Авторские истории

Я думаю, что могло произойти чуть другое:


— Сонеты мне не нужны, понимаете? Рассказ есть?

И тут появляется, словно изначально стоял у соседнего стеллажа, а мы только сейчас его увидели, невысокий дядечка в чёрном пальто, перчатках тоньше бумаги и туфлях, которые, как мне показалось, поглощали свет. В руках "Фауст" на языке оригинала, аккуратный томик с тканевым корешком. Он переворачивает страницу, почти не касаясь бумаги, и произносит мягко и отчётливо:
— Разумеется, рассказ, Марина Павловна, если вы сумеете уложить трагедию в прозу, не потеряв смысла. Молодой человек прав: "Ромео и Джульетта" — пьеса. Просить её "в прозе" — как надевать шубу поверх пижамы: тепло, но неуместно.
— Откуда вы знаете моё имя? — тётя вскидывается.
— "Но кто так свят, что не грешил ни разу?" — отвечает он спокойно. — "Ад пуст — все черти здесь." Иные заходят и в книжные. А вы, Марина Павловна, в восьмом классе предпочитали вечера с игристым из пластика, покатушки по кольцевой с лихими парнями и парой знакомцев из братвы.

Тётя открывает рот, чтобы возмутиться, но язык не слушается и выдаёт чужим, слишком правильным размером:
— "Слова, слова, слова." Она пытается остановиться, сжимает губы — и всё равно срывается следом:
— "О, Ромео, Ромео! Зачем ты Ромео?"
Пауза — и уже почти шёпотом:
— "Весь мир — театр, и люди в нём актёры."

Дядечка улыбается и снимает с полки хрестоматию за 8ой класс и протягивает её мне.
— Оформи сделку. Думаю, это подойдёт, но у тёти будет и так много времени, чтобы действительно прочувствовать Шекспира.

Тётя, бледная, дрожащими пальцами прикладывает карту к терминалу. Чек ещё выползает, а она, пятясь к выходу, шепчет:
— "Прочь, проклятое пятно!" — и, сорвавшись на крик:
— "О ужас, ужас, ужас!"

Дочка следует за ней почти бегом. Дядечка бережно закрывает "Фауста". Он ставит томик на полку — рядом с "Мастером и Маргаритой", корешки оказываются вровень, будто всю жизнь ждали друг друга. Он смотрит на "Мастера" и, почти не двигая губами, произносит по-немецки:
— Was für ein niedlicher Unsinn.

На миг пахнет серой - не резкой, а музейной, как от старой спички. Я моргаю, и дядечки уже нет.

Они с Яной не любили называть свой дом дачей. В их представлении дача - это то место, где люди сажают и выкапывают картошку, ухаживают за цветами и делают много других утомительных садово-огородных вещей, которые они с женой считали для счастливой жизни совершенно необязательными. Время от времени, когда погода была особенно хороша, зажигался мангал, на котором готовилось что-нибудь вкусное, и приглашались гости из тех, кто жил недалеко и с кем успели сложиться приятельские отношения. Хотя по правде говоря, отношения эти сложились и поддерживались в основном благодаря Яне, которая была гораздо более открытой к новым людям нежели он сам. «Нельзя быть затворниками» говорила жена. Он, не привыкший спорить, и в этом тоже был с ней согласен, хотя его потребность в общении она одна могла заполнить в избытке.
В доме пустовали две комнаты, они не строили его сами, а купили таким, довольно большим, просторным, Яна настаивала на большом метраже и он догадывался почему.
Теперь не будет никакого мангала или совместных прогулок по лесу, и ребенка у них тоже не будет. После смерти Яны жизнь поменялась, у него остался только он сам и привычка приезжать сюда.
Уже смеркалось, когда привезенные из города вещи были разложены, и приготовлен скромный ужин. Мужчина сидел на террасе, в руке у него была банка пива и на столе перед ним белела тарелка. Сверчки разбушевались этим вечером, хотя осенний ветер был холоден и накрапывал дождь. Погода что-то совсем испортилась и пожалуй лучше было бы зайти домой. Грузно поднявшись с дивана, Сергей зашел в дом, думая о том, какой вид сверчков может так громко стрекотать в такую холодрыгу.

Когда смотришь сериал, а он заканчивается, интересно, что стало с героями после. Поэтому не буду оставлять открытым финал и расскажу, что происходит в нашей жизни сейчас.

2 сентября 2025 года.
6:10 Просыпаемся с сыночком. Ему 4 месяца, кушаем, в 6:30 муж забирает его играть, а я досыпаю 20 минут. Затем муж собирается на работу, а я с малышом. В 7:30 просыпается дочка, собирается в школу. В этом году она идёт в шестой класс.

К 8 муж и дочка уходят и мы остаёмся с сыном сами. Играем, кушаем и занимаемся важными малышкиными делами.

Вечером у дочки тренировка по дзюдо, ещё она занимается в художке, но там пока нет занятий, поэтому сегодня только школа и тренировка.

Мы с мужем вечером собираемся отвезти мне доску в кабинет на работу. Со школы ушла, теперь работаю в частном образовательном центре, преподаю так же английский. В этом году у меня 1 группа, остальное время дома с малышом.

Живём мы на севере, в Архангельской области, в небольшом тихом и уютном городке. Теперь могу шутить, что изучаю стороны света на личном опыте (жила на юге, востоке и севере).

За эти годы посетила почти все города, которые изображены на банкнотах (остались Владивосток и Красноярск) и многие другие.

Пока работала в школе получила 1 категорию, и звание Учителя года в своём городе. В настоящее время я не только учитель, но и методист, работаю по своим программам, написала курс по чтению для детей.

Сейчас сын спит, а я пишу этот пост. В этом году 10 лет, как мы в России. И, если бы в 2014 всё случилось иначе, моя жизнь сложилась бы по-другому, но я не жалею ни об одном дне. У меня есть семья, квартира, работа, самореализация, творчество. Я люблю свою жизнь, я счастлива. И если бы я могла вернуться в 2015, я бы сказала той напуганной, но решительной девочке только одно: "Оно того стоит".

Портрет

Сестру милосердья на передовой.

Все берегли, прикрывая собой.

Девушке было всего двадцать лет.

Влетела, как ангел она в лазарет.

При виде её я бодрился, как мог.

Вон даже сосед по палате без ног,

Лежал и краснел. Говорил невпопад.

Хотя за отвагу имел пять наград.

Тогда рисовать я очень любил.

Портрет этой девушки втайне чертил.

Но ей показать я его не успел.

Был ранен я вновь, кое-как уцелел.

Меня увезли по ранению в тыл.

И там я три месяца с лишним пробыл.

А перед самым убытием в часть,

Приехал я в штаб, чтоб поставить печать.

Штабной офицер капитан средних лет.

Сказал мне: «Браток, твоей части уж нет.

Прорыв был у немцев и там, где Орёл.

Попали твои в окруженье, в котёл…».

Я весь от волнения сжался: «Скажи,

И… что же никто не остался там жив?»

Он с грустью ответил: «Да кто ж из котла,

Живыми выходит? Всех в пепел, дотла…»

Прошло с той войны уже семьдесят лет.

Храню до сих пор, той сестрички портрет.

Прижав его в праздник Победы к груди.

Шепчу: «Наша встреча ещё впереди…»