Авторские истории

Проехав еще несколько метров, Сергей остановил машину, пытаясь сообразить, где именно он свернул не туда и как это в принципе было возможно. Навигатор никогда не работал в этом месте, поэтому включать телефон чтобы посмотреть дорогу было бессмысленно. Мужчина вышел из автомобиля, неуверенно сделал несколько шагов вперед и остановился. Невероятно, но он заблудился буквально в трех соснах в самом знакомом ему месте в мире.
Немного поразмыслив, мужчина решил, что в такой ситуации разумнее всего будет вернуться обратно по той дороге, которой он сюда приехал, доехать до первых знакомых мест и затем начать свой путь заново. Вероятно, он где-то сбился с пути, задумавшись, сделал неверный поворот и заехал туда, где ранее никогда не бывал. Наверное, такое может случиться, хоть раньше с ним такого не случалось никогда.
Не торопясь, на скорости тридцать километров в час, мужчина ехал обратно, вертя головой по сторонам в поисках знакомых мест. Где-то здесь должна была быть развилка, ведущая в соседний поселок. Частокол деревьев загораживал солнечный свет, развилки так и не появилось. Словно пловец, сделавший жадный вдох после долгого пребывания под водой, автомобиль вынырнул на ровную асфальтированную поверхность, где наконец стали узнаваться дорожные знаки и появилась суета в виде большегрузов и легковых авто.
Что ж, придется начинать заново, на этот раз он будет смотреть на дорогу, внимательно следя за каждым поворотом. В недоумении мужчина направил машину по привычному маршруту.
На этот раз развилка появилась в том месте, где она всегда и была, странно что он проехал ее в первый раз. Его дорога была правее. Припарковавшись возле ворот, Сергей взглянул на электронные часы в машине - они показывали половину пятого. Нахмурившись, он опять посмотрел на время, на этот раз уже на своих смарт вотч. Те же цифры. Он выехал из офиса в половине одиннадцатого утра, дорога до его лесного домика всегда занимала не более сорока минут, с пробками максимум час. Не может быть чтобы дорога из города и последующие его бессмысленные шатания по лесу длились шесть часов. Что за хрень.
Он вдруг почувствовал усталость, словно большой камень положили ему на грудь, и стало тяжело дышать. Он слишком много работал в последнее время, работал без выходных, стараясь занять себя по максимуму, стараясь отвлечься. Пожалуй, наступило время отдохнуть, отложить все загадки на потом, а может быть и не думать об этом вовсе. Нужно распаковать вещи.

Вернувшись домой из больницы, в которой провел почти 3,5 месяца после производственной травмы, он долго стоял у подъезда на костылях, выкурил 2 сигареты подряд и с удовольствием вдыхал свежий, после только что прошедшего снегопада воздух и с облегчением внутри ловил на себя прохладный ветер. После больницы, трех тяжелых операций, когда ногу буквально собирали по осколкам, палаты со спертым воздухом, напитанным болью и страданиями, бесконечными лекарственными запахами, наконец, настал тот момент о котором так много думал в последние недели, лежа на больничной койке, в окружении таких же десяти бедолаг. Там же, в больнице, он встретил  своё долгожданное 60-летие, так как всегда почему то думал, что до этой даты не дотянет -  поздравили взрослые сын и дочь по телефону, жившие и работающие за границей, да жена принесла много его любимых маленьких жареных домашних пирожков с картошкой, небольшой тортик и фрукты, посидела немного рядом с ним в палате и побежала как всегда по своим делам, коих всегда у нее было много на пенсии.

Выходившие соседи с улыбкой здоровались с ним, искренне спрашивали как переломанная нога - почти все они прожили в этом доме и подъезде с самого строительства, когда распределяли квартиры в 1990 году, с изматывающего, длительного получения ордеров, радостного заселения в новые квартиры и последующей дружной - за исключением одного, двух не то чтобы неадекватных, но  со странностями людей - с редким уважением друг к другу, соседской жизни длиной в 35 лет.  Впереди предстоял еще длительный реабилитационный период, нужно было заниматься ногой - разрабатывать до конца, делать упражнения, ставить уколы, примочки, применять трижды в день мази по расписанию, пить горстями таблетки и в ближайший месяц - полтора постараться уйти с костылей на трость. Вобщем, примерно еще около полугода как минимум нужно было, чтобы более менее придти в себя, пройти снова медкомиссии для получения инвалидности, попытаться начать хорошо ходить и принять для себя, что прежней жизни уже не будет и что опорная трость в руках, в любом месте и помещении - твой лучший друг и помощник до конца дней, без нее потом совсем никак после костылей.

Жил он на первом этаже пятиэтажки из красного кирпича в самом центре города, со своеобразной планировкой, отличающейся от стандартных жилых домов, зашел кое как в свою квартиру, посидел еще на стуле в коридоре, прежде чем снял ботинок со здоровой ноги и так у него радостно на душе было - дома как всегда тихо и уютно, идеальная чистота, пахло свежесваренным борщом и сдобой. Добрался до ванной, из зеркала на него смотрел сильно похудевший, с появившейся сединой на висках и заметно постаревший высокий мужчина, с легкой небритостью на вытянутом лице и резко обозначившихся скулах, долго он стоял и смотрел на себя, сильно задумавшись. А потом тщательно побрился, сидя на кафеле в душевой кабине помылся, зачесал черные как уголь волосы назад и прилег на своем диване, застеленном свежим постельным бельем и крепко заснул, проспав четырнадцать часов, даже не слышал как вернулась Татьяна, его жена.

Проснулся вечером, около десяти вечера и так хотелось курить, не собираясь долго с ногой на улицу, что он подумал - может быть в туалете перекурить, там вентилятор стоял в вентиляцию или на балкон выйти, где тоже когда то давно ставил оконный мощный вентилятор. Но потом вспомнил, как лет десять назад пообещал жене больше не курить дома, после тогда только что капитального ремонта квартиры, да и домовая вентиляция в последние года два плохо работала, чистили ее бог знает когда и передумал, стал собираться, как всегда, на улицу. Накинул старую кожаную куртку, широкие спортивные штаны и растянутую футболку, с трудом вышел через железную подъездную дверь опираясь на костыли и держа больную ногу на весу, отошел подальше от окон к урне около дороги и в темноте закурил, повиснув на костылях.

Не успел он сделать и трех затяжек, как услышал какой то шум в подъезде - сначала долбили в дверь стальную так сильно, что очень хорошо слышно было на улице, потом увидел, как через минуту с силой открылась дверь подъезда и высокий здоровенный детина лет тридцати в шортах и майке с перекошенной мордой судорожно нажимает на домофоне номер его квартиры и бежит обратно долбит в его квартирную дверь, как стало ему понятно. Итак пару раз еще проделав, выскочив на улицу и посмотрев на его окна, этот гигантский бабуин увидал его и сначала довольно вежливо и спокойно спросил:

- Здравствуйте! Вы не из первой квартиры?

- Из первой.

- Я прошу вас не курить в туалете!

- Я дома вообще не курю, только рядом с подъездом.

- Прошу не курить в туалете!

-  Я сказал уже, на улице только курю, чего непонятного то?

И тут  подходя почти вплотную к продолжающему курить Александру Ивановичу, новый по всей видимости жилец, которого он раньше никогда тут не видел, завизжал на всю округу:

- Почему мой сын выходит из туалета и говорит что там пахнет табаком? А? Я звонил старшей по дому и спрашивал, никто в этом подъезде не курит кроме тебя! Чё, козел старый, сел посрать по медвежьи, чтоб не воняло закурить решил?

- Я все сказал уже, что еще нужно? Или должен что то доказывать тут стоять?

- Да нет ...

- Ну и всё - сделав последнюю затяжку и выкинув окурок в урну, сказал Александр Иванович.

- Слышь ты, олень ... - ближе подошел сосед - еще раз подобное выкинешь, я тебе перекрою канализацию, заглушку сверху кину, да так, что со всех четырех этажей все дерьмо зальет твою хату, по колено в говне жить будешь! Не извивайся тут как червяк, еще врёшь мне стоишь, даже аромат такой же, как ты тут надымил! Фанера бестолковая!

Александр Иванович отвернулся, махнув пару раз рукой назад, услышал только как тот громко и смачно харкнул, удаляющиеся шаги и грохот захлопывающейся двери в подъезд, постоял еще с полминуты и побрел домой. Из ванны вышла минут через пять жена и спросила:

- Кто то стучался к нам или послышалось мне? Воду тут у меня шумела сильно, да еще волосы сушила?

- Да нет ... это где то у соседей ... - как можно спокойнее сказал Александр Иванович и стал раздеваться в коридоре.

Шёл декабрь 2015 года. Наши куртки, в которых на Донбассе не мёрзли всю зиму, в Хабаровском крае оказались осенними, зима там совсем другая. Зато снежная. Дома снег бывает пару недель за всю зиму, редко на Новый год. Поэтому и на лыжах не умею ездить, в грязи это делать слегка затруднительно))).

8 декабря получаем долгожданные ключи. За 2 дня отмываем квартиру и переносим туда немногочисленные вещи.

Начинаются приятные хлопоты по созданию уюта. С учётом предыдущей истории денег удалось скопить 29 тысяч. На эту сумму нужно взять предметы первой необходимости: 2 дивана, стол, стулья и плиту. Цены в двух странах отличаются, во сколько обойдётся данный список - не представляю, иду в магазин.

В посёлке только один магазин с мебелью, все ценники не помню, напишу то, что особенно запомнилось. Диван - 27 000, стиральная машинка - 32 000. Прихожу в ступор от вопроса: "Вам сельский вариант?" Оказывается, по причине отсутствия водопровода в домах стиральные машинки оборудованы дополнительным баком для воды, это и есть "сельский вариант".

27 тысяч за диван, а их надо 2, ещё стол и стулья, плиту, и это только на самое первое время. Шкафы не нужны, в квартире есть по встроенному шкафу в спальнях. Без стиральной машины можно пока обойтись, а холодильником служит ступенька перед балконной дверью. Дверь старая, промерзает так, что эта ступенька больше напоминает морозилку.

Решаем покупать б/у мебель, но в посёлке тоже ничего в этот момент нет. Едем в город. Заранее нашли стол и 2 дивана. 6 тысяч один, 5 тысяч второй, 10 тысяч машина, чтоб это привезти. Стол нас не дождался, поэтому экстренно ищем замену, нашли комод, ещё 6 тысяч. К нему подарили прикроватную тумбочку.

В посёлке в магазине нахожу двухкомфорочную электрическую плиту за 2 000. Цель достигнута.

Так и встретили новый 2016 год: с оторванными обоями (предыдущая хозяйка уезжая оторвала все обои со стен), с салатами на диване вместо стола, зато с квартирой, работой и разрешением на временное проживание.

1. Он

   Я не помню какой была погода в тот день. Осень. Серое небо. Ветер цепляется за куртку. Я уговорил её встретиться. В тот неспокойный период мне казалось, будто я воюю со всем миром — хотя и не знал, против чего.

   Чёрная байкерская куртка. Чёрные джинсы. Ковбойские сапоги — с металлическими набойками на каблуках. При каждом шаге — резкое цок-цок. Как будто я ступаю по стеклу. Как будто вызываю кого-то на дуэль.

   Утром, перед встречей, я ломал голову: что ей подарить? Хотелось не вещь, а нечто, что останется навсегда. Напоминание обо мне. Шанс — на прощение.

   Я не помню, на какие деньги купил маленький золотой ключик. Последние — или нет. Не знаю, видел ли что-то ещё в витрине. Кажется тогда, всё исчезло, кроме него.

   В тот момент я верил: этим ключом она сможет закрыть всё — мою вину, боль, которую я ей причинил, и мою хрупкую надежду.

   Закрыть.

   И унести с собой.

   Я не был уверен, примет ли она подарок. Когда увидел пакет в её руках, предложил понести. Он был почти невесом. Но я держал его так, будто в нём лежало всё, что у меня осталось.

   Мы погуляли недолго. Говорили о чём-то несущественном. Я, кажется, просто болтал без умолку какую-то ерунду.

   Перед расставанием я незаметно уронил ключик в пакет. И, с улыбкой, почти таинственно сказал:

   — Ты найдёшь маленький подарок.

   Она, как мне показалось, не столько удивилась, сколько поморщилась. Словно от лёгкого раздражения. Словно мои слова нарушили тишину, которой она доверяла больше, чем мне.

   Я не помню, встречались ли мы после. Может, и виделись — но это уже не имело значения.

   Через несколько лет мы снова начали общаться — только по телефону.

   И однажды я спросил:

   — А нашла ли ты тогда мой подарок?

   
   

   Она ответила:

   — Нет. Ничего не было.

   
   

   Я не знаю, правда ли это. Может, ключик выпал. Но он был в отдельном пакетике — потерять его было почти невозможно.

   Может, она нашла. Может, спрятала. Может, до сих пор лежит где-то в шкатулке, под фотографиями, между страниц старых книг.

   Я не хочу знать этой правды.

   Я хочу верить — что она хранит.

   Что он ждёт. Ждёт то, что можно открыть.

2. Она

   Я помню тот день. Не потому, что он был ярким. А потому что он был тяжёлым — как мокрое одеяло.

   Он попросил встретиться. Я не хотела. Но сказала «да». Может, из жалости. Может, чтобы наконец закрыть то, что давно пора было похоронить. А может — просто, чтобы убедиться: я больше не боюсь.

   Он был в своей поношенной куртке, в сапогах со звенящими каблуками — будто пришёл на войну. У меня — дорогой плащ, новая причёска и уставший взгляд.

   Я уже не была той, кто влюблялся в его бунт.

   Я стала той, кто боится боли.

   А он — всё ещё был тем, кто хочет, чтобы его поняли.

   Он предложил принести пакет. Я почти не заметила. В нём был чай, купленный по дороге. Лёгкий. Пустой. Как наша встреча.

   А потом он сказал:

   — У тебя там маленький подарок.

   Я замерла. Не от радости. От усталости. Я знала: всё, что он называл «подарком», рано или поздно становилось грузом.

   Я не хотела открывать. Не при нём. Боялась, что это будет что-то слишком личное — письмо, фотография, кольцо. Что мне придётся сказать «спасибо» и еще остаться на какое-то время. Что он посмотрит на меня с надеждой — а я не в состоянии это исправить.

   Дома я нашла его.

   Маленький, тоненький золотой ключик. В прозрачном пакетике. Как драгоценность. Как символ. Как обещание, которого я не просила.

   
   

   Я держала его в руке. Холодный. Маленький. Лёгкий.

   Не понимала: что он должен открыть? Что закрыть? Моё сердце? Его вину? Прошлое?

   
   

   Я положила его в коробку — под старые билеты, между страницами исписанной тетради. И забыла.

   Нет. Не забыла.

   Спрятала.

   
   

   Потому что не знала, что с ним делать.

   Не могла выбросить — слишком много боли в нём было.

   Не могла хранить — слишком много боли в нём было.

   
   

   Прошли годы. Он позвонил. Спросил:

   — А нашла ли ты тогда мой подарок?

   
   

   Я сказала:

   — Нет. Ничего не было.

   
   

   Не потому, что лгала.

   А потому что не хотела появиться.

   Не хотелось, чтобы он думал: «Значит, она хранит. Значит, есть шанс».

   Я не могла дать ему эту надежду. Потому что она была бы ложной. Или — слишком опасной.

   Но иногда, когда перекладываю старые вещи, я нахожу его.

   И каждый раз — не выбрасываю.

   Снова кладу туда, где лежал.

   Потому что он — не просто ключ.

   Он — память о том, как один человек пытался искупить себя.

   О том, как он верил, что всё можно исправить — одной вещью, одним жестом, одним словом.

   И, может быть, я не выбрасываю его не ради него, а ради себя.

   Чтобы запомнить:

   - Я была слабой.

   Но я выжила.

   И теперь — я выбираю, что хранить, а что — отпустить.

   
   

   А этот ключик… он так и остаётся между ними.

   Не потеряно.

   Не найдено.

   Не открыто.

   Не закрыто.

   
   

   Просто — ждёт.

   Как и он.

   Как и я.

3. Встреча

Она шла по набережной — быстро, опаздывала. Пальто запахнуто, руки в карманах, музыка в ушах, но выключена. Иногда она слушала тишину. Особенно в такие дни — когда небо серое, как старая фотография, и ветер несёт запах дождя, который так и не начинается.

И вдруг — остановилась.

Не потому, что увидела.

А потому что почувствовала.

Он стоял у перил, лицом к реке, смотрел вдаль.

Те же сапоги? Нет. Теперь — обычные ботинки, потёртые, без набоек. Куртка — тёмная, но не байкерская. Просто куртка. Как будто он, наконец, закончил объявлять кому-то войну.

Она не знала, сколько прошло. Пять лет? Шесть?

Достаточно, чтобы перестать бояться. Недостаточно, чтобы забыть.

Она могла пройти мимо. Но он обернулся. И она остановилась. Не ради него. Ради себя.

Ради того, чтобы понять: «Я больше не дрожу».

Они встретились взглядом.

Молчание. Не неловкое. Не пустое. Плотное. Как слой пепла после костра.

— Привет, — сказал он. Тихо. Без улыбки.

— Привет, — ответила она.

И — всё.

Никаких «как твои дела». Никаких «давно не виделись».

Всё это было бы ложью. А здесь — не место для лжи.

Он посмотрел на неё. Не как влюблённый. Не как виноватый. Просто — как человек, который наконец увидел: она — не призрак.

Она. Настоящая. Здесь.

— Я думал о тебе, — сказал он. Не чтобы вернуть. А чтобы сказать.

— Я знаю, — сказала она.

Не обвиняя. Не прощая. Просто — принимая.

Долгая пауза. Где-то упал лист. Где-то зазвенел велосипед.

— Я больше не ношу те сапоги, — сказал он. Улыбнулся — впервые. Слабо. Но по-настоящему.

— Я заметила, — сказала она.

И тоже улыбнулась. Не потому, что смешно. А потому что стало легче.

Они постояли ещё немного. Не рядом. Не далеко. Просто — в одном времени.

Он изменился. Она — тоже. Молча. Без слов. Он пошёл вдоль реки. Она — в свою сторону.

И если бы кто-то смотрел со стороны, он бы сказал:

«Обычная встреча двух незнакомых людей».

Но если бы заглянул глубже — увидел бы: это был не прощальный звонок. Это был — покой.

Не любовь. Не боль. Не прощение. Просто — конец.

Тихий.

Достойный.

Человеческий.

А где-то в ящике, под старыми билетами, лежит маленький золотой ключик.

Он больше никому не нужен. Но его никто не выбрасывает.

Потому что он — не для дверей. Он — на память. Для того, чтобы знать:

Мы были.

Мы болели.

Мы прошли.

И — выжили.