Размещаю последнюю часть статьи А. Лэнгле. Основные понятия , которые есть в статье можно упрощенно читать так:
"Экзистенция"- , наше бытие в мире, существование, сама жизнь.
"Person"- это нечто интимное, внутреннее в человеке, это то что принадлежит лично ему. Это глубинная основа ценности внутреннего Я, наше достоинство.
Начало статьи ЧАСТЬ 1, ЧАСТЬ 2
Рассмотрим теперь по отдельности эти четыре фундаментальных условия исполненной экзистенции.
8. Первое фундаментальное условие экзистенции: мочь быть
Первое условие возникает на основании простого факта, что я пришел в этот мир, родился.
Теперь я здесь – что дальше? Могу ли я осилить бытие-в-мире, справиться с ним? Понимаю ли его?
Я здесь: “Я не знаю, откуда, не знаю, куда, и меня удивляет, чего я так радуюсь”, – так звучит немецкий стишок XII века.
Я есть здесь, я существую, – да как же это возможно?
Насколько глубокие возникают вопросы, когда я обращаюсь к этому, казалось бы, “само собой разумеющемуся” факту!
Стоит только заняться им всерьез, как я начинаю чувствовать, что едва ли в состоянии его осмыслить.
Мое бытие предстает передо мной, подобно острову в океане незнания, вплетенное в системы взаимосвязей, которые меня превосходят. Самая разумная и традиционная установка по отношению к непостижимому – удивление.
Собственно говоря, я могу только удивляться тому, что я вообще есть.
Однако я действительно есть.
И это ставит меня перед фундаментальным вопросом экзистенции: Я есть – но могу ли я быть? Могу ли я вообще занять место в мире – при тех условиях, в которые он меня ставит, и возможностях, которые у меня есть?
Для этого мне необходимы три вещи: пространство, опора и защита.
Достаточно ли у меня пространства, чтобы быть здесь?
Что дает моей жизни опору?
Есть ли у меня защита, принимают ли меня, есть ли у меня родина, дом?
Если у меня этого нет, то возникают беспокойство, неуверенность, страх.
Если есть, то я доверяю миру, а также себе, и, вероятно, Богу.
Сумма подобных опытов доверия составляет фундаментальное доверие – доверие по отношению к тому, что я ощущаю в своей жизни как последнюю опору.
Фундаментальное доверие представляет собою глубинную структуру первого базового условия экзистенции. Его детальное рассмотрение ставит нас перед следующими вопросами: если рухнет все, чему я доверяю – партнерские отношения, работа, здоровье... – какая опора у меня еще останется?
Останется ли у меня еще что-то – “последнее” доверие, “фундаментальное доверие”, которое сопровождало бы меня до самой смерти, – или больше не будет уже ничего, и я окажусь, словно падающим в пустоту?
На что опирается, в конечном итоге, мое доверие:
– на меня самого?
– на других людей?
– на нечто большее, что лежит в основе всего?
Ощущение того, что нас поддерживает нечто всеобъемлющее, мы можем
назвать “о с н о в о й б ы т и я”.
В его психологическом переживании это – чувство, согласно которому, что бы ни произошло, мое бытие в любом случае находится в хороших руках.
Уверенное чувство, что есть что-то, на что я могу положиться, даже если умру.
При этом не играет роли, идет ли речь о бытии или, например, о пустоте (либо после смерти есть продолжение, либо нет ничего, – если это воспринимается как “основа бытия” и человек чувствует себя в нем хорошо устроенным, то это является решающим).
И на это последнее бытие я даю свое согласие.
Согласие– вторая составляющая фундаментального доверия.
Мы приняли бытие как целое, ибо испытываем свою принадлежность к нему и, в конечном итоге, чувствуем себя в нем в хороших руках.
Это и есть тот самый онтологический фундаментальный опыт, который дает опору, опыт, что есть нечто большее, чем ты сам, – мир, порядок, космос, пустота, Бог.
Основа бытия сообщает чувство: “Если то, что внушает мне страх, будет продолжаться, я могу это принять, даже если от этого умру, потому что, в конечном итоге, чувствую согласие”.
Опыт переживания основы бытия ведет к позиции спокойствия и служит предпосылкой для развития фундаментального доверия.
Этот глубочайший и последний опыт позволяет мне сказать “Да” бытию-в-мире и его условиям – внутренне согласиться с тем, что есть.
Я могу принять это как данное, а то, что является тяжелым, в конечном итоге, могу выдержать.
Основа бытия подобна почве, в которую уходят корни дерева (этот образ восходит к Хайдеггеру {1979}).
Мы не можем объять основу бытия – мы можем только вновь и вновь соотноситься с ней, припадать к ней, и, подобно корням дерева, вбирать из ее глубины питательные вещества, чтобы нести их наверх, в “просвет бытия”.
Основа бытия – психически постижимый феномен, к которому можно приблизиться посредством переживания, философской рефлексии или теологически-религиозного описания. Этот феномен играет важную роль в переживании веры.
9. Второе фундаментальное условие экзистенции: нравится жить
Если у человека в мире есть пространство, тогда в нем протекает жизнь.
Однако недостаточно просто быть здесь, нужно, чтобы бытие было хорошим.
Мое бытие – нечто большее, чем факт. Оно происходит не механически. Бытию присуще патическое (от греч. pathos) измерение: оно пронизано моими переживаниями, выстрадано мною.
Быть живым означает – плакать и смеяться, ощущать радость и горе, проходить через приятное и неприятное, испытывать везение и неудачи, сталкиваться с ценным и с тем, что не имеет никакой ценности.
Насколько сильной может быть наша радость, настолько же глубоким – страдание.
Амплитуда эмоциональности в одинаковой степени распространяется в обоих направлениях, и не существует какой-либо предварительной “договоренности”, согласны ли мы с тем, что жизнь такова, и с теми страданиями, которые выпадают на нашу долю.
Таким образом, бытие ставит нас перед фундаментальным вопросом жизни: Я живу, но нравится ли мне жить? Хорошо ли это – быть здесь?
Не только нагрузки и страдания отнимают у нас радость существования. Нередко из-за рутины будней, невнимательного отношения к тому, как ты живешь, все вдруг становится скудным и пресным.
Для того чтобы нам нравилось жить, вновь нужны три вещи: близость, время и отношения.
Могу ли я устанавливать и поддерживать близость со всем, что меня окружает, – вещами, растениями, животными, людьми?
Могу ли позволить другому человеку эмоционально приблизиться ко мне?
Чему я уделяю время?
Выделять время для кого-либо или чего-либо означает отдавать этому часть своей жизни.
Есть ли у меня отношения, на которые я не жалею времени и, находясь в которых, чувствую близость?
Если у меня отсутствуют близость, время и отношения, то возникает тоска, затем холодность, наконец, депрессия.
Если же все это есть, я ощущаю движение вместе с миром и с самим собой, ощущаю глубину жизни.
Опыт такого рода образует фундаментальную ценность моего бытия в мире, глубочайшее чувство ценности жизни.
Это фоновое чувство фундаментальной ценности качественно окрашивает все эмоции и аффекты и представляет собой основу для любого переживания ценности.
Давайте же обратимся к нашей собственной жизни и рассмотрим глубинную структуру второго базового условия экзистенции.
Я сделан не из камня, а из плоти и крови, и поэтому могу чувствовать – то есть я переживаю свое бытие с болью и страданием, радостью и удовольствием.
Благодаря тому, что я открываюсь, обращаюсь к тому, что есть в моем мире, и позволяю себя эмоционально затронуть, моя жизнь становится особенно интенсивной, плотной.
В этой затронутости, я, конечно, сталкиваюсь и с тем, что наполнено печалью, неприятно и даже мучительно.
В глубине этого обращения речь идет о последней и самой глубокой затронутости жизнью – затронутости жизнью в целом.
Если я чувствую, как мое сердце бьется, и как, вероятно, оно иногда горит от боли, если я вижу, что я есть, и если взгляну на свою жизнь и “дотронусь” до нее, то окажусь перед фундаментальным вопросом:
Как я, глубоко лично, отношусь к тому, что я есть, что я живу?
Как ощущается эта моя жизнь в 30, 40, 60, 70 лет – со всем тем, что было до этого, и с тем, что ждет впереди, со всеми обидами, страданиями, болью, радостью, удовольствием?
Речь идет о том, чтобы внутренне открыться для глубоко личного отношения к собственной жизни и открыто и непредвзято встретить то, что при этом возникает.
Единственное, что мы делаем в такую минуту, – “вслушиваемся” и пытаемся “вчувствоваться” в себя.
Важно услышать, какой ответ приходит из собственной глубины, когда в тишине и покое спрашиваешь себя:
– Я есть – однако, как я переживаю то, что я есть?
– Что это такое для меня – жить?
В этих вопросах слышится также:
– Какою была моя жизнь? Что она приносила мне?
Внутренний опыт, который мы при этом получаем, призывает нас принять решение:
хочу ли я пойти на риск и вкусить этой жизни?
Хочу ли я позволить ей идти своим чередом или намерен ее “ухватить”, полностью “развернуться” к ней, дать ей себя захватить, пролюбить ее и прострадать?
Обязательно, словно бы я “на ней женат”, непременно.
Решаюсь ли на то, чтобы прожить ее?
И могу ли я сказать: “Да, это хорошо, что я есть. Хорошо для меня и хорошо для других”?
То, что возникает при этом в глубине интуиции, – предположение наличия ценности, которую жизнь имеет как таковая.
Подобно тому, как глубина бытия привела нас к основе бытия, здесь мы приходим к ф у н д а ментальной ценности, основополагающей ценности, которая находит отражение в каждом опыте, так или иначе связанном с переживанием ценности.
И снова мы узнаем нечто, что нас превосходит.
Мы узнаем, что ценность жизни не от нас зависит и не нами сотворена, а приходит к нам.
Мы обнаруживаем ее, быть может, с удивлением или оказавшись болезненно затронутыми, или же со смирением и благодарностью.
Один из участников группы самопознания рассказал о том, как переживание фундаментальной ценности жизни может заложить очень глубокое отношение к ней, представляющее собой, как можно думать, уже своего рода разновидность веры:
– Эта тема потрясла меня. И я узнал, что могу выдержать это потрясение. Оно огромно, но жизнь еще больше.
Это открытие делает меня “покорным”, смиренным. Я узнал, что жизнь больше, чем я.
Мне трудно выдержать потрясение, а жизнь выдерживает. И мне больше не нужно ей сопротивляться. У меня появилось чувство огромного уважения по отношению к жизни, которого раньше не было.
10. Третье фундаментальное условие экзистенции: иметь право быть собой
Как бы ни был прекрасен полет чувств, однако только этого не достаточно для исполненной экзистенции.
При всей связанности с жизнью и с людьми, каждый человек ощущает себя не таким, как другие, отличным от других.
Его как Person характеризует неповторимость, которая превращает его в Я и отграничивает от всех других.
Как Person я узнаю, что предоставлен самому себе, что должен сам справляться со своим бытием, что я, по сути, один, и даже могу быть одинок.
Однако рядом находится так много другого, что также является единственным в своем роде и неповторимым, способствуя возникновению ни с чем не сравнимой красоты разнообразия, перед которой я испытываю уважение и преклонение.
Обнаружив самого себя среди этого мира, оказываешься перед фундаментальным вопросом собственного бытия как Person:
Я есть я – но имею ли я право быть собой?
Есть ли у меня право быть таким, каков я есть, и вести себя так, как я себя веду?
Это уровень самоидентификации, нахождения самости и, кроме того, уровень этики.
Для того чтобы справиться с проблемами данного уровня, необходимы три условия: уважительное внимание, признание ценности и справедливое отношение.
Кто, собственно, меня замечает, обращает на меня внимание, относится с уважением?
За что ценят меня другие?
За что я сам могу ценить себя?
Могу ли я признать ценным мое Собственное?
Могу ли отвечать за свое поведение, считать его правильным в собственных глазах?
– Если ответы на эти вопросы отрицательны, возникает одиночество, человек прячется за стеной стыда, развивается истерия.
Если ответы положительны, то я нахожу самого себя, обретаю аутентичность и самоуважение.
Сумма опытов такого рода образует мою самоценность и мое бытие как Person, глубочайшую ценность моего Я.
На глубине третьего базового условия экзистенции человек стоит перед собой как перед непостижимостью: Кто это Я? Где это Я находится?
К основе своего Я мы приближаемся, когда, оставшись наедине, вслушиваемся в себя, замечая при этом, что в нас что-то вновь и вновь “просит слова”, постоянно что-то хочет сказать, на что-то нам указывает, вызывает в нас те или иные чувства, нас же в нас самих удивляет.
“Это” говорит во мне, поднимаясь, как из источника, – и оно говорит это “мне”, имеет в виду меня.
Итак, если во мне существует такой “источник”, то возникает вопрос: Благодаря чему “это” (т.е. то, что начинает в Person “говорить”) становится Я?
Быть Person, по сути, означает: встречать себя, идти навстречу себе как тому, кому доверяешься.
“Встречать себя” – значит, быть готовым к тому, что во мне говорит “это”. Парадоксальным образом “это” воспринимается не как нечто чуждое, а как “относящееся ко мне”, как “мое”, хотя я и чувствую, что оно меня превосходит. И потому я не могу более с уверенностью сказать, что то, что говорит во мне, есть Я. “Это” приходит из гораздо большей глубины и шири, чем может охватить мое Я.
“Доверяться самому себе” означает: я как Person (динамичное, раскрывающееся, говорящее) отдан в руки себе как принимающему решения (что-то определяющему и действующему).
Во мне есть кто-то, кто отвечает за меня – Я!
Я являюсь для себя реальностью, я дан себе – и несу ответственность за эту реальность, которой сам являюсь.
Можно образно представить, что значит “доверяться самому себе”:
мы доверяемся самим себе подобно маленькому ребенку, которого несут на руках.
Я несу свое бытие на руках, и каждый несет свое. Я изначально дан самому себе таким, какой я есть, другого “меня” у меня не будет, и в течение жизни я все больше и больше знакомлюсь с собой.
Я есть некто, и этот некто призван заботиться о самом себе. Так как я сам себе дан и сам собою распоряжаюсь, я и ответственен за самого себя. И потому я обязан бережно обходиться с собой и относиться к себе всерьез.
Итак, Я можно представить как способность встречать себя. Я “стоит с раскрытыми объятиями”, встречая все то, что приходит из внешнего мира, и что возникает в его сердцевине, идет из него самого. Так я встречаю слова, которые говорит мне другой человек, и свои собственные слезы или смех, свою жизнь, свою тайну, самое изначальное в себе.
Там, где Person встречается с самой собой – там ее “зародышевый слой”, место глубочайшей интимности. Person – это проживаемое отношение. В сущности, быть Person означает постоянно быть одариваемым самим собой.
Здесь же закладывается и аутентичность Person, которая проявляется в установке открытости по отношению к себе и честной встрече Собственного, “так как это во мне есть”.
Если я даю себе возможность быть таковым и живу в соответствии с внутренним, а вовне отдаю то, за что готов отвечать, тогда я аутентичен.
Предпосылка аутентичности Person – уважение к себе, благодаря которому человек не манипулирует собой, а позволяет “этому” говорить в себе и может свободно быть перед самим собой. Если я отношусь к себе подобным образом, то проживаю бытие Person.
В противном случае меня как Person нет, я покинул самого себя, оставил в беде, и рядом со мною нет никого. И тогда человек не может оставаться один, потому что одиночество невозможно вынести, если отсутствуют внутренние отношения с самим собой. Тот, кто не может быть один, истинно одинок – он ушел от себя или себя не находит.
Терапия, с нашей точки зрения, в этом случае состоит в том, чтобы научиться этому внутреннему разговору, установить персональные отношения с самим собой, на основании которых отношения с внешним миром также могут стать персональными.
И в этом экзистенциальном измерении мы вновь обнаруживаем себя перед тайной, перед непостижимым, с которым, тем не менее, находимся в интимнейшем контакте. Кажется, ничто другое не может быть для нас более близким, чем то, что находится в самой глубине нас (а это идентичность, наше Я). И все же переживаем “это”, находящееся в глубине нас, как нечто, что хотя и течет к нам, устанавливает с нами связь и постоянно проявляется в нас, но вместе с тем неизменно ускользает от нашей власти.
В формулировке Ясперса :
“Мы свободны не благодаря самим себе. Наша свобода дарована нам, хотя мы и не знаем, откуда. Мы оказались в мире не благодаря самим себе... Поскольку не мы создавали самих себя, наша свобода также существует не благодаря нам, но нам дарована... Откуда? Очевидно, не из мира”.
11. Четвертое фундаментальное условие экзистенции: долженствовать действовать
Если я могу быть здесь, если мне нравится жизнь и я способен себя в ней найти, то для исполнения экзистенции не хватает четвертого фундаментального условия: я должен распознать, о чем в моей жизни должна идти речь. (Здесь речь идет о смысле существования)
Недостаточно просто быть здесь и найти в жизни себя.
В определенном смысле каждый человек старается раскрыть себя в чем-то, быть плодотворным, стремится выйти за пределы самого себя, себя превзойти.
Иначе дело обстояло бы так, словно он живет в доме, в который никто не приходит в гости.
Бренность бытия ставит нас перед вопросом смысла нашей экзистенции: Я есть – ради чего?
Чтобы ответить на этот вопрос, снова необходимы три вещи: поле деятельности, структурная взаимосвязь и ценность, которая должна быть воплощена в будущем.
Есть ли область активности, где я нужен, где могу быть продуктивным?
Ощущаю ли я себя принадлежащим к более крупной системе взаимосвязей, которая придает моей жизни структуру и ориентацию?
Есть ли что-то ценное, что еще должно произойти в моей жизни в будущем?
Если у меня ничего этого нет, то возникает пустота, фрустрация, даже отчаяние, появляется зависимое поведение.
Если же есть, то я способен к действию и самоотдаче. Сумма подобных опытов составляет экзистенциальный смысл жизни, ведет к ее исполнению.
Однако недостаточно просто находиться в каком-либо поле деятельности, знать, что ты включен в систему взаимосвязей и имеешь ценность, которая должна быть воплощена в будущем.
Помимо этого, необходима феноменологическая установка, позволяющая подойти к бытию экзистенциально, – установка открытости по отношению к тем запросам, которые адресует ко мне ситуация .
“Чего хочет от меня этот час, на что я должен дать ответ?”
Иначе говоря, речь идет не только о том, чего я могу ожидать от жизни, но в равной степени и о том, чего жизнь хочет от меня, что я могу и должен сделать сейчас для других людей, а также для себя.
В этой установке открытости я должен привести себя в согласование с ситуацией, проверив, хорошо ли то, что я делаю, для других людей, для меня самого, для будущего, для мира, в котором я нахожусь.
Если я с самоотдачей действую в соответствии с ситуацией, то моя экзистенция исполняется.
Виктор Франкл называл смысл “возможностью, прочитываемой между строк действительности”.
Говоря другими словами, я бы определил смысл как “самую ценную возможность ситуации”.
Таким образом, экзистенциальный смысл – это то, что здесь и сейчас, исходя из реальности фактов, является для меня возможным.
Может быть, это то, что мне необходимо сделать, или то, что хочется, – и это самая ценная и интересная из имеющихся сейчас альтернатив, в пользу которой я принимаю решение.
С каждым часом находить ее заново – чрезвычайно сложная задача, справиться с которой нам помогает наше внутреннее чутье.
Помимо экзистенциального смысла, существует онтологический – смысл целого, в котором я себя обнаруживаю. Он зависит не от меня. Вероятно, его имел в виду Создатель. Это философский и религиозный смысл, который я могу предчувствовать и только в него верить.
Таким образом, и в этом экзистенциальном измерении, связанном с будущим, мы вновь сталкиваемся с Объемлющим, с таинством, с верой.
В поисках онтологического смысла невозможно обойтись без духовного измерения – наше интуитивное чутье призывает нас к познанию чего-то бóльшего и, в конечном счете, к религиозным формулировкам и определениям.
Однажды я слышал историю (Франкл также упоминал ее в своей книге о смысле), которая прекрасно иллюстрирует значение смысла для понимания жизни .
Уместно вспомнить ее и здесь.
Это было в то время, когда в Шартре строили собор.
Путник шел по дороге и увидел сидящего на обочине мужчину, обтесывающего камни.
С удивлением он спросил того, что это он здесь делает.
“Разве ты не видишь? Я обтесываю камни!”
Ничего не поняв, путник отправился дальше.
Миновав следующий поворот дороги, он увидел другого мужчину, который точно так же сидел у дороги и обтесывал камни.
Снова он остановился и спросил, что тот делает.
“Я делаю камни для углов, незнакомец”.
Покачав головой, путник пошел дальше.
После того, как, пройдя еще немного, он опять увидел человека, который сидел в пыли и точно так же, как двое других, в поту обтесывал камни, он решительно подошел к нему и спросил:
“Скажи, ты просто обтесываешь камни или же делаешь камни, предназначенные для углов?”
Мужчина поднял глаза, стер со лба пот и сказал:
“Нет, незнакомец. Разве ты не видишь? Я строю кафедральный собор”.
12. Спиритуальность с экзистенциально-аналитической точки зрения
В заключение обратимся непосредственно к проблеме соотношения экзистенциального анализа и “спиритуальности” .
Попробуем пояснить значение этого термина. Употребляя его, мы имеем в виду некое более высокое измерение, без каких-либо дальнейших уточнений.
Многие люди, не принадлежащие ни к одной из религиозных конфессий, тем не менее, называют себя “спиритуальными”: они верят в существование чего-то большего.
С другой стороны, в экзистенциальном анализе духовное измерение не имеет религиозных коннотаций.
Предшествующий текст позволяет сформулировать два обобщения, от которых мы и оттолкнемся:
1. Антропологическое определение: человек как духовное существо.
В своей сущности человек как Person является духовным, т.е. превосходящим свою материальную и витальную природу.
Он активен в восприятии, в своих решениях, позициях, ответственности и последующих действиях.
О такого рода проявлениях можно говорить как о “духовных” в смысле их противопоставления “материальному”, но не в церковном понимании как об “одухотворенности Святым духом”.
2. Экзистенциальное определение: духовность как основа экзистенции.
Человек как духовное существо (как Person) в исполнении своей жизни во взаимообмене с миром зависит от духовного постижения данностей, чтобы быть способным обходиться с ними в соответствии с собственной (духовной) сущностью.
Его принципиальная соотнесенность (с другим и с самим собой) может рассматриваться как “духовная предпосылка”, благодаря которой становится возможным прорыв к самой основе экзистенциальных данностей, к присущему им смыслу .
Предпосылкой этого служит особое состояние (способность) “феноменологической открытости”, при котором человек дает чему-то важному себя затронуть.
По отношению к тому, что воспринято феноменологически, человек вырабатывает установку, которая может быть рассмотрена как предварительная форма “духовной раздифференциации”.
Человеческую реальность, однако, отличает то, что на такое глубинное вúдение постоянно наслаиваются повседневные дела.
Эта черта относится к сущности экзистенции – нас постоянно что-то отвлекает, в чем с легкостью можно затеряться.
Не удивительно, что как само феноменологическое восприятие, так и формирование установки чаще всего человеком не осознаются.
Тем не менее, на основании этих духовных процессов он спонтанно осуществляет свою жизнь: у него возникают чувства и настроения, и он принимает решения.
Таким образом, спиритуальность понимается здесь как переживаемая человеком духовная открытость по отношению к превосходящей его самого и его экзистенцию (по всем четырем фундаментальным условиям) величине, или “несущему слою”, который он может ощущать как изначальную основу собственного бытия Person и собственной экзистенции.
Это то, где он в высшей степени ощущает свою защищенность. Когда эти взаимосвязи становятся доступными его сознанию, человек обретает в них свои основы.
Спиритуальность осуществляется в триединстве духа, опыта и жизни, что можно выразить в единой фразе как познание духа в опыте жизни.
Спиритуальность, понимаемая подобным образом, служит фундаментальным опытом для любой религиозности.
Не основанная на этом религиозность – всего лишь пустые слова, она лишена плоти и крови.
Забота о душе не может и не должна идти против спиритуальности либо осуществляться без нее, иначе она минует человеческую сущность.
Забота о душе лишь тогда истинно заслуживает своего названия, когда она печется о раскрытии духовных взаимосвязей, данных нам в переживаниях и опыте жизни.
Вере, взращенной в опыте, сравнительно с прямой трансляцией религиозности (через учебное заведение, церковь, библию), никогда не уделялось достаточного внимания, не говоря уже о том, что зачастую такая вера вообще обесценивалась, подобно тому, как брак католического священника обесценивался, сравнительно со значимостью принятия им сана.
Однако, с экзистенциальной точки зрения, преимущества, которыми прямая трансляции религиозности обладает перед опытом веры, отсутствуют.
Здесь речь идет о двух путях, которые дополняют друг друга, друг друга предполагают, необходимы друг другу и потому составляют одно целое!
В то же время возникшая на основе опыта и самостоятельно осваиваемая спиритуальность не имеет ничего общего с понятием спасения в религиозном смысле.
Опыт веры дает возможность существовать, или “быть в наличии”, не более того.
Такие элементы веры, которые человек сам может почувствовать, пережить и обнаружить, являются основой переживания любой религиозности.
Религия, располагая знанием иного рода, через божественное послание в состоянии интерпретировать, толковать пережитое, включать его в более крупную систему взаимосвязей, о которой человек сам по себе не может знать.
На этом основано обещание спасения, которое может произойти с человеком лишь как некая милость, дарующая ему возможность надеяться, вопреки ощущению всей безнадежности су- ществования.
Таким образом, в заключение мы можем сказать, что осуществление экзистенции per se основывается на спиритуальности*, ибо как Person человек осуществляет свою экзистенцию в открытости по отношению к всеохватывающему бóльшему, от которого никогда невозможно закрыться до конца.
В этой диалогической соотнесенности с иным, но также и с самим собой (что в глубине неразделимо) вера возникает как неизбежная “экзистенциальная” вера – еще до ее религиозного воплощения.
Эта “экзистенциальная вера” сообщает глубокий опыт обретения последнего убежища.
И даже более того – предоставления последней опоры, безусловной, безоговорочной ценности, непостижимой глубины Person и справедливости вне всяческих расчетов.
И, в конце концов, мы обнаруживаем себя вновь в системе всеохватывающих взаимосвязей, в которой в течение всей нашей жизни мы, совершая любое действие и выражая нашу волю, в борьбе старались найти смысл.
А.Лэнгле
Источник
