Авторские истории

С нечистым рыбак не водился. Но разве кто-то другой мог такое сотворить? Как знать. На русальную неделю и духи могут бесчинствовать, и русалки проказничать. Вспомнил Тимофей, как в детстве сказки дедовы слушал: “...заберётся такая в жилище, напустит мо́року, попрячет нужное, попортит годное. А коли в лицо её встретишь, быть беде.” Рыбак обошел вокруг, увидел стол и над ним святые иконы на дальнем углу избы. Подошел, стоит, молится. А народ не унимается, всё громче слышны голоса.

—  Эй, Тимофей! Ты чего удумал?

—  Не по-людски это, рыбак! Не по-Божески!

—  Не гневи Бога, сожги дом! Нечисть в нём завелась. Всю деревню погубит.

Дом сжечь. Как же. Слишком многое с ним связано, слишком дороги воспоминания. Тут и отец его, и сам он родился, и дочка его выросла единственная, Варвара. Тут и жена померла год назад, когда дочь в реке утопла, и ему конец придёт однажды.

До сего дня, правда, рыбак иначе на всё глядел. Тяжко ему было в доме одному находиться, мысли спать не давали. Оттого он ночами в хлеву на соломе почивал. Там на время мог позабыть о жене и дочери, об одинокости своей не жалеть.

“Эх, Варенька…” — вздохнул рыбак и пошел по двору утварь собирать. На людей не смотрит, молчит, сказать ему нечего. Авось, к завтрему остынут. Как развернуть стены, он не знал, потому начал с того, что полегче. Горшки, плошки, сундук в избу занёс…  Дошло дело до печи, он снова затылок почесал, головой покачал, да к дому печника пошел. Надо бы новую выложить.

Расступилась толпа, пропускает рыбака народ. Не кричат больше, в глаза то боязно. А ну как в лоб двинет. Что там у него на уме, кто знает. Беду накличет еще. Их дома также наизнанку вывернет. А меж собой шепчутся, неугомонные. Гадают, куда его черти понесли.

И тут из толпы раздалось: “Вяжи его!” Народ загудел, заохал, навалились все разом, и не смог Тимофей супротивиться. “Убить его! В реке утопить!”- Кричат.

—  Прежде, чем чинить расправу, надобно к старосте его!

А ну как печник голос подал. Радостно рыбаку стало, что не все его убить хотят. Хороший знак.

Вот уж дело к полудню, привели Тимофея к дому старосты. Постучали в дверь, подождали, пока тот на крыльцо выйдет, и говорят ему, мол, вот, рыбак рехнулся, колдовство творит, свою избу наизнанку вывернул, скоро за наши возьмётся. Надо наказать.

И только староста рот открыл, сказать что-то хотел, да так и замер, глядя поверх толпы в сторону леса.

По тропинке, что вела в деревню от лесной речки, шла дева в длинной белой рубахе. Мокрые волосы распущены, на голове венок из полевых трав и цветов. И чем ближе подходила она, тем яснее слышно было тихое пение.

—  Русалка… —  услышал Тимофей, —  смотрите, смотрите! Русалка… она… Варвара!

Вырвался рыбак из рук, что его держали, бросился в сторону русалки, расталкивая всех в стороны и увидел её. Варя. Это была его Варя! Такая же юная и прекрасная. Она посмотрела прямо на него, приблизилась, прикоснулась к щеке, смахнула слезу. Узнала.

—  Почему ты здесь, дочка?

Русалка помрачнела. Тимофею даже показалось, что разозлилась. Огляделась она вокруг, увидела старосту и медленно пошла к нему, напевая мелодичный, но грустный мотив. Староста побледнел, замотал головой, начал креститься, потом упал на колени и заплакал.

—  Не хотел я… а-а-а-а! Зачем ты меня отвергла, зачем убежала. Не замышлял я тебя топить, хотел усмирить только…

Ахнула толпа. Рыбак хотел схватить старосту, но понял, что сидит на земле и не может пошевелиться. Руки, ноги ватные. В голове туман. И только гулкие всхлипы вырываются из груди. И всё же он взял себя в руки, поднатужился, встал на колени. Ещё немного, ещё усилие и он дотянется до горла убийцы. Но дочь его опередила.

Запела громко Варвара, зловеще. Закружилась вихрем вокруг, ветром завыла, травой зашумела. Манит старосту рукою, за собой в лес зовёт. Никто не посмел вмешаться, все головы склонили и отступили подальше, чтоб случайно русалки не коснуться. Так и ушел староста в лес за Варварой, околдованный её пением.

Как время прошло, никто не понял, по домам стали расходиться уже затемно. И Тимофей домой пошёл. Никто его больше не держал, не преследовал. Напротив, смотрели с состраданием и даже, кажется, с виною в глазах.

К удивлению, дома ждал рыбака порядок. Всё назад обернулось, даже печка на место встала, и иконы вернулись в красный угол. Зажёг Тимофей лучину, осмотрел горницу, святым поклонился, печку рукой погладил, поправил половик. И как он мог дома своего сторониться, столько тут тепла и любви сохранилось. Спасибо дочке, что показала.

Вышел рыбак на крыльцо с резным орнаментом и вгляделся в ночь. Там, вдали, виднелся лес в свете луны. И в глубине его пели, танцевали и качались на берёзовых ветвях девушки в белых одеждах. Так они прощались с этим миром, чтобы уйти в глубь озёр и вернуться снова, через год, на русальную неделю.

В глубине кабинета на офисном кресле восседал мужчина. Кудлатый, как греческий бог, смуглый, голубоглазый, широкого телосложения, но поражало не это. К особым приметам оккультиста-таролога в полицейской ориентировке можно было бы добавить жирным шрифтом — «ебасосина разыскиваемого мошенника Геннадия оканчивается свиным пятаком по типу рыла».

— И вам здрасте! — нагло хрюкнул Какащенко. — Михаил, если я не ошибаюсь?

— Геннадий, а вы в курсе, что у вас не лицо, а свиное рыло? — ответил Вагин вопросом на вопрос. Он решил не сдерживать своих эмоций, так как, первое, — будет уплочено, второе, — врачей и лекарей не стесняются. Чревато неверным диагнозом.

— Так-так-так, — почему-то обрадовался Геннадий, откинулся на кресло и тут же грохнулся на пол вместе с хлипким сиденьем.

— Так-так-так... — глухо прозвучало из-под стола.

Вагин молча сел на стул для посетителей и обхватил голову руками. «Ссука, жена даже напоследок подосрала с горкой. Это что за хряк и что я здесь, прости господи, делаю?» В это время Какащенко восстановил сидячее положение и направил свою кудрявую харю в сторону пациента.

— Простите, Михаил! — ласково хрюкнул оккультист. — Что вас заставило назвать моё лицо — рылом? Я не так красив, как вам хотелось бы?

— Видите ли. Если кратко описать мою проблему, то после ссоры с одной ведьмоватой бабкой я вижу то, что видят не все... — начал Михаил.

— Так-так-так... — опять выдал Какащенко.

Михаилу захотелось хорошенько врезать психологу, но он сдержался.

— Вот у вас свиное рыло на лице, а у себя на личном лбу я вижу и ощущаю натуральное влагалище. И, уверяю вас, некоторые люди тоже его видят.

Повисла пауза.

— Так-так-так... — озадаченно хрюкнул Геннадий.

— Да ебать тебя в мордоплясию, пятачок древнегреческий! — вскочил на ноги потерявший терпение Михаил. — Ты что-нибудь другое хрюкать обучен? Или только инста-дур на бабки кидать можешь, оккультист херов? Мне б лекарство какое, блядь, средство сильнодействующее. Чтоб отпустило, чтоб не мерещились мне пятаки свиные и прочая анатомия, понимаешь?!

Во время этой гневной речи Михаил проворно поймал, пытавшегося увернуться Какащенко, схватил за воротник и затряс, как Ньютон яблоню.

— Есть, есть средство, знаю! — завизжал Геннадий. — Надёжное, но дорогое. Своё отдам. Отпусти! Сам страдаю, вот тебе крест. Мерещится всякое, жизни нет. Это я только притворяюсь что ничего не вижу. На себя вообще в зеркало смотреть не могу без лекарства.

Миша ослабил хватку, Геннадий вырвался и, тревожно похрюкивая, подбежал к столу, выдвинул ящик и начал активно шуршать.

— Вот! — наконец протянул он Мише прозрачный пакетик с белым порошком. — Сам это нюх... тьфу… пью. Уже давно ничего не видел! Никаких непотребств!

Геннадий был так сильно напуган, блестел потным пятаком и вибрировал голосом, что Миша поверил хряку, глядя в честное рыло оккультиста.

— А что это за лекарство?

— Импортное! Израильская экспериментальная разработка из секретных лабораторий. Сейчас с этой половой паранормальностью прямо эпидемия, хуже ковида. Но всё замалчивается теневым правительством. А у меня любимый племянник — биохимик, на земле обетованной живёт. Могу при вас принять. Не отрава. Всё пройдёт, как с белых яблонь дым. Гарантирую!

— Чёрт с тобой, не ссы. Мужик оккультиста не обидит, сколько с меня? — спросил Миша.

— Так берите! Гов… Для хорошего человека ничего не жалко!

X. Нечего терять

От психолога Вагин вышел в ещё более дёрганном состоянии. Что делать? Он понимал, что в пластиковом мешочке никакое не лекарство, но поборол в себе желание расслабиться, вспомнив, какой шнобель нанюхал себе оккультист-кокаинщик. Поэтому он выбросил «подарок» в ближайшую урну и направился к любовнице. «Уж Элька-то любого примет. И пьяного, и сраного, и уволенного», — подумалось ему и от этого потеплело на душе.

Однако человек предполагает, а Бог не Тимошка. Из щели у замка торчала записка: «Мишенька! Мне нужно подумать. Дай мне время!», пара ключей от квартиры, выданных когда-то Эльвирой, к двери не подошли, на телефон она не отвечала.

И такие навалились на Вагина тоска и одиночество... Особенно когда он обнаружил, что где-то посеял документы и карточки. То ли в горячке погони, когда убегал от членолобого громилы, то ли когда его, лежащего на тротуаре, избивала мелкописечная блондинка.

В активе оставались только четыре пятитысячных купюры, припрятанных в потайном кармане пиджака, но и они выручали мало. Без документов его отказались заселять даже в самый дешёвый хостел. «И давно в стране законы стали соблюдать? — горько подумал Миша, — или с сегодняшнего дня ради меня начали?»

Попытки дозвониться до будущей бывшей жены тоже ничего не дали, и он наконец-то понял, что ему решительно некуда идти, и он на сегодня бомж. А ещё Вагин осознал, что у него нет друзей, а высокопоставленному дяде звонить попросту побоялся. Подозревая что вылет с третьего тёплого места, куда его протежировали, родственник не простит.

В тёплый летний вечер можно было бы перекантоваться в парке на скамейке, но на дворе стоял сентябрь, и ночи были уже прохладными. Стеснённость в средствах заставила Михаила зайти в супермаркет «Копеечка», где он купил пару литров водки, хлеба и какой-то нехитрой закуски. После чего он двинулся на поиски укромного места, где можно было бы скоротать ночь под открытым небом. Терять было нечего.

Продолжение следует...
(Повесть публикуется по две главы утром и вечером в 9:00 и 19:00 по московскому времени)

© AZvorskiy
он же Петроff (Oldloki) https://vk.com/petro_ff

Я закрыл глаза. Анджела исчезла, оставив после себя только кровь и вопросы. Я должен найти её, должен понять, почему она это сделала.

Воспоминания нахлынули, как волна. Мы сидели в баре, смеялись, пили вино. Анджела рассказывала о своей жизни в Италии, о Монтериджони, о дяде, который был "постоянно занят". Её голос звучал, как музыка, а глаза светились теплом. Но теперь, оглядываясь назад, я начал замечать странные детали. Как она избегала прямых вопросов о себе. Как её улыбка иногда становилась слишком холодной. Как она на мгновение замирала, когда я упомянул свою работу в полиции много лет назад.

— Ты был полицейским? — спросила она тогда, и в её голосе прозвучала едва уловимая нотка напряжения.

— Да, но это было давно, — ответил я, не придав значения её реакции.

Теперь мне стало понятно, что это был первый звоночек. Но тогда меня слишком увлекла её красота, чтобы это заметить.

***

После выписки из больницы я чувствовал слабость, а место пореза доставляло дискомфорт, но в голове был только один план: добраться до полицейского участка. Официальная помощь может быть моим единственным шансом найти Анджелу. Но больше всего я надеялся встретить там старого друга — Оливье, с которым мы когда-то вместе служили в полиции.

Участок находился в старом здании с облупившейся краской на стенах и выцветшей вывеской. Видимо, муниципалитет города совсем не хочет выделять денег. Мммм-да.

Войдя внутрь, меня сразу охватило чувство ностальгии. Запах кофе, смешанный с пылью от старых документов, звуки клавиатур и разговоров — всё это было так знакомо. Я подошёл к стойке, где дежурный офицер, молодой парень с усталым взглядом, поднял на меня глаза.

— Чем могу помочь? — спросил он, не отрываясь от монитора.

— Я ищу Оливье Фийона, он здесь?

— Кабинет 12, — кивнул офицер, указывая на коридор. — Он, кажется, сейчас свободен.

— Спасибо, — я направился к кабинету, предвкушая встречу со старым другом.

Оливье сидел за своим столом, заваленным папками и бумагами. Он выглядел старше, чем я помнил: седина пробивалась в его тёмных волосах, а морщины вокруг глаз стали глубже. Но когда он поднял голову и увидел меня, его лицо озарилось улыбкой.

— Алан? Чёрт возьми, старая ты жаба, сколько лет, сколько зим! — он встал, и мы крепко обнялись, похлопав друг друга по спине. — Ты выглядишь... э-э-э... как будто тебя переехал автобус.

— Спасибо, — усмехнулся я, садясь в кресло напротив. — Это ещё мягко сказано.

Оливье сел, его улыбка сменилась серьёзным выражением.

— Я слышал, что с тобой случилось. Нападение, да? Расскажи всё с самого начала.

Глубоко вздохнув, я начал рассказ. В подробностях описал Анджелу, нашу встречу, вечер в баре, её бархатный голос и ту роковую ночь. Оливье слушал внимательно, иногда делая пометки в блокноте.

— И ты уверен, что это была она? — спросил Оливье, когда я закончил.

— Конечно, мы были в квартире вдвоём. Ты же не думаешь, что я сам себе глотку резал?!

Оливье кивнул, затем открыл компьютер.

— Хорошо, давай составим фоторобот. Опиши её как можно подробнее.

Я начал описывать Анджелу: её длинные тёмные волосы, большие зелёные глаза, тонкие черты лица. Оливье вводил данные в программу, и на экране постепенно появлялось изображение.

— Нос? — спросил Оливье.

— Прямой, немного с горбинкой, — ответил я. — И губы... они всегда казались такими мягкими, пока она не резанула меня...

Оливье прихмыкнул. Добавил последние детали, и на экране появилось лицо, которое я узнал бы из тысячи.

— Вот она, — прошептал я, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

— Хорошо, — сказал Оливье, сохраняя изображение. — Я отправлю это в базу данных и объявлю её в розыск. Но, Алан, ты должен понимать, что без доказательств это будет сложно. У нас нет отпечатков пальцев, нет свидетелей, кроме тебя. Парни провели обыск, пока ты был в больнице. Никаких улик и следов присутствия посторонних нет.

— Знаю, — вздохнул я. — Но я не могу просто сидеть сложа руки. Она где-то там, и она опасна.

Оливье кивнул, затем встал и подошёл к окну.

— Я помню, как мы с тобой работали вместе. Ты всегда был упрямым, как осёл. Но это тебя и спасло тогда. — Он обернулся. — Я помогу тебе, Алан. Но будь осторожен. У меня такое предчувствие, что этим всё не закончится. Если что-то случится или ты найдёшь новые улики, звони мне сразу. Я сделаю всё, что в моих силах.

Я взял визитку и кивнул.

— Спасибо, Оливье. Я знал, что могу на тебя рассчитывать.

— Всегда, старый друг, — улыбнулся Оливье. — Но помни, что полиция не может сделать всё. Если ты хочешь найти её, нам придётся действовать осторожно и слаженно.

***

Я вышел из участка, чувствуя, как в груди разливается странное чувство облегчения. Я знал, что Оливье сделает всё возможное, но также понимал, что не могу полагаться только на полицию. Анджела была слишком умна, слишком опасна.

Я вернулся в свою квартиру, которая теперь казалась чужой. Следы полицейского обыска были повсюду: перевёрнутые ящики, разбросанные вещи, пятна крови на полу.

Я сел на диван, закрыв лицо руками. В голове крутилась одна мысль: "Почему я? Почему она выбрала меня?"

И тут я заметил что-то на полу. Маленький кулон в форме перевёрнутого треугольника с глазом посередине. Поднял его и почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это был не просто украшение. На обратной стороне была выгравирована надпись на латыни: "Per sanguinem ad potentiam".

Сразу полез в интернет искать перевод.

"Через кровь к власти".

***

Я знал, что мне нужно больше информации, и единственное место, где я мог её найти, — это лавка старого Лорана. Лоран был не просто антикваром; он был хранителем тайн, человеком, который знал то, о чём другие боялись даже говорить. Его лавка, затерянная в узких переулках Марселя, всегда казалась мне порталом в другой мир — мир, где древние артефакты хранили истории, которые лучше было не тревожить. В детстве я часто забегал туда после школы, чтобы посмотреть на диковинки: старинные книги, древние артефакты, странные украшения. Лоран всегда был рад меня видеть и рассказывал истории о каждом предмете. Теперь, спустя годы, я снова направлялся туда.

Лавка находилась в старом квартале Марселя, в узком переулке, затерянном среди высоких домов с облупившейся штукатуркой. Вывеска над дверью, потускневшая от времени, гласила: "Антиквариат Лорана. Редкости и древности". Я толкнул дверь, и колокольчик над входом звонко прозвенел.

Внутри лавка была такой же, как я помнил из детства: тесная, но уютная, с высокими стеллажами, забитыми книгами, статуэтками и странными предметами, происхождение которых было загадкой. Воздух был наполнен запахом старой бумаги, пыли и ладана.

— Кто там? — раздался скрипучий голос из глубины лавки. — Если вы ищете что-то дешёвое, то вы ошиблись адресом.

Моё лицо расплылось в улыбке. Это был голос Лорана — грубый, но с ноткой доброты.

— Это я, Алан, — сказал я, подходя к прилавку.

Из-за стеллажа появился старик с седыми волосами и бородой, в очках с толстыми линзами. Его лицо озарилось улыбкой.

— Алан! Мальчик мой, как давно я тебя не видел! — он обнял меня, как родного сына. — Выглядишь усталым, будешь чай? Мне один приятель привёз его прямо из Китая, представляешь? Потрясающий букет, ты просто обязан попробовать!

— Спасибо, — усмехнулся я. — Да, от чая бы не отказался.

Лоран, улыбаясь, повёл меня вглубь лавки, где за стеллажами с древностями скрывался небольшой уголок, обставленный с любовью и уютом. Там стоял старый деревянный стол, покрытый вышитой скатертью, а на нём — изящный фарфоровый чайный сервиз с тонкими узорами. Рядом на полке стоял медный чайник, который Лоран с гордостью называл "своим сокровищем".

— Садись, мальчик мой, — сказал Лоран, указывая на кресло с мягкой обивкой. — Сейчас я покажу тебе настоящее искусство чаепития.

Я сел, наблюдая, как Лоран с ловкостью, присущей только настоящему мастеру, начал готовить чай. Он достал из шкафа небольшую жестяную коробочку с иероглифами и открыл её, выпуская тонкий аромат сушёных листьев.

— Это улун, — объяснил Лоран, насыпая чайные листья в фарфоровый чайник. — Его собирают в горах Фуцзянь. Каждый лист — как маленькое произведение искусства.

Он налил в чайник кипяток из медного чайника, который начал тихо шипеть, выпуская облачко пара. Звук льющейся воды смешивался с позвякиванием фарфоровых чашек, которые Лоран расставлял на столе.

— Первая заварка — только для того, чтобы пробудить листья, — сказал он, сливая воду через несколько секунд. — Это как утренний зевок для чая.

Я улыбнулся, наблюдая за ритуалом. Лоран налил свежий кипяток и накрыл чайник крышкой. Аромат начал заполнять комнату, смешиваясь с запахом старых книг и ладана.

— Ну что, рассказывай, — сказал Лоран, садясь напротив. — Что привело тебя ко мне после стольких лет? И не говори, что просто за чаем.

Я вздохнул, доставая кулон из кармана.

— Это, — сказал я, кладя кулон на стол. — Я нашёл его у себя в квартире после... одного неприятного инцидента.

Лоран взял кулон, поднёс его к свету и замер. Его лицо стало серьёзным, а в глазах появился отблеск чего-то тревожного, почти пугающего.
— Око Абаддона, — прошептал он, и его голос дрогнул. — Откуда у тебя это?
— Это долгая история. Если коротко, то я недавно встретил невероятно красивую девушку. Мы провели вместе романтический вечер, гуляли, пили вино. Потом, уже у меня дома, она попросила меня закрыть глаза, обещая сюрприз, но вместо этого нанесла удар ножом по шее. Я потерял сознание, благо соседи услышали шум и меня доставили в больницу. — Бог ты мой! — Ужаснулся старик. — И не говори. Но сейчас мне нужно знать, что это за символ. Я нашёл кое-что в интернете, но...
— Интернет, — фыркнул Лоран, — это мусорка, где правда смешана с вымыслом. Но этот символ... — он повертел кулон в руках, и свет лампы отразился в гранях глаза, выгравированного на поверхности. — Это Око Абаддона. Древний культ, который существовал ещё в Средневековье. Они поклонялись не просто демонам, а самому Абаддону — повелителю Бездны, тому, кто, согласно легендам, открывает врата в мир тьмы.

Он замолчал, словно взвешивая, сколько можно мне рассказать. Потом продолжил, понизив голос:
— Их ритуалы были... изощрёнными. Они верили, что через кровь жертв могут получить доступ к силе, которая лежит за пределами нашего понимания. Но самое страшное — это не просто убийства. Они выбирали своих жертв не случайно. Каждая жертва должна была быть... особенной.

— Особенной? — переспросил я, чувствуя, как по спине пробегает холодок.
— Да, — кивнул Лоран. — Они искали тех, кто был связан с миром живых и мёртвых. Тех, кто пережил смерть или был на грани. Ты же говорил, что тебя нашли почти истекшим кровью?
Я кивнул, и Лоран продолжил:
— Это часть их ритуала. Они оставляют жертву на грани жизни и смерти, чтобы "открыть" её для влияния Абаддона. А этот кулон... — он снова повертел его в руках. — Это не просто символ. Это ключ.

— Ключ? — я почувствовал, как сердце начало биться чаще.
— Да, — Лоран подошёл к стеллажу и достал старую книгу в кожаном переплёте. На обложке была вытеснена та же символика: перевёрнутый треугольник с глазом. — Они верили, что через кровь жертвы и этот символ можно открыть врата в их мир. Но самое жуткое... — он открыл книгу на странице с изображением ритуала. — Они не просто убивали. Они "отмечали" своих жертв. Если ты нашёл этот кулон, значит, ты уже часть их плана.

— Что это значит? — спросил я, чувствуя, как страх сжимает горло.
— Это значит, что ты для них не просто жертва. Ты — проводник. Они оставляют такие кулоны только тем, кто должен стать частью их ритуала. Через тебя они хотят открыть врата.
— Но почему я? — голос мой дрогнул.
Лоран вздохнул:
— Возможно, потому что ты был на грани жизни и смерти. Может потому что ты связан с чем-то, о чём даже не подозреваешь. Они тщательно подходят к выбору своих жертв.

Он закрыл книгу и посмотрел на меня с серьёзным выражением:
— Алан, если они действительно выбрали тебя, то это только начало. Их культ не просто группа фанатиков. Они существуют веками, и их следы можно найти по всему миру. В Средневековье их обвиняли в исчезновении целых деревень. Люди просто пропадали, а на месте их домов находили только следы крови и эти кулоны.

— Но почему никто не остановил их? — спросил я, чувствуя, как страх смешивается с гневом.
— Потому что они всегда оставались в тени, — ответил Лоран. — Их жертвы либо умирали, либо... становились частью культа. И если ты нашёл этот кулон, значит, они ещё не закончили с тобой.

Я слушал Лорана, но мысленно был уже далеко. Меня начал обуревать страх. Страх перед тем, что я стал частью чего-то, что не могу понять. Он шел откуда-то изнутри, из самого нутра, накатывая, словно прилив. А ещё меня терзал вопрос: "Что они хотят от меня?"

Я вспомнил, как Анджела смотрела на меня в тот момент, когда подняла нож. Её глаза были полны не злобы, а... удовлетворения. Как будто она выполняла какую-то миссию.

— Что мне делать? — спросил я, глядя на Лорана.

— Будь осторожен, — ответил старик. — И не доверяй никому. Если они действительно выбрали тебя, то, возможно, ты находишься в большой опасности.

Глава первая

Пересадка была в Гарлеме, в котором я тоже побывал тогда, и где купил свои первые в жизни ботинки. Вспоминать Гарлем смысла не было никакого, ибо запомнилось мне крайне немного. Мы же приехали абсолютными "чукчами" в Европу, ничего не знали, включая языка. Вышли мы тогда на какой-то остановке и пошли в самый яркий из магазинов. Ну вот такой критерий был тогда самым весомым. А в море ходят мужчины преимущественно, поэтому мы были там с коллегой-матросом. Первый раз в жизни я выходил из магазина на крейсерской скорости и долго её не сбавлял. Мы ж не привыкшие к этим всем нюансам тамошним. Зашли вдвоём. Стеклянные витрины, всё очень яркое, упаковка так аж и сияет. Когда среди всей этой небывалой красотищи я увидел исполинских размеров пенис Гуливера, меня сдуло из магазина мгновенно.

После пережитого шока и приступа зависти, запомниться могло только что-нибудь тождественное, и оно запомнилось. В нашем представлении, общественный туалет - это бетонный куб с дырами, поросший мхом, с запахом хлорки до рези в затылке и полукилограммовыми зелёными мухами. Я долго искал что-нибудь похожее, но на загнивающем западе не было даже таких элементарных условий. Зато у них посреди улицы стояли кабинки, куда нужно было закинуть гульден и каким-то неведомым образом дверь открывалась сама. А я же смотрел фильм "Гостья из будущего". Поэтому перед тем как решиться на этот ответственный шаг, я два раза выглянул, как бы запоминая остановку, где выходить. Всё бы ничего, но там не было сливного бачка и цепи с гирькой. А я блин в центре Европы, я не могу так уйти. А Электроника ведь я тоже смотрел. Когда я там уже пообвыкся, начал на кафель нажимать, в надежде, что где-то у него должна быть кнопка. Когда совесть подошла к концу, я плюнул и вышел, оставив всё нажитое добро на родине великого Ван Гога. Как только дверь за мной медленно закрылась, там внутри всё зашипело, зашелестело и через минуту заглохло.

Это сейчас всё звучит смешным, а тогда был 93-й год на дворе.

Мы пересели на другой автобус и направились в порт Аймауден. Я впивался глазами в здания, пытаясь узнать хоть что-нибудь. Мы шли по узким, пустынным улочкам и я не мог найти магазин, где я купил бутылку миндального ликёра, после чего впервые в жизни был пьян. Да, в 20 лет.

Мы увидели башни кранов, а значит порт уже был близко. В памяти выплывали какие-то картинки, но пока их никак не удавалось сопоставить с реалиями сегодняшнего дня.

Наконец, мы добрались до рыбацкой гавани и я "поплыл". Здания, которые не были облицованы в современный пластик, мне казались знакомыми. Я вглядывался в старую кирпичную кладку и убеждал себя, что это оно то место и есть, куда мы пришвартовались почти четверть века назад. Наделал фотографий, потрогал рыбацкие снасти, фалы, гаки, лееры. Даже залез без спросу на палубу сейнера и сделал пару кадров.

С чувством выполненного долга, мы пошли обратно, на остановку. Надо сказать, что морская романтика на женщин не действует совсем и моей спутнице срочно захотелось кофе. В порту. В воскресенье. В Пасху.

Всё было закрыто, естественно, и я подошёл к единственному человеку на причале, спросить где у них тут кофе хлебнуть можно?! Он нехотя обернулся и посмотрел на меня уставшими глазами. Он был сильно помят, голос и лицо пропиты, длинные неухоженные волосы с жёлтой проседью развивались на ветру. Было очевидно, что это старый моряк, которому здесь на берегу неуютно, не его здесь всё, потому и пьёт. Я в проброс сказал, что я был в этом порту в 94-ом году пацаном совсем, матросом и искал место где мы выгружали палтус. Какая-то искорка с чертовщинкой промелькнула у него в глазах и он резко исчез за дверью. Через минуту мы уже с ним разглядывали старую морскую карту и он показывал где и как суда заходили в порт.

Пока он рассказывал, у меня начала вырисовываться картинка и я понял, что я был не на том причале. Спутница моя не разделяла нашего восторга от воспоминаний и продолжала требовать кофе. Так уж получилось, что на причале к которому я шёл спешной походкой был бар, где можно было испить кофе. Я оставил её с местными рыбаками в баре, а сам пошёл на "пристань загулявшего поэта" - в воспоминания, в молодость, в беспечность, где сердце замирало от восторга, когда волна перелетала рубку и била по иллюминаторам так, что сквозь резиновые уплотнители проступали капли. Где дух захватывало от падения с волны вниз и когда закладывало лагом (набок), приходилось висеть на штурвале не касаясь палубы. Где ты абсолютно бессилен в бушующей пучине и тебе нестрашно не потому, что ты сильный, а потому что нет смысла бояться.

P.S. На причалах не было судов и я смог насладиться этими пейзажами в гордом и трепетном одиночестве. У меня колотилось сердце от волнения, что даже закружилась голова. Именно на эти кнехты были накинуты наши швартовы целую неделю. Я достал телефон и набрал латвийский номер. Эти же чувства должен был испытать и он, сказавший мне 25 лет назад - Димка, в море пойдёшь?

1994-2017

А там эти крабы наглющие развалились. Клешни вальяжно раскидали по прилавку и манят. Ну подошёл чисто глянуть одним глазком и всё. Так эти крабы не просто так развалились, они на рыбе лежат. А таа-ам... И щука из подо льда выглядывает; и сибас с дорадой в дуэте; и треска нескольких видов и тушками, и порезанная, и целиком... Ну визуальный терроризм. А там же всё продумано, маркетинг их этот чёртов. Они так, как бы невзначай, гребешков накидали. Делаешь глазом шаг в сторону, а там опять вот это вот всё. И кто-то донный из семейства камбаловых, с глазами в кучу и белым брюхом; и мини-спруты вплели свои бесконечные ноги в миногу и угрей. Там дальше и сижок и форелька, всё как мы любим. А скумбрия, а ставрида, а морской окунь, а сельдь, харю отожравшая, немногим меньше макрели. А эти креветки, у меня ощущение, что они в качалку ходят. Ну сантиметров по пятнадцать морды усатые лежат.

И мужики за прилавком снуют. Ох у них жаркая пора. Они головы режут, филешки шлифуют, тут же, если надо специями засыпают, или маринадом поливают, горсточку льда в пакет и клиенту под нос н-на. И это всё при том, что я не люблю это всё особенно. А если у человека хворь, а если зависимость рыбная - это ж не устоишь сто процентов. И это я половины названий ещё не знаю. Ну их в баню, проголодался за эти три минуты. Пойду мяско жарить с картошечкой.

У нас на борту она глубоко замораживать при температуре -35 градусов и складировалась в трюма, где было -18. Вот в таком виде она добиралась до берега и до прилавков магазинов, соответственно. Единственный вариант купить реально свежей салаки - это прийти в рыбный порт и дождаться рыбаков, которые на обратном пути, уже перед самым заходом в порт закидывали трал и, если повезёт, вылавливали пару-тройку тонн. Кто знает как выглядит салака, тот обращал внимание на специфический сине-зелёный, фосфоресцирующий отблеск от чешуи. Вот именно такая она свежая, но так бывает крайне редко. Даже по советским ГОСТам, мороженная салака была пригодна только для консервов. Исключением была Белоруссия, у которой выхода к морю нет и они рады были и такой.

Всё ещё сложнее с лососем и килькой. Они, кстати, по энергетической ценности и набору полезных элементов примерно равны. Килька настолько нежная и тонкокожая, что её катали в банки прямо на борту судна. Замороженная/размороженная килька теряет все свои полезные, питательные и вкусовые свойства. Увы, так же дела обстоят и с лососем. Единственное место в Вентспилсе, где можно было купить по-настоящему свежего лосося - это было Сталдзене в 6 утра. Как правило, ко времени выборки сетей из моря, там уже кучковались гурманы и настоящие ценители. Так как рыбалка береговая, то ассортимент был шире обычного из-за речной рыбы. А так, в удачный день, там можно было урвать лосося, тайменя, форель, треску, камбалу, а так же весь речной бомонд - щуку, леща, судака, жереха.

Всё остальное в лучшем случае добирается до берега в ледяной крошке, а это уже увы...

Я не просто так тут умничаю, я имел к этому всему отношение и совершенно точно знаю разницу. Вот те шпроты, что боцман делал в бочке на борту из им лично, руками отобранной кильки - это просто песня. После этого есть шпроты из банки просто несерьёзно. Свежий лосось, просаливается за 4 часа и он настолько нежный, что почти воздушный. Из мороженного так никогда не получится. Треска хоть и толстокожая, но тоже сильно теряет в качестве. Многие говорят, что мясо трески сухое, пресное... Поверьте мне на слово - вы просто не ели свежей.

Так что весь этот картинно-идилический натюрморт на центральном рынке в Риге - это грамотно уложенная размороженная рыба, к сожалению, не имеющая ничего общего со свежей. А пикша, скумбрия, морской окунь, ставрида, тунец... Ай, да ну вас! Так рыбы захотелось чо-то.

С недавних пор он стал замечать, что его ничего не радует: ни новая машина, которую он купил взамен разбитой, ни девушки, ни интересные мероприятия, типа бойцовского клуба, которые он раньше посещал с удовольствием. Сначала больше всего его беспокоили проблемы с девушками- они могли быть сколь угодно красивыми или уродливыми, предлагать какие угодно услуги, однако стали совершенно бесполезными. Самые опытные девушки, которых он брал на ночь, напрасно пытались показать свое искусство любви-отклика на их старания он так и не заметил. Идти к врачам и рассказывать о проблеме мешала мужская гордость и самолюбие, да и желание что-либо исправлять вскоре исчезло-ничего не хотелось.

Постепенно исчезли друзья- проводить с ними время ему стало неинтересно, выяснилось, что кроме веселья их ничего не связывало- им не хотелось видеть рядом с собой вечно всем недовольного, унылого человека. Он пробовал найти утешение в запрещенных веществах и в алкоголе, помня какое удовольствие получал от них ранее. Однако и здесь его ждало разочарование: сколько бы он не употреблял стимуляторов, они не действовали: становилось только плохо физически, но радости и удовольствия больше не было и в помине.

Дополнительным поводом для расстройства служило то, что дела всех членов их большой семьи шли плохо, даже казавшийся всегда “непотопляемым” дядя Расул сильно сдал. И теперь больше других проблем его беспокойство вызывали возникшие проблемы с деньгами. Не слишком образованный и не желающий работать, он понимал, что без дядиной помощи вся их семья, а в особенности он сам, быстро окажется “на мели”. Занятый своими переживаниями, не привыкший анализировать свои поступки, он довольно долгое время не задумывался о возможных причинах происходящего, поэтому не сразу смог сопоставить свалившиеся на него неприятности с тем случаем в суде.

Возможно, что не сопоставил бы и дальше, если бы однажды не услышал, как мать рыдает, жалуясь по телефону сестре, что их род прокляли, потому что на днях потеряла, выйдя из кабинета врача-рентгенолога, золотые серьги с бриллиантами, принадлежавшие еще ее прабабушке. Неприятность случилась в больнице, где всё “под камерами”, однако серьги, которые она сняла прямо перед процедурой, так нигде и не нашлись, отчего женщине стало плохо с сердцем, правда благодаря стараниям врачей этой же клиники со здоровьем все же всё обошлось.

Послушав стенания матери, внезапно он вспомнил кинувшуюся на него старуху и того странного высокого парня, который сначала заступился за бабку, а потом произнес какие то слова. Он, Гамзат, конечно рявкнул на него в ответ и возможно “вломил” бы этой парочке за то, что посмели встать у него на пути, но дядя сказал ему убираться оттуда, пришлось подчиниться, потому что если бы не дядя, его ждал бы не условный срок, а вполне реальный за эту дурацкую аварию, в которой была потеряна его красивая машина.

Пострадавших в аварии ему не было жалко, он о них вообще не думал, жаль было себя и свою семью, ведь им пришлось изрядно потратиться, чтобы замять это дело. В памяти стали возникать обрывки той фразы, которую произнес тот парень в суде. Поразмыслив ещё какое-то время, он вспомнил ее полностью. Оказалось то, что он сразу выкинул из головы за ненадобностью сразу после суда, по всей видимости и перевернуло его жизнь.

“Так вот, кто виноват в его несчастьях последних месяцев! -думал Гамзат, чувствуя как его захлестывает ярость. – Я заставлю тебя заплатить за то, что ты со мной сделал! Я уничтожу тебя и твое проклятие исчезнет вместе с тобой”. Другие варианты развития событий не приходили ему в голову, да и в целом долго думать над своими желаниями и поступками он не привык.

Незарегистрированный пистолет системы Макарова был спрятан у него в машине, и ранее использовался в основном для того, чтобы пугать на дороге не понравившихся ему чем-либо водителей. “Наконец я найду ему лучшее применение! -злорадно думал мужчина. – Осталось только выяснить, где ты живешь, когда возвращаешься домой и ты мне за всё ответишь”. В сравнении с унынием последних месяцев, он чувствовал душевный подъем и поэтому решил, что находится на правильном пути.

… Расул Зокиров предпринял некоторые меры для разрешения вопроса, внезапно оказавшегося гораздо сложнее, чем он думал. Наконец, он был готов. Темным осенним вечером он выехал к дому на набережной, где, как выяснилось, проживал человек из-за которого у него произошло столько неприятностей. Время возвращения того с работы уже было известно, как и привычка идти по одному и тому же маршруту, часть которого проходила по замечательно темному переулку. Оставив автомобиль неподалеку от предполагаемого места встречи, мужчина достал из бардачка пистолет и сунул за пояс.

Георгий как обычно возвращался с работы обычным маршрутом. Несмотря на произошедшую с ним когда-то не слишком приятную встречу в темном переулке возле дома, ходить там он не прекратил, справедливо полагая, что “судьба тебя и за печкой найдет”. На набережной гулял ветер и свернув в переулок он немного удивился царившей там тишине.

В этой тишине он услышал, как за его спиной раздался щелчок, потом чей-то голос осторожно позвал: “Шаман!” Георгий обернулся.

За его спиной стоял Расул Зокиров, целясь в его сторону из пистолета. Завороженно глядя потемневшими от удивления синими глазами в черное дуло пистолета, Георгий задал довольно глупый вопрос:

– Вы хотите меня убить?

– Хочу -сказал мужчина, продолжая целиться, -но не тебя! И клянусь Аллахом, если этот мунафик сейчас не выйдет оттуда, я прострелю его тупую башку!

Из за угла прямо перед Георгием вышагнул Гамзат Зокиров. Испуганно глядя на дядю, он остановился. В этот же момент на то место, где только что стоял Зокиров, упал с громким треском оборвавшийся электрический провод и начал искрить, на земле, извиваясь. Все трое завороженно смотрели на него некоторое время. С трудом отведя взгляд от все ещё подрагивающего и искрящегося на земле провода, Расул Зокиров убрал пистолет в карман, жестом подзывая племянника.

– Пистолет мне отдал, быстро! -прорычал он, глядя на него и быстро добавил что-то на незнакомом Георгию языке.

– Но дядя, я хотел избавить нашу семью от проклятия этого шайтана! -тонким голосом проблеял тот, приближаясь к ним, пряча руку за спину. – Давай с ним покончим!

Георгий с интересом посмотрел на него, а Расул Зокиров сделал шаг к племяннику, аккуратно взял у него пистолет, после чего влепил ему затрещину, от которой тот отлетел в сторону. Дядя произнес еще пару фраз на понятном племяннику языке, после чего он быстро направился прочь, повесив голову и не оглядываясь. Георгий не без удовлетворения в душе отметил, что неотступно следовавшая за ним пыльно-серая тень никуда не делась и даже стала намного больше.

– Нам нужно поговорить. Уделите мне пожалуйста немного времени,-- попросил Расул Зокиров Георгия. – Я прошу прощения за этот неприятный эпизод, я направлялся сюда для разговора и совершенно случайно мне удалось пресечь самовольную инициативу моего племянника. Впрочем судя по упавшему проводу, предотвратил я скорее его преждевременную гибель, чем вашу.

– Мой верный друг и защитник, не трогай пожалуйста этого человека, если он не причинит мне вреда- сказал Георгий нарочито громко, при этом про себя посмеиваясь, видя как вытягивается лицо Зокирова и как он с ужасом оглядывается вокруг, и тут же услышал мерзкое хихиканье темного духа, отиравшегося поблизости. Эффектный обрыв провода был конечно же делом его конечностей - производить сногсшибательное впечатление на окружающих злой дух умел и любил.

В его ухе тут же раздался ехидный шепот: “Решил сейчас соломки подстелить или произвести впечатление на этого человечишку? Ладно уж, покараулю и дальше тебя, малахольного. Надеюсь, что тебе удалось сохранить исподнее чистым и этот человек не поймет, как ты испугался на самом деле.”

Обратившись к Зокирову, Георгий пригласил его пройти присесть на скамейку возле подъезда, разговор, судя по всему обещал быть не быстрым.

– Георгий Александрович!- по тому, как сильно в его речи проступил акцент, видно было, что Зокиров волнуется и что к разговору он готовился заранее. – Еще раз приношу свои извинения за действия моего родственника. Я на своей шкуре убедился в правдивости рассказов про ваше колдовство и хочу признаться, что у меня сначала возникала мысль решить проблему наложенного вами проклятия подобным радикальным способом, но быстро одумался. И вовсе не потому, что побоялся ваших защитников потусторонних или каких-либо других.

Просто я осознал, что действительно забыл, что такое порядочность и человечность, стал пренебрегать ими ради того, чтобы не усложнять себе жизнь, слишком поверил в силу денег. Убийство противно моей человеческой природе, однако кто-то очень хотел от вас избавиться и ярости моего глупого племянника им показалось недостаточно. Они постарались впутать в это дело и меня, зная, что я все свои дела устраиваю лучшим образом, обладаю большими возможностям, довожу начатое до конца и не прощаю обид. Вы посланы мне Всевышним, показать, как я заблуждался.

Однако, я верю, что Аллах специально устроил сегодняшним вечером так, чтоб я мог показать вам, что перед вами не такой плохой человек. Я виноват в том, что потворствовал грехам моего племянника, а значит грешил сам, виноват перед родственниками этих девушек, что не дал им положенное по нашему закону. Накажите моего племянника и меня, это справедливое наказание. Прошу лишь о том, чтобы не страдала моя семья, мой род, кроме нас двоих.

– Расул Амалетдинович! Сегодня вы действительно проявили себя самым лучшим образом. Я не смогу простить вашего племянника. Однако вас я готов простить, если вы надлежащим образом позаботитесь о семьях погибших и накажете племянника сами. Как только вы примените к нему достойное наказание, проклятие вас покинет,- сказал Георгий.

– Я думаю, что решу эти вопросы. И надеюсь, что вы услышали меня насчет того, что у вас имеются серьезные враги. Если бы вы были обычным человеком, я предложил бы вам взять на всякий случай незарегистрированный ствол, который отобрал у племянника, но с вашими помощниками думаю он вам не нужен. - Расул Зокиров попрощался и ушел, а Георгий ещё долго сидел на скамейке, обдумывая его предупреждение и прикидывая стоит ли что-то предпринять и что именно. Решив при случае спросить покойных родственников об этом, он пошел домой. Дома пришлось выпить на ночь стакан коньяку - несмотря на вовремя подоспевшую помощь и благополучный исход вечера, он вынужден был признать, что нервы у него все же не железные.

…Дни шли за днями, через некоторое время Георгий вспомнил, что уже недели три не навещал Тамару Григорьевну- бабушку погибшей в аварии девушки. Укоряя себя за забывчивость, в свободный выходной день, он направился к ней в гости.

Дверь открыла молоденькая девушка восточной внешности с длинными черными косами, хрупкая и худенькая, как тростинка.

Из глубины квартиры к нему навстречу спешила Тамара Григорьевна:

– Гошенька, проходите, знакомьтесь, это Мадина. Проходите, будем пить чай.

Пока Тамара Григорьевна резала принесенный Георгием торт, девушка поставила на стол чашки, налила чай и вышла из столовой.

Тамара Григорьевна понизив голос, заговорщически сказала:

– Знаете, Гошенька, мне Расул Амалетдинович предложил взять девочку в услужение. Это он так сказал “в услужение”, потому что я одинока, в годах и мне не слишком удобно справляться с домашним хозяйством после гибели внучки. Он сказал, что чувствует свою вину из-за злодея-племянника и чтобы хоть как-то мне помочь предложил, чтобы эта девочка жила у меня и помогала.

Она сирота, с его родины. Ей всего четырнадцать лет, но документы он оформил, проблем тут не будет. Ещё он сказал, что будет нас обеспечивать сколько потребуется, он как-то это объяснял, как называется у них в Коране, когда нужно кому-то возместить потерю близкого. Моих девочек не вернешь, а доживать как-то нужно, я одинока и решила-почему нет? Я поставила ему условие, что буду ее воспитывать по-своему. Он согласился. Девочка будет ходить в школу здесь в городе, я ее научу музыке. Кажется у нее абсолютный слух! Представляете, она ни разу не была ни в музее, ни в театре! Никогда! Она тихая, старательная и тоже очень, очень одинока!

– Тамара Григорьевна, возможно это неплохой выход из ситуации. Действительно, вам нужна помощь и хорошо, что теперь есть человек, который может с вами жить,- произнес Георгий, глядя на прибодрившуюся старушку, у которой даже появился блеск в глазах, впервые за все время, что он ее знал. –В любом случае, я буду иногда навещать вас, чтобы узнавать - как идут дела.

– Я всегда буду рада вас видеть, в самое тяжелое время вы меня очень поддержали. Я даже подозреваю, что возможно внезапное раскаяние и щедрость Расула Амалетдиновича это ваших рук дело.- старушка жестом дала понять что не ждет от него ни согласия, ни опровержения сказанному и продолжила: – В любом случае, вы всегда желанный гость в моем доме.

Когда Георгий пошел домой, начался первый весенний дождь и он подумал, что очень символично, что у многих людей именно весной начинается новая жизнь.

В это же время, поливаемый дождем Гамзат Зокиров, подгоняемый пинками своего командира, спешил в огромное нутро военно-транспортного самолета начинать новую жизнь. Некоторое время назад, его, верещавшего как зайца, и хватавшегося за каждый дверной косяк, попадавшийся на пути, скрутили и выволокли из собственного дома двое подчиненных этого командира и привезли в аэропорт.

Ещё ранее, этим вечером, в дверь его квартиры постучал дядя с двумя мужчинами в камуфляжной форме. Впуская троих молчаливых людей, Гамзат почему-то испугался. Дядя давно не навещал его и даже не звонил после их последней встречи. Еще более необычным было то, что он пришел с визитерами.

– Собирайся Гамзат,- сказал дядя.-- Настало время послужить Родине. Сейчас ты ближайшим рейсом отправишься в Грозный для прохождения военной подготовки. В дальнейшем мы выберем для тебя подходящее место службы.

– Какой службы, дядя? Ты же сам сделал мне в свое время “белый билет”. Я не хочу, я не годен, я просто отказываюсь.- от растерянности Гамзат даже повысил голос на дядю, хотя он знал, что делать этого ни в коем случае не следовало. – Неужели все это из-за шайтана? Почему ты не дал мне его прикончить? Ты действуешь по его указке, он опутал тебя чарами, этот колдун!

– Я не собираюсь с тобой ничего обсуждать. На самом деле, этот шаман снял с меня чары, которые много лет туманили мне глаза и сердце в отношении тебя. Поэтому сейчас ты поедешь туда, куда я сказал, добровольцем. Эти люди тебе помогут благополучно прибыть к месту назначения, - усмехнувшись, дядя продолжил: – Ты слишком часто испытывал моё терпение и так ничего и не понял. Прощай.

Конец.

Разные произведения автора можно читать на Пикабу или тут:

https://proza.ru/login/page.html?list=