Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 500 постов 38 912 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
169

Кто придет к тебе на рассвете

- Все не то, чем кажется!

Эта мысль преследовала выехавшего на место гибели пожилой женщины капитана полиции Кривошеева целый день. Она сверлилась в мозгу и ночью, когда несколько раз чудом избежавший смерти полицейский, зашел в свою темную квартиру, закрыл двери на все замки (как не вспомнишь «и на щеколдочку, и на цепочку») и достал пистолет.

***

Галина Сергеевна поняла, что наступило утро по жалобному и надсадному скрипу, который издавал мусоровоз. Женщина моргнула. Казалось, впервые за ночь.

Накануне вечером Антон пришел в гости. По коробке с тортом в руках сына женщина поняла, что разговор предстоит не из легких. Сын всегда пытался подсластить горькую пилюлю.

Предрассветная полумгла еще таилась в углах комнаты, а из окна уже сочился призрачный нежный свет. Противный, бьющий по ушам звук мусоровоза словно сбросил оцепенение, которое не покидало Галину Сергеевку всю ночь. Тошнотворный надсадный скрежет выдернул из болезненного затмения.

Неожиданно женщина провалилась в другой день – светлый солнечный.

- Мама, я узе гуляй. Больше не хотю. Подем домой.

Маленький Антоша тянет ручки и бежит навстречу. Сколько ему здесь? Наверное, года четыре. Она пришла в детский сад, чтобы забрать сына. Картинка из прошлого, а видится так, словно все происходит прямо сейчас в скрежещущих рассветных сумерках.

- Мама, я тя люлю!

Антоша нежно воркует и ластится – соскучился за целый день. Жмется белобрысой головой к бедру, обнимает ручками. Голос тонкий, полнящийся той безраздельной любовью, которую может чувствовать только ребенок.

Галина Сергеевна чувствует, как в безрадостном настоящем слеза вязко стекает по щеке, обжигает, словно кислотой мазнули. Боль пронзила, ворвавшись в воспоминание вчерашним разговором.

- Мам, ты как вымирающий динозавр. Сама не живешь и меня за собой тащишь. Хватит! Живи своей жизнью тогда, а в мою больше не лезь.

Голос жесткий, ранит злостью. Бьется в голове буравящий звук мусоровозной машины. А тридцатилетний сын словно стоит в комнате, вылепляясь из рассветного полумрака.

- Антоша, как же так. (Галина Сергеевна произносит слова вслух. Почти шепчет. Голос жалкий, но она не замечает. Сейчас главное достучаться до сына, чтобы он больше не злился)

- А какую реакцию ты ожидала? (Чужой, совсем чужой крик сына) Я тебя, можно сказать, первый раз попросил о помощи. Ну, зачем? Ну, скажи мне, зачем тебе одной такая большая комната в центре? Можно же продать и купить жилье поменьше. Если поменять на хрущевку на первом этаже где-нибудь на периферии, то можно выручить хорошие деньги. А мне сейчас, понимаешь, мам, мне сейчас позарез нужны деньги. Сына на квартиру променяла!

- Но, Антоша! Я же здесь всю жизнь прожила. Папу твоего отсюда хоронили. Тебя женили. Куда же я теперь на новое место? И соседи будут все сплошь незнакомые, и ты будешь далеко. Как же так?

- Снова завела эту шарманку. Цепляешься за прошлое, а меня совсем не слышишь. У нас с Таней сын скоро родится. Покупатель на нашу квартиру нашелся, можно такую сделку провернуть. Твою продаем - покупаем другую поменьше, - Антон раздраженно продолжил. - Я ж объяснял. Вырученные деньги добавляем к нашей, и мы с Таней меняемся на двухкомнатную. Что ты уперлась?

Галина Сергеевна вдруг понимает, что крик сына и звук мусоровозной машины слились в унисон. Голос многократно усилился и пульсирует невыносимым набатом прямо в голове:

- Жизнь прожита. Что тебе осталось? А ты не хочешь подумать о сыне и будущем внуке. Эгоистка! Что же мне - твоей смерти ждать?

И приказом в голове:

- Умри! Умри!

Галина Сергеевна, всхлипывает:

- Антоша, я же тебя так люблю. Все сбережения свои отдала. Разве я виновата, что с работой у тебя не задалось? Сынок, ответь.

В мозгу пульсировал набат:

- Умри! Умри!

Жутко завывает лебедка на спецтранспорте. Грохочут опрокидываемые в пасть машины контейнеры.

Женщина заплакала навзрыд и встала с кровати. В зеркале, висевшем напротив, отразилась ее призрачная в предутреннем свете фигура. Невысокая и немолодая, с неспокойными после тревожной бессонной ночи седыми волосами, большими и всегда будто за что-то просящими прощение серыми глазами, мягким овалом лица. Галина Сергеевна подошла к окну. Распахнула створки – звук лебедки стал еще пронзительнее.  

Медленно встала на подоконник:

- Умри! Умри!

- Антоша, я не хочу.

- Умри! Умри!

- Антоша, я люблю тебя.

- Умри! Умри!

***

Павел утром бегает по одному и тому же маршруту. Музыка в ушах, ритм дыхания, напряжение мышц. Он любит эти утренние мгновения, когда словно каждой клеткой чувствует свое тело, наслаждается молодостью и выносливостью. День будет отличным! Утро пока не пробудилось в полной мере. Еще прячутся где-то в низинах тени уходящей ночи, но солнечные лучи уже режут мышиный цвет, уже обещают яркий летний день.

Тело немолодой женщины упало прямо к ногам. Павел оторопело замер, словно остановленный на полном скаку конь. В ушах билась рок-н-ролльная композиция, но он ничего не слышал – по всему организму при виде тела разлилась всепоглощающая мертвая тишина.

Его притягивало бледное лицо женщины. Глаза закрыты, глубокая серая с синевой тень накрыла почти иконописный лик. Странно, лицо не казалось мертвым. Словно женщина уснула в роковом полете. Вот кровь потекла тонкой струйкой по асфальту в сторону контейнерной площадки с мусорными баками. Павел видел только эту алую дорожку ускользнувшей жизни и далеко не сразу заметил полыхающую оранжевым спецмашину.

Молодой человек в абсолютном безмолвии вынул наушники, чтобы понять - мертвая тишина никуда не делась.

***

Капитан полиции Кривошеев вместе с участковым поднимается на площадку шестого этажа.

Сегодня все было против него. Казалось, события накладывались одно на другое по степени увеличения нервозности. А началось с того, что дома закончился кофе, а без тягучего напитка (согласно народной мудрости) утро не могло быть добрым. Выехал спозаранку на дело – в многоэтажке лифт не работает, пришлось громоздиться на шестой этаж пешком.

- Угораздило же эту тетку выброситься из окна в мое дежурство, - напряженно думал Михаил Кривошеев. – И что они в последние месяцы сыплются из окон, как яблоки после первых заморозков. Суицидальная зараза напала на город. Ладно хоть с делом быстро разделаюсь, не висяк очередной. Ничего мудреного, все предельно ясно: суицид – он и в Африке суицид.

На этаже их уже дожидался слесарь из управляющей компании.

Участковый подсуетился, метнулся по соседям и нагнал двух понятых – заспанных и помятых, но уже с пробудившимся нездоровым любопытством во взглядах. Как же, тихая и малозаметная соседка так эффектно сделала их утро.

Вскрыли квартиру. Михаил невольно присвистнул – роскошная по габаритам жилплощадь с большим коридором и просторной комнатой. Мебель вся советская – дом, навеянный нафталином от прошлых счастливых времен. Повсюду чистенько. Этакая интеллигентная бедность.

- И что тебе не жилось? – в сердцах подумал полицейский.

Квартира смотрела на Михаила Кривошеева множественными парами глаз: вот здесь распахнутый взгляд белобрысого мальчишки, на другой фотографии пацан уже глядит с легким настороженным прищуром, тут на снимке парень холодит надменностью. Словно киноленту взросления от маминого Солнышка до утонченного Нарцисса посмотрел на минималках.

- Это кто? Сын что ли? – хрипловатым, еще не проснувшимся (а как проснуться без кофе-то!) голосом спросил Михаил у дородной старушенции с хитрющими глазками. Одна из соседок умершей. Кажется, ее участковый выковырял из квартиры рядом.

- Да-да! Это Антоша! Сынок Галочки – трагично с наигранной слезой в голосе на высокой ноте затянула старушенция.

Капитан понял, что сейчас может услышать всю историю этой Галочки.

- А оно мне надо, - раздраженно подумал Михаил. Резко оборвал старуху и про себя отметил. – Нужно будет найти этого Антона, чтобы в акте расписался.

Всюду глаза с множественных фотографий. Недоброе и неправильное что-то в них было.

- А, кажется понял, почему сработал профессиональный звоночек, - мелькнуло в голове Кривошеева. – От всех этих фотографий и чистоты веет таким размахом одиночества. Бедная тетка, не удивительно, что рехнулась (а Михаил жил в твердой уверенности, что покончить с собой могут только глубоко больные люди) и шагнула в бездну.

Квартиру осмотрели – смятое постельное белье на кровати, распахнутое настежь окно. В доме никого - пустота.

- Пора заканчивать, - сказал капитан полиции вслух.

И продолжил мысленный монолог:

- Бегуна этого опрошу, мусорщиков, и дело отправлю в архив. А тетку жалко. С чего бы? Давно ничего такого не чувствовал, научился отстраняться. Видимо, квартира на меня так влияет. Не, Миша, всех не пожалеешь, так что выбрось эту чушь из головы и иди дальше. Тетка так сама решила. Ей уже не помочь, а у тебя только день начался. Сколько еще всего будет.

Огляделся вокруг – понятые уже ушли, в доме остался только участковый да маялся на подъездной площадке слесарь.

- Они дождутся без меня этого… Антон Смирнов, кажется. Пора в отдел, - про себя отметил капитан полиции.

Он попрощался и решительным шагом устремился прочь из грустной, наполненной прожитой любовью и болью квартиры.

***

От бегуна толку никакого.

- Как его зовут? Ах да! Павел Капитонихин, - пронеслось в голове полицейского. – Фамилия какая говорящая. Мне бы сейчас подошла под капитанские погоны.

Напротив сидел молодой человек. Женщинам такие нравятся. Вылепленная поджарая фигура человека, который дружит со спортом. Коротко стриженые темно-русые волосы только подчеркивали пронзительность ярких голубых глаз, обрамленных густыми девчачьими ресницами.

Сейчас этот красавец находился в очевидном шоке и выглядел абсолютно потерянным. Он явно ничего не заметил и не увидел ранним утром, пока тело несчастной женщины не рухнуло сверху прямо к его ногам.

- Даже не понял в первую секунду, что произошло, - потрясенно говорит Павел, пытаясь отогнать стоящую перед глазами картину бледного лица со скорбной тенью у век и пульсирующей, словно живой струйкой крови.

- Ладно, бог с этим бегуном. Этот опрос – простая формальность. Пора отпускать парня, - скользнула мысль в голове Михаила, - Через час еще водитель мусоровоза с напарником. И все – дело с суицидальной теткой меня отпустит.

А Павел, выйдя из отдела полиции, нырнул в небольшой парк, который раскинулся влажной зеленью в центре городского бетона. Молодого человека не покидало неприятное чувство чьего-то недоброго взгляда, буравящего затылок. Он старался погасить тревожность, понимая, что причина дискомфорта кроется в утренней трагедии, невольным свидетелем которой стал.

Достал телефон и набрал номер матери:

- Мам, здравствуй! Я могу сегодня вечером заехать к тебе?

Реакция родной женщины была ожидаемая. Ее тут же охватило волнение из-за раннего звонка сына. Она остро почувствовала неладное.

- Не беспокойся. Со мной все в порядке. (молодой человек неосознанно голосом выделил «со мной») Просто соскучился… Мам, я тебя люблю!

Этот разговор словно что-то переключил. Павел явственно почувствовал, как его отпускает чужое несчастье. Он стремительно зашагал по аллее парка в сторону центра города.

Прожигающий спину взгляд пропал, потеряв к молодому человеку интерес.

***

Звонок рабочего телефона ворвался в ход рассуждений капитана полиции. Дежурный сказал, что в отдел прорываются какая-то решительная старуха и мужик из категории пощипанных, но непобежденных интеллигентов. Старуха, мол, говорит, что утром виделась с капитаном Кривошеевым и ей нужно обязательно ему рассказать важные факты.

Капитан заскрежетал до зубной боли:

- Знал же, что этот день еще не все сюрпризы на меня вывалил. Вот, получай очередной. Кто бы это мог быть? Черт, только не та занудная старуха.

Но дежурному дал добро на проход граждан Фомичевой и Куваева.

- Значит соседи покойницы пожаловали. Ох, неспроста, - в сердцах выругался Михаил, припечатав непрошеных соседей крепким словом.

В дверь постучали. Фомичева просеменила в кабинет, села. Мужик неотступно следовал за ней.

Что-то в старухе ощутимо изменилось. Капитан Кривошеев напрягся, удивленной этой зримой переменой. Пожилая женщина словно переродилась - избавилась от въевшихся в ее природную суть вредности и хитрости. Михаил изумился, но дежурного лица «я очень занят и мне не до выслушивания разного бреда» не изменил.

- Я сначала не стала говорить, - тихим голосом начала Оксана Тимофеевна.

- Надо же и голос совсем другой, - с легкой оторопью отметил про себя Кривошеев. – Душевность в нем появилась.  

- Конечно, кому хочется прослыть рехнувшейся старухой. Да и заснула события, а потом убедила себя, что помстилось, во сне привиделось. Но, чем дальше думаю, тем больше понимаю, что все было правдой. Утром я проснулась от ужасного скрежета приехавшей мусоровозки. И как-то так муторно сразу стало на душе, страх вдруг появился ни с того ни с сего. Немолодая уж, смерть за порогом давно стоит и ждет. А вот сегодня утром я словно ее почувствовала у своей постели. Сердце зашлось от ужаса – помирать никому не хочется. Не сразу за своим страхом услышала, что у Галочки громко и нервно говорят. Галочкины слова сначала и не разобрать было, только ее голос угадывался. А вот собеседник кричал таким пронзительным ужасным голосом: «Умри!» Много раз приказывал. А потом это все и случилось с Галочкой.

Капитан невольно скривился и подумал:

- Вот принесло их так не вовремя, а ведь дело уже, считай, закрыто было. И что теперь?

А Оксана Тимофеевна, словно кожей почувствовав настроение Кривошеева, торопливо зачастила:

- Я слышала, как распахнули окно и последние Галочкины слова. Она плакала, сказала, что не хочет умирать. И еще…

Пожилая женщина, замялась, замолчала, старательно отводила глаза.

- Да говорите уж, - устало велел полицейский.

Мужик, про которого Кривошеев успел позабыть, воспринимая его чуть ли не интерьером служебного кабинета, такую неподвижность визитер показывал с начала разговора, вдруг чуть наклонился к соседке погладил ее по плечу. Впервые за всю встречу интеллигент заговорил:

- Все так и было. Я страдаю бессонницей и слышал ровно то же, что и Оксана Тимофеевна. Меня это так потрясло сначала, а потом показалось совсем нереальным, невозможным.  

Оксана Тимофеевна еще повздыхала, потеребила большой перстень с кровавым камнем и решилась:

- Она назвала своего убийцу по имени… Это Антон, сын Галочки на мать руку поднял.

И пожилая женщина тихонечко заскулила, уткнувшись в платок.

Интеллигент закивал, подтверждая слова соседки:

- На меня какой-то странный морок напал. Уснул и пробудился только к полудню. Никогда со мной такого не было. Стал думать, что кошмар приснился, пока не узнал об утреннем несчастье и не поговорил с Оксаной Тимофеевной. Одного только не пойму, как я мог, слыша убийство Галины Сергеевны, провалиться потом в сон. Странно это все…

Мужик стоял и потерянно лохматил волосы. Старуха вновь принялась терзать перстень. Капитан сидел окаменев.

-  Мимо таких показаний не пройти, - неслось в его голове. - Значит суицид придется переквалифицировать в убийство? Ладно, погоди, Миша, еще не вечер. Первое убийство у тебя в арсенале что ли? Да и не первый сыночек, который мать жизни лишает. Главное, не висяк! Все предельно ясно. И убийца уже известен.

***

Оставшись в кабинете один, Кривошеев сделал запрос на Антона Смирнова.

Ответ, капитан полиции это по личному опыту знал, будет ползти со скоростью больной улитки. От скуки Кривошеев стал просматривать сводку дорожных происшествий.

И вот тут его ждал полнейший кавардак – этот самый Антон ночью попал в автоаварию. Злополучный сынок никак не мог с переломом шейки бедра доскакать к утру домой к матери, выбросить пожилую женщину в окно и допрыгать назад до клиники, чтобы к врачебному обходу сказаться спящим на больничной койке.

- Картинка совсем не бьется.  Может, он спецназовец? Чушь полнейшая. Вот теперь, Миша, пора хлестать водку – у тебя висяк.

А впереди еще день готовил новые сюрпризы. И в дверь кабинета уже стучались вызванные ранее сотрудники организации по утилизации бытовых отходов.

***

Опрос этих двух свидетелей только еще больше все запутал.

Колоритнейшие попались фигуры. Сотрудники организации по вывозу твердых бытовых отходов были невероятно похожи. У обоих давно не мытые и не чесаные черные патлы занавешивали лица. Оба зыркали на капитана внимательными глазами. И еще голоса… Полицейский никогда не сталкивался с настолько пронзительными требовательными голосами.

Весь опрос мужики твердили, что ничего не видели и не слышали. Утверждали, что бабка в квартире была одна, никто другой из окна не выглядывал.

- Что ж это такое? – мысленно чертыхался Михаил. - Неужели старуха-соседка и интеллигент свихнулись. Вот так оба сразу одновременно?

Внутренний служака, мечтавший поскорее спихнуть дело в архив, готов был согласиться, что у соседей поехала кукушка. Но профессиональное чутье встало в стойку. Надо же, какая неприятная история!

- Соседям погибшей пенсионерки почему-то верилось. Да и какой извращенной фантазией нужно обладать, чтобы придумать весь этот дичайший бред. Вот только причастность Антона никак не доказать, алиби у него, как ни крути, железобетонное. Кто же тогда мог находиться в квартире и подвести тетку под суицид? И куда этот кто-то делся потом? Когда мы пришли, в доме было пусто, – морозящий холодок пробежал по рукам. Кривошеев и не заметил, как стал рассуждать вслух. - Теперь мусорщики… Цыгане что ли? Где их только нашли таких фактурных? И до чего же неприятные голоса. Аж, голова разболелась. Ладно, пора перекусить. А то с этим делом голодным останусь.

Обедал Кривошеев обычно в столовой, которая находилась недалеко от отделения полиции – нужно было только проскочить камерный городской парк. Через полчаса время бизнес-ланча с недорогими ценами заканчивалось, поэтому следовало поторапливаться, если он хотел покушать сытно и сердито!

***

Капитан решительно отмахивал расстояние по парковой аллее. В голове крутилось дело, несостыковки и странности не отпускали. А еще нещадно после опроса мусорщиков болела голова. Их резкие голоса продолжали преследовать и пытать.

- Не вовремя все это! – рубанул вслух полицейский.

- Бабуська! – звонкий детский голосок пробился сквозь вязкость размышлений полицейского.

По аллее бежала маленькая девчушка в цветастом платьице: глаза горят, смешные косички бьют по щекам, беззубая улыбка на пол-лица. Столько искреннего счастья в одной случайно вырванной глазами картине!

И тут же перед глазами Михаила встала другая сцена. По пыльной деревенской дороге шлепает босыми ногами чумазый и тогда беспредельно счастливый и наивный мальчишка. Он бежит навстречу немолодой женщине в простом платье в горошек и радостно кричит: «Бабуська! Бабуська с магазина пишла!» Этот мальчик – маленький Миша.

Надо же, какая удивительная штука память. Оказывается, она закапсулировала целые сценки из его детства, чтобы вот так потом неожиданно прокрутить забытые моменты перед глазами. Он помнил это платье. И память тут же погрузила еще глубже в детство, услужливо подсказав чуть терпкий запах, который шел от любимой бабушки, и теплую мягкость ее сильных рук.

Долгое время бабушка была главным человеком в жизни маленького Миши. Родители всегда пропадали на работе, копейку забивали. А Миша рос в пригороде под внимательной опекой бабушки. Вплоть до конца начальной школы он жил у нее дома под заботливым присмотром и под сильнейшим впечатлением от ее странных очень реалистичных сказок на ночь.

Воспоминания не выстраивались линейно, вот и сейчас память сделала удивительный разворот и показала другую картинку – Миша лежит в кровати, бабушка уютно закутывает его в одеяло, нежно гладит одним пальцем по виску и рассказывает страшную сказку. Мише нравилось бояться в безопасной близости с бабушкой. Он твердо знал, что она оградит от всякой потусторонней нечисти, наползающей из неспешного рассказа.

- А были они безобразно худы. Руки длинные костлявые. Лица завешаны спутанными длинными волосами цвета воронова крыла. Глаз совсем не видно, но это и хорошо. Недобрый, пугающий взгляд высверкивался из-под спутанных волос. А голоса пронзали голову, вызывая нестерпимую боль, добирались до самого сердца и сжимали его, вселяя в душу человека только страх и ужас, - лился тихий голос бабушки. - Встреча с ними не сулила ничего хорошего. Бродили они по миру, подстерегали самых обездоленных, преследовали несчастных и заманивали горестными голосами. Бедняги, попавшие под их власть, накладывали на себя руки, не выдерживая обрушившейся тоски. А спасти от их власти могло только…

- Он что-то знает. Он не так прост, - мерзкий скребущийся шепот над самым ухом смахнул картинку из детства, вернув Кривошеева в настоящее, в городской парк.

Капитан резко обернулся, рискуя столкнуться с говорившим, но за спиной никого не было. Аллея оказалась совершенно пуста. Он недоуменно озирался, но ни одной живой души ближе, чем на триста метров, рядом так и не увидел.

Полицейский уже второй раз за день почувствовал, как ледяной холодок пробежал по коже. И в это время в живописном кусте у пешеходной тропинки помстился высверк глаз-дыр. Кривошеев был далеко не из робкого десятка, да и игры с собой шутить никому не позволял. Он решительно рванул в сторону полыхающего ранним августовским багрянцем куста, но никого там не обнаружил. Морок какой-то.

Михаил невольно подобрался, втянул все так же болевшую голову в плечи и категорично двинулся в сторону столовой.

- Нужно обязательно перекусить, а то чертовщина всякая мерещится.

***

Дизайн столовой разработал человек, одержимый краеведением. Иначе чем еще объяснить зацикленность интерьера на локациях родного города. Даже скатерти были выполнены с дотошным изображением схем городских районов. Именно поэтому постоянные посетители заведения назначали встречи в Октябрьском, Ленинском или другом районе столовой, имея в виду конкретные столики. Так сложилось, что Михаил предпочитал садиться за столик, на скатерти которого красовалась схема родного Железнодорожного района.

Ему повезло – любимый столик пустовал, гостеприимно приглашая присесть, отведать горячей наваристой солянки и отшлифовать все пюре с гуляшом.

Кривошеев погрузился в поглощение пищи, пока с неприятным удивлением не понял, что никакого удовольствия от еды не получает, даже вкуса не чувствует. Вместо того, чтобы наслаждаться обедом, он продолжал отщелкивать в голове невеселые и странные события дня.

На этом нелепости не закончились: оказывается, все это время Кривошеев механически скатывал кусочки хлеба в шарики и расставлял хлебные метки по улицам на схеме на скатерти. 7 хлебных шариков отметили 7 точек на карте – ровно столько в этом месяце в Железнодорожном районе зарегистрировали непонятных смертей, когда, на первый взгляд, благополучные люди вдруг решили расстаться с жизнью. А ведь месяц только перевалил за вторую декаду, поэтому не факт, что вереница самоубийств не продолжится.

- Суицидальная эпидемия какая-то в городе, - в сердцах процедил Михаил.

- Он становится опасен! Пора предпринимать меры, - снова вклинился в размышления полицейского отвратительный шепот.

Кривошеев стремительно вскочил, снося стул, на котором сидел секунду назад. Но за спиной никого не было. Посетители и персонал столовой недоуменно пялились на выходку молодого мужчины.

- Обкурился что ли? – возмутилась дородная женщина за соседним столиком.

Михаил заставил себя с непроницаемым лицом поднять стул и вновь сесть. Взгляд упер в одну точку, не замечая разбежавшиеся по всей скатерти хлебные шарики и заставляя бешено колотящееся сердце успокоиться. Немного придя в себя понял, что уже добрых пять минут смотрит на схематичный прямоугольник, обозначающий дом, где сегодня утром пенсионерка выбросилась из окна. Или ее кто-то все же заставил?

Необъяснимая тоска навалилась на Михаила. Мужчина с удивлением поймал себя на ощущении нездорового наслаждения от погружения в топкое уныние.

- Что проку от твоей жизни? Ты достиг потолка. Дальше уже ничего не будет. Так и останешься до пенсии жалким никчемным капитанишкой. Не проще ли поступить по-мужски? Не длить это никому не нужное пустое существование.

Что это? Сам Михаил так подумал или нашептал змеиный голос, вползший в уши?

Мужчина неожиданно почувствовал резкий укол в сердце, дыхание перехватило. Михаила скрутила жгучая нестерпимая боль. Он захрипел… Пытка быстро прекратилась. Боль отступила - осталась и притаилась где-то на задворках. Не обращая внимание на пристальные взгляды посетителей кафе, капитан собрал волю в кулак, медленно встал и двинулся на выход.

- Мы еще не закончили, - бился в ушах пронзительный шепот.

Михаил даже не стал оборачиваться. Какой смысл выглядеть в глазах окружающих обкуренным наркоманом или городским сумасшедшим. Он понимал – за спиной никого не увидит. Кривошеев также точно знал, что не употреблял никогда запрещенку и не сошел сегодня с ума! А значит мерзкий шепот в голове – это реальная угроза, которую не стоит игнорировать. Если он, конечно, не желает устремиться вслед за той несчастной, вышедшей в окно многоэтажки.

***

С болью можно жить! Это капитан понял по пути назад в отдел полиции. К ней даже привыкаешь и учишься дышать неполной грудью, чтобы гремучая змея, свернувшаяся клубком вокруг сердца, вновь не ужалила.

- Мишутка, тебе нужно обязательно вспомнить, - Кривошеев мог поклясться, что отчетливо слышит грудной голос родной бабушки-покойницы. Он даже почувствовал легкое прикосновение к виску – она всегда таким незамысловатым жестом отгоняла детские страхи внука.

Удивительно, но застрявшая с полудня боль в голове сразу присмирела. Его отпустило, почти совсем. Шагать стало легче, взгляд прояснился. Кривошеев зашел в здание отдела полиции, прочеканил в свой кабинет. По пути всем своим видом показывал сослуживцам, что ему сейчас не до пустопорожних разговоров.

- Что я должен вспомнить? Эх, бабушка, ты бы полный список рекомендаций прислала. Видишь, неразумный внук никак не сообразит, - горько усмехнулся.

Внезапно перед лицом явственно встало безгранично счастливое лицо той самой малышки из парка.

- Так, бабушка. Я понял, что это жирный намек для глупого внука. Но зачем мое подсознание подсовывает это воспоминание. Что там дальше было? Ах, да! Я сбежал в детство. Бабушкины руки. Сказки. Про кого-то с пронзительными голосами, поющими о смерти. Кто они? Банши? А ведь точно, бабушка не раз рассказывала истории про призрачных дев. Вот оно!

Угрожающее шипение, раздавшееся в ушах, обнадежило. Михаил был уверен, что нащупал именно ту дорожку в своей памяти, по которой должен пройти до конца. Если хочет остаться в живых. Если надеется спасти еще несколько несчастных жизней в этом богом забытом городе.

***

Вот только бабушкины сказки о женщинах-призраках помнились совсем смутно. Придется обращаться к помощи мировой паутины и там искать информацию о банши.

Уже битый час он лопатил интернет. Собрал все легенды и страшилки о банши. Но проще не стало - ответа так и не находилось. Зато он узнал, что банши – женские персонажи ирландской мифологии. Женщины-плакальщицы в длинных одеяниях с развевающимися седыми волосами, которые появлялись в доме, где скоро должна была произойти смерть. Своим трагическим плачем они предупреждали родственников о скорой гибели одного из членов семьи. Их нельзя назвать злобными, но и добра особого от них ждать не приходится.

- И что мне делать со всей этой информацией? – потерянно бормотал Михаил. – Сказать кому, чем занимаюсь, точно в дурку определят. Совсем карты не складываются. Где Ирландия, а где маленький городок в России? Что здесь делать героиням ирландского эпоса… Нет, Миш, ты сам-то себя слышишь? Ты всерьез рассуждаешь о мистических существах. Так, ладно поиграем в сумасшедшего дальше, пока никто не видит и не слышит. Что там еще я про них вычитал? Продолжай резюмировать, капитан полиции. Думай логически, свою порцию безумия ты еще отхватишь. Но попозже. В конце концов мы с тобой здесь не шутки шутим, а пытаемся расследовать реальную смерть одной немолодой, но, видать, очень милой женщины. И, кажется, сохранить свою жизнь. Так, вернемся к удивительному рядом. Банши – призрачные женщины с достаточно нейтральной по отношению к людям позицией. На мегазлыдней они не годятся. Все! Выдохся! Никакой идеи, даже самой безумной и дичайшей.

Голову вновь пронзила острая боль, а в ушах раздался тошнотворный смешок. Это очередное напоминание, что страшные чудеса продолжаются. Михаил скривился, понимая, что его недогадливость играет на руку непонятно кому.

- Криворучка, ты ближе к разгадке, чем боишься, - вновь послышался милый сердцу голос из детства.

- Криворучка! – Михаил уж и забыл, что бабушка его так называла, когда он что-то ронял, ломал и портил. А в те времена мальчик был настоящим гроссмейстером по криворукости, титулованным неумехой. – Хотя постой. А меня ли имела в виду? Ведь был еще волшебник с кривыми руками. Не к нему ли отсылка? Новый ребус со сплошными неизвестными.

Кривошеев в сердцах выдал:

- Ты, мужик, в очень сложной ситуации. Слышишь голоса в голове. Но, бабусь, что бы это ни было, я тебе рад.

И Михаил неожиданно для себя тепло и тихо засмеялся. Впервые за долгий трудный день улыбка тронула его губы и подействовала как эффективное обезболивающее лекарство.

Была у них в детстве такая игра: он придумывал персонажа, награждал его внешностью и характером, а бабушка сочиняла забавные истории. Да-да, не все ее сказки были детскими страшилками, некоторые заставляли смеяться мальца до колик в животе. Приключения волшебника с кривыми руками обычно были такими, тем более, что главный персонаж словно списан с самого Миши.  

- Что же там было? Все равно пока просвета по делу не видно. Так хоть проведу время с удовольствием. Впадая в детство, - ироничная улыбка слегка тронула губы Кривошеева.

Показать полностью
42

Чужие

(Внимание в тексте присутствует ненормативная лексика🤷‍♂️)

Здоровые и наглые с оружием в руках, шли они по чужой земле. Убивали, грабили-никто не указ. Точнее указ такой и был-наводить ужас, сеять панику.

В этом лесу они оказались, разыскивая солдата-срочника, который единственный остался в живых из своего подразделения, застигнутого врасплох наступлением их передовых частей. Зайдя в очередной лесок, услышали шум и спрятались. Кто-то шел по лесной тропинке, негромко напевая дребезжащим голосом.

-Опять местный,-тихо сказал Ероха.-Сейчас мы ему настроение испортим. Может разузнаем чего.

-Оставь его,-сказал Петро.-Далеко зашли, от своих то. Не надо тут шум наводить.

-Да ладно, мы его тихонько застрелим,-сказал Ероха и засмеялся.

Когда идущий поровнялся с кустом, за которым они сидели, Ероха выскочил на тропинку, и передернув затвор, выкрикнул: «Хенде хох!». От него от неожиданности, отпрянул старичок, лет семидесяти на вид, хрупкий, сухонький и какой-то скрюченный, как палка, на которую он опирался. Подслеповато прищурившись, старичок разглядывал стоящего перед ним парня, больше удивленно, чем испуганно.

-Рашен швайне, курка, яйки,-затараторил Ероха,-Рюсске пить водка, валяться! Перед тобой непобедимый зольдат! Видеть ли ты рашен партизан? Партизан некорошо, ты скрывать, я буду делать расстрел!-и стал показывать пальцами, изображая пистолет.

Старичок продолжал разглядывать Ероху, на шлеме которого был знак с двумя молниями, а на шее из-под воротничка высовывалась часть татуировки в виде свастики.

-Не признал тебя, милок,-сказал старичок тихим голосом.-Ты зачем от своих то отбился? Они вон где, а ты сюда пришел, нехорошо это. И партизана я там видел. Проводить тебя?

На тропинку вышел Петро, отряхивая с камуфляжа насыпавшуюся на него хвою.

-Вас значит двое,-еще тише сказал старичок.-Ну это совсем никуда не годится. К своим вам надо. По лесу тут вам ходить не нужно.

Петро остановил жестом Ероху, видя, что у того нехорошо сузились глаза и зная, что за этим последует, и спросил у старичка-далеко ли им идти до «своих».

-Минут десять,-ответил старичок.-Хожу то я не быстро,-и показал на свою сучковатую палку.

-Веди великих воинов, рюсске,-снова подал голос Ероха.-А ни то я буду делать в тебе дырка!

Старичок поморщился, но ничего не сказал. Повернувшись спиной к парням, он жестом пригласил их следовать за собой по той же тропинке, по которой раньше пришел.

-Может заманивает куда?-тихо и настороженно спросил Петро Ероху. –Может засада там или еще чего. Давай не пойдем туда. Ну хлопни его по-быстрому и пойдем к своим. Не к его «своим», а к нашим. Еще не известно- что там за свои нам такие в его понимании.

-Дернуться не успеет-пристрелю,-ответил Ероха.-Да и ты ж знаешь-никого тут нет, кроме наших. Хотя пристрелю в любом случае-не понравился он мне.-Ероха мерзко захихикал.

Лес, по которому шли все трое был залит солнцем. Громко пели невидимые в листве птицы. Пахло хвоей. Рядом с тропинкой росли ягоды, а кое-где и грибы. Шуршала трава под ногами. Лесу не было никакого дела до людей, и он жил своей обычной жизнью. Миновав стройные березки, люди вышли на ровную полянку посередине которой стоял невысокий бетонный крест с фамилиями. Старичок остановился и негромко сказал:

-Пришли, ребятки, вот это место.

Продолжение следует...

Мои рассказы, в том числе этот можно прочитать по ссылке.

https://proza.ru/2024/08/22/1290

Показать полностью
13

Из щенков вырастают волки 5 глава

UPD:

Из щенков вырастают волки глава 6

Из щенков вырастают волки 5 глава

Hidden снова был в парке. Его больной разум вырисовывал странные образы. Он видел на лицах живых людей, пустые чёрные глаза, их рты были перекошены злорадным оскалом. Они были странно уродливы, особенно женщины. Врач психиатр, который занимался когда-то его лечением, называл это параноидальным бредом, применял гипноз и психотерапию, чтобы избавить его от этих видений. Но Hidden не хотел терять этот дар и становиться как все. Он сумел обмануть психиатра, что его состояние улучшилось. Психиатр провел какие-то тесты и признал, что его болезнь перешла в ремиссию. А Hidden продолжил наслаждаться образами, которые помогали ему не сойти с ума.
В это утро он нуждался в энергии этого места, жадно глядя сквозь темные очки на плитку возле фонтана. Вспоминая стройное, хрупкое тело, лежащее на влажных плитках парка, широко раскрытые глаза, приоткрытый рот, сделавший последний вдох. От этих образов по его телу пробежала волна жара, он чувствовал сексуальное возбуждение, вновь и вновь прокручивая любимые кадры своей памяти.
По дорожке бежала молодая девушка. У неё было крепкое тело, сильные икры. Она не была слишком изящной, но притягательно сильной и статной. Hidden украдкой посмотрел на неё. Вспомнил её на беговой дорожке в фитнес клубе ритмично бегущей, с наушниками в ушах, её волосы, собранные высоко на макушке раскачивались в такт, подобно маятнику. Вспомнил как она пила воду из своей спортивной бутылки, улыбалась ему при встрече. А он стеснялся с ней заговорить тогда.
Пройдя по дорожке до бокового выхода Hidden выстроил в голове чёткий план.
Приехав в лесной домик, Hidden стоял на поляне перед домом и смотрел на тёмные окна. Сейчас дом не пугал его. Ему давно уже перестали сниться кошмары: закрывающаяся дверь, звон цепей и скрип старого рассохшегося дерева. Он теперь имел здесь власть. Hidden стоял и вдыхал запах сосен, слушал шорохи леса, никто не знал кто он и где.
Hidden вошёл в тёмный сырой дом, зажёг свечу на столе, сел на стул и стал пристально смотреть в дальний тёмный угол.
Неожиданно он обхватил свою голову ладонями и стал сжимать виски:
- Нет, нет, это не правильно, я не видел боли в её глазах, я не заметил ужас, только удивление! - закричал Hidden.
Он вскочил и бросил стул в стену:
- Боль, ужас, агония в которой подыхала моя мать, вот, что я хочу видеть снова и снова! вскричал он. - Потом пустота и тишина, - прошептал Hidden. - Свобода моего тела.
Он задул свечу и стоял в темноте, вспоминая.
...Она подошла и погладила его по голове: "Прости, это необходимо", - сказала она сиплым голосом.
Ее состарившееся, усталое лицо, запах пота и алкоголя вызывали отвращение. Она была чудовище: отвратительное, вонючее, грязное чудовище.
Hidden отпрянул от её зловонного дыхания, зашёл ей за спину.
- Верь мне, я тебя спасу, я прячу тебя здесь, а они следят за мной, скоро найдут это место, но я снова спрячу тебя, если тебя найдут ты погибнешь, тебя разорвёт на куски, бедный мой мальчик, а я не узнаю где ты, - говорила она пьяным голосом, затем она всхлипнула.
В этот момент он накинул на ее горло цепь, перекрутил цепь и тянул со всей силы, все сосуды у него вздулись от напряжения, казалось его тело лопнет, не выдержав. Она захрипела, пыталась руками оторвать цепь, впустить глоток воздуха. Это было очень долго, время остановилось, только хрип и рычание. Вот, наконец, её ноги подогнулась и она мешком рухнула на пол. Он склонился к ней, тяжело дыша. Лицо его матери было багрово-синее, глаза покрыты сеткой лопнувших сосудов. Цепь соединяла его с матерью, словно пуповина в момент его рождения. Парень встал на ноги и увидел в открытом дверном проеме силуэт человека. Это был его дед, он быстро вошёл, подошёл к женщине и пнул её под рёбра:
- Сдохла, сука, - сказал дед.
Это было давно... Но память хранило всё до мельчайших подробностей, самое яркое воспоминание.
А сегодня, в темноте Hidden хотел прочувствовать это снова.
Он вышел из дома, зажёг фонарик и пошёл к своей машине.
Завтра у него серьёзное дело, надо вернуться в городскую квартиру, попытаться уснуть без снотворного. Здесь он никогда не мог спать. Нужна свежая голова и быстрая реакция.
На въезд в город стояла патрульная машина ДПС, сотрудник стоял на обочине с равнодушным видом, явно скучая. Hidden не спеша проехал мимо.

* * *

Алёна вышла из фитнес-центра, было уже десять вечера, она была среди немногочисленных поздних клиентов.
Опустились сумерки, жара спала, дул довольно сильный свежий ветер. Перехватив поудобней спортивную сумку, она бодрым шагом пошла через парковку к дому с аркой, выходящей в уютный сквер. Она старалась передвигаться только пешком или на велосипеде, даже машину продала за ненадобностью. Размышляя о прошедшем дне и строя планы на вечер, слушала музыку через наушники. Алёна вошла под тень деревьев, которые росли вдоль узкой дорожки. Вдруг она почувствовала чье - то присутствие. Она замедлила шаг и вынула один наушник. Было тихо, звук шоссе сюда не долетал. Вдруг она услышала громкий хруст ветки позади, резко оглянулась, но никого не увидела. В сеть просочились слухи об убийстве молодой девушки, и все были напуганы и на стороже. Алёна ускорила шаг, ругая себя, что пошла через тёмный сквер, а не взяла такси. Послышались шаги, кто - то шёл за ней следом. Паника нарастала, сердце громко забилось, ей хотелось закричать и побежать, пот струился между лопаток. Обернувшись, она никого не увидела, но решила пробежать оставшийся путь до перекрёстка.
Возле подземного перехода были люди, тяжело дыша она сбавила шаг. До дома осталось пара кварталов. Здесь на центральной улице, среди неоновой рекламы, гула проезжающих машин, казалось спокойно и безопасно.
Уже успокоившись и посмеиваясь над своими страхами, Алёна вошла в свой подъезд. Было темно - опять перегорела лампочка. Девушка вызвала лифт, на табло уменьшались цифры с 13 этажа. Вдруг она ощутила болезненный укол в шею. Рука в перчатке зажимала ей рот. Почти сразу её ноги ослабели. Кто - то тащил её к запасному выходу. Эта дверь всегда была заколочена, под лестницей скопился хлам и ужасно воняло. Но сейчас дверь была гостеприимно открыта. Алену вытащили наружу и запихнули в багажник большого внедорожника. Она не могла говорить и пошевелиться, мысли бежали с огромной скоростью: она осознала, что попала в страшную беду, неизвестно останется ли она в живых, увидит ли когда-нибудь своих родных? Каким издевательствам и мучениям подвергнет её похититель?
Перед домом был густой кустарник, над выходом большой козырёк, они полностью скрывали машину. Поздний вечер пятницы. Дом практически пустовал, смотрел тёмными окнами и ждал возвращения отпускников и дачников.
Hidden сел в машину, адреналин зашкаливал, он всё сделал чётко по плану, знал её расписание, что родители на даче, а молодой человек в рабочей командировке. Она писала об этом на своей страничке с # одинокий вечер. Планировала после фитнеса встретиться с подругой, но потом решила побыть одна, слушая песни Сабрины.
Hidden включил песню Сабрины - пусть девушка насладиться любимой мелодией. Hidden поехал к западному выезду из города, через железнодорожный переезд к дачным посёлкам. Он понимал, что есть риск, все местные менты ищут убийцу. Но желание убить было сильнее страха, да и страха не было совсем, инстинкт охотника, власть над этой девушкой, затмили все другие чувства.
Hidden съехал с дороги на небольшой дикий пляж у озера. Заглушил машину, погасил фары. Вышел в ночную прохладу, воздух был наполнен запахом полевых цветов. Слышны были лягушки и кузнечики. Это звуки и запахи детства, беззаботности и надежды на счастье. Hidden взял, из под сиденья рулон липкой ленты, а из чехла сиденья нож, закрепил его на поясе и подошёл к багажнику, прислушался. Открыл его, и получил удар в живот. Это было неожиданно, он резко захлопнул крышку, зажав руку девушки, она завизжала как свинья.
Он перевёл дыхание и достал нож:
- Если не будешь слушаться, я оболью тебя бензином и сожгу.
Он снова открыл багажник. В этот раз девушка лежала смирно, позволила заклеить себе рот и связать руки. Крупная стерва, он просчитался с дозой Флормидана. Хорошо не пришлось убивать её сразу здесь.
Его дед, когда - то работал лесником, но любил охоту и промышлял браконьерством. Многие знания он передал своему внуку. Hidden с детства знал все тропинки, скрытые кустарниками объезды и тупики он отлично знал, что этих дорог не найдешь на картах.
Hidden поехал дальше. Он считал себя сильной личностью, почти избранным. Его деяния поддерживает вселенная, он в это верил. Женщины для него были слабыми, но хитрыми зверьками.
Они пользовались своей физиологией для достижения любых целей, но с ним это не прокатит. Он возбуждался только когда причинял боль. Он был не способен на любовь и дружбу. Его волновал только он сам. Он отлично умел притворяться, эта часть игры достовляла тоже не мало удовольствия. Гляда на искренность и радость людей, когда он окутывал их ложью, говорил то, что они хотят услышать, подчиняя себе их внимание, вызывая у них разные смешанные чувства, хотя сам оставался холодным и безучастным, видел не их лица, а кровавые маски, слушал не их голос, а вопли боли.

Показать полностью 1
81

Пункт выдачи №13. Конфетки для деток

Пункт выдачи №13. Конфетки для деток

Все главы по порядку здесь.
***
Чтобы проветрить помещение понадобилось открыть окна и двери, а потом «выгнать» всех посетителей. Точнее никого не обслуживать и каждого просить зайти позже.

Вонючий дым, липкий как туман, не хотел уходить добровольно и когда его вышвырнули оставил вместо себя неприятные запахи, которые цеплялись за потолок, за витрину, за стол и обивку кресел. Бабулька пшикала двумя баллончиками освежителя, как из пистолетов, но помогало с трудом. Запах ушёл, но с огромной неохотой и изредка бросался на обоняние как волк из засады: кусая и рыча, гавкая и щёлкая челюстями.

Клиенты вернулись, а навязанный мне помощник возвращаться не спешил. И началось. Бабулька-уборщица смотрела на меня с жалостью, но помогать не спешила. И правда, каждый на своем месте хорошо делает свою работу, но мне от этого осознания было не легче.

Народ начал прибывать и не как обычно волнами: навалились и за час схлынули, а постепенно ускоряясь и не замедляя темп, всё приходили и приходили.

Я работал быстро проклиная всех своих помощников тире напарников и саму работу в частности.

Все хотели посылки и хотели их сейчас! Всё равно, что здесь пахнет дымом, плевать, что мы чуть не угорели — подавай дуракам, простите, посылочки. Они их заказывали и они их ждали, вот в чем дело. А мы должны их обслуживать не снимая улыбку с лица. Мы. Не «мы», а «я».

«Гнилой» напарник догнал или не догнал уродов неясно, но вот то, что он до сих пор не вернулся это сто процентов. «Никогда не доверяй нечисти, бормотал я про себя, — никогда не верь им, обманут».

Уборщица перед тем как уйти боязливо подползла ко мне и зашептала на ухо:

«Я с девочками на улице поговорила. Видели они всё. Расскажу тебе пока не забыла» — шептала она, а я внимательно слушал, не переставая работать.

«Скорая подлетела. Старая машина и ржавая. Кто за рулем не видели. Выскочили двое в чулках на головах, мимо девчонок пробежали, один по сторонам головой крутил, а второй достал что-то, поджёг и нам подкинул. Скорая их ожидала на обочине. Сделали свое дело — только их и видели».

— Ясно, — сказал я и улыбнулся усатой клиентке, — приходите еще за кремом когда закончится.

— Двери потом как распахнулись, — продолжила старушка, мешая работать, — и выскочил твой-то. Напарник черно-белый. Злой, как пёс и бледный, лучше в гроб кладут. Как побежит за машиной, только пыль из под копыт. Ты понял? Гнулл, которого поспешить не допросишься или в сторону отойти, по мокрому не ходить умоляешь, а тут зажужжал как моторчик в одном месте и побёг.

— Догнал? — спросил я, — уже рассчитываясь со следующим клиентом.

— Не заметили девочки. Побежал, да. А вот догнал ли? Раз не вернулся до сих пор, наверное догнал.

Она вдруг поникла, отстранилась и носом шмыгнула. Пришлось успокаивать.

— Не переживайте вы. Вернётся. Что ему будет? Побьют местные ребята или в мусорный бак посадят. Он же мёртвый ему не больно и не стыдно.

— А я думаю есть у него чувства .

Я посмотрел на нее и тетушка вдруг съежилась, едва заметно.

— Вы и правда так думаете?

Она смутилась и не нашла что ответить, а я тем временем отвлекся на нового клиента и не заметил, как она ушла. А Гнулл всё не возвращался.

***

Через час спина взмокла, ногам стало тесно в кроссах, и как в тумане пролетали лица, посылки, обертки, товары, ножницы, мусорный бачок, деньги, деньги, деньги. От монитора болели глаза и ныл затылок, а очередь уже выходила на улицу как за хлебом в военную пору. Слава всем богам торговли люди (и не только) относились с пониманием и ждали терпеливо.

Понемногу народ заканчивался, но на его место приходил следующий.

Я не так боялся не справиться с потоком клиентов как того, что сцепится между собой особенный клиент и наш. Тут хватит только искры, как было с Гарри-вспышкой и разгорится пламя. А когда такая плотная концентрация народа может случиться небольшой атомной взрыв.

Короче, чувствовал я тревогу одним местом — надеялся на лучшее и готовился к худшему.

Но ничего не произошло, как ни странно.

Незаметно народ разделился на две кучки и посматривая друг на друг друга искоса всё-таки соблюдал живую очередь.

Ничего страшного не случилось, две бабки из разных кучек даже завели разговор о триммерах и как справляться с особенно неподатливым бурьяном.

Я начал успокаиваться и подумал было, что кроме дымовухи, исчезновения мертвеца и горящего человека больше неприятностей сегодня не будет, но какой же я был наивный. Не в эту смену, друг. Не в эту смену.

Дело было так.

Из ниоткуда появился этот человек в некрасивом свитере. Посредине лета, да.

Сначала был запах. Неприятный запах немытой кожи, пота и мокрой шерсти. Плюс залито это благоухание было дешевым одеколоном.

Нет, не море вони вторглось в наш магазинчик, а буквально струйка в каждую ноздрю, но голова мгновенно закружилась, зрачки расширились и я медленно поднял взгляд. Очень медленно, ожидая увидеть окопного гоблина с лопаткой в левой лапе и с острым кинжалом в правой.

Но это был мужчина, довольно неопрятный и с застенчивым взглядом. И этот уродский свитер только подчеркивал первое впечатление — это не маленький убийца из прошлого. Красный в темно-зеленую полоску, явно не стиранный еще с зимы, а на ногах джинсы и синие кроссовки. В руках посетитель скромно держал черную шляпу с полями, которой место как минимум на мусорке. Там он её и достал, наверное.

Народ расступился как море перед пророком и подозрительно молчал. Мужчина осторожно подплыл ко мне и скромно спросил, нельзя ли ему получить конфетки.

Конфетки!

Женщина у прилавка рассматривала барную ложечку и покосившись на меня сморщила нос, как бы намекая.

— Вы за посылкой? — спросил я, — посылку хотите забрать?

— Д-да, — чуть заикаясь ответил мужчина, — наверное. Тут выдают конфеты? Я с детками поделиться хочу. То есть угостить. То есть хорошие они. Детки и конфетки.

Женщина громко, специально громко вздохнула. Не хватало мне еще одного скандала, а так всё хорошо шло.

— Если вы за посылкой, то нужно в очередь вставать. Спросите там у дверей на улице, кто крайний. Я не могу вас пропустить, извините, все ждут терпеливо. Или может у вас случилось что? Сильно спешите? Если люди вас пропустят...

— Конфетки, — пробормотал неуверенно мужчина. Он так и стоял у прилавка, теребя в руках шляпу. Если честно, тут я потерялся, честно не знал, что делать и как себя вести. Человечек явно неуравновешенный, может пьяный или принял чего, но я не могу его вышвырнуть из магазина просто так. Клиентам это не понравится. Но и пропускать его никто не спешил.

Выручила как ни странно женщина у прилавка. Бросив ложечку в упаковку она кинула мне «Оформляй» и так резко повернулась к мужчине, что он вздрогнул.

— Федя, тебе чего надо?

— Конфетки, — пробормотал мужчина робко, — для деток. Детей угощаю.

— Я ведь тебе говорила не крутиться в нашем районе?

Он то ли пожал плечами, то ли кивнул и отошел на шаг.

— Я говорила, что если будешь с детьми разговаривать то полицию натравлю? Ты ведь знаешь я могу.

Он молча смотрел на женщину, скрутив шляпу в жгут и губы у него мелко дрожали.

— Вышел отсюда! — гаркнула женщина, — встал и вышел, пока я не позвала мужа, а он своих друзей и они с тобой не поговорили по другому. Быстро, Федя!

Федя задрожал и блеснула слезинка, но плакать он стал, просто посмотрел на меня:

— Конфетки. Я хочу забрать шоколадные конфетки из магазина.

Народ в помещении безмолвствовал не желая вмешиваться.

— Конечно, — решился я , - у вас есть номерок, или может быть телефон продиктуете на который заказывали?

— Пошел вон! — закричала женщина уже серьезно и залепила ложечкой бедному мужичку прямо в лоб. Оставив красное пятно ложка вырвалась из рук и крутясь улетела за прилавок. И тут Федя побежал, разбрасывая слезы, сопли, кровь и оставляя за собой только запах немытого тела. Народ в помещении расступился ещё раз, но на этот раз быстрее. С грохотом паренёк выскочил на улицу и там уже завыл на бегу, что-то невнятное жалобно выкрикивая.

Пункт выдачи неловко молчал и только женщина у прилавка не смутилась показывая мне пальцем направление.

— Там упала моя ложечка, подайте пожалуйста, молодой человек.

Я полез под прилавок ощущая как краснеют уши и бьётся сердце, разгоняя кровь по жилам.

— Это Федька Крюков, — вещала женщина, — Бродит по кварталу, людей пугает и некому заступиться за нас. Жалеют его, полиция не трогает а он к детям пристает, конфеты им суёт, в песочнице играется, прятки, жмурки. С детьми представляете? Мой Марк в игры любит на телевизоре баловаться, когда мама с папой на работе. Я домой прихожу один раз — сразу слышу вонь какая-то на всю квартиру. Думала, что птица сдохла в трубах, иду в детскую Марка зову, слышу играет он в телевизор и вонь оттуда доносится. И что вы думаете девочки? Захожу в комнату своего ребенка, а там этот сидит на диванчике рядом с Марком. Грязный такой как сейчас был и с ногами взгромоздился. Эту штуку для игры в лапах держит и мой сынуля рядом смеётся. Печеньки едят из вазочки, в игру играют. В моем доме! Наедине с моим ребенком! Урод!

— Ужас, — поддержала кругленькая, как каравай девочка у дверей, — какой кошмар.

— И ещё эта шляпа мерзкая! Положил на телевизор и поля вниз свисают как черный саван. Как же я испугалась девочки.

— Провёл, — осторожно сказал я, — можете забирать товар.

Она только отмахнулась.

— И что думаете? Оно ещё и поздоровалось со мной. И улыбалось прямо в лицо. Я все понимаю — душевно-больной, может быть безобидный, а может быть и нет. Для таких есть специальные дома — учреждения. И это точно не комната моего ребенка.

— И что вы сделали? Муж рядом был? — поинтересовалась одна из особенных.

— Взяла швабру и погнала его так, что только пыль из плечей столбом. Видели, как он меня боится? Хорошо тогда получил — пол квартиры пришлось разнести, но Федька меня навсегда запомнил и к Марку ни ногой. Так бежал, что шляпу на телевизоре забыл, пришлось выкинуть — вижу, что нашел новую. Продавец, расписываться где-то нужно?

— Нет. Просто забирайте товар.

— Спасибо, — она наконец подхватила коробочку и кинула в сумку, — Совет тебе дам, молодой человек. Не давайте ему ничего, не приманивайте, иначе не отцепится. Будет ходить каждый день и провоняет здесь всё помещение — нормальные люди брезгуют ходить после таких, понял?

Я промолчал. Не люблю когда мне указывают, как делать свою работу. Не в армии.

— Всем пока, — довольная собой попрощалась клиентка, — не подпускайте этого Федю к своим детям, женщины, если увидите — гоните, как собаку. Никто не знает, что у таких в голове. Они не такие как мы.

Она зацепилась взглядом за белую как снег девочку из особенных и отвернулась так же быстро, осёкшись.

— А вы, — она вспомнила про меня уже у двери, — не давайте ему никаких конфет. Иначе если что случится — вина будет и на вашем заведении.

***

На этом скандалы в тот день закончились, как и клиенты тоже. Я раздал почти все посылки и смотрел на опустевшие полки чувствуя огромную усталость. Так и не вернулся мертвец и как связаться с ним я не знал. Поэтому набрал Саньку.

Он долго не отвечал, но наконец услышал звонок и поднял трубку.

— Здорово, Игорёха! Звезда наша, как работа, как напарник?

— Сможешь выйти завтра? Пропал он где-то, долго рассказывать, а я сам не справлюсь. Хотя бы на день, пока не найдётся пропажа.

Трубка замолчала, не ожидал он такого, потом неуверенный голос, покашливание.

— Слушай, я не могу. Температура еще и кашель. Нужно врача посетить ещё раз, Игореха. Не обижайся, ладно. Я как выйду — отработаю, отдохнёшь, но сейчас не могу. Прости. Лучше своего мертвеца поищи, куда он пропал? Может помогу? Узнать по знакомым?

Я отказался и трубку бросил. Ну и ладно. Не очень и хотелось, нельзя никому доверять ни мертвым не живым, а тем временем открылась входная дверь и скрывая вздох я обернулся. Лежало несколько коробочек еще не забранных.

— Конфетки, — сказал Федор, — забрать конфетки. Злая женщина ушла?

А вот и запах вернулся или это остатки аромата утреннего вылезли из щелей, где прятались, а теперь объединившись со свежими амбре переходили в наступление на мои ноздри.

— Добро пожаловать в Пункт выдачи номер тринадцать. У вас есть номерок заказа?

Мужчина стянул шляпу и порывшись внутри достал бумажку.

— Это, дядя?

— Откуда мне знать, что там у вас — покажите.

Он подошел оглядевшись и сунул мне огрызок на котором был написан номер. Тот самый, нужный.

— Подождите, — сказал я и принес ему плоскую и низкую упаковку.

— Ваше?

— Конфетки, — кивнул мужчина и широко улыбнулся, натягивая шляпу, — можно забирать?

Он уже тянул обе руки, как ребенок, облизываясь на безжизненный картон.

— Не оплачено, — сказал я и сразу пожалел, потому что Фёдор начал рыться в карманах и складывать на витрине рваную и засаленную бумажную денежку вперемешку с монетками. Пришлось считать. Я так и не спросил, зачем ему конфеты. В конце концов это не моё дело. И ничего не случится с детьми — для этого есть полиция и врачи, которые разрешают чуваку лазить по улицам.

***

Уже закрываясь я решился и нашел номерок, который мне оставил Касьян. Вздохнул и позвонил, ведь Гнулл так и не вернулся.

Завтра пообещали прибыть и порешать.

Ну, посмотрим.

***
Авторство моё. Ошибки тоже. Мой телеграм.

Показать полностью 1
14

Из щенков вырастают волки 4 глава

UPD:

Из щенков вырастают волки 5 глава

Из щенков вырастают волки 4 глава

В прозекторской было прохладно, пахло дезинфицирующим средством. Яркий белый свет отражался от металлических поверхностей и придавал всему мертвенно бледный вид. Запах смерти и разложения всё равно слегка улавливался. Здесь мёртвые тела делились своими тайнами.
Лина надела латексные перчатки и подошла к металлическому столу. На нём лежала жертва убийства. В волосах запутались первые сухие листья, сосновые иголки и мелкие розовато - белые цветы. Лина аккуратно собрала их пинцетом и положила в пакетик. Она никогда не видела такие цветы.
Глаза мёртвой девушки заволокла посмертная плёнка, они утратили свой блеск. На правом ухе была серьга с маленьким камушком, похожим на топаз. На левом ухе серьги не было, а мочка была разорвана. Кожа отливала бледной синевой, местами покрылась трупными пятнами. На шее были небольшие симметричные синяки, похоже её душили широким ремнём с острыми выступами. На шее справа была маленький след от инъекции. Ступни были грязные и покрыты запекшейся кровью из многочисленных ссадин, на теле тоже были мелкие царапины.
Лина взяла ножницы и срезала с тела трусики и лифчик, положила бельё в пакет для улик. Затем взяла скальпель и сделала первый продольный разрез. Камера фиксировала этот страшный фильм, ассистенты, заносили данные в протокол вскрытия, лязг инструментов казался оглушительным. Закончив работу, Лина сказала:
- Наташа, отдай в лабораторию образцы крови, срезы ногтей, пусть срочно проведут анализ на токсикологию, и на следы чужой ДНК.
Санитар переложил накрытое тело в холодильник и захлопнул дверцу. Лина сняла окровавленную форму, вымыла руки. Быстро прошла в свой маленький кабинет. Через два часа Наташа принесла протокол вскрытия. Поставив подпись и печать, сразу позвонила в отдел расследования убийств.
Трубку долго не брали. В ожидании Лина кусала губы.
- Алло, убойный, следователь Нестеров.
- Это Лина, я закончила вскрытие тела Юлии Сошниковой. Сереж, судя по результату возможно у нас серийник, это не случайная жертва. И возможно не последняя, убийца оставил послание, - быстро проговорила судмедэксперт.
- Тебе лучше как можно быстрее приехать в отдел убийств с докладом.
Город встал в вечерние пробки. Лина пробиралась сквозь бесконечный поток машин. Она была сильно напряжена и обеспокоена, жуткое убийство в их городке, тело выложенное на показ в парке.
- Ублюдок, выругалась Лина и резко нажала на звуковой сигнал. Внедорожник с обочины пытался вклиниться в ряд.
Наконец, Лина добралась до места назначения. Небрежно припарковавшись, схватив папку с документами, она быстрым шагом направилась ко входу.
На улице была жуткая жара и духота, наверно будет гроза. Лоб у Лины покрылся потом, рыжие локоны выбились из причёски. Лина вошла в отдел полиции, показала пропуск дежурному и поспешила к лифту.
В кабинете начальника убойного отдела за большим столом сидели опера и криминалисты. Лина быстро кивнула в знак приветствия и села на свободное место. На противоположной стене, на рабочем стенде в центре была приколота фотография красивой жизнерадостной девушки и надпись жертва убийства Юлия Сошникова, вокруг были посмертные фотографии с места преступления.
- Начнём, - сказал седеющий крупный мужчина. Я просмотрел отчёт о собранных уликах и опросе свидетелей, даже есть "подозреваемый", - он сделал руками кавычки в воздухе. - Важный документ - это протокол вскрытия тела жертвы. Лина ознакомьте нас с ним.
Лина открыла папку с бумагами и фотографиями:
- Смерть наступила 48 часов назад первого августа около семи вечера. Причиной смерти стал удар острым предметом скорее всего ножом, каким пользуются военные, в область левого желудочка сердца. Смерть была моментальной, кровопотеря минимальная, На теле следов побоев нет, полового контакта не было. На лице и в носовых пазухах запекшаяся желчная рвота, клей от клейкой ленты вокруг рта. Под ногтями рук чисто, ноги в характерных царапинах, если ходить босиком по голой земле, например в лесу. На шее синяки от удушения широким ремнём с шипами, мы предположили, что это собачий строгий ошейник, справа на шее след от инъекции. По крови и содержимому желудка провели токсикологический анализ. В крови найдена большая доза препарата "Флормидан", его используют как противосудорожное, высокая доза провоцирует временный паралич, вызывая синдром мышечной скованности, человек в таком состоянии не способен пошевелиться и управлять своим телом, но нервная чувствительность к внешним раздражителям остается. То есть человек всё чувствует, но не может даже закричать. В желудке нет пищи, значит она ела более суток назад, но есть большой объём жидкости, перед смертью она выпила много дождевой воды. Лина глубоко вздохнула, прикрыв глаза. - Теперь самое странное, в пупок жертвы была вложена маленькая записка, со словами "Игра началась". Пупок был залит свечным воском. Судя по записке убийца планирует продолжить убивать.
- Надеюсь вы ошибаетесь, и жертв больше не будет, иначе кровь следующих будет и на наших руках.
- Следы ДНК, отпечатки? - спросил Нестеров.
- Ничего, преступник аккуратный, есть следы талька от латексных перчаток на горле жертвы. Такие продаются в любой аптеке.
- Не понимаю почему он ее раздел, но не изнасиловал? - спросил Никита.
- Потому что псих, - перебил его Сергей. - Станешь психом поймешь.
- Надо отдать на анализ пробу земли с ног, и растения, иногда по ним можно определить место нахождения жертвы убийства.
- Это надо отправлять в Москву в картографическую лабораторию, - сказал Виктор Павлович обводя взглядом опер группу. - Что дал просмотр с уличных камер наблюдений?
- В городе видеокамер очень мало, многие не работают.
- Что по ноутбуку, есть интересное? - обратился Виктор Павлович к Нестерову.
- Нет, ничего странного мы не нашли, обычная девушка, занималась волонтёрством, помогала приютам для животных, встречалась с парнем, фотографии с отдыха, с вечеринок. Поддерживала хорошие отношения с родителями. Очень положительная была. Есть пара гневных писем от отвергнутого поклонника, судя по переписке они вместе учились, парень пытался с ней сблизиться.
- Надо проверить алиби ее парня , съездить в институт и пробить отвергнутого поклонника и пообщаться с преподавателями, - сказал он оперативникам. - Из Московской прокуратуры пришлют следователя Воронкова Александра Юрьевича, очень опытный специалист по психопатам, для следствия нужна оценка психологии и мотива убийцы. Он лучший специалист по психопатам и официально возглавит следствие. Правда он давно не работал на земле, а занимается лекциями, - сказал Виктор Павлович. - Светлана Владимировна, вы займетесь отчётами для Генеральной прокуратуры Московской области. Они будут контролировать следствие удалённо, двадцать четыре на семь. Готовьтесь к бессонным ночам в отделении.

***
Сергей приехал домой около девяти вечера. Его однокомнатная квартира встретила его тишиной и темнотой. Он жил один, хотя боялся одиночества, но и впускать в свою жизнь женщину не хотел. Ей пришлось бы ждать его долгими вечерами со службы, волноваться за него. С его работой трудно создать семью. А может он просто боялся ответственности. Он слишком погружался в работу и мысли о расследовании дела не отпускали его ни на минуту. Вот и сейчас его разум занимало последнее дело об убийстве студентки. "В городе появился маньяк? Интересно в этот вечер он снова вышел на охоту? " - Сергей стоял у окна кухни, глядя в сумерки.
В дверь позвонили. Сергей открыл. За дверью стояла Лина с пакетом из супермаркета:
- Привет, ты один? - смущённо сказала Лина, пытаясь заглянуть в квартиру. - Извини, что без приглашения, я вдруг решила зайти, вот к ужину кое - что купила, - сбивчиво проговорила она.
- Заходи, я всегда тебе рад, - улыбнулся Сергей.
Лина прошла на кухню достала из пакета бутылку вина, закуски в пластиковых коробочках из местного ресторанчика. Сергей достал бокалы и штопор. Лина по хозяйски накрывала на стол.
Открывая бутылку вина, Сергей поглядывал на Лину, любовался её стройным гибким телом, её огнеными локонами, тонул в её больших карих глазах. Сергей погасил яркий свет, оставив только маленькую лампу над столом. Лина смущённо сидела напротив, поглаживая свой бокал. Сергей поднял свой бокал:
- Я пью за свою прекрасную гостью.
Лина улыбнулась и сделала глоток вина:
- Я хотела с тобой увидеться, - она сделала паузу. - Вне работы, - закончила она свою мысль.
- Я тоже о тебе сегодня думал, - Сергей рассмеялся. - Я вспомнил нашу первую встречу. На месте преступления, убийство мужчины в квартире, поножовщина. Я подошёл к телу, а судмедэксперт, как закричит: " Куда Вы претесь без бахил и перчаток, вышли за дверь быстро!"
Лина засмеялась:
- Да на работе, я превращаюсь в настоящую стерву.
- В профессиональную стерву, - поправил он её. Я увидел тебя в защитном комбинезоне и решил, что мы с тобой никогда не сработаемся и представлял тебя совсем иначе. А потом, когда пришёл за результатами экспертизы, увидел тебя в белом халате с шикарными волосами, с горящим взглядом - ты меня заворожила, ты была прекрасна.
- Прекрати, всем известно о твоих похождениях, у нас постоянно болтают о тебе.
- О нас никто не знает и не узнает, я никогда не говорю об отношениях. Все разговоры - приукрашенные сплетни, - Сергей отпил вино. - Лина, тебе не идёт скромность, ты сама знаешь о своей красоте и как на тебя смотрят мужчины.
- Да дело не только во внешности, мне тоже разбивали сердце.
- Ты до сих пор переживаешь из-за бывшего мужа?
- Возможно, ладно хватит об этом, что мы как подружки растрепались, - Лина улыбнулась. - Лучше выпьем ещё вина.
- Вот это правильный разговор, - Сказал Сергей, наполняя бокалы.
- Не будем говорить и о работе, хорошо? - Я бы хотел пригласить тебя на выходные, в уединеный кемпинг.
- Ты надеешься на выходные? Чувствую будем работать без выходных.
Сергей подошёл к Лине, взял её за руки и притянул к себе. Нежно поцеловал её в губы. Лина ответила на поцелуй страстно, прижимаясь своим телом к нему. Его руки скользили по её бёдрам, потом стал ласкать её грудь через блузку, её соски напряглись, она издала тихий сладостный стон.
Руками Лина растегтвала ремень его брюк, затем руки скользнули ему под рубашку, поглаживая его тело, проводя пальцами по всём рельефам. Сергей развернул Лину к себе спиной и прижал её к дверце холодильника, медленно задрал вверх её юбку, начал поглаживать её руками пробираясь всё глубже. Лина прогнула спину, подобно кошке, приглашая его. Его проникновение отозвалось нежным стоном. Его движения становились всё быстрее, а проникновение глубже. Его дыхание обжигало её шею, руки сжимали её грудь. Кончая Сергей прижался к её шее, слушая частый пульс, вдыхая аромат её волос.
Лина развернулась к нему лицом, её глаза блестели тело источало жар и запах страсти:
- Нестеров, ты ведешь себя нагло, - игриво сказала Лина, одергивая юбку.
- А я думал, это ты сегодня нагло перешагнула порог моего дома, - ответил Сергей, застегивая брюки. - Ты останешься у меня?
- Нет, я люблю засыпать в своей постели, и вообще, я хотела поставить точку в наших отношениях, - сказала Лина и с вызовом посмотрела на Сергея.
- В каких отношениях? нам негде ставить точку, предлагаю оставить всё как есть: мне хорошо с тобой, мы свободны.
- Я на пять минут, приведу себя в порядок, - сказала Лина, взяла свою сумочку и зашла в ванную.
Сергей допил вино. Почувствовал стыд за свои слова, но он привык говорить правду в лицо и очень дорожил своей свободой, а также счастьем этой женщины, он не умел строить крепкие отношения. Лучше сказать правду сейчас, чем обидеть её спустя время, дав ложные обещания.
Лина вышла из ванны:
- Я вызвала такси, через пять минут подъедет.
- Отмени, я сам отвезу тебя домой.
В этот поздний час, город был тихий и безлюдный. Мягкий свет городских фонарей, будто окутывал город пушыстым пледом. Редкие машины неспеша, будто сонно проезжали мимо. Лина сразу уснула в машине. Сергей вёл машину, наслаждаясь ночной дорогой.
Подъехав к дому Лины. Сергей посмотрел на спящую женщину, замечая мельчайшие детали её лица. В свете фонаря она казалось грустной и усталой, даже её роскошные волосы приобрели какой то пыльный оттенок. Сергей нежно разбудил её.
Открыв замок двери в квартиру, Лина посмотрела через плечо на Сергея:
- Спасибо, что довёз до дома, - сухо проговорила она, - распахивая дверь.
Сергей, попытался войти в квартиру и поцеловать Лину. Но она жестом остановила его:
- Увидимся на работе, капитан Нестеров, спокойной ночи, - сказала Лина, закрывая дверь.
Щелкнул замок.

Показать полностью 1
93

Снежная

Часть четвёртая

Кладбище они миновали в лёгких и светлых сумерках. Геннадий оглянулся на Яшину могилку без страха и печали.

А вот когда подошли к магазину, возникла проблема в лице продавщицы Таньки. Она, раскрашенная, как индеец на тропе войны — ярко-синие тени на веках, жуткий свекольного цвета румянец, малиновые губы и чёрные брови от переносицы до висков — сидела на лавочке среди сельчанок и вроде была занята беседой. Геннадий поздоровался и хотел идти дальше. Но женщина игриво остановила его:

— Эй, Генка, почему мимо идешь? Запнёшься ведь.

И Геннадий споткнулся! Женщины захохотали. Продавщица поднялась, подошла к нему и спросила:

— Почему не зашёл? Сегодня привоз был. Я кой-чего тебе оставила. Сейчас магазин открою.

— У меня денег с собой нет, — попытался отговориться Геннадий.

— Завтра отдашь, — заявила Танька, мёртвой хваткой вцепляясь ему в руку. — Я не тороплю.

И она потянула его к двери с амбарным замком. Открывая, попыталась прижаться к Геннадию сдобным боком. Выручил Васька, втиснулся между парочкой и косяком двери, прошёл внутрь и разразился критикой в адрес помещения, прилавков и нищенского ассортимента товаров. Танька тут же отлипла от Геннадия и стала крыть тех, кто приезжает из другой деревни и показывает норов, будто в самой Чите живёт. Она вынесла из подсобки и швырнула на прилавок несколько банок свиной тушёнки, которую Геннадий сроду не ел из-за количества сала, печенье в пакете, пачку грузинского чая величиной с кирпич и — о чудо! — мармелад «Лимонные дольки». С водкой обошлась почтительно, только чуть стукнув донышками о дерево. Пощёлкала счётами и буркнула: «Двадцать пять рублей». Васька нахмурил брови и принялся подсчитывать в уме стоимость покупок. А с математикой у него было хуже, чем с другими предметами. Геннадий так обрадовался мармеладкам, которые и в его городе нечасто появлялись в магазинах, что сказал, улыбаясь:

— Танечка, я вам очень благодарен! Вы даже представить не можете как. Знаете что? Какие у вас есть самые лучшие духи для женщин? Приплюсуйте к моей задолженности. Это мой подарок за прекрасное обслуживание!

Васька возмущённо выпучил глаза, а Танька зарделась от удовольствия. Геннадий понял это по её шее, которая не была покрыта толстым слоем светлого тонального крема. К Васькиной радости, духов не оказалось, потому что к празднику Восьмое марта завезли какую-то «Елену», которую пришлось отправить назад целиком. Может, и хороший товар, но цена у него оказалась плохой — двадцать рублей. Геннадий отметил для себя, что эти духи столько же стоили и в городе. Он сам покупал их Иринке.

Ох, Иринка… Геннадий попытался скрыть свои чувства, хотя Танькино поведение потребовало экстренных мер. Женщина явно выпила, дожидаясь его. Снова выручил Васька. Он с показной доверчивостью рассказал, что пришлось победить какую-то погань на кладбище, и за это бабка-нелюдимка накормила их похлёбкой.

Упоминание о сумасшедшей уничтожило Танькин пыл. А когда узнала, что они принесли от бабки траву, показала рукой на дверь магазина: уходите побыстрее, не задерживайте занятую женщину.

Точно такую же реакцию выдала и Дора, узнав, что соседушка с ребёнком навестил нелюдимку. Однако траву взяла, завернув её в два слоя тряпок. Потом одумалась и пригласила к столу: «Нажарила лепёшек со шкварками. Чего не жрамши, на пустой желудок, спать ложиться?» Желудок пустым не был, но Геннадий согласился разделить с семьёй Доры ужин. Конечно, он захотел побольше узнать о сумасшедшей от взрослого человека.

Когда пришла пора чая и разговоров, Васька с девчонками выскользнул из-за стола. Геннадий понимающе усмехнулся: у героя был такой важный вид, словно ему предстояло получить медаль за отвагу. Через пять минут он сунул ушлую мордочку в приоткрытую дверь и поставил дядьГену в известность:

— Я к девкам на сеновал.

Дора тут же объяснила:

— Старое сено осталось, не жалко. Пусть играют.

Пришёл её супруг Юра Забелин, и разбитная, напористая женщина сразу превратилась в покладистую тень мужа. Так здесь было принято: кто денежку в дом несёт, тот и главный, того и слушается семейство. А Юрка работал в колхозе ветеринаром, получал разовые выплаты за труд по договору в Сохондинском заповеднике. Кроме денег, тащил в дом дичь, мясо, подношения сельчан, и Доре не нужно было ломаться по уходу за скотом: двадцать голов овец, две коровки, два коня — это же ерунда, детский сад, а не работа. Юрин отец в годы коллективизации и выселения казаков спрятался в бурятском улусе, прошёл войну и упокоился с миром на Алтанском кладбище. Сыну оставил хорошее наследство и печальные рассказы о прошлом.

Поэтому Юра сразу сказал: бабка-нелюдимка просто отшельница из белоказаков Ширшовых, изведённых под корень советской властью. Живёт без паспорта, имени-фамилии, электричества, ходит без обуви с ранней весны до жёстких морозов в сорок градусов. Никого не признаёт, помощи не просит, знает лес лучше всяких кандидатов наук из заповедника. Сама не охотится и рыбу не ловит, всё это делает её пёс. Ненавидит шаманов, сама много чудес сотворить может. Знает, как вылечить людей и скот, но помогает, если только захочет. Вот его, Юрку, опекает, потому что они оба — последние из Ширшовых и Забелиных, двух самых сильных и богатых родов казачества бывшего Алтанского караула. Рассердилась на него только раз, когда на бурятке женился. Юра очень долго не мог найти её избушку, чтобы навестить. Сама ему в лесу явилась, когда парнишки народились. Женщин терпеть не могла. А они боялись только одного только упоминания о ней. И если уж отшельница накормила Геннадия и Ваську, то теперь им как родня, всегда выручит.

— Оставайся, Генка, в Алтане. Ты хороший мужик. Только не суйся в эти тайны, не ищи прах жены. Новую жизнь начни, — сказал ему муж Доры.

— Вот и бабка-нелюдимка мне сказал: искать проще, чем жить, — разоткровенничался Геннадий.

— Она зря болтать не станет, — подтвердил Юра.

Но Геннадий припомнил и другой совет: «где родился, там и пригодился». Уезжать ему нужно. Дети, внучки… есть ради кого прожить остаток дней. И всё же он решил провести здесь ещё несколько месяцев, помянуть жену в день годовщины гибели. И посрамить смерть, которую ему предрекли врачи, восхождением на Сохондо и Быркыхтын-Янг.

Дома он долго сидел без света, пытаясь собрать воедино всё, что относилось к тайнам Забайкалья. Во-первых, здесь противоборствуют свой и чужой дух. Во-вторых, не ладят люди, причастные к миру этих тайн: умерший шаман и потомственная казачка-отшельница. И каждый из них способен насолить и противнику, и человеку. Получается, не будь этого раздора, не было бы исчезновений и гибели несчастных? Что говорил Василий? Нужно собирать шаманов и обряд проводить, гнать чужую Снежную. А бабка-нелюдимка захотела прогнать Геннадия… Да и Яша не хотел вмешательства чужака. Есть ли у него силы не подчиниться и продолжить поиски правды? И он подумал, что найдутся.

А если всё же вернуться от всякой мистики к реальности? Геннадий ещё раньше расспросил Юрку о замёрзшем учёном из заповедника. Сосед, который был там своим, рассказал ему о выводах следствия: человек попал в зону, подобную воздушным ямам. Минусовая температура и изменения в плотности воздуха вызывали гипоксию, или кислородное голодание, и одновременно побудили раздеться. Такое парадоксальное поведение не раз было зафиксировано ранее. Отсюда и покраснение кожи, и странная поза в снегу.

Но как быть с исчезновениями? Какая сила воздействует на перемещение тел неизвестно куда?

Явился расстроенный Васька с каким-то мужичком. Оказывается, любимца соседских девок нагло сняли с сеновала, потому что мужичок из Кыры привёз родителям сахар, а Ваське — материнский приказ срочно вернуться домой. Просто в доме Геннадия не было света, и мужичок отправился к соседям. Завтра утром он должен доставить беглеца в Кыру.

Только мужичок ушёл, Васька залился слезами, сказал, что домой не вернётся ни за что и никогда. И тут Геннадия осенило. Он спросил:

— Тебя ребятишки в школе донимают? Из-за отца?

Васька кивнул. На его веснушчатом носу повисла громадная капля.

— И матери достаётся?

Васька разрыдался в голос.

— Так поезжай домой и защити её! Будь поддержкой! — сурово ответил Геннадий, хотя от боли зашлось сердце.

Ну что это за народ такой? За одним столом сидят, об одном говорят, в одно верят… А доведись человеку встать поперёк мнения начальства, идеологии — сразу начнут травить. И кого — женщину и мальчонку, а не мужика-силача, с которым только четверо милиционеров справились. Все бы они так на чужую беду откликались, как Василий, — с полной самоотдачей и мужеством, глядишь, и преступлений стало бы меньше.

Они договорились, что Васька будет приезжать с разрешения матери на выходные или каникулы. Геннадий положил ему в рюкзак гостинцы: свиную тушёнку, печенье и чай. Пострелёнок передал ему девчачьи байки об отшельнице. Оказывается, она одним взглядом может испортить здоровье женщин, отнять у них хорошую судьбу. Так не раз случалось, когда она встречала в лесу ягодниц. А ещё пёс Череня когда-то был человеком. Тот кот, который в корзине сидел, наверное, бывший охотник. Она умеет превращать человека в животное. Или даже в камень.

— Ну что ты говоришь, Вася? Этот кот — ирбис. Ты разве не слышал, что в стране два года назад появилась Красная книга? Ирбис теперь в ней, потому что находится под угрозой уничтожения из-за браконьеров. Котёнок вполне мог остаться без матери, — возразил Геннадий. — Бабка-нелюдимка хорошо поступила, выходила детёныша.

— У нас сроду таких котов не было, — стал противоречить Васька. — Это бывший охотник, который бабке не понравился.

Геннадий ещё раз попытался достучаться до Васькиного сознания:

— Животные мигрируют, переходят с места на место, спасаются от браконьеров, ищут новые места добычи. Самка ирбиса могла добраться сюда из Монголии. И её убили ради меха. Ты же знаешь, чем занимаются учёные в Сохондинском заповеднике? Они изучают жизнь зверей и растений, заботятся об их сохранении. Значит, бабка-нелюдимка им помогает.

Васька разъярился и чуть ли не выкрикнул в лицо Геннадию:

— Они землю захватили, которая раньше всехняя была! Кордонов понаставили! Порядки свои завели!

Понятно, ребёнок всего лишь повторил слова взрослых.

Распри помогли сделать прощание безболезненным. Васька скинул руку Геннадия, который хотел обнять его, и даже не обернулся, садясь в коляску мотоцикла.

Так захлопнулась вторая, мистическая, дверь к правде, связанная с двумя Василиями, отцом и сыном.

Геннадий за лето вдоволь находился по окрестностям Алтана и лесам, два раза вместе с Юрой Забелиным поднимался на голец к зимовью Быркыхта, спускался к кордону Ингода. Познакомился с учёными заповедника, лесниками, наслушался претензий к лесничеству, рассказов о наглости браконьеров, проникся энтузиазмом сотрудников, подивился тому, что молодые люди могли связать жизнь с таким глухим углом. Он сдружился с выпускником Горьковского университета Соколовым Вадимом, который не только провёл в заповеднике два года, но и сумел увлечь двух однокурсников. Теперь они работали вместе. И вот с ним-то Геннадий поделился своей болью.

Вадим серьёзно воспринял байки о двух противоборствующих духах, о столкновении двух видов магии в этих краях. Конечно, он не поверил в сказки и попытался дать своё обоснование бесследной пропаже людей:

— Геннадий, а ты ведь слышал, что кое-кто из местных плохо относится к тому, что восемь лет назад здесь был создан заповедник? Нет, в целом-то народ доволен: поголовье промысловых видов животных возросло, порядка стало больше, есть возможность для подработки… Но знаешь, вот эта местечковая спесь… Старая вольница — творю что хочу… Они-то и приводят к скрытому протесту: запугать и прогнать. А для этого — убить. Ещё до меня исчезли два лесника и один разнорабочий. Думаю, это дело рук браконьеров. Убили человека в одном месте, прошли до другого, разбрасывая одежду. А потом по своим же следам вернулись. И ведь мразей не найдёшь: здесь каждый браконьерствует, каждого подозревать можно. Чёрная людская душа всему виной, а не какой-то дух.

— Но ведь женщины погибли! И дети… — воскликнул Геннадий, держась за сердце. — Не работники заповедника…

— Ты же жизнь прожил, друг. Когда это преступников останавливали пол и возраст жертв?

— Не верю я в желание прогнать… Отзывчивее и гостеприимнее народа не видал… — сказал, еле шевеля губами, Геннадий.

Подступала уже знакомая дурнота, туманила голову, заставляла мелко и часто биться сердце.

— В целом, согласен, — ответил Вадим. — Но в любой народности могут быть отщепенцы. И ведь их не сразу разглядишь! А сами они молчат, скрываются за спинами других. К примеру, мне только один раз удалось увидеть настоящее отношение людей к нашей работе. На общем собрании наш директор сказал о будущем развитии заповедника через туризм. Это дополнительные деньги для всего Забайкалья. Я в президиуме сидел и видел, что не все довольны, даже самые ответственные работники из местных. Отчего так? Чужаков в своём краю видеть не хотят?

Геннадий потёр виски, разогнал дурнотную мглу в голове и еле произнёс:

— Я сам видел…  

Что-то помешало ему договорить, но Вадим не заметил, потому что перебил Геннадия:

— А сказки да байки… Сочини хоть сотню и скажи, что от стариков слышал. Вот тебе было плохо на гольцах? Молоко или водку капал?

Геннадий отрицательно качнул головой. Плохо ему стало именно сейчас, во время разговора.

— Я тебе, Геннадий, от всей души сочувствую. Понимаю, что шансы отыскать останки твоей жены равны нулю. Восхищаюсь твоими чувствами и стойкостью. Но нужно уметь быть хозяином своей жизни. Не хочешь возвращаться домой — иди работать к нам в заповедник. Химик для лаборатории не помешает. С директором я договорюсь.

Кое в чём Вадим ошибся. Но в тот момент убедил Геннадия.

И всё же он ожидал с тягостным чувством приближения декабря. Вот помянет Иринку в годовщину смерти, попрощается с ней и уедет домой. Возьмёт на руки почти годовалую внучку, которая, судя по присланной сыном фотографии, вылитая бабка. С таким же неугомонным темпераментом и настойчивостью. И жизнь продолжится, пусть и без любимой жены. Он вылечился от смертельной хвори и сможет быть полезным своей семье и людям.

Но отчего же так щемило сердце метельными вечерами?

В начале декабря Дора потребовала от мужа привезти копну сена с покоса. И Геннадий с Юрой отремонтировали длинную телегу, общую на несколько дворов, запрягли в неё самую смирную лошадь, отправились по заметённой дороге к подножию гольца. Во время обратного пути начался медленный, ленивый снегопад.

Лошадка шла шагом, Юра на неё покрикивал для порядка. А Геннадий, вжавшись в бок копны, дышал запахом лета, ловил на рукавицу не снежинки, не хлопья, а настоящие комочки небесной ваты. Вдруг без всякого понукания лошадь перешла на рысь. Геннадий поднял взгляд: возле стены леса стояла высокая фигура. Рядом — чёрный пёс. Геннадий оглянулся, но бабка-нелюдимка со своим охранником и охотником уже скрылись в метельной круговерти, которая помчалась вслед телеге.

Лошадка остановилась только у дома Забелиных. Юрка показался донельзя опечаленным.

— Ты видел? — только и спросил его Геннадий.

Любимчик отшельницы кивнул и вытер глаза. Открылся соседу только тогда, когда сметали привезённое сено под самую крышу сеновала и сели ужинать:

— Померла бабка-то… Она никогда с горы не спускалась. И говорила: если внизу меня увидишь, значит, теперь я вместе со своими… Жалко-то как её…

— И нам с Васькой она говорила… То есть не нам, а своему Черене: может, люди тебе поесть дадут, когда меня не станет, — добавил Геннадий.

— Череня к людям не придёт. Будет охотиться, пока сможет. А потом сгинет, как любой зверь, чей век к концу подошёл, — печально закончил беседу Юрка.

— Давай поднимемся к бабкиной избушке, — предложил Геннадий. — Проверим, на самом ли деле она померла. В милицию заявим, если что. Похороним по-человечески.

— Э-э… — протянул Юрка. — Теперь избушку и не найдёшь. Точно говорю. Да и не хотела бы старуха быть в землю зарытой.

Всю эту ночь голосил ветер. А Геннадию слышался в нём вой покинутой собаки. Наутро он еле открыл входную дверь, потому что крыльцо превратилось в сугроб. «А ещё говорят, что здесь малоснежные зимы», — с раздражением думал Геннадий, пока расчищал двор. Он видел, что к Забелиным трижды приходили люди, видимо, с вызовом. Но Юрка не показывался, а Дора громко, на всю улицу, орала, что приболел хозяин и не пошли бы подальше те, кто свою скотину ценит больше её мужа.

Геннадий после обеда приготовился сбегать на лыжах к подъёму на гору, посмотреть, нет ли собачьих следов на спуске, покричать Череню снизу. Просто выполнить пожелание старухи — дать осиротевшему псу косточку.

Он осторожно прошёл по рыхлому снегу кладбища, высоко поднимая ноги, чтобы случайно не зацепить поваленный крест. И не смог миновать могилу шамана. Фотографию уже было не различить из-за плохой рамки, которая пропускала осенние дожди. Геннадий минуту постоял, опустив голову. Собрался было идти дальше, но увидел за памятной дощечкой ямищу с уже обледенелой кромкой и далее — взрытый, развороченный снег. Следы не то побоища, не то шествия тех, кто выбрался из-под земли. И эти следы вели прямо к подъёму на гору. Сразу вспомнились слова Василия: «Стухнет в этом мире — в Нижнем живым окажется… Потянет за собой нечисть…» Не здесь ли началась трагичная битва, которая завершилась гибелью отшельницы из казачьего рода Ширшовых?

Геннадий втянул носом влажный воздух. В нём ясно ощущалась неприятная нотка. Мхом пахнет? Тем, который растёт на гольцах…

И он счёл нужным повернуть назад. Шёл, каждую минуту ожидая нападения кого-то невидимого, но опасного. Укорял себя: ну что ж ты обратный ход дал? Ведь хотел же встретиться лицом к лицу с тем неизвестным духом, который унёс жизнь Иринки! Ведь смерть привела бы лишь к тому, что они будут всегда вместе… Трус, трус, трус…

Всю неделю он был подавленным, никуда не выходил, думал о своём малодушии. Из вновь приоткрывшейся двери в мир нереального потянуло ледяным холодом.

А потом случился скандал у Забелиных. Дора из жены-тихони превратилась в фурию. Она хотела подкинуть деньжат на Новый год кыринским племянникам. А Юрка отнёсся к нуждам Дориной родни без всякого уважения: отказался идти с группой работников заповедника, которые вели подсчёт лесных животных по следам, наблюдали за их жизнью. Это означало минус восемьдесят рублей из семейного бюджета. Дора орала, била посуду, расшвыривала по двору утварь. Но муж остался непреклонным. Да ещё и наглым вором: стащил у жены новогодний запас спиртного, заперся в чулане и нажрался досиня.

Геннадий понимал соседа, как никто другой: видение на дороге было предостережением им обоим. Но рассказать другим нельзя. Дора набросилась на него с оскорблениями, когда он попытался предложить ей деньги, только бы перестала изводить мужа. Потянулись пустые, смутные, совсем не предпраздничные дни. Он готовился к отъезду в Кыру, ждал автобуса, который совершал рейс раз в неделю.

Продавщица Танька сообщала новости: подростки обнаружили на обрывистом подъёме в гору поваленные деревья; чёрный пёс напугал до усрачки двоих браконьеров, отправившихся бить белку и куницу; в заповеднике снова кто-то замёрз насмерть. Геннадий хотел было уточнить о замёрзших, но не стал: решение принято, он уезжает. Да и каждое лишнее слово в общении с Танькой чревато новыми попытками сблизиться с ним.

За два дня до отъезда, когда в доме уже были заколочены ставни, ранним утром возле двора Забелиных остановился «уазик». Геннадий видел, как к соседям прошли техник и водитель из заповедника, с которыми он был знаком. А через пять минут к нему постучалась Дора, крикнула: «Скорее к нам!» И помчалась на свой двор. Оказалось, пока Алтан готовился встречать Новый год, произошли поистине ужасные события.  

От кордона Ингода вышли с промежутком в два дня группы учёных. Они должны были собрать данные для учёта животных. Первая поднялась на голец Быркыхтын-Янг, переночевала в зимовье, продолжила путь дальше до Агуцы. Там стала дожидаться вторую. Но она так и не появилась в назначенном месте. Раций на кордонах не было. Двое учёных, успешно прошедших по маршруту, бросились на поиски. Они нашли троих товарищей. Все были мертвы. Полураздетые тела лежали с поднятой рукой, будто перед смертью закрывались от кого-то ужасного. Кожа на лице выглядела распаренной, словно люди только что из бани. Часы на их руках остановились с промежутком в несколько минут. Вокруг — разбросанные одежда и обувь. На груди — рассыпанные спички. Тело четвёртого члена группы не нашли. Геннадий с ужасом узнал, что пропавшим оказался Вадим Соколов.

Юра Забелин хватал стакан с водкой, снова ставил его со стуком на стол и всё повторял: «Я… я должен был там быть… Вместо меня погиб другой… Как теперь людям в глаза смотреть?»

Рассудительный техник, уписывая Дорину домашнюю колбасу, повторял: «Ну что ж, так вышло. Значит, у тебя судьба другая. Она и виновата, а не ты. Сберегла тебя для чего-то другого. Чуть не каждый год люди то гибнут, то пропадают. А Охотсоюз даже раций не даёт. Был бы порядок во всём, никто бы не пострадал».

Трезвый водитель с обидой глядел на полные бутылки и ругал погибшую группу: «По маршруту нужно уметь ходить. Видать, в полосу снегопада попали. Тут правило такое: не шевелись и пережди. А их понесло аж на край гольца. А Вадька-то Соколов… Он же третий год здесь. Мог бы у бывалых научиться. Говорили, что он вроде оставил товарищей и пошёл разведать, как и что. Вещи раскидывал, чтобы другим путь обозначить. Хороший мужик был. И где он теперь, Вадька?.. Четвёртый день ищут…»

Техник с водителем яростно заспорили о том, почему на груди у погибших оказались спички. А Геннадий, не слыша их голосов, произнёс только одно слово: «Снежная…». Водитель, который был из местных, сразу умолк. Юра поднял на Геннадия больной взгляд. Техник выкрикнул ещё несколько фраз, замолчал и стал недоуменно всматриваться в лица собеседников. Дора вышла из-за печки, где пряталась, пока мужчины спорили, и встала за спиной мужа.

— Что ты сказал? — переспросил водитель. — Ты хоть знаешь, что про неё нельзя упоминать? Вот только назови — и на всех беду накличешь. Молчи уж.

Геннадий давно понял, что в разных местах края были свои легенды. Но сейчас решил уточнить:

— Это почему же нельзя упоминать? У меня друг есть… Он наоборот хотел всех предупредить и сделать что-то для того, чтобы люди не гибли.

Водитель усмехнулся:

— Ну и что, предупредил твой друг? Перестали люди гибнуть? Поднимайся, Сашка. Нам нужно в Кыру к начальнику ОВД успеть. Пусть поиск организует. А то мы в этом заповеднике всё сами: сами дохнем, сами ищем.

Гости прихватили с собой колбасы и ушли.

Дора двинулась на мужа со словами: «Не пойдёшь никуда! Даже не выпущу со двора! О детях подумай!»

Юра сказал:

— Сгинь, Дорка. Соколова нужно искать. Может, жив ещё. Пока в Кыре милиционеры раскачаются, пока людей соберут… Да не вой ты, ничего со мной не случится. Кроме того, что уже случилось: трус я подлый перед людьми, — он пристально посмотрел на Геннадия и добавил: — А ведь она нас предупредить хотела… там, на дороге… Не о том, чтобы по домам сидели, а чтобы людей искать начали.

— Кто это она? — завопила во весь голос Дора.

Юркина супруга ещё долго кричала, но на неё уже никто не обращал внимания. Геннадий тоже ушёл собираться. Ко всем вещам, нужным для двух-трёхдневного пребывания в лесу, он взял два мешка, вложил один в другой и посадил туда подаренную курицу.

Спросил у Юры, который уже дожидался его во дворе:

— Курица-то не замёрзнет?

Юра округлил глаза на враз состарившемся, измождённом лице:

— Эй, соседушка, с тобой всё нормально? Какая, к чертям, курица?

Далее последовал странный диалог, но Юра и Геннадий поняли друг с друга с полуслова.

— Юра… Понимаешь, два человека говорили об обряде: мой товарищ и твоя благодетельница бабка-нелюдимка. Нужно отправить чужого духа туда, откуда он взялся. Обрядов без жертв силам этого мира не бывает. Курица — ключ ко второй двери, за которой скрыта правда, — сказал Геннадий.

Юра недолго удивлялся, спросил:

— А что за первая дверь? Ну и ключ к ней…

— Первая дверь — то, что есть на самом деле. Не шаман, не бабка-ведьма, не какие-то хреновы Нижние миры. Простая реальность. А ключи к ней — ты да я. Пойдём искать Вадима, живого или мёртвого.

Юра быстро сориентировался:

— Брось ты эту курицу. Тоже мне, нашёл жертву. Санки возьму и барана. Пойдём, поможешь отловить.

Голец Быркыхтын-Янг пологим склоном издали напоминал детскую горку. Точно такой же был и с другой стороны, от Ингоды. Его «подпирал» съезд на Агуцу. По «бокам» — крутейшие обрывы. Однако Геннадий знал, что пологий склон больше выматывает, чем крутой. Буквально выжигает силу и дыхание, делает человека вялым и безразличным, превращает мускулы в желе. Он испытал это на себе ещё летом. Но сейчас ему было нельзя сосредотачиваться на ощущениях.

Они поднялись чуть выше столба — отметки о двух тысячах метров. Высота давала знать о себе частыми точками сердца и головокружением. До зимовья Быркыхта оставалось минут двадцать ходу. Но вдруг от камня, сверкающего ледяной макушкой, отделилась тень.

Бледное солнце поливало голец неласковым светом, играло в воздухе блёстками снежной пыли. Огромный пёс, как сгусток мрака, неподвижно сидел и наблюдал за людьми янтарными глазами.

Юра воскликнул:

— Череня! Пришёл, да? А я и косточки не захватил…

Потом Юра горячечно зачастил:

— Генка, я чую: здесь нужно барана резать. Сейчас… Буряты так делают: сначала кровь пустят, потом кишки вынут. На уголья их раскидают. Но костёр здесь не разведёшь. На снег потроха бросим.

И он склонился над рогожами на санках.

Пространство вокруг них заиграло радужными кольцами. Геннадию показалось, что на миг всё смешалось: и анемичное солнце, и неяркая синева небес, и покрытые траурной зеленью холмы внизу, и режущий глаза лёд на скалистых уступах. Смешалось, закружилось, придавило. Он упал на колени, постарался справиться с головокружением.  

— Генка!.. Ну чего ты? Помогай!.. — донеслось откуда-то издалека.

А в голове ожил голос отшельницы: «Убивать можно зверю, а не человеку. Настоящий обряд от сердца идёт, а не от того, что тебе скажут». Геннадий хотел крикнуть Юре, что не этого ждала от них нелюдимка, что он ошибся, но глотка оказалась забитой снегом. Слепящий мир дохнул жаром, захотелось скинуть одежду. Геннадий пополз к Юре, а потом понял, что наоборот движется назад. Под ногой не оказалось тверди, и он сполз на брюхе вниз.

«Расшибусь!» — мелькнула мысль. Но она оказалась совсем не нужной, не подтолкнула к тому, чтобы сопротивляться. Расшибётся, знать, такая судьба.

— Генка! — Рядом раздались рокочущие звуки.

И он очнулся. Залепленные снегом глаза ничего не увидели. Но Геннадий понял, что падение со скал ему не грозит, он всего лишь съехал в какую-то ложбинку на самом подъёме. А этот чёртов обряд ни к чему. Нужно просто поискать здесь. Возможно, Вадька Соколов хотел спуститься в Алтан за помощью. И Геннадий пополз вверх. Нашарил одной рукой камень, подтянулся. Потом ещё и ещё раз. А в третий раз рука нащупала что-то другое… Он уткнулся лицом в колкий снег и растопил его слезами.

Юра спустился к нему, и они руками откопали тело. Вадим лежал в так называемой позе зябнущего человека: на боку, обняв себя руками и согнув ноги. Его не похищал дух Горы, он просто замёрз. Веки на одном глазу были приоткрыты, из-под них блестели кристаллики льда.

— Тащи санки, — распорядился Юра.

— Нельзя… — тихо откликнулся Геннадий. — Нужно милицию звать. Пойдём в Алтан, сообщим всем. Может, у кого-нибудь фотоаппарат найдётся. Как умники из заповедника не догадались осмотреть другой склон гольца?

— А если зверь?

Геннадий ничего не ответил, посмотрел вверх. Пёс по-прежнему был рядом.

— Ну тогда пошли уж скорее, — сказал Юра.  

Отыскались лыжи Соколова, и они сделали из них метки на случай внезапного бурана. Барана и санки бросили там же. «Ошиблась отшельница. Всё же я сгодился там, где не родился, — подумал Геннадий. — Хоть одну дверь к правде открыл. А сколько ещё таких дверей есть в этом краю?»

Баран каким-то чудом пришёл к селу на следующий день, его опознали по кожаной бирке на ухе. Мальчишки заметили в селе громадного чёрного пса, который не лаял. Приехали следователи, спустили Вадима с гольца, увезли в Кыру. Вскрытие показало, что все люди погибли от замерзания. Уголовное дело об их гибели завели только весной.

Ближе к лету Геннадий вернулся в Алтан. Он не смог остаться в городе. В больнице по какой-то случайной причине умер Василий-старший. И теперь нужно помочь Рите вырастить Ваську. «Прости, папа, — сказал умный сын Геннадия. — Ты снова совершаешь ошибку, потому что не сможешь ничего изменить». А он промолчал. Зачем слова тому, кто знает и делает? А он точно знал, что на лыжной тропе у кордона шамана к нему обернулась не его незабвенная Иринка. Он увидел свою новую жизнь в том краю, где точно сгодится.

***

Над землёй на ветрах мечется Снежная. Ей не известны силы, привязавшие её к горам. Она не видит и не понимает, что творится внизу, ищет всего лишь тьмы, холода и покоя — таких, которые были там, наверху, когда боги создавали миры. Она не знает, что сеет смерть, тайны, распри, страхи, легенды. Потому что всё это про неё выдумали люди.

Показать полностью
76

Снежная

Часть третья

Часть четвёртая Снежная

***

Геннадий больше не увиделся с ним. Под влиянием всех чудес, которых он насмотрелся, прежнее мировоззрение не рассыпалось на части, наоборот, оно окрепло. Ему даже стало стыдно за то, что в какой-то миг он похоронил надежду найти Иринку. Всякие видения можно было объяснить галлюцинациями, бредовым состоянием. Болезненная слабость, помноженная на горе и тревогу, напрасные ожидания могли передаться и Василию. А уж он своими фантазиями помог увидеть небывалое. Однако Геннадий унаследовал одержимость бывшего напарника. Появились тесная связь с природой края, терпеливая настойчивость охотника в погоне за тайной, скрывающей исчезновение жены. Он купил короткие лыжи и ружьё, охотничьи припасы и блокнот, где ежедневно делал записи о об исследованном квадрате леса. А ещё стал развивать ту «чуйку», о которой говорил Василий. К весне дядьГена уже мог, застыв и почти не дыша, слышать, как вдалеке, ломая тонкие веточки, пробирается в снегу косуля. Не глядя, по шуму крыльев, мог сказать, какая птица взлетела с ближних кустов.

А ещё помогал Рите по хозяйству, делал уроки с вертлявым и ленивым Васькой-младшим. Пацанёнок поначалу не слушался, огрызался. Но потом получил «леща» от Геннадия и зауважал его. Весной, как только сошёл снег, дядьГена по новой обошёл исследованные участки, у каждого овражка или ложбинки унимая сердцебиение от надежды найти тела погибших и одновременно страшась увидеть вытаявшие трупы.

— Да ничего ты не найдёшь. Не терзай себя понапрасну, — сказала ему Рита.

И Геннадий решил, что для него есть только один путь — встреча с духами, правящими этим краем. Главной целью, конечно, стали гольцы Сохондо и Быркыхтын-Янг. Ему хотелось пережить всё, что испытывали охотники в их окрестностях, вернуть утраченную без Василия связь с нереальным, тайным. Ведь только тогда он, наверное, сможет вспомнить, что увидел зимой, когда Иринка обернулась к нему. И тогда ему откроется тайна её гибели. А он всё расскажет детям.

Участковый Сергей посоветовал перебраться в Алтан, поближе к горам. Даже передал ему ключи от замков дома, оставленные ему двоюродным братом, который подался с семьёй на Камчатку. В небольшом селе не было работы: колхоз благополучно рассыпался, люди жили своими хозяйствами и таёжными промыслами.

Народ в Алтане оказался ещё проще, чем в Кыре. Геннадий, войдя в калитку, с изумлением увидел тропинку к большому столу во дворе, а рядом — две лавки. Видимо, здесь отмечались праздники, пока хозяева были в отъезде. В огороде паслись чужие козы. Они даже не отвлеклись на появление чужого человека, объедая кусты. Как только он вышел из-за сараев, в заборную дыру скользнула бурятка средних лет в халате, трико и калошах. В её руках неприязненно, то одним глазом, то другим, косилась на мир здоровенная пёстрая курица.

— В гости или хозяйствовать? — спросила бурятка.

Геннадий пустился в объяснения, почему он оказался в этом дворе, но женщина прервала его:

— Да знаю уже. Только интересно, на время или надолго. Держи!

И протянула ему курицу.

Геннадий оторопел. На что ему домашняя птица? Бурятка продолжила знакомство:

— Я соседка слева, Донирма. Дорой зови. А справа соседей нет, пустырь, там наши овцы пасутся и две коровки. Брат мой в этом году на летник скот не погнал, заболел.

Геннадий растерянно обернулся на огород. Он ещё никогда не чувствовал себя так глупо — на чужом дворе, с курицей в руках.

— А в твоём огороде наши иманухи. Хочешь — себе возьми. Толку с них нет, только зимой сено переводят, — сказала Дора.

— Я очень тронут, конечно, — пробормотал Геннадий. — Только мне нечем её кормить.

И протянул курицу Доре.

— А ты у меня мешок зерна купи, — быстро ответила она. — Двадцать пять рублей.

По её хитровато блеснувшим глазам Геннадий понял, что она безбожно завысила цену. Но рассердиться не смог: он знал, что чем дальше от Кыры, тем беднее живёт народ.

— Иманухам сена накосишь. Не хочешь, так с моим Юркой сговоришься, он недорого возьмёт, — продолжила Дора.

— Нет, коз мне не нужно, — решительно отказался Геннадий.

— Старик Омолоев овцу может продать. — Дора, по-видимому, не отказалась от мысли соблазнить нового соседа хозяйством.

— Нет-нет.

— Ты чего встал-то средь двора? Делай что-нибудь. Курятник проверь, вроде целым был, — насела на него Дора.

— Я хотел сначала в доме прибраться… — почти сдался Геннадий.

Дора хмыкнула и завопила:

— Галька-Любка!

Тотчас в заборную дыру просочились хорошенькие, голенастые, худые до невозможности девчонки.

— Дом приберите, — распорядилась Дора и направилась к калитке.

Геннадий усмехнулся: а как же, нужно распространить новости по всему селу.

Застенчивые, не в мать, Галька-Любка засновали по двору. За полчаса была наполнена бочка для воды, в комнатах стало душно от поднявшейся в воздух пыли, половики повисли на заборе. Девчонки принялись мыть окна.

— Чаю с конфетами хотите? — спросил их Геннадий.

Сестрёнки опустили головы и не ответили. Вообще-то можно было и не спрашивать. Пришлось хозяину идти в сельмаг, который встретил его пустыми прилавками. Но продавщица сказала:

— Только для новосёла! И достала из-под прилавка блюдо с раскисшими конфетами без фантиков.

В другой, городской жизни Геннадий любил такой сорт, не очень сладкий, под названием «Кавказские». Но в городе они стоили рубль восемьдесят за килограмм. А здесь — пять пятьдесят.

Он ещё поговорил с продавщицей, узнал о проблемах снабжения, о ценах, разжился для вечеринки с соседями бутылкой водки, вездесущей килькой в томате, белым хлебом и сушками. Выложил за всё это сумму, почти равную половине стоимости мешка зерна. Зато продавщица сказала на прощание:

— Заходите на той неделе. Будет завоз.

В своём дворе Геннадий не удержался от возгласа изумления. На железной печке, невесть откуда взявшейся, уже булькал чайник, а за столом сидели шесть девчушек разного возраста. На непокрытых досках разместились разномастные чашки. Одна из сестрёнок вынесла заварник и вопросительно посмотрела на нового соседа. Он быстро зашёл в дом, вынул из рюкзака пачку чая, отдал распорядительнице. Ребятишки молча и серьёзно наблюдали за приготовлениями. Зато, когда Геннадий развернул бумажный кулёк с конфетами, раздалось первое «здравствуйте». И так поочерёдно шесть раз. Сначала он ответил, а потом стал только с улыбкой кивать головой.

Старшая девочка прикрикнула на малышню неожиданно басовитым, с хрипотцой, голосом:

— Не хапайте всё! Взяли по две, и хватит. На вечер оставить надо.

Ребятишки напились обжигающего чаю и повеселели, стали толкаться и хихикать. Повинуясь старшей, сказали «спасибо» и умчались.

Геннадий спросил её:

— Это твои сестрёнки?

Девочка сверкнула тёмными, как ночь, глазами:

— Ещё чего не хватало! У нас двое братьев. Маленькие, два и четыре года.

И посмотрела исподлобья на конфеты.

Геннадий оторвал угол кулька и сложил на него слипшиеся коричневые прямоугольнички, протянул ей со словами:

— Так ты кто: Галя или Люба?

— Галя, — ответила старшая. — Но правильное имя — Гайжит. А она — Лайжит. Только нам всё равно. У нас папка русский.

— Ты, наверное, в пятый или шестой класс перешла? — поинтересовался Геннадий.

— Не знаю. Или снова в четвёртый пойду, или в пятый.

— Как так? — оторопел Геннадий.

— Мальцы чем-то целый год болели, я с ними сидела. А мамка гостила у сестры в Кыре. Ей операцию сделали, ходить за ней нужно было. Полон дом детей, а мужик её — иман безрогий, только может водку хлестать и спать, — выдала Галя и сурово велела сестре: — Ты окна домывай, я домой сбегаю. А потом половики на реку пойдём полоскать. Все в земле.

К вечерним посиделкам дом засверкал чистотой. Девочки постарались на славу. Геннадий вспомнил, сколько сил и нервов тратила Иринка на дочерей, чтобы приучить их к порядку, и помрачнел. Они так и остались весёлыми неряхами — его синеглазые, белокурые, в мать, дочушки… А теперь у него уже три внучки. И неизвестно, увидит ли он последнюю, родившуюся в его отсутствие.

Соседка взялась руководить встречей сельчан с новосёлом. Видимо, она всё узнала о нём ещё в Кыре и рассказала всем, готовым слушать. Поэтому явились только человек десять, считавшихся трезвенниками, выпили по сто граммов, закусили Дориным пирогом и откланялись, сказав в разных вариантах: «Ну это… заходи… не стесняйся. Поможем по хозяйству». Разбитная Донирма тут же этим воспользовалась. И не только в интересах Геннадия. А когда он попытался противиться, выдвинула аргумент: «Как зимовать будешь, а?»

Через неделю, когда он уже закончил ремонт в доме и во дворе, вдруг заявился соскучившийся Васька-младший. Рита поехала навестить мужа, и шкодливый пацан тут же распорядился свободой по своему усмотрению.

— А как же коровы? — спросил Геннадий.

— Нет уже коров, продали. Прорву денег нужно на папку, — сообщил малец.

Он тут же поссорился с Дориными девочками из-за коз в огороде и места для игр во дворе. Наверное, так он заявил свои права на Геннадия. Но когда узнал от них, что иманухи теперь всё равно что соседские, а родители их держат для маленьких и вообще «хонинов», то есть овец, разводят, сразу замирился и толково побеседовал. Прибежал к Геннадию с новыми сведениями:

— ДядьГен, тут за кладбищем, на подходе к гольцам, живёт бабка-нелюдимка. Ей, наверное, лет сто. Она много чего знает и умеет. Давай сходим?

Геннадий посмотрел на парнишку, и его сердце зашлось от боли. К чему приведёт такой интерес ко всяким чудесам, как у его отца? В заблестевших Васькиных глазах он увидел ту же тягу к приключениям, готовность помочь, какую-то авантюрную бесшабашность. Нет уж, он сходит сам. И строго-настрого запретил Ваське выходить на улицу дальше двора. А пацан вроде даже не расстроился. Всё ясно: убежит следом. Тогда он обратился к Доре с просьбой присмотреть за своим чрезмерно шустрым гостем. Соседка чуть позже спросила мальчишку:

— С конём управляться умеешь?

— Вроде умею, — ответил Васька.

—  Тогда с Юркой, моим мужем, поедешь покосы смотреть. Солнце так и жарит, может, трава вылезла из земли да выгорела. Тогда нужно заранее договариваться с людьми о сене, а то зимой с голодухи помрём.

Васька хихикнул. Он прекрасно понял, что имела в виду Дора: нет сена — нет и скота, сдачей которого жило всё село. Но не упустил возможности посмеяться над взрослым человеком.

Он вприпрыжку помчался на соседский двор, а Геннадий вздохнул с облегчением: теперь можно спокойно, в одиночку, сходить к бабке-нелюдимке и к вечеру вернуться. За обед и ужин для Васьки в Алтане не стоит беспокоиться, здесь голодных детей не бывает. Геннадий вспомнил чаепитие в своём дворе и улыбнулся.

Кладбище оказалось очень просторным, неогороженным. Могилки стояли то кучно, то рассыпались по небольшим возвышенностям. Однако ноги то и дело спотыкались о невидные из-за зарослей богородской травы холмики, проваливались в зыбкие ямы. Геннадий понял: он шагает прямо по местам упокоения тех, кто полтора века в разное время жил в этих местах. Ему стало жутковато и неприятно, хотя его вины перед усопшими не было. Однако он подобрал палку, которая вполне годилась вместо шеста и стал ворошить невысокую ползучую травку, раскинувшую усы дикую клубнику, всю в белых мелких цветах.

И вдруг взгляд упёрся в свежую могилу. Шея одеревенела, по спине потекли холодные ручейки пота. Потому что с деревянной пирамидки на него смотрел Яша, а надпись гласила: «Омолоев Яков 1902 — январь 1981». На фотографии не было бельма, значит, её сделали с какого-то документа, когда шаман был молод. Хотя при встрече ему нельзя было дать без году восемьдесят лет.

Стало быть, Яша был уроженцем Алтана. Возможно, дальним родственником расстрелянных погранотрядом. Геннадий и не вспоминал о мёртвом шамане из-за беды с Василием. Нельзя сказать, что выбросил его из головы, как и всё, что случилось с ним на лыжне и в зимовье. Просто отложил на время. И вовсе не из-за материализма, а просто потому, что у него свой путь, особый: понять, что случилось с женой, вернуться домой и рассказать правду детям. И пусть эта правда с двумя дверями, одна из которых — от закрытых из-за недостаточности улик дел, а другая — от мира легенд и обычаев. Геннадий готов стучаться в любую.

Он перевёл взгляд на фотографию и вздрогнул: на ней ярко блеснуло бельмо. Был ли это солнечный блик? Скопление влаги под стеклом не дало бы такого эффекта. Геннадий сделал несколько шагов к могиле. И ощутил, что его затягивает сероватая муть, разрастающаяся от бельма. Он больше не различал окружающего мира, только видел мрачное гигантское пятно, а нём красноватые жилки. Такие же он наблюдал зимой на больном глазу шамана. И сейчас они шевелились, словно змеи.

Геннадий уловил отдалённый тонкий крик, в серой мути замелькала тень, похожая на широкую дощечку, которая колошматила мглу, хлестала, разгоняла… В чьих-то выкриках можно было различить бранные слова, мат. Но их ярость оказалась равной силе этой мути, и наконец она сдалась, поредела, а спустя мгновение исчезла.

Когда Геннадий пришёл в себя, то увидел рядом… Ваську. Он отдувался, обтирал рукавом рубашки пот, как после трудной работы. У ног парнишки лежала отодранная перекладина с креста на чьей-то могиле.

— Ты почему здесь?.. — спросил Геннадий, стараясь придать голосу строгость.

— А потому, что тебя одного отпускать нельзя, — сердито ответил Васька. — Так папка говорил. Дай попить.

Геннадий напоил ребёнка из термоса, который он купил в Кыре, вылил в пересохший рот остатки. Спросил, терзаясь угрызениями совести оттого, что его пришлось защищать мальцу:

— Так ты следишь за мной что ли?

— А то! — ответил Васька. — Ну, пошагали, куда ты направлялся. Здесь какое-то поганое место.

Геннадию ничего не осталось делать, как смириться с присутствием наблюдателя. Они вышли к узенькой тропе, которая, наверное, вела к жилищу бабки-нелюдимки.

— Вася, а ты с чем воевал-то? — спросил Геннадий.

Пацан важно, с видом победителя, ответил:

— Не с чем, а с кем. Тебя хотел сожрать какой-то плотный туман, что ли. Но он был живым, шипел по-змеиному… А потом я как махнул доской, раз, два, сто раз! И он в землю ушёл.

— Точно хотел сожрать? —  улыбнулся Геннадий.

— Точно! У него вроде башка была… с зубами!

И чем дальше они поднимались по тропе, тем больше в Васькиной болтовне серая муть, которую Геннадий ясно видел и даже ощущал как разъедающие капельки на коже, превращалась в чудище — гигантскую змею, дракона, какого-то персонажа бурятского устного народного творчества. Мальчонка трещал без умолку, был вполне доволен и ни капельки не испуган. «Детские неврозы и страхи явно не для сынка Василия», — подумал Геннадий.

Когда лес сделался гуще, а тропа — ещё круче, Васька изменился. Перестал фантазировать, шаг его стал бесшумным и плавным. Он явно к чему-то прислушивался, а взглядом, казалось, хотел раздвинуть ветки.

Василий понимающе улыбнулся:

— Зверя боишься?

— Вот ещё! — возмутился герой. — Просто папка говорил: лес слушает тебя, а ты должен слушать его. Тогда с тобой ничего не случится. Но ты, дядьГен, не бойся: мишки на восточном склоне ягоду жрут, волки выше в леса ушли — молодняк косуль резать. Летом все сыты. Зимой, правда, волки могут к сёлам спуститься из-за голодухи.

Так, беседуя, они добрались до низкой, вросшей в землю избушки. «Ещё бы куриные лапы, получилось бы жилище Бабы-Яги», — подумал Геннадий. Но сказочную картину подпортил густой дух супа из дичи, а вовсе не человечины, и лай громадного чёрного пса.

Дверь скрипнула, высунулась кудлатая голова. Хозяйка даже не глянула в сторону гостей, сказала псу: «Чего орешь, Череня? Гости это. Их чуть в силки не поймали, в котле не сварили. Они у тебя косточку не заберут, может, наоборот, поесть дадут, когда меня не станет».

Пёс тут же улёгся у поленницы, ничем не прикрытой, положил тяжёлую голову на мощные лапы и закрыл глаза. Хозяйка, она же бабка-нелюдимка, махнула гостям рукой — заходите, мол. На пороге они отпрянули из-за острой вони мокрых шкур, сушёных трав, сырой земли. Но на столе были уже готовы две глубокие миски и пара ложек из красноватого дерева. «Ешьте!» — приказала бабка, и непреодолимая сила потянула мужчину и ребёнка к столу. Геннадий опомнился, когда заскрёб из миски остатки гущи.

А старуха топтала в углу сухую траву и что-то бормотала. Геннадий признал чертополох, будылья лопуха. Колючки оставляли мелкие ранки на ногах сумасшедшей. А вот ступням ничего не угрожало, потому что они были покрыты страшными роговыми наростами. «С такими натоптышами, наверное, не страшно и по огню ходить», — подумал Геннадий. Через миг хозяйка выкрикнула, словно каркнула: «Да!» И было непонятно, то ли это ответ на мысль гостя, то ли что-то другое. Васька разрумянился от еды, но осилить миску похлёбки не сумел. Видимо, он не испытывал никакого смущения и неудобства, потому что спросил: «Бабушка, а можно остатки Черене отдать?» Старуха махнула рукой, а Геннадий хотел остановить мальчонку. Громадный пёс, живущий в лесу, показался ему опасным. «Да!» — гаркнула бабка, а Васька выскользнул из двери.

— Думаешь, я сумасшедшая? — напустилась на Геннадия хозяйка. — Ну и думай, раз мозгов только на это хватает. Череня мой поумнее многих будет. Вот, сегодня с утра глухаря принёс. Я сразу поняла, что гости будут. А уж когда он завыл, ясно стало, что им сытная еда будет надобна. Не каждый с выходцем из-под земли справится.

«Это она о Яше, — подумал Геннадий. — Только откуда ей знать о том, что произошло на кладбище?»

В избу ворвался Васька. Из громадной корзины в углу раздались утробные звуки «баууу».

— Там у тебя котик? — спросил бабку непосредственный мальчуган.

— Котик, — ответила старуха. — На-ко, отдай ему птичку.

Взяла с полки рябчика, понюхала и протянула Ваське.

Он схватил неощипанную птицу и открыл крышку корзины. Высунулась немаленькая башка с прижатыми ушами, ощерила клыкастую пасть и зашипела.

Васька ойкнул и отскочил, а бабка пристально на него посмотрела. Пацан решился, подошёл как можно ближе и бросил тушку. «Котик» поймал угощение и скрылся в корзине. Тут же из неё раздалось басовитое урчание.

— Малыш без матери остался, с конца зимы у меня живёт, — нежно сказала старуха, перевела взгляд на Ваську и предупредила: — Другой раз к зверю так близко не подходи. Без пальцев останешься.

Только тут Геннадий понял, что он сидит с открытым ртом и слова вымолвить не может. Похоже, всеми здесь управляла эта старуха. Надо бы расспросить её и уносить ноги восвояси.

— Сама всё скажу, а ты запоминай. Убивать можно зверю, а не человеку. Настоящий обряд от сердца идёт, а не от того, что тебе скажут. Искать легко, труднее жить. Где родился, там и пригодился. Всё, уходите. Только траву для зелий захватите, в конце лета на скот хвороба нападёт, — громко и чётко выговорила каждое слово бабка.

Сказать, что Геннадий растерялся от того, что ничего не понял, значило вообще ничего не сказать. Он просто обалдел. Даже Васька захлопал глазами. Минуту длилось молчание, пока в избушке не начало стремительно темнеть. Геннадий предположил, что таким образом старуха выпроваживала их вон. Тогда он набрался сил или наглости и спросил:

— Это правда, что на гольцах один дух отнимает жизнь у людей, а другой их защищает?

Бабка расхохоталась громовым смехом и сказала:

— Дух, дух, старик пёрнул и опух.

Тут же избушка затряслась, и гости сорвались с места, пулей вылетели вон. Понеслись вниз так, что ветер в ушах засвистел. А может, он просто подгонял их в спину. Геннадий уже далеко внизу ощутил в руках ношу. Это был узелок из мешковины. Трава для зелий.

Показать полностью
85

Снежная

Мистическая история по мотивам реальных событий в Сохондинском заповеднике тысяча девятьсот восемьдесят первого года, названных «Забайкальским перевалом Дятлова». Имена персонажей, локации изменены.

Часть первая

Часть вторая Снежная

Часть третья Снежная

Честь четвёртая Снежная

Там, где скалы обрываются ущельем, сумрачно и тихо. Человеческое ухо еле-еле может уловить звуки, с которыми фирн, многолетний снег, становится льдом. Или это дышит Снежная? Так называют духа, который спит в ледниках. Незнающий человек скажет: не может неживое дышать, не способен дух спать. А бывалый, тот, кто хоть раз подходил к ледниковым языкам высоко в горах, вспомнит ощущение близкой смерти. Вот опытный-то поверит во всемогущую Снежную, которой иногда пугают людей, чтобы не лезли куда попало. Чтобы поберегли свои разум и жизнь. Но всякое случается… Иной раз разбудят Снежную на погибель себе и потомкам.

Однажды треск выстрелов разодрал холодный покой ущелья.

Раненый тэк, горный козёл, три раза валился от пуль, которые не попадали в шею, впивались в массивный череп. Тэк взбивал снег копытами, поднимался всё выше. Скалы не любят громких звуков, вот и самец, который яростно ревел только во время гона, готовился молча принять свою судьбу. Но продолжил бороться за жизнь, прыгать на голые уступы, где копыта не увязнут в снегу и не заскользят по льду.

Но желтоватые глаза тэка затянули кровавые прожилки, неверные ноги дрогнули, и он сорвался.  

Причудливая узорчатая корка, покрывающая лёд, подтаяла от крови. Снежная во сне вдохнула пряный запах. Дрогнул нижний мутно-голубой монолит, коротким гулом ответил на животное тепло и солоноватый вкус. С поверхности со звоном поднялась вверх взвесь крохотных кристалликов, искрящихся на солнце, образовала облако. Это очнулась Снежная. Она оседлала ветер и полетела, оставляя за собой смерть всех, кто встретился ей на пути. Угомонилась только в скалистых складках горы, там, куда не проникают солнечные лучи. Съёжилась до небольшого скопления снега…

***

В восьмидесятом году прошлого века Геннадий Шульгин обосновался в Кыре, забайкальском селе. Он оставил прошлую жизнь, родной город, детей и внуков, привязал себя к краю, где бесследно пропала его жена. Её пригласила в гости студенческая подруга — посмотреть на Сохондинский заповедник, покататься на лыжах. Жена поддалась на уговоры — как-никак в годы учёбы не раз была победительницей лыжных гонок — и пришла в больницу к мужу с блестевшими от затаённой мечты глазами. Геннадий после первых же её слов сразу понял: его домохозяйку Ирку, заботливую жену, мать и бабку, из глубины прожитых лет позвала спортивная молодость. Поманила бодрящим морозом, скрипом снега под лыжами, ветром в лицо, ощущением силы и азарта. Ему самому ещё долго валяться на больничной койке при Институте профзаболеваний. А жена пусть съездит и отвлечётся от семейной беды — интерстициальной пневмонии, заработанной Геннадием на вредном производстве. Пришлось почти прогнать её в поездку. «Как ты мне надоела! Хуже болезни!» — сказал он. Иринка не обиделась. Они ещё не то друг другу говорили, но, несмотря ни на что, были вместе вот уже тридцать четыре года.

Однако Геннадий принялся считать дни до Нового года и её возвращения. Особенно тяжкими показались ночи, когда метель заплёвывала окна снегом. После одной такой ночи Геннадий ощутил холодную пустоту в груди и почуял: случилось непоправимое. Он промучился неделю, а потом велел сыну и дочкам звонить в Кыру. Дети, пряча глаза, отговорились нарушениями телефонной связи из-за небывалых буранов, потом соврали, что всё хорошо, и мать скоро вернётся. Тогда он потребовал срочной выписки. Врач только пожал плечами: всё равно больного Шульгина нужно переводить в интенсивную терапию. Очень хорошо, если он отправится туда не из клиники.

Болезнь немного отступила от Геннадия, когда он вытряс правду из детей. «Почему ты ещё здесь, а не в этой Кыре?» — спросил он сына. Не стал слушать оправданий, что невестка вот-вот родит, что ему самому требуется уход и помощь, что поиски пропавших и так ведутся и силами сельчан, и ближней воинской части, и лесничества. Просто однажды ночью, когда его оставила в покое орда бесполезных родственников, поднялся с постели, нашарил в шкафу тайничок с накоплениями на чёрный день, оделся, как пришлось, и вышел.

Одолел лестницу в подъезде, заснеженный двор, выбрался к проспекту. Долго стоял, покачиваясь на дрожавших ногах, поднимая руку навстречу машинам. Наверное, его принимали за пьяного. Наконец остановился жигулёнок-«копейка». Водитель, молодой мужик, всмотрелся в его лицо и испуганно спросил: «Тебе плохо, отец? Давай отвезу к станции скорой помощи?» Геннадий только покачал головой. Пока добрый час добирались до вокзала, наслушался от водителя нравоучений, мол, здоровье прежде всего, а дела подождут. Геннадию показалось невежливым молчать, и он ответил еле слышно, потому что для полного голоса не хватало воздуха: «У меня жена пропала… возле Сохондинского заповедника». Водитель ни разу даже не слышал о таком.

На вокзалах и автостанциях хватало всякого народа: бичей, или бывших интеллигентных людей, как тогда говорили; попрошаек, воришек. Какая-то сила оберегла Геннадия от неприятностей. Даже появился на посту дежурный милиционер, который проводил его к кассам и постучал в пустое освещённое окошко: «Тина!.. Тин, подойди. Тут мужчина из больницы. Срочно до Читы нужно». А в шесть часов утра к нему, сидящему на жёстком пластиковом диване, подошла уборщица со стаканом горячего сладкого чая.

Геннадий добрался до Читы в полубеспамятстве. Его почему-то все поили чаем: и в поезде, и на читинской автостанции, и в кыринском опорном пункте милиции. Так что сломать болезнь помогли горе и «чайная диета».

Дети и не думали его искать. Сын сразу догадался, куда направился отец. Правда, остался вопрос: а доберётся ли?.. Но и в этом он положился на милицию. На третий день после того, как Геннадий снял угол в избе механика Тушина, к нему явился уже знакомый участковый, сообщил, что родственники беспокоятся и требуют его срочного возвращения. Пришлось рассказать о планах: он не вернётся, пока не найдёт жену или её останки. И участковый счёл его более вменяемым и дееспособным, чем взволнованную родню.

На другой конец Кыры, к дому Иринкиной подруги, его под руку проводил Василий Тушин, который сразу привязался к квартиранту. Так Геннадий подумал поначалу, а потом понял, что весь народ в селе такой отзывчивый: ты им уважительное внимание, а они тебе — всю душу.

Престарелая Ленкина мать вышла на крыльцо и бросилась на грудь к Геннадию, точно к кому-то из родни. С плачем и причитаниям она огладила его плечи трясшимися артритными руками, смочила слезами толстый мохеровый шарф.

В доме было холодно и не прибрано, поэтому Василий сразу занялся печкой. Старуха не рассказала почти ничего вразумительного и нового для Геннадия. Но её можно было понять: осталась совсем одна, пропали единственная дочь и семнадцатилетняя внучка, учительница химии и воспитательница детсада, студентка-заочница читинского педа, как раз из-за бабки не пожелавшая учиться очно.  

ТётьМаша, как обращался к ней Василий, голосила без остановки, кляла себя и хлестала платком по лицу: из-за неё, никчемной инвалидки, дочка застряла в селе, не увидела ничего на свете, кроме одиночества, своей работы и чёрного крестьянского труда. Даже Анжелку родила, когда дети сверстниц закончили девятилетку.  

А Гена заметил в открытой нараспашку дверце деревенского кустарного «гардероба» Иринкину дублёнку. И это так вдарило по мозгам, что он не возразил тётьМаше: только благодаря тому, что она моталась в лососёвую путину на Шикотан, хваталась за любую работу, удалось выучить дочку. Ценой своего здоровья.  

Василий, который набрал дров про запас и сложил их в сенях, почуял, что квартирант и Ленкина мать застряли каждый в своём горе, и подтолкнул беседу в нужном направлении:

— ТётьМаш, а кто в последнее время к Елене Фёдоровне заходил? Или к Анжелке?

Старуха, ответила, утирая платком глаза:

— Спрашивали уже… Никто не заходил.

— А кто мог знать, что они в пятницу с утра на лыжню выйдут? — уточнил Василий.

— И это спрашивали. Все из школы могли знать: в пятницу у дочки уроков не было. И Анжелочка во вторую смену, с обеда… Вот утром и собрались…

— А из вещей ничего не пропало? — пристал с вопросами Гена.

— Да что же вы из меня душу-то тянете? — снова разрыдалась тётьМаша. — Уже сто раз говорила: ничего не пропало! Фотографии мне показывали. Вся одёжа на снегу, даже бельишко, лыжи, палки… рюкзачок новый, который Ирка внучке подарила. Только их, моих кровиночек, нет…

Старухин плач стал невмоготу Василию, он подошёл к окну, отдёрнул занавески и добавил:

— Гурьянов Федька, который одёжу нашёл, говорил, что и следов вокруг не было.

— Вознеслись мои страдалицы… На небушко… — вымолвила тётьМаша и уткнулась лицом в платок.

— Ну вот, тётьМаш, у тебя, как у моей мамки покойной, всё время то воскресение, то успение, то вознесение. А тут слушать нужно бывалых людей, — возразил Василий и пояснил Геннадию: — Оно и правда, наши места как проклятые. Сколько охотников-промысловиков и браконьеров погибло, не сосчитать. Бывалые ведь что говорят? В позапрошлом веке, когда на месте Кыры был казачий караул да несколько изб, почти всех людей смерть выкосила. Вроде бы разгневался на них дух, который жил на сопке с древности. Вот с тех пор и повелось: если кто-то не понравится духу — сразу помрёт. Однако и тут вышло странно. Весна, лето, осень — умерших средь леса без всякой причины нет. А зимой начинается… В прошлом году даже кого-то из учёных заповедника нашли в снегу. Раздетого и красного, как из бани. И будто бы он от кого-то руками закрылся, так и застыл-закоченел на морозе. Списали на несчастный случай.

— Не мог какой-то дух тронуть моих девонек! Не нашли их, значит, вознеслись! — взвыла старуха.

— Вот прямо взяли и взлетели втроём. Чудо случилось, — азартно заспорил Василий. — Только чудеса-то такие повторяются. Ты, тётьМаша, почему-то забыла, что у нас всякое бывало: и замёрзших находили, и просто люди исчезали. Ну-ка, припомни, что произошло с Коршуновыми, когда твоя Ленка ещё в читинском педучилище училась?

— Так их вроде ограбили и замерзать бросили…

— Ну да! — торжествующе воскликнул Василий. — Так хорошо ограбили, что деньги россыпью валялись возле «уазика»! Всё на месте нашли: вещи, документы. А самих хозяев нет!

Геннадий схватился руками за голову, и Василий решил закончить спор словами:

— Помяните моё слово, без духов тут дело не обошлось. Шамана нужно искать, чтобы дело раскрыть. Да только они вне закона, шаманы-то… — и без всякого перехода обратился к Ленкиной матери: — К тебе кого-то из сельсовета приставили для помощи?

— Нет… В дом престарелых повезут… — прошептала тётьМаша. — Только мне уж всё равно, где правды дожидаться, в богадельне или на том свете…

— Без правды ни того, ни этого света нет! — оптимистично брякнул Василий, но на секунду-другую прикрыл глаза ладонью, помолчал, а потом добавил чуть в нос: — В Кыре стариков не бросали со времён казацкого караула. И тебя никуда не отпустим.

С этого дня Геннадий превратился в дядьГену, «информаторы» и советчики протоптали тропы через огород и двор Василия. Постучав в окно или дверь, кричали жене Василия: «Ритка! Ребята! ДядьГен дома?» Василий, по его словам, хорошенько «оттянул» соседок Ленкиной матери при людях в очереди за завезённым в сельмаг рисом: «Я им так и сказал — чтоб вам в старости возле холодных печей и в грязи сидеть!» И у старушки, опять же по его словам, всё было хорошо.

Геннадию приходилось тяжко от такого пристального внимания к его горю. Он привык к обособленной городской жизни, к покою и полной независимости. В избе, где все гости суют нос в чужую кастрюлю, где каждый чих и взгляд становятся достоянием множества людей, он ощущал себя в другой вселенной. С одной стороны, вот так, за чаем с пирогами или лапшой с зайцем, оживал старинный принцип соборности, когда твоя беда — это печаль для всех, и на помощь поднимутся все до единого. А с другой стороны, от дыма трубочного табака, от многолюдия, пустопорожних бесконечных разговоров его просто мутило. Подаст Рита на стол маринованные парниковые помидорчики — обязательно затянется беседа о помидорах, «пустой» и требующей много забот «овощи», о том, что капуста лучше; придёт отпрыск Василия с порванным рукавом пальто — не утихнут споры о преимуществах старых методов воспитания. Раньше бы за порчу «одёжи» выпороли. А уж если заходила речь об охоте и рыбалке, тут мужичков было не остановить. Их очень возмущали ограничения — ну как так, мы на своей земле, в своих лесах, а добывать зверя нужно по срокам в документах?!

От разных баек о замёрзших и пропавших снились плохие сны. Геннадий просыпался и представлял, как четыре дня искали тела с помощью вертолётов, как бродили по окрестностям Кыры лыжники. Но ведь каждый участок бескрайних лесов не осмотришь. Может, он ошибся, приехав сюда? Не лучше ли было требовать продолжения поисков, писать жалобы, да хоть в Москву звонить… У директора его завода крепкие связи в столице… И почему-то всё больше верил в то, что поступил правильно.

А сейчас главное — побороть собственную немощь. И Геннадий попытался встать на лыжи. И пусть ветер поначалу не только сбил дыхание, но и чуть не повалил его, дядьГена не отступил. Его не смутили жалостливые взгляды Риты, насмешки ребятишек. В охотничьей Кыре даже малышня прекрасно бегала на лыжах.

В середине января умерла Ленкина мать. Геннадий не пошёл на похороны, и правильно сделал. Оборотной стороной «соборности», как он для себя назвал непременное участие кыринцев в жизни друг друга, было пьянство. Оно вообще не считалось за порок или грех, наоборот, люди сочувственно говорили: «Загулял мужик». Василий «не просыхал» неделю. Зато потом, прикладывая к опухшей роже снег из тазика, обмолвился:

— ДядьГен, мне хороший человек дал наводку на шамана. В Былыру поедем к бобылю Яше. Ему от отца и деда дар перешёл. Яша, говорят, многое умеет: лечить раны и другие хвори, звериные тропы заговаривать, покойников призывать. А ещё он всех духов по имени называет, беседует с ними.

— Ты, Васька допился до ручки, — подала голос от печи Рита. — Какая Былыра больному человеку? Пусть бы дожидался в тёплой избе вестей от следствия. А ты его сманиваешь в село, где даже фельдшера нет. Вдруг что-нибудь случится?

— Вот и полечится заодно, — буркнул Василий.

— Знаю я это лечение! — крикнула Рита и начала скандалить.

Впрочем, Геннадий привык к скоропалительным, но коротким стычкам супругов.

Несмотря на то, что шаманство было под запретом, в Былыру они поехали на милицейском газике вместе с участковым Сергеем. Конечно, восьмидесятые годы — не сталинские времена, и запрет был «бумажным», скорее, в рамках пропаганды атеизма. Но Геннадий догадался, кто навёл Василия на этого Яшу. У Сергея в крохотном селе проживала двоюродная тётка, которой потребовался новый радиоприёмник. Нужды родственников в Забайкалье считались важнее собственных.

Сначала они подъехали к Яшиной избе, которая стояла на отшибе, вдалеке от короткой цепочки изб по левую сторону дороги. Справа щетинилась торосами неширокая речка. В кособоком, почти заброшенном, чёрном от времени жилище никого не оказалось. Добрались до Серёгиной тётки. Она-то и сообщила, что Яша в последнее время совсем чокнулся, ушёл на кордон. Геннадий уже знал, что так здесь называют обычное охотничье зимовье.

Шустрая старушка, для которой «радиво» на батарейках было единственной отрадой, побежала по соседям — просить лыжи. Принесла две пары — необычно коротких, подбитых вытертым почти до мездры мехом. Их можно было надеть прямо на валенки. Палок не полагалось, только шест. «Тута недалеко, — сказала тётка Сергея. — Лесом по лыжне на бугор, а с него влево. Четыре часа ходу». Городского дядьГену поражало, что расстояния измерялись не в километрах, а «часах ходу», которые, конечно, были разными для только что оклемавшегося от болезни человека и охотника. Городской гость должен был отправиться налегке, Василий навесил на плечо своё ружьишко, надел объёмистый импортный рюкзак из синей синтетики, который Геннадий приобрёл по распределению среди заводчан.

Первый час Геннадий вытерпел, хотя заболели икры от непривычно тяжёлых, норовистых лыж. Ходьба на них требовала наклона туловища, широких замахов рук. Василий крикнул ему: «Да выброси ты шест! Нужно будет, другой срублю». Геннадий даже не успевал оглядеться по сторонам, лишь изредка поднимал голову от лыжни — посмотреть, как далеко отстал от Василия. Странно, что такая «физкультура» показалось хоть и тяжкой, но приятной. Дыхание не клокотало, как прежде, а вырывалось парком на лёгком, не более пятнадцати градусов, морозце. Геннадий почувствовал, как по спине скользнули капельки пота. К чёрту дыхательную гимнастику, которой его изнуряли в клинике профзаболеваний!

Он посмотрел на часы: прошло уже два часа, как они вышли из Былыры. Геннадий остановился, выпрямился, перевёл дух. Поглядел вперёд и замер… Он не увидел Василия с дефицитным рюкзаком на спине. Вообще ничего не увидел. Только белую искрящуюся мглу. Крохотные вспышки медленно потекли к нему. В ушах зазвенело.

«Добегался на лыжах! Сердечный приступ!..» — мелькнуло в голове. Геннадий хотел позвать Василия, но крик застрял в глотке. Меж тем мгла уплотнилась, стала похожей на снежную лавину. Золотистые искорки исчезли. «Умираю…» — подумал неудачливый дядьГена. Пространство налилось мглой, и тут раздалось знакомое: «Догоняй!» Звонкий Иринкин голосок… Ах, вот и сама она — лыжница поправила крепления, взмахнула палками и понеслась вперёд. «Возьму и догоню!» — радостно подумал он и пустился следом, не чувствуя своего тела, наслаждаясь воздушной лёгкостью и пьянящей силой. И ведь почти настиг свою чемпионку!.. Она обернулась…

— ДядьГен! Ты чего? ДядьГен, что с тобой? — прогрохотало из тьмы.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!