Сообщество фантастов

Всем привет :)

Буду краток. Очень рад, что так оперативно образовалось сообщество начписов. В связи с тем, что форма постов в этом сообществе будет иметь вид текстов (а также для того, чтобы не нарушать правила сообщества), предлагаю вашему вниманию пару удобных онлайн-сервисов для хранения текстов. Было бы здорово, если бы админ (если есть такая возможность) закрепил этот пост. Если нет - то добавил бы ссылки в правила сообщества. Итак:

http://pastebin.ru - довольно удобный онлайн сервис, хотя и используется в основном, насколько я знаю, для хранения кодов. Можно настроить параметры хранения - приватность, сроки и т.д. Из минусов - не очень приятный шрифт (субъективно), зато не нужно регистрироваться.

http://www.docme.ru - так сказать, усложнённая версия. Можно хранить документы в различных форматах, такие как pdf, doc, и прочие популярные и не очень форматы. Из минусов - для комфортного пользования необходима регистрация.

UPD.

http://online.orfo.ru, http://text.ru/spelling - сервисы онлайн проверки орфографии. Простенькие, понятно как пользоваться, кому-то, возможно пригодится (возможно, и этому посту тоже:))

UPD2.

http://www.adme.ru/zhizn-nauka/24-poleznyh-servisa-dlya-pish...

Больше (24) различных сервисов, много полезных, и не только для художественной литературы. Смысла перепечатывать всё сюда не вижу, итак всё собрано в одном месте.

Предлагаю следующую форму постинга - пикабушник (ца) выкладывает отрывок из своего опуса, а сам опус заливает на вышеуказанные сайты и даёт ссылки. Так посты будут выглядеть прилично, не будет "стен текста".

Собственно, наверное всё. Если есть, что добавить - пишите в комментах.

P.S. Надеюсь, я правильно понял систему сообществ:)

Глава 7. Чикчимский посланник.

Стоило Фиртелю выйти из здания областной прокуратуры, как лавина невероятных событий захлестнула его с головой. Не успев сесть в машину под прикрытием бдительных спецов – и собственных охранников, и сотрудников ФСБ, завибрировал телефон в кармане. Нервно завибрировал, нехорошо. Мы ли, владельцы мобильников, так тонко чувствуем порой, что за весть принеслась к нам по невидимым проводам, сами ли эти технические устройства, став полуодушевлёнными предметами в наших руках, «научились» определять характер входящего звонка? Но зачастую и трубку снимать не надо, чтобы понять, кто звонит, зачем и с каким настроением.

Лев Наумович почувствовал другое – звонил неизвестный ему человек. И действительно, номер не определился.

– Говорите, – сухо произнёс он, жестом остановив водителя, собирающегося закрыть за шефом заднюю дверь Мерседеса. Левая нога ещё оставалась на асфальте.

– Мир тесен, Лейба! Привет тебе от наших общих знакомых по Чик-Чиму. Тебя ещё помнят.

Во рту Фиртеля пересохло. Язык прилип к небу. Он не мог с собой ничего поделать. Кто из живущих ныне, кроме его самого, мог ещё знать слово Чик-Чим? Казалось, никто.

– Встретиться бы, – продолжал неизвестный мужчина моложавым бархатным голосом. – Как, не против?

Никак не совладая с непослушным языком, превратившимся в кусок наждака, Фиртель промычал:

– Угу.

Ему даже хотелось трусливо бросить трубку, лишь бы не выдавать своего затруднительного положения. Машинальным движением он выхватил из бара бутылку минеральной воды. Водитель, стоящий рядом, угодливо сорвал пробку. Фиртель глотнул спасительной влаги. Наконец, он смог взять себя в руки и довольно достоверно изобразил спокойствие:

– Приятно. Приятно, что помнят. Спасибо. И кому же я обязан таким вниманием?

– Меня зовут Михаил. Ближе познакомимся при встрече. Где удобно?

Голос звучал дружелюбно и действовал успокаивающе.

– Можно сейчас. Вы в городе?

– Да, в центре. Смотрю на красивое здание с золочёной надписью: «Бобби-Холл».

Это был известный в городе ресторан, ещё недавно включающий в себя ночной клуб и казино. Клуб перенесли в другое место, а казино закрыли. В совладельцах числился Фиртель.

– Сейчас буду.

– Отлично. Я встречу вас у входа.

Пока машина медленно плыла по улицам, Лев Наумович, впав в некоторое смиренное состояние и безвольно покорившись неизвестности, вспоминал о событиях весьма давних лет. Даже мысли о предполагаемом и вероятном киллере удивительным образом затуманились и ушли на задворки сознания…

В элитном доме, где провёл свое детство маленький Лёва, в одном подъезде жил «страшный мальчик» Санька Могинин. Страшным он был не внешне. Наверное, что-то случилось однажды, что вспомнить невозможно в силу зыбкости неосознанной памяти ребенка, когда ему два-три года. Память хранила лишь основные, много раз повторяющиеся моменты, как страшная мантра, вколоченная в детские мозги. Как и у всякого дома во все времена у трехподъездной четырехэтажки, где жила семья Фиртелей, был двор. А во дворе – детвора. «Разнокалиберная», разномастная, но объединенная одним, впитанным с молоком матери – «ты особенный, наша семья другим не чета». В том дворе, объединяющем несколько соседних сталинок, бегали дети преимущественно советской номенклатуры и торговых работников. Всяко бывало – и распри, и зависть, и драки, и мелкие обиды, и совместные игры, и тайны, и запрещаемые папами и мамами забавы. И в основном ребята и девчонки того двора сохранились в памяти Лёвика как одноликая толпа безобидных детей. И лишь один из них запомнился. Запомнился как «Страшный Санька».

Каждый раз, когда судьба сталкивала их по дороге домой или на улицу, Страшный Санька затаскивал Лёвика за распахнутую подъездную дверь, прижимал в угол и рассказывал шёпотом одну и ту же жуткую историю про мертвецов, сопровождая её пугающими жестами и зловещей мимикой. А в конце делал какое-то движение, от которого останавливалось сердце, штаны делались мокрыми, а ляжки обжигали горячие ручейки. Сами собой лились слезы и подкашивались ноги. Санька замолкал, прижимал ещё сильнее к стенке напуганного до смерти мальчика, чтобы тот не упал, удовлетворённо смотрел вниз, иногда даже ощупывал руками произведенный эффект и произносил заключительную фразу: «Слушайся меня, дурак, и никому не говори, а то станешь мертвяком!».

Когда Санька, насладившись страданиями Лёньки, отпускал его, тот, бледный от ужаса, бежал домой, где неизбежно ждал его скандал и порка ремнём. И так было всегда. Некий блок, намертво стоящий в голове, не позволял даже думать о том, чтобы пожаловаться родителям. А измывательства продолжались изо дня в день, из года в год. Избежать своего мучителя не всякий раз удавалось, и уж если встреча оказывалась неизбежной, то Лёва молил лишь о том, чтобы рядом были люди, а не пустынный подъезд. Тогда Санька не рассказывал страшную историю, а заставлял что-нибудь проделать эдакое, доказывающее смелость и бесстрашие Лёвика.

Однажды, встретившись в одной компании, Санька объявил всем, что никто не сможет забраться на высоченную кирпичную трубу фабричной котельной, кроме Лёньки, самого смелого парня во дворе. Котельная – это котельная, каких было немало в городе, чтобы подавать в дома тепло. Но котельная неподалеку от дома Фиртелей была мистическим местом. Рядом размещалась помойка, где иногда можно было найти дохлую кошку или собаку, а однажды ребята обнаружили там мертвого пьяницу. Это было страшно. Много дней кряду детвора бегала к помойке, чтобы посмотреть на труп, хотя, ясное дело, его давно увезли. Но оставались страшилки, обрастающие все новыми и новыми подробностями. Поговаривали, что мертвяков находили там часто, особенно у трубы котельной, где по ночам злые бандиты издевались над маленькими девочками, играли в карты и пили водку. Там ночевали беглые уголовники и убийцы.

Основанием трубы служил высокий, вечно загаженный экскрементами постамент, а сама труба из красного кирпича, окольцованная железными обручами, упиралась в самое небо.

Залезть на трубу вызвались трое. Юрка из соседнего подъезда, Андрюха из дома напротив и воодушевленный лестью Страшного Саньки Лёня Фиртель. Они были далеко не первыми покорителями одной из городских вершин. Как только взрослые не стремились оградить своих чад от смертельного соблазна – и первые скобы лестничного ряда срезали, и ограду вокруг трубы возводили, и чего только другого не выдумывали. Ничего не помогало. Вот и сейчас: несколько тарных ящиков, поставленных друг на друга, пара досок, прислоненных к трубе, и помощь наиболее сильного из приятелей. Был ясный, но ветреный летний день. Первым полез Лёва – так настоял Санька, который и подсадил, помогая дотянуться до заветной первой скобы, засаленной от сотен рук храбрецов-предшественников.

Это было несложно – перебирать руками и ногами и не смотреть вниз. Только ветер всё усиливался по мере подъёма и всё тише и дальше раздавались голоса, оставшихся внизу. А громкое дыхание взбирающегося следом Юрки подхлёстывало не ослаблять темп. Лёва не помнил уже, как оказался на самом верху, как обезумевший от победы и страха встал на самую кромку трубы, которая оказывалась куда уже, чем в своем основании, и что-то кричал, размахивая руками. Между ног привычно погорячело и сам не понимая как это произошло, Ленька спустил штаны и направил горячую струю в бездну, распростёршуюся перед ним. Он даже заглянул в самое жерло гигантской трубы, прежде чем спустился вниз.

Испытанный шок, напрочь стёр из памяти весь путь назад. Только оказавшись на земле, он в возбужденном полоумии слышал, как властно и восторженно звучал голос Саньки: «Молодец, дурак! Юрка-то и до середины не долез, а Андрюха на пятой ступеньке повис, обоссался, кричать начал. Еле слез. Пришлось мне помогать. А ты молодец, хоть и дурак. Зачем встал на край – ветром могло сдуть! Во, дурак-то!». Разум Лёньки не воспринимал откровенно издевательского тона, оскорбительного обращения. Лишь победное ликование и куда-то ушедший страх перед своим тираном.

Но страх тот не ушёл навсегда. Санька продолжал манипулировать своей жертвой – то стращал, то заставлял совершать немыслимые подвиги, за что хвалил перед другими, и это вызывало извращенное удовольствие. Лёвчик одновременно и уважал, и панически боялся Страшного Саньку. С какой-то поры, выходя гулять на улицу, маленький Фиртель уже испытывал патологически сладострастное желание встретить своего дворового деспота. Садо-мазохистский альянс состоялся…

Прошли годы. Старый двор канул в небытие, но судьба распорядилась так, что в одной школе с Фиртелем учился и Санька. Правда, двумя классами старше. К Лёвчику он уже не приставал, но при встрече молча заглядывал в глаза по-прежнему страшно, словно проверял: в силе ли их общий секрет. Так что 10 лет прошли бок о бок, не считая классов, когда оба оказывались в разных сменах. Но и случайных мимолётных встреч было достаточно для того, чтобы альянс продолжал существовать, хоть и никакими физическими действиями теперь не подкреплялся. Школа закончилась, а за ней – институт. Образ Страшного Саньки благополучно таял, хоть и оставил в подсознании неизлечимую язву. Может время зарубцевало бы и её, если бы не тюрьма в далеком зауралье…

В колонии строгого режима на две тысячи заключенных Льву Наумовичу повезло, приветили старые зеки, знающие отца и его одним миром мазаное окружение. Особенно помог сформировать и закрепить зоновские позиции вор в законе Дудень-Хан, имевший на воле в далёком прошлом какие-то дела с отцом. Не дал упасть, хотя по врождённой ничтожности духа, такое с Лёвой вполне могло стать возможным. Хитрый и проницательный еврей Дудень-Хан чувствовал все слабости Фиртеля, но покровительствовал ему. И вовсе не от бескорыстного сердобольства. Он предвидел будущее своего небесталанного подопечного, знал, что вложенный в него капитал может дать однажды хорошие дивиденды. Однако к себе сильно не приближал, а придерживал на соответствующем раскладу «мастей» расстоянии. Приглядывал, так сказать, издалека и незримо оберегал от неприятностей. Так что, Фиртелю действительно повезло. Его никто не обижал, не ущемлял в правах и не обеременял какими-то кабальными обязательствами. А на присвоенную кличку «Лейба» сетовать не приходилось, раз воры окрестили, значит, так тому и быть.

Только погоняло своё Лёвчику пришлось однажды и навсегда невзлюбить…

Глава 6. Вокруг Фиртеля.

Из подъезда Фиртеля, мимо Мерседеса со спящим в ней Колей-охранником лёгкой походкой прошла девушка с развевающимися на прохладном ветру рыжими волосами. Светлана Царёва даже не взглянула в окна машины, чтобы разбудить Коку-Кокаиина, дать ему какое-нибудь напутствие или попрощаться. Всё, что планировала, она сделал и о Фиртеле больше не вспоминала. Теперь у неё были другие планы.

А Лев Наумович некоторое время сидел на кровати в состоянии прострации и, медленно приходя в сознание, мучительно вспоминал, что сейчас произошло – короткий обморок, сердечный приступ? Лишь когда раздался телефонный звонок, ясность ума окончательно вернулась, но никак не память о событиях, связанных с минутным визитом незнакомой девушки. Звонил сотрудник органов безопасности Николай.

– Лев Наумович, по номеру.

– Да-да, что там?

– Номер нигде не проходит, принадлежит оператору МТС.

– Я и без тебя знаю, что МТС! – в привычной для себя манере рявкнул Фиртель, – кому принадлежит?

– Да ни за кем он не числится, на операторе так и висит. Никаких звонков не отслеживается…

– Как не отслеживается, если я эсэмэс с него получил только что! И сам на него звонил следом! Как не отслеживается?! С того света что ли он?! Проверьте ещё! Пеленгуйте, пеленгуйте! В течение часа с него ещё будет сигнал!

– Лев Наумович, может, проясните ситуацию? Что стряслось? Что за SMS?

– А вы сами прочитать не можете, разведчики, тоже мне?! Ладно, посмотрите хорошенько, оператора тряхните. – Лев Наумович сделал два глубоких вдоха, приводя нервы в порядок. – Ничего пока не случилось, просто паршивца мне этого дайте на блюдечке! Если что, Киримыча подпрягите, сами знаете, что делать.

– Хорошо, – в трубке зашуршало, – хорошо. В течение часа, говорите?…

– Да, это точно, – немного смягчив тон, закончил Фиртель и бросил трубку рядом с собой на кровать. «Ни хрена они не найдут, – подумал он, – хитрый мерзавец, готовился». Уже почти равнодушно толстяк взглянул на окна, поправил тапок на ноге и засеменил в ванную комнату.

Немного приведя себя в порядок, он, по-прежнему в одних штанах и майке, порылся в пиджаке, извлек из него какую-то невзрачную визитку, повертел в руках и бросил на стол.

«Двадцать тысяч не деньги, – мысли самостоятельно наползали одна на другую, – Если всё правда – врага буду знать. Нет – так я мытьем или катаньем, но лохотронщика этого достану. Всех подключу, но достану. Раздавлю гадёныша. А вдруг, правда?»

Откуда-то снизу, от живота к груди, а отсюда к шее опять подступило неприятное, вибрирующее как холодец жжение, удушливо обхватило горло. Сердце забилось чаще. Страх. Страх всё-таки давал о себе знать.

«Плевать, я ничего не теряю», – убедил себя Фиртель и схватил телефон. Но тот дал сигнал прежде. Поступило подряд два сообщения с того же неизвестного номера, текст был разбит на две части. Писался явно второпях, с большими сокращениями и без знаков препинания, но был предельно ясен и в расшифрованном виде выглядел так: «События развиваются стремительно. Киллер уже на хвосте. Сиди, где сидишь, никуда не выходи. У тебя есть надежный шанс. Срочно дай команду подручным к 2 часам ночи привезти наличные к поезду Астрахань-Москва к последнему вагону. Пусть закинут на крышу и валят. Без шуток. В течение ночи жди обещанного».

Лев Наумович лихорадочно набрал номер своего друга из ФСБ.

– Коля, сейчас я отправлю сообщение со своего телефона, ловите внимательно, времени в обрез. Должен быть ответ. Вы готовы? Сколько подождать? Пять минут? Ладно, жду.

На том конце что-то сказали. Фиртель побагровел.

– Нет! – закричал он. – Никого не присылать! Делайте, как прошу!

Бутылка с коньяком тряслась в руках. Два глотка из горлышка немного придали храбрости и спокойствия.

В голове проносились образы реальных врагов, конкурентов, недоброжелателей, завистников и прочих потенциальных заказчиков. Ох, как их оказалось много на поверку!

– Да! – гаркнул он в трубку, не прошло и пяти минут. – Готовы? Точно готовы?

Какие-то рекомендации звучали ещё секунд пятнадцать, Фиртель слушал в пол-уха. Потом набрал текст: «Согласен. Обманешь, кишки вырву!» и отправил сообщение в адрес неизвестного.

Команду об отправке требуемой суммы без всяких объяснений, за исключением «так надо» Лев Наумович отдал незамедлительно, кому следует, из числа надежных и преданных исполнителей, и приготовился ждать. Тот же страх не позволил ему размещать в поезде своих людей, устраивать слежку. Всем велено было сделать как просил вымогатель и уходить без оглядки. Однако минуты шли за минутами и сомнения роились с нарастающей силой. «Дурак, лох, размазня! Обоссался, урод! Надо было весь поезд обложить!». И тут же самобичевание сменялось на более комфортное: «Всё равно они его вычислят, он от меня никуда не денется, да и деньги не те, больше терял…». Хотелось вызвать Кокаина к себе. Поднялся бы, посидели вместе, всё-таки живая душа. Но опасения за свою репутацию – вдруг заметит беспокойство – не давали этого сделать. Да и не заведено было шестёрку в дом звать без особой надобности. «А вообще странно, что Кока притих там, ведь времени прошло прилично, должен был бы и забеспокоится за меня!» – всполошился Фиртель и крадучись приблизился к видеоустройству. Настроив картинку, он увидел, что Коля сидит в обычной для него позе – за рулем и, кажется, спит. Ну что ж, на него это похоже.

Резкий звонок телефона заставил охранника-водителя очнуться ото сна. В трубке захрипел злой голос шефа:

– Какого хера спишь, сука. Следи по сторонам, ствол достань, всё проспишь!

– Что случилось, Наумыч? – жалобно спросил встрепенувшийся и ударившийся головой о крышу машины Кока. Однако пистолет уже был в его руке и снят с предохранителя. Выучку не пропьёшь и не проспишь.

– Ничего, проверка связи. Всё равно следи по сторонам. Гости могут быть непрошенные, но виду не подавай, дурень! Во как задёргался, аж мне не по себе. Сиди тихо, поглядывай вокруг!

– Хорошо, шеф. Прости, Наумыч, закимарил малёк.

– Ладно, бди. Потом выспишься. Закимарил он. Отбой. Я пока тут ещё побуду.

…Проходящий поезд прибыл вовремя (а ведь мог и опоздать!). Стоянка 40 минут, отправка в 02-05. Двое – один, коренастый в твидовом пиджаке, второй высокий и худощавый в спортивной куртке – прогуливались вдоль вагонов. Уже было объявлено отправление поезда, когда они вразвалочку двинулись к последнему вагону. Пассажиров и провожающих возле него почти не было, девушка с парнем махали кому-то в окно.

Человек в куртке скользнул за вагон и, легко запрыгнув на сцепку, движением баскетболиста почти положил небольшой плотный свёрток на чуть покатую крышу. Липкая да ещё и намагниченная оболочка, сорвав с руки прозрачную перчатку, какой пользуются женщины при окраске волос, прочно припечатала сверток к пыльной поверхности. Что там было ещё кроме денег, знали только эти двое…

…Фиртель не спал всю ночь. Сообщения о выдачи заказчика так и не поступило. Приятели из ФСБ безуспешно пытались вычислить место нахождения злосчастного шантажиста. На короткое время это удалось, но сигнал находился в движении в окрестностях города, после чего бесследно исчез. Стало ясно, что сим-карта, а возможно и сам телефонный аппарат были уничтожены. Фиртель вынужден был признать, что его попросту кинули. Хотя слабая надежда оставалась. Он много раз прокручивал в голове сцену извлечения неизвестным «доброжелателем» пакета с деньгами с крыши вагона. И находил эту задачу не такой уж простой. А вдруг тот предполагает наблюдение, слежку, и не решается забрать «посылку». А вдруг ветром унесло пакет – тогда уж вообще обе стороны в дураках. Исполнители поручения Фиртеля заверяли, что с этим всё в порядке, накладок быть не может, не то, что ветром, рукой-то не просто снять. От этого Лев Наумович ещё больше расстроился, если так можно выразиться. Он уже готов был лично отдать деньги из рук в руки со всеми гарантиями, лишь бы узнать имя покусителя на свою жизнь. Но всё это теперь выглядело по-детски наивно, по-водевильному глупо и недостойно статуса известного авторитета.

Нервы сдавали, коньяк и бессонная ночь заявляли о себе с худшей стороны. Да ещё накануне с друзьями немного перебрал и не доспал положенных восьми часов. В животе урчало, одним шоколадом, да лимонами сыт не будешь. На этой квартире особых запасов нормальной пищи не было… «Дожил!» – хулил себя Фиртель.

Два раза звонил Кока-Кокаин, жаловался, что неважно себя чувствует и одновременно справлялся всё ли в порядке. По его голосу Фиртель понял, что парень не в состоянии дальше нести вахту, и велел вызвать сменщика…

К утру Лев Наумович вялым жестом взял со стола давешнюю визитку.

Она ничего особенного из себя не представляла: стандартный прямоугольник плотной белой бумаги, четырехзначный номер телефона и слово, напечатанное простеньким шрифтом «VSEM». Фиртель помял её пальцами, попробовал на излом, даже посмотрел на просвет. Никаких потаённых свойств не обнаружил. Он брезгливо-недоверчиво хмыкнул, однако номер всё же набрал. На том конце женский голос ответил быстро.

– Диспетчер.

Лев Наумович расправил плечи, отчеканил:

– Меня зовут Лев Наумович.

– Ваша группа.

– Какая группа? Я звоню впервые…

– Извините. Слушаю вас.

Фиртель замялся. Он не знал, что говорить, соответствующего инструктажа, кажется, не было, когда визитка попала впервые в его руки. А может, что-то и было, да не задержалось в памяти.

– Подскажите мне, м-м… Как это… Я имею только визитку. Вот она сейчас у меня перед глазами…

– Хорошо. Вам требуется помощь, так?

– Ну-у…

– Хорошо. Вы нуждаетесь в чём-то, требуется решить какую-то задачу, или вы хотите с кем-то поговорить, встретиться, может быть что-то предложить?..

– Я хотел бы найти человека…

Фиртель замялся. Женщина уточнила вопрос:

– Вы хотели бы найти конкретного человека? Или кандидата на какую-то роль в вашей жизни, или возникшей жизненной ситуации?

– Человека вполне конкретного, играющего конкретную роль в сложившейся вокруг меня конкретной ситуации, мне угрожают, и я не знаю кто! – выпалил Фиртель, делая ударение на трижды повторенном прилагательном. На лбу его выступила испарина. «Чёрт, что я несу!» – подумалось ему.

– Понятно. Что вы можете дать взамен?

– Взамен чего? Вы ещё ничего не сделали!

– Человек будет найден. А что вы предложите взамен?

– Минутку, как вы его найдёте, если даже я не могу его найти?!

– Вы не всесильны, раз обратились к нам, а мы можем почти всё. Так чем вы готовы пожертвовать ради решения вашей задачи?

Фиртель шумно выдохнул.

– Сколько стоят ваши услуги, могу я узнать? Расценки, прейскурант, чёрт побери, что у вас там есть?!

– Мы не берём денег. Всё, кроме денег.

– Как так? А что же ещё?

– Минутку…

В трубке щёлкнуло, пауза была не длинной. В голове Фиртеля пронеслось: «Сейчас душу мою потребуют». Женщина вновь вернулась к разговору.

– Вы можете помочь одному человеку, – это звучало не как вопрос, а вполне утвердительно. – Это женщина, у неё проблемы с разводом, дележом имущества с ненавистным мужем, он несправедливо, по её мнению, выиграл суд, теперь женщина оказалась чуть ли не на улице…

Фиртель не знал, как реагировать.

– Называйте фамилию, имя-отчество, номер дела или имя судьи, какой суд, мне нужна информация…

– Нет не совсем так. Всё проще. Я назову имя её мужа, и Вы всё поймете. Это Пахтагин Евгений Иванович…

– Что?!

– Вы в состоянии помочь?

Фиртель тяжело и громко задышал. Так было всегда, когда он сильно злился. Конечно, ему известен был этот человек – кто его не знал! Губернатор области! В кругах Фиртеля хорошо было известно о его конфликте с супругой, известной светской львицей Элеонорой Москвиной. Тем временем «диспетчер» продолжал:

– Ваш вклад будет засчитан, если Элеонора снимет свою заявку.

– А с чего вы взяли, что мне это по силам? Что я вообще знаю, о чём идет речь? Да кто вы такие вообще!? Людей разыгрываете что ли?!

– Вам это по силам, и вы знаете названных людей.

Безапелляционные интонации в голосе диспетчера не оставляли даже желания спорить, возражать или ломать комедию. Похоже было на то, что организация серьезная. Фиртель даже подумал, а не связаны ли они с какими-то известными конторами.

– Хорошо, я попробую. Но что нужно от меня? Касательно моего дела, я имею ввиду.

– Ничего. Сегодня же ваша заявка будет выполнена.

Фиртель только икнул.

– Нельзя допустить, чтобы кто-то кому-то угрожал. Все вопросы и разногласия нужно решать миром.

– Да, да. Конечно, – пробормотал Лев Наумович в трубку. Его немного потряхивало. Женщина невозмутимо продолжала:

– И вы постарайтесь не затягивать с Пахтагиным. Дело не простое, деликатное, касается конфликта амбиций, здесь может понадобиться больше времени, чем его уйдёт на вашу проблему. Так что, пожалуйста, займитесь прямо сейчас. Мы свяжемся с вами, да и сами звоните. Всего доброго.

– Секунду, но вы даже не спросили, кто я и что…

– Хорошо, – с еле уловимой ноткой ласково-снисходительного одолжения согласилась диспетчерша, – представьтесь, пожалуйста.

Лев Наумович поймал себя на том, что испытал облегчение. Конечно, это глупо, но пока не отдавая себе отчет в том – почему, он все же верил таинственной женщине. Он представился, назвал дату рождения и даже свой официальный адрес прописки. Подумал и решил добавить номер своего телефона, хотя такая контора наверняка могла добыть все сведения о звонящем им абоненте.

– Простите, а как Вас зовут, с кем я говорю?

Женщина, молчавшая все это время, пока Фиртель диктовал свои данные без заминки ответила таким же ровным и будничным тоном: «Мальвина».

На этом разговор был завершён. Фиртель первым положил трубку и замер в раздумьях. Теперь ему захотелось в деталях вспомнить тот ничем непримечательный день, когда редактор одной из бульварных газет вручил ему визитку. Не менее года прошло с тех пор. Удивительно, как сохранилась эта странная карточка. Да только благодаря тому, что была заткнута под обложку паспорта и благополучно забыта. Именно так посоветовал сделать тот редактор по имени… Фиртель даже забыл его имя. Вспомнилось только, что этот газетчик рассказал о каком-то чудесном избавления его жены от давней хронической болезни благодаря клубу со странным названием «VSEM». Ещё он сказал, что это некое общество, способное решить любую задачу, если ты станешь его членом. Вот только не всех туда принимают, ты должен себя как-то зарекомендовать. Речь в тот момент не стояла о вступление в какое-то тайное общество, дела у Фиртеля и без того шли хорошо, он чувствовал себя всемогущим и самодостаточным и ни в каких клубах не нуждался. Тем не менее, визитку принял.

Он снял трубку и набрал номер.

– Алло, Сергей Иванович, приветствую тебя, Лев. Всё нормально, спасибо. Слушай-ка, я что звоню, помнишь, ты как-то познакомил меня с владельцем одной газетёнки… Точно! А как ты догадался, что я именно о нём?! Он мною постоянно интересуется? Приветы передаёт? Хм… А что же ты их мне не передавал? Забывал? Ладно, дай-ка мне его телефончик. Да, нужен…Записываю.

Через минуту Фиртель уже набравший было телефон Игнатенко Бориса Ильича, так звали учредителя газеты «Неделя города», задумчиво откинулся в кресле и размышлял. Звонить Игнатенко он не решался. «Ну позвоню, – думал он, – какую-то информацию о клубе он мне может и сольет, и что? Удовлетворю любопытство и только. Разговоры пойдут: Фиртелю приспичило, петух клюнул… Что да почему…». Самолюбие возобладало. От задуманного он отказался. Вместо этого сделал ряд звонков нескольким на первый взгляд никак не связанным между собой людям, навел нужные справки относительно личных дел губернатора. А ещё через час (время близилось к 10 часам дня) уже сидел за чашкой кофе, и ни где-нибудь, а в кабинете прокурора области Сидора Каземировича Полянского. Они были давними приятелями и много раз выручали друг друга в щекотливых ситуациях.

– Значит, говоришь, шантаж.

– Да кто знает? Коля Ахтырский пеленговать пытался, да без толку. Симку выкинули и все дела. Ищи-свищи…

– Значит, чекисты не помогли…

– Охрану приставили… Телефоны все мои на контроле… Так что я со всех сторон на прицеле…

Фиртель вымученно улыбнулся, покосившись в сторону окна.

– А ПэЖэ тебе зачем? – спросил прокурор. Так за глаза фамильярно именовали губернатора : Пахтагин Женя – ПэЖэ.

– А вот зачем. Я уж буду с тобой откровенен.

Лев Наумович немного поёрзал в глубоком кожаном кресле, закурил. Достал визитку клуба, протянул товарищу.

– Что-нибудь слышал?

– Оба-на! А как же! – только увидев надпись «VSEM», вымолвил Сидор Каземирович. – Только я смотрю, номера телефонов у них все время разные. Этот новый какой-то, – Прокурор повертел в руках карточку. – Интересовались, интересовались. Некое самостийное неформальное объединение, вроде клуба партнеров по интересам. Осуществляют обмен услугами между членами. Ничего особенного, криминала нет, законом не возбраняется, хотя никакой официальной регистрации не проходили. Кто за всем этим стоит, не знаю, как-то не задавался вопросом. Меня не касалось, жалоб не было, нужды обращаться тоже.

– А что ж тогда интересовались?

– А жену какая-то подруга просила разузнать. Болела она что ли, да как-то помогли, вылечили. Вот и интересовалась. Я и дал команду. Могу Данилу вызвать, он у меня этим занимался. Вызвать?

– Нет, Каземирыч, не надо.

– А-а! – догадался прокурор. – Ты решил к ним обратиться, так я понимаю?

Фиртель вкратце рассказал о своем звонке и диалоге с диспетчером. Полянский не переставая улыбался, и Фиртеля это бесило. Когда он замолчал, прокурор нажал кнопку селектора, встал из-за стола. В кабинет вошла секретарша и быстро прибрала стол.

– Что-нибудь ещё? – спросила она своего начальника, вынося поднос с пустыми чашками.

– Нет, Валюш. А впрочем, постой.

Секретарша замерла у самой двери.

– Климова вызови.

– Хорошо, Сидор Каземирович.

– Кто это? – спросил Фиртель, когда дверь за секретаршей закрылась.

– Климов-то? Да так, из моих… Думаешь, шантажист может быть связан с клубом?

Фиртель пожал плечами. Следов улыбки на лице прокурора уже не было. Он сощурил глаза, пристально посмотрев на своего гостя.

– Сейчас, погодь, дай подумать, я задачу понял.

Полянский мерил шагами кабинет, заложив руки за спину и глядя то в пол, то на потолок, неестественно высоко запрокидывая голову. Коренастый, подвижный, с большой лысиной, он походил сейчас на Ленина, каким мы его знаем по старым советским фильмам. Не хватало усов и характерной бородки.

– Диспетчер, говоришь… Элеонору с «пыжиком» примирить, значит…

– Ну может не примирить, он разве от своей новой уйдёт, да и Норка та ещё стерва, сама бойфрендами увешана, как елочными игрушками…

– Погодь, погодь, дружочек. Есть у меня одна зацепочка, дай минутку… Сейчас, сейчас…

Фиртель замолчал, внимательно следя за движениями желваков прокурора, продолжающего ходить по кабинету.

– У нас свой клуб, не хуже этого, – он мотнул головой на визитку, лежащую на столе, – не хуже, хуже, уже, же и е… – бормотал себе под нос Полянский. – Так всё! – Он резко остановился перед своим гостем, положил руку ему на плечо. – Ты иди с Богом, я тут кое-что порешаю, позвоню тебе. Если удастся, то сегодня. Ни о чем не переживай и не думай. Мне уже самому интересно, что у тебя с этим клубом получится, – он вновь не сдержал улыбку. – Главное я задачу понял. Дело-то и впрямь ПэЖэ купил, знаю я этого… Шумное, шумное дельце… И грязное. Есть там, за что поворошить.

Полянский замолчал. Дверь кабинета распахнулась. Вошел молодой человек с военной выправкой, держа в руке кожаную папку. Сделал два шага вперед, кивнул в знак приветствия Фиртелю и застыл в пол-оборота, как бы приглашая гостя к выходу. Лев Наумович встал, посмотрел вопросительно на своего друга, тот подтвердил кивком и рукопожатием, что аудиенция закончена.

– До встречи, Сидор Каземирович!

– Созвонимся! Удачи тебе!

Через пятнадцать минут Полянский, отдав некоторые распоряжения по делу губернатора и его бывшей жены, вчитывался в текст, только что присланный ему по факсу из Управления ФСБ. На одной из страниц многостраничного текста имелась кое-какая информация об упомянутом «клубе». Данные не были должным образом систематизированы, представляли собой обрывочные сведения из разных источников о ТО (тайном обществе) «VSEM». Было очевидно, что всерьез органы его разработку не вели, хотя на заметке имели. А потому это был неофициальный документ, составленный разными людьми по собственной инициативе или по частному поручению вышестоящих лиц, и хранящийся среди прочего «мусора» в архивах третьестепенной важности. Имеющуюся скудную информацию наспех свалили в одну кучу по личной просьбе Полянского и без всяких с его стороны претензий на достоверность и указания источников.

« ТО VSEM (ВСЕМ) Другие названия: Vsяк; Мера; Дам; ТОV; Будем; Обрети. Время создания: ориентировочно конец 2004 – начало 2005 г. Предположительная связь короткой рекламной компании в газетах (перечень прилагается), проведенной летом и осенью 2005 года. Рекламные слоганы:

Помогу обрести (игра-эксперимент), тел.:

Будь настойчив и ты дозвонишься! Тел.:

Звони и обретешь! Тел.:

Дозвонись и обрети! Тел:

Всем! Всем! Всем! Тел.:

Условно заявлено как ТО – «Тайное общество», «товарищеское общество», «клуб партнеров по интересам: духовное развитие, творческая реализация, любовь, секс, здоровье, омоложение, бессмертие…». Лозунги: «Нет грубости, надменности, хамству, унижениям, насмешкам, моральному и физическому уродствам. Взаимопомощь, равенство членов. Нет неразрешимых проблем. Помоги товарищу и он поможет тебе».

Устава, учредительных документов, правил внутреннего распорядка, листовок, агитационных бюллетеней, заявлений, платежных ведомостей, бухгалтерской документации, списков членов, какой-либо печатной продукции не обнаружено, кроме карточек форматом 50х90 мм с названием организации и телефоном. Отпечатаны лазерным способом.

Способ привлечения новых членов (правила): оповещение о намерении привести нового члена; приглашение на Совет Общества (под видом любого привычного в миру повода); решение Совета.

Исключение из членов – голосованием (по требованию тайным или общим решением и открытым)

Встречи – для реализации основных интересов и задач общества.

Вклады – одинаковые, посильные для каждого. С правом внесения дополнительных пожертвований (тайно или открыто).

Что может роднить людей, общество больше, чем узы крови? Что больше, чем родство генетическое? – содуховность, сопартнерство, сопричастность. Любовь, страсть, взаимокомфортность.

Решение индивидуальных задач (проблем): ….

Добровольное принятие участия в решении задачи.

Варианты участия без ограничений, кроме непосредственных денег (мат. помощь исключена, запрещено – как просьба, так и волеизъявление, за исключением случаев, когда выделение денежных средств из казны Общества на решение индивидуальной задачи позволяет решить и задачи общества (в интересах общества).

Система осведомления. Почтовый ящик (тайный ящик) – не установлен. Уведомление Совета членами Общества о нарушении Правил или несоответствии требованиям Общества.

Суть – желая обрести, ты должен быть готовым отдать что-то взамен. Все, кроме непосредственно денег: Любовь, здоровье, молодость, бессмертие, дружба, общение, острые ощущения, свобода, независимость, тишина и одиночество, шумная компания, общество единомышленников и т.д. Любая задача выполнима. Все дело в сроках и средствах.

Каждое желание попадает в одну из категорий.

Формируется пара «желание-плата»: возьму-отдам, беру-даю, принимаю-передаю, приму-подарю, продам-куплю, одолжу-возьму в долг… Все кроме денег!

Курьеры-посредники. Не выявлены.

На обработку заявки – от нескольких часов до нескольких дней.

Алгоритм выполнения заявки держится в секрете. Не выяснено.

Ни один из участников не знает о своем истинном предназначении в решении общих задач. Он выполняет только конкретное поручение – сходи, позвони, достань, передай…

Факир и Фея – координаторы. Не установлены.

Кто-то готов заплатить, кто-то чем-то пожертвовать (временем, предметом, трудом, участием, интеллектом, знаниями, информацией и т.д.)

Корректировка условий возможна в процессе обработки заявки (дай больше, подожди подольше, попроси поменьше).

Варианты ответа операторов (диспетчеров) на отдельные вопросы (относительно структуры общества, в частности):

– Любые Ваши проблемы будут решены.

– Я посредник, всей информацией не обладаю.

– Вы хотели бы сами участвовать в проекте? Готовы ответить на несколько звонков и собрать информацию о человеке: Что хочет? Что может дать взамен? Телефон для связи.

Выдержка из текстового файла (извлечено из ПК Хворостина С.С., проходившего по подозрению в даче взятки должностному лицу \\ факту по делу №…. от 12.08.2006, делопроизводство Фрунзенского РОВД №….\\ Дело закрыто за недостаточностью улик). Предположительно имеет отношение к ТО «VSEM» :

[[Инстр. «Для диспетчера ТО V»: Категории абонентов:

– Готов заплатить – 1

– Готов дать – 2

– Даст востребуемое – 2а

– Редкое, но уникальное – 2б

– Ничтожное – 2в

– Готов «заплатить» сразу – 1а

– «Заплатит» за гарантию – 1б

– «Заплатит» по факту – 1в

– «Заплатит» посреднику – 1z

– «Заплатит» исполнителю – 1x

Прим.: Слова «заплатить», «плата» не предполагают движение денежных средств. Используются в значениях «принять участие», «участвовать в акции», «не денежный вклад в дело Общества» и т.д.]]

Установленные лица: Операторы (список прилагается, всего 5 человек, некоторые работают под псевдонимами). Члены (список, всего 12 человек). Организаторы, руководители, члены гипотетического «Совета Общества» не известны. Из неофициальных бесед с установленными рядовыми членами общества относительно структуры общества, его численности, руководителей, других участников, стратегических планов сведения ничтожны. Общее впечатление: ограниченная информированность рядовых участников-волонтеров, тщательная законспирированность организаторов. Задачи, планы, коммерческие, общественные или политические мотивы не ясны.

Нарушений законодательства не выявлено…. Предположительно существует казна Общества. Проверенных данных нет. По банковской системе информация не проходит. Оснований для официальных следственных мероприятий нет.

Глава 5. Ломки Макса.

– Нашёл симку. У распространителей от МТС за сотку купил, – радостно улыбаясь, начал было рассказывать о своей находчивости вошедший в комнату Васька.

– Какие там на хрен распространители, – нервно прошипел Макс, выхватывая из протянутой руки относительно легко добытую чистую сим-карту с 10 минутами оплаченного разговора. – Сколько тут?

– Чего? – не понял Василий.

– Минут сколько, чудо? – сопроводил подзатыльником свой уточняющий вопрос Макс.

– А-а! Десять, сказали.

Макс резко распахнул створку шкафа и начал одеваться.

– Мне и минуты хватит. За глаза, – молвил он себе под нос. Затем резко оглянулся и потеплевшим голосом сказал:

– Без обид, Василёк. Ага?

– Ага.

И Вася Терёхин остался в комнате один, озадаченный поспешными сборами явно задумавшего какую-то новую авантюру Макса.

Макса ломало. Синдром абстиненции. Всяко было – и на скорой увозили, и в «дурке» лежал. Нет, не в связи с передозировкой, до этого, Бог миловал, ни разу не доходило – завязать пытался. Завязывал, а потом опять срывался. Не по слабости духа, а так, изначально не ставил себе задачей бросить наркотики навсегда. Сейчас же было совсем другое дело. Намерение вынашивалось давно, а в связи с последними событиями – раздвоением ли личности, или иной какой напастью – оно не просто сформировалось окончательно, а превратилось в параноидальную сверхидею, в идефикс, когда никаких сомнений и душевных метаний уже нет, а есть железобетонное холодное знание, что ТАК БУДЕТ. И не стремление проверить или укрепить свою волю являлось движущим мотивом, а упрямое сопротивление силе, которая начинает тебя подчинять себе.

«На Ваську рявкую и в дело, и без дела, сна лишился, брежу наяву, дела рассыпаются одно за другим, народ шепчется… Нехорошо. Баста!», – вот и все, что Макс себе сказал сутки назад. Ну и конечно, им завладел спортивный азарт вычислить, откуда ветер дует – эти нашёптывания в голове, а может в сердце, а может и в душе, в существование которой Погорелов не верил. Нет, душу, как философско-поэтическое понятие, пожалуй, и допускал, но никак не иначе. И ещё Макс игнорировал понятие «совесть» – и в речи, и в мыслях. Хорошей заменой ей он считал понятия «честь», «достоинство», особенно в разговорно-фольклорной интерпретации: «масть», «фасон», «марка» и «маза». Однако вселившийся «чужой» гнездился не в голове, не сознании, не в сердце, и уж никак не в «масти» или «фасоне». Непривычные внутренние переживания словно раздували изнутри какое-то сверхтелесное пространство, или образовывали его и требовали дать этому пространству определение. Вот тут-то и приходило на ум единственно приемлемое: Душа.

…Такси кралось по скользким улицам, прошел небольшой дождичёк со снегом, про который москвичи уже начали забывать к середине апреля. Путь лежал к Павелецкому вокзалу. По телефону Макс уже навел необходимые справки в справочной ЖД. С собой, кроме пятисот долларов и пяти тысяч рублей, путник ничего не имел. Рассчитавшись с водителем, он прошел к пригородным билетным кассам. Взял без хлопот билет на электричку, до которой оставалось полчаса. В книжном киоске Макс долго рассматривал обложки всякой макулатуры, наконец, купил ни о чем не говорящего автора брошюрку, как показалось, из разряда дорожного чтива, лишь бы занять мысли, попил водички, выкурил сигарету и направился на перрон. Объявили его поезд. Часы показывали 14:15, до отправки 10 минут.

В поезде не сиделось. Несколько раз он принимался читать книгу, но ломка давала о себе знать всё сильнее. Обливаясь потом, Макс несколько раз выбегал в тамбур, нервно курил. Внутренности мелко вибрировали, иногда всё тело сводило судорогой. Суставы выворачивало. Мышцы болели. Шмыгая носом и сожалея, что с собой нет носового платка, Погорелов последний час пути преимущественно провел на ногах. Хотелось беспрестанно двигаться. Но простора для этого не хватало. Переходя из вагона в вагон, он задерживался ненадолго в тамбуре, напрягая волю, чтобы не сорваться на кого-нибудь из курильщиков, то и дело хлопающих раздвижными дверьми. От табачного чада слезились глаза и без того воспалённые. Жажду общения, какая бывает часто во время ломок, Макс тщательно подавлял. Это ему и раньше удавалось без особых проблем, но сейчас дело осложнялось вновь возникшим в голове нудным и невнятным монологом «неизвестного». Можно было бы попытаться унять его посредством живого разговора с кем-нибудь. Или с помощью чтения вслух, например. Но ни того, ни другого делать не хотелось. «Неизвестный» иногда замолкал, будто ожидая реакции Макса или приглашая его к диалогу. Но Погорелов упорно не откликался, лишь иногда мысленно посылая «неизвестного» к дъяволу.

В очередном тамбуре двое молодых людей приставали к девушке. Видимо, все трое были из одной компании. Девица с глазами небесного цвета сопротивлялась весьма условно, скорее кокетничала. Макс не намерен был задерживаться здесь и собирался уже распахнуть дверь, чтобы продолжить свое путешествие по вагонам, как голубоглазка окликнула его:

– Что же вы, молодой человек, меня не защитите?

Парни вызывающе посмотрели на незнакомца. А тот остановился и бросил хмурый взгляд на троицу. В этот момент у самого его уха отчетливо раздался женский приглушённый голос: «Не связывайся, иди дальше». Макс даже повел плечом, как отмахиваются от комара.

В это же время кто-то из двоих задир брезгливо бросил:

– Да ты глянь, его кумар долбит! Косячка не будет, брателло?

«Не реагируй, иди!» – повелел снова все тот же голос.

– Чё как пень встал? – не унимался подстрекатель. – Топай давай!

Никогда ещё Погорелов не оказывался в столь примитивной своей киношностью ситуации. Обычно такого просто не могло с ним произойти, какие-то неуловимые внешние черты, некая волчья харизма, энергетика лидера, альфа-самца в конце концов, гарантированно блокировали у кого-либо всякое желание без повода нагрубить, нахамить, или неосторожным словом как-то задеть Макса. Неслыханная дерзость случайных встречных у иного могла бы вызвать мгновенную и предсказуемую реакцию, но не у Погорелова. Проигнорировав странное предупреждение, он приготовился к абсолютно нестандартному ходу, звериным своим чутьем просчитав ближайшие ходы компании вагонных разбойников-кидал. Боковым зрением он заметил как за стеклом дверей, на ближайших к ним местам напряглась «группа поддержки», готовая в любую секунду ворваться в тамбур и «засвидетельствовать» непристойные намерения их жертвы по отношению к девушке, а может и примитивно ограбить, спровоцировав драку. Жертвой, конечно, был опрометчиво выбран по виду несчастный наркоман, мечущийся всю поездку по вагонам. Наметанному глазу, правда, показалось, что наркомана хоть и ломает, но не из-за отсутствия денег на дозу, а по другим причинам. Как раз деньжата у него по всем признакам водились – одет неплохо, часы на руке «не хилые», задний карман брюк подозрительно топорщится, мобильник тренькнул разок где-то в куртке. Все члены шайки вероятнее всего были трезвые, оружия с собой никакого не имели на случай милицейского разбирательства, так что ребята в любом случае окажутся чисты. А куда подевалась пачка купюр из кармана одного из участников драки, кто потом разберёт в суматохе, когда честь девушки защищали совершенно незнакомые друг другу попутчики? Макс понимал, что попал в западню, в которой любое его активное действие или бездействие будет в равной степени использовано против него. Беспроигрышный сценарий отъёма денег. И в этой ситуации он сделал следующее.

Оставаясь в прежнем положении и придерживая полуоткрытую дверь тамбура, Макс достал из заднего кармана то, что не давало покоя грабителям, «уронил» себе под ноги и придавил подошвой лакированного туфля. Резко распахнул дверь, быстро миновал межвагонное пространство, и почти ничком растянулся в тамбуре следующего вагона. Здесь тоже стояло двое молодых парней, вероятнее всего, члены всё той же компании. Они вряд ли успели понять что-то. Упавший на их глазах человек конвульсивно содрогнулся и обмяк. Заподозрить игру было невозможно, Станиславский бы аплодировал. Этим двоим ничего не оставалось, как либо уходить, либо изобразить участие – так они и поступили. Один склонился над упавшим, а другой в распахнутые двери вагона громко крикнул:

– Человеку плохо! Врач есть?

Врач, мужчина средних лет, нашёлся. Вокруг столпилось несколько пассажиров, готовых оказать помощь и просто любопытствующих.

В то же самое время три пары глаз несколько секунд удивленно смотрели на то, что не дало захлопнуться тяжелой тамбурной двери – карманная книга в мягкой обложке, грубо сложенная пополам. Она трепыхалась на сквозняке под металлический лязг. Максим Погорелов не имел привычки носить деньги напоказ. Куда он их прятал – и при профессиональном обыске-то не всегда можно было найти.

…Макс «пришёл в себя» довольно быстро, шепнув доктору на ухо:

– Обморок, простите. Не выношу поездов. Вы врач?

– Да. У вас пульс…

– Ничего, сейчас пройдет, это бывает. Я присяду. Возле вас есть место, если позволите?

– Да, конечно.

Погорелов по обыкновению быстро выбросил из головы инцидент, из которого выкрутился довольно легко и без геройства, а вот о предостерёгшем его голосе задумался всерьез. В одном пока он был твердо убеждён – это не галлюцинация. Голос звучал также явственно, как из телефонной трубки. Наверное, его могли бы услышать и те трое, будь в тамбуре потише.

Поездная бригада начинающих ловцов удачи рассредоточилась по составу, не обнаруживая больше лёгкой жертвы и откровенно заскучав.

На станцию Макс прибыл вовремя. Скоро должны были объявить прибытие поезда Астрахань-Москва. Пока всё складывалось удачно.

– Прибытие поезда 093Ж Астрахань-Москва ожидается на 3 пути, нумерация вагонов начинается с головы поезда, стоянка двенадцать минут, – было объявлено по громкоговорителю, когда Макс Погорелов облокотившись на железные перила, стоял на пешеходном мосту и любовался множеством блестящих строгих линий, убегающих за горизонт.

Он так и простоял все 12 минут, перетаптываясь с ноги на ногу и рассматривая вагоны поезда, даже помахал им в след, когда Астраханский состав отправился в Москву. Можно было уехать на нём, наверняка билеты были. Однако, неторопливо спустившись на перрон и, чему-то улыбаясь, Макс благополучно сел в очередную электричку и через два часа вернулся в столицу.

Глава 4. Трубка. Василий Терёхин.

Максим считал, что это от наркотиков. Две недели назад ему внезапно показалось, что в его голове кто-то поселился. Напрашивалось: или шизофрения, или бесовская одержимость. И днём и ночью собственный разум словно вёл с кем-то диалог. Это трудно объяснить, поскольку ни языка, ни слов, на котором они могли бы произноситься, не было. Невыносимые первые дни прошли, и мало-мальски всё стало вставать на свои места. А героин и вовсе позволял отрешиться от действительности и на какой-то период забыться от временного (хотелось надеяться) повреждения рассудка. Вот только и слышать, и видеть, и даже думать Макс начал по-другому. Острее, чётче, объёмнее. Он и раньше-то отличался светлым умом.

Много лет назад, учась в школе, он фантазировал с друзьями на тему технологий будущего. В частности, в какое чудо техники превратится лет эдак через пятьдесят мобильный телефон. Предлагались версии наручного браслета, кулончика на груди, клипсы в ухе и даже микрочипа, вживлённого в мозг. Голографические изображения абонента, голос в голове, мысленный набор номера. Но самое оригинальное решение всё-таки было признано именно за Максом. Зачем изобретать или совершенствовать давно существующий велосипед, рассуждал он, природа сама всё за нас придумала. Мысли наши – самое универсальное средство передачи информации. Но в большинстве своём они надёжно скрыты от других людей. Если установить природу несущих вибраций мысли, изобрести соответствующий приёмник-декодер и вопрос связи решён радикально. Искусственная белковая молекула встраивается в генетический аппарат ребёнка и дешифратор чужих мыслей у тебя в организме, причём совершенствуется и «растёт» вместе с тобой. Мысленная команда включает-выключает его, регулирует индивидуальные настройки, связывает тебя с нужным человеком, демонстрирует любые визуальные образы. А дальше – по уже натоптанному пути любой коммутационной программы или компьютерной игры: каким хочешь выставляешь свой аватар на всеобщее обозрение (или в соответствии с «группой контактов»), свободно регулируешь «абонентский справочник», на ходу меняешь многочисленные способы связи, настройки различных фильтров, баз данных, личных характеристик и параметров абонентов. Идеальная, самосовершенствующаяся модель с безграничными возможностями обмена информацией. Ни телефон, ни Интернет не нужны.

Сейчас Максу казалось, что некто изобрёл что-то подобное и тайно проводит эксперименты. А в число испытуемых случайно или преднамеренно угодил и Макс. В этом случае сильно страдало его самолюбие: «Да чтоб меня использовали как подопытную крысу – никогда!».

Пошёл час, как с заданием отыскать мобилу исчез личный «ординарец» Васёк. Первые проявления героиновой «ломки» давали о себе знать. Волевое решение пропустить очередную дозу входило в задачи, поставленные сутки назад. А задачи эти были таковы: выяснить, откуда «шиза». Метод последовательного исключения одной предполагаемой причины за другой должен был дать ответ. Если героин – одно дело, если шизофрения или иное психическое расстройство – другое, если же «вмешательство чужой воли извне» – третье. Третье и оно же самое неприятное. Была, правда, ещё одна версия, оккультная. Тогда требовался профессиональный экзорцист. Где его взять? По церквям ходить? К бабкам обращаться? Макс пока решил отбросить предположение об одержимости, поскольку слабо верил в эту «религиозно-мистическую муть» и вообще сильно сомневался в существовании бога или дьявола. Почему-то эта тема его раздражала, если не сказать бесила. Крещёным был в «бессознательном» детстве, да и только, а другой причастности – ни формальной, ни духовной к религии не имел. Макс даже считал, что над ним, беззащитным и безмолвным младенцем было совершено насилие. Так что истинного воцерквления не случилось.

«Итак, либо наркотики всему виной, либо кто-то посторонний. Переломаюсь – посмотрим…» – размышлял Макс, уверенный в своей силе воли.

Мысли его прервал робкий стук в дверь. Условное «та… та-та… та» одними ногтями пальцев ознаменовало возвращение Васька.

– Хрен ли скребёшься, заходи!

Раздражённый, грубоватый тон старшего был привычен «ординарцу», хотя всегда вызывал лёгкое волнение и трепет перед сильным, властным и загадочным Максом. Несмотря на выказываемое даже на людях пренебрежение к себе, Васёк терпел оскорбления и подзатыльники, не всегда отдавая себе в этом отчет. Но будучи наделённым от природы высоким интеллектом и чистой душой, он, почти готов был признаться себе, что по природе своей, наверное, призван быть безропотным исполнителем, легко подчиняемым власти другого, более сильного человека, лидера. Кроме того, Макс, как бы там ни было, часто проявлял милость: давал денег, защищал от нападок посторонних. А однажды произошёл случай, который приоткрывает сущность отношений двух совершенно разных людей – Максима Погорелова и Василия Терёхина.

Только-только с большими проблемами став студентом, Василёк определившийся с общежитием, попал, как говорят, в нехорошую компанию. Робкий деревенский парень, он происходил из обычной семьи трудяг, в которой пили в меру, матерились к месту, и отношения выясняли в случае конфликтных ситуаций мирно, за стаканчиком первача, а чаще вишнёвой наливочки. В красном углу старой покосившейся избы висели образа с чадящей по праздникам лампадкой (именно лампадкой, а не восковых свечей). Старший брат Владимир погиб во вторую чеченскую кампанию, и по правую сторону от иконы Божьей Матери в лакированной деревянной рамке смотрел на своих родных бравый солдат в заломленном на затылок берете. Других детей в семье не было, вся любовь и забота родителей, старенького отца и часто плачущей матушки, досталась младшему сыну. Учился он в школе неплохо, и каково же было счастье для всех, когда так же успешно были сданы экзамены в сельскохозяйственный институт. Правда, возникли некоторые проблемы при зачислении. Старикам пришлось влезть в большущие по их меркам долги, чтобы сын стал полноценным студентом. Прожорливое руководство института никак не хотело учитывать способности абитуриента, все решали деньги. Непомерные взятки вогнали немногочисленную родню Василия в такую долговую кабалу, что вылезти когда-либо из нее не представлялось возможным.

И вот общежитие. В разгульную и распутную студенческую жизнь Василёк никак не вписывался и стал подвергаться откровенным издевательствам со стороны общежицких и старожилов и, что самое обидное, таких же первокурсников, как и миролюбивый и безответный Василий Терёхин.

То, что его звали Лох-Терёх, Тетеря, Васяк-босяк и просто Чума и Чмо было не настолько обидно, как всяческие попытки унизить его перед девчонками. А что и вовсе не мог он снести, так это оскорбления и унижения со стороны самих девушек. За что? Да за то, что он кругом был белой вороной. Травку не курил, не кололся, спиртное не употреблял, нецензурно не выражался, никаких тусовок не посещал. Зубрил уроки, самоотверженно вгрызался в гранит науки. Да и цветом волос был белый, даже ресницы бесцветные. Мальчик и ростом не вышел, пухленький, улыбчивый, со всеми приветливый, несмотря ни на что. Только по ночам, запершись в туалете, он выплакивал наедине с собой все, причинённые за день оскорбления, и вспоминал брата Володю, который никогда не давал в обиду своего Василька. Он молился ему как Богу, и просил дать силы и мужества, чтобы отстоять себя, или, по крайней мере, выдержать все мучения.

А однажды обкуренные старшекурсники просто надругались в душевой комнате над несчастным парнем. Его насиловали жестоко и с сатанинской изощрённостью. После этого Василий Терехин решил наложить на себя руки.

И тут в его жизни появился Макс.

Не приметить Макса Василий и раньше не мог. Это был дерзкий и сильный человек, которого боялись и уважали. Вроде и ростом не так уж был высок, и комплекцией не выделялся, и лицом не мачо. Немного сутуловатый, всегда хмурый, исподлобья взгляд, плотно сжатые губы, размыкающиеся только, чтобы показать звериный оскал, когда что-то сильно выводило его из себя. Да и говорил, почти не раскрывая рта, сквозь зубы, словно нехотя или даже с презрением. Поговаривали, что он мотал срок по малолетке, и наколки на кистях рук подтверждали это. Однако у женщин пользовался необъяснимой популярностью, а студенческая братия либо обходила его стороной, либо (а это был довольно узкий круг чем-то похожих на самого Макса) общались с ним ровно, но с нескрываемым уважением. Эдакий местный авторитет. К нему часто приезжали какие-то неизвестные для институтской среды молодые люди и девицы, внешний вид и одежда которых выдавали в них «породу». Человек-загадка, и это создавало вокруг него ореол мистической тайны.

Василий видел Макса довольно часто, поскольку тот наведывался к одному из Терёхинских соседей – молчаливому подозрительному малому со второго курса. А на их этаже были ещё две комнаты, называемых блат-хатами. Часто там устраивались «междусобойчики для взрослых», в общем-то тихие, но небезгрешные. До утра тянуло специфическим дымком, пахло перегаром, и то и дело в душ бегали полуобнаженные девки, причём «не местные». В эти дни и ночи в общаге наступала гробовая тишина. Если кто и выходил из своих «клеток», то предварительно выглянув из-за двери, короткими перебежками по стеночке быстро перемещался в нужном направлении.

О Максе лично Василию известно было почти что ничего. Но общее мнение поневоле складывалось. И это мнение Василий не мог назвать положительным. До случая с надругательством.

То, что произошло, мрачной вестью облетело в мгновение ока все общежитие, да и, пожалуй, институт – слишком много пьяных и разнузданных участников было причастно к той экзекуции, а также случайных свидетелей оргии оказалось немало. Но быстрее всего дошла информация до Макса.

Он появился, когда голый и трясущийся в шоке мальчонка заперся в туалете и смотрел на кафельные стены в полной решимости разбить об них свою несчастную голову. Мысли о матери и отце останавливали. Через дверь доносились не стихающие гиканья и безумный смех буйствующей компании. А когда по непонятным для Василия причинам все звуки внезапно стихли, раздался осторожный стук в прессованное дверное полотно.

– Открой Васёк, это Макс. Никогда не бойся никого. Я здесь.

От неожиданности Василий перестал дышать. Ему показалось, что это был голос брата Владимира, героя войны. Особенно это «Васёк» и «Никогда не бойся никого» – так мог сказать только родной брат. А сходство интонаций и тембра показалось ему разительным.

– Давай открывай, Васёк, всё путём. Я этим блядям тебя в обиду не дам. Со мной теперь дело иметь будут.

– Я не могу… – всхлипывая, прошептал Терёхин.

– Хорошо, будь тут, я тебе одежду принесу.

Макс беззвучно отошёл на несколько минут и также тихо появился.

– Держи.

Василий приоткрыл дверь и протянул одну руку. Но вместо одежды на своём запястье он почувствовал крепко сжавшиеся стальные пальцы. Макс с силой вытянул из туалета обнажённого трясущегося Васька и затолкал в соседнюю дверь, за которой была душевая.

– Приводи себя в порядок и сопли подотри, одежда здесь, – Макс положил её на лавку. – Пять минут жду. Покурю я. Заодно скажу тебе кое-что.

Пока Василий стоял под струями воды, пытаясь смыть вместе с грязью позор и унижения, Макс говорил. Тихо говорил, но каждое слово проникало в душу как целительный бальзам.

– Тебе, братец, измениться надо, и, если будешь послушным, я научу тебя жизни. Не той, которой живут эти свиньи, а настоящей, человеческой. Тогда всё пойдет на лад. Это не они тебя, а ты их трахнул, потому что скотству этому не поддался – наркоте, водяре, оскорблениям. Они тебя опускали, да силёнок не хватило. Видели – ты не такой, вот и бесились. И правильный, и учишься хорошо, к тому ж поступил без блата и бабла…

– Нет, батя с маманей денег дали в ректорат, а так бы я не поступил.

– Суки. Ладно, мы с тобой и их достанем. Но ведь, я слышал, ты отличник?

Василий молчал. Он жадно ловил каждое слово, упивался незримым сходством Макса с родным братом и ловил себя на мысли, что до сих пор ведь никогда не слышал голоса своего благожелателя. Только издали видел Погорелова и довольствовался скудными разговорами о нём. В частности, и о том, что Макс был в особом почёте у коменданта общежития.

– Ну а раз отличник, значит бабла они не заслужили. Учись по-прежнему, и твоим родителям они всё вернут, суки. Отвечаю.

…В коридоре, и, кажется, во всем общежитии стояла гробовая тишина, когда они с Максом перетащили вещи из комнаты Васи Терёхина на четвёртый этаж в двухместную комнату Макса Погорелова. Ни одной живой души они не встретили на своём пути.

На следующий день Вася случайно узнал, что его обидчики куда-то пропали, а ещё через неделю увидел приказ на институтской доске объявлений об их отчислении за употребление наркотиков и неуспеваемость. Всех. До единого.

Глава 2. Охранник.

Николай нервно курил прямо за рулём Мерседеса хозяина, что уже само по себе было смертоубийственной наглостью. Сам Фиртель мог позволить себе в машине что угодно: выпить, трахнуть случайную проститутку, прожечь окурком кожаную спинку сиденья, облевать салон… Но не приведи господи водителю-охраннику оставить в пепельнице смятую фольгу от жвачки, а уж тем более надымить в любом из автомобилей шефа. Но сейчас, похоже, это уже не имело значения. «Она» сказала: «Сиди, кури, пока не вернусь», значит надо сидеть и курить. С головой творилось черте что: словно не голова, а кастрюля с кипящей и булькающей кашей. По спине ещё пробегал судорожными волнами холодок животного страха, а перед глазами стояло лицо девушки, безмолвной и как-то странно улыбающейся. Коля отдавал себе отчет в том, что Лев Наумович наблюдает сейчас за ними по монитору, сплоховать нельзя, тем более девчонка какая-то. Семь лет на службе, всякое бывало: и вежливо увещевать знатных особ приходилось, выпроваживая их по приказу Фиртеля из его кабинета, и из машин вытряхивать наглых блатнячков, подрезавших на перекрестке респектабельную точилу Лейбы, и головы разбивать, и челюсти крошить, и на ствол животом ложиться. Бывший «вэдэвэшник» Кока-Кокаин, ещё с первой чеченской компании отличался иногда неконтролируемой жестокостью и безрассудной храбростью в ситуациях, когда смертельный риск не мог быть оправдан ни высокими мотивами, ни ура-патриотизмом, ни задетым честолюбием, ни фатальной безысходностью.

Сейчас, когда первый шок уже прошёл, Коля не мог взять в толк, что это было. Гипноз? Он никогда в него не верил, не наблюдал, и, в общем-то, не особо интересовался, как он может проявляться. В учебке чего-то втолковывали вроде, да отшибло всё за войну. Может, вот именно так: на тебя смотрят, а ты делаешь, что тебе велят? Так она, девка эта, и не велела ничего. В конце только сказала, типа, садись, кури пока. Вроде даже вежливо… Главное-то другое. Что она говорила перед этим? Или молчала? Просто смотрела, кажется, в глаза. Она и Фиртель. Фиртель через камеру видеонаблюдения, она – вживую. Только чётко-чётко ощущался испуг того, который в доме, даже картина нарисовалась смешная: он в тапочках и без штанов, в одной майке, грудь волосатую нервно чешет, немного согнулся, вперед подавшись, носом хлюпает, губами шевелит и щурится своими поросячими глазками в крохотный экранчик на стене. А вот она… Глазищами подведёнными с длинными ресницами вперилась, губы чуть кривятся то ли в ухмылке, то ли слово с них какое-то вот-вот сорвётся матерное, и наступает чуть.

Кока только руку успел отнять от её плеча, когда она у парадной двери стояла. Так спиной и пятился до самой машины, пока не уселся в неё. Вот теперь точно вспомнилось: сам задом шел да на девку смотрел. А она ведь так и стояла на крыльце. Метров десять миновал, пока в мерс не упёрся. «Садись, кури…». Хрень какая-то.

А в мозгу тем временем каша булькать перестала, поплыли картины разные, никак друг с другом не связанные. Братан, что в Рязани живёт…

«На свадьбе в прошлом году хорошо погуляли. Бабёшку он себе ничего нашёл, из местных, рязанских, крепенькая такая, дебёлая, соблазнительная… Что-то у них сейчас не в порядке, а что именно -– не понятно. Звонил что ли на днях, или сказал кто? Не помню… Как дочка Олюшка там в Москве? Мать её, Машка, сучка, трахается там небось с какими-нибудь богатенькими. И не проверишь. Да мне-то что, похеру всё. У меня Зинуля есть, классная тёла. Во, как о ней подумаю, вздымается всё, и в душе и ниже. Ух, залюблю, заласкаю… Чё-то мать не звонит. Надо утром звякнуть ей. А-а, приболела, небось, опять. Да, вон таблеток куча и теть Вера-соседка хлопочет рядом… Сон что ли?»

Николай вскинул голову, упавшую на руль, почесал слегка ушибленный лоб, выкинул в окно потухший между пальцами бычок сигареты. Удивился, как это его сморило вдруг. Никогда такого не замечал за собой. И видения странные какие-то, вроде и на сон не похожие. Он замер, пытаясь припомнить детали, что-то важное было среди них, быстро ускользающее… Ещё девка эта рыжая как наяву до сих пор перед глазами стоит…

Глава 3. Максим Погорелов.

– Васёк, телефончик надо достать, точнее симку. Левую какую-нибудь. Сп…ди что ль у кого.

– У кого?

– Или купи по левому паспорту.

– Где ж я паспорт возьму?

– Слушай, иди ты на х…! Доставай, где хочешь! Мне симка нужна срочно. Чистая, на неизвестное ни тебе, ни мне лицо. Понял?

– Понял. Сделаю.

– И саму мобилу, тоже левую. Давай соображай.

Молодой человек с взъерошенной головой перевернулся на скомканной кровати с живота на спину. В комнате институтского общежития на четвёртом этаже было только две койки. Имелось также кое-что из мебели и типичные атрибуты прогрессивного студенчества: два ноутбука, книги, россыпь дисков на столе, телевизор, холодильник, куча пустых пластиковых бутылок из-под пива под кроватью. В воздухе висело амбре.

– Макс, а может просто мобильник с симкой? Вон в соседнем корпусе одни раздолбаи живут…

– Да мне пох…., с симкой или без симки. Давай телефон срочно, но чтоб работал! Понял?

– Ага, понял. Сделаю.

Тот, который Макс, посмотрел на наручные часы, откинул руку. Она свесилась с кровати до самого пола, где и нащупала початую бутылку с «Бочкаревым». В несколько глотков осушив литровку, худощавый парень с нервным бледным лицом скрипнул кроватью, сел, босыми ступнями шлёпнув по полу. Не поднимая глаз на своего собеседника, он вяло махнул в его сторону тыльной стороной кисти, сверкнув невнятной татуировкой.

– Вали, давай… Раз понял. До двенадцати чтобы управился. И не запались мне!

Нескладный рыхловатый юноша, лет на несколько моложе Макса, вскочил со стула. Дверь комнаты захлопнулась за ним через секунду.

Макс, поступивший по настоянию родителей в институт сразу после армии, учился нехотя, больше повинуясь властному отцу. Типичный провинциал, похожий на всех, приехавших покорять Москву. Но в отличие от других, программирующих себя на успех, славу, деньги и карьеру, собственных серьёзных целей в жизни Макс не имел. Его устраивала нынешняя жизнь. Зажиточные родственники-сельчане (семья большая: папа-мама, бабки-дедки, тетки да дядьки – кто фермер, кто частный предприниматель-торгаш, кто в администрации служит) деньгами снабжали исправно – лишь бы толк с Максимки был. Однако некоторые приближенные уже начинали считать, что толку по определению быть не могло. Давно подсевший на героин, надежда односельчан Максим Погорелов никаких чужих надежд удовлетворить уже не мог. Жил одним днем, одной страстью, одной заботой – вовремя добыть дозу и чтобы деньги не кончались. Надо сказать, парень славился особой хитростью. Нет, не той артистичной изобретательностью, что свойственна всем наркоманам со стажем, а врождённой, когда анархичное сознание, лишённое определенного духовно-нравственного вектора, вступает в союз с прагматичным интеллектом. Макс давно понял, что истинного своего лица никому показывать нельзя. Только тогда ты по-настоящему вооружён по отношению к другим и защищён от неожиданностей судьбы. Ему не только удавалось скрывать своё пристрастие к наркотикам, но и умело манипулировать окружением, которое он сам и создал. Мирок, удобный и точно рассчитанный по силам и потребностям Максима Погорелова, студента пятого курса сельскохозяйственного института, делал его князьком собственного небольшого княжества и позволял извлекать из него все необходимые блага. А подданных своих чаще всего Макс использовал «в тёмную». Одним из таких подданных и был тот юноша-второкурсник по имени Василий, что отправился на поиски телефонной трубки, зачем-то внезапно понадобившейся старшему товарищу.

Клубок загадок вокруг чужих жизней.

Ну-ка, детишки, освободите песочницу для больших дядей. Совок оставьте. Ага, и ведёрко. Мы тут свои куличики полепим. Замок? И замок построим. Как же не умеем? Умеем. Э, братец, а ты что это куришь? Такой маленький, а уже куришь? И пьёшь?! А мамка знает? Девочка, ты чему смеёшься? Чему-чему? Вот так детки… Маленькие, глупые и такие развращённые. Ладно, стойте и смотрите. Глядишь, и из вас чего-нибудь путное слепим.

Вступление

Глава 1. Чужая жизнь. Фиртель Лев Наумович.

Рука немного подрагивала, сжимая телефон. Взгляд ещё и ещё раз пробегал по строчкам SMS-сообщения: «Вас заказали. Сдам заказчика и исполнителя. Мой гонорар – 20000 евро. В течение одного часа жду лишь одно SMS о согласии, после чего отвечу где и как приму деньги».

Через минуту мобильник тренькнул новым посланием:

«Время пошло. Разговоры по телефону исключены».

Номер доброжелателя ни о чём не говорил, набор из одиннадцати цифр. Тем не менее, палец рефлекторно нажал «send». Длинные гудки отсчитали положенное число раз, после чего вызов оборвался. На том конце, разумеется, никто не отвечал. Циферблат швейцарских золотых Breguet показывал 23-55. Итак, в распоряжении час…

Разнообразный и весьма доходный бизнес Фиртеля Льва Наумовича не исключал, а скорее гарантировал наличие и врагов, и завистников, и просто конкурентов, очень заинтересованных, чтобы случайный кирпич, упавший с крыши в нужный момент и в нужном месте, пришёлся точно по темечку лысой, как бильярдный шар, головы. Пятидесятипятилетнему предпринимателю, в недавнем прошлом депутату Государственной Думы Льву Наумовичу досталось в жизни и много хорошего – достойное происхождение, богатые родители, образование, и плохого – судимость и срок по статье 163 части 2 УК РСФСР («вымогательство, совершенное группой лиц по предварительному сговору», а попросту рэкет).

При крепком телосложении, хитрой голове и изворотливом интеллекте Лев Наумович с детства был всё же несколько трусоватым человеком. Но засвидетельствовать это могли немногие, да и то из числа оставшихся на бренной земле сверстников, кому доводилось в школьном туалете пинать Лёвчика, стучавшего в начальных классах директору и завучу на начинающих курильщиков. Он неспособен был постоять ни за себя, ни за товарищей, каковых, в общем-то, и не имелось. Учительнице не раз приходилось отправлять «примерного мальчика» с мокрыми штанами домой привести себя в порядок. А вот нажаловаться родителям, размазывая сопли, – это запросто. Те, приняв по-взрослому все необходимые меры, давали сынку, пусть и на время, но всё же реальное чувство отмщённости.

В институте Лёва занялся форцой, оброс соответствующим кругом знакомств. К делу подошёл творчески и научился быстро и успешно зарабатывать немалые деньги, чем и взял у судьбы реванш за бесславное детство.

К концу 80-х он достиг статуса «серого кардинала» скандально известного босса первой крупнейшей в городе ОПГ, став по сути мозговым центром зарождающихся криминальных элементов новой волны. Рэкет и вымогательства, наркотики и проститутки. Всё было: друзья, льстивые приятели, лицемерные подчинённые, преданные и брошенные жёны, ласковые любовницы, слава, деньги, роскошь, излишества, чуть пошаливающая печень, дорогие доктора и именитые адвокаты, свои люди во всех структурах власти и сферах деятельности. Но «скамеечки» избежать, тем не менее, не удалось. И на старуху бывает проруха.

…Итак, руки заметно дрожали. Благо рядом никого не было. Сигарету прикурить так элегантно, как обычно, не удалось. Странная эсэмэска застала Фиртеля дома в постели, ещё тёплой от только что выпровоженной девицы. Одноразовые утешницы были его слабостью: скоротечный и острый секс возбуждал больше. А разнообразие достигалось именно благодаря постоянной смене партнёрш. «Железý надо тренировать», – приговаривал верный друг Миша, домашний врач-уролог, честно борющийся с начинающейся аденомой простаты своего богатого пациента. Вот Лёва и тренировал. По собственному строгому графику.

Тревога стремительно перерастала в панику. Что это? Примитивный «развод», дешёвый шантаж, рассчитанный на лоха, или взаправду случайный доброхот-благодетель? Эффект внезапности, ограниченность времени на раздумья, бессилие, чтобы проверить достоверность сообщения выбивали из равновесия. Фиртель немного не узнавал себя. Ведь могла быть и другая реакция: возмущение, бешенство, ярость: «Кого решили «обуть»?! Меня?! Который сам разводил в своё время всю область?! Меня, баллотирующегося в областную Думу?!». Но вместо этого в душу просачивался животный, липкий страх и желание кому-то пожаловаться. Как в детстве.

Всесильные друзья из ФСБ легко «пробили» бы и запеленговали телефон, вытрясли бы душу из его хозяина вместе с необходимой информацией. Причём совсем задаром, безо всякого гонорара в размере каких-то там 20 тысяч у.е.

Кстати, эта сумма озадачивала, смущала и даже оскорбляла достоинство. По сути, предлагалось купить собственную жизнь за сущие гроши. Что это? Насмешка профессионала? Неискушённость дилетанта? Или принципиальность порядочного доброжелателя, обозначившего символическое вознаграждение? Мол, безвозмездно делиться такой информацией – вроде как даже неприлично по нынешним временам. «Сдам киску в добрые руки…». Сдают-то задаром, однако хоть пятачок, но поднести за живность полагается, иначе по поверью питомец может не прижиться в новом доме.

Лев Наумович накинул рубашку, натянул брюки. Опасливо покосился в сторону окна, непроизвольно пятясь от него подальше. Воображение усердно начало рисовать киллера, примеряющегося на соседней крыше, или пока только прохаживающегося под видом местного обывателя вдоль элитной многоэтажки. Так и виделось, как он беспечно поглядывает куда-то наверх, случайно «задевая» взором четвёртый этаж, где иногда проживает «заказанный объект». Пока проживает…

Эта квартира была приобретена специально для особых случаев, чаще интимного характера. О ней знали далеко не все, даже из самого близкого окружения. Именно здесь Лёва привык «зависать» с девочками.

Самообладание, отшлифованное годами, взяло, наконец, верх над глубоко запрятанной внутрь истинной трусоватой натурой.

– Коля, вечер добрый! Не спишь? – бодро произнес он в трубку своим обычным, чуть хрипловатым, голосом. – Запиши номерок, клиента мне вычисли поскорей, кто, где, откуда… Ага. Да побыстрее… Хорошо, минуту подожду.

Пока на том конце провода записывали цифры, в квартире зазвонил домофон. Монитор отображал неразборчивую издали картинку, когда хозяин квартиры выглянул в коридор. Фиртель подслеповато сощурился, медленно приближаясь к устройству на стене…

Улыбающиеся глаза незнакомой девушки смотрели прямо в линзу микроскопической камеры. Позади внезапной гостьи проглядывали бампер Мерседеса Фиртеля и фигура озадаченного водителя-охранника, уже держащего у уха телефон.

Звонок мобильника заставил Льва Наумовича снова вздрогнуть.

– Кто это?! – рявкнул он, одновременно рассмотрев на экране, как охранник прикрыл свободной ладонью трубку и отвернулся вполоборота к машине.

– Не знаю, Наумыч, коза какая-то прошла мимо, песенки напевая. И не думал, что к вам…

– Ко мне. Узнай, что хочет.

– Секунду.

Охранник уже направлялся к девице. Широкоугольная камера сильно искажала изображение и могучая фигура секьюрити, казалось, надвигалась на щуплую девушку как асфальтоукладочный каток…

…Фиртель, распахнув железную дверь, заворожено, как кролик на удава, смотрел на рыжеволосую девушку, стоящую на пороге. Она улыбалась чуть кривоватой, можно даже сказать, полупрезрительной улыбкой, что вовсе не портило её красоты. В сочетании с пронзительным уверенным взглядом, не выражающим ровным счетом ничего, эта улыбка придавала молодой женщине дьявольскую красоту мифической фурии. После того, что она проделала с охранником, Лев Наумович отказать девушке в гостеприимстве не рискнул.

– Я Светлана, – просто представилась гостья, – а ты Лейба.

Холеный палец с длинным перламутровым ногтем бесцеремонно уткнулся в живот оцепеневшему хозяину квартиры, отчего тот вздрогнул и попятился назад. Никто уже давно не называл его вслух по прозвищу «Лейба» – оно досталось ему на зоне от старых воров-евреев и не очень нравилось самому Лёве. Однако он прекрасно знал, что «за глаза» его по-прежнему так и кличут.

Света Царёва – так звали непрошенную гостью – уверенно шагнула внутрь квартиры и ногой, обутой в лакированный сапожок на высоком каблуке, захлопнула за собой дверь…