Постмодернистская философия, представленная в работах Жан-Франсуа Лиотара и Мишеля Фуко, ставит под сомнение легитимность “великих нарративов” и исследует механизмы, посредством которых властные структуры осуществляют контроль над обществом.
Лиотар в своем труде “Состояние постмодерна” (1979) критикует “метанарративы” — всеобъемлющие объяснительные схемы, претендующие на универсальность. Фуко, в свою очередь, разрабатывает концепцию “власти-знания”, показывая, как дискурсивные практики формируют и поддерживают властные отношения.
Если внимательно изучить евангельские тексты, можно заметить, что Иисус систематически подрывал доминирующие дискурсы своего времени, бросая вызов политическим, экономическим и религиозным иерархиям, сложившимся в Иудее под римским владычеством. Его проповедь можно интерпретировать как стратегию деконструкции, направленную на разоблачение механизмов власти и утверждение альтернативной модели социальных отношений.
Для понимания революционного характера проповеди Иисуса необходимо рассмотреть сложную систему властных иерархий, существовавшую в Иудее I века н. э. Эта система представляла собой многослойную структуру, в которой переплетались политические, экономические и религиозные формы власти.
На политическом уровне Иудея находилась под властью Римской империи. После смерти Ирода Великого в 4 г. до н. э. территория была разделена между его сыновьями, а затем частично преобразована в римскую провинцию, управляемую прокураторами. Римская власть осуществлялась через систему налогообложения, военное присутствие и политический контроль над местной элитой.
Экономическая иерархия Иудеи характеризовалась глубоким неравенством. Земельная аристократия, включавшая крупных землевладельцев и богатых торговцев, контролировала значительную часть ресурсов. Большинство населения составляли мелкие земледельцы, ремесленники и безземельные крестьяне, которые были обременены долгами. Экономическая эксплуатация усугублялась двойным налогообложением: подати взимались как римскими властями, так и храмовой администрацией.
Религиозная иерархия была представлена храмовым жречеством — саддукеями, контролировавшими Иерусалимский храм, и фарисеями — влиятельной группой, определявшей толкование Торы. Синедрион, высший религиозный и судебный орган, состоял преимущественно из представителей этих групп. Религиозные лидеры не только толковали закон, но и определяли критерии ритуальной чистоты, что создавало систему социальной стратификации и исключения.
Наложение римской властной структуры на традиционную иудейскую создавало сложную конфигурацию, в которой религиозная элита часто выступала посредником между имперской властью и местным населением. Эта ситуация порождала напряженность и конфликты, а также различные формы сопротивления — от апокалиптических движений до вооруженных восстаний.
Иисус систематически подрывал легитимность существующих политических структур, предлагая радикально иное видение власти и общественного устройства. Его деконструкция политических иерархий проявлялась в нескольких аспектах.
Во-первых, центральным элементом проповеди Иисуса было возвещение Царства Божьего (или Царства Небесного) — альтернативной политической реальности, противопоставленной земным империям. “Приблизилось Царствие Небесное” (Мф. 4:17) — это заявление имело не только религиозное, но и политическое измерение, предвещая конец существующего порядка и установление нового.
Характерно, что Иисус описывал это Царство в терминах, подрывающих традиционные представления о власти и иерархии. В притчах он сравнивал Царство с горчичным зерном (Мк. 4:30–32) — малым и незначительным, но способным превратиться в нечто великое; с закваской (Мф. 13:33), работающей изнутри и постепенно преображающей всё тесто. Эти образы противоречили ожиданиям триумфального политического переворота и предлагали иную модель социальных изменений — через малые, но систематические акты сопротивления.
Во-вторых, Иисус прямо критиковал принципы осуществления власти, принятые в политических структурах его времени:
“Вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом” (Мф. 20:25–27).
Это высказывание представляет собой радикальную деконструкцию самой идеи политической власти как господства. Иисус не просто критикует злоупотребления властью, но предлагает перевернуть саму пирамиду власти, заменив принцип доминирования принципом горизонтального служения.
Показательна также реакция Иисуса на вопрос о подати кесарю: “Отдавайте кесарево кесарю, а Божие — Богу” (Мк. 12:17). Эта фраза, часто интерпретируемая как признание легитимности римской власти, при внимательном рассмотрении оказывается ее тонкой деконструкцией. Разделяя сферы влияния кесаря и Бога, Иисус фактически ограничивает претензии имперской власти на тотальный контроль и утверждает приоритет иной, неполитической лояльности.
Наконец, сама форма казни Иисуса — распятие, предназначенное для политических преступников, — и надпись на кресте “Царь Иудейский” свидетельствуют о том, что римские власти воспринимали его учение как политическую угрозу. Парадоксальным образом принятие этой унизительной смерти становится актом деконструкции самого механизма политического насилия, обнажая его произвол и бессилие перед иной формой власти.
Экономическая система Иудеи I века, характеризовавшаяся глубоким неравенством и эксплуатацией, также становится объектом систематической деконструкции в проповеди Иисуса. Его учение подрывало экономические иерархии и предлагало альтернативный взгляд на материальные ценности и распределение ресурсов.
Прежде всего, Иисус радикально переосмысливает само отношение к богатству и бедности. В Нагорной проповеди он провозглашает: “Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное” (Мф. 5:3), а в версии Луки эта фраза звучит еще более прямолинейно: “Блаженны нищие, ибо ваше есть Царствие Божие” (Лк. 6:20). Эти высказывания переворачивают традиционную экономическую иерархию, в которой богатство считалось знаком божественного благословения, а бедность — проклятием или следствием греха.
Иисус систематически критикует накопление богатства и материальных благ:
“Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут” (Мф. 6:19–20).
Особенно показательна история о богатом юноше, которому Иисус говорит:
“Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим, — и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною” (Мф. 19:21).
Комментируя реакцию юноши, который “отошел с печалью, потому что у него было большое имение”, Иисус произносит знаменитую фразу:
“Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие” (Мф. 19:24).
Эти высказывания не просто выражают моральное осуждение богатства, но представляют собой деконструкцию экономической системы, основанной на накоплении и концентрации ресурсов. Иисус предлагает альтернативную экономическую модель, основанную на принципах взаимности и перераспределения:
“Давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо какою мерою мерите, такою же отмерится и вам” (Лк. 6:38).
Притча о немилосердном должнике (Мф. 18:23–35) деконструирует систему долговой зависимости, показывая ее произвольный и потенциально разрушительный характер. Иисус предлагает радикальную альтернативу — прощение долгов, отраженное и в молитве “Отче наш”:
“И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим” (Мф. 6:12).
Наконец, сама практика совместной трапезы Иисуса с “мытарями и грешниками” представляет собой форму экономической деконструкции. Разделяя пищу с маргинализированными группами, Иисус создает альтернативную экономическую общность, основанную не на конкуренции и накоплении, а на солидарности и взаимной поддержке.
Иисус систематически подрывал авторитет религиозных лидеров, оспаривал их толкование закона и предлагал альтернативное понимание отношений между Богом и человеком.
Иисус неоднократно вступал в конфликт с фарисеями и книжниками по вопросам соблюдения субботы, ритуальной чистоты и толкования Торы. В этих спорах он деконструировал саму основу их религиозного авторитета — претензию на исключительное право толкования божественного закона.
Особенно ярко эта деконструкция проявляется в 23-й главе Евангелия от Матфея, где Иисус произносит серию обличений против книжников и фарисеев:
“На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят — и не делают: связывают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их” (Мф. 23:2–4).
Иисус обвиняет религиозных лидеров в лицемерии, показном благочестии и использовании религии для получения социальных привилегий:
“Все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди: расширяют хранилища свои и увеличивают воскрилия одежд своих; также любят предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах, и приветствия в народных собраниях, и чтобы люди звали их: учитель! учитель!” (Мф. 23:5–7).
Этой практике Иисус противопоставляет принципиально иную модель религиозного авторитета:
“А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель — Христос; все же вы — братья. И отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах. И не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник — Христос” (Мф. 23:8–10).
Здесь мы видим радикальную деконструкцию самой идеи религиозной иерархии. Иисус не просто критикует злоупотребления религиозной властью, но подрывает саму легитимность посреднической роли религиозных лидеров, утверждая прямые отношения между Богом и человеком.
Показательно также отношение Иисуса к храмовому культу. Акт очищения храма (Мк. 11:15–17) можно интерпретировать как символическую деконструкцию храмовой системы, которая была центром не только религиозной, но и экономической власти в иудейском обществе. Иисус обвиняет храмовую администрацию в превращении “дома молитвы” в “вертеп разбойников”, тем самым ставя под сомнение легитимность всей храмовой системы.
Предсказание разрушения храма (Мк. 13:1–2) и слова о поклонении Богу в духе и истине» (Ин. 4:23–24) указывают на еще более радикальную деконструкцию — отрицание необходимости самого института храма как места встречи с Богом. Эта деконструкция подрывала основы не только религиозной, но и социально-политической системы, в которой храм играл центральную роль.
Пастырская власть Фуко и ее деконструкция в проповеди Иисуса
Концепция “пастырской власти”, разработанная Мишелем Фуко, представляет особый интерес для анализа деконструктивного потенциала проповеди Иисуса. Фуко определяет пастырскую власть как форму власти, возникшую в контексте иудео-христианской традиции и характеризующуюся следующими чертами:
Она направлена на обеспечение благополучия “паствы” как коллектива и каждого индивида в отдельности.
Она требует знания внутреннего мира, души каждого члена “паствы”.
Она предполагает послушание как самоцель, а не средство достижения какого-либо результата.
Она связана с практиками исповеди и самоотречения.
По мнению Фуко, пастырская власть стала прототипом современных форм биовласти, осуществляемой через институты здравоохранения, образования и социального обеспечения.
Иисус, используя образ пастыря в своей проповеди, деконструирует традиционные формы пастырской власти. В притче о добром пастыре (Ин. 10:1-18) он противопоставляет истинного пастыря “наемнику”, для которого овцы — лишь средство получения выгоды:
“Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их” (Ин. 10:11-12).
Эта метафора деконструирует традиционное понимание пастырской власти как контроля и эксплуатации. Иисус переворачивает отношения власти: не пастырь эксплуатирует стадо, а жертвует собой ради него. Более того, отношения между пастырем и овцами основаны не на слепом подчинении, а на взаимном знании и доверии:
“Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня” (Ин. 10:14).
Иисус также деконструирует практику религиозного наставничества, которая в иудаизме его времени была связана с детальной регламентацией повседневной жизни. Вместо множества предписаний он сводит закон к двум основным заповедям — любви к Богу и ближнему (Мк. 12:29-31), предоставляя индивиду гораздо большую автономию в интерпретации этих принципов.
Характерно, что Иисус критикует практики публичной молитвы и демонстративного благочестия, которые можно рассматривать как формы “исповедальных практик” в терминологии Фуко:
“И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно” (Мф. 6:5-6).
Здесь Иисус противопоставляет публичной, социально контролируемой религиозности приватную, непосредственную связь с Богом, тем самым деконструируя механизмы пастырского контроля над внутренним миром человека.
Анализируя деконструктивный потенциал проповеди Иисуса, можно заметить, что он не призывал к прямому политическому восстанию против римской власти или насильственному свержению религиозной элиты. Вместо этого его стратегия сопротивления властным иерархиям заключалась в пропаганде систематических микроактов сопротивления, которые постепенно подрывали легитимность существующего порядка.
Эта стратегия проявляется в нескольких аспектах:
Переосмысление повседневных практик. Иисус придавал новое значение обыденным действиям, превращая их в акты сопротивления. Например, совместная трапеза с “мытарями и грешниками” становилась не просто приемом пищи, но символическим актом, подрывающим существующую социальную иерархию.
Использование притч и парадоксов. Притчи Иисуса часто содержат неожиданные повороты, подрывающие традиционные ожидания слушателей. В притче о милосердном самарянине (Лк. 10:30-37) представитель презираемой этнической группы оказывается образцом нравственного поведения, что деконструирует этнические и религиозные стереотипы.
Ненасильственное сопротивление. Знаменитый принцип “подставь другую щеку” (Мф. 5:39) можно интерпретировать не как призыв к пассивности, а как стратегию ненасильственного сопротивления, которая лишает агрессора психологического превосходства и обнажает произвол власти.
Создание альтернативного сообщества. Иисус формировал вокруг себя общину, живущую по принципам, альтернативным доминирующим социальным нормам. Это сообщество характеризовалось равенством, взаимной поддержкой и отказом от традиционных иерархий.
Переопределение языка. Иисус систематически переопределял ключевые понятия своего времени, наполняя их новым содержанием. Так, концепция “Царства Божьего” приобретала у него значение, радикально отличное от традиционных мессианских ожиданий.
Эта стратегия микроактов сопротивления имеет прямые параллели с концепцией “микрофизики власти” Фуко и его представлением о том, что сопротивление власти должно осуществляться на том же микроуровне, на котором функционирует сама власть.
Анализ проповеди Иисуса через призму постмодернистской философии позволяет увидеть в нем радикального деконструктора властных иерархий своего времени. Его учение систематически подрывало легитимность политических, экономических и религиозных структур, предлагая альтернативную модель социальных отношений, основанную на равенстве, взаимности и отказе от доминирования.
Революционность Иисуса заключалась не в призыве к насильственному перевороту, а в последовательной деконструкции самих оснований властных отношений. Он не стремился захватить существующие структуры власти, но показывал их произвольный, исторически обусловленный характер и предлагал принципиально иную логику социальной организации.
В этом смысле проповедь Иисуса можно рассматривать как предвосхищение постмодернистской критики “великих нарративов” и властных дискурсов. Подобно философам постмодерна, он обнажал механизмы, посредством которых власть легитимирует себя и осуществляет контроль над обществом, и предлагал стратегии сопротивления этим механизмам.
