Я страшно болен с самого детства. Болезнь выедает всю радость жизни и попросту мешает быть полноценным. Хочется выть от бессилия и рвать волосы на голове. В очередной мрачный день я увидел рекламу «волшебного» средства. Панацеи от ВСЕХ бед!
Помню, как быстро забилось сердце, а телефон задрожал в руке, норовя выскользнуть стеклянной рыбкой. Номер набрал с третьего раза. Гудки гремят, как апокалиптические колокола, и отдаются эхом в голове. Наконец, на той стороне щёлкнуло, и зазвенел голосок:
— Здравствуйте, компания «Панацея», чем могу помочь?
— Я... Я... Я по поводу лечения! Это ведь не шутка?
— Конечно, нет, наша методика проверена сотнями довольных пациентов, что теперь живут полноценной жизнью!
Я торопливо облизнул губы и спросил, дрожа от важности вопроса и страха перед ответом:
— А дети... Дети у них есть?
Девушка чуть замялась и залилась смехом, чистым, как хрусталь.
— Ну, у многих, и не по одному, а по десятку! Представляете себе, десять маленьких человечков бегают по их домам и лезут с вопросами.
— Не представляю. — Признался я.
Болезнь сожрала даже малую надежду на детей, так что я предпочитаю не думать о продлении рода. Только горше становится. Но теперь забрезжила надежда, слабенький лучик, вязнущий в хмари отчаяния. Она осветила меня и дорогу до поликлиники.
Я торопливо записал адрес и за час до назначенного времени вызвал такси. Выходить на улицу совсем не хотелось, болезнь отбила эту привычку ещё в школьные годы. Однако шанс на исцеление выстрелил мной из квартиры, как пробкой шампанского. Прямиком из подъезда в подъехавшую машину. Стоило выехать со двора, как таксист начал разговор о политике, своём бизнесе и любви к вождению. Поглядывая на меня через зеркальце заднего вида. Порой мне кажется, что таксистами становятся не из желания заработать, но поговорить. Так что я отвечал, не вникая в суть разговора, и смотрел на проплывающую мимо улицу.
Так много людей, так много... Всего! Неужели совсем скоро я смогу быть с ними? Прогуляться, слушая музыку, познакомиться с какой-нибудь девушкой? Ох... От одних только мыслей болезнь давит сердце и наполняет горечью, что жарче тысячи солнц.
Таксист закончил говорить, заворачивая под арку, и остановился машину, недоумённо глядя на столпотворение во дворе.
— Во дела, а что там, распродажа?
— Нет, — ответил я, толкая дверь, — клиника.
— А, ну тогда ясно, в государственные лучше не соваться, скорее в могилу сведут, чтоб пенсию не платить! Это у них план такой, для экономии бюджета, чтоб разворовать себе на дворцы...
Хлопок дверью оборвал монолог, а я выпрямился и оглядел толпу с трепетом. Десятки больных, разные лицами, но одинаковые выражением глаз! На меня взглянуло несколько человек, понимающе кивнули и потеснились, освобождая место в очереди.
В дверь заходят по двое, а выходят... Счастливые, с горящими глазами. Я с завистью проводил взглядом очередных излеченных. Именно что излеченных, это видно сразу! Сглотнул тугой ком и пробормотал, подняв взгляд к серому небу, лежащему на крыше дома. Двор-колодец сжимает поле зрения грязно-жёлтыми стенами с десятками коробов кондиционеров. Через мутные окна за нами наблюдают жильцы, прячущиеся за тюлевыми занавесками.
У входа во двор выстраиваются люди с плакатами, потрясают ими над головами, кричат на новоприбывших больных. На моих глазах одного схватили за шиворот и попытались утащить, но парень отбился и затерялся среди очереди. Мы же сгрудились вокруг.
— Чего им нужно? — Пробормотал я, озадаченно наблюдая, как протестующие стараются остановить машину.
— Считают, что болезнь не нужно лечить, мол, нас такими создал Господь, а вмешиваться в его планы — грех грешный. — Сказал сосед по очереди, мужчина в кремовом пальто и фетровой шляпе, а, увидев, как я скривился, горько засмеялся и добавил: — Да ничего, скоро это нас касаться не будет.
Со временем пикет оттеснила прибывшая полиция, в ход пошли дубинки, а новоприбывшие больные скрыли выход из двора за собой. Я же прошёл в распахнувшуюся дверь и очутился в узком коридоре с лестницей на второй этаж и стрелкой на стене. Впереди у дверей кабинета стоит девушка в белом халате и мило улыбается, приглашающе указывая рукой.
— Здравствуйте, вам назначено?
— Д-да, мы говорили по телефону, — я протянул документы, и взгляд девушки на миг стал холодным, как у машины, а затем личико просияло. — А, господин Фролов, проходите, проходите, присаживайтесь.
В маленькой квадратной комнате теснятся холодильник, стол и кушетка. К столу прижалась урна, полная пустых шприцев-ручек. В коленях растеклась слабость, и доктору, стоя́щему у дверей, пришлось подхватить под руку. Посмеиваясь, усадил на кушетку и отступил к холодильнику, насвистывая под нос. Достал шприц-ручку в пластиковой упаковке и затряс, как градусник.
— Тревожно... — Признался я. — Вдруг не сработает?
— Ну как же не сработает, голубчик? Вы же сами видели довольных и совершенно здоровых людей, что выходили от меня!
— Да, но... Сами понимаете, ум велит сомневаться.
— Да-да, но ничего, сейчас уколем, и вы враз поглупеете. Обещаю. Только рукав закатайте... Ай, молодец!
— И меня перестанут донимать мысли?
— Ну конечно, вы даже забудете про них, всё снова станет просто и понятно! Никакой головной боли и заботы о будущем, найдёте бабу, пардон муа, и будете с ней детей каждый год плодить!
— Ах... Как же чудесно это будет...
За разговором не заметил, как врач вскрыл упаковку и отработанным движением ткнул шприц мне в предплечье. Горячая волна прокатилась по венам, наполняя каждый орган, на миг я ощутил столь ненавистный мозг. Следом пришло чувство лёгкости и... Совершенно чистое, лишённое мыслей сознание. Нестерпимо захотелось хряпнуть пивка в парке, холодного такого, с капельками воды на банке... Улыбка, почти забытая, вернулась на лицо. Я потёр место укола и посмотрел на врача.
— Ничего страшного! — Врач улыбнулся и протянул упаковку таблеток. — Как поймёте, что в голове появились мысли, примите одну, и всё как рукой снимет.
Я вцепился в таблетки, как кот в украденное мясо. Прижал к груди, свободной рукой высыпал все наличные, что успел снять, на стол врача и побежал. Прочь отсюда, прочь от этих тупых умников, в парк! За пивом! За женщинами! Я почти рассмеялся сквозь слёзы счастья.
Врач смахнул деньги в ящик стола, вздохнул и опустился на стул. Подумав, махнул помощнице и сказал:
— Леночка, скажи им, что у нас перерыв, нужно хоть чаю выпить, что ли...
— Михаил Венидиктович... — Девушка встала в дверях, нервно сминая, массируя ладони и отводя взгляд. — Это ведь неправильно...
— Что? — Врач замер, вытянувшись над столом к чайнику на подоконнике.
— Ну, отуплять людей! Пусть они этого сами хотят! Это же преступление перед... человечеством!
— Отуплять? — Михаил вскинул брови, хрюкнул, давя смех, и поспешно накрыл рот ладонью, а переведя дыхание, выдавил: — Леночка, о каком уме ты говоришь? Они же тупые, как пробки, инфантилы. Что винят в собственном козлинстве и несчастье ум. А откуда он у них? С бесконечных видосиков на «Ютубе»? От чувства собственной важности? Милая моя, да ни один из этой очереди не знает, что такое электричество или как работает их собственный смартфон! Нельзя отнять то, чего нет.
— Я просто даю им желаемое, маленькую эйфорию и ещё один самообман. Пусть считают себя тупыми, хотя они и есть, но будут оправдываться, мол, были умными, но выбрали счастье!
