CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

На следующий день всё повторялось.

Бесконечные тесты. Кровь брали, как ритуальное подношение. Медсёстры втыкали иглы в мою кожу, пока отец говорил о моём здоровье и предстоящих лечениях.

Отец часами анализировал мою кровь, веря, что она содержит ответы, которые нам нужны.

Я доверяла ему. Он был моим отцом.

А потом появилась Эмили.

Она была не такой, как другие медсёстры.

Большинство других медсестёр растворялись на фоне, их лица сливались в одно, неразличимые в тенях. Но Эмили была яркой, живой. Её глаза были глубокими и тёплыми.

— Привет, Сара, — сказала она, когда мы встретились впервые, поправляя моё одеяло. — Как ты сегодня себя чувствуешь?

— Всё так же, — слабо ответила я.

Эмили задерживалась в комнате дольше, чем другие. Она дождалась, пока мы остались одни однажды вечером, и задала мне вопрос, который никто прежде не задавал.

— Ты когда-нибудь задумывалась, зачем тебе нужны эти таблетки? — спросила она, её голос был спокойным, но проницательным.

— Они помогают мне выздоравливать, — уверенно ответила я.

Её взгляд смягчился, и она улыбнулась мне, но эта улыбка была странной, почти грустной.

— Возможно, — сказала она и больше не поднимала эту тему.

С того дня вопросы начали звучать всё громче в моей голове.

Зачем мне нужны таблетки? Что со мной не так?

В одну бурную ночь, когда гром грохотал вдали, а дождь яростно стучал по окну, Эмили осталась со мной дольше, чем обычно.

— Сара, — прошептала она, наклонившись ко мне, её лицо стало ещё более серьёзным. — Ты не больна. Ты никогда не была больна.

— Что? Мой отец говорит, что я умру без лечения, — удивлённо сказала я.

— Он лжёт тебе, — сдавленным, но настойчивым голосом ответила она. — Он держит тебя слабой, не даёт вспомнить.

— Вспомнить что? — спросила я, сбитая с толку.

— Кто ты на самом деле, — ответила Эмили, её лицо стало суровым. — Ты не человек, Сара.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но скрип в коридоре заставил нас обеих замереть. Маргарет, моя старшая медсестра, вошла в комнату, её обычное плохое настроение было заметно на её лице.

— Твоя смена закончилась час назад, — прошипела она Эмили. Её глаза метались между нами, холодные и настороженные. — Тебе пора идти.

Эмили выпрямилась, её плечи поднялись, словно готовясь к противостоянию.

— Сара заслуживает знать правду.

Маргарет медленно потянулась в карман и достала шприц с каким-то светящимся веществом.

— Ты лезешь туда, куда тебе не следует, — сказала она.

Комната словно погрузилась в темноту, когда Маргарет сделала шаг к Эмили, но рука Эмили резко поднялась, останавливая её на месте. И тогда всё изменилось.

Тело Эмили начало искривляться, её кости хрустели и меняли форму.

Кожа начала дрожать, её форма расширилась. Её когда-то человеческое лицо исказилось, превратившись во что-то чудовищное, огромное и пугающее. Из её рук вырвались длинные когти, а зубы, теперь острые и блестящие в полумраке, казались хищными.

Но глаза остались прежними — глубокими и полными теплоты, но теперь в них была такая сила, что меня пробирал холод до самого сердца.

Маргарет отшатнулась назад, её лицо выражало ужас.

— Что... что ты такое? — прошептала она, её голос дрожал.

Эмили тихо зарычала, а затем бросилась на Маргарет, быстрее, чем я могла представить. Она ударила её о стену с такой силой, что картины, висевшие на стенах, рухнули на пол.

Маргарет закричала, но её крик оборвался, когда когти Эмили вонзились в её тело, разрывая плоть и кости. Кровь брызнула по комнате, звук рвущихся тканей и мышц наполнил пространство.

Я наблюдала, замерев в ужасе, как тело Маргарет разрывалось на части, её конечности беспомощно трепетали, а затем окончательно обмякли. Металлический запах крови наполнил воздух.

Когда всё закончилось, Эмили стояла над изуродованными останками Маргарет, её грудь тяжело вздымалась, чудовищная форма покрыта кровью.

Я не могла дышать.

Моё сердце билось в груди, страх затопил меня с головой.

Затем Эмили повернулась ко мне, её устрашающие черты начали смягчаться, и её тело постепенно вернулось в человеческий облик. Её глаза, всё ещё острые и тёплые, встретились с моими.

— Прости, что тебе пришлось это видеть, — сказала она тихо, вытирая кровь с рук. — Но она не собиралась позволить тебе уйти.

Я не могла найти слов. Всё моё тело дрожало.

— Я знаю, что ты напугана, — продолжила Эмили, подходя ближе, её голос стал мягче. — Но ты должна знать правду. Ты — ёкай, Сара. Именно поэтому Эддисон давал тебе таблетки, брал твою кровь. Он использовал твою кровь для трансфузий, чтобы сохранить молодость себе и своим друзьям.

— Ёкай? — переспросила я.

— Мы не отсюда. Ты должна довериться мне, — сказала она.

Мир вокруг меня пошатнулся.

Мой разум был в смятении.

Ёкай? Мой отец крал мою кровь? Ничего не имело смысла, и всё же... это казалось правильным. Будто кусочек пазла наконец-то встал на место.

— Эддисон не твой настоящий отец. Тебя забрали из твоей настоящей семьи в Японии, — продолжила Эмили, доставая из кармана маленький деревянный амулет. Это был небольшой енот, вырезанный из тёмного дерева с удивительной детализацией.

— Я искала тебя с тех пор.

Как только я взглянула на амулет, воспоминания, о которых я не знала, нахлынули на меня. Я бежала через леса, меняясь... в любые формы, какие только могла представить.

— Ты — тануки, а я — кицунэ.

— Я — тануки? — переспросила я.

Она кивнула.

— Мы оба — ёкай. Ты должна вспомнить. Почувствовать это, — сказала она. — Мы были друзьями с тех пор, как появились на свет. Я была там, когда люди Эддисона похитили тебя из нашего дома на Хоккайдо.

Эмили подняла левую руку и закатала рукав, показывая глубокий, зазубренный шрам.

— Они чуть не поймали и меня, — сказала она.

Мои руки дрожали, когда я вцепилась в край кровати, пытаясь сделать вдох.

Эмили опустилась на колени рядом со мной, её взгляд был мягким, но серьёзным.

— Время уходить, Сара. Он скоро придёт за тобой. Я не знаю, какие у него есть инструменты, но ты должна быть готова.

Я кивнула, мой разум всё ещё путался в страхе и сомнениях. Но внутри что-то другое начало пробуждаться, что-то мощное и древнее.

Эмили протянула мне руку, и хотя моё сердце бешено билось, я схватилась за неё. Я почувствовала, как силы начали возвращаться в моё тело. Силы, о которых я даже не подозревала.

Она помогла мне встать с кровати.

Мы выбрались через окно в ночь, покидая единственную жизнь, которую я знала. Я понимала, что потребуется время, чтобы вспомнить свою прежнюю жизнь, ту, что была до плена.

На улице бушевала буря, но мне было не страшно.

Я была чем-то другим.

Чем-то большим.

Подписывайся на ТГ, чтобы не пропускать новые истории и части.

https://t.me/bayki_reddit

Именно так назвал его человек, когда зверь пришел к его пещере, чтобы обрести смерть.

Большая человеческая стая – почти два десятка особей – они вскочили, хватаясь за острые, закаленные в огне палки, когда волк из последних сил медленно вполз в круг света.

Именно тогда человек увидел на боку волка длинную жуткую рану, обнажавшую мышцы и ребра. Держа руки поднятыми, он так же медленно приблизился к животному и, показывая то на себя, то на пришельца из леса, сказал несколько раз:

- Вóлчек. Лам.

Так его звали: Лам. Первый в своей человеческой стае. Сильный и умный, он тут же решил извлечь пользу из ситуации.

- Никогда не видел такой странной раны, - произнес Лам задумчиво. – Принесите лекарство, - сказал он, обращаясь к своим людям.

На волчий бок была наложена темно-зеленая кашица из пережеванных лекарственных растений. Живительные соки прогнали боль, и Волчек уснул.

Вздрагивал во сне и стонал, заново переживая гибель своей стаи. Смерть Светлой.

Кто знает, откуда взялось то злое и хитрое существо? Некий реликт, переживший оледенение? Или же пришелец из другого мира? Эта тварь медленно, но верно, прячась в тени, разоряла охотничьи угодья стаи волков и набиралась сил. И однажды они должны были столкнуться.

Вывалив из кустов длинное розовое щупальце из ноздреватой жесткой плоти (также опасное и снабженное длинные когтями на конце по краю вокруг отверстия), Злой ждал, пока волки атакуют этого червя, увязнув клыками, а сам метко плевался ядом.

Один плевок в голову, и вот уже животное ослеплено, а яд быстро разъедает плоть и кость, поражая мозг.

Волчек поправлялся, рана на боку зарастала новой кожей. Дети, хоть он на них и рычал, приносили зверю мягкие потроха, когда разделывали добычу. Рядом всегда была глиняная миска с водой.

Стараясь поменьше соприкасаться с бытом «голых обезьян», волк часто, на трясущихся лапах, выбирался из пещеры. Инстинкты говорили, что нужно двигаться. И нужно поскорее набираться сил.

То зловещее существо недолго будет хозяйствовать в той местности, откуда сбежал Волчек. Ненасытный голод погонит его дальше. Волчья стая – лишь проба сил.

И всё чаще он нервно озирался по сторонам и принюхивался к ветру. Внимательно наблюдавший за ним Лан заметил его беспокойство, и однажды спросил:

- Ты чего-то боишься. Или кого-то? Того, кто тебя ранил, да? Нам стоит бояться тоже?

Время шло, Волчек уверенно встал на лапы. Бок оброс новой кожей и почти не беспокоил.

Однажды он смог загнать оленя, приведя его прямо к пещере людей. Лан среагировал молниеносно. Копьё, пущенное сильной рукой, пробило тело животного насквозь. И волк, и Лан сделали выводы.

Они попробовали охотиться вместе, учась чувствовать друг друга и взаимодействовать без слов. Добычи стало больше. Волчек заслужил уважение человеческой стаи.

Злой и черный никак себя не проявлял.

Наступила зима.

Люди, закутавшись в шкуры, жались к огню. Волк приближаться к костру не рисковал. И потому мерз. Заживший бок, лишенный шерсти, доставлял неудобства. Раньше, в такие холода, волки грели друг друга, но сейчас он был один.

Как-то раз вечером Лан, лежа со своей подругой под шкурами, откинул край одеял и указал место рядом с собой.

- Иди, погрейся, братец!

Волчек уснул в тепле и безопасности. Последний лед между ним и человеком был сломан.

Весной Волчек нашел метки чужой стаи. Найти их было просто.

Жалкие остатки некогда сильного сообщества также бежали от Злого и черного существа. Тварь кружила вокруг пещеры, постепенно набираясь сил и приближаясь.

После короткого и яростного боя Волчек стал вожаком новой семьи.

Волки не смогли приблизиться к пещере. Но помогали людям охотиться. Не сразу, но у них стало получаться доверять друг другу. Все быстро поняли, что так они стали только сильнее.

А через месяц пропал человек.

Его голые кости вскоре обнаружили. Волчек завыл. И Лан его понял.

- Враг близко, не так ли?

Лан задумался. Кем бы ни являлось то существо, теперь оно представляло угрозу и для людей. Постепенно чудовище ослабит их, вылавливая по несколько человек, а после спокойно добьет. Ходить всем вместе, конечно, не выход.

Вечером, наблюдая за игрой детей, Лан обратил внимание, как мальчик выкопал в песке ямку, в которую свалился жук. Так у него появилась идея.

- Я назову это волчьей ямой, братец, - сказал он Волчеку. – И ты должен со своей стаей мне помочь.

Люди принялись копать огромную яму перед входом в пещеру. Это был тяжелый труд, так как почва была каменистая. Но они справились. Дно ямы утыкали заостренными кольями. Прикрыли ветками. Приготовили булыжники, смоляные факела и длинные копья. Дело оставалось за волками.

Вместе с самыми сильными охотниками под предводительством Лана Волчек вывел свою новую семью на самую важную в их жизни охоту.

Найти прячущуюся тварь на этот раз не составляло труда. Злой и черный больше никого не боялся, и особо не скрывался.

На тропе, по которой охотники пробегали много раз, они увидели длинное толстое розовое щупальце. Люди было кинулись на предполагаемого врага, но Волчек зарычал, пресекая эти самоубийственные потуги. Лан тут же го понял и отдал приказ.

В кусты полетели копья. Тварь тут же злобно зашипела и вывалилась из засады, являя своё отвратительное уродливое тело, похожее на клубок черных змей. Огромное, как буйвол, существо бешено вращало выпуклыми глазами на самом толстом отростке, высматривая, на кого напасть.

Люди поспешили назад к пещере. Теперь свою работу должны сделать волки.

Огрызаясь и пытаясь кусать Злого и черного, волки пятились назад по тропе, выманивая чудовище. Тварь плевалась ядом, убив двух волков из стаи. Понимая, что больше в него не летят жалящие копья, Злой, наконец, решился на преследование.

Волчек задал темп. Монстр был очень быстрым. Шелестя своими змееподобными конечностями, он гнался за стаей, почти дыша в спину.

Волки перемахнули яму одной слитной серой волной, увлекая преследователя в ловушку.

С треском обломились сучья, распахивая зубастый зев капкана. Всем своим весом тварь насадила змеиные кольца на острые колья, и злобно зашипела, начав беспорядочно выплевывать яд.

Попала в одного человека, неосторожно выглянувшего из-за края ямы. Вытянув последним отчаянным движением щупальце, будто понимая, кто заманил его в ловушку, Злой плюнул в Волчека. И попал в лапу. Волк, едва успев увернуться и убрать голову, зарычал и упал. Из шерсти торчала голая кость. Яд прожигал плоть.

Люди, будто очнувшись от сна, все уже выскочили из пещеры и кустов. Вниз, в яму полетели камни и горящие факела. Охотники кололи тварь припасенными копьями, длинной в два роста человека.

Злой и черный бесновался на дне, разбрызгивая желтую кровь. Еще трижды его яд находил среди его убийц свою цель. Но чудовище слабело, постепенно затихая. А люди в ярости продолжали атаковать, снова и снова, пока их не остановил Лан.

- Несите хворост! – закричал он. – Сожжем его!!!

Ему едва удалось отогнать от края ямы обозлившихся волков. Дело едва не дошло до крови. Грозный рык раненого Волчека успокоил стаю.

Вниз полетел хворост, заполняя ловушку доверху. Полетел и факел. И вскоре костер разгорелся так, что всем пришлось отойти на много метров.

Монстр какое-то время еще шевелился под грудой разгорающихся дров, распространяя жуткую вонь, но уже умирал.

Когда пламя утихло, люди забросали яму землей и камнями. С угрозой было покончено.

А Лан бросился на помощь Волчеку.

Лапа Волчека так до конца и не зажила. Волк больше не мог охотиться. Но в этой пещере он всегда был сыт. Спустя несколько лет он умер на руках у Лана, успев увидеть его детей.

Стая волков, оплакав потерю вожака, осталась жить неподалеку от пещеры. Между ними и людьми всё прочнее установился мир, и росло доверие.

Сидящий у костра человек пошевелил палкой горящие сучья. Вверх взметнулись искры. Расположившиеся рядом дети слушали старика, открыв рты.

- Ну, что еще вам рассказать? Ланом звали моего отца. Он поведал мне эту историю. Не должны её забывать и вы. Всегда помните наших братьев, спасших наше племя. Охотьтесь с ними, учитесь жить бок о бок. Вместе мы сильнее.

Мужчина указал рукой наружу. Там в темноте горели, как драгоценные камни, глаза волков. Они тоже пришли послушать историю, ставшую легендой.

Так было.

Много-много тысяч лет назад.

Конец.

П.с. по теме рекомендую погуглить историю Ясона Бадридзе, прожившего в стае диких волков 2 года. Уникальный опыт.

«Есть коммуникация звуковая, запаховая, визуальная. Но есть еще какая-то невербальная связь, телепатическая. Это хорошо видно перед охотой — они вроде как совещаются, в глаза друг другу смотрят — и зверь разворачивается, идет и делает то, что нужно. И когда у нас все барьеры пропали, у меня это тоже появилось».

«Меня всегда интересовало: способны звери к мышлению или нет. Я ставил эксперименты — там все выглядит по-разному, но животное способно поймать логику самой задачи. На охоте без способности думать зверь ничего сделать не сможет».

Ясон Бадридзе.

П.с. От автора. Половина главы нового рассказа написана.

Шедим (или убийство в запертой комнате). Скоро - первая часть. половину уже написал)
Рассказ потребовал плотной работы. ОЧЕНЬ плотной работы.

Обнимашки подписчикам. Доброго вам всего!) мужикам жму руку, дамам - целую)

-- Не бойтесь! – говорил Камил караванщикам. – Мертвецы вас не тронут. Но передайте всем, кого увидите! Что Камил Миробоич теперь ваш новый Царь! Что он идёт по души князей! И скоро насадит головы всех предателей на пики, вернув землям былое могущество! Армии мёртвых принесут на эти на эти земли долгожданные мир и спокойствие!

И стражники, с самыми смелыми купцами, замирали в своих повозках и с ужасом глядели на Дружину Смерти, на посиневших мертвецов с лопнувшей от мороза кожей, на кошмарных Химер, сшитых из многих людей…

Камилу не нужны были торгаши. Он их не преследовал. Просто мертвецы куда быстрее прибудут к Перевалу, если будут бежать вслед за мёртвой конницей, а не идти спокойным шагом, замедляя всё войско.

Вид приближающейся бегом толпы мертвецов, конечно, заставлял всех попутчиков недурно перепугаться. Но что поделаешь?

-- Как же ты сделаешь эти земли мирными и спокойными, если ты развязал войну и идёшь убивать других людей, сеять разруху? – спрашивал Преподобный Климент.

-- Отче, если всё оставить как есть – на наши земли обрушится такая война, что этот мой поход мертвецов покажется детской сказкой! -- объяснял Камил. – Империя, Нордлиника и Святой Престол откусывают земли Царства, как стервятники раздирают труп, лежащий посреди поля. И если святоши ещё не учинили особых злодеяний в Заречье, какое захватили относительно недавно, то варяги устроили в Белой Метели страшенную резню – не слыхал ли ты, не читал ли хроники? А я читал… И Империя ни чуть не лучше варягов! В Империи особенно сильна ненависть к нашему народу. Вот совсем недавно имперцы хотели вторгнуться в Долину Ветра и захватить Ветроград – когда я ещё учился в Башнях Знания. Это был страх ожидания, смешанный с безнадёжностью – никто не верил в победу. Даже объединённое Царство не смогло одолеть Империю, чего уж говорить про разрозненные княжества!... Но степняки тогда разрушили их планы. И теперь Империя вот уже несколько лет носится по степям, в попытках выкурить лопатоголовых... Получается так, что мы либо победим, либо окажемся порабощены. И времени у нас не так уж много, чтобы собрать земли воедино.

-- Зло не искоренить другим злом. Истинный путь к миру и спокойствию пролегает через войну в душах самих людей. Иначе никак.

-- Вам нужно познакомиться с Ларсом, -- усмехнулся Камил. – Вы с ним быстро найдёте общий язык! Однако, вне религиозных фантазий такой подход ведёт к гибели. В реальности приходится выбирать лишь между меньшим злом и злом большим.

-- И ты полагаешь, что являешься злом меньшим?

-- Конечно!

Жак трещал без умолку, предлагая свои идеи. Одна смехотворнее другой. Всё спрашивал, почему бы не поднять городские кладбища – ведь мертвецов в них полным полно. К тому же, их будет никому не жалко – по ним уже успели нарыдаться, а некоторых и вовсе позабыть. Он всерьёз думал, что оставшиеся от трупов скелеты будут способны шевелиться, как в каких-нибудь дрянных сказках про некромантов для маленьких детей, где кости мертвецов в заброшенных склепах способны шевелиться без мышц и сухожилий, на некоем, видимо, особенно волшебном волшебстве. И это при том, что Жак уже дважды принимал участие в воскресительствах – уже, считай, сам некромант. Или его правая рука. Должен понимать всё… Или нет? Всё-таки большинство людей беспросветно глупы и рассудительны лишь отчасти – Камил всё не мог привыкнуть к тому факту, что он явно умнее если и не всех, то уж точно многих.

Попутные деревни сохранили следы грабежа: сожжённые избы, поломанные заборы... иногда на дороге встречались трупы, припорошённые снегом. Камил увидел место побоища, где Горничи оказались повержены монастырским войском. Тела дружинников уже замёрзли и не годились для сбора крови, а разорять окрестные деревни, чтобы воскресить пару десятков годившихся для поднятия солдат – не хотелось. Масштабы грабежа, учинённого Горничами, правда, не равнялись тому разгрому, что учинили княжеские гвардейцы на землях Миробоичей. Гвардейцы оказались куда более жестокими и опустошительными.

Разорять деревни было явно лишним. Это подпортит репутацию воспротивившихся баронов. К тому же, Горнич так и не добился своей задачи – оттягивать на себя княжеские войска достаточно долго, чтобы помочь Миробоичам обороняться. В этом он скорее навредил. Бронислав легко взял Данилу и всю его семейку в плен. Интересно, как они сейчас поживают под защитой Савохича?

Хребты становились всё выше, всё ближе. К первому княжескому городку Дружина Смерти прибыла к вечеру. Дозорные вышки на подходах дымились, передавая сигнал о приближающемся войске, а вот гарнизоны этих вышек трусливо убежали к городу.

Городская стража уже была в курсе о приближении «войска проклятых». Бегущие купцы обо всём им в панике рассказали, попросили о помощи и укрытии.

Дружинники возвели баррикады на въезде и стояли строем, ощетинившись копьями и приготовив луки со стрелами. Бойцы глядели, как чудовища не торопясь приближаются к ним.

Небольшой конный отряд с командиром городской стражи во главе, было, высунулся наружу, чтобы совершить наскок. Но остановился в нерешительности, едва увидав количество приближавшихся мертвецов. Их было в шесть раз больше всей городской стражи…

Отряд остановился, взобравшись на один из холмов у дороги. Командир принялся наблюдать за дальнейшими действиями гостей, ни на что не решаясь.

Дружина Смерти остановилась, замерла. Камил выехал вперёд вместе со своими Железяками. Он поднял ладонь кверху. И отъехал достаточно далеко, в поле. К нему навстречу неуверенно отправились конные стражники с усатым командиром.

-- Кто вы такие?! – спросил усач. Камил представился. И добавил, что он – новый Царь, который сместит всех предателей, разрушивших Царство. Что он развесит всех их на столбах, вернув справедливость.

Командир гарнизона на это едва не рассмеялся. Слышать подобные слова от юнца… но он отлично разглядел, сколько этот юнец привёл за собой чудовищ. Поэтому немедля стёр улыбку со своего лица.

Камил добавил, что всех, кто встанет у него на пути, легко сметёт Дружина Смерти. И особенно легко сметёт столь малый гарнизон. Он предложил командиру выбирать варианты дальнейшего развития событий.

Первый – командир и весь гарнизон присягает к нему на верность, все княжеские управленцы вольны дать присягу и остаться, или же бежать на север к Перевалу – без разницы, главное, что город окажется в личных владениях Камила.

Второй – все они играют в самоотверженных героев, в попытке защитить власть самодура-Искро. После непродолжительного побоища они всем городком отправляются в ад без малейших шансов на победу. Камил, правда, намеревался сокрушить только один лишь гарнизон, даже лишь припугнуть его – ведь увидав Кентавра в действии, немногочисленные бойцы наверняка сложат оружие сами; а город разрушать надобности не было совершенно никакой, хоть об этом командиру лучше не говорить.

Третий вариант пришлось предлагать, когда командир – понимая, что все они, скорее всего, действительно окажутся легко сметены, если уж сама гвардия Хмудгарда повержена – заметил, что Камилу ещё нужно будет взять приступом Серебряный Перевал. Огромные и неприступные стены, какие не смогли взять даже имперцы, многократно забиравшиеся вглубь Царства. И что ему и всем его бойцам не хотелось бы терять лица перед нынешним государём в случае неудачи нового самоназванного «Царя». Поэтому Камил предложил лишь обезоружить гарнизон, отнять у городка все запасы оружия и доспехов. Тогда стражники не рисковали бы оказаться на княжеских виселицах в случае неудачи Миробоича, но одновременно Камил мог быть уверен, что позади него не оставалось бы силы, способной ему навредить.

Ещё куда ни шло.

Стража сложила всё своё оружие. Мертвецы забрали копья, топоры, мечи и доспехи, сгребая в охапки. Камил проехался по городку, наведавшись в каждую казарму и в каждую оружейню, мертвецы вытряхивали все тайники. Княжеский управленец бегал глазами между Камилом и его покойниками, проглотив язык и утеряв способность к речи – как и вся его свита.

Горожане с ужасом выглядывали из окон, наблюдая, как мертвецы шагают по улицам. Никто не выходил поприветствовать своего нового государя.

Жак всё возмущался, что следовало бы повесить хотя бы некоторых – тогда люди уж точно проявили бы куда больше уважения и восторга к новому правителю. Он вообще предлагал перебить всю стражу и всех управленцев, ибо полагаться на их верность не приходилось, а оружие те смогут изготовить в местных кузницах за несколько недель или вовсе достать из своих более надёжно укрытых тайников…

Священники глядели на гостей с не меньшим страхом. Много вопросов у них вызывал Преподобный Климент, увязавшийся за некромантом, но озвучить их никто так и не решился.

Камил не стал задерживаться к городке, как наёмники бы не убеждали его остаться и заглянуть в местный бордель, где они могли бы вдоволь порезвиться совершенно бесплатно с самыми красивыми проститутками, ежели обычных горожанок трогать нельзя. Жак предлагал напоследок хотя бы немного пограбить город. Но Камил согласился лишь отнять у аристократов готовый сытный ужин – прямиком со столов. Горячая еда – вот чего ему действительно не хватало. Кто знает, когда ещё доведётся вкусно отъестся.

Дружина Смерти продолжала свой путь уже в ночи. Никакого сна и отдыха. Нельзя расслабляться, пока князь не побеждён.

Наёмники болтали без умолку обо всяком дерьме. Рассказывали о былых битвах. Как они грабили деревни и города. Каких красивых селянок им удавалось трахнуть – что и среди аристократок высочайшего света таких же красоток не повстречать.

Климент молчал всю дорогу. Он не осуждал и никак не порицал своих спутников. Монах заговаривал лишь когда к нему обращались напрямую. Отвечал с безразличием в голосе, будто его совершенно не волновали обсуждаемые вещи, а наёмники пытались его поддеть и хвалились всеми своими грехами, какие им только удалось свершить за свою жизнь.

-- Впустив зло в своё сердце – вы сами себя же и обрекли на несчастья. На вечное мытарство меж земных страстей. Чего уж тут ещё добавить? – отвечал монах.

Камил заткнул наёмников, запретив им шутить над Преподобным. Но в тишине ехать было куда труднее, поэтому он сказал наёмникам говорить обо всём остальном, кроме ужасов, какие они сотворили. Это, на минуту, повергло бойцов в ступор – в их жизни ведь не было ничего, кроме злодеяний.

Затараторил Жак. Он рассказывал о том, как в иных краях живут другие люди. Не так, как здесь. Ему довелось увидать и испещрённое горами Южное Герцогство и богатую мореплавательную Офирию. Он рассказывал, какие колоссальные оборонительные сооружения у Сарагона – располагавшегося у южного конца Хребтов на берегу океана – преграждают путь к горам за рекой Анатис, не пускают на ту часть света воинственные Престол и Империю, как Герцогство успешно справлялось с ними вот уже сотни лет. Жаку доводилось стоять в гарнизонах многочисленных фортов Канала – немыслимого сооружения, соединяющего Анатис с океаном…  

Одновременно Жак очень подлизывался к Камилу. Впрочем, все добровольцы подлизывались. Но Жак сильнее всех. Шутил он отменно. Однако его попытки выслужиться быстро надоели. Камилу льстила услужливость лишь поначалу. Очевидно, прохвост намеревался урвать кусок пожирнее в грядущем переделе власти в Горной Дали.

Впрочем, уж лучше услужливые идиоты, чем умники со своим вечно особенным мнением на любой счёт.

Рассказы о тёплых южных краях усыпляли. Клонило в сон. Когда нельзя заснуть – тогда сильнее хочется вздремнуть...

Однако, Нойманн уже не был способен прийти к нему на помощь. Кажется, Камил сильно удалился от замка.

Ночь была особенно тяжела. Но болтливым наёмникам, почему-то, было сильно проще. Климент тоже не сомкнул своих глаз – и не зря, это спасло ему жизнь. А вот Камил поддался слабости и прикрыл глаза на несколько секунд, рассудив что скоро проснётся…

Шагающая вблизи Химера, которую сшил Есений, вдруг перешла на галоп, раскидывая идущих перед ней мертвецов своими конечностями. Она бросилась вперёд, словно бы в атаку.

Камил тут же коснулся своего затылка. Короны на его голове, почему-то, не оказалось. Куда же она пропала?! Он случайно уснул, прямо на лошади, наклонив голову – корона свалилась с головы от тряски. А Камил проснулся только сейчас, когда «химеры» перешли в атаку!

Железный Кентавр, шагавший в авангарде, тоже развернулся. Он набросился на мертвецов, размахивая булавой и с лёгкостью пробиваясь через их безразличные к происходящему ряды.

Шестирукий запел свою кошмарную песнь, леденящий ужас охватил Камила. Где корона?! Она не могла пропасть! Не могла исчезнуть совсем далеко!

-- Милорд! Твари взбунтовались! – вопили наёмники. Климент едва увернулся от ударов Химеры, хорошо, что он не уснул, иначе бы его быстро достали. Преподобный бросился бежать, прячась за мертвецами. Но чудовище ни на шаг от него не отставало.

Череп Жака разлетелся на мелкие кусочки под крепким ударом сабли Шестирукого. Камил озирался по сторонам, пытаясь найти корону. Но не мог увидеть её в кромешной темноте...

Нет смысла биться с «химерами». Либо бежать, либо искать корону!

-- Корона! Где корона!? – кричал Камил своим перепуганным людям. – Нужно найти корону! Ищите её! Только так можно остановить Химер!!!

-- Ха-ха-ха!.. ха-ха-ха!... – запел ветер, поднявшийся в чащобе меж деревьев, взметнулись снежные вихри. – Так вот в чём твоя слабость… Паршивый юнец…

Терраторн.

И только тогда Камил осознал, что спит.

-- Чёрт возьми! – крикнул он, вдруг проснувшись по-настоящему.

А по-настоящему ли?...

Он взглянул в темноту деревьев. Никого. Лишь темнота. И ветра нет. Камил прикоснулся к макушке. Корона предков крепко сидела на голове.

-- Что случилось, милорд? – спросили наёмники, вздрогнувшие от неожиданного крика. – Вам приснился страшный сон?..

-- Бывает! Вы просто переутомились.

Химера ковыляла на своём месте. Кентавр шагал впереди мёртвого войска. И мертвецы – все целы.  

Камил взглянул на ладони. И те не расплывались, меняя очертания. Потом он схватил кусок пергамента с заранее написанными на нём словами. Но буквы после каждого прочтения оставались всё теми же. Кажется, он проснулся всё-таки по-настоящему…

-- Ничего… -- ответил Камил своим бойцам. – Спать сейчас опасно. Нас преследует сновидец. Подождите до утра. Возможно, утром он от нас отвяжется…

Терраторн не позволит Камилу выспаться. Каждый его визит принесёт уйму проблем. Очередной секрет оказался разоблачён. И с каждым таким сном Терраторн мог узнавать всё новые и новые мелочи, вплоть до того, как лучше всего уничтожать мертвецов.

И ничего ему противопоставить нельзя – только свою бдительность. Но чем меньше Камил спал, тем больше слабела его бдительность…

Надо бы корону прикрепить к голове покрепче. Камил обвязал её верёвкой и зацепил на подбородке, словно шлем. Выглядит по-дурацки. Но куда глупее будет выронить корону во сне уже по-настоящему…

**

А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность!)

Зарина 930р

Виктор Ш. 100р

«Темнейший» на АТ: https://author.today/work/316450

- Вчера в Шилкино выезжала другая опергруппа. Следом - отряд из воинской части. Никого не нашли. Ты нам нужен, Паша. Может, хоть детей отыскали бы и отбили у этих ушельцев. Пока мрази что-нибудь не сделали с... помпошками.

- Я поеду, - быстро откликнулся Пашка.

Капитан ещё больше нахмурился:

- Начальство медлит с расширенным поиском. Мы не предоставили нужных оперативных данных, кроме груды тухлого мяса и телогрейки, которая могла попасть в топь когда угодно при разных обстоятельствах.

- А что нужно-то для поиска? - не понял Пашка.

- Показания свидетелей под протокол, к примеру. Вещественные доказательства того, что там были эти ушельцы. У нас ничего нет.

- Запишите мои показания под протокол, - с готовностью сказал Пашка. - Я же вам всё рассказал.

Капитан криво улыбнулся, потом нанёс Пашке удар под самый дых:

- Как можно записать то, что не было произнесено, а? Ты ведь нам без слов всё рассказал, Паша. Мыс-лен-но.

Пашка ощутил себя не просто инвалидом, а каким-то сумасшедшим, двинутым, чокнутым, уродом - то есть тем, кем его называли с тех пор, как он пришёл в себя после ранения.

- Кто ты такой, Паша? Что умеешь ещё? Вот, к примеру, при тебе у меня болит перебитый нос. Его хирурги из осколков слепили прямо на линии фронта в санпалатке. У нашего Стреляева шрам словно огнём горит, когда ты рядом. Мы тебя представили полковнику Гордееву как инвалида, который что-то знал о преступлениях, но забыл из-за ранения. Сказали, что заговоришь и поможешь. А что вышло? Ты заговорил и все наработки почти за десять лет с ног на голову перевернул. А мы ни подтвердить, ни опровергнуть не можем.

Пашка хотел обидеться, но не стал. Обидами ничего не изменишь. Просто спросил:

- А что сказал доктор Вергуш?

- Я знал, что ты поинтересуешься. Весь документ я тебе показать не смогу при всём желании. Но выписки сделал, - ответил капитан, вытащил из кармана листок и протянул Пашке.

А он за четыре года ничего ещё не прочёл и не написал. Врачи запретили утомляться, вот он и не заставлял себя. Но Антон Антонович сказал, что напишет ему письмо... И Пашка решил попробовать. Надо же, впервые вид строк на бумаге не вызвал головной боли. "Социальное положение - из крестьян. Предполагаемое место жительства до ранения - таёжное село. Образование - уровень семилетки. Реакции адекватные. Мышление не расстроено, чёткое и последовательное. Моральные качества высокие". Если те записи, в которые два дня назад заглядывал Лесков, и есть документ, составленный Антоном Антоновичем, то капитан утаил много сведений. Да и отметил ли сам врач его фантазии насчёт города в чужой стране, тоже вопрос. И если не обращать внимания на одно непонятное слово, то получается, что Пашка вполне нормален. Тогда выходит, что не из-за него прежний психиатр хрумкал лампу и в трусах носился по больнице.

- Ну как, доволен? - спросил капитан.

- Я могу с вами ехать? - задал свой вопрос Пашка.

И капитан похлопал его по руке.

Выехали в том же составе, только без криминалиста, с багажом, прикрытым брезентом. И в машину Пашка залез вместе с Рябовым и Колотовкиным. Они, в отличие от Стреляева, ему обрадовались. Перед поворотом на Шилкино газик начальства остановился. Все выбрались, глядя на дорогу, которую не хотелось даже вспоминать.

- Ну, куда повернём, Павел? - спросил капитан. - Ты же теперь у нас вроде компаса.

- А что там, дальше? - Пашка махнул рукой в сторону от дороги.

- Заброшенные в войну колхозные покосы, лес. По карте селений нет. Да и дороги нет. Предлагаешь в туда отправиться?

- Да, - твёрдо ответил Пашка, хотя на самом деле у него не было уверенности ни в чём. - Там уже проверяли?

- Кто бы нам доложил-то... - желчно сказал Стреляев. - Все отчёты у Гордеева. И власть тоже. На-ча-альство... Давай, компас, работай, а то...

Пашке не потребовалось объяснять то, что до этой минуты было известно всем, кроме него самого. Включение в штат инвалида, который что-то должен вспомнить, обошлось Лескову очень дорого. И теперь без быстрого результата его могут понизить в звании, не говоря уже об увольнении.

И Пашка двинулся в противоположном направлении от Шилкино. Его обогнал Колотовкин, на ходу подмигнув товарищу.

- Сашок, ты мне мешаешь, - сказал Пашка.

Колотовкин глянул на капитана, а потом уступил место.

Покосы, похоже, начинались за зарослями ольхи и черёмух. Шагать через них было нелегко, за годы войны деревья пустили многочисленную поросль, из-за которой стало не видно и следа бывшей дороги. Пашка злился на самого себя, свою никчёмность и слабость. Раньше-то ему ничего не стоило... Додумать он не успел, потому что вынырнул первым из зарослей и ноги сами остановились.

Впереди кто-то был. Пашка сдвинул фуражку на затылок, смахнул со лба пот.

Возле него тотчас оказался Лесков, шепнул:

- Что, Паша?

Пашка расставил руки и попятился в ольховник, оттесняя группу назад, потом указал на дальний конец здоровенного покоса, за которым стеной стоял лес. Но сам он там ничего не видел! Лесков глянул в бинокль, сказал ещё тише:

- Иван, подойди-ка...

Тут же рядом возник Стреляев, взял протянутый бинокль, всмотрелся:

- Ну и что? Вроде у леса овцы... Мало ли...

Лесков отобрал бинокль, потом пробормотал:

- Откуда здесь овцы-то? Ни одного селения рядом. Разве что из Шилкино прибрели...

- Или их кто-то пригнал, - добавил Стреляев.

И тут Пашка наконец-то прозрел. Он и без всякого бинокля увидел среди стволов удаляющихся овец. И вдруг одна из них встала на задние ноги, повернулась у ним чёрной мордой!.. А следом поднялись и две других.

Пашка хотел себя успокоить, мол, всё почудилось. Но рядом приглушённо вскрикнул Лесков, не отрывавший от глаз бинокля.

- Ушельцы... Это ушельцы, - трясшимися губами стал повторять Пашка.

А через миг странные фигуры исчезли.

Капитан процедил сквозь зубы:

- Ряженые... Я так и думал, что ряженые. Мрази... Прикинувшись овечкой, легко приблизиться к людям. Ну кто же упустит шанс разжиться потерявшимся скотом?

- Что делать будем, товарищ капитан? - подумал Пашка.

Но Лесков его услышал.

- Нельзя терять след. Вряд ли их логово поблизости. Нужно идти за ними. Оптимально взять одного. Или трёх сразу. Колотовкин, Рябов - по местам. Стреляев - к машинам. Не вернёмся к вечеру, сообщишь в отдел, - быстро сказал капитан.

- Не пойду, - стал противоречить главному в группе Стреляев.

- Это приказ!

- У меня вот здесь приказ! - огрызнулся следователь и стукнул себя в грудь. - Не вернёмся, Лёха с Володькой сообщат.

Кривой недоброжелательный следователь никогда не нравился Пашке. Было в нём что-то жёсткое и неприятное. Но не такое, как у Нехлюда из Прилучного, который обложил данью всех, кто честно или нечестно пытался заработать копеечку. А вот сейчас стало ясно, что за желчностью и ненавистью Стреляева кроется нечто другое. Вот и капитан не стал спорить, только сказал:

- Движемся краем покоса.

Пашка спросил у самого себя, в мыслях, конечно, увидели их ушельцы или нет. Но капитан обернулся к нему со словами:

- Это только ты сказать можешь, Горошков. Ну?

- Нет, - твёрдо ответил Пашка.

И обманул группу, потому что почувствовал совсем, совсем другое... Да сам он стал немного другим, похожим на Стреляева. Очень раздражал звук быстрых шагов, шорох прошлогодней травы, треск веток кустарника. Выводили из себя спины Колотовкина и Лескова, за которыми его поставили в цепочку преследователей. Удручало, что он не может быть сосредоточенным, как капитан или товарищи по казарме. А вот ярость и решимость следователя очень даже подгоняли. Ещё немного, и Пашка сможет...

Тут его мысли скомкались и прервались, потому что группа обогнула покос и остановилась прямо перед тем местом, откуда ряженые ушельцы удалились в лес.

- Вот оно что... огородик здесь развели твари... - сказал, словно выплюнул, Стреляев.

Конечно, никакого огородика не было. Просто небольшой пятак дикого щавеля. А чуть дальше - жёлтенькие цветки травки, которую мама Тася запаривала от кашля.

- Иван, минут пять на осмотр есть? - спросил Стреляев, который было присел на корточки для осмотра "пастбища ушельских овец".

Капитан покачал головой, развернулся, и все за ним направились в лес. Пашка уже твёрдо знал, что это ничем хорошим не закончится.

***

И точно: Колотовкин внезапно остановился, пошатываясь на одной ноге. Лесков тут же рванул его назад за локоть, сделал знак Пашке и другим не подходить. Выругался сквозь зубы.

- Что там? - негромко спросил Стреляев.

- Пропасть, которой нет на карте.

- Она не может быть здесь, - озадаченно сказал следователь. - Километра через два будет подъём в гору. Скорее всего, перед нами овраг.

К ведущим присоединились все. Действительно, лес обрывался почти вертикальной стеной из сплошного камня. Валуны громоздились друг на друга, блестели покрытыми росой острыми верхушками. Далеко внизу среди таких же камней куда-то торопился ручеек. Если бы Колотовкин смотрел по сторонам, как Пашка и Стреляев, он бы точно свалился.

Пашка подошёл ближе всех. Из-под сапога вывернулся камешек, беззвучно полетел вниз, отлетая от камней. Пашка сказал:

- Всё, что видно, ненастоящее. Похоже на ребячий секретик. Чтобы его увидеть, нужно смахнуть землю.

Он нашёл взглядом обломанную ветвь и, размахнувшись, бросил её подальше от края.

И ветка застыла над пропастью! Пространство вокруг неё посерело, позеленело, в этой мути обозначились стволы пихт и елей. Цветное пятно над пропастью разрослось, и реальный, живой лес подступил к людям. Ветка, цепляясь за хвою другого дерева, свалилась на землю.

- Как ты это объяснишь? - обратился к Пашке капитан. - Я не смогу вести вас дальше. Вот же гады, они ждали преследования!

Пашка сильно заволновался. Ему показалось, что сейчас, в такую важную минуту, он снова утратит речь. Наконец облизнул пересохшие губы и сказал:

- Это морок. Он как сон, когда видишь то, чего нет. И как секретик. Нужно убрать морок.

Лесков подобрал ещё одну ветку и кинул вперёд. Она застряла в ветках ели и спугнула лесную птичку. Он попытался занести ногу, над тем, что три минуты назад казалось пропастью, и не смог, отступил. Сказал:

- Страшно. В бою и то не так страшно было.

Все не стали ждать приказа и тоже попытались шагнуть. И тоже отступили.

Пашка почувствовал тычок в спину. Над ухом раздался голос въедливого Стреляева:

- А что бы произошло, если бы мы все за Колотовкиным шагнули в эту воображаемую пропасть?

- Разбились бы, наверное... - сказал Пашка.

Стреляев нервно расхохотался:

- Ха!.. Разбились в пропасти, которой нет? Горошков, твою голову и вправду лечить нужно. Но не во время операции по задержанию!

Капитан выручил Пашку, который уже был готов сквозь землю провалиться:

- Иван, полегче со словами. Павел, между прочим, прав. Мы бы остались на этом же месте, но пережили всё, что ощущает человек, который сорвался в пропасть. И подохли, если бы не Горошков!

Последние слова Лесков произнёс громко и гневно. И Стреляев прищурился на него:

- Ты думаешь?..

- Уверен, так и было, - ответил капитан.

Понятно, у начальства свои тайны от группы. Но только не от Пашки. Он-то догадался: во время прежних попыток отследить ушельцев погибли работники НКВД или транспортной милиции. Возможно, их находили синих, как утопленников, или со страшными ранениями после падений. Или даже растерзанных зверями, разрезанными колёсами поездов.

- Ладно, но скажи мне, Горошков, а возможен такой вариант: мы, наоборот, не видим ни пропасти, ни другой опасности, а она есть на самом деле? - не успокоился следак.

Пашка подумал и кивнул.

- Так что ж нам делать? - Стреляев обвёл глазами лес и заявил: - Я отсюда не уйду ни с чем!

- Я должен идти первым! - в тон ему ответил Пашка.

Однако сказать было гораздо проще, чем сделать первый шаг. Страх дал знать о себе холодным потом. Но группе пришлось труднее, чем ему самому, он это почувствовал. Прошло не меньше получаса, прежде чем Пашка перестал слышать за спиной судорожное от ужаса дыхание товарищей. А потом желчный Стреляев сказал, что обязуется устроить для ушельских овечек хорошую живодёрню. Лесков подхватил и продолжил его мысль. Под шуточки пробираться сквозь настоящую тайгу стало веселее.

Однако, когда они обошли очередной бурелом, Пашка почуял неладное. Оглянулся: не хватало его соседа по койке, Петьки Рябова! Лесков выругался, схватил за плечи Пашку и тряханул как следует:

- Горошков! Куда мог деться Рябов? Только ты можешь что-то сделать! Ну же!

Пашка сдержал подступившие слёзы. Четыре года назад он думал, что потерял на войне свою прошлую жизнь, а новую не удалось обрести даже рядом с приёмными родителями. Ему было горько от бессилия. Но потеря товарища... Это не горечь, а настоящее горе.

И вдруг услышал краем уха шорох в закурчавившихся побегах папоротника. Всмотрелся и увидел приклад ППШ. Он тихонько уползал в сторону сосны-гиганта. Или кто-то невидимый тянул его за ремень. Пашка моментально освободился из рук Лескова, в два прыжка достиг папоротников и бросился на землю. Пистолет-автомат он спас. Но где же Рябов?

И тут началось! Лес наполнился звуками. Они сначала не казались громкими, но через миг вонзались в мозг и словно бы разрывали его. В них можно было распознать отчаяние и ужас преследуемого, крики схваченной жертвы, предсмертные хрипы. Пашка знал: это для него звуки негромкие, а вот спутники всё переживали иначе. Стреляев упал на колени, зажал уши руками и завыл. Капитан, бледный как смерть, закинул голову и зарычал сквозь зубы. Колотовкин ничком свалился на землю и зарыдал.

Да, веткой товарищам не поможешь... И Пашка решился: он дал очередь из ППШ в ту сторону, откуда звуки слышались сильнее. Тотчас лес замолчал. Стреляев поднялся, утёр слёзы, высморкался на землю и пробормотал:

- Ошалел что ли, Горошков? Чуть ли не над головой палишь...

Лесков зашарил по карманам. Видимо, стал искать лекарство. А Колотовкин повернулся на бок и закрылся рукой. Застыдился чего-то. Опять же от Пашки не скроешь, что он и исчезнувший Рябов с Колотовкиным вовсе не младшие сержанты городской милиции. Их звания тоже вроде земли над детским секретиком. А под ними - серьёзная задача бойцов бывшего "смерша", а теперь - третьего управления госбезопасности.

- Я одного зацепил, - сказал Пашка капитану и указал на место, где точно должен валяться труп одного из ушельцев.

- Колотовкин, за мной. Остальным ждать здесь, - приказал Лесков.

Следователь так был потрясён звуками, а потом пальбой, что позабыл противоречить и остался на месте. Он неприязненно посмотрел на Пашку и стал прислушиваться к удаляющимся шагам товарищей.

Вскоре они подтащили первую "ушельскую овечку", и следак принялся за свою часть работы. Лесков прохаживался возле распростёртого тела и возмущался:

- Мрази, какие мрази!.. Я понимаю, как всё происходило: пошёл человек, скажем, на покос или зимой в лес за дровами. Видит - неподалёку потерявшаяся овца. Подходит, и вдруг скотинка встаёт на задние ноги, обращает к жадному и неумному мужику чёрную морду... Поневоле онемеешь и окаменеешь. Надо же, что придумали - веки красным намазать. Воображение испуганного тотчас дорисует полыхающие адским пламенем глаза. Или, возьмём другой случай, выглядывает женщина из окна и видит овечью спину. И тут к ней поднимается чёрная морда...

Стреляев оторвался от детального осмотра трупа и заметил:

- Тут, скорее, был эффект неожиданности. Страх ушельцы вызывали другими вещами. Мы вроде на себе это испытали.

Пашка нечаянно сболтнул:

- Ещё не всё испытали.

Группа разом повернула к нему головы. Пришлось объяснить:

- Не знаю, что ещё случится. Но ушельцы были втроём. Двое где-то затаились.

Стреляев занялся убитым и вскоре доложил:

- Ну что сказать навскидку, без экспертиз? На лице какой-то пигмент, въевшийся в кожу. Возраст не определишь, потому что дикари раньше стареют от условий жизни. И зубы обточены, чтобы сырое мясо жрать. Эти ушельцы - каннибалы, как мы с тобой и предполагали, Игорь. С виду убитый не истощён, значит, каннибализм был ритуальным, а не ради выживания. А вот то, что привело нас в дрожь полчаса назад...

И Стреляев показал здоровенную кость с дырочками и костяными же вставками, которую он снял с пояса "овечки".

- Думаю, если подуть в этот мерзкий гудок, мы услышим те же звуки, что и раньше. Их воздействие на людей ничем объяснить не могу. Есть топорик, что-то похожее на копьецо, два ножа... в котомке - разные инструменты, наверняка украденные. На всём следы крови, вероятно, следствие гастрономических пристрастий или недавней резни скота, - продолжил следак. - О чём упомянуть ещё? Тело без татуировок, но с фигурными шрамами. Вероятно, от ритуальных ран, которые нанесли, чтобы обозначить взросление или число жертв. Половые органы без особенностей.

Лесков распорядился забросать тело ветками. Он забрал у Павла ППШ со словами:

- Не обижайся, Горошков. Тебе нужно сосредоточиться на том, чтобы найти оставшееся гадьё. Если нужна будет огневая поддержка, только подумай... ты знаешь сам. Налёт на Шилкино был примерно неделю назад. Девочки должны быть живы. Может, и женщинам повезло. Эта троица не отстала от своих. И не за щавелём они отправились. Это либо караульные, либо охотники за нами.

- У каннибалов имеется опыт расправы с преследователями, - добавил Стреляев. - Но у ранее погибших сотрудников милиции не было такого "компаса", как наш Павел. Веди, Горошков.

В другое время Пашка бы загордился или, наоборот, застыдился оттого, что плохо думал о Стреляеве. А сейчас для него было главным слово "веди". А куда? И он направился в ту строну, откуда группу атаковали звуками.

И не прогадал. Чем дальше, тем больше не просто воняло, а буквально разило дерьмом и мочой, кислым потом, протухшей кровью и ещё чем-то жутко противным. Но на слое опавшей хвои не было ни одного следа! Увы, Пашка не помнил, был ли он охотником. Но зато знал: нужно всего лишь снять то, что прикрывает секретик. И он должен это сделать, раз его спутники ничего не чуют.

Он сделал знак остановиться. Группа замерла у него за спиной. Пашка опустился на колени и стал вглядываться в сухие рыжие иголки под кронами могучих лиственниц, в россыпь шишек, в островки папоротников, которым повезло вылезти из земли под солнышком, едва видным в просвет между ветвями. Неожиданно Пашка подумал о постороннем: "Антона Антоновича бы сюда... Пусть бы объяснил, какая красота в глухом безлюдном краю... В том, что угрожает близкой смертью". Наверное, из-за того, что он отвлёкся, его ладонь ощутила невидную глазу неровность. И через миг словно пелена с глаз спала.

Следов было множество. Стало видно, что здесь не раз топтали землю. Ещё и волоком тащили что-то... Или кого-то...

Капитан говорил, что все вещи в мире связаны ощущениями. Поймать бы эту связь! Но он не успел.

Раздался чуть слышный свист, вскрикнул Стреляев. Пашка увидел, как взвились вверх его сапоги. А вот капитан оказался быстрее, чем вечно запаздывающий "секретный человек". Он прошил очередью крону пихты выше Стреляева. Следователь вместе с верёвкой ничком свалился на землю. Лесков подбежал к нему, крикнул: "Иван! Ванька, друг... Ну что ж ты!". Осторожно перевернул тело, задрал голову и завопил на весь лес. Он даже не услышал, как глухо ударилось о землю тело второй "овечки". Не обратил внимание, что Колотовкин стал методично колотить "её" по голове. Но тварь всё ещё жила. Корявые пальцы с длинными чёрными ногтями скребли землю, а вот ноги, обмотанные шкурами, были неподвижны.

Пашка очнулся от кошмара и услышал удаляющийся треск ветвей. Третья "овца" ломилась прочь, позабыв навести морок. "Сашок, там!" - крикнул Пашка, и Колотовкин, ещё раз опустив приклад на мясо-костное месиво, которым стала голова ушельца, помчлся догонять третьего. Очень скоро снова раздалась пальба.

Лесков снял охотничий нож с пояса, перерезал скрученную, видимо, из жил верёвку. Закрыл глаза покойному, обернулся к Пашке и сквозь слёзы, которые он не замечал, тихо сказал:

- Вместе столько прошли... нас только фронт разделил... А теперь я один... за себя и за него...

Пашка хотел ответить, что не один, но перехватило горло. Капитан понял и кивнул. Вскочил и скомандовал: "Дальше!".

Они вовремя нашли Колотовкина. Ещё бы помедлили, и боец точно бы угодил в психбольницу или под трибунал. Сашок уже выпустил мёртвому ушельцу кишки и собрался кромсать тварь дальше. "Вперёд, Колотовкин! На кону жизнь детей!" - заорал капитан. Сашок очнулся, сплюнул на тело ушельца и зашагал впереди них в таком темпе, что Лесков и Пашка, люди нездоровые, сразу безнадёжно отстали. "Скажешь, что распоротое брюхо ушельца - дело рук одной из "овец", - велел капитан - Закон одинаков и для преступников, и для нас". "Само собой", - откликнулся Пашка, возможно, что снова мысленно. Он не обращал ни на что внимания, потому что чуял: их цель близка.

Лес по склону поредел, но они всё равно не увидели оторвавшегося от группы Колотовкина. Зато услышали его яростный вопль внизу. Сашок, обычно вежливый и внимательный ко всем в казарме, частил отборнейшим матом, как пулемётной очередью.

"Он нашёл похищенных, иначе бы не кричал", - сказал капитан и так припустил вниз, что Пашка остался в одиночестве. И без того тяжёлые для его ног сапоги превратились в настоящий груз. Казалось, что это из-за них он еле переставляет ноги. Но Пашка уже знал, почему надрывается Колотовкин.

Спуск заканчивался небольшой долиной с овражком, заполненным водой, почти озером. Оно было тёмным и мутным, хотя наверняка питалось ручьями с ближайшей горы и дождевой водой. Рядом с двумя громадными валунами на траве, песке и камешках багровели зловещие пятна. И возвышалась пирамидка из костей, увенчанная черепом. Обглоданные кости сияли белизной под праздничными лучами майского солнышка. Хорошо, что зловещая куча только одна... Значит, вторая женщина, возможно, жива.

Капитан стоял, опустив ППШ. Колотовкин не мог успокоиться и перечислял, что он сделает с тварями при встрече.

- Мы не скоро их увидим, - надтреснутым голосом сказал Лесков. - Гляньте на гору. Над лесом столб дыма. Наверняка сигнал всем уходить. Да и пёс бы с ними. Всё равно нарвутся рано или поздно, времена нынче не те. Край осваивается и заселяется. Людей жалко - тех, которые пока живы. И детей, прихваченных на развод ублюдочного племени.

Колотовкин снова было разразился потоком мата, но глянул на капитана и замолчал.

- Хорошо, что мы можем предъявить чинушам управления и Гордееву хотя бы трупы ушельцев, - продолжил Лесков так горько, что Пашке захотелось поддержать его в прямом смысле слова - обнять там или просто по спине похлопать. За то, что похищенных не нашли, отвечать капитану.

И тут он запнулся обо что-то так, что чуть не выстелился прямо на кровавом пятне. Пашка удержал равновесие, нагнулся и дёрнул верёвку, присыпанную песком и мелкими камнями. Один её конец исчезал под здоровенным булыжником, а другой уходил в озерцо. Тут же подскочил Колотовкин, и они вытащили из воды тело второй женщины.

Её горло, руки-ноги, живот зияли обескровленными ранами с валиками беловатой плоти. Колотовкин схватил булыжник обеими руками и зашвырнул его в воду. От этого в облаке тёмно-бурой мути всплыл ещё один труп, а потом ещё и ещё.

- Да что же это такое? - завопил Колотовкин, падая на колени и поднимая к небу искажённое до неузнаваемости лицо.

- Так они вымачивали мясо, чтобы было мягче, - тихо, очень тихо произнёс капитан. - Я читал про обычаи африканских каннибалов в одной книжке. - Ещё в воде можно недолго хранить убитых... если она тут холодная... Или, наоборот, немного сквашивали... В лесу-то, даже в яме, найдут медведи и трупоеды помельче...

А Пашка насторожился. Они не в одиночестве возле озерца! Он прошёл к валунам и... увидел девчушек, сидящих неподвижно, как маленькие изваяния. Лесков резко обернулся и тут же бросился за ним.

Девочки, примерно семи и пяти лет, с виду были в полном порядке. Одежда немного порвана. На опухших личиках с синяками и грязью смотрели в никуда голубые глазёнки. Зрачки расширены. Лесков поводил ладонью перед глазами старшенькой, но она не испугалась и не отстранилась.

- Опоили, сволочи! - крикнул Колотовкин.

Стреляев покачал головой:

- Не думаю. У них на глазах резали женщин. Это шок.

- Почему же твари бросили их? Не уволокли в леса?

- Так они ломали малышек. Чтобы забыли всё и разом. Сделались как куклы. Наверное, нельзя было привести детей, которые знали другую жизнь, сразу в их ублюдочное логово. И эти трое, которых мы ликвидировали, не охотники и не сторожи. Они просто присматривали за детьми. А может... - Капитан перестал говорить и, прищурившись, посмотрел на дым. - Может, кто-то однажды сбежал от ушельцев. И они теперь страхуются, делают всё, чтобы дети утратили личности, превратились в материал для разведения. Идёмте, ребята. Детей понесу я и Сашок. Паша, ты теперь наш радар. Смотри и слушай. Мы не можем исчезнуть здесь. Ради других людей... ради вот них... ради Ивана... мы должны вернуться в город.

Уже в лесу Колотовкин спросил:

- Товарищ капитан, а к какой книжке написано про каннибалов?

- В словаре Брокгауза и Ефрона, Сашок.

Странно, но Пашка знал, что такое радар и даже мог представить себе книжку - увесистый тёмно-зелёный томик с очень тонкими страницами, испещрёнными мелкими старинными буквами.

У трупа Стреляева капитан передал вторую девочку Колотовкину и сказал:

- Вы идите... Хочу напоследок с другом посидеть. Ветками его забросаю. Вывозить тела, наверное, завтра будут.

***

Пашку никто не стал опрашивать и заставлять подписывать документы. Он три дня просидел в доме родителей, которые всё не могли поверить своему счастью, что сын снова с ними. Потом его навестил капитан. Пашка только глянул на его словно присыпанное пеплом лицо, которое обычно было полнокровным, и всё понял. Тело Рябова не нашли, трупы забрали, отчёты и дело засекретили, погони за ушельцами не будет.

Стреляев покивал, глядя Пашке в глаза.

- Почему? - обиженно спросил "секретный человек".

Капитан вздохнул и развёл руками.

- Но мы же этого так не оставим?! - воскликнул Пашка.

Стреляев рассердился и даже привстал с табурета, ткнул пальцем в Пашку и рявкнул:

- Отставить разговорчики! Вот ты-то как раз отстранён от службы и в казарме не появишься! Пойди в вечернюю школу, получи образование! Выбери профессию по душе, восстановись. А потом я тебя найду, но не раньше окончания десятилетки. Так надо, Паша. Потом ты поймёшь, что я был прав. Спасибо не скажешь, я знаю. Но нужно сначала строить лодку, потом пускаться в плавание. А не наоборот!

Пашка мог бы обидеться: как инвалида в погоню за тварями тащить, капитан тут как тут. И образование, и старенькие родители побоку. А если человек решил себя посвятить очень важному делу, в котором нет ему равных, так сразу - иди учись. Но Пашка не стал обижаться, спросил:

- Девочки пошли на поправку?

Лесков нахмурился и молча покачал головой.

Пашка улыбнулся, достал из кармана засохший цветочек, который он подобрал в Шилкино, протянул капитану:

- Вот. Вы тогда разрешили взять. Нужно сделать секретики из фотографий, которые могли остаться в Шилкино. Думаю, девочки что-то вспомнят.

Капитан впервые усмехнулся, но как-то кривовато, словно бы подражая своему погибшему другу:

- Ты прямо как Антон Антонович мыслишь!

А Пашка спохватился: он же совсем забыл письмо от Вергуша, которое он должен был оставить у главврача больницы!

На другой день Пашка с отцом сходил в больницу. Ему выдали незапечатанный конверт, в котором были только две строчки и список книг. Врач Вергуш написал: "Паша, прочти эти книги. А если ты уже читал какие-то, значит, я в тебе не ошибся". И Пашка сразу многое вспомнил из вроде бы навсегда позабытого. Антон Антонович, как всегда, оказался прав.

- Здравствуй, Паша! - радостно сказал старичок, улыбнулся и показал фальшивые металлические зубы.

По краям его лысины топорщились седые кудряшки, тёмные глаза щурились, маленькие, совсем не мужичьи ноги в обычных ботинках словно пританцовывали на одном месте.

- Ну-ка, ну-ка, что тут у нас? - спросил старичок, схватил единственный стул, пододвинул его к тумбочке с Пашкиным завтраком. - Ммм... каша пшённая! Настоящий чай! Ох, как я люблю грузинский чай! Я, Паша, бывал в Грузии... Утренняя заря над чайной плантацией, это, скажу тебе по секрету, лучше всякого кино!..

Он деликатно не обратил внимания на хлеб и сахар, отложенные на обрывок газеты.

- Антон Антонович, - забеспокоилась Лена. - Я же предлагала зайти в кабинет главврача...

Врач Вергуш махнул ей рукой, чтобы не мешала. Совсем как отец. Лена вышла.

А из Пашкиного рта неожиданно для него самого вырвались слова:

- Ли... лист бру... усни... ки... ду... ушица с мятой - лучший чай...

Антон Антонович совсем не обратил внимание на робкий Пашкин ответ. Он закрыл глаза и большим носом втягивал запах остывшего чая, который вроде бы отдавал распаренным веником. Не поднимая сморщенных век, врач мечтательно произнёс:

- Да, Паша, мир полон запахов и красоты... Они всегда с тобой... Вот идёшь, бывало, по тайге, нога тонет в прелой хвое, а в холодном воздухе запах близкой реки и тумана... Спелая брусника как капли крови среди зелёного глянца...

Пашка засмеялся впервые с того момента, когда четыре года назад очнулся в госпитале:

- Та... айга... в Грузи...и?

Врач открыл глаза и обиженно посмотрел на Пашку:

- Я ж и в ваших краях был. Год лагерей... вот после этого.

Он задрал слишком свободные для его руки манжету рубашки и рукав пиджака. На желтоватой, покрытой шрамами коже синела татуировка - несколько цифр и две нерусские буквы.

Пашка охнул. Антон Антонович снова на него взглянул, только внимательно, и продолжил:

- Я вот забыл, как называется растение. Листья у него резные, расстилаются богатым ковром у подлеска... поднимешь их, найдёшь ягоду... Малиновую, розоватую... А внутри косточка.

- Костяника, - уверенно подсказал Пашка.

Врач внезапно сменил тему:

- А ты в каких краях бывал, Паша?

Пашка пожал плечами.

- Откуда про Грузию знаешь? - не отстал Антон Антонович.

Пашка растерялся. Откуда-откуда... От верблюда, наверное. Он же и в школе, как все, учился. Просто не помнит. Издевается врач, что ли.

- Не обижайся, - сказал врач и похлопал его по руке. - И кашу-то доедай. Еда нам богом послана.

- Бога нет, - сердито возразил Пашка.

- Вот и славно, - улыбнулся врач и вскочил со стула. - Вечером ещё увидимся. Если ты захочешь, конечно.

Пашка, хоть и был рассержен дурацкими разговорами врача мирового значения, понял, что с нетерпением ждёт встречи.

После дневного сна его ожидал сюрприз: к нему допустили родителей. Пашка отказался от невиданной для голодной весны роскоши, пирожков с картошкой, похлопал по животу - мол, еды здесь на десятерых. Вытащил сухари и сахар, еле затолкал свои запасы в дрожащие руки мамы Таси. А потом устроил допрос отцу:

- По... очём муку... брал? Инстру...умент продал?

- Продал, сын. Сам знаешь, что заработка нет, пустая трата времени. Я лучше матери в огороде помогу.

- Го...оворить на... учусь... пойду на слу... ужбу, - заявил Пашка.

Он решил для себя, что сделает всё, пересилит себя, чтобы оправдать надежды капитана и кривого, стать трудоспособным и сделать сносной жизнь родителей. Их было жалко до слёз. Поэтому он вечернюю встречу с врачом ожидал, как боя.

Но боя не получилось. Врач повёл себя совсем по-дурацки: согнал Пашку с койки, завалился сам и стал молоть чепуху. Пашка не успевал его поправлять, а потом задумался. Стоило ли сюда издалека ехать, чтобы ребячиться и учить его ловить рыбу, сажать картошку, уверять, что на свете есть такой сорт - с фиолетовыми клубнями? А ещё врач устроил с ним соревнование - кто больше назовёт гор и рек, городов, разных стран. Конечно, Антон Антонович победил в нём и очень обрадовался. Вроде самогоном от него не пахло... Но он то начинал считать в уме, причём с ошибками, отмахивался от Пашкиных поправок, перескакивал с одного на другое, и всё болтал и болтал, не мог остановиться. Тогда Пашке стало интересно, что не так с доктором мирового значения. Стоило подумать, как всё оказалось просто: врач хотел допытаться, где Пашка жил раньше, чем занимался. Так чего же время зря тратить? Нужно сказать ему... Но произнёс он совсем не это:

- ... лодзь... трамвай... ада помпошку толкнула в дверь... женщина чужая взяла...

Врач моментально уселся на койке, уставился на Пашку тёмными глазами. Показалось, что эти слова причинили ему боль, причём очень сильную, хотя врач глазом не моргнул, остался спокойным. Пашка это почувствовал. И почему-то обстоятельно ответил на вопросы, чем пахло да был ли дождь со снегом. Сам признался: он не знает, что за лодзь, ада, помпошка; куда подевалась чужая женщина и вообще на трамвае ни разу ездил. Просто язык сам сболтнул это, как в тот день про Горелошно, которое вовсе не Горелошная.

Врач освободил его койку и сказал печально-печально:

- Поспи, Паша.

И он уснул. Да так крепко, что увидел небывалый сон: большие здания с выбитыми окнами, рельсы с грязными ручейками вдоль них, мощённая камнями улица, трамвай тоже без окон, в нём угрюмые люди... А ещё кто-то шепнул в ухо: "Сиди под салопом тихо..."

Утром после завтрака он спросил у врача:

- А что такое салоп?

Антон Антонович устало потёр красные глаза и сказал:

- Салоп - это одежда вроде пальто, только без рукавов. Я сегодня уезжаю, Паша. С тобой всё в порядке. Я бы порекомендовал тебе вернуться домой, восстановиться, устроиться на посильную работу... Но нельзя. Ты должен остаться с капитаном Лесковым, помочь ему. Тебе придётся трудно, но ты держись. Спасибо тебе.

- За что? - удивился Пашка.

- За надежду, - ответил Антон Антонович. - Я напишу письмо, оно будет ожидать тебя у главврача. Так что постарайся вернуться. Хорошо?

- Откуда вернуться?

- Тебе капитан Лесков расскажет. Прощай.

Пашка расстроился, словно бы что-то не договорил странному врачу, который оказался вовсе не болтливым старикашкой, а печальным человеком, который помогает другим через свою боль. И крикнул ему в спину:

- Помпошка - это девочка? Так?

Врач остановился, но не ответил.

- Она под салопом у чужой женщины сидела!

Антон Антонович выскочил из палаты, как ошпаренный.

Днём пришёл капитан Лесков и сказал, что Пашка теперь в группе и будет жить в казарме.

- А как же родители? - спросил Пашка. - Картошку нужно сажать.

Оказалось, что ему полагаются небольшие выплаты, не такие, как заработок милиционеров, а вроде пособия курсантам. Их выдадут родителям. Но видеться с ними он не будет. Так нужно для дела. О нём расскажут позже, а сейчас Пашкина задача - тренироваться в строевой подготовке и посещать политзанятия. И ещё он должен запоминать все посторонние мысли, которые придут ему в голову.

Лесков не ответил на вопросы о враче Вергуше, сказал, что он почти такой же секретный человек, как и сам Пашка. "Значит, Антон Антонович не сможет поехать в чужую страну и отыскать девочку-помпошку", - решил он.

***

В казарме все оказались моложе него. А он быстро вычислил, с кем будет в одной группе - с младшими сержантами милиции Колотовкиным и Рябовым. Именно они быстрее всех сдружились с ним. Только опечалило, что нельзя было заниматься физической и боевой подготовкой, ходить на профильные занятия с другими курсантами. Да и мысли никакие в голову не приходили.

Казарменная жизнь окончилась скоро и внезапно.

Их разбудили среди ночи, перевезли на армейском "газике" в какое-то здание, выдали штатскую одежду и табельное оружие. Капитан Лесков объяснил задачу:

- Прислали телефонограмму, что Шилкино, бывшее село, опустело. Но там ещё проживали человек пятнадцать. Нужно выехать на место и разобраться. Колотовкин и Рябов обеспечивают охрану группы и наблюдение. Горошков, криминалист Логинов и следователь Стреляев занимаются своим делом. Руководство на мне.

Выехали на двух ГАЗ-67, причём Пашка почему-то залез в машину, где сидело начальство - Лесков и Стреляев. И никто не высказал удивления. Только кривой, он же Стреляев, стал растирать свой шрам. Дорога от ближнего колхоза до Шилкино была всего-навсего тележными колеями, машину мотало из стороны в сторону, но следователь старался не касаться Пашки даже локтем. А ему не было дела до неприязни Стреляева, потому что в ушах стоял голос Антона Антоновича: мир полон запахов и красоты.

Вот какая красота может быть в голубоватом рассвете? Да ещё и мутном из-за туманной дымки. Дни-то стояли солнечные, значит, этим туманом дышало ближнее болото. А возле него заросли клюквы. Ягода крутобокая, ярко-красная или багровая от спелости... Разве есть клюква в конце мая? И Пашка сказал:

- Где-то тут болото. Там кровь.

Лесков повернулся к нему:

- Да, на карте отмечено болото. Мы его осмотрим на обратном пути.

Пашка хотел возразить: а зачем осматривать несколько дворов без людей? Искать их нужно на болоте. Но не сказал ни слова, капитану виднее.

Шилкино было расположено очень неудобно для села, в низине. Поэтому, наверное, дворов там мало. Деревья сменились кустарником, а дымка - густым туманом. Село их встретило воем собаки.

Стреляев знаком руки остановил Пашку, который двинулся было за следователем. Велел ему оставаться возле машин. Солнце ещё не успело рассосать белёсые слои влаги, как стало ясно: ничего они здесь не найдут.

- Сколько дома пустыми простояли? Дней пять? Да здесь много кто побывал: скотину точно ближайшие соседи увели, да ещё и помародёрничали на прощание, - быстро и нервно заговорил Стреляев, который подошёл вместе с капитаном к машинам. - Если уж искать что-то, так только необычное.

Лесков обернулся к Пашке, который втягивал ноздрями воздух:

- Павел?

- ...шкуры... шкуры... - забормотал "секретный человек", - шкуры... молодухи... две помпошки... к бабке приехали...

Стреляев раздражённо отозвался:

- А что-нибудь по существу скажешь? Кто людей увёл? Не соседние колхозники же... И главное - куда.

Пашка развернулся и зашагал к большому подворью, которое только что покинул криминалист Логинов с фотоаппаратом в руках. У избы он печально постоял над песчаным следом бывшей песочницы, которую растоптали люди и скот. Наверное, в мешках с реки привезли песок... для помпошек. Уверенно прошёл в палисадник с кустами шиповника, отыскал потайное местечко, смахнул землю с зарытого стекла.

- Это секретик, - сказал капитану, который ходил за ним по пятам, а потом пояснил: - Игра такая.

Бережно поднял стекло, взял часть открытки, которая уже расползалась от влаги, положил на место. А вот один из сухих страшненьких цветков, которые украшали секретик, захотел взять на память. Капитан разрешил.

- Ну, что здесь? - спросил Стреляев.

Его кривая щека дёргалась от гнева. Понятно, он злился на Пашку, который застрял на несущественных мелочах. Время уходило, результатов не было, а "секретный человек" занимался ерундой.

- Здесь дети играли, - объяснил Пашка.

- И что?! - заорал следователь. - Где сейчас эти дети?

Он шагнул в сторону, намереваясь обойти Пашку, но оступился. Под его сапогом хрустнуло ещё одно стёклышко.

И тут Пашка выдал такое... Короче, запутал следствие и нажил себе врагов. Даже чуть было снова в больнице не очутился из-за того, что его сочли неизлечимым.

- Ушельцы забрали, - сказал он. - Им женщины и дети нужны. Других убивают.

Стреляев открыл было рот, но капитан метнул на него значительный взгляд, потом спросил:

- А где тела?

- В болоте, - ответил Пашка.

- Вместе со шкурами? - съязвил Стреляев, который запоминал каждое Пашкино слово.

- Ушельцы шкуры с собой взяли, - ответил Пашка.

А капитан дал знак садиться в машины. До болота доехали вмиг. И тут... Воздух уплотнился, стало трудно дышать. Часто-часто забилось сердце, ноги стали ватными. Пашку накрыло меньше, чем всю группу. Но ему было тяжело чувствовать всё, что ощущают другие. Колотовкин и Рябов сняли свои ППШ, даже водители положили руку на кобуру. Стреляев стал похож на лису, угодившую лапой в капкан, Логинов дрожавшими руками вцепился в свой чемоданчик, а капитан... Он хоть и имел два ордена Славы, побледнел и стал с хрипом переводить дыхание.

Пашка двинулся вперёд. Так нельзя было делать - идти первым сквозь невысокий ивняк к болоту, да ещё без приказа. Но только его тугоподвижный язык мог сейчас шевельнуться в пересохшем рту. Вся группа онемела. Пашка повернулся и сказал негромко:

- Это не наш страх. Нужно вперёд... Там...

Он сам не знал, что они найдут там.

Земля кое-где пошла пёстрыми кочками, на которых зелёные стрелки болотной травы прорывались сквозь чёрную щетину обломанных прошлогодних стеблей. Под сапогами зачавкала бурая вода. Послышался негромкий гул. Страх всё не отпускал, наоборот, сквозь накатывал волнами через отвратительное гудение. Пашка снова повернулся и пояснил:

- Это мухи, только мухи...

Рванул ветер, позади зашумели ивовые ветки, едва покрытые молодой листвой. Чуть дальше и правее над кочками поднялось чёрное облако. И только сейчас резкий запах падали шибанул в нос. От вони группа словно очнулась и сразу же перестроилась. Ведущим стал Рябов, замыкающим - Колотовкин. Лесков и Стреляев оттеснили Пашку, но уже знал, что все там увидят. Только ободранные овечьи туши, больше ничего. Ну разве ещё траву, покрытую шевелящейся, жужжащей коркой. Главное - ветер унёс чужой страх, который буквально налип на болотистую низинку.

Стреляев и криминалист, отмахиваясь от мух, принялись исследовать землю вокруг побоища, а Лесков спросил:

- Павел, а где люди?

Пашку стукнула в лоб муха, разогнавшаяся в полёте. Он не успел её прихлопнуть.

- В болоте, товарищ капитан. Все, кроме женщин и детей.

Лесков воскликнул:

- А ведь это ещё одно совпадение! Рядом с местами преступлений обязательно были болота. Не обратили внимания, потому что эта часть края вообще болотистая.

И он, заслонив лицо рукой, зашагал к Стреляеву.

Пашка остался не у дел, пока уроженцы здешних мест Рябов и Колотовкин пытались подобраться ближе к трясине. Он только издали смотрел на тёмную, в разводах лукаво поблескивающей ряски, воду. И чувствовал: если к поискам брошенных в топь тел не приступят сегодня, завтра будет уже поздно.

Он немного ошибся: поздно оказалось уже к вечеру. Только первым багром зацепили чью-то телогрейку.

Ему по рекомендации врача Вергуша было положено отдыхать, и Пашка целый день протомился на своей койке. Рябова и Колотовкина куда-то вызывали. И они вернулись хмурыми и неразговорчивыми. А потом принялись и за него самого. Для начала с Пашкой побеседовали капитан и кривой следователь. Потом им, наверное, должен был заняться кто- важный. А Лескову и Стреляеву за что-то очень досталось от начальства.

Стреляев посматривал в какие-то записи, хмурился и отодвигал их. Потом решился и спросил прямо:

- Павел, а кто такие ушельцы?

Пашка отреагировал не по уставу - пожал плечами. Капитан снова глянул в записи, потёр нос и стал объяснять:

- Вот смотри, Павел, все вещи в мире связаны между собой нашими ощущениями. Например, когда я вижу лимон, то во рту появляется слюна. Почую запах булочек - вспомню бабушку, которая их часто пекла.

Пашка кивнул: всё так и есть.

- А какие ощущения вызывает у тебя это слово - "ушельцы"?

- Никаких, - признался Пашка.

- Вот прямо совсем никаких? Не верю, - стал подначивать капитан.

Пашка попытался объяснить:

- Никаких. Но я чувствую чужой страх, как тогда на болоте. Вы тоже почувствовали. Все испугались, а я нет. - Он посмотрел на Лескова и добавил: - Извините, товарищ капитан.

- А чужой страх - это страх тех людей, которые там погибли?

Пашка кивнул.

В разговор вмешался Стреляев:

- Мы уже говорим не об ощущениях. Это чистая логика. Если люди знают, что их ведут даже не на смерть, а просто в никуда, всё равно будут бояться.

Пашка ответил не задумываясь, можно сказать, язык сам сболтнул:

- В шкурах, с чёрными лицами...

Начальство переглянулось. Капитан напомнил Стреляеву:

- Ободранные туши коз и овец фигурировали в деле сорокового года, - а потом обратился к Пашке: - Это ты про ушельцев сказал?

Пашка снова кивнул, как детская игрушка-болванчик с качающейся головой.

Капитан порылся в своей обтрёпанной папке, вытащил уже знакомую Пашке фотографию:

- Это сделали ушельцы?

Ну кто же ещё из всех преступников или бандитов мог сложить человеческие кости пирамидкой и украсить их черепом? Именно чернолицые, в мохнатых шкурах, попировав, специально делали так... И это не жертва какому-то богу или духу, это метка. Жертвовали ушельцы совсем другое. Да и ели не всех, только женщин.

Пашка поднял глаза на начальство и осознал: только что он сам им рассказал всё это. И они ему не поверили. Правильно и сделали, слишком уж всё это невероятно - лесные людоеды в советском государстве, освободившем мир от фашизма. И если Лесков и Стреляев с ним больше не захотят иметь дело, это тоже будет правильно. Поистине, самое лучшее место для него - больница при тюрьме. Пашка поднялся, сказал первым, снова не по уставу: "Разрешите идти?" Ему не ответили, потому что капитан и следователь молча смотрели друг другу в глаза.

И Пашка вышел. Видимо, у него снова принялся двигаться осколок в голове. Иначе почему пропали из сознания следующие два дня? Об этом он узнал позже, когда к нему пришёл капитан.