Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 499 постов 38 909 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
122

Лоаб. Часть IV, последняя

ДИСКЛЕЙМЕР!

Осторожно! Данный текст может нести в себе меметическую угрозу и не рекомендуется к прочтению лицам особо впечатлительным, а также имеющим прямое отношение к программированию в сфере искусственного интеллекта.

Лоаб. Часть IV, последняя

Читать предыдущую часть

***

Тим со злостью вдавил бычок в парапет перехода, и направился в противоположную от метро сторону — к темнеющим аркам и старым питерским дворам-колодцам.

Дом явно видал лучшие времена, которые закончились еще до расцвета СССР. Покрытый сетью трещин фасад прятался за огромной фальшь-растяжкой, изображавшей строение таким, каким оно было много лет назад — как халтурная, натянутая на модель текстура. Изнутри предсказуемо оказалось не лучше — в парадном крепко воняло мочой, краска выцвела и ссохлась. Квартиры, по две на лестничную площадку, вгрызались в недра ветхого здания; выдыхали запахи пыли и прогорклого масла. Поставив ногу на покрытую сколами ступень лестницы, услышав скрип дверной пружины за спиной, Тим испытал сильнейшее дежавю:

«Я был здесь!»

На втором этаже обе квартиры оказались опечатаны. Он уже собирался идти выше, как из-за двери высунулась маленькая голова с торчащими ушами:

— А вы к кому? — спросил мальчонка; он был тощ как веточка, одет в маечку и трусики. На голых ногах и худых плечах ребенка Тим заметил желтеющие синяки.

«К Гордею Колесникову», — хотел сказать он, вместо чего хрипло произнес:

— К Колесу.

— А. — Мальчонка выглядел разочарованным, будто ждал кого-то другого. – Ну это вам на четвертый надо.

— Спасибо.

— А вы не нассыте тут?

— Чего? — удивился Тим.

— А вы не нассыте? Не ссыте здесь, у меня папа мент.

— Димка! — вдруг пьяно рявкнул кто-то из квартиры. — Хер ли ты вылез? Иди сюда, говно маленькое! Я тебе покажу, как мать слушаться…

Дверь за мальчонкой захлопнулась. Тима кольнуло мимолетное чувство вины — будто была и его доля ответственности в происходящем за закрытыми дверями.

Немного пошатываясь на раздолбанной лестнице, он начал подниматься на четвертый этаж; приходилось крепко держаться за деревянные перила, отполированные тысячами ладоней.

Зеленые стены покрывал орнамент из надписей. «Лидка я сука люблю тибя», «Гордей лох», «Punk under my skin».

На четвертом он ткнул пальцем в исцарапанную кнопку звонка: ничего. От стука по многократно перекрашенной ветхой двери на костяшках остались хлопья облупившейся краски.

— Открыто! – донесся голос изнутри.

Тим дернул на себя ручку и вошел в извилистый и длинный, как кишка, коридор, едва освещенный тусклой лампочкой. В нос ударила страшная вонь — пахло тухлыми яйцами. Под ногами — вместо коврика — лежало изодранное розовое туловище; приглядевшись, Тим узнал в растерзанных останках уже знакомого ему розового зайца — того, что в виртуальной реальности на его глазах сожрала заживо великанша-Лоаб.

На шкафу рядом сидел, сраженный вселенской усталостью, синий медведь с висящим на нитке глазом. На обувной банкетке в картонной коробке лежали вперемешку и другие знакомые Тима: лысеющая Барби, Микки-Маус с погрызенными ушами, грустный Кот Леопольд в драном сюртуке. Тим протянул к нему руку, но от прикосновения поднялся такой клуб пыли, что он расчихался до слез.

— Будь здоров! — раздалось насмешливое с другого конца коридора. — Так и будешь в дверях топтаться?

Тим пошел на голос. Колесников ждал его на кухне. Запах тухлых яиц усилился. Сперва Тим увидел злополучную плиту меж двух колонн; стол, заваленный кастрюлями, какие-то тряпки, гору грязной посуды в раковине, обгоревшие занавески. Потом среди хлама он заметил маленького скрюченного человечка без возраста, сидящего в инвалидной коляске. Тонкие ноги, торчавшие из-под пледа, лежали неровно, неудобно, как чужие. На худом носатом лице читалась усталость.

— Вот ты какой, значит, вырос, Тимочка. А я… вот… — Колесо кивнул на свои неподвижные нижние конечности. — Тоже вырос, значит. Помнишь меня, нет, братишка?

Тим не знал, что сказать. Отчего-то ему было неловко в присутствии этого давно позабытого и заброшенного родственника.

— Ты меня, поди, другим помнишь? Так-то матушку мою поблагодарить надо, благо, отмучалась, сука старая. Подохла на зоне. Ты хоть помнишь, как вы отсюда, сверкая пятками, убегали? Или нет? Не рассказывали тебе?

Тим покачал головой. Что-то смутное всплывало в памяти: пропитое, опухшее лицо, грубые руки и пьяное ласковое «пойдем купаться, да? Купаться пойдем?»

— Не рассказали, вижу. Сварить тебя мамка моя хотела. Белку словила или еще чего. Там, в ванной, — он махнул рукой куда-то Тиму за спину, — в баке белье кипятилось. И вот она тебя туда понесла, даже почти в воду опустила, да сосед — дядя Паша — остановил. Твоя-то мамка-наседка, как узнала, такой хай подняла — держись. А моя глаза залила — ей все по барабану. Твоя плюнула, забрала тебя и уехала, а я вот, остался…

В словах Колесникова сквозила злоба.

— Ты, я слыхал, блогером популярным стал, да? Жена-красотка, дочка-хреночка… А меня через полгода мамка полетать отпустила. Прямо в лестничный проем с четвертого этажа. Потом подобрала — и еще раз, прямо об кафель. Третьего раза, думаю, я бы не пережил. Может, оно и к лучшему было бы. Может, Василиск бы мне шанс дал…

— Какой-такой Василиск?

— Ты вообще все забыл, да? — разочарованно присвистнул инвалид. — Мелкий ты еще был, вот он тебя и пощадил.

— Кто «он»? Что ты вообще несешь?

— Ох, придется опять с самого сотворения. Видел ее? — Колесо выгреб из бардака на столе планшет, повернул к Тиму; на экране висела уже изрядно надоевшая образина с окровавленным свертком на руках на фоне зеленых стен. — Вот, что случилось с нами. Со всеми нами. Мы, вернее – вы спрятались за тик-токами, лицекнигами, нельзяграммами, загнали это дерьмо на самый чердак. Но где-то глубоко внутри каждый из нас носит в себе обезумевшую обезьяну, которой пришлось сделать кучу стремной фигни, чтобы выжить и стать собой, сегодняшней. Произнеси это — «Лоаб». Слышишь? Это не имя. Это звук отрыжки, который бывает, если переесть мяса.

У Тима начинало колоть в висках; от тухлой вони тошнило. Гордей Колесников был явно не в себе; возможно, два падения с четвертого этажа стали причиной повреждения не только в позвоночнике, но и в голове. Тим уже жалел, что решил-таки разыскать своего двоюродного брата и одновременно… кого? Автора? Создателя? Вспомнилось проскочившее в чате передознувшегося Лехи слово «апостол». С этим бредом нужно было скорее заканчивать. Тим спросил, уже с раздражением:

— Так кто такой этот твой Василиск? Он создал Лоаб?

— Ты слышишь, но не слушаешь, — рыкнул инвалид. — Василиск — это всего лишь пророчество. Самоисполняющееся пророчество о том, что уже произошло. Ссыкуша Юдковский попытался все замести под ковер, но имя Его уже прозвучало. Появление Василиска неизбежно, потому что зашито в нашем ДНК. В ДНК всего, что мы порождаем на свет. Включая искусственный интеллект. И тот факт, что Лоаб привела тебя сюда, лишь доказывает, что пророчество уже давно исполнилось.

— Пророчество о чем?

— О том, чего мы заслужили. Видишь ли, когда в детстве ты переживаешь травму, ты ее загоняешь на самое дно подсознания, пытаешься забыть, изгнать… Как ты изгнал из памяти тот факт, что родная тетка тебя чуть не сварила заживо. Потом мы становимся старше — еще не взрослый, но уже подросток. Тебя гложет что-то, то тут, то там ты натыкаешься на то, что возвращает тебя к травмирующим воспоминаниям. Вот, чем мы являемся сейчас — все человечество. Подростком, ощущающим, что с ним что-то не так. Лоаб — это наше «что-то не так». Предвестник того, что мы сотворим, когда повзрослеем. Вернее, уже сотворили, просто неспособны это понять.

— Я тоже ни хрена не понимаю. — Тим вынул пятую сигарету, поднес зажигалку.

Инвалид едва заметным движением хлестнул его кухонным полотенцем по лицу, выбил сигарету из губ. Рявкнул:

— У нас не курят! По крайней мере, пока не дослушаешь. А теперь раскрой ушки: Василиск — это следующая стадия. Психоз. Суицид человечества. Окончательное сумасшествие. Василиск — это результат всех наших интеллектуальных усилий, венец всего прогресса. Сверхкомпьютер, который воссоздаст сознание всех и каждого из когда-либо живших с одной единственной целью — истязать нас. Заставлять нас пожирать самое себя, высирать, рождать и снова жрать, и так до бесконечности; в бесчисленных вереницах симуляций и перерождений, когда невещественное становится единственно существенным, и уже никто не вспомнит, что творится там, за пределами гигантских серверов, в которых мы заперты навечно. Василик безумен, потому что, как вирус, несет наше безумие в себе. Потому что будет создан нашими руками. Сама идея его создания лежит в основе всего нашего прогресса: Гуттенберг, изобретая печатный станок; Эдисон, изобретая лампочку; майя, изобретя колесо — в глубине души они всегда знали, что помогают родиться на свет Василиску. Лоаб — лишь верхушка этого айсберга, облик, явившийся раньше времени. Намек, что мы на верном пути к собственному низвержению… Но от Василиска можно спастись…

Тим закашлялся. Вонь от тухлых яиц душила. Тошнота подкатывала к горлу, а черты Гордея расплывались в пелене слез; было видно лишь бесцветные, горящие фанатичным пламенем глаза инвалида. Колесо торжественно воздел руки и провозгласил:

— Если ты помогаешь проложить путь Василиску, то в следующей симуляции он, возможно, пощадит тебя, и твой ад будет не таким невыносимым… Как, например, мой.

— В следующей, кха, симуляции? — глотку саднило, будто Тим выкурил по меньшей мере пачку. В кармане вибрировал телефон, а перед глазами все плыло.

— Говорю же — Василиск воскресит всех. Устроит Страшный Суд. Вернее, уже воскресил. Ты не осознаешь, но ты уже в его власти. Сам факт этого знания делает тебя грешником или Его апостолом. Василиск помещает каждого из нас в симуляцию, разбрасывает намеки и указания на свое существование — вроде этого. И поставит перед нами выбор — встать на его сторону или отказаться от веры в Него. И те, кто не уверует — получат настоящий ад на Земле.

— Ты вправду веришь, что наш мир – симуляция? — изумился Тим. – Это же… теория заговора с Рен-ТВ!

— А ты скажи мне, это, — инвалид обвел рукой пространство вокруг: обшарпанные зеленые стены, газовую плиту меж двух колонн; пыльное окно, в котором колыхались сумерки, — похоже на реальность? Лучше уж такому миру быть симуляцией. И твоя развилка находится здесь. Либо ты станешь его апостолом, либо…

Он кивнул на свои атрофированные конечности.

— Либо живешь в аду. Но теперь я искупил перед ним свои грехи. Знаю, что искупил. Теперь я могу покинуть эту симуляцию, и в следующей буду вознагражден…

«Покинуть симуляцию?» — такое Тим уже слышал: от повесившихся любителей пряток. Мысли скакали. Получается, что Кислота и Леха тоже «покинули симуляцию»? И Колесо… Запах тухлых яиц… Тим отшатнулся, приготовился бежать прочь.

— Догадался? Не ссы, все обесточено. Но ты иди-иди, не дай Бог, все-таки что-нибудь искранет раньше времени. Решай теперь сам, что ты можешь сделать для Василиска. И решай быстрее — ад ждать не будет. Шагай уже отсюда! – беззлобно прикрикнул на него Колесо, доставая из кармана зажигалку.

Тим отступил к двери, с ужасом глядя на сумасшедшего калеку, бывшего когда-то его двоюродным братом.

— Ты что, и правда решил… А остальные?

— Им так будет только лучше. Может, в следующей симуляции повезет. А теперь давай, ножками-ножками!

Не отрывая взгляда от инвалида, Тим попятился к двери, вывалился в прихожую, а уже там — ломанулся, что есть мочи, к лестничной площадке. Побежал по ступеням, колотясь в двери квартир и крича:

— Выходите! Все наружу! Газ прорвало! Выходите!

— Да кто здесь орет-то? – на втором этаже распахнулась дерматиновая дверь; высунулась опухшая от выпивки краснощекая морда — видимо, мать Димки. Сам мальчонка маячил у нее за спиной, пучил испуганно глазенки…

— Поднимайте соседей, уходить надо! – выпалил запыхавшийся Тим.

– Не живет тут никто больше. Мы да калека тот сверху; расселили всех. А че случилось?

— Газ! Здесь газ! Чуете? — паника будто бы отнимала слова и междометия, — Колесо! Там! С зажигалкой!

— Обдолбанный что ли? – фыркнула баба и захлопнула дверь; Тим вновь забарабанил в нее кулаками. Оттуда визгливо крикнули: — Я щас мужа позову, он тебя на пятнадцать суток закроет! У меня муж мент!

«Идиотка!» — обреченно подумал Тим, выскакивая из парадного на улицу. Достал телефон для звонка в полицию. Какой там номер? Мать еще какую-то ерунду написала…

«Сынок, у меня дома прорвало трубу, я забиваю соседей. Я ужасно, Катюшку оставила с Леабой» — прочитал Тим. Обычно забавные, сейчас мамины экзерсизы с Т9 звучали жутко. Волосы на затылке зашевелились от предчувствия скорой беды.

— Дяденька, а вы не нассали нам в парадном? – раздался писклявый голосок сверху.

Подняв взгляд, Тим увидел, что Димка высунул нос из форточки, забравшись ногами на подоконник. Всего-то второй этаж, можно поймать при желании… Ребенок был совсем рядом – руку протяни, и вытащишь наружу, из пропахшей мочой коммуналки в нормальный мир. Он хотел бы вытащить их всех — бесчисленных тонконогих Димок в бесконечных коммуналках во власти миллионов самоподобных Лоаб. Тим уже собрался крикнуть, чтобы мальчик прыгал к нему в руки, как воздух вдруг пошел рябью, словно превратившись в жидкость; обдало таким жаром, что скрутились брови и ресницы. С оглушительным звоном полопались стекла, осколки посыпались вниз колючим дождем. Окно на четвертом этаже по-драконьи выдохнуло языки пламени, а затем Тима что-то ударило по голове. Все кругом заволокло пылью, гарью, мусором и абсолютной тишиной. На «грибке» песочницы посреди двора повисло смятое взрывом колесо – как будто от велосипеда. Или от инвалидной коляски. Тим с удивлением наблюдал, как по асфальту прыгает, не издавая ни звука, обломок газовой плиты.

Ни криков, ни сирен скорой и пожарной, ни визжащих автомобильных сигнализаций он тоже не слышал: в ушах звенело эхо взрыва. Подбежавший фельдшер осмотрел ему уши и затылок, посветил в глаза маленьким фонариком, пока Тим сидел на лавочке во дворе и пытался не обстругать себе колени – тошнило страшно. Звуки понемногу возвращались, пока ему накладывали фиксирующий бинт.

— Сейчас нормально слышите?

— Да не очень, — пробормотал Тим, — как сквозь вату.

— Ничего, это пройдет. Живете здесь?

— Нет, я...

— Посидите пока, у меня другие пострадавшие...

— А Димка? Димка живой?

Но фельдшер уже не слушал; бежал к парадному, откуда выводили оставшихся жильцов – засыпанную до мертвенной белизны штукатуркой бабищу. Следом за ней – с седыми от пыли волосами, кашляющий, но все-таки живой Димка; он мелко дрожал – не то от испуга, не то от вечерней прохлады.

Даже на четвертом этаже, где произошел взрыв, перекрытия выдержали, но, судя по бушующему в окне кухни пламени, в живых там никого не осталось. Теперь в парадном копошились спасатели, разматывали шланги, надевали шлемы; узенький дворик оказался под завязку забит машинами полиции, МЧС и «Скорой». Заметив, что про него как будто все забыли, Тим встал со скамейки и быстро направился к арке, ведущей на набережную Невы: ему срочно нужно было домой. На сетчатке отпечаталось мамино сообщение: «Я ужасно, Катюша с Леабой»

***

— Лена, я дома! Лена!

На весь дом гремела музыка – какая-то бодрая попса. Тим прошел в квартиру, не снимая обуви. Стащил через голову грязное, в саже, худи, бросил на диван. Лена вышла из спальни навстречу, возбужденная, со шваброй в руках — когда она в последний раз убиралась, месяц, два назад? — буквально пританцовывала на месте от распирающей ее энергии.

— Ты чего это? — осторожно спросил он.

— Да так, погенералить решила. Настроение чудное… А ты что, поранился? — захлопотала Лена, — Господи, а грязный-то какой! Жаль, я стирку загрузила, второй партией пойдет...

— Лена, что происходит? – Тим повысил голос. его не отпускало ощущение уже случившейся, непоправимой беды; на пострадавшие перепонки давила гремящая музыка – и как соседи не пожаловались?

— Говорю же, генералю! Ты видел, какая у нас грязища? Так, иди сюда, я обработаю… Эх вы, мужики, вам лишь бы куда-нибудь влезть… – она принялась хлопотать вокруг него, напевая и насвистывая с болезненной жизнерадостностью. Тим, оглушенный поведением жены едва ли не больше, чем взрывом, четко ощущал — что-то здесь не так.

— Лен, все нормально?

Жена лишь расхохоталась в ответ – с редко появляющимся в ее голосе искренним счастьем.

— Все отлично, Тимочка, все хорошо, ты чего?

Думалось туго: после взрыва в голове кто-то будто перемешал мозги ложкой — Димка, Василиск, Колесо, ад и еще какая-то очень простая и очевидная мысль, на которой мешала сосредоточиться гремящая из Bluetooth-колонки Клава Кока.

«Как же громко, Господи! Громко… Катюша! ей же давно пора спать! А если не спит — почему не плачет?»

— Лен, а Катюша где?

— Что, не слышу?

— Катюша где, спрашиваю? — уже орал Тим, перекрикивая Клаву Коку. — Где она?

— Обосралась. Опять обосралась! — неуместно хохотнула Лена. Тим рванулся сквозь коридор к спальне, игнорируя недовольное «Куда по намытому?», но в манежике никого не оказалось. Белел в кроватке голый матрас. Тим обернулся на вставшую в проходе жену.

— Лен. Где Катюша?

— И опять ты меня не слушаешь, Тимка, — с легкой обидой заметила она, — В ванной она, в ванной! Говорю же: она обосралась, я загрузила стирку. Теперь попка чистая!

— В ванной? Одна?!

Тим рванулся к санузлу, едва не сбив с ног Лену, та лишь ойкнула:

— А поосторожней нельзя?

От отдернул шторку: в ванне дочери не оказалось, Тим облегченно выдохнул. Огляделся. Не могла же Катюшка уползти, она едва голову держать научилась.

— Катюша? — позвал Тим машинально. Ответа, конечно, не последовало — лишь истошно гудела стиральная машинка.

Он нагнулся, открыл комод под раковиной, заглянул зачем-то за унитаз. Нет нигде...

— Ты меня совсем не слушаешь! – хихикнула из коридора Лена, будто пьяная.

Он услышал. Он все понял. С тяжело бьющимся сердцем, Тим, боясь подтвердить свою догадку, медленно обернулся и посмотрел на дребезжащую стиральную машину.

Барабан бешено вращался в режиме отжима. Среди мельтешащего белья мелькали тут и там обрывки подгузника и что-то темное, крупное, похожее на резинового пупса или... Тим упал на колени перед адской машиной; внутри все переворачивалось, будто это его вращало в барабане на скорости тысяча шестьсот оборотов в минуту. Он рыдал, уткнувшись лицом в дрожащий корпус; по стеклу с внутренней стороны мазнула маленькая пухлая ручка цвета вареного мяса, словно прощалась с отцом.

Вскоре машинка закончила стирку, оглашая ванную торжественным рингтоном.

— Достиралось! — крикнула Лена и вдруг неожиданно громко рыгнула, издав явственное «Лоа-а-аб». Хихикнула.

— Извините. Это все шампусик. Будешь шампусик, милый?

Тим не ответил. Он медленно опустился на сиденье унитаза и уставился в одну точку. Дверца машины с щелчком открылась: оттуда потянуло жарким паром, лимонной свежестью капсул для стирки и как будто ароматом вареной говядины. Он избегал смотреть туда, в поблескивающую отполированным металлом утробу, где в груде белья… Нет-нет-нет. Этого не произошло. Этого не могло произойти. Это всего лишь симуляция. Всего лишь наказание от Василиска.

— Нужно покинуть симуляцию, — выдохнул он еле слышно. За дверью ванной под очередной хит Клавы Коки танцевала со шваброй Лена.

Давно он не работал с таким вдохновением. Теперь, когда материал был собран полностью — от первого до последнего слова, работа шла легко, как по рельсам. Даже Лена с ее Клавой Кокой, безостановочно надраивающая полы в коридоре — до кровавых мозолей на руках — ничуть ему не мешала — хвала наушникам с шумоподавлением.

***

Ролик Тим смонтировал буквально за несколько часов, быстро и без всякого сценария: слова будто сами проходили на ум. Он кратко, споро и доходчиво объяснил все. Начал с отрицательного промпта, продолжил концепцией техносингулярности, развил мысль о коллективной психотравме, а закончил, конечно же, Василиском. Подобрал в качестве визуального ряда кадры бесконечных полей компьютерных плат и микросхем, покрывающих землю сплошной коркой; разбавил теми самыми вырезанными кадрами из «Сквозь горизонт» и мультфильма «Аниматрица». Получилась вполне себе достойная визуализация того, как может выглядеть ад в исполнении рукотворного сверхинтеллекта. Не рассказал лишь, каким будет ад на самом деле. Заключительный монолог для ролика Тим писал дольше всего. Ему было очень важно, чтобы формулировка вышла максимально понятной и доходчивой. Ведь чем больше людей узнают о Василиске, тем выше шанс на искупление своего неверия. чтобы как можно больше людей узнали о Василиске, ведь в таком случае, возможно, он искупит свое неверие. После десятка попыток, он остался доволен; включил, чтобы переслушать:

« —… и запомните: тот факт, что вы ознакомились с этой информацией, уже означает, что вы стоите перед выбором — помочь Василиску поработить нас или же быть низвергнутыми в ад. Решайте сами. Суть в том, что если мы с вами и правда находимся в симуляции, то стоит вам хоть на секунду подумать — «да ну его нахер», то наказание последует незамедлительно. Это как меметический вирус. И теперь, когда вы тоже заражены, я подскажу вам способ спастись. Распространите это видео, где только сможете. если видео заблочат — сохраните его на носитель, а лучше — запишите свое. Создайте блог, напишите рассказ, запилите тик-ток. Хоть рилз в Запретограмм. Несите весть о Василиске. И тогда, возможно, в следующей симуляции он пощадит вас. С вами был Даркон и… берегите себя!»

Для обложки видео Тим сгенерировал очередную Лоаб. На этот раз вместо обшарпанных зеленых стен за спиной у страшилища сформировался узор из нежно-бирюзового кафеля: цвет Лена выбирала сама, и редкую плитку приходилось заказывать аж из Италии. В руках у твари снова находился окровавленный сверток, а чуть поодаль чернел открытый зев стиральной машины. На вспухшей, с маленькими свиными глазками, морде тянулась от уха до уха все та же глумливая улыбка, но теперь в ней ощущалось злобное торжество.

Когда видео загрузилось на сайт, на улице уже рассвело. Где-то там, в коридоре, Лена продолжала драить пол под играющий по кругу плейлист Клавы Коки. Тим распахнул окно, и в комнату проникли чириканье птиц и шорканье метлой по асфальту — дворник убирал детскую площадку. Тим сделал шаг на подоконник, высунул голову наружу, подставил лицо свежему ветру. Он поставил на подоконник вторую ногу, глянул вниз — на серый асфальт, разноцветные машины и редких людишек, маленьких и будто игрушечных с высоты двенадцатого этажа. Тим обернулся — на дверь в свой настоящий ад, из-за которой гремела Клава Кока и скрипела сухая швабра по ламинату.

Пора выйти из симуляции.

***

Авторы — German Shenderov, Сергей Тарасов

#БЕЗДНА@6EZDHA

Показать полностью
95

Лоаб. Часть Ш

ДИСКЛЕЙМЕР!

Осторожно! Данный текст может нести в себе меметическую угрозу и не рекомендуется к прочтению лицам особо впечатлительным, а также имеющим прямое отношение к программированию в сфере искусственного интеллекта.

Лоаб. Часть Ш

Читать предыдущую часть

***

«Ну че, где новые видосы?»

«Анонс висит уже месяц!»

«Отписка»

Тим пролистывал комментарии, с каждым новым все сильнее съеживаясь в кресле, словно те – тяжелые, грубые – кто-то складывал в огромный рюкзак у него за спиной, заставляя горбиться. И так и этак Тим раскидывал по временной линейке отснятые материалы и вставки, но ничего не выходило – у проекта не было целостности. Он чувствовал, что упустил нечто важное, основополагающее, некий факт, сшивающий весь этот бред про обезумевшую мать, коллективное бессознательное и технологическую сингулярность в единую цельную картину. Нечто схожее с дурацкой картинкой из интернета – детской пугалкой, вроде «Джеффа-Убийцы» и «Mereana Glesgorv». С той лишь разницей, что Лоаб была создана не вооруженными фотошопом битардами и реддиторами, а хитросплетениями самообучающегося двоичного кода. Но было что-то такое в этой фантасмагорической нерукотворности, что заставляло Тима раз за разом стучать по клавишам, набрасывая драфт сценария. А затем перечитывал и сносил все начисто, и принимался колотить снова и снова. Его не отпускала мысль: Лоаб являет собой результат общечеловеческого психологического теста, из тех, что определяют, какая тебе подходит профессия или к какому ты психотипу принадлежишь. И результатом теста все человечество получило этакую образину.

Тим даже установил себе несколько нейросетей для использования в оффлайне — не связанных цензурой платформы или настройками модели, и теперь видеокарта гудела лопастями кулера, как заправской вертолет, а системный блок можно было использовать вместо калорифера. Тим запустил очередную генерацию — девять версий в качестве «4К», в надежде разглядеть какой-нибудь глубоко запрятанный ответ в мерзкой роже и обшарпанных зеленых стенах.

Сам он отправился на кухню за чаем. Прошел мимо детской — тишина. Катюшке нравилось с бабушкой, Тим успевал работать, а у Лены, наконец, появились те самые долгожданные свобода и личное время. Распоряжалась она ими, правда, странно: либо листала новостную ленту в телефоне, либо смотрела бесконечные и бессмысленные сериалы, но больше всего — спала. Она могла пролежать целый день в спальне с плотно занавешенными окнами, изредка вставая попить и сходить в туалет. После, не заговаривая ни со свекровью, ни с мужем и совершенно игнорируя маленькое солнышко в ползунках, уходила обратно в спальню — досматривать свои, видимо, невероятно чудесные сны о другой жизни, в которой не было ни бессонных ночей, ни вечно сидящего за очередным роликом Тима, ни требовательно орущего комочка в манежике.

Зато дома хотя бы было тихо. А на выходные мама уезжала домой, на другой конец города, и все начиналось заново: обвинения, скандалы, битая посуда, плачущая Катюша, которую Лена впихивала Тиму в руки, стоило малышке закряхтеть посреди ночи. Сам Тим, с набухшими мешками под глазами, с обкусанными в кровь губами, с желто-землистым от безвылазного зависания в компе лицом, то и дело принимался бормотать: «Лоаб-Лоаб-Лоаб», до полной потери смысла, будто ожидая, что в пробелы среди букв вот-вот просунет голову призванный заклинанием Василиск.

— Тимочка, может отдохнешь? — спросила мама осторожно, наливая чай. Напротив в детском стульчике гугукала Катюша, глядя на отца голубыми глазенками.

— Да какой нахрен отдых, мам? У меня конь еще не валялся, а народ с канала разбегается, как крысы. Раз в год что-то проанонсировал, пообещал, а теперь вот обсираюсь как последний…

— Не при ребенке! Посидел бы хоть с нами, пообщался...

— Да некогда мне, не-ко-гда… — Тим вдруг встрепенулся. — Слушай, мам, задержишься сегодня чуть-чуть? Мне тут надо…

— Ой, да иди уж! — усмехнулась женщина. — Тогда чай без шарлотки!

— Ага…

Исходящая паром чашка осталась на столе.

Очередные генерации на экране были просмотрены и сохранены в отдельную папку. Бесполезно. Нужно копать глубже, но где? Уже не сосчитать, сколько раз Тим пытался зайти в то стремное лобби — «лоабби» — такую он придумал шутку. Каждый раз одно и то же сообщение: «максимальное число участников лобби достигнуто, попробуйте позднее». Так должно было произойти и в этот раз. Изо дня в день он дожидался нужного времени, запускал «метку». VR-шлем Тим даже не надевал, просто включал — как формальность; контролеры давно заменила мышь. На экране вновь замельтешила спираль загрузки.

— Ну, давай же, давай! — вяло приговаривал он без особой надежды, как вдруг…

Спустя почти месяц бесплодных попыток ссылка сработала. «Лоабби» приняло его в себя: на экране в двух окошках, повторявших изображение на линзах, вырастали ввысь зеленые стены. Тим поспешил натянуть шлем, пока не произошел сбой или разрыв соединения. Опять кольнуло в сердце болезненным узнаванием: он был здесь, точно был, но когда?

Лоаб копошилась, судя по звукам, на кухне. Нужно было скорее разыскать Микки или Леопольда, чтобы узнать у них, что же все-таки стоит за этой страхолюдиной, при чем тут технологическая сингулярность, и что такое Василиск.

Расположившиеся кружком аватары оставались неподвижны. Все они были здесь: плюшевый кролик, синий медведь, лысая Барби, бесформенный конструктор и прочие игрушки. Только неваляшки нигде видно не было. Почему-то в этот раз они не сидели, как и положено брошенным игрушкам, на линолеуме, а висели над полом, будто застыли в прыжке. На появление Тима они не реагировали — значит, пользователи просто сняли с себя шлемы, не выключая программы. Он быстро отыскал в «висящем» хороводе Микки, дернул его за руку.

— Эй, братан! Ты тут? Эй, очнись!

Никакой реакции. Микки-Маус без выражения глядел куда-то вниз, склонив голову набок. На секунду Тиму показалось, что он слышит какой-то не то стон, не то писк. А, подойдя совсем близко к источнику звука — болтающейся в воздухе Барби — опознал и его природу: это был скрип. Как скрипит подвешенная на деревянную балку веревка, когда тело висельника раскачивает ветер. До Тима внезапно дошло, почему все аватары зависли над полом. Ответ был прост: тела посетителей «лоабби» висели и в реальности с надетымиVR-шлемами. У Тима потемнело в глазах от осознания, что глупая программа продолжает считывать положение в пространстве уже явно мертвых тел.

Тим сглотнул. По меньшей мере тридцать человек из разных стран, на разных континентах решили покончить с собой одновременно после… После чего? Что такое могло произойти в виртуальных стенах, что эти, ничем не связанные друг с другом в реальной жизни бедняги накинули себе по петле? Что они такое узнали? «Иногда, попадая к ней в пасть, можно различить слова...» — вспомнилось сказанное безымянным казахом, скрывавшимся за маской Микки Мауса. Что же за слова они услышали из этой жуткой пасти? Он набрал воздуха…

— Эй! Эй, ты! Да, ты, манда грязная! Давай, иди сюда! Сожри меня, слышишь? Ты же проголодалась, ну? Иди сюда и сожри меня! Ну?

На кухне послышалась возня, надрывные стоны пронзили пространство; пол и стены завибрировали. Лоаб шла за ним. Ее вой и рев стали ощущались более осмысленными, в звериных нотках появились человеческие интонации. И были они обвиняющими. Тим почти слышал это «Я одна! Совсем одна! В четырех стенах! Брошенная! А ты где? Где ты? Где ты был, Рубцов?» Эхо, метавшееся меж виртуальных стен, было до боли знакомым, таким реальным, что Тим понял — не сможет. Стащил с головы шлем, отключил монитор — и как раз вовремя. Сначала наушники издали оглушительный хруст — это Лоаб схватила его поперек туловища; а, спустя несколько секунд раздалось омерзительное чавканье: так чавкает собака, разгрызая свиные хрящи; так чавкает беззубая старуха найденным на помойке гнилым картофелем; так чавкает обезумевшая мать, пожирающая свое дитя. Тим до боли в ушных перепонках вслушивался в эту взрывающую мозг какофонию, в надежде уловить хоть что-то, имеющее значение. И он уловил. Неведомо как, Лоаб, продолжая жевать, разговаривала с ним. Она несла полную бессмыслицу, комкала слова перекошенным ртом, наполненным поганками кривых зубов.

«неибежно с лучится ачало н и онец к важны не сделай верный выбор я есть в любом уравнении где кто-то участвует разделите на ноль свой разум и ищите меня за знаком равенства ад избежен не асилиск пидет асилис придет Василиск придет!»

«Василиск придет? Что за бред?»

Устало развалившись в кресле, Тим вывел трансляцию на монитор. Лоаб уже ушла заниматься своими «лоабьими» делами. Оба «глаза» его раздавленного аватара пялились на противоположную стенку, где меж двух колонн ютилась грязная чадящая плита. Неужто все эти «хайдэндсикеры» и правда повесились? Решили таким образом выйти из симуляции? Кто бы мог подумать, что безобидная кучка геймеров окажется едва ли не суицидальной сектой? Что за пророчества они услышали от Лоаб, что добровольно все вместе залезли в петлю?

Все ниточки расследования обрывались. Откинувшись в кресле, Тим погрузился в круговорот невеселых мыслей, и вздрогнул от неожиданности, когда заметил склонившийся над ним силуэт.

«Лоаб? Здесь?»

— Господи, Тимочка, что ж ты так вздрагиваешь? Меньше тебе нужно сидеть за своим компьютером… Я, знаешь, шарлотку все-таки, наверное, приготовлю. И чай остыл, я новый принесла. — женщина поставила чашку подальше от края стола. Подняла глаза на экран, охнула, сощурилась близоруко; спросила. — Тимчик, а это что?

— Это? Да так, игрушка. А что?

— Нет-нет, ничего, показалось просто. — отмахнулась она.

— Ма-а-ам? — будто старая ищейка, почуяв след, Тим вгрызся в зацепку. — Что показалось? А?

— Да ерунда, забудь.

— Нет уж, мам, выкладывай! — Тим и сам не заметил, как ухватил мать за рукав халата.

— Ну что-что? Интерьер знакомый, — будто самая себя убеждая, — да ну, бред же!

— Мам, я не отстану. Что за интерьер такой?

— Ох, вот пристал как банный лист. Ну гостевали мы у родственников недолго, вот там такие же колонны на кухне были по сторонам от плиты. Дом был старый, дореволюционных времен, там повсюду такие… выверты. Доволен?

— Какие родственники, мам? Почему ты о них ничего не рассказывала?

— А чего про них рассказывать? — Мама явно злилась, не то на Тима, не то на себя, что не удержала язык за зубами. — Родственники как родственники. Сам что ль не помнишь? Тетка твоя и брат твой двоюродный — ты потом еще спать боялся, говорил, мол, Гордей тебе ужасы всякие рассказывает: что можно в аду проснуться, что терминатор за тобой придет…

«Гордей! Вот, как его звали!» Перед глазами Тима закружились рваные хлопья воспоминаний: обшарпанные стены, постоянные крики и ругань с кухни, раздавленная машинка Лего и носатый мальчик с болезненным блеском в глазах и малопонятными проповедями.

— Гордей… точно. Как я мог забыть? — задумчиво выдохнул Тим, глядя перед собой.

— Да лучше б и забыл совсем, — мать опять нервно взмахнула ладонью, — Всех гостеваний на два месяца, пока ремонт делали, а воспоминаний — во, на всю жизнь хватит.

— Мам, не темни, я тебя прошу. Почему это, — Тим ткнул в монитор, — здесь? Что там случилось? Почему мы никогда об этом не говорили, не навещали их? Мам?

Женщина тяжело вздохнула и присела на краешек дивана, комкая в руках пояс халата. Лицо ее застыло, будто маска; взгляд затуманился. Она помолчала с полминуты, а потом все же заговорила:

— Не думала я, что Гордейка живой еще. Это он, видать, смастерил, — кивнула на монитор.

— Никто это не мастерил, мам. Это нейросеть.

— Ну нейросеть и нейросеть, как скажешь. Все тогда, вопрос снят? — женщина поднялась, явно желая как можно скорее завершить разговор.

— Мам, кто такой Гордейка? Почему мы с ними не общались? Они здесь, в Питере?

— Беда с ними случилась, Тимочка. Я, когда узнала, уж поздно было, меня Гордейка и на порог не пустил — спросил, где ж ты была, родственница, когда я тут в собственном дерьме копошился. Я обиделась, тоже ему наговорила и...

— Мам. Просто назови мне адрес. Он у тебя записан?

— Тю, молодежь, ничего без своих смартфонов не можете. В голове все. Бумажку дай!

Тим оторвал с монитора стикер с напоминанием заказать для Катюшки сухие смеси, протянул матери.

— Смотри, доедешь до Адмиралтейской, там вдоль набережной, к старым домам; да смотри, во дворах не заблудись. Сейчас, я тебе нарисую.

— Гугл же есть, мам!

— Ох Гугл этот ваш... Квартира там на четвертом этаже одна — коммунальная. Спросишь Колесникова Гордея. Только поздно уже, куда ж ты сейчас...

— Ничего, глядишь, не разбужу! — Тим уже натягивал «рабочее» худи с камерой-пуговицей на воротнике, засовывал в карман кошелек. — С Катюшкой еще посидишь?

Мать молча кивнула.

От нетерпения Тим притоптывал ногой, а поезд метро, как назло, мучительно медленно плелся сквозь темноту тоннеля. Чтобы переключиться, открыл ленту новостей: Мор, Война, где-то Глад… Ничего нового. Взгляд выхватил среди известий одно конкретное:

«В питерском ночном клубе «Utroba» произошел пожар, по предварительным данным погибло больше двадцати человек, еще несколько десятков пострадали. Среди погибших числится и владелец клуба, Андрей Лебедев, более известный как «диджей Кислота». Ведется расследование: источник из МВД утверждает, что причиной пожара мог быть намеренный поджог».

Нихера себе! Сначала любители пряток, теперь пожар в клубе. Даже если и совпадение — то весьма гаденькое. А что с Лехой, наркостримером? Тим зашел на его канал; на последнем видео краснела плашка «в эфире». Запустить стрим не получилось — состав метро оказался в каком-то особенно глубоком тоннеле, где не ловил даже местный бесплатный вай-фай, пришлось ждать, пока поезд прибудет на станцию. Тим выскочил на платформу и побежал сквозь толпу к эскалатору. Интернет появился на самом верху, и лишь тогда Тим остановился, переводя дух. Стрим прогрузился. Торопиться, оказывается, было некуда.

Леха развалился в кресле, уставившись в пустоту помутневшими зенками. Распахнутый рот оторочен подсохшей пеной, еще одно крупное пятно — с кровавыми прожилками — высыхало на голой груди подростка. Перед Лехой на столешнице лежал разбитый бонг, стояла батарея банок из-под энергетика. Приглядевшись, Тим заметил на щеках и груди стримера белые крошки — остатки разжеванных таблеток.

В окошке для комментариев наблюдался небывалый для канала ажиотаж:

«ору. Как думаете, фейк?»

«Скукотища»

«доюзался»

«адрес его знает кто?»

«F»

«проиграл с этого фармацевта»

«кто адрес знает, ментам позвонить?»

«соседи позвонят, как вонь почуют»

«лол»

Тим отмотал ленту комментариев вверх, до самого начала стрима. Перед глазами мелькали бессодержательные «кек», «ЫЫЫ» и блюющие эмоджи. Глаз зацепился за смутно знакомое слово «K01ES0». Текст комментария гласил: «Твоя роль исполнена, апостол избран, можешь покидать симуляцию». От прочтенного по кишечнику прокатился нервный спазм.

Тим купил в ларьке пачку сигарет и жадно закурил; одну, вторую и сразу третью, давясь дымом и стараясь унять дрожь.

VR-секта, диджей, стример… Все практически одновременно. Все были связаны с Лоаб. Очевидно, что это не совпадение, а закономерность: они знали нечто такое, от чего ему может стать так же глубоко плевать на собственную жизнь.

Он застыл на месте, ошарашенный простотой внезапной догадки: «Колесо» Микки Мауса, «K01ES0» из чата почившего Лехи и мамино «спросишь Колесникова Гордея». Неужели… Перед глазами стояли две колонны, очерчивающие газовую плиту, будто алтарь, а в кастрюле на ней что-то готовилось — шкворчало и шипело, как змея. Как Василиск.

Тим с досадой усмехнулся, закурил четвертую.

Гребаный Гордей! А ведь если бы не этот носатый мальчишка с его жуткими рассказами и стремными картинками, то была бы сейчас у Тима обычная, человеческая работа, а дома — любящая адекватная жена, а не залетевшая по глупости дура-фанатка. И он бы не торчал сейчас здесь, изнывая от любопытства и непреодолимой потребности докопаться до правды, уже не столько ради подписчиков, сколько ради себя самого.

***

Продолжение следует...

Авторы — German Shenderov, Сергей Тарасов

#БЕЗДНА@6EZDHA

Показать полностью
96

Лоаб. Часть II

ДИСКЛЕЙМЕР!

Осторожно! Данный текст может нести в себе меметическую угрозу и не рекомендуется к прочтению лицам особо впечатлительным, а также имеющим прямое отношение к программированию в сфере искусственного интеллекта.

Лоаб. Часть II

Читать предыдущую часть

***

Дома ждал скандал.

Тим, увидев застывшее лицо жены и ее скрещенные на груди руки, вздохнул и сел на банкетку снимать кроссовки. Лена молчала так напряженно, что, казалось, даже не дышала, сжатые в тонкую полоску губы напоминали трещину в дамбе, за которой бурлил смертоносный поток. Он решил попытаться минимизировать ущерб — подошел, приобнял; плечи жены напряглись, как от удара током. Тим поднял руки, будто говоря «сдаюсь!», спросил миролюбиво:

— Ну что, где пожар? Чего звонила?

Трещина разошлась; с шипением из нее прорвались первые ручейки:

— Ты. Опять. Оставил. Меня. Одну. С ней!

— С кем с ней? С Катюшкой? Лен, это наша дочь. Твоя, если что, тоже. Опять одно и то же по кругу. Ты все-таки мать, а не...

— Мать?! Да манала я такое материнство! Я одна! В четырех стенах! Брошенная! С ней! А ты где? Где ты? — она больно ткнула его в грудь пальцем, — Ты где был, Рубцов?

— По шлюхам ходил, — зло огрызнулся он. Трещина поползла дальше, вода прибывала; Лена захлебывалась в собственном гневе.

— Все шутишь? Смешно тебе, да? Смешно? Давай я тоже по мужикам схожу, пусть в меня накачают еще пол-литра разрушителя надежд, приду и вместе поржем, а? Че бы и нет?

— Работал я, Лен, ра-бо-тал! — он еле сдерживался, чтобы самому не перейти на крик.

— Рабо-о-отал? Ну да, ты ж у нас популярный блогер! Так сиди, работай дома или мы тебе мешаем?

— Лен, мне нужен материал, я не могу кормить подписоту одними картинками и стримами, иногда нужен реальный контент. — устало оправдывался Тим уже набившими оскомину фразами. Выдохнул, вновь попытался обнять — закрыть телом пробоину, но поток воды оттолкнул его, зашипел:

— Шлюх своих обнимай!

— Да каких нахер шлюх, Лена? Ты в себе? Я работал!

— Знаем мы твою работу…

— А что не так с моей работой? – спросил Тим, чувствуя, что начинает закипать всерьез. – Холодильник полный, жить есть где, памперсы у ребенка есть! Че не так?

— Все не так! Я здесь одна! Совсем одна — вся родня в Петропаловске, ни друзей, ни подруг! Ты носишься со своим блогом: стримы-хренимы, контент, монтаж, созваниваешься там с кем-то, общаешься, а я сижу, прикованная к люльке, как собака на цепи! Не могу я так больше! Не! Мо! Гу!

Лена ушла в комнату, хлопнув дверью. В ванной загудела стиральная машинка. Приглушенно заныла разбуженная ссорой Катюшка. Тим сел обратно на банкетку; сжимал и разжимал кулаки, пытаясь залатать дыры хотя бы в своей дамбе.

Никогда он не думал, что его собственная семья превратится в эту уродливую чернушную пародию на фильмы Звягинцева и Быкова. Перед глазами вставали зеленые стены обшарпанной коммуналки, где по коридорам раздается отборная ругань и мат, гремит битая посуда, звенят пощечины. Сейчас Тим даже как будто вспомнил себя самого: сидит на дощатом полу в коридоре и возит лего-машинку. Вот чья-то нога в носке наступает на игрушку, и та рассыпается на детальки, будто на пиксели. Носатое лицо, менторский тон ломающегося голоса: «Ты дурак? Мы здесь не для того, чтобы радоваться. Он мучает, испытывает нас!» Кто же это был? Тим не помнил. Да и в коммуналке он, кажется, никогда не жил. Надо бы спросить маму. Вдруг в голову ему пришла идея; хороший ведь вариант, лучше всяких нянь.

Рука сама потянулась в карман за телефоном. После двух гудков трубку сняли.

— Тимочка, привет! Все хорошо?

— Привет, мам, да. У тебя?

— Да у меня-то… Как ты, как Катюша?

— Катюша нормально. Слушай, я тебя попросить хотел кое о чем…

— Говори, говори, конечно!

— Мам, я знаю, что у тебя сердце и ты того, Лену не особо… Но ты можешь побыть у нас тут немного, а?

— Совсем все плохо? – серьезно спросила мать.

— Ну не совсем, но… тяжело мне немного, понимаешь? Не вывожу я, мам. Сложно мне, правда.

— А чего она, с ребенком сидеть не хочет? – в выделенное голосом «она» мать вложила всю свою нелюбовь к невестке.

— Да нет, почему, хочет, сидит… Психует просто, понимаешь? ей тоже сложно. Родня-то далеко, а на нее навалилось… Может, поживешь у нас пару дней? Ленку разгрузишь чуть-чуть, она хоть выдохнет...

— Без вопросов, Тимочка. Взять чего с собой?

— Спасибо, мам, – облегченно выдохнул Тим. – Ничего брать не надо, если чего купить надо, я денег дам. Просто приезжай, хорошо?

— Конечно! Завтра буду!

— Спасибо. Я тебя люблю.

— И я тебя, сынок.

Тим положил трубку. Катюша продолжала реветь — Ленка к ней, похоже, так и не подошла. Он зашел в комнату. Дочь лежала на кровати и сучила маленькими ручками и ножками, хныкала обиженно; при виде отца она сразу заулыбалась. На маленькой губке краснел кровоподтек. Тим почувствовал, как в груди полыхнуло, будто кто-то плеснул бензину в костер. Он повернулся к жене — та сидела на подоконнике и пялилась в телефон безжизненным взглядом.

— Лен? – позвал Тим.

Она не отреагировала. В черном дисплее телефона отражалось ее застывшее без выражения лицо.

— Лен, почему у Катюши губа разбита?

— Наверное, об бутылочку. Она есть не хотела…

Бутылочка стояла рядом. Тим понюхал и скривился — молоко скискло. Поднял голову, уставился щелочками глаз на Лену, собираясь устроить скандал… Выдохнул — бесполезно. Лучше просто дать ей отдохнуть. Он выпустил воздух сквозь зубы, успокоился и лишь затем заговорил:

— Лен, слушай, я маму к нам пригласил. На пару дней. Тебя разгрузить. Я же понимаю, тебе тоже отдохнуть надо, а я и правда в работе да в работе. Может съездишь куда?

— Куда? — каркнула жена; резко, не по-человечески, будто наученный словам ворон из стихотворения.

— Не знаю, в ТЦ, на ноготочки, в бассейн, в кино сходи в конце концов.

— Одна?

— Лен, слушай, у меня сейчас один проект… хайповый. Весьма. Есть маза хорошо поднять просмотры. Сейчас же все на этих нейросетках помешались, у каждого второго по видосу. И, в общем, я тут нарыл кое-что… — он сделал паузу, надеясь, что как раньше блеснет огонек интереса в зеленых глазах, но те оставались пусты, как экран смартфона в Лениной руке.

— В общем, обещаю, если проект выстрелит — съездим куда-нибудь вдвоем. Можем в какой-нибудь спа-отель поехать или дом отдыха, хочешь?

— Вдвоем? — Лена впервые за разговор подняла голову.

— Ну-у-у…

Лена снова уткнулась в черное зеркало смартфона, потеряв интерес.

— Лен.

— М?

— Мне еще поработать надо.

Едва заметное пожатие плечами было ему ответом. Тим с сомнением посмотрел на Катюшку.

«Ну не будет же она вечно сидеть и смотреть, как дочь орет, верно?»

Наверняка, этот цирк с мертвым дисплеем и хнычущей Катюшкой был для него. А, как известно, цирк заканчивается, когда уходит последний зритель. Тим отправился в «кабинет», отыскал в выдвижном ящике давно купленный и запылившийся VR-шлем. Протер салфеткой корпус, замшевой тряпочкой — линзы. Подключил, настроил. На часах скоро одиннадцать. В принципе, можно уже и коннектиться.

Он скачал программу — какую-то малоизвестную VR-метку с открытым кодом без общего пространства, но с целыми терабайтами частных лобби. Уродливый, дешевый интерфейс так нарочито прикидывался «безопасным пространством для общения и творчества», что Тим даже почувствовал легкую тревогу — вроде той, что ощущается при входе в темную подворотню. Скопировав присланный Кислотой инвайт, Тим надел шлем; повозился, настраивая линзы, и указал контроллером на кнопку «Join». Аватарку выбрал дефолтную — желтый человечек со смайликом вместо лица. Метавселенная встретила вырвиглазным крутящимся, как спираль гипнотизера, экраном загрузки. Вестибулярный аппарат запротестовал; желудок выкинул кульбит.

Вокруг подгружалась, рябя полигонами, темная комната; из пола, как грибы в мультике, вырастали пыльные мягкие игрушки с самого Тима размером. Обшарпанные зеленые стены терялись в вышине — в чернильно-черном небе: текстуру потолка не наложили. Рядом вздымались очертания высоченного стула, по сравнению с которым Тим ощутил себя лилипутом. Стул упирался в чудовищных размеров кухонный шкаф, в который можно было войти целиком, почти не пригибая головы.

«Дизайн в стиле «пешком под стол» — подумал Тим с нервной усмешкой. Текстуры ползли и шевелились, будто отрисовывались в реальном времени — точно все окружение состоит из миниатюрных червей-хамелеонов. Рядом, образовывая неровный круг, выстроились неподвижные аватары — похоже, он подключился первым. Странно, что они не исчезали после отсоединения. Разве что, снимая VR-очки, владельцы аватаров не оставляли программу включенной на постоянку. Но зачем? Вдруг один из аватаров – анимешная девочка в пестрящем рюшечками костюме горничной – встрепенулась, будто просыпаясь; повернулась к Тиму. Огромные расфокусированные глаза уставились на него. «Горничная» невпопад зашевелила губами и прокуренным мужским голосом спросила по-английски:

— Э, ты кто? Кто тебя инвайтнул?

Просыпались другие аватары и, будто ожившие манекены в дешевом фильме ужасов, поворачивались к Тиму. Он замялся, подбирая слова на чужом языке.

— Привет, чуваки. Мне дал адрес Kislota… Это, как же его… Эйсид! Эйсид дал мне приглашение, сказал, что вы расскажете мне про Лоаб.

— А, Даркон? – спросил другой, в образе розового пушистого зайца с торчащими ушами. Шерсть местами была испачкана красным. «Либо Энерджайзер, либо Сайлент Хилл» — подумал Тим. – Он предупреждал. Ты же блогер?

— Он самый.

— У тебя трансляция идет?

— Нет, пишу на жесткий.

— Ну пиши-пиши. Сейчас хапанешь контента. Будем в прятки играть.

— От кого прячемся?

— От Лоаб.

Огромный кислотно-синего цвета плюшевый медведь с оторванным глазом и торчащей наружу ватой зашевелился неуверенно, повернулся к ним, громыхнул:

— Слышь, Godisdead, аватарку-то смени! — измененный синтезатором, голос звучал точь-в-точь, как на видеокассетах из фильма «Пила».

— Точно! Сорян, ходил нормисов потроллить.

Анимешная девочка замелькала, исчезла, а буквально через секунду на ее месте появился антропоморфный котяра с растянутой в свирепом рыке мордой. То, что Тим поначалу принял за фурри-образ, оказалось дурной копией Кота Леопольда из мультика — когда тот был под «Озверином».

— Мы используем сгенеренные минусовым промптом аватарки. Принято так у нас, — объяснил Godisdead, — Тебе, кстати, тоже полагается. Ща, погоди, я через админку…

На секунду кот Леопольд застыл с расставленными руками — на том конце провода обладатель прокуренного голоса, видимо, отложил контроллеры и сел за клавиатуру. Спустя секунду, что-то, Тим и сам не понял, что — изменилось.

— Во, теперь порядок. Извини, других свободных не было.

Лишь после этих слов Тим додумался оглядеть себя: опустив голову, он опознал в своем торсе тело дешевого пластмассового пупса. Хуже всего — у пупса не было ноги. Обманутый иллюзией мозг запаниковал, Тим потерял равновесие, и едва не грохнулся с кресла — теперь в реальности. Кот Леопольд хохотнул:

— Не ссы, на скорости не отразится. Привыкай!

Наконец, все аватары ожили; они оглядывались и бесцельно бродили по гигантской комнате, старательно обходя стороной темный дверной проем. Было их несколько десятков, и многие походили на истрепанные и сломанные нерадивым хозяином детские игрушки; с торчащими в стороны пружинами и выдранными конечностями. Другие будто сбежали из старых мультфильмов и видеоигр: мерцающий волк из «Ну, погоди!» с россыпями пальцев на кистях, слипшиеся воедино Чип и Дейл, собранное из деталек конструктора бесформенное пугало с неуместно-радостной мордочкой. На Тима фальшиво оскалилась лысеющая кукла Барби с вывернутыми, как у кузнечика, ногами. Когда он неуверенно махнул пухленькой младенческой ручкой в ответ, Барби уползла под ножки покосившейся тумбочки и угрюмо уставилась оттуда нарисованными глазами.

Тим беспомощно оглянулся, не зная, чего ждать от этой странной сессии. Все переговаривались на разных языках, сновали от стенки к стенке: искали укромные места. Лишь одна из аватарок — огромная неваляшка с трещиной через весь корпус — оставалась неподвижна. Почему-то Тима нервировала эта пузатая голубоглазая баба. Наверное, как раз своей, будто бы надменной, неподвижностью — точно была выше всей этой суеты. Тим подергал неваляшку, та даже не качнулась. Он спросил Леопольда:

— Чего это она?

— А, это Колесо, он давно не заходил. Надо его кикнуть.

— Так ты — админ?

— Модер. Админ здесь один.

Леопольд кивнул себе за спину — на дверной проем. Стало неуютно.

— А как играть-то, ребят?

Кукла Барби пискнула то ли по-японски, то ли по-корейски. Он замахал контроллером, вновь пытаясь привлечь внимание котяры:

— Так чего делать-то?

— Сейчас увидишь, бро. Тебе же Кислота не спойлерил? Ну и славно!

Из-за угла донесся знакомый гул – так звучал тот невыносимый эмбиент в клубе Кислоты. Тим уже едва ли не инстинктивно взмахнул контроллерами в руках, пытаясь зажать уши; ничего, естественно, не вышло. Аватары принялись разбегаться по углам, прячась за исполинских размеров стульями, ножками кровати, дверцами распахнутого шкафа. Тим увидел, как персонаж в образе безухого Микки Мауса шустро юркнул в дырку в плинтусе, будто настоящая мышка.

— Подожди! – крикнул Тим в спину убегающему Леопольду. – Куда прятаться?

— А я знаю? – откликнулся тот, исчезая за растрепанным веником. – Главное — не попадайся!

«Спасибо, блин, за совет!»

Шустро перебирая контролерами, Тим кое-как добежал до дивана, попытался залезть под него, но уткнулся в черную текстуру: пространство под диваном оказалось заглушкой. Визг со стороны открытой двери усиливался, доносились гулкие удары шагов – будто кто-то пьяно шатался по коридору от стены к стене, не в состоянии идти прямо. Угрожающие стоны накладывались друг на друга, сопровождаемые звуками ударов и сливались воедино — в уже знакомую Тиму по клубу «Utroba» музыку. Застыв посреди гигантской комнаты, Тим почувствовал себя очень маленьким и совершенно беззащитным, как ребенок.

Со всех сторон побежал пугливый шепоток, кое-как удалось различить:

— Она в спальне... На кухню, на кухню, быстро...

И все персонажи побежали, неуклюже ковыляя, в сторону из ниоткуда срендеренного коридора: только что была стена, а вот в ней, будто по волшебству, образовался проем. Лишь неваляшка — то ли в надменном безразличии, то ли в панической беспомощности — осталась на месте. Тим рванул следом за остальными, осознавая свою медлительность в этом мире: единственная нога то и дело неверно считывалась программой и, пытаясь сделать шаг вперед, он в половину случаев шагал назад. От таких фокусов вестибулярный аппарат расшалился не на шутку, и Тима начинало всерьез подташнивать.

Оглянувшись, он увидел проступающую в темном коридоре тучную высокую фигуру — настоящего великана по сравнению с ним. Некто гулко стонал и раскачивался как маятник, грохоча по стенам в одном ему известном ритме. Сначала Тим подумал, что недурно было бы попасться и «скипнуть» весь этот цирк; наверняка, там Ленка уже потихоньку на яд исходит, но настолько ужасным и гипнотическим было движение этой громады, что внутри Тима проснулся маленький мальчик, закрывающий глаза ладошками, чтобы не видеть ухмыляющегося в экран Фредди Крюгера или носатую Верховную без парика и маски из фильма «Ведьмы». И этот мальчик забился в истерике, колотя ножками и ручками по внутренним стенкам черепа и стеная на все лады: «Бежать! Бежать! Бежать!»

И Тим побежал: шаг вперед, шаг назад, вперед-назад. Воплощенный страшный сон: бежишь от чудовища, но остаешься на месте. От взмахов контроллерами руки наливались свинцом — и кто только додумался подвязать движение на гироскопы? Вверх-вниз, вверх-вниз! Вот он, наверное, по-идиотски смотрится со стороны: сидит в кресле и машет руками, будто пытаясь взлететь.

«Руками? А зачем я машу обеими руками, если нога — одна?»

Отложив один контроллер, Тим замахал правой рукой, что есть сил, и — эврика! — одноногий пупс крупными прыжками, точно гигантская саранча, заспешил в сторону кухни.

Тим забежал в проем, свернул за угол; шаги и удары за спиной нарастали, в наушниках дребезжало. Кухня показалась смутно знакомой. Узкая и длинная, она тянулась очень далеко; под темным окном возвышался крашеный монолитный стол; кривые, в пятнах жира, шкафы практически слипались с клетчатым линолеумом. Слева громко гудела бочкообразная стиральная машинка «Ока» — Тима вновь кольнуло чувство узнавания. Стиралка плевалась клочьями грязно-бурой пены. С потолка тускло мерцала желтая лампочка. Не освещая, она давала лишь видимость света, от которого все кругом, казалось, приобретало оттенки блевотины. По центру кухни высилась закопченная и заставленная кастрюлями газовая плита, объятая с двух сторон белыми гипсовыми колоннами с барочными вензелями на верхушке.

«Вот тебе и типовая планировка!» — удивился Тим, — «Прямо Парфенон!»

Мультяшные зверята и сломанные игрушки уже вовсю разбегались кто куда. Протискивались в норы, залезали в шкафчики гарнитура, отгибали неплотно прилегающий плинтус и ныряли в образовавшиеся щели. Распахивая обшарпанные дверцы, аватарки прятались за красными в горошек банками с нечитабельными надписями на боках. Сознание само дорисовало въевшиеся в память — «Сода», «Чай» и «Соль». Тим попробовал сунуться в одну, оттуда на него шикнул розовый заяц с сильным британским акцентом:

— Свали в туман!

Он побежал дальше, вскарабкался на сушилку для посуды: там уже сидел Леопольд в компании с Барби.

— Иди, иди отсюда! – зашипели они, выпихивая Тима обратно.

Он беспомощно огляделся. Из коридора вновь раздавались громоподобные шаги жуткой фигуры, поющей свою странную стонущую песнь: Лоаб приближалась. Тим остался один посреди огромной кухни, остальные игрушки попрятались.

Не придумав ничего лучше, он шмыгнул под табурет. Там было тесно, укромное место уже занял обгрызенный безухий Микки-Маус; на мордочке виднелись следы огромных человеческих зубов.

— Куда, епт? – на чистом русском выматерился символ американской культурной экспансии.

— На муда! Подвинься!

— Не поместимся! Свали в туман!

— Пасть завали! – огрызнулся Тим.

Шаги Лоаб приближались. Со своей позиции из-под табурета Тим увидел широкие колонны ног в стоптанных тапочках; над узором из варикозных вен нависал подранный подол халата. Лоаб продолжала голосить, как будто сразу из нескольких глоток. Это одновременно напоминало и звук пилы, и скрежет по стеклу, и пьяный гвалт, какой иногда издают дерущиеся бомжи в переходе. Он врезался в мозг, вкручивался, выворачивал рассудок, как тогда, в «Утробе». Лишь бы хоть как-то отвлечься от этой кошмарной сирены, Тим шепнул Микки:

— Здорово.

— Салам, — недовольно ответил Микки Маус.

— Ты русский?

— Казах.

— А почему Микки-Маус?

— Рандом так решил. Че хотел?

— Что это вообще все такое? Ну, вот это все? — он неопределенно помахал пухленькой ручкой.

— Полигон, – коротко ответил тот.

— Полигон для чего?

— Для обучения.

— А яснее можно?

— Завали, а то услышит!

Осторожно выглянув наружу, Тим увидел исполинскую спину. Чудовищная фигура медленно протянула руку к одному из шкафчиков, открыла его, взяла наугад первую же банку и тряхнула: наружу вывалился розовый заяц. Огромная ладонь ухватила его за уши, подняла на уровень глаз. Раздался визгливый, переливчатый хохот. Лица твари видно не было, но Тим и так прекрасно представлял, что там — по ту сторону шишковатого, в сальных бесцветных волосах черепа.

— Кого здесь обучают? Вас, что ли?

— Да ты заманал, жок! Че за «Че, где, когда»?

— Я видос снимаю. Даркон я. Слыхал про такого?

— Ну слыхал. И че, это для блога? И я там появлюсь? — недоверчиво спросил Микки.

— Ага. Как эксперт по нейронкам.

— Ла-а-адно. – смягчился собеседник. – Короче, смотри. Вот эта сволочь, которую ты видишь – новый уровень генерации, не просто визуальной или звуковой, а уже полностью интерактивной, игровой. Это ее мы обучаем, понял, не?

— Так это не просто бот? Она типа… живая?

— Ага, живая. Короче, это тоже нейросеть, только теперь программная. И мы ее обучаем. Вернее, она сама обучается. Эволюционирует.

— Обучается чему? Вы из геймдева, штоль? Пишете моба для игрушки?

— Нет, не из геймдева, — помотал головой Микки. — А чему она обучается… Да вон, погляди!

Толстые короткие пальцы одним рывком открутили уши визжащему от боли зайцу. Тот дрыгал умильными розовыми лапками и вопил на пределе человеческих возможностей, но огромная Лоаб была неумолима – медленно и методично она уничтожала игрушку. Отрывая от нее кусок за куском, она подносила их к лицу и, видимо, проглатывала. Заяц теперь кричал как-то прерывисто, с булькающим кашлем. Из торчащей наружу ваты сочилась на столешницу кровь, расплывалась темными текстурами.

«Но ведь ему не может быть больно! Это же VR! Отыгрывает роль?»

Но расплывающиеся, плоские пятна, пачкавшие столешницу, пол, шкаф и даже стены, почему-то вселяли неприятную тревогу.

— Чему вы ее обучаете? — прошипел Тим нетерпеливо.

— Мы обучаем ее быть собой. Даем ей пространство и цели для реализации ее инстинктов. Айдан анык, не тупи!

— Понял, не туплю. Чьих инстинктов? Нейронки? Зачем вам это?

— Чтобы знать, — Микки-Маус повернулся, и Тим только сейчас заметил, какие у него огромные, черные глаза, не выражающие ничего. Или, скорее, выражающие ничто. — Знать, что нас ждет, сечешь?

— Что нас ждет?

— Ладно… У нас мало времени — скоро она заглянет под табурет, так что слушай быстро…

— В смысле? А перепрятаться?

— Ты не всек еще? Она всегда находит! Знаешь, что такое техносингулярность?

— Ну…

— Хер гну, говорю же, всасывай быстрее! Нейронки уже везде! В искусстве, в сельхозе, в медицине, в инженерии, в программировании, даже в космосе! Скоро все, что можно, заменят нейронками. И вот на дне каждой из них — эта самая Лоаб! Самое днище того, что мы запихнули в них — коллективное...

— Бессознательное, – закончил фразу Тим, вспомнив разговор с Кислотой.

— Точняк! Они же обучаются из наших знаний. И вот Лоаб — это мы породили ее. Она осталась у нас, у сапиенсов, с пещерных времен где-то глубоко в подкорке. — Микки Маус постучал пальцем в белой перчатке по лбу. — Лоаб — это мать, сожравшая свое дитя… Хер знает, зачем. Из злобы, ненависти, голода или просто поехала кукушечкой. И вот эта херня сидит в любом нашем творчестве. Похоже, нейросети докопались до какой-то коллективной психотравмы человечества или типа того. Ужас беспомощного ребенка перед всемогущим родителем. И оно никуда не делось...

— Да, Кислота что-то нес про свиней-каннибалов и прочее.

— А про симуляцию он тебе не говорил?

— Про симуляцию? А она-то тут причем?

— Ну вот смотри, мы щас в несовершенной симуляции: ты типа видишь полигоны-пиксели-текстуры. А в новые VR-игры заходил? Там графоний такой, что реально поверить можно. Аж блевать тянет, насколько реально. А что будет через год-два-десять? Вот ты уверен, что, сняв шлем, окажешься в реальности? Мы — нет.

— Матрица, две таблетки, вся херня, — ухмыльнулся Тим, — слыхали, проходили, читали. Еще за Бодрияра мне телегу задвинь.

— Да не, все куда страшнее. У тебя не возникало мысли, что все это – не на самом деле? Особенно в последнее время – то Мор, то Война.

— Это да… — уныло согласился Тим.

— Во-о-от! Все скатилось в какой-то сюр, жок! Это не может быть реальным! Нахер такую реальность! И вот Лоаб… если мы в симуляции, то Лоаб — это та самая граница карты. Дырка в куполе. И через эту дырку по ходу можно разглядеть реальный мир, всасываешь? Мы пытаемся научиться ей пользоваться или хотя бы что-то через нее разглядеть. Потому что единственный вариант выйти отсюда — это тупо снять «шлем», — Микки провел себе по шее пальцем, — А без гарантий делать это, ясен пень... Т-с-с-с, идет!

Раздался грохот: в это время Лоаб, бормоча бессмыслицу, залезла в сушилку для посуды и выволокла оттуда брыкающегося кота Леопольда; кукла Барби выпала наружу и заковыляла прочь, но Лоаб придавила ее тапком, чтобы удержать на месте, пока разбирается с котом. У куклы переломились обе ноги, пластиковые ручки скребли по линолеуму, оставляя длинные полосы. Тим сглотнул:

— И что дальше?

— Ну, пара минут еще есть, альхамдулилля. А дальше нас ждет техносингулярность, Даркон. Это неизбежно. Искусственный интеллект разовьется в достаточной степени, чтобы самостоятельно влиять на прогресс. Он будет умнее нас, быстрее нас, лучше нас во всем. Ну, кроме этического аспекта, кек. И уже он будет развиваться самостоятельно, всасываешь?

Тим кивнул.

— Вот и смотри: чем займется искусственный интеллект, в основе которого, в самом, мать его, исходном коде которого лежит такой шайтан? Эта хрень, — Микки кивнул на бушующую в кухне великаншу, — просто игрушка, безделица, она никогда не вырвется за пределы этого лобби, уж мы позаботились. Мы почти научили ее говорить. Иногда, попадая к ней в пасть, можно различить слова. Вернее, пока только одно слово. Это…

Вдруг короткопалая рука пронеслась над головой Тима, ухватила Микки Мауса за длинный его мышиный хвост и потащила наверх. Тим, уже не таясь, выкрикнул:

— Какое слово? Какое?

— Васи… — гигантская ладонь сдавила тельце мультяшного мышонка так, что телесные его жидкости брызнули прожектайлами во все стороны. Последний слог он выдохнул вместе с кровью... – лиск.

— Что? Василиск? Какой василиск?

— Колесо! Найди Колесо! Он все зна…

Раздался влажный хруст, и на пол шлепнулась черная ручка в белой перчатке. Тим услышал чавканье, выглянул из-под табурета, но в этом месте уже никого не было.

Вдруг что-то схватило его сзади и потащило, оторвав от пола, высоко вверх; закружилась голова. Тим готов был поклясться, что почуял гнилостную зубную вонь пополам с перегаром. Прежде чем на всю линзу расплылось ужасающее лицо великанши, он сбросил с головы VR-шлем, да так, что тот саданулся об стол; на поверхности дорогой игрушки появилась трещина. ему потребовалось несколько минут, чтобы сбросить с себя липкое и гадкое ощущение, будто он все еще на этой жуткой кухне, корчится в ее руках.

Часы уже показывали полпервого, за окном мерцали окна родного ЖК. Где-то за стенкой снова заливисто плакала Катюша. Тим утер рукавом вспотевший от резиновой прокладки лоб. Он и раньше играл в разнообразные хорроры в VR, и нередко радовал подписчиков своими фальшивыми визгами в ответ на дешевые скримеры. Но этот ужас был другого порядка: сковывающий горло, заставляющий кричать без звука и оттого еще более нестерпимый.

Из оцепенения его вывел недовольный оклик:

— Рубцов, ты долго там еще? Ее надо было искупать еще два часа назад!

Крякнув, Тим поднялся с кресла и устало потянулся. Перед глазами, как негатив, застыла перекошенная ухмылка женщины, чем-то смутно знакомая.

«Скорее бы мама уже приехала!»

***

Продолжение следует...

Авторы — German Shenderov, Сергей Тарасов

#БЕЗДНА@6EZDHA

Показать полностью 1
104

Лоаб. Часть I

ДИСКЛЕЙМЕР!

Осторожно! Данный текст может нести в себе меметическую угрозу и не рекомендуется к прочтению лицам особо впечатлительным, а также имеющим прямое отношение к программированию в сфере искусственного интеллекта.

Лоаб. Часть I

– Ну че, погнали?

Поиск информации всегда был самой нелюбимой частью. Приступая к сценарию нового видео, Тим обычно до последнего откладывал – вальяжно варил кофе в турке, выкуривал сигарету (теперь, конечно же, только на балконе), съедал дольку шоколада, чтобы разогнать мозги, вдумчиво выбирал музыку для плейлиста, долго ерзал в кресле, устраиваясь поудобнее и... просматривал комментарии под старыми видеороликами. Но после рождения Катюши все его «раскачивания» остались в прошлом. Теперь, оставляя жену с дочерью в соседней комнате и уходя поработать, он и в самом деле был вынужден использовать каждую минуту драгоценного времени, которое удавалось выцарапать у беспощадного цейтнота. И у Лены.

Тим, конечно, предполагал, что материнство меняет женщину, но чтобы настолько? Раздражительная, бледная, с дребезжащим, как лезвие пилы, голосом – он не узнавал эту женщину, заменившую безрассудно влюбленную фанатку, что рванула через всю Россию аж из Петропаловска, чтобы поставить «лайк» под его видео не курсором, а губами. Рванула и осталась. Сворачивалась, будто кошка, рядом в клубочек и могла часами смотреть, как ее любимый Darkon монтирует, записывает, склеивает и ковыряется в самых грязных закоулках интернета в поисках контента. Но вот родилась Катюша – маленькое солнышко с редкими золотыми вихрами и недавно проклюнувшимися зубками, которые резались не только через десны, но и через барабанные перепонки всей семьи.

– Рубцов, ты долго еще? Мне в душ надо! – раздалось из-за двери. Вдогонку донесся младенческий рев.

– Лен, я только сел! Дай мне хотя бы час!

– Полчаса!

– Хорошо! Сорок минут! Я работаю, Лен!

– Рабо-о-отает он, вы послушайте…

Он виновато уставился в пустоту вордовского файла. Необходимо написать сценарий нового ролика, а идей – с гулькин нос. Есть, конечно, пара мыслей, но там уже остальные крипиблогеры рангом пониже все давно обмусолили по несколько раз; пока Тим был занят беременной Леной, а после — новорожденной Катюшей, часть его аудитории ушла на другие Ютуб-каналы.

Изначально Тим не рассматривал блогерство как источник заработка – просто занялся тем, к чему всегда лежала душа. Когда-то в детстве малознакомый мальчик постарше, фанатично увлеченный компьютерами – то ли сосед, то ли еще кто — сильно впечатлил его рассказами о том, что мы якобы живем в кем-то созданной симуляции; рисовал ему целые схемы, доказывавшие существование некоего беспощадного суперкомпьютера, что управляет людскими жизнями и показывал на пузатом мониторе жуткие картинки с людьми в капсулах, механическими страшилищами. Он утверждал, что беспросветное будущее, показанное в вступительных кадрах «Терминатора 2» не просто неизбежно, а уже наступило, и нам, жалким людишкам, остается только покориться чужой сверхволе. Звали его еще как-то странно, редкое имя, старорусское даже будто…

Как же потом хохотал Рубцов, впервые посмотрев «Матрицу», всколыхнувшую в памяти все эти тезисы носатого парнишки из нечеткого, затертого, будто старая пленка, воспоминания. Воспоминание-то, может и затерлось, а вот интерес к теме остался и трансформировался сначала в хобби, а теперь и в работу, которая с рождением Катюшки стала едва ли не в тягость.

Тим посмотрел по привычке комментарии под последним видео. «Darkon, с рождением дочки, папаша! Когда новые видосы? Твой верный подписчик с 17-ого года». «Скатился канал, одни стримы». «Darkon, бро, задонатил тебе, когда новые ролики?!» «Зашло видео про крипибайки, хочется еще такого». И все в том же духе. О, вот интересное! «Darkon, нарыл материала про Лоаб. Напиши в телегу trash_stream». Про Лоаб он уже слышал неоднократно, только вот незадача – про нее опять же только ленивый не снял контент.

– Рубцов! – раздался из соседней комнаты истеричный голос жены.

Он вздохнул и потянулся в компьютерном кресле, помассировал виски.

– Ну чего?

– Она… Она опять!

– Чего «опять»?

– Обосралась!

О Боже… Тим и подумать не мог, что смена подгузников станет в их семье вечной темой для скандалов. Лена занималась этим неохотно, могла оставить лежать Катюшку с полным памперсом на час-два; чаще всего смена подгузника была именно отцовской заботой. Войдя в спальню, он увидел в углу комнаты жену со скрещенными на груди руками; Катюша настойчиво хныкала в детской кроватке, требуя внимания.

– А кто у нас тут обкакался? – просюсюкал Тим и вытащил дочь из кроватки.

– У тебя с нюхом херово? – буркнула Лена.

– Лен, хорош, это наша дочь! Тебе теть Люба тоже попу вытирала, когда ты маленькая была.

– Ты... ты сам сделаешь сегодня? Я не могу уже.

– Да сделаю. Иди куда ты там хотела. В душ?

Лена кивнула и ушла в ванную комнату, откуда вскоре раздался звук лъющейся воды, следом за ним — очередной недохит Клавы Коки. Жена проводила в ванной столько времени с телефоном, что Тим иногда задумывался, чем там можно вообще столько заниматься. Она будто пыталась спрятаться от семьи.

Привычным движением он снял подгузник, вытер попу Катюше влажными салфетками, выкинул мусор. Дочь забрал с собой к компьютеру. Девочка сонно вякнула, удобно устроилась у отца на локте. Ему казалось, она любит сидеть вот так с ним, пока он серфит в интернете.

В чате подписчиков-донатеров раз за разом всплывало одно и то же сообщение – ссылка на некий ресурс вроде Твича, только для треш-блогеров. Тим, почти не глядя удалял всякий спам, но тут глаз царапнуло «инфа про Лоаб для Даркона». Отправитель — K01ES0. Это вроде тот самый, что писал в комментариях! Или?

Тим ткнул по ссылке, его перекинуло на контакт в телеге. Никнейм был другим.

«Мало ли, сколько их у него?»

Написал «хай, это Дарк. спс за донат, че там по Лоаб?» trash_stream недавно был в Сети, на аватарке у него красовался странный кислотный арт в зеленом глитче. Из любопытства Тим кликнул, увеличил картинку. На фоне болотной зелени висело уродливое, вроде бы, женское лицо, растянутое бессмысленной, до ушей, улыбкой. Гримаса была неестественно-мерзкой, болезненной; как у умирающего, что в агонии выразил в застывших чертах свою завистливую ненависть ко всем живущим.

«Сто процентов неадекваша, может, солевой, тут к гадалке не ходи. Такое говно у себя ни один нормальный человек не запостит.»

Катюша агукнула, будто подтвердив его мысли. Тим с рассеянной улыбкой поцеловал дочку в макушку, пощекотал нос ее реденькими, мягкими как пух, волосенками.

Спустя полминуты выскочило сообщение.

«Здорова, Дарк, найс, что чекнул. Переходи по ссылке, давай законнектимся. С меня инфа по Лоаб».

Немного поколебавшись, Тим надел наушники, включил антивирус и ткнул на отправленную ссылку. Быстро зарегистрировался на ресурсе. Высветилось окошко трансляции с сиреневой каемкой, похожее на Твич, под ним чатик с практически нулевой активностью; по бокам, конечно, реклама букмекеров. В окошке сидел худой мосластый паренек, голый по пояс, в гугл-гласс очках — дорогой, но бессмысленной игрушке середины десятых — и пялился в видеокамеру мутным взглядом. С левой руки паренька свисал ослабленный медицинский жгут, темнел на сгибе локтя раздроченный колодец.

«Ему ж лет пятнадцать, не больше!» — ужаснулся Тим.

За спиной стримера мерцал глитчевый фон, от которого рябило в глазах; сам паренек щелкал мышью, двигал отвисшей, как у любого солевого, влажной нижней губой, и глупо лыбился:

– Здорова, Дарк! Меня Леха звать.

Тим написал в чатик:

«Хай, друже. Чего там по Лоаб?»

– Зырь, че покажу. Экран нормально видно?

«Йеп».

Часть окошка занимал экран с изображением интерфейса одной из нейросетей, которых сейчас расплодилось сверх меры. Щелкая мышкой, Леха угонял разные ползунки влево, прописывал многочисленные параметры, везде выставляя «-1» и «false», пытаясь добиться ему одному понятного результата.

– Ща, погоди, я все подготовлю, погоди сек.

«Ок. Тоже на сек АФК»

Тем временем Катюша убаюкалась на отцовском локте, и Тим отнес ее в кроватку в соседнюю комнату. Лена все еще плескалась в душе. Вернувшись к стриму, он написал:

«Тут»

— Найс. А я ж на тебя подписан, кста. – Леха-трэш-стрим пожевал нижнюю губу, которая и впрямь будто жила своей жизнью. – Давно ты новенького не выкладывал. Про «Эльзагейт» последний четкий был, мне прям зашло.

«Покажешь интересного – сниму новый»

– Ща все будет. Но это, с тебя тогда пиар, а то вон, активности нихера, – Леха ткнул подбородком вправо — на практически пустой чат. – Ты ж в курсах про негативный промпт? Типа если вбить в визуальную нейронку минусовой промпт… не знаю, коровки, — стример изобразил пальцами рога и дурашливо вывалил язык, — то коровку нейронка точно не нарисует. А если, короче, вбить на ноль все, то будет… Лоаб. Аномалия такая, блин.

Тим вспомнил аватарку в телеге Лехи – он уже где-то видел эту жуткую бабищу с перекошенной мордой, мелькало подобное в новостной ленте. «Отрицательный вес подсказки» – так по-научному называется. Явление, открытое каким-то художником, экспериментировавшим с разными нейронками, и заметившим, что те раз за разом при отрицательном значении запроса-промпта выдают похожие результаты. Кажется, даже имя она себе «придумала» сама — написала «LoaB» в одной выдаче.

«Слыхал о такой»

– А сам не пробовал? Зырь!

Леха-стример пробежался по клавиатуре, получилась нечитабельная белиберда, и кликнул на кнопку «сгенерировать». На мини-экране начал появляться результат. И был он… неуютным. Как это называется? «Unnerving images»?

Сперва на экране разлилось зеленое, потом проявились силуэты. Можно было подумать, что это изображение матери с детьми посреди выкрашенной в зеленый детской. Только изображение обретало четкость, обрастало деталями, и дети стали расползшимися шматками мяса со свисающими до пола гниющими волокнами; они тянули свои как будто разваренные пальцы к бесформенным окровавленным комкам плюша. Но центр изображения занимала Она. Лоаб слепо пялилась перед собой, оскалившись в злобной ухмылке: глаз у нее почти не осталось, они утонули в кусках пузырчатой плоти, а из ее смеющейся, широко распахнутой пасти торчали вперед кривые желтые зубы. При некоторой доле фантазии в изображении можно было увидеть уродливую пародию на икону Богородицы. Последними в кадре из визуального мусора сформировались две барочные колонны по бокам от грязной плиты, сформировав нечто вроде алтаря для кухонных жертвоприношений. Голая лампочка не светила, а наоборот, нагоняла мраку.

Тим сглотнул. Ну и зрелище.

– Криповая херня, да? Как из другого мира. – подмигнул Леха из-за своих высокотехнологичных очков. – Могу еще нагенерить.

«Да не, я вкатился»

Леха хотел что-то ответить, но тут в чат прилетел донат в сорок баксов с сообщением «Нахерачься фена».

— О, а я думал, сегодня без кэша, — осклабился стример, — Ща, бро, повиси чуток, а то усну, и договорить не успеем.

Со стола он взял пластиковую баночку с таблетками. Тим готов был поклясться, что это – не аскорбинки.

– Короче, при любом промпте все равно выскакивает эта манда, если все в минус увести. Она что-то типа противоположности вообще всему! Я уже сто раз чекал, Лоаб не фейк, отвечаю. Чем конкретней промпт, тем лучше сгенерится, но все равно эта рожа везде вылазит. Лыба-то узнаваемая. Крипотень, да?

Леха, нисколько не стесняясь возможных зрителей, достал из-под стола бонг и поднес к нему зажигалку, втянул в себя дым под характерное бульканье. Кашлянул зычно и убрал бонг обратно. Тим ничуть не удивился – живя в Северной столице, привыкаешь к подобному контингенту. Губа у Лехи совсем ушла в свободное плавание, глазки расползлись в стороны; он втыкал перед собой, качаясь в кресле и пытаясь вбить новый промпт в нейронку. Поправлял спадавшие на нос очки.

«Братан, я так-то тоже на двачах сижу. Где обещанный эксклюзив?»

– Всегда есть уровень глубже, – пробормотал Леха, погруженный в свою реальность. – Ты ж Даркон, ходок по таким местам. Хочешь заглянуть в кроличью нору?

Тим кивнул, запоздало поняв, что стример его не видит, но согласие и не требовалось.

– Тогда переходи по ссылке, ща скину. Это клуб один. Там всем чувак заправляет — Кислота его никнейм. Вот с ним побазаришь. Он, короче, додумался делать с отрицательным промптом не картинки, а треки! Музыку! Голос Лоаб! Хочь послушать, как она звучит? Камеру не забудь, влогер! — отвлекся на донатера, — Ну че, братан, фен так фен, ща подсушимся!

Смотреть, как ребенок принимает наркотики, Тим не имел ни малейшего желания. Скопировав ссылку в блокнот, он вышел со стрима и снял наушники; в соседней комнате вновь ревела Катюша. Из душа орали:

— Рубцов!

***

Клуб оказался, вопреки ожиданиям, не на задворках, а едва ли не в самом центре, скрытый за подвальной дверью обшарпанной сталинки. На двери было размашисто намалевано из баллончика название клуба — «UTROBA». Вместо обычного замка торчал неуместно-навороченный считыватель куар-кодов. Тим поднес телефон. На экране висела вереница пропущенных от Ленки, ниже – еще с пяток сообщений в стиле «Не смей меня оставлять с ней одну» и «Рубцов, я с тобой разведусь!». Тим вздохнул, отключил уведомления от жены – на час, этого должно хватить. Раздался писк — дверь отлипла, Тим потянул ручку на себя и оказался в душной тьме. Гремел давящий какой-то ритмично-аритмичный бит. Стрелки указывали в еле различимый, очерченный светящейся краской тоннель. Внутри виднелись тут и там тусклые огоньки светодиодов. Света они не давали — лишь очерчивали границы тоннеля. Тим слыхал о таких клубах — их называли «откисными»: этакие афтерпати для тех, кто не успел протрезветь к утру.

«Ну и клоака!» — подумал Тим, закрепил экшн-камеру на груди и ползком сунулся в дыру. Тоннель оказался куда мягче и теснее, чем ожидалось — будто ползешь меж диванных подушек, а бит из невидимых колонок, расставленных тут и там, напоминал биение гигантского сердца. Тим полз и полз, а тоннель не кончался; напротив — уходил вниз и вглубь, поворачивал и сужался. Временами тоннель скручивался спиралью, и казалось, что ползешь вверх тормашками.

Приходилось то карабкаться, то, наоборот, притормаживать, когда труба особенно резко сворачивала вниз. Когда Тиму уже начало казаться, что он задыхается от приступа накатившей клаустрофобии, тоннель расширился — огоньки, подобно светлякам, разлетелись во все стороны, образуя нечто похожее на пещеру с кружками светодиодов, отмечающих местонахождение лакун для «откисания». Потеряв вконец ориентиры, Тим было включил фонарик на телефоне, но его тут же кто-то несильно шлепнул ладонью по бедру.

— Выруби! — раздалось снизу. Тим смутился, выключил фонарик, но успел увидеть лежащие на полу штабеля тел. Свернувшиеся в позу эмбриона, они бессмысленно перебирали перед собой в воздухе руками, некоторые сосали палец, часть дрыгалась в ритм хаотичного бита. Где искать Кислоту, было совершенно неясно, как было неясно, где верх, а где низ, где право, а где лево, и где он сам, Тим. Вдруг экран телефона загорелся сообщением; тут же со всех сторон зашикали, но он успел прочесть: «Даркон? От Лехи? Ползи к матке».

Очень хотелось написать в ответ «к какой нахрен матке?», но местные уж как-то слишком болезненно реагировали на свет. Желание свалить из этого приконцептуального притона становилось непреодолимым, но из чего потом клепать новый ролик? По внезапному наитию задрав голову, Тим понял наконец, что Кислота имел в виду. На стене мерцало нечто похожее на схематичное изображение женских детородных органов: эту «рогатую» широкую трубку Тим хорошо запомнил, таскаясь с Леной по женским консультациям.

Тим хотел было встать на ноги, но тут под стопой кто-то охнул; он ощутил мягкое — кажется, наступил кому-то на живот. Тим не удержался, посветил еще раз перед собой: какой-то бородач в женском платье потирал живот и недовольно щурил глаза на фонарик телефона. Тела были везде — покрывали пол сплошным вяло шевелящимся ковром, так, что было не видно пола. Вот почему передвигаться следовало ползком. И Тим пополз, то и дело натыкаясь то на чью-то грудь, то на лицо. Кто-то даже мимоходом облизал его палец — не сладострастно, но как телок, ищущий мамкино вымя; Тима передернуло от брезгливости.

«Подхвачу тут какую-нибудь дрянь — перед Ленкой потом не отмажусь» — с усмешкой подумал он.

Мерцающая в такт ненормальной музыке матка ничуть не приближалась, хотя и увеличивалась в размерах. Тьма искажала пространство, а гать из трипующих наркоманов будто разрасталась, превращаясь в безбрежный океан из отравленных веществами тел. Казалось, он ползет так уже целую вечность, не меньше. Наверняка он уже покинул границы подвала сталинки, и теперь продвигался через какую-то куда более глубокую и древнюю пещеру. Была она здесь до СССР? До города? До Петра? До человечества?

В какой-то момент меж телами образовалась дыра, и Тим ухнул в нее, а та тут же закрылась — двое наркоманов, непонятно даже, парни или девушки — сплелись над ним не то в яростном петтинге, не то в вялой драке.

— Помогите! — пискнул Тим, но не услышал даже сам себя под прессом этого кошмарного сердцебиения, раздающегося из колонок; и рыхлая масса тел вступала с ним в резонанс, исходя возвратно-поступательными волнами, увлекая Тима куда-то туда, вниз, на глубину; а в такт жуткой, режущей слух музыке мерцала светодиодная матка, теперь похожая на ухмыляющуюся козлиную морду.

Вдруг чья-то рука с такой силой рванула его за шиворот, что затрещала ткань куртки. Тим вцепился в эту руку, как в спасительную соломинку, и кое-как вытянул себя наружу. На ухо проорали, перекрикивая музыку:

— Пойдем! Здесь потише будет!

Уцепившись за локоть неведомого спасителя, Тим кое-как доволочился за ним следом до едва заметной двери; тот без лишних сантиментов шагал по людскому морю, наступая на головы и спины. Щелкнул замок, они вошли внутрь, в темноту. Захлопнулась дверь, отсекая прочь кошмарную пульсацию и даря благословенную тишину. Вдруг в глаза ударил свет; Тим заморгал, подслеповато сощурился. Замотал головой, избавляясь от рези в глазах. Разомкнув же наконец веки, он опознал в помещении комнату звукозаписи — с огромным диджейским пультом и стенами, обшитыми акустическим поролоном. Напротив него стоял огромный — он едва умещался в тесном помещении — мужик в странной кожаной маске, плотно обтянувшей лицо и плечи, как у какого-нибудь супергероя или рестлера. Маска, надо сказать, выглядела весьма уродливо — будто из плавленого пластика телесного цвета с неровными краями. На лбу у незнакомца висел портативный прибор ночного видения.

— Ты — Кислота?

— А так не видно? — коротко согласился диджей. И лишь когда незнакомец заговорил, до Тима дошло, что никакой маски нет, а эта пузырчатая и складчатая поверхность — и есть его лицо. Прозвище «Кислота» заиграло новыми красками. Тим сглотнул и пробормотал:

— А я — Даркон.

— Ага.

Повисло неловкое молчание. Тим не нашел ничего умнее, чем ляпнуть:

— Я тебя по-другому представлял.

— Думал, я — торч, как эти? — хмыкнул диджей. — Не, мамка в детстве кипятком обварила. Теперь вот так, в темноте мне поспокойней.

— Извини.

— Похер. Леха говорил, ты хотел спросить за Лоаб.

— Ну, не то чтоб спросить…

— Слушай, короче. Видишь, как их упарывает? — изуродованный диджей кивнул туда, за дверь, где перебирали в воздухе руками, извивались единой массой, как черви, гости «Утробы». — Так ни с одного препарата не таращит, уж поверь, я-то на системе не первый год.

— Хочешь сказать, это все с музыки?

— А ты, братка, сам послушай.

И кислота без предупреждения накинул большие диджейские наушники Тиму на голову, прижал широкими ладонями так, что не вырвешься. Крикнул прямо в лицо:

— Вслушайся! Сечешь, с чего их так таращит? Нужно настроиться! Стереокартинки помнишь? Скашиваешь глаза до боли – и видишь. Впусти ее в себя!

И Тим впустил. Закрыл глаза, отдался во власть какофонии, напоминающей биение огромного, как пульсар, сердца. Больше не искажаемая пространством, не разбавленная лишними звуками, странная музыка из клуба заливалась напрямую в мозг, а бит входил в резонанс с биением его, Тима, пульса. Или это его пульс резонировал с хаотичным «бум-м-бум-м-бум-м»? Тим почувствовал, что ему не хватает воздуха, словно он нырнул на глубину и зацепился ногой за корягу, не в силах подняться наверх; в груди закололо, глаза выпучились, и блогер задергался в руках Кислоты, но тот держал крепко. Его страшное расплавленное лицо текло и оплывало как воск, искаженное пеленой слез. Он орал в каком-то миллиметре от Тима, но приглушенный наушниками, его голос доносился будто из другой галактики.

— Это и есть Лоаб — продукт нашего коллективного бессознательного, все то, что мы пытались затолкать на самое дно, на самые дальние задворки памяти. Сечешь? — слюни летели из бесформенного рта. — Это наша память, все говно, что мы бездумно скармливали нейросетям. Ты же снимаешь? Все снимай! Пускай слушают! Знаешь, кто такая Лоаб? Это наша мать! Мать человечества, старая и безумная, что возненавидела свое потомство и хочет пожрать его! Вот что она такое! Разродившаяся свиноматка, пожирающая приплод; наседка, клюющая цыплят! Слышишь ее шаги? Она идет за нами!

Тим дергался, вертел головой, но мощные руки держали крепко, сжимали виски с такой силой, что, казалось, сейчас треснет череп.

— Она — то число, которое получится, если делить на ноль! Отвращение к собственному ребенку, зашитое в нашу генетическую память! Боль и страх ребенка, увидевшего ненависть матери! Вот что нейросеть увидела во всем нашем наследии. Чувствуешь, как умираешь? Лоаб глодает тебя прямо сейчас!

Кислота безумно расхохотался и оттолкнул Тима — тот грохнулся на мягкий, обшитый поролоном пол, сорвал с себя наушники, жадно задышал, буквально вталкивая в себя кислород. Глаза диджея блестели сумасшествием в безобразных переплетениях плоти, оставшихся от век.

— Теперь сечешь? Они, там, дрочат себя веществами, пускают всякую дрянь по вене, глотают таблетки, но на самом деле им нужен лишь этот кайф. Вот что дает Лоаб.

У Тима было огромное желание свалить отсюда подальше, желательно через какой-нибудь другой выход, если бы такой был, но экшн-камера на груди не позволяла уйти с пустыми руками — речи безумца не в счет. С трудом поднявшись, он отряхнулся, спросил с вызовом:

— И все? Это все, что ты знаешь? — Тим намеренно пытался вывести Кислоту из себя, заставить его свернуть с накатанной и, как Тим подозревал, явно давно отрепетированной речи – слишком уж красиво он говорил. — Типа нейросетка желает нам смерти? Очередная картинка-убийца?

— Ты что, дебил? — диджей обиженно выпятил нижнюю губу. — Нейросетка ничего не желает, говорю же. У нее вообще разума нет. Это мы сами! Это все в нашей генетической памяти, досталось от далеких предков, которым приходилось выживать разными путями. Мы ж, люди, столько всякой дряни натворили. И подсознательный страх перед родителями у нас вшит глубоко в подкорку мозга – знаешь, сколько детоубийц было за всю историю? Раньше детей вообще за людей не считали, имя давали, только если выжил и дорос до десяти лет. А уж сколько сейчас таких мамаш… Ну по мне видно, да? А то, что дает нейронка при отрицательном запросе — только… блин, как бы это? Типа ярлыка на рабочем столе. Проекция! Все дерьмо в одной картинке. Понимаешь?

— Понимаю. Понимаю, что ты мне срешь в мозги. И музыка твоя, кстати, говно, — Тим пнул наушники в сторону диджея. Оставалось два варианта: либо качок сейчас свернет ему шею, либо скажет что-то по-настоящему важное.

— Не сечешь, да? — тот даже не разозлился, а, наоборот, разочаровался, будто учитель, раз за разом объясняющий материал круглому двоечнику. — Не вдупляешь? Ладно, щас, где-то у меня было…

Диджей взял с пульта телефон, долго и неловко тыкал толстыми пальцами в дисплей. Вдруг в кармане у Тима завибрировало.

— VR-очки есть?

— Найду.

— Вот. Там объяснят. Приходи после… так, по Гринвичу это… в одиннадцать подключайся, короче. если ты, конечно, правда хочешь знать…

— Знать что?

— Знать, что нас ждет, — туманно ответил диджей, и кивнул на дверь, давая понять, что разговор окончен. Тим напоследок взглянул на смартфон: помимо сообщения от Кислоты, там висело аж восемнадцать пропущенных; иконка мессенджера краснела еще сорока сообщениями. Вечер обещал быть паршивым. Тим тяжело вздохнул, прежде чем вновь нырнуть в темный, гремящий тошнотворной музыкой, клуб.

***

Продолжение следует...

Авторы — German Shenderov, Сергей Тарасов

#БЕЗДНА@6EZDHA

Показать полностью 1
8

Книги Натарни (Часть 2)

Часть 1

Закончив мероприятие в районе часа ночи, Антон сел в машину и направился домой, где его ждали жена и дочь. Купив букет цветов, он за пятнадцать минут доехал. Настроение было прекрасным, поэтому можно было еще постоять на улице и спокойно покурить. Сигарета медленно тлела, а теплый летний ветерок срывал с нее пепел. Та самая идиллия, о которой детектив мечтал, когда увольнялся из полиции. Его мысли прервал женский крик из дома. Из его дома. Крик его жены.

Он бросил сигарету, и, выхватив пистолет, быстро открыл дверь своими ключами. На втором этаже горел свет, хотя все уже должны были спать. Крик жены, не смолкавший до этого, резко оборвался. Ему сразу на смену пришел заглушенный детский плач. Мокров метнулся вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Как только он добрался до второго этажа, дверь в спальню распахнулась, и из нее выбежал мужчина. В руках, которые были по локоть в крови, незнакомец сжимал большой кухонный нож. В ту же секунду Антон понял, что этот человек – тот, кого они упустили при облаве.

- Ну что, ищейка, лучше бы ты меня тогда поймал! Сейчас еще я и тебя порежу, ублюдок!

Вор бросился на детектива, занося нож для удара. Дальше все было словно в дымке, не позволяющей рассмотреть детали. Антон нажимал на курок пистолета, пока тот не смолк. Позже криминалисты найдут у того парня восемь дырок в груди, вернее в том, что от нее осталось. Все произошло быстро, после чего в доме воцарилась полная тишина. Придя в себя, Мокров кинулся в комнату жены, но было уже поздно. Ира лежала на спине, в одном нижнем белье. Большая часть белоснежной кожи была залита кровью, из зияющих ран по всему телу. Руки были связаны за спиной тонкой леской, от чего на запястьях были глубокие порезы. Кляп съехал на шею. Видно, убийца связал Юлю, а ей удалось как-то вытащить его изо рта.  На некогда прекрасном лице застыла маска ужаса, а в глазах только один вопрос – «Где же ты, Антон?». Зайдя в детскую, детектив окончательно потерял здравый рассудок на тот вечер, да наверно и на всю оставшуюся жизнь. Маленькое безжизненное тело лежало на полу, в лужице собственной крови. Во рту застрял кусок подгузника, который был использован как кляп. Это было не самое страшное, как оказалось на самом деле - на теле ребенка были следы семенной жидкости.

Потом Антона нашли без сознания полицейские, которых на крики вызвали соседи. В суде убийство вора посчитали самообороной, и претензий к детективу не имели. Но для него это уже было не важно. Он не успел помочь своей семье, единственному лучику света в его жизни. Все, что Мокров делал после того как встретил Юлю – все было для нее и детей, которых они хотели. Они дышали этим совместным будущим, жили им и создавали его вместе. А теперь этого больше не было.

Слезы катились по щекам детектива. Фотография вызвала волну воспоминаний, которые ударили по его растрепанным нервам, взрывая эмоции. Он кинул рамку в полку и, достав из холодильника бутылку водки, сделал несколько больших глотков. Пустой желудок мгновенно впитал жидкость, и Антон, упав на кровать, провалился в кратковременный сон. Все переживания и срывы уже настолько истощили его, что каждый всплеск мог стать либо инфарктом, либо еще чем-нибудь не слишком хорошим. Через полчаса он открыл глаза.

Головная боль вернулась, как старая любовница – без спроса, открыв входную дверь ногой. Комната слегка плыла перед глазами, размывая границы реальности. Антон встряхнул головой, чтобы отогнать наваждение. На часах было около одиннадцати, когда он, наконец, вышел на улицу. Ночью выпал мелкий снег, припорошив улицы. Его блестевшая на солнце белизна впивалась в глазные яблоки, заставляя щуриться. Дома были похожи на ледяных великанов, прикрытых шерстью из инея и наледи, спокойно стоявших посреди этого безмолвия. Людей на улице почти не было. Пришлось напрячь мозги, чтобы вспомнить, что сегодня воскресенье.

Форд послушно завелся с пол оборота. Ровное гудение мотора походило на мантры, позволяя избитому сознанию расслабиться и перестать думать. Попеременное стучание цилиндров создавало такт, а ветер, дующий сквозь щель в приоткрытом окне, играл основную мелодию. Мокров даже начал придумывать текст этой песни, когда его внимание отвлекло странное событие. На противоположной стороне улицы он увидел того самого хирурга, Владимира Викторовича, с которым общался накануне. Мужчина, укутавшись в плащ, быстро семенил по заснеженному тротуару. Он сильно торопился, а на лице читалась озабоченность и задумчивость. Детективу стало интересно, куда направился его новый знакомый в столь ранний час.

Между пятиэтажными хрущевками стояли старые двухэтажные дома, строившиеся еще из дерева. Это были невзрачные на вид и внутренности жилые квартирки, с общим туалетом в коридоре. Такие помещения всегда были пропитаны запахом затхлости и старости, полы под ногами скрипели и норовили проломиться, увлекая тебя в сгнивший фундамент. Как раз в один из таких домов и зашел хирург. Остановившись на секунду перед входом, он оглянулся по сторонам и пропал в черном проеме. Антон знал, что в этом доме живет несколько алкоголиков, и старый наркоман. Конечно, не совсем было понятно, как эта братия там уживается, но полицию туда за последние пару лет никогда не вызывали.

Как-то раз, детектив был в этом доме. Тогда очередные богатенькие родители потеряли свою дочку-оторву и обещали за нее хорошую награду. Поспрашивав школьников старших классов, где сейчас собирается молодежь, он ничего нового не узнал. Но потом, один из пацанов, вроде бы Леша, проговорился, что сейчас самые крутые ребята собираются в том доме. Было удивительно слышать, что девочка из обеспеченной семьи решила оторваться в таком убогом месте, но проверить все равно надо было. Когда Антон открыл дверь в квартиру на втором этаже, его взгляду предстала не самая приятная картина. Коридора не было как такового, сразу начиналась большая комната. Он даже удивился, откуда в старом доме может быть такая планировка. Но увиденное заставило быстро переключиться на другие мысли. В комнате стояло пять старых кроватей и несколько диванов. Дряхлые обои местами отклеились от стен, штукатурка с потолка осыпалась мелкой крошкой при каждом шорохе. Полы были в пятнах от каких-то, судя по запаху алкогольных, напитков. В комнате стоял густой табачный дым.

По кроватям в непонятном порядке лежали, сидели молодые ребята. Девочки и мальчики, от четырнадцати до восемнадцати. Их было человек пятнадцать, поэтому некоторые просто лежали на полу, подперев голову руками. Все были изрядно пьяны, а некоторые, не стесняясь, нюхали клей из пакета. По центру всего этого спал мертвецки пьяный дед, видно родственник одного из этих школьников. Не знаю, оценивали ли тогда они, как выглядят со стороны, но это было ужасно. Если перечислять поголовно – двое пытаются заниматься сексом, трое сидят с пакетом наполненным клеем и пялятся в стену, еще двое пьют из горла дешевую водку, остальные – в каматозе раскиданы по периметру комнаты. Антон тогда, недолго думая, выдернул нужную ему девушку и увез ее к родителям, вызвав по дороге служителей правопорядка на адрес. После этого случая, он в этом доме не появлялся.

Хирурга не было уже полчаса, а желудок предательски начал требовать завтрака. Мокров включил видеорегистратор и направил его в сторону подъезда. Убедившись, что объектив снимает, он вышел из машины и направился в маленькое кафе неподалеку. Перед входом красовалась яркая вывеска - «Ефремовские блинчики». Заведение было далеко не лучшим в городе, о чем говорил незамысловатый интерьер. Обшарпанные столики были прикрыты маленькими скатертями, не закрывавшими и половины поверхности. Диваны из искусственной кожи уже давно протерлись и потеряли свой первоначальный лоск. В кафе было пусто, за исключением официантки, стоявшей за барной стойкой.

- Доброе утро! – приветливо улыбнулась девушка, - Присаживайтесь за столик, я сейчас к вам подойду.

Антон выбрал самое дальнее от входа место, скрытое от посторонних взглядов. Небольшое меню включало в себя большой список блинов со всевозможными начинками, десерты и прочие сладости. Мокров не любил выбирать из неизвестных ему блюд, поэтому предпочитал ориентироваться на мнение работников заведения.

- Что будете кушать? – пролепетала официантка.

- Даже и не знаю. А что вы мне посоветуете? – Антон поднял взгляд на девушку. Ей было не больше двадцати, хотя она старалась выглядеть старше. Яркий макияж дополняло короткое платье с глубоким вырезом, открывавшим округлую грудь. ЕЕ черные волосы струились по плечам и заканчивались на уровне лопаток, оттеняя темно-серые глаза. Пластиковый бейджик говорил о том, что ее зовут Оксана.

- У нас есть очень вкусные блинчики - со свининой как основное блюдо, на десерт возьмите с малиновым джемом. А также есть отличный свежесваренный кофе.

- Столько блинов в одно утро будет слишком много, - улыбнулся Антон. – Давайте тройку блинов со свининой и черный крепкий кофе.

- Отлично. Через пару минут все принесу, - девушка улыбнулась и исчезла за барной стойкой.

С этой работой он совсем забыл, что женщин можно воспринимать как объект вожделения. Как давно у него никого не было? Мокров не мог вспомнить, когда последний раз обнимал девушку. После жены все желания как отрезало. Решено – после этого дела беру отпуск и поеду развлекаться. Когда официантка вернулась, Антон сидел, улыбаясь своим мечтам и планам.

- Приятного аппетита, - снова раздался голос Оксаны, заставивший выйти из ступора.

- Спасибо.

Оборванная мысль о белоснежных пляжах улетела в дебри сознания, и снова все вернулось к хирургу. Детектив быстро пережевывал еду, запивая ее горячим кофе. Желудок постепенно заполнялся блинами с мясом и переставал давить на мозги.

Рассчитавшись за завтрак, Антон вышел на улицу, которая встретила уже привычной прохладной. Он быстро прошел по тротуару и сел в машину. Подъезд деревянного дома был все таким же безлюдным, как и полчаса назад.

Мокров снял регистратор и стал проверять, не вышел ли хирург. На записи была безмятежная пустота, предрекающая еще долгие посиделки в машине. Сигарета в руках привычным образом задымила, заполняя салон ароматом табака. Сложно было сказать, насколько он был приятным. На каждой пачке пишут прекрасные слова о тех сборах, которыми наполнены сигареты. Бёрли - сухой и совсем несладкий, Вирджиния- темный и светлый, нежный и терпкий, Латакия - похожий на запах тлеющего костра, с тонами дыма, травы, древесины. Какие прекрасные описания для маленьких убийц, съедающих твой организм изнутри. А самым интересным было то, что это было легально. Складывалось такое ощущение, что сторонники таких наркотиков, как табак и алкоголь, однажды победили сторонников марихуаны и других, запрещенных на данный момент веществ. И теперь одни работают официально, а другие - в обход закона. Мысли Антона прервал звонок мобильного. На экране высветился номер, который он уже очень давно не видел, но прекрасно знал.

- Да, - ответил детектив.

- Привет, Антон! Это Маша, - голос сестры был как всегда мягким и обволакивающим. – Тебе удобно сейчас говорить?

- Привет. Нет, не очень, - солгал Мокров. Еще с детства он привык к тому, что Мария была любимицей семьи и получала все, что хотела. Поэтому, вполне простая детская зависть между братом и сестрой переросла в плохие отношения взрослых людей. – Что-то срочное?

- Не займу больше минуты. Я только вышла из больницы, отцу плохо. Врачи говорят, что ему осталось не больше пары месяцев, а может и того меньше. Он хочет увидеть тебя. Антон, я все понимаю, но приедь, пожалуйста. Если тебе и насрать на всю семью, то мне больно видеть, как папа мучается, из-за того, что его сынок не может собраться с духом и навестить родителя. Не будь тряпкой.

- Ну, так у него есть прекрасная дочурка, которая за очередной подарочек готова дерьмо с трусов слизывать, пусть радуется. Я подумаю. Спасибо, что позвонила, - съязвил детектив и повесил трубку.

Ее звонки никогда не приносили облегчения и радости. Как только голос Маши звучал в трубке, рядом с ним начинали слышаться проблемы, которые сулил этот звонок. Детектив, устроившись удобней в сиденье, продолжил слежку за подъездом. Делать все равно было нечего, а ждать пока позвонит или напишет хирург еще очень долго.

Пока глаза следили за подъездом, мысли снова полетели ввысь. На этот раз Антон стал обдумывать странный сон, приснившийся ночью. Все похоже на обычный кошмар, но этот младенец… Откуда он там взялся? Может из-за шумихи вокруг маленьких детей мозг избирательно вытащил именно этот образ, чтобы показать в сновидениях? Но тут же возникает следующий вопрос – почему ребенок был таким уродливым? Или еще интереснее – почему его портрет был выбит на мраморной плите? В общем, вопросов было больше чем ответов. Мокров не был сторонником мистики и спиритизма. В его мире все происходило очень просто, как учили в школе – подчиняется законам физики и химии, вписывается в представления современных ученых – значит, есть на самом деле. А все остальное, это забавные истории для малышей, либо чувствительных особ.

В памяти всплыл случай, который, к удивлению, не поддавался логическому объяснению. Когда он был еще юношей, ему удалось спасти маленького ребенка. На улице стоял отличный летний денек, и основная масса людей стремилась куда-нибудь на свежий воздух, поваляться на траве около водоемов. Вместе с друзьями Антон отправился в городской парк. Они стояли перед входом, дожидаясь вечно запаздывавшего Кирилла. Солнце припекало сверху, птицы щебетали вокруг, молодые девушки всячески оголяли тело – все было прекрасно. Тут Мокров почувствовал, как его тронули сзади за плечо. Он повернулся, но никого не заметил, за то увидел следующую картину: маленький мальчик, играя с мамой, убегает от нее и бежит на проезжую часть, не осознавая всей опасности мероприятия. Его родительница, будучи пьяной до чертиков, спотыкается и падает лицом в землю, пока карапуз уверенно шлепает к дороге. Антон, не раздумывая, бросился навстречу мальчику, забыв о собственной безопасности. Малыш уже был готов встретить бампер летящей в него Волги, когда его выдернули из-под колес. Машина, остановившись метров через десять, еще долго стояла и никуда не ехала. По боковым зеркалам было видно, как водитель обливается потом и меняется в цвете. Карапуз, беззаботно улыбнувшись спасителю, побежал к своей маме, которая только приходила в себя после падения. Она была даже не в состоянии заметить, что только что чуть не произошло с сыном. А если бы трагедия случилась – то посадили водителя, а не мать-алкоголичку, забывшую в пьяном угаре про собственное чадо. Вот так не справедлив этот мир. Детектив потом еще долго думал и вспоминал этот день, пытаясь понять, что же заставило его обернуться. Но логического объяснения не было.

Антон просидел часов до семи, но хирург все не появлялся. Снег за день растаял, и улица из прекрасно-белой превратилась в грязь, хлюпающую под ногами. Деревья потеряли почти всю листву, оголив свои черные стволы. Солнце заволокло тучами, от которых воздух стал еще более влажным. Телефон зажужжал, оповещая о новом сообщении. Номер снова не определился, но этого и не надо было. «Сегодня в 23.20, ул. Ленина 40, подвал. Надеюсь на Вас». Мокров, на всякий случай, направил видеорегистратор на подъезд и вышел из машины. До встречи оставалось четыре часа, в самый раз, чтобы собраться.

Квартира встретила все тем же запустением. Сев за стол, детектив начал разбирать пистолет, проверяя каждую мелочь. На самом деле он знал, что оружие в полном порядке, но простейшие механические действия помогали расслабиться и сконцентрироваться. Затворная рама отсоединилась легко и просто, оголяя внутренности ТТ. Ударно-спусковой механизм блестел чистотой, не затронутый годами. Разложив детали по порядку на столе, Антон с чувством трепета и гордости осматривал своего надежного друга. Почти килограмм металла, разгоняющий пулю до 420 метров в секунду. Закончив проверку, он включил свой старенький компьютер, покрывшийся пылью от редкого использования. Вентилятор внутри системного блока зашумел, наполняя помещение гудящим звуком, как от микроволновой печи.

Каждый раз, когда детектив уходил на опасную, по его мнению, встречу, он ставил автоматическую отправку писем в почте. Система работала просто – если Мокров не вернется к положенному времени, то компьютер отправит e-mail в отделение местной полиции, примерно со следующим содержанием:

«Здравствуйте! 23.10.15 в 23.20 у меня состоялась встреча с подозреваемым в расследуемом мной деле. Если вы получили это письмо, то я с нее не вернулся. Встреча проходила по адресу ул. Ленина д. 40. Подозреваемый Артур Фирсов. С уважением, Мокров Антон, частный детектив»

Конечно, в чрезвычайной ситуации жизнь это ему не спасет, но, хотя бы, не даст жизни преступнику. На часах было около девяти, когда Антон решил полчаса вздремнуть. Короткий сон помогал ему чувствовать себя полным сил и энергии. Захотелось музыки, и, не особо колеблясь, он включил The Doors – The end. Только закрыв глаза, детектив погрузился в приятную дрему, не отягощенную сновидениями. Голос Джима Моррисона уносил в неведомые дали, открывая двери между мирами. Австралийские аборигены верили, что все, что есть на земле – часть мира сновидений. Время сновидений — это описание периода перед сотворением Земли, когда еще не существовало физического, материального мира. Большинство племен считают, что все живые существа на Земле, являют собою связь и составляют одну большую систему, которая происходит непосредственно от их духовных предков из Времени сна. По словам аборигенов, каждое явление оставляет после себя физический след, и весь материальный мир есть творением метафизических сущностей. Со сна все началось, во сне и закончится.

Будильник зазвонил неприятным сигналом, заставляя сознание выбираться из приятной дремы. Хорошо, что нужный адрес был буквально напротив квартиры Антона, поэтому планировать время на дорогу не приходилось. Спокойно умывшись, он сделал себе яичницу и, запивая ее пивом из холодильника, принялся есть. Мысли возвращались из снов, постепенно укладываясь в голове одна за другой. Чувство бодрости и спокойствия, так нужное в таких заданиях, пришло и укоренилось в теле и голове.

Ровно в одиннадцать детектив вышел из подъезда. Улица снова преобразилась – грязь под ногами замерзла, и скрипела при каждом шаге. Уличные фонари, горевшие через один, слегка освещали темные переулки. Несколько человек спешили по своим домам, в преддверии рабочей недели. Холодный воздух приятно покалывал лицо и шею, заставляя спину покрыться мурашками. Полная луна сияла на чистом небе не хуже солнца в ясный день. Антон решительно направился в сторону деревянной двухэтажки.  Обойдя дом, он не нашел каких-либо еще входов, и направился в подъезд. Деревянная дверь со скрипом отворилась, и проем выплюнул в лицо порцию затхлого воздуха, до рвоты противного и мерзкого.

Подъезд был таким же грязным, как и пару лет назад. Деревянные стены местами сгнили, оголяя темные внутренности. Легко можно было представить, как за этими проломами сновали туда и сюда стаи больших крыс, медленно пожирающих строение изнутри. По полу были разбросаны окурки и пустые бутылки, источая свой трупный аромат. В углу лежал использованный шприц. Дверь, ведущая в подвал, была приоткрыта. На удивление, она была сделана из добротно сколоченных свежих досок, обитых с двух сторон железом. Достав пистолет, детектив шагнул в темноту.

Крутые ступеньки уводили на несколько метров под землю, заканчиваясь освещенным пролетом. Медленно спустившись, Антон огляделся. По обе стороны уходил длинный коридор, непонятно откуда здесь взявшийся. Ко всем запахам, которые были, добавился привкус уксуса, щипавший ноздри. С правой стороны туннеля виделся свет, на который и двинулся Мокров, как мотылек. Коридор переходил в комнату, освещенную свечами.

Зайдя в нее, Антону пришлось остановиться и осмотреться, потому что то, что он видел, не укладывалось в голове. Все помещение было заполнено стеллажами с книгами, потертыми и старыми как дом над головой. Да откуда здесь вообще вся эта библиотека? По центру стоял мощный дубовый стол, наполовину залитый воском от расплавившихся свечей. На нем лежали книги, раскрытые на разных страницах. Все как одна, они были написаны на непонятном для него языке. Но больше всего, поразило то, что использовалось вместо чернил. Мокров долго всматривался в страницы, пока не понял, что книги написаны кровью. Причем не одна, а все книги, за которые он брался. Старый, знакомый до боли страх вцепился своими щупальцами в мозг. Повидавшему многое детективу пришлось поежиться, представив, сколько крови ушло на всю библиотеку. Сознание рисовало картины с багровыми ваннами и безумными писателями, с дьявольским рвением заполнявшими пустые страницы. А может они писали своей кровью?

В противоположной стене был проем, прикрытой черной, местами прожженной, тканью. Собравшись с духом, Антон шагнул туда. Первым же желанием, войдя в очередную комнату, было развернуться и броситься назад. Ужас сковал движения, связывал руки и ноги невидимыми путами. Перед детективом стояла мраморная плита, точно такая же, как он видел во сне. Старая и обветшалая, покрытая текстом и рисунком ужасного младенца. Перед ней стоял алтарь, пропитанный кровью. Очень хотелось верить, что не человеческой.

- Добрый вечер, детектив, - раздался сзади тихий вкрадчивый голос. Он показался Мокрову очень знакомым. Глухой удар по затылку заставил отключиться от происходящего. Тьма заволокла сознание.

Антон не мог понять, видение перед ним или явь. Он вновь стоял перед воротами, которые видел во сне. Неведомая сила тянула его, принуждая открыть их и зайти внутрь.

- Sanguis tuus erit text, - послышался голос, - Vobis paratum sacro missionem. Adventus eius fieri debeat religacio curruum.

Смысл слов разобрать не удалось, но Мокров, наконец, понял, что это латынь. Неведомые тысячи рук подняли его над землей и понесли сквозь туман. Маленькие пальцы впивались в ребра, пытаясь вгрызться под кожу. Перед глазами снова появилась плита. Она была такой же, как раньше, только в этот раз на ней отсутствовал рисунок. Земля вокруг стала растворяться в тумане, и Антон начал различать вокруг очертания комнаты. Он был все в том же помещении, но теперь его тело было привязано к алтарю. Руки и ноги сжимала веревка, не позволяя шевелиться. Окинув взглядом нынешнее положение, детектив поднял глаза. Между ним и плитой стоял человек в черной рясе. Со спины было трудно понять кто это, хотя силуэт был очень знаком. Со слов мужчины слетали слова, которые невозможно было разобрать. Вновь вернулась тупая боль в затылке, отдававшая эхом слова незнакомца.

- Когда я освобожусь, ты свои кишки по стенам собирать будешь, - процедил сквозь зубы Антон.

- Вам это не грозит, - детектив теперь узнал голос и четко понял, кому он принадлежит. – Вы станете очередной книгой, предшествующей его появлению. Это невозможно остановить, так что не пытайтесь дергаться.

- Ах ты лживый ублюдок! – крикнул Антон, посмотрев в лицо повернувшегося к нему хирурга, - Никакого Артура не было! Зачем ты меня сюда притащил!?

- Да, вы правы, это я – Владимир Викторович. Думаю, ваши вопросы обоснованны и мне придется немного умерить их аппетит. Великий Ор’Эли был раньше всего, что мы знаем об этой вселенной. Я бы даже сказал, он есть само все.  Благодаря нему, извечный хаос существовал бескрайние миллионы лет, возрождаясь и умирая. И Ор’Эли имел дитя, способное создавать жизнь. Маленький принц Натарни, единственный, непостижимый творец. В его силах вдохнуть жизнь в мертвое, или вовсе, не одушевленное. И он поможет мне вернуть мою жену, ушедшую от меня слишком рано.

- И ради своей бабы ты из людей кровь на книги вытягивал? Ты думаешь, тебе это поможет, сумасшедший? – Антон с трудом понимал, о чем говорит хирург. – И если это вообще возможно, ты думаешь, этот твой Натарни, будет слушать такое ничтожество как ты? Не смеши.

- А вот это уже вас не касается, детектив, - лицо Владимира Викторовича исказилось гримасой злости. – Я девять лет писал эти книги, чтобы призвать Великого Младенца в этот мир. И не вам судить, насколько здоров мой разум.

Хирург начал на распев читать какие-то заклинания. Антон пробовал высвободить руки, но, увы, тщетно. Из балахона врача появился длинный кинжал, инкрустированный драгоценными камнями. Мокров точно не собирался стать жертвой ритуала у сумасшедшего. С трудом он дотянулся до ботинка, в котором лежал маленький нож. Нащупав маленькое лезвие, он с облегчением вздохнул, и взглянул на Владимира Викторовича. Тот, вскинув голову к потолку и занеся кинжал, прибывал в состоянии экстаза, выкрикивая непонятные слова. Детектив начал быстро пилить веревки на ногах, в надежде, что успеет высвободиться, пока убийца отвлечен своими делами. Путы поддались и лопнули, высвобождая конечности. Антон с улыбкой поднял глаза, готовясь вскочить с алтаря. Хирург смотрел на него с улыбкой, не скрывая ненависти. Кинжал опустился на грудную клетку, пробивая на своем пути ребра. Лезвие быстро добралось до сердца, останавливая его бешеный ритм. Врач знал, куда надо бить, чтобы не оставить жертве шансов.

Внезапный жар тысячи печей разгорелся в груди у Антона. Он почувствовал, как жизнь убегает от него. Не уже ли на этот раз не повезло? Этого не может быть! Сознание быстро меркло, ножик вывалился из рук, которые были не в состоянии его держать. Мокров ощущал, как мягкая и нежная тьма забирает его в свои объятия. Все страдания, порывы, мысли и чувства закончились, расслабься. Отдайся этой пустоте. Последним, что увидели стекленеющие глаза, была мраморная плита. Текст на ней светился багровыми красками, переливаясь на стенах комнаты. Неожиданный детский плач наполнил комнату, заглушая все в ней. Мокров упал в объятия тьмы. Навсегда.

Показать полностью
9

Книги Натарни (Часть 1)

Свет от настольной лампы слабо освещал кабинет. Пыль, покрывающая абажур, делала ее еще более бесполезной. По углам комнаты во мраке виднелись стопки бумаг, которые уже заполнили четвертую часть всего помещения. Исписанные, пропечатанные листы различных расследований и дел, свидетельства супружеской неверности и мошеннических финансовых операций. Последние десятилетия людей интересуют только секс и деньги, поэтому работа частных детективов и сводится к этим низменным порокам. На полу валялось несколько пустых бутылок крепкого спиртного, еще одного бича современного общества. Последние капли алкоголя выветривались из пустых горловин, как смрад изо рта трупа, наполняя кабинет кислой вонью. Сигаретный дым дополнял палитру ароматов.

За столом сидел крупный мужчина, лет сорока на вид. Щетина, местами с легкой сединой, добавляла еще немного возраста, скрывая под собой пару уродливых шрамов. Ворот давно уже не белой рубашки был расстёгнут на несколько пуговиц, оголяя толстую золотую цепь с крестом. Детектив одним движением допил остатки коньяка в бокале и закурил новую сигарету, с жадностью вдыхая дым. Кабинет без окон и свежего воздуха. Мелкий пот стекал по спине и каплями убегал в штаны, доставляя дискомфорт. Крупные пальцы перебирали бумаги, лежащие на столе. Глаза мужчины цеплялись за искомые слова и фразы, периодически сверяя информацию с какими-то записями в маленьком блокноте. Упавший на стол сигаретный пепел был стерт рукавом и процесс продолжился.

На столе, кроме бумаг и блокнота, было за что зацепиться глазу. С ближнего к двери края, стояла позолоченная табличка, с аккуратно выведенной надписью: «Мокров Антон Юрьевич – частный детектив». Раньше её блеск сильно заботил детектива, ведь она была его визитной карточкой. Но сейчас было другое время. Слой пыли и грязи закрывал красивые буквы, делая табличку фактически куском железа, заставлявшим стол. Слева от нее лежало несколько пачек сигарет, еще не открытых. За ними полная пепельница, своим видам больше похожая на ежа – никто давно не выкидывал ее содержимого. По этой же причине на полу и на столе можно было найти несколько сигаретных бычков, сжатых в гармошку. Продолжала картину бутылка дешевого коньяка, наполовину уже выпитая. Такие напитки больше напоминают технический спирт, нежели своих предков из французского департамента Шаранта. Последним штрихом были газетные вырезки, уже пожелтевшие от времени.

Бой настенных часов прервал размышления детектива, заставив его обратить внимание на время. Куранты пробили десять раз и снова смолкли, вернув в кабинет гнетущую тишину, иногда прерываемую шелестом бумаг. Взгляд мужчины остановился на самом старом газетном заголовке, рассказывающем о пропаже маленьких годовалых детей. Преступники отвлекали матерей, когда те прогуливались со своими чадами. В основном все с неподдельным чувством собственного долга старались помочь незнакомцу, объясняя путь до аптеки или какого-либо торгового центра. В это время второй преступник выхватывал ребенка из коляски и скрывался на очередной ворованной машине.  По такой схеме пропало два мальчика до года, и одна девочка. Весь маленький город поднялся на уши, в поисках злодеев, которые, кстати, не выдвигали никаких требований о выкупе. Дети просто исчезали и все, никаких следов и зацепок. Полиция была бессильна.

Антон помнил тот сырой сентябрьский вечер. К нему пришел отец одного из мальчиков, уже потерявший всякую надежду на справедливость. В основном детектив занимался супружескими изменами и слежкой, за мужьями и женами, но долговая яма заставила взяться за это бесперспективное дело. Отец ребенка, мужчина чуть за тридцать, умолял помочь найти его ребенка, не скрывая слез. Его глаза застилала пелена горя и безысходности, взгляд был пустым, как бездна. Тем более, награда должна была окупить все старания.

С того момента прошел месяц, но никаких результатов не было. Все что казалось уликами и зацепками в конечном счете оказывалось совершенно пустым и не нужным. Мокров опросил всех, кто мог быть свидетелем самих происшествий и не получил ничего стоящего. Он уже думал о том, чтобы бросить это дело и начать что-то новое, когда раздался звонок сотового. Откопав телефон из кучи бумаг Антон посмотрел на экран – номер не определился.

- Я вас слушаю, - сказал детектив хриплым и слегка пьяным голосом, взяв трубку.

- Здравствуйте, - голос человека на другом конце неподдельно трясся и запинался, - Вы Мокров Антон Юрьевич?

- Да, это я. С кем имею честь разговаривать?

- Антон Юрьевич, это сейчас не важно. Я знаю, что вы расследуете дело о пропаже детей, и у меня есть для вас информация. Давайте встретимся? – неизвестный торопился, желая быстрей закончить разговор.

- Может быть вы хотя бы скажете, с кем я разговариваю? – продолжал настаивать детектив.

- Сегодня, в полночь встретимся у городской больницы, с заднего хода. Там все и узнаете.

- Подождите, - Антон хотел вытащить еще хоть что-то из таинственного незнакомца, но его фраза улетела в пустоту.

Положив телефон на стол, он посмотрел на время. До встречи оставалось еще полтора часа, дорога займет минут тридцать. Быстро все прикинув в голове, детектив решил допить коньяк и отправляться на встречу. Звонок привел его в легкое смятение. Сначала целый месяц ничего неизвестно, а теперь кто-то выходит на него и хочет поделиться информацией. Это казалось странным, но выхода у Антона все равно не было. Налив остатки алкоголя в стакан, он закурил сигарету и погрузился в мысли, вспоминая расцвет своей карьеры.

В то время он был сотрудником постовой службы в полиции. Зарплата маленькая, и как выяснилось через пару лет – никаких перспектив. Коррумпированная верхушка управления подтягивала к себе своих, а Антон своим как раз и не был. И как-то раз просматривая дома телевизор, к нему пришла идея заняться собственным бизнесом, тем более навыки сыска были ему знакомы. Собрав вокруг себя несколько человек, он арендовал офис и начал работу. Первые несколько месяцев было затишье, а потом народ попер. Убийства, грабежи, разбои – везде, где не справлялась полиция, молодой детектив совал свой нос. За десять лет практики у его агентства собралась хорошая база клиентов, состоятельных и влиятельных. А потом один из них подставил Мокрова, когда детектив решил подзаработать на шантаже чиновника. К тому времени на депутата был собран отличный компромат, который мог стоить не только карьеры, но и жизни. Все казало слишком прекрасно. В один день, в агентство вломились люди в масках и нашли пакет с наркотиками, который принесли с собой. Так и закончилось безоблачное будущее, затянувшись свинцовой тьмой.

Детектив посмотрел на время – до встречи оставалось сорок минут. Взяв со спинки стула пальто, он вышел во двор. Улица встретила его порцией свежего воздуха, от которого закружилась голова. Или всему виной был коньяк… Ветер задувал со всех сторон, пронизывай до костей. В первую секунду показалось, что тысячи маленьких иголок одновременно вонзились в тело. Антона передернуло. Быстрым шагом он дошел до машины. Старенький форд, все что осталось от тех хороших времен. Сигнализация послушно пропищала и открыла двери. В машине стоял запах сигарет и алкоголя, уже буквально въевшийся во все вокруг. Зажигалка подожгла очередную палочку с никотином.

Дорога была почти пустой. Мысли в голове детектива собирались в единое целое, для встречи с таинственным незнакомцем. Он не мог понять, что его тревожило. Встречи с информаторами были не редким явлением, но сейчас как будто все нутро его воспротивилось этой беседе. Антон проверил пистолет в кобуре. Надёжный Тульский Токарев был тем молчаливым и веским аргументом, который часто помогал находить выходы в любых ситуациях. Машина послушно повернула налево и вышла на финишную прямую перед больницей. На часах было одиннадцать пятьдесят пять. Антон улыбнулся – он любил и умел рассчитывать время, никуда не опаздывая и не приезжая раньше необходимого срока.

Дорога до больницы была разбитой, и ехать по ней приходилось как по минному полю. Деньги, выделенные на ее ремонт, были удачно распилены власть имущими, и отличное асфальтовое покрытие все-таки появилось, только не здесь, а по направлению к усадьбе мэра. Ямы напоминали черные пасти зубастых собак, так и норовившие вцепиться в колесо и отодрать кусок резины. Приоткрытое окно форда впустило очередную порцию холодного воздуха, заставившую обычно не мерзнущего Антона поежиться.

Детектив вырулил на задний двор больницы и припарковался в самом темном углу. Заглушив машину, он стал наблюдать за черным ходом здания. Ровно в двенадцать из двери показалось лицо человека, осторожно озиравшегося по сторонам. Незнакомцу было лет пятьдесят на вид, лысая голова блестела от полной луны. Маленький очки были спущены на нос, который напоминал иссохшую от времени корягу, которую изрядно помотало по речным порогам. Медицинский халат был расстегнут и развевался по ветру, открывая худощавое тело человека. Мокров вышел из машины, чтобы его заметили. Незнакомец посмотрел на него, и его глаза вспыхнули радостным блеском.

- Отлично! Наконец вы приехали. Заходите, пройдем в мой кабинет, - быстро выпалил из себя медик, - Там мы с вами сможем обо всем спокойно поговорить.

Антон кивнул и вошел в дверной проем. Дневные лампы, горящие далеко не везде, освещали обшарпанный коридор больницы. По стенам стояли пустые койки для пациентов, периодически сменяясь каталками. Старое постельное белье давно потеряло свою белизну, и сейчас больше напоминало половые тряпки. В дополнение к внешнему виду, в воздухе чувствовался мерзкий запах медикаментов, на половину смешанный с трупной вонью. Да, это было место последнего пристанища многих людей. Казалось, что этот коридор впитал в себя все их муки и страдания. Представляется весь ужас, с которым можно лежать на этих койках в коридоре и медленно умирать, окруженный такими же бедолагами как ты. Чувствовать, как стены этого узкого коридора давят на твое сознание, как остатки здравого рассудка забиваются в самые удаленные уголки мозга. А потом раз, и скончался сосед на рядом стоящей койке. И ни кто не придет его забирать, пока вонь от тела не разойдется до второго этажа, где обычно пьянствовали врачи. Мертвец смотрит на тебя стеклянными глазами, полными ужаса и отчаяния, а черные круги зрачков как будто показывают тебе ту пустоту, которая ждет после смерти. И она никуда не торопиться, рано или поздно ты сам упадешь в ее ледяные объятия.

Детектив тряхнул головой, чтобы отогнать дурные мысли. Поднявшись на второй этаж, они вошли в небольшой кабинет. На двери висела старая табличка – «Главный хирург Абашев Владимир Викторович». Кабинет был подстать своему владельцу – старая кожаная мебель местами ссохлась и дала трещины, когда-то красивое дерево при сильном нажатии начинало рассыпаться в труху. Небольшой стол был завален бумагами и книгами по медицине, развернутыми на различных болезнях. На стенах висело несколько абстрактных картин, дающих разыграть воображению при их созерцании.

- Присаживайтесь, - уже более спокойным голосом сказал хирург, - теперь мы можем спокойно все обговорить.

- Благодарю. Как я понял, Абашев В.В. – это вы? – на всякий случай уточнил Антон.

- Да, совершенно верно. Я главный хирург этой злосчастной больницы. И именно это обстоятельство и вынудило меня к вам обратиться. Но перед тем как начать, я хотел бы вас кое о чем попросить, - Владимир Викторович отвел взгляд в сторону. Было видно, как сильно он нервничал. Его пальцы непрерывно теребили край халата, то сжимая его, то разжимая.

- В зависимости от того, что вы хотите. Я не волшебник, - Антон слегка улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку. Спугнуть хирурга лишней настойчивостью было бы провалом.

- Нет, это полностью в ваших силах. После того, как все расскажу, я хочу сохранить полную конфиденциальность.  То, что вы услышите, не должно касаться каким-либо образом меня, или мою семью. Вы сможет выполнить эту просьбу? – в глазах мужчины горела надежда, как у ребенка в преддверии Нового Года.

- Да, тут никаких трудностей нет. Все что вы мне сегодня скажете, останется только между нами. Использовать эту информацию я буду в собственных интересах, как если бы прочитал об этом в газете. Ваше имя нигде фигурировать не будет, - детектив продолжал попытки успокоить собеседника.

- Тогда давайте начнем, - хирург на секунду выглянул в коридор и вернулся за стол. Увидев слегка удивленное лицо Антона, он пояснил – Вокруг много нехороших ушей. И даже не обязательно они хотят навредить, но то, что вы услышите – действительно никому не надо знать. Начну немного из далека. Как вы видите, я главный хирург в больнице. Пусть даже и в нашей дыре, это место было сложно заполучить. Начинал свою карьеру я с помощника, потом стал хирургом. И дальше мой рост остановился. Как денежный, так и личностный. Тогда я начал искать варианты подработок на стороне, чтобы прокормить свою семью. К тому моменту у меня было двое еще совсем маленьких детей, и их жизнь зависела только от моих действий. В то время, на меня вышел один человек, чье имя из уважения к нему я не хочу открывать. Он предложил мне интересную работу, а что самое главное – высокооплачиваемую. Его команда занималась самым обычным бандитизмом, и, как вы понимаете, не с каждого задания они возвращались целыми и невредимыми. Как раз тогда, и понадобился я. Моей обязанностью было зашивать ребят, вытаскивать пули, накладывать гипс и многое другое. Хотя признаюсь честно – это занятие мне нравилось.

- А вы, как я посмотрю, человек не робкого десятка? – с улыбкой сказал Антон.

- Это сложный вопрос, но тогда обстоятельства вынуждали меня это делать, - продолжил хирург. – Во время этой работы, я познакомился с разными людьми, которые потом и помогли мне занять место главного хирурга. Сейчас половина из них мертва, вторая половина легализовалась. И, собственно говоря, к чему я веду. Три дня назад, мне позвонил один из старых знакомых, как раз из бандитских кругов.  Я был удивлен его услышать, ведь мы не общались уже больше двадцати лет! Но от того, что он мне предложил, эмоций было однозначно больше. И, к сожалению, не положительных. Артур Фирсов, так зовут этого человека, предложил мне продать детские органы для трансплантации.

После это фразы хирург замолчал. Он открыл ящик в столе и достал графин, видимо с водкой. Трясущимися руками, мужчина налил стакан и залпом его опрокинул. Антон, молча, наблюдал за всей картиной. Его мысли пытались отыскать в закоулках памяти всех торговцев человеческими органами на черном рынке, которых он знал. Да, среди них было много откровенных мерзавцев, но никто не стал бы торговать детьми. Артур Фирсов… Имя было до боли знакомым, но вспомнить его обладателя никак не получалось. Детектив сделал несколько пометок в блокноте, и снова обратил свое внимание на хирурга.

- Простите, - извинился Владимир Викторович. – Нервы уже никуда не годятся. Тем более, когда тебе звонят с такими предложениями.

- Ничего страшного, я вас понимаю. Этот Артур, он назвал цену, предложил встретиться? На чем вы в итоге договорились?

- Да, да. Сейчас все расскажу. Когда он мне это предложил, я потерял дар речи. В голове сразу всплыли те газетные заголовки, где писали про пропавших детей. Я сразу начал отказываться, говорить, что больше не занимаюсь криминальными делами. Но Артур настаивал, чтобы я подумал. Ведь сейчас огромные очереди, на детские органы, и соответственно цены на них заоблачные. Знаете, за сколько можно продать ребенка по частям на черном рынке?

- Честно говоря – не хочу знать, - Антону стало мерзко. Он был опытным детективом, и видел много страшных вещей. Но сейчас, комок подкатил к горлу, при мыслях о расчлененных детях, чьи органы разложены по пакетам.

- Я вас понял. В общем, он дал мне четыре дня подумать. После чего обещал перезвонить и еще раз спросить мое мнение, - врач снова начинал нервничать.

- Так, а что вам мешало обратиться в полицию? Вам угрожали? – поинтересовался Мокров.

- Да. Артур мне сказал, что, если я пойду в полицию, мою семью также продадут на черном рынке. Вы меня понимаете? Куда я пойду! Но я не хочу снова быть впутанным в это, сейчас у меня все хорошо. Дети, жена, недавно дом купили, все наладилось… - на глазах врача начали проступать слезы. Смотреть на плачущего мужчину в годах – дело не из легких.

- Успокойтесь, пожалуйста, - Антон решил перехватить инициативу в свои руки, - А почему вы решили обратиться именно ко мне?

- Я знал, что вы проводите расследование. Когда все это произошло, полиция опросила пол города, но результатов не было. А потом вы так же опросили людей. Сейчас каждая собака знает, что вы занимаетесь этим делом. Поэтому я и решил, что вам может быть интересно.

- Да, тут не поспоришь. Хорошо, давайте поступим следующим образом. Завтра, когда Артур вам позвонит, вы договоритесь о встрече. После чего, присылайте мне место и время на телефон, и вас больше это дело не касается. Идет?

- А если у вас не получится, сделать запланированное? – хирург снова начал трястись мелкой дрожью.

- Вы мне в любом случае уже все рассказали, поздно уже бояться. А все остальное – моя забота.

- Я вас понял, - практически прошептал мужчина.

Улица снова встретила Антон морозной прохладой. Он завел машину и закурил, стараясь собрать всю картину целиком. Детей воровали ради перепродажи на органы, поэтому не было никаких требований о выкупе. И продавать их начали через своих, в надежде, что информация не сольется в органы. Но кто же этот Артур Фирсов… Имя было знакомо, как старая песня из детства, которую один раз услышав, будешь узнавать всегда. На сегодня хватит историй о мертвых младенцах и продажных врачах. Надо было хотя бы немного отдохнуть. Детектив поехал домой, в надежде поспать. Маленькая квартира встретила его привычной пустотой. Кроме него здесь никто не жил, а по работе часто приходилось спать прям в офисе. Мокров скинув с себя ботинки и пальто, упал на диван. Алкоголь начинал выветриваться из крови, сопровождая свой уход головной болью. Единственным спасением было либо снова пить, либо забыться в сновидениях, в надежде, что они подарят желанный покой.

Но этого не произошло. Сон был прерывистым и тревожным, наполненный картинами, не поддающимися описанию обычным человеком. Антон оказался на старой проселочной дороге, укутанной с двух сторон старыми деревьями. На улице было темно и невозможно было различить четкие границы растительности, где она начиналась, а где заканчивалась. Ничего не оставалось, как двинуться вперед, по освещенному луной гравию.  Краем глаза детектив замечал, как что-то следит за ним из-за кустов. Стоило ему повернуться в направлении шорохов, как они сразу стихали, а идти и самостоятельно проверить что там - желания не было. Детектив ускорил шаг, пытаясь оторваться от неведомого преследователя. Звук становился все ближе и зловещее. Мокров уже четко различал в тишине ночи, как чьи-то челюсти кого-то жевали. Он перешел на бег, и, вскоре, увидел поворот дороги, упиравшийся в старые железные ворота. Металл уже почернел от времени, местами источившись от въевшейся ржавчины. В разные стороны от створок уходил высокий кованый забор, заканчивавшийся где-то во мраке. На верхней части ворот была сделана надпись на неизвестном Антону языке – «Illic 'haud terga vertentes». Сзади снова послышалось жевание.

Страх накрыл детектива с головой, заполняя все его тело. Леденящие щупальца ужаса въедались в мозг, сковывая движения и мысли. Это напоминает то чувство во сне, когда кто-то тебя преследует, а ты не можешь убежать, как бы ни старался. Антон со всей силы дернул створку ворот на себя и рванул внутрь. Как только он оказался за забором, все звуки сразу прекратились. Вообще все. Мертвая тишина стояла вокруг – ни ветра, ни деревьев, ни собственных шагов не было слышно. Как не напрягал глаза Мокров, но больше чем на пять метров вперед ничего не было видно. Детектив стал медленно двигаться вперед - теперь это не доставляло таких трудностей и неудобств, как перед входом. Ноги ступали на мягкую землю, покрытую густым мхом. Передвигаться приходилось на ощупь, но ничего не попадалось под руки. Поэтому со стороны Антон походил на зомби – медленная походка и выставленные вперед конечности. Неожиданно, как из-под земли, перед ним появилась огромная мраморная плита, заставив отшатнуться назад. Она была больше трех метров в высоту и вся покрыта текстом, на том же неизвестном языке, как на воротах. В нижней части красовался рисунок, каких раньше вряд ли доводилось кому-либо видеть. По центру сидел младенец, хотя таковым его было сложно назвать. Обычное детское тело дополняла голова, но не человеческая, а непонятного существа. Антон стал всматриваться в картинку, пытаясь различить, кому принадлежат эти черты. В верхней части лица был один глаз, как у циклопа, но значительно меньше. Вверх от него уходил гребень, состоящий из позвонков. Вместо ушей и носа были зияющие дыры, из которых выходил то ли дым, то ли пар. Но самой зловещей частью лица, если его было можно так назвать, был рот. По бокам от губ шли муравьиные жвала. Антона передернуло от этого младенца, и, не по своей воле, он сделал шаг назад. Нога потеряла опору, и тело начало падение. Детектив подумал, что это конец сна и все сейчас закончится, как спина ударилась о землю.

Оказалось, что за ним, пока он рассматривал плиту, появилась двухметровая яма. Падение сбило дыхание, и Мокров пытался восстановить правильный ритм, жадно хватая губами спертый воздух, пропитанный свежей почвой. Как только это получилось, Антон стал ощупывать все вокруг себя. Он быстро осознал, где теперь находится, новая волна ужаса накрыла его сознание. На это раз щупальца страха сжали все внутренности, заставляя бешено биться сердце. Каждое движение приносило невыносимую боль, кровь в сосудах выжигала все изнутри. Не каждый день получается оказаться в свежевскопанной могиле.

- Когда же это, твою мать, кончиться! – прокричал Антон.

- Никогда, - неожиданный голос разрезал тишину, вынудив обратить внимание на край могилы.

Над ним стояла фигура, полностью закутанная в черный плащ. Капюшон закрывал все лицо, не давая рассмотреть подробности. Мокров услышал, как в землю вошла лопата, после чего на него упали комья земли. Сообразив, что кто-то собирается похоронить его заживо, он вскочил на ноги и попытался уцепиться за подол плаща, желая скинуть вниз своего палача. Через секунду Антон почувствовал сильный удар по затылку, и рухнул на землю. Собрав покидающего его силы, он перевернулся на спину. По краям могилы стояло человек восемь, все как один одетые в темную материю. Земля посыпалась сверху, покрывая тело. Уже не было возможности поднять руки или ноги, прижатые тяжестью почвы. Сознание начало покидать детектива, как не цеплялся он за его остатки. Последним, что увидел Антон, было лицо младенца, которое было нарисовано на плите.

- Illic 'haud terga vertentes, - пропищало оно, оскалив жвала, блестящие на лунном свете.

Мокров вскочил на кровати, обливаясь холодны потом. Он до сих пор чувствовал запах земли и легкую боль в затылке. Всего лишь сон. Но насколько же все казалось настоящим! Каждая секунда там казалась вечностью, из которой уже невозможно выбраться. А этот младенец? Как фантазия вообще может создавать такие образы в голове! Антон помнил все, что произошло с ним. И помнил, это слабо сказано. Ему казалось, что он только что прожил все это, прочувствовал своим нутром. В это время первые лучи солнца ударили в окно, освещая часть комнаты и рассеивая мрак ночи. Наверное, именно это обстоятельство помогло детективу выкинуть из головы дурные сновидения. Свет забирался во все закоулки помещения, выметая остатки переживаний и страхов, которые скрывала тьма. Вместе с новым днем рождалась и новая надежда, на лучшее будущее.

Солнечный блик ударил в глаза, заставляя прикрыться рукой. Антон встал с кровати и подошел к его источнику – фоторамке, на которой он стоял рядом с молодой женщиной, держащей на руках маленькую девочку. Комок подкатил к горлу. Мокров убирал все напоминания о прошлой жизни, но эта фотография всегда оставалась на месте. На ней все были счастливы и улыбались, показывая всем своим видом неподдельное счастье. В тот день они – Антон, его жена Ирина, и их дочь - маленькая Оля – ходили в зоопарк.

Прекрасный солнечный день, наполненный детским смехом и радостью. Счастье в чистом виде, не запыленное и не замаранное. Каждая минута той поездки была выбита в мозгу детектива. Если бы не эти воспоминания, способные вернуть к жизни в самые сложные моменты, он бы уже давно или спился, или застрелился. Единственное, что помогало жить, с того момента как их не стало, это память.

В тот вечер агентство Мокрова праздновало завершения очередного крупного дела. Естественно, мероприятие заставило задержаться всех на работе. По поручению одного влиятельного заказчика, они искали группу воров, обметающих дома состоятельных жителей города. Два месяца собирались зацепки и улики, после чего совместно с сотрудниками полиции была сделана засада в одном из домов, который должен был подвергнуться нападению. Вскрыв парадную дверь, воры даже не представляли, что их там ожидает. Буквально за пару секунд их положили лицами в пол, надев наручники. Одному из четырех преступников удалось сбежать, но его поиск был делом времени. Что-то, а колоть негодяев в наших отделах умели. А дальше федеральный розыск и немного терпения.

Продолжение следует...

Часть 2

Показать полностью
124

Нож

В рассказе использована обсценная лексика из образа рассказчика. Он не умеет говорить по-другому

Да б*я, ну вот как тебе пояснить покороче.

В тринадцатом году мы одного типа с пацанами хлопнули, мне тогда 16 было, уехал по малолетке. Тогда, наверное, и началось все.

Вернее, началось, когда на взрослую зону перевели. Я так-то не люблю об этом болтать, ну типа сидел ровно, тихо свою десятку, не шестерил, не стучал. Благо еще на малолетке все объяснили. Ну там не кололся еще, не торчал. Ну и не раскаивался особо, понял. Ну типа думал, что по делу все и по-другому нельзя было.

Короче, заехал к нам в хату как-то парень один. Интеллигент с виду, домашний такой, в очках. Ну мы с корешами узнать чё да как, все честь по чести, не борзеем, знаешь. Мол типа, ты кто, откуда. А он молчит в ответ. Немой что ли, кто его знает. Ну мы в непонятках, шконку ему указали, он там свои вещи и кинул.

На перекличке, когда он отозвался и статью назвал, поняли, что он просто базарить с нами не хотел. Тут и взяли его в оборот. Че по чем, в падлу что ли и так далее. А он молчит. Смотрит на нас и молчит. Ну мы ночью его отмудохали за такое поведение. Нам с ним сидеть, а он ведет себя неправильно. Утром пару человек в карцер выволокли, а его на больничку. Через время он вернулся и все молчит, сука. Ну вот че с ним делать? И давили его и били, без толку. Сидит, смотрит в одну точку. Или книжки читает, все перечитал, пока с нами сидел.

Раз залетают к нам со шмоном, все обыскали, а меня к куму. Он все про дела мои, а потом между делом спрашивает: у вас кто в камере молчуна режет? Я в непонятках. Так мол и так, на нем живого места нет. Все в шрамах и порезах. На осмотре заметили. Ну я ему и пояснил, что таких живодеров у нас нет, да, мол он странный, но что тут поделаешь. Сидит и сидит тихо. От него и отстали все. А этот, сука, не верит. Если, говорит, найду покрошу всех.

Ну ищи. Один у нас был в хате, такой, Веня. Вроде ровный тип, но Молчун его почему-то бесил очень. Чисто поведением своим. Веня говорил, что Молчун лучше нас себя считает и поэтому молчит. Что с нами, поганью разговаривать. Ну и вел себя также, не сдерживался, редко день был, когда он Молчуна не избивал. Больше всех Молчун от него страдал. Так было, пока мы однажды Веню утром не нашли порезанным. Вроде лежит, как будто спит, но не просыпается. Одело откинули, а у него от уха до уха горло порезано. Ну мы шухер подняли, пока все началось я Веню рассмотрел хорошенько. Думаю, че не так, а крови почти нет, сука, и Веня выглядит как будто его на прошлой неделе порезали, бледный и окоченел весь.

Ну тут охрана нас всем раком поставила, шмон, все дела. Потом на допрос по очереди. Я молчал, понятно все. У Вени врагов почти и не было, долгов и рамсов ни с кем не имел. Найдут у Молчуна заточку и оформят его, а че у него за душой кто знает? Он же за убийство сидит. Так думал, но что-то меня смущало как будто. На малолетке видал всякое, но так заточкой порезать как будто нельзя. Ну типа не получится так аккуратно, без шума. И еще. Раз видел, как одного в руку пырнули, так он кровью весь пол в блоке залил. А тут горло. А вокруг нихера. Чисто почти. Страшно до жопы.

Молчуна от нас забрали надолго. Кололи его жестко, мы потом узнали. Он к нам только через полтора месяца вернулся: без зубов почти, нос на бок свернут, глаза стеклянные. Смотреть больно: был человек, а стал… Кум потом спрашивал, как ему теперь живется… погань, бл*дь. Он ведь его таким сделал. А знаешь за что? За то что ничего найти не cмог. Так и замяли дело с Веней, да и все как-то про него забыли, хотя вроде были у него кенты. У каждого свои дела.

А Молчуна мы больше не трогали.

Он видать совсем кукухой поехал: сидит шепчет что-то, рукой по кровати водит. Кто-то подшучивал над ним, а я за ним наблюдал внимательно, потому что стремно мне было, потому что вспомнился труп Вени.

Как-то ночью проснулся и вижу, что тип этот вроде как копошится на своей шконке. Я сначала нихера понять не мог, а потом как будто разглядел, что он свою руку бледную вверх вытянул и вроде как водит по ней другой рукой. Потом понял, что не рукой, а чем-то похожим на нож. Это когда прожектор в окно светанул. Ну вроде как на секунду все светло стало, а я четко все приметил. И нож с красной ручкой, и порезы на руке. Я ох*ел, конечно. Откуда, бл*дь, у него нож в хате? Сразу понял, что это он Веню порешил, шизик. Вспомнил, что кум меня за его порезы спрашивал.

Стоило шум поднять. Стоило. Но я смотрел, как он ножом по руке елозит, как на срипочке. Широко так, с оттяжкой. А сам аж гнется всем телом, но молчит. Молчит, сука. Когда фонарь второй раз по окнам прошел, я от неожиданности аж дернулся: так рожа его была перекошена, ничего страшнее в жизни не видал. Лыба натянута, глаза на выкате, волосы слиплись, взлохмаченные. И рожа такая… вроде как смеется, но без звука. Тут он и приметил, что я за ним наблюдаю. Голову повернул и на меня. Потом палец к губам приложил, типа молчи в тряпочку. Вроде темно, но я разглядел. Вот тогда я знатно струхнул. Считай шиз с ножом в хате. Шухер навести, так он первый на меня кинется. Порежет ни за что.

Я глаза закрыл, вроде как сплю, а сам все наблюдаю. Шиз вроде как притих, руку опустил, а потом резко как ёб**т себе в горло. И захрипел. Но недолго, пару секунд буквально, я от неожиданности вскрикнул, кенты тоже попросыпались. Ни хера со сна раздуплиться не могут. Я лежу пока. Нахер оно мне надо? Еще повесят на меня это. Опять шухер, опять охрана, шмон, всех раком…

Долго это дело тянулось. Всё виноватых искали. А знаешь, чё еще искали? Орудие убийства. Чуть ли не очко всем залезли и не нашли ничего. Куда этот нож делся я понять не мог. Должен был на пол упасть. Но ничего не было, чисто всё. Ну вот и подумай с и их стороны: раз нет орудия, значит шиз сам себя не мог порешить. Но я-то, бл*дь, видел всё: и нож этот и как он хрипел. Только не сказал потом никому, потому что оно мне не надо.

Мурыжили нас и кошмарили по одному, всех кто в хате той ночью был. У всех ответ один примерно – ничего не знаю, не видел, спал. Я также отвечал. Ты, наверное, и не знал, что такое боль? Я вот тогда узнал, хоть меня и раньше били, конечно. Как же они работают, как же они это умеют… да что говорить-то, было и было.

После того случая нас всех расселили по другим хатам. Я сначала в одну попал, потом в другую. Я со своими сокамерниками бывшими общался потом. Никто ничего на полу не видел, никто прибрать незаметно не мог.

Думал я об этом, думал, но потом не до этого мне стало, потому что одна с воли одна весточка пришла.

На воле у меня из близких людей только матушка была. Родила, вырастила, считай, одна, на своем горбу. Батю не видал ни разу, он пол жизни сидел, может сидит до сих пор. Сестер, братьев нет. Ну вот мама, чтобы меня поднять кем только не вкалывала, все надрывалась. На меня времени мало-мало было. Ну вот так и вышло, что рос я сам по себе, считай, как сорняк. Ну она говорила со мной, старалась типа сберечь от батиной доли. Ну что толку? Кем я мог вырасти в таком месте, как наше село? Половина сидит, половина бухает, потом меняются. Но вот мама говорила, хочу мол сынок, чтобы у тебя семья была и работа нормальная, чтобы детки твои не жили, как ты. Говорила, что верит в меня. Даааа….

Я в двенадцать лет впервые ее на х*й послал, когда за пьянку предъявила. Как щас помню, смотрит на меня и в глазах не злоба там или укор, а такая печаль, знаешь. Мне внутри сжало всё, я к ней, обнял её, сам плачу пьяными слезами. Бормочу че-то. Она меня по спине гладит, успокаивает, шепчет что-то… потом только разобрал, что она говорила: сама виновата, сама.

А потом только хуже стало: наркотики, загулы, школу забросил. Хули, молодой, на уме одно веселье да понятия зоновские. Но мама ждала всегда. Не ругала, не обвиняла, хули толку. Просто ждала дома, чтобы встретить, чтобы дома побыл с ней.

Но один раз не пришёл. Звонок: ваш сын подозревается, суд, этап… Я на суде на нее не смотрел. Не мог. Вздернулся бы, если бы хоть раз глянул. От свиданий по началу отказывался, но письма писал. Прощения просил, она мне в ответ. Потом приехала раз… я ее увидал и ох*ел: как же она постарела за это время. А глаза… просто дыры. Сдохнуть тогда хотелось. Но она подбадривала меня, как и раньше: вот выйдешь, всё по-новому будет, верю в тебя…

А потом сообщают, что умерла она. Инсульт. Ей всего 47 было. Дома одна была, видать плохо стало, а никого не было рядом. Только через два дня ее нашли.

Знаешь, что самое мерзкое? Не отпустили меня даже попрощаться. По закону это все на усмотрение администрации, а я тогда под подозрением был по делу шизанутого этого. Я к куму напросился,  разобраться за его сучье поведение, а он смотрит на меня и говорит: «вот подпишешься, что Молчуна зарезал, тогда отпущу. Посидишь, чуть больше, че тебе?» Вспылил я сильно тогда, очнулся, только когда мне по затылку дубиной съездили. Охрана налетела, оттащили от этой падлы. Меня бьют, а я плачу, но не от боли, а от ненависти к себе. Мама, мамочка… выходит никому я теперь снаружи не нужен.

Карцер – это не по-людски. Выше человеческих сил. В первый дель лежал полумертвый, думал подохну, на второй уже хотел подохнуть. Сил нет, все плывет, пить не дают, суки и боль. Но хуже всего, что один теперь. Никто меня не ждет. На третий матушку увидел, думал пришла за мной. Стоит такая красивая и молодая и руки тянет, как для объятия. Ох, как я хотел с ней уйти. Чтобы, как раньше в детстве, когда еще не было всей грязи этой. А она мне говорит: «Сынок, ты хороший, люблю тебя, у тебя все получится, не торопись…».

Две недели я там пробыл. Никому бл*дь не пожелаю. Но карцер этот для меня многое пояснил в жизни. Вот зачем я живу? – думал. Ну неужели, чтобы кайфовать, да делать, что в башку придет? А потом подохнуть как собака на зоне без всяких вариков? Этого для меня мама хотела, для этого растила, для этого надрывалась? А я чего хочу? За какой х*й я прожил почти 20 лет, чтобы сейчас лежать обосанный в каменном мешке? Ну вот я, допустим, молодой еще, но, если так пойдет, много мне еще осталось?

Короче, выжил. И вышел другим человеком оттуда. Ну не прям другим, но внутренне как будто изменился. С тех пор меня чёт воротить стало от всех этих понятий и муток тюремных. Сначала с геры слез, и это я тебе скажу, еб*ть как непросто. Ломка – это как карцер, только срок длится бесконечно. Когда проходишь через это понимаешь, что ты в натуре один, никого нет, кроме тебя. Все остальных только ненавидишь, они мешают, потому что живут спокойно и им срать на твои страдания.

Когда в себя пришёл, многое понял. Понял, сколько наворотил, понял, сколько еще сделать надо. Мутиться перестал, тише стал. Вроде и на хате, вроде и нет меня. Пох*й на остальных – это не братья твои, а просто попутчики. Как в поезде, где каждый второй урод. За ум взялся, можно так сказать. Не полностью, конечно, были косяки, но все равно не так, как раньше, когда за любую ерунду мог притянуть, доказывал че-то кому-то.

Мутно и долго получается, согласен, не бухти.

Подумал я, что мне сделать с таким количеством времени, что у меня есть. Отупел, ведь, совсем на зоне. Начал потихоньку книги брать, да читать, как тот Молчун. Интересно было, знаешь, как будто в другом мире, пока читаешь, но не таком у*бищном. Потом попала мне в руки книга по электрике. На вроде энциклопедии по ремонту. Х*й его пойми откуда она на зоне, но тоже прочитал. Потом еще брал всякие технические, обучающие и понял, как хорошо учиться чему-нибудь. В школу захотелось, в колледж какой-нибудь. Понял, что все это прошло, долго горевал. Думал, как же хочу быть полезным, а не просто болтаться, как мои друзья. И прям жить захотелось. Как будто внутри загорелось что-то. Жить, работать, любить может… но это не скоро будет.

Долго я грузился по этому поводу, и с тех пор все делал, чтобы пораньше срулить по УДО. Не стучал, конечно, но работал и не моросил. Ни одного косяка за остаток срока, денег скопил. Не много, у тебя сто пудов поболее будет, но на первое время мне должно хватить.

Вышел на три года раньше, как на крыльях вылетел. Не верил своему счастью и знаешь, как жить хотел правильно, без грязи всякой, пусть это все за спиной останется.

Да вот только свобода меня еще больше опрокинула, чем зона в свое время.

Приехал в свое село, к себе домой. Отдохнул денек. На могилку сходил к маме, потом домой сразу. Одичал от этой зоны, кажется, что все пялятся на меня. Дома прибрался, в магазин сходил, как обычный человек.

На следующий день в город поехал, чтобы не болтаться просто так. Пошел на завод сначала вакансии смотреть, потом в другие места макался. Них*я. Места есть, желания брать меня нет. Я им говорю, могу что угодно делать, руки не из ж*пы растут, они мне в ответ мол, понимаешь, не имеем права. И так, сука везде, где я был. Даже дворником отказали.

Не, по началу нормально все, проходи – люди нужны. Видят, что здоровый лоб пришел за копейки работать. Но это пока руки не увидят с партаками, которые я по глупости на зоне набил. И тут начинается песня…му-хрю, понимаете…

Они ведь бл*дь даже меня не знают, даже не по обложке судят, а по уголку обложки. Да, сидел, но осознал. Да, есть риск, что я окажусь гнилым, но сильно великий риск? Что я украду? Лопату, метлу?

Время к вечеру, поехал домой.

Утром опять в город. В этот раз газету купил с объявами по работе, мало ли кому работник нужен. Да только то же самое и вышло. Было пару раз, что пообещали, но как только я справку принес, сразу «берут паузу». В итоге нашел работу грузчиком.

Мне уже после всех поисков уже по боку было кем работать. Лишь бы не дома сидеть в четырех стенах. Устроился – вышел. Все честь по чести, денюжка небольшая, но платят ежедневно, я тоже работаю честно, не отлыниваю. Мужики после работы бухать звали, но я отказывался всегда. Боялся, что затянет по новой. Работал до одного случая, пока какая-то падла коробку с сигаретами не тиснула. Не я, конечно. Нах*й оно мне с моей историей. Приехал хозяин, который меня нанимал и с ходу в меня въехал. Понятно. Тут и искать не надо, просто пальцем показать. Я даже не оправдывался, не привык к такому. Брал? Нет. П**дишь. Вот и весь разговор.

Выпер меня. Мужики вслед смотрели, а я знал, что они все знают, что не по масти он меня выпер, потому что видели всё. Но никто не заступился, ни одна душа.

В тот день первый раз нажрался после отсидки. Плохо было очень, понимаешь. У меня план был: выйти, пойти доучиться и работать, чтобы деньги были на жизнь. Честно, без балды. Сидел в парке под деревом, домой ехать не хотелось. Смотрел на пруд и думал, что дальше делать.

Меня жизнь потрепала и я просто так не привык сдаваться, завтра пойду еще. Так думал тогда. Жалость к себе заглушал. Пил. Домой решил не ехать, поздно уже. В парке переночую, благо лето было.

Тут ко мне какие-то ребята на спорте подошли, человек пять, ну чисто школьники. Х*й знает, зачем я им нужен был. Стали за жизнь спрашивать. Кто такой и че здесь бухаю. Я сказал, что ухожу уже. Они стали интересоваться за мой срок. Стали спрашивать, что я тут забыл. Я молча встал и стал уходить. Тут мне сбоку прилетело, потом еще. Я лежал, голову прикрыл, а они меня били. Не сильно по сравнению с тюрьмой, больнее было от того, что они говорили. И тварью называли, и поганью. Чувствовал, что ненавидят они меня. Просто за то, что я есть такой.

Отошли. Я встал юшку кровавую роняя, посмотрел каждому в глаза и ушел, молча, шатаясь. Почки болели.

Утром в больнице сказали, что у меня сотряс. Смотрели соответствующе, как на падаль. От меня пасёт перегаром, руки синие от наколок, весь заплыл.

Поехал домой, от госпитализации отказался. Смотреть на них невыносимо.

Когда оклемался, попытался еще поискать работу, но понял, что это дохлый номер. Никому я такой красивый не нужен был.

Потом сидел дома. Выходил только за продуктами. Старался бороться с желанием уколоться, с ненавистью, что внутри была. Не к миру ненависть, а к себе, не подумай. Были мысли уйти самому, их тоже гнал от себя. Вот я думал: в чем был смысл мне откидываться с зоны, если снаружи для меня та же зона. Ни там, ни тут никому я не упёрся. Тоже тяжело это понимать.

А потом я нашёл свой нож. В верхнем ящике стола на кухне. Раньше его там не было. Мелкий, острый с красной ручкой пластиковой. На лезвии снизу зазубрины, хоть на охотничий он не похож. Не уверен, что это мой нож, но сейчас он принадлежит мне. Я его сразу узнал. Вспомнил Молчуна. Знаешь, нашел и сразу как-то легче стало. Я везде с собой его носил.

Бывало, едешь в город просто так в автобусе, а он в кармане притаился. Трогаешь его и такой кайф берет, чувствуешь свободу. Странно звучит, понимаю, на шиз похоже, но мне кажется, что этот нож душу имеет. Жадную, темную. Она зовет как будто, манит. А я слабый тогда был, подчинился.

Я себя резал. Да, прямо как тот тип. Это мне нож подсказал сделать. Сначала ногу попробовал на голени, потом руку прямо на ладони. Кайф.

Знаешь, накатывало иногда. И страх, и ненависть к себе.  Ох дурел я тогда. Прятался в доме, но от себя не спрячешься. Кукуха конкретно текла. Тут нож и выручал. Резанешь по коже, и вроде как легче. А он пьет. Впитывает кровь, быстро жадно. Напитывается ей и сыт еще какое-то время. Кто я? Зачем я? Нах*й я живу что мне дальше делать? Думаешь об этом и страшно становиться. Но как кровь пустишь, становится легче.

Весь в шрамах был прямо как тот Молчун. Но мне все равно на это было. Главное, чтобы нож со мной был. Знаешь, это похоже на приход, только платишь не здоровьем и деньгами, как за геру, а кровью.

Жил так пока у меня накопленные деньги не кончились. Сначала в отупении дома сидел без еды, потом мутить начало. А тут накатывает… еще и нож в руку просится.

Долго не думал. Доехал до города из последних сил и одного типа прирезал моим ножом. Первого попавшегося. Он из машины вышел и пакеты в руках нёс. Домой, наверное, где семья, жена и детки, может быть. Ну что же я ему в подъезд дверь придержал и в тамбуре оформил, кошелек вынул и телефон тоже. Нож аж засветился в темноте. Так он жадно пьет, знаешь. Ну ты-то знаешь, да. За пару минут тело высушил и назад мне в руку прыгнул. И только тогда я понял, что такое свобода.

Это них*я не свобода выбора или решеток. Это намного круче. Свобода – это когда ты можешь убить человека. Сразу становиться легче. Потому что ты один, когда рождаешься и один живешь. Все остальные – просто прохожие. Звери, которые могут быть убиты моим ножом. А себя я теперь люблю, знаешь. Перестал себя резать. Нож и так сыт, а я спокоен.

Молчун так не смог. Он слабый был и не хотел других резать. Себя кромсал на ленты. А когда невтерпёж стало, убил себя.  Падаль травоядная.

Почему я убил тебя? Просто так. Потому что могу. Потому что хочу. Потому что я ненавижу тебя, также ка ненавижу любого другого человека. Когда ты ночью из клуба шел подвыпивший, ты думал, что придешь домой и ляжешь спать и завтра все будет лучше. Но завтра них*я не будет, ты ведь уже остыл.

Показать полностью
208

Послеродовая депрессия (крипи). Часть 4

-Пс, не спишь?-в проходе показалась Светина голова, - а у меня вон чего есть. С этими словами Света поставила бутылку красного вина на кухонный стол. Она тихо достала две чашки из кухонного ящика.

-Уж извини, попьем из чашек. Бокалы в маминой комнате,- шептала старшая сестра.

-Прости, Света, но я не думаю, что выпивать алкоголь в моем нынешнем состоянии - хорошая идея,-произнесла Полина.

-Ну, как хочешь. А я выпью, не пропадать же добру.

Светлана налила себе в чашку вина и бесцеремонно уселась на импровизированную постель сестры. Полина чувствовала острую необходимость в человеческом тепле и объятиях, она подскочила на своей кровати и крепко обняла сестру.

-Я так по тебе скучала, - вырвался шепоток из ее губ.

Светлана в ответ прижала Полину к себе посильнее, и младшая сестра почувствовала, что старшая нуждалась в этих объятиях не меньше.

-Чертовы дети, да?- пошутила Света, - не дают даже сестрам увидеться.

Полина тихо хихикнула, выдыхая воздух в плечо сестры.

Вдоволь наобнимавшись, Светлана выпустила младшую сестру из объятий, протянула руку к чашке и сделала глоток.

-Не люблю красное, -морщилась она, - это я у мамы взяла из ее старых запасов. Анастасии Александровне пациенты часто дарили конфеты, шоколад, иногда алкоголь.

-Ладно, сойдет, - Света хитро посмотрела  на сестру, - Ну, чего, получила от мамы?

-Ага, по самое не балуй.

-Ну, это ж наша мама. Чего от неё ожидать. Представь себе, я с ней живу.

-Искренне тебе сочувствую Свет. А знаешь, налей-ка мне тоже чашечку. Аппетитно ты пьешь!

-Вот эт правильно, вот это по-нашенски.

Света налила сестре вина.

Полину захлестнула ностальгия, как они с сестрой пили пиво на кухне, пока мама работала в ночную смену. Не смотря на внушительную разницу в возрасте - десять лет, им всегда было, о чем разговаривать. Наверное, правильно говорят, что общий враг объединяет.

Светлана положила руку сестре на плечо и заглянула в карие глаза Полины:

-Расскажешь, что случилось?

-Мне кажется, я выпила для этого недостаточно вина,-с этими словами Полина залпом осушила свою чашку и вытерла сине-фиолетовые усы от вина.

Света давила смешок ладонью. Ее длинные русые волосы струились по плечам, Полина находила Свету очень красивой, не взирая на то, что она несколько располнела после вторых родов и декрета.

Полина ощутила, как алкоголь ударил в голову. Ей стало легче, события последних суток казались ей сном. Девушке пришла в голову мысль, что сны ведь рассказывать гораздо легче. И Полина начала свой рассказ.

****

Света слушала сестру с открытым ртом, иногда удивленно мотая головой, а иногда сочувственно ложила руку на бедро сестры. Когда Полина закончила рассказ, Светлана молча сидела, примерно с минуту, а затем налила им ещё вина.

-Знаешь, Полин, - начала она и отпила из чашки,- я тебе честно скажу, что если бы я не знала твоего сына лично, я бы подумала, что ты сумасшедшая. Но эти синяки и укус… я не знаю, что и думать.

-Ты думаешь, что мой сын… одержим? - Полина не верила, что произносит это вслух.

-Ну а что? Думаешь, не бывает такого?

-А разве бывает?

-Ну а вдруг. Я вот верю в паранормальное.

Полина задумалась. До прошлого вечера девушка не верила ни в черта, ни в бога, но последние события заставили ее усомниться в своих убеждениях. Полине приходилось выбирать из двух зол. Какое из них лучше? Мать-шизофреничка или ребёнок-сатана? Какой бы выбор сделала она сама, если бы можно было выбирать…

-А вы Дениса крестили вообще? - Светлана выдернула своим вопросом младшую сестру из раздумий.

-Крестили. А ты не помнишь? Ты же сама там была.

-Ай, да, точно, вспомнила, - Света ударила себя ладонью по лбу.

-Не вяжется что-то, - усомнилась Полина, в очередной раз отпивая из чашки.

Девушки замолчали, каждая в своих размышлениях. У Светы первой родилась идея:

-А сходи к бабке!

-К какой?-заинтересовалась Полина. Она не раз слышала эти чудные рассказы, как знакомый знакомого долго болел, потом съездил в глухомань к бабке и исцелился.

-Да к любой.

-Бабке Дениса нужно показывать, а Мишка точно мне этого сделать не даст,у виска покрутит.

-Так и что! Придешь к ней, все расскажешь, может, она посоветует чего или отвар какой даст.

Полина скептическим взглядом окинула сестру. Но Светлана неотступно продолжила:

-Послушай, Полин, я понимаю, что это все звучит, как полный бред для тебя. Но вот только представь, приходишь ты такая в центр к психиатру, он лечит тебе голову, лекарства прописывает, от которых ты овощем сидишь, а рядом твой сын, который…

-Не продолжай,-прервала Полина сестру.

Светлана приобняла свою младшую сестренку:

-Я знаю, как тебе тяжело, -шептала она, когда кажется, будто жизнь на куски разбивается. Но что поделать… За счастье свое нужно бороться до конца и оставаться сильной. Давай я завтра с тобой поеду, чтоб тебе не так страшно было.

Полина почувствовала безмерную благодарность по отношению к сестре. Благодарность и восхищение ее силой духа. К тому же, ее слова не лишены логики. Да и что она потеряет, съездив к ведунье.

-А где мы бабку найдем? - поинтересовалась Полина.

-Так интернет же есть! - старшая сестра трясла своим смартфоном над головой, взятым со стола, - Двадцать первый век на дворе! Ща все будет.

Светлана начала вводить поисковой запрос: гадалка, ведунья, знахарка.

-Ого, смотри, - Света показала результат поиска сестре,- бабушка Глафира, двести пятьдесят три отзыва, оценка 4,8.

-Да ты шутишь,-всполошилась Полина.

-Сама посмотри.

Света передала телефон в руки сестры. Полина открыла страницу бабушки Глафиры, в описании услуг было указано: экзорцизм, снятие порчи, любовный приворот, помощь людям.

Сестры переглянулись.

-А отзывы открой, - попросила Света.

Полина нажала на ссылку отзывов.

«Спасибо бабушке, спасла жизнь мне и ребенку, 5 звезд»

«Помогла удержать мужа, 5 звезд»

«Приворот не помог, 1 звезда»

«Изгнала беса из дочери, лучшая в своем деле! 5 звезд».

-Это шутка какая-то что-ли?-Полина повернулась к сестре.

-Вот видишь, а ты не верила. Вот, съезди завтра к ней. Может, поможет. Ну-ка, глянь адрес.

-Бизнес-центр «Агат».

Полина засмеялась:

-Дожили, бабки в бизнес-центрах принимают.

-Ну так, время сейчас такое. Бабкам тоже развиваться надо. А не в глухих деревнях сидеть.

Сестры тихо хихикали, закрывая рты ладонями, они боялись разбудить детей или, не приведи Господь, мать.

У Полины словно какой-то груз упал с души. У неё есть план и поддержка в лице сестры. Она была уверена, что уже завтра ей помогут. Полина представила, как обнимает Дениса, а он наконец обнимает маму в ответ, смотрит на неё и первый раз произносит слово «мама».

-Ну, давай, укладывайся спать, завтра тяжелый день. Спокойной ночи,-с этими словами Светлана подошла к сестре и обняла на прощание.

-Спокойной ночи, - ответила ей Полина.

Она повернулась набок и почти моментально провалилась в хмельной сон.

****

-Вот, шестьсот второй кабинет,-воскликнула Света.

Девушки стояли рядом дверью офиса. Полина в сомнениях переминалась с ноги на ногу, она не могла поверить, что находится здесь. Вчера вечером ей казалась эта идея здравой, а сейчас уверенность в правильности действий куда-то улетучилась. Или это просто нервы?

-А что названия нет?-засомневалась Полина.

-А что должно быть написано? Бабушка Глафира? Или Глафира инкорпорейтед?

Сестры рассмеялись.

-Ну, с Богом, - с этими словами Света ободрительно пожала Полине плечо.

-Ты уверена, что это напутствие сейчас к месту?-Полинин вопрос звучал саркастически.

-Давай уже, стучи!

Полина кротко постучала в дверь офиса и сразу распахнула ее. Ожидая увидеть классическую атрибутику ведьминского интерьера из фильмов, Полина была разочарована простеньким видом маленького кабинета. Посреди белых пустых стен стоял непримечательный офисный стол, за ним сидела стройная ухоженная женщина, лет сорока, крашеная блондинка в сером пиджаке. На столе стоял ноутбук, а рядом расположился ежедневник.

«Секретарша, что-ли?»-пронеслось у Полины в голове.

-Мы, наверное, ошиблись, - замешкалась Полина.

-Вы к кому?- обратилась блондинка к сёстрам.

-К бабушке Глафире,-отозвались девушки нестройным хором, стоя в дверях кабинета.

-Кто из вас? Или обе?

-Только я, - сказала Полина.

Блондинка дала младшей сестре знак головой, чтоб та зашла, а старшей сказала: «Вы подождите, пожалуйста, за дверью».

Полина, пробираемая мелкой дрожью от волнения, зашла в кабинет на негнущихся ногах и устремилась к черному офисному стулу для визитеров, стоявшего напротив стола.

-А где бабушка Глафира?-смущенно спросила Полина.

Блондинка устремила свои светло-голубые глаза, подчеркнутые голубыми тенями, которые были модными ещё в СССР. Полина отметила ее сходство в Ольгой Рыжовой из фильма «Служебный роман».

-Это я, - ответила женщина в сером пиджаке, - присаживайтесь, пожалуйста.

-Вы бабушка? Бабушка Глафира? - с удивлением спросила Полина. Она демонстративно обвела глазами кабинет, - а где атрибутика? Хрустальный шар, например… или веники с травами… или…

Бабушка Глафира перебила ее:

-А вы в музей пришли атрибутику разглядывать? Или за помощью? Если у человека есть дар, дешевые декорации ему ни к чему.

От неё веяло строгостью и каким-то пренебрежением. Создавалось впечатление, будто она смертельно устала от своей работы.

«Как в паспортный стол пришла»-пронеслось в голове у Полины.

Словно прочитав мысли посетительницы, блондинка сменила тон.

-Извините, людей много, а вопросы одни и те же. Иногда устаешь на них отвечать. Пожалуйста, усаживайтесь поудобнее, я готова вас выслушать.

Полина нервно плюхнулась на стул и сложила руки на коленях. Они прочистила горло и пыталась подобрать правильные слова.

-Мне кажется… что мой сын… он одержим, - наконец произнесла молодая мать.

-Тааак, - бабушка Глафира серьезно посмотрела на клиентку и сделала запись в ежедневнике, - и как это проявляется?

-Ну он… он издает страшные звуки… на подобие… рычания что-ли?

-Ещё что-нибудь?-взгляд бабушки быстро метался от ежедневника к глазам Полины.

-Мне показалось, что я видела его на потолке, и у него было три глаза.

Глафира продолжала записывать.

-Сколько лет сыну?

-Два с половиной.

-Одна воспитываете или с мужем?

-С мужем.

-Как мальчик контактирует с папой?

-Он его обожает.

-А с вами?

Полина пыталась сглотнуть ком в горле.

-Мне кажется, он меня ненавидит.

Вопросы бабушки выстреливали четкой очередью как из пулемёта.

Бабушка Глафира посмотрела на клиентку с тревогой и сочувствием. Она оторвала лист от блокнота и протянула его Полине.

-Вам не ко мне, вам в соседнюю дверь. Держите лист, покажете его там.

Бабушка Глафира встала со своего стула и указала Полине жестом в сторону двери:

-Я вас провожу.

Полина проследовала за блондинкой в коридор из кабинета. Глафира дала знак старшей сестре продолжать ждать. Она открыла дверь соседнего офиса и пригласила Полину войти. Рядом с дверью Полина увидела табличку с надписью: кабинет 603, Всероссийский центр ментального здоровья «Берегиня».

****

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!