Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 276 постов 28 286 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

19

Танец огня. Глава 19

Танец огня. Глава 19

- Что думаешь? – Морвин отложила бинокль в сторону и со вздохом покосилась на северянку.

Та задумчиво смотрела на огромный лагерь, раскинувшийся внизу.

В живописной долине, посреди которой текла быстрая лесная речка, примостился самый настоящий город, обнесённый частоколом и охраняемый многочисленной стражей. И все его обитатели, определённо, служили Лесному Царю.

По улицам, мощёным брёвнами, ходили предатели, древолюды, зеленокожие коротышки, здоровенные ящеры, ещё какие-то непонятные создания, которых Морвин ещё ни разу не видела, о которых господин Иоганн даже не рассказывал!

А ещё в самом центре города располагалась арена, на белом песке которой каждый день дрались насмерть. С одной стороны – люди, с другой – местные.

И некоторых людей Морвин узнавала! То были бойцы отряда господина Иоганна. Но не только – хватало и незнакомых смертников, наверное, захваченных в бою метсанов.

- Нас слишком мало, - сказала она наконец и это было чистой правдой.

Хоть многие из них и попали в эти негостеприимные места, не каждому повезло оказаться рядом с товарищами. А одиночкам тут делать было нечего.

Покинув башню, они трое суток двигались от одного лесного лагеря к другому, находя трупы и выживших, и теперь группа насчитывала почти тридцать бойцов. Тут были и наёмники, и пара революционеров, и даже один рейнджер Эйри, вот только штурмовать город с таким числом товарищей – самоубийство.

А штурмовать было нужно: пара дней наблюдения за городом точно сказали Морвин, что в нём  прячется кто-то очень важный, кто-то, кого нужно убить, чтобы выбраться дальше.

Следующие несколько наблюдений дали однозначный ответ на этот вопрос: каждый раз заключительный бой на арене проводил мощный четырёхрукий монстр, вооружённый огромными мечами. Никто не мог противостоять ему, никто не продержался и минуты.

И он больше прочих походил на офицера, а может быть, даже и на генерала Лесного Царя, чья смерть откроет путь на волю.

- Пошли обратно, - прошептала Калеви, - решим в лагере.

Они достаточно неплохо разместились в захваченной лесной делянке, населённой древолюдами. Тут хватило места для всех, а ещё имелись запасы вполне съедобных фруктов и ручей с чистейшей водой.

Естественно, оставаться тут надолго было нельзя, но день-другой это место дарило безопасность, а большего и не требовалось.

Их ждали.

- Ну что? – вышел из хижины Геимгхри, вцепившийся в грубо вырезанную из ветки трость.

- Без вариантов, - мрачно сообщила Калеви. – Их там с батальон, если не целый полк, пробраться не сможем.

Маг льда тяжело вздохнул и покачал головой. Другие бойцы, слушавшие это, выглядели ничуть не веселее. Их можно было понять: пока что всё шло по самому плохому из возможных сценариев и становиться лучше не собиралось вообще, а значит…

- Придётся морозить? – спросил чародей.

- Да, - кивнула Морвин. – На всю силу.

- Пленники умрут, - пробормотал один из наёмников.

- Они и так умрут, - отрезала Калеви. – Их убивают каждый день на арене под улюлюканье толпы! Вариантов нет, если хотите - идите и ищите сами.

Люди замолкли, переглядываясь, и во взглядах их читался страх.

- Тогда действуем по плану? – спросила Морвин. – Решено?

С ней согласились. Нехотя, без особого желания, от безысходности.

- Геимгхри, твой выход, - проговорила девочка, мило улыбнувшись отчего-то покрасневшему магу.

- Я не подведу, - пробормотал тот, отвернувшись. – Верьте.

Она верила, всё равно не оставалось ничего больше. Верила и ждала.

В этом странном царстве вечного лета и лесов, как ни странно, день сменялся ночью. Как? Морвин не ведала, ведь ни солнца, ни луны, ни звёзд на небе попросту не было, но в какой-то момент просто начинало темнеть, а после наступала непроглядная мгла. Именно этого ждали бойцы её небольшого отряда.

Почему-то все беспрекословно подчинялись искажённой, что радовало и пугало одновременно, но Морвин решила разобраться с ощущениями позже. Сейчас стоило решить более насущные вопросы…

Спрятавшись в тенях, избегая охранников и отрядов, возвращавшихся из леса с добычей, они, разделившись на три группы, заняли условленные места. К сожалению, переговорные артефакты тут не работали, а потому Морвин, сжавшись в комок подле нервно грызущего ногти Геимгхри, ждала появления Калеви.

Северянка должна была обойти отряды, проверить, что всё хорошо, проверить вражеские посты.

Время тянулось невыносимо медленно, тьма сгущалась, а в ней, подобно брюшкам цикад, загорались факелы, наполненные ароматом смолы.

А жители меж тем готовились праздновать очередной вечер. Жаль только, что не всем их гулянья добавляли здоровья. Даже здесь ушей Морвин достигали кошмарные вопли людей, умирающих на песке арены. Даже прикрыв глаза, девочка с лёгкостью представляла, как громадный, покрытый чёрной шерстью человек-волк красуется, играя мышцами, с лёгкостью отбивая атаки обречённых.

Как он откусывает руки и ноги, а затем швыряет истекающего кровью, кричащего и молящего противника на песок, дабы насладиться его страхом и отчаянием…

Ярость затопила Морвин от пальцев ног и до кончиков ушей, и та до хруста стиснула зубы, заставляя себя успокоиться, не переживать, расслабиться…

Получалось плохо. После второго посещения мира мёртвых, когда госпожа Тор-ила заставила девочку толкать в гору громадный камень, усмехаясь и говоря непонятные слова про плагиат, что-то изменилось навсегда. В сердце поселилась какая-то невероятная злоба, хотелось отомстить миру за всё, что тот с ней делал. Морвин желала убивать и упиваться смертями тварей, посмевших насмехаться над слабыми и мучать тех, кто не способен ударить в ответ!

Вот только худшее, что можно было сделать – это броситься теперь в атаку, сорвав план.

Второго шанса у них не будет, а значит, ошибка недопустима.

Успокаивая себя так, она дождалась прихода северянки. Та, всё такая же весёлая и довольная собой, каплей ртути просочилась через опасное место – хорошо освещённую тропу, по которой ходили враги, и, склонившись над Морвин, шепнула той на ухо:

- Всё готово, можем начинать.

Девочка кивнула и дёрнула задремавшего Геимгхри за полу плаща.

- Пора, - проговорила она.

Маг кивнул, его бледное лицо стало ещё белее, но он не отступил.

Напротив – поднялся во весь рост и замер, скрестив руки на груди.

От волн магической энергии, хлынувшей во все стороны, Морвин стало не по себе, захотелось спрятаться куда-нибудь, укрыться одеялом, чтобы избавиться от ужасающего, проникающего в самые недра души холода. Но увы, ей следовало заняться другим – враги уже спешили разобраться со вторженцами.

- Убить их! – закричала она и первой бросилась в атаку.

Первым под руку попался древолюд, не успевший даже понять что происходит. Топор раскроил его голову, и враг повалился на землю, обливаясь кровью, а Морвин, вспомнив слова господина Аластара, заорала во весь голос:

- Кровь для кровавого бога!

А после рванула на остолбеневшего врага с копьём.

Этот в последнюю секунду дёрнулся, но куда там: первым ударом она отрубила ему руку, а вторым, крутанувшись вокруг своей оси и набрав скорости, вогнала топор на всю глубину.

Дёрнула, освобождая оружие, обратилась к усилению, такому приятному и славному, такому… родному.

Тёплая волна силы смыла усталость, и третьего врага – какое-то жалкое насекомоподобное создание – она пинком впечатала в дерево.

Ещё одно насадила на копьё Калеви, а после лихорадка боя закружила Морвин - и та наслаждалась каждой секундой на передовой. Она шла первой, круша и сминая жалких слабаков, возомнивших о себе невесть что! Она крушила, дробила и ломала недостойных!! Она приносила их души в жертву владыкам мира мёртвых!!!

А спустя мгновение её сковал ледяной покров, остудивший разгорячённое тело и приведший в порядок ум. Морвин стряхнула с себя холодную корку и в три прыжка поравнялась с Геимгхри.

Маг стоял, широко раскрыв глаза, ставшие белыми как зимний снег. Изо рта его вырывались клубы пара, а ноги вмёрзли в землю. Но это не имело значения, потому как главное свершилось!

Они смогли выиграть достаточно времени.

Прямо сейчас над поселением лютовала смертельная зима. Ветер, завывая и причитая, бросал охапки белой крупы, щедро делясь ею с вражеской крепостью. И там, куда падали снежинки, тотчас же прорастал лёд.

Промораживая насквозь дерево и камень, он делал их хрупкими и податливыми, готовыми рассыпаться от лёгкого дуновения ветра, который, подобно жестокому тирану, крушил и обращал в пыль! А когда снежинки касались плоти, та покрывалась инеем, синела, умирала.

Морвин видела, как молодая девочка из племени Чёрных Волков поймала целый веер мелких снежинок, как она закричала дико, протяжно, страшно, как обернулась ледяной статуей, рассыпавшейся от удара о мостовую.

Но кошмар только начинался! Из туч, сгустившихся над городом, ударили ледяные копья, пронизывающие насквозь и дома, и защитников.

Стихия лютовала недолго, сошла на нет спустя пару минут, а Геимгхри обессиленно рухнул в подставленные руки бойцов, обязанных следить за ним, но разрушения, вызванные им, ужасали. Укрепления обернулись осколками льда, сотни защитников встретили судьбу, вопя от ужаса и боли, обламывая омертвевшие руки и ноги, пытаясь двигаться, но рассыпаясь на ходу.

И этого момента они ждали!

- Вперёд! – закричала Морвин и повела свой отряд – самый многочисленный и сильный – в атаку.

Задача была проста – ворваться на арену и убить её владыку, открыть выход из домена, найти путь дальше, встретиться с товарищами, которые прямо сейчас наверняка штурмуют сердце владений Лесного Царя. Остальным двум группам приказали иное, и оставалось лишь надеяться, что они справятся.

Но это сейчас только отвлекало, а потому Морвин запретила себе думать о постороннем.

Она, убивая каждого, кто смел заступать дорогу, первой прорвалась через открытые ворота, дробя на куски многочисленные ледяные статуи, заслонявшие дорогу, и ступила на жёлтую ещё пару часов назад, а теперь голубоватую арену.

Предводитель никуда не ушёл. Он пережил прямой удар стихии, которая метила в первую очередь по арене, заполненной врагами, но нельзя сказать, что обошёлся малой кровью.

Левая рука гиганта промёрзла насквозь и не сгибалась, в правом боку зияла глубокая рана, не думавшая заживать, а пустые глазницы заполняла смесь льда, мёртвого мяса и слизи.

Похоже, ощутив враждебные чары, он задрал голову, за что и поплатился.

Морвин не собиралась играть в благородство и честность. Она один за другим использовала оба дарованных заклинания. Да, через несколько минут потеряет сознание, но это ерунда, товарищи справятся! Сейчас главное – убить, а остальное неважно.

Она врезалась во врага подобно снаряду, выпущенному из артиллерийского орудия – страшной вещи, которое девушка лично ни разу не видела, но о котором слышала много ужасных историй.

Оба топора глубоко погрузились в грудь врага, впуская в него энергию мира мёртвых, запрещая лечиться и раня лишь сильнее, отпрыгнула пропуская над головой когтистую лапу, рубанула снизу вверх снося последнее оружие врага, затем, не давая тому и секунды передышки, прыгнула вперёд, перекувырнулась, вскочила, присев, и распрямилась точно пружина, выстрелив собой вперёд и вверх.

Топоры ударили, перерубая шею, и вражеская голова покатилась по заледеневшей арене, а Морвин, широко улыбаясь, смотрела на растущую из ниоткуда дверь портала.

Нарендра, держащийся за бок, подошёл и протянул ей руку, которую девочка радостно приняла, поднимаясь.

- Это был славный бой, - сказал южанин.

- Мне больше нравится его завершение, - улыбнулась она, кивая в сторону портала, ведущего прочь из домена.

Предположения подтвердились. Они всё сделали правильно.

В этот самый миг где-то на западе громыхнуло, а на востоке она увидела бегущую Калеви во главе второй группы. И вела она куда больше людей, чем брала с собой. Сильно больше!

Морвин хотела засмеяться, но тело уже не слушалось. Ноги подкосились, голова закружилась, а глаза сами-собой закрылись, погружая девочку в приятный, полный томной неги и героической радости, сон.

Она знала, что когда проснётся, будет уже в другом месте.

***

- Как интересственно, как любопытственно, как приятственно, - Фотини с трудом держалась, чтобы не заплясать, - какое восхитительственное место.

Компас не подвёл.

За два дня пути они истребили ещё несколько поселений и освободили почти сотню пленников. Что характерно, почти никто из них не принадлежал к отряду Иоганна.

Людей артефактора нашлось от силы дюжина, воителей метсы – ещё полсотни. Остальными же были воины союзных стран, пришедшие помогать лесным жителям, бродяги, просто невезучие люди, оказавшиеся не в то время не в том месте.

Похоже, не одни только слуги Крачина – кошмарного ледяного старца, обожающего чужие сердца – собирали пленников для жертвовавствования.

Что ж, тем лучше – проще будет помешать.

Потому как прямо сейчас они пришли к возвышавшемуся посреди огромного поля, усеянного ароматными цветами, алтарю.

Монструозные плиты, поставленные кольцом, огораживали жертвенный камень, пахнущий смертью и кровью. А ещё тут собралось много, очень много обитателей домена. Но главное – на камне, воздев вверх каменный нож, сидел коротышка, который не мог быть никем иным, кроме хозяина этого места.

И Фотини намеревалась съесть его.

- Все готовы? – обнажила клыки дочь ночи.

Ответом ей послужило дружное согласие.

- Тогда за мной!

И она первой ринулась в атаку, не жалея сил и не щадя врагов.

Вечно голодная тень проснулась, устремив взор жадных очей на пищу, клыкастые пасти раскрылись, вырывая куски из тел, жадно лакая кровь, эту алую хранительницу жизни. Настало время бойни, доступной только её виду, бойни, когда каждый слабый враг делал дитя ночи сильнее, становясь кирпичиком в фундаменте могущества повелителя крови.

Фотини ненавидела этот дар, старалась пользоваться им как можно реже, потому как сложно было остановительствовать себя, начав пить сладчайший нектар. Тяжко противиться голосу, призывающему завладетельствовать жизнь поверженного врага, оставлятельствовать себе его самость, порабощательствовать, испивательствовать, подчинятельство…

Она одёрнула себя, приказав успокоительствоваться, держательствоваться в рамках, не забывательствоть, что позади – друзья, а не корм, и не переедать!

Слабые враги один за другим отправлялись в ненасытную утробу тени, кровавые големы довершали разгром. Фотини прошла сквозь них, разрывая тела и громя врагов, она метила вперёд – в шамана или жреца, не успевшего ещё принести жертву своему странному божку.

Дробовик сам-собой оказался в ладони, и дочь ночи выстрелила, не думая. Картечь буквально разорвала шамана на куски, вот только этого оказалось мало, чтобы убивательствовать его. Недомерок в считанные мгновения собрался воедино и помчался назад, под прикрытие товарищей.

Взревев, дочь ночи устремилась за ним, позволяя тени жрать и дробить всех, кто застилал путь.

Когда-то эти жалкие твари не смогли бы даже замедлить её, но раны и тюрьма забрали слишком многое!

Стремительная рогатая тень промелькнула мимо, и в спину жреца ударили копыта, заставив того кубарем покатиться по земле. Ганья же, вскочив, оторвала голову ближайшему врагу и швырнула её в другого, сломав тому шею. А после принялась сокрушательствовать всё и всех вокруг себя.

Эта милая и нежная девочка в бою оборачивалась кошмарным чудовищем, от которого не по себе становилось даже Фотини, но, пожалуй, иная сторона бесовки сейчас очень пригодилась. Позволила выиграть драгоценные секунды!

Дочь Ночи прыгнула на спину врага и, не давая тому восстановиться, вонзила клыки глубоко в омерзительно воняющую плоть, выпивая досуха сильного и могучего противника.

Никакого сравнения со стражем темницы, которого она убивала вместе с Александром и который сразу был готов к таким атаковательствам. Этот не понимал что происходит.

И умер.

А спустя мгновение на алтаре возник светящийся проём, к которому, как и договаривались, устремились товарищи. Она заметила, как носильщик, держащий на спине Эрика, потерявшего сознание от вида крови, пропал в сиянии, подскочила к разошедшейся Ганье и схватила ту за плечо.

- Уходим!

Бесовка тупо посмотрела на неё.

- Портал! Уходим!

Со второго раза стало понятней, и они вдвоём, не обращая внимание на неистовствующих врагов, нырнули в спасительный проём, покидая недружелюбный домен.

***

- И это всё? – Фаррел был озадачен.

Они без особых проблем нашли логово владыки домена. Тот свил гнездо в пещере, заполненной слугами, и походил на помесь медведя с пауком.

Никогда раньше паладин не встречал таких чудовищ. Впрочем, это не помешало ему убить его.

- Да, слабоват, - согласно кивнул Киан, разглядывая открывшийся портал. – Если честно, я опасался, что Лесной Царь отправит нас в домены, чьи владыки окажутся нашими естественными врагами, но ошибался.

- Может, повезло? - неуверенно отозвался Фаррел.

- Или просто не было никакой системы, а может, ему плевать на нас всех, - пожал плечами революционер. – Тоже вероятный исход. Впрочем, неважно. Идём?

Фаррел кивнул.

- Да, тут больше нечего делать.

Маг пространства первым шагнул в сияющую дверь, а паладин последовал за ним спустя секунду.

Несколько мгновений перед глазами стоял непроглядный мрак, затем пелена спала, но легче от этого не было – они оказались посреди густого тумана, в котором сложно было различить даже деревья, растущие в паре шагов.

Молочно-белые клубы стелились по земле, поднимались в воздух даже от лёгкого движения, они – неестественно густые и плотные – прекрасно скрывали от любопытного взора новое место. Но Фаррелу не требовались глаза, чтобы понять куда идти.

Он принюхался и удивлённо раскрыл глаза.

- Туда! – скомандовал он и первым устремился к цели.

С каждым пройдённым шагом удивление становилось всё сильней, потому что обрывки знакомой ауры твердили в один голос «ты не ошибся, всё верно», и он слушал свою силу!

Проскочив под поваленным деревом, он оказался на небольшой поляне, посреди которой весело и даже нагло горел костёр. А возле огня…

- Быть не может! – рядом появился Киан, глядевший во все глаза на товарищей по несчастью. – Вот уж кого не ожидал тут встретить! Вас двое? Что произошло?

Показать полностью 1
16

Практикум для ждули

"Мам, я его дождусь," – Даша смотрела прямо и упрямо, как умеют только влюбленные двадцатилетние девчонки.

Мать не стала кричать. Она долго молчала, помешивая ложечкой давно остывший чай, а потом произнесла негромко: "Знаешь, доча... У него глаза – как у волка. Такие в интернате были, когда я там работала. Циничные, без тормозов, прошедшие огонь и воду. Им любая доброта – слабость, а слабость они чуют за версту. За три года срока ты даже кошку приручить не успеешь. Вон, у тёти Риты Химера – просто зверь, а не кошка. Может, начнёшь с неё?"

Даша поняла намёк. "Можно я поживу у тёти Риты? Потренируюсь пока?"

Тётя Рита, уезжая в круиз, оставила ключи от загородного дома и целую инструкцию по технике безопасности при общении с Химерой. "Корми в защитных очках и толстом свитере. Да, даже летом. Да, даже в сорокаградусную жару. Поверь, шрамы тебе не пойдут."

Первую неделю Даша, обливаясь потом в шерстяном свитере и горнолыжных очках, просто сидела на кухне, наблюдая, как серая молния с желтыми глазами носится по дому, круша всё на своем пути. На вторую – начала говорить с ней. На третью – Химера впервые остановилась, не добежав до угла. А через месяц уже спала на коленях, пока Даша писала очередное письмо на зону.

Во дворе обнаружилась новая цель – здоровенный цепной пёс по кличке Зверь, при виде которого местные бандиты переходили на другую сторону улицы. Даша начала с ним работать просто для практики. Через два месяца садовник чуть не поседел, увидев, как "монстр" выполняет команду "служить" и подает девушке тапочки.

В письмах Артёма что-то менялось. Сначала исчезли матерные слова, потом прорезались странные нотки – то ли раскаяния, то ли тоски. "Малая, ты как солнышко в мой мрак светишь," – писал он. Даша улыбалась – работает.

Последнее письмо пришло спустя полгода:

"Слышь, малая. Всё, завязывай эту движуху. Ты своими письмами меня в натуре плющишь. На зоне слабость – это приговор, а я тут из-за тебя совсем поплыл. Пацаны уже базарят, что я в петуха превращаюсь – сопли распускаю, на луну вою по ночам. Смотрящий намекнул – если не возьму себя в руки, опущенным стану. Ты пойми правильно – я от срока не отказываюсь, своё отсижу. Но эти телячьи нежности – не моё это. Я волк, а ты телка правильная, солнечная. Завязывай. Не порти себе жизнь."

Даша сложила письмо, погладила мурлыкающую на коленях Химеру. За окном Зверь гонял соседского кота – уже не злобно, а вполне игриво.

"Ну что, мам, – сказала она вечером. – Теперь я понимаю. Химера и Зверь хотя бы не боялись стать добрее. А там... там целая система работает на то, чтобы человек оставался жестким. Против такой машины одной любовью не справишься".

Мать улыбнулась и обняла дочь: "Знаешь, солнце, иногда самое мудрое – это направить свою доброту туда, где она действительно может расцвести. Где-то любовь творит чудеса, – она кивнула в сторону мурлыкающей Химеры, – а где-то она разбивается о стены. Сердце должно быть не только горячим, но и умным".

Даша посмотрела на Зверя, который теперь больше напоминал огромного домашнего пса, чем цепного монстра. "Да, теперь я понимаю. Важно спасать не только тех, кого хочется, а тех, кого действительно можно спасти. Где твоя помощь сработает, а не разобьётся о систему. И начинать надо с тех, кто рядом – глядишь, и сил со временем прибавится".

Говорят, Химера до сих пор мурлычет на коленях у Даши, а Зверь выиграл районную выставку собак в номинации "Самый дружелюбный пёс". А что случилось с Артёмом? Ну, это уже совсем другая история...

DISCLAIMER: Эта история – художественный вымысел. В реальности попытки "перевоспитать" потенциально опасных людей могут плохо закончиться. Если вы хотите менять мир к лучшему – начните с малого, накопите опыт и силы. Ведь чем больше вы можете, тем больше людей получат вашу помощь. А торопиться делать добро, не имея достаточно сил и мудрости – всё равно что пытаться наполнить водой дырявый кувшин.

Показать полностью

Стук колес / История европейского подрывника #2

Глава 2. Первый павший гигант.

Комиссара, опросившего ранее Якова Грубера, звали Симон Штайнер. Проработавший всю жизнь в полиции Симон заслужил уважение коллег не только благодаря выслуге лет, но и превосходному чутью - комиссар считался одним из лучших полицейских Австрии, и на то были основания. Теперь же, отправив дело о диверсии на железной дороге, выявленной герром Грубером, в архив, комиссар спокойно спал в своей постели дома ночью тридцатого января, когда в во входную дверь кто-то принялся неистово стучать.

Жена Симона, фрау Штайнер, резко села в постели и испуганно ухватилась за руку мужа:

- Симон… Проснись, Симон! -с жаром прошептала она. - Иначе некто вот-вот снимет с петель нашу уличную дверь!

- Герр Штайнер! - словно вторя ей, донесся с улицы молодой полный силы мужской голос. - Герр Штайнер, пожалуйста, откройте!

Симон, еще не в полной мере ощущавший себя стариком, несмотря на серебряные усы, вскочил с постели. В пижаме и ночном колпаке он, как был, подошел к окну спальни и распахнул его, несмотря на январский морозный воздух. Ворвавшийся в комнату ветер тут же разметал нежные кисейные занавеси, любовно выбранные фрау Штайнер, а саму фрау загнал под покров толстого одеяла из шерсти.

- Кто? - рявкнул Симон, крайне недовольный бесцеремонностью ночного посетителя, но умерил свой пыл, разглядев в потемках форму австрийской полиции. - Ждите.

После комиссар захлопнул окно, не озаботившись участью зажатой в нем занавески, и прошел к платяному шкафу, откуда достал педантично сложенную полицейскую форму.

- Но, дорогой Симон… - подала голос супруга комиссара. - Неужели ты уйдешь среди ночи? Напомню тебе, что в прошлый раз от промозглого вечернего воздуха у тебя снова разыгрался приступ подагры. Распорядись, чтобы вместо тебя поехал кто-то из молодых…

- Нет, Лаура, - комиссар не стал дослушивать и перебил, хотя и сделал это со всем видимым почтением к супруге. - Австрия зовет меня, и я не смею не откликнуться на ее зов.

Фрау Штайнер покорно замолкла и встала, чтобы помочь мужу одеться. Она не перечила воле данного ей Богом супруга, но и не стала прятать то глубоко прискорбное выражение, что отражалось на уже не юном лице. Оправив складки шинели на груди, она привстала на цыпочки и тронула щеку мужа губами. В полутемной спальне Симон обхватил лицо жены ладонями и оставил поцелуй на светлом лбу. Супруги расстались.

Оказавшись в одиночестве, Лаура оправила занавеску и выглянула на улицу, где заметила двоих парней, отчаянно борющихся с январскими морозами. Увидав ее супруга, молодцы вытянулись по струнке, как нашкодившие мальчишки перед учителем, и стали докладывать, а Симон выслушивал их, заложив руки за спину, и будто не чувствовал холода. Лаура не разобрала ни слова, но вот, что услышал Симон:

- Герр Штайнер! За вами послали. На участке между Анзбах и Унтер-Оберндорф авария - потерпел крушение поезд.

Спокойной уверенности Симона не стало в одно мгновение. Меньше месяца назад он, полицейский комиссар из Вены, волею судеб оказался неподалеку от Унтер-Оберндорф и, получив сигнал о возможной диверсии, первым отправился со своей группой на ближайшую железнодорожную станцию, где и опросил свидетеля, имени которого он уже не помнил. Однако группа не нашла никаких подозрительных следов, и Симон собственноручно промаркировал дело отметкой «В архив». Теперь же на этом участке произошло крушение. Симон был взволнован, зол, но главным образом - обескуражен. Однако он чувствовал немедленную необходимость совладать с собой, потому строгим тоном спросил:

- Когда? Какова обстановка?

- Менее часа назад, - продолжил рапортовать молодой полицейский. Взволнованная серьезность его голоса позволяла допускать, что юноша получает большое удовольствие от участия в таком важном деле. - Примерно в четырнадцать минут после полуночи. Срочно телеграфировали в Вену, и пока дежурный…

- На месте уже находится группа?

- Да, герр Штайнер! Полиция Унтер-Оберндорфа добралась туда раньше, но и группа из Вены уже в пути.

- Хорошо, едем!

Сопровождавшие Симона полицейские немедленно направились к автомобилю - один запрыгнул за руль, а второй успел услужливо открыть дверь комиссару. После недолгой заминки машина тронулась. В пути Симон опросил своих сопровождающих, но выяснил лишь, что те обладают ничтожно малой крупицей информации о происшествии, потому всю остальную дорогу хранил молчание и лишь глубоко сожалел, что так долог путь от Вены до места происшествия где в нем, возможно, остро нуждались.

Через час автомобиль свернул с дороги и пустился в лес, подскакивая на кочках и неровностях, однако вскоре водитель объявил, что машина дальше проехать не сможет и придется идти пешком. Герр Штайнер распахнул дверь, не дожидаясь приглашения, и решительно вышел на морозный воздух, огляделся. Эту местность он помнил, хоть и прошел почти месяц. Безошибочно предугадывая направление, Симон повел за собой группу на восток, а молодняк поспевал за ним изо всех сил, старательно подсвечивая дорогу комиссару светом электрического фонаря.

Представшая спустя время глазам путников картина заставила сердце комиссара содрогнуться. Многотонный паровоз, огромная железная машина, всегда дышавшая горячим паром и пышущая жаром, теперь лежала на боку, будто опрокинутая детская игрушка. Сорвавшись с пути, он повалился на насыпь и протащился еще порядка десятка метров, глубоко взрыв землю, прежде чем остановился. Следом за ним комиссар увидел перевернутый почтовый вагон и с облегчением отметил, что следующим далее пассажирским удалось остаться на рельсах. Люди не пострадали.

Между тем, прибытие комиссара не осталось незамеченным. От группы людей в форме отделились несколько человек, и направились навстречу Симону. Пожилой комиссар узнал лица и мысленно возблагодарил безызвестного дежурного полицейского в Вене - здесь собрались лучшие криминалисты, не раз работавшие с Симоном.

- Комиссар! - окликнул его Элиас Бауэр, криминалист. - Если и вы здесь, значит дело пахнет жареным.

- И уж оно точно не по зубам нашим коллегам из Унтер-Оберндорфа,- заметил его напарник и бросил неодобрительный взгляд в сторону небольшой обособленно стоящей группы. - Больше кудахчут, чем работают.

- Элиас, Лукас, - комиссар протянул криминалистам ладонь, хотя это прямо противоречило уставу, но не возбранялось между старыми знакомцами. - Не будем тянуть. Что уже известно?

Элиас, мгновенно оставив прежний фамильярный тон, принялся докладывать четко и последовательно:

- Авария произошла примерно в четырнадцать минут первого. Скорый поезд Вена-Париж. Как можете видеть, с рельсов сошел паровоз и почтовый вагон, среди пассажиров и экипажа пострадавших нет. Машинист в сознании, имеет несколько ушибов и готов говорить. Сейчас находится в пассажирском вагоне с другими, но мы кликнем его, если пожелаете беседовать. Весь состав стоит. За вагонами с ближайшей станции отправлен другой паровоз - они вернутся в Вену, но это будет не скоро.

- Что насчет самой аварии?

В ответ на это кивнул Лукас:

- Пойдемте, - он повлек комиссара за собой мимо огромной черной машины, которая теперь, лежа на боку, представляла еще более обескураживающее зрелище. Стоя у рельсов там, где начинался вырытый паровозов ров, Лукас указал на тускло поблескивавший в свете фонарей металл. - Здесь. Видите?

Он присел и провел рукой по рельсам, но комиссару и не нужно было пояснений.

- Стрелка! - сдавленно охнул мужчина.

- Верно, - последовало одобрение. - Непарная стрелка. Сделана из «подручных» средств, какие можно купить в любом магазине. Стальные траверсы и пара железных деталей. Это уже не поломка и не случайность, наверняка. Кто-то неизвестный заготовил это, чтобы сорвать поезд с пути, иначе никак это объяснить нельзя. Однако, ловушка будто установлена впопыхах - злоумышленник то ли торопился, то ли попросту не имеет достаточного опыта, поэтому опрокинулся только паровоз и почтовый вагон.

- Я распоряжусь, чтобы утром полиция обошла все магазины, - герр Штайнер размышлял вслух скорее для себя, чем делился с Лукасом. - Начнем с ближайших городков и закончим Веной. Есть какие-либо предположения, следы?

- Отнюдь, герр Штайнер, - в этот раз Лукас с сожалением вздохнул, поднялся и отряхнул брюки от снега. - Весь день и вечер сыплет. При таком раскладе даже автомобильных следов не найти, не то что человеческих. Если злоумышленник что-то обронил, то мы постараемся это найти при помощи наших коллег из Унтер-Оберндорфа, но я бы на это не рассчитывал.

- М-м-м, плохо, - задумавшись, комиссар всякий раз оправлял свои серебряные усы, как делал и теперь. - Позови машиниста. Может он что-то видел.

Лукас молча удалился, а Симон стал разглядывать рельсы. Криминалист был прав, работа выглядит небрежной, грубой. Возможно, злоумышленник торопился успеть закончить ловушку в короткий промежуток между поездами, проходящими этим путем. Диверсия примерно на этом же участке была и перед новым годом. Вылазка не первая и не последняя? Преступник живет неподалеку?

Симон разгадывал эту загадку с тем же упорством, как и делал это всегда, только в этот раз им движило и глубокое раскаяние - из-за его неосмотрительности едва не погибли люди. Дело, отправленное в архив, теперь горело на нем невидимым клеймом. Преступника непременно нужно было поймать и как можно скорее. В том, что злодей повторит свою попытку, у комиссара сомнений не возникало.

- Герр Штайнер, - сзади раздался голос. - Это герр Пихлер, машинист поезда Вена-Париж.

Герр Пихлер был невысоким мужчиной с синяком в половину лица, вследствие чего левый глаз машиниста перестал открываться. Комиссар официальным образом представился и уточнил:

- Ваша травма. Получена при инциденте?

- Все так, господин комиссар. Паровоз опрокинулся, я даже заметить не успел как полетел сам, - машинист говорил сбивчиво, нервно.

- Видели ли вы что-нибудь близ путей, когда покинули Вену? Встречались ли вам люди, автомобили? Это очень поможет следствию. Постарайтесь вспомнить.

- Нет, все было, как обычно, - отвечал машинист, боязливо оглядываясь на Лукаса. - Я бы рад что-то сказать, господин комиссар, только не видел ничего да и голова гудит как пустой котел.

Из услышанного Симон заключил, что герр Пихлер получил травму мозга и теперь был несколько не в себе, потому настоятельно рекомендовал ему на прощание:

- Незамедлительно обратитесь за помощью, оказавшись в Вене, герр Пихлер. И сразу после постарайтесь вспомнить хоть что-то. Ищите меня в управлении.

Лукас проводил подавленного машиниста обратно в вагон, а после криминалисты собрались вокруг комиссара. Симон распорядился:

- Продолжайте работу на месте происшествия, утром ожидаю от вас рапорт. А я сейчас же возвращаюсь в город, необходимо поднять всю полицию на ноги и как можно раньше,

Мужчина пошел в сторону автомобиля, где его с нетерпением и любопытством ожидали два паренька, но остановился и бросил через плечо:

- И заклинаю вас: пусть вашим рапортам будет что сообщить. Выжмите из этого места все до крупицы. Мы должны его поймать.

Вернулся герр Штайнер в город уже под утро. Автомобиль высадил его у главного полицейского управления Вены и скрылся, а комиссар прямо проследовал в свой кабинет, где незамедлительно сел за бумаги. Дело было неотложным. В первую очередь он подготовил прошение для высокого начальства задействовать основной полицейский состав в поисках неизвестного покупателя стальных траверсов, а позже приступил к написанию обстоятельного рапорта. Часом позднее, завершив письмо, он лично подал документы секретарю главы управления и стал ждать. Теперь все зависело от результатов пущенных по следу ищеек.

Показать полностью
5

8 марта

(продолжаю копаться в стареньком)

Каким -то седьмым бабским чутьём Галька угадала, что сегодня международный женский день. Или снующие мимо подъезда мужики, хмуро тискающие веточки мимозы в руках навели на мысль, или помнилось, что девятое – у мамы пенсия, значит, сегодня восьмое. Марта. Начало весны. Завтрашний день означал прибыль, если успеть прийти сразу после визита почтальона, чтобы мамаша не успела спрятать денежки. Много денежек, тысяч восемь. Чтобы потом не мучиться, хватая старуху за кофту, таская её по всей квартире и тыча кулаком куда-то в мягкий живот, пока она не отдаст пенсию. Сегодняшний день мог быть просто предвкушением завтрашней радости, но чувствовалось нечто большее. Оттаивающее предчувствие любви.
- С праздником! – выдохнул сложной смесью алкогольного букета Витёк и сунул в руки сожительницы другой букет, из полувялых тюльпанов.
- Х-х-х… - выдохнула растерянная Галька, подарков она не ожидала, а поздравлений и вовсе. Им не было места в их совместной жизни, наполненной разными событиями. Обычно спьяну Витёк рвался сразу завалить в кровать, исступлённо срывая с неё одежду и мучая тело , словно вымещая на нём скопившуюся злость. Женщина украдкой глянула на себя в мутное зеркало в коридоре. Когда мать, со злости за свою послеразводную жизнь, ругала её после поздних возвращений : «У-у, шалава!» Галька знала, что это комплимент. Что внешностью она пошла в кобеля-отца, и что яростная нелюбовь матери была лишь завистью и жалостью себе. Галька вовсю пользовалась тем, чем наградили её природа и папаша, получая от поклонников то, чего никогда не давала мать – внимание, нежность, но к сорока годам от красоты осталось лишь мутное отражение и Витёк. Давний участник весёлых загулов и вечный жених. Так и не женившийся, но и не ушедший. Единственный оставшийся поминать прошлые счастливые дни. Коридорное зеркало скрывало опухшие щёки и морщины, но, если хорошенько выпить, то сама себе Галька казалась той же юной и прекрасной, как в шестнадцать, когда она ушла из дома.
- Есть чего пожрать? – Витёк прошаркал на кухню и загремел крышкой кастрюли. Захрустел, зачавкал позавчерашними макаронами. Стукнула об стол бутылка. Галька оторвала взгляд от зеркала и устремилась на поиски банки для цветов.
Тюльпаны умирающе раскинулись из горла трёхлитровой банки. Витёк, уже перекусивший, рванулся куда-то из квартиры, только гулко хлопнула обитая дерматином дверь. Галька водила расчёской по волосам. Давно она уже не чувствовала такой радости, такого внимания. Даже исчезновение Витька не ощущалось, как что-то тревожное. Сегодня был её день, и он вернётся. И бросит к её ногам ещё подарки. Отражение усмехнулось обворожительной улыбкой, блёклые красные пряди полыхнули ведьмовским огнём. Сверкнув глазами на прощание зеркалу, Галька ушла на кухню, где тут же обнаружила непочатую бутылку. Ради праздника Витёк разорился на хорошую водку. Галька открутила пробку, и вдохнула запах. Мерзкий и притягательный. Она нашла почти чистый стакан и жидкость судорожными рывками потекла, наполняя его да краёв. Сегодня было можно, это был тот самый день, когда всё можно. Водка мгновенно согрела изнутри, как бы погладила тёплой и нежной рукой. Галька закурила и медленно прошествовала по квартире. Пыльный хлам, валяющийся по углам, казалось, приветствовал её. Дым синими колечками воспарял к лампочке на потолке и тоже складывался в нечто прекрасное и чувственное. Ощущение радости, праздника переполняло Гальку. Только слабый страх, что вот-вот всё закончится, не давал ей воспарить вслед за дрожащими в экстазе колечками сигаретного дыма. Надо было накатить ещё. Галька резко опрокинула бутылку над стаканом, жадно выцедила всё, коротко и по-мужски выдохнув и, стукнув стаканом об стол, выпрямилась. Кухня медленно и величественно плыла мимо. В праздничном параде торжественно проносились стены с жирными пятнами на обоях, слегка двигался туда-сюда неработающий холодильник. Галька опёрлась на стол, потом, оттолкнувшись двумя руками, решительно прошагала в комнату. Там не было дёргающегося холодильника. Хлопнула входная дверь, заставив женщину вздрогнуть. Пришедший Витёк не пошёл на поиски своей любимой. Шум заплетающихся шагов уже доносился с кухни. А потом и визгливый крик:
- Ну, сука, убью, тварь!
Галька плюхнулась задом на диван, инстинктивно съежившись и сразу поняв, что праздник кончился, и пропажу водки Витёк не простит. Он влетел в комнату как сразу четыре всадника Апокалипсиса. Задыхаясь от злости и жажды. Галька закрыла руками голову, но удары сыпались и между худых предплечий. Витёк бил молча, сопя от усилий и обиды, звуки ударов были тихими, как стук молотка в свиную тушу. Галька тоже молчала, всхлипывая и постанывая, терпя боль столько, сколько смогла. Она и не заметила, когда перестала терпеть.
В сознание медленно вкручивался высокий от страха голос Витька:
- Галочка! Галочка, солнышко ты моё ясное, очнись! Любимая ты моя, золотце! Прости. Прости, Галочка… - жадные, испуганные поцелуи сожителя Галька не чувствовала. Вновь возвращаясь к боли, она слышала только эти слова. И радовалась. Это был её день.

8 марта
Показать полностью 1
128

Доза мужества

Живот скрутило так, что хоть на стенку лезь. Ну, думаю, ладно, бывает, сейчас ношпу найду, и всё будет тип-топ. Открываю домашнюю аптечку, а там... целый музей лекарств, которые никто никогда не открывал. Тут и мазь от укусов медуз (мы живём в тысяче километров от моря), и таблетки от малярии (последний раз малярию в наших краях видели, наверное, при царе Горохе), и сироп от кашля, срок годности которого истёк ещё до рождения старшего ребёнка. Короче, аптечка - как свалка фармацевтического апокалипсиса.

Ну, я, естественно, начинаю бурчать себе под нос: "Ну кто так аптечку собирает? Кто?! Это же не аптека, это склад ненужного добра!" А жена, как на зло, мимо проходит и слышит мои тирады. И тут она, с невозмутимым видом, выдаёт: "Да у меня раньше аптечка была - доза мужества: пластырь и анальгин".

Я, как человек с филологическим образованием (ну, почти), сразу зацепился за эту фразу. "Доза мужества" - звучит-то как! Красиво, ёмко, прямо в точку. Ну, я, конечно, не удержался: "Это ты сама придумала? Или у вас так в народе говорят? “Доза мужества” - это ж гениально!"

Жена сначала молчит, потом смотрит на меня, как на инопланетянина, и начинает хохотать так, что, кажется, соседи сверху забеспокоились. "Милый - говорит она, еле сдерживая смех - я сказала “раньше, до замужества”. Ты ж мой лингвист доморощенный, а слушать не умеешь!"

Ну, я, конечно, тоже ржать начал. Ну, что поделать - слух у меня, видимо, избирательный. Зато теперь у нас в семье новая шутка, если что-то не так понял - значит, "доза мужества" тебе явно не помогла. А живот, кстати, сам прошёл. Видимо, от смеха.

Показать полностью
12

Кривые пути (гл.5)

Кривые пути (гл.4)

В палате, куда его определили, оказалось довольно шумно. В ней находились в основном те, кто прошел послеоперационный период и шел на поправку. За полчаса перезнакомился со всеми ее обитателями. Соседом Ивана по койке оказался молодой паренек, лет двадцати двух, всеми днями не выпускавший из рук ноутбук.
Во время обеда Ивану и вправду стало лучше, тепло возвращалось с каждой ложкой горячего супа. Некоторые  больные, попробовав больничную баланду, с отвращением отодвигали тарелки. Но для Ивана, организм которого уже три недели не получал ничего кроме глюкозы, этот суп показался самым вкусным из всего что он ел в жизни. Дрожь исчезла, но передвигаться было неприятно: внутренности при каждом шаге старались заполнить образовавшуюся в чреве пустоту, вызывая при этом тупую боль. Идя из буфета и проходя мимо зеркала, он ужаснулся – на него смотрел худой, заросший бородой, лохматый старик с землистым цветом лица.
- Андрей! – обратился Иван к парню с ноутбуком. – Маленькая просьба - не мог бы станок для бритья одноразовый одолжить?
- В тумбочке в верхнем ящике пакет, там и крем для бритья, станок не надо отдавать – дарю в честь знакомства, - ответил Андрей, не поворачиваясь, быстро стуча по клавишам всеми пальцами.
Минут через двадцать Иван вернулся, Андрей, глянув на него мельком, улыбнулся.
- Андрей, - опять пристал к пареньку Иван. – Пойдем в туалет, ты мне голову побреешь - не хочу лохматый ходить.
- Зачем? – искренне удивился Андрей. – Зайди к медсестрам у них есть машинка. Меня когда-то качелей по чайнику стукнуло, брили голову машинкой, чтобы можно было заштопать.
Медсестра, к которой обратился Иван, просьбе не удивилась и коротко спросила:
- А шоколадка?
- Нет у меня пока.
- Ну и машинки тоже нет.
- Девушка! – начал Иван. – Я уже почти месяц здесь, только сегодня утром в себя пришел, ко мне еще никто не приходил. Я потом рассчитаюсь.
- Ладно, иди в триста восьмую комнату, а я сейчас туда подойду.

Увидев Ивана, побритого и с короткой стрижкой, все «однопалатники»  засмеялись:
- Тебя не узнать!
Иван был еще слаб и потому прилег на кровать и быстро заснул. Проснувшись через два часа, огляделся по сторонам: тихий час еще не кончился: кто спал, кто-то читал. Нестерпимо захотелось повидаться с Сашкиной семьей и  бабой Шурой. Интересно, купил ли Сашка Аньке велосипед? Вспомнил и про проездной, стало стыдно. Бабка как раз собиралась ехать в поликлинику, он бы положил его на место, но кто знал, что так все получится. Узнать бы, что они все о нем думают, и что происходило за эти двадцать два дня? Пытался вспомнить девушку из трамвая, но это ему никак не удавалось. Он ее видел-то всего несколько минут. Хотя то, что «девушка из собеса» придет его проведать, он почему-то не сомневался.
После тихого часа появились Сашка с Надей. Как узнали? Выяснилось, что тоже звонили каждый день, а сегодня им сказали, что перевели в другую палату. Сашка при встрече тискал Ивана, Надя улыбалась, Аня была с ними и нетерпеливо подпрыгивала, ей надо было срочно сообщить что-то важное.
- Дядя Ваня! Мне папа «велик» купил и теперь у меня вот что… -  Аня приподняла подол платьица и продемонстрировала Маркелову разбитые коленки. – А у тебя?
- У меня вот, - Иван задрал пижаму и показал свой шрам.
Анечка охнула, Надя с Сашкой поморщились.
- Иван мы за тебя так переживали! – начал Сашка. – Я узнал только на следующий день, кто-то в трамвае  мне рассказал, мол, ты один против четверых. Гончарова через пять дней арестовали – не могли найти. Мы сразу в больницу приехали, но нас завернули назад, сообщили, что ты в беспамятстве. Мы с Надькой даже кровь для тебя сдали.
- Ну, теперь мы кровные родственники, - счастливо сказал Иван.
- Нет, - ответил Сашка, посмотрев на Надю. – Кровь не подошла, у нас другая группа: ты положительный, а мы, видите ли, отрицательные. Но все равно взяли и сказали – приходите ещё. И даже деньги обещают платить.
- Но все равно приятно, как там наша внучка польских гетманов поживает? – шутя, спросил Иван.
- Вань… - произнес Сашка тихо. – Мы сегодня не хотели тебе говорить, но раз ты спросил - Александра Дворцевич умерла.
- Как?! Когда! – растерялся Иван.
- Ей сказали, что тебя ножом ударили и ты в больнице,  она так расстроилась, что ее инсульт схватил. Пять дней была парализована, на шестой умерла.
- Жаль… Я даже не думал, что она так за меня переживать будет, - с грустью вспомнил, как она часто жаловалось, что дети ее забыли, а Иван единственное утешение в этой жизни.
- А вот видишь, как вышло. Какое у неё отчество, все никак не могу запомнить?
- Сигизмундовна.
- Там её внук тебя ждет не дождётся.
- Зачем? Я им ничего не должен,  - удивился Маркелов. Пока жива была, внук к бабушке ни разу не приехал, а тут нарисовался.
- Хочет дом твой с землей купить. Хорошие деньги предлагает – две квартиры в городе можно приобрести. Говорит, будет большой дом строить, целый дворец.
- Передай – хрен ему!
- Правильно! – согласились Сашка с Надькой.
Поговорили о чем только можно и вот, настало время расставаться. Сашка протянул большой пакет.
- Что вы там мне наложили? – удивился Иван.
- Надька у меня сообразительная, говорит, одежда вся в крови, мол, давай Ване брюки с рубахой купим. Мы пятьдесят шестой размер взяли.
- Надо было поменьше.
- Мы же не знали, что ты так исхудаешь. Отъешься! Мы там много чего еще напихали – ешь и поправляйся!
- Спасибо.
- Дядя Ваня, а вы, правда, больше пить не будете? – влезла в разговор Аня.
- Аня, ну что за вопросы?! – рассердилась Надя.
- Ну, я слышала, как ты папе говорила, если теперь дядя Ваня выпьет, то он червей поедет на кладбище кормить, - с детской непосредственностью «сдала» дочка маму.
- Аня!! – прикрикнула Надя.
Иван засмеялся, поднял девочку на руки.
- Правда! Не буду, я тебе первой обещаю!
Поговорив еще немного, друзья ушли, Иван вернулся в палату. Сев на кровать стал просматривать и доставать содержимое пакета. Вечером смотрел принесенный кем-то из больных телевизор, не вникая в смысл передачи, просто вспоминал бабу Шуру. Она ведь пить-то начала на склоне лет, когда мужа похоронила. Дети разъехались, вот и Иван подвернулся, который за бутылкой мог как-то скрасить скучные вечера одинокого человека. Она была единственным человеком, кто его искренне жалел.

На следующий день с утра приходил следователь. Следователем оказалась девушка, очень худенькая, с мелированными волосами и в обтягивающих джинсах. Она явно только пару лет назад получила высшее образование. Задавала разные, порой дурацкие вопросы: знаком ли Иван с девушкой, почему не работает, на какие доходы живет, куда в этот день ехал. Он искренне не понимал, какое это отношение имеет к делу?

Кривые пути (гл.6)

Показать полностью
9

Кривые пути (гл.4)

Кривые пути (гл.3)

В черном мире душа не чувствовала тела, только бесконечные яркие переливающиеся огни мелькали перед глазами. Когда они исчезали, ему казалось, будто кто-то зовет его. Куда идти в этой черной пустоте он не знал, да и  идти никуда не хотелось. Потом появился свет, но очень слабый. Голос в этот раз стал громче и звучал совсем близко, уже можно разобрать что говорят.
- Мужчина! Мужчина! Вы слышите меня! Откройте глаза!
Да, это голос женщины, она как будто склонилась над ним. Иван открыл глаза, попытался разглядеть сквозь белую пелену. Лицо вроде человеческое, но как только пелена рассеялась, лицо превратилось в нечто ужасное. Это был не человек, а непонятно кто - губы очень толстые от уха до уха, ярко-красные, раз в десять больше чем у человека. Глаза наполовину закрывал огромный широкий нос покрытый отвратительными бородавками.
Эта тварь что-то совала ему  в нос невыносимо едкое. Иван закричал: «Уйди, тварюга!» и попытался ударить. Лицо исчезло. В правом боку появилась острая боль. Подняв голову, увидел на своем теле огромного черного мохнатого паука. Паук разгребал его внутренности, стараясь залезть в Ивана как можно глубже.
- Уберите его! – Иван поднялся и попытался сбросить с себя это гигантское насекомое, но что-то мешало ему это сделать.
Обернувшись, он увидел, как нити паутины уже прикреплены к его телу. Но как только с яростью начал рвать их, как прибежала целая толпа этих «жабомордых» тварей. Они набросились на него всем скопом, в конце концов, одолели, скрутив Ивана колючей  проволокой. Он не знал, сколько времени его мучили, для него не было ни дня, ни  ночи. Паук все сосал кровь и никак не мог насытиться. От звуков его омерзительного чавканья совершенно невозможно было уснуть. «Жабомордые» приходили и уходили, обязательно сделав ему что-нибудь больно.
- Я дал, клятву! Я вам ничего не скажу! – кричал он им.
Они его не слушали. У них не было жалости к нему. В какой-то момент Иван понял, почему закапывают покойников. Душа бестелесна и может уйти, а тело отдается на растерзание служителям ада. Все же Иван, не выдержав издевательств, сломался и  заплакал как ребенок:
- Простите меня! Мы не хотели ее убивать! Никто не знал, что так получится! Отпустите мою душу!
Наконец эти твари взяли его растерзанное тело и куда-то понесли, выбросив Ивана на снег, они ушли.  Встать он не мог, колючая проволока держала крепко. Может «там» существует еще одна смерть? Он не видел ее, она не терзала Ивана, она всего лишь ласкала его кожу ледяными руками, и холод проникал вовнутрь все глубже и глубже... Осталось совсем немного и Иван превратится в кусок льда… А потом все исчезло и опять это черное пространство, но уже с полной тишиной и без вспыхивающих огней …


В какой-то момент темнота перестала сгущаться, вдруг необъяснимо пошел обратный процесс, и черное пространство уже меняло свои очертания. Сначала появился желтый горящий шар. Потом процесс пошел быстрее, Иван уже различал светло-синие стены. До Ивана дошло, что он находится в каком-то помещении. Холод не отступал и даже наоборот усилился. Его начало трясти так, как будто только что вытащили из ледяной проруби. Тут он почувствовал, что его шевелят. Опустив глаза вниз, увидел двух женщин в белых халатах. Одна крупная и совсем молодая, а вторая сухонькая и пожилая,  явно пытались, что-то вытащить из-под его тела. Молодая громко пыхтела, ее круглое лицо раскраснелось от натуги, изо всех сил старалась повернуть  тяжелое тело набок.
- Тётеньки! – жалобно заскулил Иван. – Холодно! Очень холодно!
- Очухался?! – склонилась над ним та, что поменьше.
Лицо у нее приятное и совсем не злое, и даже показалась похожей чем-то на его покойную мать.
– Как заговорил - тётеньки! Тетеньки уже который день с тобой возятся, как с дитём малым. Тушу такую ворочают, а он им: «Убирайтесь жабомордые!». Ты на себя в зеркало лучше посмотри!.. У-м-м… – как дала бы по твоей морде! – и, потрясла перед носом Ивана своим маленьким кулачком.
- А почему у меня руки привязаны? – к нему начались возвращаться тактильные ощущения.
- Потому… Лежи и не двигайся, сейчас будет обход и врач сам решит – освобождать тебя или нет.
Пожелав ему скорейшего выздоровления, добавив, что он им уже надоел, женщины ушли.
Иван начал оглядываться по сторонам. Понятно, что это больница, но почему он один? Где другие больные? Чувствовал, как вдруг появилось зверское чувство голода. Послышался шум за дверями. Дверь распахнулась и в палату вошло восемь человек в белых халатах. Врач, с пристегнутым к карману бэйджиком, пять женщин и двое молодых парней, скорее это интерны.
- Иван Сергеевич Маркелов, - напомнила всем одна из женщин. – Поступил с проникающими ножевыми ранениями.
Пододвинув стул, врач сел рядом с Маркеловым и откинул простынь. Некоторое время  он разглядывал шрам с торчащими из него резинками на боку у Ивана.
- Я ваш лечащий врач – Перепелкин Максим Леонидович. Как себя чувствуете, Иван Маркелов? – представившись, спросил врач.
- Плохо, холодно. Пусть мне дадут одеяло, - пожаловался больной.
- Скоро полегчает. Главное кризис прошел. А одеяло вам не нужно - на улице лето и почти тридцать градусов жары, - опустив простынь, Перепелкин обратился к одному из парней. – Игорь, сходи за ножницами.
Просунув ножницы между рукой и кроватью, молодой интерн не спеша разрезал бинты и освободил Ивана от плена.
- Скажите мне, Маркелов, прямо и честно – вы алкоголик?
- Нет. Я пью, но очень мало, в последнее время чуть побольше, - ответил Иван и покосился на всех присутствующих.
- Все понятно. Кто признается в том, что он страдает этим недугом? Что за бурду в основном пьете?
-  В последнее время только «картуш».
- «Картуш»? Это что за напиток такой? – врач повернулся к медсестрам и спросил. – Что за «Картуш»? Слышали про такой? Я французские марки вин  очень многие знаю, про «Картуш» слышать не приходилось.
- Что-то очень знакомое, но никогда не пробовала, – ответила симпатичная высокая медсестра из его свиты. Остальные просто пожали плечами.
- Это самогон из подмороженной картошки, - пояснил Иван.
- Ну придумают же, - закатился смехом врач, вслед за ним все остальные.- А теперь вот что скажу  – вам сделали две операции подряд. Большая кровопотеря. Печень, желудок и другие органы не задеты. А вот… правую почку пришлось удалить. Нож вошел прямо в нее. С одной почкой жить можно. Если будете выполнять рекомендации врача – проживете долго.
Иван внимательно слушал. Врач – почти его ровесник, может чуть постарше, Ивану очень понравился.
- Я уже подумал, что я умер, будто в аду побывал, это что - клиническая смерть? – спросил он у врача.
- После операции вы были дней пять без сознания. Потом стали выходить  из этого состояния, но ваша печень уже настолько отравлена этим «картушем», что началась посталкогольная интоксикация. А если говорить проще - это «белая горячка». Вы впали в буйство,  кричали, чуть не разбили дорогое оборудование, мы не могли с вами справиться, пришлось даже призывать на помощь больных. Поскольку беспокойным больным не место в общей палате, мы перевели вас в палату для умирающих.
Иван испуганно посмотрел на врача. Неужели это конец?
- И что теперь?
- Не пугайтесь, завтра вас переведут в обычную. Тамара Константиновна, - обратился Перепелкин к кому-то из свиты. – Завтра Маркелова в «третью хирургию» переведите.
Одна из то ли медсестер, то ли врачей быстро записала в блокнот это распоряжение. Иван заметил, что все они на него смотрят особенно, не подобострастно, а  с каким-то благоговением.
- Нет, не завтра! Сегодня! – занервничал Иван, ему показалось, что если он останется здесь, то страшный мир губастых демонов вернется назад.
- Хорошо. Так, что больной Маркелов выздоравливайте, благодарите бога и медицину в лице нашего медучреждения, - пожав Ивану плечо врач поднялся.
Они уже выходили из палаты, врач повернулся к Ивану и сказал:
- Забыл! Следователь все время звонит, хочет придти к вам. Помимо этого еще и девушка о вас каждый день справляется по телефону. Вы ее тоже поблагодарите: я ее просил лекарство достать для вас, у нас его в клинике давно нет. Два раза, между прочим, привозила.
Девушка из собеса! Иван в эту секунду вспомнил все, что произошло в тот день. Значит, о нем не забыли…
- Максим Леонидович, можно вопрос, но только наедине?
Врач прикрыл дверь и подошел к кровати.
- Максим Леонидович, а сколько времени я уже здесь нахожусь?
- Двадцать два дня.
- Вы сказали ей, что у меня это… интоксикация…? – слово «горячка»  Иван произнести постеснялся.
- А что - стыдно?
Иван не ответил, он только вздохнул.
- Нет, не сказал. Сказал только, что вам очень плохо и все. И еще, Маркелов, я хотел предупредить - вас, можно сказать, вытащили с того света и если вы, имея одну почку, будете продолжать пьянствовать, то через год, минуя эту палату, попадете прямиком в ящик. Так что решайте сами…
«А ящик, это наверно и есть то черное пространство» - подумал Иван

Кривые пути (гл.5)

Показать полностью
26

Бывает так страшно, что бояться уже нет смысла

Я не люблю делать что бы то ни было толпой, тем более толпой незнакомых мне людей. У меня на это аллергия с советских времён. Олеська с горящими глазами рассказывала, как же это здорово - поход в горы с прекрасными людьми. Я уверял её, что люди вряд ли будут прекрасными, а будут так себе, в лучшем случае. Она давила на больное, зная, что я люблю природу больше чем людей, но прогноз обещал плохую погоду, а я не люблю частичное счастье. Плюс, в любом походе кто-нибудь потеряется, у кого-то прорежется понос - скорее всего это будет один и тот же человек, а я не люблю ждать. И я уже, практически победил, но Олеська достала из рукава козырного туза и сказала, что у неё завтра вообще-то день рожденья. Тут уж деваться было некуда, а я ещё и забыл, поэтому пришлось согласиться лезть с ней в горы, при том, что я боюсь высоты.

Так как я никуда не собирался, я даже не соизволил глянуть в интернете куда мы идём. Мы жили вместе недолго и несчастливо, но у нас есть кое-что общее - топографический кретинизм. То есть, нормальные люди могут заблудиться в трёх соснах - а мы можем в двух. В этой связи, подъём был объявлен за два часа до автобуса и мы посрались на предмет кто первый пойдёт в ванную. Мы вооружились приложениями "Google maps" и наши телефоны показывали совершенно разные пути к заветному месту встречи отважных (как выяснилось позже) людей. Угораздило же её родится в этот день и мы пошли по маршруту который показывал её телефон. Нагулялись так, что в принципе в поход идти смысла уже не было никакого. К цели за полчаса мы не приблизились, не зря проснулись загодя. Мой телефон показывал другую, но такую же бессмысленную ахинею и мы сходили в поход ещё разок. К счастью, у нас была бумажная туристическая карта и по ней мы вмиг определили место встречи с бесстрашными людьми. Среди замечательных людей мы сразу определили поляков, по таким же нелепо растерянным лицам как и наши. Так же была парочка англичан, человек 8 французов и остальные местные. Прибыл автобус и мы загрузились. Среди пассажиров оказалась одна опытная, которая уверяла, что это не горы, так мол холмики, незначительные возвышения. Хвалилась неоднократными покорениями Эвереста - в общем, нервничала.

Гид был весёлый, жизнерадостный, много шутил на трёх языках, но ему было от силы 22 года и это настораживало. Средний возраст желающих навсегда потеряться в горах был 50 плюс. То есть, ко всему ещё, мы были малолетками. Жизнерадостный сообщил, что до места нам ехать примерно 45 минут и там нас ждёт завтрак в придорожном ресторанчике. Зная себя, я завтракать категорически отказался - вряд ли у них там в горах есть комфортабельные туалеты, хоть горы и испанские. Поляки уселись за столик напротив и тут началось. Они ведь такие же славяне, только по-русски разговаривают неправильно. Он - вялый центнер в рубашечке под свитерок с пролежнем на щеке. Она - мелкая, юркая, деловая, сразу принялась накладывать всё что есть на столе супругу. Он, робко, пытался интересоваться "что это за красная жижа?" она на него смотрела сжатыми в нитку губами и говорила "Ешь давай, нам в поход." Не успевал у него заканчиваться хлеб, как она уже отламывала новый ломоть и накладывала очередную жижу из баночки. Он делал лицом - "Не хочу, не буду", она - "Я кому сказала".

Все были абсолютно готовы к походу и даже сходили в специально подготовленный туалет. Проехали ещё немного и вышли на бескрайней поляне. Юный год гаркнул и все вялым, утренним гуськом пошли за ним. Проводник видел эти горы уже не одну сотню раз, поэтому шёл быстро. Дорога была широкая, каменистая, вокруг лес, а горы были на довольно почтенном от нас расстоянии. Я искренне полагал, что это и есть поход и снимал видео, чтобы хоть как-то себя развлечь. Тут мы упёрлись в какой-то забор и я увидел группу строителей. Небольшая такая группка, человек двадцать, стояла по ту сторону забора и прораб им рассказывал, что и где нужно строить, предположил я. Открылись ворота и нас запустили на стройплощадку. Я решил, что на этом экскурсия закончилась, но тут гид сказал, что всем надо пройти во-он к тому домику и получить каски. Тут у меня сильно кольнуло в подреберье. Те люди, которые были в касках, вовсе не были строителями и, скорее всего, я их видел в последний раз в жизни - пронеслось у меня в голове. И они меня тоже, судя по всему. К каске выдали какую-то сетку на голову - то ли для рожениц, то ли для клиентов морга. Я к тому времени соображал уже плохо, мне было не до деталей - было страшно от абсолютной неизвестности.

Подошла какая-то женщина, затянула на моей голове каску до рези во лбу и сказала, что я готов. "Клуб самоубийц" что-ли? - подумалось мне. Дальше гид выдал такие инструкции, что я понял, что поездка в Испанию уже подходит к концу, как и вся моя жизнь, в принципе. Нас гуськом вывели на узенькую дорожку и весёлый пропал за поворотом. Я выглянул туда в неизвестность и понял, что каска не поможет. Вниз уходила огромная дырища в горе, а вернуться уже никак - я же не скажу им, вы меня извините, я как-нибудь в другой раз, мне надо маме позвонить, я утюг не выключил. Дорожка была шириной менее метра. Мы прошли метров триста, наверное, и дырина внизу стала только глубже. В этот момент, неоднократная покорительница Эвереста дико заорала и вцепилась в верёвку так, что из неё пошла прошлогодняя дождевая вода. Люди вокруг и так были бледные, а тут ещё эта чемпионка по покорениям холмиков в истерике. Но, там были специальные люди с надписью "Staff" на этот случай. Он прижал женщину с повышенным уровнем отваги к себе, повернул головой к горе и вывел с дорожки. Больше мы её не видели, её просто скинули с горы вниз - подумал я и пошёл дальше.

Описать это словами, ну совершенно точно невозможно. Каждое запрокидывание головы вверх сопровождалось учащённым сердцебиением, а каждый взгляд вниз в ущелье глубиной в сто метров, приводил в детский восторг и возникало желание широко раскинуть руки и парить как птица. Схожие чувства я испытывал когда-то в море во время сильного шторма. Этакая смесь страха и эйфории, беспомощности и восхищения. Эти два часа точно останутся в моей памяти навсегда. Особенно, последние сто метров, где нужно было через это самое ущелье перейти по сетчатому мостику, который для пущей убедительности ещё и безбожно шатало.

Как закончился день, я помню плохо - день рожденья же отмечали.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!