Сообщество фантастов

Хоть данные авгуров и говорили об отсутствии опасности, никто из штурмовой группы не решился снять респиратор, когда заходил в темную влажную каюту, воздух которой пропитался нищетой, отчаянием и болезнями. Помещение, где жил клан мусорщиков, можно было бы назвать просторным, если бы не бесконечные ряды заваливающихся друг на друга многоярусных кроватей, большинство из которых покрывали грязные тряпки, вероятно, служившие обитателем и одеждой, и одеялами, и занавесками. От едкого запаха мочи, грязных тел и гнили не спасли даже дополнительные фильтры. Рейвен подумалось, не оказалась ли она снова в покрытых зловонной слизью коридорах. Нет, присутствия Архиврага не чувствовалось. По крайней мере обычным смертным, ибо Филипп фон Хардинг все время напряженно оглядывался, будто ища что-то определенное, уже ему известное.

Они перевернули все вверх дном: разворошили каждую кучу тряпок, каждую перину, вскрыли запаянные люки, простучали полы и стены на наличие скрытых полостей. Улов их был весьма богат: в нехитрым скарбе некоторых обитателей нашлась пара уродливых самодельных амулета — три круга, скрепленные между собой бечевкой; засаленные бумажки с начертаниями от руки молитвами, направленными явно не Богу-Императору.

Офицер, отвечавший за инспекцию жилых помещений нижних палуб, клялся, что еще два прыжка назад ничего такого не было.

Рейвен усмехнулась, слушая его сбивчивые оправдания и подала штурмовикам знак «увести».

За переборками обнаружилось нечто сделанное буквально из фекалий, свечей и каких-то железяк. Чья-та гниющая нога с вырезанными на посиневшей коже знаками Архиврага венчала зловонную пирамиду.

Желудок попросился выйти и возносил слова благодарности Богу-Императору за то, что в него так и не успели ничего закинуть. Рейвен была такая не одна: офицеры помоложе отворачивались, один даже вышел из каюты.

— Мастер фон Хардинг, взгляните, — позвала она.

Он не отозвался.

— Мастер…

Филипп стоял спиной к остальным. Нехарактерно напряженные плечи выдавали волнение. Когда Рейвен коснулась его плеча, он вздрогнул, сжал что-то в кулаке и обернулся уже совершенно спокойный.

— Я задумался, — тихо, чтобы не услышали остальные, обронил дознаватель.

В придачу к алтарю нашлась и засаленная потрепанная книжица с обложкой из человеческой кожи, к которой даже самые отчаянные не рискнули прикасаться без специальных перчаток.

Волны чисток, допросов и досмотров прокатились по всем, не только нижним палубам. После надлежащих процедур в шлюз отправились еще четыре клана, включая малый клан техников, отвечавший за лифты. Под пытками один из младших помощников сознался в саботаже поля Геллера.

— Мне приказали — я делал, — хныкал юноша с глуповатым лицом и уцелевшим глазом глядел на электрощипцы в руках штурмовика. — Я даже не знал, что делаю.

— И тебя не удивило, что старший послал тебя в другой отсек работать с совершенно незнакомой машиной? — спросила Рейвен, делая знак убрать пыточный инструмент. Хватило всего пары разрядов и одного глазного яблока, чтобы разговорить парнишку.

— Нет. Мне говорят делать — я делаю. Я не спрашиваю, — всхлипнул он.

Она вздохнула.

— Простота хуже воровства.

И, устало потерев переносицу, продолжила:

— И часто тебя просили в других отсеках поработать?

— Да…

— Имена.

Он выдал им всё.

Под раздачу попали даже два высших офицера. У одного обнаружился пистолет работы темных эльдар, а на другого указало сразу несколько человек. Признание из него пришлось доставать фон Хардингу, после чего от личности бедолаги совсем ничего не осталось. Рейвен видела, как его выносили из допросной, невредимого снаружи, но совершенно выжатого и пустого внутри.

— Я бы советовал вам внимательнее относиться к подбору личного состава, капитан, — холодно отчеканил дознаватель, проходя мимо осунувшегося старика, в котором с каждым найденным на корабле еретиком все меньше угадывался приветствовавший их в начале пути бодный опытный офицер.

Здоровяк По сидел в металлическом кресле, свесив голову на грудь. Прикованные к подлокотникам руки слегка подергивались; на удивительно приятном круглом лице периодически проступала гримаса боли. Было в нём что-то гипнотическое, располагающее. Если бы пару часов назад он не пытался её убить, Рейвен даже прониклась бы к нему сочувствием, как один из охранявших его до этого офицеров. Он сам попросил сменить его.

— Чем больше смотрю на него, тем мыслей в голове больше. Не еретик он, мол. Отпусти его. Я сопротивляюсь. Головой-то понимаю что к чему, но…

Фон Хардинг остановил его на полуслове.

— Я понял, сержант. Спасибо за откровенность. Смените лейтенанта Херихе и передайте, что я жду его здесь.

На удивление, он не стал делать выговор или заносить в личное дело столь откровенную слабость инквизиторского штурмовика. Вообще после обыска в каютах мусорщиков от дознавателя веяло легкой дезориентированностью, будто что-то выбило землю у него из-под ног.

Он устало помассировал висок и сел на стул напротив Здоровяка.

— Он псайкер и, судя по всему, сильно связан со своим владыкой, если даже будучи без сознания туманит разум нашим бойцам, — предупредил фон Хардинг.

Но то было излишне. Рейвен слишком ясно помнила перекошенное ненавистью лицо и до сих пор отчетливо ощущала толстые пальцы на своей шее.

Резкой размашистой пощечиной дознаватель вывел Здоровяка из забытья. Тот поморщился, попытался дернуться, но стальные путы слишком хорошо выполняли свою работу. Тогда он открыл глаза и взглянул на аколитов. Едва глубокие светлые глаза встретились со взглядом Рейвен, чужая воля сжала разум в тиски.

— Дитя, — нежно проворковал тихий голос в голове. — Дитя, разомкни оковы. Ты ведь можешь. Ты ведь можешь управлять ими. Я знаю, что можешь. Можешь сделать это тихо. Не привлекая внимания. Одной лишь силой мысли. Одним лишь желанием. Я не враг тебе, Рейвен. Не враг.

Она сделала глубокий вдох. Собрала волю в кулак. Нет, её просто так не взять.

— Я помогу тебе, а ты поможешь мне. Только ослабь путы. Ты не пожалеешь. Я сделаю все, что ты пожелаешь. Исполню самые твои потаенные желания.

Еще один вдох. В памяти снова всплыли воспоминания о перестрелке, о разлетевшейся голове сержанта, о пальцах на шее...

— Убирайся из моей головы, — громко и четко произнесла она, не отводя взгляда от добрых, понимающих глаз Здоровяка и не увидела, но почувствовала, как фон Хардинг улыбается.

— Очень зря, девочка, — наклонив голову на бок, с грустью проронил По. — Неужели ты не хочешь снова встретиться с любимым? Вот он все никак не может забыть вашей последней встречи. Здесь. На корабле. Очень печалится, что ты его отвергла.

Ярость ослепительным пламенем вспыхнула в душе. Кулаки сжались; зубы чуть ли не заскрипели; кровь застучала в ушах; перед глазами поплыло; на ретинальном интерфейсе появилось предупреждение о перегрузке. Но не успела она сделать шаг к прикованному, как в тишине раздался звонкий удар пощечины. На пухлой щеке Здоровяка засиял кровоподтёк. Фон Хардинг размял пальцы в латных перчатках и со всей силы ударил с другой стороны. Так повторял ещё и еще раз. Голова По моталась туда-сюда словно у тряпичной куклы.

Выпустив пар, дознаватель спокойно опустился на стул.

— Я буду задавать вопросы. Ты — отвечать. Зачем вы летите на Навис Орреум?

По рассмеялся.

— Для лучшей жизни. Чтобы построить новый, идеальный мир. Где таких, как мы с тобой, не будут сторониться, не будут уничтожать, убивать, терзать, сдавать на черные корабли, — он пристально глянул на дознавателя и, буквально задыхаясь от восторга, продолжил: — Где нас будут почитать как богов, ибо мы разговариваем с Ним! Где не будет боли, и никому не придется умирать!

После этих слов его взгляд метнулся к Рейвен, она лишь сильнее стиснула зубы.

Филипп улыбнулся одними уголками губ.

— Если бы все так легко признавались в ереси, жить было бы гораздо проще. А теперь, — он закинул ногу на ногу, — расскажи, кто еще с тобой ехал.

— Только мои последователи и те, кто разглядел отзвук правды в моих проповедях.

— Ты знаешь, что я не об этом тебя спрашиваю.

Дознаватель неспешно достал из кармана плаща маленький сверток и развернул. В закованной в металл руке блеснула розетта. Рейвен вздрогнула.

— Кто еще с тобой ехал, — с нажимом повторил он.

— Я не понимаю… — начал было По, но в следующее мгновение его всего скрутило; в горле забулькал сиплый крик.

— Повторяю последний раз: имя аколита, которого ты убил.

В голосе фон Хардинга звучала доселе невиданная сталь и жестокость. Он все сильнее сжимал кулак, заставляя Здоровяка биться в конвульсиях и пускать изо рта пену.

Когда рука дознавателя расслабилась, полная туша обмякла и тут же затряслась от утробного смеха.

— Использовать силы варпа против слуги Его — не самое мудрое решение, мальчик.

С разбитых губ По закапала кровавая слюна. Он резко дернулся, выпрямился и обратил взор к потолку.

— Дедушка, я готов принять твои дары! — голос его сорвался на скрипучий крик за которым последовал истеричный смех.

Холод впился в кожу миллионами тончайших игл, сковал конечности, сжал сердце, душу и разум.

Рейвен уже видела подобное. Детские воспоминания яркой вспышкой ослепили взор, заставили помедлить. Всего мгновение, но этого хватило, чтобы тело Здоровяка со страшной скоростью начало обрастать струпьями и покрываться гнилью, а конечности разрастаться, превращаясь в длинные склизкие лозы, которые моментально потянулись к дознавателю. Тот вскочил со стула, отшатнулся, но атаковать не спешил. В комнате стало еще холоднее; иней пополз по стенам; волосы на загривке встали дыбом.

В напряженном лице фон Хардинга мелькнула гримаса боли. Он явно пытался обуздать силу мутанта, а тот будто этого и ждал. Не переставая смеяться, он обвил его ноги гнилыми щупальцами.

Руки сделали все сами. Рейвен пришла в себя только когда полностью разрядила вторую обойму. Двадцать пуль застряло в том, что осталось от головы Здоровяка. Безобразное тело обмякло. Плети еще некоторое время трепыхались, но обрубленные силовым мечом, затихли.

Филипп фон Хардинг тяжело опустился на стул.

Описание: Потенциальный вред, который аномалия может причинить.

Категории:

0 - 3: Не представляет опасности.

4 - 6: Малая угроза для человека или объектов.

7 - 8: Умеренная угроза, возможные серьёзные последствия.

9 – 10: Высокая угроза, возможны массовые разрушения и гибель.

3. Поведение

Описание: Непредсказуемость и изменчивость поведения аномалии.

Категории:

Стабильная: Поведение аномалии предсказуемо.

Нестабильная: Поведение аномалии может изменяться, но в пределах допустимого.

Хаотичная: Поведение аномалии абсолютно непредсказуемо и изменчиво.

4. Воздействие

Описание: Влияние аномалии на окружающую среду и общество, государство.

Категории:

Локальное: Влияние ограничено небольшим районом или группой объектов.

Региональное: Влияние распространяется на значительную часть региона.

Глобальное: Влияние охватывает весь мир.

5. Сдерживание

Описание: Уровень сложности и усилий, необходимых для сдерживания аномалии.

Категории:

Базовое: Простое сдерживание, требуется минимальные ресурсы.

Сложное: Требуются специальные меры и оборудование для сдерживания.

Экстремальное: Сдерживание требует значительных ресурсов и постоянного мониторинга.

Невозможное: Аномалию нельзя сдерживать, можно только наблюдать

6. Полезность

Описание: Возможность использования аномалии в целях организации или для общего блага.

Категории:

Отсутствует: Аномалия не может быть использована.

Ограниченная: Аномалия может быть использована в определённых условиях.

Высокая: Аномалия имеет значительный потенциал для использования.

7. Статус

Описание: Показывает существующий статус объекта

Категории:

Нейтрализован: Объект уничтожен или больше не представляет угрозы.

Существует: Объект всё ещё существует и может представлять угрозу или ценность.

ОБЪЕКТ "ВЛАД ДРАКУЛА ЦЕПЕШ"

Класс: Цитрин

Угроза: 9

Поведение: Хаотичное

Воздействие: Региональное

Сдерживание: Экстремальное

Полезность: Отсутствует

Категория: Нейтрализован

МОЯ ГРУППА В ТГ: https://t.me/DarkSideSD

Взял старый матрас и поднялся на крышу. Спать не хотелось, может быть, — смотреть на ночное небо и грезить несбыточным, пока ещё окончательно не разучился. В детстве все эти мысленные фокусы в голове получались куда проще: мир казался волшебным, полным тайн и опасностей, нужно только проявить достаточную ловкость и сообразительность и...

А меж тем, августовская ночь темна, с неба падали чьи-то незагаданные желания, и большой мягкий рукав галактики заботливо укрывал мой Город-что-стоит-на краю-цивилизации от всех бед. Далёкая труба химического завода дымила сизым, и причудливые торопливые облака неспешно скользили на запад, вдогонку закату, и складывалось впечатление, что Земля — это огромный пароход, который несётся в бесконечном океане космоса, рассекая волны света и оставляя позади световые годы бесконечно долгого путешествия в никуда.

Утро. Встал, чувствуя себя помятым и странно сутулым. Плохо застеленная простыня разлиновала лицо абстракционизмом, прохладный ночной ветер завернул штору и уложил открытки с полок — «С юбилеем! Всё только начинается! Максим и Света».

Зазвонил телефон. Побежал, обрадованный неожиданным спасением от пустого дня.

— Говорите.

Оборвалось. Ещё минуту хищно висел у старого зелёного телефона, но никто так и не перезвонил.

Далее завтрак и поход в магазин за кефиром и хлебом. Очередь в молочный отдел состояла из: зубатый-рыжий-конопатый пацан лет 11; бабулька того бойкого возраста, что успевает за день посетить поликлинику (дважды: сдать утром анализы и на приём к кардиологу днём), сходить в магазин, съездить на дачу, обсудить на лавке у подъезда мировую повестку и всех соседей.  Далее: она. Даже не так, — она, чтобы вы понимали. Смотрел утайкой, делая всё тот же равнодушный вид. Была она прекрасна и в сарафане в горошек.

Заговорить или нет? В голову лезла какая-то чепуха вроде «добрый день, давайте помогу» и всё как-то не уверенно, трусливенько — отмёл этот вариант ещё у себя в голове, наверняка откажется, а если согласится, как развить знакомство? К такому варианту я был не готов. Идя домой с покупками нарочито обогнал её, чтобы казалось, что это она следит за мной, а не я за ней. Впрочем, я не следил, а так, наблюдал.

Дома решил позвонить кому-нибудь из университетских друзей. Двое из них, правда, были уже К.Ф.Н, а третий возвеличился до доктора и профессора с бородой Чарльза Дарвина (особо косматая борода на защите диссертации вводила в ступор комиссию и уменьшала количество задаваемых каверзных вопросов, впрочем, вопросов было всё равно много, но наш герой – Кеша – блистал).

Ни Кеша, ни два не названных К.Ф.Н. трубки не брали. Я, задумчиво потирая небритость, глядел на Прибор, прикрытый одеялом. Нет, ещё не время.

Имея толику абсолютной власти над миром, пусть даже власти недоказанной, но всё же, что стоило бы сделать в первую очередь? У меня был план, но я его откладывал на потом, допуская, что «потом» может быть и никогда не наступит.

Не имея толковых мыслей, я в одиночку отправился прогуливаться по городским окраинам.

Здесь, в оставленной промышленной части города, всё казалось преисполненным упадка, призрак грандиозного катастрофического забвения величественно и мрачно вышагивал возле смертных, не замечающих, что часы пошли в обратную сторону. Окна исполинских цехов выбиты, а провалившиеся крыши увенчаны сорняками и первыми робкими деревцами, которые обрели новый дом в крошащемся бетоне, пустив туда корни. Как бактерии оставляют в живых тканях каверны, так и человечество выстраивает гигантские сооружения, покушаясь на чужое жизненное пространство — всё лишь затем, чтобы отойти от станка, когда кончится смена, и никогда не вернуться назад.

В ненастный день в этом городе можно пройти улицу из края в край и встретить только хоровод шуршащей листвы. Есть газ, свет, водопровод, но глядя в окно понимаешь, что тебя забыли и, кажется, вся совокупность пустоватых перекрёстков и тёмных подъездов — какая-то странная драма, и вот-вот появится режиссёр, похлопает по плечу и позовёт посмотреть настоящий мир. Люди постепенно уезжали отсюда, город умирал.

Впрочем, детство здесь казалось мне волшебным и чарующим, и верилось, что город этот замер в мгновении навсегда. И даже прожитая вечность не сможет изменить его выверенную умершими архитекторами красоту.

Мне нравилось в меланхоличном настроении бродить по территории заброшенного бетонного завода и соседствующего с ним опустевшего НИИ угля. Выпотрошенные здания и брошенные книги, стеклоблоки дробящие свет на составляющие, ощущение присутствия — всё это манило. Просто так научная библиотека лежала в пыли никому не нужная, только ветер от скуки листал страницы. Здесь кончался человек и начиналось что-то другое, древнее и непонятное, что заставляет цивилизацию остановить экспансию и отступить.

Всякая моя прогулка неизбежно заканчивалась на крыше цементного элеватора. Там я задумчиво усаживался по-турецки и долго смотрел вдаль, на лес и далекое нагорье.

— Здравствуй — сказал голос у меня за спиной. — Знал, что найду тебя здесь.

Странно. Это был мой голос.

Я оглянулся и увидел самого себя: совпадало всё, шрам на правой брови, ямка на щеке, и другие подробности моей внешности. Его лицо улыбалось, но глаза казались очень уставшими, так словно самого человека уже не осталось, а осталось нечто, словно набор шестерней внутри, который заставлял его двигаться и мыслить.

Возникло странное чувство, что я на эстафете: палочку я уже передал и потребность в моём существовании отпала.

Некоторое время я молчал, пытаясь сформулировать правильные вопросы. В висках ухало, мир вокруг сонно моргал, то тускнея, то наливаясь неестественной краской, словно усомнившись в своей настоящести.

— Кто ты и зачем здесь?

Некоторое время молчал он.

— Тут такое дело...пойдём лучше прогуляемся.

Мы вернулись в здание администрации, чтобы не попасться на глаза случайному свидетелю. «Научная библиотека» — гласило оргстекло в виде покосившейся таблички.

— В общем, он работает, — сказал другой я, встав у окна так, что я мог различить только его силуэт. — Я советую тебе его не включать. Никогда.

Мне стало почему-то весело от того, что я сейчас буду спорить с самим собой. Мои аргументы, вероятно, были известны ему, а его мысли — по-крайней мере те, что касались последствий включения Прибора — мне. Впрочем, очевидно он знал нечто новое.

«Я знаю, о чём ты думаешь», — подумал я.

— Ты знаешь, о чём я думаю, — сказал он.

Он ещё некоторое время помолчал.

— Будущее совсем не такое, — сказал он вдруг, ни к кому конкретно не обращаясь. На секунду мне показалось, что он забыл обо мне.

— Насколько далеко твоё будущее?

Глубокая, прежде мне незнакомая морщина разлиновала его лоб.

— Скажем так, вашу Вселенную мы считаем молодой, а свою — старой.

Некоторое время мы молчали. Я тоже подошёл к окну и стал будто бы смотреть в разбитое окно, но на самом деле боковым зрением я ловил каждый взгляд и вдох второго себя.

Наконец я повторил:

— Зачем ты здесь?

Второй я вздохнул и промолчал.

— Зайди к ней в гости, — наконец сказал он. — Серьёзно, это сработает. И не включай Прибор. Для верности лучше даже разбей его.  — опять замолчал, видно было, что борется с сомнением. — А зачем я пришёл…хотел посмотреть на того, кем я когда-то был и дать добрый совет.

Зубы выбили тремоло, тело тряслось, словно чужое. Мой разум прорезал не то чтобы какой-то страх смерти или чего-то представимого, а ужас перед неизведанным, что всегда жил в самой древней части нашего мозга. Так ребёнок до одури, до обморока боится темноты, потому что та не изучена, и неясно, кто может прятаться в отсутствии света. Странная электрическая волна взвилась по позвоночнику. Я подскочил к двойнику и развернул его к себе, чтобы солнце светило на его лицо. Он не сопротивлялся, и дал мне спокойно себя рассмотреть. Копия моего лица, спокойная и сосредоточенная, вежливо улыбается и не прячет глаза. Но всё же кто он? Что он видел? 

— Ты никогда не задумывался о том, что происходит с человеком, который живёт тысячу лет? Может быть десять тысяч? — спросил двойник. Он в упор смотрел на меня не мигая, как змея.

— Я думаю, это довольно неплохо, если кому-то удастся прожить столько времени сохранив молодость и ясность ума, — невозмутимо ответил я. Он улыбнулся и высвободился из моего захвата, опять развернувшись ко мне спиной. Всё-таки решил спрятаться от моего взгляда.

— Что ж, это хорошо. Теперь сложнее. О чём может думать человек, проживший миллион лет вдали от дома? Какие цели могут двигать им? Для чего ему всё ещё стоило бы жить вне родного мира? Как насчёт ста миллионов лет и человека, который знает, что родной Земли давно нет и ютится в чужой цивилизации? Попробуй вообразить. Миллионы лет одиночества. Не думай, насколько нелепо это звучит. Попробуй почувствовать.

Я уже не мог мыслить трезво и ничего не ответил. Он продолжал:

— В человека эволюцией заложены нехитрые механизмы: выживание, продолжение рода, стремление к безопасности и общению, отчасти даже любопытство. Когда существуешь достаточно долго, многое из зашитого в твой геном становится ненужным, всё это облетает как плоть с обгоревшей души. Но там нечем заменить утраченное, одиночество и тоска в конечном итоге занимают положенные им места. Из знакомого тебе остаются только выживание и толика любопытства, да и те, впрочем, извращены до неузнаваемости.

Он опять замолчал. Смотрел как заходит позднее летнее солнце, слушал кузнечиков, стрекочущих в пожухлой траве. Я не торопил его.

— Слушай меня. Я — это ты, который включил Прибор, и тот сработал. Меня закинуло в вырождающуюся старую Вселенную, в которой почти не осталось звёзд. Там не осталось неба, глядя в ночную высь, видишь нескончаемую сплошную черноту от края до края. От этого дня десятки миллиардов земных лет в будущее. По случайности, меня спас кое-кто достаточно развитый, что умел ловить дураков, сыплющихся из кротовых нор, пока их не разорвало сингулярностью. Технологии, которые человек счёл бы божественными, сделали меня бессмертным. Много времени ушло на…акклиматизацию, поначалу меня держали взаперти, потом занялись образованием. Впрочем, неважно. Вернуть меня назад они по какой-то причине отказывались: то ли не хотели, то ли действительно, им было это не под силу в тот момент.

— Но ты же сейчас здесь — заметил я. — Можешь остаться. Я скажу всем, что у меня есть брат-близнец из Калининграда.

Откуда у меня ещё были силы шутить.

— Понадобилось время, чтобы уговорить их. Они позволили совершить мне короткий визит, но никак не остаться. В будущем у нас осталось одно неоконченное дело, которое нельзя оставить без внимания. Я бы даже сказал самоубийственная миссия, к которой мы готовимся всей цивилизацией дряхлого мира будущего. Вселенная умирает.

— Вы собираетесь спасать Вселенную?

— В каком-то смысле да, но всё же нет. Этим процессом невозможно управлять, но мы попытаемся подтолкнуть его в нужную сторону. Представь, это как расползшееся лоскутное одеяло, которое нам предстоит заново сшить и скатать клубком. Но в этом полбеды. Вторая задача сделать так, чтобы на останках старого мира возник новый, по-крайней мере с той физикой, в которой есть шансы на зарождение жизни. Нам в любом случае конец, так почему бы не попробовать, а?

И он опять замолчал. Малиновый беззвучно ревущий шар лёг на горизонт, начал проваливаться, будто проплавляя себе путь вниз. Я смотрел на облачное небо, и господи, какое оно было красивое, я прежде никогда не видел такого. Шли минуты, он всё стоял и стоял, я стоял рядом с ним молча, не решаясь потревожить его мысли, не в силах уйти. Что же он мне ещё скажет?

— А всё же знаешь, ты можешь включить его, пойти по-моему пути. Ты узнаешь всё, но одно я скажу точно – ты всегда будешь одинок. Все открытия мира, самые скорбные и самые радостные, но тебе не с кем будет ими поделиться. Завидная и одновременно печальная участь. Честно, я не знаю. Не знаю.

Солнце окончательно скрылось. Где-то за забором проехал автомобиль. Птицы стали разлетаться на ночёвку.

— Что ж, прощай.

Он не махнул мне рукой, только бросил быстрый взгляд через плечо и исчез, оставив лёгкое голубое свечение в том месте, где была голова. По этому скомканному уходу я понял, что ему было страшно, куда страшнее чем мне — в конце он побоялся заглянуть мне в глаза.

Медленно, неуверенным шагом пьяницы, я вернулся на крышу и лёг на спину, заложив руки за голову. Всё равно, что грязно, мне нужно было прийти в себя. Проступали из темноты звёзды. Как он сказал? «Глядя в ночную высь, видишь нескончаемую сплошную черноту от края до края».

Меня немного потряхивало — непонятно, от прохлады или страха. Я так и лежал, пялясь вверх и трясясь крупной дрожью, не переставая прокручивать в голове детали нашего разговора. Хотелось взмолиться о помощи богу, но кажется, его юрисдикция здесь кончалась.

Ночь прошла. Я встал, зябко ёжась и сомневаясь, в своём ли я ещё уме. Медленно побрёл в сторону дома, будучи не до конца уверенным, что дойду. Ранние прохожие спешили работу, но я держался от них подальше, всё время отводя взгляд от идущих навстречу. Я всё силился понять, что за странное чувство не давало мне покоя, какой-то обречённый фатализм искажал моё лицо, как будто другой я заразил меня вирусом уныния.

Глядя на девочку лет 8 выгуливающую щенка, понял. «Земли давно нет». Так он сказал. Все мы так или иначе были обречены на забвение, не останется ничего и никого.

Я дошёл до своего двора и остановился посередине. Место выбора. Слева был мой дом, справа её. Я поднял взгляд на её окно, надеясь, что увижу женский силуэт за стеклом. Силуэта не было, но на кухне горел свет. Я направился к её подъезду, поднялся на самый верх. Действительно, что мне терять? Я постучал.

— Кто это? – спросил она.

— Ваш сосед из дома напротив.

— Что вы хотели?

— Две вещи: пригласить вас на свидание, а во вторую вы всё равно не поверите.

Я услышал звук открывающегося замка.

Голос женский, приятного тембра, немного растягивает звук «и» в отчестве. От того, наверно, от него веет уютом, детством, лаской.

– Откройте глаза, пожалуйста.

Открываю. Светло кругом. Очень светло. Чисто, бело, аскетично. Кровать, на которой я и нахожусь, тумбочка, табурет круглый подле. Зашторенное плотно окно. Похоже на стерильную больничную палату. А голос, выходит, принадлежит медицинской сестре?

Успеваю заметить фигуру в традиционном белом халате, едва различимую на однообразно-молочном фоне, прежде чем на меня обрушиваются лавиной воспоминания.

Автобус, экскурсия, дети. Ночная трасса, дремота. Яркая вспышка фар, осветившая салон, удар.

– Что с детьми?– в глазах предательски темнеет, валюсь на мягкую подушку, взгляд ловит тоненькую струйку жидкости, фонтанирующую из шприца в руках девушки. И снова темнота.

– Владимир Николаевич!

На этот раз мое имя произносит мужчина. Гласные он не растягивает, и вообще, чувствуется уверенность в себе, даже некая властность. Но голос по-прежнему очень приятный. Даже завораживающий.

– Слышите меня?

Я киваю, не открывая глаз.

Мой новый знакомый терпеливо ждет, когда я окончательно приду в себя. Наконец, молчание прерывает дежурный вопрос:

– Как вы себя чувствуете?

Я разлепляю веки. Минута уходит на то, чтобы сфокусироваться на собеседнике. Мужчина средних лет, брюнет, немного выше среднего роста, похоже. Одет не как доктор, в обычный вольного кроя кремовый костюм и безупречно отутюженную, в тон пиджаку, рубашку. Без галстука. Сидит на ранее замеченном крутящемся табурете. Лицо совершенно не запоминающееся. Впрочем, не совсем. Глаза. Глаза крупные и выразительные.

– Я чувствую себя нормально,– отвечаю как первоклассник, накрепко усвоивший урок, полным развернутым предложением.– Что с детьми?

Он отводит глаза. Скверный признак. Сердце бьется чаще, перед глазами появляется рябь, как в плохо настроенном телевизоре. Прибор на тумбочке издает тихий протяжный свист, явно предупреждая об изменении в состоянии пациента. А я и не заметил, что подключен к аппаратуре. И, вроде бы, при первом знакомстве с комнатой хитрого ящичка с лампочками и мониторчиком не было? Точно, не было!

– Владимир Николаевич, дорогой мой!– на этот раз незнакомец смотрит прямо в глаза.– Я не хочу и не буду вас обманывать. Авария случилась серьезная. Помощь подоспела быстро, но… Сами понимаете, при лобовом столкновении фатальных последствий не избежать.

Передо мной чередой проходят детские лица. Большинство,– озорные и улыбчивые. Черт, черт, черт!

– Лучше бы я…

– Не лучше. И это не нам решать.

Оказывается, последнюю фразу я произнес вслух.

– Что теперь я их родителям скажу?

– Не надо так,– мягко останавливает меня мужчина.– Вам надо отвлечься.

– И чем же?– вырывается с такой горечью и сарказмом, что самому становится не по себе.

– Работой,– лаконично откликается собеседник.

И тут я впервые осматриваю собственное тело. Вроде бы все на месте. Вот только… Только ног я не чувствую. Напрочь. Да и руки… Пытаюсь поднести правую ладонь к лицу. И не могу. Вторая попытка, третья. На четвертый раз вижу предплечье, замотанное в бинты по вторую фалангу пальцев. С левой рукой дела обстоят чуть лучше. Для того чтобы я смог ее лицезреть потребовалось лишь две попытки.

– Работа? Вы, верно, шутите?

– Нисколько. Современные технологии позволяют сегодня совершать то, что еще вчера казалось абсолютно невозможным.

– Как вас зовут? Не граф Калиостро?

– Простите. Меня зовут Феликс. Феликс Корнеев. Директор экспериментального проекта «Прометей».

– И в чем заключается идея проекта?

– В виртуальной реабилитации. Пациенты, в силу обстоятельств, прикованные к кровати, получают стимуляцию двигательных центров, реализуя электромагнитный потенциал мозга в искусственно созданной среде. Первая стадия предусматривает поиск объектов, потенциально пригодных для участия в эксперименте.

– Объектов? Имеются в виду люди?

– Да, конечно,– Феликс не выглядел смущенным из-за допущенной неточности,– И сразу же мы столкнулись с большой проблемой.

– Нехватка добровольцев?

Визитер только усмехнулся.

– Нет, Владимир Николаевич, нехватка волонтеров нам не угрожает. Скорее наоборот. Вот только результат работы фильтра, отсекающего годный, так сказать, материал, от неподходящего, буквально обескураживает. Из первой партии взрослых соискателей, компьютер не отобрал ни одного! Ни одного из двухсот!

– Из взрослых?– я, кажется, начинаю понимать, куда клонит посетитель. Попутно фиксирую еще одно словечко, кольнувшее ухо. «Материал». Неужто все медики циники? Подождите-ка… Так Феликс вроде и не медик. А кто? Компьютерщик? Чиновник от науки?

– Верно мыслите. Вторая, третья, и последующие группы принципиально не отличались от первой. У совершеннолетних мужчин и женщин мозг никак не мог настроиться на нужную частоту. Зато дети от одиннадцати до четырнадцати лет показали весьма обнадеживающие результаты. Благодаря последним, проект переквалифицировали, присвоив ему временно литеру «ю», ювенальный.

– Прекрасно. Понимаю, какое разочарование постигло взрослых волонтеров. Но зато вы сможете помочь десяткам юных, у которых вся жизнь впереди.

– Не десяткам. Тысячам, десяткам тысяч. Возможно, даже сотням тысяч!

– Желаю удачи! Но при чем здесь я?

– А притом, уважаемый Владимир Николаевич, что ваш мозг генерирует особенные, совершенно нехарактерные для пятидесятилетнего мужчины, волны. Вы то самое исключение, подтверждающее правило. Редкое, уникальное, удачное исключение, выявленное при обследовании в клинике, куда вы поступили после катастрофы.

Чуть отодвинутые на второй план эмоции вновь накрывают с головой.

– Извините мою бестактность,– Феликс косится на прибор, оперативно откликающийся на болезненные воспоминания цветной чередой перемигивающихся огоньков.

Мужчина бросает взгляд на левое запястье. Массивные часы с тремя циферблатами, блестят желтым металлом.

– Вы согласны?

– Согласен на что?

– Участвовать в проекте, разумеется. Видите ли, дети нуждаются в руководстве. К тому же, мы попробуем использовать вас по максимуму, получив реакцию зрелого организма на виртуальные раздражители. А еще…

– Есть и еще?

– Впрочем, об этом говорить рано. Сначала надо пройти обучение.

– Так, я вижу, вы торопитесь, и нам надо подвести черту под разговором. Однако, вы так и не сказали, что же конкретно меня ожидает. Я, знаете ли, всего лишь филолог и последние достижения в технологиях виртуальной реальности, прошли мимо меня. Я что-то краем уха слышал о капсулах…

– Нет-нет, вам не нужно будет погружаться в полимерный раствор, подсоединять электроды к конечностям и заниматься тому подобной чепухой. В течение недели или двух вы научитесь пользоваться шлемом дополненной реальности. Обычным шлемом, который продается в обычных магазинах электроники. Ну, или почти обычным.

– Честно говоря, я сомневаюсь…

Феликс предостерегающе поднимает ладонь.

– Владимир Николаевич, я не хотел прибегать к последнему аргументу, но…

Вы сможете помочь двум детям из своего класса. Если вы дадите согласие, мы включим их в проект «Прометей». Сергей Сушко и Зинаида Туманова.

– Согласен,– выпаливаю, не думая, не поправляя неточности. Сережа, строго говоря, не мой ученик, он шахматист, один из участников сборной школы на спартакиаде. Имя же девочки мне вообще ничего не говорит. Неужели провалы в памяти? Но с этим можно разобраться позже. Главное, у меня есть шанс помочь детям!– Когда приступаем?

– Завтра с утра,– отзывается Феликс, вставая,– Простите, но у меня важная встреча. После завтрака вас посетит инструктор, который полностью введет вас в курс дела. Всего хорошего!

Ч.2.

День пятый (снова).

Внутреннее время Башни ???

Владимир Николаевич (ВэН)

Утро я встречаю в скверном настроении. Действие обезболивающих, видимо, закончилось, и болит все от пальцев ног до шеи.

Приходит уже знакомая улыбчивая медсестра. Вежливо здоровается, коротко интересуясь самочувствием, приступает к дежурным приготовлениям. Укол в живот, капельница, две продолговатые пилюли под язык. Боль отступает, настроение медленно, но верно, улучшается. Легкий завтрак.

На просьбу отдернуть штору получаю неожиданный отказ. Странно. Внезапно осмысливаю, что не знаю, где нахожусь. Я человек одинокий, но коллеги-то должны бы, по идее, хватиться. Навестить, позвонить, хотя бы поинтересоваться, выжил ли. Феликс ничего не упомянул ни о сослуживцах, ни о следователях. Очень странно. Безымянная сестричка выскальзывает из палаты, уже в дверях обронив: «К вам посетитель».

– Феликс, я как раз хотел у вас спро…

– Здравствуйте.

О-па. Совсем не Феликс. Рыжеволосый подросток лет пятнадцати, бледный и давно не стриженный. Сидит в кресле на колесиках, в длинных, раньше бы сказали, музыкальных пальцах, по обыкновению современного поколения, смартфон. Электродвигатели коляски работают тихо, и я с опозданием догадываюсь, что девайс в руках гостя не игрушка, а средство управления креслом.

– Доброе утро. Меня зовут Владимир Николаевич,– как можно приветливее представляюсь я.

– Осип,– хрипло бросает визитер.

– В смысле,– горло болит?– пытаюсь шутить и сразу же понимаю, как неуклюже получается.

– В смысле,– имя мое,– юный гость настроен серьезно.

Он перемещается вплотную к моей кровати, и я могу рассмотреть его в подробностях. Свободная футболка с портретом Йоды из «Звездных войн», на тонком запястье желтый пластиковый браслет, нижнюю часть тела закрывает клетчатый плед.

– Извини, пожалуйста. Ты из соседней палаты?

– Нет, В-в-в-ладимир Н-н-николаевич.

Сразу видно, что произнесение длинного имени дается Осипу с некоторым трудом. У меня был ученик с легкой формой заикания. Он точно так же сосредоточено-старательно произносил длинные, проблемные для него, слова.

Минуту молчим, изучая друг друга. Первым заговаривает гость.

– Я ваш инструктор.

Ничего себе!

Подросток удовлетворенно кивает, заметив мое удивление.

– Да-да. Думаю, вы иначе меня представляли. Феликс Игоревич всегда торопится и редко договаривает до конца.

– Точно.

Мне нужна пауза, чтобы осознать услышанное.

– Позвольте осведомиться о вашем, так сказать, педагогическом опыте,– как можно мягче формулирую вопрос, который буквально вертится на языке.

– Я уже обучал троих… нет, четверых,– с неохотой тянет Осип.– Но вы, конечно, самый взрослый мой ученик. До вас старшему не исполнилось и пятнадцати. Но я не навязываюсь. Вы всегда можете отказаться.

Я секунду колеблюсь. Но тут же вспоминаю слова Феликса о том, что мой труд поможет тысячам детей.

– Я просто немного ошарашен.

– Понимаю. Но давайте ближе к делу. Наклонитесь ко мне, пожалуйста.

Осип лезет в сумку, притороченную к боку кресла. Извлекает из нее обруч со специальным креплением под смартфон. Подобную вещь я уже видел, воспитанники приносили в класс симулятор виртуальной реальности. И даже уговорили примерить. Помнится, тогда девайс на меня особого впечатления не произвел. Перед глазами сменяли друг друга плохо освещенные комнаты, время от времени из темноты выпрыгивали страшного вида монстры. Последних, кажется, полагалось встречать огнем из различного автоматического оружия.

– Знаете, что это?

– В общих чертах.

Осип одобрительно кивает.

– Такую модель вы не видели,– уверенно дополняет юный наставник. И задает следующий, совсем уж неожиданный вопрос:– А как вы относитесь к играм?

– К компьютерным играм?– на всякий случай уточняю я.

– Именно.

– Знаете, Осип, отрицательно.

– Почему?

– Считаю бездарно потраченным временем. Абсолютно бесполезным для ума и души, и вредным для физического здоровья играющего.

– Напрасно,– лаконично подытоживает собеседник.– Хотя бы потому, что в ближайшие недели вам предстоит провести в них н-н-немало часов.

– Зачем?

– Утвержденная методика обучения,– голос подростка звучит отчужденно, будто произнося давно заученную фразу.

– Ну раз методика…

– Давайте я помогу надеть шлем.

Я хмыкаю, но подчиняюсь. Шлем. Тоже мне шлем. Больше на мотоциклетные очки похож. В пазы вставлен вместо стекол смартфон. Или айпад. Но точно не айпод. Если я что-то опять не напутал в англоязычных терминах.

– Включаю,– голос моего рыжего гуру доносится как сквозь вату.

– Щелк!

К моему удивлению, не вижу перед глазами ничего нового. Все та же больничная палата, чистенькая и уже начавшая потихоньку надоедать.

– Не работает?

– Присмотритесь внимательнее, В-владимир Н-н-николаевич.

Присматриваюсь. И верно, различия есть. Во-первых, все видно, будто через тонированное стекло. Во-вторых, передо мной нет Осипа. То есть, если меня слух не обманывает, подросток в кресле находится по-прежнему прямо передо мной. А глаза говорят, что его нет в комнате. И в-третьих… В третьих, прямо перед глазами маячит идеально вписывающаяся в цветовую гамму интерьера… палка. Нет, не палка. Как еще обозначить вытянутый горизонтально предмет со скругленными углами, ненавязчиво висящий в воздухе прямо перед моим носом? Полоска? Площадка? Пробую поворачивать голову, по-разному фокусируя глаза на новом объекте. Он продолжает оставаться строго по центру сектора обзора. Все-таки буду называть эту вещь площадкой. Расстояние до нее определить никак не удается. На помощь приходит Осип.

– Видите?

– Вижу имитацию комнаты. Весьма тщательно выполненную. Еще вижу площадку. Не могу определить расстояние до нее. Полметра? Больше?

– Дистанция вытянутой руки,– сухо подсказывает инструктор.

– И что мне нужно делать?

– Для начала сдвинуть площадку влево. Или вправо. Без разницы по б-б-большому счету.

– А где здесь кнопки? Джойстик? Панель управления?

– Нигде.

Я на какое-то время теряю дар речи.

– Каким же образом…

– Надо постараться.

– Но как? Как выполнить задачу, не имея к тому средств? Это же нонсенс!

– Методом проб и ошибок. Или еще лучше,– проб и находок.

– Осип! Позволь, но ведь тогда что же получается? Получается, пойди туда– не знаю куда, найди то– не знаю что. Так?

– Не верно. Задание абсолютно конкретно.

– Хорошо.

Согласился я лишь для проформы. Поведение Осипа меня если не рассердило, то раздосадовало. Следующие полчаса я честно пробую сместить упрямую площадку хотя бы на миллиметр. Тщетно! Ни наклоны головы, ни мысленные приказы, ни движения глазных яблок не приносят вожделенного результата. Помучавшись еще несколько минут, я раздраженно выдыхаю:

– Сдаюсь!

И пытаюсь стянуть шлем.

– Я помогу.

Невидимый до поры до времени Осип сноровисто освобождает голову от зажима ремешка. Помощь оказывается весьма кстати, поскольку я сильно переоценил возможности собственных пальцев, закованных наполовину в гипс.

– Не страшно,– продолжая радовать краткостью выражения мысли, подбадривает Осип.– Мало у кого с первого раза получается. Отдохните. После обеда снова п-п-попробуем.

Бесплодная тренировка, надо сказать, изрядно меня вымотала. И время до обеда я банально провожу в расслабляющей полудреме.

Ангелоподобная медсестра появляется в компании тележки с обедом. Помогает справиться с едой. И исчезает. Зато тут же появляется мой проводник в виртуальный мир.

Прилаживаем совместными усилиями прибор.

– Щелк.

Злополучная площадка тут же едет вправо. Влево. Снова вправо.

– Получилось! Получилось!

– Рад за вас. Я подгрузил в программное ядро софт по отслеживанию движений глазных яблок.

– А сразу это сделать нельзя было?

– Можно. Но не эффективно. К тому же я вам не все рассказал про особенности софта.

– Слушаю внимательно.

Мне кажется, или площадка стала двигаться немного быстрее?

– Угол смещения площадки будет постепенно увеличиваться. То есть, чтобы добиться плавного скольжения площадки на выбранное расстояние, надо также постоянно снижать интенсивность усилия глазных мышц.

– Меньше смещается глазное яблоко,– плавнее ход площадки?

– Так.

Еще приблизительно три четверти часа пришлось приноравливать управление площадкой к постоянно изменяющейся скорости реакции предмета на движения глаз.

– Как успехи?

Я отчитываюсь, не без гордости подчеркнув свои достижения.

– Отлично. Продолжим.

– Щелк, щелк!

– Обратите внимание на потолок, Владимир Н-николаевич.

Я поднимаю глаза. Площадка никак не реагирует на движение. На глянцевой плоскости потолка начинает формироваться молочный пузырь.

– Кап!

– Заметили падающую каплю?

– Да.

– Подставьте площадку под падающий шарик.

С третьей попытки у меня получилось. Капля разбивается о площадку с характерным чмокающим звуком. После пятой удачи просыпается азарт.

И я упускаю из виду важную деталь. С каждой пойманной каплей длина площадки уменьшается.

– Научились ловить?

Вопрос застает меня врасплох. Не дожидаясь ответа, Осип продолжает:

– Усложняем задачу. Нужно поймать ровно пятьдесят капель. Не больше. Но и не меньше. Как только поймаете пятидесятую, постарайтесь надавить взглядом на площадку, как на кнопку. Давайте пять минут уделим именно надавливанию. Приступим!

С последней репликой полоска вновь становится прежней. Задание показалось мне совсем не сложным. Но если с нажатием на площадку трудностей, действительно, не возникает, то выполнить второе условие никак не получается. То я нажимаю слишком рано, то пропускаю нужный момент. Считать и координировать движения площадки одновременно ой как не просто.

– Давайте я помогу вам.

– Чем же?

– Советом.

Падение капель приостанавливается.

– Представьте счетчик капель в правом нижнем углу.

– Сделано.

– А теперь следите за каплями. Забудьте на время о площадке. Сосредоточьтесь на падающих шариках.

Я следую инструкциям Осипа. И уже через пару минут в левом углу появляются цифры.

– Сделал! Я получил счетчик!

– Чудесно. Теперь заставьте его срабатывать только при попадании капли в площадку.

Приходится постараться, но через четверть часа я добиваюсь требуемого.

– Осталось тупо догнать счетчик до пятидесяти,– подводит черту наставник.

Никакого труда выполнить задание мне не составило.

– Все! На сегодня задания закончились.

Осип выглядит довольным.

– До завтра, Владимир Н-николаевич.

Коляска зажужжала, устремляясь к выходу.

– Осип! А все-таки… К чему все это?

– Узнаете. Обязательно узнаете. Позже.