Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 276 постов 28 286 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

0

Космический курьер и потерянный барабан

— О, нет, снова задержка! — с досадой пробормотал навигатор «Буря-42», пока звездолет «Зазявка» гудел в доке между ремонтами.

Капитан Зоя Брыкина яростно постукивала пальцами по пульту управления. Её лицо отражало смесь усталости и отчаянной надежды сдать заказ в срок. «Космоэкспресс Альфа» славился оперативностью, но на этот раз всё пошло не так: кротовые врата зажевали маршрут, а на таможне Марсианской Федерации задержали барабанные палочки. Партнёр оказался слишком расшатавшимся музыкантом, чтобы объяснить, почему на барабаны наклеены предупреждающие стикеры «Не кантовать! Не вращать! Не взрывать!».

Зоя посмотрела на своего напарника по доставке, киборга-пса Гекса. Он скрежетал цепкими металлическими зубами, издавая звуки, похожие на рык и саркастическое «тсс-цсс». Это был не просто пёс-робот, а новейшая модель «Ротвейлер XJ-9» с интеллектом младшего дипломата и предрасположенностью к философским спорам.

— Гекс. — начала она — Объясни ещё раз, зачем нам барабаны музыканта, который играет на воздушной гитаре?

Киборг-пёс склонил голову, и его мигающие оптические датчики засветились мягким голубым.

— Он утверждает, что барабаны — это «космический резонатор настроения», а без них его гитара не звучит. Вчера в ангаре он пытался поймать космические флюиды локтями.

— И?

— Получил откат энергии тессеракта, который промыл ему голову и перекрасил волосы в зелёный.

Зоя тяжело выдохнула и ударила по кнопке «Старт». Звездолет гуднул, оторвался от дока и вынырнул в бескрайний вакуум.

— Напомни, что у нас в запасах еды.

— Три порции протеиновых креветочных ломтиков, два пирога из концентрата, один феноменальный суп «Хибачиво» и баночка марсианской сгущенки.

— Классно, Гекс. Мы снова умрём от голода далёко от дома.

— У тебя есть план «Б»? — спросил пёс.

Зоя усмехнулась.

— План «Б» — это попытаться дочитать инструкции по использованию тессеракт-модуля. А иначе — импровизировать.

Пока «Зазявка» мчалась сквозь мириады звёзд, капитан Брыкина попробовала на вкус марсианскую сгущенку. Горько-сладкое варево звонко наполнило рот, вызвав полный спектр эмоций: от ностальгии по бабушкиному варенью до желания послать всё к чертям и купаться в супе «Хибачиво» день и ночь.

— Эй, — позвала она — Гекс, прими координаты пункта назначения.

И тут случилось непредвиденное: вместо звёздопосёлка на голографическом экране появился портрет какого-то забавного инопланетянина с тремя глазами и бантиком на голове.

— Привет из Долины Марфулий! — пропищал голос из динамиков — Ты опоздала, а у нас тут фестиваль пирожков и выездная ярмарка путешествий во времени!

— Похоже, кто-то перепутал заказы — пробурчал Гекс.

— Нет, просто нам повезло больше — ответил голос — Приезжай! Будет весело!

— Я заказы выполняю, а не тусуюсь на фестивалях — парировала Зоя.

— Да ладно, выручай человека! Нам именно тот барабан нужен, чтобы включить портал назад на Землю. А то мы тут уже третий день варим пирожки, и без драм-машины тесто не раскатывается!

Капитан Брыкина закатила глаза и нажала на кнопку «Новый маршрут». Кривая траектория пронеслась по голографическому кругу. Звездолет развернул искры плазмы по пяти осям, и они понеслись к Долине Марфулий.

— Гекс, готовь двигатель к экстренному торможению. И спрячься. — добавила Зоя — Инопланетяне могут оказаться фанатичными любителями мемов.

Несколько минут спустя «Зазявка» ювелирно врезалась в стену пещеры, где играл оркестр марфульцев — всё из подручных материалов: обломков космических спутников, старых чайников и педалей от велосипедов.

— Ого! — пробормотала Зоя, вылезая из кабины — Пляжная вечеринка явно не похожа на тот звездный пункт, куда я направлялась.

— Барабаны где-то здесь. — тихо прошептал Гекс.

Пара обнаружила массивный прибор, похожий на миксер для теста, но с красными лампочками и надписью «Драм-машина межпространственной кухни». Марфульцы, облачённые в фартуки с надписями «Лучший пирожок года», хлопали по ушам и пропускали электрические гармошки сквозь микшер.

— Ага! — воскликнула Зоя и схватила барабан.

В ту же секунду весь ангар затрясся, лампы моргнули, а микшер загудел так, что кусочки теста взлетели вверх, словно попкорн. На лице каждого марфульца расплылось довольное выражение: наконец-то всё готово.

— Похоже, ритм космоса воссоединился. — улыбнулся один из них, протягивая Зое пирожок.

Приняв барабан и слипшееся восхитительное тесто, Зоя и Гекс рванули обратно на «Зазявку». Двигатели ревели, оставляя за собой след из искр и довольных марфульских дружков.

— Ну что, — спросила Зоя, поправляя прическу — готов к посадке?

— Всегда. — ответил Гекс, подпрыгивая на месте.

Когда они прибыли в штаб-квартиру «Космоэкспресс Альфа», музыкант в воздушной гитаре уже вовсю репетировал свою космическую симфонию, подпрыгивая в такт барабану.

— Спасибо! — заорал он, обнимая Зою и гладя Гекса по металлической морде.

— Пожалуйста, но следующая доставка должна быть нормальной. — усмехнулась она.

— Тогда готовься к самому странному заказу в твоей жизни! — рассмеялся музыкант. — Я забыл упомянуть о трехсотом произведении своих «Воздушных сердец»!

Гекс фыркнул:

— Я понял одно: законы вселенной иногда лучше не замечать.

И звёздолет «Зазявка» плавно покинул док, погружаясь в безграничное пространство приключений и курьёзов.

Показать полностью
11

Андрюха

Андрюха зябко поежился, поднял воротник потертого пальто и вжал плечи до хруста в позвонках. Год назад он ругался на плюс восемь в январе, а сегодня мечтал вернуться в прошлое, лишь бы не стучать зубами в минус двадцать, когда крещенские морозы вдруг вспомнили, что зимой им положено являться в мир людей и откусывать от двуногих понемногу: сперва нос, брови, уши в тонкой шапке, пальцы ног в никудышных ботинках, пальцы рук, сжатых в кулак в глубине кармана и укрытых тонкой вязью заморского шитья, и, наконец, шею, пробираясь в щель между старым шарфом и воротником потертого пальто.

Андрюха натянул шарф повыше, пряча изгрызенный морозом нос, и выдохнул облачко пара. В такую погоду остается крепчать, подумал Андрюха, и пар, согласившись, обернулся льдинковым бисером на внешней стороне шарфа. Дышать становилось все тяжелее, но опустить шарф Андрюха не решался.

Вспомнился новогодний корпоратив. Коллеги пили, смеялись, поздравляли друг друга с праздником, помахивая белыми конвертами с увесистой тринадцатой зарплатой, и только Андрюха, понурив голову, сидел в углу стола с куцей зарплатушечкой, чья единственная купюра пропускала свет даже от экрана телефона сидящей подле Аннушки из расчетного отдела.

"Бездарь". Вот последнее, что Андрюха услышал от начальника накануне корпоратива. Лучшего руководителя и найти было нельзя, ведь другой уволил бы сразу, а этот терпел Андрюху еще целый день, позволив сотруднику покинуть коллектив только после праздника. Покидал он его с куцым конвертиком в руках и кислой миной на небритом лице.

Лицо пыталось выглядеть мужественным, а губы пыжились улыбнуться, но ничто не могло скрыть печать унижения, когда расчетливая Аннушка бросила сперва: "Неудачник!" в это небритое лицо, а затем Андрюхин чемодан в открытое окно. Даже крещенские морозы меркли в сравнении с сердечным холодом Андрюхиной возлюбленной, отчего и балкон в январе, и окно в спальне зачастую не закрывались.

К чести Андрея стоит сказать, что, униженный и оскорбленный, он не прыгнул вслед за вещами, но промямлив "прости", все же вышел за дверь и спустился во двор с помощью лифта. Как назло в лифте не оказалось никого, кроме раздавленной гордости, так что все тридцать секунд пути с девятого этажа Андрюха молчал.

Молчал он и на улице, подбирая вылетевшие из разбитого чемодана трусы, разбросанные по искрящемуся новогодним счастьем снегу. Молчал на вокзале, убирая чемодан в камеру хранения. Молчал, поднимая воротник на набережной Фонтанки.

Андрюха вообще любил помолчать. Бывало еще ребенком, пока другие мальчишки соревнуются и мутузят друг друга не на жизнь, а на смерть в вымышленных поединках, выплевывая ругательства и взаимные оскорбления, дабы разозлить оппонента и насытить адреналиновый голод, Андрюха задумчиво смотрел в небеса.

Молчал, когда увольняли; молчал, когда мать выбирала специальность; он промолчал даже родившись, словно не было ни малейшего желания посещать этот мир, где ничто не могло бы заставить его улыбнуться.

В небритую щеку прилетел снежок.

Снег искрился, укрывая замерзшую Фонтанку, и пытался сойти за звездное небо, но Андрюха знал — настоящее небо пряталось в проталине под мостом, как прячется любовь в подворотне, чтобы выскочить с ножом наперевес. Андрей подарил отражению звезд исполненный досады вздох и посмотрел на стоявшую поодаль компанию.

— Не спи! — выпорхнул из компании голосок.

Бисеринки шарфа подтаяли; зашевелились брови, силясь приблизиться к шапке. Андрюхе стало подозрительно тепло. Уж не опозорился ли он на глазах у веселой компании, чьи довольные лица словно не замечали морозов?

— И не думал, — пробормотал Андрюха.

— Иди к нам! — позвала его девушка, чье лицо вырвалось из общей массы незнакомых физиономий, как порой выделяется на вечернем небе первая звезда.

Звезды Андрюха любил. Еще больше он полюбил Василису. Так ее звали; и полюбил он ее в тот же миг, когда Вася разделила с ним бутылку вина. Нет, Андрюха не опозорился. Словно сам обернувшись вином, он влился в эту группу замечательных неудачников и таких же бездарей, кому не место в приличном обществе.

— А вон там Бетельгейзе, — показывал Андрюха в небеса окоченевшим пальцем правой руки. Левая примерзла к талии Василисы, словно не было между ними ни заморской перчатки, ни красной шубы, ни десятка слоев одежды под этой шубой.

Одежду он снимал долго. Окоченевшие пальцы не слушались; губы терялись в поцелуях; и никак не помогало это Андрюхе пробраться к горячей коже своей теперь уже новой возлюбленной. Василиса была как солнце! Горела ярко, обжигая короной. Сперва Андрюха даже смутился, впрочем взял себя в руки, затем — Василису, и род мужской Андрюха не посрамил.

— То, что тебя уволили, просто ужасно, — заявила Вася, устало потея на простынях.

— Иначе я не встретил бы тебя. — Колючий подбородок кольнул жаркое, нежное плечико.

— У меня завтра аренда кончается, — поникло плечико. — И куда податься?

— Всегда можно построить иглу, — воспряло теперь уже другое плечо: мужицкое, крепкое и с легким ароматом алкоголя.

— Ребята зовут на выставку современного искусства, — вспорхнуло плечико, уступая место локотку, и Андрюха поспешил уколоть и его. — Первое время можно пожить в музее, все равно туда никто не ходит.

— Откуда у них деньги на целый этаж в историческом центре? — удивился Андрюха.

— Ниоткуда. — Василиса поднялась с кровати, открывая не только Андрюхе, но и целому миру свою неземную, какая случается, наверное, только на Бетельгейзе, красоту. — Он достался Ване в наследство от бабушки. Помнишь Ваню? Это он бросил в тебя снежок.

— Повезло.Андрюхе тоже несказанно повезло. Зарплатушки хватило, чтобы облагородить их с Василисой уголок в музейных закромах широкой кроватью и набором дешевой посуды. Хватило даже на кольца, и хотя продавец уверял, что "кольца — чистое золото!", повезло купить по цене мельхиора. Повезло услышать "да!" и греющий душу смех, когда он пошел ва-банк; повезло заручиться поддержкой Василисы и заступить на должность ночного сторожа. Повезло держать ее за руку в тот момент, когда тоненькая полоска в другой руке Василисы тоже проявила положительное "да".

Повезло не выйти в окно вслед за чемоданом, не взлететь в отражение звездного неба в Фонтанке, не придумать новую, чуждую цель, когда Вася спросила после долгой бессонной ночи:

— И чем ты будешь заниматься теперь, когда нас трое?

— Тем, к чему лежит душа, — улыбнулся Андрюха.

— Ну скажи, звездами?!

— Глупая. — Андрюха звякнул ключами, поправляя на груди пропуск с эмблемой обсерватории. Мигнули последние звезды за окном, пропел первый городской трамвай. Андрюха торжественно открыл входную дверь, как открывают новые главы в жизни, и добавил совершенно серьезно: — Моя душа всегда лежала по направлению к тебе.

Андрюха
Показать полностью 1
0

Карусель. Рассказ ужасов и фэнтези

Карусель. Рассказ ужасов и фэнтези

В огоньках вечернего Дублина легко закружиться – особенно, когда вкушаешь уже не первый бочонок пенистого. Ну куда же без него, пенистого, звонко напевала Влада подружкам, когда видела их последний раз. Когда был этот последний раз – а почем ей знать, да и незачем, когда вокруг столько розовых щек, танцующих фонарных столбов и блестящих, усыпанных красочными узорами витрин. Самое замечательное в таком состоянии – разрушение языкового барьера. Если вчера неловко и словцо опрокинуть, то сегодня вечером – ты великий поэт, песенник и оратор.

Хмель как ветром сдуло от одного взгляда. Два сияющих огонька плавали в вихре лошадок на карусели в центре площади. Принадлежали они высокому, стройному как тростинка незнакомце в белой рубашке и широких черных брюках. Вот только не элегантный костюм и не точенная талия привлекли Владу – огоньки сияли в отверстиях маски Арлекина. Влада точно знала, что это за маска, ведь в мир театра ее привела страсть к костюмированным шоу и поездка в далеком детстве в Венецию, где побывала на настоящем карнавале.

На скулах вспыхнул румянец, и Владе захотелось скрыться, чтобы незнакомец на карусели не подумал, что она следит. Влада сделала пару неуверенных шагов в сторону лавки со сладостями, а парень в маске проводил ее хищным взглядом. Так он смотрит на меня, подумала Влада и невольно улыбнулась. Она всегда была трусихой в вопросах флирта, но дух приключений в чужой стране заставил решиться на авантюру. И вот – Влада и сама не заметила, как уже кружилась не в огоньках хмеля, а на лошадке рядышком с незнакомцем в маске и сияющими глазами.

– Рад, что ты подошла. Меня зовут Киран, – голос был бархатным, будто не человек это, а мурлыкающий котик. Из ниоткуда он вытащил леденец на палочке и предложил его Владе.

– Благодарю, – подавив смешок, Влада взяла угощение, облизнула его и назвала свое имя. – Почему пялишься, позволь спросить?

– Неловко признавать, но видел вас с подругами в пабе, разругались там жутко. Когда заметил тебя здесь, сразу и вспомнил. Из спора вашего понял, что поездка сюда оказалась спонтанной?

Ноги подкосились, сладость во рту обратилась горечью, а в животе закрутило. Зачем он поперся за мной, думала Влада, и напомнил про этих дур. Влада села на лошадку, музыка будто затихла, четким и громким оставалось только мурлыканье Кирана.

– Начудила я. Ударила братца-наркомана утюжком прямо на семейном ужине, собрала вещички и прости-прощай. Подруги просят позвонить ему и заодно проплатить тваренышу очередную терапию. А я им – да пусть суициднулся бы, нехер обещаниями бросаться.

Владу подташнивало, но хмель давно отпустил – просто карусель закрутилась быстрее, отчего лица вокруг превратились в сплошную мазню. Но дело было не только в карусели, произнесенные слова делали Владе гадко и в то же время заставляли гордиться.

– Что собираешься делать?

– А ты думаешь? Сейчас спрыгну с карусели и позвоню, куда деваться. Твареныш, но мой, – Влада взглянула на маску. – Откуда ты такой взялся? Да еще и в маске, как мне нравится…

– Думаю, он большой мальчик, должен сам во всем разобраться.

– И правда… – Влада перестала узнавать собственный голос, он стал далеким и чужим. Ей вдруг так захотелось прикоснуться к маске, она потянулась к лицу незнакомца, и чем ближе к цели были пальцы, тем более размытым казался мир вокруг. Музыка и прочие звуки становились тише, пока совсем не исчезли. Карусель крутилась все стремительнее, и на ней оставались только они – Влада и ее любимый, прекрасный незнакомец, с которого так хотелось снять маску.

Руки начали неметь, пальцы непроизвольно разжались, и леденец улетел прочь. Маска перед глазами раздвоилась, но Влада продолжала к ней тянуться. Наконец, она схватилась за нее и нежно сняла с лица незнакомца. Сердце охватил мороз от кошмара, открывшегося под маской. Там копошились тысячи черных личинок. Меж ними скакали тусклые огоньки, два из которых изображали глаза. Вместо рта зияла бездонная дыра, стенки ее пульсировали сочащимися черной слизью жилками. Из пасти вылез тоненький хоботок, который ловко присосался к шее Влады.

– Не нужно тебе возвращаться домой, побудь со мной…

– Что-о-о происхо-о-одит? – Влада распевно удлиняла чуть ли ни каждую гласную. – Э-это все-е ледене-е-ец?

– Пойдем, – Киран нежно приобнял Владу и помог ей встать с лошадки. Спустя мгновение Влада провалилась во мглу.

На карусели не просто музыка, подумала Влада, когда вновь услышала знакомую мелодию. Как шарманка. На площади духовые трубки воспроизводили игривую и немножко убаюкивающую песенку. Только теперь это были робкие колокольчики. Влада открыла глаза и с трудом освоившись в полумраке незнакомого помещения увидела шкатулку.

– Раритет, – гордо заметил Киран. Он был в маске, но трубку с шеи Влады так и не отцепил, она стала длиннее и толще. – Расскажи мне о брате.

– Дурак он, потрепал всем в нашей семейке нервы, – Влада с ужасом оглядела собственные руки, они свободны, но под влиянием какой-то дряни нельзя и пальцем дернуть. Однако больше всего пугало Владу то, что ей хотелось закричать, позвать на помощь или просто спросить у Кирана, чего ему нужно, но вместо этого как ни в чем не бывало продолжала светскую беседу.

Трубка извивалась, а Киран под маской сладко причмокивал тем, что находилось у него в черном месиве. В кармане Влады завибрировал телефон, но Киран и не подумал его отнять – лишь тихонько хихикнул, ведь из его оков никто и никогда не вырывался.

– Кто ты? – Влада углядела за спиной Кирана два хрупких полупрозрачных крыла, как у бабочки, но угольно черных.

– Удивительно, сознание еще не утратила. Раз так, поделюсь – я странник из рода темных фейри. Брожу по миру, собираю горечь человеческую, сбиваю с пути. Пару веков назад еще верил в род людской, но понял, что только на корм годитесь. Особенно вкусных допиваю досуха, а еще вредных – так что лучше не сопротивляйся. Но не будем. Что планируешь делать с братцем, негодяем эдаким?

Мобильник вновь загудел. Влада кинула взгляд на карман и поерзала на стуле, надеясь раскачать его, свалиться и тем самым сорвать невидимые ковы. Это могли быть оповещения о новостях или еще какая ненужность, но Влада думала о брате – в тот момент, когда она не в силах что-либо сделать, ей хотелось узнать, как у него дела.

Киран почесал затылок и вопросительно хмыкнул, не переставая наблюдать за Владой. Он отцепил от шеи трубку и заглотил ее под маску, продолжая безмолвно глядеть на гостью. Влада все-таки раскачала стул и грохнулась на пол.

– Интересно, – упав, Влада вновь окунулась в прохладу полумрака, и из него тянулся бархатный голос, – впервые за столько лет я почувствовал искру в своих крыльях. Так уж и быть…

Короткая вспышка перенесла Владу обратно на лошадку. Она огляделась по сторонам, незнакомца в маске нигде не было. Карусель крутилась медленно, детской песенкой обещая безопасность и спокойствие. Прежде чем спрыгнуть с карусели, Влада глянула под ноги, там в огоньках городской площади блестел леденец. Сладость откликалась тихим мурлыкающим бархатом в темных уголках памяти, который никогда не исчезнет.

Показать полностью
7

На часах 22:47

Вы никогда не задумывались, почему некоторые вещи повторяются с навязчивой точностью? Как будто вселенная нажимает на паузу, а потом перематывает плёнку назад, оставляя вам лишь чувство дежавю и холодок под лопаткой. Со мной это началось в прошлый четверг.

Я закрыл ноутбук ровно в 22:00, как всегда. Работа в IT-поддержке не оставляла сил на что-то кроме ужина из доставки и сериалов. Включил настольную лампу — её жёлтый свет всегда успокаивал — и потянулся к пульту от телевизора. Внезапно часы на микроволновке мигнули: 22:47. Мелочь, но я почему-то запомнил это время.

Телевизор бубнил фоном, пока я ковырялся в контейнере с холодной лапшой. Новости, реклама, какая-то криминальная драма… Я почти задремал, когда экран погас. Одновременно с этим погасла и лампа. Темнота. Тишина. Даже шум холодильника стих. Я замер, прислушиваясь. Где-то за окном завыл ветер, а в тишине квартиры это звучало как стон.

«Наверное, пробки», — подумал я и полез в карман за телефоном, чтобы включить фонарик. Экран ярко вспыхнул: 22:47. Странно — казалось, прошло всего пару минут. Я направил свет в сторону микроволновки — её дисплей тоже показывал 22:47.

— Совпадение, — пробормотал я, но пальцы сами потянулись к выключателю. Лампочка щёлкнула, залив комнату тёплым светом. Телевизор снова заговорил. Всё как обычно.

На следующий день я проснулся с тяжестью в груди. Как будто во сне на мне кто-то сидел. За окном моросил дождь, и я решил работать из дома. Всё шло как обычно: звонки клиентов, бесконечные «перезагрузите роутер», кофе, бутерброды… К вечеру я снова уставился в монитор, пытаясь починить чей-то глючащий софт. Внезапно в ушах зазвенело. Я потянулся за кружкой и задел мышку — время на компьютере: 22:47.

Сердце ёкнуло. Я обернулся — микроволновка показывала то же самое. 22:47.

— Ладно, хватит, — я встал, чтобы налить воды. Но едва сделал шаг, свет снова погас. Телевизор, ноутбук, даже индикатор на зарядке телефона — всё разом умерло. Я застыл, вслушиваясь в тишину. Где-то в подъезде хлопнула дверь. Шаги. Медленные, тяжёлые. Они приближались.

— Кто там? — крикнул я, но голос звучал глухо, будто ватой заложило уши. Шаги остановились у моей двери.

Я рванул к телефону — экран светился: 22:47. Нажал на экстренный вызов. Гудки. Молчание. Потом тихий смех. Женский.

— Алло? — прошептал я.

Ты… слыыышь… меня? — прошипело в трубку. Голос был словно из глубин колодца.

Дверь скрипнула. Я бросился к ней, уперевшись плечом в косяк, словно боялся, что её вот-вот выбьют. Но с той стороны тишина. Сердце колотилось так, что я слышал его в висках. Прошла минута. Другая. Я осторожно заглянул в глазок.

Там стояла девушка. В чёрном плаще с капюшоном. Лица не было видно, но я чувствовал — она смотрит прямо на меня.

— Уходи! — крикнул я, ударив кулаком по двери.

Она медленно подняла руку и показала на часы на запястье. 22:47.

Свет вспыхнул. Телевизор заверещал. Я стоял, прислонившись к двери, пот стекал за воротник. На часах ноутбука: 22:48.

С тех пор это повторялось каждую ночь. Ровно в 22:47 гаснет свет. Я слышу шаги. Смех в трубке. Она стоит за дверью. Иногда я вижу её во сне: плащ колышется, будто под ним ничего нет, а вместо лица — чёрная дыра, втягивающая свет.

Вчера я решил не ждать. Купил фонарик, переносную батарею, запирался на все замки. Ровно в 22:47 свет погас. Но на этот раз я был готов. Включил фонарь, схватил нож и распахнул дверь.

Коридор был пуст. Только влажный след на полу — будто кто-то вышел из воды. Я спустился в лифте, вышел на улицу. Дождь сек лицо. В переулке за углом мелькнул чёрный плащ. Я побежал.

Она шла впереди, не оборачиваясь. Ускорялась, когда я пытался догнать. Мы вышли к парку. Фонари мерцали. Вдруг она остановилась и повернулась.

Капюшон упал. Под ним было… моё лицо. Только глаза — полностью чёрные, без белков.

Ты опоздал — сказало существо моим голосом.

Я попятился, споткнулся о корень. Ударился затылком. Очнулся дома. На часах: 22:47.

С тех пор я не выхожу из квартиры. Пишу этот текст, пока есть время. Если вы читаете это, проверьте свои часы. Если они показывают 22:47, закройте глаза. Не дышите. Она идёт по следу. И если вы услышите стук в дверь — не открывайте.

Даже если это буду я.

Показать полностью
1

Они говорили на прекрасном

Они говорили на прекрасном

Часть 1

Алая жидкость сочилась из пораненных пальцев, образуя липкие дорожки на покрытых пылью стенах. За спиной уже почти не слышались крики погони — голоса клана Вел'Гарон, что означало "Паучьи Когти". Они не простили ей последнего преступления — стоять у Жерла и смотреть вверх, туда, где мерцали чужие боги.

Когда крики погони совсем стихли, она позволила себе замедлить шаг, но не остановиться. Остановка означала бы смерть. Проклятые туннели петляли, подобно кишечнику спящего дракона, то сжимаясь в тесные складки, то разверзаясь кровавыми пропастями. Из-за дрожи в коленях она оступалась об острые камни, которые впивались в босые ступни. Но боль лишь обостряла сознание. Каждый камень, каждый поворот туннеля был ей знаком — она исследовала эти ходы в детстве, собирая светящиеся кристаллы, пока другие дети учились владеть кинжалами.

Отголоски дневного света, пронзающего расщелины скал, скользили по её серой коже, придавая ей призрачное мерцание. Аннэ-ша пробиралась дальше. Её длинные, как реки забытых снов, светлые волосы, обычно аккуратно заплетённые, рассыпались за спиной. Голубые глаза — два осколка неба — метались в поисках выхода. В их глубине теплилась искра, которую не смогли погасить даже жрицы богини Ллос.

Она была другой — слишком хрупкой для мира дроу. Её заострённые уши вздрагивали при каждом звуке. Плетёный венок из пещерных папоротников сполз набок, превратившись из украшения в символ изгнания. В голове звучали обрывки фраз: "Грязная мутантка", "Ты не дроу", "Эти глаза — только на корм ящерам!". Каждое слово жгло сильнее клейма на запястье.

Грудь сжимало, будто раскалёнными клещами. Она ненавидела себя за то, что не могла стать такой, как они. За свои голубые глаза. За неспособность ненавидеть так же чисто и сильно. "А если правы? - вихрь сомнений вырывал слова из груди. - Если звёзды всего лишь обман зрения?". Слёзы текли по щекам, смешиваясь с пылью и потом. Но где-то в глубине души тлела надежда — слабая, как последний уголёк в остывающем костре. Она верила, что существует место, где её дар не будет проклятием. Где можно вдохнуть полной грудью, сбросив груз жестокости, вбитой в неё с детства. Коснуться свободы. Узнать радость.

Лёгкие горели, но она пробиралась дальше — к свету, пробивавшемуся сквозь толщу тьмы, мимо каменных исполинов, нависших над единственной доброй душой в этом жестоком мире.

Солнечный свет обжёг кожу, словно расплавленный металл. Она никогда не испытывала ничего подобного — в подземельях не было этого ослепляющего зноя. Слёзы текли ручьём, но она упрямо ползла вперёд, к странным вертикальным силуэтам, отбрасывавшим спасительную тень. Деревьям. Они оказались совсем не такими, как в старых запретных книгах. Не бездушные каменные колоссы из легенд, а древние стражи, чьи ветви-пальцы шептали на языке шелеста, а кора хранила память тысячелетий. Их тень приняла её, как родную. И тогда она поняла - эти шрамы на запястьях никогда не заживут. Но теперь это были знаки не позора, а перерождения.

Тень старого дуба придавила её к земле, словно невидимая длань. Аннэ-ша сжалась в дрожащий комок, впиваясь пальцами в шершавую кору. Даже сквозь густую листву солнечные лучи жгли спину, оставляя на коже волдыри, будто капли расплавленного свинца. Воздух гудел от зноя, наполненный металлическим звоном цикад и хриплым перебоем собственного дыхания.

Она закрыла глаза, пытаясь вообразить родные подземные своды, где тьма обволакивала, как тёплая пелена. Но боль – острая, пульсирующая – возвращала в реальность. Каждый солнечный ожог на лице, каждая трещина на потрескавшихся губах напоминала: этот мир хочет её смерти.

Казалось, часы слились в один мучительный поток, когда небо наконец сжалилось над ней. Сначала лишь лёгкое дуновение, пахнущее грозовой свежестью, затем первая капля упала на её обожжённую щеку, холодная, как поцелуй смерти. Аннэ-ша замерла, не веря ощущениям. Ещё одна капля упала на запястье, резкая, словно укол ледяной иглы. Она открыла глаза и увидела, как на её почерневшей от копоти коже появляются тёмные точки, исчезающие с тихим шипением.

Небо превращалось в свинцовый полог с пугающей быстротой. Тучи, ещё недавно белевшие на горизонте, теперь клубились тяжёлыми валами, готовые разорваться. Первые редкие капли превратились в сплошную стену воды, хлеставшую с такой силой, что земля вокруг задымилась. Аннэ-ша вскинула лицо к небу, и ледяные потоки ударили ей в глаза, в нос, в раскрытый от неожиданности рот. Она захлебнулась, но это было сладкое удушье - в Подземье вода никогда не вела себя так, не падала с небес, не била по коже тысячами острых игл, не заставляла всё тело содрогаться от контраста недавнего жара и внезапного холода.

Её пальцы впились в размокшую землю, когда она попыталась подняться. Ноги подкосились, и Аннэ-ша снова рухнула в быстро растущую лужу, где смешивались дождевые потоки, пепел и кровь её ран. Звуки вокруг изменились до неузнаваемости - гул цикад сменился мощным рокотом, напоминавшим далёкие обвалы в подземных пещерах. Громовые раскаты сотрясали воздух, а между ними проступал шелест миллионов капель, бьющих по листьям, камням, её собственной израненной коже.

Дрожащими руками Аннэ-ша подняла к лицу горсть дождевой воды, наблюдая, как струйки стекают по её предплечьям, смывая копоть и боль, оставляя после себя розоватые следы чистоты. Когда мокрые пальцы коснулись лица, она вдруг осознала - солнце больше не жжёт. Смех вырвался сам собой - сначала тихий, надтреснутый, затем всё громче, пока не превратился в победный рёв, заглушаемый громовыми раскатами. Она поднялась на ноги, ощущая, как тяжелеет промокшая одежда, как вода затекает за воротник, как размякшая земля пружинит под босыми ступнями.

Но путь к спасению только начинался. Впереди лежали долгие часы странствий по этому чуждому миру. Первые шаги давались с невероятным трудом - мокрая одежда натирала ожоги, а бесконечные холмы, окутанные дождевой пеленой, казались непреодолимыми. Аннэ-ша шла, спотыкаясь о размокшие корни, прислушиваясь к новым, незнакомым звукам поверхности: таинственным шорохам в кустах, тревожным крикам ночных птиц, шепоту ветра в высокой траве.

Когда дождь наконец ослаб, перед ней открылась первая настоящая ночь на поверхности. Тьма - не слабая полутьма подземелий, а густая, бархатная темнота, в которой её зрачки расширились до предела, возвращая привычную остроту зрения. Аннэ-ша двигалась увереннее, чувствуя, как ночной воздух остужает раны. Где-то вдали раздался уханье филина - звук, странно напоминающий зов подземных духов. Аннэ-ша повернула к нему, зная, что совы селятся возле скал, возле возможных укрытий.

Так закончился её первый день на поверхности, но впереди были времена голода, когда придётся ловить незнакомых существ и пробовать невиданные ягоды. Долгие и сложные ночи страха, когда каждый шорох будет казаться приближающейся погоней. Но сейчас, под покровом дождя и спасительной темноты, Аннэ-ша сделала свой первый шаг к настоящей свободе - той, за которую придётся заплатить куда дороже, чем она могла предположить.

Три мучительных дня она ползла под сенью чахлых кустарников, чувствуя, как солнце прожигает её спину даже сквозь листву. Каждый час был испытанием, каждое движение давалось через боль. Три долгих ночи, когда лунный свет, хоть и режущий глаза, хотя бы не обжигал кожу, позволяли передохнуть, выпрямить сведённые судорогой мышцы и сделать несколько шагов вперёд – к тому месту, что должно было стать её убежищем.

На четвёртую ночь небо...

Оно простиралось над ней живым куполом, усеянным звёздами. Млечный Путь раскинулся через весь небосвод, как жемчужная река, впадающая в чёрное море вечности. Аннэ-ша замерла, ощущая, как её дар пробуждается – звёзды начинали шептаться. Их голоса переливались серебряными звонами, доносясь сквозь толщу времени.

"Они говорят на прекрасном", – поняла она, и в этом знании была одновременно мука и благодать.

Но в этом шёпоте не было ни сострадания, ни участия. Лишь безмятежное любопытство существ, для которых её жизнь – всего лишь миг между двумя ударами крыльев мотылька.

Пещера чернела в скале, как раскрытый рот земли. Вход обрамляли сталактиты, изъеденные временем, похожие на древние клыки. Внутри воздух пах сыростью, тяжёлой, первобытной, с примесью горьковатого дыма давно погасших огней. Стены покрывали синеватые грибы - живые светильники. Их фосфоресцирующий свет очерчивал и вытанцовывал причудливые узоры на сводах.

Сердцем пещеры было озеро. Чёрное зеркало, в котором, казалось, хранились все несказанные мысли мира. Абсолютно неподвижное, оно дрожало лишь когда свод, вздыхая, ронял в него свои слёзы – редкие капли, которые, падая, звучали как далёкие удары судьбы. Они оставляли круги и писали на водной глади послания, которые никто не мог прочесть.

Аннэ-ша опустилась на колени перед озером, как перед алтарём. В его глубине отражалось её лицо, в котором жила вся её история. Лицо обожжённое солнцем, исцарапанное ветками, с потрескавшимися губами. Но главное – глаза. В них все еще горел огонь. Они были целой вселенной, со всеми её страхами, надеждами и неутолённой жаждой жизни.

"И это всё?" – прошептала она, выдохнув тяжелый влажный воздух, который смешался с эхом капель, создавая странную, печальную мелодию.

Её дар – не просто проклятие, а двойной клинок, ранящий и защищающий одновременно. Звёзды в этот момент шептались над её головой и пели. В их песне не было места ни для чего земного. А вода отражала лишь одиночество и множила его, создавая бесконечную галерею грустных отражений.

Тишина царила вокруг и пульсировала в висках, прерываясь только на эхо капель, которые раздавались целыми симфониями одиночества. Грибы мерцали в темноте и подмигивали, словно знали что-то, чего не знала она.

Аннэ-ша сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Всё, чего она добилась – это обмен одной тюрьмы на другую. Снаружи доносился шелест ночного леса. Где-то вдали кричала сова, и этот звук был похож на чей-то горький смех. Она закрыла глаза, и в темноте её век снова вспыхнули звёзды – прекрасные, равнодушные, вечные.

"Я слышу вас", – подумала Аннэ-ша. - "Но вы никогда не услышите меня".

И в этот момент она поняла, что настоящая свобода – не в пещерах, не под звёздами, а где-то между, в том месте, куда не дотягиваются ни лучи солнца, ни холодный свет далёких светил. Но найти это место ей, похоже, было не суждено.

Автор: Анна Савчук

Показать полностью 1
5

"Забыли"

Свинцовое небо, готовое разразиться дождем, возвышалось над рынком. Из него опускался исполинский бетонный столб с громкоговорителем. Ниже ютились брезентовые крыши торговых палаток. Поток людей, в своих черных одеждах - словно пингвины, друг за другом переминаясь с ноги на ногу,  неспешно месили грязь в поисках новых покупок. Никто не думал асфальтировать эти улочки. Для этого пришлось бы закрывать рынок. Для хозяев рынка и торгашей такое грозит невероятными потерями денег - никто не решился бы прервать их поток.


Мальчик стоял на стихийном перекрестке, озирался по сторонам, ломал ногти на пальцах. Предательский ком уже подкатывал к горлу, из последних сил, мальчик, старался не заплакать. “Мужчины не плачут!” - Так ему сказали, и папа подтвердил. -  “Я же мужчина, и не плачу”. Родители всё объяснили, но следовать их инструкциям, иногда, очень тяжело. Правда, потом, отец неоднократно признавался - если плачешь, когда никто не видит - то недолго можно 


Но здесь было очень много людей, они все будут смотреть, как он плачет. Поэтому мальчик шмыгнул носом и снова повертел головой. Родителей рядом не было. Мама не один раз предупреждала и ругала за то, что он “вечно где-то витал” и был рассеян. Сегодня, он тоже задумался, отпустил её руку, чтобы ковырять ногти. Так он делал всякий раз, когда погружался в свои мысли.

-Вот задумаешься, где-нибудь, отпустишь руку и мы тебя забудем. Что ты тогда делать будешь ? - Она строго смотрела на него и ждала, что он ответит

-Не знаю, - мальчик опускал смотрел в пол.


Он пытался вспомнить, как так вышло. Ну да, точно, складной прилавок, возле которого сидела тучная женщина с сигаретой. А на прилавке были солдатики. Самые лучшие из всех! Во дворе их называли “руконоговцы”, потому что у них двигалось всё: голова, колени, локти сгибались, тело! Все суставы, как у настоящего человека, а кисти рук были устроены так, что туда можно было вставить оружие. Да, пока это были палки, но Диман из третьего подъезда, за шоколадку, мог сделать и пушку из шариковой ручки и проволоки.


Он засмотрелся, увидел среди них солдатика девушку, с черными волосами и хмурым лицом. Подумал, тогда, это потому что она не знакома с Джоном! “Джон самый крутой из моих солдат и самый добрый. Он бы ей понравился и они были бы пара. Он бы её защищал, и обнимал. А потом… Интересно! А Диман умеет делать улыбки, а не только пушки? А может у солдатиков лица не меняются? Хотя, мама ж, что-то там красит на лице. Может спросить у неё!?” - Он оглянулся и увидел, что родителей нет.


Забыли. Так вот значит как это, а он не верил, что это может случится. Так он и очутился на этом перекрестке. Сейчас пойдет дождь, он вымокнет и обязательно заболеет. Но бабушка не будет его лечить, потому что теперь его забыли на рынке. Дурацкие солдатики, это из-за них он потерялся! Он пообещал себе больше не играть, в них, никогда! И дал себе “честное слово”


Только бы нашли. 


Мальчик ковырял ногти и ждал, что сейчас подойдет мама, пусть даже отругает сильно, но заберёт. В этот момент из громкоговорителя раздалось:
-В четырнадцатом ряду продаются кожаные куртки по низким ценам.

Может если подойти к этому столбу и сказать, что забыли, то оттуда скажут об этом - и родители вернуться. А если это дорого и у родителей не хватит денег? 

 

-Мальчик ты потерялся? - Спросил кто-то.

-Нет! - Родители говорили, что незнакомцам нельзя доверять. - Жду родителей!

-Ну, хорошо - голос отстал.


Ноги вросли в землю, как будто холодная грязь начала их всасывать. Страх сковал тело в нерешительности. “Вдруг если я пойду, то они вспомнят, вернутся и не найдут меня?” - подумал он. Первая дождевая капля упала на лицо. Мальчик нашёл в себе силы и сглотнул, уже начинавший щипать горло, ком. “Пойду” - Решил он про себя. Куда? Вправо или влево? Столб возвышался аккурат посередине развилки. Это было его первое самостоятельное решение. Он сделал шаг вправо.


-Сынулька! - услышал он позади себя и обернулся. Папа тянул к нему руку.

-Я тут! Я здесь был! 

-Ты чего? Потерялся?! 

-Нет - он опустил голову. - Забыли.

Показать полностью

Иногда мне кажется, что в людях пропал дух авантюризма

Вчера осознал страшную вещь — мир стал слишком рациональным. Где те времена, когда люди шли на безумные авантюры просто ради острых ощущений? Решил провести социальный эксперимент. Предложил подруге (обычной, не из тех подруг) бартер: она оплачивает мне интернет, а я высылаю ей свои нюдсы.

Реакция? Полный игнор.

Нет, я понимаю — может, не хватает харизмы? Или, быть может, дело в качестве контента? Но ведь суть не в этом! Суть в том, что люди разучились рисковать. Где дух первооткрывателей? Где тяга к неизведанному? Раньше Колумб плыл за тридевять земель, не зная, что найдет. А сегодня девушка не готова вложить 500 рублей в потенциально исторический момент — первый, для неё, нюдс от парня, у которого даже на интернет нет денег.

Печально.

Вопрос к Пикабу:

Может, я просто ввбрал не ту подругу ? Или человечество действительно окончательно погрязло в меркантильности?

9

Фантастический рассказ "Вирус любви"

Фантастический рассказ "Вирус любви"

Макс спал, завернувшись в одеяло, но тут внезапный грохот вырвал его из сна. Стены дома содрогнулись, окна задребезжали, и в комнате мгновенно стало светло, будто посреди ночи кто-то зажёг десяток прожекторов. Парень вскочил, сердце бешено застучало в груди, а дыхание перехватило от страха.

Он инстинктивно бросился к окну, но тут же замер, словно его что-то удержало. Страх сковал его ноги. Тогда Макс осторожно приблизился к занавеске и, дрожа всем телом, спрятался за тканью, чувствуя, как сердце стучит в груди.

Прошла минута, затем другая, и парень, осознав, что ничего страшного не происходит, наконец осмелился осторожно выглянуть наружу.

Ночное небо теперь казалось незнакомым. Оно горело странным мерцающим свечением, мягко переливающимся из зелёного в фиолетовый. Посреди этой удивительной палитры тянулся длинный, дымящийся след, который казался совсем близким и ярким, словно только что над их домом пронеслось нечто огромное, похожее на самолет.

Макс быстро пришёл к выводу, что обычный самолёт так низко не летает. В воздухе пахло чем-то жжёным, неприятным, металлическим, и это только усилило его любопытство. Сон полностью отступил, страх тоже уступал место горячему, нестерпимому интересу. Парень тихо оделся, накинув поверх футболки старую клетчатую рубашку, натянул джинсы и на цыпочках подошёл к окну. Не желая будить родителей, он осторожно распахнул раму и ловко выскользнул наружу, мягко ступив босыми ногами на холодную, влажную от росы траву.

Перед ним раскинулась ночная панорама полей отца, окутанных призрачным свечением. Макс направился прямо туда, куда вел след.

***

Макс осторожно продвигался вперёд. Он не хотел, чтобы его присутствие стало заметным — сердце снова забилось сильнее, и он почувствовал, как в горле пересохло от напряжения.

Вдруг, пройдя ещё несколько шагов, Макс замер от удивления. Прямо перед ним, посреди поля, стоял корабль — явно не самолёт и не вертолёт. Он был похож на серебристый диск с плавными, почти текучими формами, словно отлитый из ртути. У корабля не было ни крыльев, ни видимых двигателей, только мягкий свет по краям, словно он слегка парил над землёй.

Но ещё большее потрясение ждало его, когда из корабля бесшумно вышла девушка. Её фигура была стройной и изящной, движения — плавными. Макс был потрясён: её невозможно было принять за земную — такая красота казалась нереальной, фантастической. Бледно-голубая кожа переливалась в лунном свете, длинные серебристо-белые волосы ниспадали почти до пояса, а огромные, чуть светящиеся в темноте глаза внимательно изучали приборы в её руках. Она проверяла какие-то показатели на небольшом устройстве, из которого исходило тихое жужжание и мягкое мерцание.

Макс, зачарованный, смотрел на незнакомку, забыв обо всём на свете. Но тут, шагнув вперёд, он не заметил сухую ветку под ногами, и она громко хрустнула в абсолютной тишине ночи. Девушка резко вздрогнула, повернулась в его сторону, её взгляд мгновенно стал настороженным и напряжённым. Изящной рукой она стремительно достала что-то похожее на оружие — вытянутый металлический предмет, тускло сияющий в свете звёзд.

Поняв, что скрываться дальше бесполезно, Макс сглотнул и, подняв руки вверх, медленно и нерешительно вышел на освещённое пространство. Сердце бешено колотилось, ноги дрожали от волнения и страха, но и любопытство теперь было сильнее прежнего.

— Я… Я не причиню вреда, — тихо произнёс он, пытаясь улыбнуться и показать, что у него добрые намерения.

***

Девушка напряжённо смотрела на Макса, словно пытаясь решить, опасен он или нет. В её глазах мелькнул страх, но, увидев улыбку юноши и почувствовав, что его намерения добры, она медленно опустила бластер. Затем, сделав несколько неуверенных шагов навстречу, замерла, словно боялась его реакции. Макс не переставал мягко улыбаться, и она решилась приблизиться ещё чуть-чуть. Затем она неловко и медленно поклонилась, явно стараясь повторить какой-то увиденный ранее земной жест.

Макс, приободрившись, начал сбивчиво говорить:

— Меня зовут Макс… Я живу здесь, на Земле. Это моя планета… Я… Мы люди, мы здесь живём, работаем… — слова путались, сбивались, но он старался объяснить всё как можно яснее. Однако девушка замахала руками, показывая, что не понимает ни слова.

На мгновение наступило молчание, затем незнакомка приблизилась ещё ближе, глядя Максу прямо в глаза. Она медленно подняла руки и осторожно указала на свои виски, затем на него, словно спрашивая разрешения. Макс слегка поколебался, но затем доверчиво кивнул.

Девушка мягко, едва ощутимо, коснулась указательными пальцами его висков. В тот же миг Макс почувствовал, как через него пронёсся вихрь образов и воспоминаний. Он ощутил, будто его сознание полностью открыто перед ней. Она бережно и осторожно изучала его воспоминания, мысли, эмоции, словно скачивала всё, что он знал о Земле, людях, истории, культуре…

Но вдруг поток остановился на чём-то тёмном, тяжёлом и страшном. Она наткнулась на войны. Макс сам вдруг снова увидел то, что всегда прятал глубоко в памяти: крики, огонь, смерть, кровь, боль. Он почувствовал, как девушка вздрогнула, тело её сжалось от боли, и она резко отшатнулась назад, хватаясь за голову.

— С тобой всё в порядке? — тихо спросил Макс, беспокоясь о ней.

Она не ответила, но когда подняла взгляд, в её глазах блестели слёзы. Девушка глубоко и тяжело дышала, пытаясь справиться с шоком, который причинили ей эти знания.

Но через мгновение, собравшись с силами, она вновь шагнула к Максу и снова, уже более уверенно, дотронулась до его висков. На этот раз поток мыслей пошёл в другую сторону. Теперь уже Макс увидел её мир, её цивилизацию. Он ощутил удивительное тепло и свет, которые словно окутали его с головы до ног. Перед его мысленным взором развернулось общество гармонии и любви, где не было места войне, насилию и ненависти. Там царили забота, принятие и глубокое уважение ко всему живому. Макс почувствовал, как что-то внутри него отозвалось на этот образ: его сердце наполнилось теплотой и надеждой.

— Как прекрасно, — прошептал он, глядя в её ясные, ещё влажные от слёз глаза.

Девушка тихо улыбнулась и легко кивнула, словно подтверждая: именно таким мог быть мир. Именно таким он был у неё дома.

***

Макс и загадочная девушка ещё какое-то время пытались общаться. Они говорили без слов, жестами, взглядами, улыбками, постепенно привыкая к присутствию друг друга. Но внезапно на запястье девушки тихо запищал тонкий серебристый браслет, покрытый светящимися символами. Она встревоженно посмотрела на экран устройства, и её лицо печально потемнело. Время её визита на Землю подходило к концу.

Она посмотрела на Макса и, словно приняв быстрое и важное решение, жестами стала звать его с собой. Макс мгновение колебался, затем мягко покачал головой:

— Я не могу… Прости.

Девушка удивлённо и вопросительно посмотрела на него, не понимая, почему он решил остаться. Тогда Макс осторожно взял её ладони и нежно поднёс их к своим вискам, пытаясь передать ей свои чувства и воспоминания.

Перед её сознанием проплыли образы его жизни: тёплый семейный дом в канун Рождества, вкус маминого пирога, любимый пёс, радостно бегающий по двору, весёлые репетиции школьной рок-группы, ощущение свободы, когда он мечтал промчаться на мотоцикле по бескрайним дорогам. Он показывал ей всё, чем дорожил, всё, что не мог оставить.

Девушка мягко улыбнулась и с пониманием кивнула. Теперь она знала, почему Макс отказался покинуть Землю.

Она жестом попросила его остаться на месте, затем быстро забежала обратно в корабль. Макс остался стоять неподвижно, не отрывая взгляда от входа в корабль. Через несколько мгновений девушка появилась снова. В руках она держала небольшой кристалл, светящийся слабым, мягким свечением, переливающимся оттенками голубого и серебристого. Она подошла ближе и с улыбкой вложила его в ладонь Макса, крепко сжав его пальцы вокруг своего дара.

Макс с благодарностью кивнул, чувствуя тепло, исходящее от странного предмета. Девушка вновь поклонилась, теперь более уверенно и грациозно, и, слегка помедлив, сделала несколько шагов назад к кораблю. Корабль тихо завибрировал, мягкий свет окутал его, и вскоре серебристая форма плавно поднялась над землёй. Через мгновение корабль исчез среди звёздного неба, оставив после себя только тихий гул и слабое свечение.

Макс смотрел вслед исчезающему кораблю, сжимая в руке загадочный подарок. Он сохранил этот кристалл на всю жизнь. Он верил, как и большинство обычных землян, что это просто его талисман на удачу, не более того. Но на самом деле этот кристалл был наполнен особой энергией далёкой планеты, где жила та девушка, и он действительно притягивал к Максу только добрые и счастливые события. Он стал его невидимым хранителем, символом их короткой, но бесценной встречи, и напоминанием о том, что мир, полный любви и добра, действительно существует где-то среди звёзд.

-----

Автор: Вирджиния Страйкер

-----

Понравился рассказ? Жду вас в своём Telegram-канале и в VK:

https://vk.com/virginia_striker

https://t.me/Virginia_Striker

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!