Лига психотерапии

С рождения сына она знала, что с ребёнком у неё что-то не так. Старший был ближе к сердцу, роднее, хоть и ершистый; младшая была ласковая, болтушка и проказница. А со средним она знала - не складывается.

Свою тонну книг по воспитанию детей она перечитала ещё в молодости. Сыну, казалось, ничего от них не надо: ни подарков, ни объятий. С детьми во дворе особо не играл, сторонился. К отцу тянулся, ездил с ним на рыбалку. Остальное было ему не интересно.

У неё попросил однажды набор инструмента для резьбы по дереву. Это было в его седьмом классе. Она удивилась, стала узнавать, что лучше купить. Никаких денег было не жалко, билась одна мысль - хоть так дать то, что не додала, не вложила, не долюбила. Поиски свели её с мастером резьбы по дереву, у него сын и перенял основы ремесла.

В школе учился сам, хорошо. После школы сын уехал из их маленького города в большой, поступил. Домой не приезжал, - начал подрабатывать. В гости не приглашал, а они показаться дома и не уговаривали - знали, что давить бессмысленно. Пообещает под нажимом, чтобы отвязались, а в последнюю минуту всё переиграет так, чтобы вырулить по-своему.

Когда её мальчику было десять, она разговаривала с психологом о том, в чём её вина, что она сделала не так, что он таким вырос.

Где совершила ошибку?

Психолог задавала пугающие её вопросы - страшным было то, что психолог как будто сына знала, предчувствовала то, как он поступит в разных ситуациях. Потом говорила с ней про то, что ошибки никакой нет, что между людьми бывают разные отношения, и у её мальчика - такой вот тип привязанности, избегающий.

Она шла домой, повторяя про себя слова про то, что он таким уродился и она в этом не виновата. Чувствовать себя недоматерью она перестала только в его шестнадцать, когда он, волнуясь, подарил ей собственноручно вырезанную липовую шкатулку.

Она обомлела, а сын показывал кто где: на крышке скульптурно изображены были и отец, и брат с сестрой, и она с ним у костра, все вместе на рыбалке. Всю композицию он придумал и сделал сам.

После вуза сын приехал один раз повидаться и сказать им, что на Родину не вернётся.

Работать устроился вахтами, чтобы скопить на квартиру в большом городе. Не пил, не курил. С тем, что он проживёт всю жизнь один, она не могла и не хотела смириться.

Раз в неделю она ему звонила, ненадолго. Денег он накопил, квартиру купил, зарабатывал сначала на ремонт, потом на хорошую кухню. Всё сам, без женской руки, - когда речь зашла о кухне, она твёрдо сказала, что после выходных приедут с отцом на новоселье.

Спрашивала, что привезти, что подарить. "Не надо ничего везти, у меня все есть", - как же ранил её раньше этот ответ! Сейчас она ответила спокойно, мол, поняла.

В выходные на базаре столкнулась с учителем по резьбе. Он сильно сдал. Спрашивал, как у сына дела, рассказывал о своих многолетних хворях. Уговорил их с мужем поехать к нему прямо с базара.

В подарок сыну повезли от него тяжёлый мешок грушевых чурбачков. На словах просил передать, что высушена древесина на совесть, сушил для себя.

Дверь по адресу сына им открыла пухлая белокурая девушка. Отец только крякнул.

- Спустись к машине, гостинцы поможешь поднять. Тебе там мешок кой-чего передали, - попросил сына.

Всю дорогу домой она проплакала.

Соседки завидовали, какой он у неё ответственный, разумный и самостоятельный, а ей не хватало его ребячьей открытости, желания прильнуть к маме, того, что было в отношениях с другими детьми - души, тепла. Так и вырос, в своём дому хозяин и при хозяйке теперь. Навсегда взрослый.

- Не угодишь тебе! То один он - плачешь, то женат он - плачешь, - не мог взять в толк, отчего у неё льются слёзы, муж.

Она плакала не о нём, а о себе. О третьем ребёнке, которого у неё не было.

Младшая дочь взяла дело в свои руки, навела мосты, подружилась в Фейсбуке с невесткой. Приходила, показывала ей на компьютере фотографии, которые та выставляла.

Сын тоже там в Фейсбуке был, вёл страницу. Лица его там не было, только на снимках - вырезанные из дерева фигурки. Непостижимо живые.

Она заходила на его страницу каждый день. Научилась лайкать его посты.

Написал он на своей странице только один раз.

На смерть мастера, у которого учился.

Про то, как много этот человек ему дал. Про то, как важно ему было встретить человека, который чувствовал сокровенные движения его души, даже когда словами он не мог их сказать. Про то, что в жизни таких людей у него было только двое - мастер и мама, которая подарила ему первые инструменты, поддержала в учении, всегда верила в него.

Что она не похожа на других мам - она не любит пустые разговоры. А однажды привезла ему тяжеленный мешок дров в подарок, а не занавески и кастрюли на обзаведение хозяйством. Но это был самый желанный подарок на свете, потому что древесину сушил далеко в другом городе его учитель, и это его наследство. Это его дух делает такими чудесными его скульптурки.

В комментариях к посту чужие люди восхищались ею и пели осанну её материнству.

Она молча легла пластом и не могла сдвинуться с места два дня. О том, что она передумала внутри себя, она никому никогда не рассказала.

Источник

Американский психолог и психотерапевт Артур Янов, автор мирового бестселлера «Первичный крик», объясняет механизм зарождения неврозов и способ с ними справиться — научиться выражать боль и обиду.

Невроз — это болезнь чувства. По сути, невроз — это подавление чувства и его трансформация в широкий диапазон невротического поведения.

Невроз развивается в тех случаях, когда рядом с ребенком находится человек, который должен его любить, но не любит в действительности. Он начинается как средство умиротворения невротических родителей путем отрицания или сокрытия определенных чувств в надежде, что «они» наконец полюбят несчастное дитя.

Если ребенку продолжают отказывать в поддержке и любви и у него нет отдушин для выхода боли первичных ран, то этот дополнительный натиск на и без того ослабленное «Я» приведет к формированию сильного нереального «Я», прикрывающего беззащитного ребенка. Впоследствии это нереальное «Я» начинает доминировать, защищая ребенка, но одновременно направляя его к развитию психоза.

Первичная боль — это потребности и чувства, подавленные или отринутые сознанием

Если находится человек, к которому маленький ребенок может обратиться со своими первичными чувствами, человек, который поможет ему понять, что он чувствует, человек, который сможет поддержать его, то велик шанс того, что сознание ребенка не расщепится, и он не станет кем-то другим.

Первичная боль — это потребности и чувства, подавленные или отринутые сознанием. Они причиняют боль, потому что им отказано в выражении и удовлетворении. Вся эта боль сводится к следующему утверждению: «Я не могу быть любимым и лишен надежды на любовь, если в действительности стану тем, кто я есть на самом деле».

Когда ребенок еще мал и его организм пока достаточно крепок, он может выдержать очень мощную защиту, сопряженную с весьма большим напряжением. Проходят годы хронического, постоянного напряжения, уязвимые органы и системы не выдерживают нагрузки и начинают отказывать.

Для того чтобы снова обрести цельность, надо почувствовать и распознать расщепление и испустить крик воссоединения, который восстановит единство личности. Чем интенсивнее ощущает пациент расщепление, тем интенсивнее и глубже переживание воссоединения расщепленных частей сознания.

Реально, по-настоящему почувствовать себя отвергнутым означает извиваться от боли во время прихода первичного чувства — значит ощутить себя брошенным, покинутым, нежеланным ребенком. Когда пациент прочувствует это, у него не останется больше чувства отверженности, оно будет исчерпано — останется только чувство того, что действительно происходит в каждый данный момент.

Освобожденный от стыда, вины, отверженности и всех других ложных чувств, он осознает, что эти псевдочувства суть не что иное, как синонимы замаскированного великого первичного чувства отсутствия любви.

Для того чтобы невротик снова обрел способность чувствовать, он должен вернуться назад и стать тем, кем он никогда не был, — страдающим ребенком. Когда устанавливаются связи между разумом и болью, то психосоматические симптомы быстро проходят.

У здорового человека нет фальшивого фасада. Он просто живет и дает жить другим, умеет находить источник радости в самом себе. Он удовлетворен тем, что у него есть, не завидует другим, не хочет того, что хотят они, и не требует для себя того же, чем обладают эти другие. Это значит, что он позволяет другим — своей жене, своим детям, своим друзьям — быть и оставаться самими собой. Он не живет их достижениями и их успехами, не пытается растоптать в них малейшие признаки счастья и радости жизни.

Невротик тратит настоящее на то, чтобы изжить прошлое

Невротик, беспомощный перед своей первичной болью, часто нуждается в эксплуатации других, для того чтобы ощутить свою важность, которой он иначе не чувствует. Так как невротик постоянно находится не там, где он есть на самом деле, то он и не может быть довольным в течение какого-то, более или менее продолжительного времени. Настоящее он тратит на то, чтобы изжить прошлое.

Здоровый человек не ищет смысла жизни, ибо смысл этот возникает сам из его чувств. Смысл жизни определяется тем, насколько глубоко человек чувствует свою жизнь (жизнь как свои внутренние переживания). Отсутствие чувства — вот что разрушает личность и ее представление о самой себе, и, кроме того, отсутствие чувства позволяет разрушать личности других людей. От кого-то другого мы не можем получить истинного чувства. Сначала мы учимся чувствовать самих себя, а потом мы чувствуем себя, чувствуя других. Чем ближе становится человек самому себе, тем ближе становится он и другим.

Любовь — это то, что устраняет боль. Можно сказать, что любовь и боль являют собой полярные противоположности.

Любовь — это то, что усиливает и укрепляет ощущение собственной личности; боль же подавляет собственное «Я».

Любить — значит дать другому свободу роста и самовыражения. Решающее условие — оставаться самим собой и разрешить другому вести себя совершенно естественно. Определение любви в рамках первичной теории можно сформулировать так: дать человеку быть самим собой.

Невротик ищет в любви ощущения собственной личности, каковой ему никогда не позволяли быть. Он хочет найти такого человека — особого человека, — который научил и заставил бы его чувствовать. Невротик склонен считать любовью все, чего ему недостает, и все, что мешает ему стать цельной личностью.

Истинная любовь имеет место тогда, когда юноша и девушка любят друг друга и принимают такими, какие они есть в действительности — включая и тела друг друга. Невротики же эксплуатируют тела других людей для удовлетворения старых детских потребностей. Это исключает установление равноправных отношении. Суть заключается в том, что если вы — невротик, то сможете превратить любого другого человека в то, чем тот на самом деле не является.

Ребенок, воспитанный психически здоровыми родителями, не испытывает потребности идентифицировать себя с ними. Родители не хотят и не требуют этого от ребенка. Напротив, ребенку позволяют обладать теми свойствами личности, которые изначально присущи именно ему.

Если человек, личность чувствует себя, а не занимается символическим разыгрыванием чувств, то вряд ли этот человек будет поступать импульсивно или агрессивно. Диалектика гнева, так же как и боли, заключается в том, что он исчезает только после того, как его прочувствуют.

Невротическая тревожность — это страх оказаться беззащитным перед первичной болью и обидой. Невротическое поведение служит прикрытием боли. На самом деле отвергнута, изуродована и унижена была собственная личность и ее восприятие; поэтому нет ничего удивительного, что человек испытывает страх, когда это чувство становится близким к осознанию.

Единственный способ победить страх — прочувствовать боль и обиду

Невротическии страх — это страх потери лжи, в которой постоянно живет невротик. Любая попытка разрушить ложь порождает страх, так как ложь всегда содержит в себе крупицу надежды. Самый сильный страх больной, проходящий курс первичной терапии, испытывает, когда вся его невротическая игра подходит к концу. Наша цель — пробудить его страх, чтобы подтолкнуть больного к его реальным чувствам. Единственный способ победить страх — прочувствовать боль и обиду. Страх остается, пока не прочувствована боль.

Невроз — и это стоит хорошенько запомнить — спасает и убивает одновременно. Он защищает реальное «Я», реальную личность от полного распада, но делая это, он погребает спасенную им реальную личность. Ребенок вырастает привязанным к созданной неврозом нереальной личности, которая парадоксальным образом выдавливает из него жизнь.

Чем ближе пациент оказывается к своему чувству, тем ближе становится он к реальности внешнего мира, тем острее будет он вглядываться в других людей, тем глубже будет осознавать социальные феномены. Чем сильнее блокирована внутренняя реальность, тем больше искажено восприятие реальности. Любое продвижение по пути к выражению чувства есть неоценимый дар больному.

Быть реальным — это значит быть спокойным и расслабленным, — у больного исчезают депрессия, фобии и тревожность. Уходит хроническое напряжение, а вместе с ними пропадают в небытие наркотики, алкоголь, переедание, курение, чрезмерная перегрузка на работе. Быть реальным — это значит перестать разыгрывать из своей жизни символическую драму.

Об авторе

Артур Янов (Arthur Janov) — американский психолог и психотерапевт. Автор теории «Первичной терапии», основатель и директор Центра первичной терапии в Калифорнии, США. Его пациентами были Джон Леннон, Йоко Оно и Стив Джобс.

Источник

Привет, Пикабу) Меня зовут Алина, и у меня все еще Пограничное расстройство личности.

Посты о ПРЛ можно найти у меня в профиле.

Предыдущий пост о работе с психотерапевтом здесь: https://pikabu.ru/story/zapiski_iz_kabineta_psikhoterapevta_...

Писать мне можно сюда: https://t.me/LinablinA

Лирическое отступление: я тут недавно задумалась о том, что, возможно, есть люди, которые подписались на меня ради постов про ПРЛ и психотерапию, а я неожиданно начала постить и что-то другое («Я хочу видеть сиськи, а ты пишешь о том, как прошел день, пролетел пень, проскакал конь…») Перед этими людьми я, наверное, хочу извиниться за разочарование. Вне пограничного расстройства у меня есть жизнь – прям такая вот, настоящая, и иногда мне хочется поделиться чем-то другим.

В этом посте я решилась на эксперимент и «ноу-хау» - добавила диктофонную запись небольшого диалога с моим психотерапевтом Р.В. на одном из сеансов, из которой я склепала видео. Часть этого диалога я записала и текстом – кому как удобнее. Да, на записи мой настоящий голос – здрасьте) И я сразу извиняюсь за мою манеру речи и слова-паразиты(

***

Cчитается, что терапия должна приводить человека к его истинному «Я», а терапевт быть «проводником» в путешествии через тернии, дремучие леса и косогоры-горы-горы, которые стоят на этом пути. Депрессивного терапевт вытянет из апатии и печали, тревожного научит не беспокоиться из-за потенциальных опасностей, биполярщик попробует кататься на «качелях», не падая с них. Человек с ПРЛ похож на шопоголика, застрявшего в огромном супермаркете, где эти самые «Я» продаются по приемлемой цене. Обезумевший от огромного ассортимента пограничник бродит между стеллажами и полками, ощупывая, примеряя, прицениваясь – но никак не может сделать выбор. Пограничного клиента терапевт должен взять за руку, и, минуя красочные полки, вывести из «лабиринта» к кассе с окончательной покупкой – одной-единственной подходящей.

***

- Поехали, - говорит РВ, стоя у окна напротив меня с кружкой чая в руке. Долго молча смотрю на него, думая, что сказать.

- Вас раздражают ваши пациенты? –неожиданно вырывается странный вопрос.

- Одна.

- Я?))

- Нет.

- Почему раздражает?

- Почему? Даже не потому, что она профессиональная проститутка и сутенерша, а потому, что она очень неискренняя и противная (Обожаю, как РВ всегда «смачно» выговаривает это слово. «Противная» у него синоним слова «вредная»)

- Так вы и меня «противной» называете)

- Нет. Ты тоже противная, но тебя я люблю, а она меня раздражает.

- Мне кажется, что это такая странная профессия – люди приходят и буквально «сморкаются» в вас, как в носовой платок. Это не надоедает со временем?

- Неа.

- Почему?

- Ну…каким-то образом мне это интересно – то, что я делаю. Я же развиваюсь. Это может тебе кажется, что я носовой платок, а я скорее Фабрика по переработке утильсырья в новые, нужные вещи. Это же совсем другое дело. *долгая пауза» Тебе может кажется, что в меня все сморкаются и какают, но на самом деле с другого конца выходят аккуратные пакетики с удобрениями – поэтому мне очень нравится то, что я делаю. К тому же ко мне приходят такие люди, как ты – которым бог очень много чего дал, и они…

-Ничего с этим не делают.

- …они не знают, как это пристроить. А потом со мной вместе начинают к чему-то приходить, и я счастлив, что мир улучшается за счет этого. Поэтому я не ощущаю себя носовым платком

***

- Вот, возьмите, - протягиваю листок. –Хочу это обсудить.

На листке очередной кусочек постоянного потока моих беспокойных мыслей. Ежедневно я плаваю среди своих тревог, страхов, псевдо-философских размышлений о смысле чего бы то ни было, и изредка вытаскивая что-то из этой Леты, трансформирую в слова в вордовском файле.

- «Моя голова была у него на коленях» - вот странно, усмехается РВ, бегая глазами по строчкам. – Я в такой позе всегда засыпаю.

«А я чувствую опору», - мысленно отвечаю я.

«Однажды мы с С. смотрели какой-то фильм, лежа на диване. Моя голова была у него на коленях – одна из любимых поз. Обведя взглядом сначала потолок, потом стену напротив, посреди какой-то сцены на экране я задумчиво спросила куда-то в пространство: «А что, если я себе такая не понравлюсь?» «Какая такая?», - уточнил С., уже вполне привыкший к тому, что я люблю ронять ни к чему конкретному не привязанные фразы – так, как будто разговор уже давно идет, или неожиданно, спустя несколько часов, отвечать на давно заданный вопрос.

- Ну вдруг я выздоровею, и себе не понравлюсь?»

- Когда ты выздоровеешь, ты не будешь задавать таких вопросов.

«Ну, это логично», - подумала я, и успокоилась. Ненадолго, конечно. Мысль «А что, если…?» грызет меня до сих пор. Я действительно боюсь однажды утром проснуться и не узнать себя. Не ту себя, что отражается в зеркале, а ту, что живет внутри моей головы, ту, что только я могу слышать. Или, что еще хуже, я ВООБЩЕ перестану ее слышать. Мы перестанем вести часовые диалоги с воображаемым собеседником, рассказывая ему истории, жалуясь, смеясь и рыдая. Перестанем видеть эти странные сны, похожие на какой-то совершенно безумный арт-хаусный фильм. Не будем так жестоко привязываться к кому-то, и не будет так мучительно больно «отрывать» от себя кусочки этих людей, когда они уходят.

Что останется от меня, если я перестану быть такой эмоциональной, неуверенной в себе, закрытой и мечтательной? Перестану быть яростным, иногда нелогичным спорщиком и «Мистером справедливость»? Если я перестану периодически «падать» в болото из вязкой апатии и ненависти к себе и своему телу, хотеть умереть или вообще никогда не рождаться? Если я наконец перестану бояться еды, как какого-то жуткого монстра? Что от меня останется, и останется ли хоть что-то? Сейчас я даже не знаю, какие черты моего характера, моей личности принадлежат мне, а какие – пограничному расстройству. И есть ли у меня вообще какая-то личность. Что если, когда из меня, как дымок через трубу, медленно «вытечет» все ЭТО, останется только пустая прозрачная оболочка?»

Из записи: (- Передергиваешь, Алина. Ты же не собираешься лишаться эмоциональности и мечтательности, как от этого можно избавиться. Ты собираешься избавиться от тревоги и ее не утилизированных производных, чтобы то, что составляет твою личность, не глушилось слабостями твоего характера.

- Просто я не знаю, какая у меня личность. Получается, что та личность, с которой я жила с подросткового возраста – она нереальна. Т.е. это личность, возникшая в последствии определенного сбоя в этой изначальной личности.

- Подожди, как это? Она реальна.

- Ну да, она реальна, потому что я живу с ней, но я была бы возможно не такой. У меня постоянно ощущение, что я как бы паззл, собранный из кусочков других людей. Я отбираю у других людей их части, перенимаю их повадки, особенности внешности. Я уже и не помню, сколько раз я меняла свой стиль одежды, иногда в течении года, увидя где-то что-то новое у кого-то, сколько раз я перенимала манеру речи, меняла тональность голоса. Сколько раз, когда мне нравился персонаж книги или фильма, я пыталась стать такой. И в итоге это такой комок обслюнявленных бумажек.

- Такое у тебя о себе представление?

- Я так себя чувствую. У меня всегда была с этим проблема – отсутствие цельности. Я настолько, как говорят, многогранна – но в плохом смысле. И иногда мне бывает интересно: а какой бы я была, если бы у меня не было этой способности?

- Очень обыкновенной. Кто определяет норму? Ты сама ее и определяешь. Ты ведь сама определяешь свое аутентичное «Я».

- Но какое оно?? Я не знаю. Один день я такая, на следующий  – другая, еще через полгода все полностью меняется. И я думаю: когда это все «отойдет» от меня – что останется?

- Знаешь, по моей теории люди делятся на два типа: экзистенциально зависимые и экзистенциально независимые. Одни должны должны стать «собой», и жить «своей» жизнью, другие – и их большинство, живут по правилам, и никогда не попадают ко мне и таким, как я. Они сразу отливаются в готовую форму менталитета – их несколько, но они все готовые. Это так называемые «цельные личности», и они достаточно спокойно живут. Такие же, как мы с тобой, взрослея, начинают испытывать дискомфорт, потому что появляются эти вопросы типа «Кто я?». Понимаешь, на этот вопрос нет ответа, потому что это «я» еще нужно собрать. Его придется создавать, готовые формы не подходят.)

Супермаркет с «Я-шками» всегда забит до отвала. Прохаживаясь мимо стеллажей, то и дело запускаешь руку в какой-нибудь контейнер, и, воровато озираясь, выуживаешь горсть чьих-нибудь симпатично выглядящих «черт», «вкусов» или «увлечений», и сразу, пока никто не заметил, рассовываешь по карманам, и которых тут-же валятся фантики от уже потребленного. Все «заныканное» проходит проверку временем: если через несколько месяцев тебе это все еще нравится и подходит– оставляем. Нет – добро пожаловать на помойку.

Разговоры в прямом смысле с самой собой стали нормой еще в детстве. Наверное это и есть та самая «Я», которая должна было вырасти во что-то бОльшее и взрослое, определиться с тем, чего ей хочется, что ей нравится, и куда она движется. Но в итоге ее завалило кусками чужих личностей и историй, и мы вместе постоянно горюем об этом, размышляя, как бы осторожно и аккуратно сделать «проход».

Склеить из себя живое существо – мало. «Франкенштейну» нужно как-то функционировать, а для этого надо питаться. Питание должно быть сбалансированным и разнообразным, поэтому пограничник питается эмоциями. Эмоции – это всегда разнообразно и интересно. Вот так постоянно находишься в поиске кого-то или чего-то, что тебе эти эмоции даст. Сам себя накормить не способен, а без эмоциональной подпитки внутри только смутное черное нечто. Люди делятся на «полезных» и «неполезных». Полезным ты нравишься, и они – потенциальная вкусная еда. Положительные, эйфорические эмоции – это основное блюдо. В перерывах перекусываешь негативом, словно пытаясь нарваться на него специально. Во время срывов и истерик высасываешь все по максимуму, отправляя «кормушку» буквально в нокдаун. Рано или поздно наступает тот самый момент, когда изможденная «жертва» отказывается давать тебе хоть что-то добровольно, пытается сбежать, и тогда начинаешь заниматься рэкетом, выБ/Пивая все до остатка.

Я прихожу на терапию для того, чтобы мне сказали: «Цепляйся за фразу: Жизнь без срывов скучная», и научиться заряжаться собой, а не другими людьми, для того, чтобы однажды иметь возможность сказать какое оно – мое «Я», если кто-нибудь спросит.

P.S. Рисунок мой.

Ещё в детском саду у меня была только одна подружка, которая общалась со мной исключительно во время посещения садика. Я не гуляла во дворе, потому что дети со мной не общались, не ходила в гости, не приглашала никого на дни рождения и не ходила на чужие. Родителям никогда было не интересно, есть ли у меня друзья, да и вообще моя семья не часто ходила в гости со мной или приглашала кого-то домой. Общество мне заменяли книжки и телевизор.

В начальной школе ничего толком не изменилось, я просто выбрала одну девочку и дружила с ней, даже несмотря на то, что она часто меня обижала и втягивала в какие-то неприятные ситуации. Всё равно больше желающих дружить со мной не было, класс был маленький, всего 12 человек.

Начальная школа была отдельным звеном, поэтому после 4 класса я перешла в другую школу. В пятом классе вплоть до нового года у меня не было друзей в классе. Я прекрасно помню, как на чаепитии я сидела одна, пока все играли, а классная руководительница обсуждала то, что у меня нет друзей с какой-то родительницей, думая, что я ничего не слышу =_________=

Потом я подружилась с одной девочкой, но эта дружба продлилась недолго, т.к. девочка перешла на домашнее обучение из-за диабета и больше мы с ней не общались. Каким-то непостижимым образом я сблизилась с другой девочкой, и началась дружба длиной в 6 лет. Вот только я дружила только с ней, а она дружила и с другими девчонками и парнями. Чем старше мы становились, тем больше у нее было знакомых, о которых я даже толком не знала.А вот у меня было всё также по нулям. К тому же на фоне неё я была, скажем так, гадким утёнком(объективно), поэтому меня знакомить с кем-то из своей компании она не спешила. Но я видела, как она общается с другими нашими одноклассницами и замечала  странную разницу типа каких-то обнимашек и прочих милостей, которых мне никогда не доставалось.

Хоть в классе у меня и была всего одна подруга, это вовсе не означает, что я всегда молча сидела, уткнувшись носом в парту. Я всегда болтала по возможности с кем-то на перемене. Ещё у нас долгое время было заведено так, что учитель сам решает, кому с кем сидеть за партой. Я никогда не враждовала ни с одним новым соседом, мы всегда общались и веселились, иногда даже получая замечания от учителей. С одной девочкой мы даже нашли общий интерес в виде серии книг, и она приносила мне почитать книжку, которой у меня не было. Но как только нас рассадили, наше общение закончилось. Ни с одним своим одноклассником я не общалась вне школьных стен. Как будто все общаются со мной только потому, что вынуждены, а потом спешат скорее избавиться обо всех воспоминаниях обо мне.

Отдельной строкой можно отметить еще и неприязнь ко мне со стороны учителей. Хулиганить я не хулиганила, чего-то из ряда вон не вытворяла, так что это объективной причины не любить меня у них точно не было. Я нравилась только одной учительнице, но той было за 70, и она уже довольно откровенно пребывала в маразме))

В институт я поступала с надеждой, мол, большой новый мир, куча народу, буду заниматься чем-то интересным, заведу друзей. Ага. Прошло 6 лет, я не познакомилась ни с одним человеком вне своей группы из 10 человек, завела точно также только одну подругу, с которой вне универа мы толком не общаемся. Все, кто попадался на моём пути, смотрели на меня с такой же неприязнью, какую я вижу всю свою жизнь, как будто в одной руке я всегда держу котёнка с приставленным к горлу ножом.

В общем, я не вызываю желания со мной общаться, дружить, да и вовсе продолжать беседу. Не раз при более близком знакомстве (когда оно было вынужденным) я слышала от людей нечто вроде "ммм, а ты оказывается нормальный человек". Как будто вокруг меня витает аура конченой суки, которая ощущается даже через интернет. Я пробовала ходить во всякие места, где собираются люди с общими интересами, результат тот же самый. Я мило общаюсь со всеми, но продолжения общения не получается. В интернете тоже самое. Сразу скажу, что хоть я и депрессивный упырь, но с большим чувством юмора и хорошей долей душевного тепла, которое всегда берегу для других. Привычки жаловаться и ныть не имею. И нет, от меня не воняет, если вы вдруг вспомнили тот пост про парня, который долго не мог понять, что с ним не так:D

И нет, я не тот человек, который говорит "у меня нет друзей", а потом идёт тусоваться. Я реально месяцами не общаюсь с людьми, что в жизни, что в интернете. Единственный человек рядом со мной - это муж, на удивление полная противоположность меня, он нравится вообще всем>_<

Просто хочется иметь настоящего друга, а все это человеческое и нормальное проходит мимо, а я не понимаю, почему. Хэлп ми.