CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Сучьи погремушки часть - 7

Хомутово — село старинное. Раньше тут жили раскольники, люди суровые, привыкшие к простому быту. Говорили, что раньше тут стоял какой-то скит. Потом пришла советская власть и вместо скита организовали колхоз “Заветы Ильича”. С развалом Советского Союза колхоз гордо переименовали в ферму, но лучше от этого не стало, потому как сроду хороших дорог у села не было и всегда находилось оно на отшибе. Смутные и лихие времена совсем бы добили село если бы не ваниль. И тут оказалось, что село очень даже полезное. Им удалось сохранить скотину, им удалось спасти водоёмы с чистой водой возле села, а сама местность хорошо продувалась ветрами не позволяя болотной хмари подходить близко. В Хомутово, самое чистое мясо и самая качественная кожа. Там жили самые спокойные люди. Жили. Ключевое слово. Теперь там обосновались бешенцы.

Ванька подходил к воротам околицы стараясь не шевелить руками. Небольшая стая собак подстерегла его в перелеске и погнала к воротам словно отбившуюся от стада овцу — время от времени одна из собак выскакивала из стаи и рыча слегка хватала его за штаны. Поторапливайся, мол, но Ванька не торопился. Ему было крайне неудобно идти. Два автомата на перевязи и тяжёлый подсумок. И ещё кое-чего внутри самого Ваньки. Гадский дедушка! Попробовал я твою касторку, спасибо.

“Вся надежда на меня, — вздыхал парень заметив на околице долговязые фигуры бешенцев в балахонах. — Это только в играх, у нас много жизней и есть возможность автосохранения, а тут, одна жизнь. И хотя вроде бы я покойник, а жить то хочется. Не страшно совсем, а жить хочется. Всё верно. С таким настроем и надо идти. Я - предатель. Нужно не забывать, что я предатель”.

Бешенцы открыли ворота и запустив пленника внутрь снова закрыли их собачья стая осталась снаружи. К Ваньке подошёл тощий долговязый мужчина и молча разоружил его. Запах стоял и не рыпался. Затем его обыскали, забрали все личные вещи. которыми он разжился на станции и так же молча застегнули на шее электроошейник. Закончив с прелюдией бешенец показал парню браслет на левом запястье и нажал на красную кнопку. От электрического разряда у Ваньки потемнело в глазах. Бешенец остался доволен произведённым эффектом и махнул ему рукой — пошли мол.

Кроме бешенца, предателя сопровождала парочка собак. Собаки вели себя спокойно: виляли хвостами и казалось делали вид будто его не существует, а предатель пользовался моментом и отчаянно зырил по сторонам. Село изменилось. Улицы Хомутова были перекрыты и огорожены. Почитатели собак загнали всю домашнюю скотину за околицу и устроили массовый забой. Везде были загоны, решётки, ограды и даже ряды конструкций напоминающих виселицы. Большие казаны стояли прямо посреди улицы и в них варилась каша для голодной бесчисленной стаи. Блохастые бешеные твари были повсюду. Они спали, дрались, справляли нужду и даже спаривались вызывая радость и умиление своих хозяев. Ванька пытался считать бешенцев, потому что считать их пёселей было бессмысленно, но он отметил, что некоторая часть Божьей стаи сидит на цепи или за оградой, отделённая от остальных. Возможно - эти были самыми буйными. Собаки-то, хрен с ними, а вот дети…Хомутовские детишки сидели в общих клетках под надзором собачников. Там же Ванька заметил одного из Толстопятовых. Вместе посадили, интересно зачем? Серёга вроде бы говорил о притравке. Собак на детей будут натаскивать? Вот же уроды. Ничего человеческого.

Они дошли до сельского пятака где стояли лучшие дома и Хомутовская школа. Там на пятаке Ванька увидел несколько высоких ящиков с маленькими окошками установленных на носилки. Увидел и призадумался. А для кого это? Это переносные собачьи будки? Так у собак лапы есть. Если для людей, так у людей трактор…Тут он увидел у крайнего дома сгоревший трактор и помрачнел. Угу, не дружат бешенцы с техникой. Предпочитают на носилках кататься.

Бешенец подвёл предателя к школе и грубо толкнул к дверям. Ванька обернулся и его охранник с угрозой продемонстрировал своё запястье. Пришлось идти первым. Он вошёл в учебное учреждение, переступил через спящую на коврике собаку и зашёл в дверь на которую ему указали.

В комнате царил полумрак. Тускло горели свечи и пахло чем-то сладким, но при этом мучительно захотелось чихнуть. Ванька чихнул, одновременно поклонившись кому-то сидевшему возле подсвечника. Потом его глаза немного привыкли и он сообразил, что это обычный учебный класс, только тут занавесили окна. За столом учителя сидел лысый коренастый мужчина в старой военной форме со споротыми погонами, а сбоку от него стояло кресло похожее на трон и в этом кресле расположилась молодая женщина болезненного вида с длинными распущенными волосами.

“Вроде рыжая, — зачем-то подумал Ванька тщетно пытаясь разглядеть женщину. — А под глазами у неё синяки? Наверное у них так модно”.

— Имя. Фамилия? — коротко и отрывисто спросил его лысый мужчина.

— Иван. Фамилии нет. Не заработал. Отец мой, Степан Михайлов. Я внук Кулагинского Патронташа, — без запинки ответил Ванька.

— Статус?

— Запах.

— Такой взрослый и до сих пор Запах? Видала Вероника? — мотнул в его сторону головой мужчина и продолжил допрос. — С какой целью пришёл в Хомутово?

Ванька начал рассказывать согласно инструкциям полученным от деда. Он рассказал, что является Запахом, что его обидели и оболгали Кулагинские рубилы, а за это он украл у них автоматы и хочет по своей воле присоединиться к Божьей стае.

— А почему именно к нам? — выслушав его историю спросил лысый.

— Я слышал по радио вашу речь. Кроме шуток, вы предлагали свободную жизнь без всяких ненужных статусов. Тем более, что у вас в заложниках мой брат и я надеюсь, он жив, и находится в добром здравии. Кроме него, у меня больше никого не осталось, — отвечал Ванька.

— Ясно, значит ты меня знаешь?

— Я узнал вас по голосу. Вы - Мясник.

А вот про то, что приметы Мясника Ваньке выдали Толстопятовы, это уже военная тайна.

— Любопытно. Проверь его Вероника, — попросил лысый и снова мотнул головой в сторону предателя.

Женщина встала с кресла и только тут Ваньке удалось разглядеть, что на ней была за одежда. Длинное до пола платье, с меховой оторочкой и рукавами, а в рукавах были прорези. И не жарко ей? Тут же духотища, а она вон какую тяжесть нацепила. Женщина подошла ближе и посмотрела ему прямо в лицо.

— Так. И откуда к нам такого красивого дяденьку занесло? — нараспев произнесла она и тут же приказала. — Ну - ка, раздевайся.

— Это неприлично. Вы всё таки барышня, — запротестовал было Ванька, но лысый доходчиво ему объяснил не сходя со своего места, что выбор у него невелик: раздевайся или подставляй горло. Хвостики рядом, достаточно слово сказать.

Предателю не улыбалось оголяться целиком, бешенцы могли увидеть, кое что уж совсем интимное и тогда он начал умолять оставить хотя бы трусы. Лысый хмыкнул и милостиво разрешил не трогать исподнее. Ванька облегчённо вздохнул и с готовностью снял с себя бронежилет, наколенники, налокотники, сапоги и принялся стягивать с себя комбинезон. Каждую вещь, которую он с себя снимал, женщина внимательно обнюхивала, а предатель с любопытством разглядывал её саму. Нет, не женщина. Болезненного вида девушка, а синяки под глазами, больше похоже на косметику. Откуда у неё косметика в наше время, когда девчёнки давно перешли на свёклу. Худая. Очень худая и взгляд такой…Свинцовый, тяжёлый взгляд уставшего человека. Ванька переключил взгляд на её грудь. Хотя, что там разглядывать и так ясно: нет груди. Покарал видно Боженька за прегрешения. Зато он увидел любопытный кулон на золотой цепочке и этот кулон напомнил ему давешний сон про пуделя. Кулон был в виде серебристой короны с маленькими драгоценными камушками.

— От одежды пахнет мутантами и ванилью, — сообщила женщина. — А ещё, прошлым. Фабричный пошив. Это не из Кулагино.

— Всё верно, — подтвердил Ванька и рассказал, что Толстопятовы привели его на дальнюю станцию где на запасных путях стоит бронепоезд и там много разного добра. Оружие, техника, снаряды, одежда. Карлики просят отпустить их родню находящуюся в заложниках, а взамен, желают служить Божьей стае и предлагают весь хабар с бронепоезда.

— И много там хабара? — оживился лысый.

Ванька, в ответ, только пожал плечами и ответил, что видел только то, что ему показали. Не выдоишь за день, как говорится  — устанет рука.

Женщина закончила обнюхивать одежду и принюхалась к его забинтованной руке.

— Алабай покусал. Ты виновен в гибели разведотряда отправленного в Кулагино. Это зубы Митюнюшки.

И она легонько коснулась его руки.

Ванька не отрицал. Да убил. Все троих. Замахал топором. Зато готов искупить и возместить. Принёс две Грозы с боекомплектом. Готов отвести переговорщиков на дальнюю станцию, только верните брата. У меня, кроме него, никого нет.

— Твой брат отныне: наш пёсель. Его новая кличка — “Верный”. Ты тоже хочешь стать нашим пёселем, кобелёк? — холодно произнесла женщина.

— Если я примкну к вам, многие из молодёжи, недовольные политикой рубил, захотят тоже самого. Зачем вам обычный пёсель? — не сдержавшись буркнул в ответ предатель.

— А кобелёк -то умён. Надо же, — голос женщины стал совсем ледяным. — Ты же убил собственного дедушку. Как тебе после такого верить? Мы всё знаем. У нас везде есть глаза и уши.

— А я дедушку не бил, а я дедушку любил. Это всё рубилы. Это они убили деда за то что с ними спорил и хотел для меня более высокого статуса. Моя семья: не коренные. У нас нет родни. Так же как и у карликов. Предложите нам лучшие условия и мы пойдём за вами, — дерзко ответил Ванька и сам испугался собственных слов.

Женщина уставилась на него тяжёлым свинцовым взглядом. Ванька с вызовом посмотрел в ответ. Да. Он блефовал. Он был полностью в их власти и в любой момент его могли убить. Решайте же, суки. Давайте, решайте. Мне терять нечего. Я может, тоже уже стал бешеным.

— В принципе, это логично, — кашлянул лысый, — на месте Рубил, я бы тоже обвинил пацана во всех смертных грехах. Не будут же они брать на себя убийство Патронташа, да ещё в такой напряжённый момент. Проще слить внука, а внук дал дёру да ещё в нашу сторону. Если мы объявим об этом, то их репутации будет нанёс непоправимый урон.

— Поступай как знаешь, — женщина отвернулась от предателя и подошла к двери. Открыв её, она позвала охранника стоявшего в коридоре и приказала привести Верного.

— Сливаешься Вероника? Харчи забираешь и сливаешься? — самодовольно хохотнул лысый и кивнул Ваньке разрешая одеться.

— Я возвращаюсь в Обитель, — ответила женщина возвращаясь на своё место, — а ты, ждёшь подкреплений и не гавкаешь. Можешь вести переговоры с рубилами и торговаться. На то, запрета не будет. А вот с захватом сёл придётся обождать. Ты, Мясник, слишком много пёсиков потерял на Зарубе.

— Стая сильна! — парировал лысый. — Но только в силе кроется слабость. Ресурс нужно постоянно расходовать, а иначе мы не прокормим наших детишек. Я пущу на тушенку всех лишних.  Это позволит нам накормить подкрепления. Излишки продуктов, я отошлю в Обитель, но ты же вернёшься? А? Моя бешеная принцесса? Нам нужны покорные колхозники.

— Посмотрим. Сегодня очень благоприятный день, — рассеянно ответила женщина и зачем-то зыркнула в сторону Ваньки.

Ага! Значит в Зарубино черти не упали в грязь лицом и хорошенько проредили эту поганую стаю. Ванька очень обрадовался, но старался не подавать вида. Мясник и загадочная Вероника начали обсуждать доставку провизии, при этом они казалось. совершенно не обращали на него внимания. Парень мялся с ноги на ногу в ожидании их решения и тут в комнату вошёл Вадим. Брат был одет в точно такой же балахон из собачьей шерсти, капюшон снят, а на шее строгий ошейник.

— Верный, подойди ко мне, — приказала Вероника. Ванька, инстинктивно заулыбался и протянул было брату руку здороваясь, а тот даже не взглянул на него — молча прошёл мимо и встал напротив загадочной женщины.

— Опустись на колени. Лизни мне руку. Гавкни! — приказывала ему женщина и брат всё это выполнил с какой-то пугающей покорностью.

— Вадик, — несмело позвал его Ванька, а брат даже и не подумал на него оглянуться. Так и стоял на четвереньках. Со стороны это выглядело необычайно пугающе.

— Повернись Верный. Ты узнаешь этого кобелька? — приказала женщина. Вадим повернул голову и посмотрел на младшего брата.

— Нет, хозяйка. В первые вижу.

— Хе, сдают твои артефакты. А говорила - “Повышенная эффективность. Стопроцентный результат. Вот мы и проверили”, — самодовольно усмехнулся Мясник и достал из кармана детскую погремушку состоящую из ручки и красного шарика.

Увидев погремушку покорный раб взвизгнул словно ребёнок.

— Не надо! Пожалуйста! Да, я узнаю его. Это мой младший брат. Умоляю — не надо!

— Свалил — падаль! — Вероника в гневе лягнула брата ногой. Ванька дёрнулся было впёрёд, но тут же застыл потому что в другой руке у Мясника появился пистолет и дуло этого пистолета было направлено прямо на него.

— Брат за брата? Так за основу взято? — оскалился лысый и посоветовал. — Ты кобелёк, не рыпайся, а то ведь я, стреляю без промаха.

— Давайте поговорим, как разумные люди, — попросил Ванька и сделав шаг назад продолжил. — Я предложил вам себя, оружие, переговоры с Толстопятовыми, на предмет различной добычи. Я могу по радио призывать Запахов и Чертей вступать в ваши ряды, а вы, как себя ведёте? Как какие-то дегенераты упивающиеся собственной безнаказанностью? Мне терять-то, в сущности, нечего. Дедушки, больше нет, собака меня бешеная покусала, поэтому я могу смело сказать вам всю правду — вы так хотите победить сельских жителей? Один раз у вас прокатило, а на второй вас просто завалят бомбами. Вы не первые кто сюда приходит, далеко не первые. Одними угрозами и шантажом, вы ничего не добьётесь. Рубилы предпочтут потерять Хомутово, чем вот так, как сейчас мой братишка…Руку лизал, а его пнули…По вашему — это нормально?  Из людей собак не сделать.

— Жизнь человека, ничего не стоит, кобелёк. Всегда так было, — проворчал Мясник откладывая пистолет в сторону, — но в одном ты прав: так нам колхозников не победить. Нужна опора. Я это изначально говорил, но церковь меня не слушала. Им подавай покорность. Овечек. Радостное блеяние, мясо и шерсть. Твою судьбу решит сама Вероника, а я только исполняю приказы.

— Кобелёк с норовом, — процедила женщина буравя Ваньку свинцовым взглядом. — Ладно. Живи, кобелёк. По карликам будешь общаться с Мясником. Я в мужские дела не лезу. Верный?!!

— Да, хозяйка, — покорно отозвался Вадим.

— Отведёшь его в баню, выдашь ему нашу одежду, а потом приведёшь ко мне домой. Там я решу его судьбу окончательно.

— Слушаюсь хозяйка.

Вадик поднялся с колен, подошёл к брату и молча потянул за собой. На улице, Ванька напал на него с расспросами, но Вадик начал глазами показывать то на бешенцев, то на собак, а потом и вовсе приложил палец к губам. Тсс. Молчи. Пришлось молчать, хотя парень просто разрывался от нетерпения. Тут же, на пятаке, они зашли в соседний дом оказавшимся бывшим лабазом Толстопятовых, где теперь вместо карликов хозяйничала какая-то жирная баба с розовыми волосами. Ванька не знал местная она или из бешенцев и потому просто молчал пока брат выпрашивал у неё одежду. Комбинезон и бронежилет пришлось оставить в лабазе. Собачий балахон оказался дырявым и жёстким, но внутри имелось несколько подходящих карманов. Кроме того, дали клетчатую рубашку, кожаные портки и портянки, но при этом отказали в ремне. Веревочкой подвяжешь, коль не дурак. Ты же не дурак? Ванька промолчал, ему уже стало понятно, что баба не местная.

На улице он попросил брата.

— Вадь…Мне бы в туалет. Проведи меня.

Оказавшись в сортире, он первым делом залез пальцами себе в рот и начал выковыривать привязанную к резце тонкую шелковую ниточку. Спасибо тебе Vizit. Век тебя помнить буду.

— Что с дедом? — глухо спросил Вадим охранявший сортир снаружи.

— Убили его, — соврал Ванька поскольку тому было строго - настрого велено придерживаться легенды.

— Блять! Зачем ты сюда припёрся — придурок?

— Тебя спасти. Оххх.

— Чего ты там?

— Запор у меня. Не мешай.

Ванька хрипя и кашляя вытащил из пищевода увесистую колбаску. Распотрошил презерватив и принялся распихивать по карманам шпионские устройства. Передатчик, приёмник в ухо, аккумулятор. Теперь, самое трудное. Оставалось добыть ещё один клад.

— Как они тебя обработали? — спросил он.

— Так же как и тебя обработают. Отсюда — возврата нет, — равнодушно ответил Вадик.

— Расскажи, а то у меня запор, я тут походу надолго, — попросил хитрый предатель.

Вадик рассказал. Сначала он рассказал, про то как бешенцы атаковали Зарубино. Затем как его вырубили транквилизатором и взяли в плен. Ванька сочувственно кряхтел. Вадик продолжал рассказывать. Он узнал, что на самом деле настоящих бешенцев не так уж и много. Половина тех кто ходит в балахонах, это всё Хомутовские. Бешенцы контролируют собак и Хомутовских. Причём, если с собаками всё понятно, то с людьми происходит настоящая мистика. Та женщина, которая была с Мясником - это Вероника. Она внучка Святой Изольды, основательницы кинокефалической псовой церкви. Всех пленных отправляют к ней, а она проводит особый ритуал и таким образом способна привести любого к покорности. Человека кладут на стол и на затылок ему кладут камень-голыш. Серый камень с красными прожилками. Она читает над головой молитву и камень исчезает. Скрывается в голове. Потом наступает странная тяжесть. Ты всё время ощущаешь в голове этот камень. И какая-то отрешённость. А стоит им пошуметь своими погремушками, как наступает просто невыносимая боль. Она такая сильная, что некоторые умирают. Ты всё сделаешь, только бы не испытывать этой боли. Вот ты говорил, что из людей собак не сделать. а они сделали. Всё сделаешь, на всё пойдёшь, лишь бы не погремушки.

— И много у неё таких камней? — спросил Ванька.

— Я видел чемодан. Там каждый камешек в отдельной секции. Теперь ты знаешь, что тебя ждёт. Они…Этот Мясник, не скрывает, что многие получат свой камешек. Он утверждает, что мы живём в зоне где кругом сплошные аномалии и сильнейшие станут настоящими сталкерами. Помнишь, мы играли с тобой в компьютерную игру? Он помешан на всяких странных названиях и предлагал мне почитать книгу “Пикник на обочине”. Один из Рубил осмелился спросить его, про эти камни и прежде чем Мясник его застрелил, мы узнали, как они их называют. Он сказал, что это “Рачьи глаза”. Я спецом, прочитал всю книгу, а там, только упоминание. Погремушки и Рачьи глаза. Они работают вместе. Они…На картине у Вероники, в доме. Святая Изольда с погремушкой и камнем… Держит, будто скипетр и державу.

Ванька, к концу рассказа, добыл и распотрошил вторую колбаску. Запасной аккумулятор, радиометки и пишущая ручка. Только ручка была особенной. Стреляла маленькими иглами. Всего шесть зарядов. Если незаметно поднести к шее врага и нажать на кнопочку, то паралич наступает почти мгновенно. Позапрошлой ночью, когда он пришёл в себя после касторки, его заставили испытать ручку в деле. На первом подвернувшемся психе. Так что он прекрасно знал, как ею пользоваться и теперь рассчитывал применить эту ручку по назначению.

“Если я убью Веронику, то смогут ли бешенцы контролировать местных? — размышлял Ванька. — А если её смерть ничего не решает? Я обещал деду, что буду строго придерживаться наших планов. Верно. Моя жизнь не имеет значения. Уже не имеет. Если я совершу сейчас необдуманный поступок я поставлю под удар наше общее дело. Но дед обо всём должен узнать. Нужно рассказать про эти камни и стаю и про многое другое. Может быть как-то можно вынуть эти камни? Спокойно. Сохраняй спокойствие. Помни, что ты предатель”.

Метки нужны были для дронов. У деда и Саввы Игнатьевича, их, целый вагон. Народу только не хватает для полноценной атаки, эти метки нужно раскидать в домах где ночуют бешенцы  — именно бешенцы, а не Хомутовцы. Только и те и другие носят одинаковую одежду, а многие прячут лицо. Ладно хоть детишки сидят в отдельных загонах. Может, бешенцы это только охрана, а все кто рубит мясо, варит еду и выполняет тяжёлую работу - это исключительно местные? Бешенцы, по идее, должны селиться отдельно.

Старший брат отвёл его в баню. Тоже недалеко оказалась. Бывший дом главного Хомутовского рубилы. Сейчас тут было пусто. Ванька на всякий случай поинтересовался его судьбой и брат ответил, что лишних пускают на тушёнку. Это касается так же и всех погибших. Собак кормят человечиной, потому как бешеные собаки это расходный материал и их хозяевам без разницы, чем они будут питаться. Они только делают вид, что любят пёсиков, хотя некоторые действительно любят, а есть такие, которые состоят с собаками в законном браке. Это у них, называется почитание. Почитай суку свою, как жену свою и будь верен ей в земной и загробной жизни. Почитай кобеля своего как мужа своего и…Ну короче, все они, зоофилы сраные.

Ванька мылся в холодной парилке, а брат сидел в предбаннике и продолжал рассказывать о местных порядках. Он рассказал, что сука-жена, это не шутки. Собачья церковь требует, чтобы каждый совершеннолетний прихожанин обязательно сочетался браком с собакой. Типа это венчание. Только после этого разрешаются случки с человеческими партнёрами. При этом, на всех торжественных событиях ты должен быть с официальной женой, а скажем, девушка с который ты спишь, приходит со своим официальным кобелем. Нормальной человеческой семьи как таковой нет. Дети и щенята — все называются щенками, здорово правда? Если твоя сука сдохнет — выберешь другую похожую и церковь заново обвенчает вас, а ты должен считать, что душа сдохшей суки перешла в тело новой жены. Но это только то, что он узнал, может это и не совсем правда, но так рассказывали сами бешенцы. Все они крутятся вокруг таинственной Обители, где раньше располагался частный собачий приют. Все они молятся Святой Изольде, которую давным-давно сожрали бешеные собаки и считают, что в каждой собаке есть частичка этой святой. Они говорят, что раньше, собак повсеместно притесняли, стерилизовали и чипировали, а ещё жестоко травили и не давали играть с детьми. Святая Изольда боролась с этими человеческими ублюдками. Она защищала и кормила каждого пёсика, а потом привозила в свою обитель. Они говорят, что она каждый день молилась за вразумление человечества и требовала, чтобы собак выгуливали без намордников. Поводки, намордники, ошейники, стерилизация это не гуманно и жестоко. Она устраивала пикеты и митинги и к ней прислушивались на самом верху. Бешенцы рассказывали, что один депутат, почти протолкнул закон, где официально разрешалось отстреливать каждого, кто причиняет вред бездомным собачкам. Без суда и следствия, но потом настали совсем уж лихие времена и спасать животных стало некому. И тогда святая Изольда своею твёрдой рукой и железным голосом воззвала к своим сторонникам при помощи святого Айфона и со всех концов страны в Обитель стали идти озабоченные, и сочувствующие. Они-то, впоследствии, и стали пищей для Божьей стаи.

— Ты там, что-то сказал про тушёнку? —  переспросил его Ванька.

— Всех стариков, больных и тех кого убили — закатывают в банки, а потом, будут отправлять в Обитель. Собак варят отдельно. Им нужно много еды. Эта стая, которая пришла в Хомутово, она лишь одна из многих. Он орудуют в Мордовии, в Татарстане и за Уралом и говорят, что даже в Средней Азии они есть. Может и врут, не знаю.

— А почему они припёрлись именно к нам?

— Вань, спроси чего полегче. Я рассказал тебе всё, что знаю. Может, им не мы нужны, а только наша продукция. Сёла располагаются в безопасном месте, окружены болотами из ванили. Если правильно организовать оборону их можно легко защищать от любого вторжения извне. Может им нужна новая Обитель? Может, они просто пришли за едой, но вот такие они, эта Божья стая. Кроме того…

Вадик задумался.

— Что?

— Они же дают защиту от бешенства. Делают прививки. Тебе тоже такую сделают, после того как Вероника  одарит тебя камушком. Получается, они не только губят людей, но и защищают от самих себя.

Ванька закончил мыться и принялся одеваться.

“Словно на смерть готовлюсь, — размышлял он. — Есть такая старинная традиция перед смертью мыться и одеваться во всё чистое…Конечно, одежда не новая, но если не принимать в расчёт запах псины…Они сделают меня таким же как брат…Смогу ли я после этого остаться самим - собой? Может всё-таки попытаться убить Веронику? Что же мне делать?”

Старший брат привёл его в Хомутовский клуб. Тут возле входа Ванька увидел ещё одну будку на носилках. Эта будка отличалась от остальных. Она была была больше, тяжелее, чтобы такую поднять нужно было бы как минимум восемь человек и там имелись крепления под оружие. Это что, походная крепость? Это же глупо. Впрочем, у бешенцев свои порядки. На крыльце дежурили два рослых собачника и парень едва не сдержался, от смеха. Они были вооружены его Грозами. Видно понравилось Веронике его оружие - сразу себе захапала. Это хорошо. Значит эти псиноводы клюнули на дедову замануху.

Пробка из машин растянулась на полтора километра и продвигалась очень медленно. Люди нервничали, то и дело, нажимая на клаксоны, всем хотелось оказаться как можно быстрей дома. Над машинами стоял бело-серый смог от работающих двигателей.

— Сука, вот даун! – выкрикнул Андрей, сидя за рулем своей «Короллы». В этот миг, перед ним вклинилась «девятка» из соседней полосы, без знаков поворота. Нервы были на взводе, стоило только зевнуть, и вот результат! То, что еще было не понятно, какая полоса поедет быстрей, водителя «девятки» не смутило. Возмущение переполняло Андрея, хотелось выйти - и по носопатке, и по носопатке. А почему собственно «хотелось»? Недолго думая, Андрей выскочил из своей машины, благо движение было нулевое.

— Эй, товарищ! – постучал в боковое окошко продукции отечественного автопрома, Андрей, мило улыбаясь.

— Да! Что случилось? – окошко открыл молодой парнишка тщедушного телосложения и ещё на носу блестели очки с толстенными линзами. Андрей немного опешил от столь жалкого вида оппонента.

— Снимите, пожалуйста, очки, если вам не трудно, – вежливо попросил Андрей, проявляя акт благородства.

— Не понимаю… — удивился парнишка, но всё-таки снял очки, близоруко щурясь на Андрея.

Почти без размаха, Андрей хлёстко, вдарил кулаком в нос «очкарика» и тут же, вдогонку, зарядил ещё и в висок. – Знаки показывать надо, чудило!

Окошко «чудилы» быстро закрылось, за стеклом пострадавший поднял голову к верху, зажимая пальцами кровь, льющуюся из носу. Не без внутреннего удовлетворения, Андрей пошёл к своему автомобилю. Из соседних стоящих машин люди смотрели на это небольшое событие с разными чувствами, кто улыбался, кто с возмущением, а кто и просто, без эмоций.

— Брат, за что ты его? – спросил таксист на «логане», стоящей на левой полосе.

— Подрезал шакал, без знаков, в наглую въехал. - Ответил Андрей, устраиваясь в кресло своей машины.

— Понятно! – понимающе кивнул таксист, закрывая своё стекло.

Движение немного ожило, машины на десяток метров проехали вперед. «Девятка» стояла, хотя впереди неё образовалась пустота. Свято место пусто не бывает, и вот туда уже въехала машина с другого ряда.

— Козёл! – руганулся Андрей и нервно нажал на клаксон. Впереди стоящая машина не реагировала на звуковой сигнал.

Но вот дверь водителя «девятки» открылась. Из машины, наружу вышел пострадавший парнишка, очки он одел, благо, Андрей их не повредил. Всё лицо его было алое, и кровь продолжала хлестать из носу, закрашивая вязаную кофту.

— Ёлки-палки… — забухало в висках Андрея, в руках «очкарик» держал охотничье ружьё, направленное в его сторону. Низ живота скрутило.

«Очкарик» выцеливал двустволкой лобовое стекло, за которым сидел Андрей, и, подходя всё ближе, что-то кричал - закрытые окна создавали эффект немого кино.

— Какой пиздец! – зашептал Андрей, судорожно нажимая на закрытие дверей на своей панели. Парнишка подошёл к водительской двери и кровавыми ладонями оставил следы на стекле, он попытался открыть дверцу или окно. Срывающим голосом, он крикнул: – Хер тебе, придурок!

Недолго думая, «очкарик» ударил прикладом по окну. По стеклу пошла трещина, Андрей с оцепенением смотрел на действия сумасшедшего и не верил в происходящее. Еще недавно он просто ехал домой… и вот. Парнишка продолжил долбить по стеклу, трещина разрасталась. Тогда Андрей стал нервно оглядываться по сторонам в надежде, что кто-нибудь поможет. В соседних машинах люди были напуганы, по глазам прочитав – никто не выйдет и не поможет, человек с ружьем внушал страх! Стекло лопнуло и рассыпалось.

— Что, уважаемый? Вы кажется, пару минут назад хотели со мной поговорить? – вроде голос интеллигентный, но два ствола, упёртые в висок, не настраивали на беседу. Андрей боялся пошевелиться, автоматически подняв руки за голову. – Как вас зовут, сударь? Не соизволите ли ответить?

— А… а... а… а, – Андрея трясло, зуб не попадал на зуб. Взяв себя в руки, удалось выдавить из горла что-то членораздельное, — Анрееей!

— Молодец, Андрей! Я прошу вас, пожалуйста, выйдите из своей машины, у нас с вами неоконченный разговор остался, хотелось бы его завершить!

Спорить почему-то Андрею не хотелось, трясущимися руками удалось открыть дверцу. Затравлено, он кинул взгляд на парнишку. Нос у того явно был сломан, кровь продолжала струиться по подбородку и губам. Удивительное дело, затор из машин начал рассасываться, не смотря на пробку.

— Андрей, пожалуйста, пройдите немного вперед! – зашёл за спину парнишка и ткнул ружьем в спину. Ноги просто не слушались Андрея, «кандалы» сковали ступни. – Вы меня извините, что немного вас подрезал, показалось, что вы пропускаете меня, вот и въехал перед вами.

В спину более сильно ткнул оружием парень, заставив идти Андрея. Он понимал, что этот маньяк ведет его на убой. Такой, иронично-вежливый тон «очкарика», не предвещал ничего хорошего. Чем-то он напоминал Тарантино в "От Рассвета до Заката".

— Но после вашего убедительного разъяснения, я понял свою ошибку! Стоп! – резко выкрикнул парнишка. Андрей остановился и почувствовал, как ружье со спины перестроилось в затылок. — На землю, сударь!

Андрей сел на колени, каждую секунду ожидая выстрел.

— Теперь надеюсь, вы поняли, что не стоит ломать людям носы, не вежливо это как минимум, а как максимум – можно и умереть, — Андрей сидел и плакал, всё тело его тряслось от страха, — а теперь, Андрей, будем прощаться! На счет три, классически, так сказать…

— Нет... нет... пжалста... — невнятно частил Андрей.

— Раз… Два… — Андрей закрыл глаза и почувствовал, как ружье перестало давить на затылок, наверно замарать оружие не хотел. — Три!

Раздался ужасающе-громкий двойной выстрел. Андрей упал на живот и почувствовал растекающуюся лужу мочи под собой. С трудом разлепив глаза, Андрей увидел уезжающую «девятку» и рваную дыру в асфальте - именно туда было разряжено ружье.

У него не выходила из головы мысль, что у него на шее затягивалась петля, а девочка лет тринадцати несёт угрозу. Вероятность встретить любую женщину в отдалённом уголке Дикой Территории стремилась к нулю, не говоря уже о ребёнке. В совпадение наёмник никогда не верил. А когда твой зад пытается поджарить команда подготовленных спецов-диверсантов, от «случайной встречи» несло отвратительным предчувствием подвоха.

Не купился он и на надуманную историю с бегством от Ладоги. Сто миль на запад по дебрям – это слишком много для выжившей девочки. Пересечь россыпь мелких озёр, речушек, кряж, кишащее насекомыми болото и гектары леса напрямую невозможно. Только в обход, по извилистым тропинкам и грунтовым дорогам, где и в лучшие годы мало кто ездил. Она точно не добралась сюда пешком. Её обувь относительно цела, не разваливается, а плохая одежда совсем не показатель блуждания по Карелии. Да и сомнительно, что Софья отправилась на Дикую Территорию пешком без нужных вещей, налегке.

- Далеко ещё? – спросил он у вынырнувшей из-за камней девчонки.

- Два или три часа. Должны успеть. В прошлый раз я видела его рано утром. – авторитетно заявила она. – Пойдём?

- Да.

Неподъёмная тележка плохо слушалась в рыхлом песке. Колеса вязли и Секст с трудом удерживал механизм в нужном положении. Кое-как он приспособился, и дело пошло на лад – Саркофаг с Дайаной плыл среди деревьев медленной торпедой. Иногда воровка с русским именем Софья возвращалась и помогала ему, порой бросая короткие недоверчивые взгляды то на Эция, то назад. Её тоже что-то тревожило, но девочка предпочитала молчать. Наёмник мотал информацию на ус, подмечая и другие странности в образе спутницы.

Девчонка держалась очень уверенно. Её поведение не вязалось с зарёванной в доме воровкой. Она двигалась, как опытный охотник, шагая бесшумно и уверенно. А ведь ей на минуточку тринадцать, может, четырнадцать лет. Такому нельзя научить в раннем детстве, да еще в неблагоприятных условиях с отвратительной экологией. Или он сейчас себя накручивал, подгоняя факты под одну нелепую теорию.

- Ты так и не сказал мне своё имя. – проговорила Софья, глядя за вспотевшее лицо наёмника.

- Имя? Зови меня Секст.

- Как секс?

- Нет. СексТ с буквой Т на конце.

«Дурацкое имя, знаю. Но других документов у меня не было под рукой».

- Понятно. Я не вру насчёт трака. Честно.

- Смотри за дорогой.

Девочка демонстративно отвернулась и ушла вперёд, хмыкнув типичное «ага». Русскоязычные люди часто так говорили.

Наёмник не любил огромную Россию. Хотя самые жирные контракты были оттуда. Заказчики с необъятной «раши» платили не торгуясь, как правило. И редко пытались набиваться в друзья, что очень привлекало Секста. Но холодный край вызывал в нём дикое ощущение собственной неполноценности. Эций не понимал, как можно выживать в таких условиях и верить в человечество и духовные принципы, например. Носители «русского» мыслили другими категориями, отторгая от себя и одновременно вызывая восхищение своими поступками. Только в России нельзя быть уверенным в чём-либо. Проще жить одним днём, как это делают местные.

- Софи! – позвал наёмник девчонку.

Она вернулась не сразу. Спустя десять секунд из порослей папоротника вынырнула худая и бледная девка невысокого роста. Её лица он по-прежнему не видел. Только огромные глаза.

Секст протянул ей плитку твёрдого, как камень, сублимированного мясного батончика.

- Пять минут привал. Ты хотела есть? Ешь!

Она недоверчиво взяла из рук найма батончик, понюхала его. Затем пустила в ход зубы, отвернувшись от мужчины. Эций сел на Саркофаг. Есть он перехотел, в отличии от выпивки. Он с наслаждением потирал натруженные ноги, мечтая снять наконец с ног тяжёлые ботинки.

- Секс-д! – позвала она его с батончиком в руке.

- Что?

- Это всё из-за неё? Погоня?

- Не твоё дело! Ешь, у нас мало времени!

Она запечатала угощение и сунула в карман. Сверкнули глаза в сумраке.

- Потом догрызу.

До рассвета они шли молча. Они оставили за собой еще пять полных миль по бездорожью. Эций натёр ногу и сбил дыхание, и как следует, приуныл. Будущее не предвещало ему ничего хорошего. Истощённый организм требовал полноценного отдыха, и чем скорее, тем лучше.

- Еще полкилометра. – сказала Софья, ткнув пальцем в едва видимую точку. Она будто прочитала его мысли, озвучив то, о чём он мечтал с самого утра.

– Там парковка за мусорными кучами. – шепнула она почему-то и снова посмотрела назад. Наблюдательный наёмник отметил про себя эту маленькую особенность.

- Во сколько прибывает твой трак?

- Рано. Я видела его лишь раз, и то издалека. – ответила девочка и запнулась, будто хотела ещё что-то сказать, но в последний момент передумала.

- Хорошо.

Они заложили крутой вираж по дороге к парковочному месту. Девчонка пыталась ему возразить, но Секст настоял на своём. Транспортная стоянка притаилась рядом с бывшим мусорным полигоном, а это считай, сотни гектаров открытого пространства. В любой момент из-за леса могли вынырнуть вражеские птички-коптеры и заснять прогуливающих беглецов. Кроме того, Эций всё еще сомневался в словах подростка. Софья могла всё придумать или приукрасить, как часто это делают дети. Поэтому полкилометра очень скоро превратились в милю, и Эций сотню раз пожалел, что не решился на риск.

Теперь они двигались черепашьим ходом. Всё чаще Секст прибегал в оптическому визору, который не выпускал из рук. Он рассматривал воздушное пространство и поглядывал на местность. Особенно его интересовала дорога с разбитым асфальтовым покрытием. На ней действительно виднелись относительно свежие следы от чёрных шин. Дорогой пользовались, нечасто, но следы протектора на засохшей грязи читались издалека.

Он оставил в покое Саркофаг и развернулся к Софии.

- Останься здесь! Я хочу осмотреться и провести дополнительную разведку. Если с капсулой что-то случится, или ты потеряешься, то клянусь всеми богами, я найду тебя и разделаю на органы.

Она утвердительно закивала, прекрасно понимая, что сильный злобный мужчина не шутит. Эций, в свою очередь, побрёл к стоянке – осмотреться. Но вскоре он вернулся к девочке, которая распечатала батончик и с урчанием грызла его.

- Что ещё? – буркнула она.

Эций шагнул к ней и бесцеремонно схватил её в охапку. Девка пискнула от такой грубости. Секст ощупал одежду, провёл руками по плечам, бёдрам, обшарил талию. Девчонка лишь взрагивала от холодных прикосновений его рук. Проверил он и волосы у подростка. Та смутилась, но ничего не сказала, стерпела.

- Скоро буду! – бросил он напоследок, и быстро направился к стоянке.

Его беспокоили мусорные кучи.

Он потратил битый час, изучая наслоения старого, утрамбованного твёрдого мусора, поросший сверху сорняками и ползучей травой. Паранойя и опыт подсказывали ему, что в таких нагромождениях легко спрятать роту боевиков для хорошей засады. Или парочку диверсантов-наблюдателей. Но терриконы и навалы выглядели безжизненными холмиками без видимых следов местных обитателей. Так же, как и дорога, уходящая серым полотном далеко за лес.

Наёмник послонялся вблизи парковки еще какое-то время, и потопал к Софье.2.

Маленькая чертовка хорошо ориентировалась в лесной местности. Она безошибочно, несмотря на темноту, выбирала нужный путь, чтобы можно было без проблем вести каталку с капсулой. Наёмник едва поспевал за ею, обливаясь потом и завидуя её лёгкости. В свете ионного излучателя фигура девочки выглядела невесомой и воздушной, несмотря на обноски.

- Ты неплохо знаешь эти места. Откуда?

- Я выросла в трёхстах милях отсюда. Отец научил.

Они пересекли странную полянку с выжженным центром по самому краешку, вышли на опушку векового леса к груде валунов, облепленных мхом и летучими соцветиями. Софья забежала за груду гранита, а Секст тяжело плюхнулся на задницу.

У него не выходила из головы мысль, что у него на шее затягивалась петля, а девочка лет тринадцати несёт угрозу. Вероятность встретить любую женщину в отдалённом уголке Дикой Территории стремилась к нулю, не говоря уже о ребёнке. В совпадение наёмник никогда не верил. А когда твой зад пытается поджарить команда подготовленных спецов-диверсантов, от «случайной встречи» несло отвратительным предчувствием подвоха.

Не купился он и на надуманную историю с бегством от Ладоги. Сто миль на запад по дебрям – это слишком много для выжившей девочки. Пересечь россыпь мелких озёр, речушек, кряж, кишащее насекомыми болото и гектары леса напрямую невозможно. Только в обход, по извилистым тропинкам и грунтовым дорогам, где и в лучшие годы мало кто ездил. Она точно не добралась сюда пешком. Её обувь относительно цела, не разваливается, а плохая одежда совсем не показатель блуждания по Карелии. Да и сомнительно, что Софья отправилась на Дикую Территорию пешком без нужных вещей, налегке.

- Далеко ещё? – спросил он у вынырнувшей из-за камней девчонки.

- Два или три часа. Должны успеть. В прошлый раз я видела его рано утром. – авторитетно заявила она. – Пойдём?

- Да.

Неподъёмная тележка плохо слушалась в рыхлом песке. Колеса вязли и Секст с трудом удерживал механизм в нужном положении. Кое-как он приспособился, и дело пошло на лад – Саркофаг с Дайаной плыл среди деревьев медленной торпедой. Иногда воровка с русским именем Софья возвращалась и помогала ему, порой бросая короткие недоверчивые взгляды то на Эция, то назад. Её тоже что-то тревожило, но девочка предпочитала молчать. Наёмник мотал информацию на ус, подмечая и другие странности в образе спутницы.

Девчонка держалась очень уверенно. Её поведение не вязалось с зарёванной в доме воровкой. Она двигалась, как опытный охотник, шагая бесшумно и уверенно. А ведь ей на минуточку тринадцать, может, четырнадцать лет. Такому нельзя научить в раннем детстве, да еще в неблагоприятных условиях с отвратительной экологией. Или он сейчас себя накручивал, подгоняя факты под одну нелепую теорию.

- Ты так и не сказал мне своё имя. – проговорила Софья, глядя за вспотевшее лицо наёмника.

- Имя? Зови меня Секст.

- Как секс?

- Нет. СексТ с буквой Т на конце.

«Дурацкое имя, знаю. Но других документов у меня не было под рукой».

- Понятно. Я не вру насчёт трака. Честно.

- Смотри за дорогой.

Девочка демонстративно отвернулась и ушла вперёд, хмыкнув типичное «ага». Русскоязычные люди часто так говорили.

Наёмник не любил огромную Россию. Хотя самые жирные контракты были оттуда. Заказчики с необъятной «раши» платили не торгуясь, как правило. И редко пытались набиваться в друзья, что очень привлекало Секста. Но холодный край вызывал в нём дикое ощущение собственной неполноценности. Эций не понимал, как можно выживать в таких условиях и верить в человечество и духовные принципы, например. Носители «русского» мыслили другими категориями, отторгая от себя и одновременно вызывая восхищение своими поступками. Только в России нельзя быть уверенным в чём-либо. Проще жить одним днём, как это делают местные.

- Софи! – позвал наёмник девчонку.

Она вернулась не сразу. Спустя десять секунд из порослей папоротника вынырнула худая и бледная девка невысокого роста. Её лица он по-прежнему не видел. Только огромные глаза.

Секст протянул ей плитку твёрдого, как камень, сублимированного мясного батончика.

- Пять минут привал. Ты хотела есть? Ешь!

Она недоверчиво взяла из рук найма батончик, понюхала его. Затем пустила в ход зубы, отвернувшись от мужчины. Эций сел на Саркофаг. Есть он перехотел, в отличии от выпивки. Он с наслаждением потирал натруженные ноги, мечтая снять наконец с ног тяжёлые ботинки.

- Секс-д! – позвала она его с батончиком в руке.

- Что?

- Это всё из-за неё? Погоня?

- Не твоё дело! Ешь, у нас мало времени!

Она запечатала угощение и сунула в карман. Сверкнули глаза в сумраке.

- Потом догрызу.

До рассвета они шли молча. Они оставили за собой еще пять полных миль по бездорожью. Эций натёр ногу и сбил дыхание, и как следует, приуныл. Будущее не предвещало ему ничего хорошего. Истощённый организм требовал полноценного отдыха, и чем скорее, тем лучше.

- Еще полкилометра. – сказала Софья, ткнув пальцем в едва видимую точку. Она будто прочитала его мысли, озвучив то, о чём он мечтал с самого утра.

– Там парковка за мусорными кучами. – шепнула она почему-то и снова посмотрела назад. Наблюдательный наёмник отметил про себя эту маленькую особенность.

- Во сколько прибывает твой трак?

- Рано. Я видела его лишь раз, и то издалека. – ответила девочка и запнулась, будто хотела ещё что-то сказать, но в последний момент передумала.

- Хорошо.

Они заложили крутой вираж по дороге к парковочному месту. Девчонка пыталась ему возразить, но Секст настоял на своём. Транспортная стоянка притаилась рядом с бывшим мусорным полигоном, а это считай, сотни гектаров открытого пространства. В любой момент из-за леса могли вынырнуть вражеские птички-коптеры и заснять прогуливающих беглецов. Кроме того, Эций всё еще сомневался в словах подростка. Софья могла всё придумать или приукрасить, как часто это делают дети. Поэтому полкилометра очень скоро превратились в милю, и Эций сотню раз пожалел, что не решился на риск.

Теперь они двигались черепашьим ходом. Всё чаще Секст прибегал в оптическому визору, который не выпускал из рук. Он рассматривал воздушное пространство и поглядывал на местность. Особенно его интересовала дорога с разбитым асфальтовым покрытием. На ней действительно виднелись относительно свежие следы от чёрных шин. Дорогой пользовались, нечасто, но следы протектора на засохшей грязи читались издалека.

Он оставил в покое Саркофаг и развернулся к Софии.

- Останься здесь! Я хочу осмотреться и провести дополнительную разведку. Если с капсулой что-то случится, или ты потеряешься, то клянусь всеми богами, я найду тебя и разделаю на органы.

Она утвердительно закивала, прекрасно понимая, что сильный злобный мужчина не шутит. Эций, в свою очередь, побрёл к стоянке -  осмотреться. Но вскоре он вернулся к девочке, которая распечатала батончик и с урчанием грызла его.

- Что ещё? – буркнула она.

Эций шагнул к ней и бесцеремонно схватил её в охапку. Девка пискнула от такой грубости. Секст ощупал одежду, провёл руками по плечам, бёдрам, обшарил талию. Девчонка лишь взрагивала от холодных прикосновений его рук. Проверил он и волосы у подростка. Та смутилась, но ничего не сказала, стерпела.

- Скоро буду! – бросил он напоследок, и быстро направился к стоянке.

Его беспокоили мусорные кучи.

Он потратил битый час, изучая наслоения старого, утрамбованного твёрдого мусора, поросший сверху сорняками и ползучей травой. Паранойя и опыт подсказывали ему, что в таких нагромождениях легко спрятать роту боевиков для хорошей засады. Или парочку диверсантов-наблюдателей. Но терриконы и навалы выглядели безжизненными холмиками без видимых следов местных обитателей. Так же, как и дорога, уходящая серым полотном далеко за лес.

Наёмник послонялся вблизи парковки еще какое-то время, и потопал к Софье.

(продолжение следует...).

Егор был русским по паспорту, высоким и статным, и с правильными чертами лица. Лукавая улыбка почти всегда играла на чуть припухших губах. Помимо красоты, он ещё был остроумным и общительным. Парой слов, небрежно брошенных, он всегда мог вызвать смех у благоверной. А её звали Айгуль, чистокровная татарка со жгучими карими глазами, и чёрными, как воронье крыло, волосами. Спортивное телосложение и высокая грудь - она была достойна своего любимого.

Но была одна проблема в их отношениях, у них не было детей. Что они только не делали, ну не получалось! Обследования прошли все, какие только есть, врачи разводили руками в недоумении, и совместимость отличная, и у обоих показатели деторождения благополучные, даже по крови у них было только одно совпадение из трёх допустимых. Прошли через ЭКО дважды, оба раза зародыши погибали на второй неделе после подсадки. Про церковь и ворожбу и говорить не надо, всё испробовали, а результата никакого.

И вот, по прошествии стольких лет семейной жизни, Айгуль стала замечать в глазах мужа нервозность и легкое отстранение, как будто мысли его где-то витали. Иногда она ему рассказывала новость, а потом выяснялось, что он совершенно её не слушал. Смутное подозрение зародилось в душе девушки, и тогда она стала более внимательно присматриваться, а иногда и принюхиваться, к Егору. То она увидела лёгкое покраснение на шее, смутно напоминавший засос, то учуяла легкий аромат чужих, незнакомых духов - все эти мелочи наводили на мысль об измене любимого. Она все так же мило улыбалась, говорила сюсипушные женские глупости, но в глубине удерживала всплески магмы, она ведь была восточной, горячей женщиной. В конце концов, вечером, пока Егор принимал душ, она нарушила своё табу и залезла в его айфон и прочла смс-сообщение от неизвестного Володи: «Любимка, завтра в 16-00 на «Кировке», не забудь, твоя киска!»… или любимый поменял ориентацию, или, что ещё хуже (хотя не понятно что хуже), он начал шифроваться от жены. Айгуль хотела тут же ворваться в ванну с истерикой и скандалом, но сделав несколько глубоких выдохов, взяла себя в руки. Этот вечер она доулыбалась.

На следующий день, девушка отпросилась с работы, и около 16ти часов сидела на лавочке, на Кирова, главной улице города - неофициальным местом для свиданий городской молодёжи. Для конспирации она надела солнцезащитные очки, на пол лица, куртку, лет пять висевшую в шкафу и на голову - серую шляпу, чтобы скрыть столь приметные, чёрные волосы. Айгуль ждала Егора и его пассию, "Володю".

Егор появился первым в руках держа красивый букет белых роз. Он нервно стоял у чугунного, литого фонаря. Этот ориентир, судя по всему, был не единожды применён в качестве места встречи. Через минут пять, подошла девушка, и кокетливо, приняла цветы от мужа. Он, как чеширский кот со своей улыбкой, приобнял девушку и поцеловал в губы. Айгуль трясло от предательства и обиды, руки, державшие газету, дрожали а из груди готов был вырваться вопль. «Володя» оказалась красивой блондинкой с губками «уточкой» и гладкой кожей на лице, и ещё эта грудь, на размер больше Айгульской.

— Сука, козёл, тварина, – шептала себе под нос, Айгуль. В конце концов, давление нормализовалось и хладнокровие вернулось - надо было доводить задуманное до конца.

Влюблённая парочка с час посидела в открытом ресторанчике. Отужинав, они отправились гулять пешком по мостовой, что было на руку Айгуль. Пройдя почти километр пешком, и целуясь, как подростки, они зашли в подъезд пятиэтажного дома, где и пропали почти на час. Всё это время, Айгуль грызла ногти от нетерпения и злобы, сердце бухало в утроенном режиме. Наконец, муженёк, выскочил из подъезда и, чуть не прыгая как козлёночек, поскакал к остановке. Судя по всему, план сегодняшнего дня у него был выполнен на 100%.

Но Айгуль не интересовал благоверный, теперь ей был известен адрес любовницы, и пора было переходить на следующий уровень задуманного. В последующие дни она стала следить за «Володей», оказавшейся Варварой. Работала та инструктором по плаванию в бассейне. Жила одна, без родителей, и регулярно выгуливала пуделя. Хорошая такая, добрая девчонка. На работе Айгуль взяла отпуск за свой счёт, а мужу ничего не сказала. Она ещё не знала, что сделать, но эту ситуацию надо было разруливать.

Следующий был шаг в плане - покупка месячного абонемента в бассейн и запись в группу Варвары, что она и водворила в жизнь. Уже через пару недель, не без восточной хитрости, Айгуль и Варвара стали подругами.

И вот, однажды, Варвара призналась своей новообретённой подруге, что беременна. Айгуль мило улыбаясь, поздравила её с таким счастьем, но удар, который она перенесла в этот момент, докрутил до конца план мести.

Однажды, после вечернего плавания и отдыха в сауне, Айгуль пригласила Варвару в гости, на обед с национальными блюдами и конечно же та согласилась. Ночь и утро было в запасе у Айгуль для подготовки незабываемого обеда.

Настал час Х, Варвара пришла к подруге в назначенное время. Все напоминания о муже были свалены в шкафу, вместе с семейными фотографиями. Весёлая Айгуль радостно встретила девушку и пригласила в зал. На столе были расставлены знаменитые блюда: Губадия, баурсаки посыпанные сахарной пудрой, кубете с картофелем, сумса с ливером, чак чак, кастыбый и много чего ещё. От всех этих яств исходил умопомрачительный аромат - Айгуль была великолепной хозяйкой. Дикий жор беременной женщины напал на Варвару. Уж изредка, она могла позволить себе переедание, просто на следующий день придется на час больше усиленно поплавать.

В беседе они прекрасно провели время, Айгуль почему-то не ела пироги с мясом, сказав, что наелась, пока готовила, а вот чак чак с чаем искушала с удовольствием.

— Ой, Айгуль, солнышко, мы с ребеночком наелись до отвала! – благостно пробормотала Варвара, с нежностью поглаживая чуть проступающий животик. – У тебя руки золотые! Ну нам пора, чувствую, что будет мальчик, на мясное так и тянет...

У Айгуль от этих слов чуть дёрнулись плечи, вести её в спальню в последний момент она передумала. Проводив "подругу" за дверь и распрощавшись, хозяйка вошла одна в спальню.

На кровати, жертвенно распростёрся муж. Постель была пропитана кровью, его живот был вспорот и почти все внутренности лежали на покрывале, недоставало только пару органов: печени и сердца. Егор всё ещё улыбался, наверно, хороший сон видел перед смертью.

— Привет, родной! Скоро мы будем вместе, потерпи любимый!

Через пять минут Айгуль лежала на асфальте со свёрнутой шеей, а на восьмом этаже, в открытом окне, штора прощально колыхалась от ветра.

Пока Эттин ехал через Торонто, в голове прикидывал примерный маршрут, как быстрее добраться. Если дело не затянется и не будет никаких сюрпризов, то обратно он вернется уже вечером. Может быть поздним вечером. Это было сейчас не так важно, Эттин все думал о линзах, которые блеснули на глазах Гемини. С каких пор этот бравый мужик носит линзы? Показаний для этого не имелось, у него всегда было зрение около идеального. А то, что он был отличным стрелком — тому подтверждение. И этот момент, когда блеснули линзы, никак не выходил у агента из головы.

Ну, ладно, с одной стороны это его сугубо личное дело. Носить линзы или нет. Сам-то вон, в очках приперся, и ничего.

Уже на выезде из Торонто что-то случилось с агентом, в глазах резко потемнело, конечности не слушались. Автомобиль начало клонить в разные стороны, благо на дороге было мало машин. Резко встряхнув головой, Эттин словно сбросил это наваждение, и припарковался на обочине, с удивлением осматривая свои руки, что слегка подрагивали, но слушались.

Эттин еще несколько минут просидел в машине, ничего не предпринимая, а в голову закрадывались какие-то странные мысли, точно чужие.

— Андрей? — словно переспрашивал самого себя агент, — Андрей… какой еще Андрей?

Взгляд Эттина метнулся на папку с делом.

— Все правильно, ехать… — на лбу агента проступила испарина, которую он утер ладонью, и снова покосился на папку, — а куда ехать?

Эттин взял папку, и открыл ее, собираясь повторить для себя пункт назначения, подпольную нарко-столовую, штурмовую группу. А заодно продлить больничный сразу же после этого дела, тут нужен еще отдых.

А вот сейчас, листая дело, Эттин уже засомневался в своей адекватности.

«в подвале Нижегородской поликлиники пропадают люди» — гласили главные строчки дела.

— Чего? Какой еще подвал?

Эттин внимательно вчитывался в строчки дела. Предположительный подозреваемый — Темнов Андрей Макарович, стоматолог в частной стоматологической клинике. Просьба федеральной службе установить круглосуточный контроль за поликлиникой и непосредственной деятельностью подозреваемого за час до работы, во время смены и через час после окончания.

Эттин смотрел, и не мог понять, откуда он вообще вычитал про штурм какой-то подпольной столовой в соседнем городе. Вот же его цель, его долг. Эта папка с делом — его святыня, а устав гласит, что дело, которое тебе поручили, ты должен выполнить в назначенный срок и отчитаться перед непосредственным руководителем. И ни в коем случае не медлить. Замешкался, значит проиграл.

— Надеюсь, успею, — Эттин положил папку с делом на сидение, осмотрелся на дороге и развернул автомобиль, что умчался в обратном направлении.

Дело изучено, цель установлена. Следующая остановка — аэропорт.

***

Агент без проблем прошел все пункты контроля в аэропорту, избегая лишних проверок. Приобрел билет на ближайший рейс в Москву, ближе к полудню самолет благополучно взлетел. Перелет был долгим и нудным, агент постоянно перечитывал дело о некоем Андрее, отказывался от предлагаемой еды и напитках, ничего не хотелось абсолютно.

— Кто же ты, таинственный похититель людей, — пробурчал Эттин себе под нос.

Мужчина рядом, читающий газету, опустил ее, посмотрев на агента.

— Что, простите? — мужчина в возрасте сорока лет, в очках, посмотрел на агента.

— Ничего необычного, простите, если отвлек, по делу лечу в Нижний Новгород.

Протянув понимающее «а-а-а», мужчина еще раз мельком оглядел Эттина, снова уткнувшись в газету. Так же он с отвращением посмотрел на мужчину слева у окна, который иногда прихлебывал спрятанную в куртку водку. Запах алкоголя вскоре ощущался все сильнее.

Практически целый час они провели молча, Эттин иногда осматривал салон, людей в нем, но не рисковал снимать очки, не хотелось осознавать, что может лететь с измененными в одном самолете. А вдруг таинственный собеседник, читающий газету, такой же? Нет уж, снимать очки он точно не собирался. Если бы он увидел в лице соседа такого урода, то пришлось бы придумывать вескую причину, по которой ему нужно пересесть на другое место, а желательно в другую часть самолета. А если и там они? Нет уж, лучше быть в неведении, так спокойнее.

Еще через полчаса этот мужчина, опустив газету, обратился к агенту.

— Извините. Конечно, это не мое дело, но вы летите из другой страны, у вас уже предусмотрен транспорт из Москвы до Нижнего Новгорода? — поинтересовался мужчина.

— А-а-а… — Эттин оторопел от этого вопроса, но затем задумался.

Действительно, у него же толком никакой подготовки, даже оружие оставил в машине. И о транспорте он не подумал, да и Гемини не обмолвился об этом, когда говорил о деле про столовую. Что говорится — гол, как сокол.

«Стоп, Гемини говорил что? Столовая? Какая еще столовая?»

Мысли потянулись у агента беспорядочным потоком, среди которого он пытался уловить суть, которую передавал ему начальник. Что-то про задницу, да, это он сразу вспомнил, как же тут забыть.

«Какая столовая? А, да, Гемини ему говорил о парнишке в Нижнем Новгороде, которому якобы вооруженные люди заводят на эксперименты людей, а из подвала выходят только вооруженные люди и сам Андрей с мусорным пакетом в руках. Ни одна жертва так и не покинула злополучный подвал»

Эттин снова открыл дело, не обращая внимания на мужчину, что так и смотрел на него, ожидая ответа. Да, все верно, вот любительские фотографии, монтаж исключен.

Облегченно выдохнув, Эттин посмотрел на мужчину.

— Извиняюсь, сверялся с материалами дела, — сказал Эттин, посмотрев на мужчину, — да думаю, на месте разберусь, поездом или так же самолетом, — он пожал плечами.

— Не хочу показаться настойчивым или подозрительным, но я из Москвы еду сразу в Нижний Новгород, у меня на парковке фургон, по времени это займет, как на поезде, — сказал мужчина, смотря на агента, — и дешевле, чем самолетом.

Агент посмотрел на мужчину с легким налетом недоверия. Вот так незнакомому человеку предлагает место в своем автомобиле, и даже не задумывается о возможной опасности. Да, Эттин не серийный убийца, но если бы на его месте был кто-нибудь другой, прикинувшийся федералом? Беде не миновать.

А может, этот мужик и сам серийный убийца? Вот сядет он к нему в фургон, а там его дружки поджидают, сразу огреют по голове, и увезут невесть куда. А там ищи свищи этого доверчивого агента.

Ладно, прочь эти мысли, надо думать согласно логике. На самолете быстрее, но самолет ждать, скорее всего, долго. Поезд тоже не сразу приедет, и ковровую дорожку никто не постелет.

— Думаю, что это была бы неплохая идея, — задумчиво ответил Эттин.

— Меня, если что, Иваном звать, — мужчина протянул руку агенту, улыбнувшись.

— Эттин, — он ответил, пожав руку мужчине, — вы русский?

— Да, но я долго работал в Канаде, знаю местный язык, — ответил Иван, — и что-то, если честно, я не слышал, чтобы службу разведки и безопасности засылали в другие страны.

— Сам с таким впервые сталкиваюсь, — Эттин пожал плечами, показав папку с делом Ивану, — но дело — есть дело.

— Все верно. Если государство требует, отлынивать нельзя, — сказал Иван.

Эттин такой подход оценил, и вскоре более свободно общался с новым знакомым. Все-таки перелет был долгим, больше 14 часов. Если просто пялиться в дело, то можно сойти с ума. Мужчина у окна, на которого изредка поглядывал Эттин вместе с Иваном, уже крепко спал от выпитого спиртного. Иногда Иван подшучивал над пьяным мужчиной, причитал о вреде алкоголя, тем более в самолете.

Агент даже сам не понял, когда уже начал рассказывать о деле, по которому он летит в Россию.

— Я, конечно, сам родом из Нижнего Новгорода, всякого повидал у нас, но чтобы такое. Чтобы на месте, где работаешь, свою какую-то лабораторию устраивать, это наглость, — прокомментировал Иван, — куда наша-то полиция смотрит? ФСБ те же, а?

— В этом уже разберусь я сам, — сказал Эттин, увидев понимающий кивок Ивана. Дальше они продолжали общаться, но больше на отстраненные темы.

***

Самолет благополучно приземлился в Москве, Иван проводил агента до парковки на территории, где они прошли к фургону. У фургона их ждали двое мужчин, один крупный, высокий мужик в джинсовых шортах, футболке и безрукавке, а второй среднего роста, лет сорока, одет в серые брюки и кожаную куртку.

— Здарова, Ваня, — здоровяк пожал руку Ивану.

— Тебя только за смертью посылать, Ваня, — улыбнулся мужчина в кожаной куртке, пожав руку Ивану, но Эттин не совсем понимал их речь.

— Да уж, парни, за смертью меня пошлете, я никогда не вернусь, — улыбнулся Иван.

Иван заметил, что остальные уставились на Эттина.

— Ребят, давайте поприветливее, он с Канады, — Иван потыкал пальцем вверх, — федерал, по важному делу прилетел.

— Да ладно? — здоровяк подошел к Эттину, — удостоверение покажи, фуфло?

Агент сглотнул, и растерянным взглядом смотрел на здоровяка.

— Что… вам нада? — с трудом проговорил Эттин на русском, но с акцентом.

— Покажите им удостоверение, — на привычном языке сказал Иван.

Эттин сразу достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение, которое открыл, показав здоровяку.

— Серег, давай без этого, — выдохнул Иван, когда здоровяк разглядывал удостоверение, — не хватало нам еще из-за бугра проблем. Я, наоборот, с ним приветливее, а ты сразу бычишь.

Отстранившись, здоровяк отмахнулся, обратившись к Ивану.

— Поехали уже, мы тебя тут уже битый час ждем, — сказал Сергей.

Иван прошел к фургону, открыл все двери, забравшись на водительское место.

Сергей открыл выдвижную дверь в салон, окрикнув Эттина.

— Ты с нами, нет?

— Проходите в салон, Эттин, — выкрикнул Иван.

Эттин услышал его, и с опаской зашел в фургон, крепко сжимая в руках дело, и сел на свободное место.

Сергей забрался так же в салон, а второй мужчина на переднее сидение рядом с водителем, после чего фургон тронулся с места.

Эттин с опаской поглядывал на здоровяка, но тот, вопреки его опасениям, даже не обращал на него внимания.

Вскоре стабильная качка фургона начала клонить агента в сон. Он боролся с ним до последнего, но все же сдался, ибо перелет был довольно долгим, а тут еще ехать часов шесть. Уже не было сил, и Эттин, держа в руках свое дело, откинулся на спинку сидения, засопев.

Фургон трясся уже больше двух часов, Эттин так и продолжал спать, прижав к себе дело. На эту папку с интересом поглядывал здоровяк.

— Че у него там, Вань? Даже во сне не отпускает, — хмыкнул Серега.

— Это дело государственной важности, — отмахнулся Иван.

— Да ладно тебе, Вань, никто тебя не расстреляет за государственные дела Канады, — усмехнулся Серега.

Второй пассажир поддержал.

— Щас бы от друзей скрывать, что этот пендос забыл на наших землях, — сказал мужчина.

— Да там как-то непонятно все, — буркнул Иван, посмотрев в зеркало заднего вида и, убедившись, что Эттин спит, продолжил в полголоса, — мол у нас серийный убийца в Нижнем завелся, в частной клинике работает. А после работы приходят порой вооруженные люди, доставляют кого-то в подвал, а с ними и этот убийца. Сидят там час или два, а из подвала выходят только эти с автоматами, да сам Андрей с мешком, и больше ничего. Ни одной жертвы еще якобы из подвала не вышло. И зачем это дело Канадским федералам, ума не приложу.

— Не, Вань, — здоровяк вдруг задумался, смотря на Эттина, — он же не с потолка это взял? Откуда ему знать, что за дела у нас делаются на родине. Может, договорились государства, да этого и отправили? Откуда нам-то знать? Скажи, Никит?

— Вообще логично, — задумался Никита, тот, что второй пассажир, — если наше правительство запросило помощь другой страны, это дела только их, а не наши.

— Да верю я ему, — выдохнул Иван, — не похож он на балабола.

— А я вот че предлагаю, — Серега подкрался к передним сидениям, — давайте мы поможем нашему агенту, да выловим этого засранца все вместе? Глядишь, может, и поможем родине, да плюсик нам в карму будет, а? Пацаны? Что скажете?

— Не хотел бы я лезть в дела федералов Канады, — замялся Иван, смотря на дорогу, — но и родину в беде не хочу бросать, все-таки у нас эти похищения происходят.

— Именно, Вань, наша это страна, — сказал Серега, посмотрев на Никиту, — че думаешь?

Сергей отодвинул край кожанки, где блеснул пистолет в кобуре.

— За правое дело, брат, — Никита протянул Сереге кулак, — если на родине бушует маньяк, значит, мы его найдем.

— Вот это по-нашему, — Серега стукнулся с другом кулаком, и вернулся на свое место в салоне.

Еще через час езды все изъявили желание перекусить, и Иван остановил фургон у придорожного кафе. Мужчины вышли из фургона, а Иван, забравшись в салон, аккуратно растолкал Эттина.

— Начальник, есть хочешь? — спросил Иван.

— А-а-а, — Эттин заспанным взглядом осмотрелся вокруг, — попить бы.

— Ну, пошли, мы как раз у кафешки встали, — Иван позвал агента за собой.

— А да Нижнего Новгорода сколько? — спросил Эттин, выйдя из фургона вслед за водителем.

— Еще час, максимум полтора, — сказал Иван.

Они вдвоем зашли в кафе, где за одним столом сидели двое, Сергей и Никита, что уже с аппетитом поглощали суп и картошку с котлетами.

Иван прошел к стойке, приняв у тучной женщины из рук чашку супа, и прошел, присев к окну. Эттин присел рядом.

— Закажешь, как подойдут, — сказал Иван, налегая на суп.

Эттин молча кивнул, и ждал, когда к нему подойдут. Попутно он осматривал русских, что налегали на еду.

Через несколько минут, к агенту подошла женщина.

— Заказывать будешь чего? — спросила она.

Эттин повернулся, и поднял взгляд на нее, но сначала уловил ее не через очки, и сразу отвернулся.

— Ух ты ж блять… — сглотнул Эттин, зажмурившись, а перед его лицом был круглолицый, белоснежный урод с тупой улыбкой.

Надо было сначала встать, а потом только смотреть на нее!

«Что б вы все сдохли, уроды» — подумал Эттин, когда товарищи уставились на него непонимающими взглядами.

— Он не голоден, — Иван махнул рукой на женщину, и та, цыкнув, ушла.

— Спасибо, — буркнул Эттин, — я в туалет схожу, и можно ехать.

Он прошел к уборной, зашел в вонючую комнату, морщась от вони. Агент подошел к умывальнику, зажав между ног дело, и умылся ледяной водой, что немного привела его в чувства.

Вскоре он вышел, и не заметил своих товарищей, лишь пустой стол. Они ждали его уже в фургоне.

Эттин вышел из кафе, забравшись в фургон, и уселся напротив здоровяка. Фургон тронулся, и вскоре привычно начал трястись.

— Скоро Нижний Новгород? — поинтересовался Эттин.

— Час еще максимум, — сказал Иван.

— Ладно вам, пока есть время, можно посекретничать, — сказал Серега, — странно, это, конечно, но в последнее время странные сны мне снятся.

— Эт еще какие, Серег? — поинтересовался Иван.

Эттин их внимательно слушал.

— Каждый раз одно и тоже, будто в пустыню я какую-то попадаю, иду себе, иду, и тут на тебе, из песка какие-то белые, тонкие волоски появляются, да хватают меня так крепко, чувствую, кровь пьют, сука, и под песок тянут. Бороться не могу, просыпаюсь только, когда под песок затягивают, чтоб их, — поделился Серега.

— А мне, не поверите, снится то, как мы едем в Нижний Новгород, вот как сейчас прямо помню, — поделился Никита, и все его слушали, — только едем мы долго, часов десять, наверное, или больше. И все никак не приедем. Но приезжаем мы, наконец, и встречают нас какие-то люди с огнеметами, и сжигают нас. Вот, как только кричать начинаем, так я и просыпаюсь, — тяжело выдохнул Никита.

«Да уж, точно какие-то ненормальные» — подумал Эттин.

— Чего там ваши сны, — выдохнул Иван, — вот мне моя дочурка покойная снится, веселая, озорная, как раньше.

— Вань, ну зачем ты это вспоминаешь? — сетовал Серега, — мы знаем, как она тебе дорога.

— А то, что вам белиберда всякая снится, — хмыкнул Иван, — вот она приходит ко мне во сне, здоровая, счастливая, и все что-то приготовить просит. Ну, я ей и блинчиков нажарю, маленькой своей, разве ж жалко?

— Конечно, нет, — вмешался Никита, — ты ради нее на все готов был.

— Во-о-от, — горделиво выдал Иван, — и вот, кушает она блинчики, а я ей и чаю наведу, варенье достану, она все лопает с удовольствием, Ксюшенька моя, — мужчина, кажется, всплакнул, вспоминая почившую дочь, — я ей оладий на десерт жарю, ставлю ей тарелочку. Кушай доченька, говорю. Она смотрит на меня, а я замечаю что глаза и рот у нее… зашиты ворсом…

Иван осекся, словно только сейчас вспомнил эту особенность из сна, и встряхнул головой.

— Говоришь, мы долго едем по этой дороге? — спросил Серега, обратившись к Никите, и посмотрел на Эттина, — а тебе что снится?

— Мне снится, что я на деле в ресторане, где меня отравили по итогу. Но последнее время вижу, что не отравили меня будто, а все посетители меняются, в уродов превращаются круглолицых, а в конце сна появляется мужик какой-то в маске, и говорит, что уже пора, — поделился Эттин.

Услышав это, Серега начал откровенно ржать.

— Уроды круглолицые, хахахахаха, — не прекращал ржать здоровяк, как вдруг фургон мотнуло резко в сторону, и Серега, стукнувшись в спинку своего сидения, чуть ли не упал на пол, — че за нах!?

— Да я откуда знаю? Промчались ОМОНовцы щас, чуть не сшибли, ей Богу, — открестился Иван, — совсем из ума выжили.

Оставшийся путь до города все провели молча.

— В общем, так, капитан, мы тебе поможем поймать этого урода, — сказал Иван, когда фургон уже двигался по городу.

— Каким образом? — поинтересовался Эттин.

— Назови адрес этой клиники, мы направимся туда, и отловим гада, — сказал Серега, — адрес ему назови.

— Говнюк в нашем городе, мы поможем его отловить, — ухмыльнулся Никита, сверкнув пистолетом, — говори адрес.

— Х-хорошо, спасибо вам, — замялся Эттин, но адрес назвал. Фургон двинулся в путь, и через пятнадцать минут был уже по нужному адресу.

Было утро, клиника уже открылась.

— Давай, иди в клинику, мы подвальную часть прикроем, — сказал Серега.

Эттин, кивнув, вышел из фургона, пройдя к дверям клиники, и прошел внутрь.

Агент прошел к стойке администратора, и девушка ему приветливо улыбнулась.

— Чем могу помочь? — спросила администратор.

— А-а-анд…

— Что? Повторите, — смутилась администратор, поджав губы.

В этот момент, к Эттину со спины подошли двое. Один из них замахнулся бейсбольной битой, вмазав ей по затылку Эттина.

Агент потупил взгляд, словно ничего не произошло, но второй удар гарантированно вырубил его.

— Он вырубился, Лейн? — спросил мужчина, смотря на лежащего агента.

— Откуда я знаю, Гемини!? — спросил агент, а на них смотрела с округленными глазами администратор.

— Шевелится. Еще раз уеби, чтобы наверняка, — сказал мужчина, и Лейн изо всех сил снова ударил по голове Эттина, что тот больше не двигался.

— Есть, сэр, — Лейн утер испарину со лба.

— Этого говнюка в лабораторию, остальных, с кем контактировал — сжечь, — отрезал Гемини.

В клинику ворвались вооруженные люди, на улице началась перестрелка, в фургон, из которого вышел Эттин, направилось несколько струй мощного пламени.

Пока несколько вооруженных людей вытаскивали Эттина из клиники, Гемини подошел к стойке администратора, заговорив на русском.

— Темнов Андрей у вас работает? — спросил он.

— Д…да, а зачем вам это?

— Мне незачем, — сказал Гемини, и пошел на выход из клиники…

Сальмонелла. ЧАСТЬ 1. ДОБАВКА. Глава 1

Сальмонелла. ЧАСТЬ 1. ДОБАВКА. Глава 2

Сальмонелла. ЧАСТЬ 1. ДОБАВКА. Глава 3

Сальмонелла. ЧАСТЬ 1. ДОБАВКА. Глава 4

Сальмонелла. ЧАСТЬ 2. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Глава 1

Сальмонелла. ЧАСТЬ 2. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Глава 2

Сальмонелла. ЧАСТЬ 2. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Глава 3

Сальмонелла. ЧАСТЬ 2. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Глава 4

Сальмонелла. ЧАСТЬ 2. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Глава 5

Сальмонелла. ЧАСТЬ 2. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Глава 6

Сальмонелла. ЧАСТЬ 3. НЕ ОТЛИЧИШЬ. Глава 1

Ссылки на предыдущие части:

Точка 72 Идол Начало (часть 1)

Точка 72 Начало (часть 2)

Точка 72 Тайна шамана (рассказ 2, часть 1)

Точка 72 Тайна шамана (рассказ 2, часть 2)

- Подожди, - Костя сдернул с плеча рюкзак, конечно Сергеич этого не увидел в кромешной тьме, но услышал, как тот тяжело брякнулся об пол, взвизгнула молния, значит есть у него еще что-то при себе. Тихое шебуршание, а потом вспыхнул фосфорицирующий зеленый, призрачный свет – вспыхнул маленький экранчик спутникового телефона, - Во!

- А это…

- Да, чтобы связь держать, но у него аккумулятор должен быть – мама не горюй. Видно плохо, но лучше чем ничего, - он выставил руку вперед, сделал шаг в слабо освещенный проход пещеры, и тут и его хваленый аккумулятор спутникового телефона дал сбой. Замерцала экранчик, нехотя стал тусклеть и вот – погас.

- Круто, да, - съехидничал Сергеич.

- Да нет! Да быть не может, там полная зарядка была!

- Ладно, - уже очередь Сергеича была шуметь своим рюкзаком, только он шумел уже гораздо дольше. Слышалось позвякивание, похрустывание полиэтилена, и вот, чиркнула кремнием зажигалка, слабосильный язычок ее огонька пропал за склонившимся над чем то на полу Сергеича, и вот он уже распрямляется, держит в руках железную кружку вверх донышком, а на донышке том синеватым пламенем горит таблетка сухого горючего.

- Как-то так, - Сергеич вздохнул.

Побрели вперед, уже не торопясь, медлительно, чтобы таблетка сухого горючего не соскользнула с донышка кружки. Огонек был прозрачным, тщедушным, и тени в его пламени вытанцовывали, кривились, гримасничали, прятались за уступами пещеры, и всё казалось, что тут что-то мелькает, что-то бродит, а они этого просто не могут поймать, успеть за ним взглядом.

- У тебя много таблеток? – спросил Костя, глянув в очередной раз на кружку в руках Сергеича. От таблетки осталась в лучшем случае половина.

- Две упаковки. Запасливый я.

- Это хорошо… - Костя вздрогнул, глянул в сторону, ему вновь показалось, что что-то прошмыгнуло, исчезло в одном из плавных ответвлений пещеры, только в этот раз явственно – реалистично.

- Что? – напружинился как-то сразу Сергеич.

- Тихо… - шепнул Костя.

Они замолчали. Огонек таблетки уже пыхал, а не горел ровно, и это пыхание даже слышно было во влажной, капающей тиши пещеры. Шуршание. Да-да, шуршание оттуда, куда ему показалось скрылось движение.

- Там, слышал? – шепотом спросил Костя. Сергеич кивнул, - Крыса наверное?

- Крыса тоже знает куда бежать, - тихо ответил Сергеич.

Они заспешили следом. Этот проход был вихлястым, длинным, и больше не было в нем никаких ответвлений. Гладкие своды, может река тут раньше проложила свое русло, намыла, капли влаги отблескивают мерцающему свету огонька на кружке, и больше нет никаких звуков, никакого света, хотя Костя, где-то внутри, надеялся, что вот свернут они за крысой, и где-то там, далеко впереди, увидят едва заметный, рассеянный белый свет выхода. Никогда и никому он не признался бы, не рассказал, что где-то  внутри, в глубине его души по сию пору из был жив страх из детства – страх перед  темнотой, страх замкнутых пространств. Пещера давила на него своими сводами, заставляла дышать отрывисто, колотиться сердце. Сергеич шел впереди, поводя рукой с кружкой из стороны в сторону, а Костя оглядывался то и дело, ему было страшно.

- Всё, - сказал Сергеич, и негромкое это слово отразилось от завала впереди, понеслось обратно по длинному извилистому коридору, тихим шепотом, дуновением. Костя тоже глянул вперед, уставился на завал. Коридор был перекрыт намертво. Здоровенные валуны, усыпанные камнями поменьше, - Пошли назад.

- Давай отдохнем, - Костя оттянул воротник своей штормовки. Да, тут было морозно, но его давило это чувство потерянности в глубинах, - Сергеич, покури что-ли. Хочется теплого запаха.

- Давит? – догадался Сергеич.

- Есть малеха, - чуть нахраписто ответил Костя, пытаясь за этой пренебрежительностью, бравадой спрятать свой  страх.

Сергеич присел, скинул с плеч рюкзак, поставил кружку на пол, полез за сигаретами.

- Сергеич, смотри! – Костя показывал пальцем на огонек пламени, - Смотри!

Сергеич посмотрел, сдвинул брови. Пламя клонило, немного, но клонило в сторону от завала, будто легким сквозняком оттуда тянуло, а еще, на полу каменном, на граните, или какая тут была порода, стали видны будто ржавые потеки, буроватые пятна. Можно было спутать эти пятна, потеки с текстурой камня, но нет – ясно было видно, что они как натекшие что ли. Он аккуратно поднял кружку и на четвереньках, стал по малу, по чуть-чуть двигаться вперед. Пятна эти, размытые, едва заметные уже, тянулись к завалу, и дальше, выше, громоздились на камни, взбирались выше и выше.

- Сергеич, ты что?

- Кость, а это кровь тут. Вот, посмотри. Сюда что-то тащили. И это было в крови.

- Давно? – он тоже присел на корточки, вглядывался в рыжие разводы на камне.

- А я знаю? Почти не видно, может и давно, - ему на макушку упала холодная капля воды, потекла за шиворот, его передернуло, - а может и недавно. Каплет здесь вона как.

- Посвети повыше, - Костя глянул туда, на вершину завала, что отсюда, казалось, упиралась в самый сводчатый потолок пещеры. Сергеич послушно приподнял кружку, даже на один валун взгромоздился, залез, но все одно – наверху завал плавно изгибался вдаль, и не видно было, что там. Зато было видно, что пятна крови тут, на камнях, были куда как заметнее, не столь размыты, как внизу.

- Я полез, - Костя скинул рюкзак, застегнул верхнюю пуговку своего камуфляжа, чтобы меньше цеплялось за камни, и полез вверх. Застучали падающие, соскальзывающие вниз мелкие камушки, слышалось его, Костино пыхтение. И вот уже Сергеич видит только ноги его, и ползет Костя куда-то, прямо под сводом пещеры. Сергеичу даже страшно за него стало, вдруг у него клаустрофобия, или еще что из этого, а он сейчас там протискивается. Вот и ноги из виду пропали.

- Эй, слышишь? – голос Кости был приглушенный.

- Да.

- Проход под потолком. Можешь рюкзаки закинуть?

- Да.

Сергеич поставил кружку с уже почти сгоревшей таблеткой на валун, схватил рюкзаки, полез вверх. Вот и вроде проход, не видно толком, но там темнее чем кругом, не хватает отсветов, полез туда, и отпрянул, едва не сверзился вниз с насыпи. Оттуда, из глубины, из черноты, выпростались грязные руки, послышался голос:

- Давай.

- Держи… - сглотнул, голос у него дрожал. Всучил рюкзаки Косте, сам вниз, за кружкой.

Уже на той стороне, когда спустился, когда осветили проход, увидели то, чего тут особо то и быть не должно. Чуть поодаль, по сводчатой стене пещеры, на уровне глаз, протянулся тонкой ниткой провод, что убегал вперед, дальше.

- Это что?

- А это, похоже, секретка, - сказал Сергеич.  Он поднял светоч повыше, и стал виден в высоком полумраке висящий плафон лампы, - ну и путь они себе сделали.

- Может вход где-то в другом месте был, а это – эвакуационный выход?

- Может и так, пошли.

Все такая же пещера, и если бы не провод этот, не редкие отсветы, отблески от плафонов ламп сверху, можно было бы подумать, что идут по, по природному рукаву давно промытого русла подземной реки. А потом, в ровном камне стены – провал, и проход уходит дальше, а этот провал – он ровный, резанный. Сергеич остановился, поднес огонек к провалу, там была древняя, ржавая дверь с окошком, уже навеки забранным металлическим листом – приржавело насмерть. Сергеич взялся за влажную ржавую ручку, потянул на себя и дверь со скрежетом пошла, распахиваясь все больше и больше, а за ней – темнота.

- Что там? – спрашивал Костя за спиной, а Сергеич не отвечал. Он молча выставил руку с огоньком вперед, стены, уже не своды, а именно что стены беленые. Шагнул вперед, в коридор. Сделал несколько шагов, Костя следовал за ним, остановился, присел на корточки. Перед ним, на полу, лежало тело. Древнее, высушенное годами, почерневшее, больше всего напоминавшее мумию. Тело было в форме, в стандартной армейской советской форме, тускло поблескивали пуговицы, пряжка со звездой. Мертвец слепо, безглазо, уставился в потолок коридора. На поясе у него, виднелась растрескавшаяся кобура.

- Глянь, - тихо сказал Сергеич, и Костя глянул. Там, в кобуре, был ТТ. Самый настоящий. На черных его щечках так же была звезда.

- ТТешник… Круто.

- С поясом вместе снимай.

Костя послушно выполнил действие, сдернул с тела пояс с кобурой, протянул Сергеичу, а после уже, с интересом, стал рассматривать самого мертвеца.

- Сергеич, поближе посвети, пожалуйста.

Тот приопустил огонек пониже, и Костя чуть отвернул ворот рассыпающейся в его пальцах гимнастерки, потянул дальше. Присохшая ткань рвалась легко, с тихим, будто бумажным, треском. Там, на груди, на животе, Костя увидел распахнутый разрез, как и у тех мертвецов, что были на поляне. Он наклонился поближе, пытаясь вглядеться в черноту провалов глазных впадин, надеясь там, в глубине, увидеть высохшие глаза или что-то в этом роде, сам не знал как оно должно выглядеть, но вместо этого увидел рваность краев кожи. Так и есть – глаза тоже извлечены. Все точно  так же -  та же картина.

- Как те, на поляне, - сказал Костя, спросил, - Ты пользоваться то пистолетом умеешь? Показать?

- Не в те времена рос, в армии все служили, - ответил Сергеич.

Поднялись, двинулись дальше. И снова – тело, не одно, поверх него навалился еще один мертвец. Тоже оба в форме, тоже высохшие донельзя, растрескавшаяся черная кожа, свалявшиеся редкие патлы волос.

- Переверни.

Костя перевернул. Всё так же. Глаза, грудь - выпотрошены. Пистолет взял себе, у следующего мертвеца только обойму выщелкнул, патрон из ствола тоже, положил в карман.

Шли дальше. Тел становилось больше. Все одинаковые. Разве что некоторые попадались и в гражданской одежде, у одного из мертвецов был калашников, старый, еще под калибр 7,62. Костя поднял его, осмотрел, перекинул через плечо.

- Сколько их тут?

- Все, наверное. Все кто был, - тихо сказал Сергеич, - Случилось, и они сюда, а тут… вот оно как тут вышло. Смотри, что там?

Костя послушно шагнул вперед, открыл ящик на стене, там в несколько рядов угнездились фонари. Старые, пыльные, но, что радовало – карбидные. Тут же коробка картонная, разорванная, из нее торчат, ссыпались знакомые белые камушки того самого карбида.

- Кость, это выходит, что не сбежали они сюда, а притащили их после… - Сергеич сглотнул, - так бы разобрали. Не тут они полегли, чую, не тут, дальше. Ладно, давай проверим.

Дальше шли освещая путь фонарями. Лучше, много лучше, но все же это не электрический свет, а пламя, свет был желтый, тусклый, не яркий. Но ровный.

Там, вдалеке, на границе света этого длинного коридора, превращенного кем-то в огромный склеп, что-то промелькнуло, тень низенькая, но нет – не крыса, исчезла за углом. Костя, свободной рукой, вырвал из кобуры табельный ПМ, выставил вперед.

- Видел?

- Еще бы не видел, - так же шепотом ответил Сергеич, - пистолетик не убирай.

- Ага.

Дошли! Всё, вот она – та самая секретка, после длинного эвакуационного коридора, тут же раздались вширь стены, взметнулся вверх потолок, так что, развернув фонарь вверх, можно было разве что угадать его, не то что увидеть. Кругляки света их фонарей забегали по сторонам. Тут всё было как в старом кино: шкафы электроники с круглыми экранчиками, пыльными, матово отблескивающими, множество тумблеров на шкафах, кнопок квадратных.  Столы кругом, на них громоздились старые, еще те, что надо было подключать к розетке, калькуляторы, бумаги на полу веером разлетевшиеся, опрокинутые стулья, кадки, в которых, когда-то давно, что-то росло, а теперь висит сухими тряпочками-остовами. Вымерло всё. Давно вымерло. Костя присел на корточки, посветил фонариком вниз, на пол. Вроде именно тут пробежало то нечто, мелкое, быстрое. Он ожидал увидеть на пыльном полу следы наподобие крысиных, но вместо них увидел совсем уж непонятное. Да, следы были, тут много их было, сновали тут эти существа, только форма их больше напоминала то ли кошачьи, то ли человечьи – нечто среднее. Чуть вытянутое от пятки, и отпечаток пяти пальцев в ровное полукружье.

- Сергеич, глянь, видал такие?

Тот тоже присел рядышком, посветил, прищурился, вглядываясь, отрицательно помотал головой. Поднялся, двинулся дальше. Похоже это был большой вычислительный зал. Слишком тут много всего было понаворочено. Вдоль стен стояли все те же шкафы – некое подобие компьютеров того времени, на некоторых из них стояли здоровенные бабины с магнитной лентой. Всё это обветшало, покрылось пылью, хоть воздух тут был и сухой, не то что в пещере – вентиляция все еще исправно работала, не засыпало ее, но всё одно, тут и там темнели пятна ржавчины, а может быть и не ржавчины… может быть и крови… Одна из стен вместе со шкафами была испещрена дырками, разбитый экранчик монитора поблескивал острыми осколками, трещинами. Кто-то даванул очередью сюда, душевно, во весь рожок, попал или нет? Теперь уже не узнать.

Дальше, за шкафами с ламповой электроникой, стояли столь привычные взгляду, белые шкафы, этажерки, какие стояли, кажется, во всех советских регистратурах. На их полках ровными рядами картонные, пожелтевшие от времени папки, на их корешках фломастерами надписи.

Сергеич подошел ближе, стал светить на корешки. Названия были странные, месиво какое-то из науки, колдовства, поверий. Тут, на одной полке, соседствовали: «Напряженность Мю-ноль поля в активном излучении» и «Духи леса 1921», рядом папка «Ведомость расходных материалов Апрель Отдел 16/4» и «Шаман Ныыыкан Огонньор», следующая «Черные и белые люди». Сергеич вытянул папку с Мю-ноль полем, картон крошился под пальцами, слоился. Потянул за тесемки завязок, открыл, пролистал. Формулы, графики, надписи разъяснений, приложено несколько фотографий. На снимках все больше рябь, будто помехи на телевизоре, смазано нечто - наподобие перекрученного жгута и от него ветвистые, тонкие разряды в стороны. Попытался вчитаться, осознать формулы, все же тоже – физик, даже поработал на этом поприще неплохо, но это было все равно, что пытаться понять квантовую физику, не пройдя школьного курса обучения.

Закрыл, поставил на место, взял следующую. Духи леса. Тут тоже были фотокарточки, совсем немного их было, с десяток от силы. Старые, растрескавшиеся, но уже много более понятные. На одной из фотографий он признал прообраз того духа леса, что остался там, наверху. Такой же большой, такой же плечистый, морда тоже вытянутая, но взгляд у него был другой, более дремучий, дикий взгляд. На других фотографиях было много непонятного. Какие-то крысы, странные, гротескные, на вытянутых лапах, и тоже в дикой среде, смазанные, бегущие. Фотография солдатика довольного, в пилотке набекрень, что в одной руке держит АК47, а в другой, держит за хвост, подняв над высокой, по пояс травой, нечто наподобие лисы, только измененной, с приплюснутой мордой, с удлиненными то ли когтями, то ли пальцами. А дальше шли рисунки, наброски по описаниям надо полагать. Ну и сами описания прилагались: «лисица «укун» – сообразительная, сложно загнать, по рассказам шаманов, в ней живут духи учеников, не смогших выйти из камня. Явственно видны физические изменения. Укороченная морда, концы передних лап удлинены, напоминают пальцы, видна прогрессия развития противостоящего пальца. Может лазить по деревьям. Перекликается со своими лаем, но лай имеет различную тональность, присутствуют звучания, по модальности, схожие с согласными звуками. Внутреннее строение тела изменено, размерность легких и  головного мозга увеличен».

Пролистал до страницы где значилось: «Хозяин тайги» - этого он знал. Стал читать. Описание было коротким, дальше шли, в основном предположения. Ну понятно – не смогли взять, не смогли отловить и исследовать. Но все же, как-то , умудрились поймать его в объектив фотоаппарата.

- Что там? – Костя глянул ему через плечо.

- Легенды таежные.

- Интересно?

- Очень. Но бесполезно, - поставил папку на место, - нам не поможет.

- Думаешь? Они нас сюда привели, привели, Сергеич, ты это понимаешь? Мы должны были оказаться здесь, и у этого есть какая-то большая цель, - Костя говорил горячо, истово, почти фанатично. Ну да, для него эти чудеса были внезапные, непривычные, с бухты барахты, а Сергеич уже привык к своей маленькой роли во всем этом, потому и не было в нем горячности, желание искать, изыскивать. Привели? Хорошо. Значит всё, что нужно, они и так увидят. А если не нужно – не увидят. Всё просто.

- А может они нас просто спасали? Об этом не подумал?

- Может, всё может, но я в это не верю. Ты тут уже лазил по этим пещерам, искал – не нашел. А сейчас – на раз вышли и…

- Ладно, если они нас сюда притащили зачем-то, то всё равно, свою роль мы исполним. Они наперед знают.

- Но может мы должны им помочь, может… - Костя смотрел на Сергеича просительно, умоляюще.

- Изучай, - широким жестом повел вдоль полок с папками, а этих самых полок, этих папок было от него и до конца огромного зала, - Я уверен, что это лишь малая часть. Давай, приступай, отвлекать не буду.

Костя повел взглядом в след за его рукой и тут же как-то скуксился, плечи его опустились, значимость момента – погасла. Хорошо ощутить себя избранным, этаким героем на белом коне, и вот – открывай, изучай, и сразу будет дано тебе и… А тут – нет, не получается.

Он все же поднял свой фонарь, и пошел вдоль полок, изучая корешки папок, вглядываясь в них, читая, думая, что может быть, сейчас увидит, и сразу поймет – вот оно! Оно самое – нужное, необходимое. Шум, фонарь в сторону, и увидел сидящую на заднице крысу на полу вдалеке. Крыса смотрела на него черными глазками, изучала. Он сделал к ней шаг, она тут же плюхнулась на все четыре лапки и шустро исчезла в темноте. Костя подошел, осветил фонарем пыльный пол, уставился на следы – такие же, неправильные, необычные.

- Сергеич.

- Что.

- Эти… крыса с непонятными следами. Туда побежала.

- Пошли.

И они пошли, освещая пол низко опущенными фонарями, изыскивая свежие следы. Залы, кабинеты, запыленные стекла, но тел тут больше не было, похоже и правда – стащили всех в тот эвакуационный коридор. Поворот, приоткрытая дверь, на ней надпись «Полигон 1», распахнуть и… Обрушенный зал. Посреди него стоит нечто наподобие то ли гроба огромного, то ли саркофага, и прямо на этот саркофаг рухнул потолок. Рядом куча шкафов управления, черные, будто выгоревшие,  на полу валяется костяк – сгоревшее тело, выгоревшее по самое нехочу.  Торчат белесые кости, покрытые черными чешуйками сгоревшей плоти, щерится белыми зубами серый, в налете огарков кожи, череп.

Сергеич посветил фонарем вверх, на обрушившийся потолок, прищурился, сказал:

- Похоже давно, еще тогда упало.

Костя смело, не обращая внимания на возможность повторного обвала, пошел к заваленному саркофагу посреди зала, желтый луч его фонаря метался по сторонам, выхватывал то этот самый саркофаг заваленный, то камни, то еще что из темноты. Среди прочего осветилась  и нечто наподобие клетки из оргстекла, внутри высохший трупик крысы.

- Смотри, смотри что здесь, - Костя указал светом фонаря, там, из саркофага торчала высушенная рука, внутри этого высокотехнологичного ложа пятидесятых годов было тело, и вот – рука его.

Сергеич подошел ближе, посветил на руку так, этак, на ней были заметны какие-то черточки, линии. Он присел, прищурился, осторожно взялся за высохшую руку, повернул чуть удобнее, она чуть слышно затрещала, разобрал на ней рисунок солнышка, и подпись внизу «С.Л.О.Н.».

- Заключенный это. Соловецкий Лагерь Особого Назначения.

- А я другое слышал, - подал голос Костя, - Смерть легавым от ножа.

- Все одно – сиделец, - Сергеич выпустил руку, и… Их настигло эхо. Все было не так, как тогда, не как привычно. Не было фигур, не было явления, разрядов, родившихся в голове знаний. Нет. Это  было именно эхом, отзвуком жизни этого вот, сидельца, подопытного кролика, что уже много лет лежал в саркофаге, сох.

Всё вокруг проявилось светом, и сквозь него, как сквозь голограмму, проглядывалась тьма реального окружения, обвал этот, похоронивший саркофаг. Воспоминания похороненного были размытыми, с помехами, будто при просмотре старой, много раз перезаписанной, видеозаписи. Работники лаборатории в тяжелых полных костюмах защиты с капюшонами, будто бы даже освинцованных, в респираторах, и этот самый подопытный, которого укладывают в саркофаг. Саркофаг наполнен питательной смесью, заключенный словно в теплой ванне. На него лепят великое множество электродов, их присоски испещряют его тело, голову, грудь, руки. Там, где сейчас видны выбитые стекла, за ними, в видении сидят люди. Тоже в костюмах, тоже в респираторах, ни единого участка кожи без защиты.

Голосов не слышно, но есть чувство ощущения происходящего, знание окружения. Он, подопытный, бывший военнопленный, что был отправлен на работы в Германию, во времена Великой Отечественной Войны, и вот, чтобы искупить свой плен, он вызвался добровольцем сюда, для экспериментов. Тут он два дня, за которые его всё больше опрашивали, брали множественные анализы, проводили какие-то тесты, где он отвечал на вопросы, а в это время у него на голове была шапочка с множеством электродов, и он видел как на экранах осциллографов, на лентах самописцев рисуются кривые, когда он отвечает. Их привезли много, под полсотни человек, а выбрали только его, только он подошел для эксперимента. Сейчас его уложили, принесли клетку со здоровой крысой, та металась, вставала на задние лапки,  тревожно нюхала своим розовым носиком воздух, беспокойно поблескивали ее черные глазки.

Всё. Всё подготовлено к началу эксперимента, ученые, что готовили его, ушли, в зале «Полигона» остался только один человек. Отправился к управляющим шкафам, а он, тот, над кем должны были проводить эксперимент, вдруг, неожиданно даже для самого себя, покрылся холодным потом. Ему, вдруг, стало страшно до дрожи, появилась вера, что он отсюда уже не выберется. Защелкали тумблеры, закрутились бабины с пленкой на шкафах управления, люди за стеклом смотрели в показания приборов, отдавали какие-то команды, их голоса доносились через динамики в зале. Голоса приглушенные, слова непонятные, и тот, что остался в зале, ходил меж шкафами, щелкал, переключал, включал – выполнял указания.

В зале разлилось синее сияние, будто сам воздух засветился, подернулся поблескивающим туманом. Туман набухал, ширился, превращался  уже в матовую, искрящуюся пелену, и он, подопытный, будто пророс сквозь себя, вырвался из своего тела, ощутил, как он высвобождается. Раскинулся своим ощущением окружения. Он почувствовал мысли, желания, стремления всех тех, кто был вокруг него, он почувствовал, что станется с ними потом, позже, но не поверил этому знанию – не захотел верить. Он протянулся мыслью к крысе в клетке, и эта мысль его обрела визуальную форму, тонкий, светящийся белым светом, извивающийся отросток от него к клетке. Поймал ее скомканное, рваное мышление, где был только страх, желание бежать. Вошел в сознание, и уже сам в ней перестал метаться по клетке, он стал ею. И подумал, сможет ли так же с человеком, мысль была быстрее, чем понимание, и тут же выпростался лучик энергии к мечущемуся меж шкафами, человеку. Тот замер, покачнулся, его повело, он оперся об шкаф, нажал что-то, затрещали искристые разряды, засуетились люди за стеклом. Хлысты излучения били по шкафам управления, выжигали их, прожгли защитный костюм этого, покачнувшегося. Он заполыхал искристо, ярко, не пламенем, а разрядами, ветвящимися молниями. Лопнули стекла, и те, что там были, в контрольной рубке, тоже заполыхали.

Подопытный бился в этом пространстве, пытался вернуться в себя, в свое тело, но нет – потолок пошел трещинами, мигнул свет, и вроде уже должно было всё отключиться, обесточиться, но нет – реакция поддерживалась им самим, его жизнью. Потолок рухнул, упал прямо на него, огромные валуны скалы, что высилась над ними, раздавила его тело – всё. Но он был во вне, он чувствовал, что будет после, что было до – он словно слился со временем, с эфиром, и всё это было вариативно, можно было изменить, можно было подтолкнуть, но… Он уже угасал, растворялся, исчезал. Еще чуть-чуть и видение погасло, растворилось в темноте, отзвучало.

- Кость, - Сергеич сглотнул, - видел?

- Видел.

- Это…

- Хрен знает. Пойдем отсюда, - его трясло.

- Куда?

- Куда угодно, лишь бы отсюда… - Сергеич чуть не бегом сорвался с места, громко забухали его сапоги по пыльному полу, послышался хлопок двери. Костя не торопился. Он сначала подошел к тем самым разбитым окнам, что разлетелись в видении, заглянул за них, посветил фонариком. Так и есть – тела. Тоже такие же выгоревшие, как и то, что в зале. Только после этого он вышел прочь.

Сергеич стоял за дверью, и, чего уж от него он никак не мог ожидать, крестился, бесшумно, одними губами, читал молитву.

- Э… - протянул руку, положил на плечо товарищу, тот вздрогнул, как от удара, оглянулся испуганно, - ты чего это? Ты…

- Кость, ты это… Ты, у меня там в избушке схрон, ну как схрон, заначка есть небольшая. Там немного, да и вещи хорошие тоже есть. Ты в деревне, тому же Фоме отдай. Он на вид только такой вот, вороватый, а по душе то – мужик хороший, надежный, справедливый. Ему завези всё потом, и…

- Сергеич, - он замахнулся, едва-едва остановил ладонь рядом с его небритым лицом, едва не залепил ему хорошую такую отрезвляющую оплеуху, - Ты, что себя хоронишь то? Если вместе, то…

- Кость, я знаю, я по делу же всё, - он посмотрел Косте в глаза так холодно, так обжигающе ясно, что Костя примолк, - знаю я… Знаю. Ты, похоже, только свое видел, а мне еще чуть показали… Так там это, у меня то, дома,  под дровами, за печкой, колода полая, в ней. Нашел такую, долбленую, - Сергеич улыбнулся, неловкая это улыбка у него получилась, грустная, - думал, интересная вещь, может сгодится под что, может что выстругаю. А руки не дошли. Вот я ее под заначку и взял. Так. Вот. Ну ладно, Кость, ну что ты смотришь так, хорошо всё будет, хорошо. Пойдем, дорогу покажу.

- Умираю я все-таки,- бормотала мама. Таська садилась рядом на полу, морща нос, но изо всех сил пыталась игнорировать отвратительный сладковатый запах. Таська гладила маму по голове, по спутанным обесцвеченным волосам, свалявшимся от пота. Мыться она не хотела, да и вставать тяжело было, соглашалась на обтирания, смену постельного белья и ночнушек. До туалета еле доходила, опираясь на стены, когда Таська сначала предлагала помощь, а затем умоляла ее принять, болезненно крючила рот, хмурилась и отнекивалась. Тася начинала злиться, брала маму под локоть, попутно коря себя за проявление нетерпения, одним махом распахивала дверь в туалет, поднимала крышку унитаза, усаживала маму на сиденье, подобрав подол ночнушки, выслушивала ворчание, молча, зубы сцепив намертво, отматывала туалетную бумагу.

Мама просила сварить кашку, сварить супчик овощной и Таська варила, в маленькой кастрюльке, накладывала в пиалу, несла в комнату, помогала сесть, зажимала своими пальцами в пальцах дрожащих ложку — кормить не разрешалось ни при каких условиях, сама, сама, Тасечка, что же ты меня уже хоронишь раньше времени. Мама то возвращала пиалу, то прятала ее под диван, свято веруя в то, что отдавала.

В больницу они ездили исключительно на такси и, почему-то, к ним часто приезжал один и тот же водитель. Глядя на то, как Тася помогает маме забраться в машину, виновато прятал взгляд, а однажды попался Таське, когда она вызвала такси до работы.

- Я вас знаю,- промямлил он, пока машина выворачивала из двора, а Таська ковырялась в сумке, проверяя, не забыла ли чего из распечатанных материалов.- Вы часто в больницу катаетесь.

Девушка тихо ругнулась, понимая, что материалы-то взяла все, а вот ежедневник с записями остался сиротливо лежать на столе у ноутбука.

- Тяжело вам, наверное,- пробормотал водитель, видевший, как женщина, за короткий срок потерявшая половину своего веса, приземляется на сиденье боком, ахая и охая, затем худенькая черноволосая девушка, которую издали можно было бы принять за подростка, помогает засунуть в автомобиль неподъемные ноги в чугунных теперь для них сапогах.

- Не тяжелее, чем вам, следите за дорогой,- буркнула Таська, и тут же ощутила, как навалилась совесть, украдкой взглянула на водителя. Пожилой, в общем-то, мужчина, с распухшими костяшками пальцев на руле с оплеткой, может, поболтать хотел, может, посочувствовать.

- Извините,- глухо бросила Тася и оставшуюся дорогу до работы смотрела в окно, борясь с подступившим к горлу комком. Когда поездка завершилась, она накинула за заказ чаевых, постояла на углу, выкурила две сигареты и только тогда набралась храбрости переступить порог офиса.

Она не знала что страшнее. Уезжать и оставлять маму одну, хотя Тася знала, что мама не встанет самостоятельно, не будет бродить по квартире и не упадет в коридоре, на это нужны силы, а они иссякли, или возвращаться вечером домой к остывшему телу. Время от времени Тася писала своему бывшему, он отвечал нехотя, но вежливо строчил слова поддержки. Девушка понимала, что бывший на то и бывший, странно ожидать чего-то сверх. Мозг, видимо, зацепился за дежурные слова, какие люди говорят друг другу при расставании:

- Друзьями остаемся, не чужие же люди, столько лет бок о бок, надо будет — обращайся.

И Таська это сказала, и бывший вторил, поддакнул, погладил по волосам, сухо чмокнул в лоб. Вещи упаковались в чемодан и перекочевали на другой адрес.

Мама большую часть времени спала, рядом, у дивана всегда стоял термос с теплой водой и термос с компотом, на низеньком столике лежал телефон, лекарства, несколько стаканов с водой прохладной, пульт от телевизора и пульт от приставки, дававший доступ к бесконечным каналам с сериалами, кулинарными программами, каналами, целиком посвященным животному миру. Своего беспокойного кота, словно в задницу ужаленного, Тася запирала в спальне, в которой разместила себя и нехитрые пожитки на время ухода за занемогшей мамой.

Коллеги по традиции подмечали синяки под глазами, цокали языками, мол, болеешь вроде не ты, а от покойника именно тебя не отличишь. Начальство с пониманием относилось к ситуации, отпускало с работы по необходимости, правда, и зарплате не приходилось радоваться. Таська хвалила саму себя за подкопленную сумму на счету, за капающие проценты, за неосуществленную мечту про собственный угол. Вспоминая про мечту, начинала стыдиться, мол, негоже в такой ситуации жалеть об упущенном, главное, не растерять имеющееся.

Наблюдая за завивающимся над пластиковым стаканчиком с растворимым кофе паром, Таська ни на секунду не могла перестать прокручивать в голове произошедшее.

***

Вот начало ноября, мама жаловалась на простуду, заложенное левое ухо и ухо правое, которое слух растеряло совсем. Ей дали длительный больничный, она, еще бодрая и преисполненная надежд на выздоровление, ездила в больницу на процедуры. Самостоятельно, только отзваниваясь Таське, взявшей неделю отпуска за свой счет, беспробудно пьющей на съемной квартире, зализывающей раны после, казалось бы, не очень болезненного разрыва четырехлетних отношений.

В декабре ситуация со слухом стала хуже, перед новогодними праздниками на очередной процедуре кудесник в белом халате сотворил чудо непонятной манипуляцией и оба уха начали слышать почти как прежде. Мама уверяла обеспокоенную бабушку, что дела налаживаются, приезжать не нужно ни в коем случае, разговаривала с коллегами по телефону, с подругами из других городов, хвалилась тем, что идет на поправку, храбрилась, хотела вернуться к вязанию. Справили праздники.

В январе болезнь набросилась с новыми силами, адски болело горло, в квартире появился тот самый мерзкий сладковатый запах, который въелся в одежду, забрался под кожу, щекотал ноздри. Его не перебить ни стойкими духами, ни освежителем воздуха. Болезнь обгладывала маму и она, из пышнотелой хохотушки, пытавшейся всю жизнь свести вес к минимуму за счет диет, превратилась в слабое, костлявое существо, обтянутое тонкой кожей.

- Дожелалась,- тихо подметила мама.

У нее начал болеть живот, горло продолжало саднить. Разговоры по телефону протекали тяжелее, голос стал тише. Беседовала уже Таська, и с бабушкой, и с коллегами, и с подругами.

Дали направление на биопсию — при осмотре горла закрались какие-то подозрения. Дали направления туда, сюда, в третье, пятое, десятое место. Горло подуспокоилось, боль в животе разбушевалась. Снова исследования, биопсия, только теперь брали из нутрей, из самых недр, отправили заодно на осмотр к гинекологу. Таську с работы не отпустили, она вызвала такси туда-обратно, читала краем глаза смски с выученного на зубок номера, сидела как на иголках, нервно барабаня пальцами по столу и дрыгая коленкой.

“Тасечка, биопсия — жуть какая-то”

“Тасечка, я приехала, сижу в очереди, за мной хвостиком медсестра ходит, не переживай”

“Тасечка, у гинеколога нормально, не переживай, в кресло забраться помогли, спуститься тоже, живот болит, зато хоть второго рожай, приезжай домой поскорее”

“Тасечка, Шерстяночку опять видела”

И половинчатое сообщение, с куском пропавшего текста.

“Тасечка, ты”

Таська купила в магазине пирожных, просто так, для настроения, прихватила кошачьего корма, то, се, третье, пятое, десятое. Прискакала домой, расцеловала маму во впалые щеки. Полезла по обыкновению смотреть бумажки, выданные на руки. Побледнела, обомлела, руки затряслись. По заключению гинеколога маме не грозили никакие болезни по женской части, ведь ни матки, ни придатков уже не имелось. В другом заключении неразборчиво написали об уплотнении в брюшной полости.

- Мам,- протянула Таська, еще раз внимательно перечитав пляшущие перед глазами буквы,- а второго ты как рожать собралась? Чем, вернее?

- Ох,- только и выдала мама.

- Ты мне почему не говорила?

- Так ты только в университет поступила, я не хотела пугать и отвлекать от учебы.

Девушка вспомнила первый курс и как маму положили на операцию. Так, подлатать. Она потом еще месяца три дома отлеживалась, налегала на апельсины, радовалась тому, что отдыхает от бешеной круговерти на работе, на щеках появляется румянец. Бабушка еще тогда приехала. Тася пришла с учебы, а в прихожей ее встретил удивленный отец и бабушка, возникшая в квартире как по мановению волшебной палочки, ведь жила очень и очень далеко.

- Отец в курсе был?- Таська присела на край дивана, не выпуская из рук листы с печатями.

- Не,- мама мотнула головой.- По статистике мужчины в шесть раз чаще оставляют своих жен при наличии тяжелого заболевания.

- Чаще чем кто?- насупилась Тася, чувствуя нарастающую обиду. Ей ведь тоже ничего не сказали.

- Чем женщины, узнавшие о тяжелой болезни мужа.

- Глупости какие!

- Тасечка, так мы же все равно потом развелись.

После развода родителей, отношения с отцом, и так державшиеся на равнодушных разговорах о погоде, вовсе сошли на нет.

- Сказать можно было.

- Я бабушке сказала.

Таська потерла лоб.

К утру маме немного полегчало, но зато появилась Шерстяночка. Она ютилась в углах, забиралась под диван, иногда проскальзывала под одеяло и обвивала постоянно мерзшие ноги. Шерстяночка не обижала, только сновала тенью, клубочилась на подушках, старалась не попадаться Таське. Мама говорила, что у Шерстяночки много-много лапок, заостренная мордочка, хвост длиннющий, гладкий белый мех с черными полосочками.

Только глаза иногда Таське виделись. Светились оранжево-красным, как тлеющие точки сигарет в полумраке.

- Я в детстве сказку читала,- мычала мама, с появившимся аппетитом наворачивая кашу,- про Шерстяночку. Она приходила к умирающим и ласково, мягко успокаивала их, потом провожала туда, куда надобно уходить после жизни. Лапками волосы так перебирает, мол, не тревожься, немного поболит еще, а затем никогда больше болеть не будет.

Таська закусывала нижнюю губу, какой-то частью себя понимая, что направление у мамы только одно.

К вечеру маме стало хуже, в туалет встать не смогла, но Таська знала - надо, через силу. Поднять не получилось, мама кряхтела, стонала от боли, держалась за живот, умоляла не вызывать скорую, обещала, что сейчас пройдет, нужно выпить таблетку, сразу полегчает. Таська смоталась в круглосуточную аптеку, купила памперсы для взрослых, прибежала обратно, с трудом надела памперс на маму, выдохнула. Использованный памперс отправился в мусорный пакет, затем в мусоропровод. Таська уселась перед телевизором в кресло, мама задремала.

- Ой, смотри, под диван прошмыгнула,- раздался тихий шепот. Девушка повернулась. Мама приоткрыла глаза, восторженно глядя куда-то на пол, снова заснула.

Таська задремала в кресле, а проснулась от надсадного, нутряного воя. Кричала мама и кричала она, что живот болит нестерпимо и его сейчас разорвет изнутри. Таська подскочила как ужаленная, бросилась за телефоном, набрала номер скорой.

В квартире появился хмурый широкоплечий мужчина и щуплая девчушка, ловко открывшая исполинский ящик с необходимыми препаратами. Таська убрала любопытного кота обратно в спальню — он все норовил забраться в ящик и поиграть с пузырьками и шприцами.

- Бегите за подмогой,- мрачно констатировал хмурый мужчина.- На носилках до машины необходимо спустить, увозим.

Таська обмерла, наспех натянула ботинки, в пижаме кинулась к соседям напротив, где проживала семья из трех человек. Заспанная соседка, кутаясь в халат, сообщила, что супруг на смене и дома только она да маленький сын.

- А что случилось?- полюбопытствовала соседка.

- Нужно спустить вниз,- заблеяла Таська,- на носилках! Скорая!

Побежала дальше.

Двери открывались и закрывались, голоса сетовали на отсутствие крепких рук, морщинистые лица искажались печалью и сочувствием. За последней дверью обнаружился коренастый мужичок, от которого разило алкоголем, но помочь вызвался сиюминутно. Таська вернулась в квартиру уже с ним, маму укутали в теплый плед и вынесли в подъезд. Кот, запертый в спальне, начал реветь, словно в капкан угодил.

До больницы довезли с мигалками и сиреной, хотя улицы уже успели опустеть. В приемном покое, пока медсестра брала кровь из вены, пожилой врач отвел заливавшуюся слезами Таську в сторону под локоток, представился и тихо сказал:

- Постараемся вытащить, но готовьтесь к худшему, она погибает. Поговорите с ней, и идите оформлять документы.

Таська подошла к маме, погладила по волосам.

Почему-то вспомнила пухлую девочку с толстенной косищей с черно-белых фотографий. Вот девочка хвасталась новым нарядным платьем, вот она сидела, окруженная стопками книг, вот она тискала младшего брата, погибшего в аварии. Вот девочка обнимала облезлую белую кошку в черных пятнышках.

Вот она же, но уже в теле стройной коротко стриженной студентки, сидевшей на одной капусте и воде, чтобы ко вручению дипломов влезть в модный брючный костюм.

Вот она на свадьбе, в фате, белых туфлях, держала за руку вихрастого тощего паренька.

Вот праздничные посиделки в кругу друзей, вот снова налились щеки и отросли волосы, а под боком сидел смешной карапуз.

Вот выступление подросшего карапуза в детском саду, школьная линейка, поход в детскую библиотеку. Тощего паренька на снимках почти не было, а если и появлялся, то он оказывался в теле крепкого мужчины с тяжелым взглядом, не слишком любившего фотографироваться. Бабушка, дедушка вот, дача, виноградник, работа, командировки, серый кот, первая квартира, вторая. И везде улыбка.

Даже там, где уже была операция, где случился развод.

- Тасечка, почему ты плачешь?- спросил бесцветный голос.- Что-то плохое сказали?

- Нет, нет,- девушка замотала головой.- Нам надо чаще гулять и только. Не хватает свежего воздуха.

- Погуляем обязательно.

Таська наклонилась, поцеловала маму в ухо.

- Щекотно,- прошептала та.

- Меня дальше не пустят, ма.

- Не переживай, Шерстяночка со мной приехала.

Таська потеряла дар речи и просто стояла, обливаясь слезами.

Маму увезли куда-то на другой этаж, Таську отвели оформлять документы, вручив ночнушку и теплый плед. Там она и сидела, подписывая бумаги, а потом в коридоре, в панике выискивая глазами лицо пожилого врача, с ужасом понимая, что не запомнила толком ни лица, ни имени. Но с еще большим ужасом Тася поняла, что не сказала маме о том, как сильно она ее любила, хотя они вообще редко о таком говорили. Как-то само собой подразумевалось.

- Вы чего тут сидите?- раздалось над головой. Молодая медсестричка мягко улыбнулась.

- Да жду врача,- пробормотала Таська.

- Вам сказали ждать?

Девушка покачала головой.

- Поезжайте домой, я вам дам номер реанимации, будете звонить, справляться о ситуации.

***

Таська ничего лучше не придумала, как начать убираться в квартире. Говорила себе, что маме будет приятно вернуться в чистую квартиру, а то в последнее время руки до уборки не доходили. Сменила сразу постельное белье, закинула вещи в стиральную машину, навела порядок на столике с лекарствами, помыла обувь.

Провозилась до утра.

Кот ходил по пятам, терся об ноги, орал дурниной, запрыгивал на коленки, едва Таська присаживалась перекурить. Девушка каждый час звонила в больницу и ответ не менялся:

- Стабильно тяжелое.

Таська после непонятно какого по счету звонка смолила одну сигарету за другой, слала сообщения бабушке, уведомила маминых коллег о случившемся, написала отцу, особо не ожидая ответа. Поколебавшись, посомневавшись, написала бывшему.

“Держись там, я на связи, звони, если что”

Таська покивала самой себе, написала подругам, написала уже своим коллегам, мол, не ждите, так и так. Радовалась тому, что не поступало звонков из реанимации.

Он поступил много позже, когда Таська пыталась впихнуть в себя хоть что-то съестное.

Сразу узнала голос пожилого врача.

Первым делом позвонила бабушке. Та молча выслушала, попросила сохранять ясность разума, и лишь когда выдала все наставления, голос дрогнул, но вызов сбросила.

Таська прекрасно понимала, что она сама потеряла мать, бабушке же предстояло хоронить второго и последнего ребенка.

Набрала номер отца, голос сначала показался сердитым, недовольным, потому Таська мигом выпалила одно короткое предложение, вслушалась в тишину на том конце трубки, сменившуюся всхлипами, сквозь них разобрала:

- Скинь номер карты, переведу денег.

Позвонила маминым подругам, коллегам.

А затем села на пол, обхватила коленки, заревела что было сил, ощутив саму себя покойницей. Кот тыкался мокрым носом в мокрые щеки.

Рука снова потянулась к телефону.

- Ба,- залепетала Тася в трубку,- ты случайно сказку про Шерстяночку не знаешь?

- Знаю, только не сказка это,- нехотя произнесла бабушка.

- А что?

- Да кошка во дворе жила. Шерстяночкой звали. У нее три лапы были, хвост непомерно длинный. Твоя мама подкармливала, после садика забирали ее, со всех ног неслась проверить как кошка поживает, и…

Бабушка осеклась на полуслове.

- А дальше?

- Машина сбила. Кошка помирать приползла к самому подъезду, ждала, терпела, пока Светку из садика не привели. Светка сидела с ней до последнего, гладила по голове. Похоронить я помогла, мама твоя ветку воткнула в землю и потом еще ставила миску молока на могилке.

Таська наморщилась.

- Никогда не рассказывала мне, надо же. Хотя фотография есть, вроде бы.

- А чего рассказывать, бродячая блохастая кошка. Я так боялась, что Светка от нее подцепит глистов, лишай принесет…

Таська слушала, особо не вникая, снова щелкая зажигалкой. Затем полезла в фотоальбом, искать снимок.

И нашла.

Пухлая девочка с толстенной косой, прижимала к себе трехлапую облезлую кошку с черными пятнышками. Девочка улыбалась так счастливо, так трепетно держала животное на руках.

Пиликнул телефон.

То самое, наконец, дошедшее половинчатое сообщение.

“Тасечка, ты не волнуйся, все хорошо будет”

***

Посвящается всем, кто ушел, всем, кто борется, всем, кто помогает пройти этот путь.

И моей маме.

https://t.me/its_edlz - тг канал, где есть много историй, которых нет на Пикабу;
https://vk.com/theedlz - группа вк.