CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Митяя, а затем приносит боль и глубокое разочарование. Из компании выживут не все, а

опасность будет таиться там, где её никто не ждёт. Жизнь Митяя уже никогда не станет

прежней.

«Обо всём по порядку» рассказать не получается, вторая глава - хронологическое

начало повествования, к тому же впечатлительный Митяй делает просторные экскурсы в

историю своей семьи, сюда же вологодскими кружевами вплетается сказ из 19-го века о

медведе-оборотне, здесь же безжалостный русский капитализм и „лихие девяностые“,

любовь, алчность и прагматичные европейцы. Все эти пазлы по ходу повествования

должны сложиться в одно единое пёстрое полотно под названием «Медвежий Угол». Это

место не стоит искать на карте, он есть в душе у многих, кто взрослел в «девяностые»...

1. Трое с половиной мужчин

Рассветные лучи раннего июньского солнца ворвались в окошко избы и развеяли мои ночные страхи, как зыбкий утренний туман. В избе ещё раздавался мирный храп нашей компании, вставать вовсе не хотелось, и я в полудрёме какое-то время понежился в тёплом нутре спального мешка.  Окончательно проснулся лишь когда в дверь избы постучали. Постучали как-то очень обыденно, и одновременно с этим, пожалуй, несколько громче и требовательнее, чем того требовали обычные правила вежливости в столь ранний час.

– Ну вот и Степаныч объявился! – радостно подскочил со своего топчана дядя Беня и, чертыхаясь, сдвинул с двери тяжёлый и непослушный засов.

Дверь скрипуче распахнулась и впустила в избу уже целый сноп жёлтых лучей. Отец, швед Магнус и я нехотя вылезли из своих спальных мешков, и протирая спросонья глаза, направились к выходу. Вопреки нашим ожиданиям, на крыльце стоял вовсе не егерь Степаныч, а согнутая в три погибели древняя старуха. Осанкой она напомнила мне ходячую букву «г» с опорой на сучковатую клюку. Из-за этой особенности строения тела и низко повязанного платка лица старухи не было видно. Поле же её зрения должно быть охватывало лишь наши нагие стопы и четыре пары голых мужских голеней различной степени волосатости.

–  Вчора пришли? – вместо приветствия обратилась она к нашим ногам ворчливым и неприятным старушечьем голосом.
–  И тебе доброе утро, мать. Всё правильно – вчера, вот егеря Степаныча ожидаем, – нарочито дружелюбно ответил дядя Беня.
–  Убирайтесь отсюда, собирайте манатки и чтоб к вечеру и духа вашего не было! – грозно прокаркала старуха.
– Что так неласково-то с приезжими, мать? – с наигранной обидой в голосе ответил дядя Беня.

Тут она сделала попытку приподнять голову, чтобы охватить взглядом верхнюю часть собеседника, но, даже хрустнув старческим позвоночником, едва ли смогла подняться выше его паха.

– Ты вот, кажись, уже совсем взрослый, мил человек, а до сих не понял простых вещей: если кто к тебе ласков, то значит, от тебя чего-то хочет.  Мне ж от тебя ничего не надо. Пришла по-хорошему. Попросила. Хоронить вас не буду. Да и хоронить наверное уж нечего будет,  — сказала она вдруг спокойным усталым голосом без всякой угрозы и надрыва.

Тут мне подумалось, что именно так и произносятся самые реальные угрозы. И, наверное, не только мне, даже говорливый дядя Беня немного застопорил, а бабушка уже развернулась, чтобы уходить.

— Да что ж с нами такое страшное тут случится, бабань? Ты посмотри на нас! Тут три здоровенных мужика! – дядя Беня посмотрел на недоумевающе хлопающего рыжими ресницами гиганта Магнуса. Скользнул взглядом по мне и поправился, – Четыре!!! У всех карабины. Степаныч к нам идёт!

— В гузно вам ружья ваши засунут! А Степаныча поди нет уже! Как вам еще растолковать, скудоумным, что не задерживаются у нас приезжие. Ни в деревне нашей, ни на этом свете, – ответила нам удаляющаяся сгорбленная спина старухи.

Мы еще какое-то время молчаливо смотрели ей вслед.

— Последнее вовсе неправда. На рассвете глянул в оконце, а там деваха просохшее белье в палисадничке у соседней избы снимала. В рваных джинсовых шортах – фигурка точёная, одно загляденье, деревенские так не ходят. Ну вся из себя такая... – дядя Беня жестом показал волнительные округлости девахи, стараясь говорить вполголоса, чтобы бабка не слышала.

— Наверное, внучка погостить приехала, – предположил отец.

— Правнучка! Местная она, наша. Будете к ней приставать, ироды, собственноручно клюкой приложу! – раздался от соседней избы уже знакомый нам голос.

Бабка неожиданно продемонстрировала уникальные для своего преклонного возраста слуховые способности. Наша компания вынужденно ретировалась вглубь избы, дабы держать военный совет. Председателем, как всегда, выступил дядя Беня.

— Подытожим, что мы имеем на данный момент, – и тут сам же ответил, – аморфные, беспредметные угрозы пожилой женщины и пропавшего без вести егеря Степаныча, без которого наша затея с охотой на матёрого медведя теряет всякий смысл. И то, и другое поддается простому объяснению: старая карга, заметив туристическую привлекательность региона, злится, что финансовые потоки проходят мимо неё, и начинает трамбовать инвесторов, то есть – нас. Со Степанычем, ты, Саня, — дядя Беня кивнул на отца, — допустил досадную оплошность, выплатив часть гонорара авансом. Предполагаю, что по старинной русской традиции Степаныч крепко приложился к бутылке и, не дойдя до нас, утомился и храпит себе в каком-нибудь из своих укромных егерских лесных шалашей.

— А страшный крик в лесу? А шаги вокруг избы ночью? — спросил я, вспоминая ночные кошмары.

— Ну во-первых, насколько себя помню, в лесу всегда кто-то орёт, – легкомысленно отмахнулся от моего вопроса дядя Беня, – Ну а и изба…

— Вокруг изб всегда кто-то шагает, – помог я ему.

— Я бы все же более серьёзно отнёсся к предупреждению бабки. Что-то здесь явно не чисто, — сказал мой осторожный отец.

— Есть ли более конкретные вопросы и предложения?  – прервал дядя Беня, и я понял, что у него уже есть свой план, а спрашивает он только для проформы.

— Что есть “гузно”? – впервые подал голос швед Магнус.

— В данном контексте – “задница” или “жопа”, – выдал я короткую лингвистическую справку.

— Окей! – швед довольно кивнул, почему-то радостно и неуместно заулыбавшись. Наверное, каким-то своим фривольным скандинавским фантазиям.

— Итак, план таков: мы на всякий случай задобрим бабку, пару банок консерв и вот этого, – дядя Беня бросил на стол несколько небрежно смятых купюр, – должно вполне хватить, чтобы радикально поменять её отношение к региональному туризму. Далее, Митяй остаётся здесь охранять наши пожитки, а мы втроём налегке с карабинами прочешем окрестный лес под девизом: «спасти рядового Степаныча».

— Коли я здесь остаюсь, то задабривание бабки беру на себя! – неожиданно для самого себя предложил я, – Я ведь в недавнем прошлом пионер, помощь престарелым у меня в крови!

Все одобрили данную инициативу. А у меня же, честно говоря, не шло из головы описание загадочной сексапильной девахи в лучах рассвета. Да и в целом – общение с молодыми девушками казалось гораздо более привлекательным, нежели поиск бухих егерей в аномально опасных лесах.

После плотного завтрака и коротких сборов все трое в полной охотничьей амуниции покинули наше расположение. Я ещё какое-то время смотрел вслед уходящим – все они были очень разные и даже по-разному шагали. Двухметровый швед, крупный инвестор западной компании Магнус Бьёрнсон механически топал подобно железному дровосеку из изумрудного города, отец шёл мягкой, пружинистой и спортивной походкой, рядом развязно и вертляво – старинный школьный друг отца и нашей семьи дядя Беня, известный в городе как Беньямин Яковлевич Кац – совладелец и генеральный директор н-ского алюминиевого комбината, структурообразующего предприятия всего нашего немаленького региона, занимающего по площади, как известно, две с половиной Франции, одну Швецию и три Бельгии вдобавок.

Затем я нахлобучил наушники новенького кассетного плеера с любимым «Наутилусом - Помпилиусом» и решил перед походом к соседней избе осмотреть прилегающие окрестности.
Деревенька, состоящая из нескольких изб-развалюх с косыми щербатыми заборами и пьяненькими полуразваленными сараюшками, конечно, была запущенной и забытой всеми богами, но вовсе не оставляла какого-либо угнетающего или депрессивного впечатления. Виною тому, возможно, был просто солнечный летний день, кучи выпрыскивающих из-под ног кузнечиков с разноцветными крыльями, громадные головастые подсолнухи, суетливые пёстрые куры и мой юный, шестнадцатилетний возраст.

Прямо за нашей избой, внизу у холма мелодично журчал ручей. Захотелось посмотреть водятся ли там пескари. В наушниках как раз заиграла любимая: «С причала рыбачил апостол Андрей». И тут неожиданно я увидел то, что заставило меня сразу вспомнить о ночных кошмарах, сердце споткнулось и замерло в груди, по спине пробежали мурашки. В мягком суглинке у берега ручья чётко отпечаталась нагая стопа человека, и в этом не было бы ничего страшного, если бы не размеры – сорок седьмой шведа Магнуса показался бы рядом с ней туфелькой Золушки, но что хуже того – рядом с отпечатками пальцев стопы почва была взрыхлена чем-то острым, как будто гигант никогда не стриг ногти, про когти вовсе не хотелось думать, хотя, бесспорно, это были именно они.

— А что у тебя играет? Дашь послушать?

На холме стояла ОНА, ветер красиво и как-то архаично по-библейски играл с её распущенными длинными волосами.

„Видишь, там на горе-ее -е...“ – проникновенно затянул в наушниках Вячеслав Бутусов...

***
Матушка моя уже мною брюхатая была, а всё на немецкую мануфактуру ходила. Бросить не могла, поскольку к оной приписанная была. Работой непосильной занималась по четырнадцать часов в суточки… Меня лишь пару недель до сроку не доносив, на свет родила, да преставилась, сердешная, силы свои последние мне передав. Отец тогда от горя совсем одичал – всё по лесу шатался, с ножом да рогатиной на медведя ходил. Бывало, уйдёт на неделю, чтоб потом с тушей убитого косолапого домой воротиться. Сидит – шкуру выделывает, под нос себе ворчит….

Старая бабка меня выкармливала. Молоком козьим поила. Помню, зубы у меня долго вылезать не хотели. Годов до шести. Уж от молока отошёл. А бабка кусок варёной медвежатины разжуёт, да в рот мне положит. А потом, говорит, что сама, мол, беззубая уже стала, и для двоих жевать не по силам ей более. А мне всё больше и больше хотелось….

Заколола чёрного петуха и гребешком кровавым мне по дёснам водила. То-то зубки и начали выскакивать, дружно, один за другим – ровные, как на подбор. И не детские зубки уже, а коренные, острые. Тут я мясцо ими рвать и принялся. Натешиться не мог. Мы тогда медвежатину эту варить вовсе и перестали. Так ели. В сыромятку. В избе запах от убоинки дикой висел, кислый, тяжёлый. Отец – тот совсем уж говорить с нами отказывался, лицо всё бурой щетиной заросло – самого от медведя едва отличишь. Когда дома был, ходил тяжело ссутулившись, по ночам ревел. А однажды и молвит нам с бабкой: тошно, мол, ему среди нас, людей, тошно самому в облике человечьем оставаться – зашейте, мол, меня в шкуру медвежью, да в лес на все четыре стороны пустите. Как только исполнили мы просьбу его, он на все четыре ноги припал, как будто-то всю жизнь так и ходил, и - в лес. Даже назад, на нас не оглянулся, не посмотрел ни разу…

- Ёб твою мать!

Казалось, что после всего увиденного удивляться больше нечему, но каждая новая встреча была в разы хлеще предыдущей. Навстречу Дмитрию вышел огромный, жирный мужик в ватных штанах, сапогах и красной рубахе-свитке. Ворот был расстёгнут, выставляя наружу лысую грудь. По синюшно-бледной коже медленно стекали капли густой, потемневшей крови, сочившейся из неаккуратных швов у ключиц. Грубыми нитками, вроде тех, которыми были зашиты глаза старика, к шее мужчины была пришита большая свиная голова. Из позеленевшего, покрытого какой-то плесенью пятака вытекал гной. Из открытой пасти вывалился раздувшийся синий язык с прилипшими к нему жирными мухами. В глазницах вяло копошились замерзающие опарыши. В нос Дмитрию ударил запах гнилого мяса и какого-то формалина. Тварь дико заверещала и, мотнув головой, кинулась на противника, расставив забитые партаками руки в стороны.

Дмитрий, остолбеневший от ужаса, так и не сдвинулся с места, держа вилы перед собой. Свин насадился грудиной на зубья, и парень прямо почувствовал, как сталь протыкает рёбра, и те крошатся под ржавым металлом. Но это не остановило нечто -  оно продолжало переть вперёд, хватая ручищами воздух прямо перед Димой. Всё, что их разделяло - это деревянный черенок, который уже дал трещину под напором туши. Дмитрий почувствовал, как скользят ботинки по снегу и он медленно двигается назад.

Он быстро упёр древко в землю и отскочил. Туша повисла на вилах, а затем те с громким щелчком переломились, и Свиная голова неуклюже повалилась на землю. Из спины у твари выскочили кончики зубьев. Дмитрий быстро оббежал чудовище, на ходу выхватывая из-за пояса топорик и, размахнувшись, всадил его в свиной затылок. Кожа лопнула, и наружу брызнула жутко воняющая гнилая жижа из плоти, свернувшейся крови и мозгов. Свин вдруг неожиданно быстро развернулся и наотмашь ударил Дмитрия рукой по рёбрам. Дима почувствовал хруст костей и как из лёгких вышибло воздух, в глазах у него заплясали звёздочки. Когда он проморгался, то обнаружил себя лежащим в снегу. Меж тем монстр медленно вставал на ноги. Топорик валялся в сугробе чуть поодаль, и Дмитрий, понимая, что сил и времени на то, чтобы встать, у него нет, пополз к оружию на животе. Движения резали рёбра болью, Дмитрий шипел и матерился сквозь зубы, но продолжал ползти. Эти полметра показались ему марафонской дистанцией. Схватив топорик, он перекатился на спину. Монстр уже заносил огромный сапог для ещё одного сокрушительного удара, и Дмитрий просто отмахнулся от ноги оружием. Лезвие топора с хрустом перебило коленную чашечку стража, и тот повалился в снег, смешно замахав руками. Дмитрий быстро вскочил, в глазах у него потемнело и пришлось пару секунд привыкать. Свинья тем временем уже пыталась подняться, но из-за перебитого колена подала обратно раз за разом. Дмитрий подскочил к врагу и рубанул по здоровому колену. Лезвие прошло выше сустава, только перебив сухожилия. Конечно, по идее, и этого должно хватить, но для надёжности Дмитрий ударил ещё раз и, услышав хруст, удовлетворённо выдохнул:

- Отсоси, мразина. Магия магией, но без коленей никто бегать не будет, - сказал он и показал монстру средний палец. Тварь в ответ промолчала и поползла к нему на руках.

- Да что ж ты делать-то будешь... Живучая скотина! - выругался Дмитрий, отскакивая от неё. Немного подумав, он аккуратно подошёл к монстру, который пытался его безуспешно поймать, и несколько раз, практически не целясь, рубанул ему по запястьям. «Всё-таки надо отдать должное – инструмент у бабки острый», - подумал Дмитрий. Кисти свиноголового оторвались почти наполовину, и теперь монстр безуспешно лопатил обрубками снег, пачкая его густой тёмной кровью. Дмитрий плюнул в урода и зашагал к дому. Тварь у него за спиной неистово завопила, видимо, осознав, что миссия провалена. «Так, надо быстрее дело делать, а то мало ли кого позовёт», - подумал Дмитрий и толкнул входную дверь.

В дом он заходил аккуратно, держа топорик наготове, но внутри всё было спокойно. Видимо, старухи понадеялись на то, что здесь вообще не будут искать, а если и придут, то этот франкенштейн Босха остановит незваных гостей. Дмитрий быстро прошёл к стене, увешанной ножницами, на ходу взяв с кровати подушку. Сняв с неё наволочку, он быстро сгреб всё в неё и, оглядев помещение на предмет ещё каких-нибудь портняцких инструментов, выбежал из дома.

Свин уже почти подполз к крыльцу, не переставая при этом тонко визжать. Дмитрий аккуратно обошёл тушу, которая потянулась к нему кровавыми культями (видимо, кисти он потерял, пока шкрябал ими по земле). Между делом отметив это, Дмитрий выскочил за калитку.

- Дима! – кто-то его окликнул, и журналист вздрогнул от неожиданности. Медленно повернувшись, он увидел Васю, того самого смешного мужика, которого он встретил первым в этой долбаной деревне. Василий стоял у своей калитки и целился в Дмитрия из ружья.

– Отдай ножницы, друг, по-хорошему, и иди себе с миром. Я отпущу тебя тихо. Только верни на место их, не надо его опять нам… Тебе же Ефим наверняка рассказывал… Ну…

Мужичок стоял, слегка пошатываясь, язык у него заплетался, а двустволка в руках гуляла из стороны в сторону. «Черт, ещё один псих, видно отпустили с хоровода своего проверить, что Свинья визжит», - подумал Дмитрий. Хотя у церкви он Василия не видел, но тот мог быть и вторым сторожем бабкиного дома, раз про ножницы-то он в курсе. Парень сделал осторожный шаг к пятну зелёного света фонаря. Стволы ружья шевельнулись за ним.

- Не надо, Мить…. Я там не участвую… отпущу тебя, только ножницы отдай… не надо нам опять этого злодейства… Эва как они тебя… - прищурился Вася, разглядывая разбитое лицо Дмитрия. В глазах у него, буквально на секунду, мелькнул зеленоватый отблеск. Но Дмитрию хватило и этого. – И образина эта ещё… - продолжил мужик, кивая головой на дом бабки Ульяны. И тут Дмитрий резко выбросил руку с топориком вперёд, метнув его.

- Нахер иди, сектант психанутый! - крикнул он и тут же рванул с места. Топорик полетел криво, что, в общем-то, не удивительно, и ударил Васю арматурной ручкой в левое плечо. Пьяного мужика мотнуло в сторону, он охнул и спустил курок. Дробь выбила снежный салют из сугроба справа от Дмитрия. Тот тут же завилял зигзагами, ища глазами старика, но тот, как назло, куда-то делся. Бах! Левое бедро что-то сильно толкнуло, и парень упал лицом в снег. Наст оцарапал разбитое лицо, а бедро тут же сильно зажгло и штанина промокла - по икре потекла тёплая струйка крови. Дмитрий выматерился и, перевернувшись на живот, посмотрел на ногу. Джинсы были раздораны десятком мелких дырочек, а из раны текла кровь, плавя снег и окрашивая его красным. Вася уже бежал к нему, приговаривая:

- Ну я же говорил, ну я же говорил…

Дмитрий закрыл глаза и откинул голову. Снег приятно холодил горевшую огнём ногу и лицо. «Вот и всё», - раздалось в голове, будто звон колокола. А ведь до леса всего пара шагов осталась. Шаги Васи приближались, Дмитрий покрепче прижал к себе наволочку с ножницами. Ну нет, без боя он не сдастся, рука уже поползла в импровизированный мешок за ножницами, но остановилась. А какой смысл? Вот куда он пойдёт с простреленной ногой, сломанными рёбрами и разбитым лицом? По лесу рыщет злой Ефим с топором. Здесь, в деревне, даже спрятаться негде, машина около церкви, так что даже если он до неё и дойдёт в таком состоянии, то его обязательно там кто-нибудь встретит. Есть ли смысл дальше сопротивляться? Может, Вася хоть убьёт его быстро - просто пристрелит и всё? Он уже было убрал руку из мешка, как вдруг шаги Васи затихли, он остановился и начал бормотать:

- Господи боже! Господи боже!

Голову Димы обдало небывалым, истинным холодом, и он открыл глаза. Над ним стоял старик, высокий, белый, словно выточенный из глыбы льда. Глаза его были всё так же зашиты, только теперь он не горбился, а стоял прямо. Вася судорожно, дрожащими руками пытался зарядить двустволку, но то она, то патроны выпадали из рук.

- Принёс? – спросил старик у Дмитрия.

Голос у него теперь был зычный, низкий. Дмитрий утвердительно промычал и протянул деду наволочку. Тот взял её, и когда его холодные, ледяные пальцы коснулись ткани, руки парня до костей пробрал мороз. Старик запустил руку в наволочку и практически сразу же вытянул нужные ножницы. Бронзовые, со стилизованными под птиц ручками. Он бросил мешок в снег, и остальные ножницы брякнули. Вася в это время пытался нашарить в снегу патроны и одновременно перекреститься. Старик медленно поднёс ножницы к глазам и двумя резкими движениями перерезал нити. Он гулко то ли зарычал, то ли закричал от боли и, мотнув головой, отбросил ножницы в снег.

- Ты что натворил! – в ужасе просипел Вася, пятясь назад.

Старик поднял голову, и теперь Дмитрий смог разглядеть его глаза. Чистые, голубые, словно две яркие льдинки, они слабо сверкали. Нитки как будто растворились и теперь стекали по щекам Деда Мороза чёрной грязью. Старик глубоко вдохнул и расправил могучие плечи.

- Ух!

- Что ты наделал, что ты наделал, Господи! - запричитал Вася, пятясь назад.

- Отреклись вы от бога, изуверцы! - грозно сказал старик и, протянув руку, отломил от ближайшей сосны здоровенную ветку, хотя, скорее, маленькое бревнышко. Дерево в его руках тут же заледенело, и он покачал импровизированную дубину в руке. Вася бросил ружьё и, спотыкаясь, побежал прочь. Но старик тут же нагнал его тремя широкими шагами и, широко размахнувшись, опустил Васе на голову сук. Череп мужика с громким звоном взорвался на тысячи красных ледяных осколков, и Вася свалился на снег с обледенелым обрубком вместо шеи. Дмитрий был заворожен и напуган этой сказочной, богатырской и какой-то природной мощью. Старик подошёл к нему и, надев синюю толстую рукавицу, протянул руку:

- Вставай, добрый молодец. Ещё одно дело нам осталось. Тогда и тебя подлечим, и старуху накажем. Надобно мне все силы вернуть, - Дмитрий взялся за тёплую, мягкую рукавицу, и старик поднял его, словно пушинку. – Держи.

Дед мороз той же рукой в рукавице оторвал сучок поменьше и передал Диме. Тот, словно ребёнок на детском утреннике, с обожанием глядел на старика, до сих пор не веря в такой сказочный финал этой истории и, опираясь на посох, поспешил за дедом, шагавшим вглубь деревни.

- Что теперь? – спросил Дмитрий, хромая позади старика.

- Посох мой карга у себя в изгороди спрятала. В нём вся сила моя, – ответил старик, сосредоточенно глядя вперёд. Вдруг он резко развернулся на пятках и внимательно оглядел парня.

- Что такое? – Дмитрий немного испугался.

- Да ничего, – покачала головой старик, снова шагая вперёд. – Вижу, ты, Митрий, не сделал ничего к новолетию. Не раскаялся, прощения у близких не попросил. Так и перешёл в новый год со старым злом! – при этих словах Дмитрий немного смутился. И откуда старик всё знает? Хотя, чему тут удивляться-то?

- Да я… Простите, дедушка. Обязательно всё сделаю.

- Угу, всё потом, всё потом. – грустно покачал головой старик.

Вскоре они оказались у домика ведьмы, и Дед мороз задумчиво оглядел изгородь. Затем он протянул руку и вытащил самую старую, кривую жердь. Но как только она оказалась в его руке – тут же окрепла и заледенела настолько, что на её конце образовался нарост из сосулек.

- Вот теперь погуляем! - довольно пробасил старик и ударил посохом о землю. Тут же в кронах деревьев засвистел ветер и раздался громкий волчий вой. Через несколько минут из леса выбралась стая крупных, белых, как снег, волков. Где-то в чаще грозно заревел медведь. Дмитрий завороженно смотрел на всё это.

- Ах ты, Митенька, проказник! - проскрипел за их спинами старческий голос, и оба обернулись. Посреди дороги стояла целая процессия из местных. Все те, кто был у церкви, с факелами в руках. Во главе стояли бабка Ульяна с ржавой кривой косой, Ефим с топором - а между ними горбилась ведьма Василиса. Её глаза горели яростным зелёным огнём, ветер трепал седые космы на лысом черепе, а рот был оскален в кривой усмешке и с него капала чёрная слюна.

- Карачуна освободил! Смертей хочешь, значит? – прошипела она, но было видно, что ведьма явно напугана.

- Я же тебе говорил! Я рассказывал, – процедил сквозь зубы Ефим, постукивая обухом по ладони.

- Ну держись, ведьма! - пробасил старик и стукнул посохом о землю ещё раз. Ветер тут же усилился, вьюга стала набирать обороты. Ведьма как-то по-паучьи припала к земле и забормотала:

- Хозяин скверны ночнейшей, даруй преданной слуге твоея силу свою…

«Карачун, Карачун…» Это имя смутно отзывалось в памяти Дмитрия, но он никак не мог вспомнить. Он тогда собирал славянские мифы для какой-то статьи. Вспомнил! В голове Дмитрия всплыла горькая догадка, и паззл  сложился. И про историю с егерем, и про рассказ Ефима, и про благодарность местных. Дмитрий всё понял. Понял, что совершил чудовищную ошибку, но сделать ничего уже не мог.

Ефим сделал шаг вперёд, и вдруг над ухом Дмитрия что-то свистнуло, оцарапав ему льдом щёку. И тут же в шею Ефима вцепился когтями огромный белый филин и начал клевать ему лицо. Ефим закричал, выронил топор и попытался оторвать птицу от лица, но лишь упал на снег и задергал ногами. Ульяна замахнулась на птицу косой, но с ног её тут же сбили волки, начав рвать истошно кричащую старуху на части. Остальная толпа остолбенело смотрела на происходящие. Тут с окраины леса снова раздался дикий медвежий рев и хруст ломаемых веток. Старуха бросилась к Карачуну, за ней, словно физическое воплощение ее собственной тени, тянулся в воздухе размытый чёрный след. Казалось, и сама старуха почернела - только зелёные, бешеные глаза стали ярче, теперь они светились, словно два маленьких, потусторонних фонарика. Старик ударил посохом третий раз и сделал шаг навстречу ведьме.

«Да и не всё ли равно, он или она?» - подумал Дмитрий. Последнее, что он увидел – это дикое мельтешение снега перед глазами. А потом остались только крики людей и птиц, рычание животных и истошных визг старухи. Но вскоре их перекрыли завывание и звон дикой январской пурги.

Добраться к машине? Выбраться из метельной круговерти развернувшегося вокруг хаоса? Всё это теперь казалось чем-то нереальным. Новый истошный крик утонул в рёве метели. Снег летел густой волной, забивая глаза и уши, мешая дышать. Казалось, снежная мгла, как помехи радиоволн, заглушила все мысли, все чувства, заполнила собой весь мир. "Звенит январская вьюга..." - устало подумал Дмитрий и закрыл глаза.

ЭПИЛОГ

«Небывалый мороз парализовал Подмосковье и всю центральную Россию в первый же день наступившего года. Синоптики отмечают в отдельных районах рекордно низкое понижение температуры, ввиду чего оказалась невозможна работа определенных инфраструктур. Ряд отдаленных деревень были отрезаны холодами от линии электропередачи. Рекордное количество выпавших за праздничные дни осадков существенно затрудняет работу коммунальных служб. Работы по расчистке дорог от снега ведутся в ручном режиме и могут занять около месяца, - голос диктора звучал так устало и безжизненно, будто тот сам едва не замерз в сугробе за пару минут до эфира. - В Москве снежные заносы в некоторых местах также оказались крайне неблагоприятны, поэтому предупреждаем о том, что движение транспорта может быть затруднено.

Населённые пункты Корнилово, Можкино, Гнильшино и Красные Горки были полностью изолированы небывалым для средней полосы холодом. Работы по восстановлению коммуникаций в данных населенных пунктах оказались для коммунальных служб крайне затруднены. Однако экологи отмечают высокую активность животных, представляющих опасность для окружающих - например, это волки и медведи. Уже собираются возглавляемые местными егерями группы добровольцев-охотников для отстрела вышеуказанных животных.

Наиболее сложные участки были обследованы при помощи вертолетов. Пятнадцать километров проселочной дороги будут расчищены от снежного наката в течение максимально коротких сроков. Ведется расчистка еще нескольких сотен километров дорог по области. Оперативные службы ЖКХ прикладывают все усилия, чтобы уже в небывало морозном январе жизнь столичных дорог и улиц вернулась в привычное русло.

Синоптики обеспокоены аномально низкими температурами в отдельных районах. Ситуация ухудшается с каждым часом. По прогнозам Гидрометцентра, уже через несколько дней мороз ударит до 40 градусов ниже ноля, затем - резкое похолодание. В ближайшие несколько месяцев потепления не ожидается».

В общем, день удался, прибыль на горизонте маячила отличная - можно и домой ехать. Местные, конечно, звали его остаться и отметить новый год или, как выразилась баба Вася, “новолетие” с ними, но Дмитрий вежливо откланялся. Он не горел желанием праздновать всю ночь в этой глуши, с незнакомыми деревенщинами. Конечно, наливка у Ефима отменная, но он её и с собой в дорогу купит. Дмитрий вообще не любил праздновать новый год, считая это бессмысленной и глупой тратой денег и времени. «Все эти салатики, подарки, шампанское, ёлки - такая хрень», - думал он каждый декабрь, и так всем и говорил. Лучше поработать или тихо отдохнуть дома. «Уж если я захочу купить этот отвратительный оливье, то я куплю или настрогаю его всегда», - думал он. Да, Дима был одним из тех, кто называл оливье “блевотиной” или “советским неграмотным кощунством над кулинарией” и боготворил “Цезарь”. Собственно, именно поэтому сейчас, тридцать первого декабря, он и находился не в городе, готовясь к праздникам, а где-то в глуши, работал и готовил себе личный денежный праздник.

На улице стремительно темнело, загорелись одинокие фонари. Около ёлки, которую, видимо, принес Ефим, хлопотавший теперь около, уже кружила стайка детей, предвкушающий веселье. Рядом притопывали валенками по снегу парочка старух. Дмитрий пригляделся: на ветвях праздничного дерева хаотично красовались ленты бумажных флажков, старые стеклянные и фарфоровые игрушки, на самом верху торчала большая, пластиковая пика ярко-малинового цвета. Кто-то повесил на ниточки дешевые конфеты типа “ Рачков” или “Васильков”, но половина из них практически сразу отправлялась в рот особенно предприимчивым ребятам, судя по пустым фантикам. Вообще по сравнению с дневной вечерняя деревня как-то сразу ожила. Туда-сюда сновали от дома к дому женщины и мужчины с тазами, вёдрами, кастрюлями, пакетами. Бегали дети, по обочинам красовались кособокие снеговики. С гулким стуком в заборы врезались снежки, которыми перебрасывались ребятишки. Суетливый гомон, детский смех и разговоры, словно кислота, растворили былые тишину и спокойствие.

Дмитрий вздохнул: он надеялся хоть здесь скрыться от вездесущей новогодней беготни - но вышел огромный провал. «Ага, значит, сейчас у Ефима куплю настоек - и к этому, как его, Васе, - подумал он. – Сразу в машину и домой, отдыхать». Он принялся вглядываться в уже незнакомые из-за темноты дома, пытаясь понять, как пройти к оставленной машине,  как вдруг послышался громкий рёв мотора и из-за поворота выехал здоровенный высокий грузовик ЗИЛ. Проехав до площадки с новогодней ёлкой, он остановился у обочины с противоположной стороны и дал длинный громкий сигнал. От неожиданности Дмитрий вздрогнул, а несколько местных обернулись и погрозили водителю кулаками. Из кабины выбрался высокий, толстый мужик в сапогах на меху, ватной жилетке и вязаном свитере без горла. На лоб его была поднята бумажная маска деда мороза, пустые глазницы которой смотрели в небо, а застывшая улыбка блестела лаком в фонарном свете. Мужик почесал неряшливую седую щетину и, вынув пачку папирос, сунул одну в рот. «Да-а, вот это колорит, - пронеслось в голове у Дмитрия. - Хотя чего ещё можно ожидать в этой глуши? Так-то можно и ему пару вопросов задать, если это местный». Дмитрий потянулся в карман за телефоном, но потом плюнул на эту затею - и так материала достаточно. «Хороший журналист и не из такого говна конфетку сделает», - усмехнулся он про себя.

- Иду!

За спиной Дмитрия послышался звонкий девичий голос, он обернулся и чуть рот не раскрыл. По снегу бежала, нет, летела, молодая девушка лет двадцати. Высокие белые сапоги на длинных ногах, синяя юбка с приклеенной к ней белой мишурой, грудь обтягивал вязаный голубой свитерок. Она бежала, на ходу запахивая синюю шубу костюма снегурочки. Но подняв миловидное лицо от застёжек на дорогу, заметила Дмитрия и сбавила ход.

- О, а ты у нас кто такой? - весело спросила она, сверкнув ослепительной улыбкой.

- Я... Это... - язык заплетался, словно у подростка, который танцует медляк на школьной дискотеке. Дмитрий хотел представиться, но вместо чёткого предложения из себя ему удалось выдавить только какие-то огрызки. - Дима... Журналист... В Москве живу я.... - он прямо почувствовал, как наливается краской. Девица тоже это заметила и, хитро прищурившись, сказала:

- Интересно, Дима - журналист из Москвы. А чего сюда приехал? Небось про бабу Васю писать, а? - Дмитрий кивнул. - А я, кстати, тоже Василиса, - подбоченилась она, сжимая в руке синюю шапочку снегурки. – Может, и про меня напишешь, а? У меня тоже есть, про что писать, - она заговорщицки подмигнула. Дмитрий сглотнул, наконец взял себя в руки и, нацепив наглую улыбку (насколько получилось, конечно), ответил:

- А может, и напишу, - в мозгу словно растопили печь с желанием, затмевавшим все чувства и не дававшим трезво мыслить. – Ведь не каждый день удается взять интервью у такой очаровательной снегурочки!

- Ну-у-у... - снегурочка задумчиво покрутила локон светлых волос. - Я вот сегодня вечером свободна для таких дел.

Она кокетливо улыбнулась и добавила:

- Сейчас вон, с Володей съездим в село соседнее, там детишек развлечём - и обратно, - Василиса кивнула в сторону грузовика. - А после - я вся твоя. Часа за три, думаю, обернёмся. Я Володю попрошу меня у церкви перед деревней высадить, чтобы местных не тревожить и папку моего строгого не волновать, - и она снова подмигнула.

- Ага, договорились. А Володя твой папку не приведёт? - Дмитрий опасливо глянул на водителя.

- Тю-у, да ему наплевать, где что. Лишь бы пузырь побыстрее схватить.

Дмитрий тихонько выдохнул с облегчением.

- Ну, тогда договорились, журналист, - она снова одарила Дмитрия одной из своих очаровательных улыбок и натянула расшитую блестками шапочку.

- Снегурочка-а! - вдруг закричал кто-то из детей, и вся толпа ринулась к Василисе с Дмитрием. - А где Дед Мороз? Когда подарки? А чего снег... - дети словно бешеные сыпали градом разных вопросов, и только Дмитрий собрался их отвадить, как Василиса топнула ножкой и звонко крикнула:

- А ну-ка, ребятня, давайте, в хоровод вставайте, порадуйте Снегурочку! - дети послушно встали в круг, весело хихикая и переговариваясь. - Этот день мы ждали долго! Не видались целый год! Запевай, звени под ёлкой, новогодний хоровод! Даром время не теряйте да все вместе повторяйте!  И-и... Пошли! - дети пошли по кругу, а девица стала надиктовывать им стишок:

- В гости зимушка придет! Нам подарочки несет!

Дети нестройным хором повторяли за хохочущей девицей нехитрые строчки. Шубка снова распахнулась, явив миру высокую грудь, обтянутую свитером. «А она хороша!» - с удовольствием подумал Дмитрий, и сладкая волна предвкушения на секунду перехватила горло. Увлеченный созерцанием прелестей Снегурочки, он перестал вслушиваться в тексты новогодних глупостей, поэтому, когда вновь разобрал слова, вышла какая-то ерунда.

- Ехала телега... По лугам и болотам!

- По лугам и болотам... – откликались детишки.

- Гружёная медью, серебром да златом!

- Злааатом….

- Ехала ночью за дитём нерождённым,

На ухабах, на каменьях спотыкаясь звонко.

Ехала-ехала тропой неотмоленной,

Задавила телега казюлю ужаку:

Первую жабу от младенца…

- Жабу… младенца… - хор детских голосов заполнил уши, как назойливое жужжание, и Дима никак не мог сосредоточиться.

- …от пораженной, от крещеной, от молитвенной…

Ехала телега  - не остановилась,

Бедное дитё так и не родилось!

На последних строчках хоровод распался и дети принялись смеяться, все громче и громче, будто им рассказали анекдот. Девица тоже звонко расхохоталась, кинула в детей пригоршню снега и, мотнув тугой и толстой светлой косой, побежала к кабине. Дмитрий тупо смотрел ей под громкий смех детей.

Когда грузовик скрылся за поворотом, он обнаружил, что так и стоит с открытым ртом. Тряхнув головой, глянул на детей. Те всё еще хохотали, некоторые от смеха не удержались на ногах и катались по снегу, брызжа слюной, держась за животы. «Странные у них стишки, конечно, - подумал Дмитрий. – И праздники странные. Телеги, жабы – черт ногу сломит. Тьфу, деревня! Но с девчонкой нужно встретиться обязательно, такой шанс упускать нельзя. Натуральная красота, - перед мысленным взором Димы снова пронесся внушительный бюст деревенской красавицы. - В Москве нынче такое редкость». Дмитрий почесал в затылке, пытаясь вспомнить, что он хотел сделать. Все мысли будто выбило из головы. Ах, да, к Ефиму за настойкой! «И Василисе понравится», - ненавязчиво мелькнуло в голове. Дмитрий припомнил нужный дом относительно расположения ёлки и направился туда, легонько улыбаясь и предвкушая очень приятный вечер.

В лобовое стекло летели крупные снежные хлопья, свет фар выхватывал из темноты лишь какие-то жалкие несколько метров впереди. Дальше всё поглощала непроглядная снежная мгла. Дмитрий крутил баранку, наклонившись над приборной панелью, и всматривался в чёрное пространство за окном. Машину потряхивало на просёлочной дороге. Никакой церкви не было видно, но она точно была где-то здесь, когда он заезжал в эту дрянную деревню тридцатого числа. Журналист начинал уже сильно нервничать. Мысль о том, что свидание со снегуркой может не состояться, приводила его в бешенство. Стоило застрять в этой глуши еще на ночь, чтобы получить такой облом! Ну уж нет!

Наконец чуть поодаль от дороги показался тёмный силуэт старой церкви. Рядом с ней стоял уже знакомый ЗИЛ. Дмитрий бы проскочил нужное место, если бы не фары грузовика.

Свернув с дороги и заглушив мотор, парень выбрался из машины. Внутри него всё кипело и бурлило, показалось даже, что на улице не так уж и холодно. Он расстегнул куртку и поправил ремень на джинсах. Внизу живота легонько и приятно тянуло, все мысли журналиста были захвачены лишь визуализацией предстоящих событий. Внутри машины уже ждала бутылка грушевой и початая упаковка пластиковых стаканчиков, которые Дмитрий всегда возил с собой на всякий случай. Так же, как почти и не тронутую за год упаковку “Контекс”.

Приблизившись к грузовику настолько, чтобы его было видно, парень весело помахал рукой, намекая девушке, что можно выходить. Но вопреки его ожиданиям дверь не распахнулась и никто не спрыгнул в снег. Свет в салоне не горел, и Дмитрий не мог разглядеть, что происходит внутри. Уже подойдя вплотную, он попытался всмотреться в подёрнутые инеем стёкла, а затем распахнул дверь. В кабине было пусто. Только на пассажирском сиденье одиноко валялась знакомая синяя шапочка Снегурочки, а на приборной панели рядом с рулём лежала пачка “Примы”. «И где все? - спросил себя он, так и застыв перед открытой дверью, стоя одной ногой на порожке. – Может, случилось что? Не могли они далеко уйти в такой снег».

Спрыгнув обратно и захлопнув дверь кабины, Дмитрий озадачено почесал в затылке и посмотрел под ноги. Свежий снег припорошил следы, но ямки в толстой шубе были ещё видны. Цепочка следов тянулась к обвалившемуся углу церкви и скрывалась за ним, причём следы были только одного человека. Большие, явно принадлежащие мрачному Володе. В голове у Дмитрия вдруг вспыхнула ужасная догадка - ублюдок просто решил насильно развлечься с девчонкой и затем выкинуть её в чистом поле, мол, замёрзнет - и бес её ищи, а потом всё и на городского можно свалить.

- Вот урод, - выругался Дмитрий и, сжав в кармане баллончик, двинулся по следам. Как только он завернул, до слуха с обратной стороны здания донеслись какие-то звуки. Дмитрий остановился и прислушался.

- Икев ов авалс и алис и овстрац тсе еовт оби! - голос был странный, не похож ни на женский, ни на мужской. Кто-то с монотонным надрывом бормотал этот бессмысленный набор звуков. На снегу были видны красно-оранжевые всполохи, словно от костра.

«Чё вообще за херня? - подумал Дмитрий и осторожно двинулся дальше. Непонятно что происходит, - думал он, аккуратно двигаясь вдоль старой кирпичной стены и стараясь не издать ни звука. - Сейчас бы ментов вызвать по-хорошему… Вот только связи нет ни хрена». Добравшись до угла, Дмитрий осторожно выглянул - и застыл как вкопанный...

Церковь оказалась разрушенной. С обратной стороны этих руин посреди поля стояла огромная подожжённая ель, вокруг которой в хороводе плясали с десяток человек. Все без верхней одежды. Гора курток валялась на снегу чуть в стороне. Люди корчились и изгибались в непонятном танце под не менее непонятные завывания. Приглядевшись, Дмитрий узнал Ефима, тот - с запрокинутой головой, так что борода-лопата смотрела в небо, и полностью голым могучим торсом - прыгал как сумасшедший, разбрасывая вокруг себя комья снега. Рядом с ним бесновались разные женщины и мужчины, среди них была и жена Ефима, и баба Ульяна, ещё некоторых он просто видел, проходя по улицам. В неровном свете пламени казалось, что их тела непропорционально удлиняются, а затем резко уменьшаются. Дмитрий с ужасом наблюдал за всем этим и наконец заметил того, кто завывал всё это время.

Бабка Вася. Здесь она была уже без кучи своих тряпок: только какая-то шерстяная непонятная рубаха свисала до пят, точно саван. Старуха была простоволоса - почти полностью облысевший череп блестел в свете пламени, пара редких седых прядей моталась вместе с головой старухи в психопатическом танце. Беззубый рот был открыт и завывания не прекращались. А когда Дмитрий увидел её глаза, то у него внутри всё похолодело и спина тут же покрылась мурашками. Широко открытые, бешеные, они светились каким-то могильным зелёным огоньком.

- Хасебен ан йищус, шан ечто! - выла она, подпрыгивая так, что босые пятки почти доставали до верхушки горящей ели. И вдруг замолчала, остановилась и, медленно повернув голову, вперилась в незваного гостя своими жуткими глазами.

- Пожа-аловал! - завизжала она, ткнув в него костлявым пальцем.

Тут же с места сорвались две фигуры. Дмитрий рванул обратно к машине. Сзади он слышал хруст снега и ещё гулкий топот, отдающийся под сводами заброшенной церкви. «Не догонят, сектанты чёртовы!» - Дима  изо всех сил отталкиваясь от рыхлого снега. Но преследователь сзади явно был быстрее. Вывернув из-за угла, он тут же ткнулся лицом в вонючую, потную волосатую грудь. Подняв взгляд, он увидел вместо лица бумажную маску деда мороза. На этот раз в тёмных глазницах светились маленькие зелёные бесовские огоньки, почти такие же, как у бабки, только слабее. Водитель Володя тяжёлым ударом в грудь оттолкнул Дмитрия назад, выбив воздух у него из лёгких. Парень замотал головой, в глазах потемнело и заплясали искры. Тут же тот, кто бежал за ним сзади, сильно схватил его за плечо и развернул на сто восемьдесят градусов. Это был Ефим, его глаза тоже слабо светились, словно фосфоресцирующие могильные грибы. Он занёс свой огромный кулак. От удара в глазах резко потемнело, словно вокруг погасили свет.

Первыми вернулись ощущения. Его тащили за ноги по снегу. Дима застонал и попытался открыть глаза. И понял, что преследователи волокут его прямиком к ёлке, к кругу сектантов. Руки были стянуты на животе плотной нейлоновой верёвкой, которая больно врезалась в кожу. В голове адски шумело. «Видимо, фанатичный ублюдок меня нокаутировал», - тоскливо пронеслось в Диминой голове. Мужчины бросили его в паре шагов от хоровода и заняли свои места. Сгорбившись, старуха захихикала и проскрипела:

- Добро пожаловать на новолетие к нам, добрый молодец!

- Иди к чёрту, старая! Психи сраные, что здесь происходит?! Куда Василису дели?

- А вот она я, Митенька! Аль не узнал? - весело спросила старуха голосом юной красавицы. «Что за чёрт! Херня какая-то! Вообще ничего не понимаю!» - парень не мог сдержать подступающую панику.

- Удивился, Митенька, - продолжила бабка звонким молодым голосом. - Ну ничего-ничего, недолго тебе удивляться осталось.

- Да что здесь происходит, мать вашу?

- Праздник, Митрий, праздник! Новолетие! Только не такое, как у вас, в городах-то нынче стало, - бабка перешла на свой родной скрипуче-визгливый тембр. – А настоящее. Как в старые времена. Молебен отслужим, споем! А потом и отмечать станем, как положено, с угощением, - хихикнула она, выкрикнула вдруг в пространство вопросительно: - Нима?.

- Нима! – нестройно отозвались жители деревни. И тут Диму внезапно осенило: бабка бормотала не бессмысленный набор слов. Она читала задом наперёд молитву… «Отче наш».. От осознания этого факта ему почему-то стало ещё страшнее, хотя казалось бы, хуже и некуда.

- А угощение - это я, получается? - внутри всё оборвалось от страха. Если бы он сейчас хотел в туалет, то точно бы обмочил штаны.

- Смышлёный какой соколик, - улыбнулась беззубым ртом старуха. - Мы угощение с хозяином поделим. Нам хозяин на новолетие подарки дарит. Да какие! - бабка мечтательно облизнула губы неестественно длинным языком. - Настоящие! Не то что ваши, городские! - Дмитрий открыл было  рот, чтобы спросить ещё что-то, но в горле пересохло, и он не смог выдавить ни слова. - И правильно, - старуха подняла обломанный жёлтый ноготь. – Заткнись-ка ты, Митя, и жди своей очереди.

Бабка двинулась по кругу, и вместе с ней ожил хоровод.

- Ночнейшая матерь Василиса, слуга хозяина скверного... - затянули Ефим с Ульяной и запрыгали вместе со всеми. Дмитрий не знал, сколько это продолжалось. Может, час, а может, и больше. Его бросало то в жар, то в холод, голова кружилась, а полуголые психи всё прыгали вокруг своей почему-то никак не затухающей ёлки. Мотали головами, дёргали конечностями, словно те были на шарнирах, корчились и выгибались на пределах - или даже за пределами? - человеческих возможностей. Вывернутые молитвы сменились на вовсе уж нечленораздельные завывания, визги и ор. Из открытых ртов летела слюна, глаза были бешено выпучены, тела блестели от пота. Не в силах больше смотреть на это кошмарное мельтешение фигур в метели, Дмитрий откинул голову и уставился в тёмное, далёкое небо. Снежинки прочерками делили на ломтики темноту и стремительно уносились за пределы видимости. Чуть повернув голову, парень увидел покосившуюся колокольню и понял, что же показалось ему в ней неправильным, когда он въезжал сюда - крест на куполе был перевёрнут. «А вот пригляделся бы – смотался бы куда подальше… Дур-рак!» - он  сплюнул красную слюну в снег. После попытки бегства нос явно был сломан, несколько зубов подозрительно шатались – а тот, которому особо не повезло, он уже сплюнул в снег и теперь с сожалением щупал языком кровоточащую пустоту в десне. Хорошо хоть челюсть цела… Хотя какая разница, всё равно тут сдохнуть. Страх пропал совсем, вместо него теперь было какое-то тупое чувство обречённости, словно у скотины, ведомой на убой.

Но тут в хороводе что-то поменялось. Дмитрий поднял голову и увидел, что психи остановились наконец и чего-то ждут, всматриваясь в метель. Он тоже начал вглядываться до рези в глазах, и вдруг раздалось оглушительное мычание, наполненное болью и страхом. А через несколько секунд в круг света от пламени вошёл Ефим. Обеими руками он держал длинную жердь, на которую была насажена здоровенная голова быка. От неё ещё поднимался пар, с обрубка шеи стекала по жердине кровь. Сам Ефим тоже был весь залит ею, а за пояс у него был заткнут небольшой топор с очень широким лезвием. Он медленно вошёл в круг и опустил жердь на уровень голов собравшихся. Все мышцы мужика вздулись от напряжения. Еще бы -  похоже, голова весила немало!

- Угощайтесь! - завизжала старуха.

И весь хоровод рванулся к голове. Они тянули к ней искаженные лица, отрывали зубами куски от бычьей морды, сплевывали шерсть - а затем возвращались на своё место. Картина была отвратительно-пугающая. Окровавленные морды сектантов искажались тенями и отблесками пламени и теряли последние человеческие черты. Последней подошла старуха Василиса и вырвала себе изрядный шмат мяса. «Хорошие у бабки зубы», - невпопад пронеслось в мозгу. По её подбородку потекла густая, красная кровь. Старая ведьма заверещала в экстазе, и недожёванное мясо повалилось в снег. Затем Ефим поднял жердь, поймал пару капель крови языком и водрузил обкусанную башку животного на вершину ёлки. Кровь сразу зашипела, бычья шкура стала обгорать, в воздухе запахло палёным.

- Хозяин скверный, прими дарование наше, плоть и кровь уготованную... - затянула старуха, и Дмитрий понял, что сейчас настанет его очередь. «Была не была! Всё равно подыхать!» - эта мысль на несколько мгновений пересилила парализовавший его страх. И этого хватило, чтобы резко вскочить на ноги и рвануться – но не к церкви, а прямо в центр хоровода, к горящей ели. Сунув связанные руки в огонь, парень почувствовал, как пламя лизнуло ладони, потом запястья, кожу обожгло, он дернул руками – и занявшаяся пламенем верёвка лопнула, оставив на запястьях белые следы с красными краями. Парень тут же отпрянул от огня и, морщась от боли, сунул руку в карман. Деревенские идиоты не догадались проверить куртку на наличие перцовки - и теперь поплатятся за это! он пустил струю в лицо подлетевшему к нему Ефиму и отскочил в сторону, не давая взять себя в кольцо. Ефим сделал ещё несколько шагов и скорчился, прижав к лицу ладони. Следующими на очереди оказалась целая шеренга шизиков,  наступавших на него. Дмитрий выпустил длинную струю вокруг себя, опустошив баллон, и швырнул его в огонь. Сектанты корчились, хватаясь за лица и кашляя. Бабка Василиса визжала, подпрыгивая и тыча в Дмитрия костлявым пальцем. На него рванули последние, кто стоял на ногах – чудовищный фальшивый «дед мороз» Володя, так и не стянувший гадкую маску, и бабка Ульяна, внезапно проявившая вовсе не старушечью прыть. Хлоп! Пустой баллон взорвался в огне! Осколки полетели во все стороны. Володя в испуге закрыл руками голову, а Ульяна схватилась за лицо и, визжа, повалилась на снег. Недолго думая, Дмитрий рванул прочь от этого шабаша. Сначала он попытался завернуть к машине, но туда, наперерез парню, рванула ведьма.  Уцепившись руками за кирпичную стену, она хищно оскалилась, изо рта у неё капала кровь, а глаза засверкали ещё сильнее. Тогда, вообще не думая, что делает, Дмитрий побежал в лес. «Нахрен всё это! Нахрен! Нахрен!» - думал он про себя, задыхаясь и увязая в снегу. За спиной слышался демонический визгливый хохот старухи:

- В салочки решил поиграть, Митюш!? Беги-беги, далеколь ножки-то унесут?!

Дмитрий забежал под крону деревьев. Здесь уже было темно. Кроны осин, берёз и сосен скрывали исцарапанный ветками мертвый лик луны, и Дмитрий бежал, практически не видя дороги. Ноги проваливались в снег по колено, острые сучья и ветки словно норовили схватить его, царапая лицо, разрывая пуховик. А повсюду, словно эхо, звучал этот мерзкий смех старой ведьмы.

Задыхаясь и спотыкаясь, Дима несся по лесу. Ледяной воздух обжигал горло, от напряжения перехватывало дыхание, глаза слезились, а за спиной всё чудились хриплые голоса и демонический хохот.  Но вот деревья расступились — и за их переплетением открылась заснеженная поляна.  Вокруг было удивительно тихо, и журналист слышал только оглушительное биение собственного сердца и гул крови в ушах. Он замер, уперев руки в колени, и попытался отдышаться. Когда удалось немного перевести дыхание, Дмитрий поднял голову и огляделся.  Прямо перед ним на полянке стояло невысокое здание с двускатной крышей, украшенное  резными балкончиками, с ажурными наличниками на окнах - этакий сказочный русский терем. Тучи разошлись, и луна мягким светом серебрила заиндевевшие стены, точно они и сами были из снега.  А еще на поляне были заметны свежие следы от мужских сапог. Следы вели к крыльцу терема, а другая их цепочка вилась по снегу в обратном направлении. Кто бы ни обитал в сказочном домике - его посетитель уже ушел.

Вокруг было тихо. Затем откуда-то изнутри послышалось неуверенное шарканье, точно тот, кто двигался сейчас парню навстречу, шел наощупь. На середине пути неизвестный замешкался и замер на месте. Но потом снова продолжил свой путь.  Дмитрий на всякий случай обломал с ближайшего дерева небольшой сук и сжал его в руке. Наконец тихо и как-то неуверенно скрипнула входная дверь и на залитое лунным светом крылечко, шаркая и горбясь, вышел...

- Дед Мороз?! - ахнул Дима. И от неожиданности истерически расхохотался.  Да, это совершенно очевидно был дед мороз. Совсем как на утреннике в детском саду. Ватная шуба, рукавицы, окладистая борода, валенки, весь в белом... Не хватало только массивного посоха - непременного атрибута сказочного старика. И еще что-то было не так. Неправильно... Дед Мороз медленно повернул голову, словно с другого конца полянки никак не мог разглядеть гостя.  Дмитрий готов был ко всему. Но только не к тому, что увидел. У Деда Мороза не было глаз. Сомкнутые веки были плотно зашиты неаккуратными грубыми стежками. Дима почувствовал, как на спине выступила ледяная испарина. По впалым щекам старика тянулись влажные дорожки то ли со следами давних слез, то ли сукровицы.

- Чёрт… Вот черт! – заорал парень, бросаясь к старику. – Это же… Что они с вами сделали? Как вы? Надо выбираться отсюда… Вот же чёрт!!!

- Кто здесь? – хрипло спросил старик.

- Меня зовут Дима! Я из Москвы! Я вытащу вас отсюда… Не бойтесь. Эти чокнутые там, в деревне… Это… Это они вас так?

- Это она, - тяжело проскрипел старик. – Ведьма забрала мою силу. И закрыла мне глаза.

- Это Василиса, да? А кто приходил к вам? Чьи это следы? Они вернутся?

- Они приходят. Каждый новый год они приходят… Не бойся, они сюда до следующей зимы не сунутся, - кажется, старик был  еще в здравом уме, несмотря на пережитые пытки. Голос его обрел постепенно силу и напор.

- Нам нужно выбираться отсюда!

- Я не могу уйти. Я не вижу! – с тоской повысил голос старик. - Послушай. Ведьма боится меня! А тебя убьет. Они всех убивают. А я теряю силу, понимаешь? В деревне она всё опутала своими чарами! И мне не выбраться... Если только... Ты не из этих мест?

- Говорю же, я из Москвы!

- Значит, эти старые жабы пока не прибрали тебя к рукам... Ты был в доме ведьмы?

- Да, я... я брал интервью... приехал... Думал, это всё сказки...

- К сожалению, нет. Ты знаешь, кто я?

- Вы... Дед Мороз?

- Можно и так сказать. Много лет правил я в этих лесах, но ведьма отняла мою силу, мой посох. Я мог бы найти его - но ничего не вижу... Но слышу, чувствую как она всё вокруг скверной заливает. И за сотню вёрст смердит! Срезать заговоренные нити и открыть мне глаза могут только ведьмины ножницы. Ты видел их? Видел ножницы в ведьмином доме?

- Ведьмы... Ножницы... Точно! У Ульяны в избе куча, куча ножниц! И старые, и новые... Везде развешаны.

- Принеси! Помоги мне!  Если не хочешь погибнуть - помоги мне!

- Я... Да! Конечно, я помогу! Что мне делать?

- Дойдём до края леса - в деревню нет мне ходу. Принеси мне ножницы - я смогу видеть, найду посох. И тогда-то мы победим колдунью! Идём же!

- Я не знаю дороги, - потупился парень. - Я бежал наугад. Как мы найдём дорогу в лесу?

- Это поправимо, - улыбнулся Дед Мороз. - Слепи-ка снежок!

Дима загреб рукой снега, непослушными пальцами скатал в комочек.

- А теперь брось его. Он нас, как путеводный клубочек, к деревне выведет.

И правда, брошенный комок снега подпрыгнул и шустро, будто мышь-полевка, покатился к темнеющим на опушке деревьям.

- Смелее, за ним! - подбодрил старик. Дима снова почувствовал себя ребенком. - Дай мне руку!

Крепко ухватив сказочного деда за белую рукавицу, Дима устремился за клубочком, уже нетерпеливо подпрыгивавшим на краю поляны. Старик на удивление резво шагал рядом с ним. Отойдя от своего ледяного терема, он стал значительно бодрее и как будто даже выше ростом. Дмитрий рядом с ним тоже почувствовал себя увереннее. Наконец-то в этой кошмарной фантасмагории у него появился союзник, кто-то, кто знает, что нужно делать. Вдвоем они скорым шагом устремились через лес назад, к деревне.

В серебристом лунном свете деревня с опушки выглядела безобидно, почти прянично. Ни дать ни взять рождественская открытка.

- Я тебя здесь жду, там мне без глаз делать нечего, - сказал старик, остановившись на краю леса.

- Ладно, - послушно кивнул Дмитрий и зашагал вперёд. Снежок уверенно катился вперед по заснеженной тропке и вывел прямо к дому бабки Ульяны. Пересекая запорошённую снегом дорогу, Дмитрий внимательно оглядывался. Метель стихла, и теперь всё походило еще больше на картинку с новогодней открытки. Старая избушка с низким заборчиком, припорошённая пухлой шапкой белого снега, лёгкий дымок из трубы, тонким столбиком уходящий в тёмно-синее небо, усыпанное звёздами, примостившиеся рядом такие же домишки - и бескрайнее поле, искрящееся миллионами серебряных огоньков, отражавших холодный свет полной луны. Дмитрий пересёк дорогу и осторожно подошёл к калитке.

Он немного постоял, прислушиваясь, но вокруг стояла мёртвая тишина. «Вот уж действительно – «мёртвая», - подумал он и открыл калитку. Та легко поддалась. “Естественно, таким психам некого опасаться”. Дмитрий был уверен на сто процентов, что все местные сейчас тусуются у ели вместе с ведьмой. Но полагать, что никакой охраны или сигнализации на ножницах не стоит, было просто глупо, так что он сначала прошёл к сараю, чтобы найти хоть какое-то оружие. Косая деревянная дверь поддалась тяжёло, и Дмитрию удалось открыть её только наполовину, дальше она просто застряла. «Да и хрен с ним, такого хватит», - подумал он и протиснулся в сарай. Внутри было темно, но под потолком висел провод с лампочкой без абажура, и Дмитрий, немного пошарив ладонями по дощатым стенам, смог нащупать старый выключатель. Щёлк! Лампа вспыхнула и, слабо мигая, залила всё жёлтым светом.

Вдруг перед носом машины мелькнули чьи-то задние фонари - какой-то внедорожник лихо подрезал его не первой молодости Ауди. Дмитрий судорожно крутанул руль, вдавил в пол тормоза. Машина, вильнув, съехала к обочине, и парень разразился отборной бранью в адрес обнаглевшего водилы, затем опустил стекло и  крикнул:
- Тебе где права выдали, импоте-е-ент!? - сопроводив вопрос характерным жестом с оттопыренным средним пальцем.

Впереди сквозь снежную сетку снова мигнули красным светом задние фары. Водитель внедорожника тоже остановился чуть поодаль, выбрался из машины и вразвалочку направился в сторону Дмитрия. В салон из приоткрытого окна потянуло холодом.

- Слышь, ты чем-то недоволен, а? Чё сказал? - квадратная физиономия амбала - явно из бывших братков - материализовалась за стеклом. - Повтори, а?

"Вот черт", - подумал Дмитрий, внутри всё оборвалось, ладони похолодели, а колени начало слегка потряхивать.

- Ээ... Да я это... Нет. Видимость плохая. Не заметил вашу машину. Извините...

- Ага. Крутишь, как говно, шофёр. Захлопни варежку, - удовлетворенно резюмировал амбал, и  смачно плюнув на капот Ауди, затопал обратно к своей машине.

Дмитрий судорожно выдохнул.

- Вот же козлина, - добавил он, на всякий случай шепотом, поднимая боковое стекло.

Кажется, с самого начала поездка не задалась. На душе было поганое предчувствие. Эх, сейчас бросить бы всё это. Но канал сам себя не раскрутит, да и контент сам себя не сделает, а чтобы достать в наш век интернета что-то по-настоящему уникальное, порой приходится изрядно попотеть. Да и деньжата к новому году явно не лишние... Осторожно вырулив на дорогу, Дмитрий тронулся вперед.

Встречный поток постепенно редел. Темнело, метель за окном разыгрывалась всё сильнее.  Радио принялось терять волну, сменяя знакомые мотивы Пахмутовой непонятными хрипами и скрипами, которые только действовали на нервы. Вырубив приемник окончательно, Дмитрий постарался сосредоточиться на цели своего путешествия.

По профессии Дмитрий был журналистом. И довольно неплохим, как он сам считал. Однако несколько лет назад, осознав, что журналистика - среда конкурентная и малоприбыльная, Дима решил создать видеоблог. Но как быть с наполнением? И вот на волне популярности разного рода битв экстрасенсов, биокоучей, тарологов и прочего сброда, захлестнувшего в последнее время просторы интернета и тв, мистическая тематика зашла, что называется, на ура. Количество подписчиков росло,  появлялись новые ролики, собиралась команда из маркетологов и агентов, даже появился интернет-магазин соответствующей тематики, в общем рейтинги уверенно ползли вверх.  Дима понял - это тот самый момент, когда можно сделать что-то действительно серьезное. Выбор времени для эксклюзивного контента пал на новый год. Но и материал для спецвыпуска надо было искать какой-то особенный.

Тут-то провинциальная желтая хроника и подкинула эту историю. Журналюги из желтой газеты расстарались на славу - тут и местные колдуны, и дикие обряды, и анафема от перепуганного сельского батюшки. А в центре событий, мол, пожилая заслуженная ведьма. Однако до сенсации новость не дотянула - то ли не хватило местным умельцам запала, то ли поселковый участковый надавал по шапке за такую дезинформацию населения - кто знает. Дело ограничилось парой новостных роликов и безграмотных статей. Однако Дмитрию хватило и этой зацепки. А уж настойчивости парню было не занимать. Дима усмехнулся, вспомнив эпичную историю из своей журналистской практики, когда папаша жертвы одного серийного маньяка спустил парня с лестницы - а тот затем по пожарной снова поднялся наверх и постучал в окно спальни матери погибшей, потому что интервью у скорбящей семьи само себя не возьмет. Некоторые коллеги, конечно, узнав эти слухи, шипели и плевались, пафосно затирая что-то про "журналистскую этику", но Дима только усмехался в ответ. Материал получился отменный, и редактор одного издания неслабо раскошелился за такую конфетку. А деньги - это главное!

В мистическую лабуду Дмитрий, конечно, тоже не верил. Выбрал удобную нишу, чтобы дурачить легковерных идиотов - и не прогадал. Мистика пользовалась спросом не только у подростков и скучающих домохозяек.  Работы хватало - дай бог. Особенно когда стала набирать обороты тема экзорцизма, предсказаний и целителей всех мастей. В поисках «новой ванги», на продаже суперточных предсказаний и уникальных травяных рецептов которой можно неплохо заработать, он и направлялся сейчас в богом забытую деревушку.  Чтобы вернуться обратно с уникальным шедевром, который взорвет Интернет и позволит наконец развернуться в полную мощь. Известность, популярность... Да и деньги! Что может быть круче!

Погруженный в эти сладкие мечты о будущей славе, Дима едва не пропустил за снежной порошей нужный указатель.  Облупившиеся местами белые буквы на синем фоне гласили: "Гнильшино -15 км".

"Ну и названьице", - брезгливо поморщился журналист. Самое то для историй про заплесневелых деревенских упырей. Он решительно крутанул руль и съехал на проселочную дорогу.

Снеговые сумерки за окнами казались какими-то ватными. Чахлые деревца на обочинах, запустелые поля и перелески. Однообразный скучный пейзаж простирался в обе стороны от дороги, сколько хватало взгляда, пока не терялся в зимнем сумраке.

Ну и дыра! Странно, что новости отсюда вообще каким-то чудом дошли на большую землю. Еще и тащиться по разбитой грунтовке приходится в час по чайной ложке. Сразу видно – за МКАДом жизни нет. Так… Существование. Дмитрий криво усмехнулся и продолжил вглядываться в сгущающуюся темноту в ожидании огней деревни.

Сумрачная дорога казалась бесконечной. Дмитрия начинало клонить в сон. "Да тут не 15 километров, а все 25, - с досадой подумал он. - Хоть назад поворачивай!" И в этот миг вдалеке, точно болотные гнилушки, тускло замерцали наконец огни деревушки. Дмитрий чуть прибавил скорость, насколько позволяла плохая видимость. Промелькнула по правой стороне церковь – силуэт колокольни с каким-то неправильным углом. Наконец впереди замаячил и какой-то домик. Окна были слабо освещены.  Подъехав к строению поближе, Дмитрий решительно съехал на обочину, заглушил мотор и полез из машины.

- Хэй! Хозяева! Есть здесь кто?

Он поднялся на крыльцо и постучал кулаком в дверь. За ней в глубине дома что-то, кажется, с грохотом упало и прокатилось по полу. Затем послышались неторопливые шаги. Дверь распахнулась. На Дмитрия внимательно, с близоруким прищуром уставился бородатый плюгавый мужичок в замызганном свитере и съехавшем на ухо драном треухе. "Колорит, однако", - хмыкнул журналист.

-Чаво надоть? - не слишком гостеприимно поинтересовался мужичок хриплым голосом.  Дмитрий отметил про себя, что голос у мужика был гнусавый, точно тот страдал хроническим гайморитом.

- Здрасьте! - нарочито бодро сказал он и протянул руку для рукопожатия. - Журналист я. Из Москвы.

- А чаво надоть? - снова поинтересовался мужичок, игнорируя протянутую руку и наклонив голову набок, отчего одно из ушей его треуха забавно встопорщилось, будто он, как собака, прислушивался к чему-то.

- Интервью приехал брать. У целительницы вашей, Василисы Егоровны. Из вашей же она деревни?

На секунду Дмитрия охватило мрачное подозрение, что провинциальные коллеги всё переврали, а то и вовсе выдумали, и зря он полдня тащился в такую глушь. Но, услыхав имя Василисы Егоровны, мужичок заулыбался и словно оттаял.

- Ааа, дык ты к баб Васе, значитца? У нас, у нас, верно приехал! Ишь, из самой Москвы, надо же ж... Ай молодец! - мужичок восхищенно цокнул языком и покачал головой. - А как прознал-то?

- Да коллеги помогли! - ответил Дмитрий и подумал, что почти не соврал.

- Ишь, коллеги-калеки, - он засмеялся. - Вот ведь как слухами земля полнится! Тебя как звать-то? Я Василий.

- Дима.

- Митрий, значит, - удовлетворенно хмыкнул мужик. Потом обеспокоенно глянул на небо и нахмурился. - Дело у тебя хорошее, да только время-то уж позднее. Надобно московского гостя и на постой определить... Гм-гм... Это к кому же? У меня уж несподручно тебе будет, не обессудь.  А вот чего! Отведу к бабке Ульяне.  Это ежели ты уж не побрезгуешь. Потому как, знаю... Из  самой Москвы, надо же, а!

Качая головой и продолжая бормотать, Василий ушел в дом. Дмитрий меж тем огляделся. Некрашеный приземистый домишко, во дворе сарай, поленница, широкий деревянный  чурбан, на котором, видно, колет мужик дрова. Ничего особенного.

Чуть дальше по улице виднелись изгороди, силуэты других домов, от некоторых поднимался косой дымок, кое-где блестели огоньки. Дмитрий различал их яснее, чем из машины - да и снег уже начал утихать.

В деревне было поразительно тихо. Не лаяли собаки, не было слышно голосов. "Вечер уже, спят все, наверное, - успокоил себя Дмитрий. - Да и вряд ли тут так уж людно. Все, кто мог уехать, наверняка уже давным-давно сделали ноги из этой дыры".

- А много народу у вас тут живет? - спросил он у деловито хрустевшего по снегу впереди Василия. Тот покачал головой, не замедляя шага, махнул рукавицей:

- Да в прежние годы, почитай, поболе было. Однако живем, не жалуемся. Машина с продовольствием раз в неделю заезжает. Огороды у нас, скотина, лес вон рядом... Не жалуемся.

- Природа, свежий воздух, - в тон ему продолжил Дима.

- А то! Раньше, правда, всё грибники-то в лесу пропадали, блудились... И лесник-то прежний эвона! Насмерть замерз о позапрошлую, кажись, зиму, тьфу ты! Карачун его хватил. А как с баб Васей-то жить стали, так и поутихло...

- Позапрошлую зиму? А разве Василиса Егоровна не всегда здесь жила?

- В деревне-то всегда, - чуть смешался местный житель. - Да вишь, всё на выселках. К лесу, мол, ей ближе, да и то... Потому как, знамо дело.... Чего ж у людей-то не услышишь? А последни годы оно и ничего, со всеми приживается. Как у них, у всех ведь - за плечом не держат, а со своих и спросу такого нет... Да что тут толковать! - оборвал свою не слишком связную речь мужичонка. - Скоро сам у ней всё спросишь.

Дмитрий ничего не понял, но уточнять не решился. Ну его совсем.

Василий уверенно направился к голубому домику с белыми резными наличниками. Припорошенный снегом, тот выглядел уютным, словно пряничным. Окошко светилось неярким теплым светом.  Провожатый отворил калитку, звякнув щеколдой, потопал валенками на расчищенной дорожке, прежде чем взойти на крылечко. Дмитрий последовал его примеру и отряхнул налипший на ботинки снег.

Дверь домика оказалась незапертой - видно, хозяин совсем не опасался незваных гостей. В сенях было прохладно и чисто. Лавка, вёдра с водой, ковшик, какая-то деревянная кадка в углу, прикрытая крышкой. Навстречу им никто не вышел.

- Бабушка Ульяна! - позвал уже из сеней Василий. - Выдь, что ли! Гость к нам пожаловал!

Послышалось спешное шарканье ног, дверь распахнулась, и на пороге показалась сухонькая маленькая старушка в платочке. Всплеснув руками при виде Дмитрия, она заговорила неожиданно высоким и тонким голосом:

-  Вот дела-то. Гость, как снег, свалился! Истинно радости ждать! Здравствуй, Василий! Аль калитка не заперта?

- Заперта была, бабушка, да уж мы открыли, не обессудь. Возьми нашего московского гостя на постой, Ульяша, а то время позднее, ночи темные, - складно, точно сказку рассказывал, ответил Василий.

- Как не взять? Возьму! У меня и банька, и огурчики из погреба, и картошечка в печи скоро поспеет… Проходи, добрый молодец! Тулуп-то свой сымай, дома натоплено, - засуетилась старушка.

- Я пойду, Ульяна, мне того… - откланялся Василий и тихо скрылся за дверью.

Через полчаса уставший с дороги Дмитрий, вытянув ноги, развалился на диване в комнате и с наслаждением хрустел моченым яблоком, за которым шустрая старушка метнулась в погреб.  Бабушка Ульяна меж тем сновала туда-сюда, снаряжая, по ее словам, баню для столичного визитера.

- Не стоит так беспокоиться, правда, - попытался возразить ей Дмитрий, ощущая некоторую неловкость из-за причиненных пожилой женщине хлопот. Но та и слушать не пожелала.

В бане пахло сырым деревом, было тепло и влажно. На скамье обнаружился большой таз с мыльной водой, мочалка. В помывочном предбаннике - пара мочалок, лохань и лавка с высокой спинкой, на стене развешаны несколько березовых веников.  Бабулька, проводив, окинула Дмитрия  внимательным взглядом и кивком указала на лавку, где ему предстояло переодеваться. Затем вышла, притворив за собой дверь.

Еще через час Дима в свежей футболке, с надетым на голову полотенцем, окончательно разомлев, пил в горнице чай. Бабушка Ульяна тут же коротала время за рукоделием - подслеповато щурясь, вязала носки, ловко перебирая спицами. Она оказалась общительной, расспрашивала гостя о Москве и сама охотно отвечала на вопросы.  Несмотря на приятную истому, о цели своего визита журналист не забывал.

- А расскажите мне про целительницу вашу местную, Василису Егоровну? Вы ведь наверняка с ней знакомы. Правда ли, что она чудотворной силой владеет?

Он мягко улыбнулся. Бабка заулыбалась в ответ.

- Василису-то как не знать - вся деревня ее знает.  Это верно, знатная ведунья. И повитухой бывала, и нечисть разную отвадить может - навроде домовой распоясался, али кикимора, а то леший шалит... Травы ведает. Как какая беда - так это к ней, всё на ней тут и держится.  Всякое я и сама видала, веришь ли, а что и от добрых  людей слышала.

- Так ведь люди-то, бабушка, как говорится, соврут - недорого возьмут.

- И-и, милай, - прищурилась Ульяна. - Любопытен ты. А с ведовством да ворожбой у нас тут не шутят. Это тебе не Москва... Как это в писании сказано - имеющий уши да слышит? А у знаткой ведуньи - у нее везде глаза да уши. Тебе, может, сама Василиса Егоровна расскажет. А можешь и сам еще спросишь.  Потерпи до завтра. Завтра как рассветет, укажу тебе к ней дорогу. А сейчас утро вечера мудренее... Я тебе постелила в маленькой горенке. Ступай, уж спишь совсем.

Дмитрий и в самом деле почувствовал, что глаза его начали слипаться. "Сам не заметил, как задремал, дурак!" - обругал он мысленно себя, пожелал хозяйке доброй ночи и на ватных ногах прошел в небольшую комнату, где уже манила его к себе пуховыми подушками призывно разобранная кровать.  Дмитрий рухнул в постель и тут же уснул.

Спал Дмитрий беспокойно. Во сне ему виделись то бесконечные, раскисшие от осенней грязи поля, на которых стояли соломенные пугала и раскачивались на ветру.  А то вдруг с неба падали острые холодные звезды и, свистя, рушились на землю. Он просыпался от ужаса, вздрагивал - и засыпал снова.  В третьем сне он лежал на земле возле какого-то болота, а рядом, освещенные костром, танцевали обнаженные хохочущие старухи. От этих пляшущих и смеющихся фигур тянулись уродливо искривленные тени, от бегущих по их лицам отблесков огня их гримасы казались еще ужаснее. Дмитрий с отвращением ощущал идущий от танцующих нестерпимый жар и зловоние. Вдруг к нему, крутя в воздухе голыми руками, подошла одна из теней - и с утробным воем бросилась на него… Просыпаясь, парень завопил во все горло и открыл глаза.

Еще не вполне проснувшись, Дмитрий сел и огляделся.

По комнате разливался неяркий утренний свет. В углу перед иконой в тусклом медном подсвечнике горела толстая сальная свеча. Сама икона была настолько закопченой, что лик святого было не разобрать. Только выделялись белки глаз, точно изображен был слепой. Дима обвел взглядом комнату и заметил несколько вколоченных в стену гвоздей. На каждом висели раскрытые ножницы - некоторые новые и блестящие, некоторые совсем проржавевшие. Коллекцию бабка собирает, что ли?

За окном занялся уже блеклый зимний рассвет, из чего можно было заключить, чтo день ожидается хмурый и довольно ветреный. Дмитрий подошел к окну. Стекло было каким-то мутным, из-за чего деревенский пейзаж представлялся размытым, точно замыленная фотография.  Пришлось приглядеться, чтобы разобрать хоть что-то. То тут, то там среди сугробов пятнами виднелись темные крыши приземистых домов.  Деревня выглядела не слишком большой и такой же безлюдной, как и накануне вечером. За нею до горизонта тянулись покрытые снегом поля.

Бабушка Ульяна уже хлопотала у плиты. Гостя она встретила приветливо и усадила пить чай с медом и оладьями, которые спозаранку уже успела напечь.  Позавтракав, Дима стал собираться. Проверил диктофон, уровень заряда в телефоне. Поблагодарил хозяйку и попросил показать, в какой стороне живет Василиса Егоровна.

- Так ты б, милок, вещи-то оставил. Чего с ентим рюкзаком весь день тягаться.

- Да я, бабушка, уж поеду к вечеру. Мне только интервью взять, и всё.

- Так автобуса-то нету сегодня, новый год ведь! - в притворном огорчении всплеснула сухонькими ручками бабушка Ульяна, но Дмитрий заметил, что в глазах ее заплясали смешливые искорки.

- А я, бабушка, своим ходом.

- Неужто пешком! - ахнула старушка.

- Зачем пешком? Я на машине.

- Да где ж она? - изумилась бабушка Ульяна.

- У дома Василия на краю деревни поставил.

- Ишь! Неугомонный! Ну Васька-то ничего, присмотрит, - и неожиданно подмигнула, усмехаясь невесть чему.

«Господи, да что с ними не так? Почему они не могут нормально разговаривать!» - подумал Дмитрий. Но в ответ старушке лишь улыбнулся и снова спросил:

- Так ещё раз, где Василиса Егоровна живёт?

- Ах, и правда! Показать-то не показываю, а уж натрындела, старая, наобещалась… Пойдём, провожу! - старуха засуетилась, начала одновременно натягивать валенки и пытаться снять с крючка тулуп. Ну нет - ещё несколько минут в обществе этой очаровательной, милой, но ужасно говорливой старушки он не выдержит.

- Да не нужно, вы так направьте, я уж сам найду, светло же.

- Чего не надоть-то, а? Митюш? Сейчас-сейчас...

- Да...- Дмитрий почесал в затылке, ища оправдание. - Я быстро хожу, чего вас гонять, да и потом, у вас дела домашние есть.

- Точно! - бабка хлопнула себя по лбу свободной рукой, которую ещё не сунула в рукав тулупа. - Обед же тебе готовить надо, гостюшка. Совсем старая башка не варит! Беги уж, беги, на дорогу выйдешь, и так прямо тебе до конца деревни. Домик у неё такой, с крышей синенькой.

- Спасибо большое! - быстро поблагодарил Дмитрий и выскочил на улицу. Пусть бабка хоть чем занимается, лишь бы отвалила. Безусловно, спасибо ей за гостеприимство, но возвращаться туда он не намерен. Еда, конечно, вкусная, но вот бесконечный трёп не по делу просто нереально вынести. Уж лучше он у кого-то другого интервью возьмёт.

Далёкое, холодное январское солнце светило ярко, поджигая снег множеством золотистых искорок. Дмитрий чуть ли не добежал до калитки, хрустя снегом под ботинками. Вывернув на не очень широкую, вот только для машины и чтобы пешеходам отойти, дорогу, он зашагал прямо. Свежий морозный воздух покалывал лицо, а изо рта вырывались облака пара. «Градусов-то явно не меньше двадцати», - пронеслось в голове. Проверять предположение было бессмысленно - сеть здесь не ловила от слова «совсем». Дикая природа в своём первозданном виде.

Достав телефон, Дмитрий взглянул на экран: 31 декабря, 11:55! Да, поспал он хорошо. Видимо, и правда устал от долгой дороги, а может, так баня перед сном марит. Хотя, наверное, всё вместе. Тут он увидел крепкого, сурового мужика с бородой-лопатой, который выходил из своей калитки с большой ёлкой на плече. «Опа! вот и с ним побеседуем», - подумал Дмитрий и направился к мужику. Тот смерил незнакомца пристальным взглядом и пошёл дальше. Пройдя несколько шагов, остановился и воткнул ёлку в снег, слегка навалившись на неё.

- Здравствуйте! - нагнал его Дмитрий.

- День добрый, - не оборачиваясь, ответил мужик, продолжая возиться с ёлкой.

- Меня зовут Дмитрий, я журналист из Москвы. Приехал репортаж про вашу целительницу писать, про Василису Егоровну.

Мужик наконец установил ёлку крепко и, повернувшись к Диме, сурово на него уставился, сунув руки в карманы.

- Ты бабу Васю не трожь, если гадости писать собрался. Были уже такие, знаем.

- Какие гадости? Побойтесь Бога! - отмахнулся Дмитрий. - Я про дар её писать приехал, как она людям помогает. А что, писали что-то плохое?

- А то не знаешь? Дурачка включил. Думаешь, в деревне все валенки, что ли? - прищурился мужик и потянул правую руку из кармана. Дмитрий немного осел, колени задрожали, он инстинктивно сжал перцовый баллончик.

- Да я имел в виду, что разве повод есть? Вы не подумайте, я же с хорошими намерениями.

- Ефим, - мужик протянул ему широкую, как разделочная доска, ладонь. - Поводов нет - и не было никогда. Им бы попа местного меньше слушать, тот про бабу Васю наплетёт - недорого возьмёт.

- Поп - это священник ваш? - спросил Дмитрий, пожимая мозолистую и твёрдую руку.

- Ага. Отец Иоанн, - презрительно фыркнул мужик. – Он-то бабу Васю не любит, да и позвездеть на камеру охота. Вот и наплёл чего - сам не понял.

- А почему не любит? Она о церкви что-то говорила?

- Да какое! - отмахнулся Ефим. - Чтоб баба Вася да про церковь - плохое? Она ж и сама туда ходит, и иконки дома стоят, и евангелие читает. Всё честь по чести. Только поп её туда не пускает, дурниной орёт, с лестницы сталкивает и двери запирает. Ведьма, вишь, говорит, остолоп в рясе, - мужик презрительно сплюнул в снег.

- Так а что она ему сделала-то? В церковь сама ходит, никого от веры не отвращает, чудеса творит. Наоборот, праведницей какой её считать должен.

- Жадный потому что. Ведь как баба Вася появилась, то в церковь, кроме неё и ещё нескольких, и не ходит никто. И деньжат меньше, значитца. Мы же лучше ей, бабе Васе, значит, лишний рубль или угощенье принесём.

«Ага, - отметил для себя Дмитрий. – Ясненько. Значит, бабка потихоньку рубит бабки. Каламбур, однако». Но вслух спросил только:

- А почему так?

- Да потому! - хохотнул мужик. - Мы ей верим. Раньше в церковь все ходили, только толку-то? Знаешь, как бывает, - понизил он голос, - когда от мороза градусники на улице лопаются, а печь нечем топить, потому что все дрова насквозь промёрзли и только мокнут в печи. Человек спать ложиться, а утром холодный и твёрдый, как ледышка, - Ефим стукнул костяшками пальцев по заледенелому забору. - Полдеревни кровью кашляет, животина дохнет. Приходишь ты в церковь, и свечку купишь - поставишь, и помолишься, и попу в блюдце деньгу покладёшь. Только что толку-то? Всё так и остаётся, ничего Бог не поменял, а поп только и твердит про веру, да что в церковь чаще. А вот баба Вася помогла. Нет такого больше. Если Бог и есть, то он только её слушает, а нас не хочет, - и Ефим снова сплюнул в снег.

- И правда... - не нашёлся, что сказать, Дмитрий. - Так и какие ещё она чудеса творит?

С Ефимом он проговорил больше часа. Тот даже пригласил его в дом и напоил домашней наливкой, Дмитрий разве что из вежливости решился попробовать рюмочку клюквенной, но в итоге еле остановил себя после третьей. Сахарно-кислая, с приятным каким-то то ли хвойным, то ли травяным послевкусием. «Ох, блин, да только про эту наливку можно целый репортаж сделать, и бренд организовать. Не деревня, а клад какой-то», - подумал Дмитрий, выходя из дома Ефима. Тот проводил его словами “Нормальный ты мужик!” и “Не опозорь нашу бабу Васю, а то ведь найдём!” Последнее подавалось как шутка и сопровождалось хохотом, но вот Дмитрию стало как-то не по себе, учитывая габариты Ефима.

Но, впрочем, поливать грязью Дмитрий эту самую бабулю и не собирался. В его голове уже созрел конкретный план, как срубить с происходящего очень хорошую прибыль. История Ефима про страшные морозы его не то чтобы потрясла или растрогала, но вот читателей пронзит насквозь. Осталось только пообщаться с самой бабулей, чтобы картина сложилась окончательно. И тогда он найдёт связь и позвонит Свете - она занимается всеми продажами, типа заряженных свеч, камней, карт таро и прочей чудодейственной якобы херни, которую коробками скупают наивные идиоты. Ох, как прекрасно там будут смотреться травяные сборы от бабушки Василисы, лечебные мази и заговорённый мёд! А ещё прекрасней будет процент со всей этой волшебной продукции, может, даже наливки Ефима удастся продавать.

Погружённый в эти приятные мысли, он и не заметил, как дошёл до нужного ему дома. Плетёный забор с какими-то банками и горшками на жердях был совсем без калитки. По словам Ефима, тот давно бабуле предлагал хороший забор справить, поставить всё предлагал, но та только отмахивалась, мол, бояться ей некого и нечего. Дмитрий прошёл во дворик, весь заметённый снегом - только аккуратные дорожки, тоже работа местных благодетелей, были вычищены до калитки и деревянного сельского сортира. Сам домик был ветхим, покосившимся, кажется, помощников бабка к дому не подпускала, разрешая править только ухаживать за участком. Дмитрий подошёл к двери и постучал. Прошло несколько долгих минут, он уже хотел стукнуть ещё один раз, как изнутри раздалось:

- Входите! Открыто!

Голос у старушки был писклявым, с какой-то надтреснутой хрипотцой. Дмитрий вошел в сени. Старая, обитая войлоком дверь ужасно скрипела. Попав в логово деревенской ведьмы, журналист с интересом оглядывался вокруг. Внутри всё было увешено связками сушёных трав, веток, грибов, а некоторые свертки вообще походили на шкурки грызунов. Но пахло в избе приятно: мятой, зверобоем и ёлкой. Дмитрий прошел через сени и, миновав еще одну клеенчатую дверь, оказался в горнице. Обстановка была скудная - посередине большой обеденный стол, застеленный клеёнкой, вокруг три колченогих стула. На подоконнике у заиндевевшего окна расстелена газетка, на которой лежала приличная куча дохлых мух. В левом углу, сразу под иконами - старая железная кровать, на которой сидела старушка. Маленькая, скрюченная, вся завёрнутая в бесчисленное количество каких-то шалей, платков и накидок, она слепо щурилась, оглядывая нового гостя

- А ты, милой, кто будешь-то? - проскрипела она, не вставая с места и совершенно не опасаясь незнакомца.

- Здравствуйте, Василиса Егоровна! Меня зовут Дмитрий, я журналист из Москвы, приехал написать о вас статью. Как о целительнице, - добавил он. С минуту старуха молча мерила его взглядом, а потом кивнула, как бы соглашаясь.

- Дмитрий, значит. Журналист… Ну входи, Митюшенька, входи. Чаю, может, хочешь, с морозца-то?

- Да нет, спасибо, - вежливо улыбнулся Дмитрий, садясь за стол. Вынув из кармана телефон, он включил диктофон и, открыв заметки с вопросами, начал:

- Я уже пообщался с некоторыми местными жителями, все они утверждают, что вы целительница, святая или волшебница. Что вы сами скажете на это и кем вы себя считаете?

- Ой, да фу-ты ну-ты! - смущённо отмахнулась бабка. - С кем говорил-то, с Ефимом да Ульянкой небось, или с Катькой и Петькой? Никакая не волшебница я, и уж того боле не святая. Чего только не наплетут, - хихикнула она. - Так, масла в голове хватает травки ведать и кой-чего из прабабкиных рецептов помнить, а боле ничего-ничего.

- Да, с Ефимом, бабушкой Улей и Васей ещё, у которого сразу первый дом от дороги, - кивнул Дмитрий. - А вот ни Петра, ни Екатерину не встречал. Так, говорите, только рецепты на травы от прабабушки помните? - старуха кивнула. - А кто у вас она была?

- Да такая ж бабка, как и я, только поумней. Помнила о том, как предки наши лечились природой, и сама так делала. Оно ж, вишь, всё заранее Господь придумал, так что таблетки эти ваши - только морока лишняя. Без них-то вон сколько люди жили, и какие богатыри росли! - старушка сделала какие-то замысловатые движения руками в воздухе, показывая то ли рост богатырей прошлого, то ли их срок жизни. «Ага, значит, тут ещё и гомеопатией пахнет. Отлично, просто отлично!» - подумал Дмитрий.

- А вот некоторые местные жители утверждают, что вы способны и на что-то посерьёзнее травок от кашля, - хитро улыбнулся репортер. – Например, на управление погодой, лечение пневмонии или катаракты. Не скромничайте, Василиса Егоровна!

- Тю! - всплеснула старушка руками. - Какая погода, про морозы тебе наговорили, что ля? Так и ничего я с ними не делала, само собой прошло - и всё, это они сами уж напридумывали. Ходили, просили, да, - она энергично закивала. - Но я-то что сделаю, миленькой? Токмо свечку в церкве поставила, да и всё. Видать-таки Боженька молитвы услыхал, да и сжалился над грешными,  - бабка быстро перекрестилась. Дмитрию это ее движение показалось каким-то странным, непривычным. Но, скорее всего, у старухи артрит, так что ломаным или кривым движениям удивляться не стоит. Вот-вот развалиться бабка-то. - А про каратакту и певмонию не знаю!

- Это бельмо на глазу, и воспаление лёгких.

- А, так там чего, я то пару примочек, то отваров, то в баньку - да и всё. Ничего там такого уж сурьёзного и не было.

- Понятно. Кстати, о церкви, - Дмитрий поднял к потолку палец и случайно задел связку каких-то сушёных лопухов. Те зашуршали и посыпались мелкой крошкой на пол. - Ой, извиняюсь, - пробормотал парень. - Ефим говорил о вашем конфликте с местным священником, о том, что он считает вас ведьмой, извините за выражение, да и в сети я видел подобные материалы.

- Какой-такой сети? - не поняла Василиса Егоровна.

- В Интернете, по телевизору.

- А. Враки! Кому завидно, да масла в голове на умное не хватает, тот глупости и говорит. А про батюшку Иоанна-то да, серчает он больно, не знаю уж, из-за чего, - невинно пожала плечами старушка. – Суров! Взъелся, как собака на кошку, и всё. Не понимает он травничества. А так я в Бога верую, и евангелие читаю. Акафист божьей матери, Николаю угодничку наизусть знаю, да.

- Ага, - кивнул Дмитрий.

Шло время, Сеня рос. И как истинный червяк он прятался, скрывал свою натуру. Таился и ютился в душном обществе тех, кого неистово презирал. Он детально изучил людей вокруг и себя самого. И пришёл к удивительному открытию: жестокость заразительна, она проникает под кожу и зудит изнутри, требуя сделать страшное дело. И вот, собрав без особого труда банду подростков, он часто участвовал в драках. И дрался Сеня, как заведовал Шекспир: «Как сцепишься, дерись чтоб другим неповадно было». Как точно там было, он не помнил. И, по правде, не знал. Удачей он не был обделён, и потому особо не скрывался. Да и запугать жертву вполне был способен.

Образование хоть Сеня в итоге и получил, но умом не блистал.

— А что нужно мне ещё? — раздумывал он. — Только я, мои руки и злоба, чтобы очистить этот мир.

Из маленького Сени вырос крепкий коренастый мужчина с редкими светлыми волосами, прилепленными к уродливому розоватому лицу. Вся его чудесность сошла на нет, и обезображенная душа отразилась на лице крупными морщинами и толстым сливовидным носом, усыпанным угрями, а также мелкими бледными глазёнками и вечно краснеющими от ярости или обиды щеками. Себе Сеня сразу нашёл призвание. Лучший вариант для него. Психиатрическая больница номер девять, расположенная на краю города в окружении чудесного берёзового леса. Туда, как на праздник, он спешил, поутру забывая завтрак. Место, где его садистские наклонности наконец-то находили выход, да плюс к тому не за бесплатно. Он был главным. Не было матери и бабушки, которые пытались сдержать его нрав. Родственники уже давно закрыли глаза на него. Они отгородились стеклянной стеной. Безусловно они видели, что Санечка за человек, но всегда находили отговорки.

— Он у нас, — говорила бабуля, — просто такой человек, жёсткий.

— Он у нас, — говорила мамуля, — работает на тяжёлой работе.

— Я хочу причинять им боль и видеть как они плачут. Я хочу, чтобы они умоляли меня остановиться, — думал Сеня про себя, довольно уплетая завтрак.

И вот с приходом нового санитара в психиатрической больнице настал настоящий ужас. У него было имя, и ужас тот был жив и силён. Тот здоровый амбал, что врывался в палаты, когда хотел. Частенько он за волосы выволакивал несчастную Лизу и тащил её за собой по коридору. Девушка билась словно рыба, пытаясь освободиться, но ничего не получалось. Воспитательный процесс мог длиться неделями.

— Она сама напросилась, она сама виновата. Она напала на меня, — делал сладкий тонкий голосок почти двухметровый Сеня, показывая неглубокий укус у себя на руке и парочку коротких царапин. Конечно были и те, кто пытался дать отпор. Но их участь была страшнее и незавиднее чем у тех, кто молча терпел побои и унижения. До тех пор, пока Сеня не открыл в себе ещё более мерзкие стороны.

Время шло, и вот уже третий год он работал на своём месте. Даже главный врач больницы отгородился от Сени стеклянной стеной. Он конечно боялся его, но больше всего он боялся последствий. Последствий того, что будет, если поступки санитара вскроются.

— Пусть каждый делает свою работу, — вздыхал главврач.

И санитар делал свою работу. Ночная смена была для него праздником. Пустые коридоры содрогались от ужасающих воплей то тут, то там. А по утру почти все пациенты показывали признаки ухудшений. Но они были тихими, а буйные не могли шевелиться, даже дышать без боли. Потому в девятой психиатрической всё было хорошо.До утра пятницы тридцать первого октября. В клинику поступила молодая девушка, её звали Анна. Сердце Сени забилось быстрее. У неё были пронзительные голубые глаза, длинные каштановые волосы и хрупкое хилое тело, в котором еле-еле держалась душа. Поступившая после попытки самоубийства девушка скромно сидела на койке в окружении своих соседок по палате.

Внезапно к Анне подскочила бритая на голо Ангелина.

— Не спорь с ним, не качай права. Слышь? Когда выйдешь отсюда, сможешь делать что хочешь. Не плачь. Если захочешь плакать, иди в туалет. В туалете кабинки не закрываются, это нормально. Не бойся. Мы все боимся. Не оставайся с тем мужиком одна, он тебя изнасилует и изобьёт, — сбивчиво говорила Ангелина, показывая на Сеню изогнутым перебинтованным пальцем.

Тот уставился на Анну, точно кот на воробья.

— Как интересно… — тихо проговорила Аня. Она закинула изящную ногу на ногу и скрестила руки на груди. Её узкое лицо скрылось за копной волос. Но Сеня знал, что она на него смотрит. Выжигает строптивым взглядом дырья на его пунцовом лице.

Внутри мужчины вспыхнул пожар, в груди защемило. Руки вспотели. Он ощутил ужасный зуд по всему телу. Расталкивая пациентов, санитар скрылся в туалете для персонала. Закрывшись в кабинке, Сеня, обливаясь горячим вонючим потом, шумно сглотнул слюну. В своей черепной коробке он лелеял выращивал ужасный чёрный цветок фантазий. Воображал, планировал, почти физически ощущал то, что собирается сделать с ней. Считая до ночи часы, он таился и крался среди окон, вёл себя непривычно скромно и тихо. Он высматривал девушку среди других пациентов. Анна сидела в общей комнате с книгой в руках и читала что-то простое и незамысловатое. Она закатала рукава свитера так, что Сеня смог увидеть длинные шрамы от локтя до запястья на её левой руке и перемотанную бинтом правую руку. Анна оторвала взгляд от книги и посмотрела прямиком на Сеню. Её лицо не выражало страха или брезгливости.Сам же Сеня сладко подумал про себя: «Погоди, погоди. Сегодня ты у меня получишь»

Наступила ночь. Опустели коридоры больницы. В общей палате, забившись под тонкие одеяла и зажмурив глаза, лежали женщины разных возвратов. Анна сидела на своей койке, пальцами ощупывая прохудившийся матрас. Один раз она легонько подпрыгнула на месте, пружины кровати неприятно скрипнули. Пациентки вздрогнули как одна. Дверь в палату открылась со скрипом. Сеня заполнил собой всё пространство, встав в проёме во весь рост. Его глаза налились кровью, он хитро прищурился, почти облизнул кончиком языка толстые шелушащиеся губы.

Анна поднялась на ноги, скрестив руки на груди. Она без страха подошла к выходу. Не шелохнулась даже тогда, когда Сеня схватил её за затылок, наматывая длинные волосы на кулак. Он отволок её в своё новое любимое место, без труда протащив через улицу в маленькую пристройку на окраине больницы. Многие пациентки с состраданием и ужасом наблюдали эту картину из окон. Они знали, если он ведёт её туда, значит девушка будет минимум полгода лежать и не двигаться. И лучше бы ей кололи обезболивающее, хотя бы из жалости.

Бросив Анну на пол в домике среди инструментов для стрижки газона, Сеня хрустнул костяшками.

— Раздавайся! — взревел он, закрывая за собой дверь. Аня поднялась на ноги, опёршись на столик, на котором располагались ножницы и пилы. Она убрала прядь волос за ухо и стиснула зубы.

— Нет, — твёрдо ответила она.

Сеня подскочил к девушке протягивая огромную ладонь, увенчанную толстыми пальцами, похожими на сосиски. Он хотел схватить её за лицо, повалить на пол и начать душить. Они все становятся покладистыми, если их немного придушить. Быстрым движением Аня выхватила садовые ножницы со стола и с криком взмахнула ими. Раздался звякающий звук, он разрезал тишину. Что-то упало на пол. Сеня распахнул рот полный слюней и схватился за свою кисть. Два пальца — указательный и средний — исчезли без вести, укатившись под стол и провалившись средь половиц. Аня смотрела на него, слушала его крик, похожий на вопль раненого вепря.

Охота на кабанов — это королевское занятие, — подумала она, и взяла молоток двумя руками. Пока Сеня был ошеломлён, Анна нанесла ему несколько тяжелых ударов по голове и плечу. Но санитар был не так прост, он вскочил на ноги и попытался поймать девушку. Она юрко и быстро перемахнула через столик с инструментами. На полу перед ней лежала канистра с бензином. Не долго думая, девушка схватила её и повернула крышку. Бензин разлился по полу, а сама канистра полетела в лицо Сени. Под крики и угрозы Анна подняла садовые ножницы с пола и крепко ухватившись за ручки без страха вонзила их в лицо санитара, пропоров тому щёку. Алая густая кровь брызнула ей в лоб. Сеня поймал Аню за футболку и попытался притянуть к себе поближе, но девушка, сжав зубы, с силой выдернула ножницы из лица обидчика и вонзила их куда-то в область его живота, отчаянно пытаясь вырваться. Мужчина отпустил её и зажал рану на брюхе, испуганно пошатнувшись назад. Его массивной тело с грохотом повалилось на пол.

— Мама-а-а! — громко завопил Сеня, валяясь на спине в попытке остановить хлеставшую из артерии кровь. А крови было много. Так много, что в глазах мужчины начало темнеть. То ли от шока то ли от боли. Аня засмеялась и подняла зажигалку с пола, выпавшую в потасовке. Пациентка огляделась. В голове возникла ужасная, поражающая своей жестокостью идея. Она встала на стол и открыла небольшое окошко. Сеня постарался встать, чтобы её поймать, но поскользнулся на луже собственной крови. Анна вылезла в окно и спрыгнула в куст волчьей ягоды. Шлёпнувшись на колени в каменную гальку, она глухо пискнула от боли и, поднявшись, потёрла защипавшую рану на колене. В домике слышались копошение и скулёж. Убрав волосы с лица, Анна открыла механическую зажигалку и чиркнула пальцем по колёсику. Появившееся пламя вызвало у неё улыбку. Прицелившись, девушка бросила зажигалку в распахнутое окошко и спустя несколько секунд нечеловеческий крик и шум раздались из домика. Сеня пытался открыть закрытую им же дверь, но огонь пожирал его с ужасной скоростью. Пахло горелой плотью.

Аня скрестила руки на груди и смотрела на чёрный дым, вырывающийся через щели дверей.

Где-то над ней в воздух взмыл воробей.

Воробей, склевавший кота.

Автор: Полина Барышева