CreepyStory

В обед начинается гроза, потом и буря, которая ломает две яблони, и срывает крышу с сарая, прежде чем умчаться дальше, на запад. Затягивает дождь, который и не думает заканчиваться. Ближе к вечеру пропадает электричество, отключается интернет. Съездили в деревню на выходные, называется.

Мясо, приготовленное на шашлык решаем запечь в духовке, благо плита на газу. Для экономии запаливаем одну свечку — непонятно, когда свет дадут, а запас небольшой. Разливаем вино по бокалам и принимаемся скучать. Семь великовозрастных девиц на отдыхе, разучившихся развлекать себя в отсутствии интернета.

Стук в окно, заглушив шум дождя, выводит дам из сонного оцепенения. Бегу открывать. На пороге сосед в рыбацких сапогах, дождевике и с тремя литрами самогонки. Пришёл проведать гостей из столицы.

С появлением кавалера девицы оживляются, включается здоровая бабская конкуренция: тут тебе и состязание в домоводстве, и конкурс красоты, и открытый микрофон. Сосед обсыхает и млеет от женского внимания, жареного мяса и самогонки. Звать его Леха, дачник из Питера. Питер мы, как водится, не любим, но мужики у них, надо признать, ничего. Бороду сбрить, и будет почти красавец. Леха и предлагает нам поиграть. Тянем жребий, с проигравшего история. Страшная, разумеется, какие ещё истории рассказывать в поселке, затерянном в Тверских лесах, в глухую дождливую ночь, под местную самогоночку?

Тянем спички. Короткую вытягивает Лерка. Лерка — это серьезно. У Лерки коса до попы, и сама попа о-го-го! У Лерки грудь, нет, Грудь! У Лерки голос, унаследованный от папы, баса из военно-морского хора! Лерка слегка уже окосела от выпитого, и сидит, подперев столом богатырскую грудь. Лерка набирает в лёгкие воздуха и начинает:

Бункер

История рассказанная Лерой

За нашей школой текла речка-вонючка, мелкая и заросшие ивняком и рогозом. Сама речка была явлением почти мистическим, поскольку имела цвет вод ядовито-зеленый, что не особо свойственно рекам средней полосы. Через речку перекинулся древний и шаткий навесной мост. За речкой раскинулись в обе стороны рукава Куйбышевской железки. Дальше шли поля и элеватор. За элеватором начинался лес. В лесу, по слухам, находился старый военный бункер.

Походы в ту сторону были нам строго-настрого запрещены. Опасности тех краёв, приумноженные родительским инстинктом, должны были подстерегать нас на каждом шагу: если не утонем, сорвавшись с моста, то обязательно попадем под проходящий поезд, а если и тот, чудом с нами разминется, то падем в сражении с элеватором или сгинем в дремучих лесах. Поэтому, при любой возможности мы сбегали со двора и шли гулять за речку. В бункер, однако, не совались, уж слишком мрачный ореол слухов витал над тем местом. Рассказывали про сохранившееся страшное оружие, про бесчеловечные эксперименты, проводившиеся в этом бункере, про ядовитые газы, про маньяка-людоеда, бежавшего от погони и обосновавшегося в просторных подвалах, даже о живых мертвецах.

И был у нас во дворе пацан, Витек. Учился на год старше меня. Ушастый, с большой головой и с круглыми по-кошачьи глазами. Отчаянность и бесстрашие доходили в нём до идиотизма, и могли соперничать лишь с его же любопытством. Задумал Витек залезть в бункер, и непременно ночью, стал нас подбивать с собой идти. Стояла осень, ночи были уже холодными, задницы ещё не зажили после последней порки, да и ссыкотно как-то стало, мы же ещё совсем малыми были, лет по восемь. Ну, и слились. Думали, один он не рискнет лезть. А он пошёл. Так один и пошёл. Взял рюкзак, спички, термос, банку тушенки. И сгинул. Живым больше Витька никто не видел, а через четыре года, когда сносили старый театр, который был вообще другом конце города , нашли в подвале нижнюю челюсть и правую берцовую кость. По ДНК узнали, что Витькины. Вот и вся история.

Мы молчим. Потом Леночка тихо спрашивает:

— Интересно, а что там все-таки было в этом бункере?

— Да ничего не было, — Лерка зевает, прикрыв рот большой рукой, — совсем ничего. Две маленькие обшарпанные комнатенки. В девятом классе пиво туда ходили пить с пацанами. Ни-че-го!

Кровное родство

—Рассказывай, — требую я, когда с перевязкой покончено, — рассказывай, давай, ты обещала!

—О чем тебе рассказать?

—О говорящем медведе. Ты вчера пообещала.

—Ну, раз пообещала, — усмехается тетя Надя, — Чай будешь?

Я соглашаюсь. Тетя Надя наливает мне ароматного чая. Такого чая нет ни у кого в поселке. Она сама собирает для него травы и ягоды в тайге. Иногда она берет меня и объясняет: эту ягоду можно брать только на рассвете, а эти цветы становятся полезны лишь при полной луне. С тетей Надей интересно.

—Глубоко-глубоко в тайге, где не ходит никто из людей, на берегу Белого озера жил старый охотник со своей старухой. Была у них ветхая избёнка с прохудившейся крышей да дымящей печкой. Ставил охотник силки на птиц, капканы на зверя и сети на рыбу, с того и жил.

Вышел как-то охотник в тайгу, а все капканы сломаны, силки и сети порваны, а других-то на замену и нет. Что делать, а главное, кто тот разбойник, кто все это устроил? Оглянулся старик, увидел следы и пошел по ним вверх по ручью. Следы привели к глубокой норе, а из норы голос слышится, и чудной такой голос, сколько лет старик в тайге прожил, а зверя с таким голосом не встречал. Стал караулить. Час караулит, другой, уж смеркаться начало. Надоело старику ждать и домой, к старухе, не явишься с пустыми руками. Что он ей скажет? "Нет у нас добычи. Видно, помирать время пришло". Так? Набрался охотник смелости, сунулся в нору и крикнул: "Выходи, зверь ты или человек. Выходи, а не то застрелю!"

Тут из норы высунулась что-то чёрное и мохнатое, кубарем выкатилось под ноги старику. Тот глядь, а это медвежонок. И говорит медвежонок человеческим голосом: "Не стреляй, анчи, помилуй. А лучше возьми меня с собой. Буду тебе заместо сына. Не пожалеешь". Задумался старик, а медвежонок говорит: "Подожди, я тебе свою историю поведаю. Выгляжу я как дикий зверь, но рождён человеком". И повел медвежонок рассказ.

В одном маленьком лесном селении жил охотник с красавицей женой. Все было у охотника: шкурки, мясо, рыба, добротный дом, но не было детей. Пошла жена охотника к шаману, живущему отшельником в тайге, отнесла богатые подарки и выпросила себе дитя. В тот же месяц женщина эта понесла и к зиме родила ладного мальчугана. Возликовал охотник и на радостях собрал мужиков на праздник. И был среди них никудышный человек, всегда с завистью смотревший на дом охотника и его богатую добычу, сам он охотился плохо и жил в худой избёнке. Подпоил он хозяина и нашептал тому, что жёнка его в лес бегала, видать от медведя понесла, и растит теперь охотник приблудного оборотня. Впал в ярость хозяин, отшвырнул жену, склонившуюся над колыбелью, схватил сына и выбросил за порог со страшными проклятиями. Обернулся мальчуган медвежонком и убежал в тайгу. Опомнился наутро мужик, раскаялся протрезвев, да разве сыщешь ветра в соснах, а медведя в тайге...

Детей у старого охотника не было, он подумал-подумал, и взял медвежонка домой. "Смотри, старуха, сыночка нам нашел" — сказал старик входя в избушку. Старуха только руками всплеснула. Приняли старики медвежонка в дом и нарекли сыночком. А чем сыночка кормить? В доме-то и нет ничего. Заплакала старуха, потекли слезы по морщинистым щекам. Закручинился старый охотник, а медвежонок и говорит: "Сходи отец к большой сосне на берегу, найди черный туесок, да неси сюда". Послушался старик, принес черный туесок в дом. Туесок тот был с секретом. Сдвинешь крышку, и стол ломится от вкусной еды и вина, и чего только среди кушаний нет. Обрадовались старики, бросились обнимать медвежонка. Хорошо зажили с той поры.

Пришла зима, а там и весна. Затосковал медвежонок, заскучал по зверям и птицам с которыми дружил в тайге. Отпросился у родичей на три дня погулять. Но наказал, пока не возвратиться он из тайги, в дом никого не пускать и туесок никому не показывать.

Стоило медвежонку уйти, приехал на черной-черной лошади хан местной тайги. Обманом напросился к старикам на ночлег и отнял у тех туесок.

Вернулся сын, а дома плач стоит и еды совсем нет. Бросился в погоню за черной лошадью, нагнал и разорвал хана пополам.

Зажили дальше. Прошло время, захотел медвежонок жениться. Первой выбрал в невесты дочку одного хана. Нехорошая девка оказалась, съел ее медвежонок, а хана убил. Посватался к дочери рыбака, к девке ладной да красивой. Согласилась девка, да обидела чем-то старого охотника. И ее сожрал медведь. Нет больше подходящих невест для медвежонка, а жениться хочется. Ушел он странствовать и в дальних чужих землях, где тайга другая и птицы поют иначе, нашел невесту себе по душе, и сыграв с ней свадьбу, привел в дом своих названных родителей.

Пришло время и ушел медвежонок в тайгу, а вышел уже красавцем-богатырем, взял себе имя, построил дом и стариков не забыл. Детей у него было много, а жизнь он прожил долгую и счастливую, и если бы дожил до наших дней, то мы бы за него порадовались.

Тетя Надя заканчивает рассказ и подливает мне чая.

—Тетенька Наденька, это же сказка! — кричу я.

—Какая же это сказка? Так все и случилось, как я рассказала. — улыбается она в ответ.

—И ты в это веришь? — удивляюсь я.

—А как не верить? Мой дед был одним из сыновей этого медвежонка.

—Да не может этого быть! Так не бывает, теть Надь, ты надо мной смеёшься? — возмущаюсь я.

Молодая шорка перегибается ко мне через стол и шепчет:

—Еще как бывает. Здесь половина поселка с медведями в кровном родстве. Только тссс. — В щелочках ее черных глаз искрится хитрое веселье.

СПИД, чуму XX века, сменила улыбка, чума века XXI. Улыбка в наши дни может означать что угодно, от желания кинуть вас на пару миллионов, заманить на тупые курсы, или впарить диван из гнилой фанеры, который развалится на следующий день после окончания гарантии, до просчитанного плана заявиться в школу с карабином, или мечты дотянуть до вечера, залезть в ванну с горячей водой и вскрыть вены. Завидев искреннюю улыбку, будьте осмотрительны. В этом сезоне их носят поистине страшные люди, способные на все. Те, кому нечего скрывать, не улыбаются во все 32, для улыбки нужен серьезный повод. Я знаю, я сама из этих, улыбающихся.

26.12. Обычное утро. Долго сплю, чищу зубы, не глядя в зеркало, собираю волосы в хвост. Погода как ранней весной. Тепло, сыро, ветренно, мрачно. Хотелось бы солнца, взглянуть в последний раз в бескрайнюю веселую синь, сощуриться, улыбнуться рассеяно, своей настоящей улыбкой. Но нет, так нет, я сажусь в машину и выезжаю на Дмитровку. Под зеркалом покачивается фигурка Деда Мороза. Подмигиваю: не подведи, старче.

За это время подъезд перекрашивали раз двадцать. В пору юности он был нежно-лимонный, вплоть до восьмого этажа расписанный веселой пошлятиной, грязной бранью и музыкальными манифестами. Теперь на стенах не пишут, но судя по душку, как ссали, так и продолжают ссать. И цвет стен неизменно противный. Сейчас отвратно зелёный, в прошлом году грязно-синий. Кто утверждает такие цвета? В них же просто невозможно существовать.

Поднимаюсь пешком. Не чтобы оттянуть время, дать себе фору, я все давно решила, хочется ещё раз пройти по битым ступеням, услышать голоса, отражавшиеся от стен, провести рукой по ободранному дереву перил, собрав следы собственных рук пятнадцати-двадцати-тридцатилетней давности. Не глядя, на ощупь, я читаю выцарапанные пацанами надписи: наши имена на третьем этаже, это Круглый в шестом классе резал, когда мы братались на крови, здесь "Катя", обрамленное сердечком, не знаю чье творчество, между седьмым и восьмым "К — сучара", а выше "друзья навек", "Михлик дебил", "Рэп кал".

Расстегиваю куртку, достаю ключ. Запираю за собой и заправляю цепочку на место, под свитер, туда, где болезненно пульсирует точка на палец выше солнечного сплетения, туда, где за двадцать семь лет образовалась ложбинка, и ключ привычно ложится на свое место.

Смотрю на часы. Потом на небо. Жаль что здесь нет птиц. Хотя, какие здесь могут быть птицы, птеродактили если только. Подхожу к самому краю. Как там у Гоголя: "Вот, погодите. Обрежем мы вам чубы!" Сжимаю в кармане пачку, талисман, оберег и единственный якорь, но так и не закуриваю. Начинаю медленно спускаться вниз.

Я как раз вовремя. В клубах испарений показываются пять фигурок. Скидываю куртку и бегу навстречу. Нет больше никакой тяжести в ногах, как при первых посещениях долины, нет щемящей боли в груди, и никаких двадцати семи лет нет. Парни, мать вашу, где вы были? Разве можно так пугать? Я уснула и мне снился долгий-долгий мерзкий сон. Будто тебя, Серёг, засосало в кишку, Узбек разбился, Колька вообще пропал, а я выбирала одежду для похорон Михлика... Ванька, Ванечка! Да что вы ржёте, придурки? Да не плачу я! Хорош ржать, говорю. Узбек, тебе зубы жмут?

И все заканчивается хорошо. Мы выбираемся наверх и идём жарить картошку с салом. Круглый бежит домой за банкой огурцов, никто не маринует огурцы лучше его бабули. Жизнь продолжается, скоро мы вырастем и кем-нибудь станем, лишь изредка вспоминая морок. Понемногу я забуду о том вязком сне, в котором мне было 46, и я курила, сидя на крыше. Я буду плакать, смеяться и делать все, что делают обычные люди, я обязательно научусь быть обычной. И я никогда не узнаю, что...

...что волшебство, действительно отменяется. И никакой Новый Год не наступит. Никогда.

Вместо этого щупальца-вены дотянуться, наконец, до нашего мира, пронзят реальность, порвав ее как старую газету, сетью оплетут дома моего милого города. Из раскрывшихся лепестками лон хлынут уродливые безмолвные тени. Люди, прочитавшие тонны книг про апокалипсис, посмотревшие тысячи фильмов, получившие сотни пророчеств и знаков, но так и не поверившие в истину происходящего, проснутся в новом мире и окажутся не готовы. Никакой битвы за землю, никакого противостояния не случится. Уродцы, выношенные изнанкой, будут хватать несчастных как скот, волочь к дымящимся щелям в асфальте и сбрасывать на переработку в бурлящую, жаждущую утробу. Спазматически подрагивающие багровые влажные дыры начнут выплевавать новых и новых, наспех сделанных существ, пока те не заполонят собой мир. И каждый из них будет иметь обезображенное рыло моего друга Леща.

Подполья, где могла бы вызреть революция, оплот человечества, не будет. И негде будет укрыться от рыскающих чудовищ, адские корни рассекут улицы и прорастут сквозь каждую стену. Это станет началом нового мира, Кровавым Рождеством.

Почва, высосанная до капли, выродится в бесплодную пустошь, а обвивающие ее трубки, подрагивая от процессов пищеварения, неторопливо переваривая трупы, с низким размеренным гулом мало по малу изменят законы вселенной, превратив нашу планету в один из перевалочных пунктов победного шествия Паразита.

Конец

Это перевод истории с Reddit

Доктор Хэрроу, акушерско-хирургические заметки

Пациентка поступила на 40-й неделе беременности — всё казалось обычным. Здоровые показатели, активные шевеления плода. Ничего не предвещало осложнений. Мы назначили стандартную стимуляцию родов.

Срок прошёл. Потом ещё неделя. Потом две.

На 44-й неделе мы попытались вызвать роды медикаментозно. Капельница окситоцина. Ноль эффекта. Шейка матки оставалась жёсткой, неподатливой. Плод продолжал двигаться. Слишком активно. УЗИ показало аномальную турбулентность амниотической жидкости. Мы проверили снимок трижды — плод менял положение, а потом возвращался, и всё это за считанные секунды, настолько быстро, что изображение искажалось.

На 46-й неделе мы подготовились к кесареву. Пациентка, уже уставшая и сбитая с толку, подписала согласие. Когда мы сделали разрез… ничего. Ни плодного пузыря, ни кровотечения. Ткани под кожей сомкнулись за скальпелем, как тёплая глина. Мы усилили давление. Разрезали снова. Рана затягивалась, прежде чем мы успевали дойти до фасции.

Ребёнок не собирался выходить.

Я подал заявку на МРТ.

Отказано. Обосновали «риском магнитного нарушения».

УЗИ показало позвоночник. Но не плодовый. Позвонки были взрослого размера. Несколько позвонков. Как будто свёрнутых. Техник выронила датчик. Пациентка — мисс Корвин — начала биться в судорогах. Она прокусила капу. Её живот сдвинулся. Не сократился — именно сдвинулся, словно мешок мяса, который перекладывают.

Мы запланировали более глубокое вмешательство. Подготовили её, нанесли разметку, пошли внутрь алмазным «Страйкером». На этот раз добрались до мышцы. Кровь появилась, но неглубоко. Ткани смещались. Матка мигрировала, уходя глубже в брюшную полость, будто пряталась.

Наш расширитель сломался.

Анестезиолог сказала, что у неё заложило уши. Операционные лампы потускнели. Фетальный монитор — всё ещё подключённый — показывал частоту сердцебиения 42. Потом 130. Потом 200. Потом прямая линия.

Но она была жива.

Она заговорила. Глаза открыты под полной анестезией. «Он ещё не готов», — сказала она.

Мы зашили её. Что ещё оставалось?

На 50-й неделе мать больше не ест. Но растёт.

Её живот разорвал уже три больничных халата. Кожа блестит, натянута как стекло. Вены словно корни. Что-то упирается изнутри. Не просто толчки. Шевеление суставов. Мы видели, как будто пальцы проверяют, нет ли слабого места.

На её тазовых костях — следы укусов изнутри.

Мы поместили её в изолятор. Никаких посетителей. Никаких ординаторов. Только я и ещё двое, которые перестали спать.

Вчера мы услышали плач в коридоре. Детский, влажный, тихий. Но палата была опечатана. Когда вошли, она спала. А живот её покачивался из стороны в сторону. Как будто кто-то внутри раскачивался сам.

Мы вызвали нового специалиста.

Он взглянул один раз и сказал: «Это уже не плод».

С тех пор он не берёт трубку.

Я не думаю, что она когда-нибудь родит. Не думаю, что ей суждено.

Мне кажется, она сосуд. Инкубатор. Не для ребёнка. Для чего-то, что не хочет родиться — оно хочет прийти.

И оно почти готово.

Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Это перевод истории с Reddit

Ричу нужна была поездка в клинику.

Он влез в мою машину с картонной табличкой и литровой бутылкой пива.

— Восемь утра, чувак. У тебя приём у врача.

— Завтрак чемпионов. Как тебе моя табличка?

С ДНЁМ СВЯТОГО ПАТРИКА

ПОМОГИТЕ ИРЛАНДЦУ КУПИТЬ ПИВО

Я указал на что-то, нацарапанное в правом верхнем углу.

— Это что?

— Трилистник! Потом пойду на парад — свежие перспективы.

Обычно он клянчит у светофора возле съезда на шоссе.

— Ты и правда колоритный тип, Рич.

Мы подъехали к клинике.

— Подожди, дай допью, — сказал он.

— Поторопись, у меня дел по горло.

— Ладно-ладно. — Он сделал большой глоток.

— Здесь нельзя оставлять открытую бутылку. Спрячь в кустах или ещё где.

Рич поплёлся к кустам и снова приложился к горлышку, запрокинув голову так сильно, что пошатнулся.

Вдруг я увидел, как он идёт к старикашке и машет мне, чтобы я вышел.

— У меня нет целого дня, — пробурчал я, вылезая из машины.

— Хочу познакомить тебя с Королём! — объявил Рич.

— Здравствуйте, как дела? — Я протянул руку, но старик лишь уставился на неё.

Казалось, он приглядывается ко мне, и я делал то же самое. Одежда была потрёпанной, но ботинки отполированы до блеска. Дорогие ботинки.

— Этот мужик стягивает сотни баксов в день на Мэйн-стрит, — засиял Рич, гордо поднимая табличку. — Он может выпросить у кого угодно что угодно! Как тебе мой плакат?

Старик кивнул.

— Пивка мне не найдётся?

— Забирай остаток моего.

— Я иду в магазин за молоком. Монеткой поделишься? — обратился он ко мне.

Он даже руку не пожал, а денег просит.

— Нет, извините.

— Ничего. Молоко мне, в общем-то, и не нужно. Как насчёт твоей души?

— Простите?

— Готов с ней расстаться?

— Ты что, хочешь выклянчить у меня душу? — рассмеялся я.

Улыбка Рича сползла. Он широко распахнул глаза и яростно замотал головой.

— Это мой лучший друг, Король. Мы знакомы тридцать шесть лет.

Незнакомец не отводил взгляда.

— Ты ею вообще пользуешься?

— Пошли, пойдём к параду, — Рич дёрнул меня за руку.

Я почувствовал головокружение.

— Да, пользуюсь. Что за странный вопрос?

Его взгляд будто приковал меня.

А пользуюсь ли я ею на самом деле? — мелькнуло в голове.

Рич уже терзал ворот моей рубашки.

— ПОШЛИ.

Оглушённый, я поплёлся туда, куда меня тянули.

— Я же говорил, он может выпросить у кого угодно что угодно. Не оглядывайся. Просто иди.

Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6