Однажды, в начале 2010-х, готовясь к съёмкам научно-популярного фильма, беседовал с крупным учёным, академиком. Он много лет исследовал межклеточные и межнейронный взаимодействия у моллюсков, возглавлял целый институт, он преподавал в престижных зарубежных учебных заведениях, автор учебников, известный в научном мире светила.
Воспользовавшись моментом, я задал ему вопрос, который меня давно интересовал:
— А как современная биологическая наука объясняет эффект иглотерапии?
Для такого вопроса у меня был весомый личный повод — в середине 90-х китайский доктор, потомственный иглотерапевт, за две недели избавил меня от неприятности, которая угнетала меня с подросткового возраста. Классическая медицина, к которой я с перерывами обращался около 20 лет, ничего не могла поделать. И до сих пор назначает те же средства, которые лишь частично и временно снимают симптоматику.
Моему иглотерапевту потребовалось 6 сеансов. Они были болезненны, эти процедуры, но через месяц я обнаружил — неприятность ушла.
— Когда я был аспирантом, ещё в советские времена, — непререкаемо ответил академик, — у одного моего друга с кафедры, тоже аспиранта, на почве экзаменационных переживаний разразилась экзема. Кто-то навёл нас на иглотерапевта — по тем временам очень редкий и экзотический специалист. Мой друг две недели ходил на лечение, очень больно это всё делалось. Но болезнь прошла, мы , как молодые учёные, попытались объяснить этот эффект. Мы решили — это очень болезненная процедура, организм запоминает — если за экзему он получает такую сильную боль, то он перестаёт себя таким образом проявлять.
Я был потрясён таким примитивным объяснением — по сути, академик свёл тончайшую тысячелетнюю практику к экспериментам Павлова. Наблюдая же работу своего китайского иглотерапевта и, особенно, когда он показывал мне схемы лечения при разных болезнях, у меня возникли совсем другие предположения.
Мои подозрения пали на природу нервных сигналов — в основе они имеют электробиохимические процессы, электрические сигналы проходят по сети биохимических проводников внутри тела — нервам.
Разумеется, я, со своим багажом дилетантских представлений о биологии человека, не стал вступать в диспут с академиком, история запомнилась как курьёз.
Через неделю я снимал сюжет в институте биологической специализации.
В одной из лабораторий происходили какие-то эксперименты — специалисты приклеивали к испытателю электроды.
В перерыве между замерами я разговорился с руководительницей лаборатории Натальей Александровной:
— А вы как-то изучали иглотерапию? — и поделился с ней своим опытом лечения.
— Прямо этим не занимались, но мы однажды — ещё в середине 60-х — проводили эксперименты, связанные с проводимостью кожи. И выявили аномалию — некоторые места имели сильный отрицательный потенциал. Мы их назвали концентраторы. И мы составили схему таких концентраторов и повесили её на стену. И ни о каких иглотерапевтах мы тогда и не слышали.
А однажды к нам в комнату зашёл специалист из другого института нашего направления и, увидев схему, спросил:
Оказалось — у их руководителя в кабинете на стене висела схема акупунктурных точек — кто-то привёз её из командировки в Юго-Восточную Азию — как экзотический сувенир для коллеги. И эта схема очень точно повторяла нашу!
— И дальше мы в эту сторону не пошли, — продолжила Наталья Александровна, — поскольку нужно было решать основные задачи эксперимента, а на такие исследования нужно были отдельные ресурсы, ни бюджетов, ни времени у нас не было. Но кулуарно мы с коллегами предположили такой эффект — игла, протыкая кожу, находящиеся под ней мышцы и ткани, производит замыкание между областями с отрицательным и положительным зарядом, концентратор разряжается, а вместе с тем проходят болезни, которые были вызваны этим напряжением.
Это было очень похоже на мои предположения и, самое главное, ощущения — когда китайский доктор втыкал иглу, особенно на первых сеансах — ощущения напоминали удар током, иногда пробивало по всему телу, доктор удовлетворённо хмыкал, видя мои судороги.
— Токам пьёт? — радостно спрашивал он меня.
— Халасо, халасо! — отвечал китаец и втыкал следующую иглу — и из моих глаз снова летели искры.
За несколько сеансов ощущение электрического удара снижалось, доктор переставал колоть эту точку и переходил к другой.
Я рассказал Наталье Александровне о своей беседе с академиком — оказалось, она его знала, когда-то училась у него.
— Так что вы хотите, он всю жизнь моллюсков изучает, вот он из своей науки на эту ситуацию так и посмотрел. А в области моллюсков и межнейронных исследований у него в мире конкурентов нет.
Этот эпизод, повторюсь, потряс меня — академики могут иметь серьёзные и неоспоримые научные достижения, признанные во всём мире — и быть в полном заблуждении в буквально соседней, примыкающей области. Хотя, конечно, понимаю — быть компетентным во всех сферах знания одновременно — сложно, а может — и вовсе невозможно.
Позже, заинтересовавшись психологией, открыл для себя феномен ограничивающих убеждений — установки, которые могут быть частью базовых, фундаментальных ценностей личности и которые могут мешать видеть возможности, находящиеся за их пределами.
История с академиком — это классический пример ограничивающих убеждений. Они помогают ему быть глубоким специалистом в узкой области, и они же мешают расширить свои знания, понять процессы за пределами своего научного аппарата.
Эта история ещё и о том, как предыдущий опыт — каким бы он не был проверенным! — может ввести в заблуждение в, казалось бы, очевидной ситуации, дать ложные представления о ней.
Напоминаю, мне нужны участники анкетирования - в обмен на бесплатную консультацию:
Нужны участники тестирования!
