Говорят, когда выходишь на пенсию, прошлое тебя догоняет.
Для большинства ребят, с которыми я работал, это выражалось в повестках о разводе или застарелых болях в спине. А для меня? Я всё думаю об одном отрезке шоссе возле Фронт-Ройала, Виргиния.
Двухполосный асфальт, миль двенадцать, не больше. С обеих сторон — деревья и густой кустарник, как и на большинстве сельских дорог округа Уоррен. Ничего примечательного. Но я убирал эту дорогу двенадцать лет.
Собирал енотов, оленей, иногда несчастных собак. Знал каждый поворот, каждый миличер, каждую впадину, где по утрам застревает туман.
И, клянусь небом, там что-то было не так. Я многое видел за эти годы, но однажды случилось нечто — то, чему нет объяснения.
Я не из тех, кто болтает о подобных вещах. Чёрт возьми, я вообще не из тех, кто о них думает. Но теперь я на пенсии, сижу здесь, в Аризоне, кругом сухой воздух и никаких деревьев, и у меня полно времени. Пожалуй, пора выговориться. Можете не верить — я бы не осудил.
Я лишь знаю, что кто-то забирал тела раньше, чем успевал подъехать я. И это был не хищник, знакомый мне по здешним местам.
Тогда мои утра начинались одинаково. Кофе в термосе. Местная кантри-станция едва слышна. Папка с вызовами дня — между сиденьями. У меня был маршрут, и я редко от него отклонялся. Сообщения о сбитых животных приходили через диспетчера: граждане звонили, или помощник шерифа отмечал находку, а я подъезжал, пока туша не начала вонять и не привлекла падальщиков.
Большинство дней — только я, дорога и стрёкот цикад. На удивление мирная работа. Да, порой мерзко, но даёт время подумать. Или не думать — что иногда даже лучше.
Единственное, к чему так и не привыкаешь, — это запах. Жаркое, гниющее мясо на раскалённом асфальте.
Но той весной что-то изменилось.
Началось с оленя, которого зацепили у миличера 112. Запомнил, потому что в отчёте значилось: «жуткая каша». Подъезжаю — пусто. Ни шерсти, ни костей, ни кусков. Только осколок пластика в канаве, кусок разбитой фары, возможно. От оленя осталоcь лишь влажное пятно на дороге — и всё.
Решил, что местные стащили тушу на мясо. Так уже бывало: народ там не любит переводить добро. Отметил вызов выполненным и поехал дальше.
На следующий день — то же самое. Опоссум возле Ривертона, звонок в шесть утра. Я приехал в 6:30 — ничего. Даже кровавого следа.
Три дня подряд. Потом пять. А дальше — больше.
Дошло до того, что куда бы я ни приехал, убирать было нечего.
Сначала подумал: может, наняли кого-то ещё. Новенького, скажем? В округе любят вносить изменения молча. Позвонил начальнице, Трейси.
— Опять тебя опередили? — рассмеялась она. — Нет, насколько знаю, ты всё ещё единственный, у кого хватает желудка заниматься этим. Может, грифы стали шустрее.
Вот только грифы не утаскивают взрослого оленя так, чтобы и пятнышка не осталось.
Однако спорить не стал. Меньше уборки — больше кофейных пауз. Можно подольше посидеть в тени, где-нибудь вздремнуть. Жаловаться я не собирался.
А потом звонки прекратились совсем.
Неделя без заданий. Потом вторая. Трейси вызвала меня и сказала, что округ «пересматривает бюджет».
Вот тогда я и занервничал.
Помню её слова: «Если нечего убирать, нам, может, и не нужен человек на зарплате, чтобы ничего не убирать».
Забавно, как быстро покой превращается в панику.
Примерно через неделю после разговора я начал беспокоиться не только о работе — о тишине.
В здешних лесах никогда не бывает абсолютно тихо. Даже без машин и птиц всегда есть что-то: ветер в ветвях, кузнечики в траве. Но в последние дни по утрам мир словно… замирал. Будто деревья задерживали дыхание.
Около половины шестого как-то утром я по привычке поехал другой дорогой. Только я, ближний свет и туман такой густой, будто его можно резать ножом. Вызовов на день не было, но я решил проверить старый участок у поворота на реку Шенандоа. Народ иногда не звонит, если сбито что-нибудь мелкое.
Лиса, кажется. Трудно сказать — тело перекручено, в крови, шерсть мокрая от росы и дорожной грязи. Я сбросил скорость до шага. Опустил стекло. Что-то в ней заставило меня почувствовать… чей-то взгляд.
Я уже потянулся включить аварийку, когда в тумане мелькнуло движение.
Прямо впереди, ярдах в десяти от бампера, нечто пригнувшееся выскочило на дорогу и застыло — над трупом.
Виден был только силуэт. Это не койот. И не человек. Конечности двигались неправильно: слишком быстро, дёргано.
Я схватил рабочий прожектор, и, когда щёлкнул им и повёл лучом, существа уже не было. Лисы тоже.
Лишь след шин и лёгкая мазня на асфальте.
Я вышел осторожно. Воздух пах мокрой железой и чем-то ещё… прелой листвой. Не помню, чтобы я слышал хоть звук — даже цикад в вирджинском июле.
Постоял минуту, прислушиваясь.
Когда вернулся в кабину, руки дрожали — ключи звякнули, пока я заводил двигатель.
Трейси я ничего не сказал. Что бы я рассказал?
Но тогда я впервые почувствовал это в глубине костей: что-то там, снаружи, делало мою работу. И делало слишком быстро.
После того случая я стал возить фонарь размером с предплечье и монтировку под сиденьем. Чувствовал себя глупо. Но не так глупо, как если бы меня разодрала какая-нибудь лесная гадина на пустынной дороге.
Пару недель было тихо. Ни вызовов, ни встреч, ни странностей. Я уже думал, что всё привиделось. Может, это был лысеющий койот. В тумане мозг играет шутки.
Потом наступила ночь у Морганс-Форд.
Я возвращался домой поздно — чуть раньше обычного, но уже стемнело — как вдруг заметил отблеск у обочины. Не стекло. Не отражатель. Отблеск глаз.
Нечто склонилось над малым телом в гравии. Похоже, енот. Существо подняло голову и уставилось прямо на меня. Глаза широко раскрыты, не моргают. Рёбра торчат, ходуном ходят.
На этот раз я не замешкался. Врубил дальний, вышел с фонарём.
Приподнялось — не до конца — и отступило медленно, не отводя взгляда.
Я пошёл вперёд, держа луч ровно, и тут наконец увидел, что это.
Горная пума. Худющая, больная. Рёбра — как клавиши пианино. Стеклянные глаза, пена по углам пасти.
Должно быть, при смерти. Полуголодная. Поэтому и двигалась так низко, дёргано, будто мышцы не слушались.
Я сделал шаг назад. Она не последовала.
Просто юркнула в лес, таща енота, будто не могла позволить себе оставить ни крошки.
Долго после этого смотрел в темноту леса.
Наконец сел в машину, сердце всё ещё колотилось, но в животе поселилось что-то вроде облегчения.
Всё логично, правда? Большая кошка. Голодная. Подбирает падаль.
Но глубоко внутри что-то всё равно не сходилось. Та пума не двигалась так быстро. И она не могла забрать лису прямо передо мной. Да и почему не оставалось ни малейшего следа?
Хищники разрывают добычу. Такова природа. Шумно, грязно, мясо во все стороны.
То, что забрало ту лису, было не просто тихим.
Есть место неподалёку от Фронт-Ройала — «Дарби». Дешёвые напитки, кантри в музыкальном автомате и бармен, который не задаёт лишних вопросов. Я тогда не особо пил, но той ночью нужен был глоток чего-то крепкого.
Трейси позвонила днём: слушания по бюджету на следующей неделе. «Решений пока нет», — сказала она, а это верный знак, что решения уже приняты.
Я сидел в конце стойки, потягивал бурбон. Обычно беру пиво, но оно показалось слишком лёгким для моего настроения.
И тут я заметил парнишку.
Лет двадцать три. Смеялся слишком громко. Глушил шоты, будто хотел всем что-то доказать. Когда он вывалился наружу с ключами наперевес, я подождал пару минут, расплатился, вышел следом. Я не преследовал, просто… держался на расстоянии.
Следующая — свет фар встречного тягача погас.
Металл. Визг резины. Лопающееся стекло.
Парень выехал на встречку. Врезался в грузовик лоб в лоб. Его машина стала клеткой из покорёженной стали и дыма. Кабина грузовика перекрыла дорогу, одна фара висела, как выдавленный глаз.
Я схватил фонарь, набрал 911 и побежал.
Был на полпути, когда увидел — у обломков что-то двигалось.
Фигура, высокая и тонкая, пригнувшись, вытаскивала что-то из разбитого стекла, будто это ничего не весило.
— Эй! — крикнул я. — Вам помощь нужна?
Фигура повернулась. Медленно. Лицо — неправильное. Углы странные, будто суставов больше, чем мышц.
Голос был влажный и пустой:
— Нет. Вернитесь в машину.
За её спиной что-то шевельнулось. Потом ещё.
Удара я не почувствовал. Лишь вспышка света и боль, как молния в черепе.
Полиция спросила, что я видел. Я рассказал пол-правды. Достаточно, чтобы поверили. Достаточно, чтобы заснуть той ночью.
Две недели спустя я попросил перевод.
Через год ушёл на пенсию.
На прошлой неделе увидел новость из тех краёв:
«Молодой мужчина пропал после ночной аварии на трассе 340».
Та же дорога. То же исчезновение.
Я застыл над клавиатурой. Думал написать. Рассказать, что видел той ночью.
Что где-то там кто-то собирает тела — чистит дороги вместо меня?
Завёл машину и поехал. Не собираюсь останавливаться, пока не найду то, что всё это делает.
Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit
