День начался как обычно, но где-то в середине дня я почувствовал присутствие в груди и голос у себя в голове:
«Я вернулся», — сказал голос.
И оказалось, что этот голос услышали все. Все почувствовали это присутствие, и вскоре все вышли из своих домов, посмотрели на небо и увидели, как облака исчезли, а ослепительный свет вспыхнул на мгновение. Свет настолько яркий, что не мог быть солнечным, а был чем-то иным.
И стало ясно. Чувство в наших сердцах было несомненным. Господь реален, и он здесь.
То, что произошло дальше, было вполне предсказуемо.
Мир стал добрее — более сострадательным. Не из-за внутреннего порыва к добру, а из-за страха перед возмездием. Никто не хотел драться, не хотел оскорблять, не хотел осуждать, потому что никто не знал, что произойдёт, если это сделать. Безопасная жизнь в новых сверхъестественных условиях стала включать в себя чуть больше благотворительности, чуть больше «подставь другую щёку», чуть больше показного милосердия. Притворяйся, пока не поверишь.
Я наблюдал за тем, что изменится дальше. Мы все были под пристальным наблюдением, но меньше всего казалось,что вмешательство Всевышнего до сих пор было минимальным.
Каждый постепенно понял, что смерть осталась в прошлом.
Кто-то узнал об этом сразу — когда их родные в хосписах внезапно стали выздоравливать.
Другие не заметили, пока это не стало очевидным для всех. Учёные и статистики выяснили, что по всем известным параметрам — стихийные бедствия, автомобильные аварии, сердечные приступы — количество зарегистрированных смертей в день упало с 160 000 до нуля.
Жизнь продолжалась, и я начал слышать шепот о том, что такое поклонение. В зависимости от того, с кем ты разговаривал — онлайн или у кулера для воды — ты мог услышать разные слухи, разные интерпретации.
Я не знал, что это такое, пока не пришла очередь моей мамы. Помню этот момент очень чётко.
В семь вечера, после ужина, мама встала со своего места в гостиной, собралась, надела пальто, подошла к обувной полке.
«Куда ты собралась, дорогая?» — спросил мой отец.
«Меня призвали», — ответила она.
«Господь призвал меня к поклонению».
Помню, насколько странным показался этот момент. Жизнь с того времени приобрела налёт нереальности после того, как главный вопрос бытия получил свой ответ. Увидеть, как мама направляется к двери, было одновременно и логичным, и абсолютно непонятным. В любой другой год мы бы решили, что она шутит.
«Тебя… отвезти?» — с недоумением предложил отец.
«Господь хочет, чтобы я шла пешком», — ответила она. Затем она повернула ручку двери и вышла.
Мне было семнадцать. Моему брату — двадцать. Мы оба спросили отца, стоит ли нам пойти за ней. Он сказал остаться дома — что он сам её проводит и разберётся, что происходит.
Он не вернулся до следующего вечера. Мы побежали вниз, когда услышали, как открылась входная дверь, надеясь увидеть обоих родителей. Но вошёл только отец — растрёпанный, уставший, с каким-то подавленным выражением лица.
Я никогда не забуду, как он посмотрел на нас.
«Она стоит в поле», — сказал он. А затем добавил: «Там ещё люди».
Прошло четыре месяца с тех пор, как мама впервые была призвана к поклонению.
За это время мы узнали кое-что новое о «вмешательствах» Бога.
«Новые заповеди», как я их мысленно называл, сводились к следующему:
Ты не умрёшь (от болезней, стихийных бедствий и так далее).
Ты будешь призван к поклонению в случайное время.
Признаюсь, эти заповеди звучат не так изящно, как оригинальные. Но ведь это не официальное слово Господа, а лишь мои догадки.
О третьей заповеди я узнал… во сне. Шутка — на самом деле, из видео на YouTube.
Это было обычное видео драки на улице. Двое парней на углу тротуара, по неизвестным причинам, начали махать кулаками. Один из них, более крупный, быстро одержал верх, начал избивать второго, а потом выхватил нож. Но вдруг, словно озарение, он остановился, поднялся на ноги и…
Просто ушёл. За ним, в точности повторяя его движения, ушёл и второй парень, которого он избивал. Без эмоций, как куклы.
Если попытаешься убить другого, ты будешь немедленно призван к поклонению.
Но что же, в конце концов, такое поклонение?
Я решил навестить маму, чтобы понять лучше.
Место, куда она направилась в ту ночь, находилось в часе езды от нашего дома. Значит, тогда она шла пешком несколько часов.
Я прибыл в поле и увидел тысячи людей, стоящих на равных расстояниях — примерно три фута между каждым. Все смотрели в одном направлении, их головы были чуть приподняты к небу. Полная неподвижность. Никаких движений.
Я брёл через ряды, казалось, бесконечно. Когда я наконец нашёл маму, мне показалось, что это было чистое везение.
Это был мой первый визит к ней с тех пор, как она ушла. Я долго убеждал себя, что мне не нужно туда ехать. В конце концов, она должна была вернуться… когда-нибудь.
«Мама», — сказал я. Признаюсь, в тот момент я был эмоционален.
К моему удивлению, несмотря на её застывшую позу и взгляд, направленный вверх, её губы шевельнулись. «Привет, дорогой».
«Хорошо. Я в поклонении».
Она была не совсем сама собой. «Мама, ты можешь двигаться?»
«Я в поклонении», — повторила она.
«Но ты хочешь вернуться домой?»
Её мягкий тон не изменился, но в словах появилась некая скрытая глубина, словно она пыталась сказать что-то большее. «Не могу, дорогой». А затем она добавила более чётко: «Я думаю, тебе стоит идти домой. Возможно, пока тебя тоже не заставили остаться».
«Домой. Иди сейчас, дорогой».
Я сказал ей, что люблю её, и ушёл через строй поклоняющихся. Все стояли идеально ровно, словно на шахматной доске. Было достаточно свободного места, чтобы задуматься, где окажутся я, мои друзья, отец, старший брат и все, кого я любил.
По пути я заметил ещё нескольких посетителей. Они выглядели более подавленными, чем я. Они шептали слова любви и поддержки своим близким, слышали в ответ короткие и тихие реплики, посвящённые Богу. Это было похоже на посещение могилы, но вместо надгробий там стояли статуи — живые памятники.
Но никто не ушёл навсегда. Мама не исчезла. Поклонение должно было закончиться скоро. Может, через пару недель, пару месяцев, и она вернётся домой, а Господь призовёт кого-то другого занять её место.
Когда ты находишься в поклонении, ты не стареешь.
«Четвёртая заповедь» стала общеизвестной спустя год.
Количество призванных к поклонению людей всё время росло. Это происходило по всему миру, и любой мог в любой момент включить трансляцию из «зон поклонения», чтобы увидеть людей, стоящих неподвижно, идеально равномерно, на пляжах, в парках, на городских площадях, везде. В каждом городе, каждом поселении нашлось своё место для поклонения.
Я полагал, что моё место будет на том же поле, где находилась мама. Если, конечно, оно не заполнится до того, как наступит моя очередь, и тогда меня могут отправить в совершенно неизвестное место.
Факт, что люди в поклонении перестали стареть, был установлен постепенно, благодаря оставшимся на планете учёным. Жизнь снаружи продолжалась относительно нормально, за исключением одного нюанса: никто больше не умирал.
«Скорбь поклонения» — так назвали чувство, которое ты испытываешь, потеряв кого-то для Бога. Это утрата, но не смерть. Однако ещё не придумали название для тайного страха, который мы все прятали глубоко в себе. Страха, о котором не решались говорить вслух: страха перед самим фактом поклонения.
Я старался держать свои мысли чистыми. Мне казалось, что даже тайные, сокровенные мысли могут быть доступны Господу, а значит, мои богохульные размышления могли приблизить мой собственный призыв. Но было утешительно надеяться, что существует уголок в мире, где взгляд Бога не видит, где можно просто быть собой, не опасаясь воздаяния.
Появились группы поддержки, и я присоединился к одной из них. Там я впервые услышал о том, что отсутствие старения — это преимущество поклонения. Хотя меня это вовсе не утешало, я кивал и улыбался.
Мир оставался прежним, но в меньшей степени. Я ездил на работу на поезде и замечал, что выражения лиц людей изменились: вместо усталости и раздражения теперь чаще читался скрытый ужас. Однажды я видел, как женщина разрыдалась прямо на платформе. Мне показалось, что она тихо пробормотала: «Я не хочу идти». А может, я просто проецировал свои страхи.
Даже мои кошмары изменились. Самым страшным сном больше не были убийцы или стихии, а момент, когда я замру на месте, выполняя что-то обыденное. Услышу голос в голове: «Ты призван». Мои ноги начнут двигаться сами, и я точно буду знать, куда иду, даже если не знаю, где это.
Я просыпался в поту, молясь, что у меня ещё есть контроль над собой. А маленькие случайные подёргивания в ногах были для меня настоящими пытками.
Прошло четыре года. К этому моменту, вероятно, уже около тридцати процентов населения мира находились в состоянии поклонения. Среди них оказался и мой отец.
С моим братом мы не успели попрощаться с ним. В тот день, когда его призвали, он был вне дома. Кажется, он отвёз машину на ремонт и собирался заехать к физиотерапевту. Мы надеялись на его возвращение до третьего дня его отсутствия.
Поле, где стояла мама, было переполнено, и к тому времени в нашем городе появилось ещё несколько зон поклонения. Мы с братом по очереди посещали разные места, надеясь найти там отца. Но его нигде не было.
Примерно в то время я начал догадываться, какой могла быть «пятая заповедь». Конечно, это была всего лишь моя догадка, но сама идея нахождения хоть каких-то правил приносила странное утешение. Было приятно осознавать, что в происходящем всё же есть какая-то структура.
Это было скорее избыточное правило, как вы поймёте, когда я объясню. Мысли о пятой заповеди появились у меня, когда я начал замечать людей, стоящих на крышах высоток, у самого края, словно они собирались прыгнуть. Но потом… они просто поворачивались и уходили.
Или я видел людей на мосту, идущих вдоль машин, странно механически. И я думал: это я просто циничен или некоторые из этих пешеходов пришли сюда с другими намерениями?
После случая с моим братом всё стало кристально ясно.
Однажды я зашёл в его комнату и увидел, как он сидит за столом с пистолетом, прижатым к виску. Его рука дрожала, палец лежал на спусковом крючке.
Я застыл на месте. Признаться, я подумал:
«Пожалуйста, пожалуйста, Господи, пусть пуля пробьёт его голову. Пусть он умрёт».
Но вместо этого пистолет выпал из его рук на пол. Его рука перестала трястись.
Он поднялся с кресла, подошёл к шкафу, взял куртку и надел её.
«Просто собираюсь прогуляться», — ответил он.
«На поклонение», — сказал он спокойно. «Меня призвали».
Он направился к входной двери. Я пошёл за ним.
«Марк», — снова сказал я. Он проигнорировал меня. «Слушай… просто из любопытства спрашиваю». Я старался не сказать ничего такого, что ускорило бы мой собственный призыв. «Ты можешь контролировать своё тело? Хоть немного?»
«Нет, и я иду на поклонение».
«Если бы ты почувствовал этот зов, ты бы тоже всё понял. А теперь мне пора идти».
Я прошёл с ним весь путь — пять часов — до места, которое оказалось заброшенной парковкой старого парка аттракционов. Там уже стояли тысячи мужчин, женщин и детей.
На протяжении всей дороги он не сказал ни слова. Но, если честно, я тоже молчал.
Если попытаешься покончить с собой, ты будешь немедленно призван к поклонению.
Около 70% населения мира, так или иначе, уже находились в состоянии поклонения.
Я старался не думать об этом. Стоять неподвижно, с головой, поднятой к небу, с застывшим телом неделями, месяцами, а для моей мамы и отца — годами.
Я почти перестал навещать маму. Когда всё же приходил, это было быстрое объятие сбоку, быстрое «Я тебя люблю», а потом поспешный уход. Каждый раз я надеялся, что она будет слишком глубоко погружена в транс, чтобы ответить, но она всегда была слишком… ясна.
«И я тебя, дорогой», — говорила она. Слишком осознанно. Это вызывало у меня дискомфорт. Быть настолько бодрствующим, настолько понимающим, что происходит… Мне это не нравилось. Я пытался утешать себя мыслью, что поклонение — это блаженное, лёгкое, мечтательное состояние. Но всё свидетельствовало об обратном.
Справедливости ради, кажется, мы могли открыто говорить о страхе поклонения. В интернете и в группах поддержки обсуждение страха и боли стало нормой.
На YouTube и TikTok появлялись видео с «надёжными способами избежать призыва» — медитации для перехода в другую реальность, практики, которые якобы позволяли умереть мирно, не будучи призванным в ряды поклоняющихся. А ещё были видеоролики, осуждающие Бога, критикующие текущее положение вещей, призывающие к революции — откровенное безумие.
Были два момента, которые запомнились мне особенно сильно и, как мне кажется, отлично отражали дух времени.
Первый — это финальное видео одного парня, который тщательно планировал свой побег из этого мира. Он облил себя и комнату бензином, установил верёвку, которая натянула бы лезвие над его головой, настроил таймер на взрыв. Я был поражён его усилиями. Когда время истекло, он бросил зажжённую спичку в угол. Огонь вспыхнул, он потянул за верёвку, но…
Огонь погас, едва коснувшись его. Лезвие замерло в воздухе. Взрыв не произошёл (и слава Богу, иначе мы бы не увидели запись с камеры). Затем этот человек просто встал, всё ещё облитый бензином, и вышел из кадра.
Пятая заповедь. Она была очевидной.
Второй момент — видео известного стримера, который делал вид, что его призвали, прямо во время трансляции. Его лицо становилось пустым, он вставал, механически выходил из комнаты. Он разыгрывал эту сцену так часто, что, когда это случилось по-настоящему, его зрители долго не могли поверить.
Смешно и ужасно одновременно.
Люди всё ещё работали, всё ещё цеплялись за рутину, но всё казалось бессмысленным. На улицах с мегафонами стояли проповедники, кричавшие: «Скоро придёт и ваше время». Как будто мы этого не знали. Даже такие компании, как Apple, несмотря на огромные кадровые потери, каким-то образом продолжали выпускать новые продукты. Сериалы же в основном повторяли старые эпизоды — трудно ведь завершить сезон, если твой режиссёр, главный актёр и половина съёмочной группы могут в любой момент уйти и больше не вернуться.
Везде становилось меньше работников. Но, честно говоря, и клиентов тоже.
Я зашёл в ближайший Starbucks, где ещё были сотрудники, взял кофе и отправился к брату.
Прошло два года. Его потеря была для меня самой тяжёлой. Я знал, что он бы не хотел, чтобы я жалел его. Но я не мог иначе.
Я вернулся на парковку. Теперь она была полностью заполнена. Я пробирался через ряды, пока не нашёл его.
Я видел, как его грудь ровно поднимается и опускается. Его голова была приподнята, взгляд направлен вверх.
«Как ты?» — снова спросил я.
«Я в поклонении», — сказал он.
«Кажется, моё время скоро придёт», — добавил я. «Помоги мне подготовиться».
«Ты знаешь», — наконец заговорил он, — «о чём я думаю чаще всего? О том, что где-то летит случайная пуля. Просто случайная пуля, выпущенная за сотни миль отсюда. И она проскальзывает сквозь божественный контроль. И попадает мне в затылок. И всё становится чёрным. Это моя любимая мысль. Это мечта, которая меня поддерживает».
Я не мог ничего ответить. Просто стоял молча.
«Я чувствую это в груди — абсолютную уверенность. Это не прекратится».
Я чувствовал себя в ловушке.
«Это будет длиться вечно. Без конца. Без тепловой смерти вселенной. Просто это».
Я положил руку ему на плечо. Жест, который ничего не значил. Думаю, я просто искал что-то, что помогло бы мне удержаться на ногах.
«Пожалуйста, найди способ убить меня», — сказал он.
Кажется, я слышал, как он сказал: «Пожалуйста, останься, мне нужно поговорить». А может, я просто представил это. Или, что хуже, услышал всё правильно, но не захотел об этом думать, потому что это причиняло мне боль.
Чувство выжившего — странное чувство, особенно когда ты всё ещё находишься на тонущем «Титанике». Да, твоя часть корабля пока не под водой, но ты знаешь, что скоро окажешься там же.
Те, кто следил за статистикой, давно перестали считать. Почти все исчезли.
Это было чистое везение, ничего больше. Просто удача, что меня ещё не призвали.
Моё «мягкое исследование» началось сразу после того, как исчез отец, но после разговора с братом оно превратилось в отчаянные поиски.
Я пробовал всё, что только мог. Особые медитации, заклинания, молитвы Господу с просьбой завершить глобальную сессию поклонения. Я ездил в определённые координаты и города, о которых ходили слухи, будто там можно умереть. Каждая поездка заканчивалась разочарованием. Нигде не было смерти.
Старые константы — смерть и налоги.
Новые константы — бессмертие и поклонение.
Я направлялся на свою восьмидесятую попытку найти спасение (точнее, избавление). Это было приглашение, найденное в одной из множества групп «Мы отчаянно хотим умереть». Листовка с фотографией церкви, где проповедовал некий преподобный Люсьен Феррер, обещала невероятное. Его объявление звучало как настоящая пирамидальная афера: «Присоединяйтесь к нашему сообществу! Мы гарантируем избавление от страха перед поклонением! Отзывы отсутствуют, ведь у нас 100% успех! Приходите и убедитесь сами!»
Но... отчаянные времена требуют отчаянных мер.
Я ехал четыре часа, по пути замечая множество новых «святынь» — зон, где стояли люди, идеально ровно распределённые, смотрящие в небо, застывшие в вечном поклонении Господу.
Мне казалось, что моё время близко. Как будто я могу остановить машину в любой момент, выйти, начать идти вдоль дороги… и занять своё место.
Я прибыл к месту назначения.
Церковь выглядела заброшенной. Казалось, её давно никто не посещал. Не знаю, чем там занимался этот Люсьен, но если это был розыгрыш, то он определённо удался.
Я вошёл внутрь — и сразу почувствовал это.
Отсутствие. Отсутствие присутствия Господа в моей груди. Казалось, что связь с Создателем была разорвана.
У входа стоял стол с регистрационной формой и ручкой. Я вписал своё имя и время.
Внутри всё выглядело заброшенным и тёмным. Я сел на одну из скамей. Там были ещё несколько человек, сидевших в рядах. Казалось, они ждали очень долго.
Через некоторое время на сцену вышел мужчина. «Пара часов, и он сможет вас принять», — сказал он.
Это напоминало приём у врача.
Он не появлялся очень долго, как и обещал. Время застыло. Я слышал тик-так часов. Мои руки лежали на коленях. «Не двигайся непроизвольно, не двигайся непроизвольно»…
Наконец, он снова появился и позвал: «Томас Гилмор? Томас Гилмор здесь?»
Томас поднялся и последовал за ним.
«Это я!» — радостно воскликнула женщина. «Я здесь!» И она тоже ушла с ним.
Я начал беспокоиться. Сколько ещё времени у меня осталось?
«Тут просто написано Лили», — сказал он, читая форму. «Лили?»
«Она в ванной», — ответил кто-то.
«Хорошо. Позовём её, когда она вернётся».
Сколько ещё длилось это собрание?
Я не мог ждать, пока они закроют церковь.
Я не мог прийти снова завтра.
Я не мог ждать. Я просто не мог.
«Так, у нас тут Джейк Миллер. Джейк—»
Сразу же я встал. У меня мелькнула ужасная мысль, что моё тело может развернуться и выйти из церкви, чтобы отправиться в закат, но мои ноги послушно понесли меня вперёд.
«Сюда», — сказал он. Я пошёл за ним через запутанные коридоры, мимо закрытых дверей, коробок и грязи, пока мы не оказались перед кабинкой для исповеди.
«Да, сюда», — ответил он.
Кровь. Настоящая кровь. Это было почти странно — видеть её вновь.
«Садитесь, не обращайте внимания на пятна. Всё в порядке. Садитесь», — сказал голос с другой стороны исповедальной перегородки. Я так и сделал.
«Преподобный Люсьен?» — спросил я.
Голос взял небольшую паузу, прежде чем ответить. «Да, это я. Преподобный Люсьен. Конечно».
«Эмм...» — продолжил я. — «Я никогда раньше не участвовал в исповеди, но, наверное, вы должны попросить меня что-то исповедовать?»
«Да! Конечно, исповедуйте всё, что у вас на душе».
Я замешкался, собирая мысли. «Хорошо, да, значит...»
Я услышал, как с другой стороны что-то протёрли тряпкой, затем раздался хруст. Казалось, он ел что-то.
«Хорошо, да, я... нашёл вашу рекламу, и, ну, у меня... страх перед поклонением. Не хочу показаться богохульником, но—»
Снова раздался звук хруста. Какого чёрта? Он жевал?
«Ну, в общем, я не уверен, что хочу стоять в поле сто или сколько там лет...»
«Это не сто лет», — перебил он, жуя. — «Это навсегда. Вечность. Такой у него проект».
«Рай на Земле. Вечность. Это всегда было в планах. Чтобы все вы стали едины с Господом навечно. Конечно, он решил явиться, когда людей стало больше всего, правильно?» — сказал он с лёгким смешком. — «Ну, представьте: миллиарды людей или десять тысяч пещерных жителей? Что бы вы выбрали?»
«Что это вообще значит? Как это связано?» — спросил я, сбитый с толку.
«Никак, никак. Продолжайте, извините».
«Ладно», — я снова собрался с мыслями. — «И... в общем, в вашей рекламе говорилось, что у вас есть верное решение».
«Так и есть», — ответил он. — «Я могу убить вас».
«Убить меня?» — переспросил я.
«Да. Здесь. Прямо сейчас. Но если вам нужно время на раздумья, это будет "нет". И если вы выйдете из этой церкви, Бог сразу призовёт вас в ряды поклоняющихся».
«Откуда вы это знаете?» — спросил я.
«Каков ваш ответ? Здесь есть ещё люди, и я занятой человек. Очень занятой преподобный».
«Я... ну, наверное, да, но это же нарушит третью заповедь— эээ, простите, вы, наверное, не знаете, что это. Просто я пытался следить за всем, и третья заповедь, это вроде как...»
Внезапно перегородка упала. В то же мгновение он нанёс удар ножом в моё горло.
Кровь потекла по моей рубашке, по ногам.
Я захрипел, мой взгляд затуманился, но я всё ещё пытался сфокусироваться на мужчине, который совершил это. У него в одной руке был окровавленный нож, а в другой — недоеденное яблоко.
«У нас с Господом есть договор», — сказал он. — «У него есть его пространство, а у меня моё. Пусть оно и гораздо меньше, чем я привык».
Моя голова непроизвольно склонилась. Мои глаза видели последнее: себя, залитого красным.
«Пожалуйста», — кажется, я услышал его голос. — «Пожалуйста».
И затем всё погрузилось во тьму.
Подписывайся на ТГ, чтобы не пропускать новые истории и части.
Подписывайтесь на наш Дзен канал.
