Учет
Инспектор Семён Петрович Малышев, человек с лицом, навсегда отпечатанным скукой и подозрением в хроническом недосыпе, переступил порог отдела «Статистика и Учет. Сектора Д». Воздух здесь был особенным: не пыльный архивный, а стерильно-холодный, с едва уловимым запахом озона и чего-то старого, вроде высохших чернил или пожелтевшей кальки. Ничего сверхъестественного. Только ряды серых металлических шкафов, мерцающие экраны терминалов устаревшей модели и тишина, настолько густая, что в ней звенело в ушах.
- Малышев. Раздался голос, лишенный интонаций, как будто его синтезировали. Из тени между шкафами вышел начальник сектора, Щербатов. Высокий, сухопарый, в идеально отглаженном, но явно немодном костюме. Лицо - маска вежливой усталости интеллигентного служаки. Только глаза… Глубоко посаженные, они казались слишком темными, почти без блеска, как два кусочка обсидиана.
- Проходите. Чай? У нас отличный китайский.
- Спасибо, не стоит, - буркнул Семён Петрович, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Не от слов, а от манеры. Щербатов двигался слишком плавно, без лишних микродвижений, как автомат.
- Как жаль. Ну что ж, к делу. - Щербатов указал на терминал. Ваша задача верификация данных по Подсектору «Щ». Регистрация актов добровольного отчуждения. Форма 17а-Д-Щ.
Семён Петрович сел. На экране - таблицы. Столбцы: Идентификатор реципиента, Дата и время транзакции, Объект отчуждения, Коэффициент добровольности (КД), Примечания.
Первые строки казались невинными: «ИР: Щ-003. 12.04.25. Объект: Долговая расписка (Гр. Иванов П.С.). КД: 0.98. Прим.: Легкое алкогольное опьянение у Донора.
Потом: ИР: Щ-007. 15.04.25. Объект: Память о первом поцелуе (Гр. Сидорова Е.К.). КД: 0.87. Прим.: Сильное эмоциональное потрясение у Донора. Неуверенность в сделке купирована внушением.
Семён Петрович поморщился. Память о первом поцелуе? Какая-то психоделическая чушь. Он прокрутил ниже.
ИР: Щ-012. 18.04.25. Объект: Способность к эмпатии (Гр. Петров А.В.). КД: 0.75. Прим.: Донор согласился в обмен на карьерный рост сына. Наблюдается остаточная тревога. Рекомендована коррекция.
Холодок превратился в ледяную иглу под лопаткой. Способность к эмпатии? Как это учтено? Он посмотрел на Щербатова. Тот сидел за своим столом, листая бумаги с сосредоточенным видом бухгалтера, проверяющего квартальный отчет. Ничего необычного. Кроме абсолютной тишины вокруг него. Даже скрип его ручки казался приглушенным, как из другого помещения.
- Товарищ Щербатов, начал Семён Петрович, стараясь, чтобы голос не дрогнул, здесь ошибки в терминологии. Способность к эмпатии - это не материальный объект. Его нельзя отчуждать.
Щербатов поднял голову. Его черные глаза медленно сфокусировались на Малышеве. Ни тени удивления, раздражения или даже интереса. Только абсолютная, леденящая пустота.
- Инспектор Малышев, произнес он тем же ровным, синтезированным голосом, все здесь учтено абсолютно верно. Форма 17-Д-Щ фиксирует акты добровольной передачи нематериальных активов человеческой личности. Энергетических паттернов души, если вам угодно старомодная терминология. Коэффициент добровольности - ключевой показатель. Мы строго соблюдаем протокол. Никакого принуждения, только учет.
Он сделал небольшую паузу, словно давая информацию усвоиться. В тишине сектора слова висели тяжелыми, ядовитыми плодами.
- Реципиенты, продолжил Щербатов, указывая ручкой на столбец «Идентификатор реципиента», - это наши операторы. Мы подсектор «Щ». Мы обеспечиваем баланс. Перераспределение ресурсов. Человечество производит избыточное количество определенных энергий: отчаяния, жадности, тщеславия, страха. Мы их аккумулируем, через добровольные акты отчуждения. Это эффективно, экологично, никакого насилия, только учет и оптимизация.
Семён Петрович почувствовал, как его собственный страх, острый и липкий, стал вдруг ощутимой субстанцией в горле. Он попытался встать, но ноги не слушались. Воздух сгустился, стал вязким, как сироп.
- Вы… вы кто? – выдохнул он.
Щербатов почти улыбнулся, почти. Уголки его губ дрогнули на миллиметр, но в глазах не появилось ни искорки тепла.
- Мы учетчики, инспектор. Старая профессия, очень старая. Мы были здесь всегда. В канцеляриях инквизиции, в конторах ростовщиков, в кабинетах чиновников, распределяющих пайки в блокаду, в офисах крупных корпораций, продающих счастье. Мы там, где есть форма, протокол и… добровольный выбор в условиях ограниченных альтернатив. Он встал, его тень неожиданно удлинилась, неестественно изогнувшись по серой стене, коснувшись потолка. Вы проверяли КД по сделке Гр. Малышевой О.И.? Вашей матери? 12 мая 1968 года? КД 0.92. За избавление сына от врожденного порока сердца в обмен на чувство материнской радости в полном объеме. Очень эффективная сделка. Ваша мать до сих пор не может плакать от счастья, не так ли? Но вы живы и баланс соблюден.
Семён Петрович задыхался. Картинка встала перед глазами - мать, всегда чуть отстраненная, с глазами, в которых не было детского восторга даже на его выпускном… И его собственное сердце, здоровое, но иногда сжимающееся от непонятной, ледяной пустоты.
- Зачем… вы мне это говорите? прошептал он.
Щербатов наклонился. Его лицо оказалось в сантиметрах от лица Семёна Петровича. От него пахло теперь не озоном, а холодом глубокой шахты и старыми, пыльными архивами. В его черных глазах, казалось, отразились не комнаты, а бесконечные коридоры стеллажей, уходящие в темноту, заполненные папками с человеческими судьбами.
- Потому что, инспектор Малышев, прошипел он, и его голос потерял всякое сходство с человеческим, став скрежетом стираемой пленки, - ваша проверка завершена. Форма 17а-Д-Щ по вашей кандидатуре одобрена. Коэффициент добровольности при принятии новых обязанностей близок к идеальному. Страх мощный катализатор согласия. Добро пожаловать в подсектор «Щ», Ваш терминал ждет. Чай? У нас отличный китайский.
Щербатов выпрямился, поправил галстук. Маска вежливого служаки вернулась на место. Только тень на стене еще секунду держала странный, рогатый изгиб.
Семён Петрович Малышев медленно, как автомат, повернулся к экрану. Его пальцы сами потянулись к клавишам. В колонке «Идентификатор реципиента» для новой строки уже горели символы: «Щ-128». В графе «Объект отчуждения» мерцал курсор. А в глубине его собственного существа, где когда-то жил страх, теперь зияла лишь тихая, покорная пустота, идеально подготовленная для заполнения Формой 17а-Д-Щ.
Все отделы сектора Д работал. Тишину нарушал только мерный стук клавиш и едва слышный шелест страниц в бесконечных архивах, где аккуратно, по алфавиту, хранилось все отчужденное: надежды, совесть, любовь, радость и души. Все было учтено, ничего личного, только статистика, только баланс, и бесконечный, холодный, рациональный учет.





