FANFANEWS

В статье пойдёт речь о короткометражных мультфильмах, появившихся уже после распада СССР, и об их режиссёрах. Мистика и анимационные хорроры 1980-х требуют отдельной статьи — они занимают уж слишком интересную нишу. А хорроры, появившиеся в 1990-е и позже, выпадают из поля зрения исследователей жанра. Так, конечно, несправедливо. Поправим же это дело!

Андрей Бахурин: страшные эмо-куклы

Андрей Бахурин — классик анимационного флеш-хоррора и при этом режиссёр эпизодов «Дракоши Тоши», «Смешариков», «Приключений Пети и Волка», «Тимы и Томы», миленького союзмультфильмовского «Выходного» и вообще штук, далёких от ужасов. Шутят, будто для работы над «Смешариками» Бахурина приковали к батарее. На самом деле, конечно, можно быть талантливым режиссёром сразу в разных жанрах. Но именно хоррор составляет альфу и омегу творчества Андрея Томашевича.

Неудивительно, что новый расцвет российского хоррора начался именно во флеш-анимации 2000-х. Она тогда казалась будущим — не требовала таких затрат, как традиционная анимация, не была зависима от госкорпораций, могла транслироваться где угодно и для кого угодно. Ни один российский ТВ-канал не купил бы хоррор-мультфильм в те годы. Но интернет стал оплотом андеграундной культуры — а где андеграунд, там и хоррор.

Los Dias Sin Dias

Los Dias Sin Dias тем удивительнее, чем больше о нём узнаёшь. Первый мультфильм из серии Scary Dolls поначалу был просто маленьким неавторизованным клипом на дарк-блюзовый инструментал группы Estradasphere. Он появился в разгар популярности флеш-анимации в 2003-м, вышел в финал фестиваля The Greatest Story Never Told, и его даже должны были крутить на канале NBC. Невероятное достижение для человека, который прежде не работал с анимацией и попал в неё из дизайна. Los Dias Fin Dias выглядит как дизайнерский проект, но хорошо чувствует анимационный пульс. Это не просто череда ярких образов.

В серии Scary Dolls можно проследить влияние Тима Бёртона, но Бахурин куда радикальнее, куда менее гладкий и чудаковатый. Несмотря на грустный, почти мелодраматический сюжет, Los Dias Sin Dias напоминает не карнавальные ужасы «Битлджуса», а скорее «Марионетку с сердцем из нитей», вышедшую позже. Но та была воплощением эмо-культуры, не трогательной и грустной, а пронзительно-эмоциональной, с тягой к взрослости тем и тёмному видению. Видение Бахурина же не кажется наивным и вызывающим. Хотя, безусловно, что-то от эмо-эстетики тут есть.

Папина библиотека

В 2005 году вышла «Папина библиотека» — менее эстетский фильм, но не менее красивый. Он уходит от абстрактной сказки к ужасу более литературному; в сюжете видны отсылки к Гессе и Чехову, ощущается атмосфера По и Лавкрафта. История мальчика, который по частям собирает своего папу в библиотеке, а потом не то перерождается в него, не то исчезает, заменив себя на память об отце, сквозит романной традицией — но остаётся анимационной в своей образности. Это уже не намеренная безобразность Scary Dolls, однако в предметах и персонажах пропорции пугающе искажены и далеки не только от реализма, но даже от карикатурной гиперболы. В человечках с картофельными головами даже угадывается что-то инопланетное, но они могут быть и просто тенями, лишь контурами, намекающими на своё человеческое происхождение.

Наследие Андрея Бахурина так велико, что всего и не упомнишь. В основном его работы распространяются в интернете и редко попадают даже на фестивали — разве что на тематические. Сейчас художник продолжает работать над Scary Dolls, и там даже можно найти общие сюжеты и образы. Но постоянным, почти что горизонтальным сериалом стал «Бледный мальчик», который также представляет собой часть серии «Жлобинские игрушки».

А можно посмотреть «Монсиков». Тоже, в сущности, хоррор.

Kol Belov: музыкальные ужасы

Стиль Белова похож на стиль Бахурина, но более контрастен. Это снова тёмные кукольные образы, выросшие не из кукольной, а из флеш-анимации. Два художника общались между собой и с другими режиссёрами в «Живом журнале», там же распространяли и мультфильмы (которые, впрочем, пару раз прорвали «плотину нормативности» на фестивале в Суздале).

Если Бахурин сосредоточился на детском ощущении ужасного, то творчество Кола Белова куда агрессивнее — и в некотором роде фантастичнее. Разница между ними — как между эмо-культурой и готикой: оба они обращаются к темам людоедства, смерти и разложения, но Белов меньше старается их стилизовать. Его образы брутальны и прямолинейны. Изредка у него встречаются и визуальные цитаты авторов декаданса вроде Гюисманса.

Творчество Белова тесно завязано на музыке. Иногда это клипы: на песни групп Theodor Bastard, «Театр яда», «БАРТО», «ГР.ОБ», Kanatami и, как ни странно, Хелависы — «Шей» и «Кощей» самые мрачные из её видео. Другие работы Белова сродни нотному листу, где видео и звук — взаимосвязанные партитуры, зависящие друг от друга. Это неожиданно роднит его с «Диснеем» золотого века, когда происходящее на экране тоже синхронизировалось с музыкой.

А иногда Белов создаёт просто вызывающие короткометражки, например Voyeur School, «Приключения Прохора и Пузо», «Советы палача», сериал NOISELECTION, «Чёрные истории» — и многое другое. Он умело пользуется инструментами TikTok — его работы в основном недлинные, но даже в рамках минутного ролика ему удаётся рассказать целую историю.

Наталья Рысс: лиричный кошмар

Наталья пришла в анимацию не из разнузданного интернета начала миллениума, а из консервативного ВГИК. В её фильмографии есть и сказки, и мелодрамы. Так почему же мы её отнесли к хоррор-режиссёрам? Только из-за двух работ? Отчасти да, но дело ещё и в её стиле и методе.

«Сом и Луна» отличается от трешового кровавого «Ицихитананцу» и мистического жуткого «Сверчка»: это сказочная история любви. Однако рисунок Рысс делает историю любви Сома и Луны жутковатой, неуютной, танатической. Это история Аида и Персефоны с контрастом светлого и тёмного, с пугающей чернотой и пронзительным светом; она лирична, но так, как лирична поэзия Брюсова или Гиппиус.

Ицихитананцу

«Ицихитананцу» — самый классический хоррор, который только можно представить. Такого не было в российской короткометражной анимации — до недавнего времени, когда появились и «Визионер» Севы Булавкина, и «Мальчик-с-пальчик» Николая Лихтенфельда и Ивана Костюрина, и «Муравьиная песнь» Свирского. «Ицихитананцу» воспроизводит жанровые условности фолк-хоррора — необычную сказку про человека, ушедшего в лес и ставшего чудовищем. Сама Наталья дописывает к этой истории продолжение — опять-таки в духе ужасов 1980-х: чудовище из глубин Африки попадает в Париж и организовывает серию убийств… а потом задумчиво смотрит на город с Эйфелевой башни. Не совсем типичный конец для фильма такого типа — впрочем, отвечающий стилю самой Натальи Рысс.

Фильм сделан в особой коллажной анимации: персонажи составлены из грубо оборванной бумаги, палитра выдержана в ахроматических тонах с редкими вкраплениями синего — это сродни контрастной чёрно-белой съёмке с яркими тенями. «Ицихитананцу» — что-то среднее между «Людьми-кошками» и финалом «Малышки-зомби»: его стиль куда более сдержанный, чем у Белова и Бахурина, но не менее пугающий.

Сверчок

«Сверчок» же радикально отличается и от «Ицихитананцу», и от «Сома и Луны». Здесь анимация рисованная, но по стилю она имитирует линогравюру. Рысс как бы продолжает тему «Ицихитананцу» о чудовищном ребёнке, только теперь ужас заключается не в каннибализме, а в самой природе его инаковости. Преодоление стереотипов стало бы сюжетом диснеевского фильма, но в хорроре это основа для ужасающего. Сверчок не более чем шаловливый ребёнок, но он противен человечеству одним своим существованием — и окружающим приходится как-то с этим жить. «Сверчок» не более фильм ужасов, чем «Муха» Кроненберга, однако всё ещё впечатляющая своей тревожностью картина.

Маленькие сокровища российского хоррора

К сожалению, на этом наше повествование о мастерах хоррора в российской анимации обрывается. Кино, особенно авторское, сильно зависит от государства, а короткометражному легче находить бюджеты. Кино требует денег, особенно анимация, где нельзя просто взять камеру и поставить перед ней актёра. Вот почему работы Бахурина и Белова обычно не длиннее пяти минут и часто представляют собой заказы конкретных музыкальных групп, а работы Рысс исчисляются единицами.

Тем не менее отдельные примеры есть. Мы не сможем перечислить их все — к сожалению, у российского анимационного хоррора нет единой истории, однако в нём найдутся локальные шедевры.

Хоррор-режиссёром иногда называют Сашу Свирского, что не совсем правильно. Его работы нередко тревожные и пугающие, но в основном это касается анимации для инсталляций. А его традиционные мультфильмы, несмотря на пугающую атмосферу, вряд ли можно назвать хоррорами. Кроме «Муравьиных песен».

Муравьиные песни

«Муравьиные песни» — арт-хоррор вроде «Суспирии» и «Андалузского пса»: фильм строится на интеллектуальном, а не на физиологическом ужасе, но это самая предметная из всех работ Саши Свирского. Хорроры в российской анимации редко берут в основу противостояние женского и мужского, а «Муравьиные песни» передают почти кинговский ужас перед глубокой, нежной, травматичной — и чудовищно опасной женской природой.

Мужчина встречает женщину

Другой пример такого рода — «Мужчина встречает женщину» Дмитрия Геллера. Здесь ужас более традиционный, в духе «Золотой перчатки». Режиссёр говорил, что идея фильма основана на городском романсе, предке шансона, и это очень заметно. Но Геллер выводит из этого жанра неожиданную составляющую: мало кто обращает внимание на то, что романсы ужасно пугающие и в представляют собой кровавую кашу страстей. Опять же, автор выбрал чёрно-белую гамму, но на смену неаккуратным рваным силуэтам Натальи Рысс пришёл тщательно проработанный, сохраняющий долю условности рисунок углём. Геллер показывает не контраст чёрного и белого, освещённого и тёмного, а скорее мир, где серые люди наслаиваются на серые дома. И всё же ужас передан просто блестяще.

Жатва

К слову про чёрно-белые ужасы. Сравнительно молодой режиссёр Иван Архипов великолепно владеет жанром ужасов и прекрасно передаёт эсхатологическую монструозность смерти в «Жатве». Появление режиссёра в списке постоянных авторов хоррора — это, видимо, задел на будущее. Пока что «Искушение» относится скорее к религиозным размышлениям. Зато есть «Жатва» — чудовищный, пугающий эксперимент с гравюрами. Силуэты персонажей, похожие на наброски, усиливают всеобщность истории: эта история не о конкретных людях, она вообще о смерти как таковой — и о том, как она ужасна.

Ванлав

Большой фестиваль мультфильмов 2023 года вообще был богат на хоррор-мультфильмы. Но можно отмотать чуть раньше и заметить такую странную вещь, как «Ванлав» Вари Яковлевой (между прочим, она чуть не стала номинантом на «Оскар»!). Этот мультфильм вообще наджанровый, его нельзя причислить ни к чему конкретному, и хоррор тут подходит так же, как комедия или драма. Но всё же ужас здесь есть — и в этом история духовно продолжает «Муравьиные песни». Только там ужас женщины перед мужчиной показан через мужской взгляд, подразумевающий неминуемую месть оскорблённой богини. А «Ванлав» — это страх женщины перед мужчинами вообще, даже перед тем, кого ты любишь и кто должен защитить тебя. Мир мужчин здесь — подавляющий, сальный, противный и липкий, он не отступает, даже если сознательно бежишь от него. Причём картина не муже- или женоненавистническая — нет, это просто такой взгляд на недружелюбный к женщинам мир.

Визионер

Вернёмся к БФМ-2023. Фильмы в духе «погружение во внутренний мир художника» снимали про Поллока и про Ван Гога, но особенно хорошо для этого подходит Иероним Босх. В том числе о нём говорит «Визионер» Севы Булавкина — и говорит намного ярче и своеобразнее, чем любая из интерактивных выставок, посвящённых творчеству художника.

По сути это история о выживании художника, мятущегося между своими монструозными образами, и единственный способ с ними справиться — дать им выход. Но если ты даёшь им выход, то они всё равно тебя преследуют. Парадокс, с которым сталкивается каждый художник — и в том числе аниматор. Булавкин не так далеко заходит в экспериментах над поэтикой Босха, однако он добавляет им новое измерение, причём буквально, — это 3D. Они должны не просто выглядеть, они должны ещё как-то передвигаться, существовать и чего-то хотеть. Пусть даже это… простые вещи.

Мальчик-с-пальчик

Ещё из новых интересных хорроров можно выделить «Мальчика-с-пальчик» Николая Лихтенфельда и Ивана Костюрина. В нём куда больше сказочности, чем в «Ицихитананцу» Натальи Рысс, — и это неудивительно. У сказки про Мальчика-с-пальчик уже масса литературных адаптаций, тогда как «Ицихитананцу» — сказка абсолютно народная. Однако ужаса в «Мальчике» оттого не становится меньше: он проходится по кровавому трешу оригинальной истории, добавляя мрачного и тревожащего предчувствия в начале. Рисунок Лихтенфельда и Костюрина похож на традиционные иллюстрации советских художников, но он более зубастый, более угловатый.

Можно вспомнить и «Антологию российского хоррора», но режиссёры, работавшие над проектом, не занимаются другими хоррорами, а некоторые вообще не связаны с анимацией. Это интересная антология, но она уникальна и вряд ли будет выходить на постоянной основе, как «Любовь, смерть и роботы».

К сожалению, хоррору не очень уютно в российской анимации, подчинённой государственным субсидиям. Есть исключения, есть прекрасные работы, раскрывающие жанр по-своему и показывающие его с неожиданных сторон. Но почти невозможно получить от государства бюджет на что-то кроме детских и патриотических проектов. Короткометражный хоррор в 90 процентах случаев не окупается, это сугубо фестивальные работы, и даже в таком качестве они редко доходят до экранов.

Но глядя на то, как много в последние годы авторов, не боящихся (хе-хе) обращаться к теме ужасного, есть надежда, что жанр не умрёт, а получит новое интересное развитие.

Источник: https://www.mirf.ru/kino/korotkometrazhnye-multfilmy-uzhasov...

Перевод — Анна Ланг, Мария Якушева
Редактор — Светлана Арестова
Перевод выполнен по изданию: The Windfairies, and Other Tales. United Kingdom: Seeley & Co., 1900
Иллюстрации — Олив Коккерелл

***

Давным-давно жил на свете пастух со своею женой. Жили они в затерявшемся среди гор маленьком домишке, вдали от городов и деревень. Местность была суровая — в горах гулял холодный ветер, а дом часто поливали такие сильные дожди, что, казалось, его вот-вот смоет. Однажды вечером, когда пастуха не было дома, началась страшная буря: ливень яростно хлестал в окна и двери. Жена пастуха сидела у огня и слушала шум дождя, и вдруг ей показалось, что звук стал громче — капли барабанили с такой силой, будто кто-то стучал кулаком в дверь, требуя, чтобы его впустили. В конце концов жена пастуха, потеряв терпение, решила выглянуть на улицу, хотя и понимала, что в дом ворвется ветер с дождем. Она открыла дверь, и ливень тотчас хлынул ей в лицо, а затем она увидела на пороге высокую женщину в серой накидке с длинными волосами, ниспадающими по спине.

— Спасибо, — сказала незнакомка. И хотя голос ее был совсем тихим, жена пастуха даже сквозь шум дождя смогла расслышать каждое слово. — Спасибо, что открыла дверь. Мало кто на твоем месте поступил бы так же. Можно мне войти и перевести дух?

— Должно быть, вы промокли до нитки! — воскликнула жена пастуха. — Заходите же! Поешьте и отдохните с дороги. Вы пришли издалека?

— Вовсе нет, — ответила гостья, затем переступила порог и села на стул возле двери. — Есть я не хочу, только выпью воды и сразу отправлюсь в путь. Благо идти осталось немного, поэтому вряд ли я промокну сильнее, чем сейчас.

Жена пастуха с удивлением разглядывала гостью: ее одежда оказалась совершенно сухой. Но она заметила кое-что еще более странное: показавшаяся сперва невзрачной серая накидка незнакомки была усыпана драгоценностями — прозрачными камнями, похожими на бриллианты, которые переливались всеми цветами радуги; да и платье под накидкой было изысканным. Жена пастуха принесла стакан воды и попыталась уговорить гостью что-нибудь съесть, но та лишь покачала головой, сказав, что, кроме воды, ей ничего не нужно.

Осушив стакан, она вернула его жене пастуха со словами:

— Так значит, это твой дом. Все ли у тебя есть? Довольна ли ты своей жизнью?

— Ах, да, мы с мужем довольны всем, — ответила жена пастуха. — Кроме, пожалуй, одного. Десять лет назад умерла моя маленькая дочь, а других детей у меня нет. Я очень хочу ребенка, чтобы заботиться о нем и дарить ему счастье, пока он мал, а когда я состарюсь, он в свой черед будет заботиться обо мне.

Гостья поднялась со стула и теперь стояла прямо перед женой пастуха:

— И ты думаешь, что любила бы своего ребенка пуще всего на свете. Многие женщины так говорят, да мало кому это на деле удается. Вскоре у вас с мужем родится девочка, и, пока вы будете любить ее пуще всего на свете, она будет с вами, но, как только что-то другое станет для вас дороже дочери и ее счастья, она вас покинет, попомни мое слово. А теперь прощай, — гостья направилась к двери и молча вышла. Жена пастуха наблюдала, как силуэт незнакомки исчезает в струях дождя, при этом одежда ее не колыхалась на ветру и, казалось, совершенно не намокала.

Минул год, и жена пастуха родила милую крошечную девочку с голубыми-преголубыми глазами и нежной-пренежной кожей; она появилась на свет под завывание ветра и шум проливного дождя, совсем как в тот вечер, когда в дом пастуха постучала женщина в сером. Пастух и его жена души не чаяли в своей маленькой дочери, да это было и не удивительно — такого славного ребенка свет еще не видывал. Но девочка подрастала, и мать стала замечать за ней странности, от которых никак не могла ее отучить.

Девочка никогда не подходила близко к огню, даже в сильные холода, не любила она и солнца и всегда спешила укрыться в тени, но стоило ей услышать стук дождя в окно, как она кричала: «Матушка, послушай, это танцуют мои братья и сестры!», а затем и сама начинала пританцовывать, топая маленькими ножками по дощатому полу хижины. При любой возможности она убегала в поле танцевать под дождем, и, хотя матери не сразу удавалось зазвать ее в дом, девочка никогда не промокала и не простужалась.

Недалеко от их дома протекала река, куда дочь пастуха часто уходила: она часами сидела на берегу, болтая ногами в воде и напевая песенки.

Во всем остальном она была послушной ласковой дочерью и делала все, что велела ей мать. Она нежно любила обоих родителей, а жена пастуха постоянно говорила себе: «Одна у меня печаль: когда-нибудь она вырастет, выйдет замуж и покинет меня. Как же я буду без нее?» Шло время, старый пастух умер, а его жена с дочерью так и жили в маленьком домишке. Девочка между тем выросла настоящей красавицей. У нее были ясные голубые глаза цвета дальних морей; нельзя было наверняка сказать, какого цвета ее волосы — очень светлые, они волнами струились по плечам. Весной, когда шли грозы, она не раз пугала свою матушку: несмотря на все увещевания, дочь пастуха выходила в их маленький садик и подставляла лицо дождю, а затем принималась танцевать. Как-то раз она, как обычно, вышла в сад и закружилась в танце, как вдруг прямо во время ливня выглянуло солнце. Мать наблюдала за ней в окно, и ей показалось, будто на дочери надеты украшения с яркими, прозрачными камнями всех цветов радуги: они гирляндами обвивали ее стан, словно она была настоящая принцесса, а не дочь пастуха.

— Дитя мое, возвращайся домой! — позвала ее мать, а когда та вошла в дом, от украшений не осталось и следа. Жена пастуха стала бранить дочь, но та лишь ответила:

— Матушка, милая, мне так нравится танцевать, и ничего дурного в этом нет, так почему же ты мне запрещаешь?

На склоне горы, неподалеку от хижины пастуха, стоял старый дворец. Давным-давно там жили короли, но вот уже много лет он пустовал. В один прекрасный день жена пастуха заприметила, что дворец украшают и приводят в порядок, и так она узнала о предстоящем приезде короля и его сына. Вскоре после их прибытия дочь пастуха по своему обыкновению спустилась к речке и устроилась на берегу, окунув босые ноги в воду. Тут подплыла лодка, и в ней стоял юноша в бархатном костюме, расшитом золотом, а в руках у него была удочка.

— Кто ты такой? И что здесь делаешь? — крикнула дочь пастуха, которая отродясь никого не боялась.

— Я сын короля, — ответил незнакомец, — и ловлю рыбу. А ты, красавица, из каких краев будешь? Ведь я еще не встречал столь прелестной девушки на всем белом свете.

Он посмотрел на нее и замер от восхищения, уж больно она ему приглянулась.

— Жестоко вылавливать рыбу из воды, — воскликнула дочь пастуха. — Оставь ее в покое и пойдем-ка со мной, потанцуем на берегу.

Она закружилась в танце в тени большого дерева, а сын короля залюбовался ею: ведь он вправду никогда не встречал девушку такой невиданной красоты.

День за днем принц спускался к речке, чтобы порыбачить, и день за днем забывал про удочку и снасти, и любовался дочерью пастуха, и раз за разом все больше ею очаровывался.

Однажды он попытался поцеловать ей руку, но она отбежала подальше от берега, а он так и остался сидеть в лодке.

Наконец наступил день, когда принц обратился к отцу:

— Отец мой, ты хочешь, чтобы я женился и продолжил наш род, но в этом мире есть только одна девушка, которая может стать моей женой. И она — дочь бедной женщины, что живет в маленьком домишке в горах.

Перво-наперво старый король разгневался, но он крепко любил своего сына и понимал: тот не передумает — а потому пообещал, что примет его невесту и полюбит как родную дочь, какого бы скромного происхождения она ни была.

Затем юный принц поскакал к маленькому домишке и поведал жене пастуха о том, как повстречал ее дочь, полюбил ее, захотел взять в жены и сделать королевой.

Жена пастуха была на седьмом небе от счастья.

«Батюшки! Моей кровинушке суждено стать королевой», — сказала она про себя.

Когда дочь переступила порог дома, мать, не в силах сдержать радости, заключила ее в объятья и поцеловала, а после, рыдая, возвестила, что во всем мире нет матери счастливее ее.

— Отчего? Что случилось, матушка? Чему ты так радуешься?

— Сын короля, подумай только, дитя мое, сын самого короля давеча приходил и сказал, что он тебя любит. Еще бы! Ты у нас загляденье. Он хочет взять тебя в жены и сделать королевой всех своих земель. Могла ли я, бедная женщина, мечтать о такой удаче?

А дочь лишь возразила:

— Но, матушка, я не желаю выходить ни за принца, ни за кого-либо еще. Я останусь незамужней и буду заботиться о тебе в болезни и в старости, ведь у меня нет другого дома, кроме родной хижины, и нет никого ближе тебя.

Услыхав это, мать рассердилась и сказала дочери, что та, должно быть, с ума спятила:

— Подожди денек-другой, еще опомнишься и будешь благодарить небеса за такую честь — шутка ли, стать королевой!

Но дочь все равно покачала головой и тихо произнесла:

— Я никогда не стану женой королевского сына.

Мать не осмелилась передать принцу слова дочери, но сказала ему, что, если он хочет взять ее в жены, пусть сам с нею и говорит.

На другой день, когда он снова сидел в лодке, а девушка — на берегу речки, сын короля признался ей в любви и пообещал бросить к ее ногам все богатства мира. Но дочь пастуха только покачала головой:

— Я никогда не буду жить во дворце и не стану королевой.

Старый король велел как следует подготовиться к свадьбе, которая должна была состояться со дня на день, и для дочери пастуха заказали изысканные наряды, достойные жены принца. Но за несколько дней до свадьбы полил такой дождь, какого еще отродясь не бывало. Он барабанил по кровлям домов, а речка разлилась и вышла из берегов; все испугались, кроме дочери пастуха, которая, по своему обыкновению, выбежала на мокрое крыльцо и принялась танцевать, подставляя лицо и плечи под проливной дождь.

Но вечером накануне свадьбы она опустилась перед матушкой на колени.

— Дорогая матушка, — умоляла она, — позволь мне остаться и заботиться о тебе в старости. Не прогоняй меня в королевский дворец.

И тут матушка очень рассердилась и принялась учить непокорную дочь уму-разуму. Ей бы бога благодарить за такую удачу, а не противиться. Ведь она всего-навсего дочь бедного пастуха.

Всю ночь дождь лил как из ведра, и на следующий день дочери пастуха пришлось пройти по лужам в свадебном платье, чтобы сесть в роскошную карету, которую за ней отправил король. Во время венчания капли так громко стучали по крыше, что заглушали голос священника, а когда жених и невеста прибыли во дворец на свадебный пир, вода ворвалась в распахнутые ворота, так что королю и гостям пришлось искать укрытие, чтобы не промокнуть до нитки.

Начался пир на весь мир, и сын короля сел во главе стола, а его юная жена, в бело-золотом одеянии, устроилась рядышком. Придворные в один голос заверяли, что нет в мире никого краше, чем их будущая королева. Но как только гости наполнили кубки вином, чтобы выпить за здоровье жениха и невесты, раздался вопль:

— Потоп! Потоп!

В залу вбежали слуги, крича, что вода прорвалась внутрь, и миг спустя комнаты затопило, и теперь все думали только о спасении. Как только буря утихла и вода ушла, гости хватились невесты, а ее и след простыл. Все как один решили, что ее унесло водой и она утонула в расцвете юности и красоты; и только жена пастуха сокрушалась и плакала в одиночестве, вспоминая наказ женщины в сером, которая тем поздним вечером постучалась к ней во время бури: «Как только что-то другое станет для вас дороже дочери и ее счастья, она вас покинет».

Сын короля долго оплакивал невесту и не находил утешения; но спустя много лет женился на прекрасной принцессе и прожил с ней счастливую жизнь; только когда с неба лил дождь и барабанил по стеклам, ему слышался шорох танцующих ног и голос, который подзывал его к себе:

— Потанцуй со мной, потанцуй со мной и моими братьями и сестрами, о, королевский сын, и почувствуй наши слезы на своем лице.

***

Сведения об авторе

Можно сказать, что Мэри де Морган (1850–1907) была типичной викторианской старой девой. Заботилась о бедняках, рассказывала сказки чужим детям, подрабатывала писательством. Не сохранилось ее изображений, если не считать одного портрета (и даже в его достоверности есть сомнения).

А можно сказать, что в жизни ее не было ничего типичного — с самого детства она была окружена необычными людьми и сказки писала тоже необычные и причудливые.

Отец Мэри был профессором математики в Университетском колледже Лондона, мать увлекалась спиритизмом и боролась за женское образование (при ее участии был создан один из первых женских колледжей). Мэри была развитым ребенком с независимым и прямолинейным характером — однажды она заявила художнику и скульптору Генри Холлидею, что «все художники — дураки». Тем не менее именно среди этих «дураков» она провела всю свою жизнь.

Она была дружна со старшим братом, Уильямом де Морганом, знаменитым художником-керамистом, и сблизилась со всем его кругом — с Уильямом Моррисом, Эдвардом Берн-Джонсом и их семьями, стала практически полноправным членом Движения искусств и ремесел.

Детям художников она и начала рассказывать свои сказки. На Рождество 1873 года все собрались в доме Берн-Джонсов в Кенсингтоне, и Мэри де Морган решила занять детей волшебными историями. Среди ее слушателей были Дженни и Мэй Моррис, Филип и Маргарет Берн-Джонс, а также их кузены — Редьярд и Алиса Киплинг. Впоследствии эти сказки вошли в ее первый сборник.

Всего было опубликовано три тома сказок Мэри де Морган — «На игольной подушечке» (On a Pincushion, 1877); «Ожерелье принцессы Флоримунды» (The Necklace of Princess Fiorimonde, 1880); «Ветряные феи» (The Wind Fairies, 1900). Все книги проиллюстрированы членами все того же дружеского круга — Уильямом де Морганом, Уолтером Крейном, Олив Коккерелл.

В этих сказках можно заметить любовь к Андерсену, типично викторианское увлечение феями, влияние суфражистских и социалистических идей ее круга, но есть в них и самобытность, оригинальность мышления, живость и дерзость, которые когда-то доставляли столько хлопот родителям.

Последние годы жизни Мэри де Морган провела в Египте, где возглавляла исправительное заведение для девочек. Умерла от туберкулеза в 57 лет, похоронена в Каире. Ее сказки сегодня мало кто помнит, на русский их почти не переводили (кроме сказки «Жемчужное ожерелье»).

Источник: https://gorky.media/reviews/feya-dozhdya/

Эпопея Джоан Роулинг о маленьком волшебнике привычно описывается выражениями в превосходной степени: самая популярная в мире книжная серия, самые многочисленные переводы, самая успешная экранизация и самые высокие гонорары. Масштаб этого феномена давно сделал его явлением не только и не столько литературным. Справедливо говорить о нем как об уникальном средстве объединения нескольких поколений по всему миру общим пространством смыслов.

Но, быть может, самое интересное и неожиданное во всемирном ажиотаже вокруг «Гарри Поттера» — то, что это действительно качественная литература, глубокая, сделанная вручную, трогательная, волшебная, которую не ожидаешь увидеть в таком контексте. В эпоху, когда все больше говорят о смерти больших литературных форм, победе спецэффектов, клипового сознания, а заодно и кризисе ценностей, Джоан Роулинг доказала, что многостраничный психологический роман, рассказывающий историю любви, дружбы и самопожертвования и отсылающий то к Диккенсу, то к Данте, то к Эсхилу, по-прежнему вне конкуренции.

Как создавались семь книг

Воспринимать «Гарри Поттера» всерьез с самого начала мешали обстоятельства создания эпопеи. Популярный миф, без которого не обходится ни одно явление такого масштаба, сослужил не самую лучшую службу. История об одинокой учительнице на социальном пособии и с ребенком на руках, которая, сидя в кафе, пишет книгу, сначала отвергаемую всеми издателями, а потом оказывающуюся международным бестселлером и приносящую своей создательнице славу и несметное богатство, куда больше подходит автору бульварных романов, чем серьезному писателю. Да и трудно поверить, что сложный и большой роман может выходить серией по книге в год. Ценителям серьезной литературы книжка о «Мальчике, Который Выжил» казалась аналогом популярной серии о колдунье Винни австралийской сказочницы Валери Томас, а вовсе не новым «Оливером Твистом». Однако по мере выхода новых книг становилось очевидно, что «Гарри Поттер» — нечто куда более сложное, нежели наспех слепленный сериал  .

Интересной реакцией на неожиданное нарастание сложности повествования стала получившая популярность среди российских фанатов теория Большой игры. Многие годы авторы собирали доказательства того, что разбросанные по книге нестыковки на самом деле свидетельствуют о том, что весь сюжет — специально инспирированное директором Хогвартса Альбусом Дамблдором испытание главного героя.

Роулинг окончила Эксетерский университет, где специализировалась на французском языке и прослушала несколько курсов по античной истории и культуре. Некоторое время она действительно жила на пособие и писала в кофейнях, потому что ей удавалось уложить дочь спать только на прогулке, но продолжалось это сравнительно недолго. Книги о Гарри Поттере писались на протяжении нескольких лет и очень тщательно. Работать над эпопеей Роулинг начала летом 1990 года — идея романа пришла ей в голову в поезде, по дороге из Манчестера в Лондон. Приехав домой, она тут же начала писать, — точнее, прописывать план. Первые годы она занималась продумыванием сюжета всех семи книг, и только тщательно прописав его, перешла к работе над первой частью. Отчасти представление о работе писательницы над сюжетом передают фотографии таблиц с подробно расписанной последовательностью событий.

Рукопись первой книги была закончена только в 1995 году. Еще год ушел на поиск издательства и еще один на подготовку издания: «Философский камень» был опубликован в 1997 году, и вплоть до 2007-го книги выходили довольно регулярно. Даже для самой взрослой эпопеи семнадцать лет не слишком быстрый срок: «Властелин колец» писался двенадцать, а «Война и мир» — тринадцать лет.

Роулинг так рассказывает о своем писательском методе:

«Я часто начинаю с определения основной идеи, а затем постепенно разрабатываю остальное. Я много планирую, тщательно все исследую и поэтому знаю о своих героях куда больше, чем в конечном счете попадает в книгу. Я всегда так работала. Последний роман про Корморана Страйка, „На службе зла“, потребовал безумных усилий по планированию, больших, чем любая другая из моих книг. Я составляю таблицы, отмеченные разными цветами, чтобы следить за тем, где я сейчас нахожусь. Так же было с романами о Гарри Поттере. Вообще я очень дисциплинированно отношусь к работе, пытаюсь обеспечить полноценный рабочий день, но никогда не ставлю перед собой задачу написать определенное количество слов. Иногда мне кажется, что день удался, если, наоборот, удается сократить число этих слов или просто хорошо подумать над сюжетом. И я никогда не выбираю название, пока книга не окончена»  .

Одним из следствий этого метода стала несколько смазанная гибель Снейпа в последней книге, вызвавшая недовольство фанатов и литературоведов. Ведь заранее прописывая сюжет всей эпопеи, Роулинг не могла ожидать, что неприятный учитель с непростой судьбой станет одним из самых ярких образов книги, а смерть, казавшаяся логичной в синопсисе, будет выглядеть жалкой расправой.

Эта убедительность характеров — тоже следствие метода Роулинг: в таблицах обстоятельства жизни героев были прописаны гораздо подробнее, чем в книге (и здесь она выступает наследницей Толкина, с его скрупулезно прописанным фоном, уходящим далеко за пределы «Властелина колец»). Так, из книги мы мало что знаем о биографии хогвартского профессора трансфигурации Минервы Макгонагалл, тогда как у Роулинг ее биография детально прописана. Дочь волшебницы и шотландского священника, Макгонагалл с юности была влюблена в сына соседского фермера, но отказалась от замужества, чтобы не осложнять ему жизнь, и только в зрелые годы, после смерти возлюбленного, согласилась стать женой Элфинстоуна Урхарта, своего бывшего коллеги по Министерству магии, о котором в книге нет речи. Не фигурирует в тексте книг и датировка событий: известно только, что смерть Почти Безголового Ника, 500-летие которой отмечают в Хогвартсе на Хеллоуин во второй книге, произошла 31 октября 1492 года, — а значит, действие книги происходит в 1992 году. Между тем в таблицах все датировки тщательно прописаны, у всех персонажей есть дни рождения, и писательница периодически уточняет датировки в своих интервью или на сайте Pottermore. Эта датировка иногда довольно любопытна: например, определяющая для всего мира волшебников дуэль Дамблдора и Гриндевальда произошла в мае 1945 года.

Источники «Гарри Поттера»

Другой неожиданностью для тех, кто пытался относиться к книгам о Гарри Поттере свысока, стала насыщенность текста литературными и культурными аллюзиями.

Английская литература XIX–XX веков

Чарльз Диккенс

«Повесть о двух городах» Диккенса, в особенности ее финальную фразу, Роулинг называет одним из самых сильных своих читательских впечатлений: «То, что я делаю сегодня, это лучше, неизмеримо лучше всего, что я когда-либо делал; покой, который я обрету, это лучше, неизмеримо лучше того, что я когда-либо знал». Эта финальная фраза вложена в уста главного героя, разочаровавшегося в жизни алкоголика Сидни Картона, заново обретающего смысл существования в любви к Люси Манетт. Картон всходит на эшафот, чтобы пожертвовать собой ради спасения мужа своей возлюбленной, которого она некогда предпочла ему. Спасенная им семья называет сына в его честь. Образ Картона стал одним из главных литературных источников для образа Северуса Снейпа, пожертвовавшего собой ради ребенка Лили Поттер, которая предпочла ему другого. В эпилоге мы узнаем, что Гарри назвал в его честь своего сына.

Джейн Остин, сестры Бронте, Фрэнсис Бернетт

Кроме того, Снейп, мрачный злобный тип, прячущий от окружающих красивую историю любви, родом из романтической и викторианской традиции готических героев. Тут и мистер Рочестер из «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, и Хитклифф из «Грозового перевала» ее сестры Эмили, и Арчибальд Крейвен из «Таинственного сада» Фрэнсис Бернетт, и многие другие.

Роулинг не раз признавалась в любви к книгам Джейн Остин, и в «Гарри Поттере» действительно очень заметно влияние остиновского романтизма и сентиментализма. Так, героиня «Мэнсфилд-парка», отданная на воспитание в семейство тетушки, живет на чердаке и постоянно терпит притеснения от богатых родственников. В честь миссис Норрис, гротескно-строгой родственницы, комично присматривающей за героиней, Роулинг назвала кошку смотрителя Хогвартса Аргуса Филча.

Другая известная литературная сирота — Мэри Леннокс из того же «Таинственного сада». Она воспитывается мрачным и нелюдимым дядей, в книге описываются приключения трех друзей, девочки и двух мальчиков 10–12 лет, у Мэри зеленые глаза, а рано умершую мать одного из мальчиков зовут Лили.

Эдит Несбит

Роулинг говорила, что больше всего отождествляет себя с Эдит Несбит, автором невероятно популярных в начале XX века детских книжек, соединяющих реальность и волшебство («Феникс и ковер», «Дети железной дороги» и других). Несбит была среди основателей Фабианского общества, члены которого выступали за медленный переход от капитализма к социализму. В поттериане множество отсылок к детским книгам Несбит, но даже интереснее намек на ее политическую деятельность. Большинство членов Ордена Феникса названы в честь лидеров Фабианского общества: Фабиан Пруэтт — прямая отсылка к названию общества, названного, в свою очередь, в честь римского полководца Фабия Кунктатора, Эммелина Вэнс названа в честь британской суфражистки и борца за права женщин Эммелин Панкхерст, Стерджис Подмор — в честь основателя общества Фрэнка Подмора, а Кингсли Бруствер — в честь журналиста Кингсли Мартина.

Дороти Л. Сэйерс

В «Гарри Поттере» хорошо заметен детективный элемент. Это влияние Дороти Сэйерс, автора популярнейших английских детективов. Роулинг ссылается на ее теорию о том, что в детективном сюжете оправданно введение любовной линии только тогда, когда она помогает замаскировать мотивы персонажей:

«Есть теория (она относится к детективным романам и к книгам о Гарри, которые хотя и не принадлежат к детективным романам, но иногда их напоминают), что в детективе не должно быть любовной линии. Дороти Л. Сэйерс, королева этого жанра, сказала однажды (позже она нарушила собственное правило, но все же сказала), что любовной линии нет места в детективном сюжете, кроме тех случаев, когда с ее помощью можно закамуфлировать истинные мотивы персонажей, — это правда, такой прием очень полезен. В книге я использовала его с Перси и в какой-то степени с Тонкс — в качестве приманки. Но все же я не согласна с подобным мнением по причине того, что мои книги управляются личностями персонажей, и поэтому очень важно, чтобы мы видели этих персонажей и в любовных отношениях, которые являются необходимой частью жизни».

Средневековая литература

Данте

История несчастной любви Северуса Снейпа к Лили Эванс куда ярче истории счастливой любви Лили и Джеймса Поттера и имеет много неожиданных параллелей с историей Данте Алигьери и Беатриче Портинари. Данте встречает Беатриче, когда ему 9, а ей 8 лет. Снейпу и Лили в момент их знакомства по 8 лет. Беатриче осмеивает Данте в компании подруг, Лили дружит с людьми, осмеивающими Снейпа. Наконец, Беатриче, как и Лили, выходит замуж за другого и рано умирает, а Данте (во всяком случае, его лирический герой) и Снейп всю жизнь хранят любовь к умершим возлюбленным.

Но самая поразительная параллель обнаруживается в сцене смерти Снейпа. Пораженный Нагайной, он просит Гарри посмотреть на него. Гарри унаследовал зеленые глаза матери, и Снейп умирает, глядя в глаза Гарри, в которых видит глаза Лили. Цвет глаз Беатриче («изумрудный») в «Божественной комедии» упоминается лишь однажды — когда Данте впервые после долгих лет разлуки встречает ее в земном раю («Чистилище», XXXI). Глядя в зеленые глаза Беатриче, Данте видит в них отражение золотого грифона, олицетворяющего Христа.

«Не береги очей, — они сказали. —
Вот изумруды, те, что с давних пор
Оружием любви тебя сражали».

Сто сот желаний, жарче, чем костер,
Вонзили взгляд мой в очи Беатриче,
Все на Грифона устремлявшей взор.

Как солнце в зеркале, в таком величье
Двусущный Зверь в их глубине сиял,
То вдруг в одном, то вдруг в другом обличье  .

Взгляд в глаза Беатриче, взирающей, в свою очередь, на Христа, поднимает его сначала из земного рая в небесный, а потом последовательно переносит от одного неба к другому.

Джеффри Чосер

Параллель к сюжету о Дарах Смерти из последней книги эпопеи можно обнаружить в «Кентерберийских рассказах» Джеффри Чосера (конец XIV века). В «Сказке о трех братьях», вставной новелле последней части поттерианы, рассказывается о трех братьях, получивших от Смерти три подарка: Бузинную палочку, самую могущественную на свете, Воскрешающий камень, способный возвращать мертвых, и Мантию-невидимку, способную сделать ее владельца невидимым даже для Смерти. Братья полагают, что эти дары помогут им одержать победу над Смертью, однако два первых дара, напротив, делают их обладателей ее легкой добычей.

История, которую рассказывает продавец индульгенций в «Кентерберийских рассказах» Джеффри Чосера, во многом напоминает «Сказку о трех братьях». У Чосера говорится о трех собутыльниках, решивших найти Смерть и сжить ее со свету. Старик, которого они встречают по пути, говорит им, что видел на кладбище Смерть, сидящую под деревом. Но вместо Смерти приятели обнаруживают там мешки с золотом. В результате двое из них сговариваются убить третьего, чтобы поделить его долю сокровища, а тот, в свою очередь, решает их отравить и забрать золото себе. В результате все трое погибают и Смерть одерживает победу.

Германо-скандинавская мифология

Корни сюжета о Дарах Смерти восходят не только к Чосеру, но к германо-скандинавской мифологии. Все три Дара — Бузинная палочка, Воскрешающий камень (позже вставленный в перстень) и Мантия-невидимка — имеют близкие прообразы в «Песни о нибелунгах». Среди сокровищ нибелунгов, которые сторожит злобный карлик Альбрих, есть жезл, дающий своему хозяину власть над миром, кольцо, на которое наложено проклятье, и плащ-невидимка, который герой Зигфрид использует, чтобы помочь бургундскому королю Гунтеру заполучить в жены Брюнхильду. Клад нибелунгов, как и Дары Смерти, обрекал своих владельцев на гибель, в итоге золото погружают на дно Рейна, а плащ погребают вместе с Зигфридом, как Бузинную палочку — с Дамблдором.

«Гарри Поттер» и Античность

В Эксетерском университете Джоан Роулинг изучала античную культуру и очень интересовалась классическими языками и античной мифологией. Вероятно поэтому в заклинаниях и именах героев поттерианы используется греческий и латынь (а также псевдолатынь и производные от латыни и английского).

Заклинания

Большая часть заклинаний представляет собой реальные латинские слова и выражения (accio — «вызываю», crucio — «мучаю», expecto patronum — «ожидаю защитника», petrificus totalus — «полное окаменение»), часть — авторские конструкты на основе латыни (заклинание expelliarmus составлено из корней «выбивать» и «оружие», legilimens — из «читать» и «разум», levicorpus — из «летать» и «тело»), в основе некоторых заклинаний псевдолатынь (wingardium leviosa — соединение английского «крыло» с латинскими корнями «высокий» и «летать»), а некоторых — греческий (anapneo — «делаю вдох»). Avada kedavra — самое темное заклинание, убивающее того, на кого направлено, по-видимому, происходит от слова «абракадабра» с неясной этимологией, в свою очередь восходящего к античным культовым практикам (известный английский оккультист Алистер Кроули в XX веке его считал сильным заклятьем).

Имена

Альбус (Дамблдор) в переводе с латыни значит «белый», Рубеус (Хагрид) — «красный», Северус (Снейп) — «суровый», Драко (Малфой) — «дракон». Некоторые профессора названы именами персонажей античной мифологии: заместитель директора Хогвартса Минерва Макгонагалл — римской богини войны и мудрости, преподаватель прорицания Сивилла Трелони — одной из пророчиц, в экстатическом состоянии предрекающих будущее.

На латыни написан и девиз Хогвартса — «Draco dormiens nunquam titillandus», что означает «Никогда не щекочи спящего дракона».

Эпиграф

Другой важный античный мотив поттерианы обозначен одним из эпиграфов к последней книге. Роулинг говорила, что уже давно его выбрала и что он имеет ключевое значение для замысла книги. Это цитата из трагедии Эсхила «Жертва у гроба», центральной части трилогии «Орестея». В трагедии речь идет о том, как сын Агамемнона Орест тайно приходит со своим другом Пиладом в Аргос, чтобы отомстить матери за убийство отца и вместе со своей сестрой Электрой осуществляет свое намерение. Вот этот отрывок в переводе Соломона Апта:

О, род, недужный род!
Не заживает рана,
Не высыхает кровь!
О, горя нескончаемая боль!
О, злая тяжесть муки бесконечной!

Пусть дом ни от кого
Не ждет целебных зелий.
Он сам себя спасет
Кровавою враждой. О том поют
Согласным хором боги преисподней.

Так внемлите мольбам, помогите беде,
Этим детям, о боги подземных глубин,
Ниспошлите им, боги, победу!

Можно легко проследить параллель между героями трагедии и персонажами «Гарри Поттера»: Орест и Пилад — лучшие друзья, как Гарри и Рон; Электра — сестра Ореста, и Гарри, по его собственному признанию, относится к Гермионе как к сестре; Электра выходит замуж за Пилада, Гермиона — за Рона. В центре трагедии — проблема кровной мести, которую нельзя остановить: при помощи богов Оресту удается прервать эту цепочку, приняв удар на себя. Точно так же Гарри удается прервать цепочку «проклятья», идущую от двух старших братьев через полученные ими от Смерти Дары.

«Гарри Поттер» и христианство

Изначально англиканка, Джоан Роулинг позже присоединилась к Шотландской пресвитерианской церкви. В интервью она признается, что христианское фэнтези Толкина и Льюиса оказали на нее влияние, но проповедь последнего посредством художественного творчества не кажется ей приемлемой.

В «Гарри Поттере» не описаны религиозные ритуалы (на похоронах Дамблдора и свадьбе Флер Делакур и Билла Уизли присутствует некий ведущий), Пасха и Рождество фигурируют лишь в контексте каникул (за исключением эпизода в Годриковой Впадине, где Гарри и Гермиона слышат доносящееся из церкви пение).

В «Дарах Смерти» Гарри, навещая могилы своих родителей в Годриковой Впадине, видит две библейские ссылки на мемориальных плитах: «Последний же враг истребится — смерть»  и «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». По словам Роулинг, две эти цитаты представляют собой своего рода резюме всей эпопеи.

Но главным христианским мотивом истории является, конечно, смерть Гарри. Он отправляется на смерть буквально во искупление своих товарищей, добровольно и будучи ни в чем не повинным. Роулинг рассказывает историю искупительной смерти и последующего воскресения героя так, что она не выглядит аллегорией смерти и воскресения Христа, но сюжетно полностью оправданна.

«Гарри Поттер» и права человека

Окончив университет, Роулинг работала в Amnesty International. Обладательница диплома бакалавра по французскому языку, она читала письма жертв африканских тоталитарных режимов, а с некоторыми встречалась лично, записывая их свидетельства. В своей речи, произнесенной при получении степени в Гарварде, она называет возможность облегчить участь жертв тирании самым вдохновляющим опытом в своей жизни.

Правозащитный пафос очень силен в поттериане. Неслучайно главным маркером, отличающим добрых магов от злых, в мире Роулинг оказывается отношение к теме чистоты крови. Именно этот культ оказывается идеей, во имя которой Волдеморт собирает под свои знамена «Пожирателей смерти». В последней части эпопеи блестяще показано, как ненависть к «грязнокровкам» из аристократического расизма Пожирателей превращается в политическую идеологию — сцена рутинной работы Комиссии по учету маггловских выродков впечатляет, как живая зарисовка реальности Третьего рейха.

При этом жесткое осуждение идеи превосходства чистой крови не мешает Роулинг, как настоящей британке, с симпатией относиться к теме наследия, в том числе кровного. Весь мир волшебников — родственники, не чуждые представлениям об аристократизме, но доброму традиционализму Уизли, надменному Блэков, спесивому и самовлюбленному Малфоев противостоит уничтожающий саму идею семьи и традиции расизм Реддлов.

Подобно Шекспиру, дублирующему в «Сне в летнюю ночь» трагическую историю Ромео и Джульетты трагикомической историей Пирама и Фисбы, Роулинг дублирует главную «правозащитную» тему комической линией. На четвертом курсе Гермиона создает Гражданскую ассоциацию восстановления независимости эльфов (ГАВНЭ), стремясь освободить домовых эльфов от порабощения волшебниками. Однако друзья смотрят на Гермиону как на сумасшедшую, а сами эльфы совсем не приветствуют идею освободить их от их любимых хозяев.

Дары Смерти и философия «Гарри Поттера»

Тема Даров Смерти, дублирующая тему крестражей в и без того перегруженной смыслами и событиями седьмой книге, на первый взгляд выглядит лишней. Тем не менее она очень важна, потому что подчеркивает главную мысль автора: для настоящей победы мало убить дракона — надо разобраться с драконом в самом себе. Для внимательной к социальной реальности Роулинг это столь важно именно потому, что история XX века полна примерами того, как на первый взгляд побежденное зло возрождалось снова, нередко — в обличье его победителей.

Дары Смерти, магические артефакты, призванные обеспечить их владельцу бессмертие, — образ инструментального подхода к жизни. В этом смысле, как замечает Дамблдор в главе «Кингс-Кросс», они не слишком отличаются от крестражей, разве что в их случае не обязательно никого убивать. И если «технически» повелителем Смерти считается тот, кто сумеет завладеть всеми тремя Дарами, реальным повелителем Смерти станет тот, кто сумеет добровольно отказаться от желания во что бы то ни стало хвататься за жизнь. «Ты — настоящий повелитель Смерти, — говорит Дамблдор Гарри, — потому что настоящий повелитель не убегает от нее. Он сознает, что должен умереть, и понимает, что в жизни есть вещи намного худшие, чем смерть».

Этика «Гарри Поттера»

Важнейший этический посыл «Гарри Поттера» — верность. Идет ли речь о верности себе или своим убеждениям, дружбе, любви или просто данному слову.

Весь образ Снейпа, одного из самых ярких готических героев мировой литературы, выстраивается вокруг его верности возлюбленной. Этот мотив в случае Снейпа доведен до почти кьеркегоровского драматизма. Верность своим чувствам он доказывает, обещая Дамблдору «все» в обмен на защиту Лили и ее семьи. Когда Лили все же погибает, верность ей и данному слову заставляет Снейпа пойти на бесконечное самоотречение. Пойманный Дамблдором на эту наживку, он становится двойным агентом, совершающим свои подвиги ради ребенка, которого ненавидит, потому что считает причиной смерти Лили и видит в нем повторение Джеймса Поттера. И все же ради спасения этого ребенка он не только решается на опаснейшую и бесславную миссию, но оказывается готов рискнуть собственной душой, согласившись на убийство Дамблдора по его просьбе.

Другой важный пример верности — верность Гарри Дамблдору. Причем испытывается она не только и не столько при жизни последнего — когда Гарри во время словесной дуэли с Томом Реддлом отказывается признать его победу над Дамблдором (его отказ назвать Волдеморта величайшим волшебником напоминает отказ христианских мучеников присягнуть на верность римским императорам), — но после его смерти. Когда в шестой книге министр магии Скримджер пытается убедить Гарри пойти наперекор воле Дамблдора, он отказывается, называя себя «целиком и полностью человеком Дамблдора». На замечание, что Дамблдор мертв, Гарри отвечает, что «Дамблдор покинет школу, только когда в ней не останется никого, кто ему предан». Вся седьмая книга — испытание веры и верности Гарри, и чем больше он узнает о темной стороне личности Дамблдора (в молодости Дамблдор дружил с Геллертом Гриндевальдом и, под влиянием последнего, думал о подчинении магглов волшебникам «ради высшего блага»), тем труднее ему сделать правильный выбор. Этот выбор он делает, когда копает могилу Добби: «Он решил идти дальше по извилистой, опасной тропе, указанной Альбусом Дамблдором, смириться с тем, что ему сказали не все, что он хотел знать, решил не проверять, а просто верить». Но самое трудное испытание на верность Гарри проходит перед финалом последней книги, когда благодаря воспоминаниям Снейпа понимает: Дамблдор знал, что условием окончательной победы над Волдемортом должна стать смерть Гарри. Из почти отеческой фигуры Дамблдор вдруг превращается в хладнокровного манипулятора, но Гарри все равно не видит возможности отступить от миссии, которую взял на себя. И оказывается, что это мнимое предательство Дамблдора было необходимо в качестве последнего испытания Гарри на готовность к «бесконечному самоотречению».

Этот акцент на преданности не случаен. Вспомним второй эпиграф к последней книге, взятый из «Новых плодов одиночества» Уильяма Пенна. Пенн, английский аристократ, основатель штата Пенсильвания и города Филадельфия, первой столицы США, был одним из родоначальников движения квакеров, ветви английского протестантизма, сосредоточенной не на внешней, формально догматической стороне религии, а на внутреннем опыте и этике. Эпиграф взят из главы «Единство друзей». Вот он:

«Миру не разлучить тех, чья любовь сильнее мира. Смерть не в силах умертвить того, кто бессмертен. Нельзя разделить души, которые живут согласно единому Божественному принципу, Основанию и Свидетельству их дружбы. Коль скоро исчезновение не есть смерть, и они не умрут, когда исчезнут. Смерть всего лишь бороздит мир, как друзья бороздят моря. Они продолжают жить друг в друге. Ибо им не остается ничего иного, кроме как любить и жить в том, что Всеобъемлюще. В этом Божественном Зеркале они видят друг друга лицом к лицу, и их общение столь же свободно, сколь чисто. Таково утешение дружбы: хотя их считают умершими, их дружба и их союз способны быть вездесущими, ибо бессмертны»  .

В «Гарри Поттере и Дарах Смерти» друзья и влюбленные действительно «продолжают жить друг в друге» — и этот ключевой мотив только отчетливее оттеняется тем, что вплоть до сцены в лесу, когда Гарри дает Волдеморту себя убить, в нем в самом буквальном смысле живет частица души его заклятого врага. Память о родителях не просто дает Гарри силы: в сцене в лесу они буквально встают с ним плечом к плечу. Дамблдор, даже погибнув, продолжает направлять Гарри и его друзей. Любовь к Лили Эванс продолжает жить в душе Снейпа — и Роулинг подчеркивает это в самой сильной сцене эпопеи, когда Снейп в подтверждение своих чувств («После стольких лет?» — «Всегда») вызывает серебряную лань, которая была и его патронусом, и Лили. Наконец, Дамблдор и Снейп буквально оживают в сыне Гарри, названном в честь них обоих Альбусом Северусом.

Как книги о Гарри Поттере переводили на русский

Книги о Гарри Поттере написаны просто и лишены лингвистических изысков «Властелина колец» или языковых игр «Алисы в Стране чудес», а потому перевод Роулинг не представляет большой проблемы. Однако судьба русского «Гарри Поттера» сложилась не слишком счастливо.

Перевод первой книги, выполненный Игорем Оранским, вызвал много нареканий у читателей и рецензентов. Для перевода следующих трех книг издатели пригласили лингвиста и шекспироведа Марину Литвинову, но и ее переводы оказались далеки от совершенства, изобиловали неточностями, неувязками, а местами и добавлениями от себя. К моменту выхода пятого тома издатели привлекли к работе над ним самых лучших профессионалов — Виктора Голышева, Владимира Бабкова, Леонида Мотылева, которые сделали свою работу добротно, но холодно и отстраненно. Как заметил Голышев, «чтобы переводить Джоан Роулинг, не надо особенно напрягать организм».

Но когда спустя несколько лет после выхода первого русского «Гарри Поттера» встал вопрос о новом издании, случилось неожиданное. Поскольку «Гарри Поттер», как было сказано, стал не просто книгой, но явлением массовой культуры, издателям пришлось считаться с мнением читателей и фанатского сообщества. Прежним переводам издатели предпочли текст, опубликованный в интернете любителем-энтузиастом Марией Спивак. Он лишен колченогости, сухости или отстраненности прежних переводов, но страдает тем, чем часто страдают переводы, сделанные с излишней страстью (вспомним «Властелина колец» Владимира Муравьева): стремлением творчески перерабатывать имена и названия.

Источник: https://arzamas.academy/mag/515-potter