Отвратительный инцидент произошёл на планете Нибиру с рептилоидом Хьюго Кетцалькуатль во время обычного утреннего завтрака. Их добровольная питательная база, состоящая исключительно из меднокожих инков, вдруг заявила, что не желает быть съеденной живьём. Некий Виракоча потребовал, чтобы его предварительно усыпили специальным составом, который рептилоиды используют в стоматологии. Скандал! Мало того, что уважаемому Хьюго испортили аппетит, так ещё и желание Виракочи, на взгляд рептилоидов, просто невыполнимо. Возвращавшийся из Облака Аорта Вася Шилов решил разобраться в недоразумении и направил корабль на блестящий шарик, покрытый золотыми наночастицами от космического холода. Приводим его беседу с участниками ссоры (рептилии предпочитают говорить «общение»):
— Объясните, пожалуйста, товарищ Виракоча, что заставило вас испортить аппетит уважаемому Хьюго? Ведь теперь вас бросят в колодец к нагам. А там, сами знаете, просто так умереть не получиться. Эти змеи очень злы на вашу расу. В сырости живут из-за вас, кстати!
— Лучше к нагам, чем так! Это неприемлемо в конце концов!
При этих словах невозмутимый Хьюго аж подпрыгнул на всех четырёх лапах.
— Вот-вот, все слышали! Он использует «неприемлемо». И как его после этого есть. Это мерзко. Инка, скажи-и на милость, зачем так говориш-шь? Ты можешь что-то внятное сказать перед тем, как отправиться к нагам?
— Жить хочу? — обиженно возразил Ванцетти.
— Мы на вершине пищевой цепочки! А вы еда. Сами согласились. Чё теперь хныкать-то?
— Подождите, подождите, Ванцетти, вы, что здесь устроили. В инкском языке нет таких оборотов. Вы должны говорить: мне это не нравится, возражаю наконец, но не языком рептилий. Вы и шипеть меж зубов не умеете как следует.
— Отчего же? Они нас едят, а у нас нет элементарного права говорить, как хочется.
— Капризы. Вас лопают со всем удовольствием уже тысячи лет, и вдруг такие революции. Объясните, — потребовал Вася.
— Вот-вот, объясни, тварь меднокожая, — поддакнул Хьюго, нервно вздрагивая пластинами на хвосте от голода.
— Это как-то не по-человечески, — произнёс Виракоча и сделал брови домиком.
— Он рептилоид. У него орган сочувствия отсутствует. Есть хочет, вот и ест. А вы должны выполнять условия договора. Они вам защиту от нагов, а вы им свою плоть для еды. Не вижу противоречий, — попробовал утешить Вася.
— Но ведь хочется пожить ещё несколько лет. У меня семья. Вдруг я им понравлюсь, если буду говорить по-ихнему.
— Нравитесь, но в качестве еды.
Бедный Виракоча нахмурился. Хьюго, не обладая мимикой млекопитающих, утвердительно хмыкнул.
— Товарищ Хьюго, я всё понимаю, аппетит и всё такое, но, может быть, откусите кусочек, а там и разживется, в раж войдёте?— предложил мировую Вася.
— Ну я не знаю. Он хитрить начал. Это неприемлемо! Он инк, и этим всё сказано! И должен кричать, когда его кушают. От стоматологической жидкости неприятный привкус. Я не могу на это пойти. У меня всё нутро бастует!
— Вот видите, товарищ Виракоча, рептилии не в пример вам обладают большим словарным запасом. Вместо «неприемлемо» умеют возразить, перестроив предложение.
— Так, они хозяева. У них времени больше, чтобы книжки читать. А мы что, мы работаем на них. Когда читать-то? Только повторять за ними и умеем.
— Товарищ Хьюго? — Василий укоризненно посмотрел на рептилию.
Рептилия нехотя раскрыл рот, чтобы отхватить у инки руку, но здесь раздался крик:
— Это неприемлемо! Пусть дадут обезболивающее! — инка мужественно вытаращил глаза.
Хюго сморщился, как от зубной боли. Квадратики панцирной кожи сошлись на морде в монолитную маску, из которой горели налитые кровью глаза.
— Щас вас слопаю, товарищ корреспондент.
— Подавитесь! У меня аппаратура дорогая.
— Ага, пять раз под дых! Имперские крейсеры вмиг разнесут золотой купол. От космического холода сдохнете. Всё, нечего мне здесь делать. Вы уж сами как-нибудь договаривайтесь с едой. Ой, только не стучите зубами-и-и, — закричал Василий, припустив на максимальной скорости к редакторской «Волге». Вслед ему неслось трагическое:
