— Ну, зайчик, какие у тебя планы на вечер? — протянула она, наклоняясь к нему чуть ближе, чтобы щелкнуть разукрашенным ноготком по бутафорским пушистым ушам.
Стажер глотнул из бокала, но не успел ответить — его перебил возглас со стороны.
— Киса, оставь парня в покое, он тебя не потянет — лениво бросил Гриф.
— Да ладно тебе. Новый год же! — Она чокнулась со юношей, который тут же чуть не опрокинул бокал, слишком увлеченный ее вырезом.
Шутки, переклички и музыка заглушали треск гирлянд. Старшие сотрудники, поднабравшись храбрости, затянули что-то из старых песен — о поле, коне и якобы одиночестве. Кто-то, не рассчитав, растряс бутылку шампанского прямо над оливье. Но никто не расстроился — в желудке все смешается.
— Это, черт возьми, лучший корпоратив за последние три года, — объявил кто-то держа в руке липкий от шампанского бокал.
Гриф посмотрел в сторону, где стояла Киса, поправляющая бюст, чтобы тот смотрелся достаточно вызывающе по ее меркам и вопиюще по меркам всех остальных.
— Если Киса не сломает еще одну карьеру, то и правда неплохой, — сказал он вполголоса, но с заметным весельем.
За соседним столом уже успели начать споры о том, кому премию выпишут, а кто и так обойдется.
— Коллеги, — объявила Квока в костюме Снегурочки, пытаясь придать своему голосу праздничный задор, — пришло время забрать подарки из-под нашей елочки! Тайный Санта ждет ваших восторгов!
Толпа разом оживилась сильнее, заскрипели стулья, зазвенели бокалы, а самые проворные уже залезли под под елку, переворачивая подарочные коробки и громко пытаясь понять, для кого предназначен увесистый пакет с подписью «Лучшему сотруднику года».
Среди общего веселья никто сразу не заметил мужчину, который неловко топтался в углу комнаты. Он стоял, прижимая к груди какую-то коробку, и оглядывался так, словно сам не знал, как там оказался.
— Это кто такой? — тихо спросила Киса, нахмурившись и оторвавшись от стажера.
Гриф поднял взгляд, но ничего не сказал, лишь задержал взгляд на незнакомце чуть дольше обычного. Мужчина выглядел взъерошенным, смущенным и совершенно незнакомым.
— Я…— промямлил мужчина, — я младший оперативник Соня. Я взяла подарок… и вот.
Гриф в одну секунду протрезвел, подскочил к мужчине и прислонил железный кинжал к горлу. Кожа под лезвием не шкварчала и не плавилась.
Он отпустил вмиг обмякшее тело, которое медленно опустилось на пол, содрогаясь в рыданиях.
Разговоры и шум в зале стихли. Под задорный мотив трех белых коней на Грифа напряженно уставилось несколько десятков пар глаз. Никто из этих расслабленных прежде людей не выглядел ни веселым, ни пьяным. Каждый из них был готов броситься в атаку при малейшем знаке от Грифа.
— Гриф, — мягко обратилась к нему Квока, — нам стоит беспокоиться?
— Если этот тип не врет и он действительно наша милая Сонечка, — медленно проговорил Гриф, сверля взглядом незнакомца, — тогда где-то сейчас разгуливает кто-то с ее лицом. И я знаю только одну тварь, которая любит кроссдрессинг.
В зале стало тише - кто-то выключил музыку. Веселье испарилось так быстро, будто его и не было. Несколько человек замерли с бокалами в руках, кто-то так и остался стоять с ложкой оливье у рта. Было слышно, как капля шампанского упала со скатерти на пол.
Соня, если это была она, сидела на полу, обмякшая и испуганная. Бледное лицо, перекошенное страхом, блестело от пота, а руки дрожали так сильно, что она едва удерживала коробку.
Киса прочистила горло, что в застывшем зале прозвучало раскатами грома, и озвучила вопрос, который мучил не ее одну:
— А что за тварь-то? — она смущенно поправила колпак на голове.
Гриф бросил на нее неодобрительный взгляд и с тяжелым вздохом принялся за объяснения.
— Безымень. Меняется внешностью через передачу предмета. Любую. Бокал, ручка, елочная игрушка — неважно. С этого момента, — Гриф чеканил слова медленно, придавая вес и заряд бодрящей злости каждому, — никто. Никому. Ничего не передает. Никаких исключений. Любая попытка — и руки будете из жопы доставать.
Несколько человек кивнули, остальные даже на это не осмелились.
— Где и когда вы видели Соню в последний раз? — громко спросил Гриф.
— У туалета. Минут пятнадцать назад, — пробормотал кто-то из толпы.
— Уходила куда-то из зала…кажется. — Голос стажера, который только что весело краснел под шутками Кисы, теперь едва слышался.
— Киса, — резко бросил Гриф, — проверь камеры. И быстро.
Киса молча кивнула, переобула туфли на кроссовки и быстрым шагом направилась к охране.
В воздухе зашелестело перешептывание:
— А почему он командует? Он же не главный.
— Кто успел, того и тапки, — с легкой усмешкой произнесла Квока, едва заметно скосив взгляд на шепчущихся. И уже громче добавила — А теперь все прижали жопы и держим руки при себе. Никто не покидает помещение. Никто в него не входит, кроме Кисы. Можете уделить время повторению теории — каждого из вас ждет переаттестация и про премию можете забыть.
Гриф опустился на корточки перед мужчиной, вглядываясь в его испуганные глаза. Он достал из внутреннего кармана куртки небольшое зеркало и протянул его.
— Смотри сюда, Сонечка, — его голос стал мягче, но взгляд оставался тяжелым. — Видела ли ты уже этого человека?
Соня взглянула на зеркало, но тут же отшатнулась, как будто отражение обожгло ее. Губы задрожали, глаза расширились до предела, и лицо исказила гримаса ужаса.
— Это… не я, — едва слышно прошептала она, задыхаясь. — Это не я!
Гриф нахмурился, терпеливо удерживая зеркало перед ее лицом.
— Посмотри еще раз. Видела его? Где? Когда? — Голос его звучал требовательно, но не слишком громко, чтобы не усугублять панику.
— Я не знаю! Не знаю! — воскликнула она, всхлипывая и обхватив голову руками. — Он… он был… передо мной. Говорил что-то. Я не помню!
Ее голос сорвался, и она громко разрыдалась, роняя по-детски крупные слезы. Гриф передернуло — рыдающий мужик, пусть и с душой хрупкой барышни был для него чем-то за гранью добра и зла. Он вопросительно посмотрел на Квоку. Та кивнула и сменила его на посту утешения Сони.
Спустя пару минут рыдания стали существенно менее басовитыми. Перед ними измученная, перемазанная косметикой, слезами и соплями сидела Соня.
Она подняла взгляд на Грифа, ее глаза были расширенными от паники, а из под носа стекала мутная смесь слез, пудры и бог весть, чего еще. Но это была определенно она. А значит тварь успела поменяться с кем-то еще.
Гриф выдохнул сквозь зубы и обернулся к остальным. Люди прилипли к стенам, стараясь не смотреть друг на друга.
Краем глаза он заметил, как недавно переведенный к ним оперативник легко подхватил Соню на руки и усадил за стол. Он держал ее почти на вытянутых руках, стараясь не запачкать идеальный смокинг о потоки ее телесных жидкостей и косметики. В его взгляде читалось отвращение, почти физическая борьба с желанием отстраниться.
«Белоручка. И года не протянет» — кратко резюмировал про себя Гриф
— Перепись, — твердо произнесла Квока, вырвав Грифа из размышлений.
Она шагнула вперед с видом генерала.
— Разбиваемся по группам. Собираем людей и проверяем списки. Кто пропал, кто внезапно вышел покурить и не вернулся, кто отправился гулять по этажам. Собираем всю доступную информацию.
Квока смерила Грифа оценивающим взглядом.
— Я останусь со Взрослой как наиболее многочисленной. Киса на камерах. Гриф, на тебе проверить остальных.
— Выталкиваешь любимого птенца из гнезда? — Гриф скрестил руки на груди и приподнял уголок рта.
— Самого надоедливого — мягко улыбнулась Квока.
Вскоре по громкоговорителям пронеслось короткое и четкое объявление:
— Побег. Всем собраться по своим группам. Составить списки сотрудников. Ожидать старшего оперативника Грифа. До его прибытия помещение не покидать. Под строгим запретом любые подарки и передача предметов из рук в руки. Повторяем. Побег…
Объявление застало Грифа уже на подходе к Детской. Он всем сердцем ненавидел это место. Сама мысль о том, что ему снова придется ступить за порог комнаты, где всегда царили гомон и радостное веселье, вызывала у него внутреннее сопротивление.
Грифу было всего двадцать три, когда его отправили сюда. Он помнил свой первый день. Хищные взгляды, запах табака, перемешанный с чем-то кислым, и короткий инструктаж от Полкана. Тогда он не понимал до конца, куда попал.
— Это дети, — сказал он однажды, движимый идеями справедливости и спасения. — Так нельзя. Это же просто дети.
— Дебил, — ответил Полкан, не глядя на него. — Это бомбы. Пока не тикнули, можно обезвредить. Когда взорвутся — будет уже поздно.
Тогда он не верил. Смотрел на них и видел маленьких людей. Разбитых, испуганных, в слезах и моче. Они плакали, сжимали в кулачках одежду, кого-то звали пока не срывали связки. Но устранять объект до момента пробуждения по регламенту строго возбранялось.
Детская занималась той грязной работой, о которую остальные предпочитали не марать руки.
Процесс был отлажен. Обнаружив потенциального подменыша, группа оперативников выезжала на место. Дом, испуганные родители, которым объясняли, что это «для безопасности ребенка». Им подсовывали подписать документы. Полкан лично продумывал и контролировал каждый шаг, чтобы не было утечек.
Если ребенок оказывался подменышем, все было просто. Объект подлежал «принудительному пробуждению» и «устранению». Что подразумевало бесчеловечные пытки на протяжении часов, а то и дней, и последующее убийство.
Но если это был человек, все становилось сложнее, а методы работы извращеннее. Дети плохо умеют хранить тайны, а последствия Отделу не нужны.
На удивление в мире существовало крайне мало тварей, способных влиять на память точечно. Российский отдел сильно задолжал Ирландии, поставляющей штатных Банши.
Когда ребенка нужно было вернуть, оперативники натравливали Банши на всю семью сразу. Их крик наполнял дом, заставляя всех, кто находился под воздействием, чувствовать чудовищную боль. Люди хватались за головы, кричали, теряли сознание. У взрослых часто начиналась рвота, у детей кровоточили уши. Иногда кто-то не выдерживал — их сердца останавливались прямо посреди агонии. Таким Отдел любезно помогал пропасть без вести.
После крика Банши семьи уже не были прежними. Крик выжигал память, оставляя вместо нее рваные лоскуты. Жертвы забывали не только момент пропажи, но и многое, что было связано с ребенком. Банши заполняли дыры в их сознании подделками — чуждыми, неправильными воспоминаниями, которые казались правдоподобными лишь на первый взгляд.
Вернувшийся ребенок казался прежним, но что-то всегда шло не так. Матери не узнавали интонацию смеха, отцы не могли вспомнить, как сын учился ходить. Эти мелочи разрушали семью изнутри, доводя до распада или сумасшествия. Бывали случаи, когда такие родители кончали с собой, не выдержав давления внутренних противоречий.
Гриф ненавидел Банши почти также сильно, как Детскую.
Однажды он стал свидетелем того, как крик Банши вышел из-под контроля. Операция шла гладко, но отец в порыве боли бросился на оперативника, который контролировал тварь. Крик резал кожу, вызывал внутренние кровотечения. Когда все закончилось, Банши сбежала, а в комнате остались только изувеченные тела и странная, невозможная тишина.
Полкан тогда только отметил, что подобные ситуации лучше не допускать.
Работа Детской оставляла за собой шлейф разрушений и часто бессмысленного насилия. С каждой новой проверкой ломались люди — оперативники, родители, иногда даже случайные свидетели. Гриф помнил каждую из таких операций и чувствовал, что крики Банши оставляли след не только на тех, на кого они направлены. Они проникали вглубь, выжигая частички души каждого причастного.
Гриф хотел забыть все, что связано с работой в Детской, но не позволял себе выкинуть из памяти ни одного дня.
Первым его официальным делом был мальчишка лет двенадцати, с облупленным коленом и светлыми глазами. Грифа заставили стоять и смотреть. Сначала в ход шли простые методы — железо, капли наперстянки, амулеты, святая вода.
— Так же нельзя, — Гриф сорвался на крик, — вы же уже все выяснили.
Но Полкан не остановился.
— Продолжайте.
Мальчик кричал, бился в истерике, пока окончательно не потерял сознание. Полкан молча смотрел.
— Они не дети, — сказал тогда Полкан. Грифу стало мерзко.
На следующий день мальчик исчез. Никто не сказал, что с ним произошло. Никто не говорил здесь о том, что было вчера. А потом был еще один ребенок, и еще. Каждый раз те же методы, те же слезы, тот же плотный, насыщенный страх.
Однажды Грифа заставили. Заставили своими руками удерживать испуганную девочку, которая выгибалась дугой от боли и ужаса, пока Полкан молча наблюдал.
— Не справишься — пойдешь вон, — произнес он.
— Они не дети, — повторял он себе три непозволительно долгих года стажировки и сотен прошений о переводе во Взрослую.
Он долго не решался открыть дверь в кабинет группы, в которой все началось. За ней снова слышался смех, голоса и звон бутылок. Они праздновали. Им было плевать, что в Отделе происходил очередной кошмар.
Гриф закрыл глаза, провел ладонью по лицу, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.
Во времена стажировки он быстро понял, что Детская — это другое измерение, где смех, шутки и легкомысленность скрывают чудовищную суть их работы и натуры. Только тут могли с улыбкой обсуждать, как утилизировать пробудившегося подменыша, который еще вчера ходил в ясельную группу и ел кашу ложкой с толстым желтым медведем.
«Отбитые ублюдки», — Гриф не раз прокручивал это определение в голове, когда приходилось сталкиваться с местными. Но он не мог отрицать, что за этим хаосом стоял Полкан. Его спокойная, почти всесильная фигура удерживала этот извращенный коллектив в узде. Гриф не мог не уважать этого человека, хотя и терпеть не мог все, что его окружало.
Дверь распахнулась и Гриф шагнул внутрь.
Вопреки любой логике, внутри Детской царила атмосфера праздника. За столом кто-то громко смеялся, подбрасывая в воздух пустую бутылку. Другие обменивались бородатыми анекдотами, гогот заполнял все помещение. Кто-то наигрывал неуместно задорную мелодию на губной гармошке. Никому здесь не было дела до объявленной тревоги.
— Гриф! — раздался радостный крик откуда-то из глубины комнаты. Несколько человек радушно улыбнулись, кто-то даже поднял пластиковый стакан в приветственном жесте.
Только один человек не разделял всеобщей радости от прихода старого товарища. В углу комнаты стоял Шут, молча наблюдая за происходящим. При виде Грифа его рука рефлекторно дернулась к носу. Давняя травма, дело рук Грифа, была слишком ощутимым напоминанием. Много лет назад Шут решил, что насиловать детей — отличная идея для ускорения пробуждения.
— Ну что, собираете рождественский хор? — Гриф прошелся взглядом по комнате, излучая явное недовольство.
Гриф направился прямо к Полкану, который стоял у дальнего окна с жестяной кружкой в руке.
— Список группы, — сухо бросил Гриф.
Полкан не спеша отставил кружку, достал из кармана лист и протянул Грифу. Тот не беря листок в руки пробежался глазами по фамилиям, сверяя их с присутствующими.
— Все на месте, — подтвердил Полкан.
— Оставайтесь здесь. Никто не покидает помещение до дальнейших распоряжений.
Он собирался уже уходить, но с другого конца комнаты донесся голос:
— А если мне срать приспичит, прям тут кучу навалить?
Гриф застыл. Он даже не повернул головы, но на мгновение сжал кулаки так, что на ладонях остались ссадины от ногтей.
Полкан обернулся к выскочке, которым оказался невысокий, тощий парень по прозвищу Тесак. Лицо начальника Детской исказилось в усмешке.
— Навали, — медленно произнес он, глядя Тесаку прямо в глаза. — Только помни, что кто насрал, тот и убирает. Без салфеток. Руками.
Комната взорвалась смехом, но Тесак мгновенно замолк и отодвинулся к стене — Полкан вполне мог был воплотить свою угрозу.
Гриф, сжалившись над явно клиническим идиотом, заметил:
— Если уж совсем невтерпеж, можете запереть комнату и организовать делегацию в сральник под личным контролем Полкана.
Полкан скосил на него взгляд, явно пытаясь понять, шутка это или нет. Затем хмыкнул и кивнул.
Гриф спрятал список в карман и чуть улыбнулся уголком губ.
— Без риска для жизни или штанов никто помещение не покидает, — напомнил он уже привычным, почти ленивым тоном.
— Детская останется в клетке, как и положено, — коротко подтвердил Полкан.
Гриф нервно хохотнул и направился к выходу, оставляя за собой базарный гомон и пошлые шутки.
Коридоры Отдела тонули в полумраке, который становился гуще по мере приближения к группе Мониторинга. Их Гриф не ненавидел, просто глубоко не уважал за то, что на один реальный случай приходились десятки ошибок.
Под дверью группы Мониторинга сидел человек. Сгорбившийся, в мятой одежде, он колошматил кулаками по двери и умолял впустить его.
Гриф резко остановился, приглядываясь к нему. Незнакомец поднял голову, и Гриф мгновенно узнал его лицо. Точь в точь, как недавно было у Сони.
— Ты что тут делаешь? — голос Грифа прозвучал грубо.
— Пустите меня, — прохрипел человек, не глядя в глаза. — Я... я просто хочу к своим.
— Ты из Мониторинга? — Гриф хмурился, приближаясь.
— Да, да, это я! — незнакомец торопливо кивнул, будто боялся, что ему не поверят. — Он забрал мое лицо! Забрал все!
— Кличка. — Устало выдохнул Гриф.
— Алексей. Леша...— и немного подумав, — Пятак. Я не виноват! Пустите меня!
Гриф стоял, прищурившись, разглядывая Пятака. Его голос прозвучал напряженно:
— Я не могу... Я устал. Он все забрал.
— Это мы сейчас проверим, — Гриф дернул его за шиворот и достал небольшой флакончик, — рюмашку за здравие только опрокинем сначала.
— З-зачем? — Пятак слегка отпрянул.
— Не надо, я же... я же это... человек...
— Пасть открой, пока зубы целы, — повторил Гриф с явным раздражением. — Я не для развлечения тут.
Пятак медленно приоткрыл рот. Гриф капнул зеленоватый раствор на язык. Тот скривился, закашлялся и, судя по лицу, испытал все оттенки отвращения, но не более.
Гриф убрал флакон и кивнул:
Пятак, все еще содрогаясь от вкуса, всхлипнул:
— Значит, можно... можно обратно?
— Ладно. Заходишь со мной. Расскажешь все, что помнишь.
Пятак поспешно кивнул, вытирая мокрое лицо рукавом, и даже вяло улыбнулся.
— Оперативник Гриф. Откройте дверь, — громко отчеканил Гриф.
Гриф толкнул дверь, но та не поддалась. За ней послышался еле уловимый шепот и шуршание. Он прищурился, потом постучал громче.
Ответом было только большее копошение.
— Так, это уже перебор, — пробормотал он, поворачиваясь к Пятаку. — Стоишь тут и не рыпаешься.
Гриф подошел к двери и с размаху ударил ногой. Дверь поддалась с оглушительным треском, распахнувшись внутрь. Похожий треск Гриф ощутил в недавно поврежденном колене.
— Ну что, в прятки играем? — рявкнул он, перешагивая через осколки сломанного замка, заметно прихрамывая.
В комнате несколько Мониторов столпились в дальнем углу, выглядывая из-за перевернутых на попа столов. Их лица выражали смесь удивления и ужаса.
— Это что за баррикады? — Гриф обвел их тяжелым взглядом. — Встать всем, быстро!
Молодой парень с редкой бородкой, неуверенно шагнул вперед. За ним потянулись и остальные. Но подойти к Грифу близко никто не решался.
— Клопы недотравленные, — цыкнул Гриф. — Так, запоминаем. Это Пятак. Пятак здесь главный клоун — одолжил Безыменю свою физиономию. Мне нужно четкое и внятное описание всех прелестей и опознавательных знаков Пятака.
Гриф повернулся к несчастному, попутно доставая рацию:
— А от тебя последние данные по местоположению объекта.
Мониторы наперебой начали сыпать описаниями, а Пятак докидывать мало полезную и запутанную информацию.
Гриф передал выжимку в рацию:
— Да, ищем, — затрещала рация, и спустя пару секунд выдала щлепок, — резче, бля, ищи.
— Сидите тут. Без самодеятельности. Пятака не обижать, он и так жизнью обиженный.
Через пару минут Киса снова вышла на связь.
— Гриф, у бухгалтерии такой человек трется.
Мониторы, не обладающие хоть сколько-нибудь стоящей подготовкой ахнули, когда только что хромающий Гриф за доли секунд исчез из их поля зрения.
— А может, он и сам того, — задумчиво протянул Пятак, — не из людей?
Остаток вечера Мониторы провели за составлением детального портрета Грифа, его повадок и реакций. Несколько месяцев после Гриф то тут, то там замечал, как кто-то из них пялится на него и что-то усердно записывает в блокнотик. Когда ему пришло уведомление о необходимости пройти проверку на подменную сущность, он лично отловил каждого причастного и провел не слишком доброжелательную беседу на тему трудовой этики.
Гриф несся по коридорам и хитросплетениям Отдела. И чем сильнее была боль в колене, тем более красочно он представлял, как размозжит голову твари о бетонный пол. Перспектива загреметь в медблок к Берегиням не прибавляла ему доброжелательности.
Физиономию Пятака он завидел неподалеку от Бухгалтерии, как и говорила Киса.
Гриф не стал тратить время на размышления. Он врезался в подменыша без лишней грациозности и аккуратности. Тот, не успев даже понять, что происходит, оказался прижат к холодному полу с железом у горла, которое медленно плавило его кожу.
Его глаза расширились, а затем... он улыбнулся. Глупо, неестественно, будто ничего не произошло. Это была такая кривая улыбка, что Гриф на мгновение почувствовал, как отвращение ползет по коже.
Еще один тяжелый удар — и подменыш обмяк. Гриф не собирался с ним долго возиться вне стен железной камеры.
Покряхтывая он вызвал по рации Квоку:
— Поймал. У бухгалтерии, зови грузчиков.
Ремнем он на скорую руку связал руки и ноги твари. Очнуться она не должна была, но в его работе не бывало слишком много перестраховки.
Не поднимаясь с пола, он крикнул в сторону бухгалтерию:
— Девочки, водички герою принесете, а?
Бухгалтерия отозвалась идеальной тишиной — ни шорохов, ни шепота.
Гриф с тяжелым вздохом медленно доковылял до двери, которая легко поддалась.
В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь тоскливыми звуками старого телефона. За праздничным столом, на котором алкоголя было больше, чем еды, сидела сотрудница с фингалом и порезом на лбу. Остальные работники бухгалтерии кучковались возле нее. Их лица были зеленовато-бледными, а в глазах читался немой ужас, направленный на что-то в углу.
Гриф покрепче сжал железный нож и медленно повернулся в сторону возможной угрозы.
Угрозой оказалась хрупкая девушка, которая держала вырванную с корнем телефонную трубку.
— Мне стоит волноваться, дорогая? — поинтересовался Гриф, рассматривая моложавую и миловидную девушку.
— Младший сотрудник бухгалтерии Отдела №0, позывной «Мышь», — отрапортовала она, вытянувшись по стойке смирно. — Старшим бухгалтером был нарушен регламент и предпринята попытка передачи сигареты. Угроза безопасности была нейтрализована. Список сотрудников вы можете найти на столе.
Гриф аккуратно вытягивая больную ногу осел на пол, не слишком успешно подавляя вырывающиеся у него смешки.
— Дорогая, а как у тебя с боевой подготовкой?
— Мною был пройден полный курс боевой подготовки в учебной части, — все с той же выправкой затараторила девушка и с гордостью прибавила, — с отличием.
«Хороший специалист, надо брать», — подумал Гриф.
— Все, вольно, отличница! — махнул он рукой, — беглец обезврежен и в отключке.
Гриф почувствовал, как напряжение отступает и заставил себя собраться.
— Ну что, цветы жизни моей, мы все тут живы и почти здоровы. Можно считать инцидент исчерпанным, но если кто-то еще решит протестовать против правил безопасности, — он бросил взгляд на Мышь, которая растеряла часть боевого запала и теперь виновато смотрела на покалеченную коллегу — пусть помнит, что я тоже прошел курс боевой подготовки... только без отличий ввиду неоднократного нарушения этических норм.
Мышь ответила ему едва заметной улыбкой и румянцем. Это был первый из многих разов, когда в ее голове навязчиво стучала мысль — «Какой мужчина, под ним я бы поработала!».
Этот Новый год в Отделе №0 запомнили все, но очень не хотели повторять. Череда проверок, внутренних расследований и переаттестаций не оставила никого равнодушным.
Киса, несмотря ни на что, обзавелась обожателями среди охраны и существенно расширила свой допуск.
Гриф получил премию в двойном объеме и внезапно обнаруженные бухгалтерией дни дополнительного отпуска, по возвращению из которого возглавил годовую реновацию помещений Отдела для добавления железа во все возможные и невозможные поверхности.
А Квока выхлопотала для Грифа и Кисы небольшую каморку, которую те смогли обставить на свой вкус.
***
С Новым годом, дорогие! Счастливых вам праздников, уютного очага и незабываемых впечатлений. Но помните — не все подарки одинаково полезны, и некоторые из них могут удивить в самый неожиданный момент!
