CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

И убьет меня вовсе не Оден. Атли опередит его, чтобы специально показать брату покойного – вот, дескать, я сам решил нашу проблему, поэтому давай сохраним дружбу между нашими бандами.

Но я не буду лукавить – даже если бы я хотел убить Гримли, мерзавец не давал мне шанса. Он был очень ловок и силен. Несколько неопасных порезов на бедре и правой руке не пугали меня. Но взгляд его, полный злобы и решимости, заставлял меня думать о том, что я, может быть, умру совсем скоро.  Гримли был намного сильнее меня. Вдруг он сделал какой-то неожиданный прием, я даже до конца не понял, какой. И вот, я уже лежу на земле.  Он сел на меня, прижав ногами мои руки к земле. После этого он плюнул мне в лицо и усмехнувшись занес надо мной нож.

– Я же говорил, что убью тебя, ничтожество. – С какойто брезгливостью в голосе произнес он.

Не знаю почему, но в тот момент, я посмотрел на Одена. Я знал, что молить пощады у самого Гримли бесполезно. Он бы только обрадовался этому.

К Атли обращаться тоже не было никакого смысла. Он никак не мог повлиять на исход дела. Это было бы прямым нарушением правил честного поединка. Лишь Оден, этот расчетливый и могущественный человек, мог одним своим жестом заставить младшего брата остановиться. Потому я,

забыв про всякую гордость и отдаваясь лишь порывам инстинкта, глядел на него с мольбой. Его взгляд встретился с моим.

«Спаси меня», – безмолвно обратился я к дьяволу. В ответ на это тот даже не улыбнулся. О, нет. Он просто зевнул и отвернулся, как бы демонстрируя, что моя жизнь для него не стоит абсолютно ничего.

Я посмотрел на Атли. По его выражению я видел, что он не был сильно расстроен. Все было для него лучше, чем смерть брата Одена. Это бы стало причиной массового кровопролития. Но он был недоволен тем, что теперь, судя по всему, ему придется отдать свою сестру за Гримли. Отказать семье Одена было бы прямым неуважением и чревато большим конфликтом. Это я за секунду прочел в его глазах.

Я уже видел, как нож врага опускается на меня. И все грехи, совершенные мной, затрясли мою душу, крича:  – Смерть – это не конец!

И это было не успокоение, а напротив – угроза будущего наказания.

Вдруг что-то произошло. Гримли выронил нож и лег прямо на меня. Глаза его были неподвижны. Я в ужасе скинул его с себя и отполз на несколько метров. Он был мертв. Я не понимал, что происходит.

Тут я увидел, что передо мной сидит мой брат. Он держал в руках окровавленный камень, – тот самый, которым Гримли ударил его несколько дней назад и которым сейчас Гарди раскроил ему череп.  Он посмотрел на меня, тупо улыбнулся и произнес:

– Ам-Ам…

Продолжение следует

Гриша проводил его до старой железной двери, которая, по его словам, примыкала к городской больнице. Дверь эта несколько испугала Саню, ведь снаружи кто-то наварил на неё множество длинных и острых гвоздей, а изнутри она запиралась не только на задвижку, но кроме этого ещё, с какого-то перепугу, у неё имелся электронный замок с дистанционным управлением. И, судя по всему, с сигнализацией. Зачем?

Перед тем, как закрыть за собой дверь, Гриша признался, что ему нельзя покидать территорию Лепрозория. Тут-то он в безопасности, но если сунется на улицу, то его почти сразу упакуют гончие. Потому-то он и питается в основном птичками. А дяде Курамонову, вон по той дороге, мимо трёхэтажек, потом направо и он выйдет на главную улицу. Улица Свердлова. Сверловка по-нашему. Там и до гостиницы будет рукой подать, только на часы не забывай поглядывать.

— Да, что за Гончие-то? — не сдержался Саня.

— Ну, это вроде милиции. Бывшие больные. Мои братья и сестры. Да ты сам поймёшь, когда встретишь. Пока!

Гриша нажал на кнопочку в подлокотнике кресла и дверь с лязгом захлопнулась прямо перед Саниным носом. Парень очумело посмотрел на гвозди, торчавшие из двери, и ему показалось, что они начали шевелиться.

"Я схожу с ума, — подумал он, озираясь по сторонам — Нет. Я точно повредился в уме и это всё бесконечные глюки".

Лучше всего было думать именно про это. Поганый Мешочек - что ты мне подсунул? Отпустило же? Посмеялись, похихикали, побратались, а затем он пил с Машей коктейли и вот уже после этого его и накрыло. Нельзя наркотики с алкоголем мешать... Вот, говорили же ему умные люди - "Не пей вина, Сашулька". А он не послушался и в результате он - какой-то мутный Курамонов...Стоп! Ноги, а вы куда без меня идёте? В смысле, без разрешения?

Пока Саня думал и размышлял о нелёгкой своей судьбе и пытался заниматься самокопанием, тело Курамонова решило, что нечего просто так стоять, и захотело самостоятельно дойти до гостиницы. Парень собирался было пресечь бунт на корню и перехватить управление, но потом подумал, что возможно так будет даже проще. Пусть этот дядя сам идёт, куда хочет, а он посмотрит. Вдруг, он действительно не в прошлом, а переживает реалистичную галлюцинацию? Мультик или трип, или морок? Как они там ещё называются? Пусть себе топает спокойненько, а ему, Сане, отдохнуть надо, а то после рассказов инвалида у него стресс. Слишком много информации за сегодня. Переварить бы?

При этом он зачем-то подумал, а что это такое вообще "сегодня?" Сегодня - это же целая маленькая жизнь между "вчера" и "завтра". Пока мы молоды, мы мечтаем прожить завтрашнюю жизнь, которая обязательно случится "завтра", сразу как только проснёмся, вот прям сразу, стоит только глаза продрать. А становясь старше, получается наоборот? Мы начинаем бояться этого завтра. Потому что с каждым новым "завтра" - мы приближаемся к старости и какое-то из этих "завтра" обязательно посулит нам смерть. И тогда мы начинаем мечтать о "вчера". Но это же логично. Ведь, как бы плохо нам "вчера" не было, завтра, так или иначе, наступит смерть. Значит - вчера было хорошо? Да, именно так: хорошо, безопасно и замечательно. Какая же тогда гадина придумала песенку "Завтра будет лучше, чем вчера?" Это же обман! Ложь! Бессовестное враньё! Почему никто не поёт про - "сегодня?" А я бы спел. Да. Что-то вроде..."Сегодня будет просто заебись!" Нет, это снова про будущее. А надо про - сейчас. Сейчас, что мы имеем? Идём в гостиницу? Ну, а мне-то туда, на хрена? Может подорвать Курамонова гранатой? Хорошая мысль между прочим. Объективная. И не будет больше никакого "завтра", а всё хорошее останется "вчера".

Кажется, Гриша немного приврал насчёт города. Тело Курамонова прошлёпало через заросший пустырь, пересекло непонятное дорожное покрытие, более всего напоминавшее застывший битум, а потом заметалось между очередным сетчатым забором и гаражами, за которыми начинались жилые дома. И, если издали, эти жилые дома казались вполне приличными, то, подойдя ближе, Саню начали одолевать нехорошие подозрения. Уж слишком там, за гаражами, было всё чисто и опрятно, а он от такого давно отвык. Красота и уют в которую невозможно поверить. Добрая ностальгическая сказка из прошлого.

Сквозь щель между кирпичными гаражами он видел уютный двор, где росли могучие вязы, в тени которых резвились детишки и играли в домино взрослые мужики. Там, возле подъездов, сидели старушки в белых платках, занятые чтением газет и вязанием. Там, улыбчивая женщина средних лет в домашнем халате развешивала на верёвках простыни, а у её ног возилась с куклой чумазая маленькая девочка. Годика три не больше. И, если присмотреться, руки и мордашка у неё были вовсе не в грязи. Неет. Девочка ела шоколадку, но то, как она поступила с обёрткой, смутило его совершенно. Она поднялась на ноги, доковыляла до мусорной урны и, аккуратно сложив обёртку, выбросила её по всем правилам взрослого культурного человека. И старушки, сидевшие неподалёку от урны, похвалили её, но при этом ни одна из них не повернула голову, чтобы посмотреть: что именно сделала смышлёная девочка.

"А ну-ка, стой! — удержал продавец проклятий несчастного Курамонова, попытавшегося было боком протиснуться между стенками гаражей. — Слишком у них тут нарядно для деструктивной провинции. Ты посмотри, посмотри - дядя на окна. Словно бы хозяева недавно делали генеральную уборку. Рамы побелены, окна вымыты, занавески на окнах - прямо Эрмитаж. Уже почти осень, а во дворе ни соринки. Свежий асфальт, декоративные заборчики, клумбы и пахнет слишком вкусно. Словно бы рядом пекарня. С нашей стороны - да, велосипедная рама, гнилые покрышки, да битое стекло с кирпичами, а у них - всё лоснится. Я бы списал это на морок. Но ведь, мы же умные? Мы можем верить в науку, можем верить в магию, но мы не имеем права верить в чистоту. Разреши-ка я покручу часики. Хуже не будет".

Он поднял руку и глянул на циферблат. Две волны. Опасаться нечего. Повернул заводную головку вправо и снова посмотрел в щель между гаражами. От увиденного он только хмыкнул. Если бы раньше, то Саня бы ещё мог позволить себе испуг, но он уже видел такое. В детском центре. Ну, может и не точно такое, но очень похожее.

Двор изменился. Не было там больше никаких детей. Никто не играл и не катался по двору на велосипеде, а за столиком, где только что играли в домино, сидели чучела, изготовленные, судя по всему, на скорую руку. Одно в свитере, другое в клетчатой рубашке, а вон у того, вообще вместо головы оцинкованное ведро, на котором красной краской кто-то нарисовал улыбающуюся рожицу. В точно таких же чучел превратились и старушки на лавочке. Ну и конечно же дом, у которого они сидели, теперь выглядел совершенно иначе. Окна были все сплошь заколочены или забраны решётками, а входная дверь в подъезд заложена кирпичом, но зато на крыше стояла здоровенная телевышка. Метров 30 - не меньше. А, что говорил Гриша про вышки? Не приближайся - мозги через нос вытекут? Но любопытство победило страх и он заставил Курамонова забраться на ближайший гараж, дабы точно убедиться в своих подозрениях.

Чертыхаясь и обдирая в кровь пальцы, он кое-как умудрился влезть по ящикам, и деревянным поддонам на крышу, и уже наверху как следует огляделся. Теперь картина окончательно сложилась в его голове, как и общий замысел, того кто организовал здесь ловушку. А то, что это была ловушка Саня нисколько не сомневался. Почему? Ну хотя бы потому, что ни одной живой души поблизости, нет и не было. Во дворе были размещены исключительно чучела и манекены, и вот теперь всплыла наружу вся бытовая грязь, привычная глазу. Тут царили дикость и запустение. На бельевых верёвках, вместо белья, висела выгоревшая на солнце жёлтая полиэтиленовая плёнка, а у столба, качался на пружине манекен, который даже в алкогольном бреду нельзя было бы принять за женщину. Ну и что, что на нём халат, но это же манекен. И головы у него вовсе нет, только железный штырь остриём наружу, а вон и девочка, дочка её - маленькое чучело на пружине.

Саня на всякий случай даже принюхался. Манекен изображавший маленькую девочку выглядел особенно противно. Он был облит чёрной жижей более всего напоминавшей дёготь, к которому прилипли клочья то ли шерсти, то ли волос, а из головы торчали пружины. Видимо так скульптор видел причёску. Тут он заметил другие детские фигуры и пришёл к закономерному выводу, что тот кто делал ловушку ненавидел детей. Все маленькие манекены были испачканы на один манер, с каким-то особым пристрастием.

"А может, это как в сказке про смоляного бычка? — подумал он. — Прикоснёшься к такому, да и прилипнешь?"

И ко всему этому ощущалась странная тягучая тишина, непривычная для городской местности. Если рядом центр, то где шум автомобилей? Где голоса обывателей, лай собак или других животных. А птицы? Тут, поблизости, в парке у Лепрозория были птицы, но сюда они явно не желали прилетать. Иначе бы...
Саня обвёл взглядом деревья и ни обнаружил ни одного гнезда, только один несчастный скворечник прибитый к стволу, но уже изрядно потемневший от времени.

Тогда он поднял голову и полюбовался на вышку. Она единственная выглядела современно, а на самой вершине висели параболические тарелки. Несколько больших и белых тазов. Ну или казанов, чёрт их знает чего и как их лучше обозвать, но как ни крути, за ней явно ухаживали. Она казалась пришельцем из иного мира, ракетой из стальных ферм и секций. Как же всё это странно и удивительно, а если покрутить часики назад?

Эта хулиганская выходка могла обернуться ему боком, но он всё же попробовал. Ему хотелось точно узнать: как именно среагирует на него эта иллюзия. Понятно, что во двор лучше не соваться и обойти его стороной, но любопытно же. И на до же, в конце концов, выяснить, как ему вести себя здесь в дальнейшем.

Двор моментально ожил и на него сразу обратили внимание. Ребятишки, игравшие во дворе, столпились в кучу и стали показывать на него пальцами. Мужики бросили играть в домино и стали предлагать ему не заниматься ерундой и немедленно спуститься вниз, а если он боится, то они с готовностью ему помогут и принесут лестницу. А уж бабушки на лавочке, так эти и вовсе начали намекать на скорую, милицию и пожарных. Только женщина, занимавшаяся бельём, повела себя иначе: она неодобрительно покачивая головой подобрала пустой таз и потащила свою дочь по направлению к дому, несмотря на протесты последней.

— Мама, пусти! Мама, я хочу посмотреть на дядю! — канючила девочка.

— Не надо. Это плохой дядя. Он напился и танцует на крыше. Сейчас его снимут и отправят в вытрезвитель, — отвечала ей на ходу женщина.

Сане эта игра очень понравилась и он потребовал себе лестницу, а затем с интересом понаблюдал, как двое мужчин тащат ему этот конструктивный элемент, выполненный из дерева. И когда они приставили эту лестницу со стороны ворот гаража, он повернул завод на часах в обратную строну.

Увиденное насторожило его ещё сильнее. Расположение чучел значительно изменилось. Теперь два чучела стояли прямо под гаражом и держали некое составное устройство, напоминавшее штангу с оголёнными проводами на самом конце. И вот за этот конец он должен был ухватиться? И тогда его ударит током, да? Это у вас лестница такая? Спасибо большое. Сами ей пользуйтесь.

На всякий случай он отошёл от края крыши и почесал затылок, оценивая про себя обстановку.

"Я не дебил. Нет, ну может Курамонов и дебил, но я-то нет! Это маскировочное поле намного хитрее, чем кажется и почему-то Гриша умолчал об этом. Чучела нужны не только для имитации и грубого сенсорного обмана, они работоспособные механизмы. Но есть один нюанс: эти механизмы начинают работать в тот момент, когда мой мозг попадает под действие маскировочного поля. Иначе бы они двигались. А сейчас они не шевелятся. Замерли, как и положено истуканам. Возможно, они начнут работать, когда я окажусь во дворе, но соваться туда я конечно не буду", — размышлял он. — Много, много вопросов. Как они работают? Где их источники питания? Ведь это, не мумии. Это просто механизмы. Так, и почему мамаша потащила ребёнка в сторону дома?"

А вот и отгадка. Чучела матери и дочери никуда и не собирались, а просто заняли более удобную позицию. У безголового манекена появилась голова в виде параболической антенны и она была нацелена на него. Интересно, а антенна должна символизировать таз для белья или вызов условной милиции? Лучше не рисковать. И всё же интересно: как они перемещаются на пружинах? У них же пружины ниже пояса. Неужели они могут прыгать?

Тут он посмотрел на руки чучела и на то, как они придерживают маленький чёрный манекен. Пружина маленького манекена была слишком сильно растянута. Он перевёл взгляд на другую группу чучел, символизирующую детей: три черных манекена придерживали четвёртого и у него была тоже растянута пружина. Это что, они сами себя будут в качестве снарядов использовать?

"Да ну вас, на хрен, c вашей занимательной физикой", — подумал Саня и принял решение уводить Курамонова из этого опасного места. Тем более, что пустырь большой и там есть ещё где пройти.

Спустившись по задней стенке, он некоторое время стоял и прислушивался, но с той стороны всё было тихо.

"Не шевелятся, — размышлял Саня. — Начинают работать, когда кто-то подходит слишком близко. Их создали чтобы отгонять от вышки посторонних или таких любопытных, как я. А от такого любопытства и сдохнуть можно. Но каков масштаб! Сколько же бабла было вложено в такую чудовищную декорацию?"

Он подобрал вещи и не торопясь пошёл в правую сторону. Двор и трёхэтажки можно спокойно обойти: вот и всё. Нужно просто соблюдать местные меры безопасности. Вот, впереди - нету вышки? Нету. Значит, там можно ходить. Никто же его не преследует? Он повернул голову и посмотрел в сторону гаражей. На крыше никого. Вот и ладненько, а впереди большое серое здание из стекла и бетона. Похоже на больницу. Нет, туда мы не пойдём. Мы же смотрели фильмы ужасов и знаем, что бывает в таких больницах. Крики, вопли, визг циркулярной пилы и уколы в попу по назначению септического лечащего врача. Чуть левее какой-то склад: тоже решётки на окнах. Что же это, они так воров боятся, с такими-то жителями? А вот между складом и больницей есть натоптанная дорожка. И если она в реале натоптана, значит там можно пройти.

Он покрутил на часах завод и, убедившись, что пейзаж нисколько не изменился, смело направился именно в эту сторону. Вскоре он услышал шум моторов и обрывки человеческой речи, а затем и вовсе воздух наполнился привычным уху городским шумом. Продавец проклятий успешно миновал склад, потом прошёл мимо частных домов, скрытых высокими заборами, полюбовался на колючую проволоку, украшавшую эти заборы, а затем неожиданно упёрся в детский сад и был вынужден притормозить, потому что прекрасно увидел там, за оградой, резвившуюся малышню.

Саня по-партизански схоронился в ближайших кустах и, только убедившись, что него не обращают внимания, снова применил часы. Детский сад сразу же изменился. Сохранилось только здание, отделанное снаружи мелкой молочной плиткой, но только теперь на крыше отовсюду торчали большие железные кресты. Перед детским садом появилась ровная площадка, уставленная детскими чучелами с пружинами вместо ног, и всего их было около четырёх десятков. Всё такие же уродливые и облитые чёрной жижей. А у одного, стоявшего там, где должна была быть ограда, возле основания лежал настоящий человеческий череп.

"Э, такие спиногрызы и сожрать могут, близко лучше не подходить," — подумал было он и тут увидел, как одна из дверей открылась и из здания вышла женщина, одетая в траурные одежды: чёрное, до пола, платье с оборками, чёрные до плеч перчатки и вуаль, скрывающая лицо. Саня озадаченно почесал затылок и перевёл завод в другое положение.

Женщина никуда не делась, только превратилась в молодую воспитательницу в белом халате. Детишки с радостным визгом окружили её и начали наперебой что-то ей рассказывать, прыгать перед ней и шалить. Ага, вон оно что: вот как работает устройство маскировки. У него есть система распознавания: свой-чужой. Хотя, вроде бы в радиолокации давно такое придумали для ракет и самолётов, но чтобы для людей? А эта женщина? Она сама видит эту иллюзию или нет? Ну-ка, переключим обратно.

Женщина в траурном наряде бродила между чучелами и бормотала. Кажется молитву. При этом она старалась не касаться детских фигурок, а только обходила каждую вокруг и переходила к следующей. Наблюдать за ней было скучно, но к счастью возле детского сада появился другие люди. Мужчина и женщина средних лет в строительных робах, тащившие за собой самодельную тележку, сделанную из деревянного ящика и детской коляски. В тележке Саня обнаружил ещё одно детское чучело.

Он тут же переключил часы обратно на иллюзию. Да-да, предчувствие его не обмануло. Это были родители, которые привели в детский сад своего любимого малыша.

— Здраствуйте, Марфа Васильевна, а мы вам своего Костика привели, он уже выздоровел, — говорила женщина воспитательнице.

— Вот справка, — поддакивал мужчина.

— Хорошо. Сейчас мы гуляем, а через 15 минут идём на обед, — отвечала им воспитательница.

Саня смотрел, как они передают Костика воспитательнице и испытал ревность. Точно так же когда-то и его родители отводили в детский сад, когда ещё были живы. Сейчас, он мог бы спасти им жизнь, но вместо этого сидит в кустах, спасая чужого сыночка. Слышь, Курамонов? Ну ты же видишь, что в этом городе нам не выжить? Может-быть всё напрасно, а из твоего сына набили чучело? Спаси хотя бы кого-нибудь? Моих родителей, например? А я подскажу?

Курамонов естественно ему не ответил, а Саня вздохнул и снова перевёл часы на страшную, но привычную для него, реальность.

Мужчина и женщина совместными усилиями поставили детское чучело туда, куда им велела женщина в траурной одежде, а потом они начали торговаться. Продавец проклятий немедленно навострил уши.

— Марфа Васильевна, наш Костик стоит ровно три пузырька зелёнки, — говорила женщина.

— Два, — отвечала мнимая воспитательница. — Он у вас и при жизни был недоделком. Больше не дам.

— Ну, войдите в положение. Мы обязательно родим другого, мы ещё можем. И если будет мальчик, мы тоже отдадим его вам, а не институту, — продолжала женщина.

— Три! — голос мужчины отдавал металлом. — Он стоит гораздо больше, но для вас эта цена. Я учил его английскому, в пять лет он хорошо знал латынь.

— И куда его это привело? К нам. В церковь Скопидома-Праведника. Физики - ну какие же вы жалкие, когда дело касается зелёнки. Продаёте сыночка, как товар на рынке. А вы бы его и при жизни продали, за бутылку. А? Стыдитесь! Скопидом-Праведник учит нас слушать Урри, Господа нашего, а вы всё ищете звон там, где его нет. Обратитесь к Урри и тогда он позволит вам иметь столько детей, сколько хотите. Приходите на проповедь в "благость-день" и вы услышите настоящие слова, а не эту мерзость, которую вам заливают в головы в институте, — в голосе воспитательницы чувствовалось снисхождение и сарказм. И почему-то, звон колокольчика.

— Ваши суждения основаны на вульгарном мистицизме, — загремел мужчина. — Уважаемая, Марфа Васильевна! Это уже ни в какие ворота... Вы же закончили с отличием Пединститут. Вам проще поверить в неведомых бабок-ёжек, чем в длину волны и воздействие радиоволн на живые организмы. А они воздействуют! На каждую клеточку! И вы это знаете! Как же вы до такого дошли? Как? Вы же ртом разговариваете! Ушами слушаете! Вы - и этот Урри..!

— Не смейте! Не смейте хулить бога в его обители! — звенящим голосом воскликнула женщина и сорвала траурную вуаль с лица. — Чем ваши суждения лучше моих, позорный доцент? Вы верите в волну, а я в голос! Вы - создаёте хуйню, а я вынуждена говорить пастве, что такова - воля Божья! Мы ищем только счастья и утешения, а вы заваливаете нас очередными шизофреническими игрушками. Вы не можете остановиться, вас корёжит от Гласа Божьего, так пойдите и покайтесь в своих грехах. Наши двери всегда открыты!

Саня прищурился, вглядываясь ей в лицо. Где-то он такое уже видел. По телевизору показывали молодёжную тусовку и вот там у многих девушек были очень похожие украшения. Воспитательница оказалась страстной любительницей пирсинга. В губы, нос, брови и уши были вставлены медные и золотые колечки, а ещё колокольчики, и монеты. А может и не монеты, а медали или значки, но всё равно, всё это было металлическим и странно звенело, когда она открывала рот. А ещё, шрамы по краям рта. А ещё - здоровенный болт-шпилька в носу, стиснутый по краям гайками.

— Чтобы меня ваши Гончие оприходовали? Заманить решила? — взревел мужчина, угрожающе поднимая вверх кулаки.

— Нет! Не надо, Игнатушка! — завопила женщина, повисая на руке у мужчины. — Тьфу на них! Тьфу! Не марай руки. Мы сойдём с ума без зелёнки. Уймись, я прошу тебя.

"О, да мы тут имеем конфликт между двумя группировками, — с интересом подумал Саня. — Значит, мистики против физиков, да? Наверняка, этот мужик не так прост, как кажется. Может быть киборг, а может ещё чего. Впрочем, лучше понаблюдать с безопасного расстояния. Целее будем".

— Два пузырька! — успокоив мужчину, попросила женщина.

Воспитательница тут же принялась шарить в юбках своего платья.

— Если пообещаете прийти на проповедь, я добавлю ещё один, — бормотала она, словно извиняясь за своё поведение. — Я клянусь именем Божьим: вас никто там не тронет. Меня же не тронули... Но от зелёнки придётся отказаться... Сама понимаешь...

— Я всё понимаю, Марфа, но он гордый, — косясь на демонстративно стоявшего в стороне мужчину, отвечала женщина. — Он никого не слушает. Он только хочет закончить проект. Мы отдали своего сына, отдали родителей, отдали своё здоровье... Что же ещё отдать? Ради чего жить осталось?

— Зелёнка - это не выход. Это только отсрочка, а потом будет хуже. Я это тебе, как бывший педагог говорю, но ты подумай о проповеди, не отрекайся так сразу. Возьми...

Саня увидел, как воспитательница незаметно сунула в руки женщины ещё один стеклянный флакон, а потом он услышал, как она отчётливо прошептала:

— Не отрекайся.

Традиционная поддержка авторов с оригинальным материалом

@MamaLada - скоровские истории. У неё телеграмм. Заходите в телеграмм.

@sairuscool - Писатель фентези. И учредитель литературного конкурса.

@MorGott - Не проходите мимо, такого вы больше нигде не прочитаете.

@AnchelChe - И тысячи слов не хватит чтобы описать тяжёлый труд больничного клоуна

@Mefodii - почасовые новости и не только.

@bobr22 - морские рассказы

@kotofeichkotofej - переводы комиксов без отсебятины и с сохранением авторского стиля

@PyirnPG - оружейная лига

@ZaTaS - Герой - сатирик. Рисует оригинальные комиксы.

@Balu829 - Все на борьбу с оголтелым Феминизмом!

• @IrinaKosh - котики.

Григорий Новосибирский приехал жить и работать в Шепелев в 1971 году. Тогда он был молод, холост и полон творческих амбиций. Ему страстно хотелось не карьеры и сытой жизни, а настоящей интересной работы. Такой, как у Стругацких в их фантастическом альманахе "Полдень Двадцать первого века". Он мечтал о великих свершениях, грезил проектами, способными перевернуть само устаревшее представление о вселенной, а то что оно устарело, в этом он нисколько не сомневался. Молодым - везде у нас дорога. И эта дорога привела его в Шепелевский научно-исследовательский институт. Институт занимался изучением акустики и её влиянии на окружающую среду. Попав туда на должность младшего научного сотрудника, Григорий был буквально очарован чудесами науки и местной атмосферой дружелюбия и наставничества. Ему казалось, он попал в сказку, но не в такую, где говорящие щуки и учёный кот, а в настоящую сказку будущего. Институт изучал много чего такого, о чём даже не могли подозревать советские граждане, а он сам выбрал для себя кафедру адаптивных способов разработки акустических сигналов. Кое-что, разумеется, внедряли и безусловно, большая часть разработок шла на оборонку. Куда же без этого? Скажем, гидролокаторы? Никто же не думает, что они сами по себе появляются на подводных лодках? Акустика, это же не только устройство для воспроизведения звука, продающееся в каждом магазине бытовой техники. Это, в принципе, важная и полезная наука, способная повлиять не только на органы слуха - она способна повлиять на всё! И вот он, Гриша, в инвалидной коляске, как раз такой пример воздействия акустики на человека.

Саня, который не понял и половины из Гришиного рассказа, успел несколько раз зевнуть и даже поковырять в носу. Ну подумаешь, звук. Ну и что? Можно же не слушать. Если в плане музыки, то - да, любопытно. Сабвуферы всякие. Тёплый ламповый звук, как любят некоторые музыкальные извращенцы. При чём тут какая-то невидимость? Мы же видим глазами, а не ушами.

Гриша с упоением рассказывал про какие-то локаторы, про аддитивные синтезаторы, про электромагнитные и конденсаторные микрофоны, а он этого не понимал, да, если честно, и не хотелось. Чё там про скорость передачи слухового сигнала от наружного уха к центру мозга? Сколько миллисекунд? При чём тут электрический импульс? Лучше бы рассказал про Лепрозорий. Тут все такие страшилы, как ты?

— Да, пожалуйста, — отвечал Гриша и поведал, что институт появился в Шепелеве далеко не случайно. Для этого имелись веские причины и главная из них - расположение города. Под землёй находится целая сеть карстовых пещер и тоннелей, поэтому после войны с немцами все думали, что будет их очень интересно изучать, но оказалось, наоборот. Учёные даже добавляли к этой сети тоннелей свои собственные, созданные искусственно, благодаря чему подземные тоннели превратились в природный музыкальный инструмент. По-нашему: ОргАн!

— И что в этом плохого? — спросил Саня.

Гриша отвечал, что проблематика акустического воздействия этих тоннелей на человека, изучалась ещё задолго до войны; институт просто вывел всё это на новый уровень. Раскрыл, как говорится, потенциал, но никому было невдомёк, что главные крысы, над которыми проводили эксперимент - это жители города. Лепра, которой, якобы, заражались сотрудники, это вовсе не лепра, а побочный результат воздействия некоего акустического явления известного среди учёных, как эффект Доплера, а среди секты наушников, склонных к мистификациям, бытует иное, более религиозное название.

— При чём тут невидимость? — нетерпеливо спрашивал Саня.

— Воздушные массы, перемещаясь по трубам и тоннелям, испускают звуки разной частоты. Большую часть, мы не слышим и не воспринимаем, как звук, поскольку, это не укладывается в наше понимание. Точно так же, как скажем, мы не видим в ультрафиолетовом спектре. Но, тем не менее, наш мозг, эти сигналы получает и по-своему обрабатывает. Не всегда правильно, а очень часто и вовсе неправильно, и вот эти особенности, как и многое другое, легли в основу устройства при включении которого испытуемые наблюдали иллюзию...хм... привычной реальности, — объяснил инвалид.

— Чего-чего?

— М-да, попробую более простыми словами. Представь - стоит в поле танк. Представил? Наблюдатель видит танк, слышит шум двигателя, чувствует запах выхлопных газов и тут мы включаем агрегат. Хоба! И теперь наблюдатель видит стадо коров, вместо танка. Более того, он не только их видит, он их слышит и даже может пощупать. Да-да, не улыбайся так. Наблюдатель будет ходить вокруг танка в полной уверенности, что это коровы. И это ещё не всё: само знание и память о том, что он видел танк, может быть начисто заблокировано.

— Забавно. А если корова откроет пасть и пальнёт в него? Скажем, 120 миллиметровым снарядом? — ухмыльнулся недоверчиво Саня.

— Тогда наблюдатель поверит в корову стреляющую снарядами, в мистику, в чудеса, но про настоящий танк всё равно не подумает, — совершенно серьёзным голосом отвечал Гриша.

Они вернулись к картине где были изображены сказочные животные, встали возле неё и вот уже минут минут двадцать, как инвалид трепался про приёмную комиссию и про то как институт закрыли в конце 80-х.

— Звучит, как брехня, — честно признался мнимый Курамонов.

— Ответ типичного наблюдателя, но вот тебе мой совет: ничему не верь в городе, а в особенности собственным глазам, — посоветовал Гриша. — Да, и не подходи близко ни к чему, что высокое и похоже на вышку. Иначе...

— Иначе? — переспросил Саня и тут он услышал странный низкий звук. Словно бы где-то над ними летел самолёт. Звук был становился всё громче. Саня посмотрел на небо. Ничего. Только серенькая пелена облаков.

Инвалид нервно заёрзал в своём кресле:

— Ты слышишь?!!

— Да! — Сане пришлось буквально прокричать потому что звук уже перекрывал его собственный голос.

— Падай на землю! Падай, и на...Коли себя в руку если станет совсем херово! В голову только не коли!

Гриша протянул Сане острозаточенный гвоздь, а когда тот его взял, то коляска резко рванула в ближайшие кусты и там исчезла. Парень очумело посмотрел на острый кончик и даже пощупал его подушечкой указательного пальца и тут перед глазами поплыли красные круги. Звук накатывал волнами. Бил в спину, колотил в грудь, но более всего доставалось конечно ушам. Его бросало из стороны в сторону, крутило словно в водовороте, он тонул, ему не хватало воздуха. И тут новый удар, да такой сильный, что его буквально сбило с ног, а синее небо мелькнуло на секундочку в глазах, а затем покраснело словно от крови. Саня закричал от нестерпимой боли. Он словно на яву увидел чей-то дом, огород и часть улицы. Он увидел, как какой-то мужик засовывает свои пальцы в проём двери, а затем специально резко захлопывает дверь, до хруста в костях. На его лице радость. Губы шепчут — "Славься Урри... Славься...Уррри"

Видение перенесло Саню во внутрь дома где усталая женщина средних лет зашивает себе рот грубой сапожной нитью. Она надавливает на кожу и длинная чёрная игла выползает из щеки таща за собой жёсткую нить похожую на высохшего червяка. Стол пред ней, весь в крови, так же как и её платье, а под ногами валяется кухонный нож, потому что ещё недавно, она, сама себе разрезала уголки рта, чтобы улыбка была шире.

— Урри, — бормочет она. — Люблю тебя, жить без тебя не могу...Покажи мне ещё..."

— Мамочка - хватит! Мамочка - перестать себя уродовать!

Саня увидел детей пытающихся остановить женщину. Мальчик и девочка. Девочка постарше. Ей лет 10-11, а мальчику - не больше шести. Женщина отмахивается от них.

— Ненавижу вас! Ублюдки! Сукины дети! Вы хоть знаете, через что я прошла, когда вас рожала? Да лучше бы вы там и сгинули, в моей утробе! Убирайтесь! Проваливайте! А то натравлю на вас - гончих!

— Мамочка. Ты убиваешь себя!

— Пошли прочь - ублюдки! Урри - наше счастье! Наша радость! Наш бог!

— Мама - он дьявол! — кричит девочка.

Саня увидел, как женщина обернулась, вцепилась руками в шею девочки и повалив на пол начала душить.

— Мелкая подстилка! Ты - обуза! Почему ты не родилась мальчиком, как твой брат? Его ждёт вознесение, а ты сгниёшь!!! Тебя сожрут черви! Ты - грязное животное! Еретичка! Как ты смеешь так говорить о Великом Урри?

Девочка не отвечает, она слабее и только хрипит в ответ. Мальчик суетливо бегает вокруг пока не замечает брошенный нож и вот уже мать изогнулась от боли, потому что лезвие ножа угодило ей под лопатку.

— Славься Великий Урри! — поднимая руки будто в молитве вскрикивает она и валится на бок. Девочка, потирая шею, отползает в сторону испуганно наблюдая, как её мать бьётся в судорогах.

— Я убил маму? — глупым голосом спрашивает мальчик.

— Не знаю. Неси аптечку. Она в тумбочке, под телевизором, — отвечает девочка.

Мальчик бежит в соседнюю комнату где на диване перед телевизором сидят старик и старуха. Они не шевелятся. Просто смотрят телевизор и всё. На чёрно-белом экране снежная рябь и полосы, а из динамика раздаётся вой с переливами. Уууууу. Уиииии. Иууууу.

Мальчик осторожно перешагивает толстый пучок проводов протянувшийся от дивана к телевизору. На секунду он заслоняет собой экран и тогда старики недовольно вздрагивают и оживают.

— Стабильность. Ударный труд. Качество. Благосостояние. Будущее. Товары по ГОСТУ. Пятилетку - в три года. Даёшь, — бормочут они и мальчик испуганно отступает в сторону, потом садится на корточки и начинает искать в тумбочке аптечку. Это небольшой матерчатый саквояж. Он подхватывает его и пригнувшись выбирается из комнаты стараясь не закрывать старикам обзор. Напоследок он оборачивается, чтобы посмотреть на змеевик, в котором так интересно булькает зелёная жидкость. Затылки стариков соединены стеклянными трубками и объединены со змеевиком, а вот куда эта жидкость перетекает дальше? Ему всегда было любопытно выяснить. Его почти никогда не пускали в комнату к бабушке и дедушке.

— Долго тебя ждать? — нетерпеливым голосом кричит сестра и он с сожалением уходит. Отдаёт ей саквояж и почтительно стоит в стороне наблюдая как девочка пытается оказать матери первую помощь. Ему кажется, что всё это длится слишком долго. Ему скучно. Хочется поиграть, а сестра вместо того чтобы играть с ним мажет спину мамы вонючей жидкостью. Мама почти не шевелится, только стонет.

— Мама умрёт? — спрашивает он сестру.

— Если умрёт - это плохо. Нам придётся бежать из города, — отвечает девочка.

— Прямо сегодня?

— Да.

— А как же папа?

— Я разберусь с ним, — посмотрев куда-то в сторону выхода отвечает девочка и поднимает нож.

Саню тошнило чем-то вонючим и чёрным. Ломало, рвало на части и вдруг разом всё стихло, словно бы пропали все звуки, и шорохи, и когда он покачиваясь, поднялся на ноги то увидел перед собой всю ту же стену с нарисованным на ней садом, и диковинными зверьми. Отплёвываясь, вытирая рукавом пиджака рот он ошалело огляделся по сторонам мысленно признавая, что он по-прежнему в теле Курамонова, а вовсе не в бункере с командой Мессира, и что этот кошмар и не думает заканчиваться. Так, а где Гриша?

Инвалида он обнаружил по стонам и ругательствам раздававшихся из кустов. Во время побега, он выпал из коляски и по его словам не смог добежать до укрытия. А ты сам почувствовал на себе, что бывает, когда накрывает. Вот он, собственной персоной, пресловутый "эффект Доплера". Послушал? Как она, музычка? Что видел? Узрел воочию царствие небесное?

Саня помог ему взобраться обратно на коляску, попутно перепачкавшись жирными выделениями инвалида. Из Гриши текло отовсюду, словно бы он был губкой вымоченной в машинном масле.

— Это гной, — как бы извиняясь говорил инвалид. — А после волны, я буду вынужден неделю сидеть в подвале. Там спокойнее.

— Так это была волна? Колебания звука? — предположил Саня поскольку сам в этом нисколечко не разбирался.

— И да, и нет, — скрипя чем-то похожим на зубы отвечал Гриша. — Это то, что ты слышишь, в тот момент, когда волна идёт в твою сторону. Меняется частота звука и вот ты уже почуял на себе этот эффект. Трубы под городом постоянно испускают какие-то звуки, но большая часть из них проходит для нас незаметно. Тут если что-то и влияет, то оно всегда влияло и ничего с этим не поделаешь, но когда волна идёт на тебя, вот это уже настоящее чудо. Мы, десятилетиями исследовали воздействие этого эффекта на живые организмы, но получилось, что это он нас исследовал. Мы...физики...

Тут он прервался и полазив по сумкам извлёк на свет божий стеклянный пузырёк с зелёной жидкостью. Саня недобро прищурился. Где-то он уже такое видел. В видении? Нет, раньше. В детском центре. Кажется, Чёрный заяц называл эту дрянь... Жижей. А может и не жижей, но это точно не тархун.

Инвалид затолкал пузырёк под тряпки намотанные на голову и блаженно забулькал.

— Лекарство? — уточнил Саня.

— Живительный бульон, — опустошив пузырёк доверительным тоном поведал Гриша. — Раньше, под городом было небольшое озерцо, природного происхождения. Большую часть уничтожили, но кое-чего и сейчас можно найти. А самое главное - помогает.

— От чего помогает?

— Зелёнка-то? От шизофрении, знамо дело, в первую очередь. Ну, а ещё, восстанавливает жизненные силы.

Он с сожалением посмотрел на пустой пузырёк и добавил:

— Мои братья и сёстры повелись на эту дрянь. Бросили науку и ушли к мистикам-наушникам.

— А там, наверное, она каждый день? — язвительно спросил Саня.

— Раз в неделю дают, по порции. Ну или, если своего кого сдашь, тоже премия. Гончие - когда работают, они совесть выключают. Вчера они были тебе друзьями, а сегодня, с радостью променяют тебя на пузырь зелёнки. Они бы и меня сдали, да я отсюда не выхожу, — с горечью в голосе признался Гриша.

— Неужели отсюда совершенно нет выхода? — удивился Саня.

— Неа. Город окружен вышками. Подойдёшь близко и твои мозги вытекут из носа вместе с соплями. Если только, через институт... Там, через подвал, потом через лифт, а потом через высохшую подземную реку. Через него часто сбегают, — задумчиво отвечал инвалид.

— А поездом? — Саня кивнул в сторону железнодорожной станции.

— Не советую. Ты же когда мимо шёл, ты же не видел - что там на самом деле, — отвечал Гриша и неожиданно оживился. — Кстати, дядя. Я товарищ благодарный - благодарить умею: держи от меня в подарок волшебные часы.

И он действительно протянул Сане наручные часы с кожаным ремешком. Парень осмотрел устройство. Циферблат электронный, но при этом присутствовала заводная головка. А как он работает.

— Если хочешь выключить, надо нажать на шпенёк, — показал Гриша. — Носишь на руке и подкручиваешь завод, то вправо, то влево. Вправо - и он убирает маскировку, так ты сможешь увидеть истину, а повернёшь влево - всё вернётся как было, ну может, с маленькими изменениями. Он испускает свой собственный сигнал подавляя внешнее поле от излучателей, однако от Урри, он тебя не спасёт.

— В смысле? — не понял Саня.

— Мистики-наушники называют эффект Доплера - "Великим Урри". Ну или богом. Он, для них, вроде как бог. Для нас он - эффект, а для них, нечто непостижимое и то что вызывает счастливые видения. Ты же видел будущее, грёзы там всякие, космические корабли бороздящие большой театр, — объяснил Гриша.

— Чё? Ничего такого я не видел! — обиженно возразил Саня. — Я видел как мальчик свою мать зарезал, а мать эта пыталась свою дочь задушить, а перед этим она себе рот разрезала до ушей, потом правда опомнилась и зашивать начала, но...

Тут он понял, что инвалид очень пристально на него смотрит и спохватившись замялся.

— Короче, не видел я никаких приятных видений. Только - срань одну.

— Любопытно, — пробормотал инвалид отворачиваясь. — Ладно, будем считать - это не моё дело. Что видел то увидел. Возможно, это потому что ты не местный. Ты, дядя, главное, еду местную не ешь, а то козлёночком станешь.

— А что это за зелёная стрелочка, на экране? — поинтересовался Саня стремясь побыстрее сменить тему разговора.

— Ты сам - стрелочка! Ещё стрелочкой осциллографа обзови. Это график электрического сигнала. Две большие волны - далеко Урри. Четыре - он приближается. А когда будет удаляться, то тебе будет без разницы - ты тогда будешь блевать или сраться. А может и всё вместе сразу, это уж всё зависит от случая, — судя по голосу Гриша явно обиделся и Сане пришлось поблагодарить его за подарок, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Он не собирался ссориться с этим странным чудилой, да и вообще ни с кем не собирался вступать в конфликт. После пережитой волны и последующего за ней видения, он стал намного осторожнее в словах и поступках. Дают - бери. И не спрашивай - "нахрена?" Может тут действительно, не всё так просто, как кажется с первого взгляда.

Традиционная поддержка авторов с оригинальным материалом

@MamaLada - скоровские истории. У неё телеграмм. Заходите в телеграмм.

@sairuscool - Писатель фентези. И учредитель литературного конкурса.

@MorGott - Не проходите мимо, такого вы больше нигде не прочитаете.

@AnchelChe - И тысячи слов не хватит чтобы описать тяжёлый труд больничного клоуна

@Mefodii - почасовые новости и не только.

@bobr22 - морские рассказы

@kotofeichkotofej - переводы комиксов без отсебятины и с сохранением авторского стиля

@PyirnPG - оружейная лига

@ZaTaS - Герой - сатирик. Рисует оригинальные комиксы.

@Balu829 - Все на борьбу с оголтелым Феминизмом!

• @IrinaKosh - котики.

Я смотрел на окна кафе. С виду ничего так – уютное, и, похоже, молодёжное. Вон, парочки молодняка так и ныряют внутрь, да и одиночек полно.

— Долго стоять будем? — Таксист лениво скосил на меня взгляд.

— Вылазим, шеф. — Я расплатился, и мы с Никой покинули такси.

Я всё-таки взял её с собой. Во-первых, пусть она пока будет у меня перед глазами. А во-вторых, если, а точнее – когда, его там не будет, ей быстрей про него расскажут. Девушке, особенно красивой, всегда охотней отвечают на расспросы, чем такому страшному лбу, как я. Если только не прибегать к угрозам. К коим, я ни в малейшей степени не собирался прибегать.

Мы стояли в тени раскидистого тополя, метрах в двадцати от кафешки, чуть наискось, так, чтобы нас не было видно из окон. Не то чтобы я ожидал встретить там этого маньячилу, но на всякий случай подстраховался.

— Сейчас заходим, осматриваемся, если этот чёрт там, то я остаюсь, а ты едешь к Аркадию Петровичу. Понятно?

Сейчас я не собирался быть с Никой тактичным.

Ника поняла и, кивнув, сказала:

— Два вопроса.

— Слушаю. — Я, не отрываясь, смотрел на скрытые жалюзи, с затейливым изображением снежинок, окна.

— Что будем делать, если его там не окажется?

— Ты начнёшь расспрашивать о нём. Легенду придумаешь сама, ты умная. А потом, не зависимо от того, что ты узнаешь, ты собираешься и дуешь к Аркадию Петровичу. Точнее, я тебя к нему отвезу. Так мне будет спокойней.

— Хорошо. — Задумчиво протянула Ника. — А если он там, что ты намерен делать?

— Прослежу за ним, а после брякну следачке и всё расскажу.

— Ты думаешь, она тебе поверит? Экрану и прочему?

— Кто сказал, что я буду ей об этом говорить? Расскажу, что залез и прочёл переписку, до того, как он её стер. А там пускай сама решает, что делать. Верить мне или нет. В любом случае будет проверять.

Мы помолчали.

— Пошли, посмотрим, там ли он. — Я выпустил её руку. — Иди первой, я за тобой.

Ника кивнула. Она совсем не выглядела испуганной, и, похоже, всю ситуацию воспринимала как забавное приключение, а это не есть good.

— Постой. — Я ухватил Нику за руку.

— Да. — Она улыбнулась.

— Осторожней, поняла? Это не шутки.

— Буду.

— Поцелуй.

Я разжал пальцы только тогда, когда она на миг прижалась ко мне мягкими губами.

Дьявол! Я смотрел, как она идёт, в голове всплыли строки:

Я вспомню тех, кто красивей тебя,
Умнее тебя, лучше тебя,
Но, кто из них шёл по битым стёклам

Также грациозно как ты?[1]

Дурацкие строки, не вовремя пришедшие на ум.

Не было у меня никого красивей, умней и лучше, чем эта девушка.

Но, чёрт возьми! В одном поэт был прав. Как же грациозно она идёт, как грациозно!

Я смотрел на удаляющуюся Нику и снова хотел её. И вместе с тем боялся. За неё. Зря я всё рассказал, надо было сразу везти её к Петровичу, и плевать на все возражения и протесты. Жизнь важней. Её жизнь.

Дойдя до двери, Ника чуть помедлила, словно хотела оглянуться на меня, но, так и не обернувшись, вошла внутрь.

Я сплюнул заполнившую рот слюну и неторопливо отправился следом.

Кафе было как кафе. Правда, расписано снежинками различных форм и развешанными на стенах зимними пейзажами. Барная стойка, с десяток столиков и несколько кабинок. Чистенько и даже уютно. Негромко играет музыка. Вслушавшись, я с удивлением узнал Let You Go Джонни Стронга. Нечасто такую музыку услышишь в кафе. Надо будет запомнить, и потом прийти сюда с Никой, когда байда эта закончится.

Кафе было заполнено наполовину. В основном молодняком. Студентами. Этих, я от любых прочих отличу, сам таким был. Да и расположено кафе в квартале от университета.

Я осмотрелся. В общем зале Несчастного не было, по крайней мере, никого подходящего под описание я не заметил. Ника сидела перед стойкой на высоком стуле, поглаживая маленькую кофейную чашечку пальцем, и косила в мою сторону глазом, ожидая моих действий.

Я прошёлся по кафе, заглядывая в кабинке, две были пустыми, две заняты кампаниями, ещё в одной, лицом к входу, над планшетом склонилась девушка в строгих очках и короткой юбке.

Я подошёл к барной стойке.

— Слушаю вас.

Девушка за стойкой – тёмные волосы до плеч, серые глаза, узкие скулы, мило мне улыбнулась. Лицо так себе, а вот улыбка красивая – широкая и искренняя, а зубы ровные и белые.

— Кофе и коньяку в него грамулю капни. — Ответил я, изучив листок с ассортиментом и ценами, лежавший на стойке. Цены и вправду были демократичными. Официантов, как я заметил, не было, что снижало цену.

— Кофе какой?

— На твой вкус, красивая.

Я скосил взгляд на Нику. Та и бровью не повела. Не поддалась, значит, на провокацию. Девушка ещё раз улыбнулась мне и отошла к кофемашине. Дождавшись заказа, я сел за ближайший столик. На ходу поймал взгляд Ники и подмигнул.

— Девушка, — позвала Ника, официантку, или барменшу, – чёрт её знает, кто она тут, — вас, как зовут.

— Алёна? Алёна, ты ведь посменно работаешь? — Ника перешла на доверительный полушёпот. — Я вот почему спрашиваю. Я с парнем по сети познакомилась. Пообщались, и встретиться договорились, у вас. А он пропал куда-то.

В том, что Ника разговорит любого, я не сомневался, поэтому чуть расслабился.

— Вчера не пришёл, сегодня тоже. На звонки не отвечает, в сети не появляется. Я беспокоиться начала, может, случилось что.

Алёна сочувственно покивала.

— Он писал – в рубашку: клетчатую одет будет, джинсы синие. Причёска такая модная – с боков и сзади коротко подстрижено, а сверху волосы длинные назад зачёсаны.

Ника поводила руками вокруг головы.

— Ещё писал, что часто у вас зависает. Может, знаешь?

— Нет, — Алёна отрицательно покачала головой, — что-то не припомню. Тут многие так выглядят. Мода такая. Да и народу за день много проходит, всех не упомнишь.

— Да? — Разочарованно протянула Ника. — Ноут у него большой такой, белый. Приметный.

— Знаешь? — Алёна смешно наморщила лоб и покусала длинный розовый ноготок. — Что-то знакомое. Кажется, я видела его пару раз. Знаешь, необычно так, чтобы у парня был белый ноут.

— Да-а-а. — Ника аж подалась вперёд. — Имени не знаешь? А то он мне под ником Сероглазый Дьявол писал.

— Знаешь, нет. — Алёна, старательно вспоминая, морщила носик. — Он не завсегдатай, это точно. Да и был всегда один. Хотя... Подожди, подожди.

Зубки всё быстрей покусывали наманикюренный ноготок.

— Последний раз я его видела в обществе брюнетки, симпатичной такой, но какой-то неряшливой, что ли.

— Когда это было, не помнишь? — Ника вся подобралась.

— Неделю назад, может, меньше... Нет, не помню.

— О чём говорили, не слышала?

— Нет, они далеко сидели.

— Ну ладно. Спасибо и на этом, облом значит. — Ника старательно делала огорчённый вид, выходило похоже.

— Да, ты не горюй, здесь парней хоть отбавляй.

— Э-м-м, он писал, красиво так. — Притворно пригорюнилась Ника.

— Все они красиво пишут. — Алёна сердито махнула рукой, видимо, вспомнив своё не слишком удачное в прошлом знакомство. — Знаешь, вот я с тобой сейчас говорю и припоминаю. Плюнь на него, скользкий он какой-то.

— В смысле?

— Знаешь, такой... — Алёна пошевелила пальцами в воздухе, — подойдёт, закажет, взгляд такой скромный – ну просто пай-мальчик, глазки в пол, только что носом не шмыгает и носком пол не ковыряет. А отвернёшься, взгляд в отражении, — она кивнула на широкое зеркало у себя за спиной, — поймаешь, так он такой, взгляд, в смысле, словно уже залез тебе в трусики и шебуршится там грязными лапами. Так что, не горюй.

— Ага. — Ника кивнула. — Спасибо тебе.

Она расплатилась и пошла к выходу. По удивлённо вскинутым выщипанным бровкам Алёны я понял: чаевые были более чем хорошими.

— Подожди.

Ника почти подошла к дверям, когда её догнал оклик Алёны.

— Да?

— Я вспомнила, — Алёна поманила Нику рукой.

О, как! Я улыбнулся, видимо, щедрые чаевые стимулируют память, надо будет запомнить.

Ника вернулась к стойке.

— Девчонка, с которой он встречался, тёмненькая такая, кажется, по имени его назвала.

— Как?

— Не помню. Он, значит, расплачиваться начал, у него не хватило, мелочи какой-то. И вот она подходит, полтинник ему протягивает и говорит...

Алёна вновь старательно наморщила лобик:

— Говорит... Говорит... Вспомнила! Пойдём, Алик. Точно! Алик! Именно так – Алик.

— Спасибо, Алён.

— Да, не за что.

Дверь за Никой закрылась, я допил кофе, вкусное, кстати, и, кинув пятисотенную на столик, вышел.

— Всё слышал? — На улице Ника подхватила меня под руку.

— Слышал. Только это нам ничего не даёт?

Я рассеянно оглядывал улицу, скользя взглядом по прохожим. По парочкам и группам молодёжи, тусующимся вдоль аллеи.

— Ты прав. Описание внешности скудное. Причёска, одежда. Ничего конкретного. Только имя...

— Он мог назваться любым, не обязательно своим.

В кармане, голосом Заз, требовательно заголосил мобильник.

— Да. — Не глядя на дисплей, пробурчал я в трубу.

— Привет.

— Привет.

— Как дела? — Голос мужской, молодой – высокий и на взводе.

— Кто это? — Я не узнал говорившего.

— Мы с тобой уже беседовали, вчера ночью.

— Ты, — я весь подобрался, — Несчастный, ну здорово.

— Искать меня пришёл, прочитал, значит, нашу переписку, и как только смог?

— Успел, падла.

— Я так и подумал.

Пальцы Ники впились мне в руку:

— Это…

Я посмотрел на неё – испуганные глаза и закушенная губа, и прижал палец к губам.

— Только это тебе не поможет.

— Поможет, — начал закипать я, — я найду тебя и убью.

Народ, проходивший мимо, начал оглядываться на меня, я и не заметил, что почти кричал.

— Не-а, это я тебя.

— Силёнок хватит?

— Ума хватит. Ты вот не допёр, что я тебя вижу, а я просчитал, что ты можешь сюда заявиться.

Видит? Он нас видит?

Я завертел головой, всматриваясь в прохожих. Чёрт возьми! Такое ощущение, что все говорят по телефону.

— Что ты башкой вертишь? Меня надеешься увидеть? Тогда ты ещё больший дурак, чем я думал.

Я его не видел. А он меня, да. Значит, он где-то рядом. Плохо! Я вновь принялся рассматривать окружающих меня людей. Бесполезно! Да, чтоб тебя! Стоп. А если так?

Чёрный экран. Золотисто-оранжевые цифры.

Я шагнул из дверей кафе. Ладонь Ники на локте. Смотрю на противоположную сторону улицы, на небольшую аллею с памятником писателю в центре, окружённую невысокой оградой.

Звонит в кармане телефон.

— Да.

Перематываю.

Верчу башкой, всматриваясь в гуляющую группами и парочками, молодёжь. Эти меня не интересуют. Одиночки, мне нужны одиночки. И не в толпе, иначе всего не скажешь – услышать могут.

Взгляд скользит, переходя с одного человека на другого.

Притормаживаю скорость просмотра.

Не тот, не тот. Девушка. Мужик с пивом. Опять девчонка. Парень, крепкий, наголо бритый, ещё один с дредами и в полуспущенных, широченных штанах. Всё не то.

Стоп, чуть назад. Пауза. Вот.

Парень рядом с постаментом. Среднего роста, худощавый, стоит спиной ко мне. С плоской коробкой смартфона, прижатого к уху. Коротко стриженный затылок, на макушке длинные вихры. Белая рубашка в чёрную клетку, синие джинсы. Во что обут, не видно, мешает ограда.

Просмотр, на самой медленной скорости.

Парень начинает поворачиваться голову. Давай, сука, давай! Покажи морду!

Чуть ускоряю воспроизведение. Ещё чуть-чуть, давай, давай. Нет! Тварь! Замер. Лица не вижу, скрыто большим смартфоном. Косится в мою сторону. И, не отрывая телефона от уха, уходит вдоль аллеи к выходу.

Выныриваю.

Чувствую Никины пальцы, с силой сжимающие мне руку.

Вдалеке мелькнула белая в чёрную клетку рубашка и скрылась за поворотом.

Прижимаю телефон к груди. Шепчу яростно и зло:

— Стой здесь. Понятно? И чтобы с места не сходила. Я сейчас. Жди меня здесь, как прибитая. Поняла?

— Но...

— Здесь, я сказал, здесь! Ясно?

Дожидаюсь ответного кивка, и, выдирая руку из цепких пальцев, бросаюсь через улицу к аллее.

Вдавливаю телефон в ухо и бегу.

— Ау, ты где? Онемел от страха?

Я молчу и бегу.

— Чего молчишь?

— Тебя, падла, слушаю.

— Ну, слушай, слушай. — Он замолчал, только дыхание в телефоне.

— Исповедуйся, — я миновал памятник, — может, полегчает перед смертью.

— Ты знаешь, я ведь не хотел её убивать. Я ведь почти влюбился в неё. Она мне помогла, я был в такой жопе... Повеситься хотел. А она...

Голос его становился всё выше, в тоне проскакивали истеричные нотки. Давай говори, говори. Может, сболтнёшь чего лишнего. Кончик ниточки мне дашь, за который я уцеплюсь и притяну тебя.

— Что, бабы не давали? Такому умному и талантливому?

— Да, что ты об этом знаешь? Ты, ты, ты...

— Я, я, я. Значит, точняком бортовали тебя, да? Ну, сознайся. Ты и Ташу поэтому убил, что она тоже тебе не дала. Я прав?

— Урод! Ты урод! Не так всё было, не так!

— А как? Ты расскажи, авось я поверю, проникнусь.

Аллея закончилась, и я выбежал на параллельную улицу. Длинную и кривую, уходящую слегка вниз и хорошо просматриваемую, но с множеством переулков.

Чёрт! Куда он свернул?

Я побежал, верча головой, как пропеллером, и заглядывая на бегу в проулки. Белой рубашки в клеточку нигде не было.

— Зачем тебе?

— А ты зачем позвонил? Выговориться? Ну, так валяй, вот они, благодарные уши. Ведь так поделиться хочется, а не с кем. Да?

— Я не хотел её убивать.

Голос дрожит и почти срывается на визг.

Говори, говори.

Пока он чешет языком, он рядом — никуда не делся, не уехал, не сбежал, а значит, есть шанс его найти.

— Не хотел, но убил.

— Это всё ты виноват!

Конец улицы близок, а этого чёрта всё нет. Куда он делся?

— Вот как? Интересно, а я-то тут при чём?

— При всём!

Голос окреп, никакой плаксивости, одна злость.

— Я её еле уговорил в кафе прийти, денег занял, чтобы по-человечески было, накупил всякого, а она, всё, блин, о тебе говорила, сука! Ты понимаешь, как это, прийти на свидание с девушкой, в которую влюбился, а она о другом говорит. Блин! О бывшем. Понимаешь, что я чувствовал? Потом ещё пару раз встречались, в разных местах, та же история. Только о тебе и говорила.

Я молчал, боясь неверным словом или тоном, перебить поток его красноречия.

— А потом... Я в гости к ней напросился, цветов и шампанского купил, как дурак. Случайно, как толкнуло что, за пару подъездов тормознул. Стою, сам не зная почему, гляжу, соседка ваша – большое ухо, та, что подслушивать любит – Таша рассказывала, куда-то чешет. Не остановись я, столкнулись бы нос к носу. Всяко запомнила бы меня. Ан, нет. Знак это был. Я потом понял.

Я добежал до конца улицы выходящей на широкий проспект. Всё! Аут! Тут я его точно не найду. Море спешащих людей, себя бы не потерять, не то, что кого-то найти.

— Я звоню, она открывает. Я с цветами и бутылкой как дурак, а она даже платье не одела. Как ходила в футболке растянутой, так меня и встретила, а ведь мы с ней договаривались. В твоей футболке. Понимаешь? Я ей – привет, тянусь, чтобы поцеловать, хотя бы в щеку, а она от меня, как от прокажённого... Протягиваю букет. А она: а вот Фил, никогда мне цветов не дарил, только на днюхи, да на Восьмое марта, и шампанского не покупал, бурду только красную. И вроде как с укором, тебе говорит, с минусом для тебя, но не с плюсом для меня. Понимаешь? Получается, что опять о тебе. Не мне спасибо – за подарки, а тебе фи, – что не покупал. Ты знаешь, как у неё твой номер в телефоне забит?  Любимый. Ты понимаешь? Не имя, не фамилия, не бывший, а любимый.

Я прикрыл глаза, откровенность резала не хуже охотничьего ножа. Прямо по сердцу. Неотвратимо и больно. Больно, до зубовного скрежета.

— Она, небрежно так бутылку на стол ставит, букет не в вазу, а прямо так кладёт. И спиной ко мне поворачивается. Меня такая обида взяла, что аж слёзы из глаз, а потом злость. На неё, на тебя, на себя... Что, я не мужик? Со мной так обращаться? Знаешь, я книгу недавно прочитал, случайно попала, так от скуки, от нечего делать. Дрянь книжка, о бандитах, но фраза одна меня в ней зацепила. Мужчины делятся на две категории: те, у кого есть оружие, и те, у кого его нет. Мол, те, у кого его нет, это и не мужчины вовсе, а так – тело, с пенисом в штанах. И на таких женщины не смотрят. Я подумал, может, если и у меня... если я куплю, то и на меня девушки обратят внимание. Пистолет страшно покупать было, хоть в сети сейчас всё что угодно купить можно. Да и где я такую сумму возьму? А на рынок к не русским идти – страшно, обманут. Нож я купил, большой такой, кривой, таскал его с собой. Только всё это ерунда, никто на меня не смотрел. Нос воротили.

Он задохнулся. Я слышал, как ему не хватает воздуха. У меня и самого от его душевных нечистот дыхание перехватило, и сердце закололо.

— Ты слушаешь? — Отдышавшись, спросил он.

— Да.

— Бросила она букет так небрежно, и спиной ко мне повернулась. А у меня от ярости руки трясутся. Гляжу на её затылок, на ухо, рука сама за нож взялась. Смотрю на шею, тонкую такую, беззащитную, и представляю, как втыкаю в неё нож. За пренебрежение ко мне, за то, что не видит моей любви. Но не смог. Замахнулся. Нет, не могу. Потом, правда, смог. Ударил рукояткой прямо в висок. Она как кукла упала. Знаешь, если у марионетки ниточки обрезать, она нелепо так, кучкой неопрятной, падает. Вот и она так. Лежит на полу. Майка задралась, а на ней трусики застиранные, в нелепый горошек, чуть ли не бабушкиного фасона. В глазах пелена, сам не помню, как накинулся на неё.

Его голос становился всё злее и довольней. Он, сука такая, наслаждался своим рассказом. Не раскаивался и каялся, а наслаждался, заново переживая миг триумфа.

— Трусы с неё сорвал и... Прежде чем вскрыть её, как банку сгущёнки, я поимел её во все места, во все дырочки. О... Ты...

— Врёшь, сука! — То, что испытывал я сейчас, нельзя было назвать яростью, это был гнев, помноженный на злость и желание убить. Найти эту суку и убить, задушить, глядя прямо в глаза. Сжать горло пальцами, сдавить и смотреть, как жизнь уходит из них, и наслаждаться этим моментом.

— Пиз... как дышишь, тварь. Не насиловал ты Ташу, потому что импотент. Нестояк у тебя тотальный.

Я расхохотался, зло и ядовито.

— У тебя хрен, словно дохлая гадюка на перилах, ничего его не оживит. Ты ссыкло беспомощное. Тварь. Пид... Петушара... — Я орал, не в силах остановится.

— Я поимел её, поимел! — Как резаный визжал он в ответ .

— Врёшь, гнида, врёшь! Ничего ты не можешь!

— Откуда ты знаешь? — Визг из телефона. — Откуда, откуда, откуда?!

— Знаю.

— А-а-а-а, это тебе эта сучка рыжая наплела. Следователь или кто она там. Я видел её. Как она во дворе крутилась, расспрашивала, вынюхивала. Бл... Я ведь, когда всё сделал, — слова так и лились из него, — уйти не смог, словно держало что-то. Так и крутился вокруг. Уйду. Приду. Опять уйду. Вернусь. И так, пока не увидел, как тело выносили, после этого, словно отпустило.

И куда только его интеллигентная речь подевалась, когда за живое задели.

— Им же нельзя говорить: тайна следствия и всё такое. А-а-а. Понял! Тебя увидала и потекла вся. И тут же всё вывалила. Да? Все они бабы такие. При виде тебя никто устоять не может. Ты ведь весь из себя такой – true male[2]. Да? Присунул ей или только собираешься? Или она не в твоём вкусе? Ты же тёмненьких любишь, ну прямо как я.

Я молча слушал. Разговор утомил меня, эти потоки мерзости, было просто невозможно дальше слушать. Я понял, что больше ничего не выжму из него, кроме грязных подробностей или порции вранья. Пора закругляться.

Я собрался уже отключиться, как он, словно прочтя мои мысли, прервал свои излияния и сказал:

— Устал я, пора раскланяться.

Я не чувствовал ярости, одна усталость.

— Прощай.

— Стой, стой, стой, я тебе на прощание кое-что сказать хочу.

— Мне пох...ю.

— Пожалеть можешь.

— Угрожаешь?

— Значит так, — словно змея, зашипел он в трубку, — это ты во всём виноват, значит, и отвечать тебе.

— Приходи, отвечу.

— Нет, — он рассмеялся лающим смехом, — так неинтересно. Я тебе игру предлагаю. Интересную, тебе понравится.

— Не интересует.

— Заинтересует, когда услышишь. Короче, выбирай, кого мне выпотрошить – эту рыжую бл... или твою чёрную. Нет, нет, нет, не так. Ты, конечно, свою сучку выберешь. Так что, это не интересно. Я их обоих кончу. Сначала их, а потом тебя. Или сначала тебя, а потом их. Выбирай. Обещаю – выберешь себя, твою выпотрошу, после того как убью, а вот рыжую, извини, помучаю. Ну, так как? Что выбираешь?

Яд слов так и сочился мне в ухо, отравляя сознание и путая мысли.

— Я не убью тебя, нет. Я сотворю с тобой кое-что более худшее, чем смерть. И ты, когда узнаешь, что именно, будешь ползать на карачках и умолять о смерти.

Мой голос не дрожал и был спокоен, как небо над головой. Я не грозил, я обещал.

Всё. Отбой.

Надо возвращаться к Нике. И искать эту тварь.

Я круто развернулся, и тут боль затопила голову. Стекла вниз и застряла где-то в груди, на уровне сердца.

Слова этой твари грохотали в голове, отравой расползаясь по телу.

Ты во всём виноват! Из-за тебя! Как в телефоне забит? Любимый! Ты! Из-за тебя! Ты! Из-за тебя! Ты! Из-за тебя! Ты! Из-за тебя!

Я этого не знал. Даже не догадывался. Ослеплённый новыми отношениями. Своим счастьем. Миром и взаимопониманием с Никой.

Таша! Ну как же так? Почему ты не отпустила прошлое? Зачем за него цеплялась? Почему не забыла, и просто не пошла дальше? Мы ведь жили не особо хорошо. Вечно без денег. Хаты съёмные, грязные. Я ведь не из-за Ники с тобой порвал. Всё к этому шло. Она просто послужила последним толчком. Я ведь не к ней ушёл, а в никуда, в одиночество. Мы ведь с тобой такие разные. Не знаю, как столько прожили.

Мне стало тяжело дышать, в грудину словно воткнули нож и ворочали им безжалостной рукой. Я застонал, голова кружилась, тротуар под ногами ходил ходуном.

Мысли в голове крутились взбесившейся юлой.

Первый год, до того, как съехались, нормально было, хорошо даже. Потом... Потом хуже, а потом... ещё хуже. Бытовые мелочи, словно мелкие камешки в ботинке, которые не вытряхнуть – сначала незаметно, но чем дальше, тем больше и больше вызывают неудобство и раздражение.

Меня раздражало её неумение готовить, Таша не могла сварить элементарного супа, а это, при моей любви поесть, сильно напрягало. Её дико бесила моя привычка разбрасывать по квартире носки.

Меня выводила из себя любовь Таши к сети. Все эти чаты, форумы и социальные сети, не понимал я этой иллюзорной жизни. Невнятные, убогие, по моему мнению, люди, скрывающие свои комплексы за красивыми сетевыми кличками. Ей не нравилась моя тяга к приключениям, и вечное влезание не в свои дела, с желанием помочь.

Интересы у нас вроде схожие, но никак не пересекающиеся.

Мы оба любили читать, но обсудить прочитанное не могли: Таше нравилось читать классиков и труды философов, западных и восточных. Все эти, трудно перевариваемые для меня дзены, дао и прочая эзотерическая лабудистика, не имеющая отношения к реальной жизни.

Я запоем читал фантастику и триллеры. При виде которых она начинала презрительно фыркать и кривить нос.

Музыка.

Рок, отечественный и зарубежный, был моим спутником по жизни. Таша не слушала ничего, что звучало на русском языке. Из наушников её ноутбука постоянно лилась электронная хрень вроде Депешей и забугорной эстрады.

Раздражало и вечное Ташино ворчание на мои, с её точки зрения, несмешные шутки.

Мелочи, мелочи, мелочи. Которые складывались в огромную такую стену, разделяющую нас. И претензии, претензии, претензии. Как высказываемые, так и умалчиваемые, но прекрасно читаемые во взгляде, голосе, жестах.

Мне казалось, что с нашим расставанием она вздохнёт свободней, а вышло наоборот.

Таша! Ну, зачем было цепляться за прошлое? Его нет. Выходит, прав был Аркадий Петрович, говоря, что прошлое в наших головах часто меняет свой знак. Только у кого-то из положительного он переходит в отрицательный, а у кого-то, как у Таши, наоборот.

Последняя мысль привела меня в чувство.

Прошлого нет. Будущего тоже. Есть настоящее. А в настоящем у меня есть дело. Так что не время раскисать и рефлексировать. Потом, может быть, и поплачу над этим, но не сейчас.

Я смотрел на зажатый в кулаке мобильный, на последний входящий вызов, запоминая цифры.

Значит, думаешь, не найду тебя, тварь? Это даже хорошо, что ты так думаешь, сюрприз значит, для тебя устрою, пренеприятнейший.

Я усмехнулся и, пролистав контакты, нашёл нужный номер.

— Далил? Здоровеньки булы. Узнал? Дело есть. Поможешь? Какое? На две тонны русских денег. Такое ответ устроит? О, и голос сразу повеселел, а я подумал, что ты не рад слышать старого товарища.

Далил был единственным сокурсником, с которым я поддерживал отношения.

— Телефончик один пробить надо, на момент кому принадлежит номер. Смогешь? Ну, тогда записывай. Сколько времени понадобится? О'кей. Жду.

Я продиктовал номер и зашагал к Нике, размышляя, что ей рассказать, а о чём умолчать.

Я дошёл до аллеи, Ника, как я и просил, стояла там, где я её оставил. Остановившись, помахал ей. Она замахала в ответ.

Телефон в моём кулаке зазвонил. Далил сработал оперативно.

— Да. Слушаю. На кого, говоришь? На Ирину Петровну Кожевникову? Семьдесят восьмого года рождения.

Твою мать! Облом! Этот кекс и вправду умён... Воспользовался чужой симкой... Стоп, стоп, стоп. Что-то не вяжется чужой номер, со словами о том, что убийство он не планировал. Да и образ забитого и всеми игнорируемого юноши, вряд ли ему больше двадцати, не стыкуется с предусмотрительным и хладнокровным убийцей, который оперативно раздобыл левую симку.

Я прикинул: выходило, что Кожевниковой И.П. сорок два года. А если?

— Далил, сможешь пробить эту Ирину Петровну – кто она, где она, дети есть и кто, если нет, то есть ли, муж, племянники, ну, в общем, всю инфу и подноготную, которая есть на неё. Знаю, что незаконно. Червончик сверху, я думаю, сотрёт ту грань, за которую ты не хочешь заходить. Сам? Если бы мог, не просил бы. По скорому. Накинуть? За срочность. Ну, ты жук. Накину, но только двадцать процентов. Давай, жду.

Я знал: от возможности по-быстрому срубить лёгких денег, сокурсник не откажется. Были прецеденты. А эти отмазы, это для набивания цены. Можно подумать, он этим никогда не занимался.

Ника бросилась мне на шею, обняла. Отстранилась, с тревогой заглянула в глаза:

— Ты где был?

— Этого искал.

— Не нашёл?

— Пока нет.

Я смотрел поверх её головы, уже зная, что я с ним сделаю, когда найду.

— Фил. — Тихо позвала Ника.

— Да.

— Не делай того, что задумал.

— Ты о чём?

— Я не знаю, что ты хочешь, но не делай, мне страшно.

— Почему?

— Ты улыбаешься. — Она не спрашивала – утверждала.

— Да? — Я несказанно удивился.

— Да.

И вправду, только сейчас я заметил, что мои губы кривит ухмылка.

— Что в этом такого?

— У тебя плохая улыбка, сейчас плохая. Так ты улыбался, когда пришёл к Стигу выручать меня.

— Правда? — Я стёр с лица гримасу.

— Да. Ты вошёл с пистолетом в руке и улыбнулся так, что я испугалась. Я больше никогда не видела у тебя такой страшной улыбки. До сегодняшнего момента.

— Глупости, я просто зол.

Ника покачала головой.

— Что ты задумал?

— Поехали домой. Там расскажу.

Всю дорогу до дома мы молчали. Я поймал сочувствующий взгляд водителя: ас дорог решил, что мы поссорились. Пожалуй, и я бы так подумал, но я знал Нику. Она не обиделась. Она боялась, но не за себя. За нас и наши отношения, и того, что мои планы могут пошатнуть наши отношения.

В квартире я обнял Нику.

— Ника, делаем то, что решили. Собирай вещи, и едем к Аркадию Петровичу. Побудешь там, дней несколько.

— А ты?

Она даже не стала спрашивать, о чём мы говорили с убийцей.

— Я со всем, что нарыл, еду к следачке. Дальше посмотрим на её действия.

— Может, вместе?

Я покачал головой.

— Нет. Тебя туда не пустят. Сколько я в полиции пробуду, неизвестно. А после его угроз я не хочу оставлять тебя одну. К Петровичу он пробраться не сможет. Только пока, ничего ему не рассказывай.

— Ты думаешь, они реальны? Угрозы?

Я не стал напоминать ей о том, что он сделал с Ташей, просто сказал:

— Собирайся.

продолжение следует...

[1] Аквариум - Юрьев день.

[2] True male – настоящий самец.

Когда Атли говорил мне свои странные напутствия, мы стояли около его дома.  – Ты же понимаешь, что так ограничиваешь меня в драке? Все усложняешь? – С негодованием спросил я. – Мало того, что мне надо думать о том, чтобы спасти свою жизнь, так теперь еще надо следить за каждым своим ударом, чтобы какойто из них не оказался смертельным! Ведь Гримли- то будет стараться наносить именно смертельные удары! Да, его смерть нам, видите ли, не выгодна. Ведь он брат самого Одена. А я ничей не брат… То есть брат, но…  Я осекся. Атли пристально посмотрел на меня, тяжело вздохнул, ободряюще потрепал меня по плечам и сказал:

Слушай, я знаю, чего тебе стоило избить собственного брата. Но такова была плата за вступление в наши ряды. Ты должен был сделать то, что больше всего не хотел, чтобы показать свою решимость нам.  Когда он произнес эти слова, я почувствовал боковым зрением, что занавеска в окне дома Атли шевельнулась. Когда я обернулся, в окне никого не было. Но я мигом все понял. Она все слышала. Ребекка, сестра Атли и любовь моей жизни, теперь знала о том, как я поступил с братом.

Это был приговор. Так, весь смысл моей драки с Гримли терялся чуть ли не на половину. А то и больше.  Читатель, наверное, помнит те слова, которые этот безумец кричал моему брату после того, как ударил его камнем. Он твердил, что Ребекка будет его. Когда мне передали это, я понял истинную причину его злобного отношения ко мне.

Он видел во мне соперника.

Не знаю, насколько сильны были его чувства к сестре Атли, но я любил ее с самого детства. Еще до того, как она превратилась в прекрасную девушку, по которой вздыхала вся деревня.  Атли, конечно, знал об этом скрытом мотиве нашего конфликта с Гримли. И своей поддержкой он как бы давал мне понять, что дает зеленый свет на завоевание сердца его сестры в случае моей победы. Если я выиграю, то такой исход будет идеальным для него. Новичок в его банде победил брата Одена, но при этом не убил. Это укрепит авторитет Атли, сохранив отношения с его главным конкурентом.

Мне оставалось лишь надеяться, что Ребекка какимто чудом не услышала слов Атли о том, что я избил своего брата. Иначе, повторюсь, смысл поединка утрачивался.

И вот, мы уже стоим на месте боя. Тридцать человек с нашей стороны, столько же – с их. Мы С Гримли вышли на середину, крепко сжимая в руках острые ножи. Мне вдруг стало нехорошо и потемнело в глазах.  Вовсе не страх сковывал мои ноги и руки. Других причин было достаточно. Мне вспомнилось странное дикое выражение лица моего глупого брата прошлой ночью. Никогда ранее он не приходил ко мне вот так и не стоял молча на пороге. Потом еще это письмо отца, в котором он уверял, что мама и Гарди – служители сатаны.

Теперь еще и мысли о Ребекке…

Все это вертелось в голове, когда Гримли с ужасным воплем набросился на меня, желая убить на месте…

Продолжение следует