А дома нас ждала мама и праздничный стол с шампанским возле бассейна. Уже вечерело, и мама включила иллюминацию. Было очень красиво и весело, папа много шутил, рассказывал смешные истории, потом мама вспомнила, что у нее пирог в духовке, и попросила меня помочь ей, и мы достали пирог, переложили в блюдо, и я очень красиво нарезала его тоненькими ломтиками.
- М-м-м, какой запах! – Папа закатил глаза. Схватил кусочек и засунул в рот. – А вкуснятина! Божественно! Сильвия, попробуй.
- Что? – удивилась я. – Пап, тебе что, шампанское в голову ударило?
- Да ты только попробуй, - уговаривал меня папа. – Ну что тебе стоит? – И он протянул мне тарелку.
Бред какой-то, честное слово. Если бы я могла, я бы пожала плечами, но, тем не менее, взяла кусок. Ну и что мне прикажете с ним делать? Папа хитро подмигнул маме.
- Спорим, она не сообразит, - прошептал он, но я услышала и разозлилась.
Ах, так! Испытания, значит, продолжаются? Ну, ладно, я вам покажу!
Обонятельный анализатор у меня был, это я еще в первый день поняла. Правда пользовалась нечасто, не видя практического смысла. Я нерешительно выдвинула щуп, принюхалась. Ну, тесто. Мясо, лук. Плюс оливки и еще какой-то незнакомый ингридиент.
- Розмарин, - подсказала мама.
Угу, розмарин, значит. Будем знать. А дальше что? Что мне прикажете делать, чтобы «попробовать»? Точнее, проанализировать вкус? Если только… И я, не раздумывая, погрузила щуп в пирог.
Так вот оно что! Прикольно! Теперь в моем распоряжении оказались не только качественные, но и количественные характеристики продукта. Столько-то белка, столько-то углеводов. Углеводы сложные и простые, белки растительные и животные. Жиры. Витамины. Минералы. В базе данных оказалась чертова уйма сведений, и я по-настоящему увлеклась, засовывая нос в каждую тарелку, в каждую кружку, пробуя то одно, то другое.
- Только смотри, не напейся, - крикнул папа, когда я дошла до шампанского. Они с мамой, оказывается, уже плескались в бассейне.
Ха-ха-ха, очень смешно. Я кинула в папу смайликом, но он увернулся, нырнул и, уцепившись за камень, остался на дне, корча мне страшные рожи. Мама, смеясь, плеснула в меня водой. Ах, так? Ну, я вам покажу!
Разогнаться над водой, потом резко затормозить, встав вертикально и погрузив «хвост» в воду – это я научилась делать еще лет в семь. И куда там было маме до меня, туча брызг поднялась аж до небес! Мама героически отбивалась, но явно проигрывала, и тогда на помощь пришел папа. Против них двоих мне пришлось туговато, но я сражалась как лев, а потом…
Не знаю, как это так получилось, но я вдруг оказалась под водой. От ужаса я рванула верх, двигун взвыл и захлебнулся, но меня уже подхватили сильные папины руки.
- Спокойнее, Сильвия. Спокойнее. Без паники, я тебя держу.
Оказалось, я умею плавать! Ну, точнее, не сама я, а мой расчудесный, мой самый лучший в мире дрон. Надо было только научиться регулировать подачу воздуха и не забывать герметично закрывать щели анализаторов.
Это было прекрасно! Я плавала, ныряла, взлетала из-под воды и снова ныряла, с каждым разом все лучше, все глубже. Я была счастлива!
Ужасно было жалко, когда этот день закончился. Но мама уже откровенно зевала во весь рот, да и я, если честно, еле держалась. И нисколько не возражала, когда папа предложил ложиться спать.
Добравшись до своей комнаты, я некоторое время безуспешно пыталась подключиться к зарядной платформе, потом вспомнила, что мне это не нужно, счастливо рассмеялась и мгновенно заснула там, где была.
Когда я проснулась, солнце стояло уже высоко. Родителей дома не было, но на холодильнике меня ждала записка с просьбой быть хорошей девочкой и не шалить. Взяв маркер, я вывела: «Не буду». Получилось корявенько, но лучше, чем раньше. Потом я убрала остатки вчерашней пирушки, запустила посудомойку и задумалась, чем бы еще заняться? Очень хотелось позвонить Ваньке. Вообще-то мы созванивались почти каждый день, но разговор был на скорую руку – привет-привет, как дела, созвонимся, пока. Умница, он прекрасно понимал, что я загружена выше головы, что мне не до болтовни, даже с самым любимым другом. Вот сейчас я свободна, но он-то наверняка в школе.
Кстати, о школе! Какое сегодня число? Может, уже каникулы наступили, а я и не в курсе?
Органайзер показал, что сегодня последний учебный день. Это значит – торжественная линейка, поздравительные речи и прочая педагогическая тягомотина. И у меня созрел план.
Мамуля вечно упрекает меня в любви к дешевой показухе, а папа обзывает выпендрежницей. Что ж, спорить не буду, грешна, только называю я это по-другому. Самовыражение, вот самое подходящее слово. А если при этом я чуток переступаю грань общественной нормы, ну, так это не во всем. И не всегда. Да и вообще, правильно жить очень скучно.
Требовалось расписать свои действия чуть ли не по минутам, но я справилась. И появилась во дворе школы тютелька в тютельку: все классы построены в парадное каре, учителя в полном составе на широком крыльце, но директрисы перед микрофоном еще нет, она отдает последние распоряжения, и стоит обычный гомон, который кончится сразу, как только директриса выйдет вперед. И вот я такая скромная тихонько пробираюсь на свое место на левом фланге, и сначала меня не замечают, болтают, толкаются, малыши то и дело затевают возню, но постепенно шум стихает, все взоры прикованы ко мне, и я при всем честном народе смиренно прошу разрешения встать в строй.
Ну, директрису нашу этим не проймешь, человечище она матерый, такие, как я, ей на один зубок. Не моргнув глазом, она переждала шквал приветственных воплей, свиста и аплодисментов, взорвавших тишину нашего сонного городка, а потом величественно поздравила меня с возвращением в коллектив.
Ну и всех нас с каникулами.
Я осталась довольна.
А потом мы все отправились на пикник.
Пикник – это здорово, это так классно, что словами не передать! Во-первых, отключают Периметр. Во-вторых, можно валять дурака, как хочешь, никто и слова тебе не скажет. В-третьих, можно не спать всю ночь… Да чего я буду вам рассказывать!
Периметр уже был отключен, и мы дружной толпой стали спускаться с холма. На берегу озера уже хлопотали родители и воспитатели, расстилая прямо на траве пластиковые скатерти и распаковывая корзины с едой. Мы оставили там малышей (дистанция у них еще короткая для дальних прогулок), а сами пошли через лес к реке.
Отличная вышла прогулка! Мы дурачились вовсю, пели походные песни, потом я предложила поиграть в салки, не без тайного умысла еще раз похвастаться своим великолепным дроном, и мне таки удалось похвастаться, потому что никто не мог за мной угнаться, и было очень весело, пока мистер Сандрес не пригрозил, что отправит домой всякого, кто врежется в дерево.
- А персонально тебя, Сильвия, я возьму на поводок, - сурово заявил он. – На весь пикник! И пусть тебе будет стыдно.
И я присмирела. А что, с него станется! Он учитель, имеет право. И буду я, как дура, сидеть рядом с ним, пока остальные развлекаются. Про ехидные подначки и фальшивое сочувствие я уж вообще молчу.
Спору нет, поводок – вещь нужная, полезная и даже незаменимая порой. Но – для малышей. Для сосунков, которые только-только начали осваивать полеты. Потому что кто знает, куда их занести может. Мозгов-то еще нет, не понимают, что могут разорвать связь с личной капсулой, вот и приходится их контролировать. Но чтобы взрослого человека двенадцати лет взять на поводок… Позорище, да и только!
А потом мы вышли к реке. Там уже горели костры и жарилось мясо.
- Вкусно пахнет, - небрежно заметила я. – Но один кусок, по-моему, пересушили.
- Сильвия! – укоризненно воскликнул папа, а остальные ничего не поняли, и только Алекс расхохотался и показал мне большой палец.
Мистер Сандерс в последний раз напомнил нам о необходимости соблюдать благоразумие и контролировать дистанцию, еще раз поздравил с наступившими каникулами, и мы наконец-то были отпущены на свободу. Как любит говорить Ванькин дедушка: гуляй, рванина!
И мы стали гулять. Ух, как мы стали гулять! Небось, и в городе было слышно, так мы отрывались. И, понятное дело, довольно скоро у зарядника образовалась целая очередь из желающих подкрепиться.
- Не понимаю, - ворчал Ванька,- неужели так трудно взять пару зарядников? Или пусть один, но хотя бы с десятком разъемов?
- Ага, - ехидно поддакнула Надин. – И еще один, персонально для тебя, обжора!
Она отключила свой порт и изящным (на ее взгляд) пируэтом упорхнула к девчонкам.
- Давай ты первая, - великодушно предложил Ванька, кивая на освободившийся разъем.
- Спасибо, не хочу,- отказалась я.
- Ты, что ли, совсем не голодная? – удивился Ванька. – А носилась, как сумасшедшая, больше всех.
И тут я ему преподнесла очередной сюрприз.
- У меня автономная энергетическая система, - объяснила я. – Ядерная тяга и все такое. Так что зарядка мне не нужна в принципе.
- Везет тебе, - только и сказал он и вздохнул. Очень жалобно.
- Ерунда, - утешила я его. – Мой дрон – экспериментальный. Вот пройдут испытания, и у всех такие будут.
- Сомневаюсь, - буркнул Ванька, выдвигая свой порт. – Особенно, если испытатель – ты. Ты же сумасшедшая, больная на всю голову. Технику угробишь, сама угробишься… таких дел натворишь, что после тебя никто нам этот супердрон не доверит. Я бы, например, не доверил.
Он еще чего-то ворчал, что-то насчет моей легкомысленности, но я его уже не слушала. Я думала о той свободе, что внезапно свалилась мне в руки.
Мы ведь почему так сильно зависим от своих капсул жизнеобеспечения? Потому что именно оттуда, лежа внутри, наши тела, подключенные к сложной системе жизнеобеспечения, управляют дронами. То есть, правильнее будет сказать не «наши тела», а «мы». Мы лежим, мы подключены, мы управляем. А дроны – всего лишь внешние устройства коммуникации, временный протез, пока растут и развиваются тела. Но никто из нас никогда так не скажет. Потому что невозможно соотнести себя с тем куском мяса, которого ты и не видел-то никогда. Мы – это дроны, и точка!
Но, как бы то ни было, правда жизни состоит в том, что первично тело, а дроны, даже самые крутые, вторичны. И не должны удаляться от него дальше, чем это разрешено инструкцией. Иначе оборвется связь, тело в капсуле ослепнет и оглохнет, а дрон превратится в бессмысленный кусок пластика, напичканный сложнейшей, но бесполезной электроникой. И к чему это может привести, мы все прекрасно знаем, это нам вдалбливают с самого рождения.
А связь напрямую зависит от энергии. Если ты только что подзарядился, у тебя одна дистанция. Когда аккумулятор пустеет, дистанция сокращается, и нужно либо возвращаться на то расстояние, где связь останется стабильной при любом уровне заряда батарей, либо срочно подзаряжаться. Отсюда и периметр, чтобы какой-нибудь малолетний идиот, отправившийся в путешествие, не погиб, не рассчитав собственных сил.
А мне не нужна зарядка, у меня – полная автономность. И мощность, насколько я помню ТТХ, во много раз превышает мощность аккумуляторов моих друзей. И, если рассуждать теоретически, дистанция тоже должна возрасти пропорционально.
Попробовать, что ли, нерешительно подумала я.
Я не боялась. У каждого из нас стоит датчик контроля, который тут же подаст сигнал, когда расстояние возрастет до опасного предела. При должной осторожности ничего плохого не должно произойти… Только вот не дадут, вот в чем дело! Мне уже всю печенку проели, объясняя, насколько мой дрон уникален, ценен и все такое прочее. Честное слово, иногда я даже жалею, что мне его подарили! Столько возможностей, а я их не использую. То нельзя, это нежелательно, это только под контролем, а на это вообще полный запрет. Тьфу! Просто хочется рвать и метать!
Но сегодня – праздник. Взрослые сидят вокруг костров, разморенные, расслабленные, на нас ноль внимания…
- Ты чего? – подозрительно спросил Ванька.
Вот уж кто не терял бдительности, так это он. Прямо персональная нянька! Такое рвение, как будто ему деньги за это платят.
- Да так, ничего, - как можно небрежнее ответила я. – Скучновато как-то становится, не находишь?
Ванька встревожился.
- Ну, ты! – сказал он. – Ты чего задумала? Знаешь, Сильвия…
- Самолет! – крикнул кто-то, и мы все уставились в небо.
Он летел в недосягаемой голубой вышине, стройный, серебристый; летел медленно, беззвучно, без реверсивной струи, и был больше похож на живое существо, чем на изделие из металла. И было странно представить, что внутри него сидят люди, много людей, которые едят, читают, спят и одновременно спешат куда-то по своим делам. Взрослые люди. И ни одного ребенка. Потому что личные капсулы нежелательно вывозить из постнатального центра. Опасно это, и делается только в исключительных случаях.
- Вань, а ты ведь летал на самолете, - сказала я.
- Летал, - неохотно подтвердил он.
- И как оно, там?
Сто тысяч миллионов раз я задавала ему этот вопрос, и каждый раз он отмалчивался или переводил разговор. Я здорово на него за это обижалась: свинство, все-таки, такое приключение, а он ничего никому не рассказывает, даже лучшему другу. И сейчас я не ждала ответа, спросила просто так, по привычке, но Ванька вдруг ответил.
- А никак, - со смешком сказал он. – Летишь себе и летишь… в грузовом трюме.
Сперва я не поняла, а потом до меня дошло.
- Что? – пораженная, воскликнула я. – В трюме? Почему? С какой стати?
- С такой! Погрузили капсулу, как чемодан, дрон обесточили… не видно ничего, не слышно, сидишь, как в гробу… красота!
- А… дедушка? – робко спросила я.
- А что – дедушка? Правила есть правила, инструкции и все такое. Он, знаешь ли, не президент, личного самолета у него нет.
Ну, президент – не президент, а Ванькин дедушка мировая знаменитость, ведущий специалист в какой-то там области. Наши все чуть с ума не сошли от радости, когда он два года назад решил поработать в нашем институте. Сам приехал и внука единственного с собой привез. А про Ванькиных родителей я и не спрашивала никогда, неудобно было. Мало ли, может, там трагедия какая-нибудь. У нас в городе почти половина ребят сироты, живут в интернате при школе.
Этот дедушка, Павел Петрович, он и вправду величина. При нем институт кучу денег получил, город вырос чуть ли не вдвое, каждую неделю всякие ученые приезжают. И если даже такой человек не смог провести ребенка в салоне самолета, то что уж говорить о нас, простых смертных?
Самолет был уже практически над нами. Я включила зумм на полную мощность, и самолет стал быстро приближаться. Стали видны детали: заклепки, люки какие-то, иллюминаторы.
- Сильвия, ты что? – крикнул Ванька. – С ума сошла? Остановись!
Куда там! Позабыв обо всем на свете, я продолжала стремительно набирать высоту, благо мой дрон был оборудован для вертикального взлета. Ванька вцепился в меня, но что мне его хиленький поводок? Тьфу, говорить не о чем!
- Дурак! – крикнула я. – Лучше отцепись!
- Сумасшедшая! – вопил Ванька, не ослабляя хватки. – Разобьешься на фиг! Назад!
Я нырнула вниз, потом резко рванула вверх и в сторону, чтобы стряхнуть с себя упрямца, Ванька не удержался и с воплем отвалился от меня, а я, ничем уже не сдерживаемая, помчалась ввысь. Я уже видела лица людей в иллюминаторах, и мне вдруг ужасно захотелось, чтобы и они меня увидели. То-то удивятся!
- Стоять, Сильвия!
Громовой окрик мистера Сандерса ожег меня, словно кнут породистого скакуна, и я прибавила скорости. Не без труда – поводок нашего летного инструктора мог удержать любого хулигана. Любого, но, как выяснилось, не меня – мой замечательный, мой чудесный дрон продолжал упрямо карабкаться в небо, пусть даже и с заметным усилием.
- Эрик, держи! Крепко!
Папа сломя голову бежал от костров. Оказавшись на открытом пространстве, он вскинул руку и словно бы прицелился в меня.
- Папа, все в порядке! – крикнула я и тут же поняла, что – нет. Далеко не все. Ибо я вдруг потеряла управление. Я вообще перестала чувствовать дрон, а потом обнаружила, что падаю.
Земля, крутясь, приближалась с каждой секундой, я делала отчаянные попытки оживить дрон, ничего не получалось, и я с ужасом поняла, что еще немного, и я разобьюсь. В хлам, в лепешку, в груду искореженного пластика. И ничего, ничегошеньки нельзя поделать!
Ой, мамочка, какая же я дура!!!
В ожидании страшного удара я зажмурилась… попыталась зажмуриться, но шторки не работали, окуляры не втягивались, и я, вытаращив глаза, неслась навстречу смерти.
А потом вдруг остановилась.
Я болталась метрах в пяти над лужайкой, медленно снижаясь, и внизу стояли люди, и мама, очень бледная, и папа с поднятыми руками. Мистер Сандерс аккуратно и очень точно опустил меня прямо ему в руки. Папа крепко прижал меня к себе и молча, очень быстро, пошел прочь. Мама поспешила за ним.
- Выпендрежница, - с обидой сказал кто-то из девчонок. – Испортила праздник, идиотка.
Я ничего не ответила. Наверное потому, что в глубине души была полностью согласна.
Быстрым шагом, почти бегом, родители вернулись домой, папа с каким-то остервенением швырнул меня на стол и аккуратно положил рядом пульт. Мама повалилась на диван и заплакала, папа присел рядом и обнял ее за плечи. На меня никто не смотрел. Минут через пять мама перестала плакать и выпрямилась, судорожно вздохнув.
- Все, - гнусавым от слез голосом проговорила она. – Уже все. Я в порядке. Идем, надо позвонить.
- И умыться, - добавил папа.
Держась за руки, они вышли из комнаты, так и не удостоив меня ни взглядом, ни упреком. Я осталась в одиночестве, пялясь в стену. Больше всего мне хотелось завыть от отчаяния и надавать себе по морде. Но все, что я могла, это смотреть и слушать.
И я слушала, как мама открыла кран в ванной, как папа докладывает кому-то об инциденте.
Идиотка! Кретинка безмозглая!! Что же я наделала!!! Всех подвела, всех, а ведь мне доверяли, на меня надеялись, как на взрослого человека, а я, мало того, что сама едва не угробилась, так ведь и уникальное оборудование чуть не погубила. Теперь все, теперь точно конец. Такого мне не простят, ни за что.
Медленно, тягуче ползло время. Я лежала на столе, терзаемая запоздалым раскаянием и страхом, мама с папой о чем-то негромко разговаривали в своей комнате, потом я услышала шум автомобиля, хлопнула дверь, раздались тяжелые шаги.
- Ну, где преступница? – спросил смутно знакомый голос.
На пороге гостиной возник человек. Я видела его краем глаза, не в силах повернуть окуляры. Человек постоял, молча разглядывая меня, потом шагнул к столу и взял пульт. Я почувствовала, как ожил мой дрон, повернулась, взглянула на человека и обмерла – это был Ванькин дедушка, мировая знаменитость и величина. Он стоял, засунув сжатые кулаки в карманы куртки, и смотрел на меня с непонятным выражением.
- Все поняла? – сухо спросил он.
- Да, - судорожно выдохнула я.
Павел Петрович повернулся на каблуках и пошел прочь.
- Полный отчет мне, через час, - бросил он через плечо и ушел, не попрощавшись.
А я разревелась.
***
Баянометр выдал вот такое:
37%Виновата ли я (ч. 2, конец) 2 года назад
...домой. Но я же не могла так просто расстаться со всеми мечтами, которые одолевали меня целых два дня! -...
Ну, как-то немножко странно. Я к этому тексту никакого отношения не имею. И два года назад меня на пикабу не было)))
