Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 259 постов 28 283 подписчика

Популярные теги в сообществе:

Сборник новелл "Петербургские совести", №2

Иван Петрович, новоиспечённый свёкор, был человеком простым. Он всегда довольствовался малым. При необходимости мог предпочесть синице в руках даже дохлого воробья под окном. Это отражалось и в одежде, и во внешнем виде его, как будто даже в лице. Немного заплывший, с маленькими сальными глазками, которые больше походили на пупочки в тучном массиве физиономии. Они всё время как-то виновато озирались на остальных гостей и особенно часто бросались к супружнице и ладе Ивана Петровича – Ольге Михайловне, или Олечке, как он ласково её заклеймил.

Олечка – дама совершенно противоположного от мужа устройства. Ставрогина или пушкинская Графиня могли бы нервно нюхать табачок, заглатывая параллельно пыль из-под ярко-алых туфель на высоком каблуке этой страшной женщины. Мегера! Настоящая, как из анекдотов, страшнейшая свекровь. Даже если не брать во внимание её вес в семье, который был ещё больше массы её мощного тела, даже если не учитывать влияние, которое она оказывала на мужа, сына и кота…

Ну да что там. Она и сама скажет за себя слово прямо сейчас. Вот, вот! Подошла она к своей подружке, которую позвала на торжество исключительно для того, чтобы было на кого спускать яд, струящийся по нечищеным клычкам.

– Нет, ты посмотри на них, а! – шипела она сквозь зубы подруге на ухо. – Празднуют наравне с нами, а ведь денег-то вложили в два или три раза меньше!

– Да ты почём знаешь?

– Сынок рассказал, что у них там, понимаете ли, пробле-емы какие-то, – Ольга саркастически закатила глаза и сплюнула, запив это дело шампанским из дешёвого пластикового бокальчика.

– Так может действительно проблемы? – захлопала глазами подруга.

Подруга Таня – человек рыхлый и бесхарактерный. Но, что самое главное, она непробиваемо глупа. Именно это качество и нравилось Ольге, которая рядом с Танечкой чувствовала себя как минимум академиком и обладательницей «Хрустальной совы». Плюс приятным дополнением шло железное убеждение, что Таня уж точно никак не могла Ольгу подставить или обмануть. Она была в этом уверена. Так же твёрдо, как в том, что муж молчаливо желает ей скорейшей погибели.

– Ну конечно, конечно… Ты, Танька, наивная до ужаса. Проблемы проблемами, но квартирку-то они недавно приобрели – невестка проболталась.

– Ну так купили, и проблемы начались… Не знаю, Олька! Ты у нас больше смыслишь в таких вещах.

– Да вот в том и дело, Танюш. Вот, идут сюда, тьфу ты…

К сладкой парочке приближались родители невесты – Олег Михайлович и Наталья Ивановна. Мужчина был достаточно высоким, гладко выбритым, с блуждающими стеклянными глазами, никогда не направленными в упор на собеседника. Он словно всё время глядел куда-то сквозь человека. Вдобавок ко всему, шепелявил. Это поначалу не бросалось в уши, но спустя некоторое время начинало жутко раздражать, потому что шепелявость его усугублялась небольшим просвистом, постоянно нервирующим слух.

Сейчас Олег Михайлович шёл к Ольге под руку с женой, которая была настолько невзрачна, что даже и описать её нельзя. Он глядел, как обычно, немного за спину и так немаленькой женщины, даже заставив её обернуться. Олег, заметив это, усмехнулся.

– Поздравляем, поздравляем! Рады объединению наших семей! Чудный праздник складывается, не правда ли? – мужчина широко улыбался, показывая белые ровные зубы.

– Спасибо, дорогой Олег Михайлович! Очень приятно слышать такую оценку торжества, мы с Ванечкой… Ваня! – Ольга рявкнула на мужа и жестом скомандовала ему подойти, через десять секунд тот был рядом. Продолжила она прежним елейным тоном. – Мы с Ваней очень старались сделать красивый, запоминающийся праздник для нашего Мити.

– Иван?.. – Олег вопросительно кивнул в сторону Ивана Петровича, продолжая бороздить взглядом пространство за спиной свёкров.

– Петрович, – ответила за мужа Ольга.

– Иван Петрович, позвольте пожать вашу руку! Организация просто изумительная! Вы большой молодец, вместе с вашей супругой. Для нас честь стать единой семьёй с таким замечательным союзом!

Иван Петрович протянул свою толстенькую вялую ручку в ответ на сухую острую выкинутую руку Олега Михайловича и состоялось рукопожатие, больше похожее на сотрясание одной руки другой. Ольга, услышав про заслуги Ивана Петровича, который, к слову, решал по организации меньше, чем ничего, пошла желваками. Это не осталось незамеченным Олегом, который своими блуждающими глазами всё время ощупывал лица новоиспечённых родственников.

– Ольга Михайловна, вы, конечно, тоже молодец. За каждым великим мужчиной… – Олег таинственно улыбнулся, взглянув на Ивана Петровича, – стоит не менее великая женщина. Ваша пара весьма подходит под это изречение!

– Ой, да что вы, не стоит, что вы! – Ольга настолько вострепетала слову великая, что упустила насмешку, спрятанную в нём. – Олег Михайлович, вы очень любезны. Нам тоже радостно соединиться… в семейный круг… Но мы вот с Ваней обсуждали, и он очень справедливо спросил…

– Мам!

Митя, жених, в окружении невесты Юли и нескольких своих друзей, стояли чуть поодаль, около пешеходного перехода. Они уже сфотографировались у Медного всадника, им нужна была команда к дальнейшим действиям. Митя не знал маминых планов и даже не пытался вникнуть. Все равно всем занималась она, не давая принимать никаких решений. Так что самым надёжным вариантом было просто спросить. Ольга Михайловна подалась вперёд, готовая управлять свадебным парадом дальше.

– Что, Митенька? – она умилённо улыбалась, разглядывая своего сыночка в красивом костюме, который сама выбирала несколько недель.

– Мы нафоткались, чё там дальше? – спросил Митя.

– Так, сейчас… – Ольга достала из сумочки свой телефон и начала клацать «свежими» ногтями по экрану, – Так… Медный всадник, тут, да… А, вот! Общее фото у воды!

– Опять фоткаться? – жених раздражённо закатил глаза.

– Конечно! Такое событие, нужна память, Митенька!

– Ла-адно…

– Так, все! – Ольга Михайловна зычно окликнула всех празднующих, заставив повернуться даже случайных прохожих, – Встаём снизу для фотографии! В центре молодые, по бокам родители, дальше остальные! Ваня! Ваня!!! Оглох что ли? Вырубай музыку!

Подчинившись, нерасторопный Иван Петрович выключил на телефоне играющий трек. Вся честная компания начала вяленько собираться на спуске, выстраиваясь в указанном порядке. Встать решили на последней ступеньке перед водой, чтобы кадр получился максимально красивым и эстетичным по мнению Ольги Михайловны. Смотреть приходилось вверх, на яркое солнце, которое хоть и грело слабенько, но всё же больше слепило глаза. Фотографом была назначена единственная подружка Юли, заодно ставшая свидетельницей. На робкую попытку сказать, что она наверно тоже должна быть в кадре, Ольга Михайловна гневно взглянула на неё, и яростно проворчав «Мне что ли фотографировать?! Что за глупости?», смирила девушку с её участью.

Всего получалось на маленькой платформе спуска одиннадцать человек. Молодые, четверо родителей, Танька и четверо друзей жениха, включая одного свидетеля. Последний был Митиным лучшим другом, поэтому на регистрацию он пришёл, едва не опоздав, подготовленным: уже изрядно подпитым. У Мити это вызвало бурный восторг, а у его мамы равное по силе негодование. Она чуть не вышвырнула его под грудки из ЗАГСа, осыпая всеми известными проклятьями. Спасла ситуацию работница госучреждения, которая позвала всех в зал для совершения регистрации. Процедив сквозь зубы «убью тебя позже», Ольга Михайловна нацепила благостную улыбку на лицо и помчалась в авангард шествия, стараясь быть поближе к сыночку.

Сейчас этот друг, Егор, стоял позади невесты, щурясь весеннему солнцу. Он успел тяпнуть ещё несколько стаканчиков шампанского и улетел мыслями и чувствами очень далеко от этой свадьбы. Ему грезилось детство, школа, родная задняя парта, расписанная со всех сторон скабрезностями. И его одноклассница Юлька, которую он точно не любил, ведь это по-бабьи. Он её просто по-пацански хотел.

Стоит пояснить для дальнейшего порядка, что его Юлька и невеста Юля были разными девушками. Но Егор, не очень вообще-то друживший с алкоголем, видимо не ощутил разницы. Осознав, что такое родное его сердцу имя звучит в союзе с его ближайшим товарищем, он негодовал: «Каково предательство! Кореш, и с его тёлкой!» Он видел Юльку, сидящую через две парты от него, её черные вьющиеся волосы, небрежно собранные в хвост. Он видел её тонкие пальчики, белоснежную шею, маленькие хрупкие плечи. Нет, конечно же, он не любил её. «Но она не могла, – размышлял он, – не имела права быть с его кентом! Это неправильно. Пусть не с ним, не с Егором, пусть с кем угодно! но только не с Димасом; это же просто бред!»

– Юлька… – шепнул он на ухо невесте, подавив рвущуюся из чрева отрыжку.

– Что такое? – Юля немного повернула голову в сторону Егора, чем спровоцировала оклик от свекрови.

– Юля, смотри в камеру!

– Юлька… – продолжал Егор, стараясь подобрать наконец слова для признания, которое он держал в себе столько лет, – ты знаешь… я очень давно хотел тебе сказать…

– Так, снимаю, все готовы? – подружка выглядывала сверху, из-за парапета, держа в руках дешёвенькую фотокамеру подтипа «мыльница».

– Что, Егор? – Юля улыбалась и сказала это сквозь зубы.

– Три… Два… Один!

– Юля, я тебя очень давно чисто по-пацански хочу!

Прозвучал слабый звук затвора. Позже, когда это фото разглядывали, увидели недоумевающее лицо Юли, блаженную ухмылку Егора и исказившееся от неописуемой эмоции лицо Мити. Остальные были парадно-улыбчивы. Они не услышали этой фразы и поняли, что что-то произошло, когда Митя заорал на всю улицу:

– Ты чё сказал, а?!

Все вдруг расступились, оставив Митю с Егором друг напротив друга. Юля поглядывала то на одного, то на второго, силясь понять, что вообще происходит. Егор, покачиваясь, думал, как ему ответить на этот довольно-таки открытый вопрос. Он видел перед собой предателя, Иуду, гниду и сволочь, кинувшую друга. Он видел того, кто угнал у него Юльку, которую он не любил. И решил Егор раз и навсегда разобраться с этим «другом».

– Ты, братан, некрасиво сделал! Знал же, что Юлька моя тёлка! – осуждающе воскликнул Егор, стукнув себя в грудь кулаком и чуть от этого не упав.

– Чё?! Ты совсем нажрался что ли?! Ты ненормальный?! – Митя, казалось, сейчас взорвётся.

– Нет, Димас. Я как раз нормальный, ровный пацан. А вот ты гнидой оказался, – Егор смачно сморкнулся и плюнул на костюм Диме.

Это был финальный аккорд, завершивший безумие Мити. Он издал какой-то нечеловеческий вопль и бросился в корпус Егора. Тот и так еле держался, поэтому под давлением товарища просто упал назад. Стояли они на краю платформы, так что «назад» означало «прямиком в воду». Нева, резко окутавшая Егора с Митей, протрезвила первого и остудила второго. Они расцепились и стали выбираться обратно на камни.

Но если конфликт в сердцах парней был затушен речной прохладой, то вот инфернальной ярости Ольги Михайловны не мешало ничто. Всё это время она стояла, раскрыв рот, задыхаясь от рвущих её на клочки изнутри ругательств. В момент, когда Егор плюнул на пиджак, она чуть не потеряла сознание, а когда весь костюм оказался испорчен водой, приобретя мокрый и грязный вид, все стопора были сорваны.

– Ты! Ты, мерзавец! Я тебя ещё в ЗАГСе выгнать должна была! Какая мразь, а?! Какая же мразь!!! Ты оплатишь новый костюм, ты понял?!

Ольга Михайловна в два прыжка подскочила к Егору и начала трясти его за грудки. Тот не знал, как оправдаться, и почувствовал резкий приступ тошноты. В следующий момент извинения были излиты на ярко-алые туфли остатками закусок-канапе и обилием выпитого алкоголя. Лицо Ольги побагровело.

– Сейчас что-то будет… – ухмыльнулся Олег Михайлович.

И что-то было. Мы не будем передавать брань, изрыгаемую обезумевшей женщиной в адрес бедного Егора: мокрого, пьяного, с больной головой, с кусочками съеденного канапе на воротнике. Глядя на это, даже прохожие не хотели задерживаться, а скорее шли прочь, будто боялись, что им тоже достанется. Иван Петрович попробовал было успокоить осатаневшую супругу, но, нарвавшись на свою долю «комплиментов», тихонько отошёл к бутылке шампанского и налил себе ещё один стаканчик. Ольга тем временем бранилась и бранилась. Таких конструкций, как у неё, не слышали даже родители невесты. Им стоило бы стоять так же тихо, как остальным пассивным участникам этого балагана, но Олега Михайловича очень уж развеселил какой-то хитрый оборот речи, и он посмел посмеяться в голос.

Красные, по-бычьи налитые кровью глаза обратились на него и супругу.

– А вы! Вы ещё и смеётесь! Иждивенцы бессовестные!

– Простите?..

– Щас! Прощу! Конечно! Что у вас там за проблемы, что вы на свадьбу родной дочери зажали денег?! Почему мы с Ваней должны за вас отдуваться? Общая свадьба, вы пришли, ходите тут, как попугаи, разрядились, а сами шиш да ни шиша выложили!

– Ольга, мы действительно не вложились в свадьбу столько же, сколько и вы, но у нас нет проблем, с чего вы это взяли?

– Да дочка ваша растрепала! Сказала, что вы квартиру купили, вот и проблемы появились, конечно же! Спасибо ей хоть за какую-то информацию!

Юля стояла бледная, казалось, что она пустится в воду сама, без дополнительной помощи. На неё одновременно уставились сверлящие глаза отца и желчно-ядовитые зенки свекрови. Как пять минут назад она перебирала взглядом Егора с Митей, так сейчас по очереди пыталась смотреть на родителей: старого и нового.

– Юля, и какие же у нас проблемы?

– Ну, папа… Я не говорила…

– Что, что не говорила?! – Ольга снова начала задыхаться от гнева. – Так ты ещё и врёшь?!

– Я… Нет… Ну, то есть, да, но не совсем…

– Ольга, у нас нет никаких проблем. Да, мы купили квартиру, это выгодное вложение. И да, у нас нет свободных денег сейчас, потому что мы копим на новую машину. Не вижу проблем никаких. Вы решили вложиться, сообщили радостно об этом, всё брали на себя, так что мы и не стали вмешиваться. Нам деньги нужны на себя тоже.

– Вообще, пап, это и моя свадьба тоже, а вы даже подарка мне не сделали… – Юля почти плакала.

– Юлия, мы обсудим это позже, – Олег Михайлович бросил строгий взгляд в сторону дочери.

– Хорошо…

– Какой же ты жлоб! – рявкнула Ольга. – На родную дочь денег жалко, а сам квартиры да машины покупает, посмотрите на него!

– Мам, завязывай… – послышался слабый голос Мити.

Пока разворачивалась эта сцена, он снял с себя одежду и отжимал её в реку. Наконец, он закончил, и понял, что надо, наверно, вмешаться, а то массовая драка начнётся ещё до банкета.

– Митя, я просто в шоке, зачем ты связался с этой семейкой? Я же говорила тебе, говорила…

– Мама!

– А ты маму не слушал, не хотел послушать умную маму, которая тебе только добра желает! – у Ольги подступили к глазам слёзы; гнев сменился отчаянием.

– Мама, что по плану дальше?

– Сейчас посмотрю…

– А ты, Дмитрий, считаешь, что стоит дальше нам идти куда-то? – спросил Олег Михайлович.

– Да. Все идём по плану. Кроме Егора, он в мебель превратился, – Митя кивнул на бывшего друга, который уснул, прильнув к каменной плите.

– Митенька, дальше банкет. Машина должна подъехать через…

Раздался клаксон микроавтобуса, припарковавшегося на месте, где стояла подружка невесты.

– Вот, вот подъехал. Ваня, собирай колонку!.. Ой, что-то мне нехорошо…

Все стали потихоньку подниматься наверх, забираясь по одному в микроавтобус. Вид, конечно, у них был нелепый. Багровая Ольга в облёванных туфлях, мокрый жених, рыдающая невеста, ухмыляющийся тесть и шокированные гости, возглавляемые Танькой, причитающей без конца: «Что ж такое происходит-то! Кошмар какой!».

Их увидела компания из двух парней и девушки, которая шла по противоположной стороне улицы вдоль Зимнего дворца и жарко, хоть и негромко, что-то обсуждала. Они окинули взглядом эту непраздничную процессию, секунд пять за ними последили и двинулись дальше.

Это вторая новелла из сборника, остальные можно найти в серии постов по названию в заголовке:)

Показать полностью
4

Сборник новелл "Петербургские совести", №1

– Прогулки по рекам и каналам! Экскурсия «Блистательный Санкт-Петербург»!..

Да, каждый год одно и то же. Только-только сошёл лёд, совсем недавно первый раз разводили мосты, на улице ветрено и холодно. Даже снег местами лежит. Зимой на обочинах вплотную к поребрикам он утрамбовывался, чернел, и сейчас коростой на асфальте продолжает своё существование. Тем не менее девушки, женщины, юноши и мужчины в теплых красных (почему-то чаще всего именно в красных) куртках, в тельняшках и капитанских шапках уже разбрелись по главным туристическим точкам города. У каждого в руках обязательные мегафон и планшет, в котором подробности экскурсий.

Одна такая девушка стоит на Синем мосту, ближе к Мариинскому дворцу. Рядом находится пирс, куда она так монотонно и безразлично зазывает. На ней всё та же красная куртка, через плечи перекинут рекламный плакат, окутывающий её с обеих сторон. На нём изображены красивые виды города: Петропавловка, набережная Фонтанки, Исаакий, Спас… Девушка молода. На вид ей около двадцати пяти. Очки скрывают синяки под глазами, толстый слой пудры – изъяны на лице. Зачем она стоит здесь сейчас? Неужели нет у неё другой работы, и приходится стоять на продуваемой площади, получая какой-нибудь смешной процент с каждого приглашённого посетителя? Одному Богу известно, что её сюда привело.

Она устало повторяет маршрут экскурсий, согревая руки в карманах и подрагивая от холода. Людей вокруг не много, ведь ещё только апрель. Туристы заполонят улицы и проспекты позже, в мае-июне, а пока приходилось надеяться на случайных гостей города да романтичных коренных жителей. Они, конечно, знают уже наизусть весь этот маршрут «по рекам и каналам блистательного Санкт-Петербурга», но нет-нет, да и сядут на кораблик, чтобы погрузиться в свои мысли, пока их везут мимо любимых мест.

Девушке, однако, не везло. Никто не обращал на неё внимания. Она сама видела это, понимала, что ловить сейчас особо нечего, и вжалась в гранитный камень моста. Позади неё беспокойно металась Мойка, не располагающая к расслабляющей поездке на открытом воздухе.

«Господи, ещё два часа тут торчать… Нужно что-то съесть, а то совсем околею», – подумала девушка. Дрожь снова начала пробирать её, холод проникал сквозь не такую уж и тёплую красную куртку. Мужчины и женщины шли мимо: кто уткнувшись в телефон, кто просто по привычке глядя под ноги… Но не было ни одного человека, который хотел бы отложить свои дела и взять экскурсию на водном трамвайчике.

Девушка уже решила плюнуть на правила и зайти в кафе, чтобы купить себе кофе и немного перекусить, но по закону подлости в этот же момент к ней подошёл молодой человек.

– Здравствуйте! Подскажите, во сколько отправление?

– Здравствуйте! – девушка нацепила дежурную улыбку. – Ближайший рейс состоится через двадцать минут. Подождёте?

– Да, наверно. Народу много сейчас на корабликах?

– Если честно, практически нет никого, – девушка доверительно понизила голос, – так что могут рейс и отменить. Но вы подождите, авось наберётся народ.

– Ну хорошо, хорошо. Я всё равно не занят ничем сейчас, посмотрю пока, что тут есть на площади.

– Я вас записываю?

– Да-да. Имя нужно сказать?

– Если хотите.

– Адам.

– Хорошо, Адам. Я надеюсь, что вы получите удовольствие от экскурсии, если она всё-таки состоится. Билет тогда оформим по факту поездки, если люди будут.

– Хорошо, спасибо!

Адам улыбнулся девушке и, развернувшись, направился, видимо, к Исаакию. Он показался девушке красивым. Одиночество совсем её допекло, так что мысли о возможном приятном знакомстве с продолжением возникли сами собой. Она смотрела в спину уходящего молодого человека и оценивала, сколько у него денег. Судя по чёрному качественному пальто и блестящим ботинкам, Адам не бедствовал. В голове у девушки начал зреть план…

Минут пятнадцать спустя, когда отчаяние вновь обуяло сердце бедной зазывалы, стёршей язык повторять мантру про отправление кораблика и ключевые точки незабываемого путешествия, к ней подошла девушка приятной наружности.

– Добрый день. Скажите, пожалуйста, экскурсия же скоро должна начаться?

– Да, правда кораблик плохо продан, мне нужно уточнить, поедет ли капитан. Вы же хотите?..

– На экскурсию, да. Хотела бы прокатиться, а то устала сильно, ноги болят. У меня плоскостопие, и я забыла вставить стельки в новую обувь… И как назло, сегодня так много нужно ходить, что…

– Приятного мало, да. У меня ноги здоровые, – ухмыльнулась зазывала. – Ну, короче, я сейчас узнаю, и вам сразу скажу, будет экскурсия, или нет, ладно?

– Я тогда тут вас подожду.

Зазывала с радостью двинулась со своего опостылевшего места, но немного затёкшие ноги не очень уверенно держали её на покатом спуске с моста, и она чуть не завалилась. Пирс находился буквально в двадцати шагах, так что можно было бы, конечно, и со своей точки докричаться до капитана, но уж больно хотелось размяться и куда-то сходить. К тому же, это будто добавляло ей важности. Я, мол, не просто какая-то девка с планшетом и в глупой рекламной манишке, а человек решающий!

– Сергеич! А, Сергеич?

– Чего? – Сергеич представлял из себя мужичка среднего роста, ничем внешне не примечательного: лысоватый, с пузом. Небольшая щетинка, кое-где не проступавшая, синела на его щеках чуть меньше, чем фонарики под глазами. Казалось, что он вечно спросонья, да ещё и рыдал перед сном.

– Скажи, ты двоих повезёшь?

– Ну, типа да. Мне в любом случае ехать надо, так хоть оправдание будет, блин.

– В смысле?

– Я, вот, товарища согласился подвезти. Вить, покажись!

Из каюты выполз Витя. Он олицетворял своим видом пагубное воздействие алкоголя на организм. Если бы на бутылочные этикетки добавляли предостерегающие фотографии, как на сигареты, то Витя явно претендовал бы на звание главной модели.

– Здрас-сте. Виктор, – он попытался было протянуть руку. Девушка брезгливо поморщилась.

– Всё, залазь обратно, – скомандовал Сергеич. – Короче, еду я по-любому.

– Ясно всё с тобой! Ты хоть не забудь экскурсию врубить, таксист, блин, – девушка прыснула и пошла наверх, не слушая ответ вдруг разворчавшегося Сергеича.

Неназванная посетительница стояла на своём месте, терпеливо и задумчиво разглядывая Мариинский дворец.

– Будет экскурсия, я всё узнала, – подскочила зазывала к девушке.

– Отлично! Я бы тогда хотела посетить. Сколько стоит?

– Сейчас… пятьсот. Так, да.

– Хорошо, – посетительница улыбнулась и полезла в карман куртки за деньгами.

Зазывала в это время увидела Адама, спешащего к пристани с другой стороны Синего моста. Он, по-видимому, сделал небольшой круг по окрестностям, и не рассчитал должным образом время. Теперь был вынужден очень быстро идти, чтобы успеть на рейс.

– Да вы не спешите так! Без вас не уедет! – крикнула зазывала Адаму, смеясь. Крик получился неожиданным, и посетительница вздрогнула. – Ой, извините.

– Да ничего. Вот, пятьсот рублей, – она протянула деньги.

– Ага, хорошо… Проходите; видели, к какому кораблику я ходила?

– Да, видела. Спасибо.

– Приятной поездки!

Посетительница улыбнулась, кивнула и пошла в сторону корабля. Через минуту подошел Адам. Он, услышав крик, перестал бежать, и успел уже даже отдышаться.

– Всё-таки состоится экскурсия? – спросил он.

– Да, я всё решила! – хихикнула зазывала. – Сказала капитану, что поедет Адам, поэтому он не имеет права отменить рейс.

– Так прямо и сказали? – молодой человек высоко поднял брови.

– Ну… Типа… – рекламщица смутилась такой реакции парня и как-то замялась. – Пятьсот рублей.

– Да, хорошо, – Адам достал из заднего кармана джинсов сложенную пополам пачку купюр разного номинала, выудил из них пятисотрублёвую бумажку и отдал девушке. – Спасибо. Мне куда идти?

– Вот, кораблик стоит, – зазывала ткнула пальцем в ближайшее к мосту судно.

– Хорошо, спасибо.

– Угу… А вы потом… – девушка осеклась.

– Что-что? Не расслышал, простите, – развернулся Адам.

– Хотела сказать, потом отзыв оставьте на сайте, он на кораблике написан…

– А-а-а! Хорошо, без проблем.

Адам улыбнулся и пошел по направлению к борту, оставив девушку в одиночестве. Та стояла мрачная, расстроенная непонятым флиртом. Ей чудилось, что парень всё прекрасно понял, но специально сделал вид, что принял глупую шутку всерьёз. Впрочем, бред это всё. Ну, парень и парень, что уж теперь. Не стоит зацикливаться на таких глупостях. Да, симпатичный, вежливый, судя по пачке купюр – не бедный, но просто один из клиентов, и надо забыть, не думать, пусть и давно не было никого…

Так и стояла зазывала, глядя в мутную волнующуюся воду Мойки, размышляя о своём.  Кораблик тем временем тронулся в путь.

На верхней палубе было холодно, поэтому единственные пассажиры скрылись в нижнем помещении, где было тихо, безветренно и спокойно. Они ждали начала речи аудиогида, не решаясь говорить. Сели в разные концы «комнаты», глядели каждый в своё собственное окно. Он – по левому борту, она – по правому. Оба старательно игнорировали друг друга, подчеркнуто не обращая внимания на факт присутствия в помещении ещё одного человека. И это поведение было бы понятным, соберись вокруг куча людей. В толпе мы отрешаемся от остальных, замыкаемся в себе и перестаём различать людей. Но их было двое.

Первым признаки жизни подал Адам. Кораблик уже подходил к Неве, а гид так и не запустили. Молодому человеку надоело разглядывать рассечённые кораблём волны, и он обратил свой взор на соседку по молчаливому путешествию. Одета она была в черный пуховик до пояса, голубые широкие джинсы и белые кроссовки на высокой подошве. Наряд не выходной, но и не спортивный, так что, по-видимому, девушка этим особо не заботилась. Сзади застёгнутого под подбородок пуховичка торчал капюшон бежевой кофты, который стыдливо был замят в правую сторону. Поверх него струились, поблёскивая на весеннем выглянувшем солнце, золотистого цвета волосы. Девушка, казалось, не накрашена, либо макияж был совсем уж неприметный, и это добавляло образу какой-то уютности, тепла. Свет падал и на лицо, так что закрытые глаза слегка прищурились, подтягивая уголки рта в невольной полуулыбке. Адам отметил, что попутчица очень красива, и это отнюдь не добавило ему желания заговорить с ней первым. Было ли у него предубеждение насчёт красивых молодых девушек? Вряд ли. Скорее, он просто не хотел разочароваться в этом прекрасном явлении человеческой природы. Но ему не потребовалось брать на себя инициативу, ведь соседка раскрыла глаза и повернулась прямо на него:

– А у нас разве не должно быть аудиоэкскурсии? – спросила она.

– Вроде, должно, не знаю… Спросить у капитана?

– Если вам не сложно, – она кокетливо улыбнулась.

Адам встал и направился к двери в капитанскую рубку. Та оказалась заперта, ему пришлось постучать.

– Чё такое? – раздался глухой голос Сергеича.

– Извините, а аудиогид не должен работать? – громко спросил Адам, пытаясь прокричать дверь.

– Он это… Сломался, в общем. Не будет ничё. Так что извиняйте! Прямо после отправления выяснилось! Можете… э… своё врубить что-нибудь, там по блютусу идёт связь.

– Ладно, спасибо…

Адам вернулся на место и посмотрел на свою соседку. Та, конечно, всё и сама слышала, так что пересказывать было бессмысленно. Молчание становилось уже откровенно неловким.

– И что нам делать теперь два часа? Просто в окно глядеть? – спросила попутчица как бы про себя.

– Ну, можем познакомиться для начала, – он встал и протянул руку девушке. – Адам.

– Увы, Марина, – улыбнулась она и пожала руку.

– Почему «увы»?

– Ну, нас здесь только двое, было бы красиво, Адам и Ева…

– Но на рай здесь не очень-то похоже.

– Пустяки! Было бы всё равно здорово. Но я, к сожалению, всего лишь Марина.

– Ну и ничего страшного. Мне кажется, к нашей обстановке ваше имя подходит больше, чем моё, – Адам слегка улыбнулся.

Марина ответила взаимной улыбкой.

– Вы из Петербурга? – спросила она.

– Нет, я приезжий. Приехал сюда на работу, так что временно тут живу, не знаю, на сколько. А вы?

– Я родилась здесь, да. А кем работаете?

– Может на «ты» перейдём? Мне так сподручнее будет, – Адам присел рядом с Мариной.

– Можно. Кем ты работаешь? – Марина расстегнула куртку, потому что в ней стало жарковато. – Ты не хочешь перейти на верхнюю палубу? Солнце вышло, тут как-то душно становится, как в парнике. Да и не видно ничего. Я могу немного вместо гида побыть, если хочешь.

– Не откажусь, – Адам протянул руку, чтобы Марина поднялась с места. Такой галантный жест не мог остаться незамеченным, и девушка, поднявшись, изобразила шуточный реверанс. Вместе они вышли из помещения на верхнюю палубу. Кораблик в это время вовсю бороздил акваторию Невы. Капитан развернул борт у Медного всадника. Это не входило в маршрут, но он решил таким образом компенсировать отсутствие гида. Конечно же тот был совершенно исправен, ни о какой поломке и речи не могло идти! Просто эта занудная библиотекарша своим скрипучим голосом мешала бы разговаривать настоящим серьёзным мужчинам, заседающим прямо сейчас в капитанской рубке с пузырьком и банкой солёных огурчиков.

Адам и Марина разложили два пластиковых стула, куча которых была нагромождена в углу палубы, и сели поближе друг к другу. Холодный ветер на воде обжигал холодом кожу, так что им обоим вновь пришлось застегнуться. С берега доносилась очень громкая музыка. Традиционно у Медного всадника фотографируются молодожёны, вот и сейчас, кажется, очередная свадьба пела и плясала на Петровском спуске, включив на полную громкость портативную колонку с каким-то шансоном…

Показать полностью
66

Как это происходит?!

Интересно, что среди всей моей родни, самым близком мне человеком всегда была невестка (жена брата). То есть, не кровный мне родственник вообще. Как-то мы всегда с ней ладили, понимали друг друга, поддерживали. Была у неё одна особенность, непохожесть на всех остальных - она работала в связи КГБ СССР. И ведь СССР уже давно нет и КГБ того тоже, но она так ни разу ни слова и не сказала о работе. Единственный момент, когда нам удалось воспользоваться её работой - она позвонила и сказала, что завтра будут менять деньги и мы без шума, тихонько, без потерь купили у сутенёров доллары и у нас ничего не пропало. Её уже нет, но мне просто интересно - как и что они там подписывали о неразглашении, что она всё это унесла с собой, так и не сказав вообще ни слова никому. Как-то угрожали им что ли?! Я знаю бывших офицеров КГБ, они нет нет, да расскажут что-нибудь. Ну не суперсекретное прям, но про то как учились; какие были задания уже в бытность службы офицером; где были спецсклады, например. Она же не сказала ничего. Хорошая была, жаль рано ушла.

Как это происходит?!
Показать полностью 1
32

А вы разные?!

Иногда, мне кажется, что меня таки нашли в капусте. Ну, мы настолько с мамой разные, что меня аист принёс, скорее всего, причём с другой планеты. У нас настолько разные взгляды на всё, что это не может не удивлять. Во-первых, ей надо было работать следователем по особо важным делам. У неё сразу раскалывались бы особо опасные и матёрые преступники. Я учился средне и замечания в дневнике у меня были редкостью, но мама ни одно из них не пропустила. Она месяц могла не интересоваться моей учёбой, но стоило в моём дневнике появиться замечанию, в ней просыпался Шерлок Холмс и доктор Ватсон, одновременно.

Она шла с работы с обычным, ничего не выражающим лицом, как вдруг, именно в этот день, она спрашивала "Что-то давно я твой дневник не проверяла". Она не ошибалась никогда. Мобильных тогда не было, с учителями не дружила, но чуйка у неё была развита на высшем, международном уровне. И вот, годы спустя, даже десятилетия, поехали мы вместе в Питер.

Я ездил каждый год, а у неё это был третий раз, юбилейный. Мне уже тридцать, ей шестьдесят, соответственно. Жили мы в Питере не совсем в ебенях, но прям на их стратегической границе в Московском районе. Оттуда на тролике надо было пилить минут двадцать до метро, там сколько-то остановок, пересадка и по другой линии ещё сколько-то остановок и Невский проспект. Мы там с тёткой исходили всё вдоль и поперёк, все улочки, все дворы, все переулки и мостовые.

Димка-аа - первое, что сказала мама - какое же тут всё огромное. Ну, после нашего приграничного пятиэтажного городка, который при хорошем ветре можно переплюнуть, да - Ленинград был непозволительно большим,  широким и высоким. А в те времена пиво "Бочкарёв" было в моде и я купил себе бутылочку холодного в ларьке. Ну, куда ты пиво уже хлестаешь в центре города?! - начала неспешно убивать мою нервную систему мама. Люди же кругом, Невский, памятники, не позорься! - всё, в такие моменты маму уже не остановить. Правильно, ещё и закурил, а рядом Исаакиевский собор между прочим, не гневи господа - не знаю как там господь, но я уже гневался так, что хотелось пускать молнии. Это не Исаакиевский, а Казанский собор - подлил и я бензинчика в наш костерок. Так, не перечь матери и вообще, я уже голодная - тут надо сразу пояснить, что заведений где моей маме хотелось бы поесть - по крайней мере на нашей планете не существует. Ну нет, это очень дорого. Ой, не пойдёт,  там накурено. Ну, я что приехала за тыщу километров в культурную столицу, чтобы в столовке питаться?! Вот это уютное местечко, хорошее но у воды, продует - не надо мне этого. У мой мамы стратегические запасы отговорок на все случаи жизни. И это не то чтобы у мамы плохое настроение было, нет, у нас это обычное дело.

Дима, ну, куда ты так летишь, дай матери насладиться красотами архитектуры. Ну и чего ты туда уставился, там ничего интересного. Пошли быстрее, а то я уже устала. Я стоически держал удары судьбы и не реагировал, хотя внутри уже клокотало кипящее масло. И тут, мне на глаза попался магазин "Nike". Дело в том, что рынки в Латвии и России разные и в Питере могли быть модели, которых не было в Риге и наоборот. А спортивная одежда для нашего поколения - это всё. Никакие Гуччи с Версачами даром не надо. В таких ситуациях я усаживал маму в обувном отделе, там всегда есть кресла для примерки, и уходил в бесконечные дебри полок с майками, бутсами, ветровками, олимпийками и прочим очень мне нужным. Набрал в итоге как на свадьбу. Вывалил всё это на кассу и пошёл к маме за моим кошельком. Она настояла, чтобы кошелёк был у неё, а то я разява и украдут.

Так я его выложила - прогремели её слова как гром среди ясного неба. Там же тыща долларов, куда с собой такие деньжищи брать?! Я неистовствовал в магазине и я представляю, что о нас думала девочка на кассе. Какие деньжищи?! Это мои деньги, я их заработал, я собрался купить вещей, а ты их выложила - это нормально вообще?! Итальянская семейка блин. Ближайший час мы вообще не разговаривали и от нас исходила радиация, убивающая всё живое в ближайшей галактике.

Вся эта история увенчалась вот этой фотографией на дворцовой площади и фотограф никак не мог понять, почему эти разные люди, не произнеся ни слова, вставили в дыры свои недовольные лица и спросил - вас обоих снимать?! Нет, вы тоже встаньте посередине - понесло уже меня. Что вы так свою картонку поставили, что всё солнце светит прямо мне в глаз - не унималась мама. Нет, это не я моргнул неудачно, это вы кнопку нажали невовремя. Что значит у вас нет сдачи? Идите разменяйте. В общем, фотограф попал под раздачу по полной программе и не смотря на культурность столицы отборно матерился.

Вспоминая всё это, мы с мамой ржём, конечно, но тогда было вообще не до смеха. Мы скучаем друг без друга, безусловно, но стоит нам оказаться рядом, как начинается - Дима, вот ты взрослый человек, вот объясни матери, зачем ты куришь? Вот это пых-пых, дымина, оно же воняет. Ну и куда ты вырядился во всё красное как недорогая проститутка с ночной. Дима, тебе пора подстричься и ты побрился неровно. Вот тут ус один торчит на подбородке.

И так уже 50 лет. Любим друг друга, но очень своеобразно.

Показать полностью 2
2

Вступление к книге "Сибирский валенок"1

Вступление к книге "Сибирский валенок"

Это не просто история. Это — исповедь.
О том, как снова найти себя, когда кажется, что потерян навсегда. О вере, которая проходит через боль. О надежде, которая остаётся, даже когда опустились руки. О любви — настоящей, жертвенной, исцеляющей.

"Сибирский валенок" — это путь обычного человека. Без суперсил, без волшебной кнопки «перемотать». Герой этой книги — такой же, как многие из нас: он ошибается, теряет, страдает. Но он идёт дальше. Снова и снова.

Он встречает людей — одни становятся поддержкой, другие — раной. Он учится прощать, доверять, принимать себя. Его путь — это не просто сюжет. Это приглашение заглянуть вглубь. Понять, где ты, кто ты, зачем ты.

Каждая глава — как шаг навстречу свету. Даже если идёшь босиком по льду. Эта книга не даёт готовых ответов, но помогает задать правильные вопросы. Она не учит, но поддерживает. Не навязывает, а рядом идёт.

Это история для тех, кто хоть раз чувствовал, что застрял в темноте. Кто не знал, в какую сторону делать шаг. Кто молчал, когда хотелось кричать.

"Ты сам пишешь свою судьбу. Даже если кажется, что всё рухнуло — это ещё не конец."

Добро пожаловать в этот путь. Надеюсь, здесь ты найдёшь тепло, силы и отклик.
Пусть каждая строка будет шагом — навстречу себе, навстречу свету.

📖 Посты из книги «Сибирский валенок» будут выходить ежедневно в 12:00 дня.
Каждый пост — это новая глава, новый шаг на пути героя.

Если вам откликнулась эта история — оставайтесь рядом.
Возможно, какие-то строки окажутся нужными именно в тот самый день.

Показать полностью 1
1

Нейросеть пишет рассказ. Вы только вмешиваетесь в сюжет. До чего дошёл прогресс

Обречённые.

Нейросеть пишет рассказ. Вы только вмешиваетесь в сюжет. До чего дошёл прогресс

Обреченные.

Ночь обнимает Новороссийск, как пьяный любовник. Ты, Детрикс, сидишь на покосившейся лавочке у порта, вдыхая соленый воздух, пропитанный запахом гниющих водорослей и дешевого табака. Твои слегка впалые щеки выдают долгие скитания, а яркие глаза, вопреки всему, все еще искрятся жизнью. Когда-то давно, на той ферме, что осталась лишь в воспоминаниях, ты и представить себе не мог, что станешь бродягой, скитающимся по задворкам умирающей империи.

Лейла, как всегда, опаздывает. Эта ветреная девчонка, рожденная в пепле погибшего мегаполиса, всегда привносит в твою унылую жизнь немного хаоса и… проблем. Ты знаешь, что она появится с очередным безумным планом, очередным способом сорвать куш. И ты, как всегда, согласишься. Потому что, несмотря на все ее недостатки, Лейла – единственная ниточка, связывающая тебя с этим миром.

На горизонте появляются огни портовых кранов, а вдали слышится пьяные выкрики матросов. Обычная ночь в Новороссийске. Но ты чувствуешь, как что-то меняется в воздухе. Какая-то тревога, еле уловимая вибрация, пробегает по коже. Возможно, это просто предчувствие беды. Возможно, это намек на то, что давний долг, тяготеющий над тобой, скоро потребует расплаты. Ты должен кое-что передать одному человеку в другом городе, и это связано с твоим прошлым. Давно пора выполнить этот долг.

В поле зрения появляется знакомая фигура. Лейла, как всегда, сверкает улыбкой и машет рукой. Она подбегает к тебе, запыхавшись, и вываливает на лавочку мешок, набитый какими-то тряпками.

— Детрикс, ты не поверишь, что я нашла! — кричит она, возбужденно тряся мешком. — Это изменит нашу жизнь!

Она не знает, что ты уже чувствуешь, как твоя жизнь меняется. Она еще не подозревает, что прошлое, от которого ты так долго бежал, уже настигает тебя. И что этот мешок, возможно, станет началом совсем другой истории.

Лейла с сияющими глазами ждет твоей реакции. Ты, слегка нахмурившись, роешься в мешке. Среди потёртых тряпок, каких-то железяк и прочего хлама твоя рука нащупывает что-то гладкое и круглое. Ты вытаскиваешь предмет на свет. Это обычный человеческий череп. Пустые глазницы смотрят в никуда, а пожелтевшие зубы оскалены в вечной ухмылке.

Лейла загадочно улыбается, наблюдая за твоей реакцией.

— Его обронил один из пьяных матросов, — говорит она, понизив голос до шёпота. — Говорит, приносит удачу. А еще… кое-что рассказывает, если правильно спросить.

Ты скептически вскидываешь бровь. Пьяные матросы и говорящие черепа – это точно в стиле Лейлы. Тем не менее, ты рассматриваешь находку внимательнее. Череп как череп. Ничего особенного. Только вот… тебе кажется, что в его пустых глазницах мелькает какой-то отблеск. Или это просто игра света от портовых огней?

— И что, он тебе уже что-то рассказал? — спрашиваешь ты, возвращая череп Лейле.

— Еще нет, — разочарованно отвечает она. — Но я уверена, что в нем есть что-то… особенное. Просто нужно знать, как к нему подступиться. Может, он знает, где спрятаны сокровища пиратов? Или как выиграть в карты?

Ты усмехаешься. Лейла всегда верит в чудеса. Даже посреди этого грязного и забытого богом порта.

— Ладно, волшебный череп, — говоришь ты. — Что будем с ним делать? Продадим на барахолке? Или попытаемся разговорить?

Лейла задумывается, прикусив губу.

— Давай попробуем его разговорить, — наконец говорит она. — А если ничего не получится, всегда можно будет продать какому-нибудь коллекционеру. Или использовать как реквизит для уличного театра.

Вдалеке слышатся крики чаек, смешивающиеся с пьяными песнями матросов. Ночь в Новороссийске только начинается. И кто знает, какие тайны таит в себе этот старый, забытый порт… и говорящий череп.

Ты машинально проводишь ладонью по своду черепа. Сначала ничего не происходит. Но потом, почти незаметно, ты ощущаешь слабую вибрацию. Она исходит из кости, словно череп тихонько гудит у тебя в руке. Ты смотришь на Лейлу. Ее глаза расширены от удивления и восторга.– Ты это почувствовал? – шепчет она, подавшись вперед.Ты киваешь, не отрывая взгляда от черепа. Вибрация усиливается, становится более отчётливой. И вдруг, в голове возникает… нет, не голос, скорее ощущение. Словно кто-то пытается достучаться до тебя изнутри черепа. Это не слова, а образы, смутные и расплывчатые. Ты видишь море, бушующее и темное. Корабль, идущий под парусами в шторм. Лица людей, искаженные страхом. И что-то еще… что-то темное и зловещее, скрывающееся в глубине.Видение обрывается так же внезапно, как и началось. Вибрация стихает, череп снова становится просто куском кости. Ты тяжело дышишь, пытаясь осмыслить увиденное.– Что ты видел? – нетерпеливо спрашивает Лейла, тряся тебя за плечо. – Что он тебе сказал?Ты смотришь на нее, чувствуя, как по спине пробегает холодок.– Я… я не знаю, – отвечаешь ты. – Я видел что-то… странное. Море, корабль… страх.Лейла нахмурилась.– Море? Корабль? Это может быть все что угодно! Нам нужны подробности! Спроси его еще раз!Ты снова берешь череп в руки. Он кажется холодным и мертвым. Ты пытаешься сосредоточиться, вспомнить образы, которые только что мелькали в голове. Но ничего не происходит. Череп молчит.– Ничего, – говоришь ты, разочарованно. – Он больше не говорит.Лейла вздыхает.– Может, ему нужно время? Или особый ритуал? Может, нужно зажечь свечи и прочитать заклинание?Ты усмехаешься.– Лейла, это же просто череп. Хотя… кто знает?Ты снова смотришь на череп. Может быть, в нем действительно есть что-то особенное. Может быть, он действительно может рассказать о сокровищах пиратов или о чем-то еще более интересном. И если это так, то ты должен выяснить, как заставить его говорить.

Лейла отшатывается от тебя, ее глаза округляются от изумления. — Ты… ты сейчас серьезно? — спрашивает она, запинаясь. — Прямо здесь? На этом грязном причале? С говорящим черепом в качестве зрителя?

Ты смотришь на нее и понимаешь, что, возможно, перегнул палку. Идея, которая показалась тебе гениальной секунду назад, теперь выглядит полным безумием. Но отступать уже поздно. Ты чувствуешь, как адреналин и безумная надежда на то, что это сработает, заставляют тебя идти до конца.

— Послушай, — говоришь ты, стараясь говорить убедительно. — Я не знаю, как это объяснить. Но я чувствую, что в этом есть какой-то смысл. Какая-то связь. Череп… он пробудил во мне что-то. Какие-то первобытные инстинкты. Может быть, ему нужна энергия. Энергия жизни. Энергия… любви.

Лейла смотрит на тебя с сомнением. Ты видишь, как в ее глазах борется отвращение и любопытство. Она всегда была склонна к авантюрам, но это… это уже слишком даже для нее.

— И ты думаешь, что если мы… этим займемся, то череп снова заговорит? — спрашивает она, с трудом подбирая слова. — И расскажет нам о сокровищах?

Ты пожимаешь плечами. — Я не знаю. Но мы можем попробовать. Что мы теряем?

Лейла молчит, обдумывая твое предложение. Ты видишь, как она кусает губу, как ее взгляд мечется по сторонам. Наконец, она вздыхает и смотрит тебе в глаза.

— Ладно, — говорит она. — Давай попробуем. Но если это не сработает, ты будешь должен мне ужин в самом дорогом ресторане города. И ты сам будешь мыть посуду после него.

Ты усмехаешься. — Договорились.

Ты берешь Лейлу за руку и ведешь ее в темный угол причала, подальше от любопытных глаз. Череп остается лежать на старой, покосившейся скамейке, словно наблюдая за происходящим с ухмылкой. Ты чувствуешь себя немного глупо и неловко, но отступать уже поздно. Ты должен довести дело до конца.

Ночь в Новороссийске становится еще более странной и непредсказуемой. И кто знает, какие тайны откроются тебе и Лейле после этого безумного эксперимента. И откроются ли вообще.

Ты делаешь глубокий вдох, отстраняешься от Лейлы. В голове немного шумит, щеки горят. Смотришь на скамейку, где все так же безмолвно лежит череп. Кажется, он нисколько невпечатлен вашими усилиями.— Ну что? — с надеждой спрашивает Лейла, поправляя растрепавшиеся волосы. — Что-нибудь почувствовал?Ты пожимаешь плечами, чувствуя себя полным идиотом.— Ничего. Абсолютно. Как будто его здесь и нет.Лейла подходит к скамейке и берет череп в руки. Она внимательно осматривает его, словно пытаясь разглядеть на нем какие-то признаки жизни.— Странно, — говорит она, нахмурившись. — Я думала, что хоть что-то должно произойти. Может, мы что-то сделали не так?Ты забираешь череп у нее из рук и снова проводишь пальцами по его гладкой поверхности. Никакой вибрации, никакого видения. Только холодный, мертвый костяной панцирь.— Может быть, он просто не хочет с нами разговаривать, — говоришь ты, с досадой. — Или, может быть, эта история про говорящие черепа — просто пьяный бред моряка. Лейла вздыхает.— Не знаю, — говорит она. — Мне почему-то кажется, что в нем что-то есть. Какая-то тайна. Может быть, нам просто нужно попробовать еще раз? Или найти какой-то другой способ?Ты смотришь на нее и понимаешь, что она не собирается сдаваться. Ее азарт и вера в чудеса кажутся тебе наивными, но в то же время — заразительными.— Ладно, — говоришь ты. — Давай подумаем. Может быть, и правда, нужен какой-то ритуал? Или заклинание? Или…В этот момент тебя прерывает резкий крик чайки, пролетевшей над вашей головой. Вы оба вздрагиваете. Новороссийский порт медленно погружается в ночь, и вместе с ней в тебя закрадывается ощущение, что череп так и останется безмолвным свидетелем ваших напрасных попыток.

На этот раз всё происходит быстрее, увереннее. Кажется, что шум в голове немного стих, а щеки, наоборот, горят еще сильнее. Но прежде, чем ты успеваешь углубиться в ощущения, из прибрежных кустов раздается пьяный смех. Грубый, хриплый, он режет тишину надвигающейся ночи, как ржавый нож.Вы с Лейлой отскакиваете друг от друга, словно вас окатило ледяной водой. Ты машинально хватаешь череп со скамейки, прижимая его к себе, как будто он может защитить тебя от незваных гостей.Из кустов, шатаясь, выходит фигура. Это моряк – судя по грязной тельняшке и выцветшей бескозырке. Его лицо раскраснелось, глаза мутные, и он явно не очень хорошо понимает, где находится.— Опаньки! — хрипит он, ухмыляясь. — А мы тут что делаем? А? Романтика, да? А я вам не помешал?Лейла, кажется, слегка смущена, но быстро берет себя в руки.— Нет, что вы, — говорит она, стараясь говорить непринужденно. — Мы просто… гуляем. Любуемся закатом.Моряк усмехается еще шире.— Да ладно! Любуетесь закатом? А что это у вас такое интересное? — Он кивает на череп в твоих руках. — Нашли где-то? Или сами откопали?Ты чувствуешь, как внутри нарастает раздражение. Кажется, что все твои попытки хоть как-то сдвинуться с мертвой точки обречены на провал. И этот пьяный болван, как назло, появился в самый неподходящий момент.— Это не ваше дело, — огрызаешься ты, стараясь сохранить самообладание. — Идите своей дорогой.Моряк, похоже, не очень-то испугался. Он делает шаг вперед, и от него разит дешевым табаком и перегаром.— Ну что ты, что ты, — говорит он, примирительно поднимая руки. — Не кипятись. Я же просто интересуюсь. Может, это сокровище какое? Или… проклятие? В его голосе, несмотря на пьянство, проскальзывает что-то странное. Как будто он знает больше, чем говорит.

Моряк что-то еще пробормотал себе под нос и шатающейся походкой скрылся в кустах. Ты провожаешь его взглядом, чувствуя, как напряжение медленно отступает. Лейла выдыхает с облегчением.— Ну и тип, — говорит она, качая головой. — Хорошо, что ушел. А то я уж думала, придется его толкать в море.Ты усмехаешься, но не отвечаешь. В голове все еще крутятся обрывки видения, вызванного черепом. Море, корабль, страх… Что это все значит? И почему этот пьяный моряк так заинтересовался черепом?— Ладно, — говоришь ты, отряхивая брюки. — Забудем про него. Давай попробуем еще раз. Может быть, теперь получится?Лейла кивает, и в ее глазах снова загорается азарт. Она берет тебя за руку, и ты чувствуешь, как ее тепло разливается по телу.— Хорошо, — говорит она. — Но на этот раз, давай сделаем что-нибудь другое. Может быть, зажжем свечи? Или… споем какую-нибудь песню?Ты задумываешься. Свечи кажутся тебе глупой затеей, но песня… Может быть, в этом что-то есть? Музыка всегда вызывала в тебе сильные эмоции. Может быть, она поможет разбудить череп?— Ладно, — соглашаешься ты. — Давай попробуем спеть. Но что мы будем петь?Лейла пожимает плечами.— Не знаю, — говорит она. — Что-нибудь, что тебе нравится. Что-нибудь, что идет от сердца.Ты закрываешь глаза и пытаешься вспомнить какую-нибудь песню. Что-нибудь, что связано с морем, с кораблями, со страхом… И вдруг тебе приходит в голову старая матросская баллада, которую ты слышал от своего отца. Она рассказывает о корабле, попавшем в шторм, и о моряках, боровшихся за свою жизнь.Ты открываешь глаза и смотришь на Лейлу.— Я знаю одну песню, — говоришь ты. — Она старая и грустная, но, может быть, она подойдет.Лейла улыбается.— Отлично, — говорит она. — Давай споем ее вместе.Вы оба встаете рядом со скамейкой, на которой лежит череп. Ты делаешь глубокий вдох и начинаешь петь. Твой голос сначала звучит неуверенно, но постепенно становится сильнее и увереннее. Лейла подхватывает мелодию, и ее голос сливается с твоим. Вы поете о море, о кораблях, о страхе и о надежде. И пока вы поете, ты чувствуешь, как что-то меняется. Как будто череп начинает резонировать с вашими голосами. Как будто он слушает вас и готов открыть вам свои тайны.

Звуки песни «Врагу не сдаётся наш гордый „Варяг“» долго ещё разносятся по окрестностям порта. Твой голос, смешанный с голосом Лейлы, кажется, вибрирует в самом воздухе. Ты вкладываешь в каждое слово всю душу, вспоминая истории о морских сражениях и героизме, которые слышал в детстве.

Когда последние ноты затихают, наступает тишина. Ты замираешь, ожидая. Лейла смотрит на тебя с надеждой в глазах, ее лицо освещено отблесками заката.

— Ну? — спрашивает она шепотом. — Что-нибудь получилось?

Ты переводишь взгляд на череп, лежащий на скамейке. Он кажется таким же безжизненным, как и раньше. Никаких вибраций, никаких видений. Только холодный, мертвый костяной оскал.

Разочарование начинает подкрадываться к тебе. Неужели все это было зря? Неужели череп и вправду просто старая кость, не способная ни на что, кроме как пугать впечатлительных прохожих?

— Ничего, — отвечаешь ты, пожимая плечами. — Абсолютно ничего.

Лейла хмурится и наклоняется ближе к черепу. Она пристально смотрит на него, словно пытаясь разглядеть в кости какие-то скрытые признаки жизни.

— Странно, — говорит она. — Я была уверена, что что-то произойдет. Такая песня… Такая атмосфера…

Внезапно ты замечаешь какое-то движение краем глаза. Оборачиваешься и видишь, что из кустов, куда скрылся пьяный моряк, доносится приглушенный кашель.

Ты настораживаешься. Неужели он вернулся? И чего он хочет на этот раз?

Из кустов показывается фигура моряка. Он выглядит еще более потрепанным и пьяным, чем раньше. Его грязная тельняшка кое-как натянута на обвисшее тело, а на голове криво сидит выцветшая бескозырка.

Моряк шатается, приближаясь к вам. Он останавливается в нескольких шагах и смотрит на череп с каким-то странным, нечитаемым выражением лица.

— Пели, значит… — бормочет он, заплетающимся языком. — Хорошо пели… Давно я таких песен не слышал.

Он делает еще один шаг вперед и протягивает грязную руку к черепу. Ты невольно напрягаешься, готовый защитить свою находку.

— Не трогай! — резко говоришь ты.

Моряк вздрагивает и отдергивает руку. Он смотрит на тебя мутным взглядом, словно не понимая, что происходит.

— Да я… ничего… — бормочет он. — Просто… интересно. Что это у вас тут? Старый череп… Морской…

Моряк, вопреки ожиданиям, вдруг демонстрирует поразительную для пьяного ловкость. Мгновенным рывком он выхватывает череп со скамейки и со всей силы швыряет его об мостовую. Ты не успеваешь даже моргнуть. Но вместо ожидаемого треска костей, череп лишь глухо отскакивает от камня и, кувыркаясь, улетает в кусты.— Я должен был попытаться! — выкрикивает моряк, и, развернувшись, бросается наутёк, исчезая в лабиринте портовых строений.Ты стоишь, оглушенный произошедшим. В голове – сумбур. Что это было? Зачем он это сделал? И что он имел в виду, говоря "должен был попытаться"?Лейла, кажется, тоже в полном недоумении. Она смотрит то на тебя, то на кусты, куда укатился череп, то на место, где только что стоял моряк.— Что это… что это сейчас было? — наконец выдыхает она, в голосе – смесь испуга и непонимания. — Он сумасшедший? Или… или он что-то знает?Ты чувствуешь, как внутри поднимается волна злости. Злости на моряка, нарушившего ваш эксперимент. Злости на себя, за то, что позволил этому случиться. И, конечно, злости на этот проклятый череп, который, кажется, только приносит одни неприятности.— Не знаю, — отвечаешь ты, стараясь успокоить дрожащий голос. — Но я намерен это выяснить.Ты делаешь шаг в сторону кустов, намереваясь вернуть череп и, возможно, найти хоть какие-то зацепки, объясняющие поведение этого странного моряка. Лейла следует за тобой, не отрывая взгляда от зарослей.— Осторожно, — предупреждает она. — Вдруг он там ждет?Ты игнорируешь ее предупреждение, полностью поглощенный желанием понять, что происходит. Продираясь сквозь колючие ветки, ты оказываешься перед тем местом, куда упал череп. Но его там нет. Только примятая трава и несколько сломанных веток. Череп исчез. Словно его и не было.

Ты застываешь на месте, вглядываясь в кусты. Черепа нет, но ты замечаешь светящуюся дымку, тянущуюся вглубь зарослей, словно призрачный след. Она мерцает слабым голубоватым светом, едва различимым в сгущающихся сумерках.

— Лейла, видишь? — спрашиваешь ты, указывая на ускользающую полоску света.

Лейла, все еще немного испуганная, прищуривается, пытаясь разглядеть то, что ты показываешь.

— Вижу… Что это?

— Не знаю, но похоже, что это как-то связано с черепом, — отвечаешь ты. — Может быть, это его… душа? Или что-то вроде того.

Ты решаешь следовать за дымкой, надеясь, что она приведет тебя к черепу или, по крайней мере, даст какие-то ответы на вопросы. Ты пробираешься вглубь кустов, стараясь не упустить из виду ускользающий свет. Лейла, немного поколебавшись, следует за тобой. Ветки царапают лицо и руки, под ногами хрустят сухие листья и сломанные ветки. Запах сырой земли и гниющих водорослей становится сильнее.

— Детрикс, может, не стоит? — говорит Лейла, ее голос звучит немного дрожаще. — Вдруг там какая-нибудь ловушка? Или… или тот моряк?

Ты останавливаешься на мгновение, обдумывая ее слова. Она права, это может быть опасно. Но любопытство и желание узнать правду пересиливают страх.

— Я должен узнать, что происходит, — говоришь ты, и продолжаешь двигаться вперед.

Дымка ведет тебя все дальше и дальше вглубь кустов, пока ты не оказываешься на небольшой полянке, окружённой густыми зарослями. В центре полянки ты видишь… не череп, а небольшой светящийся портал, мерцающий голубым светом, похожим на дымку, которую ты преследовал. Портал словно парит в воздухе, окруженный легкой рябью, искажающей окружающий мир.

— Что это? — шепчет Лейла, ее глаза расширяются от изумления.

Ты молча смотришь на портал, чувствуя странное притяжение. Он словно зовет тебя, обещая ответы на все твои вопросы. Но в то же время ты чувствуешь смутное предостережение, словно что-то темное и опасное ждет тебя по ту сторону.

— Не знаю, — отвечаешь ты, — но думаю, нам стоит это выяснить.

Ты крепко сжимаешь руку Лейлы, чувствуя, как ее ладонь дрожит в твоей. Вместе, без колебаний, вы делаете шаг в сияющий портал. На мгновение вас окутывает непроглядная тьма, словно ныряете в чернильную бездну. Но тьма быстро рассеивается, и перед вашими глазами возникает текст, написанный на чистом, словно папирус, фоне.

"Приветствуем Вас в Аркандериуме."

Сердце замирает. Что это значит? Где вы оказались?

Ниже появляется новый блок информации:

"Раса: Человек. Сила: 5. Ловкость: 5. Интеллект: 10. Выносливость: 5."

Вы с Лейлой в оцепенении стоите на месте, пытаясь осмыслить увиденное. Что это за оценки? К чему они относятся? Аркандериум... Что это за место?

Страх и любопытство борются в твоей душе. Ты оглядываешься по сторонам, пытаясь понять, куда вас занесло. Портал исчез, словно его и не было. Вокруг простирается незнакомый ландшафт, отличный от знакомого Новороссийского порта.

Небо здесь кажется неестественно ярким, с двумя лунами, висящими в вышине. Под ногами ощущается мягкая, пружинящая почва, покрытая странной, светящейся травой. Вдалеке виднеются высокие, причудливые деревья с серебристой корой, чьи ветви переплетаются в сложный узор. Воздух наполнен незнакомыми ароматами, сладкими и терпкими одновременно.

Лейла, все еще дрожащая, крепче сжимает твою руку.

— Где мы? — шепчет она, ее голос полон страха и изумления. — Что это все значит?

Ты качаешь головой, не зная, что ответить. Все это кажется невероятным, словно вы попали в какой-то фантастический сон. Но ощущение реальности слишком сильно, чтобы отмахнуться от происходящего как от простого кошмара.

https://www.storyzone.app/story-for-you/interactive/?sw=7935...

Показать полностью 1
87

Ты всё-таки возьми

В начальной школе он приходил к ней каждый день, как солнце приходит к ветхому крыльцу — не по долгу, но неизменно. Сначала стучал по оконной раме, трижды, чтобы не перепутать с почтальоном. Потом, не дожидаясь, как обычно, заходил сам. Дверь была не заперта. Дверь у неё была всегда не заперта.
— Я пришёл, — говорил он тихо, будто боялся спугнуть тишину в углах её комнаты.
Она уже ждала. У неё всегда было время. И всегда — чашка горячей воды с тонкой долькой лимона. На блюдце — что-то простое: рисовый шарик с солью, остаток вчерашней тыквы, иногда пряник, надкусанный временем. Но он ел всё, с благодарностью, которая не требовала слов.
Она смотрела на него как на росток, который упрямо пробивается сквозь трещины старого камня: хрупкий, но живой. Он рассказывал о школе, о том, как сегодня в автобусе его придавила сумка взрослого мужчины, как учительница говорила слишком долго, а он забыл зонтик в классе. Она не смеялась, только кивала, будто всё это было уже когда-то, и она знала, чем всё закончится.
Перед уходом она всегда что-то давала ему — узелок из ткани, старый, выцветший. В нём яблоко, кусочек вареного сахара, иногда просто хлеб, обжаренный на сухой сковородке. Он знал: это немного, и она знала, что он знает. Но всё равно протягивала:
— На дорогу. Не отказывайся. Еда, данная с любовью, не бывает лишней.
Когда он стал старше, приходил реже. Между школой и домом появилось всё больше промежуточных мест: библиотека, парк, вечерняя улица. Но иногда, по пятницам, по ветреным дням, когда запах дыма особенно остро тянул к воспоминаниям, он всё же приходил. С собой приносил фрукты в целлофане, мармелад, купленный на распродаже, чай в маленькой коробке с иероглифами, которые она не могла прочитать, но гладила пальцами, будто это были письма издалека.
Она стала тише, меньше, как будто воздух внутри неё стал легче, чем воздух вокруг. Говорила немного. Иногда, когда он рассказывал, смотрела не на него, а в окно, словно вспоминала другого мальчика, сидевшего когда-то на этом же месте. Потом встряхивалась, улыбалась и шептала:
— А ты возьми. Тут ничего особенного, но с собой должно быть что-то тёплое.
И он брал, даже если узелок был пустой. Потому что дело было не в еде. И даже не в заботе. А в нити, которую она последними силами пыталась удержать между собой и этим миром. Он знал это. Но молчал.


А теперь он сам сидит в доме, где шторы движутся от сквозняка, даже когда окон нет. Смотрит, как его внук ставит в угол рюкзак, рассыпает слова — быстро, без запятых. Смеётся, морщит лоб, пьёт чай с непривычным вкусом.
И он слушает — так, как когда-то слушал его кто-то другой. Не перебивая. Не спеша. Просто слушает.
А когда внук собирается уходить, он встаёт, медленно, чуть опираясь на стол, бережно заворачивает в платок несколько орехов, свежие цукаты и пряник. Протягивает:
— Ты возьми. Вроде ничего особенного… но с собой должно быть что-то тёплое.
Внук улыбается — сначала чуть растерянно, а потом серьёзно. Берёт. Кивает. Уходит.
А он долго смотрит в спину, пока та не растворится в шуме лестницы.
И нитка, почти невидимая, почти невесомая, протягивается дальше. Сквозь время. Сквозь поколения. Сквозь всё.

Показать полностью
4

Часы без стрелок

С самого утра Лёхина жизнь не задалась, несмотря на чудесное утро субботы за окном. Апрель безмерно радовался человечеству, гнал на землю необычно жаркие лучи. А человечество было благодарно апрелю за раннюю весну. За завтраком в голове у Лёхи рисовался план правильного выходного дня – уехать на дачу и затеять там шашлыки. Первая сезонная вылазка обещала то, ради чего и был куплен участок в старом садовом обществе – блаженство. Забот – никаких. Рассада ещё зеленеет на подоконниках дома, снег белеет по углам и в тени заборов, и обычных дачных дел не предвидится. Монтаж грядок, устройство автополива, текущий ремонт теплиц, прочие мужские радости огородничества и чего там ещё жена придумает – всё потом, когда земля прогреется. Сейчас на ней может расти лишь мать-и-мачеха, вот пусть и радует первыми жёлтыми пятнышками на проталинах.

Лёхина жена Лика сдвинула брови и задумчиво водила по тысячному кругу ложкой в чашке с кофе. Не в Ликином характере был бессмысленный с её точки зрения отдых на даче за шашлыками и без упражнений по хозяйству. Хотя поначалу дача была нужна именно ей и именно для бездельничества. И если бы Алексей не тешился мыслями о предстоящих шашлыках, то заметил бы недобрую для него тень на женином лице.

– Лёш, – Ликины брови вопросительно поднялись, лицо разгладилось. Она обрела на сегодня цель.

– Ммм… – Лёха смотрел в телефон, мысленно решал, в каком маринаде замочить свининку и резал меленько укроп и красный лучок.

– Лёш! Ты тот хламушник в углу разберёшь? Третий год же обещаешь!

И такой, казалось бы, правильный Лёхин день потерял вдруг краски. Он поднял на жену глаза и безошибочно узнал настрой. Решительность и неотвратимость – вот, что читалось во взгляде. Если Лика решила, что ей что-то надо, то вариантов откосить нет, есть только способы решения задачи. А она решила.

– Ну, Лик… Ну, выходные же! Я всю неделю в конторе, дай продыху…

Вчера усилием воли Алексей заставил себя не думать о планах и незавершённых отчётах, о звонке шефа и необходимости сделать всё позавчера. Отключил незамолкающий рабочий телефон и успешно забыл про все встречи на следующей неделе. Работал он так, будто от его беготни зависят судьбы мира, и это стало тяготить. Он совсем перестал понимать, куда он бежит и зачем. Надо, надо, надо, надо… Надо успеть в дурдом на перекличку – вот, что надо, порешил он. Дача виделась спасением, да и мобильной сети там практически нет. Но.

Всё началось с мысли «а не посадить ли нам зеленушки на салат?». Потом пошли «свои огурчики и помидорчики», затем понадобилась баня с верандой непременно. А затем выяснилось, что все предыдущие поколения огородников были правы в своём стремлении сажать картошку самостоятельно, а не покупать её в супермаркете. Потому как экономия, экология и что-то ещё из веских доводов. Далее пошли банки и закатки, тара для урожая, сто способов консервации, потрясающие удобрения и распри с дедком-соседом относительно его неуёмной вишни, которая растёт вдоль общего забора и портит Лике свет на грядках с редиской. Сосед твердил, что жизнь он прожил и точно теперь знает, что дача – для удовольствия, а не для самоубийства путём заготовок на зиму. С этим Лика была категорически не согласна, и Лёха только вздыхал в ожидании такой же чудесной старости, как у деда. На третий год владения дачей и через три теплицы он смирился и даже почти уверился в необходимости всех этих упражнений.

И стал жить будущим. Однажды, верил он, Лика устанет. Устанет и вернётся к мысли об удовольствиях на даче, а не работе от рассвета до упора. Да-да, если начинается какое-то дело, то никто не уйдёт ни спать, ни есть, пока оно не будет закончено, будь то хоть глубокой ночью. Она даже заставила повесить по всему периметру прожекторы дневного освещения, чтобы световой день не влиял на выполнение работ. Почему-то в её понимании мироустройства ничто не может быть оставлено на завтра, любой проект должен быть начат и непременно закончен в тот же день. И ведь не придерёшься! Баня на даче – это же хорошо? Однозначно. Веранда при ней – приятно? Разумеется. Лето короткое, огурцы не вызревают без теплиц, а зимой ведь как хорошо похрустеть огурчиком да отварной картошечкой – так? И как же тогда без картошечки? Плюс – экономия же? Конечно, дорогая! Процесс улучшения и обустройства стал бесконечным. И преследовало Лёху неприятное ощущение, что блаженствовать на даче они будут неопределённо потом. А пока – вон, хламушник надо разобрать в углу. Не по фен-шую он там, портит Ликин дзен.

В дальнем углу участка лежит поросшая за много лет травой куча невообразимо чего. Виднеется старый фундамент, торчат ржавые железки непонятного назначения вперемешку с кирпичами и сгнившими тряпками, поблескивают битые стёкла, а оконные рамы оплёла бесконечная лиана. Лёха наморщил лоб, примеряясь, с какого краю подступиться и поможет ли садовый инструмент. «И чего на работу не пошёл, – с тоской думает он, оперев подбородок о лопату. – Там нет кучи. Там есть планы. И отчёты. И шеф же вызывал…». Что из перечисленного лучше, он не знал. Ветер принёс аромат шашлыка.

– Бог в помощь, казаки! – донеслось с соседнего участка.

Лёха обернулся и сквозь сетку-рабицу увидел соседа-дедка в выцветшей бейсболке. Тот перевернул кверху дном старое ведро, уселся на нём, закинув ногу на ногу, и закурил. Лёха мрачно кивнул и вернулся к созерцанию кучи. Сосед усмехнулся.

– Помню, Сашка всё подряд туда кидал. Пригоню, мол, трактор да вывезу разом потом. Ну, не таскать же по одной на мусорку! Вот тебе наследство и досталось.

– Сашка кидал, а мне разгребать! – вызверился Лёха, бросил лопату, натянул перчатки и взялся за торчавшую железку. – Вот, что это такое? Коса, что ли? Точно, коса… Проволока везде! Как её распутывать? Всё чёртовой вишней поросло, будь она неладна. Блин! Укололся чем-то! Бог его знает, какая зараза тут может быть…Сидел бы в офисе, писал бы проклятый отчёт, так нет же, шашлыков захотелось, на дачу…

Дед слушал Лёхино ворчание и лишь посмеивался.

– Ну-ну, боец, не хнычь! Вдруг сокровище какое найдёшь? Клад!

– Да какой клад… Тут одна рухлядь!

– А Сашка, помнится мне, всё часы какие-то искал, серебряные. По всему участку ползал, да так и не нашёл. Он же известный охламон, всё у него «потом». А те часы крепко искал, уж не знаю, почему.

– Часы… Сгрести бы это всё трактором да погрузить в КАМАЗ и увезти, и была печаль!.. Так яблони тут, техника не пройдёт. Жена не даёт их спилить, компоты ей варить, видите ли…

Дед слушал, слушал и вдруг резко встал:

– Остановись.

– Что?..

– Остановись, говорю. Посмотри наверх.

Лёха посмотрел бессмысленным взглядом вверх. Над головой качаются ветви раскидистой яблони с набухшими уже почками. Какая-то птица выводит затейливые трели где-то высоко над головой. И солнце светит сквозь ветки так, что, кажется, ослепит. Лёха зажмурился, прикрыв глаза тыльной стороной ладони.

– Чувствуешь? Весна пришла, тепло пришло, хорошо. Иди отсюда, делом займись: повесь гамак, полежи, посмотри в небо, послушай ветер… Живи! Здесь и сейчас.

– А… – Лёха только отмахнулся и повернулся к неразобранной куче. – Потом.

– Болван… Не будет никакого «потом».

Сосед тоже махнул рукой, натянул бейсболку на глаза и ушёл куда-то вглубь своего участка. Лёха же с остервенением принялся за работу. Выдернул, отбросил в сторону, отпилил, хлестнула ветка по щеке, выругался, дальше полез. Дело пошло. Спина вспотела, руки сплошь покрылись царапинами, во рту пересохло. А в голове – план, отчёт, встречи, план, отчёт, встречи… Чёртова вишня!

Добравшись до земли, Лёха заметил тусклый блеск в многолетней коричневой листве. Разметал сор и пыль, с трудом достал из глины что-то круглое. Постоял несколько минут, затем бросил перчатки в пыль и побежал в дом, сжимая часы в руке.

– Лик… Лика!

Лика, повязав голову белым платком, мыла окна. Раскраснелась, прядка волос выбилась на лоб, и выступила испарина. Отжав тряпку в ведро на полу, она медленно разогнулась и шумно выдохнула.

– А?..

– Лика! Дорогая моя и любимая! Ну, посмотри на себя: ты устала, ты всю неделю на работу ходила и теперь хочешь ещё и здесь уработаться. Мы три года сюда ездим, чтобы работать! А давай мы устроим бунт против безумного огородничества и будем делать ничего?!

– Как это? Некогда отдыхать… потом отдохнём!

– А когда наступит это «потом»? – тихо и внятно проговорил Алексей, беря жену за руки в перчатках и глядя ей прямо в глаза. – Не будет никакого «потом».

Он поднял руку, раскрыл ладонь, и повернул к ней часы без крышки, циферблата и стрелок. На них было написано лишь одно слово – «СЕЙЧАС».

Лика помолчала, будто что-то прикидывая в уме, пристально посмотрела на мужа и подмигнула:

– Так что… Шашлычок?

– С укропом и красным лучком! – просиял Алексей. И никакое апрельское солнце не могло затмить блаженную улыбку на его лице.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!