Лига психотерапии

С рождения сына она знала, что с ребёнком у неё что-то не так. Старший был ближе к сердцу, роднее, хоть и ершистый; младшая была ласковая, болтушка и проказница. А со средним она знала - не складывается.

Свою тонну книг по воспитанию детей она перечитала ещё в молодости. Сыну, казалось, ничего от них не надо: ни подарков, ни объятий. С детьми во дворе особо не играл, сторонился. К отцу тянулся, ездил с ним на рыбалку. Остальное было ему не интересно.

У неё попросил однажды набор инструмента для резьбы по дереву. Это было в его седьмом классе. Она удивилась, стала узнавать, что лучше купить. Никаких денег было не жалко, билась одна мысль - хоть так дать то, что не додала, не вложила, не долюбила. Поиски свели её с мастером резьбы по дереву, у него сын и перенял основы ремесла.

В школе учился сам, хорошо. После школы сын уехал из их маленького города в большой, поступил. Домой не приезжал, - начал подрабатывать. В гости не приглашал, а они показаться дома и не уговаривали - знали, что давить бессмысленно. Пообещает под нажимом, чтобы отвязались, а в последнюю минуту всё переиграет так, чтобы вырулить по-своему.

Когда её мальчику было десять, она разговаривала с психологом о том, в чём её вина, что она сделала не так, что он таким вырос.

Где совершила ошибку?

Психолог задавала пугающие её вопросы - страшным было то, что психолог как будто сына знала, предчувствовала то, как он поступит в разных ситуациях. Потом говорила с ней про то, что ошибки никакой нет, что между людьми бывают разные отношения, и у её мальчика - такой вот тип привязанности, избегающий.

Она шла домой, повторяя про себя слова про то, что он таким уродился и она в этом не виновата. Чувствовать себя недоматерью она перестала только в его шестнадцать, когда он, волнуясь, подарил ей собственноручно вырезанную липовую шкатулку.

Она обомлела, а сын показывал кто где: на крышке скульптурно изображены были и отец, и брат с сестрой, и она с ним у костра, все вместе на рыбалке. Всю композицию он придумал и сделал сам.

После вуза сын приехал один раз повидаться и сказать им, что на Родину не вернётся.

Работать устроился вахтами, чтобы скопить на квартиру в большом городе. Не пил, не курил. С тем, что он проживёт всю жизнь один, она не могла и не хотела смириться.

Раз в неделю она ему звонила, ненадолго. Денег он накопил, квартиру купил, зарабатывал сначала на ремонт, потом на хорошую кухню. Всё сам, без женской руки, - когда речь зашла о кухне, она твёрдо сказала, что после выходных приедут с отцом на новоселье.

Спрашивала, что привезти, что подарить. "Не надо ничего везти, у меня все есть", - как же ранил её раньше этот ответ! Сейчас она ответила спокойно, мол, поняла.

В выходные на базаре столкнулась с учителем по резьбе. Он сильно сдал. Спрашивал, как у сына дела, рассказывал о своих многолетних хворях. Уговорил их с мужем поехать к нему прямо с базара.

В подарок сыну повезли от него тяжёлый мешок грушевых чурбачков. На словах просил передать, что высушена древесина на совесть, сушил для себя.

Дверь по адресу сына им открыла пухлая белокурая девушка. Отец только крякнул.

- Спустись к машине, гостинцы поможешь поднять. Тебе там мешок кой-чего передали, - попросил сына.

Всю дорогу домой она проплакала.

Соседки завидовали, какой он у неё ответственный, разумный и самостоятельный, а ей не хватало его ребячьей открытости, желания прильнуть к маме, того, что было в отношениях с другими детьми - души, тепла. Так и вырос, в своём дому хозяин и при хозяйке теперь. Навсегда взрослый.

- Не угодишь тебе! То один он - плачешь, то женат он - плачешь, - не мог взять в толк, отчего у неё льются слёзы, муж.

Она плакала не о нём, а о себе. О третьем ребёнке, которого у неё не было.

Младшая дочь взяла дело в свои руки, навела мосты, подружилась в Фейсбуке с невесткой. Приходила, показывала ей на компьютере фотографии, которые та выставляла.

Сын тоже там в Фейсбуке был, вёл страницу. Лица его там не было, только на снимках - вырезанные из дерева фигурки. Непостижимо живые.

Она заходила на его страницу каждый день. Научилась лайкать его посты.

Написал он на своей странице только один раз.

На смерть мастера, у которого учился.

Про то, как много этот человек ему дал. Про то, как важно ему было встретить человека, который чувствовал сокровенные движения его души, даже когда словами он не мог их сказать. Про то, что в жизни таких людей у него было только двое - мастер и мама, которая подарила ему первые инструменты, поддержала в учении, всегда верила в него.

Что она не похожа на других мам - она не любит пустые разговоры. А однажды привезла ему тяжеленный мешок дров в подарок, а не занавески и кастрюли на обзаведение хозяйством. Но это был самый желанный подарок на свете, потому что древесину сушил далеко в другом городе его учитель, и это его наследство. Это его дух делает такими чудесными его скульптурки.

В комментариях к посту чужие люди восхищались ею и пели осанну её материнству.

Она молча легла пластом и не могла сдвинуться с места два дня. О том, что она передумала внутри себя, она никому никогда не рассказала.

Источник

Развитие активного и осмысленного отношения к миру. Продолжение.

Начало здесь.

Материал может представлять интерес для широкого круга читателей.

Способы эмоционального тонизирования детей-аутистов разных групп

Если контакт с ребенком первой группы установлен, мы можем постепенно насытить наше общее движение в поле разнообразными сенсорными впечатлениями: зрительной и вестибулярной стимуляцией – прыжками, танцем, кружением, подбрасыванием ребенка, появлением и исчезновением, вращением предметов; звучащими, звенящими, музыкальными игрушками; игрой со светом и тенями, с фонариком, лампой, солнечным зайчиком; пересыпанием и переливанием, мыльными пузырями. Сенсорные ощущения мы можем усилить, связав их особым ритмом, пением, окрасив их собственным удовольствием. Мы подчеркнем эмоциональным комментарием мимолетный интерес ребенка и постараемся задать игровой смысл его полевым действиям. Такое тонизирование часто вызывает у «отрешенного» ребенка явное удовольствие, делает возможным обычно не характерное для него сосредоточение на том, чем занят другой человек, провоцирует его на активное обращение: направление взгляда, протягивание руки, просьбу («Пой еще!», «Еще пузырь!»).

Для ребенка первой группы введение в эмоциональное сопереживание, в осмысление происходящего идет в большой степени через наш комментарий, сопровождающий наше общее движение и созерцание, и, прежде всего, погружение в то, что мы вместе видим за окном. Конечно, исходно ребенка завораживает просто смена впечатлений – движение, появление и исчезновение предметов; но мы используем эти приятные для него изменения как канву, на которую может лечь и эмоциональный смысл: появляется повод проговорить, что и кому везут машины, куда торопится собака, на что похожи облака; рассказать, как птица летит в гнездо кормить птенцов, как трамвай везет всех пап с работы и как за каждым зажигающимся окном их ждут дети, и т. д. И ребенок, притихнув, надолго задержится на подоконнике, начнет чаще посматривать на вас, и иногда, если его что-то особенно эмоционально затронет, сможет повторять ваши комментарии; причем, эти непроизвольные повторения будут все меньше напоминать отстраненную эхолалию.

Постепенно движение за окном может стать просто фоном, поддерживающим общение, и ребенок сумеет слушать истории о самом себе, о своих близких, о событиях, значимых для них всех. Так в пассивной форме для него может начать складываться осмысленная картина происходящего вокруг.

Работа по эмоциональному тонизированию детей второй группы тоже начинается с их стимуляции чисто сенсорными впечатлениями. Здесь мы также будем «подключаться» к стереотипам аутостимуляции ребенка, но если эмоциональный контакт с ребенком установлен, то прыгать, кружиться, включать и выключать свет, переливать воду и пересыпать мозаику ему будет явно веселее со взрослым. Он также сумеет воспринимать теперь больше приятных сенсорных впечатлений, чем мог бы получать самостоятельно. Однако в этом случае нельзя надолго останавливаться на чисто сенсорной стимуляции. «Хорошо зарекомендовав» себя в глазах ребенка, надо немедленно попытаться перейти к более сложным способам тонизирования.

Общему сенсорному удовольствию, на фоне которого первоначально возник контакт, необходимо придать более сложный игровой смысл. Как уже говорилось, этого невозможно достичь с помощью слишком захватывающих ребенка впечатлений – например, трясением веревочки, разрыванием и расслоением материи; но можно найти и менее аффективно заряженные впечатления.

Эмоциональный смысл может быть введен, например, в раскачивание: замечательные возможности дают качели, лошадки-качалки; можно использовать стереотипы выкладывания рядов: заданный ими ритм начинает поддерживать и организовывать более сложное переживание. Мы попытаемся подобрать близкий ребенку игровой образ, который поможет эмоционально осмыслить стереотип его аутостимуляции, и будем искать возможную игровую ассоциацию в непосредственных впечатлениях и в жизненном опыте ребенка. Например, мы сидим напротив окна, и ребенок начинает стереотипно раскачиваться. Взрослый, обняв его, начинает раскачиваться вместе с ним, приговаривая: «Вот деревья качаются, вот и мы с тобой качаемся, как деревья под ветром; вот ветер сильнее, сильнее – буря! Вот тише, тише – заснул ветер, вот снова... Ребенок начинает смотреть на качающиеся за окном деревья, начинает сам соотносить с ними свои движения. Нам приятно „быть большими деревьями“, и мы улыбаемся друг другу. И так же, когда через некоторое время ребенок пересыпает вместе с нами горошины, он может уже не просто наслаждаться фактурой ссыпаемых зерен, но и с удовольствием „кормить уточку“ или „барабанить, как дождь по крыше“.

Такой ребенок довольно быстро принимает эмоциональное осмысление своих действий, если оно легализирует его неправильное поведение: например, разбрасывание мозаики легко становится салютом или дождем, а размазывание пластилина, разливание воды и красок – разбиванием грядок, лепкой лужайки, рисованием глубокой лужи. Труднее придать смысл безобидным увлечениям, например выкладыванию рядов разноцветных кубиков. Наше осмысление их как грядок в саду, дорожки, вагонов поезда мешает ребенку погрузиться в чистое созерцание. И все же, если нам удалось связать с удовольствием выкладывания ряда действительно важное для ребенка жизненное впечатление, он перестает выбрасывать из вагонов пассажиров, начинает подпевать стуку колес, и вот мы уже «едем на дачу в Малаховку».

В этих играх мы постараемся поддержать сенсорной стимуляцией переживание самых простых, но значимых для каждого ребенка ситуаций: кормление и укладывание спать, поездку на электричке или «поход» в бабушкин огород. Используя непосредственное сенсорное ощущение, мы свяжем с ним воспоминания ребенка и сделаем, таким образом, их переживание более ярким и осознанным. Постепенно мы введем в игру множество конкретных, эмоционально проработанных в нашем общем переживании, жизненных деталей: хрустящую горбушечку или морковку, уютно подоткнутое одеяльце, ритм несущейся электрички, вплетающийся в песенку о том, что мы едем на дачу, зеленый цвет краски для травки и пластилиновые хвостики репки на грядке, узор плиток на дорожке в саду. Расширение круга тонизирующих впечатлений, обретение ими предметного, бытового образа позволяет аутостимуляции принять более «нормальные» формы, отождествившись с игрой. Она перестает поглощать ребенка «чистыми» сенсорными впечатлениями и, наоборот, начинает привязывать его к конкретной реальной жизни, поддерживать его активность в ней.

Совместное освоение, т. е. совместное проживание, этих новых тонизирующих смыслов идет достаточно долго. Сначала нам приходится вводить их буквально микродозами. Мы уже обсуждали, как могут раздражать ребенка наши попытки представить ряд разноцветных кубиков как «поезд» и «пристроить» на кубик пластилинового «пассажира». Не надо впрямую протестовать, если он сбрасывает эти фигурки: только осторожный подбор индивидуально значимых для ребенка ассоциаций постепенно поможет ему принять игровой образ, и тогда он начнет уже сам выстраивать состав из зеленого вагона, в котором едет его велосипед, синего цвета, где едет он сам с мамочкой, и т. д.

Так постепенно могут сложиться достаточно сложные игровые образы: поезд, станция с киосками, где продают всякие важные для ребенка вещи, дорога до дачи со знакомыми заборами и водопроводными колонками… Но каждую новую деталь приходится вводить осторожно, следя за тем, отзывается ли ребенок на предложение, может ли он включить деталь в игровой образ, не перегружается ли ею этот образ. Пресыщение может положить конец совместной игре, которая при терпеливом отношении взрослого могла бы и в дальнейшем способствовать развитию эмоционального осмысления мира.

Существует определенная последовательность введения разных жизненных смыслов в игровое переживание ребенка: сначала он эмоционально осваивает ситуации стабильные, не требующие от него большой активности; и только потом он проявит способность принять как удовольствие новизну, приключение, внезапную смену событий. Торопливость грозит нарушить контакт с ребенком – он может просто не принять новый смысл игры, возможно даже обострение его аффективных проблем: усиление тревоги и страха, проявление негативизма, провокация агрессии. Поэтому сначала в игре долго обживаются бытовые моменты привычной жизни, они насыщаются деталями, дающими переживание разнообразного сенсорного удовольствия, уюта, надежности окружающего мира, и вместе с тем – осознание своих пристрастий, привычек, замечательных результатов своей активности. В то время как игровые ситуации все более наполняются «вкусными» подробностями жизни ребенка, он сам становится более активным и начинает отвечать на наши уточняющие ситуацию вопросы, выбирать, а иногда и спонтанно предлагать, новые приятные детали.

Для нас в этом – знак того, что мы можем несколько усложнить нашу общую игру. Теперь мы начнем более активно использовать в развитии игровых образов впечатления, связанные с близкими ребенка, их отношением к нему и его отношением к ним: «Как бабушка-то обрадуется, когда мы к ней приедем, она там нас ждет, пирожки печет, с чем пирожки-то? – Ну вот, она уже ватрушечки испекла, и тут мы в дверь звоним, дззы-ы-нь, открывай, бабушка, мы по тебе соскучились, иди сюда, будем тебя обнимать, целовать…» Таким образом, игровые образы развиваются нами уже в двух смысловых планах: приятная, надежная жизненная ситуация переживается и как радость связи с близкими, ощущение их любви, объединение своих сил с их силами: «Вот едешь ты на машине, быстро-быстро, рулишь, как папа, и тут мама просит: отвези меня, пожалуйста, в магазин. – Садись, мамочка, куда ты хочешь?»

Только в игровую ситуацию, уже эмоционально обжитую, мы можем попробовать ввести новое удовольствие – приключение. До сих пор наша игра, даже если она уже была богата переживанием реальных жизненных деталей и эмоциональных отношений, не имела еще динамичного развития сюжета. В ней не было «качелей» приключения: нагнетания трудностей, опасностей и их преодоления, разрешения – того, что составляет главную прелесть обычной детской игры, что является пружиной любимых сказок и позволяет ребенку вместе с их героями пережить мощно тонизирующее ощущение победы, избавления от опасности. Такого рода переживание надо вводить в игру аутичного ребенка второй группы особенно осторожно: ему трудно получить удовольствие от этого нарушения и последующего возвращения душевного равновесия, потому что его слишком пугает даже самая небольшая помеха привычному течению жизни.

Попытку справиться с опасностью, хотя бы поиграть в нарушение стереотипа такой ребенок может сделать тоже лишь в условиях душевного подъема, когда игровая ситуация уже достаточно насыщена приятными переживаниями. Тогда он сам, как говорят дети, «раздухарившись», начинает вносить в общую игру какие-то осложнения («машина сломалась») или вводить пугающий персонаж («волк пришел»). В этом случае можно поддержать ребенка, быстро проиграв с ним обратное движение «качелей»: «Ну-ка, где тут мастер? Давайте, давайте, сейчас чинить будем, прекрасно получается, сейчас ты у нас снова поедешь. Пое-е-ехали… Если еще сломаешься, приезжай к нам, мы всегда поможем».

Постепенно можно начать и самим вводить небольшие забавные сложности, тоже подкрепленные сенсорными эффектами, – во время игрового чаепития можно спросить: «А чай-то у нас не горячий? – давай, подуем»; или в игре у нас «убегает» молоко, и мы бросаемся его «спасать», снимать с плиты; мишка может закашляться, и мы стучим его по спинке… Так мы подходим и к возможной организации традиционной детской игры в «доктора».

Конечно, и здесь нельзя дать себе слишком увлечься, пугающие впечатления приходится вводить в игру очень дозированно, отслеживая реакцию ребенка и тотчас давая «задний ход», если он ощущает дискомфорт. Обычно для начала хватает простого появления «больной» игрушки, разыгрывания кашля, уговоров «полечиться», укладывания в кроватку и приготовления молока с медом (чая с малиновым вареньем), за чем и следует выздоровление. Потом уже в сюжет может включиться звонок по телефону, вызов доктора – «полечить нашу деточку, она ужасно кашляет» и т. д.

Таким образом, хотя мы и начинаем с самых простых форм тонизирования ребенка сенсорной стимуляцией, но постепенно можем «подключить» к ней достаточно сложные переживания и, самое главное, – использовать их для повышения активности ребенка: он становится более выносливым в глазном и тактильном контакте, может дольше слушать нас, сосредоточиваться на том, что мы делаем, и периодически включаться в эти действия, отвечать на вопросы, отзываться на имя, выполнять простые просьбы и иногда даже спонтанно обращаться к нам. Важно, что эти возможности сохраняются в нашем общении и вне стереотипной игровой ситуации, благодаря чему мы сумеем использовать освоенные ребенком эмоциональные смыслы для организации уже реального, неигрового взаимодействия.

В работе с детьми третьей группы мы также будем пытаться вернуть аутостимуляции ее нормальную функцию поддержания активности ребенка во взаимодействии с миром и стремиться научить ребенка получать радость от всех проявлений жизни: от ее разнообразной чувственной фактуры и эмоциональной связи с близкими, от ее надежного уюта и неожиданности, приключения, успеха. Здесь мы имеем дело со случаями, когда ребенок уже с самого начала способен отзываться на достаточно сложные смыслы; но, вместе с тем, это переживание ущербно, и его дальнейшее развитие невозможно, потому что оно не может опереться на смыслы простые. В работе с такими, казалось бы, продвинутыми детьми мы должны будем избрать другую тактику: вернуться к совместной эмоциональной проработке самых простых жизненных впечатлений.

Так, известно, что дети третьей группы стимулируют себя в основном стереотипными впечатлениями, связанными с переработкой страшного и неприятного. Каждый из них имеет свой заветный «карманный» страх и постоянно возвращается к проигрыванию сюжета его разрешения; при этом удовольствие тем сильнее, чем более изощренны детали агрессивной расправы. К сожалению, и мы, подключившись к игре, к фантазии ребенка, не можем сразу дать ему освобождение от этого навязчивого возвращения к страшным и агрессивным сюжетам. Во-первых, такой ребенок не примет никакого «разрешающего» толкования своего напряженного сюжета. Это его прирученный страх, и его умаление умаляет и достоинство ребенка, ставит под сомнение его силы. Во-вторых, он не примет и нашей попытки сгладить откровенность агрессивных деталей и придать фантазии социально приемлемую форму, поскольку это тоже лишает его слишком значимых для него переживаний. Кроме того, надо помнить, что наше осуждение само может стать моментом, приятно подкрепляющим такого ребенка. Таким образом, прямо «достроить» эмоциональный и социальный контроль над его аффективным переживанием мы не можем.

Однако у нас есть другой путь: в сюжет агрессивной фантазии мы можем ввести не контролирующие и не противоречащие ее прямому смыслу дополнения. Ребенку нечего возразить на это, и мы сможем «приземлить» его фантазию, ввести в нее детали, стимулирующие переживания простых и обычных сенсорных радостей: кровожадные разбойнички могут прервать свой поход, чтобы отдохнуть и поваляться на травке, пойти купаться, найти большой гриб…

Воспоминания о сенсорных удовольствиях постепенно выведут нас к игровому переживанию уютной и приятной бытовой ситуации, а она, в свою очередь, естественно поможет нам вспомнить образы милых близких, постепенно приучая нас к сопереживанию им. Таким образом, из простых бытовых радостей вырастает целая сеть эмоциональных сопереживаний, которая, постепенно окрепнув, сможет вобрать в себя и напряженную стереотипную игру, ослабить сосредоточенность на агрессивных деталях, дать примитивной агрессии эмоциональное, героическое содержание: смысл помощи, спасения, защиты. Включив агрессию в общий смысловой контекст, мы, в конечном итоге, заставим и ее работать на эмоциональное тонизирование ребенка.

С ребенком четвертой группы, чья беда – слишком сильная зависимость от эмоциональной поддержки близких, мы тоже будем работать над постепенным развитием всех других способов самостимуляции. Установление эмоционального контакта позволит нам сосредоточить его внимание на обычных, каждодневных моментах его жизни, и мы будем долго в деталях простраивать, проигрывать его жизненный стереотип, заражая его своим переживанием удовольствия. Поскольку такой ребенок исходно более вынослив в контакте, мы скорее сможем вывести его на активное участие в игре, активный выбор подходящей детали и на переживание удовольствия от этого выбора. Сопереживая, мы будем вместе с ним «кристаллизовать» осознание его индивидуальной манеры жить: «Маме нравится горячий чай, а я люблю немножко похолоднее». Такое выстраивание системы его собственных предпочтений, индивидуальное «укоренение» ребенка в обыденной жизни позволит ему стать более устойчивым и менее зависимым от другого человека.

Следующим этапом станет постепенное введение в общую игру, общее переживание приключения, победы над обстоятельствами.

Однако и здесь мы сможем продвигаться быстрее, чем с ребенком второй группы: активнее вводить элементы новизны, риска, использовать более развернутые и менее стереотипные сюжеты, например, путешествий в неизвестные страны. Сопереживание победы, достижения позволяет ребенку избежать длительного сосредоточения на агрессивных действиях и ввести экспансию в социально адекватные формы, дает ему шанс выбрать в игре героическую роль. Такое восприятие трудности как некой предложенной для разрешения задачи начинает активно поддерживать интеллектуальное развитие ребенка. Там, где раньше любое затруднение вызывало отказ от работы, теперь, с нашей помощью, рождается интерес и желание испробовать себя в новой задаче. Организация обучения теперь сможет строиться на стремлении не только к одобрению со стороны близкого, но и к личному достижению.

Сделаем еще одно замечание, касающееся работы по подъему активности аутичного ребенка. Начиная подобную работу, мы должны помнить о том, что такой ребенок вообще плохо организует себя, – и тем более ему трудно справиться с собой при непривычном для него повышении активности. Он может сорваться в генерализованное возбуждение: начать бегать, кричать, расшвыривать игрушки. В это время он порой опасен для самого себя: может налететь на что-то, спрыгнуть с высоты, вылететь на дорогу, становится способен в возбуждении кого-то ударить. И если такое возбуждение еще может расцениваться положительно (ему можно попробовать придать игровой смысл) в начале работы с ребенком первой или второй группы, то в работе с детьми третьей и четвертой групп этого, безусловно, лучше избежать. Они прекрасно понимают, что «нехорошо себя ведут», но не могут остановиться и очень устают, пресыщаются от своего непродуктивного возбуждения.

Взаимодействие должно быть спланировано так, чтобы мы могли чередовать игры, насыщенные движением, яркими сенсорными и эмоциональными впечатлениями, со спокойными занятиями, где сам ритм, организация пространства, привычный стереотип поведения успокаивают и четко организуют ребенка. Кроме того, для профилактики перевозбуждения необходимо заранее обдумать и экстренные меры: какое любимое и успокаивающее занятие сможет переключить ребенка, можно ли ему дать погрызть яблоко, усадить пить чай, поставить любимую пластинку, спеть ему песню, заняться мозаикой или конструктором, предложить смотреть в окно либо собраться погулять. Обычно ребенок спокойно входит в организующий стереотип поведения, и этим его можно уберечь от срыва в возбуждение.

Продолжение следует

О.С. Никольская, Е.Р. Баенская, М.М. Либлинг. Аутичный ребенок. Пути помощи.

Я выросла в многодетной семье,две старших и две младших сестры и мелкий брат, но несмотря на это я выросла одиночкой:кушать садилась всегда одна, музыку слушать тоже одна, гулять,так же одна. Не повлияло даже то, что мы играли всегда вместе, семьей.  Друзей по песочнице, настоящих друзей, не было. Когда пошла в школу поняла, что и там никто не подходит на роль подруги, потому что оказалось, у меня врожденный дар -читать людей. Это конечно хорошо, что ты всегда знаешь что от человека ожидать и неожиданно нож в спину не получишь от подруги, но тогда мне просто хотелось играть с кем то, дружить, а я не могла, потому что все девочкм в моем классе были заносчивыми эгоистками, хотя учителя никогда этого не замечали, а я видела и понимала (и эти в 7 лет) !!! И только в 12 лет я наконец нашла ТУ САМУЮ ПОДРУГУ, которая меня понимает и никогда не предаст, она НАСТОЯЩАЯ! И кроме нее у меня не было друзей, так знакомые-типа друзья. Типо-друзей у меня много, благодаря дару, я ведь всегда знаю, что сказать ему или ей.....Но я немного оступилась от темы... Так вот, та самая рана, которую я получила в детстве в результате одиночества, которое плавно перешло в гордое "одиночка " все время дает о себе знать. Я все еще хожу гулять, за покупками,смотрю кино одна. С парнями не ладится, потому что после пяти минут общения я уже могу о нем рассказать все не хуже его матери, даже больше и сразу вижу к чему отношения заведут. Я не ищу идеального принца на белом коне, он мне не нужен,может я уже на подсознательном уровне приняла себя одиночкой? Это можно вылечить?!

Чувства людей гораздо интереснее их мыслей.

Оскар Уайльд

Оцените, насколько хорошо вы понимаете эмоции других:

По сути, процесс осознания эмоций других означает, что в нужный момент следует обратить внимание на то, какие эмоции испытывает ваш партнер по взаимодействию, и назвать их словом. Кроме того, навык понимания эмоций других включает в себя и умение прогнозировать то, каким образом ваши слова или действия могут повлиять на эмоциональное состояние другого. Важно вспомнить, что люди общаются на двух уровнях: на уровне логики и на уровне «организма». Бывает непросто понять эмоциональное состояние другого, потому что мы привыкли обращать внимание на логический уровень взаимодействия: цифры, факты, данные, слова. Парадокс человеческого общения: на уровне логики мы плохо умеем осознавать, понимать, что чувствует другой человек, и думаем, что сами можем скрыть и спрятать свое состояние от других. Однако на самом деле наши «организмы» прекрасно общаются между собой и очень хорошо друг друга понимают, что бы мы там ни фантазировали по поводу своего самоконтроля и умения держать себя в руках!

Итак, наши эмоции передаются и считываются другим «организмом», вне зависимости от того, осознали мы их или нет. Из-за чего это происходит? Чтобы понять, нужно знать, что в организме человека есть закрытые и открытые системы. Состояние закрытой системы одного человека никак не влияет на состояние той же системы другого человека. К закрытым системам можно отнести, например, пищеварительную или кровеносную систему. Эмоциональная система относится к открытым: это означает, что эмоциональный фон одного человека непосредственно влияет на эмоции другого. Сделать открытую систему закрытой невозможно. Иначе говоря, как бы мы иногда этого ни хотели, мы не можем запретить своим «организмам» общаться.

О влиянии логики и слов на эмоциональное состояние собеседника. Обычно мы склонны судить о намерениях другого по тем действиям, которые он совершает, ориентируясь на свое эмоциональное состояние. Одна из наиболее важных составляющих навыка осознания эмоций других — понимание того, какой эмоциональный эффект произведут наши действия. Важно взять ответственность за свои действия и запомнить, что люди реагируют на ваше поведение, а не на благие намерения. Более того, они совершенно не обязаны догадываться о намерениях и принимать их в расчет, если ваше поведение вызывает у них неприятные эмоции.

Стоит запомнить два простых правила. (1) Если вы инициатор коммуникации и хотите реализовать какие- то свои цели, помните, что для другого человека значение имеют не ваши намерения, а ваши действия! (2) Если вы хотите понять другого человека, важно осознавать не только его действия, но по возможности и намерения, которыми они были продиктованы. Скорее всего, его намерение было позитивным и добрым, он просто не смог подобрать для него подходящих действий.

Для понимания эмоций других надо учитывать, что эмоциональное состояние другого влияет на наше собственное эмоциональное состояние. Значит, мы можем понимать другого через осознание изменений своего эмоционального состояния — мы словно можем сами чувствовать то же, что чувствует он, — это называется эмпатией.

Эмоциональное состояние другого проявляется на уровне «организма», то есть через невербальные сигналы — мы можем осознанно наблюдать за невербальным уровнем коммуникации. Мы хорошо осознаем и понимаем вербальный уровень взаимодействия — то есть, чтобы понять, что чувствует собеседник, можно его об этом спросить. Итак, мы имеем три основных метода осознания эмоций других: эмпатия, наблюдение за невербальными сигналами, вербальная коммуникация: вопросы и предположения о чувствах другого.

Эмпатия.

Последние открытия в области нейрофизиологии подтверждают, что способность неосознанно как бы «отражать» эмоции и поведение другого является врожденной. Причем это понимание («отзеркаливание») происходит автоматически, без сознательного размышления или анализа. Если зеркальные нейроны есть у всех людей, то почему же некоторые люди так хорошо понимают эмоции других, а иным это так сложно сделать? Разница кроется в осознании своих эмоций. Люди, хорошо умеющие улавливать изменения в своем эмоциональном состоянии, способны интуитивно очень хорошо понимать эмоции других людей. Людям, мало способным к эмпатии, сложнее устанавливать контакты с другими людьми и понимать их чувства и желания. Многие из них легко попадают в ситуации связанные с межличностными недоразумениями и недопониманием.

Почему мы чувствуем, что чувствуют другие? О значении зеркальных нейронов. Долгое время природа этого явления оставалась неизвестной. Лишь в середине 1990-х годов итальянский невролог Джакомо Риззолатти, обнаружив так называемые зеркальные нейроны, смог объяснить механизм процесса «отражения». Зеркальные нейроны помогают нам понять другого не путем рационального анализа, а через собственное ощущение, которое возникает вследствие внутреннего моделирования действий другого человека. Отказаться «зеркалить» другого человека мы не можем. Более того, наша внутренняя копия действий другого человека является комплексной, то есть включает в себя не только сами действия, но и связанные с ними ощущения, а также эмоциональное состояние, сопровождающее это действие. Вот на чем основан механизм эмпатии и «чувствования» другого человека.

Народная мудрость гласит: если вы хотите чему-то научиться, наблюдайте за людьми, которые хорошо это делают.

Радость видеть и понимать есть самый прекрасный дар природы.

Альберт Эйнштейн

Давайте разберемся, что такое невербальное поведение. Очень часто под этим понимают «язык жестов». В свое время издавалось очень много книг с подобным названием, самой популярной из которых, наверное, была «Язык телодвижений» Аллана Пиза. Собственно, что мы называем вербальной коммуникацией? Это те слова и тексты, которые мы сообщаем друг другу. Все остальное — невербальная коммуникация. Кроме жестов большое значение имеют наши мимика, позы и то положение, которое мы занимаем в пространстве (дистанция) относительно других людей и предметов. Даже то, как мы одеты, несет невербальную информацию (пришел в дорогом костюме с галстуком или в рваных джинсах). И есть еще одна составляющая невербальной коммуникации. Те тексты, которые мы сообщаем, мы произносим с какой-то интонацией, скоростью, громкостью, иногда четко артикулируем все звуки, иногда, наоборот, запинаемся и делаем оговорки. Этот вид невербальной коммуникации носит отдельное название — паралингвистическая.

Существует так называемый эффект Мехрабиана, который заключается в следующем: при первом знакомстве человек всего на 7% доверяет тому, что говорит другой (вербальная коммуникация), на 38% тому, как он это произносит (паралингвистическая), и на 55% тому, как он при этом выглядит и где он расположен (невербальная). Как вы думаете, почему так происходит? Эмоции живут в теле, и, соответственно, в теле они и проявляются, причем как их ни скрывай. Поэтому если человек неискренен, то, что бы он ни говорил, эмоции его выдадут.

Есть две противоположные точки зрения. Первая гласит, что люди изначально злы, эгоистичны и готовы отстаивать свои интересы, не гнушаясь ничем, включая обман. Вторая говорит о том, что люди изначально намерены творить добро. Каждый из нас встречал людей, которые подтверждали бы справедливость и той и другой точки зрения. Однако в какую точку зрения вы верите, таких вы и будете привлекать к себе людей, а также попадать (бессознательно) в ситуации, ее подтверждающие. Поэтому давайте лучше не будем говорить об осознанном обмане, а воспользуемся эмоционально нейтральным термином «неконгруэнтность». Этот термин применяют, когда говорят о несоответствии вербальных и невербальных сигналов друг другу.

Что нужно делать, чтобы научиться пониманию невербального поведения? Не стоит тешить себя иллюзией, что после этого вы станете «читать» других людей, как это может быть обещано на заголовках модных изданий. Стоит осознавать невербальную коммуникацию в комплексе и обращать внимание на ее различные аспекты. Наибольшее значение для взаимодействия и понимания другого человека имеет изменение невербального положения. Если его состояние заметить, можно обратиться к нему с вопросом, тогда вам удастся получить от него больше информации.

Точно так же, как и при осознании собственных эмоций, важное значение имеет тренировка. Включите телевизор и отключите звук. Найдите какой-нибудь художественный фильм и некоторое время посмотрите его, наблюдая за жестами, мимикой и расположением в пространстве героев. Общественный транспорт. Что чувствуют эти люди? Если вы видите парочку, то в каких они отношениях? Если кто-то кому-то что-то рассказывает, то веселая история или грустная? Конференция. Эти двое действительно рады друг друга видеть или только изображают радость, а на самом деле это конкуренты, которые друг друга недолюбливают? Офис. «Что сейчас чувствует этот человек?», «Какие эмоции он испытывает?» Предположив некоторый ответ, дальше можно проанализировать то, что мы наблюдаем в невербальном поведении этого человека, и спросить себя, соотносится ли мое предположение об эмоциях этого человека с моими представлениями о жестах, позах и мимике.

Наблюдение за паралингвистической коммуникацией. Если человек вдруг начинает заикаться, запинаться, мямлить или заговариваться, то это, скорее всего, показатель какой-то степени страха. Агрессивные эмоции могут характеризоваться повышением громкости речи. В тоске-печали люди скорее говорят тише, протяжнее и заунывнее, часто сопровождая свою речь вздохами и длинными паузами. Радостью обычно делятся на более высоких тонах и быстрым темпом (помните, как у вороны из басни Крылова — «от радости в зобу дыханье сперло»), поэтому тон и становится более высоким, а речь — более сбивчивой. Однако это касается в основном ярко выраженных эмоций. Поэтому для совершенствования навыков понимания паралингвистической коммуникации можно опять-таки посоветовать почаще включать в себе наблюдателя за этим процессом.

«Хочешь поговорить об этом?». Как спросить о чувствах? Прямой вопрос может вызвать некоторое беспокойство или раздражение, или и то и другое. Получается, не так все просто с технологией осознания и понимания эмоций других посредством прямого «спрашивания». Основные трудности вербального способа осознания эмоций других: люди не умеют осознавать свои эмоции, и им трудно правильно ответить на вопрос о чувствах и эмоциях. Сам такой вопрос в силу его непривычности вызывает эмоции беспокойства и раздражения, что снижает истинность ответа.

Открытые вопросы по самому названию «открывают» пространство для развернутого ответа, например: «Что ты думаешь по этому поводу?». Закрытые вопросы «закрывают» это пространство, предполагая однозначный ответ «да» или «нет». В теории коммуникации рекомендуется воздерживаться от чрезмерного количества закрытых вопросов, а больше пользоваться открытыми.

Поскольку спрашивать об эмоциях в нашем обществе не очень-то принято, важно формулировать эти вопросы очень мягко и как бы извиняясь. Итак, из фразы: «Ты сейчас бесишься, что ли?» — мы получаем: «Могу я высказать предположение, что ты, возможно, несколько раздражен этой ситуацией?»

Используйте следующую речевую формулу, она выверена авторами и является самой правильной. Любая техника = суть (ядро техники) + «амортизация». Причем суть — это логический уровень применения технологии, а амортизация — эмоциональный.

Эмпатическое высказывание.

В теории коммуникации есть такое понятие — эмпатическое высказывание, то есть высказывание о чувствах (эмоциях) собеседника. Структура эмпатического высказывания позволяет говорящему выразить то, как он понимает чувства, переживаемые другим человеком, без оценки испытываемого эмоционального состояния (подбадривания, осуждения, требования, совета, снижения значимости проблемы и т.п.). Бывает достаточно сказать раздраженному человеку: «Наверное, это должно раздражать, когда в проекте все время возникают проволочки?» — как он становится заметно спокойнее. Почему это срабатывает? Большинство людей не осознают свои эмоции, как и этот человек. Но в тот момент, когда он слышит фразу об эмоциях, он невольно обращает внимание на свое эмоциональное состояние. Как только он осознает свое раздражение, у него восстанавливается связь с логикой и уровень раздражения автоматически падает.

Сергей Шабанов, Алена Алешина. Эмоциональный интеллект.

Учитесь властвовать собой  - предыдущий пост по книге Сергея Шабанова и Алены Алешиной "Эмоциональный интеллект".

Как начать беседу и не задушить ее

Итак, вы оказались на вечеринке или на деловой встрече. Вы пожали друг другу руки, ваши глаза встретились... а затем все ваши познания в области психологии внезапно испарились, и процесс движения мыслей в вашей голове со скрипом остановился. Вы пытаетесь найти тему для разговора, чтобы заполнить неловкую паузу. Неудачно, и вот ваш новый знакомый, ваш несостоявшийся партнер ускользнул от вас и удалился в направлении стола с закуской.

Мы хотим, чтобы наши первые слова были зажигательными, остроумными, проницательными.

Мы хотим, чтобы наши собеседники немедленно увидели, насколько мы притягательны и неординарны.

Однажды я оказалась на встрече, где каждый ее участник был в высшей степени интересным, остроумным, проницательным и неординарным. Это привело меня в ярость, поскольку большинство из этих людей полагали, что обязаны продемонстрировать это первыми же своими словами!

Несколько лет назад одна общественная организация, объединявшая в своих рядах самых ярких интеллектуалов Америки, входящих в число 2 процентов населения США, обладающих самым высоким коэффициентом умственного развития, пригласила меня выступить с докладом на их ежегодном съезде. Когда я приехала, банкет в холле гостиницы по случаю очередного съезда был в самом разгаре. Зарегистрировавшись, я потащила свои сумки к лифту через холл, в котором счастливые представители интеллектуальной элиты толпились вокруг столов с закуской. Двери лифта открылись, и я вошла в кабину лифта, которая была плотно набита участниками вечеринки. Когда мы начали наше путешествие к верхним этажам гостиницы, кабина сделала несколько плавных толчков.

"Хм", - заметила я по поводу медлительности лифта, - "кажется этот лифт немного чудной". Внезапно каждый из моих попутчиков, чувствуя себя обязанным продемонстрировать свой неординарный интеллект, решительно выступил со своим объяснением этого неординарного механического явления. "Направляющие рельсы лифта явно не отрегулированы", - заявил один. "Электрические контакты явно не в порядке", - резюмировал другой. Внезапно я почувствовала себя кузнечиком, оказавшимся между огромными колонками ревущей во весь голос стереосистемы. Я не могла дождаться своего этажа, чтобы поскорей выбраться из-под натиска этих интеллектуальных гигантов.

Впоследствии, в тишине номера, я подумала, что ответы представителей интеллектуальной элиты и в самом деле были интересными. Почему же я так враждебно на них отреагировала?

Я поняла: они отвечали слишком энергично, слишком быстро. Я была уставшей. Их энергия и сила интеллекта не соответствовали моему вялому состоянию и поэтому действовали мне на нервы.

Дело в том, что общение - не просто факты или слова. Это - музыка, это - мелодия. Общаться - значит сделать так, чтобы ваш собеседник почувствовал себя рядом с вами легко и непринужденно. Это значит вместе издавать приятные и утешительные звуки, как это делают мурлыкающие коты и кошки, галдящие дети или люди, поющие хором. Вы, прежде всего, должны проникнуться настроением вашего собеседника.

Подобно ученикам музыкальной школы, нараспев повторяющим вслед за своим учителем ноты, настоящие Мастера Эффективных Коммуникаций прислушиваются к интонациям и тону голоса своих собеседников и копируют их. Вместо того чтобы энергично форсировать разговор, представители интеллектуальной элиты могли бы мгновенно подстроиться к моему апатичному и вялому настроению, сказав: "Да, лифт едет очень медленно, не так ли?" Они могли бы предпослать своей информации вопрос: "Вы когда-нибудь задумывались о том, почему лифт движется так медленно?" Я бы искренне ответила: "Да, конечно". После нескольких мгновений синхронизации и выравнивания уровней энергии, я бы приняла и выслушала их объяснения о регулировке направляющих рельсов или о любой другой чертовщине, которая была в этом замешана. И между нами могли сложиться дружеские отношения.

Я уверена, вы тоже страдали от агрессии, вызванной несогласованностью настроений. Вы наверняка бывали в такой ситуации, когда, желая расслабиться, неожиданно оказывались под градом вопросов возбужденного коллеги по работе. Или наоборот: вы опаздываете, сломя голову несетесь на встречу, а в этот момент ваш коллега останавливает вас и начинает не спеша рассказывать вам свою длинную скучную историю. И не важно, интересен ли вам его рассказ или нет, вы просто не хотите слушать его сейчас.

Первый шаг к успешному общению, если вы хотите начать разговор и не задушить его в зародыше, состоит в том, чтобы подстроиться под настроение вашего собеседника, произнеся одно или дна предложения. Когда дело касается "светской беседы" или обычного трепа, думайте о музыке, а не о словах. Живой или медлительный человек ваш собеседник? Согласуйте свой ритм с его ритмом. Я называю это совпадением нестроения.

Согласованность настроения может стать причиной заключения сделки или привести к ее разрыву.

Умение подстроиться под настроение клиента - важный навык для любого продавца. Несколько лет назад я решила устроить вечеринку в честь моей лучшей подруги Стеллы. К этому было три повода, поскольку в ее жизни произошли сразу три важных события. Во-первых, у Стеллы был день рождения. Во-вторых, только что состоялась ее помолвка. И, в-третьих, Стелла только что получила работу, о которой давно мечтала. Стелла была моей подругой еще со времен школы, и я буквально летала на крыльях в предвкушении веселого праздника по поводу ее дня рождения - помолвки - успешного трудоустройства.

Я слышала, что в одном из лучших французских ресторанов есть симпатичный отдельный зал для проведения торжеств и вечеринок. Около пяти часов вечера я, светясь от счастья, влетела в ресторан и застала его директора-распорядителя, когда он апатично рассматривал график загрузки залов ресторана. Я возбужденно прощебетала ему о том, что мы собираемся отметить сразу три важных события в жизни моей подруги, и попросила его показать мне тот самый удивительный зал для торжеств, о котором мне так много рассказывали. Ни один мускул не дрогнул на лице распорядителя, и он, даже не улыбнувшись, металлическим голосом сказал: "Дверь в зал в конце коридора. Вы можете пройти туда и посмотреть, если хотите".

БАМ! Ничего себе, устроитель праздников! Под влиянием мрачного выражения его лица мое праздничное настроение моментально рассеялось, и я больше не хотела арендовать зал в этом идиотском ресторане. Он потерял арендатора прежде, чем я даже увидела зал. Я покинула его ресторан, поклявшись найти место, где персонал будет, по меньшей мере, делать вид, что разделяет нашу радость по поводу случившихся в жизни моей подруги событий.

Подстройтесь под их настроение

Прежде чем открыть свой рот, проанализируйте голос и настроение вашего собеседника, чтобы выяснить его или ее настроение. Оцените его или ее состояние, чтобы понять, как себя чувствует ваш собеседник: оживлен, скучает или спешит. Если вы хотите, чтобы окружающие прислушались к вашему мнению, вы должны подстроиться под их настроение и перенять тон и ритм их голоса, хотя бы на некоторое время.

Вдохновенный зануда.

"С чего лучше всего начать разговор, когда я встречаю нового человека?"

Однажды я была на вечеринке, где заметила парня, окруженного компанией, этаким "фан-клубом", члены которого ловили каждое его слово. Парень улыбался, жестикулировал, - было очевидно, что он умел увлечь своих слушателей. Я подошла поближе, чтобы послушать этого выдающегося оратора. Присоединившись к толпе его почитателей и развесив уши, я внимала ему пару минут. Внезапно до меня дошло: парень говорил об очевидных и даже весьма банальных вещах! Его речь была скучной и тупой! Зато он делился своими занудными наблюдениями с неподдельной страстью, и именно этим завораживал своих слушателей. Этот случай убедил меня: дело не в том, что вы говорите, дело в том, как вы говорите это.

Часто люди спрашивают меня: "С чего лучше всего начать разговор, когда я впервые встречаю нового человека?" Я даю им тот же ответ, который мне всегда давала одна женщина, работавшая в моем офисе. Во время обеденного перерыва Дороти часто оставалась за своим рабочим столом. Иногда, когда я выходила в магазин, чтобы купить сэндвичи и перекусить, я спрашивала ее: "Дороти, что купить тебе на обед?"

Дороти, не желая выглядеть навязчивой, обычно говорила: "О, да что угодно..."

"Нет, Дороти! - хотелось мне закричать на нее. - Скажи мне, чего ты хочешь. Бутерброд с ветчиной и сыром? Салат с майонезом? Ореховое масло с бананами? Уточни! Твое "что угодно" сбивает меня с толку".

Каким бы разочаровывающим ни выглядел мой ответ на вопрос, с чего лучше всего начать первый разговор, но он таков: "С чего угодно!" Потому что почти все, что вы скажете, действительно подойдет, если это поможет собеседнику почувствовать себя легко и непринужденно и будет высказано эмоционально.

Как сделать так, чтобы собеседник почувствовал себя легко и непринужденно? Убедив его или ее, что у них все в порядке и что вы оба чем-то похожи и близки друг другу. Когда вам удается это сделать, вы разрушаете стены страха, подозрительности и недоверия.

Банальности создают узы дружбы

Сэмюэль Хаякава был президентом университета, американским сенатором и выдающимся лингвистом японского происхождения. Он поведал нам историю, которая продемонстрировала ценность того, что он называл "неоригинальными замечаниями и высказываниями".

В начале 1942 года, через несколько недель после вступления Соединенных Штатов во Вторую мировую войну, в то время, когда повсюду в Америке ходили слухи о японских шпионах, - Хаякаве пришлось провести несколько часов на железнодорожной станции в городе Ошкот, штат Висконсин, в ожидании поезда. Он заметил, что люди, ждавшие поезда вместе с ним, подозрительно косились на него. Шла война, и окружающих тревожило присутствие рядом с ними японца. Позднее Хаякава писал об этом: "Супружеская пара с маленьким ребенком смотрела на меня с нескрываемой тревогой, супруги постоянно перешептывались о чем-то, глядя на меня".

Что же сделал Хаякава, чтобы успокоить их? Он высказал подчеркнуто неоригинальные замечания. Он сказал мужчине, отцу маленького ребенка, что нет ничего хорошего в том, что поезд задерживается, поскольку с наступлением вечера становится все холоднее.

Мужчина согласился.

"Я продолжил, - пишет Хаякава. - Я заметил, что, должно быть, очень тяжело путешествовать с маленьким ребенком на руках, особенно зимой, когда поезда ходят так нерегулярно. Мужчина снова согласился. Затем я спросил, сколько лет их ребенку и заметил, что он выглядит не по годам крепким и сильным. И вновь мужчина согласился, на этот раз с легкой улыбкой. Напряжение между нами исчезло".

После того обмена еще двумя или тремя репликами, мужчина спросил Хаякаву: "Надеюсь, что не обижу вас своим вопросом, но ведь вы - японец, не так ли? Как вы думаете, японцы могут выиграть войну?"

"Знаете, - ответил Хаякава, - ваши предположения ничем не отличаются от моих. Я знаю только то, о чем прочитал в газетах. И у меня сложилось такое впечатление, что Япония, которой не хватает угля, стали и нефти... никогда не сможет победить такую промышленно развитую державу как Соединенные Штаты".

Хаякава продолжал: "Мои соображения вовсе не были оригинальными, они не выглядели как слова хорошо информированного человека. Сотни радиокомментаторов... говорили те же самые вещи на протяжении последних недель. Но именно потому, что мои замечания казались хорошо знакомыми и соответствовали общепринятой "правильной" точке зрения, с ними легко было согласиться".

Человек из Висконсина согласился с этим, и это, казалось, принесло ему огромное облегчение. Он сказал: "Я надеюсь, ваши родственники не оказались по ту сторону океана, когда началась война".

"Нет, они сейчас там, - ответил Хаякава. - Мой отец, мать и две младших сестры сейчас в Японии".

"Вы знаете, что с ними?" - спросил мужчина.

"Разве сейчас об этом можно узнать?" - ответил Хаякава.

И мужчина, и его жена выглядели смущенными и были полны сочувствия. "Как вы думаете, вы не сможете увидеть их или получить от них какие-нибудь известия, пока война не закончится?"

Этот диалог нельзя было назвать настоящим общением, но через десять минут супруги пригласили Хаякаву, - которого они сначала считали японским шпионом, - погостить в их родном городе и пообедать в их доме. И все благодаря тому, что этот выдающийся ученый-филолог просто заговорил с ними, и их разговор был вполне заурядным и неоригинальным. Мастера общения знают, что именно такие слова больше всего успокаивают собеседника и подходят для первого разговора, - слова, подобные тем, что говорил сенатор Хаякава, - неоригинальные, заурядные, даже банальные. Но не безразличные. Хаякава делился своими мыслями и чувствами искренне и со страстью.

Поднимемся над банальностью бытия

Безусловно, нет никакой необходимости и в дальнейшем общении придерживаться той же манеры "светских разговоров". Если вы заметили, что ваш собеседник проявляет незаурядный ум или обладает ярко выраженным чувством юмора, воспользуйтесь этим. Ваше общение будет тогда развиваться естественно и согласованно. Не форсируйте развитие событий, как в предыдущем примере это сделали представители интеллектуальной элиты, - иначе вашему собеседнику покажется, что вы рисуетесь или пытаетесь пустить пыль в глаза. Главный вывод: найдите в себе мужество быть банальным и говорить тривиальные вещи. Люди, - помните об этом, - обращают большее внимание на ваш тон, чем на ваши слова.

Вдохновенный зануда

Беспокоитесь о том, с чего начать первый разговор? Гоните прочь свои страхи: в любом случае 80 процентов впечатлений, которые получают о вас ваши слушатели, не имеют ничего общего со словами. Подойдет практически все, с чего бы вы ни начали свою речь. Какими бы банальными и занудными ни были ваши слова, - готовность к сопереживанию, положительные манеры и энтузиазм в голосе сделают их убедительными, а вас - заслуживающим доверия и внимания.

"Все, что угодно, кроме ливерной колбасы!"

Вернемся к Дороти, которая сидит за своим рабочим столом и ждет свои сэндвичи. Иногда, когда я выходила из комнаты, ломая себе голову в поисках ответа на вопрос, что же купить ей на обед, она говорила мне вслед: "Все, что угодно, кроме ливерной колбасы!"

Спасибо, Дороти, это хоть и небольшая, но все-таки помощь.

Вот вам моя помощь в духе этого "все, что угодно, кроме ливерной колбасы" относительно первых моментов общения. Все, что бы вы ни сказали, подойдет, если только это не выглядит как жалобы, грубость или может быть неприятно собеседнику. Если ваши первые слова окажутся жалобой - люди запомнят вас именно таким. Почему? Потому что ваше нытье - это то, что навсегда останется в сознании вашего нового знакомого или знакомой в качестве воспоминаний о вас. Вы можете быть самым счастливым человеком и неисправимым оптимистом, но они-то как об этом узнают? Если ваше первое замечание будет жалобой, вы - брюзга. Если ваши первые слова грубы, для вашего нового знакомого вы останетесь дураком. Если ваши первые слова неприятны, вас запомнят мерзким отвратительным типом. Раз и навсегда.

Кроме таких "табу", подходит все. Спросите их, откуда он родом, как она познакомилась с хозяйкой дома или с устроителем вечеринки, где он купил этот прекрасный костюм, который так ему идет, - и так далее и так далее. Все дело в том, чтобы задать своему собеседнику вполне банальный вопрос с чувством и энтузиазмом.

Вы все еще чувствуете себя неуверенно, подходя к незнакомым людям? Давайте ненадолго свернем на окольную дорогу с нашего магистрального пути к эффективному и выразительному общению. Я познакомлю вас с тремя приемами, которые помогут вам знакомиться с людьми на вечеринках, приемах или тусовках, - и затем девять приемов, чтобы сделать даже небольшой разговор большим событием.

Всегда носите Нечто.

Продолжение следует

Развитие активного и осмысленного отношения к миру

Опыт показывает, что для каждого нового шага в развитии отношений с окружающим миром аутичный  ребенок нуждается в состоянии особого душевного подъема. Установление эмоционального контакта с ним, вовлечение в сопереживание дает нам возможность поднять его активность, побудить его попробовать с нашей помощью перейти от защиты к постепенному освоению мира. Через сопереживание мы будем стараться постепенно ввести в его жизнь смыслы, которые в дальнейшем позволят и ему самому мобилизоваться и организовать себя.

Обычно близкие поддерживают активность маленького ребенка совершенно естественно, по ходу жизни: они просто радуются вместе с ним моментам эмоционального контакта, заново заодно с ним переживают удовольствие от восприятия чувственной фактуры мира, подбадривают его в освоении нового, в преодолении трудностей, гордятся его большими и маленькими достижениям. Нам же в работе с аутичным ребенкомдаже общие удовольствия придется переживать сначала в стереотипной форме, используя для этого уже освоенные им приятные впечатления, а именно те (или подобные тем), которые он сам использует для самостимуляции.

Это может вызывать недоумение родителей, потому что именно аутостимуляция производит наиболее неприятное впечатление. Близких раздражает «мотание» по комнате, «зависание» у окна, монотонное повторение отдельных действий, фантазий. Кажется, что нужно прежде всего постараться избавиться от этой «патологии». Однако у нас в данном случае и нет иного выбора; пока мы не предоставим ему нечто более для нас приемлемое, мы и не вправе пытаться лишить ребенка этих привычных и необходимых для него способов саморегуляции.

Аутичный ребенок «не в порядке» не потому, что он «занимается аутостимуляцией», а потому, что она не поддерживает его активных отношений с миром: скорее она вынужденно подменяет их, заглушает тот дискомфорт, в котором ребенок живет. Поэтому помощь такому ребенку начинается с попытки направить его аутостимуляцию в нормальное русло, чтобы поддерживать его активность во взаимодействии с миром посредством приятных впечатлений. Мы это делали, например, при установлении эмоционального контакта, когда старались связать себя, свое лицо, улыбку, голос с привычной аутостимуляцией ребенка. Тогда переживаемое совместно удовольствие, входя в контекст эмоционального общения, начинало поддерживать ребенка и помогало ему фиксировать новую привязанность.

Конечно, как уже было сказано, в эмоциональном взаимодействии мы можем использовать далеко не все формы аутостимуляции. Например, вообще недопустимо использовать впечатления, тесно связанные со сферой инстинктивных влечений, – ведь они настолько витально значимы сами по себе, что не могут быть введены ни в какой другой смысловой контекст. Так, в частности, невозможно связывать себя со стереотипами телесного самораздражения, характерного для второй группы, или присоединяться к проигрыванию агрессивных влечений в фантазиях детей третьей группы. Кроме того, у каждого ребенка может быть и свой собственный прием аутостимуляции, причем получаемое при этом удовольствие настолько привычно, что нам трудно или даже невозможно что-либо ему противопоставить.

Продуктивнее пытаться использовать способы привычные, но несколько менее захватывающие ребенка. Здесь наше «подключение» к аутостимуляции легче сможет изменить ее смысл, превратить механический стереотип в эмоциональную игру. В этой игре привычные для ребенка приятные впечатления станут интенсивнее, разнообразнее, они будут усилены сопереживанием другого человека. Сенсорная стимуляция сможет быть осмыслена в игре как знакомое бытовое впечатление, связана с другими актуальными сюжетами жизни ребенка; и, наоборот, выхолощенные сюжеты его стереотипной фантазии могут насытиться бытовыми впечатлениями, обогатиться сенсорной стимуляцией.

Для нас важно поднять в процессе общения активность ребенка настолько, чтобы ему захотелось «изменить своим принципам»: чтобы ребенок первой группы попробовал выделить в окружающем то, что ему нравится, и попытался активно воспроизвести эти впечатления; чтобы ребенок второй группы расширил свой стереотип поведения, приняв в него еще одну приятную деталь; чтобы ребенок третьей группы с интересом принял во внимание изменение в обстоятельствах, а ребенок четвертой – попробовал оторваться от стереотипа и принять хотя бы в какой-то ситуации собственное решение.

Это и будет для одних началом развития активной избирательности и возникновения первых устойчивых форм поведения; для других – шагом к преобразованию стереотипа защиты в стереотип связи с миром, определяющий, что ребенок любит и чего он хочет; для третьих – продвижением во взаимодействии с окружающими, развитием диалога с людьми; для четвертых – пробой сил в выработке собственной линии поведения. Конечно, все это пока не более чем игра, но ведь и обычный ребенок сначала именно в игре, для удовольствия, пробует новые, более активные и сложные, формы организации поведения.

Возникшая привязанность ребенка, появление у него способности к непосредственному эмоциональному заражению позволяет нам не только поддерживать его удовольствием от непосредственной сенсорно приятной стимуляции, но и «подключать» к сопереживанию более сложных жизненных смыслов. Это открывает для него новые возможности мобилизации, обретения устойчивости во взаимодействии с миром. Развитие способности ребенка эмоционально отзываться на все более сложные человеческие переживания является одной из основных задач психологической коррекции.

Конкретный способы эмоционального тонизирования детей разных групп в следующем посте

О.С. Никольская, Е.Р. Баенская, М.М. Либлинг. Аутичный ребенок. Пути помощи.

Я как-то уже оговаривался, и даже неоднократно, что и в своей работе психолога, и в жизни предпочитаю не ограничиваться одним мировоззрением, одной моделью реальности или одной философской концепцией. Я считаю, что все это — лишь помощники, которые, как инструменты, должны подбираться под конкретную задачу. Разные задачи, естественно, легче решаются в разных системах. Это мы проходили еще в школе, когда один и тот же пример по математике можно было решить геометрически, а можно алгебраически. В жизни же классов задач гораздо больше, и больше систем, позволяющих найти ответ. Причем в одной системе способ решения и формулировка ответа могут быть сложными, трудоемкими и малопонятными, а в другой — простыми и ясными.

В психологии часто представление о разных мировоззрениях иллюстрируется аналогией с картами. Вот есть географические карты. Карта автомобильных дорог, карта достопримечательностей, топографическая карта, карта погоды, и так далее. Все эти карты формально правильны, точны, все адекватно отражают реальность, но ни одна из них не отражает ее полностью. Каждая из карт подходит для решения определенного рода задач, и, хотя некоторые задачи могут быть решены и при помощи неподходящей карты, это решение будет гораздо более громоздким и трудоемким, а в некоторых случаях и вообще недоступным. Хотя, повторяюсь, все карты верны.

К сожалению, мир слишком велик, а человек слишком мал, чтобы можно было полностью отразить мир в сознании человека. Это невозможно еще и математически. Не припомню, чьим именем названа теорема, но звучит она примерно так: "Если имеются две информационные системы, одна из которых является подсистемой другой, то ни при каких условиях нельзя полностью отобразить большую на меньшую". Поэтому волей-неволей, для того, чтобы как-то в мире ориентироваться, человеку приходится пользоваться упрощенными схемами, каждая из которых, подобно упомянутым картам, по-своему ущербна, так как годится для определенных классов задач. В общем случае каждый человек строит свои схемы стихийно, с рождения, в согласии с наблюдениями, примером окружающих и в соответствии с некоторыми личностными качествами. Для каких-то классов задач они могут быть хороши, для других — не очень. Модели мироздания ему приходится строить так же стихийно, поэтому они зачастую получаются кривыми, фрагментарными и наполненными противоречиями. Отдельные люди дают себе труд попытаться сделать свои модели стройнее, точнее и пригоднее для применения. Это в некоторой, очень небольшой степени помогает остальным. С одной стороны, у всех есть возможность ознакомиться с созданной концепцией, с другой — не всегда удается ее понять; тем более, что зачастую знакомство происходит из десятых рук, и концепция оказывается изрядно перевранной. Ситуация осложняется еще и тем, что язык человеческий приспособлен для рабочего взаимодействия, а не для философских размышлений, и философам приходится пользоваться довольно неуклюжей терминологической базой, задавая побочные значения имеющихся слов или изобретая новые термины, содержание которых объясняется зачастую весьма невнятно, по той же причине. Иногда, поняв, о чем речь, просто диву даешься, как можно было такую остроумную и простую мысль облечь в такие неуклюжие формулировки. Однако стоит попробовать самому выразить философскую идею словами — и получаются те же самые мутные и неоднозначные витийствования.

В любом случае одному обычному человеку, как правило, достаточно одной модели. Этой одной моделью он и пользуется, даже без сколько-нибудь внятного ее понимания, иногда становясь ее фанатичным приверженцем.

Менее обычный человек имеет право вдумчиво ознакомиться как минимум с несколькими более или менее популярными моделями, проникнуть в их суть и понять, для какого класса задач они применимы. Для психолога эти усилия имеют смысл еще и потому, что клиенты приходят с разными мировоззрениями, и для успеха полезно разговаривать с ними на привычном им языке, в привычных им терминах и концепциях.

Поэтому, само собой, я дал себе труд разобраться в нескольких моделях, и даже научиться в каких-то из них свободно ориентироваться и работать. Одна из этих моделей — мистическая. Она довольно плохо прописана, поскольку ее адептами часто являются условно разумные галлюцинанты и конфабулянты. Тем не менее, ее любит множество народа, и она действительно дает возможность в своих понятиях легко формулировать задачи определенных классов и находить им решения.

Но, по обозначенным выше причинам, именно эта модель подвержена большей, чем другие, профанации, и замусорена неприбранными, несобранными, и даже просто дикими идеями. Я всю жизнь стараюсь избегать обсуждений мистической модели, за редкими исключениями, с одной стороны из-за трудностей вербальной формализации, а с другой — из нежелания становиться рядом с нечистоплотными ее эксплуататорами. Однако некоторые разъяснения по некоторым поводам могут облегчить жизнь некоторым моим коллегам, поэтому рискну высказаться по хотя бы одному из них, дурное понимание которого массами давно вызывает мое недовольство.

Эгрегор

Если посмотреть на тексты, пользующиеся этим понятием, станет ясно, что определения ему даются разные, часто весьма фантастические, если даются вообще; а денотат, как всякий, имя которого не определено, наделяется произвольными качествами, произвольно же бессмысленными и противоречивыми.

Сразу надо сказать, что оперирование неопределенными терминами — путь, прямо и бескомпромиссно ведущий к заблуждениям. При этом неопределенным термином считается также тот, который сам определен через неопределенные термины. Тем не менее, несмотря на сложность терминологии, о которой я уже писал выше, более-менее внятное обозначение можно дать почти всем элементам мистической модели. И добавлю, что, поскольку мистика не имеет дела с материальным миром, любые соединения мистики с материей или энергией однозначно ведут в тупик. К примеру, энергия, о которой идет речь в мистике, это вовсе не физическая энергия, а понятие, имеющее отношение к информационной структуре. Этот термин прискорбно омонимичен физическому, по вине Ледбиттера и Безант, что давно и постоянно приводит к массе недоразумений. Об этом — в статье "Энергия для психолога".

Но к делу:

Эгрегор — объединение (в математическом смысле) информационных систем, имеющих сходные состояния.

Я мог бы дать более точное определение, но оно потребовало бы как минимум нескольких страниц разбора, что есть информационная система, чем определяется ее состояние, и какие состояния можно считать сходными. Для нас сейчас достаточно, что психика — информационная система, а смысловое наполнение словосочетания "сходные состояния" достаточно близко и для математики, и для интуитивного понимания.

Таким образом все люди, находящиеся в состояниях, имеющих общие черты, принадлежат какому-то эгрегору.

Скажем, если вы чихаете, то в момент чихания становитесь членом эгрегора чихающих людей. Если предположить, что человек чихает хотя бы единожды в неделю, то эгрегор чихающих состоит примерно из 10000 человек. Это динамический эгрегор, в котором никто не в состоянии находиться длительное время. В отличие от стабильного, например, религиозного эгрегора, создаваемого людьми, чья психика наполнена религиозными чувствами. Однако несмотря на то, что верующим человек может оставаться всю свою жизнь, религиозные чувства вариабельны, и поэтому религиозный эгрегор более размыт, чем эгрегор чихающих. К тому же, ощущение от чиха ярче и полнее, чем ощущение от веры (в большинстве случаев), поэтому эгрегор чихания еще и сильнее. Зато религиозный эгрегор масштабнее.

Вот мы и познакомились с основными характеристиками эгрегора: стабильность, сила и масштабность.

Есть эгрегоры, которые обладают всеми тремя качествами, например, эгрегор алкоголизма. Алкоголизм — болезнь затяжная, поэтому эгрегор стабилен. Алкоголизм очень сильно влияет не только на состояние, но и на образ жизни человека (в отличие от эгрегора филателистов, например), и даже на черты его личности (начиная с развитой второй стадии), поэтому эгрегор силен. И алкоголиков, конечно, очень много, так что и с масштабностью у него тоже все в порядке.

Теперь отметим, что за счет этих своих свойств алкоголический эгрегор очень неохотно отпускает человека. Трудно покинуть столь мощный эгрегор. Отметим также, что он платит своим членам, в отличие, например, от христианского эгрегора, который активно берет и очень мало дает. Все мы слышали истории о том, что пьяный упал с какой-то высоты и остался цел, или спасся еще каким-то удивительным образом. А человек, бросивший пить, по статистике живет в среднем всего один год. Не путаемся в парадоксе победителя: мы можем видеть давно завязавших людей, но мы не можем видеть тех, кто не дожил до наблюдения. Причем причины смерти совершенно, с одной стороны, естественные, а с другой — ничем между собой не объединенные, что вызывает недоумение медиков. То есть, бывший алкоголик, лишившийся привычной поддержки основного эгрегора и не примкнув к другому, столь же мощному, оказывается не приспособлен к рискам, что приводит к фатальным последствиям.

Так мы плавно перешли к тому, что эгрегор берет и что он дает, к взаимодействию и влиянию.

Строго говоря, эгрегор ничего "брать" в прямом смысле не может, поскольку участие в нем сводится к информационным взаимодействиям, а информация нематериальна (хотя обязана иметь материальный носитель), и законов сохранения не имеет. Если вы делитесь с другом какими-то знаниями, то у вас этих знаний меньше не становится.

Другое дело, что участие в эгрегоре в абсолютном большинстве случаев накладывает определенные ограничения. Скажем, чихающий человек в момент чихания не может заниматься вообще больше ничем. Эгрегор гопников не позволяет развиваться интеллекту, а эгрегор интеллигенции, напротив, означает меньшую способность к социальной адаптации и конфликтной коммуникации. Я понимаю условность всех этих примеров, но я лишь хотел проиллюстрировать мысль, что ограничения для членов эгрегора могут восприниматься как то, что эгрегор что-то "отбирает" за право быть его членом.

С другой стороны, качественный эгрегор может многое давать. Если отдать информацию, что называется, "с концами" довольно сложно, то получить ее очень даже просто, и это может быть весьма ценно. В данном случае под информацией я подразумеваю не какое-то сообщение, а информационное воздействие вообще. Механизм этого эффекта оставим за кадром в силу сложности для объяснения. В статье "О кастовости в современном обществе" описаны эгрегориальные особенности варн без употребления этого термина. Но теперь нам очевидно (в рамках модели, конечно же), что свойства варн определяются свойствами соответствующих эгрегоров, и трудности перехода из варны в варну сопряжены именно с трудностями отрыва от одного эгрегора и проникновения в другой. Примерно о том же, также в другой модели, обсуждается вопрос в статье "Где наши клиенты?". Легко видеть, что в мистической модели задача и ставится совершенно по-иному, и решение, слабо мотивированное через психологию, становится очевидным, ясным и понятным. Именно благодаря использованию подходящей модели.

Отдельно хочется сказать о динамических эгрегорах. Они отнюдь не всегда непроизвольны, подобно эгрегору чихания. Скажем, эгрегор дискотек очень мощен, может затягивать, и вполне доступен, хотя вхождение в него требует некоторых, пусть и несложных, душевных усилий. Динамические эгрегоры полезны там, что вход в них осуществляется достаточно просто, путем инициации определенного базового состояния, а далее эгрегор уже придает этой базе весь остальной комплекс ощущений. Собственно, эта статья явилась результатом объяснений милой даме пользы и способа употребления эгрегора валяющихся на спине кошек. Если достаточно наблюдать этих животных в этом состоянии и синтезировать в себе подобное состояние хотя бы частично, то эгрегор даст остальную часть, наполнит безмятежностью и медитативным покоем. Да, эта задача решается и через модель восточной философии, и через психологическую модель, что показано в статье "Ликбез по медитации", но, как вы видите, и сам подход к медитации в мистической модели иной, и ход решения отличается. И отличается, как мне кажется, в сторону простоты.

Теперь немного о технике безопасности. Как я уже сказал, мистика — модель, которой крупно не повезло. Люди, четко себе представляющие, о чем идет речь в мистике — скорее редкое исключение, нежели желанное правило. Для публики мистика — нечто таинственное, непонятное и образное.

Так вот, таинственности и непонятности в ней не больше, чем в любом другом малознакомом предмете. Мистика обладает отменной четкостью, крепкими связями с математикой и с теорией информации в особенности. Она вовсе не привязана к морали и этике, как это любят подавать профаны и шарлатаны. Связь есть, но она совсем иная, чем мифический и дурацкий, не побоюсь этого слова, "закон воздаяния" или обывательское представление о карме (отдельное спасибо шарлатану Лазареву), не имеющее с истинным понятием кармы вообще ничего общего (об этом несколько подробнее написано в статье "Карма для психолога").

Самонадеянность и невежество современных самозваных мистиков и эзотериков не имеют никаких границ, и легче в Госдуме встретить честного человека, чем найти эзотерика, который действительно понимает, о чем говорит.

К сожалению, я не могу порекомендовать вам никаких источников, в которых ясно, четко и непротиворечиво излагались бы основы мистической модели. Я уже объяснил, с чем связана такая информационная пустота. Но я могу вам предложить простой тест, который позволит вам надежно отсеять профанов и шарлатанов.

Если вы заметили, во всей этой статье никакие мистические понятия не иллюстрируются никакими материальными образами. Я уже сказал, что мистика к физическому миру отношения не имеет. Тем не менее, большинство людей живет телесными ощущениями, в первую очередь зрением, и потому профаны постоянно пытаются общаться с "иными мирами" привычным, единственно доступным им способом. Это бесполезно и бессмысленно. Оно попросту так не работает. Это все равно, что пытаться решить математическую задачу при помощи лопаты. Грубо говоря, если вы вместо синтеза состояния валяющейся кошки будете себе представлять валяющуюся кошку, то место эгрегора валяющихся кошек попадете в эгрегор простаков, воображающих образ кошки.

Поэтому, если вы слышите от гуру, целителя, экстрасенса предложение поработать с астральным планом, с эгрегором или с энергией при помощи зрительного или тактильного образа, "вообразите себе", смело плюйте ему в лицо — он ничего не знает и ничего не умеет, а живет в мире своих фантазий и иллюзий. Как максимум — достаточно наблюдателен, чтобы поразить вас своими догадками, но не более. Это спасет вас от совершения лишних глупостей, потери времени, а то и денег.

На этой полезной ноте позвольте закончить.