Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 469 постов 38 895 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

157

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
83

Человек из сажи

В десять лет я узнал, что тело лишь оболочка. Тюрьма для души, из плоти и костей. Просто, какой-то «вселенский надзиратель» решил её таким образом испытать. Запереть её в этой камере и уйти.

Человек из сажи

До того вечера главным моим страхом были отцовский ремень и двойка по математике. Мы поздно вернулись из кинотеатра «Космос», где крутили цветастый заграничный мультик про зеленого монстра. Усталый и довольный, я завалился спать. Мать, поправив одеяло, прикрыла дверь в мою комнату, оставив лишь узкую щель света из коридора — мой главный детский оберег от опасной темноты.

Пробуждение было похоже на всплытие из-под толщи льда. Сознание уже здесь, пробило ледяную корку, а тело — всё ещё внизу, в холодном плену. Я лежал навзничь, глядя в серый от света уличного фонаря потолок. И не мог шевельнуть даже мизинцем. Тело налилось свинцом, вросло в продавленный матрас. Попытка закричать обернулась беззвучным спазмом в горле, будто из лёгких разом вытянули весь воздух. Паника — холодная и вязкая — начала медленно затапливать меня. Я вдруг понял, что не чувствую ни колкой шерсти одеяла, ни жесткой ткани пижамы. Только холод, мертвенный холод собственной кожи.

И тогда в углу комнаты, там, где стоял мой письменный стол, с вечным на нём бардаком, что-то качнулось.

Я от чего-то вдруг осознал, что, на самом деле, ОНО было там всегда. Просто до этой ночи я его не замечал. Сперва во тьме проступили два багровых огонька, будто угольки, забытые в остывающем камине. Они не освещали ничего вокруг, наоборот — втягивали в себя тусклый свет. А потом тьма под ними начала уплотняться, обретать очертания. ОНО словно состояло из спрессованной пыли и сажи.

Существо медленно распрямлялось, и я слышал тихий, сухой треск, будто ломается старый, пересохший стручок. Его тело разворачивалось, словно чёрный лист пергаментной бумаги, вытягивалось, пока голова не коснулась потолка. Длинная, непомерно тонкая шея изогнулась под странным углом. Лицо… это была маска из высохшей белой глины. На ней были лишь грубая щель рта и два светящихся глаза.

Его торс покрывали символы, которые казались ещё чернее самой его кожи, словно были выжжены на ней. ОНО стояло на двух тонких, как арматура ногах, и двинулось ко мне, скользя над крашеными досками пола, не издавая ни единого звука. Длинные, паучьи руки с острыми пальцами потянулись к моему лицу. Я снова попытался закричать, но из парализованной гортани вырвался лишь жалкий, булькающий хрип.

Два острых, словно заточенных, пальца коснулись моих век. Их прикосновение было прохладным и сухим.

«Спи», — прошелестел у меня в голове голос, похожий на треск угля в остывающей печи. «Просто спи».

И я подчинился. Не потому, что успокоился, а потому, что спасительная тьма за закрытыми веками была приятнее, чем его багровый взгляд.

Утром оковы спали. Я вскочил с кровати, всё ещё подрагивая. Рассказал все родителям. Мать лишь отмахнулась. Сказала, что я слишком перевозбудился, насмотревшись заграничной чепухи. Но отец, уже с утра хмурый, с запахом вчерашнего перегара, посмотрел на меня изучающим взглядом. В его мутных глазах я на миг увидел страх.

— Нарисуй-ка его, — хрипло бросил он, кинув на стол альбом и коробку карандашей «Искусство».

Я рисовал лихорадочно, спеша выплеснуть на бумагу весь ночной ужас. Высокая, ломаная фигура, глиняная маска, багровые глаза. Когда дошло до ног, чёрный карандаш раскрошился. Я порылся в коробке и взял самый тёмный, что там был — грязно-коричневый, цвета въевшейся копоти.

Отец взял рисунок. Долго смотрел, а потом криво усмехнулся. Зло, без тени веселья.

— Сажный, значит, — пробормотал он больше себе, чем мне. — Это потому что пачкает всё. — Он поднял мутные глаза и посмотрел в угол комнаты, где я видел вчерашнего гостя. — К сыну моему больше не суйся, понял, тварь?!

Так у моего кошмара появилось имя. «Человек из сажи» ли просто — Сажный. Но имя не сделало его смешным. Наоборот, это прозвище, рождённое отцовским похмельем сделало его материальным, таким же материальным, как ржавые потеки в ванной или пьяные крики отца за стеной.

Ночью он вернулся. Сидел на краю моей кровати, его глиняная маска была в нескольких сантиметрах от моего лица.

«Тише», — снова раздался треск в голове. В своих тонких, чёрных пальцах он держал мой рисунок. Но на обратной стороне было что-то ещё. Он показал мне. Там была изображена корявая фигурка человечка — мой автопортрет, нацарапанный чем-то, похожим на уголек.

«Ты нарисовал меня. Я нарисовал тебя», — шелестел голос. «Мне понравилось. Нарисуй ещё».

Утром, найдя под подушкой этот жуткий рисунок-ответ, я понял. Мне это не приснилось. Это был договор.

И я начал ему платить. Я рисовал для него наш мир: серые панельки нашего микрорайона, ржавые остовы качелей во дворе, синее небо с жёлтым солнцем. Я рисовал всё, что видел. А он приходил, забирал рисунки и питался. Я не сразу понял, чем. Он называл это «красками души», но после каждого его визита мир вокруг казался чуть более блёклым, а я сам — слегка опустошённым. Словно он слизывал с моей жизни немного яркости, оставляя лёгкий серый контур.

Однажды я научился говорить с ним мысленно. Как он со мной.

«А есть ли те, кто может выпить все краски души?» — спросил я.

Он замер. Багровые угли в его глазах на миг почти погасли.

«Есть. Мы зовём их Тёмными. Но тебе не нужно ничего знать о них. Не думай о них. И никогда… слышишь. Никогда не рисуй их».

И он показал мне. Не картинку, а ощущение. Всепоглощающий холод. Истинный ужас, что пожирал души, оставляя после себя лишь абсолютную пустоту. Я содрогнулся всем своим детским существом и пообещал ему никогда этого не делать.

Но жизнь — это воронка, и мою семью неумолимо затягивало в неё. Завод, где работал отец, встал. Он запил по-чёрному, и его тихая тоска сменилась звериной злобой. Мы потеряли квартиру и съехали из панельки в тесную хрущобу на выселках, в квартиру с запахом старья. Где полноправными хозяевами были лишь тараканы.

Мать нашла утешение в объятиях какого-то мужика с работы. Я стал для родителей живым укором, тенью прошлой, пусть и нищей, но семьи. Я замкнулся в себе. Мои рисунки изменились. Я забросил цвет и перешёл на уголь. Черепа, скелеты птиц на грязном снегу, голые деревья, похожие на скрюченные пальцы мертвецов. И однажды, в приступе злой, подростковой обиды на весь мир, я нарушил своё обещание. Я начал рисовать Тёмных. Такими, какими я их почувствовал — воплощением всепоглощающего Ничто.

Сажный пришёл в ту же ночь. Но теперь он был другим. Его багровые глаза еле тлели, а по глиняной маске расползлись глубокие тёмные трещины.

«Твоя душа… испортилась», — прошелестел он с какой-то брезгливостью.

Он ушёл, не забрав свой рисунок и не закрыв мне глаза, как делал это всегда. Просто растворился в саже своего угла.

А потом дно было окончательно пробито. Отец шагнул с балкона пятого этажа. Тихо, будто буднично. Даже не оставив записки. На похоронах я не плакал. Внутри было то самое Ничто, которое я теперь так старательно рисовал. Мать быстро съехалась со своим хахалем, а я стал в этом доме лишним. И я ушёл. Автостопы, вписки, дешёвое пойло, а потом — соли и спайсы, которые покупал через закладки в тёмных, вонючих подъездах. И наконец — хмурый.

Химия давала эффект, похожий на мой детский сонный паралич: тело отключалось, а сознание металось в аду галлюцинаций. В эти моменты я видел Сажного. Он стоял вдалеке и просто смотрел. Я начал видеть Тёмных. Они сгущались в углах обшарпанных притонов, они были грязью и разложением моей души. Я звал их. Я хотел, чтобы они пришли и выпили досуха мои поблёкшие краски.

Финал наступил на грязном матрасе в каком-то подвале. Сначала мутный кайф от укола, потом — темнота. Меня выкинули у приёмного покоя, как полудохлую собаку.

Три недели комы. И вот, в конце третьей недели, он появился прямо надо мной, в стерильной белизне реанимации.

«Что ты наделал, дитя?» — его голос наполнился скорбью.

В моём сознании мы стояли посреди бесконечного, серого, как кость солончака. Над которым сгустилось чёрное небо.

«Это твоя душа, дитя. Здесь больше не осталось красок», — его шёпот эхом разносился по пустыне.

Страх. Впервые за много лет я испытал настоящий страх. Монитор в палате зашёлся в истерике ровной линией.

«Я звал Тёмных», — прохрипел я мысленно.

«Тебе незачем было это делать, дитя. Ты убивал себя. Ты смыл все краски. А когда в душе остаётся лишь чёрное… из него прорастает Тьма. Ты сам становишься одним из них».

Я посмотрел на свои руки. Они были чёрными, как дёготь, и распадались на клубы дыма. Вместо ног подо мной извивались восемь тонких, паучьих лап сотканных из мрака. А внутри рождался непреодолимый голод.

«Помоги…» — прошептал я. — «Пожалуйста».

Удар разряда дефибриллятора. Ничего. Ещё один. Ровная линия.

Сажный склонился надо мной. Он прижался своей глиняной маской к моему лбу. Я почувствовал лёгкую вибрацию, а затем — тепло. Жгучее, живое тепло приятно растекалось по всему телу. Тьма, пожиравшая меня, с шипением отступила. Я посмотрел в глаза Сажного… багровый цвет уходил из них, уступая место тёмной пустоте. Он отдавал мне что-то, и сам постепенно тускнел.

«Ты подарил мне имя… и цветные рисунки», — прошелестел его затихающий голос. «Возьми немного красок… дитя».

Третий разряд тока вернул мою душу обратно в тело. Сердце забилось. Я очнулся и впервые за много лет по-настоящему заплакал.

***

Реабилитация была долгой и мучительной. Но я выкарабкался. Я чист и больше не употребляю. Но самое главное — мы с мамой нашли дорогу друг к другу. Жизнь потихоньку налаживалась. Я устроился в тату-салон и мои старые альбомы стали моим портфолио. Я снова полюбил цвет, но теперь наношу его на чужую кожу, зная, что мрак всегда рядом.

Четыре года я не видел его. И часто думал: что стало с моей душой? Она снова наполнилась красками, или так и осталась пустыней, которую он лишь слегка залатал своей сажей?

Ответ пришёл прошлой ночью. Около трёх часов. Знакомая тяжесть, ледяные оковы паралича. В углу комнаты затеплились два ярких, полных силы багровых огня. Я не испугался. Я улыбнулся.

И услышал в голове знакомый, обретший былую мощь треск.

«Дитя… Твоя душа… теперь в ней снова есть цвет».

Показать полностью
47

Только убивать. Часть 4/4

UPD:

Чиню ссылки: вторая часть, третья часть

Первая часть здесь.

Вторая часть здесь.

Третья часть здесь.

Домовой — так народная молва нарекла таинственного убийцу, терроризировавшего Рязанскую область в середине девяностых. Он появился из ниоткуда и исчез в никуда, милиция так и вовсе отрицала его существование. А поймать того, кого не существует, невозможно, ведь так? Впрочем, Игорь привык совершать невозможное. Его полное опасностей журналистское расследование наконец подошло к концу: Домовой найден! Но прежде, чем отдать маньяка в лапы правосудия, он хочет урвать свою долю славы, предложив таинственному убийце дать интервью. И Домовой соглашается. Однако так ли прост сам Игорь? И только ли журналистский долг заставил его взять интервью у настоящего дьявола во плоти?

Только убивать. Часть 4/4

Однако его не убили, лишь мягко поставили на землю и кивком показали идти к загадочному мужчине. Зачем-то Игорь был им нужен, раз его не тронули, даже когда он заартачился.

Игорь шёл, едва перебирая ногами. Братья следовали за ним чуть позади. Эти подонки могли убить его ещё на болотах, достаточно было просто не мешать Ряхе закончить жертвоприношение. Видимо, в этом и был план Удды, которая то ли не могла, то ли не хотела выполнять данное Игорю обещание.

Но братья решили иначе: Ряху отдали Болотнику, а Игоря привезли сюда, в эту мастерски сконструированную декорацию. Всё здесь было устроено ровно так, как в тот злополучный день, когда погиб Вадик, разве что пахло не утренней свежестью, а гнилью и кладбищенской сыростью.

— Вы знаете, Игорь, — прошелестел мягкий голос молодого мужчины, — мы ведь чем-то с вами похожи: мы оба знаем, каково это — потерять ребёнка.

Братья упали на колени, Игорю же Чернобог приказал подойти.

— Только Удды забрала не только Маричку, но и мою жену, воронушку мою, эх. Понимаете, Игорь, мне ведь уже очень много лет, у меня были другие возлюбленные, другие семьи, и терять любимцев мне не впервой. Но привыкнуть к боли от потери невозможно и после десятка смертей близких, уж поверьте. Вы, конечно, можете мне ответить: такова цена долголетия, и в чём-то будете правы. Вот только в этот раз не жестокий ход времени унёс моих родных, а злонамеренные действия одной подлой и крайне амбициозной особы. Кажется, вы понимаете, о ком я?

— Удды, — прохрипел Игорь.

Чернобог удовлетворённо щёлкнул пальцами. К своему собеседнику он так и не повернулся, предпочитая наслаждаться лицезрением природы.

— Мальчики мне рассказали, что она и вас обманула. Обещала, что вернёт к жизни вашего Вадима, а вместо этого… Э-хе-хе, вместо этого подослала головореза. Верно?

Игорь не успел ответить, потому что Чернобог продолжил свою речь.

— Сказочница, настоящая сказочница. Представляете, эта вертихвостка смогла обмануть и меня, хотя у нас было соглашение о ненападении. Пусть она не так сильна, как думает о себе, но в коварстве ей нет равных, Если хотите знать, то я назвал бы Удды очень посредственной колдуньей. Её удел — пугать всяких малообразованных увальней дешёвыми фокусами, вроде бесконечной темноты. Якобы бесконечной, ведь никто из попавших туда идиотов не догадался попятиться спиной назад.

Чернобог взял с песка камешек и лёгким движением запустил его прыгать блинчиком по водной глади.

— Удды даже удалось собрать шайку каких-то слабосильных выскочек, называющих себя колдунами, — сказал Чернобог, усмехнувшись, — хотя любого из них мои мальчики разорвут на части одной левой. Вот Удды и радовалась, когда они пришли к ней в услужение.

— Отец, — откликнулся, не поднимая головы, один из братьев. — Сама мысль о том, чтобы предать вас, нам противна.

— Знаю, знаю, мои хорошие. Вы всё сделали правильно, теперь настала очередь Игоря поступать правильно.

— Моя? — прошептал Игорь.

— Да, вы поможете нам, а я — вам.

Чернобог похлопал по покрывалу рядом с собой, приглашая присесть. Игорь подчинился. Садясь, он невольно заметил, что кисть Чернобога обезображена глубоким ожогом.

— Хорошее тело у этого Виктора. Молодое, сильное, жаль, глаза забрать не успел, пришлось у его жены одолжить, — Чернобог мягко улыбнулся своей шутке. — В этом теле меня хочет запереть Удды, и вы ей в этом поможешь.

— Но ведь тогда вы не сможете обращаться, так мне объяснили.

— Так ей объяснили мои мальчики, а она оказалась слишком глупа, чтобы усомниться. Ритуал привязывания к телу сложен даже для меня, даже если делать всё правильно, а не так, как рассказали Удды. У неё изначально не было шансов.

— Тогда зачем вам я?

— Вам просто нужно будет отдать ей мою кожу, ничего сложного.

— Но ваши сыновья…

— Останутся здесь, — отрезал Чернобог. — Иначе Удды прикажет им присутствовать при ритуале, и они погибнут вместе с другими. Вы же обычный смертный, никто не позволит, чтобы вы увидели наши таинства.

— Вы хотите отомстить?

— Скорее показать зарвавшимся выскочкам, где их место. Пусть это и не вернёт к жизни мою возлюбленную дочь и супругу, но отпускать в свой адрес такие оскорбления я не позволю.

Уголки рта Игоря задрожали в измождённой улыбке.

— Скажи, что же ты попросил у Удды? — мягко спросил Чернобог.

— Я хотел… хотел, чтобы всё вернулось, чтобы Василиса и… и Вадик снова были со мной.

— И ради этого вы окунулись в настоящий Ад, — рассмеялся Чернобог.

— Я понимал риски, когда подписался на это, мне…

— Да, Удды обвела вас вокруг пальца, — сказал Чернобог и, чуть помолчав, добавил: — но я не такой.

Чернобог наконец повернулся к Игорю лицом. Холодные, словно океанская бездна, голубые глаза смотрели строго, но без тени кровожадности и насмешки. Это были глаза древней иконы, высеченной столетия назад, когда память о мученичестве Христа была ещё свежей. Молодость материла глаз быстро померкла под нажимом древнейшей мудрости их носителя.

— Заключим договор, — сказал Чернобог и положил холодную ладонь на плечо Игоря.

Ночь уже давно вошла в свои права, а в ресторане «Майкоп» всё не утихала музыка. Новенькое здание в стиле сталинского ампира, совсем недавно построенное на крутом берегу озера, светилось неоном и мигало разноцветными огоньками. Его роскошные белокаменные своды ещё краше смотрелись, если смотреть на них снизу, с подножия холма, где теснились друг к дружке неказистые аварийные коммуналки. Их жители могли лишь наблюдать издалека, как к ресторану подъезжают новенькие иномарки местных бандитов и бизнесменов.

Но сегодня даже самый последний забулдыга, любивший прежде глазеть на разодетых в мини-юбки подружек нуворишей, потушил в своей халупе свет и сидел тише воды. Ведь в «Майкопе» была вечеринка для своих.

Игорь припарковал BMW рядом с чёрным Land Cruiser. Из здания напротив доносилась лёгкая джазовая мелодия, а он всё никак не мог унять дрожащие от страха руки. Бежать он даже не пытался — всё равно рано или поздно к нему в дверь постучатся двое бледных юношей с мёртвыми глазами. А они способны сделать многое — завёрнутое в полиэтилен доказательство этому лежит на пассажирском месте и уже изрядно смердит.

От трупного запаха и пронёсшихся вдруг воспоминаний о двух последних днях, которые слились в один бесконечный сомнамбулический кошмар, у Игоря закрутило в животе. Пока он сидит тут, в темноте пропахшего кровью салона, ничего плохого с ним не произойдёт, но стоит ему выйти и открыть дверь ресторана… А что ждёт внутри, он не знал, и эта леденящая неизвестность пугала сильнее учинённых братьями зверств.

Вдруг по крыше авто кто-то постучал.

— Чё здесь забыл? — низкий голос с плохо скрываемым кавказским акцентом выбил Игоря из раздумий. Он не стал дожидаться, пока двое бородатых громил вытащат его, и вышел из машины сам.

— Я к Удды, — сказал Игорь храбрясь.

— Не принимает сегодня.

— У меня для неё подарок, — сказал Игорь, протягивая смердящий узел, — шкура самого дорогого зверя.

Охранники угрюмо кивнули на вход — хозяйка научила их пропускать любого, кто скажет заветные слова, даже такого, как Игорь. Его начавшие седеть волосы, рваная одежда и кроссовки были покрыты бурыми пятнами крови и засохшими кусками болотной грязи. Лицо распухло и приобрело синюшный оттенок утопленника, а губы потрескались до крови. Дверь отворилась и в нос ударила тяжёлая трупная вонь. Нет, так пахнет не труп, это запах того самого полевого госпиталя. Так же пахли и те твари, о которых рассказывал Виктор.

— О, боршла явился! — весело прокричала Удды, завидев бредущего к ней Игоря.

Сегодня она примерила ипостась деловой женщины средних лет, поэтому, несмотря на торжество, оделась нарочито строго и сдержанно: в длинное чёрное платье и туфли на высокой шпильке. Лишь старинная золотая цепь и массивные серьги не соответствовали дресс-коду. Совсем по-другому, в облике девушки-подростка с тонким, нежным лицом, она встретила Игоря в их первую встречу.

— Я принёс то, что вы хотели, — бесцветным голосом проговорил Игорь, его горло высохло и саднило.

Удды медленно встала из-за стола и цокая по плитке каблуками приблизилась к Игорю. Её бледное, едва тронутое морщинами лицо не выражало ничего, кроме плохо скрываемого отвращения к человечишке, который каким-то чудом смог избежать гибели. Может парень не так прост, а может ему просто повезло — это неважно. Ведь он принёс шкуру самого Чернобога! Удды развернула окровавленные лохмотья кожи и оскалившись в улыбке воскликнула:

— Ну и воняет же от него! Даже хуже, чем от живого!

Колдуны громко захохотали, будто это была шутка. Шестёрки Удды, как и она сама, были одеты в официозные костюмы и платья со старинными золотыми украшениями в качестве аксессуаров. Их натужный, лишённый веселья и жизни смех сотрясал огромный зал ресторана словно землетрясение. Многочисленные бутылки, тарелки, миски, кувшины, соусницы и хрустальные статуэтки заходили ходуном. Сервированное жареной картошкой и зеленью блюдо из кровоточащей мясной вырезки и кусочков костного мозга подпрыгнуло и с глухим шлепком размазалось по полу. По белоснежной скатерти покатились опрокинутые кубки. Их кроваво-красное содержимое множеством кровавых ручейков зажурчало по столу. Невольно Игорь заметил, что несмотря на роскошную сервировку и украшения в фарфоровых блюдах лежало исключительно сырое мясо и потроха.

В полумраке зала лица хохочущих колдунов походили на потёкшие от жары маскарадные маски из воска. Сегодня они приняли свой настоящий облик: дряхлый и уродливый. Их обвисшая, покрытая складками шкура мерзко трепыхалась при каждом движении обрюзгших тел. Казалось, будто эти источающие зловоние существа примерили на себя чужой облик, который оказался им слишком велик. Наверняка из-за Удды, в шутку принявшей облик женщины средних лет. А раз никто не может выглядеть моложе её, то подчинённые и нацепили обличья стариков.

Уродливая свора всё не унималась. От какофонии визгливого старческого смеха Игорю захотелось закрыть уши руками. Но вдруг вверх взметнулась бледная рука Удды, и в зале воцарилась тишина. Стих даже надоедливый джазовый мотив.

— Хорошо, очень хорошо, — прошелестела, прищурившись, Удды. — Только где ты потерял близнецов и того уголовника?

— На нас напали. Чернобог выследил. Если бы не близнецы, я бы тоже погиб, — проговорил Игорь заученную фразу.

— Хм, как интересно. А ты везучий, боршла, — оскалилась Удды. — Что ж, значит, пора и мне исполнить своё обещание.

Она медленно положила горячие руки на плечи оторопевшего Игоря.

— Но сначала я должна спросить, — Удды перешла на томный шёпот, — будешь ли ты гостем на нашем ритуале?

Игорь сглотнул подступивший к горлу ком. Отказ только ускорит его смерть, но уж точно не облегчит. За оскорбление, нанесённое на глазах у шестёрок, Удды сделает с ним что-то похуже того, что было с Виктором. От осознания своей беспомощности и гнетущего ожидания неизбежного у Игоря пропал дар речи, а всё нутро будто заледенело. Он с трудом нашёл в себе силы кивнуть и медленно опустился на тяжёлый дубовый стул, принявшись ждать начала ритуала.

Удды стояла в стороне и начальственным голосом повелевала подготовкой к ритуалу. Её шестёрки согнали в центр зала весь оставшийся персонал ресторана, включая дежуривших на входе бандитов. Они растерянно топтались на месте и хмуро поглядывали вокруг, не понимая, в чём им сейчас предстоит поучаствовать. О сопротивлении не было и речи, бежать тоже не решались. Ища защиты, к ним прижались девчонки-официантки. Светловолосые девушки мелко подрагивали от страха и округлившимися глазами наблюдали за тем, как колдуны чертят вокруг них концентрические круги, втыкают длинные швейные иглы в пол, сыплют соль.

Приготовления закончились, когда рядом с девушками поставили дурно пахнущий узел. Одна из официанток взвизгнула, прикрыв рот рукой. Среди складок окровавленного полиэтилена она разглядела снятую чулком человеческую кожу.

Чернобог не предупредил, как будет проходить ритуал, лишь сказал Игорю держаться подальше, а ещё лучше — поскорее уехать из города. Но сейчас бежать он не мог. Удды время от времени бросала на него взгляд своих бездонных, жутких глаз. Она бы обязательно поставила Игоря в центр алтаря, рядом с прочим «мясом». Но для ритуала нужны пары мальчик-девочка, а третья официантка, как назло, не пришла на сегодняшнюю смену.

Наконец, когда приготовления закончились, Удды приказала потушить свет. Тёмный зал теперь освещался лишь толстыми восковыми свечами, которые держали окружившие алтарь колдуны. Всё затихло, только одна из официанток тихонько всхлипывала и молилась, перебирая в кармане брюк чётки.

Игорь посмотрел на закрытую буфетом дверь, затем — на уходящие в потолок окна. Если улучить момент и как следует разогнаться, то… Размышления прервал утробный звук произнесения заговора на неизвестном языке. Тёмный, жаркий зал ресторана будто наполнился жужжанием тысяч насекомых, всё выше вздымалось пламя свечей. Девушки испуганно запричитали, но их жалобные крики тут же утонули в резком взрыве пламени, обдавшим жаром лицо Игоря. Его нос вновь почувствовал уже знакомый запах палёного мяса.

Из центра алтаря, вверх, к богато украшенной люстре, поднимался переливающийся тысячью оттенков адского пламени огненный шар. Пространство вокруг него пульсировало и дрожало, источая нестерпимый зной.

Колдуны ликовали — всё получилось! Они ещё громче, рьянее скандировали заговор. Стены, потолок, люстра — всё вокруг дрожало и медленно тлело, давно забытые на столе блюда зашкворчали. Спасаясь от нестерпимого пекла, Игорь попятился к окну, но нечаянно встретился взглядом с Удды. Колдунья громче всех повторяла заговор, почти кричала, её глаза горели, а с ядовито-красных губ не сходила дьявольская улыбка.

Но вдруг кто-то из колдунов истошно закричал.

— И сотворённая Удды темнота, и болото, и даже то, что вы видите вокруг себя сейчас, — Чернобог обвёл рукой речную пойму. — Это просто иллюзия. Ловушка, созданная, чтобы запугать или даже погубить. Удды и её прихлебатели, сами того не ведая, создадут себе такую смертельную западню. Однако даже из неё можно выйти, если знать секрет.

— Вы ведь не просто так рассказываете мне об этом? — спросил Игорь.

— Да, — утвердительно кивнул Чернобог. — К сожалению, я не могу знать, что именно предстоит вам увидеть, если Удды всё-таки заставит присутствовать при ритуале. Но с точностью могу утверждать одно: идите навстречу опасности — и уцелеете.

Тучная старуха в старомодной шляпке и украшенном бахромой платье внезапно поднялась в воздух и, влекомая неведомой силой, устремилась к горящему под потолком шару. Она визгливо вскрикивала и беспомощно дрыгала коротенькими ручонками. Её бледная, изрытая оспинами кожа покрывалась волдырями и лопалась от нестерпимого жара преисподней, но на выручку никто не спешил: нужно было спасаться самим. Колдуны, побросав свои посты, устремились к окнам, и даже окрики хозяйки, утонувшие во всеобщей суматохе, их не останавливали.

Удды беспомощно озиралась по сторонам, но сделать ничего не могла. Её поднятые вверх ногами подчинённые воспламенялись и, крича в агонии, мучительно горели, пока не скрывались внутри огнедышащего солнца. Она пыталась спастись в пространстве бесконечной темноты, но заклинание не сработало. Неукротимая сила шара будто выкачивала силы так что оставалось только бежать. И Удды побежала — неловко, медленно, спотыкаясь на высоких каблуках, как обычная испуганная женщина. Но шар только этого и ждал. Невидимая сила подбросила её в воздух и, смакуя мучительные крики, медленно погрузила внутрь переливающегося магмой нутра огненной сферы.

Игорь заворожённо наблюдал, как с тела колдуньи опадает обугленное дочерна мясо, как лопается её череп, как кости превращаются в пепел и развеиваются в разгорячённом воздухе. Его разум кричал «беги!», но тело не слушалось. Шар затягивал в себя всё вокруг, уже дрожал потолок. Только когда куски побелки больно ударили по плечу, Игорь наконец взял себя в руки и пошёл навстречу опасности, как и говорил Чернобог.

Чем ближе Игорь подходил к шару, тем труднее было идти. Его одежда и волосы потихоньку тлели, а плавящиеся подошвы кроссовок прилипали к полу. Вокруг кружился вихрем разнообразный хлам и куски горящих тел, шар выбрасывал огненные протуберанцы и всё больше и больше увеличивался в размерах.

Внутри раскалённого тела шара Игорь видел объятый огнём город. Его улицы заполнены бурными потоками магмы, а небо над серыми многоэтажками застлано пеплом. Тут и там мелькают красные молнии, огненные вихри сметают всё на своём пути. Где-то вдалеке, за раскатами грома и оглушительными вихрями раскалённого воздуха слышатся крики миллионов агонизирующих мучеников. И к ним то и дело присоединялись всё новые и новые голоса колдунов, не успевших сгореть на подлёте к сфере. Игорь сам не заметил, как, заворожённый картиной апокалипсиса, прикоснулся к бурлящей поверхности. И тогда всё вокруг потухло.

Его нашли, когда пожарные раскапывали руины ресторана. На месте новенького здания покоились дымящиеся руины, и лишь парковка с остовами сгоревших дотла люксовых автомобилей напоминала о прошлом этого места. По версии следствия, ресторан подожгли по заказу московских ОПГ, конкурирующих с «Ежовцами». Непосредственной целью поджога было устранение руководства банды, но по случайному стечению обстоятельств в тот вечер в ресторане проводилось собрание сектантов из местного культа. Они-то и попались под горячую руку неизвестных убийц, однако среди культистов затесался и кое-кто посторонний.

Московский журналист, который единственный из всех чудом спасся в пожаре, даже не обгорев. Казалось бы, именно он мог раскрыть все интересующие следствие детали. Следователи долго допрашивали его, но ничего вразумительного так и не добились.

— Собирал материал для своей книги о распространении в провинциальных регионах России деструктивных религиозных практик, — в очередной раз соврал Игорь. Однажды легенда про написание книги сработала на ура, значит сработает и сейчас.

Квартира встретила Игоря вонью протухшего холодильника и давно немытыми полами. Самая длинная ночь в его жизни закончилась, наконец он мог отдохнуть. От разобранной постели пахло грязным телом и сыростью. В надежде, что затхлый дух квартиры развеет за ночь свежий сентябрьский ветерок, Игорь растворил окна. Жаль, ветер не унесёт горы мусора, накопившиеся за время отсутствия Василисы, придётся убираться самому, но сначала нужно поспать.

Игорь небрежно бросил одежду в угол комнаты, случайно перевернув стоящую на тумбочке пепельницу, и завалился в кровать. Он проспал не меньше суток. Его влажный, липкий сон без сновидений не смогли нарушить ни шумящая улица за окном, ни крики соседей, ни звонки с бывшей работы.

Новый шеф редакции весь день пытался дозвониться до Игоря. Недавно ему в голову пришла идея нового проекта в духе «Криминальной России», только о нераскрытых преступлениях с флёром мистики. И Игорь был бы идеальным кандидатом на роль ведущего. Молва о его книге-расследовании современных сект вдруг по волшебству со скоростью молнии разлетелась по тесному мирку журналистского закулисья. Негоже, чтобы такие таланты пропадали.

Игоря разбудил звук поворачивающегося в замочной скважине ключа. Василиса! Гордая, прекрасная Василиса! Она тихо опустила на пол тяжёлые чемоданы и оглядела квартиру.

— Запустил же ты без меня дом, — грустно улыбнувшись, прошептала Василиса Игорю. Он упал перед женой на колени и, умываясь слезами, целовал её прохладные, изящные руки. Обручальное колечко, казалось бы, потерянное, вновь вернулось на её безымянный палец, сверкая пуще прежнего.

И жизнь началась заново, как Чернобог и обещал. Новый проект нравился Игорю, рейтинги били все рекорды, да и работа над книгой спорилась. Конечно, он не мог описать всё, что произошло с ним в ту долгую ночь. Но тем не менее в памяти вновь и вновь, как из мутной воды, всплывали факты и имена, подробности обрядов и слова песнопений многочисленных сект и колдовских шабашей, которые для большей части общества оставались закрытыми. Кто-то будто нашёптывал Игорю на ухо секреты закрытых сообществ верующих. Можно было назвать это очередной желтушной выдумкой, если бы всё сказанное в авторской передачи Игоря затем не подтверждалось в ходе милицейских рейдов. Не просто так Чернобог нашёптывал ему всё это. Игорь стал пешкой в ускользающей от человеческого понимания смертоносной игре высших сущностей, чьи цели никогда не будут открыты простому смертному. На поверхность выплывали лишь итоги этой покрытой мраком борьбы. Убийства, суициды и таинственнее пропажи разномастных мистиков и культистов вдруг стали обыденностью, но связать всё это в единую цепь не мог никто. Впрочем, роковые игрища мало беспокоили Игоря покуда в его жизни всё налаживалось.

С Василисой всё началось с нового листа. Игорь бросил пить и, освободившись пораньше с работы, поскорее спешил к любимой жене, которая хлопотала на кухне, готовя вкусный ужин. Всё вернулось и стало так, как и обещал Чернобог: хорошо, даже отлично. За исключением одного. Боль от смерти Вадика не унялась ни на йоту. Игорь с Василисой никогда не говорили об этом, поскольку слова здесь были излишни. Кровоточащая рана потери медленно убивала их, и с этим нужно было что-то делать.

Решено было продать квартиру ехать подальше от надоевшей Москвы, куда-нибудь на север. Новая жизнь — новое место для жизни. Игорь вновь уволился, на этот раз по собственной воле. Хоть его передача и била все рекорды, он ни о чём не жалел, к тому же в последнее время тучи над каналом сгущались. Недавний митинг на Пушкинской площади хоть и собрал кучу народа, но вряд ли бы спас положение. А понравится ли авторская рубрика Игоря новому руководству — вопрос открытый. Да и за здоровье за годы, проведённые в суете и дурмане, подкосилось, истерзанное сердце просило спокойствия.

Вещи собраны, билеты на самолёт в новую жизнь куплены. Они поселятся в Мурманске, там, под секущими ветрами, с северным сиянием над головой, Игорь закончит свою новую книгу, а дальше… Дальше будет видно. Слишком велико нетерпение от встречи с новой жизнью, чтобы загадывать наперёд. Но сначала он вернётся в одно место.

Пожелтевшие листья ивы мягко опускались в неспешно текущие воды реки. Осенний ветер шелестел усталыми ветвями и низкой травкой, наполняя прозрачный воздух ароматами грибов и прелой листвы. Всё здесь шло своим чередом, а если что-то и менялось, то не иначе как по заранее написанному плану природы. Игорь расстелил на земле колючий плед и невидящим взглядом уставился в воду. Здесь, под сенью низких береговых деревцев, он видел Вадика живым в последний раз.

Оживить его оказался не в силах даже Чернобог, об этом он сказал, не таясь и не скрывая. Даже взял с Игоря слово, чтобы тот никогда и ни за что не пытался кого-либо вернуть с той, загробной стороны. В лучшем случае он станет жертвой обычного мошенника, а в худшем — сгинет сам. Но всё же в голове у Игоря не укладывалось, что даже настолько могущественное существо, как Чернобог, не в силах было бороться с силами смерти. Да, он мог продлить собственную жизнь, но вырвать из небытия чужую душу — нет.

— И ещё, — сказал Чернобог на прощание, — не поддавайтесь унынию — это самый страшный из грехов. И советую вам не возвращаться в места, где вы согрешили. Те, перед кем мы провинились, бывают очень злопамятны и неразборчивы в способах мести.

Солнце уже клонилось к закату, и Игорь засобирался домой. Наверное, Василиса заждалась его — уже завтра они навсегда покинут эти места. Кряхтя, Игорь размял затёкшие колени и направился к высокому берегу реки. Оттуда открывался прекрасный вид на долину, окрашенную закатным солнцем в пастельные, мягкие оттенки.

Игорь подобрался к краю обрыва, как вдруг споткнулся обо что-то. Белый сандалик, уже изрядно пожелтевший, потрескавшийся и с отлетевшей пряжкой, но всё ещё такой знакомый. Игорь прижал его к груди и зажмурился, давясь подступившим к горлу комком.

—По-мо-ги-тее! — голос зазвучал будто наяву.

Кричит ребёнок?

— Тонууу!

Нет, не может быть.

— Паа-паааа!

Внизу, в тёмных, будто обсидиан, водах кто-то был. Маленький мальчик то всплывал, то вновь погружался в глубину. Даже в темноте Игорь заприметил уж слишком знакомые черты лица, да и голос был на удивление схож с голосом Вадика. Однако мало ли живёт на свете похожих детей? Рядом деревня, вдруг кто-то из местных. Но ведь сам Чернобог предупреждал о мстящих духах… Плевать. Времени на раздумья не оставалось. Там, где секунду назад виднелась светленькая голова мальчонки, теперь густо пузырилась водная гладь. Игорь, позабыв про наставления, сбросил с себя ботинки, куртку, свитер и нырнул в воду. Он не позволит, чтобы ещё один ребёнок здесь утонул.

Чем глубже Игорь погружался в мутные глубины, тем холоднее становилась вода. Сердце заходилось в отчаянном биении, ноги сводила судорога, а глаза резало от взвешенного в воде мусора и ряски. Но Игорь упрямо плыл почти вслепую, пытаясь окоченевшей рукой нащупать мальчика. Наконец, среди вязких водорослей, он почувствовал, как на мгновение коснулся холодной детской ладошки. Мальчик прекратил бороться за жизнь и лишь всё глубже и глубже проваливался в непроглядную глубину. Пусть шанс его спасти был неосязаем, но Игорь отчаянно грёб в сторону темнеющей пучины пока не подхватил бледного ребёнка под мышки. Он тянул, тянул его бездыханное тело вверх, к свету. Уже и силы были на исходе, и мальчик будто отяжелел, а поверхность не приближалась.

Игорь вслепую ощупал окоченевшего ребёнка, себя как вдруг рука натолкнулась на что-то склизкое и плотное. Наверняка они зацепились за какой-нибудь мусор, потому и не могли выплыть. Из последних сил Игорь расцепил, разорвал путы — ещё одно усилие, и… Он вдруг почувствовал, как что-то неподъёмное ударило его в грудь. Перед глазами словно разжиревшие падальщицы заплясали мириады чёрных мушек. Телу стало так горячо, даже жарко. Мысли медленно утекали куда-то в пустоту, Игорю вдруг стало всё равно и на утонувшего мальчика, и на себя, и на оставшуюся в одиночестве Василису. Когда его спина коснулась мягкого дна реки, над водной гладью сгустилась непроглядная, первобытная тьма. Обессилевшие руки не слушались, их обвили крепкие водоросли, ноги увязли в вязком иле.

Сделав последнее усилие, Игорь открыл глаза и среди царящей в мутных вода темноты ясно увидел бледное лицо, ухмылку на блестящих кровью губах и горящие ненавистью тусклые глаза.

— Здравствуй, папа, — зазвучал в его голове знакомый голос.

И Игорь остался наедине с зияющей вечным холодом и темнотой бездонной пучиной смерти.

За моим творчеством можете следить в тг-канале по ссылке.

Показать полностью 1
22

Ругенбрамс

Вы когда-нибудь слышали о городе Ругенбрамс?

Официально такого места не существует. Но стоит вбить его название в навигатор, и вы найдёте дорогу. Правда, двигатель вашего автомобиля заглохнет, как только вы увидите в тумане огни города. С этого момента ваша прежняя жизнь останется позади.

Первая глава здесь: Глашатай

Вторая глава здесь: Болтун

Третья глава здесь: Румия

Четвёртая глава здесь: Хелле

Пятая глава здесь: Уважаемый Герман Штраус

Шестая глава здесь: Вести Ругенбрамса

Седьмая глава здесь: Странные похороны

Восьмая глава здесь: Стук в дверь

Девятая глава здесь: Реальный мир

Десятая глава здесь: Житель Ругенбрамса

Одиннадцатая глава здесь: Большая рыба

Двенадцатая глава здесь: Разговор

Тринадцатая глава здесь: День перед выборами

Четырнадцатая глава здесь: Ответы

Пятнадцатая глава здесь: Побег из Ругенбрамса

Шестнадцатая глава здесь: На дне колодца

Глава 17. Солнце зашло

Свен аккуратно положил один из гармонизаторов на металлический поднос с ручками и понёс его перед собой, двигаясь как можно медленнее, словно любое неловкое движение могло обернуться катастрофой.

На этот раз мы поехали в лифте наверх. Поездка показалась бесконечной: стальные канаты шуршали и вздыхали, где-то в шахте скребли противовесы, и от постоянной вибрации дрожали стенки кабины. Я не мог поверить, что башня действительно была настолько высокой, хотя, возможно, это было лишь игрой моего перепуганного воображения.

Минут через десять дверцы наконец разошлись, и я едва не отскочил назад. В кабину тут же ворвался холодный ветер. Мы оказались на головокружительной высоте; под ногами раскинулся весь Ругенбрамс, с его узкими улочками, кукольными домами и небольшой набережной, где к причалам прижимались крохотные лодки. Черепичные крыши лежали ровными рядами, как чешуя.

Внизу сновали люди. Сначала они казались простыми движущимися фигурками, но, когда взгляд привык к масштабу, их черты проступили чётче. И вдруг я понял: все они были мне знакомы. Вот Герман Штраус спешил к дверям редакции и отчаянно размахивал бумагами. Вот по одной из улиц шла Румия и крепко прижимала к себе свежую газету. А чуть в стороне, на берегу, покачивая ногами над водой, в задумчивости сидела Хелле. Её туфельки болтались на самых кончиках пальцев, и каждый раз, когда каблук почти касался поверхности, она инстинктивно выпрямляла ступню, чтобы поднять обувь выше.

Я услышал тихий стон и повернулся. Лицо Свена исказилось, словно от боли. Скулы свело, а губы побелели. Он будто боролся с каким‑то внутренним приказом, который настойчиво в нём звучал.

И меня осенила страшная догадка: они все казались настоящими людьми, только… будто лишёнными свободы воли, запертыми в своих траекториях, как мухи в янтаре.

В это время Свен прошептал «прощай», не отрывая взгляда от Хелле, и добавил, что, если не вернётся, то так тому и быть.

— Что происходит? — испуганно спросил я.

Никто не ответил. Тогда я шагнул ближе и сделал то, что и сам от себя не ожидал: схватил поднос с гармонизатором и попытался вырвать его у Свена. Но он так крепко стискивал его, что это оказалось невозможным.

Я решил действовать иначе. Протиснулся вперёд, обошёл Свена и встал на самый край. Глубоко вдохнул, сделал шаг, но ничего не произошло. Казалось, что воздух под ногами обрёл плотность пола: упругое, холодное, как невидимое стекло, сопротивление приняло мой вес и не дало упасть вниз.

В тот миг Хелле, словно что‑то почувствовав, подняла голову. Она долго и пристально вглядывалась вверх, щурилась, пыталась различить что‑то среди облаков и ветра. Я помахал ей и крикнул:

— Хелле! Я здесь! Наверху!

На одно короткое мгновение мне показалось, что она вот‑вот махнёт в ответ и улыбнётся. Но она никак не отреагировала.

Тем временем Свен замедлился. В его взгляде промелькнула тень сомнения, он едва заметно качнулся назад, словно хотел всё бросить и повернуть обратно. Но в следующую секунду его челюсть напряглась, плечи распрямились, пальцы ещё крепче вцепились в ручки подноса. Дыхание у него стало коротким, рваным, как у бегуна перед стартом. Оттолкнувшись, он прыгнул.

Воздух перед ним дал тонкую трещину: появилась неровная чёрная линия, как царапина на стекле. Линия подрагивала, расползаясь в стороны, а по её краям вспыхивал тусклый, влажный блеск. Оттуда потянуло холодом. Доля секунды. Его голова ушла первой, следом провалился корпус, а в конце ноги. Разрез сомкнул края и будто жуткий космический «монстр» проглотил его целиком, не оставив ничего.

Я не успел даже осмыслить произошедшее, как шов снова дрогнул. Чёрная линия распахнулась коротким рывком, словно тот же «монстр» раскрыл свою пасть. Свен вылетел из разреза и свалился прямо на рифлёный пол лифта. Я отчётливо услышал, как он охнул. Ни подноса, ни его изобретения с ним уже не было. Разрез закрылся, издав длинный, болезненный скрежет, от которого у меня заныли зубы.

Свен широко раскрыл рот, будто хотел закричать. Но крика не получилось. Вместо него из горла вырвался странный, сиплый голос, будто говорил кто‑то чужой, использовав его связки:

— Кто я?

И тут же его тело начало уменьшаться прямо на глазах. Сначала он просто съёжился, втянул голову в плечи. Затем кожа покрылась серыми пятнами. Пятна расползлись и сошлись в сплошную серебристую рябь. Под этой рябью шевелилось что‑то живое: бугорки вспухали и лопались, словно прыщи, из которых начали вылезать перья.

Скулы сгладились, подбородок ушёл, а нос начал сплющиваться и вытягиваться, превращаясь в чёрный, как антрацит, клюв. Он становился меньше, превращаясь в птицу. И вот уже на полу стоял, чистя пёрышки, попугай породы Жако.

То, что осталось от Свена, мотнуло головой из стороны в сторону, подпрыгнуло, свесилось с края лифта и, оттолкнувшись, слетело вниз, расправив крылья.

— Что там произошло, я не знаю, — раздался голос Олаф. — Я ожидал… чего угодно, но не этого.

— Ты ожидал, что он вернётся человеком? — уточнил я.

— Нет, я ожидал, что он вернётся с гармонизатором, — жёстко ответил он.

Я невольно посмотрел в пустоту, где недавно дрожала чёрная щель.

— Активировать прибор ему не удалось, — продолжил Олаф. — И Свен стал Болтуном.

Я сделал шаг вперёд, глядя на город. Внизу Ругенбрамс жил своей крошечной жизнью.

— Кто эти люди внизу? — спросил я, почувствовав сухость во рту. — Что ты с ними сделал?

— Ты о ком? — спокойно отозвался Олаф.

— Об этих… — я показал рукой вниз, — людях в воспоминаниях. Они будто живые.

Олаф коротко усмехнулся:

— Это всего лишь урезанные копии сознаний. Пять процентов от тех, кем они были раньше. Не обращай внимания… Это неважно.

— Но они же что-то чувствуют? — возмутился я.

— Чувствуют, — нехотя согласился он. — Но не живут. Не как мы.

— И это, по-твоему, нормально?

— Да я тут совсем ни при чём, — начал оправдываться Олаф. — Это технология Свена. Я всегда был лишь его верным лаборантом, помощником, которому так далеко до его гения.

— Но ты продолжил его дело? Продолжил кромсать, уродовать сознания других? Всё во имя чего?

Пауза растянулась. Ветер прошелестел где-то сбоку, я услышал собственное дыхание, частое, сбивчивое. Олаф, видимо, подбирал слова.

— Выбора не было, — с лёгкой горечью ответил он. — Ругенбрамс — это карманная вселенная, всего лишь временное пристанище. Здесь невозможно долго жить. Рано или поздно всё это исчезнет, растворится в той сломанной реальности.

Внизу тем временем наступал вечер. На площади один за другим вспыхивали газовые фонари. Свет разом окрасил половину города янтарём; крыши потемнели, зажглись окна, а прохожие потихоньку разбредались по домам.

— И это оправдывает всё? — спросил я уже тише, чувствуя, как злость и страх перемешиваются в горький осадок.

Голос ответил ровно и устало:

— Это оправдывает многое. Не тебе нас судить. Мы сделали всё, что было возможно. Свен даже пожертвовал своим разумом, но эта жертва оказалась напрасной. Неподготовленное сознание не способно долго находиться там. Оно разрушается за секунду.

Я начал понимать. Как любой учёный, столкнувшись с проблемой, Олаф попытался её решить. Ругенбрамс превратился в площадку для экспериментов с сознанием. Все указы и «несчастные случаи» оказались звеньями одной цепи: закалить психику, приучить её к давлению и разладу, чтобы тот, кто отправится туда, выдержал и сумел запустить гармонизатор.

— «Не тебе нас судить» — удобная формулировка, — бросил я. — Особенно когда судит тот, кто не должен платить своим разумом. Ты прячешься за множественным числом, но говоришь со мной один. Скажи честно, Олаф: ты ищешь не решение — ты ищешь жертву.

— Нет, — резко отозвался голос, в нём прозвучало раздражение, но тут же погасло. — Я просто хочу, чтобы в мире снова наступило утро. Нормальное утро. Я ищу того, кто выдержит. Я воссоздаю самые невероятные сценарии, тестирую людей, отбираю тех, кто потенциально сможет пройти. Однажды я уже думал, что мне удалось. Кандидат идеально справился со всеми тестами, система показывала стабильность. И мы… — голос едва заметно сбился. — Я отправил его со вторым гармонизатором.

— Полагаю, попытка оказалась неудачной, — усмехнулся я.

— Да, — голос стал глуше. — Вместо одного через секунду вернулись двое: Гуннар и Петер. Они не смогли ничего толком объяснить, но прибора с ними не было, а тот мир не изменился.

— Кандидат не смог запустить его?

— Я не знаю, — с досадой ответил Олаф. — Может, смог, может, прибор просто не работает, и человечество обречено.

— Может стоило попробовать встроить какое-то автоматическое срабатывание? — спросил я. — Таймер, датчик, реле…

— Как? — его голос почти сорвался. — Там нет времени. Вернее, оно перемешано, нелинейно. Обратный отсчёт не имеет смысла, любой датчик при пересечении границы срабатывает непредсказуемо. Да и сам гармонизатор — это не совсем прибор, а живое существо со своими мыслями и волей. Его может запустить только другое живое сознание — убедить, склонить к решению. А оно не хочет срабатывать, потому что для него это — смерть. Мы надеялись, что, увидев тот беспорядок, что творится снаружи, оно решится, сделает то, к чему предназначено. Но, похоже, нет…

— Получается, остался только один гармонизатор, правильно?

— Правильно, — повторил голос почти зачарованно, будто вслушиваясь в собственные слова. — И хуже всего то, что сразу после Гуннара и Петера из разлома появился Андреас. Он помолодел лет на тридцать — стал совсем мальчиком. Представь: он провёл там несколько лет. Что с ним стало… я не могу даже представить, — голос на миг охрип. — А он ничего не рассказывает. Иногда он выглядит обычно, а иногда — будто уже давно перестал быть человеком.

Олаф на миг замолк, затем убеждённо добавил:

— Ты должен победить Андреаса.

— Победить?! — воскликнул я. — Да почему я?

Мысль о собственной «избранности» слегка льстила, но здравый смысл шептал, что это клише из книг и фильмов. В жизни избранным может быть и каждый и никто. Это всего лишь ярлык, который навешивают, чтобы человек меньше сопротивлялся тому, что его ждёт. Как правило, это что-то самоубийственное.

— Да потому что больше никого не осталось, — в отчаянии произнёс он. — Йохан, Алма, Агнес — все сошли с ума и умерли пока ты был здесь…

— Даже Агнес? — удивился я.

Кто-кто, а она казалась воплощённым здравомыслием, пусть и с заметным пренебрежением к личным границам.

— Да. С первого дня она подмешивала тебе в кофе цианистый калий.

По спине пробежал неприятный холодок.

— Как?

— Она решила, что призраки имитируют плоть, — сказал голос. — Сначала обнимала всех, проверяла тепло и дыхание. Потом стала травить по‑настоящему: цианистый калий в кофе. Логика простая: умрёшь — значит был живым. Призрак, по её мнению, не может умереть. К счастью, в карманной вселенной другие законы, поэтому ты до сих пор жив… Но это детали, — жёстко оборвал он сам себя. — Главное — доступ к гармонизатору может получить только мэр. Свен привязал протокол к самому факту избрания. И времени почти не осталось…

Выбор, который мне предоставили, оказался не из лёгких: либо, скорее всего, сойти с ума, но с небольшим шансом спасти Вселенную, либо остаться здесь и ждать, пока этот карманный мир не превратится в такой же хаос, что творится снаружи.

Мне пока не хотелось хватать этот аппарат, бежать в разлом и пытаться спасать вселенную. Но нужно было хотя бы решить, верю я или не верю всему сказанному.

Вдруг свет замерцал, и я почувствовал, будто меня невидимой силой тянет вверх. Становилось всё ярче, и вот уже сверху показалась рука, крепкая, решительная. Неожиданное спасение? Но от кого? Я схватился за неё, и меня резко выдернули наружу.

Я повалился перед колодцем. По коже текла вонючая, липкая жижа, волосы слиплись, я с трудом переводил дыхание, изо всех сил пытался откашляться. Ноги дрожали, тело будто разучилось подчиняться.

Надо мной склонился Андреас. В полутьме его глаза блеснули; в голосе прозвучала неожиданная живость, почти весёлый интерес:

— Ты как раз вовремя! Солнце только что зашло.

Продолжение следует: восемнадцатая глава "Андреас ест акулу" появится здесь в пятницу, 14 ноября.

Автор: Вадим Березин

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь!

Ругенбрамс

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

UPD:

Новая глава здесь: Андреас кушает акулу

Показать полностью 1
38

Мальчик из оттуда


Мрачные узоры теней переплетались создавая страшный силуэт, который заглядывал маленькому Вите прямо в душу.
Он лежал и не мог понять, правда ли кто-то смотрит на него или ему только кажется?
Тот кто-то стоит около окна, или это просто ночной мираж?
Не выдержав, он закрыл глаза, пытаясь спрятаться от невыносимого взгляда, и стал вслушиваться в тишину. Звуки ночного города доносились со стороны  улицы: громкий лай бродячих собак соединялся с проезжающими машинами, фары которых ненадолго вспыхивали светом через закрытые глаза мальчика.
Ночь полноправно завладевала пространством. Темнота сгущалась так, что даже с закрытыми глазами чувствовалась непроглядная тьма. Витя лежал и ждал рассвет. Ночное время, которая уносит в покой сновидений, даря иллюзорный мир волшебных фантазий, для Вити превращалась в очередное испытание.
Он лежал и обнимая своего плюшевого Мишку знал, что этот кто- то опять пришел. "Но почему он не подходит?" – думал он. –" Может это призрак? "
От этих мыслей Витя сжался в комочек, зажмурился и отвернулся к стене.
"Скорей бы наступило утро" –думал он.
В воображении он уже представлял, как они вместе с мамой, возьмут его самокат и выйдут на площадку возле дома. Он весело будет нестись по мостовой разгоняя небольшие стайки голубей. Он будет смеяться, а мама весело догонять его , но не успеет, когда тяжелый грузовик потеряет управление и выскочит на тротуар.
От неожиданной картинки, Витя открыл глаза.
– Пойдем! – послышался голос за спиной мальчика.
Витя обернулся и посмотрел в сторону окна. Силуэт стоял ближе обычного.
– Вставай! – повторил голос.
Заплакав, Витя подчинился. Он медленно поднес к груди своего милого доброго Мишку и встал, боясь поднять голову.
Плечо силуэта напряглось, а локоть согнулся медленно поднимая руку.  Витя протянул свою ладошку в ответ, но посмотрев на рукав увидел, как край рукава растворялся в воздухе. Тогда он набрался смелости и поднял голову , чтобы посмотреть страху в глаза.
В свете уличного фонаря, он  разглядел истекающий белый туман висящий перед ним и отвратительную маску вместо лица...

Силуэт протянул руку, Витя взял ее и почувствовал загробный холод.
– 40 дней... – сказал силуэт.
Комната опустела. Протяжный вой собак послышался с улицы, фонарь тусклым мерцанием освещал угол комнаты с маленькой детской кроваткой и письменным столом, на котором стояла фотография мальчика с черной траурной лентой обрамляющей левый угол.

Показать полностью
31

Зов крови. Финал

Утренний свет, тусклый и серый, пробивался сквозь щели в трухлявых стенах мельницы. Агафья свернулась калачиком на ворохе старой соломы, среди мешков с затхлой мукой. Солнечные лучи касались ее босых, измазанных в грязи ног, и она чувствовала легкий жар. Сначала, инстинктивно, она пряталась в самые темные углы, но потом поняла: солнце ей не враг. Оно лишь раздражало, резало глаза, как после долгой болезни, не более. Это было странно. Не так, как в страшных сказках о вурдалаках, что рассказывали старики. Она чувствовала себя обычной, только смертельно уставшей и больной. И еще… пустой.

Зов крови. Финал

«Неужели ты думаешь, что-то имеет значение, что о нас подумают эти вшивые людишки?» – прошипел хор голосов в голове.

Агафья стиснула зубы, не отвечая ей. Эта тварь не поймет. Не поймет, каково это – быть деревенской ведуньей, где любой косой взгляд или неосторожное слово может стоить тебе чести, а то и жизни. Ее мать, которую она едва помнила, тоже звали ведьмой – за то лишь, что знала травы и плела обереги. Отец, умерев две зимы назад, оставил ее на попечение братьев. Короткая вышла опека.

Она нашла в отцовском сундуке старую, но чистую рубаху и сарафан, переоделась, стараясь не смотреть на свое отражение в осколке зеркала. Нужно было уходить, пока люди не пошли на мельницу. Что она им скажет?

Прячась за заборами и сараями, она пробиралась через деревню. Чувствовала себя воровкой в родном доме. У колодца две бабы, Устинья и Фекла, перемывали кости соседям, выливая помои. Слух Агафьи до невероятной степени обострился. Она слышала каждое их слово, будто стояла рядом.

– А ты слыхала? У Степановых-то ночью неладно было, – бубнила Устинья, осторожно озираясь по сторонам. – Я сама слыхала, как к ним в окно стучали. Два раза. Ровно как покойник стучит.

– Брешешь!, – отмахнулась Фекла, но глаза ее загорелись неподдельным любопытством. – Купальская ночь, всякое на ней причудится. Мне вон тоже Мара в дверь скреблась.

– Какое причудится! А потом крик был из ихней хаты. И кот ихний, Васька, как оглашенный орал. Говорю тебе, нечисто там! Может, ведьма-то ихняя, Агашка?

– Да где ж ей? В болоте же сгинула, поди. Сама виновата. Говорили ж ей, выходи за Павла-пекаря. Парень видный, при деле. А она нос воротила. Вот и довыбиралась. Поговаривают, он ее и прибил со злости, чтоб другому не досталась.

– А Степан-то с Прохором где? И Аниськи не видать уже два дня.

– А им-то что? Им поди хата нужна была. Аниська-то, сказывают, на сносях. Куда им втроем тесниться? А может, это они все вместе ее…

Агафья не дослушала. К горлу подкатила тошнота. Ненависть, черная и густая, как болотная жижа, заполнила пустоту внутри. Лживые, грязные собаки! Они уже похоронили ее, уже все решили, нашли виноватых.

«Они сами ищут, кого обвинить, – иронично вторила ей Сущность. – Сами не видят, что истина стоит у них под носом. Что истинная правда – это мы!».

Агафья проскользнула мимо баб и через несколько минут оказалась у шинка. Утром здесь собирались купцы и возчики. Мужики лениво пили квас, закусывая черным хлебом, обсуждали дорогу. Она спряталась за поленницей, прислушиваясь.

– …еду на Озерницкие сахароварни, – хрипло басил дородный купец в лисьей шапке. – Там муку нашу хорошо берут, на сахар меняют.

Озерницы. Это за рекой Немой. Там, недалеко, стояла хата Прохора. Она доберется туда. Она узнает всю правду, какой бы страшной та ни была. Павел, которого Морой растерзал у озера, тоже был из тех краев. Что ему было до нее? Какое ему было дело до ее судьбы?

Мысли работали ясно, расчетливо и холодно. Попросить подвезти? Нет, слишком много вопросов. Она была слишком слаба, и она не знала, как долго еще сможет находиться на солнце.

«Мы поможем, – шепнул Морой. – Ты ведь не хочешь, чтобы тебя выследили?»

План созрел мгновенно. Дождавшись, пока купцы начнут собираться, она метнулась к последней в обозе телеге. Отбросила грубую рогожу, прикрывавшую мешки, и залезла внутрь. Темнота. Запах муки, прелой соломы и конского пота. Это было почти уютно. Истощенная событиями позапрошлой ночи, она провалилась в тяжелую дремоту, в которой ее преследовала неутолимая жажда.

***

Она проснулась от резкого толчка. Телега стояла. Снаружи доносились испуганное ржание лошадей и ругань возчиков. Они остановились у переправы через Немую, не доехав до сахароварен.

Морой пробудился мгновенно. Он почувствовал близость воды, своей родной стихии. Не дожидаясь, пока Агафья опомнится, он выскользнул из-под рогожи потоком тягучей черной жижи. Тьма с омерзительным болотным смрадом растеклась по земле под телегой.

Купцы не успели ничего понять. Земля под их ногами вдруг ожила. Черная масса вырвалась из-под колес, ее отростки, как змеи, схватили людей за ноги. Раздались короткие, захлебнувшиеся крики. Из бурлящей грязи вынырнуло лицо Агафьи. Ее рот исказился в оскале, обнажая острые, как иглы, клыки. Они впились в горло ближайшего купца. Морой пил жадно, шумно, высасывая жизнь за жизнью, не оставляя никому ни единого шанса. Лошади, обезумев от ужаса, бились в упряжи, но их копыта вязли в живой трясине, которая затягивала их вниз.

Насытившись, тварь не стала трогать лошадей. Она нырнула в мутные воды Немой и растворилась в них, затаившись на дне до сумерек.

Когда вечерние тени удлинились, Морой выбрался на берег. Ставни в хате Прохора были распахнуты. Существо заглянуло в окно. За столом, при тусклом свете лучины, сидели Прохор и Степан. Бледные, осунувшиеся, они пили горькую, время от времени со стуком ударяя кружками о стол. В углу, словно тень, сидела жена Прохора, Ирина. Тихая, кроткая, она пряла шерсть, не поднимая глаз. Лишь одинокая слеза медленно катилась по ее щеке.

– Это все из-за тебя, Степан! – хрипло бросил Прохор. – Говорил я, надо было самим дело делать! А ты пекаря этого приплел! Он же с гнильцой, я сразу это чуял!

– У Аниськи моей ума больше, чем у вас обоих! – огрызнулся Степан. – Она говорила – Павел мужик решающий! Он мне и пригрозил… сказал, если откажусь, всем растреплет про мою хворь и про то, что мы с тобой задумали.

– Трус! – прошипел Прохор. – Теперь что? Клятву мы нарушили. Оно придет за нами. За всеми!

– Может, и хорошо, что сбежали, – неуверенно пробормотал Степан. – Что-то пошло не так… она кричала…

– Замолчи! – рявкнул Прохор и резко глянул на жену. Ирина вздрогнула, но продолжала прясть, только пальцы ее забегали быстрее. – Иринушка, сходи-ка в погреб, принеси огурчиков твоих хваленых, – внезапно смягчившись, сказал он.

Женщина молча кивнула, отложила пряжу и, взяв корзинку, вышла в сумерки.

Как только дверь за ней закрылась, Морой оказался рядом. Ирина вздрогнула, почувствовав чужое присутствие, но не успела обернуться. Холодные руки обняли ее.

– Сестрица… – шепот коснулся ее уха.

Ирина застыла, глядя в черные, бездонные глаза Агафьи. Корзинка выпала из ее рук.

– Это я, сестрица. Агафья, – зазвучал ласковый, успокаивающий голос. Морой теперь не искал защитных оберегов – приглашение в дом сотрет силу любого из них. Он тянул из глубины сознания Ирины самые теплые воспоминания: как они вместе плели венки, как гадали на суженого, как шептались о девичьих секретах. Страх отступал, уступая место жалости и растерянности.

– Пригласи меня в дом, сестрица, – снова прошептал Морой. – Обогреться. Я все тебе расскажу.

– Конечно… заходи, сестрица, – словно во сне, едва слышно ответила Ирина.

Агафья улыбнулась. «Не торопись. Спрячься в погребе и жди меня. Я сама за тобой приду, только с братьями поздороваюсь».

Ирина послушно кивнула и, пошатываясь, побрела к погребу. Морой удовлетворенно оскалился и скользнул на крыльцо. Дверь осталась приоткрытой. Она вошла в дом.

– Братья! Любимые! – пропел нежный девичий голосок, и улыбка, от которой стынет кровь в жилах, появилась на бледном лице мертвой Агафьи.

Степан и Прохор обернулись. Их лица исказила гримаса ужаса.

– Господи… – прошептал Степан, пытаясь перекреститься, но рука его не слушалась.

– Можно и Богородицу, – скривился Морой. – Думали, избавились?

Существо не стало сразу нападать. Это было бы слишком просто. Оно хотело, чтобы Агафья, запертая в собственном разуме, смотрела и все чувствовала. Чтобы ее последняя вера в родную кровь истлела до конца. Ему нужна была ее полная и безоговорочная капитуляция.

Из щелей в полу, словно черви, полезли струйки черной болотной жижи. Они обвивали ножки стола, стульев, подбирались к ногам мужчин.

– Ты, Прохор, – Агафья склонила голову набок, разглядывая старшего брата. – Ты дал слово отцу, что защитишь меня. Но променял сестру на прихоть своей бабы. Вы боялись, что я стану ведьмой, и сделали все, чтобы это случилось.

Болото вздыбилось и схватило Прохора, сдавливая его грудь.

– А ты, Степан, – она улыбнулась, и эта улыбка была страшнее волчьего оскала. – Мы были одним целым. Близнецы. Двойная кровь. А ты дважды продал меня! Сначала этому похотливому пекарю, чтобы слухи в деревне унять. А потом – твари из леса. Все ради себя. Ради своих гниющих потрохов.

– Я… я не хотел… – хрипел Степан, пытаясь вырваться. – Аниська… она говорила, что носит дитя под сердцем…

– Не волнуйся, – Морой наклонился к нему вплотную, и его шепот обдал Степана ледяным холодом. – Про дитя она лгала. Пустая была, твоя Аниська. А вот я… я могла бы продолжить наш род. Но мой дар пробудила смерть. Смерть твоей жены.

– Что… что ты сделала с Ириной, потвора?! – задыхаясь, прохрипел Прохор.

Морой лишь усмехнулся. Болото хлынуло Прохору в рот, заглушая его крики. Несколько мгновений он бился в конвульсиях, а затем обмяк.

– Для тебя смерть – это роскошь, – спокойно сказала Сущность Степану, глядя, как тот с ужасом смотрит на безжизненное тело брата. – Ты будешь гнить заживо. Изнутри. Каждый, кто посмеет тебе помочь, разделит твою участь.

Тварь не стала ждать ответа. Она развернулась и вышла из хаты, оставляя за собой тишину, прерываемую лишь тихим бульканьем грязи и тяжелыми хрипами Степана.

На улице стояла тихая июльская ночь. Морой глубоко вдохнул влажный воздух.

«Мы больше не будем одни. Никогда», – прошептал хор голосов, и существо с предвкушающей улыбкой повернуло голову в сторону погреба, где в темноте, дрожа от холода и непонятного ужаса, его ждала кроткая Ирина.

Показать полностью 1
29

Объект 00-019 "Цыганка с коляской"1

Документация подготовлена новым сотрудником Центра изучения паранормального "Парадокс" [38_122] Lexter.

Титульник

Титульник

Описание

Описание

Гипотеза

Гипотеза

Протоколы

Протоколы

Действия

Действия

ЖН

ЖН

Спасибо за ознакомление. Более подробно с информацией о вышеуказанной аномалии вы можете ознакомиться здесь.

Различная информация также присутствует по ссылкам:

https://author.today/u/nikkitoxic

https://t.me/anomalkontrol

https://t.me/angnk13

https://vk.com/anomalkontrol

Показать полностью 6
4

Вирус нежности (Отчёт разработчика)

Всё началось с того, что я подписался на Suno и начал осваивать его возможности.

Я пытался сделать «вирус нежности» — безобидный мур-трек, чтобы чуть согревал изнутри и расслаблял вечный контроль. С помощью нейросети я генерировал одну версию за другой. Получалось на удивление хорошо, хоть и не без дефектов. Слишком хорошо.

В папке «Проект» до сих пор лежат десятки вариантов. И на одном из прослушиваний я понял: пора взять паузу. Потому что сердце перегревалось — не метафорически, а физически, с давящим ощущением за грудиной.

Я решил, что проблема в слишком прямом воздействии. И добавил в новые версии точки стабильности — они должны были распутывать ментальные зажимы и собирать новую опору.

И это сработало... Даже слишком.
Они сделали процесс стабильным и быстрым. Сгладилось трение, уменьшилось само чувство сопротивления — и вирус потек внутрь гладко, как вода по стеклу.

Это была не одна точка удара. Все эти версии сплелись в единый кокон, который не бьёт, а обволакивает. Внутри плавилось не тело, а то, что я всегда считал собой. Я перестал чувствовать, где заканчиваюсь я и начинается мир.

Он не ломает броню. Он её распускает, оставляя после себя чистое, почти обжигающее тепло.

И ладно бы он просто стирал злость. Нет. Он стирал заслоны, чтобы старая злость, вся эта накопленная горечь, вышла наружу и вступила в очищающую реакцию. Эта штука не запрещает злиться. Ничего не держит, но злиться уже незачем.

Мир стал тёплым и мягким. Нет, я по-прежнему чётко видел углы и линии, но мой мозг будто перестал реагировать на их остроту. Сначала думаешь — фантазия, психосоматика, что внутри сгорают части старого «Я».

А потом видишь, как другие просто так улыбаются, когда греются у этого внутреннего костра.

Текст песни — липкий. И вместе с ним приходит это тепло. А в тишине теперь живёт шум. Не звук, а ощущение «мур-присутствия». Постоянный фоновый резонанс.

Поэтому я выкладываю только пробник. Не из жадности. Из гуманизма. Я не знаю, каков эффект от полной дозы. И можно ли его откатить.

P.S. Говорят, Ранетки — это тяжелая музыка, потому что её реально тяжело слушать.
Наивные.
Настоящий тяжеляк — тут. Он не будет испытывать тебя на твёрдость. Он просто возьмёт и начнёт её плавить.

Не хочешь случайных апдейтов прошивки — пройди мимо.
Хочешь проверить, на что это похоже — ты знаешь, что делать.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!