CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

– Чёрт с ними? Глаз покажи! – сурово проговорил Язычник, подходя к Антону.

– Вот. А зачем он вам? – поинтересовался Гриф, доставая свою добычу.

– Из глаза кикиморы можно сделать неплохой оберег, – произнес мужчина, осматривая орган чудовища, – Отнеси эту штуку нашему ремесленнику, он тебе заплатит.

– А как же машинка и монеты? – не унимался Антон.

– Боже мой. Ладно, поспрашивай на базе, может быть, кому-то нужно твоё барахло! – сказал Язычник, показывая пальцем на помещение, где сидел ремесленник лагеря.

На этой минорной ноте беседа закончилась, и Гриф вышел из комнаты, обуреваемый странными сомнениями. В указанном месте сидел тощий старик с длинной седой бородой. Он рассматривал что-то под микроскопом, аккуратно поправляя предметное стекло. Повсюду стояли стеклянные банки с органами в формалине. По всей видимости, это было логово какого-то безумного учёного, который замышляет что-то опасное. Картину портили амулеты и обереги, развешенные по стенам и лежащие на столе.

– Здравствуйте! Меня прислал Язычник, – поздоровался Гриф, отвлекая старца от работы.

– Здравия и тебе, путник. По какому поводу ты зашел в мою скромную обитель? – пожилой мужчина широко улыбнулся.

– Меня зовут Гриф. Я пришёл по поводу глаза кикиморы, – произнёс Антон, приближаясь к собеседнику.

– Дивная вещица, верно? Око это способно показать истину, – сказал ремесленник, – Меня кличут Волхвом.

– Рад познакомиться. Я бы хотел продать глаз кикиморы, – проговорил Гриф и сунул руку в рюкзак в поисках заветного предмета.

– Ты что? Это трофей достойного охотника. Есть всего семь предметов, которые способны подарить такую силу, и продавать их всё равно, что отдать кому-то свою добычу без боя, – сурово сказал старик, пристально осматривая собеседника.

– Тогда что мне с этим делать? – растерянно произнес Антон, показывая Волхву глаз.

– Я сделаю из этого предмета прекрасный оберег, тебе лишь нужно заплатить мне десять тысяч рублей, – сказал старик и провёл ладонью по амулетам, лежащим на столе.

– Ничего себе! У меня нет таких денег, – расстроенно проговорил Гриф, пряча орган чудовища обратно в рюкзак.

– Это никуда не годится! Ты должен найти эту сумму, а пока можешь отдать глаз мне, – сердито сказал Волхв и протянул руку к Антону.

– Пожалуй, пусть он побудет у меня! – произнес Гриф, не обращая внимания на жест собеседника.

– Как знаешь. Но покидать лагерь с глазом я тебе не советую, молодой человек! – сказал Волхв, загадочно улыбаясь.

– Почему? – поинтересовался Антон, отходя от собеседника.

– Начнём с того, что сущности чуют органы чудовищ, потому что в них остаётся частица бесплотного паразита. Ну и, конечно, тебя просто не выпустят люди Язычника, – поведал старик и сел за стол, где его уже заждался микроскоп.

– Странные вы люди, – прошептал Гриф чуть слышно и вышел из помещения.

Было что-то необычное в поведении жителей этого лагеря. Антон слышал об эксцентричности его обитателей, но сейчас она перешла все границы. Возможно, дело было в глазе кикиморы. Это был редкий трофей и всем, конечно же, хотелось заполучить его. Но Волхв предложил сделать из органа оберег, значит, целостность предмета не играла роли, вероятнее всего, ценностью обладала сама органическая ткань, пропитанная сверхъестественной сущностью. Главным вопросом, мучавшим Грифа сейчас, было то, почему у него просто не отобрали глаз кикиморы и не пустили пулю в голову.

Антон побродил по лагерю и присел возле разожженного костра, пламя которого так приятно согревало после холодного дождя. Гриф оглядел публику, расположившуюся вокруг огня. Тощая женщина в обносках, дряхлый старик, нервно подергивающий ладонью, мальчик примерно лет десяти – это была самая настоящая банда.

– Чего ты тут шаришь? – проскрипел сиплым голосом пожилой мужчина и уставился на Антона.

– У меня дело есть к вашему начальнику, – тихо произнес Гриф, грея руки над пламенем.

– Какое такое дело? – вмешалась в разговор женщина, которая до этого чистила ствол старой винтовки.

– На продажу принёс пару предметов, только вот торгаши брать не хотят, а ваш вожак и подавно, – процедил Антон, смотря на собеседницу исподлобья.

– А чего ты со своим товаром пошёл к Язычнику? – поинтересовался старик.

– Торгаш ваш отправил, сказал, может быть, получится загнать, – растерянно сказал Гриф, показывая пальцем на человека, отправившего его к начальнику лагеря.

– Да уж, нашёл ты у кого спрашивать, этот боров только патронами да стволами торгует. Его за это и прозвали Волыной, – произнесла женщина, расплываясь в улыбке.

– А кому я тут могу раритет продать? – поинтересовался Антон, доставая из рюкзака машинку и советские монеты.

– Неплохие вещицы, парнишка, в деле пригодятся! – сказала женщина, осматривая аппарат и старые деньги.

– Такая машинка у меня была ещё при советах, от отца осталась, сколько за неё хочешь? – поинтересовался старик, прищуриваясь.

– Десять тысяч! – выпалил Гриф, почуявший запах наживы.

– Ого, паренек, а у тебя губа не дура! – сказал старик и добавил, – пять!

– Шесть! – произнёс Антон неуверенно.

– Идёт! – потёр руки старик и достал из кармана несколько крупных купюр.

– Откуда у вас такие деньги? – удивился Гриф.

– Пенсия, – пошутил пожилой мужчина и обменял машинку на шесть тысяч рублей.

– Всё, Грач, теперь можешь отрывать свою антикварную лавку! – легонько ткнула женщина старика в плечо.

– Да ну тебя, Игла, это память, – с гордостью в голосе проговорил старик.

– Одолжишь потом свою машинку вещи подшить? – поинтересовалась женщина, мило улыбаясь.

– Размечталась! Только если по праздникам, – смягчился Грач и подмигнул собеседнице.

– А монеты? Вам не нужно? – произнес Антон, перебирая в руках металлические деньги.

– Нет, сынок, этого добра у нас навалом, – тихо сказал старик и унес свою покупку в один из ближайших домов.

– Слушай, тут на окраине одна старуха обитает, она всякую ерунду собирает, – прошептала женщина, пододвинувшись к Антону.

– Тетя Игла, так ведь она – ведьма! – вдруг встрял в разговор мальчик, испуганно посмотрев куда-то вдаль.

– Почему же? Обычная пожилая женщина с немного причудливым поведением, – наигранно улыбнулась Игла.

– Но дядя Язычник сказал, что она – проклятая ведьма, которая дружит с нечистью, – произнес мальчик и посмотрел на женщину с удивлением.

– Так, Воробей, тебе пора возвращаться домой, а то мама заждалась, – раздраженно сказала Игла и указала мальчику на его дом.

– Послушайте, мне не нужны неприятности. С ведьмами я дел не имел, но наслышан, – произнес Гриф с опаской.

– Успокойся ты, это моя старая подруга, никому она ничего плохого не делала, просто её прокляли, – сказала женщина, разведя руками.

– Проклятая? Из них же получаются кикиморы и прочая пакость, – прошептал Антон и испуганно посмотрел на женщину.

– Расслабь булки, паренёк, это единственный способ получить хорошие деньги за твои монеты, – спокойно произнесла Игла и ушла от костра.

– Ладно, спасибо! – крикнул Гриф вслед уходящей собеседнице. Женщина еле заметно кивнула головой и исчезла в одном из здешних зданий.

Антон посидел еще немного у ослабевшего костра и пошёл на поиски загадочной ведьмы. Побродив по окраинам лагеря, Гриф наткнулся на обветшалый деревянный дом, похожий больше на старый сарай. Вокруг жилища ведьмы росли ядовитые растения, бросающиеся в глаза своими яркими цветами. Было видно, что хозяйка дома не следит за своим садом, ведь на участке даже не было тропинки, ведущей к дому.

Пробравшись через бурьян, Антон постучался в дверь. Ответа не последовало. Гриф, боязливо озираясь, повторил попытку.

– Чего надо? – прозвучал женский рассерженный голос откуда-то из дома.

– Мне сказали, что здесь я могу продать советские монеты, – сказал Антон и достал из рюкзака горсть металлических денег.

– Заходи! – произнесла ведьма, и дверь перед Грифом распахнулась.

Парень зашел в старый дом, и ему в нос сразу ударил пряный запах сушеных трав. Внутри жилище ведьмы выглядело гораздо лучше. Не было пыли и мусора, у стены стояла заправленная кровать и стол, на котором лежала колдовская утварь.

– Приветствую, товарищ по несчастью, – сказала молодая женщина, вышедшая из соседней комнаты.

– Здравствуйте, а почему вы так выглядите? – поинтересовался Антон, ожидавший увидеть старуху.

– А как я должна выглядеть? – рассмеялась ведьма.

– Мне сказали, что тут живет старушка, – учтиво произнес Гриф.

– Глупости. Тут живу только я, – смутилась женщина.

– Кстати, а почему вы назвали меня товарищем по несчастью?

– Ну как же, ты тоже проклят! – улыбнулась ведьма и села за стол.

– Не может быть, вы что-то путаете! – растерянно проговорил Гриф, глядя в глаза своей собеседнице.

– Всё предельно просто, мой друг, на тебе метка нечистой силы, – спокойно сказала женщина и дала знак Антону сесть напротив неё.

– Это, вероятно, из-за поцелуя полуденницы, – обреченно произнес Гриф, садясь на деревянную табуретку.

– Давай монеты, а я тебе погадаю, – прошептала ведьма, проведя ладонью по столу.

– Я хотел получить за них денег! – сказал Антон, но выполнил просьбу собеседницы.

– Зачем тебе деньги? У тебя сейчас два пути: принять проклятие или отречься от него. В первом случае ты обретешь силу, о которой эти людишки и мечтать не могут. Во втором всё весьма печально. Тебя поглотит энергия нечисти, и ты станешь монстром, – грозно произнесла женщина, прищурив глаза.

– Так, а с деньгами что? – не унимался Гриф.

– Ты меня вообще слушаешь? Тебе сейчас не об этом думать нужно! – перешла на крик ведьма.

– Спокойно, я понял. Кстати, у меня есть глаз кикиморы, и из него мне сделают амулет, может быть, это поможет? – растерянно произнес Антон, доставая орган чудовища.

– Ух ты, парень, а ты не так безнадежен, как казалось. В этом лагере работают шарлатаны и мошенники. Оберег из останков монстров, это просто абсурд, – надменно сказала ведьма, взяв в руку глаз кикиморы.

– Отдайте, мне он ещё нужен! – испуганно произнес Гриф.

– Не переживай. На твоё счастье я могу сделать отвар, который поможет тебе принять проклятие и не стать похожим, на хозяина этого глаза.

– Звучит не так уж и плохо. Но это точно безопасно?

– Уж лучше, чем всю оставшуюся жизнь скитаться в обличии чудовища, потеряв рассудок и питаясь человечиной!

– Ладно. Что для этого нужно? – уверенно произнес Антон, смотря в глаза ведьме.

– Ничего особенного. Я возьму глаз кикиморы, сушеную полынь и твою кровь! – хитро улыбнулась женщина и взяла в руку охотничий нож.

– А по-другому никак нельзя? – произнес Гриф, сглатывая слюну.

– Не бойся ты. Уколю тебе пальчик и добавлю пару капель в отвар.

– Ладно, – произнес Антон, не замечая подвоха.

Через несколько минут ведьма разожгла огонь, насыпала в котелок измельченную полынь и бросила туда глаз кикиморы. Всю смесь женщина обильно залила водой и принялась мешать.

– Теперь дай мне свою руку! – приказала ведьма. Антон нехотя протянул свою верхнюю конечность, и почувствовал, как по его ладони прошло острое лезвие, разрезая кожу.

– Эй! Договор был на палец! – крикнул Гриф и попытался убрать покалеченную ладонь.

– Я немного увлеклась, прости, – мягко сказала женщина и пролила кровь парня в своё зелье.

Антону удалось высвободить руку, и он сразу принялся заматывать её бинтом, лежащим в рюкзаке.

– Какой ты нежный! – произнесла женщина, помешивая содержимое котелка.

Через несколько минут всё было готово, и ведьма, остудив немного своё зелье, дала его Антону в маленькой бутылочке.

– Остальное я оставлю себе, как плату за старания, – произнесла женщина, хитро прищурившись.

– А когда мне это пить? – поинтересовался Гриф, рассматривая пузырек.

– Сам поймёшь, а теперь давай я тебе погадаю на монетах! – тихо произнесла ведьма, убирая всё со стола.

Антон отдал женщине и монеты, и теперь был гол как сокол. Хозяйка дома медленно разложила металлические деньги на столе и принялась водить над ними руками.

– Тебя ждет долгий путь! – произнесла ведьма, переворачивая первую монету решкой наверх.

– Ты станешь чужим для своих и своим для чужих. На тебя объявят охоту, но судьба благосклонна к тебе, пернатый падальщик, – загадочно прошептала женщина, переворачивая еще несколько монет.

Загадочный ритуал продолжался еще примерно десять минут, а в его конце ведьма громко вскрикнула и закатила глаза.

– Твоя судьба ждет тебя, поцелованный солнцем, иди туда, где два великана держат небесный свод, туда, откуда всё началось, и всё закончится! – прокричала женщина не своим голосом и пришла в себя.

– Что это было? – испуганно спросил Антон.

– Я не знаю, а теперь уходи, мне нужно отдохнуть! – прошептала ведьма и легла на кровать.

– А деньги за монеты? – вернулся Гриф к разговору о важном.

– Отвар, что я тебе дала, стоит очень дорого. Захочешь нажиться на нём, просто продай его кому-нибудь, кто разбирается, – сказала женщина и указала Антону на дверь.

Гриф, так и не получив денежной выгоды, вышел из дома и пошел обратно в лагерь, пряча в карман бутылочку с заветным снадобьем.

– Вот простак! Теперь у меня  “Хвори” еще на месяц запас, – тихо произнесла ведьма и легла спать.

Тем временем Антон добрался до сердца лагеря, где уже догорал костёр, и вокруг него столпились люди, пытаясь подпитать ослабшее пламя. Среди разномастной публики были и старые знакомые Грифа: Игла и Грач. Женщина ковыряла длинной веткой золу и что-то тихо напевала себе под нос. Старик же стоял поодаль, наблюдая за искрами, уносящимися куда-то в небо и исчезающими во мраке вечера.

– Давно не виделись, молодой человек, как ваше ничего? – произнес старик, увидев приближающегося Антона.

– Всё в порядке, вот к вашей колдунье зашёл! – похвастался парень.

– Боже мой, спаси и сохрани! – перекрестился Грач.

– А что такого? – спросил Гриф, почесав затылок.

– Так она с нечистью якшается! Из-за этой гадины нас Хворь одолевает, и бесы из всех щелей лезут! – не справился с эмоциями старик и плюнул под ноги.

– О чём вы? Это какая-то зараза? – нахмурился Антон и пожалел о том, что связался с ведьмой.

– Это, молодой человек, нечто наподобие лучевой болезни. Только вот этот недуг никак не связан с радиацией. Тёмная энергия, содержащаяся в сущностях, отравляет всё живое, постепенно убивая или превращая в монстра. Так это полбеды, приятель. Хворь притягивает нечисть, и она пробивается сюда через защиту Волхва.

– Его обереги работают, я думал, что это всё ерунда, – растерянно произнес Гриф, нащупав в кармане бутылочку зелья.

– Нет, молодой человек, Волхв создал тут непреодолимый барьер для нечистой силы, но из-за этой ведьмы всё идёт к чертям.

– Почему же вы её не выгоните? – поинтересовался Антон.

– Не знаю, приятель, держит её тут начальство, – рассерженно произнес Грач.

– Наверное, есть причина, – постарался успокоить старика Гриф.

– Поговори об этом лучше с тем, кто эту кашу заварил, а я тут уже накушался! – произнес Грач и подошел ближе к костру, где его уже ждала Игла.

Удивившись поведению пожилого собеседника, Антон пошёл к Волхву для того, чтобы расспросить, действительно, знающего человека. Ремесленник отдыхал на кушетке, стоящей возле рабочего стола. Было видно, что старик утомился и решил поспать. В помещении слышался храп и шум вентиляторов многочисленных приборов. Всё было по-прежнему обвешено оберегами и амулетами, мерно качающимися от сквозняка. Гриф решил не будить уставшего деятеля науки и направился к выходу, но тут в глаза молодого исследователя бросилась папка с надписью “Нечисть”.  

Продолжение следует

Молодой мужчина очнулся в старом деревенском доме, в котором совсем недавно он прятался от полуночницы, пристально охраняющей свою территорию. Смельчака звали Антон, но так было ещё до того, как оба мира слились, и начался хаос. Теперь почти у каждого были клички и прозвища, необходимые для выживания, ведь имена хранили в себе информацию и энергию, так необходимую потусторонним существам, для того чтобы проклясть человека или даже вселиться в него. Поэтому теперь Антона называли Грифом. Он часто имел дело с мертвецами, обчищая брошенные дома и отбиваясь от вездесущих исчадий измененного мира. Также молодой скиталец обладал весьма специфической внешностью. Антон был довольно высокого роста и жилистым. Поэтому прозвище Гриф так к нему привязалось: падальщик и спортивный снаряд – вот то, что про него стоило знать.

Утро для искателя приключений началось не с кофе. После долгих пряток от полуночницы Антон  чувствовал себя разбитым и уставшим. Всю ночь его преследовала ужасная владычица этих земель, а дом, в котором Гриф нашёл убежище, попался ему только на рассвете. Ночная бестия потеряла свою силу с первыми лучами солнца и, бросив на неудавшуюся добычу злобный взгляд, растворилась в воздухе. Днём эта территория принадлежала полуденнице. Так окрестили определенный вид бесплотных сущностей, проникших в мир людей. Они были намного сильнее и опаснее обычных призраков, но охотились только в определенное время суток. Ходили слухи, что полуночница с наступлением утра превращается в полуденницу и наоборот. Этот миф был разрушен тогда, когда один из мародёров нарвался сразу на двух существ, спеша с добычей к торговцу на стыке дня и ночи. Бедняга сумел убежать от дневной бестии, преследовавшей его, но стал жертвой её ночной противоположности, стоило ему только забежать в длинную тень от заходящего солнца. Мародёр спасся, но частично лишился рассудка, ведь сверхъестественные гости зачастую охотились не за плотью, а за разумом и энергией живых существ. После этого неприятного инцидента к неудачливому пареньку пристала кличка “Везунчик”. Гриф был знаком с этим мародёром и видел, что случается с людьми, попавшими в объятия ночной или дневной бестии.

Антон понимал, что где-то на улице бродит полуденница, которая сменила на посту свою мрачную “сестрицу”. Нужно было действовать быстро. Методом проб и ошибок люди всё-таки научились бороться почти со всеми сущностями из другого мира. На кого-то действовал ультрафиолет, кому-то вредила радиация. В случае полуденницы и полуночницы верным средством было зеркало. Призрачная дева должна была, увидев своё отражение, отвлечься от всего, что происходит вокруг на какое-то время. Её удивлял собственный облик. В зеркале полуночницы и полуденницы видели себя красивыми девушками, какими, вероятно, они были в другой жизни.

Медлить было нельзя, с каждой минутой мистическая владычица полей становилась всё сильнее. В полдень её власть становилась максимальной, и сбежать от неё было невозможно. Антон побродил по заброшенному дому, обыскивая  каждый его угол. Зеркала нигде не было, и Гриф решил импровизировать. У него был большой охотничий нож с широким отполированным лезвием. Антон выбежал из дома, оглядываясь по сторонам, нервно сжимая рукоятку своего оружия. В зоне видимости никого и ничего не оказалось.

– В этот раз пронесло! – прошептал Гриф, успокаивая беснующийся пульс. Но вдруг сразу перед мужчиной появилась фигура женщины, одетой в легкий белый сарафан. На голове незнакомки был венок из полевых цветов, а её кожа будто выгорела на солнце и ссохлась.

– Полуденница! – прокричал Антон и бросился бежать. На улице было туманно, и хозяйка полей не могла использовать свой потенциал полностью, поэтому парень оказался в выигрышном положении. Он сверкал пятками так, что за ним, наверняка, не угнался бы и гончий пёс. Но полуденница была быстрее. Спустя пару минут погони, сущность всё-таки настигла нарушителя спокойствия и завалила его на землю.

– Прочь, нечистая сила! – закричал Гриф, отмахиваясь от обидчицы ножом. Скрестив клинки, оппоненты  начали пытаться нанести друг другу увечья. Полуденница была бесплотной и материализовывалась только для того, чтобы нанести удар. Антон был очень ловок и умел обращаться с ножом, поэтому нечисть не могла изловчиться и  попасть по парню своим ржавым серпом. Подобие лица полуденницы не выражало эмоций, поэтому казалось еще страшнее. Сухая кожа, закрытые глаза, впавший нос и мертвенно-бледные губы – всё это Гриф сумел разглядеть, когда существо приблизило к нему свою голову. Антон замахнулся ножом, чтобы ударить материализовавшуюся сущность. Клинок прорезал воздух и остановился возле лица чудовища. Парень пожалел своего оппонента, но нож не убрал.

Полуденница заинтересовалась оружием, рассматривая его лезвие и будто улыбаясь. Гриф понял, что произошло, и стал медленно пятиться назад, держа нож в вытянутой руке.

– Спокойно. Я уже ухожу, – тихо произнёс Антон, глядя на удивлённое существо.

– Красота. Где моя красота? – вдруг произнесла полуденница, сжимая рукоятку своего серпа. От голоса сущности парня бросило в холод. Будто шелест колосьев на ветру, шепот ласкал слух, но при этом был резок и скрипуч, как скрежет железа.

– Не переживай! Ты итак красива. По-своему, – проговорил Антон, не понимая, что творит.

– Правда? – прошелестел голос хозяйки полей.

– Ну да, – неуверенно сказал Гриф, разглядывая лезвие ножа, в котором отражалась красивая молодая девушка.

– Ты лжёшь, человек! – проскрипела полуденница и занесла над парнем серп.

– Не горячись, пожалуйста. Давай меняться! – предложил Антон и натянуто улыбнулся.

– Ты заговариваешь мне зубы, человек. Назови своё имя! – прошелестела полуденница, подведя серп к горлу парня.

– Нет. Стой. Я вижу твоя штука уже старая и ржавая. Хочешь получить мой нож? – прошептал Гриф, проглатывая слюну.

– Ты смешон, человек. Мне не составит труда убить тебя и забрать всё, что пожелаю! – злобно прошелестела полуденница.

– Почему такая красивая девушка ведёт себя неподобающе? Я же предлагаю подарок, а ты мне угрожаешь, – сказал Антон, сочиняя на ходу.

– Но ты зашёл на нашу территорию, – в голосе сущности появились нотки удивления.

– Я не знал, что это место ваше. Честное слово! – начал оправдываться Гриф, натянуто улыбаясь.

– Не лги мне, смертный! – прошелестела полуденница и надавила серпом на шею своей жертвы.

– Успокойся! Я же никого не обижал на твоей территории, – прошептал Антон, чувствуя, как по его шее течет капля крови.

– Назови имя! – проскрипела сущность, смягчаясь.

– Иван Царевич! – сказал Гриф, понимая, что сейчас ему не поздоровится.

– А ты смешной! Но, скорее всего, твоё имя – Ванька – Дурак, – внезапно улыбнулась полуденница и убрала серп от горла парня.

– Спасибо, конечно, но что это значит? – прошептал Антон, потирая пораненную шею.

– Ты мне понравился! Отдай нож и поцелуй меня, – прошелестела полуденница, приблизившись к парню.

– Ладно, – неуверенно произнес Гриф, скрывая отвращение и страх.

Через мгновение молодой охотник за приключениями, закрыв глаза и думая о чём-то хорошем, поцеловал мёртвые губы полуденницы, отчего его сразу бросило в жар. Голова Антона загудела, в висках начал плясать пульс. Это был солнечный удар.

– Какой ты тёплый! – прошептала красивая девушка с дивным венком в волосах, которая предстала перед Грифом, когда он открыл глаза.

– Ты, действительно, очень красивая! – выдавил из себя парень и рухнул на траву.

– Что же мне с тобой делать? Хотела убить, но больно ты славный, – прошептала девушка игривым голосом и вырвала нож из ослабшей руки Антона, – Ладно, полежи, подумай над своим поведением, Иван Царевич. Но больше сюда не суйся. Без хорошего подарка, конечно.

У Грифа не было сил идти, поэтому он пополз прочь от зловредной собеседницы, но та не попыталась его остановить, а напротив легонько пнула парня босой ногой по направлению его движения.

– Спасибо за нож, человек, ты себе даже представить не можешь, сколько я им твоих соплеменников погублю! – крикнула девушка и засмеялась, растворяясь в воздухе.

Антон потерял сознание и несколько минут провёл лёжа на земле. Пробуждение было тяжелым. В глазах двоилось, голова гудела, но Гриф всё-таки смог подняться и поковылять к ближайшему лагерю людей в этих местах. Дорога лежала через пустынные просеки, по которым уже давно никто не ходил. Погода совсем испортилась, и начал накрапывать дождь, неприятно щекочущий Антона, который уже пришёл в себя и бодро шагал по узкой тропинке. Где-то раздавались жуткие завывания какого-то существа и крики людей. Видимо, кто-то снова стал жертвой вездесущего зла.

Гриф решил сходить к месту нападения и проверить трупы на предмет чего-нибудь ценного, но отсутствие оружия и плохое самочувствие отбили всё желание заниматься мародёрством.  Тем более, судя по прекратившемуся рёву существа и радостным крикам людей, победа досталась последним. Части тел монстров очень ценились местными торговцами и лекарями, ведь органы и шкуры измененных животных были ингредиентами для создания оберегов и прочей необходимой для выживания атрибутики. Так Антон и зарабатывал себе на хлеб. Он ходил в долгие рейды, посещал самые опасные места, кишащие опаснейшими существами. И всё это было только ради наживы. Брошенные дома, многочисленные трупы, попадающиеся на пути Грифу – всё это приносило хоть какой-то доход, если охота была неудачной. Вот и теперь молодой странник нёс в рюкзаке всё, что смог раздобыть на своём трёхдневном пути. Старая швейная машинка, горсть советских монет и глаз кикиморы. Всё, кроме последнего, Антону досталось легко и без боя. Но орган существа пришлось выбивать у его хозяина. В одном из брошенных домов поселилась проклятая женщина, которая со временем сама стала сверхъестественной тварью. Вселившаяся в неё сущность пустила корни, опутавшие не только сознание, но и тело жертвы. А дальше произошла полная метаморфоза, превратившая обычную жительницу маленького городка в кровожадного паранормального хищника. Антону пришлось неслабо постараться, чтобы добыть глаз существа, которое способно уничтожить любого человека, вставшего на её пути. Гриф не мог убить тварь, но смог её покалечить, вырвав глаз из уродливой глазницы. Сделав дело, молодой искатель приключений просто сбежал, воспользовавшись тем, что его оппонент, рыча от боли, потерял самообладание и начал бросаться на стены. Антон покинул проклятое жилище и отправился до ближайшего села, где, по рассказам бывалых охотников, водились полуночницы и полуденницы.

Мелкий дождик тем временем превратился в ливень. Гриф встал под ель, которая своей раскидистой кроной должна была защитить парня от промокания. Что-то необычное было в ту пору с погодой. Частые грозы, паводки и наводнения. Видимо, так природа хотела смыть с себя новых паразитов, пришедших из другого мира. Но, возможно, её целью были старые и приевшиеся пакостники – люди. Антон привык к подобным ситуациям и зачастую просто не обращал на это внимание. Но сейчас ливень ударил с такой силой, что по протоптанной тропе потекли бурные ручьи, сливаясь в маленькую реку. До лагеря оставалось несколько километров, и Гриф решил побежать под деревьями вдоль дорожки. Он считал, что так меньше намокнет. Но каково было его разочарование, когда спустя пару минут таких перебежек, вся одежда Антона была насквозь мокрая, а в ботинках неприятно хлюпало. Выругавшись и почесав затылок, парень решил всё-таки переждать дождь под очередным большим деревом.

Ждать пришлось недолго, спустя полчаса ливень закончился, оставив на тропинке огромные лужи и грязь. Над лесом снова показалось солнце, одаривая всё живое своими ласковыми лучами. Это было весьма необычно, ведь после прорыва завесы почти весь мир окутал туман, а небо заволокло тучами. Но, как говорится, у природы нет плохой погоды, и со временем всё меняется к лучшему. 

Антон улыбнулся, встречая лицом приветливые солнечные лучи, и зашагал по влажной траве, звучно хлюпая промокшими ногами. Гриф двигался осторожно, постоянно оглядываясь назад и прислушиваясь к звукам летнего леса. После грозы приятно пахло озоном, птицы, оставшиеся в этих краях, ласкали слух своим веселым пением. Всё было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Антону показалось, что за ним кто-то наблюдает, прячась за деревьями. Постепенно трели пернатых начали туманить рассудок. Запах озона сменился на аромат прелой хвои и мха. Что-то приближалось к Грифу, тихо шурша ветками деревьев и кустарника. Надо было бежать. Антон не знал на кого в этот раз он нарвался, но узнавать это у него не было никакого желания.

Парень понесся, как лось во время лесного пожара. За долгое время своих вылазок Гриф привык действовать быстро и зря не геройствовать. Поэтому молодому искателю приключений не составило труда, не теряя тропинку, избегая препятствий, выбежать из леса, откуда на него кто-то смотрел, оставаясь в тени.

Преодолев еще триста метров, Антон добрался до маленького лагеря людей, основой которого был старая ферма. Дыхание Грифа постепенно пришло в норму после недавнего спринта. Настроение было подпорчено, но парень всё равно оставался в хорошем расположении духа. Подойдя к лавке торговца, расположенной рядом с местной столовой, Антон вывалил перед хозяином “ломбарда” мелочёвку, скопившуюся в рюкзаке.

– Что это за хлам? – спросил грузный мужчина в засаленной майке.

– Товар! – произнёс Гриф, проводя рукой по своему скарбу.

– Парень, ты издеваешься? – нахмурился торговец, глядя на швейную машинку.

– А что такое? –  удивленно поинтересовался Антон.

– На кой ляд мне твоя хрень? Я тут стволами торгую и патронами. На худой конец, могу беленькой продать, – ухмыльнулся торгаш и почесал выпирающий живот.

– А кому тогда это толкнуть можно? – разочарованно произнес неудачливый охотник за сокровищами.

– Не знаю, попробуй спросить у старшего в этом лагере. Зовут его Язычник, сидит он в том доме, – указал торговец на кирпичное здание.

– Понял, спасибо! – поблагодарил Антон своего собеседника и сложил свои пожитки обратно в рюкзак.

Пройдя двадцать метров, Гриф оказался в месте назначения. На входе стояли двое подтянутых охранников в камуфляжной форме. Проходя мимо них, Антон невольно съежился, ощущая на своей спине их пристальный взгляд.

— Вы что, никогда там не были? — удивился Тимоха.

Валера пожал плечами.

— Я лично нет. А зачем? Мы защищаем свои территории, землю возделываем. Нам тут есть, чем заняться. Ты себя побереги, хорошо? Я б с вами пошел, еще б людей взял. Да Саша не велит. На вот, — он снял с плеча ружье, и Тимоха с радостью узнал в нем дедов ИЖ. — Зарядили тебе еще патронов. Мы его сначала обработали, сам понимаешь… Там везде кровь была и…

— Спасибо, — перебил его Тимоха. — Спасибо, Валера. — он поглядел в глаза толстяку и заставил себя улыбнуться. — Ты спас мне жизнь.

— Да ладно, чего там, — Валера тоже расплылся в улыбке. — Сначала вернись, а потом благодарить будешь.

В пути они никого не встретили. Дорога шла через поля. Трава становилась все выше и выше, пока не начала доставать всадникам до колен. Над густыми космами полевой горчицы вились насекомые. Саша молчал, погрузившись в раздумья. Тимоха его не тревожил.

Ему не верилось, что конец пути уже так близко. Мир вокруг — дикие луга, пчелы, полевые птицы, — казался ему девственным, нетронутым рукой человека. Лишь редкие столбы с оборванными проводами напоминали о том, что скоро начнется город.

Вскоре на горизонте показалась зубчатая стена. Тимоха сощурился. Нет, показалось… То, что он вначале принял за зубцы, оказалось виднеющимися вдали вершинами зданий. Саша остановил коня и достал из кармана карту.

— Родник-2 тут не отмечен, — сказал он, — но я помню, где он находится. Нам нужно пройти туда через вон тот лесок… Лошадей придется оставить. Привязывать не будем, мало ли что… они подождут нас, — добавил он, увидев встревоженное лицо Тимохи. — Они умные. Ну, пойдем.

— Когда построили стену, Саша? Она всегда тут была? — спросил Тимоха, когда они шли по лесу.

— Нет, не всегда. Построили, как стало понятно, что началась эпидемия. Она ж прямо тут началась, в Красноярске. Сначала, наверно, пытались бороться, но быстро поняли, что все… — Саша поправил ружье на плече. — Объявили локдаун.

— Это что?

— Всем сказали сидеть по домам, чтобы не заразиться, — он ухмыльнулся. — Хитро, очень хитро… Все производства остановили. Работали только медики, да и то, новые вызовы скоро стало некому принимать… Слишком много работников просто не вышло на смену. Думаю, сам понимаешь, почему. И, пока все сидели по домам, чинари отдали приказ возвести глухую стену вокруг города. А сами свинтили по-быстрому. Кто знает, что с ними потом стало. Может, тоже померли…

— Если стена глухая, как же мы проберемся? Будем перелезать?

— Не, — Саша покачал головой. — Там ж колючка. Но в одном месте ворота поставили. Как раз на КПП Родника-2. Хотели, чтоб ученые с вояками выбрались. Эти ворота потом закрыли, насколько я знаю, но мы с тобой проберемся. Там электрический замок, — объяснил он. — Сейчас варианта два: либо электричество запустили, и в городе есть люди, которые нас встретят, либо замок не работает, и нам понадобится очень сильно толкнуть ворота, чтобы разблокировать магниты. С этим, думаю, справимся.

— Откуда ты столько знаешь? — спросил Тимоха. — Про Родник и все такое… Ты что, тоже там работал?

— Нет, я там не работал, — сказал Саша. Тимоха ждал продолжения, но мужчина молчал. Он шел, глядя прямо перед собой.

— А что тогда?..

— Там работал мой лучший друг, — ответил Саша, когда Тима уже не ждал, что тот заговорит. — Самый близкий мне человек. Он все рассказывал. И попрощались мы с ним около этих ворот… да. Смотри, мы почти на месте. Давай теперь тихо.

Прячась за деревьями, они медленно пошли вперед. Саша жестом приказал Тимохе взять ружье. Тима повиновался. Он почувствовал, что у него немного дрожат руки, и со злобой сжал оружие покрепче — время для страха и сомнений давно прошло.

Они вышли на небольшую площадку, свободную от деревьев. Здесь почти ничего не росло — так надежно была закатана в асфальт земля. У высокой стены, сложенной из бетонных блоков, их встречала полосатая будочка. Саша вытянул ладонь, чтобы Тимоха не шел за ним, и быстро перебежал к будке. Затем, покачав головой, он подошел к огромным двустворчатым воротам и сильно толкнул их.

Створки распахнулись, и Тимоха не поверил своим глазам.

***

За воротами их встречал настоящий город.

Широкая асфальтированная дорога вела вверх по холму, теряясь за рядами больших домов. По бокам дороги росли высокие сосны, но асфальт был чист — ни сломанных веток, ни шишек Тимоха на нем не увидел. Он медленно зашел в ворота вслед за Сашей, и тот тут же прикрыл одну из створок.

— Это Родник-2, да? — шепотом спросил Тима.

Саша кивнул. Он, казалось, был потрясен не меньше.

— Пойдем, — он снял ружье с предохранителя. — Держись меня, ладно? Что-то мне все это не нравится. Больно тут чисто.

Стараясь держаться в густой тени деревьев, они пошли по дороге. Тимоха напряженно вслушивался в тишину. Чувство, которое он испытал в Богословке, вернулось, усиленное во сто крат. Ему казалось, что за ним наблюдают, но улицы были абсолютно пустыми. И… чистыми. Слишком чистыми. Войдя в город, Тима не увидел ни одной покореженной машины. Это его удивило — на проселочных дорогах такие встречались постоянно. Создавалось ощущение, что город принарядился к приходу гостей. Только вот их никто не встречал.

— Срежем тут, — сказал Саша и тронул Тимоху за локоть, показывая на какой-то переулок. — Мы уже близко.

— Что там, на этой улице Альтштейна? — шепотом спросил Тима.

— НИИ вирусологии. Институт. Там работал мой друг.

— Мой отец, получается, тоже…

— Удивительно, что я тебя встретил, — тихо сказал Саша. — Жизнь — странная штука, а?

Тимоха промолчал.

Они прошли меж двух рядов неуютных трехэтажек и выбрались на широкий проспект. Здесь было так же пусто и тихо. Вдоль обочин стояли автомобили. Все выглядело так, словно город спал. “Локдаун”, — вспомнил Тимоха странное слово. — “Как будто они все сидят по домам. Даже сейчас…”

Ни одной птицы, ни единого насекомого. Вокруг стояла тишина, не нарушаемая даже ветром.

— Тима, — сказал Саша, когда они пересекли проспект и подошли к какой-то пятиэтажке. — Я сейчас одну вещь предложу… хочу, чтоб ты согласился. Разделяться нам не стоит, сам понимаешь. А зайти мне туда очень надо. Я хочу повидать дом своего друга.

— Этот, что ли? — догадался Тимоха. Саша напряженно кивнул.

— Пожалуйста.

Тима вздохнул.

— Ну, если тебе нужно… Ты не боишься, что там… кто-то будет?

— Я на это и рассчитываю, — удивленно поднял брови Саша. — Понимаешь, я думаю, что люди, которые могли тут остаться, днем сидят по домам. В городе могут еще оставаться зараженные. Но дело в том, что в темноте они ни черта не видят. Да, а ты как думал? У них же глаза опухшие. Днем они неплохо ориентируются, а ночью могут доверять только своему нюху. Вас вот, например, зараженные нашли уже на рассвете. Ночью они не передвигаются. И я думаю, что местные не высовываются днем.

Саша толкнул подъездную дверь и заглянул внутрь. Затем поманил Тимоху за собой. Тот последовал за ним, стараясь отделаться от нехороших мыслей.

Он понял, что в городе никого нет, еще когда они пошли по той, самой первой дороге. А когда Саша рассказал про поведение зараженных, ему и вовсе стало не по себе. Если люди не выходят днем, то чем же они питаются?

Днем сажают овощи, днем же и собирают урожай. Конечно, жители могли сделать огороды на крышах, в этом нет ничего особенно сложного. Но тогда почему они не забаррикадировали входные двери?..

— Саша, — начал Тимоха, но мужчина приложил палец к губам. Он пошел вверх по лестнице, осторожно ступая в полумраке. Делать было нечего, и Тима направился следом.

Они поднимались долго. По пути Саша осматривал двери квартир. Почти все они были в удивительно хорошем состоянии. Подождав, пока его спутник поднимется на пролет выше, Тимоха осторожно толкнул одну из дверей, но та оказалась запертой.

— Тима, не отставай, — позвал Саша. — Еще немного.

На четвертом или пятом этаже (Тимоха уже сбился со счета) они остановились у обитой дермантином двери с цифрой пятнадцать. Саша решительно подошел и взялся за дверную ручку.

— Вот тут он жил.

— Саша, — тихо сказал Тимоха. — Посмотри на пол. Он весь пыльный. Тут же… никого нет.

Мужчина повернулся к нему, и Тимоха вздрогнул, увидев его глаза.

— Я знаю, Тим. Знаю.

— Тогда зачем мы сюда пришли?

— Пашка был единственным, кто мог спасти всех. Он работал над вакциной, да только не успел.

— Пашка?!

— Мой друг. Тима, давай зайдем. Я хочу осмотреть его квартиру. Потом мы пойдем в НИИ, если ты не боишься. Впрочем, — он хмыкнул, — даже если боишься, нам придется…

И он ударил по двери ногой.

***

Дверь оказалась незапертой, но Тимоху это не удивило. Совпадения, которые уже произошли с ним, казались более невероятными, чем какая-то незапертая дверь. Он окончательно разучился удивляться.

— Саша, это был мой отец, — сказал он, стараясь, чтобы его голос не задрожал. — Саш… я же помню эту квартиру.

Они стояли посреди большой светлой комнаты. Тимоха оглядел стены, увешанные фотографиями в рамках. Теперь он действительно все вспомнил.

На этом зеленом диване он сидел, когда был совсем маленьким. Отец читал ему сказки Андерсена — большую синюю книжку в твердом переплете. За этим столом у окна он ел кашу по утрам… Тимоха, замирая, подошел к окошку и посмотрел вниз.

Та самая улица. То самое окно.

Он медленно обернулся.

Саша сидел на диване, держа в руках какую-то фотографию.

— А я-то думал, кого ты мне так напоминаешь, — тихо сказал он. — Ты очень вырос с тех пор. Не могу поверить…

Тимоха робко подошел к нему и сел рядом.

На фотографии были двое, очевидно, отец и сын. Фотограф запечатлел их на рыбалке — на заднем плане виднелись удочки. Веселый бородатый мужчина в полосатых штанах сидел на корточках, держа огромную рыбу. Маленький мальчик с пушистыми светлыми волосами помогал ему, придерживая рыбью голову.

— Это я вас снял, — сказал Саша. — Мы втроем поехали на Качу. Последнее лето, когда все было хорошо.

— Почему ты его оставил? — тихо спросил Тимоха. Он не хотел этого говорить, но слова вырвались сами собой. — Ну почему?

— Он меня обманул, — рука, все еще сжимающая фотографию, задрожала. — Еще до того, как началась эпидемия и всех закрыли по домам, Паша забрал тебя и увез к отцу. Черт бы его побрал... Пашка успел до того, как всех посадили на карантин, потому что он был там, в институте, когда все началось. Умный был парень… самый умный. Сразу понял, что времени мало. Он самовольно покинул институт, запрыгнул в машину и погнал сюда, за тобой… — он отвернулся и стиснул зубы. — Потом он поехал за мной. Я работал из дома, понимаешь. В самом Красноярске. Он всегда знал, где меня найти. Ничего не объяснил, сгреб меня в охапку, не позволил собрать вещи, ничего… Счет шел на минуты, но это я уже потом понял. Мы выехали из города не спеша, чтобы не привлекать внимания. А потом, на трассе, уже погнали. Он как будто обезумел… — Саша потер лицо. — Всю дорогу молчал. Потом бросили машину, пошли пешком. К деду твоему… Как сейчас помню. Он сказал мне садиться в избе и отдал мне тебя. Ты был уже довольно взрослый, тебе тогда четыре или пять было. Я с тобой часто тогда сидел. Мы пили чай, я рассказывал тебе какую-то ерунду, и говорил громче, еще громче… — его голос вдруг сорвался, — не хотел, чтоб ты слышал.

— Слышал что? — потрясенно спросил Тимоха.

— Как твой папа ругает своего отца. Я-то услышал все. Тима… Ты знаешь, кем работал твой дедушка?

— Врачом… — ответил Тимоха, и почему-то сразу понял, что ошибся.

— Твой дед работал вместе с Пашкой. В НИИ вирусологии. Только Лука работал с военными...

— Нет. Нет! — Тимоха обхватил руками лицо. Ногти впились под кожу, но он даже не ощутил боли. Ужас понимания захлестнул его с головой. — Нет, не говори…

— Лука Александрович участвовал в разработке вируса, — стальным голосом сказал Саша. — Отец моего лучшего друга обрек человечество на смерть. Нет, он не понимал, что делает. Дурак думал, что военные будут держать все под контролем! Когда вирус решили дорабатывать, чтобы сделать его еще более живучим, он сбежал в тайгу. Как трусливая собака... А твой папа занимался разработкой вакцины. Когда произошла утечка, он узнал обо всем первым. И поехал к Луке, чтобы спасти тебя.

Тимоха закрыл лицо руками.

— Он обманул меня, сказав, что останется с нами, — продолжил Саша. — Сказал, мы будем жить там, в лесу. Все вместе. Я понимал, что он врет. Он не бросил бы институт. Никогда бы не бросил людей умирать. Конечно, я хотел поехать обратно. Он уехал на рассвете, не зная, что я спрятался в его машине. Я вылез уже на трассе, когда мы уехали далеко. Конечно, он рассвирепел, — Саша ухмыльнулся сквозь слезы. — Хотел меня ударить, но потом… Мы у ворот простились. Меня бы в город уже не пустили. Я не работал в НИИ, поэтому… Он сказал, что сдаст меня воякам, если я сунусь. Крепко обнял, дал ключи от машины и ушел. Сказал… “гони ко всем чертям, Саша. Позаботься о ребенке”. И всё. Всё.

***

Двое шли по пустынной улице, держа ружья наперевес — Саша чуть впереди, Тимоха за ним.

В квартире они ничего не нашли. Тима понимал, зачем Саша пришел туда — ему хотелось забрать фотографию, которая лежала теперь у него во внутреннем кармане куртки. Конечно, никаких секретных бумаг отец бы в доме не оставил.

Они вошли в корпус института, когда солнце заволокло тучами. Снова пошел дождь, мелкий, кусачий — такой начинается в этих краях, когда осень уже не за горами. Саша попытался открыть дверь, и, когда это не получилось, просто разбил стекло прикладом. Казалось, ему уже было все равно.

— Осмотримся тут, — сухо сказал он. — Идем.

— Саша, — Тимоха с трудом догонял его — мужчина шел очень быстро, почти не глядя по сторонам. — Осторожнее…

— Да нечего тут бояться, — он обернулся с совершенно чужим лицом. — Тут никого нет. Город пуст. Все умерли.

— Но почему?.. — Тима на секунду замолк, подыскивая слова. — Почему тогда нигде нет трупов? Почему вокруг так чисто? Почему нас звали сюда? Это же улица Альтштейна, так?

— Так. Не знаю. Я сейчас поднимусь наверх, погляжу, где работал Пашка. Ты пойдешь со мной, — Саша отвернулся от Тимохи и направился к широкой лестнице, ведущей из холла наверх, но вдруг остановился — так резко, что Тима врезался в него.

— Ты что?

Саша не ответил.

Его привлекло что-то, лежащее на конторском столе. Он медленно подошел, опустив ружье.

На взгляд Тимохи, бумаги, которые охапкой лежали на стойке, не заслуживали такого пристального внимания. Жизнерадостно желтые листки с синими буквами не походили на секретные документы, которые могли бы им помочь. Но Саша взял один из них и поднес к глазам.

А потом засмеялся.

— Саша? — испуганно позвал его Тимоха. — Саш?..

Мужчина обернулся к нему. Его трясло от смеха, глаза слезились.

— Саша! — Тима подбежал к нему, схватил за плечи и встряхнул. — Да что ты?

— Улица Альтштейна…

Саша яростно скомкал желтый листик, который держал в руке, и швырнул его Тимохе в грудь. Потом повернулся к стойке, и вдруг, схватив ее за столешницу, перевернул. Стойка с грохотом упала на вымощенный серой плиткой пол. Листы разлетелись осенним ворохом.

— Улица Альтштейна… нихера это… не…

Он сел прямо на пол и закрыл лицо руками. Его сотрясала истерика.

Оцепеневший Тимоха нагнулся и поднял один из листочков.

На нем были нарисованы какие-то странные бочонки — черные снаружи, внутри белые, с кусочками красного и зеленого. Бумага выцвела, но Тимоха почему-то догадался, что на листке изображена еда. А под картинкой яркими синими буквами шла надпись…

“Лучшие роллы в городе! Приходите, мы здесь — улица Эпштейна, пятнадцать”.

— “Приходите, мы здесь…” — прочитал Тимоха, — что…

— Это передавали по радио, — Саша сидел на полу и глядел на Тиму снизу вверх. Его глаза были абсолютно безумными. — Эти чертовы сушисты заказали себе рекламу на радио! В последние дни ее крутили… постоянно, — он втянул воздух и заговорил чуть спокойнее, — жутко бесило. Господи. Твой дед… Он все неправильно услышал. Старый дурак…

— Я нихрена не понимаю!

— А я понимаю, — вдруг заорал Саша, — что эта сраная улица находится в самом Красноярске! А не в Роднике! Это улица, где было открыто то гребаное кафе! Это реклама! Они запустили кусок рекламы по радио!

Он вдруг вскочил и схватил Тимоху за руку.

— Быстро, наверх! Идем на крышу.

— Что? Стой, объясни…

— Быстро! Оттуда видно центр города! Идем!

Они побежали по лестнице. Тимоха быстро начал задыхаться, но Саша несся вверх, не останавливаясь. На последнем этаже он заметался по лестничной площадке, заглядывая во все двери, и, наконец, нашел нужную. За ней была еще одна лесенка, гораздо Уже и круче, чем предыдущие. Он поднялся на пару ступеней, замахнулся и ударил прикладом винтовки по навесному замку. Раз, другой, третий… Комнатку наполнил ужасный грохот. Наконец, замок со звоном вылетел из ржавых проушин, и Саша вновь ударил прикладом по крышке люка, поднимая его…

Тимоха вылез на крышу за ним.

Саша стоял у самого края, глядя вперед.

— Зачем ты меня сюда привел? — тихо спросил Тима.

Мужчина вместо ответа поднял руку. Он указывал куда-то вдаль, туда, где крыши домов расступались. На пути Тимохиного взгляда была высокая радиовышка, но он даже не посмотрел на нее.

Потому что он увидел площадь.

Недалеко, километрах в пяти от них, город кишел движением. Казалось, что все улицы заполнены людьми, словно в праздничный день.

Только это были не люди.

Зараженные двигались по площади, бродили по улицам, иногда останавливаясь и вскидывая голову вверх, словно слушая сам воздух. Дождь полил сильнее, но никто не пошел прятаться под крышу. Тимоха стоял на краю и, как зачарованный, глядел вперед.

Там, за площадью, переполненной зараженными, высилась стена. Одного ее куска уже не было. Около стены возились десятки фигур, продолжая свой упорный труд. Они разбирали стену.

— Не ждали, что мы придем с Родника, — сказал Саша сорванным голосом. — Звали с Красноярска… Почистили, сука, улицы. Чтоб хорошо смотрелись…

— Они смогли починить станцию, — отозвался Тимоха. Почему-то ему захотелось смеяться, но он себе этого не позволил. — Зараженные починили солнечные батареи, и… Как ты думаешь, это было случайное послание?

Саша покачал головой.

—Пойдем, Тима. Если не будем шуметь, они нас не найдут.

— Что будем делать дальше? Искать бумаги? Что?

— Да какие там бумаги… — Саша махнул рукой. — Я сюда не за этим. Я думал, что тут есть люди. Что Пашка… — он, не договорив, отвернулся, но Тимоха понял его без слов.

***

Когда он, усталый и измученный, возвращался домой, солнце уже садилось. Разлапистые ели порыжели в закатных лучах. Было холодно, так холодно, что он не чувствовал пальцев на ногах.

Тимоха шел тихо, скорее по привычке — здесь ему было нечего бояться, по крайней мере, пока. Вот показался большой огород с пугалом, за ним — изба. Дед сидел на крылечке и курил самосад.

— Тимофей! — увидев внука, Лука вскочил ему навстречу. — Я… Тима! Я уж не думал, что ты вернешься! Господи…

Тимоха снял ружье с плеча и, глядя старику в глаза, бросил оружие на землю. Сбросил рюкзак.

Дед подошел к нему и крепко обнял.

— Тима, — от старика пахло перегаром и табаком. — Тимочка… Что ты видел? Расскажи мне.

Тимоха отстранился и заглянул Луке в глаза.

— Эпштейна, пятнадцать.

— Что?..

— Вышла ошибка. Глупо так вышло… Дед, — Тимоха на секунду замолк, пытаясь найти слова. — Ты не виноват. Ты ж не хотел…

Лицо Луки вытянулось, как будто стало старше.

Он все понял.

— Тимоха…

— Ты все правильно сказал тогда, дед, — Тима смотрел на него абсолютно сухими, спокойными глазами. — Не надо было ходить. Чтоб потом не пришлось плакать. Пойдем лучше домой. Я хочу есть… я очень устал.

Они зашли внутрь, и Лука закрыл за ними дверь.

Звон стекла вдруг изменился, стал высоким и мелодичным — так звучат коровьи колокольчики, когда сидишь высоко на холме. В какое-то безумное мгновение Тимоха подумал, что на воздухе можно лежать, но потом его тело рванулось вниз, и он упал на груду кирпичей.

***

— Дышит, смотри, — говорил кто-то густым низким голосом. Тимоха сморщился и брыкнул ногой.

— А ну не дергайся, — в голосе не было угрозы, только раздражение и усталость. — Смотри, Саш, глаза целые. Открывай глазки. Давай. Посмотри на меня.

Тимоха послушно открыл глаза.

Над ним склонилось лицо в какой-то чуднОй маске, немного похожей на противогаз. Такой Тима еще никогда не видел.

— Где болит? — спросила маска. — А?

— Где… — начал Тимоха и тут же замолк.

Он лежал на земле недалеко от разрушенной стены. Над стеной светило солнце, и Тимоха чуть отодвинул голову, чтобы лучи не били по глазам. Тело тут же отозвалось болью, и он застонал.

— Осторожно начинай шевелить руками, — мягко приказал человек в маске, — давай. Так. Теперь ноги. Спина сильно болит? Спину чувствуешь?

— Нет. Чувствую.

— Попробуй встать.

— Больно…

— Давай, я не буду тебя поднимать. Давай сам.

Стиснув зубы от боли, Тимоха сел. Земля под ним была сырая и размякшая, как каша. Он огляделся по сторонам, безучастно отметив, что вокруг собралось по меньшей мере пять человек с оружием — все мужчины, все одеты в темно-зеленую одежду. Он задрал голову и посмотрел на выкорчеванные окна верхнего этажа.

— Оттуда упал, малой, — человек в маске поднялся с корточек и с кряхтением выпрямился. Он был толстым, но крепким, и чем-то напоминал медведя. — Зараженных мы ликвидировали, не бойся.

— Где Мышка? — прохрипел Тимоха. Время растягивалось, как гармошка, и ему показалось, что он задает этот вопрос очень долго… так долго, что к концу предложения уже вспомнил ответ.

Его затрясло от ужаса.

— Чего? — нахмурился человек в маске. Через несколько секунд его лицо вытянулось. — А… ты ж не один был.

Тимоха закрыл лицо руками и протяжно застонал.

— Ну все, все… парень, не реви. Вставай, пойдем. Пора. Да что ж это… Миха, помоги! — толстый человек отвернулся от Тимы и помахал рукой одному из мужчин. — Хватай его и погнали! Тут другие могут быть, а мне патронов жалко…

От компании людей с оружием отделился высокий бритоголовый мужчина. Он выглядел до крайности раздраженным.

— Может, ну его? — голос бритоголового был шершавым и жестким, словно его, этот голос, долго терли наждачкой. — Че с ним возиться, положи тут и поехали.

— Я те щас положу, — вдруг разозлился толстяк, — я те щас так положу. Рабочие руки разбазаривать не дам! Ты, — он отрывисто кивнул Тимохе, — не бойся. Щас в город поедем. Все хорошо будет, малой. Курить хочешь? Ну, как хочешь. Потом вместе покурим.

Тимоху посадили в телегу, которая была запряжена тройкой лохматых, тощих лошадей. Он сел между двух мужчин, которые тоже нацепили невесть откуда взявшиеся маски. Бритоголовый запрыгнул следом и хлопнул одну из лошадей по крупу. Телега со скрипом тронулась с места.

Тимоха безучастно провожал глазами здание завода. Вон дверь, в которую они с Мышкой забежали ночью… У двери лежало тонкое деревце, сломанное пополам. Интересно, как это получилось…

Лошади вышли на утоптанную дорогу и побежали бодрее. Мужчина справа протяжно зевнул и пихнул Тимоху плечом.

— Ну, давай, говори пока. Что за труп наверху. Откуда пришел. Что тут делал.

Тимоха молчал.

— Мужик, — скамья справа скрипнула, и перед Тимохиным лицом возникла резиновая маска, — ты давай, отвечай. А то я могу не то подумать…

— Оставь его пока, Саш, — попросил толстяк. — Видишь, парень друга потерял. Ему плохо, вишь? Он расшибся…

— Меня зовут Тима, — быстро сказал Тимоха. Слова полились из него прежде, чем он успел подумать. — Я пришел из леса. Мы там живем вдвоем с дедом. Я встретил М… встретил друга в дороге. Мы укрылись от дождя на заводе. Нас нашел… зараженный.

— Куда ж ты пошел, Тима? — сочувственно спросил толстяк. — Чего тебе в твоем лесу не сиделось?

Мужчина глядел на него участливо, почти по-отечески. Тима перевел взгляд на человека, который сидел справа. Затем посмотрел на затылок бритоголового. Нет уж…

— Дедушка заболел, — наконец, тихо сказал он. — У него… он ногу распорол, когда дрова рубил. И гной пошел. Он сказал, надо эти… антибиотики. И я пошел искать.

— Ну, этого ты днем с огнем не найдешь, Тима, — грустно сказал толстяк. — Но мы, конечно, поищем… Ты на нас поработай немного, и дадим, если будет что. Все будет честно. Меня Валерой звать. Это вот Сашка… это Миха и Дима. Вон, лошадьми Игорь правит. В город едем. Ты с нами.

— Ладно, — ровным голосом отозвался Тимоха. — В какой город-то? В Красноярск?

Мужчина, которого представили Сашкой, фыркнул.

— Ага, еще скажи, в Москву. В Солонцы двигаем, там у нас база.

— А вы кто такие?

Сашка поднял брови над маской.

— Мы? Мы — Сопротивление.

***

Всю дорогу до “базы” Тимоха молчал. Шок отступил, и теперь он судорожно соображал, что делать дальше.

Ружья и вещей у него не осталось — по крайней мере, в телеге он их не увидел. Одежда и берцы промокли насквозь. Каким-то чудом он ничего себе не сломал, падая с крыши, но все тело болело, а голова казалась чугунной. Ситуация выглядела почти безвыходной. Ему пришлось приложить невероятные усилия, чтобы не вскрикнуть, услышав о Сопротивлении. Такое совпадение казалось невозможным, почти издевательским… Он не понимал, что будет дальше, но одно знал точно — о цели своего путешествия он теперь не расскажет никому.

Солонцы оказались большим поселением, окруженным по периметру высокой стеной из бревен. За воротами, которые открыли им двое часовых, лежала расквашенная дождем дорога. До самого горизонта тянулись ровные грядки с какой-то ботвой. Вскоре вокруг начали появляться люди, показались первые дома. Дорогу заполонили женщины с ведрами и коромыслами, какие-то мужчины, тоже при оружии, подростки и даже дети. Все казались занятыми своим делом, и лишь мельком глядели на запряженную тройкой телегу.

Проехав еще немного, телега остановилась. Толстый Валера с необычайной ловкостью спрыгнул на землю и махнул Тимохе рукой — иди, мол, за мной. Тимоха безучастно повиновался.

Они прошли мимо жилых строений, окруженных небольшими огородами. Из печных труб курился сизый дымок. В конце улицы раздавались детские крики — Тимоха поглядел туда и увидел стайку ребятишек, которые играли заплатанным мячом в вышибалы.

Валера завел его внутрь какого-то дома, выкрашенного желтой краской, и приказал сесть на скамейку.

— Жди, — с легкой одышкой сказал он, — сейчас говорить будешь. Сейчас…

Тяжело вздохнув, он постучался в притолоку двери, обитой филенкой, и тут же, не дожидаясь ответа, вошел. Тимоха остался сидеть.

Помещение, в которое его привел толстяк, больше всего напоминало штаб. Повсюду висели карты местности с воткнутыми в них кнопками и булавками. У дальней стены, напротив немытого окошка, стоял картотечный шкаф с книгами. Около окна висело засиженное мухами зеркало. Тимоха тихо встал со скамьи и подошел к нему.

Из отражения на него глянул молодой человек с бритой головой и широко раскрытыми голубыми глазами. Этот человек в зеркале выглядел не лучшим образом. На виске темнел синяк, бровь пересекала широкая ссадина. Покрытый бледными веснушками нос кровоточил, и Тиме стало понятно, почему он все время чувствует во рту этот железный привкус. Он медленно поднял руку и дотронулся до разбитой губы. До этого момента он даже не чувствовал, что ему больно.

Обитая филенкой дверь распахнулась. На пороге стоял Валера — мрачный, как туча.

— Заходи. Хотя нет, погодь… Щас, Вано, щас, — крикнул он в дверь, а затем быстро прикрыл ее и с удивительной прытью подлетел к Тимохе.

— Ты мне скажи, — зашептал он, — это кто там с тобой был? Друг твой?

— В этом я как-то не уверен…

— А ты лучше будь уверен, что не друг, понял?

— Почему?

— Ты его не знаешь, случайно встретил. Да?

— Ну… — Тимоха растерянно глядел на Валеру, — в общем, так и есть. А что…

— Молодчина! — и Валера, немного грубее, чем следовало, толкнул Тимоху к двери. — Давай, иди. Я тебя снаружи жду.

Не понимая до конца, что происходит, Тимоха постучался и вошел.

Напротив окна стоял кухонный стол, заваленный бумагами, и два стула. Больше в комнате ничего не было — только грязная кружевная шторка да жилистый человек, который сидел за столом. Он был одет так же, как и остальные, в зеленую брезентовую одежду.

— Садись, — сказал он. Голос у него был необычно высоким. — Тебя нашли на Знаменском, пятнадцать, пять… — он посмотрел на Тимоху. — Да садись же. Ну… говори.

— Что говорить?

— Зачем ты пришел в Сопротивление?

— Я не пришел, — хмуро ответил Тимоха, — меня ваши привезли. Сказали, буду работать.

Мужчина тоже нахмурился.

— Валера сказал, тебе антибиотики надо. Отработаешь — дадим. Нам нужны руки. Стену вчера на восточном опять завалили. А отстраивать… — он пожевал губами, глядя Тимохе в глаза. У того возникло чувство, что мужчина говорит, почти не думая. Разговор был предлогом, чтобы рассмотреть собеседника получше. — Скажи мне, что это за мальчик с тобой был? Друг?

— Никакой он мне не друг, — медленно ответил Тима. Он старался не отводить взгляда. — Я его не знал вообще. Он за мной на Казанке увязался, жрать просил.

— Дальше.

— Я сказал, может со мной идти, но потом пусть охотиться поможет. Он сказал “да”.

— Как его звали?

Тимоха моргнул.

— Что?

— Ты глухим не притворяйся, — жестко сказал мужчина. — Как его звали?

— Мышка.

— Ах, Мышка... Он тебя трогал?

— Чего?

— Из одной посуды с ним ел?

— Какой посуды?

— Ты знаешь, кто такие верижники? — мужчина за столом сощурился. — Отвечай честно.

— Я понятия не имею.

— Ладно… — мужчина вздохнул и откинулся на стуле. Его лицо немного расслабилось. — Ты не похож на сектанта. Если б заразился, уже давно бы помер. Еще в дороге… Как звать тебя?

— Тима. Тимоха.

— Тимофей, значит. Я Иван, — он протянул Тимохе руку через стол. — Иди, Валера тебе все расскажет. Ты парень крепкий. Валера говорит, с третьего этажа упал, и хоть бы хны. Табло только… ладно. Нам такие нужны. Все, иди.

На улице, поджидая его, Валера раскуривал трубку. Увидев Тимоху, он устало ему улыбнулся. Маску он уже снял. Под ней оказалось доброе небритое лицо с носом-картошкой.

— Ну, что сказал? — спросил он. Тимоха пожал плечами, вздрогнув от боли.

— Сказал, иди, жить будешь.

Валера усмехнулся.

— Пойдем, пообедаем сейчас. Потом прилечь сможешь. Как спина?

— Нормально. Валер, что это за место?

— Пойдем сначала, сядем… Не надо на улице болтать, пока все работают.

Они прошли до конца улицы, где стоял дом с большой крытой террасой, заставленной разномастными столами. За дальним из них сидели две женщины в косынках и хлебали что-то из помятых железных тарелок. Увидев Валеру, одна из них встала и замахала рукой, но потом заметила Тимоху, сделала круглые глаза и опустилась на место.

— Не бойся, садись, — сказал Валера, увидев, что Тимоха смутился. — Я сейчас принесу поесть. Хочешь самокрутку? Нет? Ну, тогда сиди. Не бойся, — повторил он, — к тебе приставать не будут, видели, что ты со мной.

Вскоре он вернулся с двумя тарелками, такими же, как у женщин, и поставил одну из них перед Тимохой. Тот заглянул внутрь. Валера принес картошку с тушеным мясом. Не веря своим глазам, Тима схватил ложку и накинулся на еду.

Валера медленно ел, сидя напротив него. Тимоха старался смотреть только в тарелку — он чувствовал, что мужчина внимательно его рассматривает.

— Ты давно в дороге, Тима? — спросил он. — Не бойся меня, хорошо? Можешь смело говорить правду.

Тимоха отложил ложку.

— Не знаю, — честно сказал он. — Мне кажется, что меньше недели. А может, и больше.

Он и правда не знал точно, но осторожность все равно не помешала бы — не хотелось, чтобы как-нибудь узнали, где живет дед. Люди, которых он успел здесь увидеть, вообще-то не выглядели опасными — они были усталыми, раздраженными, но внешне вполне нормальными.

— Ты, я так понял, раньше никогда один не ходил. Если бы знал, что вокруг творится, мальчику этому сразу бы шею свернул.

Тимоха выпучил на него глаза.

— Ты что такое говоришь?

Валера грустно усмехнулся.

— Этот мальчик, которому ты помогал — верижник. Их сразу можно отличить. Мужчины стригутся раз в сто лет, ходят босые, носят платья из конопли. Плоть усмиряют, чтоб его... Эта секта заняла четыре села к западу отсюда. Я верю тебе, но не понимаю, почему он был один, и почему не попытался тебя убить… Погоди-ка. Он попытался, — вдруг понял Валера, взглянув Тимохе в глаза, — а ты его не обезвредил. Но почему?

— Он… — начал Тимоха и замолчал. Он не понимал, как объяснить этому уставшему человеку, что произошло. — Он был один, голодный и испуганный. Жуткий врун. И он спас меня от зараженного. Он был хорошим… — Тима вновь запнулся. К горлу подкатил ком.

— Что делают верижники? — быстро спросил он и отвернулся, сделав вид, что хочет посмотреть на дорогу.

— Они устраивают налеты на другие поселения, — ответил Валера. — А еще они сумасшедшие сектанты, которые пытают своих противников и живут по каким-то изуверским законам. Я понимаю, время военное… но это ж даже не война. Они кровожадные нелюди, почище зараженных. И я даже не знаю иногда, кто страшнее.

— Этот сбежал от своих, потому что его пытались зарезать. И я думаю, что он готов был стать нормальным человеком, если бы у него был шанс.

— “Нормального человека” мои парни нашли с ружьем в руках, — жестко сказал Валера. — Забавно получается, Тима. Тебя спас от смерти зараженный, — он поискал глаза Тимохи взглядом. — Сектант не может быть нормальным. Слышишь? Рано или поздно он бы тебя убил. Не из ружья, так голыми руками бы задушил. Они нелюди. Ты не представляешь, как тебе повезло, что зараженный убил его. А уж то, что мы проезжали рядом в этот момент, что заметили тебя на земле, успели снять эту тварь… — он покачал головой, — это настолько невероятное везение, что ты можешь праздновать день рождения прямо сегодня. Шансы выжить у тебя были минимальные.

— Да уж… Спасибо, что вытащили меня. Слушай… а что такое Сопротивление? Я правда никогда не слышал.

— У нас тут свой город, — Валера махнул рукой куда-то в сторону и хмыкнул. — Ну, как город… поселение. Это раньше город был, а сейчас вот так. Мы охраняем все, что по эту сторону Енисея, от Минино до Серебряково, и до самой границы.

— Границы?

— Красноярска. А Сопротивление — потому что болезни, вроде как, сопротивляемся. Зараженным этим. Солонцы, Тима, историческое место. Тут вовремя все закрыли и форт поставили, чтобы болезнь сюда не пускать. Так и выжили. Я сам с Солонцов, — гордо сказал он, — но тут есть и из других мест люди. Все, кто смог дойти и не заразиться. Новых давно уже не было, конечно, откуда им тут взяться… Но иногда вот приходят, как ты сейчас. И это хорошо. У нас тут спокойно. Иногда, конечно, набегают… то зараженные со стороны Кемчуга, то сектанты эти. Поэтому у нас всегда работа есть. Ловушки ставим, форт укрепляем… Местность патрулируем. Охотимся помаленьку, и хозяйство у нас есть. Одних коров пятьдесят штук! Оксана и Влад вон детишек учат, у нас и школа имеется. Что еще нужно! Вот что… — вдруг сказал Валера. — Никому про эту свою историю не рассказывай. Про верижника, я имею в виду. Понял? Так лучше будет.

Тимоха кивнул.

— Вот и молодец, — Валера отложил ложку и поднялся. — Ладно. Сейчас отведу тебя в казарму, сможешь лицо помыть, поспать. Врач тебе вроде не нужен…

***

В казарме Тимоха стащил с себя мокрую одежду, упал на жесткую койку и тут же провалился в глубокий сон без сновидений.

Когда он проснулся, комната была абсолютно пуста. Похоже, он проспал по меньшей мере сутки.

Тело болело еще больше, чем накануне. Тимоха вылез из-под одеяла, которое кто-то на него набросил, и сел. У изголовья стоял табурет, на котором лежала одежда. Кто-то принес ему залатанные, но чистые штаны из плотной зеленой ткани, зеленую же футболку с заплаткой на плече и брезентовку. На полу стояли армейские берцы, чуть похуже и поистрепаннее, чем его собственные. Тима медленно оделся, стараясь не смотреть на синяки, покрывавшие тело.

На улице он без труда нашел Валеру — тот сидел в на веранде, где они вчера обедали, и курил трубку. Валера, быстро справившись о самочувствии подопечного, повел его на другой конец поселения, откуда раздавался стук топора.

— Вот, привел вам, — обратился он к группе мужчин, которые обтесывали толстые бревна на манер кольев. — Это Тимофей. Тима, Сашку ты знаешь, это Федор… в общем, давайте, ребята. А я в контору.

Работали несколько часов с перекурами: обтачивали бревна, копали ямы, устанавливали забор. Тимохе объяснили, что эта стена — самая ближняя к границе жилья, но дальше есть еще две, далеко, за полем и огородами. Работа была тяжелая, так что разговора особо не получалось, чему Тимоха был только рад.

Обедать пошли всей артелью. Большая часть столиков на веранде была уже занята. Женщины в застиранных, но чистых халатах приносили рабочим еду — суп с какой-то крупой и темный хлеб.

Тимоха взял ложку и огляделся. Вокруг сидели мужчины и женщины, человек пятьдесят, не меньше — все грязные, уставшие, пахнущие потом и хлевом. Он подумал, что это должно бы его удивить. За шестнадцать лет он видел только двоих человек.

Однако он совершенно ничего не ощущал. В голове поселилась неприятная пустота. Она не мешала чинить заборы, держать ложку и хлебать водянистый суп, но при этом будто начисто лишила его всех чувств. Он отстраненно думал про деда, про папу, которого теперь хорошо помнил — будто какая-то преграда сломалась в его памяти.

Мелькнула мысль о Мышке. В ту же секунду живот свело судорогой.

Тимоха бросил ложку, вскочил с табурета и бросился на выход. Пара человек бросили ему вслед безразличные взгляды.

Он остановился на утоптанном пятачке у веранды и запрокинул голову к небу. По закрытым векам мазнуло солнце. То, что было ошибочно принято им за позыв к рвоте, жестокой рукой сдавило горло. Он медленно втянул в себя воздух, стараясь успокоиться…

— Эй, парень, — позвали его сзади, — потерялся?

Тимоха быстро обернулся, уже готовый ответить что-нибудь едкое.

Чуть в стороне от дороги стоял молодой мужчина и пристально на него смотрел. Увидев, что Тимоха смотрит в ответ, он осторожно улыбнулся.

— Иди сюда, — позвал он.

Тимоха нехотя подошел.

В этом человеке было что-то необычное. Тима попытался понять, что. Одет он был так же, как остальные, но его костюм выглядел гораздо опрятнее — он-то явно не занимался установкой заборов. Черные волосы с легкой проседью были отпущены чуть длиннее, чем у других мужчин. Узкие темные глаза смотрели уверенно и спокойно.

— Тебя зовут Тимофей, — сказал мужчина, — Валера мне уже рассказал.

— Тима, — поправил Тимоха. — А ты кто такой?

— Я Саша. Если ты уже пообедал, предлагаю пройтись и поговорить.

Тимоха пожал плечами. Возвращаться в столовку ему сейчас не хотелось.

Они прошли вдоль улицы и свернули за угол. Там в два ряда стояли небрежно сколоченные беседки без стен — одна крыша да балки. Столов внутри не обнаружилось. Вместо них в центре каждой беседки было по костровищу, окруженному простыми скамьями. В этом уголке “города” Тимоха еще не бывал.

Новый знакомый повел его в дальний конец аллеи, к беседке, окруженной каким-то густым кустарником. Внутри царила прохлада. Кусты защищали беседку от солнца и даже от звуков — когда Тимоха вошел, тихий, но постоянный гул поселения стих.

Саша жестом предложил ему занять скамью, а сам сел напротив. Какое-то время они сидели молча. Тимоха смутился — мужчина пристально, гораздо пристальнее, чем прежние знакомцы, разглядывал его лицо.

— Вано сказал мне, что ты столкнулся с зараженным, когда прятался от грозы на Знаменском, — наконец, сказал Саша. — Расскажи про это. Что там было?

— А тебе не рассказали?

— Я бы хотел услышать все еще раз от тебя. Ты пытался спасти сектанта, — Саша не спрашивал, а говорил утвердительно. — Валера говорил, что ты мог убежать от зараженного дальше по этажу, где было окно без рамы. Там можно было прыгнуть на крышу тамбура и слезть на землю.

— Я об этом как-то не подумал.

— Судя по тому, как ты упал, ты побежал не от зараженного, а к нему. Что ты хотел сделать?

Тимоха опустил голову, ощущая, что заливается краской. Он не знал, что ответить.

— Не успел подумать, — тихо сказал мужчина, — и сделал первое, что пришло в голову. Попытался спасти пацана, хотя он хотел тебя убить. Глупо, но благородно.

— “Благородно”? — вскинулся Тимоха. — Ваш Валера сказал, что я должен был свернуть мальцу шею, как только увидел! Может, в конце он оказался прав… но он… он…

— Тима.

— Ты бы смог убить ребенка? — воскликнул Тимоха. — Он же просто ребенок! Просто ребенок с засранной к черту башкой! Он же не виноват!

— Давненько не слыхал подобного от других, — мужчина потер подбородок. — Поэтому, Тима, я и хотел с тобой поговорить… Потому что ты оттуда, — пояснил он, — Из внешнего мира. Мы живем здесь уже шестнадцать лет. Тут сложились свои правила, порядки. Свой взгляд на вещи… Я позвал тебя, чтобы ты рассказал мне. Что ты почувствовал, когда зараженный нашел тебя?

Тимоха поднял брови.

— Известно, что. Чуть не умер от страха.

— Ты не заметил ничего необычного?

— Ну… Когда мы зашли на завод, я проверил все помещения и закрыл дверь. А потом мы поднялись как можно выше, чтобы зараженный нас не нашел. Но он смог каким-то образом забраться на крышу. Когда люди забрали меня, я посмотрел на завод. Там было никак не подняться.

Саша кивнул.

— Одному — никак. Но он был не один.

— Что?!

— Их было двое. Они пришли за вами, скорее всего, из поселка. В итоге один пробрался наверх, а второй остался ждать внизу.

Тимоха почувствовал, что его тошнит.

— Так получается, я все равно не смог бы убежать…

— Почему, смог бы. Мои парни проехали мимо почти сразу. Невероятно повезло. Но я не об этом. Как зараженный проник наверх, и почему второй остался внизу? Разве ему не хотелось есть?

— Он… один зараженный подсадил другого, — медленно сказал Тима, — помог ему забраться. И ждал внизу, потому что не смог влезть один.

— Соображаешь! Слушай, Тима, — Саша наклонился к нему, чтобы можно было говорить еще тише. — Мои люди здесь уже с башкой не дружат. Я не знаю, почему, но они как будто… отказываются верить фактам. Понимаешь?

— Нет, — честно признался Тимоха.

— Зараженные могут кооперироваться и нападать сообща.

— Ну… да, это очевидно.

Саша ухмыльнулся.

— Ах, тебе очевидно!

— Они ломают ваши стены! Конечно, они могут кооперироваться!

— Вот! Ты понимаешь, что это значит? — и он, не дав Тимохе ответить, тут же сказал сам: — Они эволюционируют.

Повисло молчание, в ходе которого уже Тимоха внимательно разглядывал собеседника. Тот вдруг подмигнул ему.

— Дед говорил, что все умерли. Он знал только то, что происходило в первые дни, — произнес рот Тимохи будто сам по себе. — Все зараженные заболевают через полчаса и умирают в течение часа-двух. Эта болезнь выкосила всех, кто не успел забаррикадироваться. Уйти от толпы. Но… если сейчас зараженные ходят и убивают людей, значит… болезнь УЖЕ развилась…

— И ей ничто не мешает развиваться дальше, — закончил за него Саша. — А теперь мы видим, что они могут находиться вместе. В первое время они впадали в ярость, когда видели ЛЮБОЕ существо, и стремились его убить. Тима, это все очень, очень плохо.

— И что делать? — тихо спросил Тимоха.

— Уничтожать их одного за другим. Этим мы и занимаемся. Но нам нужно откорректировать методы. Некоторые особи обходят ловушки на зверя. А патроны у нас не бесконечные. Нужно оружие получше, но где его взять… Мои люди меня не слушают, — он невесело усмехнулся. — Зараженные кооперируются лучше, чем народ!

— “Твои люди”?

— Ну, — Саша немного смутился, — наша армия. Я собрал их здесь и по первости отвечал за защиту периметра. Теперь этим Ванька занимается, а я так… то здесь, то тут, по мелочи.

— Так это ты основал Сопротивление! — воскликнул Тимоха. — Обалдеть!

Саша скромно улыбнулся.

— Просто я первым успел. Я узнал о том, что всем хана, раньше других, вот и…

Тимоха выпрямился на скамейке и еще раз окинул Сашу внимательным взглядом. Да, он отличался от остальных, но не чистой одеждой, как показалось вначале. В его глазах светился настоящий ум. Глаза остальных людей были погасшими. По сравнению с Сашиными, пожалуй, даже пустыми. И тогда Тимоха решился.

— Я соврал насчет лекарств для деда. Я иду в наукоград, который находится перед Красноярском. Родник-2, — прошептал он, наклонившись к Саше. — Получил весточку по радио. Там есть люди, которые посылают сигналы о помощи.

Сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Саша, широко раскрыв глаза, откинулся на скамейке.

— Ты… что сделал? По радио? — он, казалось, потерял дар речи. — Но ведь радио замолчало…

— Пятнадцать лет назад, да, — перебил его Тима. — Значит, кто-то все починил. Мой дед поймал частоту, на которой уже две недели передавали одно и то же сообщение: “Приходите, мы здесь, на улице Альтштейна”.

— Как-как? — Саша вскочил и подался к Тимохе. — Как ты сказал?

Тимоха повторил сообщение.

— Ты сам его слышал?

— Отрывок, да. Остальное сказал дед.

— Зачем дед слушал радио? — тут же спросил Саша.

Тима пожал плечами.

— Он мне на это ничего не ответил. Но… знаешь, мне сразу же пришло в голову, что это посылает мой папа. Он там кем-то работал, пытался все исправить... Там, на улице Альтштейна, в Роднике-2, — Саша молчал, и Тимохе показалось, что тот смотрит на него с жалостью. — Знаю, это глупо. Дед сказал то же самое. Но я просто…

— Нет, Тима. Это не глупо, — перебил Саша. Его глаза сияли. — Это шанс. Кто-то починил радиостанцию и записал сообщение, чтобы его услышали. Значит, там еще остались люди. Зараженные могут кооперироваться, да. Но починить вышку, и тем более записать голосом сообщение! — он потряс головой. — Они же не умеют говорить! Голосовые связки атрофируются в первые часы болезни! Ни один из сотен, что мы уже убили, не издавал никаких звуков! Тима, — он взял Тимоху за плечи и слегка сжал, — еще не все потеряно. Я пойду с тобой. Мы найдем тех, кто отправил послание.

Продолжение

Под вечер Тимоха, поглядев на карту, решил, что будет лучше пойти напролом через лес. Двигаться в потемках мимо деревень ему не хотелось — слишком живо было воспоминание о твари, которая напала на него в доме. Да и Мышке не составило никакого труда его найти. Было бы нехорошо встретить еще кого-нибудь.

Мышка встретил это предложение с испугом. Он боялся медведей, которые могут напасть на них в тайге. Тима сказал ему, что в это время года медведи не опасны. Это было правдой лишь отчасти, но делать было нечего — к этому моменту он окончательно смирился с тем, что не сможет бросить мальчишку на произвол судьбы. Подросток вовсе не казался тем смелым разведчиком-одиночкой, каким хотел предстать.

Парни заночевали в лесу. Тимоха отправил мальчишку спать в палатку, а сам устроился у костра.

Сидя в окружении черных деревьев, он чувствовал себя гораздо спокойнее. Легко было вообразить, что он охотится в родных лесах. В палатке спит дед, все силки уже расставлены. Можно покемарить до рассвета, а потом затушить костер, перехватить еды из ссобойки и идти проверять ловушки… Тимоха бросил взгляд на палатку. Рыжий отказался закрывать полог, несмотря на обилие голодных комаров. Кажется, он боялся закрытых пространств. Со своего места Тима видел его маленький темный силуэт. Бедняга спал под Тимохиной курткой, свернувшись в три погибели, и вздрагивал во сне — то ли от холода, то ли от страшных снов.

Тимохе хотелось думать о доме, но мысли сами возвращались в проторенное русло.

Он пытался вспомнить отца. Колючая борода, добрые глаза — синие, как полуденное небо. Его последние слова… Ждет ли он, что сын найдет его? Жив ли он вообще? Тима задрал голову и долго смотрел на черное небо в просвете деревьев. Августовские звезды были такие яркие, будто кто-то бросил в небо пригоршню снежноягодника. Словно кто-то пролил молоко.

***

Утро выдалось ясным, с крепкой прохладой, которая мгновенно прогнала сон. Собрались быстро, без лишних разговоров и возни, наскоро перекусили и выдвинулись в путь.

Мышка, кажется, начинал чувствовать себя в лесу увереннее. Тимоха поймал себя на том, что ему страшно смотреть, как тот резво прыгает босиком по бурелому. Эта мысль его немного смутила: нельзя было привязываться к мальчишке. Дойдут до окраины Красноярска — и прости-прощай. Там наверняка встретятся люди, которые смогут помочь Мышке. Может быть, он даже найдет себе новый дом, в котором не будут хвалить ревнивых богов и человеческую глупость.

Днем они вышли к Каче, которая неспешно катилась вдоль зеленых лугов. У крутого речного поворота им встретились коровы, видно, одичавшие. Животные проводили их детскими взглядами, в которых не было ни капли тревоги. Интересно, когда они в последний раз видели человека? Пройдя чуть выше по течению, ребята скинули с себя вещи и пошли мыться в реке.

Солнце пекло макушку. На небе, синем, как незабудка, не было ни единого облачка. Тимоха лег на спину и зажмурился, позволив потоку медленно тянуть его за собой. Где-то в отдалении смеялся и болтал, ни к кому конкретно не обращаясь, одуревший от радости Мышка.

Вдруг подумалось, что в другой реальности это мог бы быть хороший день. Тимоха представил, что на берегу его ждут не опостылевшие берцы и ружье, а легкая летняя одежда. Может быть, рядом сидят друзья. Или отец…

Он задержал дыхание и нырнул в холодную воду. Мир вокруг стал бутылочно-зеленым. Как ни старалась, река не смогла вымыть из головы тяжелые мысли. Подумалось, что раньше он, Тимоха, существовал в каком-то безвременьи. Что теперь делать с этим новым, щемящим чувством? Тима вынырнул, раздраженно хмурясь. Об этом, кажется, и говорил дед.

Мышка уже ждал его на берегу, мокрый и похожий на худую выдру. Его лицо лучилось неподдельной радостью.

— Я никогда раньше не плавал, — сообщил он. — Так здорово!

Тимоха от удивления чуть не выронил свою футболку.

— У нас же… то есть, у вас должна рядом быть река. Я посмотрел по карте.

— Далеко от нас река, — беспечно сказал Мышка, — я туда никогда не ходил. Я вообще особо никуда не ходил.

— Когда меня учили плавать, я так орал, что у меня носом кровь пошла. Там глубоко было, — признался Тимоха. — А ты не испугался…

Мышка заулыбался своей кривой улыбкой, радуясь похвале.

— Погоди, — Тима вдруг почувствовал, что его мысли как будто споткнулись. — “Особо никуда не ходил”? Какой ж ты тогда разведчик?

Он еще раз посмотрел на рыжего, пригляделся внимательнее. Мальчишка сидел, подтянув худые коленки к подбородку. Исцарапанные ноги, спутанные волосы, давно не видевшие ножниц. Лицо такое худое, словно он уже умер… В его глазах теперь плескалась тревога. Это окончательно его выдало.

— Ты сбежал, — тихо сказал Тимоха. — Или тебя выгнали. Ты был в Богословке один, и никто бы не пришел тебя спасать… Ты забрался в дом, чтобы найти еду или оружие, как и я. Соврал, чтобы…

Мышка к тому моменту уже успел подняться и теперь отходил от Тимохи бочком.

— Чтобы ты меня не убил, — еле слышно сказал он.

— Ты спас меня! Дурак, я б тебя не стал убивать. Это ты хотел меня убить!

— Я не хотел. Просто испугался.

— Я тоже испугался, — буркнул Тима, — ты бы себя видел.

— Это ты бы себя видел! Бритоголовый, как убийца, и с ружьем!

Они смотрели друг на друга с полминуты, щурясь от нестерпимого солнца — мокрые и удивленные. Мышка захихикал первым.

— Думал, ты меня зарежешь ночью, — признался он, опускаясь на траву. — Боялся спать.

— Это приятно слышать, — хмыкнул Тимоха. — Расскажи-ка мне, что с тобой случилось.

Рыжий тут же погрустнел.

— Меня казнить хотели. Я кое-что неправильное сделал. Не хочу говорить, что. Не спрашивай. Все равно не скажу, — отрывисто начал он. — Пришлось убегать. Ничего с собой не взял, только дротики, трубку и пистолет отцов. Он у него давно лежал… по секрету, — он сверкнул глазами. — Нам нельзя оружие. Так что я убежал, стал сам жить. Искал еду. Нашел тебя, — Мышка ухмыльнулся. — И я не знаю, что такое Сопротивление.

— Я тоже не знаю. Я все выдумал.

— Тогда откуда ж ты пришел?

— Оттуда, — Тимоха пожал плечами. — Просто… оттуда. Давай, — он поднялся и накинул рюкзак. — Нужно идти. Видишь, там что-то виднеется? У меня в карте сказано, там поселок. Пойдем прошерстим его.

Осматривать поселок вдвоем было гораздо спокойнее. Мышка, хоть и не был разведчиком, умел правильно подходить к домам, хорошо прятался и подмечал полезные мелочи. Им удалось найти запущенный фруктовый сад и набрать полные карманы яблок. Мышка с обезьяньей ловкостью забирался на деревья и скидывал добычу Тимохе, который остался внизу.

Жилищ в поселке было много, все не проверишь. Парни осмотрели несколько дач, но везде их встречало одно и то же — пустые комнаты, отсутствие каких бы то ни было вещей, пыль и грязь. Похоже, люди намеренно оставили свои дома еще много лет назад.

Меж тем день клонился к вечеру. Похолодало. Солнце скрылось за набежавшими облаками, создавая глухую, неуютную тень. На пустой поселковой улице вновь стало мрачно. Прежде солнечный свет прогонял саму мысль о страхе. Теперь, в преддверии ночи, Тимохе захотелось поскорее найти укрытие.

— Что это? — тихо спросил Мышка, когда они вышли из последнего дома на улице.

Тима сосредоточенно смотрел в карту, пытаясь решить, куда идти дальше, и не отреагировал на вопрос. Мышке пришлось похлопать его по плечу.

— Тьфу ты! — выругался Тимоха. — Чего пугаешь? Что “это”? Где?

— Да вон, — Мышка вытянул бледную руку. Он выглядел встревоженным. — Что-то большое…

Тимоха посмотрел, куда показывал его товарищ. Затем снова опустил глаза в карту.

— Знаменский стеклозавод, — ответил он. — Вот, смотри… а, ты ж не читаешь. Там стекло раньше делали. Ну, чашки разные, стаканы… Всякую ерунду, короче.

— Стекло делали? — изумился Мышка. — Надо посмотреть! Пошли!

— Сдурел? Сейчас стемнеет, нужно искать ночлег. Завтра идем дальше. Раз ты так хочешь в Красноярск, надо не задерживаться и топать быстрее. Я хочу успеть еще поохотиться, а то мы околеем с голоду. Надо не затягивать с этим, скоро совсем выйдем из лесов.

— Ты хочешь заночевать в деревне? — прищурился мальчишка. — Нехороший план, Тимоха. Тут все дома хлипкие, их насквозь видно. Ни огонь ни разжечь, ничего… Нас заметят.

— Да тут никого нет, — неуверенно сказал Тима, — иначе б они нас давно нашли.

Он невольно оглянулся на поселок. Показалось, или какая-то тень отделилась от заросшего малиной домика?

— Самоуверенность губит даже медведей.

— Достал ты со своими медведями, — буркнул Тимоха.

Но внезапно нахлынувший страх — животный, какой-то первобытный, — скрутил ему желудок. Он снова увидел слабое движение в кустах, уже за другим домом. По макушке вдруг стукнула дождевая капля.

— Значит, остаемся, — тоскливо произнес Мышка. — Выбирай дом.

Тимоха перетянул ружье вперед. Перед глазами затанцевали мошки, словно на солнцепеке. Он никак не мог решиться… Капнуло еще пару раз, а затем в небе будто что-то порвалось — на еще теплую землю хлынул ливень. Вокруг зашлепало, закапало. Липкие звуки окружили стоящих в растерянности парней непроницаемой стеной.

За этой стеной… Тимоха готов был дать на отсечение свой большой палец — там что-то было. И теперь, когда этому чему-то покровительствовал шумный дождь, оно приближалось.

— Бежим! — крикнул он, хватая Мышку за плечо. Тот будто ждал этого — развернулся и что есть мочи припустил по растресканному асфальту. Тимоха рванул за ним.

Дорога к стеклозаводу вела вдоль реки, которая еще несколько часов тому назад казалась яркой и приветливой. Теперь она, набравшись воды, шипела и пенилась. Мутные потоки бурлили у высоких берегов, словно кто-то крутился и вертелся там, пытаясь выбраться.

Берцы вымокли и потяжелели. Тимоха бежал, сжимая правой рукой ружье. Рюкзак бился о спину, тяжелый, как утопленник. Все вокруг было наполнено шумом, потоки дождя дезориентировали.

Впереди бились темно-рыжие волосы и сверкали белые ноги. Тимоха бежал за этими ногами, молясь, чтобы успеть… Ощущение погони стало настолько невыносимым, что из горящей от боли груди почти вырывался крик.

Они забежали на территорию завода, когда небо над ними прорезала белоснежная молния. Землю сотряс чудовищный грохот. Мышка закричал ему, но Тимоха не расслышал, что. Деревья гнулись с треском, хлестали ветвями по старым кирпичным стенам. Что-то мелькнуло на периферии зрения, и Тимоха, вконец обезумев от страха, вскинул ружье…

Где Мышка? Черт побери, где он? Тимоха в панике закрутился на месте. Кинулся направо, где маячил какой-то проход. Никого… Он побежал обратно. В груди кололо, словно он проглотил пригоршню гвоздей. Глаза панически бегали по глухим стенам из красного кирпича.

— Мышка! — заорал он, отбросив осторожность. — Мышка!

Когда ужас почти поглотил его, кто-то больно вцепился ему в руку.

***

— Сюда! — Мышка будто вырос из-под земли: дикие глаза заняли пол-лица, волосы облепили голову, как шерстяной шлем. — Я нашел дверь!

— Твою же мать! — заорал Тимоха, — где ты…

— Шевелись! Туда!

И он потащил Тимоху к железной двери, которая скрывалась за бешено рвущимися из земли деревьями.

Поскальзываясь на грудах разломанных кирпичей, парни ввалились внутрь. Тимоха немедленно захлопнул дверь и бросился на нее всем телом. Где-то рядом тяжело дышал Мышка.

— Так темно, — прохрипел он, — ни черта не вижу…

— Сейчас достану огонь. Держи дверь! Там кто-то есть!

В кромешной темноте он скинул рюкзак и стал панически выворачивать его содержимое прямо на пол. Где же, где… Спички, замотанные в полиэтилен, нашлись не сразу. Зажечь свечу, которая лежала тут же, в рюкзаке, тоже удалось не с первой попытки — так сильно тряслись руки. Проклиная себя за панику, Тимоха сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Если он потеряет голову, они оба умрут. Все хорошо, еще ничего не случилось.

Свеча неохотно разгорелась, рассеивая чернильную темноту, и осветила Мышку. Тот стоял у двери с белым от ужаса лицом.

— Тимоха, — прошептал он, — бежим дальше?

Тима, глядя ему прямо в глаза, медленно покачал головой. Он наклонился к вещам, взял ружье и повесил его на грудь. Затем поднял огонь повыше и стал осматривать помещение в поисках чего-нибудь, чем можно подпереть дверь.

Комната, в которой они оказались, больше всего походила на склад — по крайней мере, это было первое, что пришло Тимохе в голову. Вдоль стен тянулись длинные стеллажи. Полки уходили вверх до самого потолка. Тимоха осмотрел комнату, приметил какой-то боковой проход в дальней стене и направился туда. За спиной раздалось шипение: Мышка, привалившись спиной к двери, делал отчаянные жесты — поворачивай, мол, обратно. Тима снова покачал головой. Будет глупо запереться вместе с какой-нибудь тварью. Не обращая больше внимания на Мышку, он глубоко вздохнул и пошел к загадочной двери.

В соседнем помещении он никого не встретил. Там было пусто, если не считать вездесущего мусора — кирпичей, пыли, каких-то железок и битого стекла. Потолок тут был еще выше. Тимоха попытался разглядеть, где он кончается, но не смог. Здесь были высоченные окна с частым переплетом из мелких квадратов, такие грязные, что по началу Тима принял их за стены. Когда глаза чуть привыкли к темноте, он обнаружил, что одна из стенок, которая перегородкой стояла в центре помещения, обрушилась и превратилась в некое подобие лестницы. Если постараться, по ней можно будет залезть наверх, туда, где виднеется второй этаж. Нормальной лестницы найти не удалось. Она явно была где-то в соседнем помещении, которое не соединялось с этим.

Закончив осмотр, Тимоха поспешил обратно к Мышке. Тот стоял на прежнем месте, вжавшись в железную дверь так, словно от этого зависела его жизнь.

В углу Тима заметил какую-то железяку, похожую на гармошку. Он попробовал поднять ее, но “гармошка” оказалась слишком тяжелой. Тимоха жестом подозвал Мышку к себе. Стараясь не шуметь, вдвоем они оттащили находку к двери и расперли ее между косяков. Только тогда Мышка сполз по стене и закрыл рот рукой.

— Я его видел, — пробормотал он. — Медленный, с кривой спиной. Большой. Шел за нами. Мы хорошо побежали.

Тимоха почувствовал, как волосы у него на затылке становятся дыбом.

— Значит, не показалось. Я тоже кого-то видел. Кто это был?

Мышка затряс головой, как безумный.

— Гнилой, это был гнилой. Тимоха, гнилой, — он икнул. — Мне…

— Иди вон туда, — быстро сказал Тима, — давай, иди, полегчает.

Пока Мышку выворачивало наизнанку, он воткнул свечу в какую-то банку на одной из полок, подхватил рюкзак и пошел в дальнюю комнату. Подумав, остановился, достал еще одну свечку и зажег. Надо бы экономить спички, но… к черту. К черту все.

Воск капал на пальцы, но он не чувствовал боли — волна адреналина смыла все ощущения, оставив один голый страх. Он думал о том, что не знает, насколько гнилые сообразительны.

Хватит ли уроду мозгов, чтобы разбить стекло и проникнуть внутрь? Знает ли он вообще, куда они с Мышкой делись? Лучше пока остаться здесь, чтобы наблюдать за окнами. Тимоха бросил вещи около обрушенной стены и сел ждать Мышку.

Тот пришел через пару минут, которые показались Тиме бесконечными. Его все еще трясло. “Похоже, разглядел этого урода хорошенько”, — подумал Тимоха. — “Бедняга”.

— Пойдем, — сказал он вслух, — есть мысль. Сможешь залезть по этой стене и поглядеть, что там? Ты хорошо лазаешь, так будет проще. Я внизу подожду. С ружьем, если кто залезет…

— Смогу, — сипло сказал Мышка, — это просто. Ты поймаешь, если упаду.

Тимоха с изумлением увидел, что тот улыбается своей собственной шутке.

Рыжий взял вторую свечку в зубы, залез на стену и стал продвигаться вверх, осторожно пробуя руками кирпичи. Тимоха стоял внизу, держа высоко поднятую свечу одной рукой и сжимая ружье в другой. Конечно, если кто-то ворвется, он вряд ли успеет прицелиться и выстрелить…

А Мышка поднимался все выше и выше. Вот уже Тимоха мог видеть только его босые ноги, неудобно стоящие на одиноком кирпичике. Затем раздался тихий скрип, и Мышкины ноги исчезли за краем.

Какое-то время все было тихо. Тимоха ждал, обратившись в слух. Вскоре сверху зазвучали легкие шаги. Рыжий передвигался по второму этажу, осторожно прощупывая ногами доски. Через несколько бесконечно долгих минут сверху свесилась копна волос.

— Полезай, — позвал Мышка, — тут никого.

— Сначала забери пушку. Черт, высоко…

Тимоха поставил ружье на предохранитель и передал его Мышке. Затем надел рюкзак, с сожалением потушил свечу и сунул ее в карман куртки. Он ненавидел высоту. Однако делать было нечего — на втором этаже они оба будут в большей безопасности.

Он полез, стараясь не опускать глаза и глядеть прямо перед собой. Наверху маячил Мышка. Со свечкой, в своей мокрой рубахе и со спутанными волосами он был похож на безумную ведьму из книги сказок, которую Тимоха читал в детстве.

— Дать руку? — вежливо спросил он, когда Тимоха почти вылез. Тот мотнул головой, решив не раскрывать рта — дрогнувший голос мог выдать, что он трусит.

Тимоха подтянулся на руках и тяжело перевалился на пол. Тут же вернулись все ощущения — заломило мышцы, начали ныть натертые мокрой обувью ноги. Он перевернулся на спину и лег прямо поверх рюкзака, тяжело дыша. Голова кружилась. Он зажмурился, надеясь, что его не стошнит прямо здесь.

— Тут красиво, — восторженно произнес Мышка где-то у него над головой.

Тимоха разлепил глаза.

Они оказались на невысоком и длинном ярусе с двускатным потолком. Одна стена состояла сплошь из переплетенных стекол, вместо другой угрожающе маячил провал, из которого они с Мышкой поднялись. По грязным окнам стекали потоки дождя. Иногда комната освещалась кипенно-белой вспышкой молнии, и в эти мгновения все вокруг будто теряло свою тень. Тимоха с трудом встал и медленно пошел осматривать этаж.

Он обнаружил, что может беспрепятственно пройти из одного конца ангара в другой, цепляясь за железные лаги, которые служили опорами для крыши. Сама крыша не протекала, но некоторые окна были разбиты — в них ветер закидывал обжигающе холодные брызги дождя.

Вернувшись к месту, где он оставил Мышку, Тимоха с тревогой понял, что того нигде нет.

— Мышь! — громко позвал он. — Ты свалился, что ли?

— Иди сюда. Смотри, тут можно сидеть.

Мышка выбрался на крышу. Тимоха уже приготовился разразиться ругательствами, но решил для начала выглянуть — и не пожалел.

Прямо за окном начиналась пологая площадка, выложенная ржавыми листами. Мышка сидел у самой стены, так, что верхняя кровля защищала его от дождя. Цепляясь за стену, Тимоха выбрался и сел рядом.

— Отличный наблюдательный пост, — похвалил он. — Только из-за дождя мы ни черта не увидим. Будь погода получше, могли бы отстреливаться.

— Я пойду на край, проверю, что там, — предложил Мышка, вскакивая. Весь испуг у него прошел, как не бывало.

Тимоха схватил его за рукав рубахи.

— Даже не вздумай! Смотри, — он ткнул пальцем туда, куда Мышка собирался идти. — Видишь, крыша здесь ровная, а там идет на скат. Кажется, там еще и кровля провалилась. Захотел шею сломать?

— Надо проверить, — упрямо повторил Мышка, стряхивая Тимохину руку, — что, если полезут?

— Свалишься нафиг, — как можно спокойнее отрезал Тима. Он понимал, что Мышка абсолютно прав. Крыша терялась за стеной дождя, и от этого ему было так неуютно, что хотелось выть. Усилием воли он заставил себя отвернуться и посмотреть на товарища. — Я не буду тебя доставать. И лечить переломы я не умею. Сиди тут, понял? И вообще, пойдем внутрь. Холодно.

Ребята собрали кирпичей, которые нашлись тут же, на ярусе, сделали небольшой очаг и разожгли костер — удалось сломать на растопку несколько полок из нижней комнаты. Тимоха устроил у окна лежанку, чтобы Мышка мог немного поспать. Сам он решил не ложиться и занял позицию около окон, так, чтобы видеть зловещий скат. Но дневная усталость и пережитый страх дали о себе знать. Вскоре он провалился в сон.

Его разбудил Мышка.

— Не спится? — пробормотал Тимоха, потирая глаза.

— Не спится, — эхом повторил Мышка. — Я хочу домой.

Тимоха удивленно поднял брови.

— Чего? Тебя ж там грохнуть хотели.

— Там семья, — Мышка отвернулся и принялся ковырять пальцами прожженную дырку в подоле. — Сестры, братья. Как бы им за меня не попало…

— Что ж ты такого сделал-то, а? Не похож ты на преступника.

— Я очень хотел есть, — тихо сказал Мышка. — Очень-очень.

— И что?

— И я вышел за околицу. Ну… — он болезненно сморщился, — убил птицу. Большую, с красными бровями. Черную… Меня нашли. Били очень сильно, потом заперли. Как Волка тогда. И Речка пришла, сказала… казнят, Мышка, вот. И я опять убежал.

— Все правильно сделал! Я б тоже убежал.

— Не понимаешь, — голос Мышки дрогнул, — я на старшого напал, он же следил, чтоб я не ушел. Я его камнем…

Он замолчал и отодвинулся от Тимохи. Тот неловко поежился.

— Ты ж не виноват… — начал он, но тут же смолк.

Мышка резко повернулся к нему. Большие глаза горели каким-то непонятным чувством, губы дрожали.

— Ну-ну, — зло сказал он, — виноват. Не говори. Хотел бы исправиться, Тимоха. Ну а ты? Что ты сделал?

— Ничего я не сделал, — от неожиданности Тима даже отпрянул. — С чего ты взял?

— Ничего не делавшие так не ходят! — в минуту волнения к Мышке возвращалось косноязычие. — У тебя ж тоже семья. Вижу! Почему ушел, тоже кого убил? Правду скажи.

— Правду скажу, — передразнил его Тимоха, — почему не сказать. Меня позвали, вот я и пошел.

— Кто позвал, Сопротивление?

— Да нет никакого Сопротивления, — раздраженно ответил Тима. — Меня позвали из Красноярска, и я пошел посмотреть, кто зовет.

Наступила тишина, нарушаемая лишь шумом ливня.

— Позвали?..

— Из Каменного леса, как ты говоришь, — уже спокойнее сказал Тимоха. — Я услышал, как кто-то говорит по радио: “мы здесь”, а еще назвали улицу, на которой они, значит… “здесь”. В том месте жил мой отец. Я его уже давно не видел. Я решил, что он может быть там. Ну, что он может меня звать.

— Не понимаю…

Тимоха вздохнул. Как бы объяснить этому Маугли, что такое радио?

— Смотри. Есть такие штуки, вышки, которые раскидывают сигнал… а сигнал — это, значит, сообщение. Ну, слова. Их записали, и они потом… нет, не могу объяснить. Я и сам не понимаю до конца. В общем, кто-то отправил послание со своим голосом в небо. А оно оттуда, с неба, попало обратно на землю. И его поймало наше радио — такая коробочка, которая…

— ТЫ ПОЙМАЛ ГОЛОС С НЕБА? — завизжал Мышка. Тимоха аж подскочил.

— Ты чего орешь?!

— НЕТ! Нет, нет, нет, нет, нет!

Парень вцепился в волосы, как безумный.

— Нет, нет! Нет! Не надо!

— Мышка, ты чего? — Тимоха не на шутку перепугался. — Завязывай, не шуми!

— ГОЛОС С НЕБА! — лицо рыжего исказилось, и Тимоха в ужасе отпрянул. Подросток выглядел, как зверь, готовый броситься.

Еще секунда — и он кинулся в сторону. Тимоха попытался поймать его, чтобы он не упал с яруса, но рука схватила лишь пустоту. Рыжий буквально растаял в воздухе — вот он стоял тут, а вот его уже нет.

— МЫШКА! — заорал Тимоха. — Стой, ты что! Ты где?

— Стой, — повторил Мышка откуда-то из-за спины. Его голос, хриплый и какой-то чужой, звучал надтреснуто. — Повернулся.

— Что ты…

Мышка стоял перед окном, выпрямившись в полный рост.

У Тимохи упало сердце. “Нет, этого не может быть…” — пронеслась в голове глупая мысль. Это было. Почему-то это все-таки происходило.

Мышка направлял Тимохе в живот его же собственное ружье. Он снял предохранитель. Тонкий палец лежал на курке. Это выглядело так неправильно, так… не по-настоящему.

— “А на седмицу придет воин, кто слышал глас с неба”, — нараспев сказал Мышка. Его голос дрожал и ломался, но он говорил, не сбиваясь. Он поднял ружье так, чтобы дуло смотрело Тимохе в лицо. — “С неба говорит диавол, а Стрибог речет с земли. Предайте воина старшим, ибо говорят с ним гнилые”.

— Ты что такое…

— Голос с неба, — по лицу Мышки все еще текли слезы, но теперь он улыбался. Почему-то именно это было страшнее всего. — Я нашел тебя. О тебе говорили. Я приведу тебя. Предам старшим.

— Послушай, — Тимоха медленно поднял руки. — Тебе не нужно направлять на меня ружье. Сам понимаешь, если я умру…

— Молчи, молчи! — заорал Мышка, — Не говори со мной! Я нашел тебя! О тебе говорили!

— Хорошо! — Тимоха тоже повысил голос. В голове набатом стучала кровь. Неужели это конец? Нет уж, так не пойдет! Он не для того столько шел, чтобы погибнуть от рук психопата. Все не закончится так. Не сегодня. — Я сам пойду с тобой, только не надо стрелять. Я им все объясню. Они поймут, что это не то…

Он замолчал, захлебнувшись воздухом на полуслове.

Мышка, тяжело дыша, стоял над ним. Ружье в его руках ходило ходуном. За его спиной в приоткрытом окне сверкнула молния, так, что лицо безумца поглотил мрак.

На крыше кто-то стоял.

Тимоху сковал ступор.

Он медленно перевел взгляд с ружейного дула за плечо своего будущего убийцы.

Они не закрыли окно.

— Сзади… — попытался сказать Тимоха, но язык его не послушался. Вместо слов изо рта вырвался слабый стон.

Черная фигура — такая огромная, что ее голова скрывалась за рамой — тихо скользнула в окошко, придержав рукой створку.

У нее были плавные, грациозные жесты. Она двигалась, как кошка, с отвратительно неестественной гибкостью.  В этот момент загрохотал гром, отставший от молнии. “Гроза уходит” — вдруг ни к селу не к городу подумал Тимоха, и тут же понял, что какая-то часть его разума продолжает бороться за жизнь, считая секунды…

Фигура медленно выпрямилась, и Тимоха увидел ее лицо. К горлу подкатила горькая тошнота.

Оно было покрыто кожными наростами, разбухшими от прилившей крови. Тяжелые дуги бровей свисали над вспученными глазницами в синевато-лиловых кольцах. Ниже шеи наросты набухали еще больше, превращаясь в какое-то подобие грибницы — так растут на гнилом пне колонии вешенок.

В эту секунду ступор отпустил Тимоху, и он понял сразу четыре вещи.

Первое: это существо выглядело точно так же, как та тварь в Богословке.

Второе: та тварь в Богословке когда-то была маленькой девочкой, а эта — огромным мужиком. И это очень плохо.

Третье: больше всего зараженные напоминают обыкновенных индюков.

Четвертое: сейчас они с Мышкой умрут.

Продолжение

Он прошелся с час, затем, наученный прошлыми походами, остановился на короткий привал. Солнце медленно всходило над верхушками деревьев и нежно красило землю розовым. Тимоха подтянул стропы на рюкзаке и зашнуровал берцы поплотнее. Дыхание вырывалось изо рта бледным паром. На всякий случай он сверился с картой и компасом. Эти тропинки он знал, но хотелось убедиться, что он идет, куда надо. Судя по всему, до Ухабино оставалось каких-то три часа хода. Тимоха нахмурил брови, глядя в карту.

Само это слово, “Ухабино”, после дедова рассказа ему не нравилось. Он вспомнил, что бегство Луки от воинственных оборванцев произошло летом. Сколько лет назад?.. Тогда в первый раз отелилась Кумушка, их корова. Теперь ее теленок Табор был уже совсем взрослым. Ему было… около шести лет. Значит, шесть лет назад дед в последний раз отправлялся “в народ”. Интересно, что теперь сталось с теми таинственными людьми?

Лука советовал не соваться в это село. Что ж, пожалуй, дед знал, о чем говорит. Можно было пойти кругом, немного увеличив маршрут. Жаль терять время, но рано или поздно все равно придется выбраться к деревням, чтобы не сгинуть в тайге. Зону вокруг своего домика они с дедом регулярно прореживали, чтобы было удобнее собирать ягоды и охотиться. Но лес, который начинался за селами, был непролазным. Тимохе совершенно не улыбалось провалиться в какую-нибудь яму и переломать себе ноги. Да и встреча с медведем, настоящим хозяином дремучих лесов, его не привлекала.

Чуть дальше Ухабино (Тимоха прикинул, не далее, чем в пяти километрах) на карте стояла крошечная точка, подписанная как “дер. Богословка”. Название ему почему-то приглянулось. Богословка находилась не слишком далеко от большого тракта. Там ориентироваться на местности будет гораздо проще, да и риск пропасть в тайге будет невелик.

Значит, решено. Он обойдет Ухабино с запада, стараясь держаться от него настолько далеко, насколько это возможно: если село все еще обитаемо, то и лес вокруг может быть опасным. Затем он вывалится к реке и постарается перейти ее вброд — дед говорил, что речки здесь мелкие. А после этого, если все получится, выйдет к Богословке, пройдет через деревню с разведкой и заночует. Дальше идти будет легче. Если в деревне все обойдется, он сможет держаться поближе к дорогам, и дней через десять впервые за шестнадцать лет увидит Красноярск.

К вечеру его энтузиазм поугас. Он не раз бродил по лесам один, уходя охотиться на весь день и порой оказываясь в непроходимой чаще. Но август гасил солнце слишком рано. Уже к семи часам, бредя по густому ельнику, Тимоха понял, что глаза устают от карты. Это его не особенно тревожило — просто пора было уже остановиться и искать место для ночлега. Может, оно и к лучшему, что вечер застал его в лесу, а не у деревни.

Тимоха поставил палатку и развел костер из сушины. Занявшись в полную силу, огонь похитил последний свет солнца. Резко похолодало. Тимоха собрался было достать шапку, но передумал. Не хотелось закрывать уши и ограничивать угол обзора. “Лес безопасен”, — сказал он себе, придвигаясь поближе к огню. “Лес знает тебя, а ты знаешь его. Лес — твой дом”. Но чем ниже опускались синие сумерки, тем тревожнее ему становилось. От утренней бодрости не осталось и следа. Сейчас, в прохладном мраке бредущей к нему ночи, он по-другому видел и себя вчерашнего, и деда Луку, и образы опустевших сел, которые ждали его впереди. Ему в первый раз подумалось, что они оба — и дед, и внук — были слишком наивными. Не бояться, сидя в домашней натопленной кухне, легко. Легко раскладывать карты и чертить маршруты тупым карандашом, собирать провиант и аптечку, мечтать об открытиях и приключениях. Теперь же, сидя перед костром, Тимоха отчетливо ощущал свою крошечность.

Он буквально видел, какими маленькими кажутся его костерок и палатка, каким маленьким является он сам в этом черном, дышащем, хищном океане тайги. Впервые за долгие годы он почувствовал себя чужим для леса. Оставалось только надеяться, что сам лес этого не заметит.

Его разбудил зверский холод. “Окно не закрыл”, — подумал Тимоха и вытянул руку, чтобы привычно хлопнуть по форточке. Но вместо окна пальцы уткнулись во влажный от конденсата брезент палатки.

Тимоха открыл глаза и тут же все вспомнил. Радио. Родник. Отец. Богословка…

Кутаясь в брезентовую куртку, Тимоха вылез из палатки и принялся прыгать на месте, чтобы согреться. Костер давно прогорел. Прикинув, что лучше бы поторопиться, Тима не стал разжигать его заново и просто позавтракал соленым мясом. В стороне от палатки он нашел полянку брусники и с наслаждением съел несколько пригоршней — воду нужно было экономить. Понятно, почему он так замерз — рядом начиналось мелкое заболотье. Почва тут была сырой, холодной. По всей полянке стоял густой запах мокрого дерева.

Наскоро перекусив, Тимоха выдвинулся в дорогу. Через пару часов шагания по тайге из-за разлапистых елок выкатилось бледное августовское солнце, и стало немного теплее.

Постепенно лес отступал, редел, будто сдавал позиции, а потом вдруг разом оборвался. Тимоха осторожно вышел на открытое пространство, чувствуя себя зайцем, которому следует быть осторожнее.

Он оказался на большом поле, густо заросшим травой. Тут пахло совсем иначе, чем в лесу — не сосновыми иголками и гнилой древесиной, а травяным соком и теплой землей. Этот новый запах взволновал Тимоху безо всякой на то причины.

Первые избы показались за брошенным полем, когда солнце стояло прямо над головой. Тимоха невольно ускорил шаг. По спине градом катился пот, дыхание сбивалось, но он этого даже не замечал. Ему хотелось скорее посмотреть, что там, в поселении, хоть какая-то его часть и умоляла не торопиться. Надо было подходить осторожно, лучше всего в полуприседе, но ноги сами несли его вперед.

Он понял, что деревня пуста, еще не дойдя до околицы. Дед бы отругал его за поспешные выводы, но внутренний голос говорил, что здесь не осталось ни одной живой души. Дома не выглядели заброшенными — они были мертвыми. Тимоха перелез через невысокую околицу и осторожно вышел на улицу.

Когда-то там, где он сейчас стоял, была неширокая дорога — окраинная деревенская улица. Сейчас за его камуфляжные штаны цеплялся бурьян. Тимоха прошел несколько метров и в нерешительности остановился. Он знал, что будет делать дальше, но почему-то…

Почему-то ему было очень жутко. Это чувство, понял он, брало начало откуда-то из живота. Оно появилось, стоило ему только перелезть через ограду и оказаться в самой Богословке. Справа, за полем, щетинился еловый лес. Слева тянулись заборы, сложенные из почерневших бревен. Кое-где они обрушились — наверное, просто от времени. Стараясь держаться подальше от открытого пространства, Тимоха вошел в деревню.

Со всех сторон на него пялились, не выражая ни интереса, ни сочувствия, пустые окна домов. Это было жутко и как-то неправильно. Покинутые дома были похожи на мертвых, развешанных вдоль дороги. Их потусторонние взгляды пригвождали к месту, и пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить путь.

Впрочем, Тимоха довольно быстро пообвыкся и даже зашагал бодрее. В деревне было удивительно тихо. Не сразу, потому что внимание отвлекали зловещие пустые окошки, но он все-таки заметил — вокруг не было птиц. Странное дело… В густых кустарниках деловито гудели насекомые, в огородах разрослись глянцево-зеленые малинники. Воздух пах медом и еще чем-то горьким, полынным — так пахнет близкая осень.

Богословка была совсем крохотной — Тимоха мог оглядеть ее всю, стоя на главной улице. Большая часть домов провалилась внутрь себя, крыши щерились голыми балками, а оторванные наличники торчали из вездесущих зарослей лебеды. Но некоторые жилища так и манили любопытного путника.

Тимоха остановился у самого целого дома. От своих соседей он отличался наличием закрытой двери и крышей, которая сохранилась на своем законном месте. Окна тоже никто не тронул — в этом Тимоха убедился, осторожно обойдя дом кругом. Почти все окошки оказались заколоченными снаружи, словно жильцы не бросили свой дом, а только законсервировали до лучших времен. Входить в дом полагалось через летнюю веранду. Тимоха так и поступил. Рюкзак он оставил на краю дороги, чтобы не мешался, но винтовку все же повесил за спину. Мало ли что…

Он распахнул дверь пошире, чтобы впустить в дом света и свежего воздуха. В лицо пахнуло сухой пылью. Бревенчатое строение отлично защищало свое нутро от тепла позднего лета: на улице шпарило солнце, но внутри Тимоха мгновенно замерз.

Стараясь не шуметь, он медленно пошел в обход.

Первая же комната с белой печкой наградила его душераздирающим зрелищем, к которому он был не готов.

У немытого окошка стоял стол, накрытый к обеду. Тимоха подошел, почти не дыша. Толстый слой пыли и сора скрадывал звуки его шагов. Стол был покрыт клеенкой с выцветшими желтыми цветами. По трем сторонам стояли стаканы и выщербленные тарелки. На дне посуды лежало что-то крайне неаппетитное.

Тимоха читал в приключенческих книжках про такие находки, когда еще был ребенком — там главный герой всегда находит заброшенное жилище, в котором каким-то чудом сохраняются остатки последней трапезы, и они, эти остатки, обыкновенно называются прахом. Тимоха не был уверен, что прах выглядит именно так, но ему вдруг стало невыносимо тоскливо. У самой левой миски не было ложки. Опустив взгляд на пол, Тимоха понял, что она упала. Когда? Не в тот ли момент, когда хозяева дома спешно уходили?

Он оторвался от тарелок и окинул взглядом комнату. Обстановка не поражала роскошью, но казалась на удивление чистой и целой. У стены стоял сервант, чуть заваленный на левый бок. На кое-как заколоченных окнах висели пестрые ситцевые занавески, насаженные прямо на шляпки гвоздей. Свет в комнате был плохим, буровато-красным из-за этих проклятых занавесок, но Тимоха привык ориентироваться в полумраке. Этого света ему хватило, чтобы обследовать сервант, который казался самым многообещающим предметом во всей комнате.

Содержимое серванта его разочаровало. Он, конечно, и сам не знал, что надеется найти. Вряд ли стоило ждать, что в кухонном шкафу окажутся патроны для его винтовки, какое-нибудь оружие или еда.

Внутри было пусто. Только на нижней полке, в самом дальнем и темном углу, лежал какой-то небольшой предмет. Тимоха протянул руку и осторожно сомкнул на нем пальцы.

Тут же за стенкой, где была еще одна комната, что-то скрипнуло.

Тимоха отскочил от шкафа (чего делать было, конечно же, не нужно) и замер. Он весь обратился в слух. Сердце заколотилось, как сумасшедшее. Медленно, ставя ноги одна к другой, чтобы идти как можно тише, он подошел к разделяющей его и источник шума стене. Звуки больше не повторялись. Он выждал минуту, две… По спине сползла капля пота.

Дом был погружен в тишину — мертвый и печальный, как прежде. Тимоха перевел дух и наконец вспомнил, что в его руке лежит находка. Он раскрыл пальцы и посмотрел.

Это был кубик Рубика, полностью собранный. Не до конца понимая, зачем он это делает, Тимоха положил кубик в левый карман куртки. Пластмасса была теплой, чуть шершавой. Наверное, с этим кубиком много играли. Оставлять его здесь было как-то неправильно.

Поколебавшись, Тимоха все-таки заглянул и в соседнюю комнату, откуда раздался тот испугавший его скрип.

Здесь было еще темнее — единственное окошко выходило на густой малинник, который разросся так, что уже лез в стекло. В воздухе висел какой-то странный сырой запах. Тимоха без труда определил его источник, найдя черный провал подпола. Туда он решил не соваться — мало ли что… Убеждая себя, что боится лишь сгнивших лестниц и хлипких полов, он подошел к самому примечательному предмету в этой убогой маленькой комнате.

Над кроваткой, заправленной ветхим шерстяным одеялом, прямо к бревенчатой стене прибили полку. На ней стояли книги. Тимоха проглядел названия на корешках. “Энциклопедия для девочек: обо всем на свете”, “Вредные советы” и учебник по английскому его не заинтересовали — на английском ему говорить было не с кем, девчачьи секреты не привлекали, а вредить себе у него отлично получалось и без чужих подсказок. На стопке детских журнальчиков он увидел Библию. Она сразу привлекала внимание, странно контрастируя с розовыми обложками “Классной девчонки” — изношенная, будто ей часто пользовались, в кроваво-красном переплете с золотым тиснением. Тимоха знал, что такое Библия, но дед высмеял бы его за любые вопросы о боге — религию он по-настоящему презирал. Вот и сейчас в ушах раздался его насмешливый голос: “И что, помог им Бог, как сам думаешь? А? Своей башкой надо варить, Тимофей Палыч… и не ждать, что тебе поможет мифический рояль в кустах”. Раздраженно тряхнув головой, чтобы избавиться от дедова голоса, Тимоха перевел взгляд чуть правее.

На полке, упираясь боком в стену, сидел игрушечный медвежонок. Его свекольно-красная шерстка была покрыта плотным слоем пыли.

Тимоха прищурился. На животе игрушки было нарисовано сердечко. “Нажми!” — говорило оно.

Тимоха протянул руку и дотронулся до игрушки, которая так много лет не видела ни одного человеческого лица.

“Я люблю тебя!” — тут же проскрипел медвежонок. Он словно ждал этого единственного прикосновения теплой руки, способной возвратить его к жизни.

Тимоха вскрикнул от неожиданности и тут же захлопнул рот рукой. Тихо! Ладно… все хорошо. Сейчас она заткнется.

Он сделал маленький шаг назад.

“Я люблю тебя, люблю-люблю… Я люблю тебя, люблю-люблю…”

В голосовом механизме что-то заело. Тимоха зябко поежился.

Плюшевый медвежонок косился на него с полки. Шерсть была вся сваляна, и сам он сидел как-то криво, будто хитро поглядывал. За его спиной почему-то отпечатался бурый силуэт, и Тимоха вдруг вспомнил книжку, которую видел в дедовом сундуке. Фотографии из Хиросимы. Отпечатки фигур на бетонных стенах. Не такие воспоминания должна вызывать детская игрушка…

“Я люблю-люблю…” — скрежетал поврежденный механизм. Как зачарованный, Тимоха шагнул обратно к кроватке. В нем боролись два чувства: хотелось, чтобы эта жуткая игрушка наконец замолчала, но при этом одна мысль о том, что придется вновь дотронуться до свалявшегося меха, вызывала внутреннюю дрожь. Он медленно протянул руку к медведю, ощущая звон в ушах.

В ту же секунду, как его пальцы сжали медвежонка, за спиной раздался глухой удар — будто стукнули ботинком по мешку с картошкой. Что-то беззвучно пролетело в нескольких сантиметрах от его плеча и врезалось в стену. Тимоха отпрыгнул, разворачиваясь и опуская руку на пояс, где висел нож. Его тень на платяном шкафу повторила этот жест, а потом вдруг дернулась и отделилась от плоскости, превратившись в женщину.

***

— Руки, — хрипло сказала женщина, направляя пистолет ему в лицо. — Поднял.

Внутри все оборвалось. Тимоха послушался, стараясь не делать резких движений. Он судорожно соображал, что теперь предпринять. Прямой путь к отступлению был перекрыт — стрельнув глазами в сторону двери, Тима увидел, что на дороге лежит перевернутый комод. Надо подождать, пока женщина выйдет из тени, чтобы было проще ее обезоружить…

Она широко шагнула вперед, не выпуская Тимоху из-под прицела.

Когда ее лицо оказалось в пятне света, Тима с изумлением понял, что это никакая не женщина.

Перед ним стоял высокий и тощий подросток лет четырнадцати. Вид его был кошмарен. От неожиданности Тимоха чуть не вскрикнул.

Парень был похож на высохшего мертвеца.

Его спутанные рыжие волосы болтались ниже плеч. В колтунах запутались листья, кусочки коры и прочий лесной мусор. На костлявом лице хищно блестели большие глаза.

Подросток был одет в какую-то дикую одежду — длинную домотканую рубаху, похожую на платье, перешитые из старого брезента штаны... Он стоял на грязном полу босиком. Несмотря на весь ужас ситуации, Тимоха поразился, как ему не было холодно.

— В глаза смотри, — потребовал рыжий. — Пушку на пол.

Тима медленно, будто двигаясь под водой, перевернул двустволку за ремень, осторожно снял и положил на пол.

— Еще.

— Это все.

— Доставай все, — бесцветным голосом приказал подросток.

Тимоха вытащил нож и бросил его рыжему под ноги.

— Пожалуйста, успокойся, — тихо сказал он. — Я тебе ничего не сделаю…

Подросток насмешливо улыбнулся и наступил ногой на нож. Не отрывая от Тимохи своих огромных глаз, он ловко подтянул добычу к себе, затем повторил ту же операцию с двустволкой.

— Руки за голову. Повернулся.

Тимоха не услышал, как босой подросток подошел к нему, и поэтому дернулся, когда тот хлопнул его по карманам куртки.

— Не рыпайся, — приказал тот. — Все. Можешь повернуться, — и он быстро шагнул назад, разрывая дистанцию.

А затем, глядя ему прямо в глаза, вдруг разразился визгливым, совершенно идиотским хохотом.

Свой пистолет он уже куда-то убрал.

— Ты откуда вообще? — немного успокоившись, спросил он. — Где таких дураков делают?

Тимоха невольно нахмурился.

— Не твое дело.

— Я тебе жизнь спас, — заметил рыжий, — можно и повежливей.

— Чего-чего?

Вместо ответа подросток ткнул грязным пальцем Тимохе за спину. Тот осторожно обернулся.

В углу кто-то лежал.

Трудно было понять, кто это — фигура свернулась калачиком, подтянув ноги к голове. Она была похожа на брошенный комок тряпья, но, приглядевшись, Тима смог уловить слабое движение.

Это… существо не было похоже ни на одно известное Тимохе животное. В том, что это не человек, он почему-то не сомневался. Нет, не так. Он не хотел даже допускать мысли, что это может быть человек. Подумав об этом, он начал бы кричать и кричал бы до хрипоты.

Рыжий выстрелил в свою жертву дротиком и метко попал прямо в шею, а потом, похоже, отбросил тело ногой.

Тима медленно сделал шаг вперед.

У него была кожа… Да, кажется, он не был покрыт шерстью. На бесформенное тело были как попало накручены тряпки. Замирая от ужаса, Тимоха сделал еще один шаг навстречу. Он пытался разглядеть что-то, похожее на лицо или на морду, но густая тень мешала ему. Он сощурился. Кажется… лицо существа было покрыто бугристой темной кожей. Кожа висела складками, как… Тимоха попытался вспомнить, кого же это ему напоминает, и в этот миг существо вдруг открыло рот и сипло хлебнуло воздуха. Раздался клекот.

Рыжий больно схватил Тиму за локоть.

— Пошли. Пушку я прибрал, — и, увидев, что Тимоха застыл в ступоре, рявкнул: — Пошли!

Крик отрезвил Тимоху. Он развернулся и бросился к выходу, по пути ударившись коленом об угол комода. Рыжий поспевал за ним, давясь своим идиотским смехом.

— Я б его себе на обед забрал, да тебя оставлять не хочу, — сказал он, когда Тимоха, наконец, остановился и упал на траву. — Вдруг что выкинешь.

— “На обед”? Да что… что это?

— Еда и есть еда. Видишь еду — ешь, не болтай. Я Мышка, — безо всякого перехода сообщил он. — А ты?

Тима помотал головой. Его мутило.

— Какая, нахрен, мышка…

— Меня зовут Мышка, — сказал рыжий. — Я спросил, как зовут тебя. На вопросы надо отвечать.

Тимоха покосился на оборванца. Тот стоял над ним в нарочито расслабленной позе, поигрывая дедовым ружьем. Ноги у него были исцарапаны до крови — то ли колючками, то ли каким-то зверем. Тима решил, что с человеком, который отнял его оружие, лучше пока не ссориться.

— Тимоха, — отрывисто сказал он.

Мышка фыркнул.

— Глупое имя!

— Кто бы говорил…

Подросток улыбнулся ему и повесил ружье на плечо.

— У нас вот всех зовут нормальными именами. Моего отца звали Волком, а мать — Тайгой. Брата зовут Лисом, а сестру — Речкой. Что такое Тимоха, я не знаю. Что такое Тимоха, Тимоха?

“Издевается”, — решил Тима. — “Лучше бы он меня просто прикончил”.

— А как зовут других мужчин в той сраной дыре, откуда ты вылез? — вскинулся он. — Медведь? Заяц? Мангуст?

— Что такое мангуст, я не знаю, — Мышка почему-то не обиделся. Он глядел на Тимоху удивленно. — Но у нас есть Медведь и Заяц. Как ты узнал?

— А женщин… женщин зовут, как вещи. Так, получается.

— Женщины — лоно, молчаливое, хитрое и вечное, — нараспев сказал Мышка. — Так говорят. Мужчины же — воины.

— Тогда почему тебя зовут Мышкой?

Рыжий оскалился.

— Откушу ногу — узнаешь.

Тима не понял, шутит ли он. Он вообще не понимал, может ли этот псих шутить.

— Отпусти меня, — попросил он.

— Не могу. Я — разведчик. И я должен отвести тебя к патриархам.

— Чего?

— Смотри, — рыжий с притворной задумчивостью взялся за подбородок. — Ты шастаешь по нашим владениям. Так? Так. Я тебя ловлю… так, не спорь. Я тебя даже спасаю! Должен привести домой. Странный ты какой-то. Ты что тут делаешь? По какому закону?

— Нигде не написано, что это ваши владения, — окрысился Тимоха. — Отдай мне мое ружье и вали к черту!

— Иначе что? — огромные глаза рыжего превратились в насмешливые щелки. — Что?..

— Иначе тебе конец. — Тимоха глубоко вздохнул, ощутив внезапный прилив вдохновения. — Я принадлежу к Сопротивлению. О, ты что, не знаешь о Сопротивлении?

Рыжий густо покраснел.

— Конечно, знаю!

— А вот я понятия не имею, о каких старейшинах ты говоришь. Мне кажется, что ты врешь, чтобы спасти свою шкуру. А? Я прав? Как бы там ни было, — Тимоха заставил себя широко улыбнуться, — Сопротивление вас раскатает. Если наши узнают, что я пропал в ваших землях… Ждите войны. У нас много оружия. О да! Полагаю, нас гораздо больше, чем вас. Я даже не понимаю, откуда ты! Мы не знаем вас. Даже о вас не слыхали!

Тимохе показалось, что Мышка посмотрел на него с уважением и страхом. Может, конечно, только показалось — по этим безумным глазам было сложно что-то понять.

— Сопротивление… что ж, — рыжий фыркнул, — Напугал медведя кровью. Ладно… — он провел грязной ладонью по лицу. — Пойдешь со мной.

— С какой это радости?

— Ради тебя, Тимоха! — Мышка распахнул глазищи. — Я понимаю, о чем ты говоришь. Нашему дому не нужны беды. Только… старейшины, они могут не понять. Они давно отошли от военных дел. Им все равно. Пойдем. Я проведу тебя так, чтобы никто не заметил.

— С чего ж ты оказываешь мне вторую услугу подряд?

— Я добрый, — Мышка нервно оскалился. — Пойдем… Не пожалеешь. И вот еще. Там мешок какой-то лежит заплечный. Твой, что ли. Пошли, заберем.

Тимоха презрительно пожал плечами, но все же кивнул. Его маска самоуверенности трещала по швам.

***

Они шли вперед, часто сверяясь с картой — вернее, сверялся Тимоха.

Мышка оказался на редкость болтливым, хотя диалог строить не умел — больше говорил сам, чем слушал. Казалось, у него уже давно не было собеседника. Тимоха с невинным видом задавал вопросы, поначалу стараясь осторожнее выбирать слова, но вскоре окончательно расслабился. То ли Мышка был глуп и доверчив, то ли не считал, что Тимоха опасен. Он спокойно рассказывал и о своем поселении, и о нравах, которые там царили. Прикинув приметы, Тимоха с удивлением понял, что рыжий живет недалеко от их с дедом леса — то ли в Ухабино, то ли в Гаврилово. Он задал вопрос напрямую, но Мышка посмотрел на него своим прозрачным взглядом и заявил, что не понимает, о чем речь. Похоже, его племя не пользовалось топонимами.

На первом же привале Тимоха узнал, что Мышка не умеет читать.

— Ты хотя бы буквы знаешь? — изумленно спрашивал он. — Вас не учат буквам?

— Никакие буквы я не знаю, — рыжий, казалось, насторожился. — И не знаю, зачем мне. Они как-то помогут добыть еду? — и, когда ошарашенный собеседник не ответил, сказал:

— У нас некоторые читают. Патриархи. Им можно, но остальным учиться опасно. У нас недостаточно ума, чтобы все правильно понять. Повезло, что патриархи нам сами все рассказывают. И мы знаем, что нужно знать. А что не нужно знать, не знаем.

Тимоха отвернулся к своему рюкзаку, чтобы Мышка не увидел его поднятые брови, и начал ковыряться в снаряжении.

— А кто такие патриархи?

— Это же отцы общины! Ну ты даешь, — Мышка насмешливо фыркнул. — А еще буквы знает…

Тимоха достал из рюкзака еду и повернулся к Мышке.

— Давай-ка обедать. Когда пойдем дальше, надо будет срезать через какое-нибудь село и проверить, вдруг найдем еще еды. Я слышал, в огородах… Ты чего?

Мальчишка смотрел на мясо огромными глазами.

— Это что? — прошептал он.

— Говядина, — осторожно ответил Тимоха. — Можно есть. Не бойся.

— Говядина? — переспросил рыжий. — Мясо? Нам нельзя есть мясо.

Тимоха почувствовал легкое раздражение. И чего он вообще с ним возится? Отобрать ружье, дать по башке, и всего делов. Тима был уверен, что дед на его месте уже давно бы расправился с этим психом.

Да только вот он — не дед.

— Ты как хочешь, — начал Тимоха, — а я…

Мышка, не дав договорить, коршуном кинулся на еду, схватил большой кусок и быстро засунул его в рот. По лицу тут же разлилось выражение неземного блаженства.

— Мясо… — повторил он. — Я давно не ел мяса. Как хорошо…

Кажется, это были первые искренние слова, которые Тимоха от него услышал.

— А почему вам нельзя есть мясо? — спросил он, когда с едой было покончено.

Мышка оторвался от фляги, откуда жадно пил воду.

— Мясо делает глупыми и непослушными, это все знают. Глупых и непослушных наказывают. Умар насылает гнилых на наши дома. Но я могу есть мясо здесь, — быстро добавил он, — я же не дома.

Пораженный этой логикой, Тимоха не нашелся, что ответить. А рыжий тем временем лег на спину и зажмурился, с наслаждением потягиваясь.

— Стрибог защищает тех, кто послушен, — задумчиво сказал он. — Но я думаю, что есть что-то еще. Дома я стараюсь не думать, а то узнают. Но тут мне никто не помешает. Он не защитил самую послушную. Может, просто не увидел, как ее защитить. Патриарх говорил, что Стрибог видит все. Но я иногда ему не верю… — Мышка помолчал, а затем продолжил уже тише. — Гнилые съели Тайгу, когда стена была сломана за грехи. А Волку сделали больно. И потом я его уж не видел.

— Кто такие эти гнилые?

— А мы с тобой видели. Ну, в избе. Я одного убил. Это гнилые, они гниют от болезни. Не люди, но и не звери.

— Зараженные…

Тимоха лег чуть поодаль и закрыл глаза. Значит, болезнь убила не всех людей. Кто-то остался и начал нападать на тех, кто еще не заразился…

— Зараженные прорвались в поселение и убили твою маму, — медленно сказал он. — А потом ранили твоего отца. И отца выгнали вон, чтобы он не заразил остальных.

— Сделали, что должно, — бесцветно сказал подросток. — Но я запомнил. Скучать по женщине и отцу — грех. А я грешу, и мне все равно, — он приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Тимоху. — Ты никому об этом не расскажешь.

— Никому не расскажу, — подтвердил Тима. — Честное слово.

Мышка пошевелил губами, повторяя “честное слово” — видно, новое для него выражение. Затем резко перекатился на живот и вскочил.

— Пошли, — бросил он. — Надо успеть.

— Куда успеть? — спросил Тимоха, тоже вставая.

Мышка поднял брови.

— В каменный лес. Ходить туда грешно. Ну, Тимоха, — он раздраженно покачал головой. — Соображай. Там наши тебя не найдут!

Продолжение