Авторские истории

Я забежал в лифт в последний момент…

…Мне нельзя было опаздывать, и потому я бежал по коридору со всех ног.

— Подержите дверь, пожалуйста! — кричал я, задыхаясь на бегу.

В кабине стоял мужчина лет сорока пяти — пятидесяти; тощий, низкий, в очках и с чёрным портфелем в руках, почти полностью облысевший, только по бокам осталось немного русых волос. Он стоял, ссутулившись и слегка подавшись вперёд, и смотрел на меня с недоумением. Лицо у него было озадаченное, будто он что-то пытался прочесть без очков.

Я продолжал бежать, продолжал кричать:

— Дверь!.. Держите дверь!

Но мужчина стоял, оцепенев. Он только глазел на меня. Как и все остальные в здании офисного комплекса, где располагалось в том числе издательство NDSL, куда я направлялся.

«До чего ж легко вас всех сбить с толку, чёрт возьми!» — думал я, испытывая к окружающим злость, которой они явно не заслуживали.

Двери лифта стали смыкаться, а выражение лица единственного его пассажира — меняться: теперь удивления стало чуть больше.

Я вытянул руку на бегу и сунул её между дверьми, словно пытался схватить призрака. И мне это будто бы удалось.

Я протиснулся внутрь и стоял согнувшись, упираясь руками в колени, и пытался отдышаться.

— Вам куда? — спросил мягким голосом мой попутчик.

— На тринадцатый, — обрывисто ответил я.

Лифт, однако, к моему удивлению, не тронулся. Лысый озадаченный мужчина не говорил ни слова. Я взглядом как бы спросил: «В чём дело?»

— Я на тринадцатый не поеду, — заявил он, словно услышал мой вопрос.

— Почему это? — спросил я вслух.

— Число несчастливое.

«Ну и дела! — подумал я. — Серьёзно?! Остались в мире ещё те, кто верит в подобную чепуху?»

— Это, может, всё и чепуха, — сказал вдруг он, заметив, вероятно, предельно красноречивое выражение моего лица, — но для меня это очень важно. Тринадцать — действительно моё прямо самое несчастливое число. Я вот сел однажды в такси с номером 131 и попал в аварию. Ничего серьёзного, конечно, отделался лёгким испугом. Но всё же! А вот моя тётя как-то раз…

— А вам самому на какой? — прервал его я.

— На четырнадцатый.

— Так нажмите на тринадцатый, а потом на четырнадцатый! Вы же сами не будете выходить на тринадцатом. Это для меня. А потом поедете на четырнадцатый.

— Нет-нет, мне нельзя даже быть мимоходом на тринадцатом, я не могу на нём останавливаться. К тому же я и на четырнадцатый не поеду.

— А куда вы тогда поедете?! — спросил я, начиная терять над собой контроль.

— На одиннадцатый, а дальше пешком.

— Так жмите на одиннадцать, а потом на тринадцать! — не выдержал я. — Господи боже!

— Не кричите на меня, пожалуйста! — возмутился он. — Жму на одиннадцать, а на тринадцать уже нажмёте сами. Я не буду.

— Мне нельзя опаздывать! — попытался оправдаться я.

— Понимаю. Мы уже едем.

Лифт и в самом деле тронулся. Мы ехали. Я отдышался и стоял теперь прямо, поправляя причёску, вытирая пот со лба. Сердце моё всё ещё бешено колотилось, и я пытался его успокоить, дыша медленно и глубоко.

— Нечасто вам бегать приходится, да? — с улыбкой спросил он. Меня его вопрос просто взбесил. Но я решил не подавать виду.

— Почему вы не подержали дверь? — задал я встречный вопрос. — Я ведь кричал вам.

— А, я просто не понимаю по-русски, — сказал он без тени акцента тоном, в котором сквозила детская непосредственность.

— Издеваетесь, значит? Ну ладно. Дело ваше.

— Да нет, не издеваюсь, это чистая правда.

Я немного подумал, а затем сказал, усмехнувшись:

— Даже если и так, вы могли догадаться.

— Догадаться?

— Ну да. По жестам, по крикам, по моему лицу. Человек бежит в сторону лифта и что-то кричит. Очевидно, чтоему нужно.

— Я боялся, что этому человеку нужно будет на тринадцатый этаж.

— А-а-а, значит, дело всё-таки не в том, что вы не понимаете по-русски, а в том, что вам не хотелось иметь попутчика?

— Нет, мне всего-навсего не хотелось иметь дела с этим числом.

— А зачем вся эта чушь про «не понимаю по-русски»?

— Это не чушь. Это чистая правда. Но вы не можете её принять. Потому что пока не готовы.

— Не понимаю, чего ради вы продолжаете на этом настаивать. Признали бы, что просто решили поиздеваться. Нравится вам глядеть, как человек страдает. Что ж с того-то? Ничего. У всех свои причуды, не так ли?

— Это верно, — согласился он наконец. — У всех свои причуды. Тут не поспоришь.

Больше мы не сказали друг другу ни слова. И я был этому рад. На одиннадцатом этаже он вышел. И на прощание сказал:

— Удачи вам! Думаю, мы ещё встретимся. — Он вновь улыбнулся, снял с головы воображаемую шляпу — что было крайне нелепо, — слегка поклонился и вышел, оставив меня в полном смятении.

Я нажал на кнопку с числом тринадцать и поехал дальше, веля себе выбросить из головы все лишние мысли и думать только о главном.

Издательство NDSL было основано в Казани в 2015 году Петром Остроуховым — эксцентричным писателем, который оказался разочарован положением дел в отечественном издательском бизнесе.

— Всех волнуют только деньги, — говорил он в интервью одному популярному ютуб-блогеру, — а на сами тексты им плевать.

И поэтому Остроухов вознамерился найти и издать книгу, которая станет настоящим шедевром на все времена.

— Я вам так скажу, — продолжал он, — может, я, конечно, со странностями парень, но уж точно не идиот. Я понимаю, что среди говна, которое ежедневно в страшных количествах вываливают девочки-подростки, домохозяйки — выпускницы филфаков и великовозрастные хикканы, у которых детство в жопе играет… Так вот, среди всего этого крайне редко можно встретить хоть что-нибудь стоящее. Но! — Остроухов поднял указательный палец и сделал паузу. — Что-то же должно быть! — Он хлопнул себя ладонью по колену. — Хоть одно! Одна-единственная книга. — Указательный палец вновь оказался поднят. — Одна история. И всё. — Он откинулся на спинку стула и развёл руками. — Этого будет вполне достаточно. Тогда я смогу уйти с чистой совестью.

— Что значит «уйти»? — спрашивал его уже я во время нашей первой встречи.

Пётр сидел во вращающемся чёрном кресле за большим столом из массива красного дерева. Он сам мне сказал, что у него такой стол, так что я и тут ничего не выдумываю. Его стол был завален горами рукописей — он говорил, что ему нравится работать по старинке. Всё потому, что текст на экране монитора воспринимается не так, как нужно. Его кабинет был погружён в полумрак, и Остроухов уверял меня, что источником этого полумрака являлась его душа. Я тогда усмехнулся, отметил его остроумие и мимоходом заявил, что его фамилия оказывается слегка неточной. Что ему вполне можно было бы её сменить, чтобы устранить эту неточность. Но Остроухов дал мне понять, что совершенно серьёзен.

— Это значит покончить с жизнью, — таков был его ответ.

Остроухов заметил некоторую растерянность на моём лице и потому добавил:

— Вы уж простите, я не буду подбирать щадящих метафор, — пожал он плечами. — Я больше не писатель. Могу себе позволить.

Я закончил работу над романом в сентябре две тысячи восемнадцатого года. Это было весьма — но не крайне — необычное произведение объёмом в девятьсот страниц, названное мною «Сущий пустяк». Я почувствовал огромное облегчение, когда дописал его. Я был счастлив и в глубине души, конечно, надеялся и верил, но не признавался в этом самому себе, что этот роман изменит всю мою жизнь. Поскольку теперь есть нечто, созданное мною. Оно принадлежит только мне. Это не должно пройти без следа, считал я.

Но в то же время я понимал: этот роман подобен смерти. Произведение ничего не могло изменить. Всё осталось прежним, и даже те изменения, которые произошли во мне, не так значительны, как мне бы того хотелось.

Я сейчас думаю, что это «понимание» было навязано извне и спровоцировано главным образом чувством стыда. В течение шести лет я занимался лишь написанием романа, оправдывая свои пороки и вообще своё существование. Люди вокруг в это время занимались действительно важными вещами: добычей нефти, выплавкой металлов, производством химических удобрений.

Несмотря на это, я продолжал, я не отказывался от своей мечты. Окончив роман, я отправил его всем издательствам, какие только смог найти. Некоторые не принимали рукописей, другие занимались исключительно нон-фикшен литературой.

Первый отказ пришёл от самого крупного издательства. Уже через неделю.

«Ожидаемо, — подумал я. — Наверняка они даже не читали рукопись».

Второй отказ пришёл через месяц. Это издательство было чуть поскромнее. Самое мелкое рассматривало рукопись целых шесть месяцев.

«Они её хотя бы прочли», — решил я, и мне от этой мысли стало немного легче. Совсем-совсем чуть-чуть.

Время шло. Я тратил его на то, что просто бродил по округе в своём чёрном пальто с длинным чёрным шарфом, развевавшимся на ветру. Я держал руки в карманах, слушал музыку и смотрел по сторонам. А иногда и вверх. Я думал о том, что мир останется таким и после моей смерти, ведь остался он таким после того, как я закончил роман. Это не изменило ровным счётом ничего. Мне было трудно принять такое положение вещей.

Но как-то раз я вернулся домой с прогулки и обнаружил на почте электронное письмо от издательства NDSL.

Читая его, мне трудно было поверить своим глазам. Действительно трудно. Это не просто избитое выражение, это реальное положение дел. Обратившись к своей памяти — к взору внутреннему вместо внешнего, который стал вызывать подозрения, — я не обнаружил там эпизода с отправкой письма издательству NDSL.

Зато я обнаружил письмо в папке «Отправленные». Выходит, что и память меня подвела. Тогда меня это, правда, не особо волновало. Ведь мой роман приняло издательство! О котором я ничего не знал, но разве в тот момент меня могло волновало хоть что-нибудь? Значит, всё было не зря.

— В конце концов, — сказал Остроухов во время всё той же нашей первой встречи, — главное ведь, чтобы всё было не зря, правда же?

Я кивнул. Он продолжил:

— Никто не будет возражать против страданий, если эти страдания принесут плоды. Бесплодные страдания — вот что нас действительно не устраивает. Как и бесплодные удовольствия, собственно. Тебе вот сколько лет? — спросил он неожиданно. Я успел заскучать от его рассуждений и слегка растерялся от внезапного вопроса.

— Э-э-э… Д-двадцать девять, — ответил я. — Через месяц будет тридцать.

— Тридцать?! — отчего-то удивился Остроухов. — Надо же! — Он задумался, а потом задал ещё один вопрос: — И как тебе?

— Что? — на всякий случай уточнил я, хотя понимал, к чему он клонит.

— Как ощущения? На пороге тридцатилетия.

— Боюсь, у меня нет короткого ответа.

— Иного я и не ожидал, — с улыбкой заявил Остроухов.

И я стал рассказывать, какое влияние оказывают на меня прожитые годы. О том, как изменилось течение времени (моё его восприятие), сколь стремительным теперь стал его поток, о том, как мне трудно это осознать и привыкнуть к этому. О том, как боль стала моей постоянной спутницей, преданней которой нет никого на свете. О том, как память начала подводить меня. О том, как исчезают — или не возникают вовсе, не задерживаются, не остаются в виде воспоминаний — события, действия или положения материальных и абстрактных предметов. И о том, что стричься приходится всё короче, потому что волос на голове всё меньше.

— Как-то рановато для такого, — заметил Остроухов, но не с подозрением, не со скрытым упрёком или скепсисом даже, а скорее с неким лукавством, будто хотел проверить меня, — разве нет?

— А это, между прочим, худшая часть, — сказал я так увлечённо, словно собирался поделиться с ним самым важным открытием. Мною это так и воспринималось. — Раз для такого, как вы говорите, рановато, значит, это должно было возникнуть позже. Логично?

— Логично.

— Однако возникло именно сейчас. Точнее, вскоре после двадцати пяти. Таким образом, я нахожусь в той же точке жизненного пути, что и те, для кого описанные явления пришли вовремя. Если учесть, что им жить осталось ещё плюс-минус лет двадцать — двадцать пять, то, значит, и мне осталось столько же.

Остроухов, услышав это, громко рассмеялся, откинувшись в кресле и положив руки на подлокотники. В такой позе мне всегда чувствовалась что-то зловещее. Затем принял изначальное положение и с улыбкой спросил:

— Вас очень пугает грядущее тридцатилетие, не так ли?

— Как говаривала моя учительница по литературе: «До усрачки!»

Он вновь рассмеялся, но на этот раз не так громко, и сказал:

— Уверяю, ничего страшного не случится.

— Все так говорят. А я чем чаще это слышу, тем меньше в это верю.

Работа над книгой началась через неделю после того разговора и продлилась примерно полгода. За неделю до её завершения Остроухов вновь пригласил меня к себе, но сказал, что ему важно встретиться в строго определённый час.

— Послушайте внимательно! Это очень важно. Это не просто вопрос пунктуальности или какого-то принципа, это не одно из проявлений моей эксцентричности. Хотя, пожалуй, всё же оно, но тем не менее... Вы должны прийти ко мне ровно в пятнадцать тридцать. Ни минутой позже.

Я сказал, что ни за что на свете не опоздаю, но его такой ответ не устроил.

— Это действительно очень важно, — повторил он со всей серьёзностью. — Если вы опоздаете хоть на минуту, наша встреча не состоится.

Мне показалось это очень странным, но я ничего не сказал. Лишь заверил, что к назначенному времени я буду у него в кабинете.

— Очень на это надеюсь, — сказал Остроухов и повесил трубку.

Я мог бы гордиться своей пунктуальностью, потому что никогда не опаздывал. Но причина была лишь в страхе оказаться невовремя в нужном месте.

В этот раз я тоже очень боялся опоздать. Особых причин для страха никогда не было. Мир не прекратил бы своего существования из-за этого. Но во мне всегда возникало и мучило потом ощущение, будто опоздание приведёт к страшным последствиям. Я не мог это контролировать, банальная рационализация совсем не помогала. Представлял, какой маршрут мне нужно проделать, пытался учесть все возможные обстоятельства и случайные события, что могут мне помешать. Я соотносил предполагаемое время, затрачиваемое на дорогу, с тем временем, которым располагал, — и мне никогда не удавалось соотнести их точно. На деле я всегда приходил гораздо раньше, чем нужно.

Случай с Остроуховым был особенным. Быть может, тот страх возникал во мне именно для того, чтобы в этот раз я успел прийти вовремя. Но, как назло, именно сейчас случилось нечто, что вынудило меня задержаться и поставило под угрозу мою безупречную пунктуальность.

Я вышел из дома за три часа до назначенной встречи, хотя добраться мог в худшем случае за час. Причуды работы наземного городского транспорта я считал за «худший случай». Торопливым шагом — хотя торопиться было некуда — я двигался к остановке под песни Arcade Fire. Был очень взволнован, но старался этого не замечать. Я сверялся с часами на телефоне гораздо чаще, чем это было необходимо, словно время каким-то непостижимым образом может отринуть собственные законы и начнёт двигаться так, как ему заблагорассудится. Я уже не верил в прочную связь между мной и реальным миром.

На остановке ко мне подошёл человек и спросил, как пройти в библиотеку. Он был бледен и худощав, одет во всё чёрное, носил шляпу с широкими полями.

— Не знаю, — вытащив из уха наушник, ответил я и помотал головой.

Он кивнул с печальным видом и отошёл.

Садясь в автобус, я заметил, что этот человек вошёл со мной.

«Ничего необычного», — подумал я. Но он подсел ко мне и попытался завязать беседу. От этого мне стало немного не по себе.

— Я, знаете ли, просто должен оказаться в библиотеке, — сказал незнакомец.

— Понимаю, — ответил я, натужно улыбнувшись.

— Но очутившись здесь, — произнеся это, он осмотрелся, — в этих краях, я понял, что не знаю, где находится библиотека.

— Понимаю, — повторил я.

— А вы куда направляетесь? — поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, добавил: — Меня, кстати, зовут Родерик Депре. — И протянул мне руку.

Я рассмеялся, но следом вспыхнувшее чувство стыда заставило меня отвернуться к окну. Задумался о смысле жизни, о самой её сущности и забыл обо всём на свете. Руку ему я так и не пожал.

Я думал о том, почему всё стало таким удручающим: обычные явления жизни вызывают лишь желание отгородиться. Когда именно это случилось и почему я этого не заметил? И почему это столь сильно меня ранит?

Мне показалось, что у этого мрачного на вид человека с забавным именем должны быть ответы. Я и сам этому очень удивился. Повернулся к нему, чтобы спросить, но его уже не было рядом. Его нигде не было.

И только тут я заметил, что проехал свою остановку. Причём уехал я довольно далеко.

«Сколько времени я блуждал в своих мыслях?» — спрашивал я неизвестно кого.

Вот почему я всегда боялся думать о чём-то другом, когда у меня была назначена встреча.

Сойдя на остановке, я побежал обратно. В толпе я заметил фигуру человека в чёрной шляпе. Он повернулся ко мне и, улыбаясь с явной насмешкой, стал махать мне и указывать на запястье той руки, которой мне махал, как если бы указывал на часы. Словно говорил: «Поспеши!» Затем снял шляпу и слегка поклонился.

У меня не было времени подумать о случившемся. До самого лифта больше никто не чинил мне препятствий. Но и этого было достаточно. Я видел, как время утекало сквозь пальцы, и подлинный ужас сдавливал мне грудь.

«Если вы опоздаете хоть на минуту, — слышал я в голове слова моего издателя, которого хотел бы называть своим другом, — наша встреча не состоится».

«Что тогда будет?» — размышлял я. И эти мысли терзали меня.

Я вбежал в кабинет Остроухова, когда он уже стоял на столе с петлёй на шее. Его бумаги были разбросаны по полу. Он взглянул на меня с иронией и какой-то беспечностью. Это было совсем не то, что я ожидал увидеть.

— Я уж думал, вы не придёте!

— Что вы делаете? — спросил я его.

— Пытаюсь положить всему конец.

— Звучит не очень.

Он задумался на минутку и затем сказал:

— А вы, конечно, имеете в виду исключительно звучание самой фразы?

Я промолчал, и ему всё стало понятно.

— Просто конец давно наступил, а никто этого не заметил, — попытался оправдаться он. — Я должен это сделать. И мне нет дела — теперь уж точно — до того, насколько красиво звучат сказанные мною слова.

— Понимаю, — спокойно сказал я. — И я вас в этом не виню. Я вообще вас ни в чём не виню.

— Приятно слышать.

Он постоял минутку, придерживая левой рукой петлю на шее и глядя куда-то вдаль, словно наслаждаясь услышанным. Затем встрепенулся:

— Ну, пора браться за дело. Пробил мой час. Я рад, что вы успели, кстати. Вы мне не поможете?

— А что вы от меня хотите? — с тревогой спросил я.

— Чтобы вы, к примеру, выбили из-под меня стол. Я и сам могу, конечно, но…

— Ну нет, — нервно усмехнувшись, ответил я, — я в этом участвовать не буду, уж простите. Вы за этим меня позвали?

— В том числе.

— Тогда что ещё я могу для вас сделать?

— Дело не в том, что вы можете сделать. Я скорее хотел просто попрощаться.

— Почему именно со мной?

— Ну, прежде всего потому, что если бы не вы, ничего этого не случилось бы…

— И как, вы думаете, я должен чувствовать себя после такого?

Я чувствовал себя подавленно.

— …А кроме того, я уже со всеми попрощался.

Всё произошло слишком быстро. Я едва успел осознать хоть что-нибудь. Всё казалось нереальным. Этого просто не может происходить. Сейчас. Здесь. Со мной. С ним. С нами. Человек, издавший мою книгу, известный мне по фамилии Остроухов, дрыгался в петле так, словно исполнял дикий причудливый танец. И чем дольше я за этим наблюдал, — а у меня возникло ощущение, что наблюдал я за этим целую вечность, — тем сильнее укреплялся в убеждении, что он позвал меня к себе исключительно для этого. Я попытался помочь, когда он протянул ко мне руку, — второй рукой он отчаянно, но тщетно пытался освободиться от петли. Он словно пытался схватить нечто самое желанное на свете. Я хотел высвободить его из петли. Но когда подошёл к нему и заглянул в глаза — возможно, не стоило этого делать, но как-то вышло само собой, — я увидел необычайную, по-настоящему звериную ярость. Такой ярости я не видел ни до, ни после и вряд ли когда-нибудь увижу вновь. Очень надеюсь, что не увижу. Он как бы говорил мне: «Не смей! Даже не думай об этом, сучонок ты мелкий! Я хочу умереть, я хочу положить всему этому конец, я ставлю точку». Вместе с тем другая рука продолжала тянуться к тому, чего он так сильно желал. Моё предположение, что это желанное было спасением жизни, оказалось неверным. Ведь я стоял прямо перед ним. А он смотрел вдаль и чуть в сторону от меня. Рука застыла, будто стала каменной, будто она больше не была частью его тела. Это было живое воплощение его самого сильного желания, которое он осознал только в процессе умирания. Не так страшна смерть, как этот процесс. Желание существовало отдельно от него. Вскоре наступил конец.

Точка была поставлена.

Остроухов ошибся. Мой роман не стал хитом. Он даже не стал культовым в определённых кругах, чтобы можно было хотя бы этим как-то всё оправдать. Это был полный провал. Вероятно, умереть должен был я, а не он, но тогда мне в голову не пришла такая мысль. После я подумывал об этом, однако осознал, что момент упущен. Остроухов сделал это, лишив меня тем самым такой возможности. Тогда мне ничего не оставалось, кроме как написать второй роман. И я написал его практически на одном дыхании, выпустив всю свою боль. «Сопротивления материала» не было. Я написал и об Остроухове, сменив, конечно же, его фамилию в тексте, и о человеке в лифте, утверждавшем на чистом русском языке, что он не понимает по-русски. И о загадочном Родерике Депре, который искал библиотеку и явно обладал бо́льшим знанием, чем демонстрировал.

Второй роман можно было назвать хитом, но не думаю, что даже он стоил жизни Остроухова. Впрочем, не мне решать. Ведь Остроухов распорядился не моим романом — то есть не тем, что принадлежало мне, — а своей собственной жизнью. Тем, что принадлежало ему. У него были свои причины. Вернее, у него не было причин оставаться в живых. И он отказался существовать без причины.

Человек из лифта встретился мне вновь вскоре после похорон Остроухова, на которые меня, конечно, не пригласили. Он подошёл ко мне в книжном магазине, когда я разглядывал полку, где среди прочих книг стоял и мой первый роман. Я спросил его, что он имел в виду, когда сказал, что не понимает по-русски, хотя понимал всё, что я говорил. И сам тоже изъяснялся по-русски, не испытывая при этом никаких проблем.

— Вы рассуждаете привычным образом, — ответил он мне, — и это мешает вам заглянуть в самую суть вещей. Я сказал так, чтобы сбить вас с толку. И как видно, это сработало. Но какая разница, что сказал какой-то случайно встретившийся вам в лифте человек? Не всё ли равно, что он имел в виду? Зачем тратить столько сил и времени на то, чтобы понять истинный смысл его слов?

— Возможно, я тем самым как раз и пытаюсь постичь самую суть вещей. Не думали об этом?

— Думал. Но мне кажется, вы двигаетесь не в том направлении.

Вскоре наступил мой тридцатый день рождения. Я отметил его в полном одиночестве. Простоял полдня перед зеркалом, пытаясь разглядеть, как отразится на моём лице теперь уже наступившее тридцатилетие. Но ничего особенного я там не увидел.

Разочарованный таким положением вещей и тем, что многие оказались правы, я пошёл есть шоколадный торт, который купил себе накануне. Во время поедания торта я слушал Veridis Quo. На голове у меня был разноцветный колпак, потому что мне очень хотелось, чтобы у меня на голове был колпак. Задувая свечи, я думал о той, что украла моё сердце и сбежала. Мне стало жутко тоскливо. И я по-настоящему захотел последовать примеру Остроухова.

«Неплохое всё-таки вышло бы окончание праздника», — подумал я.

Не отказываясь от предыдущего своего мысленного утверждения, в итоге решил, что это дурной тон. Поэтому я просто пошёл спать.

Я проспал одиннадцать часов. А когда проснулся, то обнаружил, что моя тоска никуда не делась. Наоборот, она стала только сильнее. И тогда я сел за компьютер и снова стал писать.

И вот что у меня получилось.

Редактор: Александра Яковлева

Корректор: Вера Вересиянова

Другая современная литература: chtivo.spb.ru

– Си, сеньор. Пива?

Павлентий:

– Да, и его тоже. А еще: я ищу профессора Шульца, он здесь?

Шульц:

– Профессор уехал в Урюпинск, а какое у тебя к нему дело?

Павлентий(вытягивая руку):

– Мне нужно, чтобы он настроил мне наручные часы.

Шульц глянул на запястье Павлентия. Латинскими буквами на трехцветном циферблате была выгравированна надпись "Филипп Патэк", и латынинскими следующие фразы сверху вниз: "Поздно", "В самый раз", "Рано".

Шульц(морщась):

– Китайская подделка под компас Джека Воробья?

Павлентий(обиженно):

– До пятницы работали превосходно, поэтому я сумел найти этот бар.

Шульц(уже более заинтересованно):

– Ну, я – профессор Шульц.

Павлентий:

– Ты же в Урюпинске!

Шульц:

– Моя скорость перемещения в пространстве-времени зависит от степени моего интереса к делу. Что не так с часами?

Павлентий:

– С пятницы, все время показывают "рано".

Шульц:

– Снимай, гляну.

Павлентий отдал часы Шульцу.

Шульц(вскрывая часы):

– Таакс, что у нас тут? Ага, модифицированный счетчик Гейгера...как часто скрежещет?

Павлентий:

– Ни разу, должен скрежетать только когда уже "Поздно", но я стараюсь до этого не доводить.

Шульц:

– Похвальная пунктуальность. Давай я на циферблате тебе надписи сменю.

Павлентий:

– Зачем?

Шульц(берясь за гравировальный аппарат):

– Поздно, уже меняю.

От часов раздался неприятный скрежет.

Павлентий(закусывая губу):

– И вправду поздно.

Шульц:

– Боюсь, что дело не столько в часах, сколько в тебе: перерос ты понятия "Поздно, в самый раз, рано".

Павлентий:

– А да каких дорос?

Шульц(возвращая часы):

– До таких.

Павлентий взглянул на циферблат: заместо "Поздно, в самый раз, рано", на нем красовались надписи – "Гомер, Мильтон, Паниковский".

Павлентий:

– А Филипп Патек зачем стер?

Шульц:

– Не стер, а первые трое его затмили своим величием.

Павлентий пригляделся, и действительно: Паниковский написан поверх Филиппа.

Павлентий:

– Хорошо, а как теперь этим пользоваться?

Шульц(обращаясь к Жорику):

– Принеси мне гири и ножовку.

Жорик принес.

Шульц(вручая инструмент Павлентию):

– Пили.

Павлентий распилил две гири пополам.

Шульц:

– Видишь? Не золотые, следовательно, правильно часы светятся на "Паниковском".

Павлентий(подозрительно):

– Так "Паниковский" написан поверх надписей Филипп Патэк и "Рано", а я пришел сюда потому, что "Рано"!

Шульц(примирительно хлопая Павлентия по плечу):

– Теперь не "Рано", золота в гирях нет – часы показывают верно.

От внушительного хлопка по плечу, чеховский дробовик на стене качнулся и выстрелил солью прямо в лицо Павлентию.

Павлентий(хватаясь за окровавленную физиономию):

– Блять, что это было?

Жорик:(наливая пиво):

– Часы твои засветились на "Мильтоне"....

— Плотность атмосферы смещает видимый диапазон световых волн в красный спектр, — отвечает бортовой компьютер. — Атмосфера пригодна для дыхания, но вызывает слабый наркотический эффект.

— Сын, у тебя есть скафандры?

— Угу.

Ты неотрывно уставился в облака. Жуешь, не глядя в мою сторону. Заворожен красотой снаружи.

Я сажусь рядом и обнимаю тебя за плечи.

Корабль продолжает снижение. Мы молчим. Пьем сок, слушаем тихий гул механизмов в сердце корабля.

Вскоре атмосфера меняется, оранжевый цвет слабеет, становится желтым, затем принимает привычную нам прозрачность. Далеко внизу плещется море, синеет берег. Мы опускаемся ниже, и я понимаю, что на берегу растут синие деревья.

Тишину нарушает компьютер:

— Куда прикажет садиться капитан?

— Мы видели кристаллы на экране, — говоришь ты серьезным тоном. — Они находятся на планете?

— Да, капитан.

— Посади нас поближе к этим кристаллам, — говоришь ты, пока я наблюдаю, как над лесом пролетают местные птицы.

— Сын, ты не боишься навредить планете, сажая такую махину?

— Ты все увидишь, — говоришь ты с вдохновенной улыбкой.

Вскоре мы натягиваем скафандры.

Их ты, конечно, тоже придумал сам. Легкие, не толще обычного свитера, но плотные, как акваланг. Шлем с наглухо закрытой маской для лица обтягивает голову, словно шапочка для купания, но внутри он довольно мягкий.

На моем скафандре кристально белого-цвета висит синий кулон, обозначающий лед. Ты фактически поместил туда льдинку и каким-то образом не даешь ей растаять. Для себя ты выбрал строгий черный цвет с пламенным кулоном.

— Я использовал крохотный генератор поля, — говоришь ты с улыбкой.

— Поэтому лед не тает, а огонь не сжигает ткань. Умно, — уважительно киваю.

Мы подходим к двери. Изнутри она обита деревом и похожа на дверь в нашем доме. Да, это она и есть, ты даже глазок сюда поместил.

— Компьютер.

— Да, старпом?

— Как нам найти кристаллы?

— Кристаллы находятся в глубине леса. Загружаю карту в ваши шлемы…

Мгновение, и я вижу карту перед глазами. Она не мешает смотреть на мир, но различимо указывает направление.

— Мне удалось получить сообщение, — говорит компьютер.

— Какое сообщение? — ты оживился.

— “Добро пожаловать на планету Наранги. Пожалуйста, помогите”.

— Пап, это сигнал бедствия!

Ты открываешь дверь, и мы спешим вниз по длинной пологой лестнице. Сквозь скафандр я чувствую ветер, слышу звуки чужеродной природы. Вскоре мы ступаем в голубую траву и ты хвастливо предлагаешь:

— Обернись.

Я смотрю назад. Корабль висит над кронами деревьев, и только лестница касается земли.

— Я ни за что бы не помял такую красивую планету, — говоришь ты серьезно.

Продолжение следует...
Автор: Алексей Нагацкий
Больше работ автора в ВК

Маша Ковалёва, девятнадцатилетняя студентка, приехала в Сосновку на каникулы. Она родилась здесь, но в десять лет переехала с матерью в областной центр. Теперь, вернувшись в дом своей тёти Веры, Маша чувствовала себя чужой. Городок казался ей застывшим во времени: те же лица, те же разговоры, те же запахи свежескошенной травы и угольного дыма. Тётя Вера, сухощавая женщина с вечно поджатыми губами, встретила её без особой радости.

-- Город у нас тихий, — сказала она — но ты по ночам не гуляй. Туман скоро придёт.

Маша только посмеялась. Она не верила в сказки про призраков и духов. Её больше волновали собственные проблемы: ссора с матерью, неуверенность в будущем, проваленный экзамен по литературе. Сосновка казалась ей идеальным местом, чтобы отвлечься. Она планировала гулять, читать книги и, может быть, разобраться в себе.

Но с первого же дня Маша заметила, что городок не такой уж простой. На рынке, куда она зашла за яблоками, старушка в цветастом платке посмотрела на неё странно и пробормотала: «Не ходи к реке, девка. Туман тебя заберёт». Маша отмахнулась, но слова засели в голове. Вечером, сидя у окна, она смотрела, как над Камышовкой начинает клубиться белёсая дымка. Туман был густым, почти осязаемым, и в нём действительно мерещились тени — то ли деревья, то ли что-то ещё.

На третий день Маша познакомилась с Лёшей, местным парнем, который чинил лодки на пристани. Он был высокий, с растрёпанными тёмными волосами и руками, испачканными смолой. Лёша оказался на удивление разговорчивым для сосновского жителя. Он рассказал Маше о реке, о том, как в детстве ловил здесь рыбу, и о старой мельнице, что стояла на окраине.

-- Там красиво, — сказал он — но в туман туда лучше не ходить. Люди пропадают.

-- Пропадают? — переспросила Маша, прищурившись. Лёша кивнул, но подробностей не рассказал. Его взгляд стал серьёзным, почти тревожным. Маша решила, что он просто повторяет местные байки, но что-то в его тоне заставило её насторожиться.

Ночью ей приснился странный сон. Она стояла на берегу Камышовки, а вокруг был туман — такой плотный, что не видно было даже собственных рук. Из тумана доносились голоса: тихие, едва различимые, но полные тоски. Маша пыталась идти, но ноги увязали в чём-то липком, как в болоте. Вдалеке мелькнула фигура — высокая, сгорбленная, в длинном плаще. Маша закричала, но голос её утонул в белёсой мгле. Она проснулась в холодном поту, сердце колотилось так, будто готово было выскочить из груди.

На следующий день она рассказала о сне Лёше. Тот нахмурился.

-- Не рассказывай никому. — сказал он. — И держись подальше от реки.

Но Маша была не из тех, кто слушает предостережения. Её тянуло к реке, к тому самому месту, где, по слухам, пропадали люди. Она хотела увидеть всё своими глазами.

Вечером, когда солнце уже садилось, Маша надела куртку, взяла фонарик и отправилась к реке. Туман уже начал подниматься, но она не боялась. Камышовка текла медленно, её воды отражали багряное небо. Маша шла вдоль берега, вдыхая влажный воздух. Всё было тихо, только где-то вдалеке ухала сова.

Она дошла до старой мельницы — полуразрушенного здания с провалившейся крышей. Место выглядело заброшенным, но в то же время живым: мох покрывал каменные стены, а плющ обвивал ржавые шестерни. Маша вошла внутрь, светя фонариком. Внутри было сыро, пахло плесенью. Она заметила на полу следы — будто кто-то недавно здесь ходил. Следы вели к лестнице, что вела вниз, в подвал.

Маша замерла. Её сердце билось быстро, но любопытство пересилило страх. Она осторожно спустилась по шатким ступеням. В подвале было темно, луч фонарика выхватывал из мрака кучи мусора и старые бочки. В углу что-то блестело. Маша подошла ближе и увидела медальон — серебряный, с выгравированным цветком. Она взяла его в руки, и в этот момент услышала шорох.

Она обернулась, но никого не было. Только туман, который, казалось, просочился даже сюда, стал гуще. Маша почувствовала холод, пробирающий до костей. Она сунула медальон в карман и поспешила наверх. Но лестница, по которой она спускалась, теперь вела не к выходу, а в длинный коридор, которого раньше не было.

Маша остановилась, пытаясь успокоиться. Это просто паника, подумала она. Коридор был узким, со стенами, покрытыми влагой. Она пошла вперёд, надеясь найти выход. Но коридор всё тянулся и тянулся, а воздух становился тяжелее. Впереди мелькнула тень — та самая фигура из её сна, высокая и сгорбленная. Маша закричала и бросилась бежать в обратную сторону.

Она бежала, пока не выскочила наружу. Туман был таким плотным, что она едва видела свои ноги. Она бежала, не разбирая дороги, пока не наткнулась на кого-то. Это был Лёша. Он схватил её за плечи, его лицо было бледным.

-- Где ты была? Я искал тебя два часа!

-- Два часа? — Маша посмотрела на часы. Она ушла из дома меньше получаса назад. Лёша повёл её домой, не задавая вопросов. Тётя Вера, увидев её, только покачала головой.

-- Я же говорила, не ходи к реке!

На следующий день Маша достала медальон и показала его Лёше. Тот побледнел.

-- Это медальон моей сестры... — сказал он тихо. — Она пропала три года назад. В тумане.

Маша хотела расспросить его, но Лёша ушёл, не сказав больше ни слова. Она осталась в Сосновке ещё на неделю, но больше не ходила к реке. Туман приходил каждую ночь, и в нём, как ей казалось, мелькали тени. Она уехала, так и не разгадав тайну Камышовки, но медальон забрала с собой. Иногда, глядя на него, она чувствовала, как холод пробегает по спине, и слышала далёкие голоса, зовущие её обратно.

Городок Сосновка остался таким же тихим, как и прежде. Но те, кто видел туман над рекой, знали: он хранит свои тайны. И тех, кто осмелится их искать, он не отпустит.

Во дворе совсем стемнело.

Тим пошарил в кустах, потом сбегал на задний двор. Хорошо размявшись по-кошачьи, он вернулся, посмотрел на вывеску, которая была теперь магически подсвечена, и отправился ужинать.

Карина уже была здесь. Марика приготовив все, улыбнулась своей работодательнице, попрощалась и отправилась домой.

Карина уселась за стол.

- Вкусно, - сказала она, попробовав то, что приготовила ей Марика, - присоединяйся! – предложила она Тиму.

Тим запрыгнул на специальный стул и принялся за сырое мясо.

Он ел и косился на Карину.

"Как изменилось все за прошедшее время" – думал кот.

Теперь Карина ван Верховен не нуждалась ни в рекламе своего салона, ни в деньгах на всякие мелочи. Марика работала у нее все это время. Сначала она занималась уборкой, но когда салон приобрел известность, она стала больше поваром, а убираться приходила другая женщина. Карина могла себе это позволить, а вот убираться и готовить самой у нее просто не оставалось времени.

Молодая магиня очень ответственно относилась к своей работе. Она была первой гадалкой с магическим потенциалом и полученным образованием.

Другие гадальные салоны сильно проигрывали "Карине и Мягколапу". Не все, работавшие в них были шарлатанами, но очень многие. К тому же Тим сидел на сеансах не просто как украшение. Об этом знали не многие, но Карина и не стремилась к этому.

Салон называется "Карина и Мягколап"? Кот присутствует на гадании на вполне законных основаниях. А что он прошел через Передел, понимает человеческую речь и общается с гадалкой.. ну... кому какое дело!

Карина опасалась за своего друга. Не надо никому знать об его способностях. Знал Наставник. Знала подросшая Эльха. Знали Степан и Машка. Да вот, пожалуй, и все.

Это были друзья.

Эльхе теперь было уже почти одиннадцать лет. Она часто приходила в гости к Тиму и Карине. Сами они тоже навещали девочку и в школе, и дома.

Тим отвлекся от своих воспоминаний и посмотрел на Карину. Девушка стояла у окна, глядя на темные кусты, которые росли вдоль забора.

- Кто там? – спросил Тим.

- Не вижу, - ответила магиня, - но кто-то там есть. И этот кто-то прячется.

- Враг? – Тим поспешно облизнулся и приготовился обследовать кусты.

Карина отрицательно покачала головой. Не враг. Она не чувствовала опасности. Скорее тот, в кустах, сам боится. Но чего, Карина понять не могла.

Тим мягко и совершенно бесшумно скользнул к ограде.

Не враг, ну и отлично, но посмотреть он был обязан.

Тим почувствовал – что-то там было, но так стремительно исчезло, стоило коту приблизиться, что Тим даже немного растерялся. Мало кто из живущих существ мог так двигаться.

Кот вернулся к Карине, продолжая размышлять.

Если – "существ", значит, там было не "что-то", а "кто-то".

Это соображение он озвучил для Карины.

Магиня кивнула. Она поняла мысли Тима и согласилась с его доводом.

- Завтра я посмотрю там сама. И глазами, и магическим зрением, - вздохнула девушка. – Сегодня я слишком устала, да и темно уже совсем. А зрение у меня хуже, чем у тебя.

- Тогда пойдем спать. Тебе лучше встать пораньше, - предложил Тим.

- Да уж, в кустах лазить лучше, пока люди спят, - засмеялась Карина.

- А то удивляться начнут, чего это госпожа гадалка на коленках по кустам шарить изволит! – подхватил кот.

Карина и Тим переглянулись и пошли наверх, в спальню.

Девушка скоро заснула. Она и в самом деле устала. Гадать только с виду легко. Чтобы клиент или клиентка раскрылись нужно сделать очень много.

Приходящие люди далеко не всегда были готовы к методам Карины ван Верховен.

Большинство гадалок просто раскладывали карты или смотрели в шар и несли полную отсебятину с глубокомысленным видом, заботясь лишь о том, чтобы напустить как можно больше тумана. И сделать так, чтобы клиент выложил как можно больше денег, а потом не мог предъявить претензий.

Карина действовало по-другому. Да, у нее были и карты, и шар, но это скорее была дань образу гадалки.

Карина задавала клиентам вопросы. Прежде всего, для того, чтобы они начали думать о том, про что спрашивали.

Тим часто говорил, что мысли людей напоминают муравейник. Они снуют туда-сюда и не позволяют человеку осознать истину и наметить путь решения своих проблем.

Карина помогала им успокоиться.

- Если бы люди умели думать, то половина гаданий была бы не нужна. Я только ухватываю нить возможного будущего или вариант того, что случилось в прошлом. Они могли бы и сами, - вздыхала Карина.

- Тогда нам повезло, что люди такие бестолковые, - глубокомысленно изрекал кот. – Если бы они все делали сами, мы бы без работы остались! Хотя, зная людей, думаю, нам это не грозит.

Ночью Тим несколько раз вставал и подходил к окну.

Он снова вглядывался в темноту, но ночь прошла спокойно. Выходить на улицу он не стал, по его ощущениям никого в кустах не было. Опасность не грозила ни Карине, ни ему самому, значит, можно было ждать утра.

Когда темнота отступила, он разбудил девушку.

- Рано же еще, - Карина зевнула и потянулась.

- Светает сейчас быстро и рано. Пока ты зубы почистишь, пока умоешься и причешешься…, - протянул Тим.

- Все-все! Я встаю, - Карина села на кровати, - хорошо тебе – шерсть короткая, и причесываться не надо!

Она посмотрела в окно. Улица пока была пустой, что им с Тимом и требовалось.

Карина постаралась справиться поскорее. Туго завязала на голове платок, и открыла дверь. Поежилась – прохладно.

Тим посмотрел на нее с нетерпением.

Они вместе подошли к кустам.

Карина неуверенно посмотрела на них, сосредоточилась, вспоминая вчерашний вечер, прошла немного дальше.

- Здесь где-то.

Она начала осматривать кусты с самого верха, потом наклонилась ниже, и, в конце концов, опустилась на коленки. Платье моментально намокло от росы.

Карина передернула плечами.

- Ну что? – спросил ее кот.

- Ничего пока, хотя, постой, - Карина протянула руку, но потом обернулась к Тиму. – Не могу достать, попробуй ты. Вон, видишь, около самого забора.

Тим скользнул в кусты. Сначала он ничего не увидел, но потом заметил какой-то странный предмет, аккуратно взял находку в зубы и вылез.

- Это? – спросил он девушку.

Глава 2

Карина подставила руку, и Тим положил на нее найденную вещь, после чего брезгливо облизнулся.

- Оно? – поинтересовался кот.

Карина медленно кивнула, глядя на принесенное Тимом со странным выражением.

- А что это? – недоуменно спросил Тим.

По его мнению, на руке Карины лежала какая-то тряпка или скорее связка веревок.

Карина сжала найденный предмет и поднялась с мокрой травы. По улице прошли первые прохожие, девушка быстро пригнулась и люди ее не заметили.

- Пойдем в дом, я вымокла вся, и это, - она потрясла находкой, - подсушить нужно, тогда ты сам поймешь.

Тим и Карина быстро вернулись в дом.

Девушка включила плиту на кухне.

- Посмотри, чтобы не сгорел, - попросила она Тима, кладя находку на блюдце и ставя рядом с плитой, - а я переоденусь.

Она спустилась из спальни и увидела, как Тим рассматривает подсохшее нечто.

Тим посмотрел на девушку. В его глазах было недоумение.

- Понял, что это? – спросила Карина.

Тим кивнул.

- Такие штуки есть на твоем столе в салоне, со скатерти свисают, - сказал он и протянул девушке кисточку, сплетенную из шнуров.

- Почти такие, - кивнула она. – Но вот что странно, я почти уверена, что она со шторы в моем большом доме, там в городе. Ее кто-то оторвал, - Карина показала неровный кончик шнура, - и принес сюда.

- Зачем? – удивился Тим, - и кто это мог сделать?

Карина покачала головой.

- Зачем, я не знаю, а вот кто, догадываюсь.

Она села в одно из кресел и задумалась, что-то вспоминая. Тим не мешал ей.

- Помнишь, как мы ходили в большой дом? – спросила кота девушка.

Тим кивнул.

***

У Карины ван Верховен был дом в Верхнем городе. Огромный фамильный особняк. Настоящий замок.

Первый раз Карина показала его Тиму сразу после окончания школы, еще до открытия салона. Она тогда даже за ограду не стала заходить. А сам Тим только заглядывал в окна.

С тех пор прошло три года. Девушка была в особняке несколько раз. Тим обычно ходил вместе с ней. Огромный дом казался ему мертвым и неуютным. Покрытые пылью чехлы на мебели, грязные окна. Тим понял, почему Карина не хочет здесь жить.

Дом хранил память о трагедии, которая случилась в его стенах. Не было следов крови, мебель стояла на местах, но ощущение смерти не исчезло. Дом подавлял.

Первый раз Карина поднялась на второй этаж, ей нужно было что-то взять в библиотеке, а Тим остался на первом. Комнаты шли анфиладой. В них было много старинной массивной мебели. Внезапно Тим увидел закрытую дверь. Он подошел и толкнул ее лапой. Дверь оказалась тяжелой, Тим надавил на нее, и она нехотя отворилась. Тим зашел. Комната была не очень большой. В ней было много книг. В других комнатах книг кот не видел, но было еще что-то…

Чем-то это место отличалось от всего остального, что Тим успел увидеть.

Его, вдруг, охватило странное ощущение, присутствия. Тим осмотрелся – никого. Ему показалось, да нет, не показалось! Здесь было ощутимо меньше пыли. Как-будто кто-то старался поддерживать чистоту, но у него не хватало сил.

- Тим, ты где? – Карина спустилась со связкой книг в руках.

Кот снова огляделся и побежал на зов девушки.

Следующий раз он снова навестил комнату. Она выглядела, так же как и в прошлый раз – чуть-чуть, почти неощутимо, аккуратнее, чем другие. Тим пытался найти объяснение этому, задействовал свои способности, но у него ничего не получилось.

Он не стал говорить Карине о своих ощущениях, а вот теперь про них вспомнил.

***

- Это очень старый дом, - сказала девушка, - очень. Ему почти столько же лет, сколько городу. Я искала упоминания о нем в семейной библиотеке, в архивах магистрата. Дом был построен задолго до войны магов. Тогда обычным было прикрепление к строению духа-охранника. Конечно, делали это не все, а те, кто обладал способностями или мог заплатить за это.

Способности у нас в семье были всегда, - задумчиво продолжила Карина, - думаю, что кто-то из моих предков и занялся духом-охранником.

- От кого и от чего должен был охранять этот самый привязанный дух? – спросил Тим.

Карина пожала плечами.

- Тим, я только предполагаю. Я была слишком маленькой, чтобы знать наверняка, хоть что-то. Даже если мама мне что и говорила, то я не помню, но обычно дух заботился о том, чтобы предотвратить проникновение в дом чужих, защищал жизни хозяев.

- Защищал жизни хозяев, - с напором повторил Тим, - а почему тогда…

Карина посмотрела ему в глаза:

- Я тоже первым делом подумала об этом. Если дух-охранник был, а я практически уверена, что он был, то почему погибли мои родители? Почему он их не защитил?

Девушка посмотрела на найденную кисточку от штор.

- И как это попало к нам сюда? Дух-охранник, это единственное, что приходит мне в голову, но он не может удаляться настолько далеко от места прикрепления.

Тим заколебался. Его ощущения были так мимолетны, но Карина уловила его сомнения.

- Ты что-то знаешь?

Тим помахал хвостом.

- Я не знаю. Я – предполагаю, как и ты.

И кот рассказал ей о своих впечатлениях.

- Какая комната?

Тим описал, то, что видел. Стол. Книги.

- Это кабинет папы. Почему именно он? – задумчиво сказала Карина.

Тим отвечать не стал. Девушка просто думала вслух. Потом она резко встала.

- Ты прав. Надо идти туда. Я могу попытаться призывать духа. Сила крови позволит мне это сделать.

- Одевайся и идем, - Тим спрыгнул со стола, но Карина медленно опустилась обратно на стул.

- Так сразу мы не можем, Тим, - вздохнула она. - У нас сегодня после обеда клиентка, даже две. Мы слишком долго работали, завоевывая известность, чтобы там все сразу бросить, - укоризненно напомнила Карина.

Кот почесал на ухом. Девушка была права.

В это время прозвенел колокольчик. Карина посмотрела на часы.

- Рано еще для клиентов, - с сомнением сказала она.

Девушка выглянула из окна. За забором стояла магистратская карета

- Кана ван Верховен?

Увидев девушку, из кареты вышел мужчина.

- Меня послал за вами бургомистр, прошу вас поехать со мной.

Тим и Карина переглянулись. Бургомистр? За ней?

- Он что, жениться собрался? - поинтересовался кот.

- Знаю, столько же, сколько ты – усмехнулась девушка.

Она снова посмотрела на часы.

- Время до клиентов еще есть. Ладно. Съезжу и узнаю, что от меня понадобилось столь высокому начальству!

Глава 3

Карина быстро переоделась, поправила прическу и пошла к выходу. Около самой двери она остановилась.

- Тим, спрячь это, - кивнув на найденную кисточку, попросила девушка.

Тим кивнул. Ладно, спрячу.

Выйдя из дома, Карина активировала заклинания слежения и охраны. Духа у ее домика, конечно, не было, но заклинания она задействовала с того времени, как они с Тимом поселились. До сих пор никто ни разу их не нарушал.

Карина настроила их так, чтобы никто кроме кота не мог ни входить, ни выходить.

- Прошу, вас, кана, - служитель распахнул перед Кариной дверцу кареты.

Тим проследи, как Карина уезжает и взял находку в зубы. Теперь, высохнув, она не была такой противной на вкус.

Тим выскочил из небольшой дверцы и оглянулся, думая, куда бы спрятать кисточку. Он огляделся. Не закапывать же в землю?

Тим обошел дом кругом. На заднем дворе стоял сарайчик. Туда?

Потом кот решительно запрыгнул на забор, с него на дерево и по длинной ветке перебрался на крышу домика. Вывеска! Вот где он спрячет. Постороннему никак не догадаться, да и не забраться тоже. Тим не знал, кому может понадобиться кусок от шторы, но если Карина просила, то он сделает.

Тим зашел за вывеску и затолкал находку за одно из украшений, сделанных мастером.

Потом он спрыгнул с крыши и отправился прогуляться по своим кошачьим делам.

***

Карина ехала в карете, почти не обращая внимания на улицы. Она напряженно думала про то, что они нашли с Тимом. Вопросов было не много, а очень много. Предположим, это действительно дух-охранник. Почему именно сейчас? Почему не тогда, когда она ходила в дом.

Правда, Карина старалась в нем не задерживаться. Обычно она старалась найти нужные ей книги и быстро уходила, но у духа было достаточно времени, чтоб обратиться к наследнице фамилии ван Верховен.

Надо было изучить найденное подробнее, но вот, отвлекли же!

Карета остановилась.

- Прошу вас, кана ван Верховен, - служитель открыл дверцу и протянул ей руку.

Девушка вышла и увидела, что ее уже ждут.

Другой служитель поклоном приветствовал ее и быстро повел в здание.

"Что за спешка такая", - удивлялась девушка.

Дальше ей пришлось удивиться еще больше.

Карину провели в кабинет к бургомистру, но встретил ее не он сам, а один из заместителей.

- Добрый день , кана ван Верховен.

- Здравствуйте, кан Тойнер, - ответила девушка

Карина знала этого человека. За прошедшее время она успела познакомиться со всей вехушкой местного общества. Конкретно Тойнерам она гадала несколько раз. Жене Тойнера и двум дочерям. Дочери остались довольны, а вот кана Тойнер, по мнению Тима предпочла бы кое-чего про своего мужа не знать.

- Ну, значит, она больше не придет, - пожала тогда плечами Карина.

И вот теперь сам Тойнер зачем-то пригласил ее в магистрат.

- У меня для вас работа, кана!

Чиновник так и лучился самодовольством.

- Благодарю вас, у меня уже есть работа, - ответила Карина.

Ситуация начала нравиться ей меньше.

- Ну что вы, кана! Работа, которую я вам предлагаю будет оплачиваться совершенно по-другому.

Карину покоробили эти слова. То, что Тойнер был в курсе ее доходов, было не удивительно. Он отвечал за финансы, а Карина регулярно и в полном объеме выплачивала налоги, но то, как он об этом сказал уязвило девушку. Она сердито посмотрела на чиновника.

Тойнер, по-видимому понял ее взгляд.

- Не хочу ничего сказать плохого, но вы сейчас имеете возможность получить столько, сколько заработаете за десять лет и даже больше. Вы только выслушайте меня!

Карина уже хотела встать, но решила послушать, что он предлагает.

- Ваша помощь нужна очень высокопоставленному господину, - торжественно провозгласил чиновник. – Вы должны поехать в его имение и погадать ему и его супруге.

- Как зовут этого господина? – поинтересовалась Карина.

- Имени я вам открыть не могу, но оно очень известное, - сложив руки на животике, сказал Тойнер, - да, вот, господин, которому вы поедете гадать прислал предоплату.

Тойнер наклонился, поднял с пола и положил на стол весьма упитанный кошелек.

- Это вам.

Он пододвинул кошелек к девушке.

- Берите же!

Карина насторожилась. Почему он так уверен, что она поедет к неизвестному ей господину? Разговор ей совершенно перестал нравиться.

- Когда надо ехать? – холодно поинтересовалась девушка.

- Немедленно, - ответил чиновник.

Карина встала.

- Исключено, - ответила она, - у меня дела. У меня через час клиентка и я не намерена рушить свое дело из-за прихоти человека, которого я не знаю. Который мне даже имени не разрешил назвать.

- Вы не понимаете! – Тойнер занервничал.

Он, похоже, удивился, причем искренне.

"Решил, что я так буду очарована толщиной кошелька, что все забуду и рванусь на заработки", - усмехнулась девушка.

- Конечно, я не понимаю, - ответила Карина, - прошу вас передать неизвестному мне господину адрес моего салона. Пусть приезжает. Я, так и быть, приму его без очереди. А сейчас, разрешите откланяться. У меня дела.

Тойнер растерял остатки спокойствия. Чиновник выскочил из-за стола с явным намерением схватить девушку за руку. Но в это время дверь распахнулась, и в нее зашел хозяин кабинета.

- Тойнер? Что вы здесь делаете? – спросил он пошедшего пятнами подчиненного. Тут он заметил Карину. - Кана ван Верховен? – явно удивился он, - вы ко мне?

- Нет, бургомистр, я уже ухожу, рада была встретить вас!

Карина присела в реверансе и стремительно выскочила из кабинета, оставив Тойнера объяснятся по поводу присутствия в кабинете своего начальника.

Карина выскочила из магистрата.

Перед зданием стояла солидная и очень дорогая карета.

- Кана Карина ван Верховен? – из кареты вышел высокий человек со шпагой, - вам сюда.

Девушка ловко обогнула его,

- Сомневаюсь, - ответила она на ходу, взмахом остановила кучера с коляской и запрыгнула в нее. - Салон "Карина и Мягколап", быстрее. Пожалуйста. Я опаздываю.

Кучер взмахнул кнутом.

Карина откинулась на подушки сидения.

"Ничего не понимаю", - подумала она.

Странное приглашение, странная уверенность в моем согласии. Странное место разговора. Зачем Тойнер потащил меня в кабинет бургомистра? Произвести впечатление?

Ей захотелось скорее вернуться в салон, увидеть Тима и поделиться с котом всеми этими странностями.

По дороге она несколько раз оглядывалась, ожидая увидеть едущую за ней карету, но никто за ней не следил, не догонял.

Карина несколько успокоилась.

Она заплатила кучеру за скорость, открыла калитку и поняла, что успокоилась она рано.

Карина машинально проверила, задействовал ли кто заклинание охраны. Да! Ее заклятие было нарушено!

Из двери дома вышел Тим. Фу.. жив и здоров!

Карина подбежала к коту и поняла, что ее компаньон чем-то очень взволнован.

Глава 4

Тим подождал, пока девушка зайдет в дом.

- У нас были гости, - отчитался он.

- Что-то забрали?

- Ничего. Но искали. Аккуратно искали.

- А ту вещь? Не нашли?

- Обижаешь, - Тим укоризненно покачал хвостом, - ту я спрятал так, что только сам смогу достать. Даже ты не сможешь, только если летать научишься!

- Тебя они видели?

Тим передернулся. Вздохнул. Он был на крыше, когда чужие подошли к их дому. Тим отлично научился разбираться в людях за последние годы. Эти пришли не за гаданием. Эти пришли как минимум украсть. А максимум... Про это Тим даже думать не хотел. Наемники. Оружие было спрятано, но оно было.

Тим снова пережил тот момент, когда чужаки вломились в их с Кариной дом! Первым подошел маг. Он взломал защиту. Не сразу, но взломал. Сам в дом не зашел, ждал снаружи и, похоже, использовал магию для отвлечения внимания. Ни один из тех, кто проходил по улице даже не посмотрел в сторону дома Карины ван Верховен.

Тим остался сидеть на крыше. Что он мог против людей, и особенно, против мага! Коту было обидно.

- Тииим? Они тебя видели?

- Нет. Я побоялся вмешаться...

Кот отвернулся.

- Тимушка, хороший мой! Хвала всем богам! Они же могли навредить тебе!

Карина обняла друга и села в кресло. Она прижала его к себе, начала гладить. В это время с улицы раздался звон колокольчика.

- Кана ван Верховен? Можно?

Карина посмотрела на часы. Клиентка. Разговоры с Тимом и все остальное – потом. Сейчас работа. Карина быстро пригладила растрепавшуюся прическу, изобразила приветливую улыбку и вышла на крыльцо.

- Разумеется, кана ван Рольсен, прошу вас.

После каны ван Рольсен пришла еще одна клиентка, потом ее попросил о срочном разговоре старый клиент.

Карина освободилась только к вечеру.

Она проводила успокоенного парня до калитки, снова активировала заклинание охраны, поколебалась и усилила его.

- А ты выросла, - встретил ее Тим, когда она вернулась в домик.

- С чего это ты решил именно сейчас?

Кот запрыгнул к уставшей девушке на руки.

- Года два назад, ты бы не смогла и работу делать, и о своем думать, - ответил Тим.

Наверно так, подумала Карина. Она и в самом деле целый день не забывала про все случившееся. Карина рассказала Тиму все, что произошло в магистрате. И тот вывод, который она сделала.

- Ему зачем-то было нужно убрать меня из города. И сделать это быстро.

- Думаю что это слишком мягко сказано, - возразил ей Тим, - если тебя ждал тип с оружием!

- Это как раз и не удивительно. За городом всякое может быть, - ответила Карина.

- Может, ты и права. Но эти наемники и маг! Знаешь что я тебе скажу, партнерша, что-то ты давно у Наставника в гостях не была, тебе не кажется?

Карина посмотрела на кота.

- Думаешь, все так серьезно?

- А к тебе что, каждый день в дом врываются? Завтра у тебя нет клиентов...

Тим не успел договорить. Карина встала и подошла к окну так, чтобы ее нельзя было разглядеть с улицы. Тим вопросительно взглянул на девушку.

- Тсс…, - Карина прижала палец к губам и взяла его на руки.

"Что? Снова кто-то в кустах?", - безмолвно спросил Тим.

"За кустами. На улице. И не один", - ответила ему Карина.

"Нельзя показать, что мы их заметили", - решил Тим. – "Действуем, как обычно".

Как обычно, значило, поужинать, а потом лечь спать.

"Не хочу есть", - возразила Карина.

"Ты с утра голодная. И я тоже. Пойдем. Они сейчас ничего делать не будут. Еще слишком рано и народ ходит".

Карина вздрогнула. Слова Тима подтвердили – им грозит опасность. И серьезная. Снаружи определенно находился маг. Сильный маг. Карина была далеко не слабой магиней, особенно после того, как прошла через Передел. И защита, которая была взломана далеко не каждому по зубам. А что если неизвестный тоже там побывал?

Карина не могла сказать, откуда у нее такое ощущение. Но вокруг дома словно собиралась какая-то туча. Невидимая туча, которая хотела ворваться в их жилище и сделать так, чтобы они исчезли. И она, и Тим.

"Его-то за что? Он же ничего никому не сделал?", - буквально простонала девушка мысленно.

Тим ласково погладил ее лапой.

"Справимся. Не бойся. Мы со всем справимся".

Они поужинали. Карина кое-как затолкала в себя вкусное пюре, осилила кусочек мяса. Запила чаем.

"Все. Пошли наверх".

Карина поставила посуду в раковину и пошла за котом, но на втором этаже Тим решительно свернул не налево, в спальню, а направо.

"Ты куда?" – удивилась Карина.

Кот привел ее в небольшую комнатку, которая была чем-то вроде кладовки.

"Здесь переночуешь", - лаконично ответил кот. – "Помнишь, ты говорила, что чем меньше помещение, тем проще накладывать чары и тем сильнее можно сделать защиту?".

Девушка кивнула.

"Вот и делай. Как можно сильнее".

"А ты?".

"А я выберусь и отправлюсь за помощью".

Карина вцепилась в кота изо всех сил.

- С ума сошел? – прошипела она Тиму в ухо, - и не думай даже! А вдруг они тебя схватят???

Тим хотел возразить, но подумал, что если за Кариной так начали охотиться, то могли и про него узнать. А если он вдруг попадется, то девушку заставят сделать все что угодно.

Тим, правда, не думал, что он попадется, но противники могут и соврать, а Карина может им поверить!

"Ладно. Не уйду. Ты права. Вместе переждем. Колдуй".

Девушка вспомнила все охранные заклинания. И отводящие глаза тоже. Потом вдруг хихикнула.

"Ты чего?", - удивился Тим.

Карина даже рот закрыла ладонью, стараясь не рассмеяться.

- Сейчас, - прошептала она, а потом снова начала колдовать.

- Пусть теперь попробуют к дому подойти, - сказала девушка нормальным голосом, - а мы давай спать устраиваться.

Она пошарила на полках кладовки. Расстелила на полу оставшиеся от ремонта мешки, один оставила как одеяло и свернулась калачиком на импровизированном ложе.

Тим примостился с ней рядом.

- Что ты сделала? – спросил кот, заинтересованный тем, что девушка так успокоилась.

Карина усмехнулась.

- Я была той еще хулиганкой в средних классах.

Она мечтательно улыбнулась, вспоминая время, когда ей было тринадцать и не надо было никого бояться.

- Эй, рассказывай! – потребовал Тим.

- Да была у нас одна вредина. Училка. Гнобила тех, кто победнее был.

- И тебя?

- И меня. Я тогда сама забыла, что я ван Верховен. Карина Вен и все.

- И что?

- Ну, мы покопались в старых манускриптах, и нашли одно проклятие. Не смертельное, но неприятное. Очень старое. Накладывается просто. Сил надо мало, а действует пока наложивший его не снимет.

- Что за проклятие?

- Простудное. Ты не простываешь, но сопли текут рекой, и чихаешь, как заведенная. Мы заходили в аудиторию и ставили заслон. Мы использовали ее платок и наложили только против нее. Представляешь, все заходят и ничего, а стоит ей приблизиться, так сопли и чихает.

- И вас не поймали?

- А мы по очереди. То одна, то другая, а было нас много. Учителя, конечно, подозревали, но найти так ничего и не смогли.

- Но сейчас-то у тебя платка нет, - заволновался Тим.

- А я его доработала потом и поставила по кругу. Если услышим, как чихают – значит лезут. А если они начнут чихать хором, кто-нибудь заинтересуется, а им тишина нужна. Так ведь?

Тим подумал и решил, что Карина права.

- Ну и давай спать.

Они помолчали. Девушка уснула, а Тим сидел и прислушивался. Несколько раз за ночь он слышал чихание, которое быстро прекращалось. Тим злорадно ухмыльнулся и тоже уснул.

(продолжение следует)

По случаю теплой погоды парочка Васи и Тани решили сходить к другу на бутылку водки и помыться в бане. Круговая дезинфекция так сказать.

Пока Таня удалилась в омывальню, Вася и хозяин дома поссорились на почве кто из них «правильно сидел». Оба ранее судимы за убийство, причем погибшего в своё время садила я. Он убил свою падчерицу из-за наследства.

Нынче вышли уже все, кого окрестила на скамью подсудимых. Иных уж и забыла, а вот случаются обстоятельства, как нынешнее – и вспоминаешь.

Так вот, Вася рассказал, что не смотря на статью по которой они оба отбывали наказание, хозяин дома выказал ряд признаков в поведении по которым Вася счел, что сидеть за одним столом с ним, выпивать и есть из одной посуды, да еще позволить своей женщине (тоже судимой за причинение тяжких телесных повреждений) помыться в хозяйской бане недопустимо и «западло».

Полемика с попыткой выяснить нюансы и детали статуса погибшего во времена его отсидки, привели к неразрешимому кризису в споре.

После чего хозяин попросил Васю покинуть гостеприимный дом, но Таню оставить, дабы её, чисто вымытую и пьяненькую, уестествить.

Вася предложение хозяина дома оценил единственно возможным для него способом – взял нож и всадил его в район паха потерпевшего, перерезав бедренную артерию (так сказал судмед, осматривавший труп на месте).

В это время вернулась Таня из бани.

Комната залита была кровью очень эффектно, поскольку кровопотеря довольно быстрая и обильная, а летальный исход случается примерно за 3 минуты.

Именно она предложила Васе избавиться от трупа, закопав его в огороде. И они оправились копать.

На каком этапе они устали, неизвестно, но выкопано было совсем немного. Может догадались, что их визит наверняка видели соседи (а они видели, так как кучно занимались «субботниками»), что куда -то незаметно деть залитые кровью ковры из комнаты и вымыть начисто полы довольно затруднительно, равно как и перетащить труп, закопать его так, что бы не заметно было повреждение грунта, да и множество других нюансов.

В полицию позвонила Таня.

Она же причитала сидя во дворе дома, пока туда – сюда ходила оперативно-следственная группа, описывая, изымая, осматривая место происшествия. Обещала ждать Васю.