Авторские истории

Суть исследования заключалась в математическом и смоделированном доказательстве теоретической невозможности долгосрочного существования социума, где доминирующими факторами являются: агрессия, военные конфликты, территориальные споры и низкие моральные стандарты.

Учёный и его команда не сомневалась, что их исследования завершатся успешно. Как может не подтвердиться тот факт, который уже доказан существованием самой Федерации. Их с детства учили фундаментальным принципам построения идеального общества: «Единство, Мир, взаимопомощь». Федерация, построенная на этих принципах, достигла беспрецедентного уровня технологического развития, оставив далеко позади все известные цивилизации освоенного космоса.

Её достижения превосходят всё известное в исследованной части вселенной. От квантовых коммуникаций, мгновенно связывающих звёздные системы, до передовых биотехнологий, способных исцелять почти любые болезни; от антигравитационных двигателей, покоривших космическое пространство, до искусственного интеллекта, помогающего решать сложнейшие задачи.

Виктор наблюдал за индикацией выполнения симуляции, которая неуклонно заполнялась. Первый этап был выставлен на 300 тысяч лет, период, после которого сформировалось первое государство на родной планете Федерации.

Для чистоты эксперимента было запущено три симуляции миров, первая симуляция – мир идентичный настоящему, для простоты ему присвоили коэффициент нравственности «1». Мир, в котором преобладает доброта, взаимопомощь, сострадание, единство. Вторая симуляция с коэффициентом нравственности «1,5», даже в настоящем мире была преступность, хоть и низкая, были отклонения от нормы, в этом же мире таких людей были единицы. Третий симулируемый мир, должен быть более жестоким, агрессивным, коэффициент был выставлен на «0,5».

В остальном же миры не отличались, все люди на одном континенте, нет расовых различий, всё как было на Мире, планете, где зародилась Федерация. В отличии от некоторых других «диких» миров, где люди жили на разных континентах, имели различный цвет кожи, разрез глаз. Что ещё больше разжигало вражду и без того агрессивных аборигенов между собой.

Прозвучал сигнал, означающий завершение первого этапа симуляции.

— Виктор, первый этап симуляции завершён, начать озвучивать результаты? — прозвучал приятный женский голос искина.

— Будь так любезна, Гея.

— Мир под кодовым названием «Эквилибриум», коэффициент нравственности – 1, отклонение от исторических данных изначального мира 0,01%, погрешность можно отнести к историческим неточностям. 300 000 год после появления человека разумного, население планеты пять миллионов человек, Артиям Первый основал государство Артилию. Им же создан первый свод законов и моральных норм под названием «Единство и взаимоуважение». Основа идеологии почти идентичны нашим историческим данным. Всё согласно прогнозируемым результатам. Нужна более подробная информация или перейдём к следующему миру?

— Отлично! Занеси всё в журнал. Что по следующему миру? — ответил Виктор, явно радуясь первым полученным данным.

— Переходим к следующему миру – «Гармония», коэффициент нравственности – 1,5, отклонение от исторических данных изначального мира 11,3%, некоторую погрешность можно отнести к историческим неточностям изначального мира. 300 000 год после появления человека разумного, население планеты пять миллионов человек, Гвинесса Очаровательная основала первый город Ортанзию. В основах идеологии полностью отсутствует экспансия. Есть различия с прогнозируемым результатом, вероятные причины отклонения: из-за высокого уровня доверия отпала необходимость в своде законов и моральных норм, из-за низкой конкуренции создание государственности замедленно. Нужна более подробная информация или перейдём к следующему миру?

— Хм… — нахмурился учёный. — Математически данный вариант рассматривался, вероятность такого исхода казалась крайне мала, но всё же не исключалась. В ближайшую тысячу лет, судя по расчётам, эта неточность должна компенсироваться за счёт взрывного прогресса. И в скором времени обогнать «Эквилибриум». Запиши всё в журнал и оставь пометку. Давай дальше.

— Мир «Дискордия», коэффициент нравственности – 0,5, отклонение от исторических данных изначального мира 73,5%...

— Да! Нам удалось! — радостно вскрикнул Виктор. — Каков прогноз? Сколько эта цивилизация ещё просуществует?

— Виктор, рассчитать срок жизни данной цивилизации на данном этапе нет возможности. Результаты отличаются от ожидаемых. Мне продолжать доклад?

— Продолжай… — настороженно ответил учёный.

— Отклонение от исторических данных изначального мира 73,5%, некоторую погрешность можно отнести к историческим неточностям изначального мира. 300 000 год после появления человека разумного, население планеты восемьсот миллионов. Изобретён паровой двигатель, существует двадцать три государства, два из них являются ведущими в населении и прогрессе. Многие государства воюют между собой, используется огнестрельное простейшее оружие. Идеологии разных стран частично отличаются. Сильное отличие идеологий от исторических данных. На данный момент технологическое развитие мира равняется приблизительно 450 000 году после появления человека разумного в изначальном мире. Хотите более детально изучить мир?

— Покажи мне его.

На голограмме замелькали крупные промышленные города, паровые машины ездят по улицам, ездят поезда, по океану ходят пароходы. Когда замелькали кадры войны, выстрелы, убитые солдаты, Виктор невольно закрыл лицо рукой.

— Прекрати! — вскрикнул учёный.

После увиденного, явно, придётся обратиться к психологу. «Надеюсь, не придётся проходить курс медикаментозной коррекции, как в подростковом возрасте» — подумал Виктор.

— Какие выводы ты делаешь, Гея?

— Предварительные выводы: несмотря на изначальные предположения, агрессивная модель развития демонстрирует значительно более высокий темп технологического прогресса, чем предполагалось. Анализ показывает, что прогресс в данном мире был стимулирован: конкуренцией между государствами, борьбой за выживание, необходимости в военном превосходстве. Борьба за ресурсы ускорило развитие промышленности. Высокая численность населения способствует большому количеству инноваций.

— Но они же убивают друг друга в войнах! Численность должна падать!

— Судя по логам, при крупных войнах численность населения действительно сильно просаживалась, но после войн быстро восстанавливалась и приумножалась. Причины этого явления: высокий уровень рождаемости как компенсаторный механизм после потерь, быстрая адаптация к условиям выживания, стимул к развитию медицины для лечения ранений, культурная норма, поощряющая многодетность для укрепления государства.

Виктор задумался. Нужно срочно сообщать руководству ЦНИФ и передавать данные в Совет Федерации. Но это ведь может быть просто ошибкой. Возможно, это просто аномалия.

— Запускай ещё три аналогичных симуляции, без изменений. По трём текущим запускай ещё на 100 000 лет. Также, создай ещё три мира с такими показателями, но давай сделаем как у «дикарей». Пусть будет три континента на планете… Нет, лучше пять или семь. И чтобы жители материков отличались внешне.

— Симуляции запущены.

Виктор нервно набрал номер начальника ЦНИФ на галофоне.

— Слушаю тебя, Виктор!

— Алексей, важные новости, вы мне нужны в лаборатории!

Спустя два часа Алексей и Виктор стояли перед голограммой. Искин озвучивал результаты.

— «Эквилибриум», 400 000 год после появления человека разумного.  Отклонение от исторических данных изначального мира 0,02%. Население четыреста миллионов человек. Изобретено электричество. Государство Артилия продолжает своё существование. Выработаны мировые правила. Созданы первые коррекционные школы для морально отличных людей. «Гармония», 400 000 год после появления человека разумного.  Отклонение от исторических данных изначального мира 35,3%. Население двести пятьдесят миллионов человек. Изобретено книгопечатание. Город Ортанзия стал городом-государством.

— Точно нет ошибок в симуляции? — спросил Алексей.

— Миры, запущенные вторым потоком с аналогичными вводными, показывают те же результаты в первые 300 000 лет. Для полного исключения ошибок необходимо запустить на них второй аналогичный этап на 100 000 лет. Вероятность отклонения 5%.

— Запусти, а пока продолжи. — попросил Виктор.

— «Дискордия», 400 000 год после появления человека разумного.  Отклонение от исторических данных изначального мира критическое, стремится к 100%. Население два миллиарда человек. Изобретены первые электронные вычислительные машины. Ведётся разработка ядерного оружия.

— А которые запустили по аналогии с «дикими»?

— «Эквилибриум-Д», 300 000 год после появления человека разумного. Результат почти без изменений. Погрешность от изначального мира и первой симуляции 0,01%. «Гармония-Д» 300 000 год после появления человека разумного, население планеты два миллиона человек. Формируются первые общины.

— Отрицательный результат? — прошептали учёные почти в один голос.

— Верно. Самый интересный результат по миру «Дискордия-Д»: 300 000 год после появления человека разумного. Развитие аналогично изначальному миру 700 000 году после появлению человека разумного. Население восемь миллиардов человек. Изобретены компьютеры, освоен ближайший космос, появились первые искусственные интеллекты. Используется ядерная энергетика. Множество развитых стран, в их числе США, Россия, Франция, Китай, Япония, Великобритания, Германия.

— Кажется аномалия не в симуляции. Аномалия что наша цивилизация до сих пор существует. — в шоке проговорил Виктор.

— Гея, срочно подготовь доклад Совету Федерации.

— Данные уже готовы, желаете отправить?

– ...и на последнем тезисе круг замыкается: если "мистическое мышление" – стильное, то ему можно простить множество ошибок и несостыковок... Второй тезис – про логику и образование, скучнее.

Гриша:

– А вот про это можно поподробнее?

Шульц(закурив сигарету):

– Изволь. Тезис: Земля плоская. Ну бред же, правда? А если так: Земля – уплощенный снизу, и выпуклый сверху круглый диск, подпираемый тремя слонами, стоящими на гигантской черепахе. Это стильно, и если включить "мистическое мышление", то соискатель сего таинства погружается воображением в эту аппетитную картинку, заставляет ее двигаться в различных направлениях; помещает себя на край Земли, и пытается с него не грохнуться, и так далее. То есть, здесь мы имеем пространство для воображения. Но, если мы вспомним элементарную физику, то пространство для вычисления и сопоставления научных фактов почти полностью вытеснит собою пространство для воображения.

Гриша:

– Научные изыскания тоже можно оформить стильно, не?

Жорик:

– Можно, но скучно.

Гриша:

– Почему?

Жорик:

– Если вычислил все правильно, то нет ошибок и несостыковок, а коли так, то и прощать нечего, а если так, то нахера науке стиль? Она(наука) и так убедительна...и скучна этим.

Гриша:

– Спорно. Ученые часто бывают очень нескучными людьми, вот, к примеру, наш профессор Шульц.

Шульц(поперхнувшись пивом и откашлявшись):

– Если я тебе стану рассказывать подробно, чтобы ты понял, как я изгибаю пространство-время, путешествуя между мирами и эпохами, или как жабры Петровичу вживил, или как из домашнего котенка саблезубого тигра сделал, то тебе очень скоро станет скучно, и ты захочешь просто поверить мне на слово, не вникая, и полностью погрузившись в свое "мистическое сознание". Тебе все это интересно до тех пор, пока у моих дел имеется ореол таинственности. Вон: любая женщина знает, что для того, чтобы быть интересной мужчинам, в ней должна быть некая загадка – пища для воображения, и сама тяготеет не к научному решению вопросов, а к изучению самого феномена загадки, поэтому женщины тяготеют к Астрологии, хотя многие и понимают, что это бред. Они не стремятся разоблачить тайну, но они стараются понять, как тайна воздействует на человека...

В бар вошла Даша.

Даша(Жорику):

– Плесни мне в кружку, дружок, чего-нибудь эдакого, что Меркурий из седьмого дома вышибло с чемоданами на мороз.

Жорик налил "чего-нибудь эдакого".

Даша(заглядывая в кружку):

– Чего это такое?

Жорик:

– Много будешь знать, Меркурий в седьмой дом вернется...

Даша(сделав глоток, и сразу окосев):

– Ого! Вроде пиво, но с нотками лайма, имбиря, меда, и...и чего-то еще. Чего?

Жорик:

– Тебе сказать, или Меркурий пущай на морозе продрогнет?

Даша(сделав еще глоток):

– Нет, не говори, пущай выморозится до кончиков ушей, козлина.

Гриша(Даше):

– И зачем тебе это?

Даша(игриво):

– Интересно, да?

Гриша(кивнув):

– Весьма.

Даша:

– Тогда не скажу.

Гриша:

– Почему?

Даша:

– Вот тебе интересно, а мне интересно от того, что тебе интересно...

Шульц(подняв кружку):

– Ну, за таинства.

Это самое колесо возвышалось в конце аллеи и выглядело будто коллаж из журнала «Вокруг света». Оно умудрилось создать гармоничное сочетание несочетаемого. Исполинская конструкция из бежевого металла, призванная впечатлить, восхитить туристов, пригласить их на прогулку над городом, хорошо смотрелась на фоне миниатюрных цветных домиков, приветливо распахивающих такие же миниатюрные цветные дверки, заманивая внутрь кукольным уютом.

— Совсем недавно. — В воздухе появилось что-то бесформенное и непонятное, но очень улыбчивое и, кажется, разговорчивое. — А у тебя тут мило.

— Кто ты? — Девушка силилась понять, что происходит.

Создание, что появилось перед ней, напоминало машинное масло с бензином, тонкой плёнкой растянувшееся на поверхности лужи. Оно так же завораживающе переливалось разными цветами и ни на секунду не замирало, будто само играло лучами света, решившими пройти через его тело. Однако, несмотря на красоту формы и цвета, а также широкую улыбку, которая больше угадывалась, чем виделась, существо казалось крайне неестественным в этом пространстве. Даже несмотря на то, что само пространство изобиловало неестественными, на первый взгляд, вещами.

Пятно стекло к земле и приняло форму волка, каким его представляют фантасты, описывая гостей из других миров – совершенно неописуемым. Но его шерсть, что клубилась серым дымом, очень завораживала.

— А ты как думаешь, кто я?

— Ты… ты тот, кого я встретила в парке по пути домой? Но это не похоже на парк… Это похоже на абсурд… Будто я сплю…

— Тогда чем это может быть, если это выглядит как сон… ощущается как сон… — Он снова превратился в огромную улыбающуюся кляксу. — И ведёт себя как сон…

Глаза девушки расширились от удивления и осознания происходящего. Она спала. Она спала и при этом знала, что спит. Волна ярких эмоций захлестнула её, а дышать стало так легко и свободно, что она не удержалась и сделала несколько глубоких вдохов. Вокруг всё было таким обыденно необычным, казалось, что она сейчас лопнет от переизбытка чувств.

Что-то кольнуло.

Мира обернулась в сторону города и почувствовала, как на них надвигается огромная волна, встряхивающая всё вокруг.

Внешне ничего не менялось. Такой же залитый солнечным светом городок, как и несколько мгновений назад, но всё вокруг кричало, что сейчас весь город окажется погребён под этим явлением.

***

Проснуться снова не открывая глаз.

Тело затекло. Плечи ломит, спина словно деревянная, а шея будто скручена в узел. Но даже это не станет поводом вернуться в реальность раньше времени. Под веками ещё теплится полумрак сна. Так не хочется его отпускать.

В груди — осадок. Лёгкая тень грусти, похожая на тихий звон давно потерянной мелодии. Такие чувства часто накатывали после особенно ярких и волшебных снов. Тех снов, где возможно всё: приключения, странные встречи, удивительные истории. Где ощущается настоящее дыхание жизни.

Казалось, сон ещё держал её в цепких объятиях. Девушка ощущала холодок утреннего воздуха, который ласково касался щёк. Слышалось, как ветер шевелит листву где-то над головой, как с веток капают остатки ночного дождя, как кто-то в траве шаркает лапками — может, мышь, а может белка. Осталось только дождаться будильника и можно…

— Долго ты мёртвой прикидываться будешь?

Резкий голос ворвался в эту полудрёму и Мира распахнула глаза.

Она сидела у дерева, которое стало невольным свидетелем событий прошлой ночи. Тело девушки сильно наклонилось вперёд и лоб почти касался собственных коленей. Этот факт хоть и объяснял, от чего так сильно затекло всё тело и слышались звуки улицы, но мало интересовал девушку. А всё от того, что она практически нос к носу нависала над владельцем прозвучавшего голоса.

Небольшой зверёк удобно расположился у неё на ногах, предпочитая вытянуться на влажных джинсах, нежели на сырой траве. Существо заложило лапки за голову, поправило пожухлую травинку в уголке рта и расплылось в ехидной ухмылке.

Девушка моргнула.

Ещё раз.

— Аааа! — Констатировала Мира, одним рывком отскакивая в сторону, как сжатая пружина.

Всё вокруг было чересчур реальным, чтобы быть сном и слишком странным, чтобы быть обычным утром. Ей не показалось – то самое дерево. Тот самый парк, где вчера произошло невероятное. И те же галлюцинации…

Енот, оказавшись на земле, слегка перевернулся и начал меняться. Его тело вытянулось, мех потемнел, заклубился, морда удлинилась. Уже через несколько секунд напротив Миры сидел волк. Огромный, дымчатый, с глазами, в которых кипела глубина.

— Аааа!!! — Констатировала девушка второй раз.

Конечно, бывало, что она «просыпалась» не до конца — интернет знал это как «ложное пробуждение». Но сейчас всё ощущалось слишком осязаемым: холодный воздух, влажная трава под ладонями, затёкшие суставы, мокрые джинсы. Всё было настоящим. Всё, кроме него.

В голове вихрем пронеслись события прошедшей ночи, а следом вспомнился и сон. Колесо обозрения, странные деревья, карикатурные домики и волна. Маленькое такое приключение, но осознанное и от того особенно невероятное.

— Кажется, это мы уже проходили вчера, — проворчал волк, прищурившись. — Может, пропустим эту часть диалога?

— Ладно, ладно… Всё, я успокоилась. — Мира медленно поднялась, расправляя плечи и потирая затёкшую шею. Суставы хрустнули с обидным треском. — Как же всё затекло! Слушай, а ты мне приснился…

— Знаю. Это же был я.

— Ты лично был в моём сне?.. Такое вообще возможно?

— Возможно, возможно, — усмехнулся зверь. — Как и аллея, упирающаяся в колесо обозрения.

Он подмигнул и Мира почти услышала, как в голове щёлкает понимание.

— Ты и так можешь? — Неуверенно уточнила она.

— Я ещё и не так могу. — Огромное существо, оставляя небольшой дымный шлейф, поднялось и потянулось, как обычный пёс. — Пошли уже, а то простынешь. Не горю желанием созерцать тебя истекающую соплями.

Миру передёрнуло. Картина о том, как она шмыгает носом с опухшим лицом и противным кашлем возникла в воображении с ужасающей чёткостью, и девушка на мгновение зависла.

«Интересно, это были мои ощущения или его?»

Девушка достала из кармана телефон и её глаза округлились от ужаса. На экране было видно целую тучу сообщений от Ольги. Этот счётчик «не прочитанных» не сулил ничего хорошего.

Мира пробежала глазами по сообщениям и тут же начала строчить ответ.

Улыбашка [19:43]

Слушай, напомни плиз, как тот французский фильм назывался. Там девушка официантка чудит и всё так красиво, странно и необычно.

Улыбашка [20:13]

У тебя всё хорошо? Твоя мама звонила.

Улыбашка [20:15]

Я сказала ей, что мы сегодня получили методички с лабораторной и решили сделать сразу, чтобы оценки хорошие получить.

Улыбашка [20:26]

Чёрт бы побрал твой беззвук!

Улыбашка [20:31]

Пропущенный вызов

Улыбашка [21:11]

Значит так, ты «ночуешь у меня», но ровно до 10 утра! Если ты не мякнешь хотя бы одно слово до этого времени, я подниму на уши всех и вся! И ты знаешь, я могу!

Улыбашка [23:32]

Пропущенный вызов

Улыбашка [07:44]

?

Улыбашка [07:56]

?!

Мр [08:29]

ВСЁ В ПОРЯДКЕ

Мр [08:29]

Зайка!

Мр [08:29]

Солнышко!

Мр [08:30]

Я тут, жива и здорова! По крайней мере физически… Потом объясню.

Мр [08:31]

Прости меня! Всё хорошо!!!

Улыбашка [08:32]

٩(ఠ益ఠ)۶

Мр [08:32]

КАФЕ ЗА МОЙ СЧЁТ

Улыбашка [08:33]

(￢_￢)

Мр [08:33]

… и признание

Улыбашка [08:33]

(ノ_ <  )

Мр [08:34]

Я знала, что ты поймёшьヾ(´ ▽ ` )

Мр [08:34]

Позже ещё напишу

***

Они шли прогулочным шагом по ещё сонной улице, дыша прохладным воздухом раннего утра. Асфальт был мокрым после ночного дождя, и под ногами шуршала рыжая листва. Листья налипали на подошвы, липли к краям бордюров, кружились в медленных воронках при каждом порыве ветра.

Солнце только начинало подниматься и, воспользовавшись отсутствием туч, окрашивало дома в тёплые, золотисто-медовые оттенки. Облупленные фасады старых зданий становились уютнее и ловили эти блики, словно пытались проснуться. Из открытого окна на втором этаже донёсся слабый запах кофе. Чуть поодаль скрипнула дверь подъезда и сонный парень, похожий на мокрого, взъерошенного воробья, отправился выгуливать не менее сонную и взъерошенную собаку.

Мира в компании зверя шла по краю тротуара, не торопясь, будто у них был весь день впереди. Несмотря на сопротивление своего спутника, девушка оживлённо рассказывала про свой сон. Как осозналась, как всё было ярко, странно и невероятно красиво. Звонкий голос переполнялся восторгом, а в жестах чувствовалась энергия. Она словно заново проживала то удивительное чувство лёгкости и рассказывала больше не для компаньона, а для себя. Ей хотелось ещё раз окунуться, хотя бы в отголосок тех ощущений.

Волк, шагая рядом, лениво помахивал дымящимся хвостом и изредка вставлял свои ремарки относительно вещей, которые, на его взгляд, имели смысл и деликатно молчал на тех моментах, которые для него смысла никакого не несли.

— Я, конечно, слышала про осознанные сновидения, но не думала, что это реально. А почему меня выкинуло?

— Ты слишком сильно обрадовалась, — заметил собеседник между делом. — Основное сознание очухалось, словило лютый диссонанс от того, что творится вокруг и тебя вытряхнуло в привычную для него обстановку.

— Удивительно… А я раньше и картографией занималась, и дневник снов вела, ничего не помогало, только сны запоминаться лучше стали. Вот и решила, что это просто байки из сети.

— Дневник и карты? Полезная штука, но я тебя по экспресс-курсу протащу.

— Ты говоришь об этом так, будто речь идёт о простых технических моментах, а ведь это управление снами как ни как, а не какая-то там обычная и повсеместная вещь.

— Ну это и есть простые технические моменты. И вообще, я не собираюсь прозябать в одном мире только из-за договора с тобой. По этому ты будешь таскаться со мной так же, как я таскаюсь с тобой.

Мира фыркнула, повернулась к нему и, слегка сбавив шаг, задала вопрос, который не давал покоя с самого выхода из аллеи.

— Слушай, — она крутила головой, разглядывая прохожих, — а почему на тебя почти никто не смотрит?

Они как раз проходили мимо женщины с коляской, которая мельком взглянула на них, прищурилась, но прошла мимо, будто ничего не заметила.

— А чего на меня смотреть? Собак они не видели, что ли?

— Не думаю, что им доводилось видеть пса с дымящейся шкурой, хищно играющими жвалками, выглядывающими из-под шерсти и частично отсутствующим телом.

— А, ты об этом. Сейчас сама увидишь.

На этих словах они свернули во двор и подошли к подъезду. Массивная серая дверь с облупленной краской заскрипела, когда Мира потянула её на себя.

Поднимаясь по лестнице, девушка то и дело поглядывала на волка, ожидая, что он исчезнет в любое мгновение. Или, на худой конец, под гнётом родительских взглядов превратится в обычную дворнягу.

Мира открыла дверь ключом и её сразу окутал запах родной квартиры. Крепко заваренный чёрный чай, стиральный порошок, что-то сладкое к чаю и немного маминого негодования.

Женщина, услышав возню в замке тут же вышла в коридор. В руках — полотенце, в глазах — ожидание объяснений.

— Ну и? — Спросила она, вроде бы спокойно, почти лениво, но с той интонацией, где каждый звук натянут, как струна.

— Я у Оли заночевала, — начала Мира, просачиваясь внутрь и стягивая с себя сырую куртку. — Нам методички вчера раздавали, а там лаба… Мы решили, что лучше сделать её сразу, чем тянуть до...

— Это я как раз уже знаю. — Мамин голос не давал расслабиться ни на минуту. — А ты знаешь, что мобильный телефон придуман людьми не просто так? Даже самый занятый человек, кем ты, мягко говоря, не являешься, мог бы позвонить и предупредить. Тебе стоило бы поучиться у Оли…

Тут мама вдруг замерла.

— Это что за псина?! — Голос взвился, как чайник на плите. — А ну вон отсюда! Пошёл! В квартиру намылился, опять ты подкармливаешь всяких убогих?

На этих словах Мира заметила, как морда волка скривилась, но он отступил обратно в подъезд. А женщина не успокаивалась.

— Будь твоя воля, ты бы всю живность с улицы перетаскала!..

Мама девушки поспешно закрыла дверь и облегчённо вздохнула. Несмотря на уставший взгляд, который плавно переходил в немой укор, адресованный Мире, руки женщины судорожно теребили полотенце.

— Поверить не могу, и в кого ты такая? Всё же дали, и крышу над головой, и голодом не морили, а ты вот так…

Последние слова женщина договаривала, уходя вглубь квартиры. Тапки шлёпали по полу чуть быстрее, чем располагала обстановка.

Мира стояла в коридоре, потирая висок.

«Быстро же она исчерпала такую богатую тему для скандала…» — Заключила она и направилась в свою комнату.

Девушка знала распорядок наизусть: сейчас мама пару минут поворчит вслух, потом перескажет всю сцену отцу, украсив парой сочных преувеличений, а если особенно заведётся — позвонит сестре, если та раньше не зайдёт на чашечку чая. Но главное — всё это будет уже без её участия. Можно расслабиться.

Комната встретила её привычным полумраком. Сквозь него упорно пробивались лучи утреннего солнца. От окна тянуло лёгкой прохладой, а вокруг царил беспорядок. Разбросанные книги, чашка с остывшим чаем, крошки на столе, прилипшие к липкому пятну, плед, скомканный на стуле. Иго, всё же, тут побывало…

Девушка скинула сырую одежду и с огромным наслаждением натянула сухие, тёплые вещи. Подопнув ближе к двери ком уличной одежды, в надежде не забыть забрать его по пути в ванную, она распахнула шторы и увидела то, что и ожидала.

За оконным стеклом медленно колыхался сгусток дымки. Мира прищурилась от солнечных лучей, нагло ввалившихся в комнату, рассеивая уютный сумрак и открыла старые, деревянные створки. Они неохотно поддавались из-за бесчисленных слоёв белой краски, но всё же раскрылись настежь с лёгким скрипом, от которого по спине пробежала лёгкая дрожь.

— Так, ты реален. — Мира плюхнулась в компьютерное кресло и посмотрела на то, как тихо клубясь в потоке свежего воздуха в комнату вплывает дымка, отдалённо напоминающая волка.

— А что, были сомнения? — В его голосе звучала насмешка, мягкая, чуть шутливая.

— Да как бы… до сих пор есть. — Девушка протянула руку и провела сквозь его тело, вальяжно проплывающее мимо. Воздух отозвался лёгкой дрожью, словно она коснулась воды. Рука ощутила густую прохладу, но на коже не осталось ни следа. — Не каждый день встречаешь таких, как ты.

— Ну, в этом… — существо обернулось, склонив голову, и скользнуло на кровать. — Я бы на твоём месте не был так уверен.

— Но… почему она подумала, что ты — просто собака?

— Тут скорее вопрос в том, почему ты не подумала так же.

Он, наконец, обрёл форму, потяжелел, будто собрался из воздуха, становясь плотнее, материальнее и неестественно легко растянулся, как жидкий меховой плед.

— Что это значит?

— Видишь ли… вы, люди, очень крепко держитесь за свою реальность. За картину нормы. Мы об этом уже говорили. При встрече с чем-либо необычным, ваш разум будто ставит заплатку из нормальных, по его мнению, образов. Для него так проще, так безопаснее.

Волк потянулся, принял чуть более оформленный вид, обратил внимание на лежащую рядом книгу и продолжил:

— Твоя мама свято верит, что видела обычную собаку, а не дымящееся, зубастое нечто. В её картине мира таких как я не существует, а значит она до последнего будет уверена, что видит «убогую псину». С тобой же всё не так. Ты в какой-то момент смогла обратить внимание не на внешний вид, а на суть моего существа. Знала бы ты, сколько старушек уже пыталось меня накормить кошачьим кормом… Собственно, это одна из причин, почему ты стала мне интересна.

Мира села по-турецки, наблюдая за тем, как дымчатая шерсть волка колеблется, будто под ней гуляет ветер.

— Слушай, — девушка чуть склонилась вперёд, облокотившись локтями на колени, — я ведь до сих пор не знаю, как тебя зовут.

— Зовут? Куда?

Она фыркнула и тихонько хихикнула, прикрывая рот рукой.

— Никуда. У тебя есть имя? Моё — Мира. А это Тигрус, — она осторожно погладила кота, который незаметно устроился у неё на коленях и смотрел на волка с выражением лёгкого неодобрения. Хвост у него чуть подрагивал.

— А, имя… — Протянул он, будто вспоминая, как это вообще работает. — У меня нет имени. Оно накладывает слишком много обязательств. И определений.

— Ну, ты действительно достаточно неопределённый, — пробормотала Мира, прищурившись. Волк в этот момент как-то странно изогнулся, задние лапы исчезли в дыму, а передними он лениво пролистывал раскрытую книгу, даже не глядя в неё.

— Как тогда мне тебя называть?

Он замер, дым чуть уплотнился.

— Хм… — голос стал чуть тише. — Называй меня… Друг.

— Просто друг?

— Нет. Именно Друг, — он зажмурился и будто попробовал это слово на вкус, поиграл им и выдал заключение. — Очень приятное слово в вашем языке.

Мира улыбнулась. В комнате повисло мягкое молчание, которое не нужно было заполнять. Оно было как плед: тёплое, тянущееся между ними, сотканное из доверия и любопытства. Тигрус зевнул, оформился в мягкий комочек и начал тихонько урчать, согревая ноги.

— А как так получается, что мы вроде бы нормально общаемся сложными словами, а некоторые простые ты не знаешь?

— Некоторые слова, особенно короткие, такие… скользкие, — задумчиво протянул Друг, не поднимая головы. — В ваших головах они словно коробочки, в которые набросали всё подряд. И опыт, и смыслы, и воспоминания, и страхи, и радости, и образы. Порой они несуразные и даже противоречивые. С наскока не разберёшься.

Он лениво перекатился на бок, и половина его тела снова начала рассыпаться в дым, в котором мерцали отблески чего-то далёкого, похожего на свет костра или огни в ночи.

— Ты изучал наш язык, читая мысли? — Спросила Мира, откинувшись на спинку кресла.

— Не говори ерунды, — усмехнулся Друг. — Мне казалось, ты смышлёная девочка.

Он вытянулся, и на миг его силуэт стал почти человеческим, но движения всё ещё были звериными.

— Я говорю с тобой не словами. Скорее… смыслами. Ощущениями. А ты уже переводишь это в привычную тебе форму.

Мира слегка приоткрыла рот, удивлённо вскинув брови.

— Ого… А я так смогу? Ну, говорить так — не словами, а сразу… вот так.

Друг приподнял голову, пристально посмотрел на неё. Его взгляд был внимательным, тяжёлым, но не давящим. Как взгляд того, кто что-то очень важное хочет понять. Внутри этого взгляда не было ни зверя, ни человека — только сознание. Чистое, странное, другое.

— Может быть… — Наконец сказал он. — Может быть.

И снова наступила тишина. Только мерный гул улицы за окном, урчание Тигруса и еле слышный шорох клубящейся шерсти Друга напоминали, что это не сон.

Кажется, не сон…

*************************************************************************

Ну что же, спустя 100к знаков начинается движение, а сама история ещё в самом своём начале.

Так как я публикую рассказ исключительно своими силами и непосредственно в процессе написания, то старые главы тоже постепенно вычитываются и там исправляются ошибки, которые небыли найдены при первых ста прочтениях в связи с замыливанием глаз.

По этому, вы можете прочитать всю историю тут, но так как старые посты невозможно отредактировать, вы можете встретить некоторые ошибки и неточности. Или можете сделать это на Автор.Тудей: https://author.today/work/427094

Там все главы поправляются по мере нахождения ошибок и опечаток.

Но в любом случае, если вы дочитали аж досюда, хочу выразить огромную благодарность за внимание к творению рук моих. И если вы оставите отзыв или впечатление, осчастливите безмерно одного недописателя в лице вашей непокорной)))

Луиза Петровна представила, как накроет стол, как достанет из серванта тарелки с фавнами, как нальет в фужерчики коньячку. На коленях дремал Васенька, и, конечно же, она знала, что никуда не пойдет, что одеваться нужно тепло, а значит, долго, что под весенней слякотью упрятался лед, и она, старая развалина, может оскользнуться да грохнуться, и ладно если просто испачкается, но ведь и ребра сломать можно, а то и бедро, и кто тогда выхаживать будет. Эх, помнила бы, дура старая, попросила бы Валентину вместе с остальными продуктами купить, а сейчас просить совестно. Нет уж, сегодня без тортика обойдемся.В дверь позвонили, и внутри все заполошилось, застучало. Вспомнили, вспомнили! Пока поднималась, тяжело опираясь на клеенчатый стол, пока хромала к массивной стальной двери, все думала, кто же это мог быть, и, поворачивая ключ, решила, что это открытку от Петрова принесли, а, может, и сам он пожаловал – Марусю же поздравлял, правда, той девяносто стукнуло. И лишь отворив засов, сообразила, что не удосужилась спросить, а кто, собственно, там.

Перед ней стоял здоровенный детина с густой бородой и хмурым взглядом. Луиза Петровна шумно сглотнула и даже попыталась прикрыть дверь, но гость удержал ее на месте.

— Кто вы, что вам надо, – пропищала она.– Луиза Самохина?

– Нет, вы ошиблись…

– Я никогда не ошибаюсь.

Только теперь она заметила у него в руках черный пакет. Он извлек оттуда какой-то документ, изучил его, похмыкал, потом показал ей. Она не разобрала без очков, что там было написано, но фотографию увидела четко: ее собственное лицо. Чуть пощекастее да покруглее, но оно, не перепутать.

— Это вы? – прогудел детина.

— Н-не знаю… Вроде, да… Но не Самохина я.

— А кто?

– Шваб. – Сказала, и тут же вспомнила, что так мошенники и действуют, а она, дура старая, все сразу выложила.

Он наморщил лоб и еще раз перечитал документ.— Все верно, Шваб – девичья фамилия.

Луиза Петровна заволновалась.

– Так я замужней-то и не была никогда, почитай как восемьдесят три года Шваб.

– А это уже ваши проблемы, не мои, – твердо ответил детина и протянул ручку и бланк. – Распишитесь и получите посылку.

Она, с трудом удерживая ручку, черкнула подпись и осторожно приняла пакет, который тут же оттянул руку. Детина кивнул, развернулся и ушел. Ни привета, ни прощания – вот вам и молодежь.

Только теперь Луиза Петровна смогла выдохнуть. Она прислонилась к косяку и постояла так какое-то время, пока перепуганное сердце не перестало отбивать дробь в висках. Наконец закрыла дверь и заглянула в пакет. Книга, что ль?

С трудом доковыляла до комнаты на все еще дрожащих ногах и села на диван. Книга легко выскользнула из пакета и оказалась не книгой, а фотоальбомом. Луиза Петровна открыла первый разворот и нахмурилась. Вот так наглость! Она надела очки, тщательно изучила бланк, но ни имени, ни адреса отправителя там не оказалось. Это что ж получается: кто-то забрал ее собственный фотоальбом и теперь решил вот так вот ее разыграть? А если забрали не только фотоальбом, а она, дура старая, и не заметила? Вот только кто? Валентина? Девочка из соцслужбы? Сантехник? Но это ж надо в кладовке рыться, а Луиза Петровна с гостей глаз не спускала. Медсестра, которая ставила капельницу? Та, пожалуй, могла, очень уж лицо у ней злое было, брезгливое, да и времени хватило бы – с иглой в вене особо ни за кем не проследишь.

Что фотоальбом был ее собственный, Луиза Петровна не сомневалась. Она сама вырезала цветочки из старых открыток и обклеила ими невзрачную обложку. Красиво вышло. Сейчас, конечно, цветочки все затертые, а все равно ни с чем не спутать. Да и фотографии ведь точно ее: вот она стоит возле родительского дома в косынке, да так навязала, что и лица толком не разглядеть, но себя разве ж можно не узнать. А вот они с мамой, старое фото, черно-белое. Мама здесь такой суровой и мужиковатой кажется, а ведь была красавицей-хохотушкой. Луиза Петровна нежно провела пальцем по ее лицу и подумала — скоро встретимся.

Медленно листала она страницу за страницей, позабыв и о глупом розыгрыше, и о том, что сегодня именинница. Вот сенокос, а вот класс ее, Катька, подруженька, Коленька Самохин, любовь первая, хорошее время было. А вот, кажись, и выпускной. А это что? Откуда это платье в крупный горох, не было такого, точно не было. А это что? Коля Самохин и она – да разве ж было такое, чтоб в обнимку? И где училище? А это еще что такое?!

Луиза Петровна сняла очки, потерла глаза, протерла стекла и посидела чуть, переводя дыхание. Потом вернулась к фотоальбому. Ничего не изменилось. Фотографии, которые она помнила, исчезли, зато появились новые… черт знает откуда. Незнакомые места, незнакомые люди, незнакомая она – и даже свадебное фото нашлось: стоят с Колей счастливые, у нее кудри и цветы, у него пиджак. Горы, морской берег, палатка. А вот она застыла около какого-то аппарата и держит что-то, похожее на грамоту. А вот она с пухлым малышом на руках. А это что? Эйфелева башня, что ль?

Луиза Петровна измеряла давление и напряженно думала сразу много мыслей одновременно. Первое: она, конечно же, могла впасть в маразм. Сначала забыла про свой день рождения, а потом и вовсе забредила. Второе: она не раз слышала по телевизору, что сейчас можно в компьютере любые фотографии сделать, даже такие, как будто она, Луиза Шваб, – замужняя, детная, да еще и путешествует по всему свету. Третье: от кого посылка, кому это надо, кому она сдалась, да и когда бы они в кладовку-то залезли, даже та медсестра – она на минутку всего отлучалась? Четвертое… А четвертная мысль была путаная и покалывающая, Луиза Петровна все не могла ее ухватить и додумать, но ощущала, что эти снимки, эта чужая, не ее жизнь сильно взбудоражили, разогнали стылую кровь, сжали грудь тоской о несбывшемся, тьфу ты, господи.

Потом звенькнула в голове пятая мысль, и остальные стихли. Кладовка. Надо проверить, там ли альбом. Так она и сделала. Альбом оказался на привычном месте – те же затертые цветочки, тот же первый разворот. Луиза Петровна выпила таблетку от давления и легла на полчасика, чтоб восстановиться. И все это время лежали рядом два одинаковых фотоальбома, и она глядела на них, и было это тревожно, но и волнующе – такая тайна на старости лет!

Когда силы вернулись, она стала сравнивать. Первые фотографии были одинаковыми: дом, школа, сенокос, класс ее. А вот фотографию с выпускного она рассматривала долго, переводя взгляд с одной карточки на другую, и обнаружила три отличия. В «новом» альбоме у нее была не коса, а распущенные волосы – это раз. Они с ребятами стояли не на фоне крыльца, а около окон их класса – это два. Коля Самохин держал ее руку в своей – это три.

Все следующие фотографии отличались, никаких совпадений и пересечений. В старом альбоме серыми пятнами мелькала простая и в целом не такая уж и дурная жизнь Луизы Петровны: кулинарное училище, колхоз, совхоз, леспромхоз. Илья. Подружки, Алупка, новоселье, юбилей, выход на пенсию – все правильное и добротное.

В новом альбоме фотографий было больше, он был заполнен до предпоследней странички. Даже черно-белые, они казались яркими и живыми, и она на них была неизменно улыбчивой. На многих был и Коля Самохин и смотрел он на нее все так же, как тогда, целую жизнь назад, – оказывается, помнит еще. На самой последней фотографии они, два оплывших седых старика, сидели рядом за накрытым столом и держались за руки. Счастливая улыбка и нежный взгляд.

Луиза Петровна выронила альбом и прикрыла глаза. Самохина… Луиза Самохина – так он сказал.

Слезы полились с такой силою, что она в первое мгновение задохнулась, а потом стала ловить воздух ртом, стараясь отхватить хоть немного между тяжелыми всхлипами, что сотрясали тело и внутренности. Она повалилась на диван и запричитала, сама не понимая, что за слова выливаются изнутри вместе с потоком слез. И длилось это, и длилось.

А потом она лежала на боку, смотрела на старый сервант и пыталась понять, что же стало причиной такой ее жизни, где она могла свернуть на другую тропку. Может, надо было отговорить маму от скучной косы и распустить свои длинные пшеничные волосы? Или взять Колю за руку – но мыслимо ли такое для девушки? Или дело в фотографе? Мог ведь не полениться и выбрать для карточки не привычное крыльцо, а что-то более теплое и личное для учеников – их класс? Может, дело в этой маленькой душевной детали? Или все вместе? Могла ли она изменить что-то и прожить другую жизнь?

– Прости меня, – прошептала она в пустоту, и тут же услышала грохот с кухни.

Вася что-то опрокинул, ну и Бог с ним, хотя бы Васенька у нее есть. Грохот повторился, и казался он не случайным, а таким, словно кто-то на кухне орудовал. Вот брякнули тарелки, вот вжикнула зажигалка, и вроде даже загудел газ, вот полилась вода. Луиза Петровна была не в силах ни подняться, ни крикнуть, да и не хотела, честно говоря. Есть кто-то на кухне, или нет никого, и она совсем из ума выжила – есть ли разница. Все одно помирать.

Щелкнула кухонная дверь, воздух стал духмяным, зашаркали шаги, и Луиза Петровна с усилием села на диване. Кто-то явно шел к ней, кто-то очень медленный и, кажется, старый. Она услышала, как в коридоре шаги резко стихли, и кто-то тихо чертыхнулся, а потом мужской голос продребезжал:

– Лилька, ну чего ты опять удумала? Зачем в кладовку лазала? А банки пустые на место не поставила. Ай-ай-ай…

Покачиваясь в такт беснующемуся сердцу, она слушала звон стекла, кряхтение и ворчание. Только один человек называл ее Лилькой.

Наконец все стихло, и из тишины донеслось

:– Я накрыл на стол, иди скорее тортик кушать, девочка моя.

Она вскочила резво и почти молодо, подержалась за сердце, – но сразу попустило, – и поспешила туда, где, судя по бульканью, разливали по кружкам чай. Там, куда она шла, горел яркий свет, можно было и выключить – солнце ж за окном, но разве стоило сейчас ворчать и думать о глупостях.

– Иду, иду, Коленька, – прошептала она и открыла дверь.

И вот однажды в мороз после оттепели я приехал домой с работы. Взял топор и пошёл делать свой квест. Вечерело. Смеркалось. Подходя к гаражу я услышал характерное кряхтение. Выйдя из-за угла к воротам я увидел источник этих звуков: прямо под моими воротами сидел в позе снявшего штаны орла в гнезде мужичок. И самозабвенно срал. Видимо, процесс шёл с натугой, нелегко, мсье тужился на зависть любой роженице. Меня, естественно, взяла злость, я сделал шаг вперёд и уже хотел высказать ему, что меня крайне задолбали такие как он срули, которые тянутся к моему гаражу как паломники к святыне. Но сказать ничего не успел. Мужик вздрогнул, повернул голову, увидел меня, выпучил ещё больше глаза (хотя это для него было явно проблематично), замахал руками и завопил что-то нечленораздельное. Это был такой крик, что я охренел и, признаться, даже немного завис. Он вскочил, продолжая дико выть, не надевая штаны, зайцем промчался мимо меня в гору, оставив на память о своих славных деяниях последнюю колбасу уже по дороге. Видимо, ту самую, что долго не выходила, но тут, перекушенная сфинктером как гидравлическими ножницами, осталась в шаге от меня, как ироничный финальный штрих в этой артхаусной короткометражке.

Я не сразу сообразил, почему у него была такая реакция. А потом дошло. Сидишь себе спокойно у дальнего гаража, хезаешь. Темно. И вдруг в тусклом свете дальних фонарей в нескольких шагах от тебя словно из-под земли появляется здоровый бородатый мужик. С топором. И с искажённым злобой лицом идёт прямо на тебя... Думаю, в его арсенале теперь однозначно есть история, как он сjoбывал по снегу от маньяка)