Пример того, как выглядит оппозиционно-вызывающее расстройство.
Цитата из Живого Журнала приёмной мамы, рассказывающей о жизни с трудным подростком, "деткой":
Со страницы http://tatiana-gubina.livejournal.com/185794.html
"Мы возвращались в Москву, я забирала на выходные детку, выясняла с ней очередные отношения, получала от нее очередную порцию негатива... У нас с девочкой все было плохо-плохо-плохо. И с каждой нашей встречей становилось как будто хуже. Потом я часто думала — могла ли я тогда сделать хоть что-то, чтобы изменить ситуацию?
Однажды детка в очередной раз завела песнь о том, что учиться она не хочет, и не будет, и уроки ей не нравятся, и учителя тупые, и она хочет в детский дом. Я сказала — в детском доме тоже надо учиться. «А я не буду!» - злорадно сказала она. Она часто говорила злорадно, с этим свои огоньком в глазах, который раньше казался мне протестом против меня лично, а теперь я видела в этом другое — да просто по натуре она такая, злорадствует при любом удобном случае. «Не будешь учиться в детском доме — наполучаешь двоек, к концу года тебя не аттестуют, переведут в коррекционку». «Ну и что, - сказала она, - а я и там не буду учиться!» «Тогда, увы, ты рано или поздно окажешься в детском доме, где живут те, кто считается необучаемым. А это очень хреновая жизнь, поверь мне». Про эти интернаты я знала достаточно, чтобы судить не понаслышке. Она выслушала, радостно воскликнула: «А я начну учиться, стану получать пятерки, и меня переведут обратно в обычную школу!»
Вещи, деньги, возможности, «разрешения» на то и это — если у кого-то было что-то, чего детке хотелось, а у нее этого не было, она считала это верхом несправедливости. «Я же тоже человек, — говорила она, – значит, я имею право на все что есть у другого человека!» - эта железная логика прорезалась у нее недавно, и я уже не находила сил оспаривать-объяснять-менять взгляды, просто махала рукой, горбатого могила исправит.
Были моменты поспокойнее, но тоже — странные. В один из приездов домой детка сказала, что у нее нет шапки, потому что шапка порвалась. Ну порвалась и порвалась, я предложила ей надеть другую, она отказалась. Нам нужно было поехать по делам — в школе настаивали, чтобы я сделала ребенку паспорт, ей уже давно четырнадцать лет, а паспорта нет, а им нужно, чтобы копия была в документах. Я тянула по большей части потому, что вопрос нужно было решать в будни, и это означало, что девочку надо специально из школы забирать, и возить туда-сюда, время шло, а делать документ действительно было пора. Был разгар зимы, стояли морозы, и вот она у меня без шапки, этой нету, а та ей не нравится, ну в конце концов, мы же на машине, авось не замерзнет.
Я кинула другую шапку в машину — прихватит уши, так сама наденет. Пока мы ехали до паспортного стола, детка проговорила — а я нарочно шапку порвала. Надо сказать, что одежду она рвала достаточно часто, и мне иногда казалось, что нарочно, хотя она всегда уверяла, что случайно, я особо не стремилась выяснить, в конце концов, ее одежда, и если ей нравится ходить в рванье — ее проблемы. А тут вот, в открытую — сама, мол. Я молчала. Она сказала громче — ты что, не слышишь, я специально испортила шапку. Взяла и ножницами разрезала. Я спросила — а зачем? Она ответила — ну ты же мне новую купишь, ты же должна. Я снова спросила — а если не куплю? И потом, у тебя есть еще одна — вон лежит на сиденье. А ту тебе придется зашить. Она закричала, что ничего зашивать не будет, а эту не наденет. Мне казалось, что я спокойна.
Я-то вообще против таблеток была, чтобы не закреплять в ней эту ее халявную тенденцию «я больная-особая», ну и чтобы она училась находить силы и опору в самой себе, и не считала, что «нормальная» она — от лекарства. Да уж, силы в самой себе она находит, более чем достаточно. И направляет их на разрушение. Это болезнь? Это симптомы? Надо специалиста... Я принялась спрашивать по знакомым. У детки был такой «анамнез», и столько разнообразных «входящих» - я была уверена, что в районную поликлинику идти не имеет никакого смысла. Понятное дело — мне предложат положить ее в больницу на обследование. Тем более — опекунский ребенок, тут без вариантов. Она пролежит там месяц, вконец озвереет, и сладостно погрузится в состояние «я больная, у меня с головушкой беда» - в целом это верно, но для этого не нужно держать ее месяц на койке, ну и учитывая ее почти пятнадцать лет, и общую бесконтрольность подростков в больнице, в результате можно было ожидать чего угодно, далее со всеми остановками. Нет уж. Будем искать независимого, не районного, за деньги и по рекомендации.
Пока специалист искался, я стала почитывать статьи с описанием различных болезней, выбирая сходные симптомы. Если что-то похожее находилось, я выписывала симптом в специально заведенный файлик. Список становился все длиннее, а потенциальных диагнозов — все больше. Просто букет какой-то, из цветов полевых".
Со страницы http://tatiana-gubina.livejournal.com/184696.html
"Получалось — чем «лучше», тем хуже. Чем более свободно и вольготно она себя чувствует — тем более неприемлемым для меня образом проявляется. Чем больше «развивается» - тем в больший ужас я прихожу от того, в какое моральное чудище она превращается. Да, у нас случаются с ней минуты близости и понимания — но они могут случиться с любым человеком, иногда у нас возникает этот душевный контакт, и я преисполняюсь сочувствия, и даже нежности, и понимания — а чего там преисполняется она, я понятия не имею, но если это состояние длится чуть дольше чем пару часов, она тут же начинает этим «пользоваться», и, почувствовав «волю», без пересадки становится той самой «счастливой хабалкой», от которой меня с души воротит.
А вот если я ее «строю», гноблю и держу в ежовых рукавицах, то она вроде так ничего... Ведет себя, как порядочный человек... По крайней мере, начинает стараться. Но - «из-под палки». И что, мне теперь быть этой «палкой» всю оставшуюся жизнь? Глядя на свою детку, я не видела, что мои усилия хоть как-то закрепляются, что в ней хоть как-то нарастает совесть, или честность, или желание приложить к чему-то труд. Она могла делать некрасивые, нечестные вещи без всякого повода, «на ровном месте». Зло как будто жило в ней, и я не видела «донышка». Все мои идеи относительно «добра, которое живет в каждом человеке, и нужно просто его увидеть» летели в никуда. Я стала сомневаться в том, что это утверждение верно. Я видела беспричинное зло. И я видела, что оно само по себе есть и причина, и результат. Просто так — сделать плохое. Просто так — разрушить. Просто так — достать, довести, причинить боль. Мне становилось страшновато — а что я-то делаю? Ращу это зло, кормлю его, питаю и развиваю? И в чем тогда смысл? Каждая форма жизни имеет право на существование? Но отчего бы тогда было не оставить ее в приюте, или в детском доме, или где она там могла «развиваться» в соответствии с заложенной в нее «программой»? Или я все же ошибаюсь, и все совсем не так, а как-то по-другому...
Эти мысли крутились у меня в голове, я их отгоняла, они были неприятными, и даже страшными, и мне не хотелось их думать... Я и не думала — по возможности".
Со страницы http://tatiana-gubina.livejournal.com/192139.html
"После того разговора в опеке мы с ней внешне как будто примирились, но это больше похоже не на близкие, родственные отношения, а скорее на «договоренность». Вот живет девочка, вот живу я. Мы с ней не сильно интересны друг другу, и не испытываем взаимного душевного влечения. Я вполне удовлетворена, если ничего не происходит. Ничего глобального. И я стараюсь закрывать глаза на разные мелочи жизни. Деточка приврала-забыла-попортила что-то — ладно, проехали, себе дороже выяснять. Кофта на ней рваная, обувь нечищенная, волосы кое-как в хвост собраны — её дело, в конце концов. Валяются опять ее вещи кучей, я не стану ей говорить. С вещами я теперь так разбиралась — просто сгребала все, несла в ее комнату и кидала там на ее кровать. Хочешь иметь бардаки — имей их, я-то тут при чем? Было в этом что-то неправильное, несправедливое по отношению к ней, как будто я ее «вычеркнула» откуда-то, из каких-то «кругов», как будто смирилась с тем, что она «неспособна», и её удел — жить вот так, кое-как грязновато, ходит в рваненьком, волосенки торчком, во рту каша, от сапог подметки отваливаются. Раньше не могла смириться, а теперь «приняла» все это — вот она какая, её «настоящая» жизнь. Ей так нравится, её выбор, да-отстаньте-уже-от-ребенка. Отстала, чо.
Волноваться я за нее тоже перестала. Пришла деточка из школы позже, или откуда она там пришла, я и не задумывалась особо — она сильная физически, у меня до сих пор в глазах картинка стояла, когда она весной рвалась из дома убежать, а муж ее не пускал, ему тогда ощутимо пришлось по коленям. И она очень не глупая, иногда мы с ней разговаривали о разных «засадах и опасностях», все она прекрасно понимает, и себя она, похоже, бережет, ну и людям она не так чтобы доверяет — в данном случае меня это радовало, мне она может что-то не рассказать, но сама в сомнительную ситуацию не полезет. Если слишком поздно задержится — буду, наверное, что-то предпринимать, знакомых обзванивать — все телефоны одноклассников у меня были, и с классной руководительницей я поддерживала тесный контакт, и время от времени звонила той и проверяла — в школе детка или как. На всякий случай.
Я к ней теперь не «лезла» — отчасти по той негласной договоренности, что между нами установилась, отчасти потому что действительно «отключилась» от нее, и она не так часто попадала в поле моего зрения. Детка, похоже, со своей стороны тоже определила для себя «правила жизни» - так, как она это понимала. Если спрашивают — надо отвечать. Зовут — надо подойти. Нужна помощь — надо подойти самой и внятно изложить в чем проблема и что именно нужно. Велят навести порядок — наводишь. Папа зовет заниматься математикой — идешь заниматься математикой. Все это она делала вполне уверенно, и я замечала и ценила. И видела, что все это не «результат дрессировки», а ее осознанный выбор. Она старается.
Эти и прочие её старания могли бы привести меня в умиление, если бы не одно «но». Мне было по-прежнему непонятно, отчего ее «срывает» время от времени. «Срывы» были явно не эмоциональными, она делала что-то на холодную голову — в основном это были грубые нарушения «правил интернета», скажем, недели две детка соблюдает все договоренности, и вроде ее все устраивает, спросишь — да, все хорошо, все просто отлично, с её же собственных слов. Вдруг — бац, с утра пораньше комп распотрошен, детка «приложилась»
пока все спали, и откровенно идет в атаку — да, пошли вы все со своими «графиками» и запретами!
Это мог быть и неожиданно поздний приход домой — такой, чтобы точно поволновались, или, к примеру — на полпути по общим делам вдруг заявляет что «никуда не поедет и пойдет пешком домой» - причин нет, никто не обижал, глаза ясные, наглые — давай, мать, реагируй, воспитывай меня! Я поневоле задумывалась, в чем тут дело.
Я присматривалась, и задавала ей вопросы, и наконец поговорила с ней откровенно. Получалось неожиданное – своего рода форма «зависимости», только не от интернета, а от нарушения правил как такового. Такая вот гнездилась в ней потребность - что-то обломать, нарушить, прокинуть, сделать что-то запрещенное. И тот период, когда все шло гладко, сама она воспринимала как своего рода «накопление бонусов». Бонусы — разрешение самой себе быть «плохой». Вот она ведет себя «правильно» - день, два, неделю, «бонусы» копятся, и наконец — да нате вам! «Отрыв по полной», конфликт, попытка вернуться в русло, раскаяние, цикл завершен.
Девочка моя излагала все это не так гладко, и это не было «откровенным рассказом о себе» - сама она злилась, и выражала суть дела фразами вроде «мне можно плохое, если я сделала достаточно хорошего». Как к этому относиться, я не знала. Происходящее ставило меня в тупик. Это ведь было не про интеллект, и не про «задержки развития», и не про «пропущенное в детстве». Это было не про расстроенную привязанность — да я вообще не знала про что это! Когда-то я переживала — на заре нашей совместной жизни — что детка слаба духом, что в ней как будто нет «стержня», и все пыталась этот стержень вырастить, укрепить. А теперь она сильна духом. Дух зла в ней — вон какой. Крепенький. Сделать плохое и успокоиться. Это не «эмоциональный отклик» на то что переживаешь как несправедливость, это и есть справедливость в ее понимании, получается — «зло должно занять свое место». Я не была уверена и переспрашивала. Да, если она долго была хорошей, она имеет право сделать что-то плохое — обмануть, украсть, сломать, не сдержать слово, что-то еще. Это ее «награда», ее способ "побыть собой"."
