Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 225 постов 28 272 подписчика

Популярные теги в сообществе:

3

Любовный роман "Поганый муж". Автор Саня Сладкая. Муж притащил в дом любовницу и решил, что я этого не замечу

Уже собираюсь вернуться к массивным дверям, как вдруг слышу голос мужа. Он только что вышел из зала и теперь стоит в конце коридора. Его силуэт красиво озаряется предзакатными лучами солнца. Даже сердце екнуло.

- Ты снова накручиваешь, Лариса! Я же сказал, моей жены здесь нет, она сидит, как обычно, дома. Ты сама прекрасно знаешь, какие у меня отношения с женой. У нас давно нет ничего общего. Она для меня как предмет мебели. Да, малыш. Тебе не стоит зря нервничать, потому что ты для меня – единственная крошка. Мое родное солнышко. – Голос мужа снижается до интимного шепота, - очень скучаю, хочу скорее тебя обнять. Раз ты не захотела приехать, то я сам к тебе примчусь, но немного позже. Нужно побыть с коллегами и создать видимость доброго и щедрого босса. Не переживай, моя старуха ничего не поймет. Ее уже давно ничего не интересует. Разве что грядки с помидорами. Да-да, представь себе. Я ее как вижу, сразу тошно становится. Ощущение, что живу с пенсионеркой…

Не хватает воздуха. Меня будто ударили поддых. Задыхаюсь. Перед глазами поплыли разноцветные круги, и, чтобы не грохнуться в обморок прямо сейчас, хватаюсь за «уплывающий» подоконник. В ушах пульсирует, и я уже плохо понимаю, что говорит Денис, только вижу, как губы шевелятся. Но, это уже не важно. И так услышала, что хотела.

Конечно же, я не настолько наивна, чтобы свято верить в то, что мой муж хранил мне верность все десять лет. Уж за десять лет хоть один раз, но изменил. Но я не думала, что он может быть настолько циничным и жестоким. С трудом проглатываю комок в горле и молю о том, чтобы он не пошел в мою сторону.

Если увидит, как скрючилась за цветком алоэ, это будет слишком унизительно. Мой дорогой муж завел любовницу. И, кажется, она у него постоянная. «Мое родное солнышко». «Моя старуха ничего не поймет».

Вскользь брошенные слова вонзаются в самое сердце. Еще немного, и оно разорвется на куски. Денис уже вернулся к гостям, а я по-прежнему стою возле окна и не могу сдвинуться с места. Как тут сдвинуться, если даже ноги трясутся? Несколько слезинок скатились по щеке, и я торопливо их смахиваю. Накрыло какое-то странное отупение – а что, если все это неправда? Может, я сплю? В голову лезут воспоминания из прошлого. Где мы были счастливы и беззаботны.

Тогда Денис не считал меня пенсионеркой…

Словно в тумане набираю номер мужа и прижимаю телефон к уху. На этот раз идут длинные гудки. Ну, конечно, он ведь уже наговорился со своей малышкой!

Любовный роман "Поганый муж". Автор Саня Сладкая. Муж притащил в дом любовницу и решил, что я этого не замечу
Показать полностью 1
2

Серия 24. Друзья Габриеля

В начало

____________

Предыдущая серия

— Габриель, собака! Прекрати впускать сюда своих друзей!

Крик рыжебородого ударился о стеллаж с розовой куклой. Мы нырнули в проход.

— Извини, что так вышло, — бросает Габриель через плечо.

Мы бежим по коридору. Свет теперь маячит у меня за спиной. Голова болит после удара книгой.

— Мне нужен Типи.

Я пытаюсь дышать.

— Я дал слово, что он вернется домой.

Я с трудом успеваю за голубой собакой.

— Сюда.

Габриель свернул за угол, и мы остановились.

— Он же был здесь, — говорит он, расстроенно озираясь по сторонам.

Вокруг стеллажи с игрушками, их плохо видно в темноте, но я могу отдышаться. Рыжебородый притих. Габриель нюхает воздух.

— Ты знал, что карликовые медведи не пахнут?

Он повернулся ко мне, виновато прижав уши. Я молчу. Мне плевать. Пахнет Типи или нет, я хочу найти его и слинять.

— Слушай, мой друг не злой человек, — говорит Габриель, рыская носом под стеллажами. — Он часто сердится, потому что хочет сбежать отсюда.

Зачем ты говоришь мне об этом, глупый пес?

— Ищи давай.

— Ты тоже сердишься, — улыбается Габриель. — Совсем как мой друг. Знаешь, он мечтает вернуться в море.

Мне совсем неинтересно. У меня болит голова, сердце стучится дикой мухой в окно, а на душе противно. Меня ударили. Пнули словно резиновый мяч. И теперь мне говорят, что это сделал хороший человек?! Мои друзья никогда не делали мне больно.

Хватали как игрушку? Да. Прогоняли? Было дело. Кормили сладкой отравой? Ладно, мои друзья тоже не сахар.

— В море?

Я все-таки отдышался и решил поддержать разговор.

— Да, он работал матросом, пока его сестра не...

Нас прерывает грохот. Начинают пищать игрушки, вдалеке мигают огни, куклы зовут свою маму.

— Бежим туда, — срывается болтливый пес.

Да сколько можно бегать! Если твой друг такой хороший, почему мы бежим от него, как от стаи гусей?!

— Габриель, чертов пес! Что ты сломал на этот раз?!

— Скорее, — шепчет Габриель. — Мой друг сегодня не в духе.

Мы бежим. Обогнули несколько стеллажей. Я споткнулся, сделал кувырок и снова бегу. Габриель впереди, я следом. За спиной гремит рыжебородый. Впереди гремит упавшая полка.

— Ой, ой, — причитает кто-то за углом.

Мы сворачиваем на голос. Там горит свет. Много света. Мы влетаем в какофонию пищащих кукол и горящих огней. Теперь я вижу, как тут красиво.

Столько сокровищ! Об этом говорил мальчик?

Мой взгляд упал на бусы на кукольной девочке. Она хлопает глазками, блестит серебристым платьем. Другая кукла говорит: “Покорми меня, мама”, но мамы рядом нет. Зато впереди, между двумя упавшими стеллажами, зажат карликовый медведь.

— Ты Типи?

— Я застрял, — стонет он в ответ. — Помогите.

— Нужно вытащить его оттуда, — кричу я Габриелю. — Твой друг нас вот-вот догонит!

— Мой друг не опасен!

— Он ударил меня! Дважды!

— Он не со зла, он просто расстроен!

— Мне страшно, — стонет Типи.

Габриель, кажется, говорит правду. Могу ли я доверять незнакомцу? Он привёл меня к Типи, значит, могу.

— Я не хочу рисковать, — говорю я твёрдо, сквозь зубы. — Давай достанем медведя.

Серия 24. Друзья Габриеля

Продолжение следует...
Автор: Алексей Нагацкий
Другие работы автора ВК

Показать полностью 1
3

Пельменная 4

Петрович долго гнал велосипед из Урюпинска в Ершовку, пока не понял, что плоская Земля– это удобно.

Остановился у МТС, поговорил с трактористами, выслушал исчерпывающие доводы в пользу "теории плоской Земли", и ему стало еще легче и веселее на душе.

Нет, все эти доводы не перекрывали аргументацию профессора Шульца, топившего за шаровидную Землю, но в первом приближении, трактористы подарили Петровичу чувство радостной эйфории от возможности прикоснуться к чему-то сакрально-тупому. В первом приближении к сакральному, в последующих к тупому, и если ты не дурак, получишь удовольствие от первого приближения, и просто не пойдешь в сторону последующих, дабы тебя не настигла горечь разочарования.

А разве не так живут все люди, умеющие быть счастливыми?

Шульц умный, но не оттого ли мало улыбается, что не умеет правильно оптимизировать процесс производства дофаминов в наркотической фабрике в собственной голове?

Узнав от трактористов так же, что египетские пирамиды построили инопланетяне, Петрович с готовностью согласился с первыми же их доводами, прилег на лужок, не в силах совладать на ногах с нахлынувшим на него кайфом. Небо расцветало розовыми цветочками. Сакура? Видимо, японские самураи постигли настигшую Петровича мудрость много раньше него.

А ведь Петрович ехал в Ершовку нагибать ершовцев. А что: жабры есть; эхолокацией владеет; пить бросил; умеет питаться бесплатным пластиком; плюется дорогостоящей амброй и срет жемчужным биссером..сверхчеловек! Такому, либо кого-то нагибать, либо спасать, как пытаются убедить Петровича американские блокбастеры, но это в последующих приближениях, и если заняться ими, то кайф пропадет!

Петрович, вдруг, осознал, что просветлел – теперь он не только верит в "плоскую Землю", но, в отличие от мужиков с МТС знает зачем!

Иссак Ньютон делал свои великие открытия в физике и математике до тридцатника, затем тоже просветлел, и на остаток жизни занялся алхимией – аккуратно, в первом приближении, чтобы не вспугнуть эйфорию от прикосновения к таинству последующими обескураживающими выводами.

Подумав об этом, Петровича осенило: должно быть рядом с Ньютоном так же был некто, вроде Шульца, делал из него сверхчеловека, а когда отключил в нем "критическое мышление" – обезопасил мир от нагибания, и осчастливил Исаака!

Когда пройдет эйфория, то поеду к Марусе – решил Петрович – за кексом...

Показать полностью
0

Глава 22 — Возвращение

После середины второго акта нас ждёт некоторое охлаждение и немного, прости господи, рефлексий. Но это не значит, что будет скучно.

"Отнюдь"(с)

Ссылка на книгу:
https://author.today/work/434487


— Что ты помнишь? — спросил Виктор Егорович.

Он сидел у кровати и больно сжимал мою руку. Смотрел озабоченно и виновато.

Я пожал плечами.

— Ничего. Ничего особенного.

Северов нахмурился:

— И всё же постарайся. Это важно.

Я обвёл взглядом палату — новенькую, отремонтированную. «Ви-ай-пи». Поначалу нас положили в обычную, с ободранными стенами и койками в коридоре. Но Виктор Егорович быстро всё организовал.

— Что вы пристали? — вмешался Джавад. — Не помним мы ничего, ясно?

— Очнулся? — резко обернулся к нему Северов. — Я очень рад. Джавад, прими мои самые искренние…

— Уходите, — глухо сказал Джавад. — Я с вами разговаривать не буду.

— Я понимаю твое состояние. — Северов нахмурился и потёр лоб. — Но поверь, Штерн действовал исключительно…

— Валите на него, конечно. — Джавад криво усмехнулся. — А сами, как обычно, ни при чём.

Он отвернулся к стене и замолк. В углу пискнул монитор.

— Никита? — тихо спросил Северов.

— Я устал, Виктор Егорович. Давайте в другой раз.

Северов помолчал, потом хлопнул себя по коленям и поднялся:

— В другой — так в другой. Поправляйтесь. Я ещё зайду.

Я не думал, что Джавад будет со мной разговаривать. Но как только закрылась дверь, он сказал:

— Прощения просит, шкура. За репутацию трясётся. Родителей ещё не пускают, а он уже пролез.

— Но Юрка же правда…

— Что — правда? — взъярился Джавад. — А на площадь вас кто вывел? Морды бить кто учил? Да и пистолет у него, думаешь, откуда? На улице нашёл?

— Прости. — Я шмыгнул носом. — Ты говорил, чтобы я больше так не делал, а я…

— А ты, между прочим, и не делал, — Джавад взбил подушку и улёгся повыше. — Я помню, как ты за меня рубился. Ничего не помню, а это запомнил.

Я тоже помнил, как бился с Юркой. Как Виль врезал Тольке, а тот в ответ повалил его на землю и наподдал пониже спины. Бедный Толька… Когда меня подстрелили, у него было такое лицо, будто он сам умирает. Майор тащил меня в машину, а он ТАК смотрел… Я этот взгляд никогда не забуду.

— Я должен был… Обязан…

— Должен… — фыркнул Джавад. — Сколько там стражи стояло — и что? Хоть кто-то вмешался? А ты против своих пошёл.

— Ты вообще ничего не помнишь? — тихо спросил я.

Джавад нахмурился.

— Кое-что помню — обрывки. Авива какая-то, кажется, врач. И комната…

— Палата, — поправил я. — Белая. Яркая. Вся, без лампочек.

Авиву я тоже помнил — смутно. Восточная, вроде Лейлы, но невысокая. Зато пальцы крепкие — ощупывала меня так, словно продавить хотела.

— Там ещё Нина была, — пробормотал Джавад. — Я её не видел, только голос. Приятный такой.

— Медсестра, наверное, — протянул я. — Ещё Фёдор Николаевич заглядывал. И Хельга.

— Эта Нина чушь какую-то несла. — Джавад нахмурился. — Они дверь в коридор не закрыли, я услышал, как майор её спрашивает.

— И что?

— Тарабарщина. Ни черта не понятно. Вроде по-нашему, а вроде нет. Папа говорил, от наркоза такое бывает. Слышишь — и не понимаешь.

— А ты сейчас как? Не больно?

— Вообще, — усмехнулся Джавад. — Только спать всё время хочется. И в туалет.

Нас выписали через неделю. За мной приехал Виктор Егорович, за Джавадом — Хасан с Лейлой. Они сидели в стороне и на нас подчёркнуто не смотрели. Я не обижался — заслужил.

— Поразительно, — разводил руками врач, заполняя бумажки. — Первый случай в моей практике.

— Может, не всё было так плохо? — неуверенно спросил Хасан. — Случаи регенерации известны…

— О чём вы говорите, коллега! — отмахнулся доктор. — Когда его привезли, почки практически не функционировали. Потом, на глазах — восстановление ударными темпами. А этот? — Он указал на меня. — Лёгкие пробило навылет, а теперь даже шрама не осталось! Что у них за врачи такие, в этом Ветерке? Впору всё бросать и ехать на стажировку.

Хасан развёл руками.

— Говорят, в Готландии медицина посильнее.

— Ну-ну, — протянул врач. — Только вот мы не в Готландии. Если с мальчиком что-то и делали, то в полевых условиях. Не понимаю…

Он поставил размашистую подпись и передал Хасану бумаги.

— Вы свободны. В случае чего — обращайтесь в приёмный покой. В общем порядке.

— Пойдём, сынок, — засуетилась Лейла. — Пойдём, любимый.

Они ушли. Северов подхватил мою сумку и тоже двинулся к двери.

Мы ехали молча. За окном мелькал Тихореченск — серый, промозглый. Октябрьский дождь барабанил по крыше машины. Мимо промелькнул плакат Третьего фронта.

— Выборы скоро, — прокомментировал Северов. — Сначала городские, потом федеральные. Слыхал?

Я кивнул, хотя не слыхал. Мы проехали ещё пару километров и свернули на Приречную.

— Ты как? — спросил Виктор Егорович. — Тебя можно одного оставить? Или Ингу прислать?

— Нормально. Можете оставлять. — Я отвернулся, но в зеркало увидел, что Северов бросил на меня внимательный взгляд.

— Никита, я… Ты зря думаешь… Ты мне как сын, понимаешь?

— Угу.

Снова повисло молчание. Северов включил радио.

— Продукты в холодильнике, деньги на столе, — буднично сообщил он. — Сегодня отлежись, а завтра, с утра — в Патриот.

— А что будет?

— Собрание, общее, — нехорошо протянул Северов. — Форму можешь не надевать. У тебя уважительная причина.

***

Вопреки ожиданиям, собрание состоялось не в кают-компании. Все набились в большой зал.

Народу было — не протолкнуться, пришли даже взрослые из Третьего фронта. В центре, полукругом стояли стулья. На одном из них сидел Толька, я сел рядом.

— Привет, — озабоченно сказал Толька. — Живой? Меня в больницу не пускали.

— Никого не пускали, — успокоил я. — Не волнуйся.

— А Джавад? Его правда выписали?

— Правда.

— Дела-а… — протянул Толька, но я перебил:

— А что здесь будет?

— Товарищеский суд, — Толька криво усмехнулся. — Над козлом отпущения.

У меня нехорошо похолодело внутри. Через пару минут в зал вошёл Юрка Штерн.

Точнее, не вошёл — его ввели несколько стражников. Юрка шёл, заложив руки за спину, его голова была низко опущена. В зале зашептались и загомонили. Перед процессией сам собой образовался живой коридор.

Следом вошёл Северов — серьёзный и торжественный. Он встал посреди скамеек и жестом приказал подвести Юрку поближе.

Юрка подошёл и остановился — всё так же потупившись. Северов посмотрел на него — пристально, и сказал:

— Явился, красавец.

Юрка шмыгнул носом и тихо ответил:

— Простите.

— Простить? — звенящим голосом переспросил Северов. — Ты товарища чуть не убил, всё движение подставил. Что молчишь, очи долу? Подними глазки-то.

Штерн оторвал от пола взгляд и посмотрел на меня. Я думал увидеть злость или ненависть, но в Юркиных глазах не было ничего. Пустота и боль. Как у собаки побитой.

— Прости, — повторил он и потупился.

— Идиот! — Северов шагнул к Юрке и навис над ним. — Ты хоть понимаешь, что наделал?

— Так что же теперь, трудсоюзников не трогать? — спросили из толпы.

Я оглянулся и увидел Андрея — рабочего из школы, который подходил к нам, когда мы делали там ремонт. Он стоял нахмурившись и явно был на стороне Юрки.

Северов это понял.

— Трогать нужно с умом, — вкрадчиво протянул он. — А не вшестером на одного, у всего мира на виду. Дался вам этот… — Он запнулся, словно слово приличное подбирал. — Джавад. Из-за него дело пришлось замять, а Генрих Рёмер, по которому тюрьма плачет, сорвался с крючка!

Я сидел, как громом поражённый. «С умом»! Выходит, можно бить и даже убивать, лишь бы никто не видел.

— Я не знал, — хрипло сказал Юрка. — Я же хотел…

— Хотел он. По этапу пойдёшь, тварь! — прошипел Северов. — Где взял пистолет, отвечай?

— У Вадика взял! — выкрикнул со слезами Юрка. — У Вадика, ясно? Он сам предложил. Купи, говорит, на всякий…

Штерн недоговорил — Северов влепил ему звонкую пощёчину. Стражники дёрнулись, но их старший покачал головой, и они все снова замерли.

— Если кому-то об этом расскажешь… — угрожающе процедил Северов. — Если хоть одной живой душе…

— Хватит! — Я вскочил со стула и заслонил собой давящегося слезами Юрку. — Прекратите, слышите?

— Ты чего? — удивился кто-то — Мы же за тебя.

— Не надо за меня! Устроили тут… судилище. Оставьте его в покое!

— Ты, может, его простил? — саркастически осведомился Виктор Егорович.

— Да, простил!

Я повернулся к Юрке. Тот ошарашенно на меня смотрел.

— Ты не виноват, — твёрдо сказал я ему. — Точнее, ты тоже, но не ты один.

— А кто же ещё? — нехорошо уточнил Виктор Егорович. — Ты скажи, очень интересно.

— Пусть суд разбирается! — с вызовом ответил я. — А вот это всё… Это мерзко, мерзко!

Зал загудел. Кто-то с ухмылочкой передразнил: «Мерзко».

— И Вадик ваш — та ещё сволочь, — добавил я. — Сунул человеку пистолет, ещё и за деньги. Да он, разве что, на курок не нажал. При чём тут Юрка?

— Ну ты даёшь, — покачал головой Северов. — Даже не знаю, как на это реагировать.

— Всё вы знаете, — в тон ответил я. — И мне тоже всё ясно. Я выхожу из Заставы. Не хочу больше.

Я посмотрел на Тольку — давай, мол, тоже. Я был уверен, что он со мной! Но Толька вдруг замешкался, глянул на Северова. Потом скривился и прошипел презрительно:

— Ну и вали.

***

Меня отпустили без разговоров. Виль, правда, пытался преградить дорогу, но Северов на него прицыкнул, и Глухарь тут же отступил.

— Не ожидал от тебя, Никита, — сказал на прощание Виктор Егорович.

Я не стал отвечать. Просто дёрнул плечами и быстро ушёл.

Я шёл по улице, и уши мои горели — то ли от стыда, то ли от злости, не понять. Как Толька мог остаться с ними? После Юрки, после пощёчины?

И как я мог так в нём ошибаться?

Первое, что я сделал, придя домой — это сорвал с себя форму. Не снял, а именно сорвал — так, что трещала ткань и отлетали пуговицы. Несмотря на разрешение Северова, я её всё-таки надел — сам не знаю зачем. А сейчас, бросив на пол, ожесточённо топтал.

За Тольку.

За Юрку.

За Джавада.

За себя.

Больше всего — за себя. За то, каким дураком был, за то, как долго позволял Северову собой вертеть. До меня вдруг дошло, что Застава отняла у меня друзей. Всех, до единого! И теперь я один. Совсем. И что буду делать — неясно.

От бессилия я рычал, и пинал, пинал ненавистную форму, словно она во всём виновата. Словно можно вернуться назад и спасти папу с дедушкой, и отговорить ребят вступать в Заставу, а дурака Юрку — брать в руки чужое оружие.

Но время назад не отмотаешь, в прошлое не полетишь. Толька мне доходчиво, «на пальцах» объяснил. До того как предал.

Натоптавшись вдоволь, я швырнул рубашку в мусорный бак. Туда же отправилась и пилотка. Шорты я решил оставить — сделаю из них половую тряпку. Пусть маленькая, но месть.

На столе валялся ворох газет. Бесплатные, там сплошная реклама. Я их вчера из ящика вытащил и забыл выбросить.

Взгляд зацепился за кричащий заголовок: «Выстрел на площади». И фотография, как Юрку ведут к машине.

И Северов там был, куда же без него. «Паршивая овца» — это, конечно, про Штерна. И длинный пересказ с цитатами из интервью, где Виктор Егорович призывал карать Юрку по всей строгости закона.

Я смял газету и швырнул её обратно на стол. Всё было решено задолго до собрания. Юрку сдали, теперь его посадят. А завтра напишут, какой Северов молодец — быстро разобрался с отщепенцем.

Я плюнул и прямо в трусах прошлёпал в ванную. Глянул на себя зеркало, пощупал справа грудь — там, где прошла навылет пуля. Доктор был прав — ни шрамов, ничего. Как такое может быть? Если лёгкое пробито, если я в машине чуть не задохнулся?

В теле царила странная лёгкость. Словно не из больницы вернулся, а часов десять отсыпался. Доктор сказал, что мне надо отдыхать, но я и так был отдохнувший. Я даже ночью спал немного — проснулся чуть ли не под утро.

Как такое может быть? А ведь было ещё кое-что, о чём я не сказал даже Джаваду.

Там, в Ветерке, была мама.

Она приходила ко мне — в той самой странной палате. Она ничего не говорила — только шептала и держала меня за руку. А я валялся в отключке, под проклятым наркозом, и не мог даже глаз продрать, чтобы её увидеть.

Я тряхнул головой и уставился в зеркало.

— Чушь, ерунда. Она пропала, слышишь?

Отражение согласно кивнуло. Не могло там быть мамы. Откуда? Это всё фокусы наркоза. Правильно Джавад говорит.

Но я не мог это забыть. Я поднялся наверх, в мамину студию, и долго там убирался. Переставлял коробки, протирал пыль. А потом долго-долго смотрел на мольберт с недописанной картиной — мальчишкой на берегу озера, глядящего в безоблачное летнее небо. Я поймал себя на том, что ревную. А вдруг этот пацан — не я? Вдруг мама про другого думала?

Больше до вечера я не делал ничего. Играл на компьютере, смотрел по телевизору сериалы. Горизонт не включал — стыдно. Думал, я Леклерк, а сам связался с махарранскими дикарями из Пустошей. Они тоже толпой на жертву накидывались. И делили промеж себя бесплодную пустыню.

Так я и курсировал — от телевизора к холодильнику, потом к компьютеру и обратно. Я забивал голову чем угодно, лишь бы не думать о будущем.

Когда совсем стемнело, я подошёл к двери, чтобы проверить, хорошо ли она заперта. В тишине набатом прогремел звонок. Я вздрогнул, сглотнул, и приоткрыл дверь.

На пороге стоял запыхавшийся Толька. Весь какой-то помятый, даже не в форме.

— Тебе чего? — хмуро спросил я.

— Срочное дело. — Толька воровато оглянулся. — Дай зайти. И звони своему Джаваду.

Показать полностью
54

Я случайно починил станок так хорошо, что теперь он пугает людей1

Сегодня на работе один станок начал орать так, будто внутри заперли сварщика с похмелья.
Инженера нет. Замещающего нет. Ответственный исчез, как зарплата в середине месяца.

Все такие:
Кто чинить будет?
Поворачиваются ко мне.
К МНЕ.

Я человек, который однажды сломал чайник, просто посмотрев на него.

Но коллективная вера — страшная штука.
Подвели к станку, дали ключ и моральную травму.

Открываю крышку.
Подшипник внутри — как участник уличных боёв: мятый, уставший и скрипит “кххррр”.

Заменишь?
— Конечно.
(спойлер: я не “конечно”)

Беру новый подшипник. Он блестит как будто “собирается стать ИИ”.

Ставлю его, делаю всё максимально спокойно, хотя внутри у меня Windows перезагружается с ошибкой.

Жмём кнопку.

И…
Станок начинает работать.
Тихо.
РОВНО.
Идеально.

СЛИШКОМ идеально.

Цех в ахуе.
Он что, живой?
Он думает?
Почему он ТАК тихо работает? Что он задумал?

Через час мастер звонит:
— Люди боятся. Станок слишком умный теперь.
— ???
— Он ведёт себя подозрительно “спокойно”. Говорят, он смотрит на них.
— У него даже глаз нет!
— Вот именно.

Итог:
Я починил станок так хорошо, что его теперь обходят стороной, как налоговую.

Теперь в цеху меня называют:
“Тот, кто пробудил машину”
“Шёпот железа”
и
“Папа подозрительно-тихого станка”

А я просто хотел домой.

Показать полностью
25

Холодная кровь океана

Я встретила девушку, которая пила из океана.

Это случилось после заката, когда мы с Немо, моим гиперактивным корги, выбрались на пляж. Вот он носится, натягивая поводок, и пытается выкопать крабов из песка. А вот уже жмётся к моим ногам и сдавленно рычит на незнакомку.
Она бы ничем не выделялась среди туристок — босые ноги, белая накидка поверх купальника — если бы не пила морскую воду, зачерпывая ладонью. Я никогда не видела ничего похожего. Даже дети знают — из океана нельзя пить, он слишком солёный.
Отражение луны шло мелкой рябью. Неподалёку играла музыка. Немо продолжал рычать, а девушка посмотрела на нас.
Острые клыки сверкнули в её улыбке.

Жизнь бывает непредсказуемой.
Представьте: ваш маленький клан перекусал почти всех смертных в округе и начал привлекать нездоровое внимание. Что вы сделаете? Сядете на корабль, который направляется к Новому Свету, и скроетесь там, где никто не знает о ваших клыках и хищных наклонностях.
Жизнь на корабле и так полна трудностей. Вряд ли кто-то обратит внимание, что у очередного пассажира, скончавшегося от болезни, появилось несколько ранок на шее. Или на то, что дверь одной из кают открывается только ночью.
Вы будете собираться на палубе и болтать в свете луны. Полной грудью вдыхать солёный, словно кровь, воздух, слушать шум океана и мечтать о новых землях и вкусных людях.
Но однажды всё изменится.

К счастью, в океане немало островов. Тот, к которому прибило шлюпку выживших после шторма, оказался не самым гостеприимным — скалы и тонкие деревья. Там нашлось достаточно пещер, чтобы скрыться от солнца, и даже источник пресной воды.
Но — никакой пищи.

Соотношение вампиров и людей быстро изменилось в пользу первых. Последнего оставшегося человека выпили досуха через месяц после кораблекрушения. Каждую ночь вампиры поднимались на вершину скалы, жгли костры, кричали, пытаясь привлечь помощь.
Никто не спешил их спасать.

Крысы, змеи и ящерицы не могли прокормить целый клан — а ещё они быстро научились скрываться от чужаков. Несколько вампиров добровольно вышли на солнце, не желая считаться с такой жизнью. Это для людей она вскоре оборвалась бы. А создания ночи могут существовать веками: в агонии голода, потерявшие возможность двигаться и говорить.
Но живые.

Что это было: сумасшествие или невероятная догадка? Какая разница. Главное, что на исходе месяца без еды один из выживших спустился к океану, зачерпнул ладонью немного воды — и жадно выпил. Она была очень солёной.
Почти как кровь.

Не все пережили смену диеты — кому-то пришлось выбрать солнце и ветер, который уносит прах. Но большей части вампирского клана новая пища пришлась по вкусу. Да, она была водянистой. Слишком холодной. Но, благодаря соли, походила на кровь.
И могла поддерживать силы.
Поддерживать день за днём, пока вампиры спали в тёмных пещерах. Пока рассказывали друг другу одни и те же истории и жгли сигнальные костры. В истлевшей одежде, похудевшие и усталые, они смотрели туда, где вода соединялась с ночным небом.
И однажды там появился силуэт.

Вампиры долго представляли себе этот момент. Мечтали о человеке, который протянет им руку помощи — и его вкусной горячей крови. Но, столкнувшись с экипажем корабля, они поняли, что не чувствуют прежнюю жажду.
Им была нужна лишь солёная кровь океана.

Эту историю рассказала мне незнакомка. Немо жался к моим ногам, луна дрожала среди волн. А она зачерпнула ещё воды, выпила, улыбнулась и быстро ушла.
Может, она была безумна. А может, и правда пережила кораблекрушение, годы заточения на острове, и пристрастилась к морской воде.
В конце концов — она и правда солёная, словно кровь.

206/365

Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.

Мои книги и соцсети — если вам интересно!

Показать полностью
6

Нечисть. Глава 7 (Часть 2)

Нечисть. Глава 7 (Часть 2)

Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7.1


Через секунду из-за стены показалась та самая ночная бабочка, работу которой братья прервали самым грубым образом. Она неуклюже переваливалась с ноги на ногу, идя по строительному мусору, устилающему пол, в туфлях с чрезмерно высоким каблуком; ноги, обтянутые колготками в сеточку, следовали прямо из-под полы возмутительно короткой мини-юбки. Сверху на ней был помятый фиолетовый топ на голое тело, который тоже не сильно скрывал её женские прелести. Лицо — в боевой раскраске работниц «вдольтрассного» промысла. Серёга подал руку девушке, та, мило улыбнувшись, облокотилась на милиционера и наконец подняла свои безвкусно украшенные глаза на братьев. Её улыбка тут же сменилась недовольной кислой миной, и, ткнув пальцем в сторону Дани, она закричала:

— Вот этот! Вот он ксиву свою мне в лицо пихал! Отвечаю! А этот, — она указала на Сашу, — с ним был! Как только пацанёнок выбросился, они в его хату пошли! Обнесли, небось!

— Товарищ начальник, мы эту шмару впервые видим, не надо на нас гнать! — развёл руками Даня.

— Ты кого шмарой назвал, ушлёпок! — завопила проститутка, бросившись в сторону парня, но удерживаемая на месте Серёгой.

— А ты на себя посмотри, лахудра! — ответил ей Даня.

— Так, тихо! В отделе разберёмся! — Усач поправил свою куртку, выдвинув голову чуть вперёд. — Значит так! Сейчас руки за спину и по одному на улицу!

— Нет, ты слышал!? — завопила девушка, вытаращив глаза на усача.

— Марина, спокойно, сейчас всё порешаем!

— Ах, Марина... — буркнул Даня себе под нос и вздохнул. Он сунул одну руку за спину, себе под куртку.

Серёга, увидев это, тут же, округлив глаза, начал неумело доставать пистолет из кобуры.

— Так! Без резких движений! — каким-то не очень властным голосом сказал мент.

Усач сначала непонимающе, сведя брови, посмотрел на подчинённого, а потом на Даню, но в этот момент ему в голову упёрся ствол обреза.

Саша чуть отшатнулся назад.

— Замерли все! — скомандовал Даня. — Ты, длинный! Я тебя вижу.

Усач замер, сведя глаза на дуле двустволки.

— Даня, не надо! — выкрикнул Саша. — Ты чего!?

— Тихо!

Серёга тоже замер.

Девушка начала быстро смотреть то на одного мента, то на другого.

— Вы чё, мусора, бугалки его испугались?

Усач нервно сглотнул и с дрожащей нижней губой тихонько промямлил:

— Сынок, давай-ка ты не будешь нервничать... мы же это... так.

— Хуяк! — перебил его Даня и взвёл курок. — Саня, забери у него ствол.

— Я... э-э-э... — парень мешкал.

— Быстро! Иначе нам спины свинцом нашпигуют!

— Ладно, ладно... — Саша подошёл к усачу. — Вы позволите... — и очень неумело начал доставать у него из кобуры табельное оружие.

— Там ремень плотно натянут, — недовольно пробубнил усач.

— Тихо! — рявкнул Даня. — Ну, чё ты там?

— Всё, всё... достал!

— Так, начальник, будем вести себя тихо, и никто не пострадает. Мы никому не хотим зла, но готовы причинить его в полной мере. Я понятно изъясняюсь?

— Понятно, — едва заметно кивнул мент, продолжая внимательно следить за стволом, упёртым в его лоб, по которому уже покатились капельки пота.

— Вы чего! — закричала Марина. — Вы мужики или кто?

— Вы двое! Руки вверх! Скажи ей, чтобы успокоилась! — рявкнул Даня.

— Мариночка, дорогая, пожалуйста, делай, как он говорит... — дрожащим голосом сказал усач.

Саша подошёл к Серёге. Тот поднял руки. Мариночка лишь упёрла их в боки.

— Может, мне ещё и юбку задрать!? — она показала два средних пальца Дане и Саше.

Тот уже было потянулся к кобуре милиционера, как вдруг его ухо выхватило странный звук. Что-то было не так. Но сразу не было понятно, что именно. Неожиданно лицо Саши округлилось от понимания, по спине пробежали мурашки. Он повернул голову в сторону радиоприёмника. Белый шум начал то стихать, то становиться громче.

Даня, сведя брови вместе, тоже кинул взгляд на приёмник.

В этот момент сквозь белый шум начал прорываться голос. Словно сплетённый из помех радиоэфира, он из мямлящего звука постепенно начал превращаться в осмысленную речь. Саша, усач и даже Серёга вслушивались в это странное потустороннее звучание, от которого волосы стыли в жилах. Низкий, заутробный, шепчаще-рычащий голос сквозь искажения белого шума медленно проговорил:

— О... наа... неее... чиииисть...

Даня непонимающе поднял взгляд на брата. Его глаза тут же округлились от испуга, он закричал:
— Саня, ложись! — а затем вскинул обрез в его сторону.

Тут усач подорвался и ударил парня по руке, уводя ствол в сторону. Дробовик выстрелил снопом искр и соли в бетонный потолок, оглушив всех присутствующих громким хлопком.

— Дебил! — Даня со всей дури вмазал второй рукой по морде менту, роняя его на землю.

Саша, уже упавший на пол, оглянулся и увидел, что та самая Мариночка с размаху ударила Серёгу в грудь рукой так, что тот, испустив сдавленный стон, отлетел на несколько метров и грузно рухнул на пол где-то в тени.

Испугавшись, Саша начал перекатываться в сторону брата. Девушка резко, встав в боевую стойку и расставив ноги пошире, так что мини-юбка задралась до неприличной высоты, посмотрела в сторону парня. Её глаза блестели на свету, словно глаза кошки. Вены на голых руках и ногах проступили из-под кожи чёрными завитками, пульсирующими в зловещей ярости.

Даня направил обрез в её сторону.

Снова оглушительный выстрел. Вспышка.

Девушка уже была в двух метрах сбоку, стоя в низкой стойке, оскалив острые клыки; она двигалась очень быстро, словно телепортировалась от солёной дроби.

Даня, стиснув зубы, наводит ствол и нажимает второй раз. Дробовик издаёт щелчок. Даня, стиснув зубы и прикрыв глаза, ругается себе под нос.

Девушка в мгновение подлетает к Саше и пригвождает его к полу, встав на кисти его рук и присев над ним, хватает за волосы одной рукой. Её ногти на второй руке, вытянувшись в острые когти, приближаются к его глотке.

Даня как ни в чём не бывало щёлкает двустволкой, пустые гильзы отлетают в сторону, рука лезет в карман за новыми патронами.

— Тыыыы... — прошипела девушка, посмотрев в испуганное лицо Саши.

— Отпусти его, тварь! — кричит Даня, подбегая к ней, заряжая дробовик на ходу. Он хотел было пнуть её со всей дури, но нечисть, привстав, наотмашь ударила рукой, и Даню тоже откинуло в сторону. Резкий удар о стену выбил из него дух. Обрез отлетел в другую сторону.

Саша изо всех сил старался высвободиться из-под цепких ног ночной бабочки, но она каким-то образом словно весила полтонны и, садясь ему на грудь, выжимала весь воздух из лёгких. Пистолет, вывалившийся из кармана, лежал прямо тут, возле руки, нужно было только дотянуться пальцами.

Кошачьи глаза девушки вновь впились взглядом в Сашу. Она снова прошипела:

— Тыыы... — приближаясь к нему лицом, оскаливая острые зубы и показывая длинный, столь же заострённый язык.

— Да чего тебе нужно, тварь!? — Саша попытался спихнуть женщину с себя ногами, но ему не хватало гибкости.

Бах! Бах! Бах!

В девушку прилетело три пули из темноты подвала. Две угодили в грудь, оставив пару тёмных пятен, одна угодила в голову, прямо в копну рыжих волос, заставив её вздрогнуть больше от раздражения, чем от боли. Она недовольно приподнялась, выглядывая, откуда в неё стреляли.

Яркие вспышки сбоку. Тот самый Серёга, сидя на грязном полу, двумя руками держал табельный пистолет и с ужасом в глазах целился в Мариночку.

Девушка с умилением глядя на милиционера, наклонила голову набок.

— Какой милашка, — ехидно усмехнулась она и сразу же нырнула в темноту прямо на Серёгу.

Выстрел. Второй. Крики. Звуки рвущегося мяса.

Саша, семеня ногами, подбежал к Дане, тот без сознания.

Саша нервно оглядывается по сторонам.

— Дробовик, где дробовик? — его глаза нервно бегают по полу, заваленному всяким строительным хламом.

Крик милиционера прекратился. Саша испуганно обернулся. Из тени на тусклый свет к нему вальяжно вышагивала девушка. Её раны уже затянулись. Она аппетитно слизывала кровь со своих пальцев.

— Ммм, тридцатилетняя выдержка...

Саша вжался спиной в стену.

— На чём мы остановились? — девушка, улыбнувшись, посмотрела на парня.

Быстрые шаги втаптывали бетонную крошку в грунт. Её походка уже не была похожа на ту неуклюжесть, которую она строила, входя сюда.

— Даня, очнись! Даня! — Саша теребил брата.

— Тебе уже никто не поможет, — рассмеявшись, проговорила девушка. Её голос стал низким, гортанным, словно в её теле говорил сам дьявол.

Она остановилась прямо перед Сашей, глядя на него сверху вниз, облизывая окровавленные губы. Вдруг свет фонарика замигал. Девушка повернулась на него, сведя брови вместе. По дому прошёлся гул. Она непонимающе начала осматриваться по сторонам. Саша ощутил вибрацию в стене. Трубы начали гудеть и трещать, дом издавал звуки, словно его скручивало в пружину.

В этот момент труба, идущая под потолком прямо над головой Саши, лопнула. Поток горячей воды и пара хлынул девушке прямо в лицо. Она завизжала, закрываясь руками от этого потока, сделала пару шагов назад.

Саша тоже, зажмурившись, откинулся в сторону от падающих на него струй кипятка.

В этот момент он ощутил, что его рука упёрлась во что-то гладкое.

Взяв это и подняв руку, он понял, что держит обрез Дани. Ствол заряжен. Курки взведены.

Из-за струй пара и кипятка вновь послышался визг. Тень нечестивой женщины ринулась в сторону парня. Саша тут же направил дуло в её сторону.

Бах!

Она упала рядом, крича и корчась от боли, держась за грудь. В ней виднелись белые камешки соли, которые разъедали её плоть, заставляя таять, проливая черноту на землю вместо крови. Тварь верещит. Она пытается нащупать соль в своей груди, которая прожигает её плоть, яростно разрывает свою грудь своими же когтями, бьётся ногами, отползая назад.

Саша встаёт на ноги и медленно подходит к ней ближе, глядя, как она в ужасе пытается отползти от него как можно дальше, но упирается в угол. В её глазах — боль, в её глазах — страх. Она смотрит на парня снизу вверх, продолжая пытаться выгрести из своей груди соль, сводит брови домиком. Сквозь шипения и боль она пытается неуклюже улыбаться.

— Сашенька... ну неужели ты...

Бах!

Голова нечисти разорвалась, оставив в углу брызги черноты. Её тело быстро начало покрываться гудронными всполохами, кожа почернела, в воздухе появился неприятный запах.

Саша поморщился. Его взгляд скользил по быстро растворяющемуся в нечистивой черни теле ночной бабочки. Этот образ что-то напоминал ему. В воспоминании мелькнули образы. Ира. Чёрная тварь на кухне.

Саша зажмурился, в его груди защемило. Резко стало не хватать воздуха. Невольно он приложил руку к груди. Он ощутил, как бешено бьётся его сердце, каждым ударом словно пытаясь проломить грудную клетку. Стиснув зубы, Саша открыл глаза. Нечисть перед ним в виде полужидкой массы уже стекала ему под ноги, впитывалась в грунт, растворялась в доме. Сам он весь был покрыт мелкими брызгами этой черноты. Глядя на свои руки, Саша с трудом сглотнул. Его руки были в крови, в чужой крови. В его голове промелькнула неприятная мысль: «Теперь это моя жизнь. Грязь, пот, боль, вонь и насилие. Вместо универа, работы и... Иры...» В груди снова остро защемило, парень закрыл глаза, пытаясь отринуть нахлынувшее наваждение.

Кипяток из лопнувшей трубы продолжал прибывать, заполняя подпол водой, паром и наполняя его запахом сырого бетона.

— Какого хрена!? — послышался хриплый голос Дани.

Саша резко обернулся на брата. Тот, шатаясь, пытался встать на ноги.

— Кажись, нам пора ноги отсюда делать, — сказал Саша, подбегая к нему и беря под руку.

— Ты что... уделал её, братишка? — усмехнулся Даня, глядя на растворяющееся тело девушки.

— Похоже на то. Вот держи, ты потерял, — парень протянул ему обрез.

— Ага.

Парни уже направились в сторону выхода, как вдруг позади раздался яростный крик:

— Стоять!

Братья остановились. Саша оглянулся.

Усач с испуганным видом стоял на коленях, направляя на парней свой табельный пистолет. Видимо, успел подползти, пока его никто не видел.

— Что? ... Что здесь происходит? Где?.. Где Серёга!? — в его безумных глазах был страх, ярость, непонимание.

По дому вновь прошлась волна дрожи. Усач испуганно осмотрелся по сторонам. Трубы вновь задрожали. Белый шум из всё это время работающего радиоприёмника снова стих и начал превращаться в рычание.

Усач, вытаращив глаза, бросил пушку на пол, отползая от неё. Дрожание дома стихло.

— Валим... — сквозь зубы процедил Даня, отрываясь от брата.

— Ты как?

— Я нормально... бегом...

Они быстро выбрались из подвала. Пара десятков метров по двору до чёрной «Волги». Скрип дверей. Скрип подвески. Ключ в замок, поворот. Пара оборотов стартера, и двигатель с надрывом взревел.

Даня положил дрожащие руки на руль. Саша посмотрел на них, а затем спросил:

— Ты точно нормально? Может...

— Я в норме, — отрицательно покачал головой Даня. — Я... просто... в лёгком ахере...

— Потому что...?

— Ну, во-первых... потому что мы, кажется, вышли на связь с домовым, — глядя перед собой в темноту, сказал Даня.

— Да... а ещё, кажется, он нас спас, — заметил Саша, тоже поворачиваясь вперёд и глядя в темноту.

— Я с таким ещё не сталкивался.

— Ну... с почином... — Сердце Саши бешено билось в груди, он тяжело дышал, пытаясь прийти в норму. — Скажи, Даня... какого хрена?

— Что какого хрена?

— Какого хрена... государство ничего не делает с этим?! — парень ткнул пальцем в сторону дома, его взгляд по-прежнему был направлен в пустоту. — Почему? Почему этим занимаемся только мы ВДВОЁМ? Почему подделываем документы? Почему сражаемся с... — он отрицательно покачал головой, словно не веря самому себе, — с милицией!? Они должны нас защищать! Они не должны быть частью... этого! Почему? Почему мы должны прятаться? Почему никто ничего не видит? Или не хочет видеть? Почему, Даня?

— Я не знаю!

— Дважды! Дважды на нас напали похожие твари! ДВАЖДЫ! Даже недели не прошло! — Саша уже кричал, его руки тряслись, то ли от злости, то ли от страха. — Сколько этим занимался наш дед? Годы? Десятилетия?! Мы сгинем в небытии так же, как он?!

— Саня, ты чего? — Даниил с тревогой посмотрел на брата.

— Мы слабы... я слаб... мы чуть не подохли в этом подвале... я... должен стать лучше, должен стать сильнее... — Саша посмотрел на брата. — Мы должны, а иначе... они победят, — чуть растерянно Саша указал на дом. — Мы ведь так и не изгнали эту тварь...

Даниил глубоко вздохнул и отвернулся от брата, он хотел было что-то сказать, но не мог подобрать слов. Он облокотился на руль лбом, выдохнул и невольно поднял взгляд вверх, а затем, открыв рот, тихонько протянул:

— Едрить...

— Что?

— Смотри, — он указал пальцем на окно, из которого вчера вывалился студент.

Саша поднял взгляд. Волосы на руках встали дыбом, по спине прошла дрожь, а душа провалилась в пятки. В той самой комнате, которую они недавно обыскивали, горел свет. В оконном проёме виднелась тёмная фигура. Словно тень на стене, она неподвижно стояла там, обращая голову в сторону ребят. Свет замигал и погас, скрыв жуткую тень в мраке опустевшей квартиры. А ещё через секунду из этой темноты вылетела ворона, которая тут же растворилась в темноте ночи.

— Это что сейчас было? — медленно проговорил Саша.

Даня медленно повернулся к брату. На его лице было искреннее недоумение. Но потом он, чуть задумавшись, сказал:

— А я говорил, что эта затея с детскими стихами — херня собачья.

Саша сдавленно, почти нервно рассмеялся.

— Наша работа тут не окончена, — чуть дрогнувшим голосом сказал он и сжал руки в кулак. — Мы должны вернуться и...

Где-то рядом завыли сирены. Даня резко обернулся, а затем сказал:

— Я думаю, надо валить из этого города. Пока нас не закрыли в обезьянник за то, что мы тут устроили.

— А как же нечисть?! — возразил Саша, ткнув пальцем в то проклятое окно.

— Обещаю, однажды мы вернёмся и закончим начатое. Но сейчас лучше отступить. Мы выжили, мы убили одну тварь, это уже неплохо. — Даня положил руку на плечо Саше. — Ты убил её. Ты славно поработал сегодня. Но нам надо ехать.

Саша помедлил, глядя в сторону окна. Затем посмотрел брату в глаза и кивнул.

Рёв мотора разорвал тишину ночи. «Волга» умчалась прочь, оставляя позади проклятый дом со всеми его обитателями.

Парни вернулись в свой импровизированный отель, столь же ловко избежав столкновения с милицией, едущей на вызов о стрельбе в подвале многоэтажного панельного дома. Можно было только догадываться о том, к каким выводам они придут, увидев своих товарищей в крайне плачевном состоянии: один разорван на куски, другой — обезумел.

Но Саша об этом не думал, садясь за стол, заваленный дедовскими отчётами, которые он так тщательно сортировал всю прошлую ночь.

— Так, я в душ и на боковую, надо смыть эту дрянь... — брезгливо осматривая себя, сказал Даня.

— Спать? После такого? — покачал головой Саша.

— Да, — чуть подумав, буднично ответил Даниил.

— Как можно просто спокойно спать после того, что с нами было? — Саша обернулся к брату.

— Спокойно, — ответил Даня, пожав плечами. Посмотрел на тревожного Сашу и, вздохнув, добавил: — Послушай, надо научиться отстраняться от всего, братишка, иначе ты сойдёшь с ума. Найди что-то, что не даст тебе поехать кукухой, и благодаря чему у тебя получится уснуть... спать надо, иначе мы точно подохнем в одной из таких передряг.

Саша задумчиво посмотрел в пол. Затем снова обернулся к кипе бумаг.

— Я продолжу сортировать отчёты, — кивнув, сказал он.

Данил открыл было рот, чтобы возразить и сказать, что это не лучший способ для отстранения от нечисти. Но, видя, как Саша перекладывает бумажки, пожал плечами, махнул рукой и направился в ванну.

На рассвете они уже мчали по трассе прочь из города...


Спасибо, что дочитал!
Если интересно, что будет дальше, подписывайся, ставь лайк, оставь комментарий, это очень мотивирует продолжать 😊

👉 Подписывайтесь на меня на Автор.Тудей
https://author.today/u/zail94/works

Поддержи авторов рублём 😉 оставь пару рубликов на чай)

Соавтор: Макс Ислентьев


Показать полностью 1
334

Как я женихов добывала

Воспитывали меня в те времена, когда барышня даже мусор вынести наряжалась в шпильки, мушки да утягивающие нижние хренолины.Воот.
И в сиськи значить ватку да газетки пихали, чтоб наверняка. Штоб не ушел зверь. Чтоб "ап и тигры у ног моих сели. ап и прям в декольте мне глядят".Кончится бывало хлеб в доме и начинается.

Хватают девку и панику разводят:
"Несите трусы срамные! Белил, белил побольше на морду ей! А нет, поменьше, а то решат, что дохлая. Румян, румян! Блёсток на сиськи!".


Выпихнут эдакую красотищу за дверь, а денег и авоську дать забудут.

У меня до сих пор при слове "шоппинг" судороги да пена бешена из ушей .В магазин бывало снаряжали нас как в последний путь.

Маменька крестит и глаголет:

- И без мужика не возвращайся! Не дочь ты мне, коли с пустыми руками возвернешься. Тебе уже тридцать лет по три раза, а фата неглажена висит на окнах. Иной раз по году домой не пускали без добычи-то.

Суешь матери батон засохший, рыдаешь, в ногах валяешься, а она:


- А жених где?!

И кидает с балкона обратно как невод. Меня за день бывало по восемь раз кидали. Да больше. И все без толку. Как дырка где во мне...где тока не понятно. Не держался во мне жених и все тут. Беда такая, ага. Уж думали порча на мне какая. И помётом меня куриным мазали, и в святую воду макали, и кудри мне пергидролем жгли, и помадой красной крест на лбу ставили...


*рыдает страшно и жалобно до икоты*

Суровые времена были.

Девки районы попилили.

Нельзя было в короткой юбке по чужому-то району пройти, а то витрину попортят и титечки узлом на спине завяжут.
Меня часто били. Я в драке прекрасна, кааак меня за волосья треплют, загляденье. Птицы с неба от восторга валятся.Я ведь ещё дооолго по привычке, когда замуж-то вышла, с тремя-четырьмя мужиками возвращалась по привычке.
Картошку взяла, петрушку взяла, мужиков пучок взяла.
На пороге квартиры очнусь, гоню их от себя, они рыдают, в подол вцепляются, сердце на куски рвут сволочи такие красивые по два метра в плечах да в ширинке по три. Во какие времена были.
2019

Зоя Арефьева

источник https://t.me/zoiarefeva/3402

Как я женихов добывала
Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!