Вопреки разным досужим репликам на тему того, что советские читатели были якобы отрезаны от мировой литературы, в реальности СССР регулярно издавал огромное количество иностранных книг.
Детских книжек это тоже касалось. Особенно в нашей стране любили скандинавскую детскую литературу. Иногда даже складывается ощущение, что советские дети ее читали в куда больших количествах и с куда большим азартом, чем их шведские, норвежские и датские сверстники.
В этой статье хотим вам рассказать о тех скандинавских сказочных повестях, которыми у нас зачитывались лет сорок или пятьдесят назад. Многие из них (а может быть, даже все) вы наверняка тоже читали. Будет здорово, если в комментариях вы поделитесь своими воспоминаниями.
Итак, поехали.
“Малыш и Карлсон”. Астрид Линдгрен
На крыше совершенно обычного дома в Стокгольме живет человечек с пропеллером. Однажды он знакомится с мальчиком, живущим в том же доме. Так начинается их дружба.
Понятия не имеем, зачем мы вам пересказываем сюжет. Это одно из тех произведений. которые вообще не нуждаются в представлении. Разве кто-то у нас не знает Карлсона? Да нет таких вообще!
“Пеппи Длинныйчулок”. Астрид Линдгрен
Книжка шведской сказочницы про сумасбродную рыжеволосую девочку, наделенную фантастической силой, была чуть менее популярной, чем книжка про Карлсона. Но только чуть. Ее тоже расхватывали в библиотеках.
Кстати, в самой Швеции, по слухам, ни Карлсон, ни Пеппи особой любовью не пользовались. А у нас – шли на ура. В 1984 году в СССР даже экранизировали повесть про Пеппи.
“Муми-тролль и комета”. Туве Янссон
Туве Янссон была финской писательницей, а Финляндия к скандинавским странам не относится. Но повести про муми-троллей в оригинале написаны на шведском языке, а на финский и все остальные были переведены. Так что все-таки их можно отнести к скандинавской литературе.
Так вот, книжки про Муми-тролля, Сниффа, Снусмумрика, Фрекен Снорк и прочих забавных и милых обитателей Муми-дола были всегда нарасхват. Их целый цикл, но самой известной повестью была именно “Муми-тролль и комета”.
“Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями”. Сельма Лагерлёф
Мальчик Нильс проказничал, за это гном наказал его – уменьшил в размере. Миниатюрный Нильс вынужден отправиться в путешествие вместе с домашним гусем Мартином, который решает присоединиться к стае диких сородичей.
Эту книгу Сельма Лагерлёф писала как учебник по географии Швеции. В нашей стране популярностью пользовался ее очень сокращенный перевод. Можно даже сказать – пересказ.
“Людвиг Четырнадцатый и Тутта Карлссон”. Ян Улоф Экхольм
Лисенок из нормального лисьего семейства ведет себя совершенно ненормально. Он отказывается разорять курятник и даже заводит дружбу с курицей Туттой Карлссон. Все в шоке – и лисы, и куры. Но потом они все-таки найдут общий язык.
Эту добрую и смешную книжку написал в 1965 году шведский писатель Ян Улоф Экхольм. В СССР повесть издавалась несколько раз. И, кстати, тоже была экранизирована. По ее мотивам снято как минимум два мультфильма и один фильм – лента “Рыжий, честный, влюбленный” режиссера Леонида Нечаева.
“Волшебный мелок”. Синкен Хопп
Сенкен Хопп – норвежская писательница, издавшая в 1948 году сказочную повесть про Юна и Софуса. Юн находит мелок и рисует им человечка на заборе. Человечек оживает, поскольку мелок оказывается волшебным. Ожившего человечка зовут Софус. С этого начинаются их удивительные приключения.
У книги есть еще продолжение, это дилогия. В СССР она вроде бы впервые была издана в восьмидесятые годы в сборнике “Сказочные повести скандинавских писателей”, но сразу пришлась по вкусу советским детям.
“Разбойники из Кардамона”. Турбьёр Эгнер
И еще одна сказка родом из Норвегии. Написал ее Турбьёр Эгнер. Очень милая, веселая и трогательная повесть о трех братьях-разбойниках – Каспере, Еспере и Юнатане. Разбойничают они в городе Кардамон, по соседству с которым живут. И постоянно попадают в разные нелепые ситуации.
У нас эту книгу перевели и издали еще в 1957 году, спустя всего лишь год после ее выхода в Норвегии. А потом переиздали в восьмидесятые.
Ну что ж, на этом остановимся. Хотя список, конечно, неполный. У одной только Астрид Линдгрен можно назвать еще немало повестей, популярных в СССР. И “Рони, дочь разбойника”, и “Мио, мой Мио”, и “Эмиль из Леннеберги”. А что вы вспомните еще?
В лесу было зябко и неуютно. Совершенно новое для меня ощущение - как правило, леса, реки и поля, напротив, ощущались уютными и родными. Я старалась не расстраиваться слишком сильно - меня ведь предупредили, что это чары. И что это временно. Мне пообещали, что меня будут учить друидике! К черту синие глаза Джархана, пусть спит со своей серокожей подружкой. Одна только возможность все-таки раскрыть в полной мере свои природные таланты стоила переезда в эти богами проклятые земли!
Если, конечно же, мой супруг не прикончит меня раньше, но этого я боялась значительно меньше, чем утром этого дня. Не верилось мне в его лицемерие, а вот в аргументы и объяснения - да.
Вкрадчивый голосок, хорошо помнящий детские страшилки, шептал о том, что Темный Властелин просто втирается мне в доверие. Вот расслаблюсь и тогда он проявит свое истинное лицо!
Я заткнула этот голос и упрямо пошла вперед. Устала я за прошедший месяц думать о плохом.
Снег еще не растаял полностью, но под ногами уже хлюпало. Неловко ступив мимо тропинки я провалилась во влажную снежную кашу и вскрикнула досадливо. Сапог был полон воды. И что мне теперь, домой возвращаться?
Не хотелось.
Осмотревшись я нашла относительно сухой участок земли под старой елью и села, привалившись к стволу. Под корой сонно текли древесные соки. Деревья еще спали. Этого не замечали обычные люди, но я - да. Слегка склоненные к земле ветви, медленный ток сока, экономия жизненных сил.
Я погладила шершавый ствол. Вместо привычной уверенности - ощущения, что здесь со мной никогда не поступят дурно, меня окатило сдержанной недоброжелательностью. Так смотрели на меня подружки сестры - вроде и хамить запрещено, и прогнать нельзя - принцесса крови, да и привела меня Найли, но и свой круг пускать не хочется.
Я тяжело вздохнула и поднялась на ноги. Раз уж лес меня не успокаивал, то и мерзнуть тут с мокрыми ногами не стоило. Разве что в замок на прямую не пойду - заверну в сторону и сделаю крюк. Выйду с другой стороны поселения, прогуляюсь заодно уж и по нему, осмотрюсь вблизи, так сказать.
Впереди мелькнуло что-то живое.
Я прислушалась к себе, пытаясь определить, кто же там бегает. Ощущения, не иначе как сбившиеся от странных деревьев, не давали однозначного ответа. Вроде и животное, а вроде и кажется каким-то странным.
Да здесь все странное.
Из чистого любопытства я попыталась догнать убегающего зверя.
Животное, что неудивительно, бежало в лес, но это не зародило у меня никаких подозрений. Нить к амулету дрожала, но держалась. Дорогу домой найду, а звери мне, как правило, не вредят.
“А твари тьмы?” - ударила в голову неожиданная мысль. Пока я видела только плотоядных лошадей, но и их, если так подумать, довольно. Кто знает, не отпускают ли этих тварюшек ночью на "вольный выпас"? Разумнее было бы вернуться в замок.
Нить, натянутая к амулету, внезапно оборвалась.
Я остановилась как вкопанная. Зверь впереди заскулил, словно ему было больно. Жалость к живому созданию потянула меня вперед, но ноги, получившие команду напрямую от инстинкта самосохранения, начали пятиться назад.
Возможно, мой супруг все-таки решил избавиться от меня? Принцесса ушла в лес и заплутала там, наткнулась на дикого зверя. Поверит ли в такое мой отец?
А в чем смысл?
Более вероятным казался другой вариант: ведет меня в лес кто-то, кому не по душе планы Джархана на мир.
Я продолжила пятиться. Скулеж прекратился. Стало очень, очень тихо.
Неясная тень кинулась ко мне и клацнула зубами рядом с моей ногой. Я отскочила назад и оступилась, упала в сугроб, в ужасе пялясь на тварь. Она напоминала рысь, но, мало того что черную, так еще и изрядно обгоревшую. Клочья длинной и пушистой, дымчато-черной шерсти соседствовали с голой кожей мерзкого бордо-серого цвета. Морда у твари была кошачья и размер примерно как у обычной рыси. Животное - оно все еще казалось мне животным, обогнуло меня и зарычало за спиной. Пока я неловко поднималась на ноги тварь куснула меня за плечо, но сделала это так аккуратно, что даже кожи не поцарапала. В голове зародились смутные подозрения. Я сделала пару шагов вперед - глубже в лес - тварь рычала и едва ли не кидалась на меня, но старалась не ранить.
Очень странное поведение.
Я сделала вид, что бегу туда, куда направляла меня тварь, но, спустя десяток шагов, резко развернулась назад. Животное не успело отреагировать - я пнула его коленом и понеслась сломя голову в сторону замка. Спустя десяток шагов и пару неудачных клацев тварь исхитрилась схватить меня за штанину. Я растянулась на земле, ободрав все руки об острые ветки и еловые шишки.
Тварь замерла. Схватив первую попавшуюся под руку шишку я швырнула ее созданию в морду.
То, наконец, перестало изображать животное. Оборотень или тварь тени - их я не различала, замотал головой, по кошачьему пригнулся на лапах и утробно зарычал. Не так как прежде. От этого рыка меня пробрало глубинным, животным ужасом. Я не могла кричать - гортань пережало и вырывались из нее только жалкие сипы. Не могла бежать - поджилки тряслись в самом буквальном смысле. Даже думать и то стало невыносимо тяжело.
Тварь кинулась на меня, целясь в шею. Спасло меня только, что правая рука и так была недалеко от лица - я успела подставить ее под летящие мне в горло клыки. Зубы вгрызлись в мясо, сомкнулись на кости и сломали ее после небольшого сопротивления.
Я отстраненно удивилась, что почти не чувствую боли. И что кричать у меня все еще не получается.
Я молотила второй рукой по морде твари, брыкалась ногами и дергалась во все стороны, пытаясь не то столкнуть эту мерзость, не то отползти и прижаться спиной к какой-нибудь опоре. Совершенно случайно у меня вышло второе - позади оказался ствол дерева. В полном молчании - ни я, ни тварь не издавали ни единого звука, я умудрилась подняться на ноги. Монстр мотал башкой, словно пытаясь оторвать мне руку и глядел на меня совершенно безумными, чуть светящимися голубизной глазами.
Тварь, к счастью, была легкая. Встав на ноги я легко оторвала от земли ее передние лапы. Нескольких ударов ногой по мягкому животу хватило, чтобы монстр разжал зубы и злобно заскулил. Отпрыгнув в сторону тварь замотала башкой, зарычала утробоно и приготовилась к новой атаке.
Я успела отскочить.
Прячась от выпадов твари за стволами молодых деревьев и отчаянно пинаясь я выиграла несколько минут. Правая рука не слушалась и постепенно начинала болеть. Шок, спасший меня вначале, спадал.
Чуть дальше лежало дерево, поваленное ветром. Тонкий ствол застрял в ветвях соседей и остался стоять под углом чуть менее сорока пяти градусов. Я и сама не поняла как умудрилась забежать по нему до упора - широкой ветви вяза, на которой этот ствол повис.
Тварь мой отчаянный трюк повторить не сумела - терпения не хватило. Попытавшись в прыжке вцепиться зубами мне в ногу монстр потерял равновесие и упал на землю. Когда он вскочил на ноги побежал по стволу второй раз я уже сидела на более-менее устойчивой ветви. Тварь поднялась ко мне с практически кошачьей ловкостью. На мое счастье, пинаться в моем положении было более чем удобно. Зубы твари скользнули по моему ботинку, но не сумели его прокусить. Монстр снова упал наземь.
Прежде чем чудовище забралось ко мне для следующей попытки на него сбоку налетело... нечто. Человекоподобная фигура - вытянутая и очень худая, с непропорционально длинными конечностями, белесыми волосами и сверкающими голубизной глазами. Рассмотреть детали было невозможно - тьма вокруг фигуры клубилась туманом.
- Лилит, - услышала я крик Джархана.
На меня волной накатило облегчение.
Пока мой супруг не показался в поле зрения и я пыталась рассмотреть что-нибудь в схватке двух тварей. Получалось плохо. В странной ауре человекоподобного создания ничего не было видно, лишь слышалось рычание, визги и звук рвущейся плоти.
Снизу дерева, на котором я сидела, показался Джархан. Он нашел меня взглядом. Глаза моего супруга слегка мерцали синим - слабее, чем у спасшей меня твари, но явно нечеловечески.
А чего я ожидала?
Джархан моргнул, даже зажмурился, как мне показалось, хотя видно с дерева было плохо.
Раздался последний отчаянный визг напавшей на меня твари. Вторая фигура, на четвереньках стоявшая над трупом, подняла на меня свои сияющие глаза.
Я рефлекторно постаралась заползти на ветку повыше. Мне показалось, что сейчас и эта тварь на меня бросится.
- Уходи, - сказал Джархан жутким, до костей пробирающим голосом, - я сам дальше. Посмотри есть ли тут кто-то еще.
- Она пыталась гнать меня куда-то, - крикнула я вслед убегающей фигуре.
Без этого монстра под деревом мне стало спокойнее.
Джархан поднял голову на меня. Его слегка мерцающие глаза, если быть до конца честной, тоже пугали. Но не сильнее, чем болела погрызенная рука.
- Спускайся, - приказал он тоном, с которым мне и в голову не пришло спорить.
Я попыталась сползти вниз по стволу. Голова кружилась от кровопотери и я сразу же начала падать. Мой супруг подхватил меня с негромким, но вески словом, без сомнения бранном на его родном языке. Моя раненая рука оказалась прижала к его телу. Я почувствовала, как цепляются друг от друга осколки костей и, наконец, заорала от боли. Разум покинул меня, не выдержав страданий и потрясений.
Джархан
Я отослал Сарано. Не создание тьмы - искаженный оборотень напал на Лилит. И оказался он тут явно не случайно. Стоило попытаться отыскать сообщников или следы лагеря.
Сомнения в своем самоконтроле я мужественно отогнал.
Лилит сидела на дереве и смотрела на меня широко распахнутыми глазами. Видя ночью лишь немногим хуже чем днем, я мог рассмотреть и царапины на лице, и бисеринки пота на лбу, и капли крови, которым была запачкана ее одежда.
- Спускайся, - приказал я.
Удивительно, как много крови было вокруг. Лилит не выглядела человеком, который потерял так много: и на дерево ведь забралась, и болью пахла не так уж сильно. Неужели умудрилась поранить оборотня?
Свою ошибку я понял, когда Лилит покачнулась и полетела вниз. Едва успев подскочить и поймать ее я выпалил бранное слово - пушинкой моя супруга отнюдь не была.
Неловкое падение разбередило свежую рану. Лилит заорала в голос от мучительной боли. Я пошатнулся и прижался к стволу ближайшего дерева, едва не выронив ее на землю. Задышал часто, зажмурился на мгновение. Живот скрутило желанием сжать Лилит сильнее. Сломать еще пару костей. Медленно, по одному выгибать пальцы в противоположную сторону. Слизывать кровь с искусанных губ...
Мгновением позже стало проще. Лилит вырубилась и ее боль, ее страх перестали щекотать мне нос и язык. Осталась кровь, но с ней было проще. В отличии от искаженных оборотней, один из которых лежал у меня за спиной разодранный почти напополам, потомки демонов голову теряли не от крови. Основным триггером для нас выступали эмоции.
Вовремя все-таки вырубилась моя супруга.
Я положил ее на земли, спиной прислоняя к створу. Поднялся на ноги и сосредоточился, создавая шар тьмы над собой. Запустил его в воздух, все больше увеличивая.
Люди, так или иначе искаженные демонами, ощутят его тьму. Друиды, как мне объясняла Талория, почувствуют враждебность и неправильность.
Подав сигнал о том, где мы находимся, я опустился осмотреть руку Лилит.
Выглядела она паршиво. Меня не учили лекарскому делу, но даже я понимал, что торчащие из раны осколки кости - это очень, очень плохо. И кровь вокруг все же принадлежала Лилит. Удивительно, что после такой кровопотери я застал ее в сознании.
Зло запишев - такой глупой и бессмысленной кончины Принцессы-Из-За-Реки мне даже в страшных снах не виделось, я стянул с себя пояс и наложил жгут Лилит над локтем. Кровотечение не прекратилось, но замедлилось. А лицо моей супруги становилось все более и более восковым.
Во мне поднималась паника. Я не могу стать причиной войны! Тем более так нелепо.
По спине пробежали мурашки, а волоски на шее встали дыбом от ощущения смертельной угрозы. Я унял его, узнав эту магию. Талория, конечно же. Самая сильная моя друидесса и самая опасная. Моя кровь говорила мне, что она должна быть мертва, а разум, что без нее погибну я.
Сколько же проблем от моего проклятого наследства.
Друидесса потеснила меня и склонилась над Лилит.
- Все будет хорошо? - обеспокоенно спросил я.
Талория поморщилась и отмахнулась от меня, мол, не мешай. Я послушно отошел в сторонку и опустился рядом с истерзанным телом.
После смерти оборотень принял "человеческий" вид. С натяжкой, конечно же. Слишком темная кожа, слишком тонкие волосы, слишком слабый запах - еще одна вариация демонических потомков. Но если мои предки были... ммм... случайным событием - плодом насилия, уцелевшим по удаче или недосмотру, то создание, лежавшее передо мной, наши теневые прародители выводили намеренно. Пытаясь найти оружие против ненавистной друидики демоны перепробовали самые разные манипуляции: магические, физические и те, о которых я не хотел даже знать.
Оборотень, чье тело лежало передо мной, был одним из "удачных" экспериментов. Существа вроде него почти не имели уязвимости перед друидикой, отличались врожденной, с молоком матери впитанной верностью носителям теневой магии. Свое обращение они тоже относительно контролировали. Портил искаженных оборотней лишь один недостаток - от людской крови несчастные напрочь теряли разум.
Демонов такой расклад устраивал. При их правлении оборотни, искаженные тенью, широко использовались в армии в качестве берсерков, чьей задачей было прорвать строй и посеять панику. Исключительно верные, они до последнего сражалась за демонов. Теперь большая часть из них вынуждена была прятаться, отнюдь небезосновательно опасаясь за свою жизнь и свободу.
Это не оправдывало глупости моей жены, напротив, делало ситуацию в разы серьезнее: Лилит пытались убить. Бродили рядом с моим замком, выжидали. Навряд ли надеялись, что все получится так легко, скорее пока только осматривались. Сарано предупреждала меня, что ее отец и его союзники не позволят мне править спокойно. А я, дурак, надеялся на лучшее.
- Жить будет, - сказала Талория, - а пользоваться рукой - нет.
- Совсем? - неприятно поразился я. Такое тяжело будет объяснить ее родителям. Да и сама Лилит наверняка будет меня в этом винить.
- Ничего не могу сделать - связки, мышцы, сосуды - все разорвано в клочья. Такое не заживает.
В воздухе повисло невысказанное "если только".
- Есть хоть какой-то способ? - попросил я.
- Если пройдет инициацию в течении года, то есть небольшой шанс, что регенерация истинного оборотня успеет сработать. Потом тело окончательно забудет, что рука должна быть здоровой.
- Год - это мало? - тоскливо уточнил я.
- По разному, - уклончиво ответила Талория, - обычно, ученичество занимает около трех. За-Рекой, откуда родом твоя супруга, к инициации готовятся в несколько раз дольше. Хотя бывает и иначе - изредка все происходит само собой. Мне в свое время не потребовалось даже года. Но лучше не надейся.
Талория поднялась на ноги и освободила мне место. Я поколебался мгновение - подождать носилки или донести Лилит на руках? Выбрал второе. Моя супруга оказалась на удивление тяжелой, но помогая себе теневой магией я легко мог донести ее до комнаты.
Я углубился в размышления.
Нужно подумать, что сказать ей после пробуждения. Не поругаться, не вызвать ненависти, но донести мысль, что ей придется быть поосторожнее. По хорошему, мне бы вообще охрану к ней приставить, раз уж дошло до подосланного оборотня. Но не согласится ведь... Или уговорю? Стоило спросить советов Сарано и, возможно, даже Алтана - у него, в конец-то концов, была жена и пара детей. Опыт мужчины, успешно справляющегося с семейной жизнью, мог быть для меня полезен.
Когда я ввязывался в авантюру с браком она казалась мне проще.
В список вошли только те книги, что прочла в сентябре. Расставила их в порядке от «лучшая история» до «можно почитать».
Серия про Ганнибала Лектера от Томаса Харриса:
“Красный дракон”
“Молчание ягнят”
“Ганнибал”
“Восхождение Ганнибала”
Долго откладывала эту серию из-за страха жести, с которой, возможно, придётся столкнуться. Итог: совершенно зря! Давно нужно было ознакомиться с этим бестселлером. Филигранно сделанная работа с писательской точки зрения: персонажи прописаны так, чтобы вызывать сильные эмоции.
История безупречна, претендует на лучшую, что прочла в этом году и в предыдущих. Горячо рекомендую, но с условием, что любите триллеры – всё-таки, там много кровавых и шокирующих сцен.
То, что нужно для осени))
Подойдёт тем, кто любит триллеры и книги про маньяков.
“The Widow’s House” Daniel Abraham “The Spider’s War” Daniel Abraham
Завершила цикл «Кинжал и монета». Когда переведут у нас, неизвестно, но ответственно заявляю: это лучшая законченная фэнтези-серия, которую когда-либо читала. Ключевое слово здесь, конечно же, «законченная». Почему такое мнение:
нет повестки
драма высочайшего уровня, друзья и враги переплелись между собой
есть драконы
отличный финал
нет любовной линии (есть небольшие главы фоном)
нетипичные живые герои
нет богов.
Подойдёт тем, кто любит добротное приключенческое фэнтези и готов читать оригинал или кривой перевод.
“Самолёт без неё” Мишель Бюсси
Напряжённейший детектив, где всё так запутано, что до конца непонятно. Всю книгу слушала с вопросом: «Да что ж там в этой газете?!», потому что автор подвесил «крючок в первой главе и раскрывал тайну на протяжении всей книги, мучил читателей. Но когда добрались до финала, это был чистый восторг и удивление.
Подойдёт тем, кто любит детективы с хитрыми ходами.
“Симулятор убийств” Джейсон Пинер
Необычная фантастика про мир будущего, где создали даже не игру, а целую метавселенную, где можно повстречать знаменитых преступников. Любопытные «фишки», которые могут быть в будущем и, конечно, сама история главной героини.
Подойдёт тем, кто любит фантастику про будущее.
“Роузуотер. Восстание” Таде Томпсон
Ещё одна фантастика про мир будущего, где на земле обосновалась инопланетная жизнь. Ксеноморфные клетки могут захватит человеческой тело и «встать у руля». Иногда это не очень плохо, а очень даже технологично и выглядит как новый биологический вид. Но на всякую силу найдётся и другая сила, образ из моих детских ужасов – растение может прорастать в человеке за секунды. Вот эти растения и борются с инопланетными клетками.
«Если бы мы знали, что это такое, но мы не знаем, что это такое»
Кто победит, неясно – дочитываю в данный момент, книга вторая в серии, следующие не переведены.
Подойдёт тем, кто любит фантастику в духе Роберта Шекли и его рассказа «Пиявка».
“Творцы заклинаний” Терри Пратчетт
“Вещие сестры” Терри Пратчетт
Серия про ведьм, тёплое уютное фэнтези, сказка – в самый раз после Ганнибала, шлифануть психическое состояние)
Смешные шутки, добрый сюжет – на случай, если хочется комфортного чтива.
Подойдёт тем, кто любит уютное фэнтези.
“Интервью с вампиром” Энн Райс
Добралась до классики, и, скажу вам, для меня было открытием: много «базы» в вампирском мире заложила именно Энн Райс. Повествование неспешное, но как начало сюжетов про вампиров рекомендую к ознакомлению.
Подойдёт тем, кто любит книги о вампирах.
“Убийство на улице Морг” Эдгар По
Классический детектив в загадкой-головоломкой. Короткий, ёмкий, интересный – не придётся долго ждать развязки.
Я человек,который любит читать, иногда слишком много.
В зимние каникулы перед сессией я прочитала все книги по Гарри Поттеру за месяц. Сейчас я в процессе чтения их на английском и "несовпадений" ловлю еще больше,но это увертюра!
Мысли моего поста заключаются в том,что я не могу читать современные книги. Может у кого-то так же?
Я читатель крайне внимательный к стилям и изучила как пишет нейросеть достаточно быстро,чтобы ей не пользоваться и понять,что да текст супер,но он не живой! Он мёртвый! Как бы сказал Станиславский " я вам не верю". Сухо,правильно,мысли класс, но это фальшивка..
Сегодня начала читать книгу русского автора, еще во введении возникли вопросы,а когда перешла к части 1 закрыла книгу и сказала неа,я не хочу тратить своё время на то,что написано нейронкой, а отзывы на эту книгу были такими хорошими!" Вау такие гениальные мысли! "
Будет ли это проблемой будущего? Когда слова идут не из сердца,от отчаяния,любви,жизненных проблем,а от "представь,что ты великий писатель".
Тут должен быть мем " люди,которые пишут книги и люди,которые их читают" но я его не нашла.
У нас для вас снова спешиал в «Корешках», на этот раз о поэзии. В двух ближайших выпусках мы будем отвечать на вопрос «зачем мне поэзия ваша вообще нужна?» и будем рассказывать, как перестать её бояться и полюбить.
В первом выпуске рассуждаем о «Серебряном веке поэзии» и добираемся до «Шестидесятников». Секс, скандалы, интриги, запрещённые вещества и прочий рок-н-ролл уже на всех платформах. Этот выпуск строго 18+. Также в выпуске, наверняка, упомянуты какие-то иноагенты и запрещённые в РФ организации, но мы не специально, так получилось. Не мы такие, время такое.
«Классика жанра ужасов», «Первое произведение, поднявшее вопрос «так кто же из нас монстр?», «Родоначальник целого жанра», «Количество отсылок и пасхалок на него приближается к бесконечности» — примерно такой набор стереотипов всплыл у меня в голове, когда я увидела в книжном роман Мэри Шелли «Франкенштейн». В целом, выбор был очевиден, и недавно я закончила его читать.
Парадоксально, но история мне даже понравилась. Красивые описания, лёгкий для восприятия язык (и перевод), развёрнутые комментарии для каждого понятия — что ещё нужно для счастья? И даже Виктор не смог испортить книгу.
Первую треть романа читать было довольно скучно, но это меня не испугало. Ещё со времен увлечения произведения Жюля Верна у меня выработался стойкий иммунитет к экспозиции длиной в сотню страниц, так что я терпеливо ждала развития сюжета. Когда дело дошло до опытов по созданию искусственной жизни, стало значительно интереснее, но тут меня ждал крупнейший в моей жизни облом. Казалось бы, вот ты имеешь лучшую жизнь. У тебя прекрасная семья, добрые друзья, достаточно денег, даже есть возможность учиться в университете (в восемнадцатом-то веке!). Учёба даётся легко и доставляет удовольствие, настолько, что ты загораешься собственной идеей и начинаешь развивать её сам. В процессе действуешь как истинный гений — в своих исследованиях забываешь о семье, друзьях, окружающем мире, даже собственных нуждах, всецело отдаваясь исследовательскому процессу. И вот, результат твоих трудов готов, перед тобой лежит созданное собственными руками Существо (имени ему так и не дали), которое, под гром и молнии бури на улице, оживает. Казалось бы, всё получилось. Величайшее открытие совершено, несколько месяцев работы на износ принесли результат, самое время открыть бутылочку вина (или что в те времена считалось праздничным напитком) и отметить это событие, а после можно и своим профессорам показать, похвастаться. Ведь так? (Падме.жпг)
Нет. При первых признаках успеха своего предприятия Виктор сначала сбегает к себе в спальню, а после и на улицу, где бродит несколько часов, опасаясь возвращаться домой. Делает он это потому что... Существо получилось уродливым. Всё. Это единственная причина. Он тупо испугался внешнего вида своего создания и сбежал, оставив Существо на произвол судьбы.
Здесь меня первый раз посетила мысль, с которой пройдёт следующая треть книги: «что блин? А я точно всё правильно понимаю?». Потому что в моей голове технаря не укладывается, как можно просто взять и сбежать от своего же эксперимента просто потому, что чёто он недостаточно красивый получился. Ну не может естествоиспытатель с аналитическим складом ума (а именно так позиционирует себя Виктор) так поступить. Нет блин. Естествоиспытатель работает с природой, а природа жестока. А действительно аналитический ум должен видеть дальше, чем внешняя оболочка. Пастер, Павлов, Левенгук выгнали бы такого как Виктор взашей, чтоб он нормальным людям работать не мешал. А он, тем временем, увеличивает моё непонимание тем, что от нервного потрясения слёг с лихорадкой на полгода. И всё это время он страдает от того, какое чудище он сделал и как об этом ни в коем случае нельзя никому рассказать.
Но сюжет идёт, главный герой возвращается на родину, где сначала убивают его младшего брата, а после казнят обвинённую в этом преступлении служанку (которая, естественно, не виновна). Виктор продолжает смаковать своё страдание: он знает, кто убийца, которого сам создал убийцу, но не может рассказать об этом, так как ему никто не поверит, поэтому будет страдать и дальше в одиночестве и так по кругу. И тут в горах происходит судьбоносная встреча: Существо сам находит своего создателя. И требует его выслушать. И с этой встречи начинается финальная часть романа, каждую главу которой я задавала один и тот же вопрос: «Виктор, какого хрена?».
Существо рассказывает Франкенштейну, что с ним было после побега из лаборатории. Как он первый раз увидел солнце, как нашёл первую пищу, как узнал, что такое ночной холод и как работает огонь. Как он встретил первого человека (пастуха) и как первый встреченный человек сбежал от Существа в ужасе. Как само Существо увидело себя в отражении воды и ужаснулось своему виду (тут косяк конечно, откуда он узнал, что есть красиво и что есть уродливо, но пропустим это). Как Существо спас тонущую девушку, а вместо благодарности получил пулю из ружья. Он рассказывает о своих скитаниях, о том, как почти год прожил в сарае, в тайне помогая хозяевам дома, как смог завязать разговор со слепым отцом семейства и как остальные зрячие жильцы выгнали его палками, а после бросили всё, лишь бы сбежатькак можно дальше и как можно быстрее из этого дома, а Существо снова вынужден был уйти. И как он последовал за своим создателем в Швейцарию, а потом решил похитить ребёнка, чтобы вырастить его самому и чтобы наконец получить кого-то, кто будет его любить, если не осознанно, то хотя бы от безысходности. Но и тут ничего не вышло: дитя оказалось братом Виктора. Чаша терпения у Существа переполнилась, и он совершил первое в своей жизни убийство, а улику подложил случайной девушке (той самой служанке). И вот теперь просит своего «родителя» создать ему женщину. По своему подобию,, искусственную и уродливую, чтобы он был не одинок, и ему было, кого любить и от кого получать ответную любовь. Существо клянётся, что после получения подруги они удалятся в пустынные местности Америки и более не потревожат никого и никогда.
Весь монолог Существа (а он растянулся на несколько глав) так и дышит стремлением к светлому и прекрасному и горьким разочарованием от поведения людей и неспособности как-либо изменить ситуацию. Он всеми силами пытался стать частью человеческого общества, но люди сами его отвергли, и из-за этого отвержения Существо стал монстром. Но Виктор другого мнения. Он считает, что Существо уже родился злым и если он создаст ему подругу, то это творение станет вторым монстром. А потом они естественным образом наплодят монстрят и человечеству наступит кирдык, и всё из-за Виктора. До части этих размышлений он дойдёт позже, но образ его мыслей именно такой. И несмотря на то, что Существо несколько раз повторяет, что он хочет лишь принятия и служить обществу (как всякий идеальный человек образца восемнадцатого века), у Виктора даже мысли не возникает о том, что «может, стоит его перевоспитать? Он сам научился выживать и говорить, сам понял мораль и нравственность, может, он не безнадёжен?». Не-а. Виктор смотрит на своё создание, снова видит его уродство (прям интересно, что же такое подразумевалось под этим «уродством», если при создании Существа наш горе-учёный старался сделать его красавцем?) и ещё раз уверяется, что он ну точно монстр и ничего хорошего в нём быть не может. Эх, где же опыт двух мировых войн с их уродами, физическими и моральными, как же его не хватает.
Только угрозы расправы над семьёй заставляют Виктора согласиться на создание женщины. Ради этого он отправляется в Англию, затем и в пустынные горы Шотландии, чтобы там в спокойной обстановке снова создать жизнь. Процесс идёт, но одним вечером он, стоя в лаборатории над наполовину готовым телом, видит в окне силуэт Существа и опять психует. Разрывает на куски свою работу и говорит, что никогда не создаст второго дьявола. Существо окончательно убеждается, что этот человек безнадёжен, а мир прогнил, и пообещал явиться к нему в первую брачную ночь.
Далее главный герой топит в море останки так и не созданной женщины, и начинаются его непрерывные злоключения. Убит его лучший друг (он погиб от рук Существа, обвинение вешают на Виктора, которого снова на нервной почве лихорадит, и, хотя потом его оправдают, он страдает), смерть жены и по совместительству кузины в первую брачную ночь (Существо сказал — Существо сделал, Виктор страдает), смерть отца от нервных потрясений (догадайтесь с трёх раз, чем занят Виктор). Клятва Виктора отомстить и убить Существо (последний хохочет, Виктор теперь идёт дорогой мести и параллельно продолжает страдать), преследование Существа на износ с полной отдачей и смерть на корабле спасителя. А ещё где-то здесь затерялась гибель некоего Эрнеста. Он настолько редко появлялся в сюжете, что его уход из жизни не прописали, но душу этого персонажа, наравне с душами остальных убитых, призывает Виктор для мести.
Я не жалею, что купила книгу и потратила на неё своё время. Но как же меня бесит Виктор. Весь роман он превозносится как идеальный идеал. Но. Он хреновый естествоиспытатель, почему, сказано выше, не способный увязать в своей голове события с их предпосылками, а свои действия — с их последствиями. Наш учёный смакует свои страдания вместо того, чтобы подумать, как исправить ситуацию. Этот «талантливый человек, с аналитическим складом ума, призванный служить человечеству» ведёт себя как инфантильный, неприспособленный к реальной жизни подросток-максималист, у которого есть только чёрное и белое, и только два мнения: его и неправильное, а его помыслы настолько велики, что делиться ими с простыми смертными не надо — всё равно не поймут. Даже блин Существо, которому менее двух лет от роду, додумался, что есть такая вещь как ДИАЛОГ. Что люди умеют РАЗГОВАРИВАТЬ друг с другом. Но не Виктор. Он, видимо, слишком хорош для разговоров с другими людьми. Это единственный за весь роман герой, который не вызывает ни грамма сочувствия, зато плодит 90% проблем и мощью своей жизненной глупости (другого определения я подобрать не могу) двигает сюжет.
С другой стороны стоит Существо. На протяжении всего романа его называют не иначе как дьяволом, демоном или монстром. Его точка зрения на происходящее озвучивается ровно в двух монологах. Один — в горах, в котором просит себе подругу, и второй на корабле, где рыдает над гробом своего создателя. Он чувствует огромную вину за все те убийства, что совершил, но это был единственный доступный ему способ взаимодействия с миром. Он хотел быть с людьми — его гнали. Существо принял это и попросил себе компаньона — компаньон был уничтожен ещё до своего полноценного появления. Существо желал хотя бы заставить своего создателя, Виктора, разделить страдания одиночества и скитаний с ним — но и это не удалось, его создатель погиб раньше (потому что «аналитический склад ума» не позволяет рационально оценить свои силы и нормально организовать охоту). Единственное, что ему осталось — умереть. Взойти на костёр, который принесёт ему долгожданный, вечный покой.
Анализ литературы это не моя сильная сторона, я для удовольствия читаю, но даже я могу сделать ряд выводов из этой истории:
1. Виктор идиот и главная проблема;
2. Существо стал монстром по вине людей, в первую очередь Виктора, но даже так он более человечен, чем его создатель;
3. Монстрами не рождаются, ими становятся, и во многом это вина окружающей среды;
4. Не стоит оценивать человека исключительно по внешности;
5. Если вы забили на воспитание своего ребёнка или подопечного, не стоит потом удивляться, во что он вырос. Вы сами в этом виноваты, не надо было пускать всё на самотёк;
6. Обращение с результатами экспериментов и их утилизацию следует продумывать заранее.
Автор текста: Лиза Гладышева. Написано специально для CatGeek и читателей Pikabu.
До Берлина я со своим полком дошёл, и никто из наших за спины товарищей не прятался, даже не думали, сколько дней или часов осталось до Победы. Каждого убитого фрица я представлял тем извергом, который стрелял моему трёхлетнему братику в голову и сбрасывал его ногой в противотанковый ров, и потому мне этих нацистов совсем не было жалко
На фотографии командир пулеметного расчета 2-го гвардейского мотоциклетного полка (3-й Белорусский фронт) гвардии старшина Николай Михайлович Качанов.
На фото ему 35 лет
Три ранения. Два тяжёлых. Под Витебском в 1944-м, выполняя задачу командования по уничтожению немецкой группировки, из пулемёта уничтожил три группы немцев и одну венгров в количестве 75 солдат
За проявленное упорство в боях с врагом 19 июля 1944 года награжден Орденом Славы 3-й степени.
Героя не дали из-за того, что в плену был...
Из воспоминаний
Война. Суета. Путанница.
Перепутали документы и продержали меня в пересыльном пункте дня четыре, потому уехали мои земляки без меня.
Только после войны узнал, что состав, на котором они ехали сошёл с рельс и многие погибли. Кто не погиб – покалечился.
Я на передовой.
Страх внутри сидел с самого начала, вернее сначала не страх, а напряжение.
Помню, как дернулся от первого разрыва снаряда. И от второго дернулся, да и от третьего...
На войне всегда страшно, но если сумел свой страх пересилить, то спустя некоторое время жизнь на фронте красками покрывается, ну, там, девушек начинаешь замечать, но главное, чтобы рядом оказался тот, кто боится по более твоего, вот тогда ты орлом становишься, хорохоришься, но и сам бояться перестаешь, и труса рядом успокаиваешь.
Загадка вот такая.
Я из маленького городка, потому плавать мог только в тазике, а тут переправа, за переправой при отступлении. Речек видимо–невидимо. Так и плыл, то уцеплюсь за бревно, то на досках от забора, то за конскую гриву держишься. Страшно, но плывешь. А когда уже наступать начали, в сорок третьем, то под немецким огнем приходилось делать всё тоже самое. Ну, а одно из самых страшных воспоминаний, это атака через Волгу зимой, да ещё и ночью, вернее под утро, но от этого хрен перца не слаще. Возле берега во льду, посерёдке вода-водичка. Переправили к началу, где лёд более-менее крепкий, а дальше сами... Бежишь, вокруг всё взрывается, вода выплёскивается сверху белого льда, и он становится серым, и ты уже не понимаешь, где лёд, а где полынья – цвет у них в впотьмах один. Волга – речка быстрая, только в неё оступился, брык, и затащило под лёд соседа, но нам было запрещено останавливаться, надо было закрепиться на другом берегу, ну если добежим, а фашист снарядов не жалел, потому вокруг всё было в осколках льда, просто осколках, которые срезали наших пехотинцев, как коса траву...
Но на тот момент мне тоже было страшно, но жить расхотелось, потому, как всех моих родных немцы жизни лишили, и я знал об этом. Отец у меня был еврей, а мама русская, а мы все у них были приёмыши (своих иметь не могли). Я был самый старший, самостоятельный, а остальным пятнадцать, девять и три годика.
Было... Нету их. Приняли они смерть все жуткую и лютую.
Какое может быть будущее без трех (младших) братьев, отца, деда, бабули и матушки?
Что одному после войны делать? Пока воевал, жил тем, что надо мстить фашистам, а в сорок шестом, после демобилизации, маялся и долго не мог адаптироваться к мирной жизни, но друг фронтовой помог, даже не фронтовой, а концлагерный – бежали мы с ним вместе, он фартовый оказался, я это прямо чувствовал, и держался его. Даже, когда линию фронта на танке перепрыгивали, да не очень удачно – мины не дали целыми добраться, то и он выжил, и я рядышком. И на допрос его первого позвали, а он оказался с одного училища с особистом, потому не держали нас всех долго, проверили и в строй – фашиста колошматить.
Тем более наш брат пехотинец – самый пропащий человек на фронте, редко кто до конца войны доживал, пехота – она ведь всегда в самом пекле, а я еще и пулемётчиком был.
Да и на войне, атака наша, атака фрицев, бежим туда, копаем здесь. Убегаем в подготовленные окопы – иногда так намотаешься–намаешься, что, грешным делом, думаешь: «хоть бы убило, вот прямо сейчас, вот этим снарядом от миномёта, что воет, вот сил моих нет уже никаких, ан нет, мимо пролетело». Но это не слабость – это замаенность или усталость, кто как называет, те, кто воевал, меня поймут...
До Берлина я со своим полком дошёл, и никто из наших за спины товарищей не прятался, даже не думали, сколько дней или часов осталось до Победы. Каждого убитого фрица я представлял тем извергом, который стрелял моему трёхлетнему братику в голову и сбрасывал его ногой в противотанковый ров, и потому мне этих нацистов совсем не было жалко. Жалко, что я их так мало покосил. Воевал с диким остервенением, не знаю, как лучше это чувство описать, сложно это. Когда мы с ребятами в имперскую канцелярию ворвались, то уже со стрелковым оружием, без наших пулемётов. К тому дню, они уже вышли из строя, да и в той обстановке «Максимка» бы только мешал. Пулеметы Горюнова вещь превосходная, но так и не удалось с них покосить нацистскую сволочь – перед самой Берлинской операцией, двадцать девятого апреля 1945 года крыша здания обрушилась и погребла под собой склад с десятком новеньких пулемётов. Так мы опять стали пехотой. Толком города не знали, воевали больше по опыту и по звериному чутью, оно у нас у всех, под конец войны было развито, мама не горюй! Просто чуяли, куда можно, куда нельзя, и где фрицы засаду сделали. Где какое здание, где какая улица, мы и понятия не имели. Карта только у ротного была. Да и непонятно было – потому что все важные немецкие объекты в Берлине цифрами обозначались. А о том, что через дорогу у нас Рейхсканцелярия, оказывается, мы узнали от замполита, который пришел нас с Первым Мая поздравлять. «В том здании Гитлер сидит», – сказал он, и вот такая ненависть в душе организовалась и начала кипеть, что ни одними словами описать нельзя, помню, что мысленно себе представлял, как я его на куски рву, гада такого... И видел я, что так думают все вокруг, уже о инстинкте самосохранения не думалось, не работает он в такой ситуации. Все начали готовиться, как на последний бой – сняли с себя всю лишнюю одежду, проверили и смазали оружие, молодых (пополнение нам прислали с месяц назад) попросили в бункер не лезть, убьют, только старики должны идти, опытные, значит, видали мы такие бункеры и в Польше, и в Германии, предполагаем, что также устроен и этот... И вот пошло–поехало, прямой наводкой братья артиллеристы разобрали немецко–фашистскую баррикаду на входе в бункер, и мы, с криком «Ура!!» и русским матом (сейчас тот набор фраз даже повторить не смогу, насколько складно и от души тогда у меня получилось) ворвались в их «логово». Бой был там очень жестокий и очень страшный, в плен не брали никого, да они и не сдавались, французы оказались, по-моему, испанцы и эсэсовцы, такая ливерная колбаса получилась, а не бункер, как говорил наш командир разведроты Гринцевич – «бункер–хрюнкер». Из штурмового полка очень много наших ребят полегло там, но и фашистов не спасли их уловки немецкие, не работают они против русских, которые злые и смерти не боятся...
Страх смерти, как он выглядит.
С первого дня войны оказалось, что пулеметный расчёт жив три боя, не больше. Или погибают, или ранят их сильно. Я закончил пулемётную школу, но везучим оказался с первого дня, как перепутали мои документы, потому, как уцелел в аду этой кровавой войны – понятия не имею, просто повезло. Помню почти все атаки, все эпизоды этой войны, когда думалось, что всё, сейчас будет мой конец, но нет, кто-то там наверху думал иначе... Сколько я пережил обстрелов и бомбежек, атак и ранений, а плен, концлагерь, а побег, потом опять пехота, потом десяток рукопашных атак, штурм Рейхсканцелярии, но видишь как, остался жив... И помню, когда я начал «ловить пулю» после того, как узнал о расстреле своих родных, помню, как мой ротный сказал мне – «ты обязан лично придушить Гитлера, за то, что они сделали с твоей семьёй и нашей страной, а ты тут пулю, видите ли, ловишь...».
Может я остался жив, потому что не тешил себя иллюзиями, что даже и не рассчитывал дожить до утра, или до конца боя, и видя, как смерть забирает одного за другим из моего расчёта, просто перестал её – не бояться даже, а думать о ней, пока не прекращалась атака, ведь ещё и от моей целости–сохранности зависела жизнь моих товарищей, ведь без пулемёта, что атака, что оборона – дохлое дело...
Преодолеть чувство того, что ты обречен на смерть, и воевать как отец наказывал – «пока последний оккупант либо не подымет руки, либо в землю не ляжет», – мне помогала месть, а это такое странное чувство, что радуешься, когда твоя пуля попадает туда, куда надо.
Любовь к отчизне была, фанатичная вера в то, что дело партии правильное – была, но вот желание подороже, именно вот в этот момент, отдать свою солдатскую жизнь, покосить, повывести гадов немецких, за смерть, за казнь семьи моей, было намного сильней!
У пехоты потери всегда были большими, у нас, как составной частью пехоты, соответственно тоже. Личный состав взвода менялся часто по причине выбытия бойцов. Затяжной бой – глядишь, а от нашего взвода треть осталась. Мы же, пулемётчики, для немцев, были костью в горле, потому они всеми силами (силами минометчиков и артиллеристов), подавить нашу пулеметную точку пытались. И считали это своей первостепенной боевой задачей.
Бой начался, краешком глаза смотришь, мина рядом – хлоп, вторая – хлоп, третья... и вот уже чувствуешь, что следующую миномётчик немецкий посадит прям в твой окоп, и бегом менять позицию – тут промедление смерти подобно, ну а не успел, или не смог – полетела, в лучшем случае похоронка, в худшем – без вести пропал ваш сынок... Потому как при прямом попадании, разве что звёздочка на пилотке оставалась...
А ещё за нами охотились немецкие снайперы, им за это отпуск полагался – за офицера, за артиллериста и за пулемётчика. Не один раз я видел, как снайпер, через прорезь щитка «максимушки», убивал первого номера пулемётного расчета...
Пехота (стрелковая рота) в атаку бежит, мы обязаны переместиться в первую линию и огнём не дать фашистам нос высунуть из окопа. Меняешь место расположения, вслед за пехотой, тащишь патроны и сам пулемёт, а по тебе начинают, как по мишени со всех видов оружия стрелять, и вот, ты уже в расчёте один остался, другие убиты или ранены. Ползти с пулемётом – это ещё та тренировка. Вес «максимушки» шестьдесят пять килограмм. Как мы его только не обзывали–проклинали на пеших наших переходах, когда марш–бросок сорок километров за ночь надо пройти, на тебе винтовка–мосинка, подсумки с патронами, коробка с пулемётной лентой, шинелька родимая, противогаз, вещмешок, объёмная фляга с водой для «максимушки»... и ты идёшь такой весь бодрый, а у тебя на плече твоём «богатырском» ствол от пулемёта, весом, около тридцати килограмм... Были в нашем полку подводы, но на них перевозили только боеприпасы. Это в современном кино пулемётчик строчит во все стороны, без остановки, очередями, из аккуратно вырытого окопа, ещё и песенки успевает попеть, «строчи пулемётчик, за синий платочек...».
В настоящем бою ты стреляешь только короткими очередями, только экономно и только прицельно по врагу. Нормальная стрельба для «максимушки» – четыреста метров, по науке пуля от пули на таком расстоянии ложится тридцать сантиметров одна от другой. Это значит, что твоя очередь выкосит на этом расстоянии всех, кто под неё попал, а на более удалённом эффект снижался – могли проскакивать везунчики мимо пуль моих. Когда выпадала свободная минута, весь мой взвод набивал вручную пулемётные ленты, и это требовало особой сноровки и умения. Боевой запас на один пулемет – шестнадцать коробок.
Когда наступать начали, то я с собой носил всегда второй щиток, мы его ладили от осколков летящих сверху. По самолётам фрицев ни разу стрельнуть не получилось.
«Максимка» – пулемёт тяжелый, потому вертикально его не поставить без специальных приспособлений. Скорострельность у одного пулемёта низкая, поэтому для стрельбы по самолётам их спаривали, а ещё лучше – счетверить, вот тогда по заходящим штурмовикам было можно стрелять. К концу войны наших самолётов в небе было значительно больше, чем немецких. К сорок пятому году всё поменялось, тактика боя тоже. Вот мы знаем, что утром на штурм, бойцов своих терять не хочется, они же меня прозвали «заговорённым», что пуля меня не берёт, и слушались все, потому как опытный самый и интуиция работала хорошо. Опытный солдат – это не тот, кто рассказывает, где он был и что с ним происходило. Опытный солдат – это тот, кто делает с тем, что происходило с ним на благо своё, боевых друзей и армии в целом. Заняли позицию и ждём сигнала. Впереди слабый лёд через речку. Все понимают, что каждый бой – последний для многих. Взвод мой пулемётный придан стрелковой роте, и командир роты указывает нам, где расставить пулемёты. И вот атака, рота перешла с боем по льду водную преграду, я же получил приказ сопровождать пехоту с фланга, на случай контратаки. Но я вижу, по перемещению немцев, что они будут отступать, причём по балке, поросшей густым кустарником. Я даю моему взводу команду, и мы со всех ног уходим в сторону балки, в наглую занимаем оборону, без всякого окопа, вся защита – два щитка на трёх (поставили один перед собой, а один на пулемёте), но и немец нас не видит – кустарник больно густой. Рота нанесла по ним удар ну и немцы побежали прямо на нас. Я дал команду подпустить поближе и два моих пулемёта, которые я расположил за кустарником. Когда топот их ног, шумное дыхание и негромкие лающие фразы их командиров (ненавижу немецкий язык) стали хорошо слышны, махнул я рукой и выкосили наши "Максимушки" и кустарник, под корень, и фашистов тех.
Насчитали потом семьдесят пять изрешечённых в сито гитлеровцев в этой балке, хоть Боевой устав пехоты Красной Армии через них читай, столько дырок в каждом было, прямо жуть. Ведь с близкого расстояния пуля из такого пулемёта и троих-четверых немцев, как шилом калошу прошивает.
Они даже не поняли, что произошло, прямо, как мы в сорок первом, в июне, когда целая армия наша в котёл попала. От тогда они нас накосили, вдоволь их немецкая душонка порадовалась, но смеётся тот, кто последним смеётся...
А если бы я за пехотой с фланга шёл, как комроты приказал, то ушли бы, черти хвостатые к своим в Берлин, а так, прямиком, в преисподнюю...
И нам хорошо, и они там, где треба...
Немецкие пулеметы МГ в целом получше были, как и всё немецкое, но ведь к технике ещё воин нужен, потому русский с «максимушкой», всегда одолевал германца с идеальным МГ и для нас – красноармейцев, «Максимка» олицетворялся, как символ стойкости нашей...
Служил я до конца сорок шестого, поостыл к фрицам, вроде как, и победили эту шатию–братию, уже и жалко их даже. Как-то дали приказ – разобрать все пулемёты, смазать, запаковать в ящики и отправить в тыл, поговаривали, что для армии нашего союзника – коммунистического Китая.
Разбираем свои пулемёты, и такая грусть–тоска наваливается, что прямо невмоготу стало. Вижу, что не я один поглаживаю пожухлую, от десятков перегревов, краску на кожухе «максимушки», прохожу пальцами по вмятинам – сколам от пуль, и полное ощущение, что расстаюсь с самым родным человеком, и на самом деле, без моей семьи, этот мой «максимушка» и был мне родней всех.
Написал я тогда записку и вложил её в ствол пулемёта, а написал я на ней вот что:
«Товарищ китайский коммунист, я отдаю тебе самое ценное, что есть у меня в жизни – свой пулемёт «максим», поэтому стреляй из него по врагам и знай, что этот пулемёт ни разу не сдался, не промазал, и не подвёл твоего русского товарища!».
Когда забивал гвоздями ящик с «Максимушкой», не удержался, всплакнул...»
Николай Михайлович Качанов после войны со своей фронтовой фотографией в руках
Отрывок из документального военно-исторического романа "Летят Лебеди"в трёх томах, который стал лауреатом XIX Международной литературной премии имени П.П.Ершова за произведения для детей и юношества в 2025 году
Если понравилось, вышлю всем желающим жителям этого ресурса
Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах fb2\epub\pdf). Пока два тома, третий на выходе, даст бог.
Есть печатный вариант двухтомника в твёрдом переплёте
Кажется, я начал понимать, зачем люди пишут мемуары.
Они их пишут из чувства противоречия. Когда равнодушное время стирает их молодость, как записи со школьной доски после урока.
Сегодня с утра меня догнали две новости. В клинике Лос-Анджелеса умер композитор Юрий Чернавский. В больнице Красноярска от последствий пневмонии - писатель Александр Бушков.
А для меня и тот, и другой - очкарики из 80-х. Вот Бушков,
Вот Чернавский.
80-е... Странное время. Рубежное для моей жизни десятилетие: старшие классы, армия и первые курсы мореходки и универа.
Если я и застал в своей жизни время свободы, то это было оно - конец 80-х.
Несколько лет, когда всеобщее желание быть счастливыми и свободными еще не перебродило во вседозволенность и мерзость 90-х. Когда глаза у людей горели не алчностью, а восторгом, журналисты в газетах и депутаты в телевизоре срывали покровы, литературные журналы били рекорды продаж, советские люди возвращались в семью цивилизованных народов, а будущее просто обязано было быть светло и прекрасно.
Плату за утраченные иллюзии с восторженных дураков сняли чуть позже.
Почему-то эти несколько лет я чем дальше, тем чаще вспоминаю.
Кассету с альбомом "Банановые острова" Юрия Чернавского и Владимира Матецкого я заслушал в лоскуты во Владивостоке, еще до армии, валяясь на кровати в общаге высшей мореходки на продуваемом всеми ветрами Эгершельде.
Странный альбом, не похожий ни на что, бывшее до него, и ни на что, бывшее после.
А мы плывём уже не день, не два И вдруг – Банановые острова На горизонте. Здесь одни бананы, Здесь их целый лес, Здесь одни бананы, Но их никто не ест...
"Я робот, я робот. Я сошел с ума".
Примерно в те же годы свои первые повести выпустил Александр Бушков. Повести назывались "Варяги без приглашения" и "Дождь над океаном".
Бушкова все помнят одним из популярнейших авторов боевиков, производителем супербестселлеров, которые реально читала вся страна, написавшем "Охоту на пиранью" и "Бешеную".
Но этим всем он стал потом, а тогда, в 80-х, Бушков в узких кругах фэнов считался восходящей звездой отечественной фантастики.
Человеком, который писал очень атмосферные и ни на что не похожие повести. Я почему-то еще тогда был уверен, что этот парень уж точно прогремит.
Прогремел, причем шумно.
Но совсем не в том качестве, как я ожидал.
И в этом как раз ничего удивительного - жизнь каждого из нас тогда изменилась до неузнаваемости.
Но это было потом. А тогда, в 80-е...
"Дождь над океаном" - повесть о неудавшемся контакте с инопланетным существом - начинается словами, которые сегодня вызывают у меня кривую грустную усмешку:
"3 вандемьера 2026 года.
Время — среднеевропейское. Вторая половина дня. И была Европа, и была золотая осень, именуемая по ту сторону океана индейским летом, и был солнечный день: день первый.
Фотограф тщательно готовил аппарат. Камера была старинного образца, из тех, что не начинены до предела автоматикой и электроникой — ее хозяин по праву считался незаурядным мастером и в работе полагался лишь на объектив да на то неопределимое словами, что несколько расплывчато именуется мастерством. Или талантом".
Просто я помню, как при первом прочтении заявленный 2026 год показался 18-летнему мне какой-то совсем уже недостижимой далью. Я на такую прорву лет и не замахивался. Максимум - подсчитал, сколько мне будет в 2000-м году, но это как ковыряние в носу, это все делали. Получилось - много.
Сегодня, за год до 26-го, я смотрю на того юного небитого дурака и думаю только: "Быстро-то как".
Дальше...
Дальше была армия, морская авиация, аэродром на Камчатке. И Бушков и Чернавский временно куда-то потерялись - не до них было. Но стоило мне дембильнуться...
Лето 1988 года во Владивостоке.
Мне 21.
В начале мая я выбыл из чеканных рядов Краснознаменного Тихоокеанского флота и улетел с Камчатки в Ташкент красивый сам собою - в дембельской бескозырке, с гюйсом, подшитым белым шелком, в парадных хромачах с подрезанным рантом и прочая прочая прочая.
Дома побыл ровно две недели и снова улетел - как Карлсон.
Во Владивосток.
Чтобы успеть к поступлению.
Во Владике я отчислился по собственному желанию с третьего курса высшей мореходки и подал документы на исторический факультет Дальневосточного государственного университета. В армии я как-то окончательно осознал, что я по натуре не Крузенштерн, я по натуре Карамзин.
Вот это вот лето второй абитуры и вплавилась навсегда в какие-то глубинные слои моей памяти. Мой зимний вечер в Гаграх.
Свобода как отсутствие подъемов и построений. Перестройка, ускорение и гласность. На самом излете сбегающего к бухте Океанского проспекта глухой фасад дома затянули мотивирующим (нет) плакатом с надписью "Мы полны твердой веры в правоту нашего дела".
Демобилизованный пограничник по прозвищу Хохол, в то лето такой же абитуриент, как и я, уверял меня, что это лозунг XXVI съезда КПСС. Ему виднее - он кандидат в члены партии. А я комсомольский билет еще перед армией потерял, но пока не спалился. Его никто никогда не просит показать, главное - взносы вовремя платить.
Лето. Жара. Влажность.
Кафе "Пингвин", где мы с Хохлом кормим мороженным двух абитуриенток с нашего этажа, одна из Новосиба, другая - с Петропавловска-Камчатского. Обе умненькие и симпатичненькие - и камчадалка, и сибирячка. Муки выбора.
В стране сдвинулись какие-то тектонические плиты.
Ночная прохлада летней ночи. Бутылка вина "Бычья кровь". Балкон в общаге с видом на Амурский залив. Бархат неба над заливом, усыпанный звездами. "Если напиться из ковшика Большой Медведицы - все на свете поймешь".
Несмотря на все встречи рассветов смешанной компанией, ни с кем замутить так и не получилось. Даже не поцеловался в то лето ни разу. Но это не страшно - с эмоциями и без того был перебор, а в конце этого года я познакомился со своей женой. С ней мы так до сих пор и движемся из 1988-го к 3 вандемьера 2026-го и, надеюсь, ино еще побредем.
Но вернемся в лето 88-го. Фильм "Асса" с песней Чернавского в кинотеатре мы смотрели всей нашей абитуриентской компанией.
Я очень испугался и спрашиваю: «Ты кто?» А он залез в стакан Напился и ответил, спрыгнув на тахту: «Я мальчик Бананан Ту-ту-ту» Здравствуй, мальчик Бананан Ту-ту-ту. Ту-ту-ту...
Выходим малость ошарашенные. "Перемен - требуют наши сердца" - струной внутри басило во мне весь этот год. Я был политически грамотен и собирался быть политически деятельным. Через пару лет, стыдно признаться, даже был избран депутатом районного совета, представляя избирателей своей студенческой общаги. Слава богу, обошлось без последствий, и политическая деятельность меня не затянула. Господи, прости этого наивного дурака, ибо не ведал он, что творил и во что вступал.
Кстати, это лето вообще было противостоянием двух альбомов - "Группы крови" группы "Кино" и "Белых роз" группы "Ласковый май". Саундтрек года - и снова седая ночь, и только мой порядковый номер на рукаве.
На день рождения дружественные абитуриенты и абитуриентки мне подарили огромный букет гладиолусов. Красивый.
А Бушков именно в тот 1988 год писал новую повесть. Как писал - рассказывает Виталий Пищенко: «На семинаре в Узбекистане рукописи были, конечно же, разные. Бушков вообще умудрился заявиться на семинар без готового текста. Правда, увидав мою физиономию, Саша тут же пообещал: «Исправлюсь!» И точно — взял в доме творчества печатную машинку и принялся что-то «ваять», тыча одним пальцем по клавишам. Я, недовольный самим фактом разгильдяйства (ни фига себе, везти человека из Красноярска только для того, чтобы полюбоваться на него!), тут же подговорил ребят: устроить Бушкову разбор «по гамбургскому счёту», чтобы на всю жизнь запомнил. Но Александр выдал «Первую встречу, последнюю встречу».
Я потом по случаю купил сборник текстов с этого семинара под названием "Сын небес". Толстый такой сборник, до сих пор дома на полке стоит.
Посмотрел сейчас содержание - ничего уже практически не помню, а вот "Первая встреча, последняя встреча" врезалась в память, наверное, навсегда. Особенно финал.
"– А ведь сделали, господа, – тихо, удивленно сказал поручик Сабуров. – Сделали…
Он знал наверняка; что бы он дальше в жизни ни свершил, чего бы ни достиг, таких пронзительных минут торжества и упоения не будет больше никогда. От этого стало радостно и тут же грустно, горько. Все кончилось, но они-то были.
<...>
К ним мчались всадники, а они стояли плечом к плечу и смотрели – Белавинского гусарского полка поручик Сабуров (пал под Мукденом в чине полковника, 1904), нигилист с чужой фамилией Воропаев (казнен по процессу первомартовцев, 1881), Кавказского линейного казачьего войска урядник Нежданов (помер от водки, 1886), – смотрели равнодушно и устало, как жены после страды, как ратоборцы после тяжелой сечи. Главное было позади, остались скучные хлопоты обычного дня и досадные сложности бытия российского, и вряд ли кому из них еще случится встретиться с жителями соседних или отдаленных небесных планет…".
Точно помню, что фильм "Выше радуги" я впервые посмотрел у кого-то именно в то лето, которое всегда со мной. И песни Чернавского на стихи Дербенева запомнил сразу.
Спит придорожная трава.
Спит там, где мчатся к океану
По рельсам поезда.
Траве той снятся острова
И удивительные страны.
О-о...
У океана, куда домчались поезда, сидел я.
Приехали, дальше ходу нет.
Дальше только на пароходе.
Мои бывшие однокурсники с мореходки, многократные мои собутыльники этим летом - давно уже стали солидными капитанами.
С некоторыми абитуриентами ДВГУ того лета я так и дружу всю жизнь.
К лозунгу "Мы полны твердой веры в правоту нашего дела" на излете Океанского проспекта сначала приписали "Да хватит уже небеса смешить", а потом вообще спалили.
Фильм "Асса" стал классикой отечественного кинематографа.
С камчадалкой недавно нашлись в ВК - страшно вспомнить, сколько лет спустя. На день рождения она прислала мне вот такую картинку.
Я бы сказал - традиция вырисовывается.
Университета, в который мы с ней поступили тем летом, больше нет, он переформатирован, слит с другими, перевезен и переименован.
Моя общага с балконами на залив не функционирует. Мой учебный корпус - тоже.
Владивосток изменился до неузнаваемости, но это нормально, я тоже не помолодел.
Виктор "Группа крови" Цой умер давно. Юрий "Белые розы" Шутунов умер недавно.
Хохол, слава богу, жив-здоров.
Кафе "Пингвин" закрыли еще в 90-е.
От моей дембильской формы остался один только гюйс с напутствиями сослуживцев, написанными шариковой ручкой на подшитом белом шелке из распоротого офицерского кашне.
Вчера ушли из жизни Юрий Чернавский и Александр Бушков. Еще несколько важных кусочков моей жизни исчезли навсегда.
Мемуары - это всего лишь способ чем-то заглушить сосущую пустоту.
