Уважаемые Пикабутяне! Дабы не забывать, зачем я, собственно, аккаунт заводил, публикую еще один старый рассказ. Следующий же пост я посвящу простому но эффективному инструменту скатывания (на самом деле нет) в пучину алкоголизма - домашним настойкам, как одному из самых простых способов начать делать вкусненькое бухлишко прямо у себя дома. Приятного чтения!
Я — человек, который обедает с самыми высокопоставленными лицами государства. Хорошая работа, высокооплачиваемая, только беспокойная. Ну и требовательная без всякой меры. Как это не удивительно, не каждый способен ее выполнять — требуется совершенно особый склад ума и характера, врожденная способность вызывать симпатию у любого человека. Ну и, конечно, соответствующие внешние данные — приятное и неброское, не вызывающее отвращения излишней смазливостью лицо, среднее телосложение, средний рост. Все простое, максимально не раздражающие, но и не приедающееся. Причина этих высоких требований проста.
Закон две тысячи сто шестого года «О непредвзятости управления». Очень важный документ, сильно изменивший в лучшую сторону весь мир, но уничтоживший судьбы людей управляющих обществом. Человек, выбранный на один из высших постов исполнительной власти — пост министра — просто удаляется от мира. Насовсем, до самой смерти. В общем, ничего приятного, не считая почета занимаемой должности и реальной, абсолютной власти, распространяющейся буквально на весь мир, кроме самого человека. Особенно если учесть, что до конца дней придется болтаться на правительственной станции на орбите Земли. К услугам любого из тридцати министров полная статистическая информация, самые последние новости. В качестве ложки дегтя – практически полное удаление из сферы человеческих отношений, да и вообще всего человеческого – помимо простой изоляции, это целый курс «лечения» седативами и транквилизаторами, за короткий промежуток времени, выборочно блокирующий роботу лимбической системы.
Единственный собеседник — сверхмощный вычислительный терминал, помогающий при принятии решений. Хотя не совсем единственный. Все-таки кое с кем министрам позволено контактировать. И один из этих людей — я. Профессиональный едок, как шутят некоторые. Я, а также еще пятьдесят девять человек, поочередно принимающие пищу в обеденное время с каждым из тридцати министров.
- Но как же дела там, на Земле? - медленно, размеренно, с почти незаметными тоскливыми нотками проговорил сидящий напротив меня престарелый, какой-то весь высушенный человек. В нем с трудом можно было узнать Феликса Коллинза — министра регулирования питания, если ориентироваться исключительно по фотографиям в журналах. Одиночество, пусть даже и искусственно прерываемое время от времени такими профессионалами, как я, уничтожает человека, несмотря на все попытки работы с психикой.
- Феликс, вы же понимаете, что я не могу говорить с вами на эти темы... - проговорил я насупившись. Нет, старик сдает не по дням, а по часам. Если даже «едоки» не могут толком повлиять на него, то, значит, жить ему осталось немного. Жаль, за двадцать лет работы Феликс был третьим по счету министром питания, причем, чуть ли не самым эффективным – чего стоит одна проблема голода в центральной Африке, которую он решил, перебазировав несколько пищевых производств синтетической пищи в бедный регион всего за пару лет. Впрочем, в остальных министерствах творится примерно то же самое.
- Да-да-да, я прекрасное знаю, просто проверял вашу компетентность, проверял на предмет подрывной деятельности… Вообще я хотел спросить другое — как вы относитесь к Шопену, - стараясь придать лицу довольное жизнью выражение. Неудачно.
- Чудесный композитор! Знаете... - начал я. Мой суфлер — человек, занимающийся банальным просмотром баз данных и подсказкой мне сведений, в которых я, стыдно признаться, плавал — принялся зачитывать мне сведения по Шопену, которые я, мгновенно перефразируя, принялся излагать моему собеседнику. Потом мой собеседник что-то ответил, потом снова я, потом он...
Беседа длилась еще минут двадцать, в соответствии со строгим временным регламентом. Громкий звонок раздался, как и обычно, неожиданно. Феликс замолк на середине фразы, уперев в меня тяжелый взгляд.
- Ну что же, господин Феликс, сами понимаете, мне пора.
- Конечно понимаю. Ну что же, всего доброго вам, еще увидимся.
Как только краткое прощание состоялось, я медленно поднялся и вышел из министерского отсека. Все-таки это тяжелая работа в моральном плане. На душе скребли особенно наглые кошки, которых бы неплохо и утихомирить. Феликс протянет еще пару месяцев, после чего... сердечный приступ, инсульт, просто сойдет с ума. Причем последнее наиболее не желательно. Когда с ума сошел министр энергетики лет пять назад – из строя вышли две ядерные электростанции и на устранение последствий ушло колоссальное количество времени и ресурсов. А министр питания может выкинуть что-то такое, что приведет к массовым отравлениям и смертям.
- Здравствуйте, эээээ... - раздался женский голос за моей спиной.
- Сэм. Сэм Брюквелл. Один из «едоков», - я повернулся и взглянул на девушку, стоящую позади.
Симпатичная, не худая и не высокая, возраст лет двадцать восемь — тридцать. Лицо не кричащее, в меру приятное, но без перегиба. Быстрый вердикт: достаточно привлекательна, но недосягаема. На этой станции в принципе абы кто появится не мог – возможно, это самый важный объект на орбите планеты.
- Странно, что-то я вас не помню, - проговорила она и задумчиво оглядела меня. Да уж, непонятно к чему она хотела придраться и главное зачем. В эту железную коробку, болтающуюся высоко над поверхностью планеты попасть хотели многие, но шанс предоставлялся единицам. Охрана на уровне, прошмыгнуть мимо нее не возможно.
- Да, я проехал, прицепившись к брюху челнока присосками ниндзя, а сейчас хожу и убиваю министров, чтобы ввергнуть человечество в хаос и анархию, - проговорил я с издевательскими нотками в голосе и засмеялся настолько злорадно, насколько был способен.
- Сэм! Все еще здесь? Разве твоя неделя не кончилась? Я думал ты уже на Земле, - Дик, должность которого на станции сводилась к чему-то, вроде заведования хозяйством, вывернул из-за угла и подал мне руку.
- Сам знаешь, мне спешить особо некуда. Потому я здесь, решил побеседовать с очаровательной дамой, как вас зовут, кстати?
- Джулия Сеймур, я из штаба министерства питания. Так вы действительно «едок»?
- Уже третий десяток лет как, - с гордостью произнес я, - первый день на станции?
- Нет, вторая неделя пошла, я на этой не работала — проворковала она и мило покраснела. Черт, давно я не видел, чтобы девушка краснела.
- Ну что же, не буду отвлекать вас от работы, пожалуй, двинусь ка я домой. Никогда не любил эти спуски с орбиты — сплошная нервотрепка. Вот вы Джулия, как к ним относитесь? - пролепетал я и, не давая ей ответить, продолжил — думаю тоже отрицательно. Ну что же, всего хорошего, до скорой встречи.
Я выдал на прощание дежурную улыбку сытого тигра и, в сопровождении Дика, двинулся прямо по коридору.
- Забавная девчонка, - проговорил Дик, после очередного поворота за угол. Станция, конечно была не особо большой — луна больше. Однако диаметр в два километра дал возможность проектировщикам развернуться и напихать внутрь правительственного шара бесконечно много хитрых ходов, поворотов и возможностей человеку непосвященному заплутать.
- Да уж, забавная ничего не скажешь.
- Еще и умная. Примерно, как мы с тобой, только умнее. Станет министром лет через пять, будешь с ней обедать — с улыбкой произнес главный завхоз планеты.
- Ну, положим, обедать я с ней буду не через пять лет, а раньше, я, кажется, сумею договориться. По моим расчетам, она как раз сейчас должна найти в кармане пиджака мою визитку.
***
Звонок коммуникатора застал меня уже вечером, когда я удобно устроился на диване, налив себе на три пальца виски. Все-таки смена не была легкой — Феликс вызывал определенные опасения, за обедом в последний раз вел себя довольно нервозно, что я и собирался указать в рапорте, когда до него дойдут руки. К тому же спуски с высокой орбиты в небольшой капсуле кого угодно способны доконать своим сходством с безумными американскими горками и перегрузками, от которых не спасает даже кисель компенсатора. Даже взлеты гораздо менее неприятны. В общем эту порцию алкоголя я заслужил.
Коммуникатор противно завизжал на столе, привлекая к себе внимание. Такое простое ухищрение — ставить на звонок наиболее противный звук, чтобы отвечать на вызов как можно быстрее. Сейчас, однако, настроения вскакивать с дивана и сломя голову нестись к столу не было — привычная домашняя ленность наполнила меня, едва я переступил порог своего дома. Медленно поднявшись с дивана, запахнув полы домашнего халата — как завзятый сибарит, я прошествовал к столу и, не глядя на экран, нажал на прием.
- Ну и как мне это понимать, - женский голос звучал холодно и ровно, не выражая никаких эмоций, кроме несколько наигранного недоумения, видимо, символизирующего возмущение.
- Что именно? - Спросил я, отрывая трубку от уха и смотря на экран коммуникатора. В глаза бросился неизвестный номер, голос тоже показался незнакомым, - кстати, с кем имею честь?
- Вашу визитку я сегодня обнаружила в своем кармане. Вас зовут Сэм Брюквелл, и вы редкостный хам.
- О, а вы на редкость красивы, - это была Джулия. Нет, я конечно ждал, что она позвонит, но не думал, что так скоро. Мне показалось, что пара дней покоя у меня будет – не походила она на человека, склонного к быстрым решениям.
- Не нужно засыпать меня комплиментами, вам это не поможет.
- Поможет в чем?
- Сами догадайтесь, - Джулия громко фыркнула в трубку — этот звук одинаково мог сойти и за чих и за смешок.
- Тогда зачем вы мне звоните? - поведение ее было странным и, довольно непонятным. Я мог бы подумать, что она таким образом заигрывает со мной, однако ее тон не согласовался с той частью женской натуры, о которой я смог худо-бедно составить представление за сорок лет своей жизни.
- Дать совет — не засоряйте чужие карманы, - проговорила она и замолчала.
- Ну что же... в таком случае, прошу меня простить. Однако... могу ли я попросить вас об одолжении?
- Смотря о каком.
- Не могли бы вы вернуть мне эту визитку? Я ими очень дорожу. Они достались мне в наследство от дедушки.
- Ну что же... наверное… с этим можно что-нибудь придумать.
- Оу, отлично! Что, насчет, например,... завтра пообедать?
- Вполне возможно. Ну что же, завтра в час?
***
- Сэм, ты слышал?
- Что случилось?
- Министр Феликс умер. Сердечный приступ, - Джулия выглядела подавленной. Ответственность, точнее, желание принять на себя ответственность за все, происходящее в мире порождало простую, но деструктивную черту характера — глубокое переживание за все, что может произойти. Тем более, что Феликс был для нее своеобразным богом — она попросту преклонялась перед его умом, да и, собственно, перед умом любого другого министра. Потому и стала оперативным помощником.
Для меня же, смерть министра не стала неожиданностью — наоборот, я прогнозировал это событие на гораздо более ранний срок. Я думал, он погибнет или сойдет с ума через два месяца после моего знакомства с Джулией, но мы встречались уже почти год, а он не умирал. Однако в итоге, конечно, все кончилось плачевно.
- Мне очень жаль милая, но... это было предсказуемо — он сильно сдал в последнее время, больше походил на мертвеца, чем на живого. Ну и кого теперь назначат на его пост? - спросил я и повернулся к Джулии, лежащей рядом на кровати. Что-то меня насторожило, но что именно — понять я не мог. Не сразу я осознал, что причиной этому послужило выражение ее лица. За тот год, прошедший после нашей встречи, я ни разу не видел ее такой. Видел, как она сердилась, видел, как смеялась, но кое-чего она не показывала никогда. Эмоция вины никогда не отражалась на ее лице. Просто, когда-то, она вбила себе в голову, что нельзя сожалеть о своих решениях и, как и всякая женщина, считающая себя хоть немного сильной, все время следовала данному себе некогда зароку.
Теперь же лицо ее как-то блекло светилось изнутри, как будто сигнализируя о решении принятой ею самой, которому она была не рада, но отказываться от которого она уже не могла — мешала упёртость.
- Так, кто же будет следующим министром питания? Кого назначат? - спросил я, уже догадываясь, что услышу.
- Мне предложили пост министра... иииии... я согласилась. Ты же знаешь — я мечтала о подобном всю жизнь. К обязанностям приступлю через неделю.
Я молча повернулся на другой бок. Сейчас сил говорить на эту тему не было дождаться бы утра.
***
Я ушел со службы профессионального «едока» после двадцати одного года успешной работы — к слову, после самой долгой карьеры за историю специальности. Последнюю неделю «вольной» жизни Джулии мы провели очень странно — то мы до пены изо рта ругались насчет принятого ею решения, то признавались друг другу в любви по сто раз в день и подолгу не выпускали из объятий. Все было очень странно и меня не покидало ощущение, будто я провожаю ее на эшафот. Однако неделя прошла, и Джулия вылетела на станцию. Там должна была пройти короткая церемония наречения министром для СМИ — народу зрелища нужны всегда, после чего она должна была пройти в отсек, который станет местом ее жизни до конца дней. Я вылетел на станцию на следующий день — как раз подошел к концу взятый отгул. Именно в тот день я столкнулся с самой жестокой шуткой судьбы, случавшейся со мной — в первый же день меня отправили на обед к новому министру питания.
Мы сидели друг напротив друга и молча ели. Хотелось бы мне посмотреть в глаза нашему руководителю, доказавшему таким образом свою профнепригодность. Сказать было нечего ни мне, ни ей. Мы были уже чужими людьми. Вернее, я был человеком, а Джулия превратилась в своеобразный придаток к информационному терминалу, занимающего добрую половину комнаты. Это был последний обед с высокопоставленными лицами в моей жизни. Я вышел из комнаты, бросив стоящему у выхода завхозу фразу насчет ухода в отставку, грустно зашагал к орбитальным спускаемым капсулам. Конечно, придется еще утрясать бумажные формальности с увольнением, однако для работы «едока» я больше не годился – эмоциональная вовлеченность в работу уничтожает такого специалиста. «Едок» должен быть еще менее эмоционален, чем министр, с которым он обедает. Все что я теперь мог — лишь бессильно представлять себе подавленную Джулию, мрачно хлебающую луковый суп напротив меня. Еще недавно, самого близкого мне человека, теперь, фактически, умершего для меня. Тогда, настроение мне испортить не смог даже плохо настроенный компенсатор, подаривший мне перелом руки при спуске — организм обычного человека плохо приспособлен к таким условиям окружающей среды. Хуже мне быть уже не могло — тяжело жить без смысла, каким ты его видишь.
Сейчас я живу в загородном доме. Шумный Нью-Йорк и шикарная квартира покинули мою жизнь уже через месяц после увольнения. Продав квартиру, добавив солидную сумму, я купил дом в глуши, из которого у меня нет нужды выбираться. За счет министерства мне оформили солидную пенсию, позволяющую жить в удовольствие с запросами, большими чем мои во много раз. Я, кажется сильно постарел — без седины, даже без морщин — с внешностью мне, все-таки, повезло. Однако чувствовать себя двадцатилетним, как в сорок лет, у меня не получалось. Три пальца виски три раза в день уже стали своеобразным ритуалом, причем алкоголизмом начать страдать я не опасаюсь — страхов, даже страха высоты, преследовавшего меня всю жизнь, не осталось.
![Марафон клона [1]](https://cs10.pikabu.ru/post_img/2018/10/05/11/1538769373183656452.jpg)
