Лига психотерапии

С рождения сына она знала, что с ребёнком у неё что-то не так. Старший был ближе к сердцу, роднее, хоть и ершистый; младшая была ласковая, болтушка и проказница. А со средним она знала - не складывается.

Свою тонну книг по воспитанию детей она перечитала ещё в молодости. Сыну, казалось, ничего от них не надо: ни подарков, ни объятий. С детьми во дворе особо не играл, сторонился. К отцу тянулся, ездил с ним на рыбалку. Остальное было ему не интересно.

У неё попросил однажды набор инструмента для резьбы по дереву. Это было в его седьмом классе. Она удивилась, стала узнавать, что лучше купить. Никаких денег было не жалко, билась одна мысль - хоть так дать то, что не додала, не вложила, не долюбила. Поиски свели её с мастером резьбы по дереву, у него сын и перенял основы ремесла.

В школе учился сам, хорошо. После школы сын уехал из их маленького города в большой, поступил. Домой не приезжал, - начал подрабатывать. В гости не приглашал, а они показаться дома и не уговаривали - знали, что давить бессмысленно. Пообещает под нажимом, чтобы отвязались, а в последнюю минуту всё переиграет так, чтобы вырулить по-своему.

Когда её мальчику было десять, она разговаривала с психологом о том, в чём её вина, что она сделала не так, что он таким вырос.

Где совершила ошибку?

Психолог задавала пугающие её вопросы - страшным было то, что психолог как будто сына знала, предчувствовала то, как он поступит в разных ситуациях. Потом говорила с ней про то, что ошибки никакой нет, что между людьми бывают разные отношения, и у её мальчика - такой вот тип привязанности, избегающий.

Она шла домой, повторяя про себя слова про то, что он таким уродился и она в этом не виновата. Чувствовать себя недоматерью она перестала только в его шестнадцать, когда он, волнуясь, подарил ей собственноручно вырезанную липовую шкатулку.

Она обомлела, а сын показывал кто где: на крышке скульптурно изображены были и отец, и брат с сестрой, и она с ним у костра, все вместе на рыбалке. Всю композицию он придумал и сделал сам.

После вуза сын приехал один раз повидаться и сказать им, что на Родину не вернётся.

Работать устроился вахтами, чтобы скопить на квартиру в большом городе. Не пил, не курил. С тем, что он проживёт всю жизнь один, она не могла и не хотела смириться.

Раз в неделю она ему звонила, ненадолго. Денег он накопил, квартиру купил, зарабатывал сначала на ремонт, потом на хорошую кухню. Всё сам, без женской руки, - когда речь зашла о кухне, она твёрдо сказала, что после выходных приедут с отцом на новоселье.

Спрашивала, что привезти, что подарить. "Не надо ничего везти, у меня все есть", - как же ранил её раньше этот ответ! Сейчас она ответила спокойно, мол, поняла.

В выходные на базаре столкнулась с учителем по резьбе. Он сильно сдал. Спрашивал, как у сына дела, рассказывал о своих многолетних хворях. Уговорил их с мужем поехать к нему прямо с базара.

В подарок сыну повезли от него тяжёлый мешок грушевых чурбачков. На словах просил передать, что высушена древесина на совесть, сушил для себя.

Дверь по адресу сына им открыла пухлая белокурая девушка. Отец только крякнул.

- Спустись к машине, гостинцы поможешь поднять. Тебе там мешок кой-чего передали, - попросил сына.

Всю дорогу домой она проплакала.

Соседки завидовали, какой он у неё ответственный, разумный и самостоятельный, а ей не хватало его ребячьей открытости, желания прильнуть к маме, того, что было в отношениях с другими детьми - души, тепла. Так и вырос, в своём дому хозяин и при хозяйке теперь. Навсегда взрослый.

- Не угодишь тебе! То один он - плачешь, то женат он - плачешь, - не мог взять в толк, отчего у неё льются слёзы, муж.

Она плакала не о нём, а о себе. О третьем ребёнке, которого у неё не было.

Младшая дочь взяла дело в свои руки, навела мосты, подружилась в Фейсбуке с невесткой. Приходила, показывала ей на компьютере фотографии, которые та выставляла.

Сын тоже там в Фейсбуке был, вёл страницу. Лица его там не было, только на снимках - вырезанные из дерева фигурки. Непостижимо живые.

Она заходила на его страницу каждый день. Научилась лайкать его посты.

Написал он на своей странице только один раз.

На смерть мастера, у которого учился.

Про то, как много этот человек ему дал. Про то, как важно ему было встретить человека, который чувствовал сокровенные движения его души, даже когда словами он не мог их сказать. Про то, что в жизни таких людей у него было только двое - мастер и мама, которая подарила ему первые инструменты, поддержала в учении, всегда верила в него.

Что она не похожа на других мам - она не любит пустые разговоры. А однажды привезла ему тяжеленный мешок дров в подарок, а не занавески и кастрюли на обзаведение хозяйством. Но это был самый желанный подарок на свете, потому что древесину сушил далеко в другом городе его учитель, и это его наследство. Это его дух делает такими чудесными его скульптурки.

В комментариях к посту чужие люди восхищались ею и пели осанну её материнству.

Она молча легла пластом и не могла сдвинуться с места два дня. О том, что она передумала внутри себя, она никому никогда не рассказала.

Источник

Вынесу из комментариев к обсуждаемому сегодня посту,

#comment_79578003

@Xopbku,

я прямо вот представляю, как ей на курсе психологии читали лекцию: А теперь записываем. Если у человека меньше 10 друзей вконтакте, то этот человек плохо уживается в любом коллективе, он интроверт и социопат. Держитесь от таких людей подальше!

@mdn2016,

Нет, там другая теория.

Мэтью Фразер и Сумитра Дутта, авторитетные исследователи одной из ведущих бизнес-школ Франции, INSEAD, опубликовали книгу Throwing Sheep in the Boardroom: How Online Social Networking Will Change Your Life, Work and World, что в вольном переводе звучит как «Смайлик на планёрке. Как социальные сети в интернете изменят вашу жизнь, работу и мир». https://www.amazon.co.uk/Throwing-Sheep-Boardroom-Networking... (Книга 2008 года, напомню, соцсети появились в 2006, и учёные пытались осмыслить новую социальную реальность).

Авторы констатируют, что по мере наступления экономического кризиса число участников социальных сетей стремительно увеличивается. Они полагают, что необходимость искать работу и удерживать достигнутые в карьере позиции заставляет даже тех, кто считал «пустой тратой времени» поиски соучеников и сослуживцев, регистрироваться на сайте и загружать свои фотографии.

...

Учёные выделяют рациональную и иррациональную мотивацию присоединения к социальным сетям, а также «сильные» и «слабые» связи. Теория силы-слабости социальных связей была разработана американским социологом Марком Грановеттером. Он определил «слабые» связи как социальные взаимоотношения, для которых характерны нечастые контакты, отсутствие эмоциональной близости и взаимного времяпровождения.

...

Другой закон называется число Данбэра, Dunbar’s Number. Оно равняется 150, именно здесь лежит предел человеческих возможностей знать каждого из участников и то, как они соотносятся друг с другом. Список в сотни «Друзей» на Facebook не вызывает доверия, скорее, он говорит о прагматизме и расчёте на то, что «слабые» связи могут стать рычагами карьерного изменения.

Dunbar's number is a suggested cognitive limit to the number of people with whom one can maintain stable social relationships. Вот статья про него в Википедии

https://en.wikipedia.org/wiki/Dunbar%27s_number

(Число Данбара — ограничение на количество постоянных социальных связей, которые человек может поддерживать. Поддержание таких связей предполагает знание отличительных черт индивида, его характера, а также социального положения, что требует значительных интеллектуальных способностей. Лежит в диапазоне от 100 до 230, чаще всего считается равным 150. Величина названа в честь английского антрополога Робина Данбара, который и предложил это число).

Скажу больше, процитировав http://vitus-wagner.livejournal.com/777921.html

Специалист по приматам Робин Данбар писал, что существует геометрическая прогрессия со знаменателем примерно √10, определяющая характерные размеры групп, внутри которых для приматов вида Homo Sapiens возможна та или иная степень близости.

Последовательность у него получается 5,15,50,150,500,1500. Всё. На 1500 последовательность кончается. Это — примерно максимальное число соплеменников, которых человек способен узнавать в лицо.

Размер максимальной группы, внутри которой возможно более-менее продуктивное взаимодействие, это 4-е число, 150.

Для того, чтобы обеспечить возможность кооперации усилий в больших по размеру группах, человечеству пришлось придумать иерархические системы, символы, приверженность к которым заменяет нормальные человеческие отношение, разделение труда и рынок.

См. Robin I.M.Dunbar (2003) "The Social Brain: Mind, Language, and Society in Evolutionary Perspective," Annual Review of Anthropology, 32:163-8`

R.A.Hill, and Robin I.M.Dunbar (2003), "Social Network Size in Humans," Human Nature, 14:53-72.

Проверьте себя.

Назовите любые никнеймы знакомых вам комментаторов на Пикабу. Сколько людей ваша память легко удерживает в своей внутренней "сети"?

Родительские нервы, как известно, не железные. А какие? Почему у одних родителей хватает сил и терпения растить детей, а другие не знают, что им делать? Начнём с того, что различия между ребёнком и взрослым известны в любом человеческом обществе, но то, как обходились с детьми тысячелетие назад, вызывает сейчас справедливое негодование. Чем дальше мы углубляемся в историю, тем меньше заботы о детях там находим.

Историк Ллойд де Моз описал основные стили отношений взрослого к ребёнку в европейской истории. Он назвал их по самой шокирующей черте этих отношений. В античности (до IV века н.э.) преобладал детоубийственный стиль. Большинство родителей в ту эпоху считало, что может распоряжаться потомством, как любым другим имуществом. Ненужных младенцев топили, бросали в безлюдном месте, чтобы избавиться от лишних забот или едоков. Лишь в 347 г. по настоянию христианской церкви в Римской империи был принят закон, запрещавший детоубийство. В двадцать первом веке таких родителей охарактеризовали бы как "дезорганизованно привязанных" к своему потомству.

В последующие десять веков в Европе распространился другой стиль –изгоняющий. Родители избавлялись от детей, освобождая себя от лишних забот. Ребёнка отправляли с глаз долой, в прислуги, в подмастерья, в пажи. Такая практика продолжалась около тысячелетия. В двадцать первом веке таких родителей охарактеризовали бы как "избегающих" привязанности к своим детям.

Начиная с XIV века возобладала другая доктрина. Детей начали воспитывать, но способы воспитания и наставления их на праведный путь наводят современного человека на мысль о пытках. Дети в эпоху средневековья воспринимаются как дьявольские отродья. Христианство призывало наказывать маленьких детей, чтобы обуздать их гордыню. Такое отношение, по Л. Демозу, делало для некоторых борьбу с авторитетом центральной жизненной задачей. В двадцать первом веке таких родителей охарактеризовали бы как "тревожно-амбивалентных" по отношению к детям.

В XIX на смену воспитательной доктрине пришла формирующая. В соответствии с распространёнными в нашу эпоху взглядами, характер ребёнка «лепят» согласно идеалу человека, принятому в общественном сознании. Детей наказывают, читают им нотации и дают назидания, руководствуясь добрыми чувствами и благими намерениями. Двадцать первый век предписывает родителю быть "надёжно" привязанным по отношению к детям. Слова в кавычках в психологической литературе на английском языке, посвящённой теме привязанности взрослых, далее употребляются как слова-эмблемы: disorganized, dismissal, preoccupied, secure.

Возьмём для иллюстрации сакраментальный образ американского миллионера, посылающего своего ребёнка на улицу торговать газетами. Каждый родитель в общем и целом одобряет стремление развивать в подростке самостоятельность, но негодует по совершенно различным поводам.

Одни видят в таком родителе «детоубийцу» , они возражают против лишения ребёнка радостей беззаботного детства.

Другие расценивают такого отца как «гонителя», они протестуют против отказа ребёнку в социальном статусе богатого наследника.

Третьих возмущает родительская «суровость» и решение послать ребёнка именно на улицу.

Четвёртые задают вопрос, интересно ли самому подростку торговать газетами, спросили ли его, чем именно ему хочется заниматься в свободное время, ведь в наши дни принято придерживаться доктрины «садовник, формирующий растение», и развивать задатки и склонности ребёнка.

Мы живём в потоке истории и культуры, и было бы наивным думать, что родительские нервы сделаны по одному, самому модному, образцу.

Вопросы для читателей Лиги психотерапии.

Интересно, а что подумали о решении папы-миллионера вы?

Как ваши размышления соотносятся с вашим собственным паттерном привязанности?

Источник

Но отличить эльфийского ребенка можно было по ряду признаков — в их число входили необщительность малыша и его неравномерное развитие, а также неожиданная любовь и способности к одному роду деятельности (как правило, к музыке).

Среди некоторых ученых и писателей, исследовавших историю аутизма, существует мнение, что за подменышей принимали детей с разными нарушениями развития — в том числе и с регрессивным аутизмом (когда ребенок развивается нормально до одного–двух лет, а потом начинает проявлять симптомы расстройства).

С укреплением позиций христианства вера в фей постепенно перетекла в веру в сатанинские проделки. Один из предполагаемых случаев аутизма был упомянут в записях застольных бесед Мартина Лютера — там говорилось о 12-летнем мальчике, предположительно страдавшем этим нарушением развития. Вердикт Лютера был безжалостным: он посоветовал задушить ребенка (по другой версии — утопить), считая его порождением дьявола — телом, не имеющим души.  

В 1747 г. брак шотландского дворянина Хью Блэра с дочерью местного врача был аннулирован из-за странного поведения жениха. По воспоминаниям современников, Блэр слабо разбирался в приличиях и нюансах общения (например, мог без спроса прийти в гости), всегда носил одну и ту же одежду (на прохудившиеся места он ставил заплаты, вырезая их из новой одежды — часто заимствованной у окружающих), коллекционировал птичьи перья и всегда заявлялся на любые похороны в городе вне зависимости от того, знал ли умершего. Впрочем, расторжение брака произошло не без участия Джона, младшего брата Хью, который был не заинтересован в появлении новых наследников поместья и титула.

По мере развития науки стало ясно, что странности в поведении вызваны не феями и демонами, а дисбалансом в психических и неврологических процессах. Термин «аутизм» (от греческого , «сам») в 1910 г. придумал швейцарский психиатр Юджин Блейлер. Правда, тогда он применял его в первую очередь для обозначения симптома шизофрении.

А в 1944-м австрийский психиатр и психотерапевт Ганс Аспергер описал четверых детей с ограниченной эмпатией, физической неловкостью, узконаправленными интересами и слабыми способностями к невербальной коммуникации. Годом ранее его соотечественник Лео Каннер, иммигрировавший в США, описал такое же расстройство. Шла война, поэтому долгое время работы Аспергера оставались незамеченными в США. Лишь в 1991 г. его труды были переведены на английский язык и стали доступны широкому кругу специалистов.

Первая половина 1940-х была не самым удачным периодом для людей с психическими расстройствами и отклонениями в развитии. Подробности взаимоотношений Аспергера с нацистами неизвестны, но, согласно популярной точке зрения, Третий рейх, заинтересованный в евгенических проектах и избавлении от всех «лишних», поддерживал исследования психиатра. Но Аспергер сознательно преувеличивал положительные стороны своих пациентов и доказывал их необходимость для общества, чтобы спасти от истребления. Доктор называл своих подопечных «маленькими профессорами» и предрекал, что их необычные способности найдут применение в будущем. Ближе к концу Второй мировой войны он открыл школу для детей с «аутистической психопатией» — но ее разбомбили, и большая часть работ психиатра была потеряна.

Людям с синдромом Аспергера свойственны узконаправленные интересы, проблемы с коммуникацией и другие особенности восприятия и поведения, но их речевые и когнитивные способности развиты настолько, что позволяют им более или менее адаптироваться в обществе, а в каких-то случаях и преуспеть.

Кстати, образ героя фильма «Человек дождя» Реймонда Бэббита, которого среднестатистический зритель воспринимал как стопроцентного аутиста, на самом деле был списан с человека с совершенно другим диагнозом. Его прототип американец Ким Пик родился с черепно-мозговой грыжей и повреждением мозжечка. Особенности строения мозга сформировали феноменальную память — Пик запоминал до 98% поступающей информации. Это яркий пример савантизма — невероятной одаренности человека с отклонениями в развитии. Около 50% cавантов — аутисты, но только 10% аутистов становятся савантами.

Социальный дальтонизм

Самая яркая черта и самая серьезная проблема людей с синдромом Аспергера — сложности с коммуникацией и в первую очередь непонимание контекста и невербальных сигналов. Им сложно уловить то, что находится «между строк», поэтому они либо воспринимают все буквально, либо начинают теряться в гипотезах о том, что может означать то или иное слово либо жест.

Такому человеку сложно прочесть эмоции визави по его интонации или мимике, понять, что уместно говорить, а что нет, интересен ли собеседнику разговор или он давно перестал слушать. Аспи могут впадать в ступор, когда с ними здороваются, потому что им сложно выбрать один из нескольких вариантов приветствия.

Одни из них асоциальны и не интересуются окружающими, другие хотели бы общаться с людьми, но плохо понимают неписаные правила коммуникации, и их утомляют попытки в этом разобраться.

В фильме-биографии «Игра в имитацию» юный Алан Тьюринг — в будущем талантливейший математик, криптограф и основоположник информатики — узнает от своего друга Кристофера о том, что такое криптография: «Сообщения, которые никто не может увидеть и про которые никто не знает, что они означают, пока у тебя нет ключа». «А чем это отличается от разговора?» — спрашивает Алан. И хотя в фильме много художественных преувеличений, а доказать наличие у Тьюринга синдрома Аспергера уже не представляется возможным (хотя есть много спекуляций на эту тему), это хорошая метафора, помогающая понять, как коммуникация может быть загадкой для людей с расстройствами аутистического спектра.

Большинство людей трактуют существующие в обыденной жизни негласные правила интуитивно — они понимают, как одеваться, как держать себя, как говорить, какие позы принимать. А у людей с аспергером своего рода социальный дальтонизм — они могут говорить слишком громко, подходить к собеседнику слишком близко, не понимать юмора, буквально воспринимать вопросы или проявлять честность там, где ожидается деликатность и ложь во спасение.

Они могут откровенно сказать, что суп невкусный, а платье вас полнит, совершенно не предполагая, что на это можно обидеться (за что же тут обижаться, если это правда?). Поэтому их поведение в обществе часто кажется наивным, а иногда и грубым.

Вот что говорит про себя один из людей с синдромом Аспергера: «Как дела?» и «Что интересного?» я перевожу как «Давай поговорим, только я не знаю о чем». Поскольку мне всегда не о чем говорить, отвечаю «никак» или «ничего». Больше вопросов не возникает». Но честность и прямота — ценные качества. Человек с синдромом Аспергера не будет лгать, лицемерить или нарушать взятые на себя обязательства.

Инструкция к общению

Считается, что у людей с синдромом Аспергера слабо развита эмоциональная эмпатия — им сложно понять и разделить чувства других людей. Недостаток эмпатии многие ассоциируют с потенциальной угрозой: «Если он не может поставить себя на мое место, значит, ему будет легко причинить мне боль». Но это не так — помимо эмоциональной существует и когнитивная эмпатия, когда человек пытается проанализировать чувства окружающих и отреагировать так, как другой этого ожидает.

Несмотря на то что в этой области у аутистов тоже есть проблемы, от них можно избавиться с помощью обучения и опыта. К тому же есть этические рамки, в которых можно держаться, опираясь на рассудок, а не на эмоции. Эти способы вполне доступны аутичным людям.

Существует и противоположная теория, за которую выступают, в частности, психологи Генри и Камилла Макрам из Института изучения мозга (входящего в состав Швейцарского федерального института технологии в Лозанне): людей с синдромом Аспергера настолько остро воспринимают окружающий мир (в том числе и чужие эмоции), что просто не успевают переработать эту информацию. Происходит эмоциональная перегрузка, и именно этим объясняются скупые реакции на слова и действия окружающих.

В любом случае слабые реакции не означают, что аутичные люди эмоционально черствы. Проблема в том, что они не всегда способны придать своим чувствам форму, понятную другим. Поэтому переживаемые ими эмоции часто не соответствуют произносимым словам, интонациям или выражению лица.

Многие люди с синдромом Аспергера учатся имитировать «нормальное» социальное взаимодействие. Они могут наблюдать и запоминать манеры и интонации наиболее успешных людей из своего окружения, работать над ошибками и продумывать алгоритмы социально приемлемого поведения для разных ситуаций. В помощь им разработаны программы по обучению распознаванию чужих чувств — аутистам показывают ролики с лицами людей, испытывающих разные эмоции, и объясняют их поведение.

«С ума сойти: путеводитель по психическим расстройствам для жителя большого города» Дарья Варламова и Антон Зайниев.

Под впечатлением от фильма захотелось разобраться в так называемом "делегированный синдроме Мюнхгаузена». Он представляет собой патологию, при которой родители заставляют симулировать либо намеренно вызывают физические заболевания у своего ребенка. В медицинских изданиях часто можно увидеть такие синонимы этого синдрома, как:

«синдром Мюнхгаузена by proxy»;

синдром Мюнхгаузена по доверенности или от третьего лица.

Главная цель подобного поведения родителей или лиц, их замещающих, — это обращение за медицинской помощью, а также привлечение к своей персоне дополнительного внимания. Со стороны может казаться, что вы имеете дело с чрезмерно заботливым, преданным своему чаду родителем. Однако его действия приносят гораздо больше вреда здоровью малыша, чем пользы. Более того, такое отношение к ребенку негативным образом отражается на его эмоциональном состоянии. В подростковом возрасте эта разновидность синдрома Мюнхгаузена у его матери или отца может привести к возникновению депрессии, лишению нормальных детских радостей и изменению отношения к нему со стороны других людей.

В таком случае лечение назначается и больному с делегированным синдромом Мюнхгаузена, и ребенку, так как ненужные госпитализации, неконтролируемый прием медикаментов и эмоциональное воздействие может привести к страшным последствиям. В первую очередь врачи рекомендуют разлучить ребенка с таким родителем. Далее медицинские специалисты осматривают и беседуют с пострадавшим, выявляют, есть ли место каким-либо заболеваниям, моральным травмам. Если у малыша отсутствуют жалобы и симптомы различных патологий, то в дальнейшем с ним, как и с больным делегированным синдромом Мюнхгаузена, работу продолжает только психолог.

Наибольшую опасность этот синдром наносит самому человеку, а при разновидности расстройства — в том числе и его ребенку. Поэтому очень важно выявить симптомы в самом начале и не дать больному причинить вред своему здоровью и окружающих его людей.

Страдающие делегированным синдромом по‑разному провоцируют появление болезни у своей жертвы. Воображаемая или вызываемая болезнь может быть любой, но самые частые симптомы — это: кровотечения, припадки, диарея, рвота, отравления, инфекции, удушье, лихорадка и ­аллергии.

Для диагностики ­характерно:

исчезновение симптомов у ребенка, когда рядом нет ­матери;

ее недовольство выводом об отсутствии ­патологии;

очень заботливая мать, которая под надуманными предлогами отказывается оставить своего ребенка хотя бы ­ненадолго.

Искусственные болезни очень плохо поддаются лечению (ведь матери это невыгодно!), поэтому дети-жертвы подвергаются массе ненужных медицинских процедур, некоторые из которых могут быть ­опасны.

«Бароны» могут наносить непоправимый вред здоровью и угрожать жизни ребенка. По данным ряда авторов, жертвы синдрома Мюнхгаузена by proxy были отмечены среди детей с диагнозом синдрома внезапной смерти — до 35 % всех случаев, наблюдавшихся авторами в течение 23 лет. Делегированный синдром Мюнхгаузена очень трудно распознать, поэтому точно определить его распространенность пока не удается.

Вред может наноситься любым способом, который не оставляет улик: затруднение дыхания (рука на рту, пальцы на ноздрях; лечь на младенца; полиэтиленовая пленка на лицо), удержание пищи или лекарств, другие манипуляции с лекарствами (повышение дозы, ввод лекарств, когда это не нужно), умышленная задержка вызова необходимой медицинской ­помощи.

Когда жертва находится на грани гибели (удушье, приступ и т. д.), его мучитель может предпринять действия по спасению, чтобы его восхваляли как доброго героя, который спас пациенту ­жизнь.

«Добрые самаритяне»

Матери, вызывающие у детей болезни, часто страдают от недостатка общения и понимания, нередко несчастливы в браке. Некоторые также страдают от других психических расстройств. Подавляющее большинство (до 90 %) в детстве сами подвергались физическому или психическому ­насилию.

Если врачи обнаруживают искусственную природу болезни ребенка, «мюнхгаузены» отрицают свою вину даже при наличии серьезных доказательств и отказываются от помощи ­психиатра.

Mедсестра или няня с делегированным синдромом Мюнхгаузена может получать внимание и благодарность от родителей за доброту, которую она проявляла во время короткой жизни их ребенка. Однако такая «благодетельница» озабочена только вниманием к себе, и имеет доступ к огромному числу потенциальных ­жертв.

Пациенты с делегированным синдромом Мюнхгаузена осознают, что если у окружающих появляются подозрения, они вряд ли озвучат их, так как боятся ошибки. Любые обвинения MSBP-личность истолкует как преследование, где она сама стала жертвой клеветы и наветов! Таким образом, ситуация используется как еще более выгодная, чтобы снова оказаться в центре внимания. Очень важно понимать, что MSBP-личность, как и все больные с расстройствами, направленными на получение внимания, часто внушает доверие своей «правдоподобностью» и ­убедительна.

Комментарии людей, психологов и не психологов встречающихся на своём жизненном пути с подобными случаями:

1."Единственный способ без ущерба для всех борьбы с этим явлением - это воззвать к разуму самого ребенка. Показать ему, что он теряет, будучи "больным". Да впрочем, не такие дурные дети, чтобы не понимать этого сами... А дальше.... симтомы нездоровой обстановки вылазят у самого слабого, и, если вы решили ему помочь, из каких бы то ни было побуждений, то будьте готовы к сопротивлению семьи. Хотите помочь ребенку - учите его видеть свои проблемы со стороны, учите его смотреть с разных точек зрения на себя, покажите ему разные выходы из проблемной для него ситуации. Проблема в том, что за помощью никто не обратился, но вы понимаете, что ребенок гибнет, не как личность, а вообще... И здесь надо расставлять ловушки и незаметно вмешиваться в ситуацию мимо которой вы пройти не можете. Возникает масса вопросов..."

2."сталкивалась с подобными случаями в другом ракурсе, знаю, что при некоторых диагнозах такое может . Вообще-то, когда в подобной (без уточнения, это была не моя мама) ситуации я оказалась на месте ребенка, врач попросила всех выйти, говорила со мной одной. Неправильно считать 12-13летнюю девочку маленьким ребенком, надо поговорить с ней, выяснить, что с ней происходит. Мамаша врачу не поверит, конечно, но врач будет знать ситуацию, у вас же существуют службы, занимающиеся защитой детей... "

3.Лично мне пришлось лишь пару раз столкнуться с «синдромом по доверенности». Вот довольно благоприятный ­эпизод.

Молодую женщину ко мне на прием буквально волоком затащил муж. Суть жалоб сводилась к болезненной тревоге, чувству напряжения, перепадам настроения, раздражительности, постоянном страхе за здоровье десятилетнего ­сына.

У мальчишки пару лет назад обнаружились проблемы со зрением; был установлен довольно безобидный диагноз. У пациентки же возникла уверенность, что ребенку грозит слепота. Вопреки убеждениям окулистов и родных — женщина не находила себе места. Она пользовалась малейшей возможностью показать сына «лучшему специалисту», не отпускала его на занятия спортом: «Ты же ослепнешь!..». Начала тайком от семьи самостоятельно закупать и давать сыну лекарства «от глаз». Любые возражения встречала в штыки, обвиняла близких в черствости. Дальше — больше. Выяснилось, что мать добивается от окулистов направления на операцию. Для мальчика, естественно. На этом терпение мужа иссякло, и он повел жену к ­психиатру.

Я долго собирал сведения о жизни пациентки. Женщина с яркими истероидными чертами, неглупая, но не реализовавшаяся в жизни, не добившаяся «достойного» внимания окружающих, на материальном обеспечении любящего мужа… В общем, всё вполне укладывалось в описанный ранее стереотип. В беседе больная признала, что искала возможность стать нужной «хоть для кого‑то»…

В описанном случае мне, как врачу, повезло. Болезнь зашла не слишком далеко; женщина согласилась на лечение. Ситуация разрешилась благополучно. Но у меня остался тот самый осадок, о котором я упоминал вначале. Ощущение дремучей жути, пугающего мрака больной души, словно ищущей жертву, которую можно ласково задушить в ­объятиях…

Сейчас в нашей стране (да и многих других) отсутствует законодательная база для рассмотрения подобных ситуаций. В случае синдрома Мюнхгаузена врач сталкивается с ложью и саморазрушительным поведением больного, который пытается втянуть в свою игру и доктора. Проблема приобретает этический характер: врач не может рассчитывать на открытое общение и честность подобных пациентов, а значит, не может действовать в их ­интересах.

«Мюнхгаузены» — это всегда трудные пациенты: диагноз можно заподозрить, но невозможно его установить без всестороннего обследования и длительного динамического наблюдения. Об этом заболевании можно подумать, когда опытный клиницист говорит: «Первый раз встречаюсь с подобным случаем!».

И на последок сам фильм :" Девятая жизнь Луи Дракса" 2016 год

The 9th Life of Louis Drax

Приятного просмотра. Очень надеюсь на обсуждение фильма в комментариях с психологической точки.

Кто в детстве не испытал острого страха перед каким-то явлением, ситуацией или человеком?! Встреча с пьяным в подъезде, смерть и похороны у соседей или в своей семье, удаление зубов, падение с дерева, разлука с родителями... И все это – в нормальной, невоенной жизни, на фоне полного благополучия. Некоторые события прошли для нас безболезненно, оставив лишь «картинку в голове» (зрительное воспоминание), о других мы долго помним, морщимся или вздыхаем. Кое-что и вовсе забывается... Но вытесненное из сознания происшествие может продолжать жить в глубинных слоях памяти и в один прекрасный день вызвать тяжелое последействие.

Американский психотерапевт, психолог Питер Левин, один из самых крупных специалистов США по детской психической травме, утверждает: реакция на травмирующее событие может наступить не сразу, а через несколько лет или даже десятилетий. У большинства людей симптомы травмы появляются через 6 – 18 месяцев после события. Однако у остальных его пациентов посттравматические симптомы не обнаруживают себя очень и очень долго, они будто бы спят – до определенного момента...

История Джона. Вот история одного такого пациента, рассказанная Питером Левином. Джон упал в детстве со своего велосипедика: не справился с управлением и врезался в дерево. На мгновение он потерял ориентировку в пространстве. Тут же подбежала мать, подхватила его, успокоила и снова посадила на велосипед, сказав: «Молодец, что не ревешь!» Никто из взрослых тогда не понял, как сильно Джон испугался.

Происшествие тут же забылось. Но вот однажды, спустя годы, Джонни ехал с женой и детьми в автомобиле. Увидев приближающуюся машину, он отклонился, чтобы не столкнуться с ней, и замер в ступоре. К счастью, другой водитель удачно сманеврировал, и катастрофы удалось избежать. Через несколько дней, утром, когда Джон ехал на работу, у него бешено заколотилось сердце, ладони сделались липкими. Ему очень хотелось остановить машину и убежать от нее подальше, но он брал себя в руки, успокаивал («Я же не сумасшедший!»), и постепенно его состояние пришло в норму. Однако смутное, навязчивое, неприятное чувство не оставляло его весь день. Возвратился он домой в тот вечер без происшествий, и чувство опасности ушло.

На другое утро Джон нарочно выехал из дома пораньше, пока на дороге было свободнее, а после работы вечером нарочно задержался, обсуждая дела с коллегами. Вернулся домой не в духе, поссорился с женой и наорал на детей. Лег рано, посреди ночи проснулся в поту – ему приснилось, что машина потеряла управление. Остаток ночи промучился...

В данном случае, как и во всех остальных, спусковым крючком, приводящим в действие отложенную реакцию на травму, служит незаметное и, на первый взгляд, не очень значительное событие.

Получил ли ребенок травму?

Мы читаем у Питера Левина, что любое необычное для данного ребенка поведение вскоре после опасного эпизода может говорить о том, что ребенок травмирован. К таким проявлениям психической травмы могут быть отнесены гневные вспышки, неконтролируемые приступы ярости, гиперактивности, страхи, повторяющиеся ночные кошмары, метания во сне, ночное недержание мочи, невнимательность на уроках, забывчивость, избегание людей и, наоборот, навязчивость, всяческие боли неизвестного происхождения, застенчивость, агрессивность...

История детсадовского ребенка. Вспоминаю такой случай. Мама пришла за дочерью в детский сад. Девочка начала молча одеваться, вынимая одежду из шкафчика. Усталая мать не придала значения молчанию ребенка, и только на улице ей это показалось странным. «Доченька, что же ты не отвечаешь мне?» – спросила мать и, внимательно посмотрев в лицо своего ребенка, попыталась разжать ей челюсти...Челюсти были плотно сжаты: рот полон винегрета.

Источник травмы – поведение воспитателя, продиктованное его стремлением во что бы то ни стало накормить детей (хороший аппетит – главное достоинство детсадосвского ребенка).

Чтобы определить, действительно ли необычное поведение – реакция на травматическую ситуацию, постарайтесь упомянуть о пугающем эпизоде и посмотрите, как ваш ребенок отреагирует на это упоминание. Травмированный ребенок не захочет слышать про это событие или, наоборот, при придет в возбуждение и, исполненный страха, будет не переставая говорить об этом. Возможно, он замолчит, и вы ни слова от него не добьетесь. Вспоминая о травмирующем эпизоде, мы открываем в прошлом источник негативных чувств. Если эти чувства не были вовремя отреагированы, потом у ребенка не будет и потребности в таком отреагировании, в том, чтобы истратить вредный избыток энергии.

Как возникает психическая травма?

Мозг человека содержит очень древние структуры, которые Питер Левин называет «мозгом рептилий» (ящериц, крокодилов и других пресмыкающихся). Это такие структуры, которые в процессе эволюции появились у всех плавающих, летающих и ползающих позвоночных тварей.

Мозг такого уровня способен выдать мгновенную реакцию, которая защищает организм от опасностей, угрожающих жизни животного. В дикой природе опасности встречаются на каждом шагу, и животные благополучно спасаются – реагируют на них бегством, для чего весь организм мобилизуется.

У людей мозг устроен гораздо сложнее, он содержит, кроме древних структур, относительно новые, благодаря которым возможны речь и решение сложных творческих задач. Однако, поразительным образом мгновенные простейшие реакции, присущие животным в угрожающей ситуации, у человека могут не сформироваться. Поэтому, если животные мгновенно реагируют на опасность, то человек – не всегда. Будет ли он травмирован при встрече с угрозой – в огромной степени зависит от индивидуальной способности человека реагировать в этих ситуациях.

Когда животное (будь то лев, собака, косуля, лошадь, птица или ящерица) сталкивается с опасностью, его мозг тут же вырабатывает необычайное количество энергии – сродни выбросу адреналина. Это, в свою очередь, вызывает быстрое сердцебиение и другие телесные изменения – чтобы организм смог защитить себя. Так он полностью мобилизуется на борьбу с угрожающими его жизни обстоятельствами.

Неизрасходованная энергия просто так, сама собой не исчезает: на ее основе формируется травматическая реакция. Таким образом, чем меньше энергетических ресурсов израсходовано в опасной ситуации, тем больше их остается и тем более вероятно, что в будущем разовьются травматические симптомы. Такова теория Питера Левина. А вот блестящая иллюстрация из нашей жизни.

Опасная встреча в лифте. Одна мать восьмилетнего мальчика вспоминает: «Когда я была маленькой, за мной погнался пьяный дядька, я удирала от него во все лопатки, не оглядываясь, до самого дома, потом еле отдышалась. Этот случай я забыла, и мне его напомнила моя мама.

И вот с моим сыном произошла похожая история. Он оказался в лифте с пьяным мужчиной, которого очень испугался. У моего сына после этого случая началось ночное недержание мочи, он видел страшные сны и кричал по ночам, появились и другие симптомы».

Этот мальчик не имел возможности отреагировать накопившуюся в мгновение опасности энергию, и она превратилась в энергию травмы – не то, что было у его матери в детстве, которая тут же отреагировала на опасность активным физическим действием – бегством.

Короче говоря, из угрожающей ситуации есть нетравматический выход: он зависит от способности индивида тут же израсходовать выработавшуюся в мгновение опасности энергию. Благодаря этому нервная система может вернуться на исходный уровень функционирования. Понятно, почему даже опасные для жизни человека ситуации могут не стать травматичными для него, если он сможет на них отреагировать естественным и эффективным образом.

Не навреди!

He только развод и смерть родителей, падение с высоты, страх собаки, незнакомого человека, но и хирургическая операция, тяжелая болезнь (в частности, сопровождающаяся высокой температурой, тошнотой) и обычные медицинские процедуры могут вызвать травму. Это зависит от того, КАК ребенок происшествие переживает.

Из травмирующих событий медицинские процедуры встречаются, по мнению Питера Левина, наиболее часто. Они усиливают страх и без того напуганного ребенка. Это, например, манипуляции при недостаточном обезболивании, при постановке клизмы или даже градусника. Градусник в англоязычных странах держат во рту. Но при очень высокой температуре и наши дети иногда очень пугаются холодного градусника (и фонендоскопа) и плачут. Большую часть этих травм можно предотвратить, если родители находятся рядом, подбадривают ребенка и объясняют ему происходящее, не кричат на него и сами не боятся (что очень важно!), или же откладывают процедуру до того момента, пока ребенок не успокоится.

Что делать?

Травмирующая ситуация так эмоционально захватывает человека, что он не чувствует своего тела. Питер Левин считает, что важно в этот момент переключить внимание ребенка с эмоций на область физических ощущений. Для этого нужно обратить его внимание на то, как ведет себя тело. Просто спросить его: «Что ты чувствуешь вот здесь?» (показывая на грудь, живот...). Благодаря таким вопросам, ребенок начинает прислушиваться к своему телу и обращать внимание на те импульсы, которые идут из древней коры (мозга рептилий). В результате он замечает тончайшие изменения в своих телесных ощущениях и чувствует, что его организм реагирует, отвечает на событие.

Внимание: эта естественная реакция служит реализации избыточной энергии, оставшейся не выплеснутой. Если прислушаться к своему телу, можно заметить чудесные превращения ощущений: в груди был камень, а теперь – «теплая жидкость». Эти изменения просто надо отмечать и никак не объяснять, не истолковывать. Не надо в этот момент вспоминать о происшедшем событии, чтобы не вовлекать другие (высшие) зоны мозга – пусть работает древний мозг, к нему мы и обращаемся, когда спрашиваем про телесные ощущения. В этот момент ребенок может кричать, крупно трястись, мелко дрожать.

Первая помощь при травмирующей ситуации

Питер Левин дает родителям некоторые конкретные рекомендации. Вот они.

1. Очень важно, чтобы родители сами держали себя в руках. Если мать напугана и расстроена происшедшим, то ее поведение может травмировать ребенка.

Одна мама вспоминает: «Выходили мы из автобуса. Голову сына прищемило в дверях. Это было не больно, просто неожиданно, я испугалась. Сын вскрикнул, но история не произвела на него сильного действия. Я закричала, отругала водителя, потом несколько раз при сыне рассказывала эту историю знакомым – уж очень я испугалась. И вот мой шестилетний ребенок не может войти теперь в автобус: он кричит и упирается, и неизвестно, что делать, на чем его возить».

Да, ребенок очень чувствителен к материнскому состоянию. И если уж мать испугалась, значит, тут есть действительно серьезная опасность. Ребенок может бессознательно сделать такое умозаключение. Кроме того, ему передается состояние матери, оно ложится на его собственный страх, в результате невротическая реакция готова.

2. Ребенку надо дать успокоиться, приласкать его. Пусть вас не вводит в заблуждение «героический» облик ребенка. Важно помочь ребенку выразить его чувства, а не загонять их вглубь, не вытеснять их из сознания. Ибо известно, что чувство не исчезает, если отвлечь от него внимание или сделать вид перед собой и другими, что «все в порядке», «мне нисколечко не страшно».

3. Пусть ребенок почувствует себя в безопасности. Если вы замечаете у него признаки шока (остекленелые глаза, бледность, быстрое поверхностное дыхание, дрожь, дезориентированность), или он очень возбужден, или слишком заторможен, – говорите с ним ровно, ласково, негромко, возьмите его на руки, но мягко, не стискивая. Нежно дотроньтесь до спины в области сердца – для поддержки: это не будет препятствовать самовосстановлению организма после шока, ведь ребенку надо прийти в себя. А вот укачивать и похлопывать его, по мнению П. Левина, не надо: это может прервать естественный процесс восстановления.

4. Когда вы заметите, что признаки шока прошли, мягко обратите внимание ребенка на его чувства. Спросите, как он чувствует себя физически. Если он говорит «хорошо», то спокойно и медленно повторите его ответ: «Ты чувствуешь себя хорошо» – и ждите реакции, например, кивка. Потом задайте вопросы – про голову, руку, ногу. Питер Левин советует уточнять, какого размера, формы, цвета, веса это физическое ощущение, если оно есть. Такие вопросы позволяют лучше сосредоточиться на телесных ощущениях.

5. Не задавайте сразу несколько вопросов, делайте промежутки между ними – по минуте или по две. Это нужно для того, чтобы ребенок, отвечая на вопросы, не прерывал поток своих естественных телесных реакций (дрожь, крик и т.п.).

6. Дети, выходя из шока, могут сильно плакать, дрожать.

Родителям не следует пытаться это прекратить. Внешнее выражение дистресса должно завершиться само. Исследования показали, что дети, хорошенько поплакавшие после испуга, легче возвращаются в нормальное состояние. Покажите ребенку, что плач и дрожь – здоровая реакция. Можно положить руки на плечи или на спину ребенку и сказать: «Поплачь, поплачь». Главное – не прерывайте естественную реакцию ребенка, пытаясь изменить его поведение.

7. Обратите внимание на эмоции вашего ребенка. Когда он успокоится, с ним хорошо проговорить это событие. Попросите его рассказать о происшествии. По тому, как он говорит, вы поймете, какие чувства им владеют: гнев, злость, страх, вина, печаль, смущение... Если у вас есть аналогичные детские воспоминания, поделитесь ими, не утаивая, что и вы испытывали такие же чувства. Пусть он узнает, что любые его чувства имеют право на существование. Старайтесь давать своим чувствам и чувствам ребенка точные названия. Например, если вы испытываете страх, то так и говорите об этом, а не смягчайте: «Мне стало не по себе» или «Неприятно». Это необходимо для отреагирования чувств.

8. Не обсуждайте событие сразу: пусть пройдет время и ребенок «отойдет» от травмы. Потом можно будет и поговорить, и поиграть в это происшествие, и порисовать – заняться психотерапией, доступной внимательному и чуткому родителю.

Конечно, эти рекомендации не обязательно выполнять буквально. Всех возможных травмирующих событий предугадать нельзя, но можно помочь ребенку отреагировать это событие, эмоционально исчерпать его и не оставлять занозу в душе на много лет.

Автор: Эльмира Давыдова, канд. психол. наук