по плечо. По официальной версии, мне отхватили кисть тупым грязным оружием, и случилось заражение.

Смешно. Они все думают, что это сделала Соня. Ведь её так и не нашли.

Я почти не помню ночи в катакомбах. Как меня спасали, не помню совсем. Мама с папой рассказали, что хватились меня наутро и догадались глянуть мои переписки – благо, у меня на компьютере нет пароля. Кстати, тот факт, что Соня первой написала и предложила куда-то пойти, вроде как убедил всех, что это не я выманил её на заброшку ночью, чтобы изнасиловать и убить. Я слышал, её родители теперь сами пациенты психиатрии – ещё бы, после новости о том, что их дочь поехала кукухой, попыталась убить одноклассника, а потом сбежала.

Говорят, они до сих пишут ей вконтакте – мол, любят, не бросят, всё простят. Надеются, что она вернётся.

Пока я валялся в больнице, у меня было полно времени для размышлений. Не знаю, наверное, это глупо, но единственное объяснение, которое приходит мне на ум – о том, что наши детские страшилки не исчезали в никуда. Мы придумывали про катакомбы страшные байки, и сила нашего страха и нашей фантазии копилась в недостроенных стенах, не находя выхода. А потом… Потом Пряник случайно стал жертвоприношением, которое дало этой силе форму. Звучит как сюжет второсортного ужастика, но я думал об этом так долго, что уже почти в это верю.

Не знаю, жива ли та тварь и где она сейчас. Когда меня выписали, родители уже купили нам квартиру в другом месте, и там вовсю шёл ремонт, с которым меня не просили помогать. У того, чтобы быть калекой, есть свои плюсы, ха-ха. Насчёт армии, кстати, теперь тоже беспокоиться не придётся.

Если я вообще знаю хоть что-то, то только что больше никогда не смогу спать без света. И закрывать глаза дольше, чем на секунду. Да и моргать, если честно, теперь удовольствие такое себе.

Потому что в темноте я оказываюсь один на один с тем единственным, что осталось со мной от той ночи.

В темноте мне некуда спрятаться от памяти о том, как я рыдал, скорчившись в вечности кромешной тьмы, и что-то огромное, невидимое во мраке, лизало кровь, бьющую из моей культи, дюжиной холодных мёртвых языков.