Продолжение...
***
Охранник Гарднера, одетый лишь в легкий бронник и каску с автоматом на плече, убрал подставку, удерживающую шлагбаум. Противовес из нескольких бетонных блоков опустился на землю, поднимая толстую трубу со знаком “кирпич” и предупреждением, что за самовольный проход на территорию общины полагается расстрел на месте. Второй охранник проверил документы у Витьки и Кобальта, затем связался с кем—то по телефону.
— У нас посылка, — сказал Кобальт, указывая на мешок с книгами на заднем сидении.
Получив разрешение, охранник скомандовал открыть второй шлагбаум, и они проехали внутрь.
Комплекс зданий бывшего Центрсоюза на северо—востоке Садового кольца был выбран гарднерцами благодаря сплошному остеклению фасадов. Это позволяло солнечным лучам беспрепятственно проникать внутрь, что хорошо сказывалось на росте растений. Фрукты, овощи, зелень, грибы, соя — с каждым годом количество и качество выращиваемых сортов увеличивалось. Гарднер был главным и основным поставщиком свежих культур на стол жителей Садового кольца.
— Представляю, если б мы в Миде тоже голышом разгуливали. Вот умора бы была, — Витька хихикнул.
Кобальт не отреагировал на реплику горе—племянника. Сам он бывал в Гарднере тысячу раз и давно перестал обращать внимания на оголенные тела. Каждый имеет право на свои закидоны, если они не мешают другим. Кроме того, в приверженности нудизму были не только отголоски их чудаковатой религии, но и практичное зерно. В жару лишняя одежда провоцирует потоотделение, а главное кредо любого жителя Садового, вне зависимости от гражданства и веры: «Выпил — сохрани в себе».
Они проехали мимо двух прибывших из Кремля водовозок Гортранса. Водители—дружинники покосились на сталкеров с презрением. Витька показал им средний палец.
Они остановились у теплиц. Кобальт взял мешок с книгами и вышел из машины.
— Сиди и не высовывайся, чтоб мне снова не пришлось за тебя краснеть.
Витька кивнул. Кобальт задержался у открытого окна, уставившись на племянника подозрительным взглядом.
— Да, понял, понял, — сказал Витька.
В центре общины, у алтаря, собралось много народу. Жрецы аккуратно раскладывали тарелки со свежими овощами и фруктами вокруг каменного сооружения в форме дерева с ветвями из чистого серебра. Слитки для их изготовления сталкеры стащили в одном из банков, ветки выплавили умельцы из Кремля.
Глава общины Агроном, седовласый, тучный мужчина с пёстрой растительностью на теле, читал проповедь, держа в руках новорожденного младенца. Родители малыша стояли рядом — мать держала кувшин, отец пустой металлический тазик.
— Мы, дети Богини земли, посвящаем этого младенца в наши ряды и клянемся воспитать его по строгим заветам Богини. Я нарекаю его Бергамотом, — Агроном посмотрел на младенца снисходительно. — Твое испытание телом продлится столько, сколько пожелает Богиня, и если ты проживешь это время в смирении со Священным писанием, в конце тебе уготован путь праведника — вечная жизнь в великом счастье. В Оазисе.
Люди приветствовали слова Агронома одобрительными возгласами.
Соваться в толпу Кобальт не стал. Гарднерцы живут закрыто, сторонятся чужаков, особенно в такой важный для всех день — посвящение младенца. Высмотрев в толпе Гороха, он салютовал ему рукой. Тот заметил сталкера и кивнул.
Агроном усадил ребенка в тазик, взял у матери кувшин, наклонил его над головой маленького Бергамота — из горлышка посыпались зерна риса. Толпа охала и вздыхала от восхищения.
Горох и Кобальт удалились, где было потише.
— Принес наконец? Еще на прошлой неделе ждали, — Горох достал книги из мешка, осмотрел, перелистнул страницы.
— Долго не могли найти хорошее качество, — объяснил Кобальт. — Из-за пыли и сырости книги быстро ветшают.
— Как и всё в этом мире, — Горох понимающе кивнул.
Помимо справочников по овощеводству, Гарднер заказывал несколько томов истории религий. Проверив книги, Горох передал звенящий мешочек. Орлом на монетах служило изображение фляжки с водой, за что их так и прозвали — фляги. Первоначально Кремль чеканил монеты для того, чтобы покупать у других общин продукцию, а те, в свою очередь, обменивали их у Кремля на воду. Со временем фляги превратились в универсальную валюту в Садовом кольце.
— Здесь не все, — Кобальт заново пересчитал монеты. — Ты знаешь ценник — десять фляг за том. А тут и сорока нет.
— Что могу…, — Горох пожал плечами. — Кремль снова задрал цены за воду. Будем считать, что это компенсация за нарушение сроков.
— Так дела не делаются. Был уговор.
— Извини. В этом году большой урожай, мы снизили цены, но склады все еще забиты. Все экономят, а нам надо воду заказывать на следующий месяц. Мне урезали фонды.
Кобальт покосился на мешок с книгами. Отменить сделку? Да кому нужна эта макулатура. Кроме того, в казне Мида который месяц недостача. Последняя водовозка приезжала две недели назад. С тех пор запасы воды сократились до критических.
— Ладно. Еще что-нибудь надо? — спросил Кобальт, убирая деньги в карман. — Спецуха, инструмент, лампочки, семена? В наличии бензин и соляра, могу за полцены отдать.
— Пока запасы есть. Если что — позвоню.
— У Гортранса топливо берешь? После всего, что они сделали…
Горох снисходительно улыбнулся.
— Качество их топлива лучше, и нет проблем с доставкой. Это бизнес. Ничего личного.
Кобальт кивнул и собрался уходить.
— Есть заказ, — вполголоса произнес Горох, посмотрев предварительно по сторонам и убедившись, что никто не слышит. — Явление Христа народу.
— Невозможно, — с ходу ответил Кобальт.
— Полторы тысячи фляг за картину. Если с рамой — дам две.
— А как же урезанные фонды?
Горох подмигнул и ухмыльнулся.
— Личная просьба Агронома.
Деньги приличные, хватит на водовозку, еще и машину свежих овощей и фруктов можно прикупить.
— В район Третьяковки не ходим, — ответил Кобальт.
Горох разочарованно покивал. Затем сказал с вызовом:
— А может уже пора?
До ушей Кобальта доносился голос Агронома, вещавший о спасении и необходимости ежедневно выполнять принятые в общине ритуалы.
Однажды Кобальту довелось побывать внутри здания Гарднера, что по всем правилам категорически запрещалось чужакам. Повсюду на стенах там развешаны картины, большую часть из которых когда—то притащили сталкеры из Пушкинского музея. Лица героев картин искусным образом заменены на лица жрецов Гарднера и самого Агронома. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чей лик заменит собой Агроном на картине о явлении христианского пророка.
Не имеет значения, какими способами Агроном держит своих людей в узде, главное, чтобы торговые отношения между общинами развивались. Будут заказы — будут фляги, а значит жители Мида не умрут от жажды.
***
Солнце лупило сквозь стекло, словно паяльная лампа. Витька еще помнил времена, когда не было такой жары, и зимой даже выпадал снег. Помнил, как с отцом лепил снеговиков во дворе, и как детишки катались с горок на ледянках. Самое лучшее время в его жизни.
«Тень» — выскоблил отвёрткой на деревянной ручке счастливого ножа. На другой стороне уже сделана надпись — «Сталкер».
Витька в очередной раз осмотрелся. Петруша знает, что он приехал. Неужели она не придет?
Книга за пазухой раскалилась будто подпаленная огнем.
С чего он решил, что она им заинтересовалась? Сколько раз они виделись? Дважды. В последний раз всего парой слов успели перекинуться, потом появился тот бугай охранник с огромным хером наперевес, прогнал Витьку, а после, сука, пожаловался Кобальту.
Вон она. Идет с корзиной от теплицы ко входу в здание. Мимо идет, и не смотрит даже в его сторону.
Витька выскочил из машины, рванул к ней. На пути вырос, как из—под земли, охранник. Витька на ходу вытащил книгу, упер ему обратной стороной в лицо.
— Начальник забыл. Для Агронома.
Охранник подумал недолго, кивнул и пропустил его.
Нагнав Петрушу, Витька шёпотом окликнул ее, а сам сделал вид, будто мимо идет. Девушка обернулась, на лице растянулась грустная улыбка. Они отошли в проход меж двух теплиц. Обычно здесь кругом полно народу, но сейчас почти никого.
– Я ждал, что ты придешь.
При виде ее обнаженной груди и ложбинки ниже пояса в животе вспыхнуло что—то горячее. Он плеснул воды из фляжки в лицо.
— Ты зачем тратишь зря воду! — сделала строгое замечание Петруша.
Она всю жизнь провела в Гарднере и не понимала, почему нагота может смущать. Тем более молодого, влюбленного в нее без памяти, парня.
— Помнишь, я говорил, что привезу тебе подарок, — он вручил ей книгу.
Петруша сначала испугалась, будто он держал в руке крысу. Потом настороженно взяла книгу, посмотрела внимательно на счастливую пару не обложке.
— Какие красивые.
— В конце все закончится хорошо, и они будут жить долго и счастливо.
— У меня нет денег.
— Ты что? Это же подарок.
— Я не могу принять.
Витька слышал об особенностях воспитания детей в Гарднере. Ничего даром не брать, чтобы не быть обязанными.
Петруша протянула ему яблоко. Зеленое, гладкое, такого Витька давно не пробовал. Он взял его и кивнул в знак благодарности. А так хотелось обнять и поцеловать ее…
Она положила книгу на дно корзины, сверху набросала фрукты и овощи.
— Петруш, а как твое настоящее имя?
Она отвела взгляд.
— Не могу сказать.
Для гарднерцев имена, словно нагота для обычного человека — их прячут от чужих ушей, используя в обиходе имена, присвоенные Агрономом при обряде посвящения. Считается, если человеку сообщить родное имя, он переходит в разряд самых близких людей. Очевидно, Петруша еще к этому не готова.
— Имя я скажу только будущему мужу.
— У тебя есть жених?
Она пристально посмотрела Витьке в глаза, и на секунду он представил, будто сейчас услышит свое имя.
— Нет. Но обязательно будет. У нас будет крепкая семья и много детей.
Она мечтательно закатила глаза, потом вдруг поникла и засобиралась.
— Мне пора.
— Подожди, Петруш. Еще хотя бы пару минут.
— Я не могу. У меня папа заболел.
— А что с ним?
— Живот сильно болит. Несварение, наверное.
— А болит как? Случаем, не справа, вот тут?
Витька показал на себе.
— А ты откуда знаешь?
— Так это аппендицит, очень опасная болезнь. У моего друга такая была. Ему в Кремле операцию делали.
Петруша поморщилась.
— Папе станет лучше, когда он поест свежих плодов. В них сила земли.
Витька, сам того не осознавая, схватил девушку за плечи. Она в ужасе посмотрела на него. Прикосновения между не родственниками в Гарднере строжайше запрещены, а за прикосновение к чужаку, могут изгнать из общины.
Витька отпустил Петрушу и отошел на шаг. Она стояла, не шелохнувшись, словно замороженная.
— Аппендицит сам не проходит — так хирург сказал другу. И никакие фрукты ему не помогут. Твоему папе нужна операция, иначе он умрет.
Эти слова вывели ее из ступора. Петруша опустила взгляд в чашу с плодами, потом посмотрела на Витьку полными слез глазами.
— Что же делать?
Агроном ни за что не станет просить Кремль вылечить своего гражданина.
— У нас в Миде нет хирурга…
— Значит, папа умрет, да?
Она расплакалась.
– Не умрет, — твердо сказал Витька. — Я договорюсь, чтобы его принял кремлёвский хирург. Его вылечат. Все будет хорошо.
У Петруши в глазах вспыхнул огонек надежды.
– Ты сможешь? Ты уверен?
– Конечно. У сталкеров хорошие отношения с Кремлем. Мне нужно время, чтобы все решить. Я очень скоро вернусь за твоим папой.
– Обещаешь?
Он посмотрел в ее глаза цвета небесной синевы, в которые хотелось провалиться.
– Обещаю.
Петруша взяла его за руку. По спине пробежали мурашки. Потянулась к уху и произнесла шепотом:
— Меня зовут Эли.
***
Лэнд Крузер сталкеров свернул на Большую Лубянку и, набирая скорость на пустой дороге, поехал в сторону Кремля. На пути проносились поросшие мхом и лопухами безжизненные здания. За полтора десятка лет флора Земли изменилась до неузнаваемости. Корневища мощных кустарников прогрызали бетон, «поедая» здания один за другим, словно голодный зверь. Со времен Катастрофы в Москве обрушилась каждая третья постройка, а через несколько десятков лет весь город превратится в руины. У общин имелись спецгруппы по контролю за состоянием своих построек: корневища вырубались, обрабатывались химикатами. Никому не хотелось погибнуть однажды под рухнувшими сводами собственного дома.
Погода тоже претерпела перемены – Москва с ее умеренным климатом превратилась в тропики. Периоды засухи и знойной жары сменялись сезонами дождей, ураганные ветры и торнадо обрушивались по несколько раз в год, доставляя несчастным выжившим множество неудобств: разбитые стекла, поваленные хозпостройки, сорванные крыши, погибшие и раненые. Будто сама планета ополчилась на людей, решив, что человек как вид больше не имеет права на существование.
Основные дороги между общинами контролировал Гортранс. Дружинники доставляли воду от Кремля другим общинам и следили за состоянием дорожного покрытия: освобождали от ржавых машин, периодически вырубали кустарники и траву, латали ямы. Большая же часть дорог в городе оставалась заброшенной и поросла травой толщиной с палец, преодолеть которую даже пешком непросто.
Периодически на тротуарах еще можно заметить торчавшие из земли проржавевшие водоразборные колонки. Когда темная вода заполонила собой все океаны, реки, озера и даже дождевые облака, чистая вода еще сохранялась в толще земли. На протяжении месяцев колонки оставались последней надеждой для москвичей на выживание, но вскоре зараза пробралась и под землю. Темная вода убивала быстро и беспощадно. В зависимости от выпитой дозы человек умирал от нескольких минут до двух часов, сгнивая заживо, словно его время жизни ускорилось на несколько порядков.
— А почему та часть Садового для нас закрыта? – спросил Витька, когда Кобальт рассказал о просьбе Гороха достать картину из Третьяковки.
— Москва—река отрезает южную часть кольца. Оставшийся пятачок омывается водой с трех сторон – для тварей это излюбленное место обитания. Было решено отгородиться от него береговой линией.
— Так вот почему взорвали все мосты.
— Не все. Оставили Кремлевские на всякий случай. Там у них дозорные посты.
Витька задумался и заговорил:
— Ради таких денег можно и рискнуть. Ну, в Третьяковку сходить. Я б пошел.
— Вот как разрешит Батя, ходи, куда захочешь, а пока та территория закрыта для сталкеров.
— Не пойму, какая разница, где тварей мочить…
Плотная застройка окраин Садового кольца послужила естественной стеной от тварей. Двери и окна первых двух этажей забаррикадировали. Имеющиеся переулки заложили многометровыми завалами из подручного материала — в основном автомобилями. Защитной стеной это с трудом можно было назвать, однако количество тварей внутри Садового заметно снизилось. Обычные люди все равно старались не покидать территории своих общин, по крайней мере, без охраны.
— Я видел, как та девочка на тебя смотрела, — заговорил Кобальт. — У тебя что с ней за шашни?
— Просто дружим.
— У гарднерцев не может быть друзей чужеземцев. Если хочешь быть сталкером, ты должен уважать законы других общин, иначе накличешь на Мид беду. Они должны покупать наши товары.
Витька молчал.
— Чтоб я тебя больше рядом с ней не видел, а то вообще туда не возьму. Ты все понял?
— Да, — сухо ответил Витька.
Мимо пронеслись несколько водовозок Гортранса, за ними БТР с оравой дружинников. Вслед сталкерам прозвучали привычные оскорбления. Кобальт не отреагировал на них, а вот Витька напрягся и какое—то время матерился под нос.
На Манежной внедорожник свернул в сторону библиотеки Ленина. На Кремлевской стене дежурили снайперы с винтовками, на башнях располагались дополнительные пулеметные расчёты. Главную водную обитель Садового, источник жизни всех ее жителей, защищала самая мощная армия в кольце.
Единственный способ получить чистую питьевую воду — создать ее заново, окислив водород кислородом. Водород выделяют из темной воды, пропустив через нее мощный электрический ток. Далее газ проходит несколько степеней очистки, прежде чем начнется финальная стадия истинного творения. Первые электролизные установки вывезли из лабораторий МГУ и Бауманки. Их оказалось недостаточно, чтобы обеспечить потребность в воде большого числа людей, поэтому построили еще с десяток подобных, в прямом смысле слова из того, что было. Производство воды требует много энергии, следовательно, и топлива для питающих генераторов, а еще запчастей, электроники, проводов и прочего. Всем этим до недавнего времени снабжали Кремль сталкеры. Однако им на пятки стали наступать дружинники из Гортранса, решившие примерить на себя роль добытчиков в кольце. Это сталкерам не нравилось, однако Батя на прямой конфликт с могучей общиной не шёл, предпочитая решать все за столом переговоров в кремлевских застенках. Очевидно, что эта тактика себя не оправдывала. Сталкеры уже лишились трети рынка и продолжали терять выручку. А люди не стали меньше пить.
— Как можно попасть в Кремль? – спросил Витька, косясь на бомжей, роющих в Александровском саду защитный ров.
— Зачем тебе? – с безразличием в голосе спросил Кобальт.
— Хочу посмотреть, как люди там живут.
— Жизнь сейчас везде непростая.
— У них-то непростая? Воды полно, фляги сами штампуют, жратва каждый день свежая — мясные консервы им поставляем, сами не жрем. Не жизнь, а сказка.
Проехали стационарный пункт продажи воды, представляющий из себя бронированный киоск с тамбуром. Обычно тут отовариваются вольнонаемные в основном разного рода лицедеи сцены, по сути, те же бомжи, однако многие из них неплохо зарабатывают и даже могут позволить себе иметь свиту и личную охрану. Тут всегда можно купить ерша — ядреную смесь из альдостерона и вазопрессина – гормонов, тормозящих вывод жидкости из организма. Готовят его из просроченных лекарств. Говорят, на этой смеси можно просидеть в сухую десять дней, однако потом развиваются побочные эффекты пострашнее отравления темной водой.
Кобальт заметил того самого бомжа, пытавшегося у Витьки отобрать фляжку. Они встретились взглядами. Оголив в оскале почерневшие от ерша зубы, бомж угрожающе полоснул себя пальцем по шее.
— Ты бы мог договориться, чтобы меня туда пустили? – спросил Витька.
— Куда?
— Ну в Кремль.
— Что ты заладил с Кремлем своим? Никто тебя туда без гражданства не пустит.
— А если Батя попросит? Ну, типа по межгосударственной линии.
Кобальт скептично хмыкнул.
— Сам его и спрашивай.
Витька, конечно, не особо рассчитывал на его помощь, но надежда умирает последней. В любом случае сдаваться он не собирался. Как вернется в Мид, сразу пойдет к Бате.
Несколько минут ехали молча.
— Ты сегодня снова в детский отдел ходил, – заговорил Витька. — Что ты там ищешь? Могу помочь.
Кобальт помолчал и ответил:
— Просто веди машину.
***
На Новом Арбате дорогу им перекрыла металлическая лента с шипами. Лэнд крузер остановился перед фургоном с надписью на боковине «Гортранс». Двое дружинников с оружием подошли к машине.
Странно, подумал Кобальт, здесь никогда не было подобных постов. Кроме сталкеров и редких водовозок, никто по этой дороге не ездит.
Витька опустил стекло перед лицом упитанного дружинника с тонкими редкими усиками под носом.
— Кто такие?
— Сталкеры из Мида, — ответил Кобальт.
— Иголки свои убери, а то будешь новые колеса должен, — сказал Витька стоявшему у капота второму дружиннику, высокому, с протезом на месте правого глаза.
— Документы, — вызывающим тоном произнес упитанный.
Одеты они совершенно не по погоде – плотная зеленая военная форма, высокие берцы, белые стоячие воротнички, пилотки с двуглавым орлом. От жары оба вспотели, но никто из них и подумать не мог, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу гимнастерки. За такую вольность можно вылететь со службы, а для дружинников Гортранса это смерти подобно.
— Документы! — повторил упитанный, передернув затвор автомата.
— Ты кем себя возомнил, а? – возмутился Витька. — Сказано тебе, сталкеры мы, домой едем. Пропускай!
Кобальт толкнул горячего напарника в плечо, сам протянул паспорт. Витька нехотя последовал примеру.
Провоцировать дружинников в этой ситуации — не лучшее решение, сначала надо разобраться, что вообще происходит.
— Дмитрий Дорожный, позывной Кобальт, — прочитал упитанный. — Хм, Антоха, да у нас тут знаменитость, великий твареборец. А второй…, — дружинник открыл паспорт Витьки. – Виктор Дорожный, позывной…
— Не присвоен еще, — съязвил Витька.
Дружинник у капота держал ствол автомата направленным в лобовое стекло.
— Скажи напарнику, чтобы в сторону убрал, — обратился Кобальт к упитанному с показной вежливостью.
А у самого рука незаметно опустилась к кобуре на ноге, готовая в любую секунду выхватить пистолет. Он очень надеялся, что этот момент не настанет.
Упитанный кивнул напарнику, и тот нехотя опустил ствол, но общее напряжение от этого не уменьшилось.
— Пять фляг за проезд, — потребовал дружинник.
— Да ты охренел? За что? – взбунтовался Витька.
— Мид платит Гортрансу раз в месяц за пользование всеми дорогами кольца, — сказал Кобальт. — И платит исправно.
— И теперь еще пять фляг за проезд каждой машины, — добавил упитанный. — Новое распоряжение Великого князя. Не устраивает, езжай в объезд.
Единственная объездная дорога по Садовой улице займет у них минут сорок, и нет гарантий, что и там не стоит подобный пост.
Витька надавил на газ. Двигатель заревел на нейтралке, словно готовый сорваться с цепи зверь. Из выхлопной трубы задымило черным.
Дружинник у капота со страху отступил на шаг, направил автомат на сталкеров. Упитанный тоже держал ствол в сторону открытого окна.
— Убирай давай иголки! – заорал Витька.
— За несанкционированный проезд – расстрел!
— Кишка у тебя тонка, жирный, — парировал Витька. — На сталкеров решил наехать? Думаешь, мы лохи? Я тебя сейчас перееду.
Молодой сталкер переключил передачу на заднюю. Не успел надавить на газ, как Кобальт воткнул рычаг обратно на нейтральную.
— Отставить! – скомандовал командир двойки.
Витька покосился на дядю со смесью испуга и ярости на лице.
Кобальт быстро оценил противников: дружинник у капота имеет отличную позицию — оба сталкера для него как на ладони. Хоть и одноглазый, но, судя по всему, стрелять умеет. У второго позиция не хуже — прошьет по головам, они даже пригнуться не успеют. В машине тесно, не развернешься. Шансы дружинников выйти победителями много выше.
Достав мешочек с монетами, Кобальт отсчитал пять фляг.
— Мы же не будем платить? – возмутился Витька.
— Заткнись, я тебе сказал! – Кобальт готов был врезать ему по лицу.
— Слушай главного, крысеныш, — усмехнулся упитанный, подходя медленно к окну, чтобы взять деньги. — Он человек здравомыслящий.
— Нас же разводят. Нет никакого распоряжения, — не унимался Витька.
Упитанный взял деньги и сунул в карман, затем вернул паспорта.
— С вами приятно иметь дело. – сказал он с довольной ухмылкой, потом обратился к напарнику. — Убирай!
Собрав с дороги ленту, второй дружинник встал рядом с упитанным. Они переглянулись, что—то друг другу сказали и рассмеялись.
— Поехали, — сказал Кобальт строгим тоном.
Витька не отреагировал на приказ и, вместо того, чтобы переключить передачу, потянулся за автоматом на заднем сидении.
— Отставить! – сказал Кобальт сквозь зубы, стараясь вложить в голос как можно больше требовательности.
Что творит этот дурень?
— Езжай давай или еще пятак заплатишь, — сказал упитанный.
— Городским крысам пора в свою конуру, — добавил второй. Оба расхохотались.
Кобальт заметил, что Витька смотрит куда—то наверх. На асфальте за спинами дружинников появилась стремительно набирающая размашистые очертания тень.
Схватив автомат, Кобальт выскочил из машины. Дружинники подняли стволы на него.
— Стоять! Положу!
Сверху приближалось нечто черное и крылатое. В свете солнца очертания твари не удалось разглядеть — она огромная, размером с автомобиль.
— Ложитесь! – заорал он дружинникам.
— Брось ствол! Сейчас шмальну в башку! – крикнул упитанный, не слушая его.
Тварь издала высокий протяжный визг. Кобальт пустил по ней очередь. Существо вздрогнуло от попадания пуль и, словно коровья туша, рухнула на дружинников.
Упитанный отлетел к машине, врезался головой в дверь. Лэнд Крузер накренился, стекло водительской двери рассыпалось, окатив Витьку осколками. Второго дружинника зацепило крылом по касательной, он отлетел в сторону.
Ранение для твари оказалось не смертельным. Она передвигалась на коротких задних лапах и использовала сочленения двухметровых крыльев как еще одну пару лап. Ее мощный темно—желтый клюв с несколькими рядами острых зубов угрожающе клацал.
Витька высунулся из разбитого окна и открыл стрельбу из калаша. Тварь взметнулась в воздух, перелетела через машину, где ее уже встречал огнем Кобальт. Резкий взмах мощного крыла сбил сталкера с ног. Тварь бросилась к нему с раскрытой пастью.
Отползая, Кобальт выхватил пистолет из кобуры на ноге, выстрелил. Пуля угодила в мощный клюв, выбив из него небольшой осколок. Тварь взвизгнула и, поняв, что поживиться здесь не удастся, взметнулась в небо.
Витька стрелял ей вслед, но не попал. Тварь скрылась за жилой высоткой.
На несколько долгих секунд повисла жуткая тишина, только сбитое дыхание сталкеров тревожило воздух.
— Что это за тварюга была? – выпалил Витька с кашлем. На лице у него красным блестели десятки мелких порезов. – Ты когда—нибудь такую видел?
Кобальт покачал головой. Ничего подобного ему никогда не встречалось.
Столкновение с дверью внедорожника размозжило упитанному голову в кашу – мгновенная смерть. Второй лежал в луже крови, но, судя по вздымающейся грудине, еще жив.
— Что будем делать? – спросил Витька растерянно.
— В Кремле слышали выстрелы. Они сообщат в Гортранс, те пришлют подкрепление.
— Надо нашим сказать, пусть приезжают, дадим отпор.
Витька потянулся к рации.
— Отставить. Этого надо к врачу.
Дружинник резко открыл единственный затекший глаз и закричал. Не мешкая ни секунды, схватил автомат, собираясь осыпать сталкеров свинцом.
Кобальт всадил ему пулю в голову.
— Мать его! Чё за херня! – вскрикнул, перепугавшись, Витька.
Кобальт убрал пистолет в кобуру, тяжело вздохнул. Теперь все обернулось совсем плохо. Гортранс им такого не простит.
Когда—то по этой улице каждую минуту проезжали сотни машин и поток не останавливался круглосуточно. Тысячи людей гуляли по широким тротуарам, ужинали в ресторанах, уличные музыканты давали концерты на открытом воздухе. Кобальту казалось, он и сейчас он слышал звуки моторов, счастливые крики людей, музыку, чувствовал аромат итальянской кухни. Все это отпечатком времени сохранилось в безжизненных ныне и обвитых ядовитыми корневищами зданиях, вывернутым наружу мощенным тротуарам и выцветшей, но отлично сохранившейся детской качели. Темная вода забрала у людей привычную жизнь, но прошлое ей не смыть.
