Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory !Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)
Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим. Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.
Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)
Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.
В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!
Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)
Они лежали на узкой кровати, крепко прижавшись друг к другу. Девушка, прикрыв глаза, тихо посапывала, кажется, собираясь заснуть.
«Не время, сейчас спать, не время. Ещё ничего не закончилось, можно сказать – всё только начинается».
Максим обдумывал, как начать разговор. Наконец, решился. Говорить надо всё как есть, нечего тянуть кота за хвост.
— Золя, — он потёрся носом о её висок.
— Да, — отозвалась девушка, голос был совсем тихим и сонным.
— Для тебя очень важна твоя работа?
Она моментально открыла глаза:
— Что ты имеешь в виду.
— То, что мы достали эти бумажки, — он кивнул в сторону стола, — ничего не значит, меня не оставят в покое, и с этим надо что-то делать.
— Что ты предлагаешь? — Она с тревогой смотрела на него, пальцы, лежавшие в его ладони, крепко сжались.
— Надо исчезнуть на время.
— Куда? — тревога в её голосе усилилась.
— Куда-нибудь подальше, желательно за границу. Тебя кто-нибудь будет искать, беспокоиться о тебе? Мама, близкие, родственники?
Пришла её очередь пожимать плечами.
— Мама умерла год назад, я тебе не говорила. Шеф? Может быть. Не знаю, он меня ценит. Наверно, если я исчезну без предупреждения, забеспокоиться, искать начнёт. Но я могу ему позвонить, предупредить. А насколько надо исчезнуть?
— Не знаю. Месяц, полгода, год. Навсегда.
— Навсегда, — она повторила за ним, словно пробуя слово на вкус.
В голосе Золи не было удивления, лишь констатация факта.
Внезапно ему пришла в голову интересная мысль.
«А что, если взять её с собой к Деду, пусть поживёт с нами, а если не разрешит, то у Пелагеи Дмитриевны, она точно будет рада, если жива, конечно. Нет, не пойдёт, как там Дед сказал:
— Всё, бывай, закончишь с делами, жду…
Значит, с этими тёмными придётся решать и решать самыми радикальными мерами, чтобы в будущем не вынырнули за спиной в самый неожиданный момент».
А нынешнее его положение уж никак окончанием дел назвать нельзя. Если они сейчас исчезнут, то те «чёрные» потянутся за ними. А уж если сам Дед признал мага сильным, то чёрт этот и до дедова скита, пожалуй, добраться сможет. Нет, рвать когти можно, только когда он окончательно разберётся с основателем «Последнего прихода». В том, что человек с русой бородкой, ждавший его в машине, и есть Магистр, о котором говорила Альбина, Максим не сомневался.
— Куда отправимся? — прервала его размышления Золя.
— Не мы, девочка, — он покачал головой, — ты.
— А ты? – в голосе девушки прорезался настоящий испуг. — Без тебя я не поеду. Слышишь? Не поеду, и всё!
Он усмехнулся: если бы они сейчас стояли, она бы точно топнула ногой.
— Ты. Я не могу сейчас исчезнуть, нас будут искать. И рано или поздно найдут. Скорее всего, в тот момент, когда мы не будем готовы к встрече. А жить и постоянно оглядываться, ожидая удара, это очень сложно. Я должен остаться и покончить с этим. А если ты будешь рядом, то я буду дёргаться, боятся за тебя, прилагать усилия для твоей охраны, а значит, отвлекаться, распылять силы. То есть ослаблять себя, а это не те люди, с которыми можно иметь дело, будучи слабым. Поэтому ты уедешь, сейчас соберёшься и уедешь.
— Кто они, что им от тебя надо? — она умоляюще смотрела на него.
— Это очень долгая история, я расскажу тебе её, когда всё закончится. А пока вставай, у нас мало времени, перед твоим отъездом мне надо ещё многое успеть.
Пока Золя собиралась, Максим её инструктировал, попутно что-то быстро чиркая на листах бумаги:
— У тебя есть загранпаспорт?
— Есть, отдыхала в прошлом году в Египте, а до этого один раз в Турции.
— Это хорошо. Приедешь к себе, сразу начинай собирать документы для поездки в Японию.
— Куда?
От удивления она выронила из рук вещи, которые укладывала в большую дорожную сумку.
— Ты права, это сложно и долго. Виза ещё. В Китай – это проще, в турагентстве купишь путёвку, это быстро. Нет, лучше и туда, и туда. Полетишь туда, куда быстрей получится. Ждёшь меня дома неделю. Я не приезжаю, улетаешь.
Он закончил писать и потянул ей два сложенных листа:
— Вот это, помеченной птичкой в Китай, мастеру Да Вэю, вот здесь адрес, по-русски, английски и иероглифами. Приедешь, отдашь письмо лично ему в руки. Тебя примут как дочь. Вот это, без пометок в Японию. То же самое: приедешь, отдашь лично в руки Исатори Кано. Живёшь там год. Если я не приезжаю, поступай, как знаешь. Хочешь, оставайся жить там. Хочешь, возвращайся.
— На что я там буду жить? — Девушка уже взяла себя в руки и была деловито собранной.
— Во-первых, тебя там примут и прокормят. Во-вторых, средств у тебя будет предостаточно, этим мы сейчас и займёмся.
Нотариусом была приятная женщина лет сорока, с уложенными в замысловатую причёску волосами и ухоженными ногтями, покрашенными почему-то фиолетовым лаком, что, впрочем, вполне гармонировало с её вполне себе дорогим, но не броским брючным костюмом.
Елизавета Игоревна быстро поняла, что от неё требуется, и даже не стала задавать лишних вопросов, так что Максиму не потребовалось ментально давить на нотариуса, он только слегка подкорректировал ей память. И женщина забыла о посетителях, как только они вышли за дверь.
От нотариуса Золя вышла молчаливая и задумчивая. Максим искоса поглядывал на неё, но разговора не начинал, давая ей прийти в себя и осознать, что с ней произошло. Заговорила она только тогда, когда они поднялись к ней за вещами.
Девушка остановилась посреди номера, обвела его взглядом и, повернувшись к нему, произнесла:
— Значит, теперь я богата?
Он кивнул:
— Очень.
И после паузы:
— Ты не рада?
— Я не знаю, как к этому относится, — она покачала головой, — я и раньше не нуждалась. Конечно, купить квартиру я не могла, но мне и в стареньком доме родителей хорошо. Поехать отдыхать, к примеру, на Канарские острова или на Гавайи я тоже не могла, но мне и на наших курортах нравится. А теперь…
— А теперь, — прервал он Золю, — ты можешь купить себе дом на этих самых Гавайях или на Мальте, к примеру.
— Зачем мне это? — она внимательно смотрела на него, а потом внезапно кинулась к нему и спрятала лицо у него на груди.
— Когда тебя не будет рядом. — Закончила она глухим голосом.
— Глупая, — Максим осторожно погладил её по голове, — я вернусь. Закончу с делами, — он чуть не сказал, убью всех и вернусь, — и мы поедем в одно место. Очень хорошее место, ты не представляешь, как там здорово.
— А если не вернёшься? — она отодвинула залитое слезами лицо от его груди. — Если! Ты! Не вернёшься! Что мне тогда делать? Что?!
Максим поцеловал Золю сначала в один заплаканный глаз, потом в другой.
— Жить. Просто жить. Поверь, можно жить и после того, как… — Он покачал головой, не закончив фразы. — Я вернусь. Слышишь? Вернусь! Просто верь, ведь всё в конечном счёте зависит от веры.
Золя покачала головой:
— И никого не защитила вдали обещанная встреча…
Максим накрыл её губы своими, ему никогда не нравилась эта песня, шепнул:
— Не так, лучше… Как ты пела в душе? Приходи ко мне, я буду ждать тебя?
Через час они стояли на перроне, ожидая отходящий в столицу поезд. Волосы Золи были растрёпаны, одежда слегка помята и в беспорядке, а по губам блуждала улыбка, счастливая и одновременно беспомощная, словно у маленькой девочки, получившей давно желанный, но нечаянный получить подарок.
Проводница замахала им рукой:
— Прощайтесь уже, поезд отходит через две минуты.
Максим подхватил девушку на руки, занёс в вагон:
— Ты помнишь, что надо сделать?
Золя кивнула, но Максим настойчиво повторил, обговорённое час назад, лихорадочно пытаясь успеть в отведённое время:
— Приезжаешь в столицу, пулей в аэропорт, покупаешь билет на ближайший рейс в любой город, желательно подальше от столицы. Можешь на юг слетать. Прилетаешь, покупаешь билет на Питер. В Питере дуешь на вокзал и едешь в любой город, откуда ты сможешь поехать к себе домой. Как только окажешься дома, сразу идёшь в турфирму и покупаешь путёвку в Китай. Там ждёшь меня. Письма не потеряй. Всё, до встречи.
Максим чмокнул её в щеку, шепнул в прикрытое встрёпанными волосами ушко:
— Люблю.
Он собирался выпрыгнуть из вагона, но девушка вцепилась в рукав пальто:
— Подожди?
— Что? — столько было в Золином голосе невысказанности, что он встревоженно обернулся.
— Я хотела… — она отвела глаза, и, решительно тряхнув головой, продолжила, — ничего, просто хотела сказать, что люблю тебя, вот и всё. Нет, не всё! — Она заторопилась, вагон тронулся, и проводница попыталась отпихнуть девушку от двери, но та вцепилась побелевшими пальцами в поручень.
— Я люблю тебя и буду ждать, сколько потребуется. Приходи ко мне, я буду ждать тебя… Мы будем ждать тебя. Слышишь? Будем.
Но он не услышал, последнюю фразу, заглушил свисток локомотива.
Максим смотрел вслед уходящему поезду. Что-то сказанное Золей не давало ему покоя, занозой сидя где-то в глубине головы. Вот только что? Он тряхнул головой, выбрасывая девушку из мыслей. С ней всё будет в порядке. Он был уверен. Сейчас ему предстояло решить, что делать с теми, кто следил за ним. Хотя, что делать с ними, он знал, для начала просто поговорить. Максим кровожадно ухмыльнулся, но это только для начала.
Он спокойно шёл к своему дому, особо не прячась, не навешивая на себя шелуху маскировочных эмоций, лишь чуть нарастив ментальные щиты. Девушку он выбросил из головы, как только хвост поезда скрылся за бетонным прямоугольником станции. Он стал похож на стрелу, готовую сорваться с тетивы, чтобы без лишних раздумий, сомнений и колебаний вонзиться врагу в горло.
Максим шагал, время от времени щупая пространство перед собой, но он мог не торопиться, никого перед его домом не было.
Максим остановился на том месте, где утром стояла чёрная машина.
«Чтобы это значило? Ждали, ждали, а потом исчезли».
Он просканировал пространство – никаких следов. Почти никаких, так будет вернее. Почистили. Но он таки ухватил тень присутствия враждебно настроенных по отношению к нему эмоций. Это, конечно, не нуры, они чувствовать не могут, и не маг. Значит, наследил боевик, что был за водителя.
«Зачем он его с собой таскает, если есть нуры? Непонятно. Хотя нет, это как раз понятно – водить кто-то должен, не нуры же. Непонятно другое: зачем Магистр взял левого человека, что у него своих слуг, умевших водить машину, нет? Подстраховаться решил. Или кто-то навязал ему человечка, для пригляда, например? Очень может быть. Что ж, предстоит найти незваных гостей. И он, кажется, знал, кто ему в этом поможет».
Тихон Хренников. Почти полный тёзка известного советского композитора. Известный в определённых кругах под кличкой, производной от фамилии, но не как можно было ожидать – Хрен, нет, погоняли его по-другому. Звали его Ником, Тихим и иногда, за комплекцию – Круглым.
Это он тогда заставил Максима встретиться с двумя господами с пыльными глазами, которых Максим окрестил «первым» и «вторым». Они, как сейчас понимал Максим, хотели нанять его для поисков Инны, но, обломавшись, в конце концов, обошлись без его помощи.
«Что ж, начнём с помощников Магистра, то, что они ходят под ним, Максим не сомневался. Не зря он не мог их прощупать, не зря».
Познакомился Максим с местным авторитетным бизнесменом, когда академики отфутболили его к нему с просьбой, высказанной в приказном тоне, найти угнанный автомобиль.
_______________________
Взгляд из-под ресниц.
Круглый.
Максим вошёл в небольшое, круглое помещение, в котором он встречался с клиентами, как называли эту публику академики, Максим звал их попросту – бандиты. Принимать их у себя он категорически отказался.
С появлением Максима академики старались спихивать таких клиентов именно на него, хоть он соглашался работать не со всеми. Максим и сейчас хотел отказаться, но Катя смотрела на него такими умоляющими глазами, что он скрепя сердце, согласился.
Клиент сразу не понравился Максиму, не опуская щитов, он чувствовал от него такую волну насилия и боли, что его слегка замутило.
Бандит сидел, развалясь в дорогом кожаном кресле. За спиной Круглого расположился бодигард, здоровенный перекаченный бычок. Второй телохранитель, похожий на первого, как один бройлер на другого, подпирал стену рядом с дверью. Жирные телеса бизнесмена заполняли все пространство довольно-таки большого кресла. Был он коротко стрижен, с заплывшими поросячьими глазками и нездоровым цветом лица. Круглый, не глядя на Максима, кивнул на стул перед собой. Мол, присаживайся.
Максим присел.
Тихий хрюкнул и, наконец, посмотрел на него. Взгляд Максиму не понравился. Был он не сонным и глуповатым, как следовало из внешности. Нет, взгляд был цепким и жёстким, словно насечки на рашпиле. Максим спокойно выдержал его, не отводя взгляда от блёкло-карих глаз Тихого.
Сколько бы длилась эта дуэль и чем закончилась, он не знал, но подозревал, что ничем хорошим, для него, само собой разумеется. Хотя кто знает. Рубануть быков, притворяющихся тиграми, он мог без проблем. Не помогли бы и стволы, уютно устроившиеся у них под мышками. Да, собственно, драться с ними он не собирался, подчистил бы слегка воспоминания им и их хозяину. Но не факт, что с Тихим этот номер прошёл бы, с людьми сильными, не физически – духом, могло и не сработать, были у Максима прецеденты. А то, что сидящий перед ним был силён, хитёр и умён, не вызывало у него ни капли сомнения. Слабые так высоко не поднимаются, да и с моралью у авторитетного бизнесмена дело было швах. В том смысле, что её попросту не было как, впрочем, и совести с сантиментами.
Помогло то, что охранник у двери шевельнулся и вдруг громко выпустил газы.
Круглый не ответил, он вновь смотрел на Максима, но не в глаза, а куда-то в область лба, словно прикидывал, как ловчее всадить туда пулю.
— Крутой, — проскрипел он, закончив сверлить в Максиме дыру.
— Нет, — Максим был спокоен.
— Сильных уважаю, — вновь подал голос Тихий, — ты сильный и смелый. Но в следующий раз я тебя убью.
Он проговорил это так буднично, словно обещал угостить кофе, что Максим поверил.
Что ответить, Максим не знал и поэтому просто пожал плечами.
— Машину у меня увели, суки какие-то. Всех на уши поднял, весь город прошерстил – ноль. Залётные какие-то.
Круглый говорил с ним так, словно и не было схватки взглядами и обещания убить.
— Машина, это так – грязь под ногтями, я себе десяток таких куплю. Авторитет. Мой. Подорвали. Я. Такого. Не прощаю.
Слова вырывались из него тяжеленными валунами, готовыми придавить любого, вставшего на их пути.
— Я такого не прощаю, — повторил он, — люди за спиной шепчутся – слаб стал Ник. Разжирел, хватку потерял. У него машину увели, а он стерпел. Значит, и жену у него увести можно.
— Ты видел мою жену? — неожиданно спросил он.
Максим покачал головой.
— Красивая кобылка, стерва.
И без перехода продолжил:
— И бизнес отжать можно, раз тачилу угнали, а он никого не наказал.
— Что вы хотите от меня? — прервал его излияния Максим.
— Ты, борзый, — вклинился в разговор «качок», маячивший за спиной Круглого, — пока папа тебе говорить не велел, молчи. Понял, да?
Максим так глянул на него, что тот осёкся и заперхал горлом.
Круглый перехватил взгляд, брошенный Максимом на охранника, и ухмыльнулся:
— Пёстрый, молчи, не по делу клювом щёлкаешь.
И, обращаясь уже к Максиму, продолжил:
— Уродов этих найти и тачку, конечно.
Максим покачал головой:
— Машину найду, а людей – нет. Не мой профиль.
Авторитетный бизнесмен снова усмехнулся:
— Лады, машину найди, а дальше я сам.
Машину Максим нашёл.
А в июне с ним связался Круглый и попросил, если так можно назвать властный тон бизнесмена, встретиться с людьми, которым надо помочь.
— С очень уважаемыми людьми, — добавил он таким тоном, словно был неуверен или сомневался в своих словах.
— Что надо, уважаемым людям? — спросил Максим.
— Найти кого-то, я сам не в курсах. Любовница, что ли, сбежала, или дочь, хрен знает.
— Вы знаете, по людям я не работаю.
— Да? А я другое слышал, — голос Круглого приобрёл характерную угрозу.
И он был в принципе прав. Пару раз Максим поддался на уговоры Кати и Матрёны и нашёл, кого просили. О чём потом сильно жалел, уж очень сильный после поисков был отходняк.
Первый раз он искал девчушку лет шести, пропавшую из двора под окнами и безуспешно разыскиваемую вторую неделю. Максим, даже не взглянув на фотографию, мог сказать, что той нет в живых, очень уж сильно от матери разило смертью. Так потом и оказалось.
Второй раз он искал пропавшего отца семейства. Вся семья – жена и три дочери, мал мала меньше, чуть в ногах у него не валялись. Мужик месяц назад уехал покупать автомобиль в столицу и пропал. Нашёл и набил ему морду – отец семейства загулял в столичных пенатах.
— Хорошо, встречусь, но большего не обещаю.
Встретился и отказал, как раз тем – «первому» и «второму».
А после Круглый подкинул ему работёнку по поиску «бэхи», на этот раз какого-то своего прихлебателя.
Что может быть лучше цветущей черёмухи? Любимый запах далёкого детства. Терпкий и горький, он щекотал ноздри. Особенно, если лечь под кустом на спину и широко раскинуть к небу ладони. К нему невозможно было привыкнуть – с каждым вдохом он ощущался так, будто врывался в носоглотку впервые. Такая вот благоухающая бесконечность, сотканная белыми узорами соцветий. С зелёных майских веток они свисали над головой и накрывали собой словно крышей. Не ландыш, не сирень, не жасмин, от которых могла разболеться голова, а сочная рузаевская черёмуха, та, что цвела по весне настоящим хмельным дурманом!
Летом её спелые ягоды прокручивали вместе с ядром в мясорубке, чтобы потом начинить этой массой пироги и поставить на угли в печку. Часть замораживали и запасали на зиму. Мать всегда затевала в июле много теста, и печь начинали затемно. С раннего утра весь их второй большущий стол на кухне был сплошь заставлен горячими пирогами, и не только с черёмухой. Маленький летний, что стоял на веранде, – тоже.
Остатки не успевали спускать в прохладный погреб или убрать в холодильник. Сколько бы ни было приготовлено, съедалось всё «заживо», с жару, и всегда до последней крошки. Как-то вокруг вызнавали и приходили в гости соседи – по запаху, не иначе. Заглядывали многочисленные родственники с дальней улицы, целыми семьями иногда приходили, с племянниками и детьми. И к вечеру первого дня пирогов не оставалось. Никто во всей деревне их так не пёк. Рецепт передавался в семье от матери к дочери. Бабушка никого не подпускала к печке, пока была здорова и не согнула старость. Теперь всем занималась мать…
А после сытных пирогов всегда было здорово разлечься здесь, на маленьком пригорке, пухлом и покрытом травкой – у речки Травницы. Как раз возле черёмуховых зарослей, когда всё уже отцвело, и ягода была собрана. Рядом с пригорком в земле виднелись остатки забора и старого фундамента. Давно все прогнили. Когда тут стоял большой деревенский дом. Вот от его сада заросли и остались. Никто никогда черёмуху здесь не выкорчёвывал, да и к чему? Росла, кустилась, людям ходить не мешала. Опять же – от ягод одних сколько пользы, любой мог надрать. До речки было метров пятьдесят, но летом там от солнца не спрятаться, только в воде. А тут, под сенью любимых зарослей, царила прохлада. И в воду было близко окунуться. Разбежаться прямо отсюда и прыгнуть, с зелёного бережка. К июню-июлю речушка хорошо прогревалась, это в мае она оставалась прохладной.
Танька Вахрушева, пятикурсница с ВГИК-а, училась вместе с ним второй год на гуманитарном. В моду давно вошло получать несколько «вышек». Будто все они одним махом могли где-то понадобиться, без опыта работы и рекомендаций. Решали всё равно практические навыки и звонки от «друзей». Уж это-то он хорошо усвоил, успел побатрачить по вечерам – баристой в кофейне, разносчиком пиццы, настройщиком программ в бухгалтерии крупного офиса, админом, продавцом, программистом, и даже газеты по ящикам разносил, выгуливал чужих собак. Брался за всё, что дурно не пахло и приносило немного денег.
Зачем вот только Таньке было нужно два высших образования, и оба из гуманитарного блока – об этом он никогда не задумывался. Её просто любили. Все. Красивая была, умная и скромная девчонка из глухой деревеньки. Такая же простая, как он. Это она завалила историю на «четвёрку» в сессию. Танька была круглой отличницей и любимицей группы, но своей красотой набила оскомину молодой практикантке-историчке. Та была чуть старше их, и постоянно смотрела на мальчиков. На ком-то Ирина Андреевна с Татьяной не разошлись. Потому, наверное, зря он обрадовался, что получил «пятёрку», а Вахрушева – только «четыре». В истории её было не перещеголять. Всё оказалось делом случая и преднамеренной бабской подлостью.
Теперь Татьяна сидела на скамейке. Обычная такая доска, широкая, прибитая к пенькам, вкопанным неглубоко в землю. Давно потемневшая от дождей и солнца, истёртая сверху попами в платьях, штанами и длинными деревенскими юбками. Задницу никак не занозить – обе поверхности одинаково гладкие. Ну, это о тех, у кого на верхней нету прыщей. Вряд ли эта скамья осталась от старого дома, давно бы уже в труху развалилась, как остальное «поместье». Это кто-то из мужиков тут поставил, для своих жён, нарочно под сенью черёмухи; когда уходили с речки, на ней постоянно кто-то из них сидел и лузгал семечки под местные сплетни.
Сейчас же было совсем не важно, как попала сюда Татьяна: сидела на этой скамейке теперь она. Болтала босыми ногами. А он лежал на широком полотенце и смотрел в необъятное небо. Иногда, тайком, – на неё.
– У меня ноги намокли. Я, пожалуй, пойду, – сказала вежливо Таня, с извиняющейся улыбкой.
Встала со скамьи в своём летнем платьице до колен и неспешно пошла. Надела сначала лёгкие резиновые шлёпанцы. Насколько было слышно, они и вправду захлюпали по воде. Но голову поднимать было лень, чтобы увидеть самому эти внезапно появившиеся лужи. Хотелось ещё полежать. Таня одна далеко не уйдёт. Она же не местная, не знала тут ничего. Догонит через пару минут и проводит.
А потом намокли и его собственные ноги. Уже через какое-то мгновенье. Вода после весеннего паводка давно вернулась в речку, ещё в начале апреля. Но теперь её холодные руки коснулись вдруг его голых пяток. Откуда её столько натекло
Привстал на локтях. Чёрная, словно паутина с плесенью в углу потолка, она тихонько ползла в траве. Кралась к нему от берега и тянула длинные растопыренные пальцы. Они казались совсем ледяными и вызывали только оторопь, неприязнь, будто это не речная вода была вовсе, а какая-то тёмная жижа. К тому же, ползущая непонятным образом вверх.
Жижа эта вдруг вспенилась в зелёной траве и поднялась над землёй огромным чёрным гребнем. Он даже дёрнуться не успел, когда она обрушилась массой сверху и накрыла его с головой. Стала давить со всех сторон, проникла в ноздри и уши, не давала вздохнуть. И хлынула затем обильным потоком в горло. Он начал захлёбываться…..............
Его окунали головой в воду. Это было первое, что он ощутил, когда способность реагировать на реальность стала возвращаться. Но затем, когда вынырнул из грёз окончательно, пожалел, что пришёл в себя. В теле его болело буквально всё, каждая мелкая косточка и малая тонкая мышца. Вода же плескалась не на пригорке у речки, а в открытом пожарном баке, у торгового центра с полыхающей крышей. Валька, отпустив его, нажал на какой-то торчащий рычаг рукой, качнул его несколько и начал поливать уже из шланга. Хорошо, что в поганой игре настоящими были не только боты. Но и дома, еда, вода.
– Ты… как тут оказался?.. – спросил он Фарадея, стоя на коленях и держась за бок. – Ты же упал с поезда… С той стороны…
– Упал, встал и дошёл, – коротко пояснил Валька, опять появившийся вовремя. Выпустил шланг из рук, зачерпнул окровавленными руками из бака воды ведром и с шумом полил его снова, плеснул спереди прямо в лицо.
Хорошая гидро-встряска.
– И ты тоже, Дима, встанешь сейчас на ноги и пойдёшь, как я, – заключил он. Подобрал железный лом, которым, вероятно, и забил троих последних ботов, подставил ему плечо.
– Помнишь, нам нужно найти здесь «пятого»? – спросил Фарадей и подмигнул так, что пропавшая надежда опять засверкала блеском где-то в конце их невзрачного тоннеля. Взял его руку, исчерченную ручкой, хмыкнул, взглянув на ладонь, и отпустил.
– Такие вещи запоминают, а не записывают, – с укором произнёс он, увидев начертанный на руке план верхнего левого края вокзального здания.
Ноги задрожали, но сумели поднять остальное тело. И вместе с Валькой Дмитрий заковылял к зданию вокзала. Туда уже по верху проникал огонь устроенного им в торговом центре пожара.
Зашли через крайние двери внутрь.
Глаза избегали смотреть вправо. Туда, где в другом конце зала, осталось лежать под сиденьями мёртвое тело Саймона. Вернулись тем не менее сюда в том числе и ради него. Чтобы о нём осталась память, а смерть оказалась не напрасной. Саймон сумел стать частью команды, ему они тоже были по гроб обязаны. Можно сказать, торчали по самые уши с макушкой.
– Куда теперь? – остановившись, спросил вдруг Валька, покрутил головой. – Совсем необязательно, что он усидел на месте. Огонь проберётся скоро сюда за дымом…
– Сейчас и узнаем, куда…
Дмитрий взглянул на лестницу, ту, что уходила вверх вдоль левой стены. Оторвался от Валькиного плеча и двинулся к ступеням сам. Сплошная боль во всём теле позволяла шагать как хочется – как и куда ни наступи, а хотелось вскрикнуть.
Они поднялись наверх, остановившись на последних двух ступеньках. В конце коридора виднелась большая дверь. Как птица в железной клетке, над ней горела тусклая лампочка, отсвечивая красным, в маленьком запылённом плафоне и за решётчатой железной защитой. Как ни крути, а, наверное, от хулиганов с камнями, что б не разбили: ходили поди здесь толпами. Спинами эту дверь подпирали двое широкоплечих ботов, и первая мысль, что пришла на ум, была о том, что вот сейчас им точно наступит конец.
Но в голове она прижиться не успела. Другая, более верная, вытолкала её оттуда сразу.
– Он точно здесь, – с уверенностью произнёс Дмитрий.
– Но… это ведь боты, – произнёс настороженно Валька и поднял выше свой лом.
– Вот именно – боты. Ты сам перепрошил одного из них. Думаешь, «пятый» не догадался, как спрятаться у всех на виду?
Валька, щёлкнув пальцем, улыбнулся. А ведь и вправду – оба охранника не дёрнулись при их появлении. Заметили наверняка, но продолжали стоять. Наблюдали.
– А ты голова! – похвалил Фарадей.
Всё ещё осторожно, они шагнули в коридор. И медленно преодолели его, готовые каждый миг, если что, бежать или драться.
Остановились. И как только перестали двигаться, из-за массивной двери с надёжной охраной послышался вдруг высокий голос:
«Пропустить!..»
Сверху им подмигнул глазок оптической камеры. Не сразу её заметили.
Вот оно, убежище истинного игрового «че гевары»! Сейчас увидят настоящего гения и смельчака. Ручные боты-охранники – лучшая и неприметная защита. Один из «милиционеров» отступил, другой открыл дверь. Внутрь вошёл уже вместе с ними.
Зрелище, представшее их глазам, скорее было печальным. Убранство вокзальной комнаты, скудное и бесцветное, напоминало чёрно-белый фильм. Как в съёмной московской «однушке», где сорок лет без ремонта жила одинокая бабка, а вы после этого – первый квартиросъёмщик.. Серый холодильник, весь в наклейках. Возможно, остался тут от рабочих, прокладывавших рельсы и строивших когда-то этот вокзал. Пружинная кровать, как в строительных вагончиках, старый затёртый матрас, колченогий деревянный стол. Вешалка за столом у окна, два стула, кулер с водой, вентилятор. И … посередине ОН.
Сидел в инвалидной коляске. С капельницей, возвышавшейся за спиной канделябром. Она гнала по прозрачным трубкам какую-то жидкость, и толстые иглы во впавших венах смотрелись как птичьи клювы. Два выступающих кроличьих зуба, веснушки, очки. На подбородке и над губой незрелый пушок, на лбу – подростковые прыщики. Бледен и худ, на вид лет шестнадцать-восемнадцать. Скорее даже мал для своих лет, уж больно хрупкой показалась его фигура.
– Ты… в кресле-каталке? – первым спросил опешивший Валька, сказав очевидную словесную глупость.
– В роллс-ройсе, на Старом Арбате. А всё вокруг – простая видимость, – не обидевшись и совсем без грустинки ответил парень. Голос и взгляд были единственным сгустком бодрости во всём его хилом существе.
Фарадей усмехнулся. Шутка ему понравилась.
– Химия, – пояснил им пригласивший их войти. – Уже почти не помогает, но всё же… Я, кстати, Макс…
Пожал поочерёдно обоим руки.
Пальцы его оказались едва ли не тоньше пальчиков Сонечки. Большой такой ребёнок, с огромной и умной головой. Всё обустроил в убежище сам. И первое впечатление быстро разрушалось вторым. Тут лишь сперва хотелось повеситься, но парень ни в чём не нуждался.
Еду ему доставляли с поезда. Холодильник работал, и даже висела приличная плазма, которую не сразу разглядели на дальней стенке. Крутился с ноута какой-то концерт и лежали наушники с длинным проводом. Двери в «берлогу» надёжно охранялись, и у других вокзальных ботов подозрений не возникало. Ещё двое перепрошитых, кроме доставки еды, помогали с добычей данных по станциям. Не просто оказалось сплести эту сеть и обрушить игру изнутри. Понадобились уйма сил и времени.
Макс прожил в надпространстве больше пяти с половиной месяцев. В часы, когда станции по плану игры бывали неактивны, выезжал даже на своей коляске из здания, зная, что всё вокруг превращалось в сплошную слепую зону. Активироваться привокзальные территории начинали за тридцать минут до прибытия поездов. Всё происходило в реальном времени, по-настоящему. Такое сильней будоражило кровь. Игрокам нравилось наблюдать, как в аттракционах уже умирают не боты, а настоящие живые люди. Молят о помощи и просят пощады, скрываются от преследования, объединяются в мини-группы или держатся по одному, но сражаются всегда до конца. Одна женщина с ребёнком пряталась целых три дня, и сбросилась со второго этажа в торговом центре, когда Макс отправил за ней своего ручного бота. Не рассчитал. Она не поверила. Испугалась и спрыгнула. Тогда он и перестал пытаться помочь живым и нацелил все силы на тотальное уничтожение.
А молодых людей в игру отбирали лишь потому, что они выживали дольше. Были сильнее, и насмерть стояли за своих детей, если те были у них. Сонины родители нарочно увели от неё ботов, когда поняли, что встряли во что-то невообразимое. Отвлекали от Гномика их внимание. Оба погибли в аттракционе на Красных Землянках, на малом чёртовом колесе. Спасали друг друга до последнего. Когда Марина всё же осталась одна, то напоследок нацарапала мелом на сиденье, как сильно любит дочку Сонечку и мужа Михаила. И просила у них за всё прощения. Это она взяла их в эту поездку…
Макс поправил на руке систему. Добавил лекарства. А потом проверил что-то ещё внизу, на боку. Как оказалось, там у него был установлен катетер.
– Я не рандомный пассажир, как вы, – продолжил он рассказ. – Мне что терять? Умирал и умираю. Сам их и нашёл, будучи ещё в Москве. Случайно. Тогда живых в игру не запускали, но уже готовились к первому тесту с людьми. Вот я и набрал лекарств на полгода, после чего сумел попасть под выбор игры. С третьего раза меня сюда затащило, так просто не вышло. Попробуйте обмануть игру и стать избранным, будучи инвалидом. Ну, нет у меня кмс по греко-римской борьбе…
И он засмеялся. Весело, искренне и по-детски.
Да. Перед таким бы опуститься на колено и принести присягу, с мечом у груди. Умирал не лёжа в дорогой клинике, но как рыцарь сам решил со всем разобраться. Вот он, бесстрашный колясочный воин. Попробуйте теперь сказать, что у кого-то бывает больше достоинства или чьё-то сердце крупнее.
– Отойди… – тихо, одними губами, глядя ему в глаза, попросил вдруг Макс.
– Чего?.. – не понял Дмитрий.
– В сторону отойди…
И тут новая вспышка.
А следующее мгновенье Дмитрий встретил уже стоя на коленях.
Это был удар, нанесённый сзади. По затылку. Наглухо не вырубил, но украл секунду жизни, за которую он успел упасть и стоял теперь на четвереньках. Фарадей вдруг оказался впереди него, а Макс, ещё дальше, отъезжал вместе с капельницей назад. И к ним обоим, походкой сломанного робота, устремился охранный бот.
Что происходит?.. Дмитрий попытался подняться, однако руки в локтях подломились сразу. Он думал, что перепрошитый бот взбесился и все пытались сбежать от него, что Фарадей старался защитить «пятого пассажира».
Но вместо этого Валька почему-то поднял свой лом и вдавил им голову Макса так, что хрустнул череп и очки разлетелись на части.
– Ты чего… делаешь…
Со злорадной улыбкой Валька продолжал бить и без того уже мёртвого «пассажира №5». Ударил шесть или семь раз, пока Дмитрий по-прежнему силился встать. На миг перед глазами совсем помутнело, пол, казалось, вот-вот понесётся навстречу подбородку. Но руки выстояли. А краткосрочный провал опять вырвал кусок бытия из головы. И теперь уже два тела лежали возле перевёрнутой инвалидной коляски – изувеченного Макса и безголового Фарадея. В руках же застывшего над ними бота болталась оторванная Валькина голова. Шамкала и лязгала звонко зубами, меняла выражение лица, отображая все эмоции разом и по отдельности. Точь-в-точь, как было с Лесей, когда мачете отделило её голову от плеч…
«Ну, п.здец…» – обессиленно подумал Дмитрий при виде такой картины. И, перестав сопротивляться слабости, завалился на бок. Бот, перепрограммированный Максом, перестоял его ненамного дольше. Выпустил Валькину голову и тоже грохнулся на пол. Запах дыма начинал пробираться под дверь убежища…
Наверное, у любой прочности и терпения имелся конкретный запас или предел. У Дмитрия он, кажется, кончился. Он лежал на боку и думал, как такое могло случиться с Фарадеем. Конечно, спрыгнуть с крыши движущегося поезда и добежать до вокзала, чтобы спасти его, он не успел бы. Тут, видно, и произошла подмена. Вместо настоящего Вальки появился бот. И отбил он его у ботов-милиционеров не просто так – хрен бы у взаправдашного Фарадея это вышло. Внутренняя безопасность игры подыхала последней, это она всё устроила.
Затем биобот Валька пытался изучить его руку, исчёрканную синей пастой. Он не знал, где прятался пассажир №5, которого игре нужно было уничтожить. Дмитрий сам ему показал, и руку, и дверь наверху. Вот как всё произошло.
А теперь заслуженно лежал, умирая на этом полу. Смерть от углекислого газа быстрая. Пять-десять минут, и он задохнётся. Если раньше станцию не сожрёт надвигавшийся шторм. «Поделом-поделом-поделом-поделом…» – выстукивало в голове слова, словно колёсами поезда. Поделом-поделом…....
Пронзительно вдруг запиликало. Слишком характерный звук. Зазвонил телефон. Настойчиво и противно, как самые первые телефоны в нулевых, с примитивными рингтонами и херовскими до жути динамиками.
Он повернул голову, но обзора не хватило, чтобы увидеть, откуда раздавался звук. Зажал рукой бок и тогда, перевернувшись весь, лёг на живот. Пополз в сторону горы трупов из ботов и настоящих людей. Кровь Макса смотрелась реальней, из его головы натекла огромная лужа. Краем тянулась к звенящему на полу мобильнику, наступая на него, как море в прилив накатывало на побережье. Дмитрий протянул руку и спас телефон от затопления.
Маленький жёлтый квадратный экранчик. Точно такой же, как у Валентина Ивановича, с короткой торчащей приёмной антеннкой. Один и тот же значок был выбит на корпусе и отображался на маленьком мониторе. Та самая перечёркнутая двойным крестом, словно решёткой, цифра «8», в сопровождении четырёх латинских букв.
«Алло…» – разлепились губы, когда пальцы нажали на горящую синим кнопку.
Сначала тишина. Потом какое-то шипение. Затем установилась связь и фон изменился на естественный шум. Кто-то дышал несколько секунд, слушая его. А потом первым сказал.
«Дмитрий?.. Дмитрий Мартьянов?.. Ты слышишь?..»
Голосу он не ответил.
«Я знаю, что слышишь… – уверенно произнёс человек. – Первый игрок снова вошёл в игру… – усмехнулся надменно. – Ты лучше сиди, где сидишь. А хочешь – приляг… Скоро это всё закончится. Как в одной песне, у Йэна Гиллана: «Nothing to do now but just curl up and die…» А когда игру после сбоя восстановят, то всё начнётся заново. Не для тебя. Хотя оно интересней, с такими дёрганными, как ты. Жаль, я пропустил почти всю охоту ботов, не помогал им. Видел только конец. Зато и ты пожил подольше. Так бы мы тебя ещё на Каменных Выселках загнали б, в лес, в Юрский Период. Я проверил сейчас историю…»
Дмитрий недослушал. Нажал на кнопку сброса и, зная, что движение аукнется болью, в приступе гнева швырнул мобильник Макса в окно. Стекло зазвенело. Это была одна из сволочей, что играла в игру, и говорить с ней не имело смысла. Сукин сын наслаждался, он знал, что игра убивает, что даже без игроков она продолжает похищать людей и запускать их в аттракционы. Бездушная тварь, сильная и могучая. Деньги и власть дают таким безнаказанность, там одной кровью уже не насытиться, хочется чего-то демонического. Вот и придумали собственный ад, населили его различными «бесами», и стали в нём главными чертями. Самих бы прокатить в этом поезде и посадить на колени к рыжему клоуну. Пусть бы с ними посюсюкался…
Он перевернулся на бок и подтянул к животу ноги. Руками зацепился за стенку, сжал зубы и, качаясь, потихонечку встал. Перед глазами поплыло, и постепенно он сам начинал в этом плавать. А, значит, приноровившись, можно было и двигаться. Шагнул. Хотел пнуть лежавшую голову Фарадея, но передумал – лицо было всё же Валькино.
И тут он услышал звонкий голос. Кричали снаружи. Недалеко.
«Дииимка!.. Ты где?!.»
В груди аж подпрыгнуло. Пошатываясь, он доплёлся до окна. Выглянул наружу. И увидел, как… настоящий Валька Фарадей стоял на крыше легкового автомобиля, сразу на стоянке перед вокзалом, и отбивался своим мачете от двух ботов-сборщиков, круживших возле него внизу. Рубил им пальцы и пинался.
Ну, нет! Настоящего Вальку он не отдаст!
Сказать оказалось легко, и гораздо сложнее – выполнить.
По бесконечной задымлённой лестнице он спускался медленно, стараясь шагать через одну ступеньку. Кашлял и задыхался, и непослушная голова будто нарочно вращалась вокруг оси, желая его запутать. Дважды чуть не упал и вис на скользких перилах. А у выхода из здания не удержался и всё же грохнулся. Полз последние десять метров уже на четвереньках, гремя зажатым в пальцах ломом и толкая его вместе с руками перед собой.
Выбрался, наконец. Глотнул снаружи немного воздуха и, трясущимися руками цепляясь за дверь, поднялся кое-как на ноги. Сделал первый неуверенный шаг. Затем шагнул опять. И с каждым новым шагом переставлял ноги увереннее.
Через несколько мгновений, сцепив покрепче зубы и предвкушая боль, он взмахнул уже своей железкой и опустил её на голову боту. Валька самодельным мачете добивал сверху другого.
Спрыгнул с машины к нему.
– Кто тебя так? – спросил он, увидев его лицо.
Дмитрий нервно рассмеялся.
– Ты...
С пониманием, Фарадей кивнул головой. Ему не надо было объяснять.
– А Макс?.. С ним тоже… всё?.. А Саймон?..
– Ага… – ответил Дмитрий. – С обоими…
Стянул с плеча захваченную сумку.
– Тут два ноут-бука Макса и запасные батареи. Прихватил. Посмотри...
В принесённый «презент» Фарадей вцепился пальцами как чёрт кочергой в грешную душу. Заулыбался даже.
– Ого! – воскликнул он. – Немного полегчало!..
Даже приобнял аппаратуру.
– И что теперь? – глядя на него, спросил вслух Дмитрий. В конце концов, оба они ещё были живы. Валька в большей степени, он – в меньшей.
– У нас только один путь, – сказал Фарадей и ветер растрепал его волосы. – В поезд нельзя – навредим Гномику. Охота ведётся только на нас. Потому мы должны… выиграть эту игру.
Звучало превосходно. Нет, действительно хорошо, просто великолепно. Ведь как ещё могло это прозвучать, когда в стороне разгорался пожар до самых облаков, а небо само по себе потихоньку сворачивалось? Не надо вызывать пожарных. Скоро здесь всё потухнет само, пространство просто сожмётся.
– Сможешь вести машину? – спросил Валька, осматривая ту, возле которой стояли. Открыл её дверцу. – Я заведу, вроде настоящая. Со времён строительства тут осталась. Вокзалы и ж/д ветку начали строить давно.
– Смогу, – разлепил с трудом губы Дмитрий. Сплюнул изо рта кровь, которой в нём почти не осталось. – Буду сшибать столбы…
– Устраивает, – серьёзно кивнул Валька. Что-то поколдовал с пару минут, и – о, чудо! – двигатель завёлся. Ровно так загудел, будто совсем недавно работал. И пыли на приборной панели не оказалось. На зеркале кто-то прикрепил фотографию с Элвисом, даже не успела выцвести. Быть может, Макс на машине и разъезжал. Может быть, Макс на прощанье рокенролил и разъезжал вовсю на машине? На плазме у него крутился концерт с Элвисом. Медленно съедаемый болезнью, он вёл тут вполне полноценную жизнь, подрывая игру изнутри.
– Садись за руль, я скоро вернусь...
– Куда ты? – спросил Фарадея Дмитрий.
– Дойду до аптеки, пока не сгорела. Кое-что возьму для тебя…………………….
Шторм набирал обороты. Закручивался мощными вихрями и продвигался вперёд ненасытными воронками. Давно уже в его смертоносных клубах исчезли станция Синие Озёрца и все подъездные дороги. Собственно, и не жаль. Озёрца, в честь которых она была названа – их тут не существовало в помине. Как не было теперь и 22-го поезда, что за полгода похитил больше ста пятидесяти человек. Примерно столько же забрал в надпространство другой – фирменный 21-й, который теперь увозил Гномика в настоящую Москву. Ураган шёл медленно, словно никуда не спешил. Наверное, такой алгоритм уничтожения задал «пятый пассажир». Или же игра сопротивлялась до последнего, оттягивая свою кончину. В любом случае, не могло всё исчезнуть вот так – как если бы просто моргнуть глазами. Ибо строилось всё очень долго и тщательно.
Сначала физики нашли способ, как открывать объёмные надпространства. Биоинжениры и инженеры-экологи научились работать с материями. А затем появились люди, которым это стало нужно не для каких-то благих целей, а просто так. Потому что могли. Они и продвигали все дальнейшие исследования, поворачивали их, куда хотели, зарубали на корню, что не нравилось, от чего их предприятиям с банками не было большой выгоды. На их деньги и создали первую игру. Десять долгих лет шла большая стройка в раздвинутом надпространстве. Затем, когда запустили сырую игру, тестировали её пару лет на ботах. Лишь потом, когда обкатали, то для забавы и зрелищ появились настоящие люди. Их не надо было захватывать и отлавливать в городах, чтобы потом завозить сюда отдельно. Изначально разрабатывались поезда, которые занимались перемещением. И они перетягивали будущих жертв из реального мира в этот искусственный. Последний теперь погибал.
Грозно наступали смерчи апокалипсиса на человеческое творение. Шагали широко, уверенно и вальяжно, как сильные богатыри. Вырывали куски железной дороги и крушили с треском дома, роняли высокие столбы и большие деревья. Весь огромный лес корчевали, будто пололи грядку с морковкой. Земли и пыли с песком ввысь поднялось аж на целый километр. Однако вдалеке шёл фирменный 21-й поезд. И он успевал достичь Красных Землянок.
А ближе, почти у самой границы смерти и гибнущей псевдо-жизни, никак всё не могла успокоиться одна машинёшка. Маленькая и невзрачная, легковая. Она то вырывалась вперёд, петляя, то сильно вдруг отставала. Казалась, вот-вот смерч нагонит её, разжуёт и проглотит. Но, наконец, заправив на следующей станции бак, с двумя пассажирами впереди, она вдруг пошла в настоящий отрыв. Разогналась по ещё целой дороге и больше уже не сбавляла газа. Наверное, у тех, кто сидел внутри, был какой-то план на спасение….....
Вспышка. Словно рогатая молния. Болезненная, колющая мелкими иголками прямо в зрачки и глазные яблоки. Будто в лицо направили сварку и долго держали, не позволяя сомкнуть веки. Так ярко не сверкал даже салют на центральных площадях в День Победы. И всё бы ничего, если бы времени был целый вагон. Пусть даже не вагон, а хотя бы дрезина, тележка или каталка из супермаркета, ручная корзинка, крохотный целлофановый пакетик. Но его не осталось ни чуточки. Конец этого мира неумолимо приближался к станции Синие Озёрца, а поезд, в который посадят Гномика, нужно было отпускать. Потому, услышав, сквозь тошнотворные визги клоуна, как двое «милиционеров» объявились у входа в игровую залу, Дмитрий напряг руку и дёрнул. Достал рывком из бока отвёртку. Вот тогда и увидел он тысячу звёзд с метеоритным дождём перед глазами разом. Чудом не закричал в голос. Не чувствовал, как вонзалась в бок, но хорошо ощутил, как из него выходила.
Отдышался. Взглянул на левую руку. Валька в поезде не стал вслух называть место, где в здании вокзала, по его мнению, прятался «пятый пассажир». Показал ему с экрана ноутбука возможные точки на втором этаже. Ручкой пришлось нацарапать на ладони на случай, если Фарадей не вернётся, и сборщики схватят его.
Нащупал в кармане зажигалку. Кажется, в кино это у всех выходило круто – прижечь рану огнём и при этом почти не поморщиться. Но по своим ощущениям понял превентивно – спаять раневые края по-тихому не получится. Поэтому поджог одноногому пирату ногу, решив просто устроить пожар. А сам, сжав крепко зубы, начал отползать, оставляя за собой кровавый след.
Двое сборщиков мух ртом не ловили. Едва появился дым и вспыхнуло пламя, поковыляли по прямой от дверей к горящему Джону Сильверу. Беглеца на месте они уже не застали, а след, оставленный на полу, закрыли собой надувные шары. Ими тут всё было устлано, как в праздничных комнатах для детей.
Держась за бок, Дмитрий поднялся на ноги, как только прополз по кругу через всю игровую залу. Лбом перед этим чуть не упёрся в размозжённую клоунскую голову. От слизи и крови, что натекли из бота, воняло прогорклым техническим маслом. Вот бы и ему такую, подумалось вдруг, искусственную, не настоящую. Тогда б в голове не кружились карусели и «вертолёты» не устроили площадку для взлёта.
То, как он вышел из залы, преследователи не заметили. Сами успели затеряться среди экспонатов, пока искали его следы на полу.
Не видели они и как Дмитрий спускался вниз, сидя на эскалаторе. Согнуться и сесть оказалось намного легче, чем потом распрямляться и вставать со ступеней.
Поднявшись, он бегло глянул наверх. Хотел убедиться, не шли ли за ним. И когда посмотрел, выдохнул с огромным облегчением. Ведущий вдоль прозрачного парапета коридор с игровыми залами был по-прежнему пуст, игрушки и персонажи стояли в нём безразлично неподвижно. С такой-то раной в боку уйти оказалось непросто, даже от сломанных ботов-сборщиков.
Шагнув со ступеней эскалатора, он медленно поковылял через просторный нижний холл, тот самый, с динозавром и воздушными шариками, Джеком Воробьём во весь рост и громадными рыжими клоунами. Двигаться к зданию вокзала длинной дорогой, через улицу, уже не рискнул. Взглянул только сквозь стеклянную стену на медленно н неотвратимо надвигающуюся черноту. Что же это, их «пятый пассажир», суициднуться тут решил вместе с проклятой игрой? Валька предупреждал, что сворачиваться всё начнёт именно с той стороны…
И всё же совсем без задержек у него не вышло. Когда преодолел две трети пути, высокий трёхметровый викинг, стоявший до этого, как статуя, неподвижно, обрушил вдруг на него сверху железный топор. При этом сам весь резко согнулся вперёд и дёрнулся. От сильного рывка оба его глаза вылетели, повисли на каких-то жирных красных соплях. Дмитрий же упал скорее от неожиданности: бот сильно промазал, топор до него не дотянулся. Оставил только на плитке длинную трещину. Более того, воин Вальгаллы выпустил рукоять из рук.
И тут взгляд упал на другие разбитые плиты. Отчётливо виднелись все сколы и борозды, от ударов всё тем же топором. Их было множество, а также – остатки застрявших в них волос: каштановых, рыжих, светлых и тёмных, женских, детских, мужских. Сколько ж бездушные твари убили народу. Здесь, на Синих Озёрцах, и на других станциях по ходу следования поезда…
Рухнувший викинг попытался поднять ослепшую голову, но у него не вышло. Только натужно засипел, пуская пузыри и розовые слюни. Выдохнул изо рта, как паровоз, технический пар, после чего быстро сник. Не сдюжил. Начал подыхать, издавая утробные стоны.
– Что?.. Погрустнело?.. – спросил Дмитрий злорадно. – Так-то оно…
Пальцами дотянулся до топора и подтащил к себе. Опробовал сначала ладонью рукоять: шершавая и ухватистая, как раз по его руке. Но когда приподнял целиком, ойкнул и тут же выпустил. Тяжеловат оказался инструмент, с раной в боку с таким не управиться…
В следующий же миг он едва успел откатиться. У бота-викинга внезапно лопнуло брюхо по шву, и из утробы, весёлой озорной гурьбой, полезли синюшные внутренности. Хорошо, что у пола, видимо, был лёгкий наклон, вся смрадная масса сместилась в другую сторону. Туда же и потекло тягучими лужами жидкое. А в вылезших наружу кишках копошились длинные толстые черви. Надо же, оказывается, мог гнить и созданный мир, искусственный…
Поднялся кое-как, и снова пошёл. Совсем уже близко маячили впереди заветные двери. Вероятно, через них и попадали в здание вокзала, что б не обходить снаружи улицей. Обернулся, глянул. Сверху вовсю валил сизый дым, сборщики где-то застряли в залах, не появились. Зато внизу, в том месте, где разлёгся «уставший» викинг, у одного из четырёхметровых клоунов из пасти вдруг потекла слюна. Тоже, как оказалось, бот. Хорошо, что и он сломался. Иначе бы стащил его ещё со ступеней эскалатора, такими-то длинными как садовые шланги ручищами. Клоун этот, с неописуемо горьким выражением лица, размалёванного под Джокера, провожал его злым и тусклым скорбным взглядом. При этом издавал горлом тихий зловеще-урчащий звук. От такого умильного мурлыканья по спине побежали мурашки размером с собаку. Воистину был жестоким ум, сотворивший эту игру ради утех сильнейших. Гореть ему в аду – не перегореть. Не в выдуманном виртуальном, а в самом настоящем, с чертями, котлами и прочими перлестями…
Перед переходом из торгового центра в здание вокзала Дмитрий остановился. Перевёл дух. Это были первые непрозрачные двери. Как в сказке оказались открытыми – только толкнул, и сразу вошёл. Зацепил рукой с пола ещё один огнетушитель, будто нарочно кто-то для него оставил.
Затем, увидев пожарный шкаф, вернул огнетушитель на пол и отворил дверцу, вытащил оттуда топор. Тот самый, что при пожаре был призван крушить двери и окна, намного легче и манёвренней, чем здоровенный боевой, как у дохлого викинга. Дмитрий не помнил, видел ли такие топоры в реальной жизни, но в голливудском кино они висели на стенках всюду, и выручали каждого угодившего в затруднительную ситуацию героя. Иногда, правда, попадали в руки маньяков, но сразу появлялся Брюс Уиллис, отнимал у психа топор и им же убивал его. Оружие незаменимое и безотказное! Чуток, правда, показался тяжёлым. Но это уже его самого шатало от кровопотери, скрадывавшей остатки сэкономленных сил. Сейчас даже вилка с ножом могли показаться в тягость, ел бы за столом одними руками. Ничего. Потерпит. Главное – поднять и, роняя, ударить с силой. Все боты на Синих Озёрцах стали слабыми и медлительными.
Короткий коридор-переход между зданиями закончился. Однако сразу открыть последние двери и войти внутрь вокзала он не решился. Руки дрожали, и не в одной кровопотери было дело. Следовало постоять немного, успокоиться. Вот же сволочь – отвёртку всадил! Исподтишка! Обидно-то как, аж злость накатывала…
Продышавшись, Дмитрий собрался с духом и сделал шаг.
Но едва вошёл в открывшиеся двери зала ожиданий, то чуть не вскрикнул от боли. Пришлось сразу резко рухнуть на скользкий пол, и сделать это плашмя. Через весь зал в длину, от стенки до стенки, рядами стояли мягкие сиденья, возвышалось с десяток опорных колонн и торчали обычные стенды с рекламой. За всем этим можно было легко укрыться, и сейчас он видел, от кого. Вдоль левой стены, что всеми своими выходами и окнами до потолка смотрела на привёзший их поезд, шагало сразу четверо сборщиков-милиционеров. Пока они шли спиной к нему, и увидеть его появления не успели – сам первым упал, как только заметил угрозу.
А едва животом и локтями коснулся пола, увидел лежавшего поблизости Саймона. Тот разместился под соседней секцией с сидешками, и поглядывал оттуда печальным коровьим взглядом. Чуть оба не влипли, вовремя успели спрятаться. Саймон, видно, лежал тут давно, а он, вот, заполз только что.
Мысль о зажигалке вернулась снова. Конечно, при таких церберах на вокзале прижигать рану было крайне опасно. Как пить дать, заорёт в голос, и никакие кляпы не помогут. А ещё, чего доброго, потеряет сознание, и окажется на время беспомощным. Делать, однако, было что-то нужно, под рёбрами изрядно намокло. Кровь не хотела останавливаться и тошнотные качели в глазах постепенно усиливались.
То, что с Саймоном тоже могло оказаться что-то не так, он понял ровно через секунду, когда повернулся к нему лицом, и они во второй раз встретились взглядами. Всмотрелся в него внимательней. Всем видом друг по несчастью теперь походил на настоящий манекен или музейную фигуру из воска. В глазах застыли мольба и страх, а губы и щеки смотрелись бледнее той плитки, на которой оба лежали. Слабо шевелящийся рот будто пытался что-то сказать.
Сжав зубы и прикусив губу, Дмитрий выкатился из-под своей секции сидений и бесшумно подполз к товарищу. Лишь вблизи разглядел, что в правом боку парня торчала такая же отвёртка. Не иначе, как боты ограбили магазин «Всё для Дома». Только засела она намного глубже, почти по рукоять. И Саймон, поддавшись чувствам, от страха так округлил глаза, будто пытался их из себя выдавить.
– Как же… вы меня понесёте?.. – прерывисто произнёс он. – Вы же понесёте?..
– Шшшшш… – успокоил его Дмитрий, приложив к губам окровавленный палец. – Вытащим как-нибудь. На простынях…
Где же их тут взять, эти простыни... У самого рана в боку была ненамного лучше, но он хотя бы держался и мог передвигаться самостоятельно. Вся их ситуация ухудшалась на глазах. За всю свою жизнь в деревне Дмитрий не ввинтил отвёрткой ни единого шурупа. Всё больше – молоток да гвозди, рубанок, топор, лопата, вилы, грабли. А тут их обоих «пришурупили». Да так ещё ловко…
– Где все? – тихо спросил он бледного, как отжатый творог, рок-басиста.
– Валька успел… – произнёс Саймон. – Панель переставил… Скачет по крышам вагонов… Преследуют… А Соня… Соня сбежала…
Словно молотом по голове ударили.
– Сбежала?.. Куда?.. – не понял Дмитрий и приложил свою руку поверх руки Саймона, помогая прижать ему рану.
– До поезда… с ботом она дошла… – затрачивая неимоверные усилия на каждое слово, продолжал говорить Саймон. – Но испугалась чего-то … Вырвалась и побежала назад…
И тут он её сам услышал. Милиционеры, удалявшиеся от них, приближались к дальнему углу зала ожиданий. И в этот миг девочка подала оттуда голос. Заплакала.
Дмитрий откатился от Саймона и подобрал оставленный топор. Сам едва не крича от боли, пополз дальше, пролез под двумя параллельными секциями сидений и выглянул между крайним рядом и смотрящими наружу витринами.
Сонечка сидела на полу. В самом дальнем углу, вжалась в него спиной и уткнулась лицом в ладошки, локтями упёрлась в коленки. Четверо же подходивших к ней «милиционеров» остановились рядом.
– Почему ты здесь одна, девочка? – спросил её один из ботов монотонным безразличным голосом.
Плач Сони стал только громче.
Но даже сквозь слёзы, выкрикивая по одному слову, она отвечала так, как её научили:
– Я… жду… родителей…
Молодец!.. Девочка заревела протяжней, однако, такой ответ ботов-милиционеров устроил. И, очевидно, устраивал уже не в первый раз. Человека они в ней не чувствовали, Валькин чип на её крохотной ручке работал. Просто реагировали на картинку с ребёнком, которых в поезде среди ботов было тоже немало, и подошли проверить. Она ж тут была одна.
Постояв немного, все четверо медленно развернулись и каким-то странным демаршем пошагали вдоль витринной стены обратно. А сквозь огромные окна зала было видно, как в пятидесяти метрах от вокзального здания их 22-й фирменный поезд тронулся и тихо покатил вагоны туда, откуда на станцию надвигалась штормовая тьма…
Ещё три раза у него на глазах уходили и возвращались обратно в угол Сони те четверо «милиционеров». И делали это как заведённые. Вот прицепились, суки бездушные! От сбоя в системе игры у них «закольцевался» этот проверочный алгоритмом. Всякий раз задавали ей свой вопрос, и получали на него ответ. Пока девочка ещё держалась, непонятно как, но всхлипывала судорожно всё громче и громче, приступами, уже и не плакала. А Дмитрий лежал беспомощно на полу и ничего не мог поделать, кроме как наблюдать. Болью всякий раз отдавалось в боку, когда он в бессильной злобе сжимал рукоять топора. Даже против замедленных ботов, от которых сам отличался теперь немногим, выстоять одному шансов не было. Саймон неподвижно лежал неподалеку, и время неумолимо отсчитывало минуты. Пока, наконец, в следующий обход что-то не изменилось.
Трое из ботов неожиданно повернули на полпути своего маршрута. И шагнули вдруг в сторону центрального выхода – тех самых дверей посередине, через которые Соня, Саймон и Валентин Иванович попали сюда. А четвёртый отстал от них у дальнего выхода, «застрял» почти рядом с Соней. Глупо как-то подвис там в пространстве и начал топтаться на месте, чем напугал ребёнка только больше. Рёв маленького Гномика быстро возобновился, откуда-то на плач у Сони появились новые силы. И это было даже на руку. Не будет слышно шагов.
Дмитрий дополз до раненого басиста. Хотел предупредить, что скоро вернётся, но… предупреждать оказалось некого. Какая-то счастливо-безмятежная улыбка застыла на лице несчастного Саймона. И быстро тускневшие глаза светились последней радостью. Такой неподдельной и настоящей! Наверное, играл свой первый концерт. Не только мир этой игры начинал нестись по глубокой «борозде» стремительно, но и их собственные жизни вместе с планом на спасение угодили в ту же колею...
Цинично, но отвёртка, решил Дмитрий, Саймону больше не понадобится. Тем более в его боку. Он вытащил её оттуда с трудом. Тело не хотело отдавать инструмент, и когда доставал, то чувствовал, будто вынимает из собственной плоти.
Затем встал на ноги и пошёл. Ощутил, как в воздухе появился запах свежего дыма. Пожар, который он устроил в торговом центре, набирал свою силу. Тогда как у него они стремительно заканчивались.
Сонечка заметила его, когда он оказался довольно близко. И Дмитрий взмахнул рукой. Вогнал в глаз развернувшемуся к нему и попытавшемуся тянуть руки «милиционеру» отвёртку. Упал вместе с ним и втыкал в него остриё снова и снова, пока тот не перестал шевелиться.
Отполз от него в сторону, прислонился спиной к ближайшим сиденьям. Попытался улыбнуться и даже подмигнул незаплывшим глазом Гномику. Глупо было стараться развеселить таким вот странным образом перепуганного насмерть ребёнка. До этого за ней всегда смотрела Леся, после неё развлекал несчастный Саймон. А сам он едва ли два раза воды принёс и еды из ресторана. Да, кстати – спас ещё на Красных Землянках! Но только вся эта предыдущая возня сойдёт скоро на нет, если Соню не посадят в 21-й поезд…
– Ты посиди чуть-чуть, Гномик, я сейчас… – насколько можно мягче попытался сказать он Соне.
Обрывок какой-то грязной тряпки лег между зубами. Крутанулось колесико зажигалки, и показалось пламя. Больно, не больно, а нужно было останавливать кровь. И раз разом он прижигал свой бок горящей тряпкой и огнём зажигалки, пока перед глазами не поплыло и не затошнило до рвоты.
Остановился. Сплюнул несколько раз, отдышался, прокашлялся. Бросил зажигалку на пол и на коленях подполз к Соне. Сел уже рядом с ней, усмехнулся нервно и коротко. Подобрал валявшуюся бутылку воды, которую сам для неё и снаряжал, сделал несколько громких глотков. Затем осторожно приобнял девочку за маленькую головёнку со смешно заплетёнными косичками-бубликами. И как только коснулся волос пальцами, Соня вдруг вся прильнула к нему, цепко обхватила ручонками шею, и плакала на нём тихо, но уже без остановки. Он же давал ей время успокоиться, просто молча сидел и смотрел вперёд.
– Страшно?.. – спросил Дмитрий Соню, погладив по волосам. – Не бойся… В поезд нужно вернуться обязательно. Доехать на нём до конца, до Москвы. А мама и папа встретят тебя на вокзале…
Врать было совсем не стыдно. На что-то другое времени не оставалось. Рану он прижёг хорошо, но это всего лишь отсрочка – лучше не станет, но хуже не случится. Трое милиционеров снаружи сохраняли подвижность и бродили туда-сюда, но сквозь отражающие стёкла витринных окон не видели их внутри вокзала. Да и им с Соней всё равно нужно было на другую сторону. На сторону, выходившую к путям, где на крайнем из них всё ещё ждал 21-й поезд. Неизвестно, как задержал его отправку их невидимый друг. Завалов из снега сделать, вероятно, у него не получилось, на Синих Озёрцах всюду стояло лето. Потому нужно было спешить. Пространство рушилось, и тьма стала ближе ещё на пару-тройку километров.
– Я боюсь… – всхлипнула Соня, не желая отрываться от его плеча. – Поедем со мной. Я не хочу ехать с добрым глупым дядей…
– Не бойся, – успокаивал ее Дмитрий и всё гладил и гладил по голове. – Мама и папа тебя заждались, ты должна ехать…
Затем, привстав на колени, он оторвался от Сони и поднялся на ноги. Сунул отвёртку в карман и сообщил девочке, что отойдёт недалеко. Вернулся в другой конец зала за брошенным топором. Там задержался ненадолго и постоял над распростёртым телом Саймона, после чего закрыл ладонью бедняге глаза.
А когда шёл обратно за Соней, то на нужной им стороне вокзала увидел сквозь стёкла, что сборщиков ходило снаружи не меньше шести-семи. Странно, что до сих пор никто из них не вошёл внутрь. Наоборот, последние сами покинули здание, бродили теперь у стоянки с авто, но с другой стороны. Вероятно, желали отловить их на улице, или совсем в голове программы перепутались. Войди они сюда все разом, девять-десять ботов с обеих сторон, уйти от них было б тяжело. Наверное, даже невозможно.
– Пойдём, – позвал он за собой Соню. И взял её за ладошку.
Бот, который лежал до этого неподвижно рядом с последней секций сидений, выкинул вдруг резко вверх руку. Соня от неожиданности взвизгнула. Как долго сборщик там находился, Дмитрий не знал, они лишь проходили мимо него, не заметили сразу. Только и успел почувствовать, как другая уже отвёртка вошла ему в ногу.
Присев резко, ударил лежавшего бота кулаком по виску. Ударил второй раз, третий, четвёртый, после чего тот перестал двигаться. Рывком выдернул из своей ноги инструмент, упал на пол, и пока не начал истекать кровью из другой раны, сорвал с себя майку, перетянул ей туго икру. Выдохнул. Вот же нежданчик…
Взглянул затем сквозь окна наружу. Кивнул девочке и показал пальцем, что б постаралась не реветь, а двигалась за ним молча. Поднялся и доковылял с горем пополам до витринных окон.
Как и в торговом центре, фасадные стены зала ожиданий, смотревшие на поезда в обе стороны, были сплошь из стекла и тоже тонированы. Потому лбом он прильнул к витрине без опасений. Увидел и пересчитал всех снаружи, тогда как его самого видеть они не могли. Да и рассмотреть по-другому уже не получалось – в глазах начинало скакать и двоиться. Картинки бытия распрыгались, будто резвящиеся в траве кузнечики.
– Ну, надо же!.. – выдохнул он вдруг от удивления.
Точно так же, как подпрыгивали перед его глазами картинки этого мира, слева впереди, на втором вагоне 21-го поезда, скакал и прыгал, защищаясь своим мачете, Валька.
Панель, как сообщил Саймон, Фарадей переустановил. Только вниз с вагонов спуститься пока не мог. Двое ботов с разных сторон пытались подобраться к нему по верху, заходили одновременно сзади и спереди. Ещё двое поджидали со своими полосатыми дубинками-зебрами внизу. Не все они переставали функционировать одинаково, эти были ещё достаточно бодры и Вальке приходилось туго.
Правее, прямо напротив них, в седьмом вагоне, на ступеньках растерянно стоял Валентин Иванович и всматривался в их сторону – в сторону вокзала. Валька его перепрошил, но бот, вероятно, не знал, как поступить, если ребёнок, с которым он должен был ехать, вдруг от него убежит. Вниз на перрон он не спускался, но и назад в вагон тоже не уходил. И это было хорошо, нужно было воспользоваться случаем. Шестеро ботов усердно топтались возле здания вокзала рядом, между центральным и левым выходом, напротив третьего вагона. Нужно было только их немного отвлечь, чтобы Гномик беспрепятственно доковылял до седьмого к Валентину Ивановичу. И, конечно же, убедить её саму на вокзал не возвращаться.
Вот только как это сделать, Дмитрий не знал. С родной племянницей из-за её малых лет они почти не общались. А других детей он видел только на улице, в магазинах и… рейсовых поездах. Будь эти поезда все неладны, вместе со шпалами и машинистами!
– Гномик… – подозвал он к себе Соню, которая стояла в сторонке, не всхлипывала, а обнимал сама себя за плечики, смотрела сквозь окно и будто ничего не видела. Он даже успокоить её толком не мог – кто б самого его успокоил после смерти Саймона!, – наоборот, опять оставил где-то в стороне, тогда как должен был не отпускать руки и держаться всегда рядом. Не так же, как он – молчит, не пищит, и хрен с ней, уж ладно!..
– Сонечка… – назвал он её по имени, как называла мама. Съехал по окну плечом, что б не напрягать пресс, и опустился на одно колено. Он видел, что так делают взрослые, когда уговаривают совсем маленьких деток. Нарочно становятся ниже ростом, дабы завоевать доверие и говорить на равных. Гномику доходило семь, но она и вправду была мала, как настоящий сказочный гномик.
– Соня… – произнёс он ещё раз.
И тогда она повернулась. Затравлено посмотрела с трёх шагов, скуксилась, заплакала опять и подбежала к нему. На глазах у неё происходило чёрт те что, попробуй объясни ребёнку, что добрый дядя Дима убил не людей, а двоих злющих-презлющих ботов. Наверное, каким-то своим детским чутьем она понимала, что её защищали, помнила, как куда-то исчезли её родители. Иначе б не подошла к нему во второй раз и не уткнулась зарёванным личиком в шею.
Он заговорил тихо. Как будто вспомнил сказку, которую слышал от своей учительницы в первом классе. И вспомнил все её неповторимые интонации, бархатный завораживающий голос, добрый и тёплый взгляд. Её им хотелось слышать много и долго, весь класс любил Надежду Константиновну. И когда она говорила, все замирали, слушая на продлёнке её восхитительные истории.
– Ты выйдешь через главный выход, – показал он на него Соне рукой, другой продолжая гладить по голове словно котёнка – лучшего успокоения для неё Дмитрий не придумал. – А я – через крайний слева… Только я выйду первым. И когда все начнётся, ты побежишь. Побежишь так, как никогда в жизни не бегала… Будто за спиной выросли крылья… Помнишь про крылья?..
Соня всхлипнула громче, сглотнула. С Лесей они говорили про крылышки за её спиной, чтобы она улетела с проклятого поезда.
– Ты улетишь на них, и ни разу не обернёшься… Этот маленький Гномик понял меня?
– А ты?.. – рыдания назревали в её глазах, голос дрожал.
– Я за тобой… Обещаю.
И Сонечка… она оказалась настоящей умницей. Он никогда ещё не встречал таких смышлёных детей, а, скорее, просто к ним не присматривался. Всего-то нужно было пожалеть её и обнять, прежде чем отправить в поезд с незнакомым дядей. И обмануть, что уже утром она сможет увидеть родителей. Отвёртку, убившую у неё на глазах таких же двоих, что уводили маму с папой, Соня сжимала в ладошках крепко как волшебный меч. Он ей отдал её, сказав, что та из настоящей сказки. С таким оружием в руках маленький Гномик стал непобедим. Храбро он отправился к дверям центрального выхода. И ждал, пока «главный полководец» не выйдет наружу первым, не положит начало сражению. Так они договорились выиграть эту войну…
Двери наружу открылись. И Дмитрий шагнул, спрятав за спиной пожарный топор.
– Я заблудился!.. – громко прокричал он, выходя через левый выход из здания вокзала.
Все шестеро ботов повернули к нему головы. Увидели сразу, что он человек. Но пока не нападали, стояли будто в недоумении.
– Родители ушли… Я не знаю, что делать, – продолжал он нести ерунду, проверяя, как отзовутся на это боты. Прежде давно бы уже набросились, как тогда, в поезде. Но сейчас их реакция затормозилась. Программы прошивки, дававшие сбой в погибавшем пространстве, заставляли перебирать их всевозможные ответные коды, и делалось всё это крайне медленно. Чёрное же небо постепенно приближалось, а метеоритный дождь сверкал теперь ярче, чем ночью. Скоро он доберётся сюда вместе со всей чернотой. Вот тогда и начнутся адские пляски!
– Мне нужно вызвать такси, у меня кошелёк украли… Собака дома осталась одна, акции банка выросли до небес… – говорил он ботам без остановки. И видел в то же время, как Соня неслась по дорожке к перрону крылатой ласточкой. Она не сдержала данного слова и раз обернулась, взглянула на него мельком. Но он был рад, что с толку её больше ничто не сбивало. А когда двое ботов сообразили, отсеяли чушь, которой он потчевал их издыхающие процессоры, Дмитрий достал из-за спины топор. И сам, не дожидаясь атаки, бросился на них словно взбешённый тур.
– Риэлторы опять обманули!.. – с задором крикнул он напоследок, нанося удар тому, кто первым подскочил к нему с полосатой палкой.
Сбить с ног успел только одного. Разнёс ему ударом голову надвое. А дальше из рук вырвали топор, когда подключились остальные пятеро.
Безоружным надолго не остался. В ладонях, из кармана, появился острый штырь, который выломал из сиденья в зале ожиданий. Боты сначала повалили его, но Дмитрий быстро вырвался и вскочил. Вонзил своё орудие одному в живот и, обхватив его руками, вместе с ним налетел на огромную хрупкую витрину вокзала.
Звон стекла – и они ввалились в заполнявшийся дымом зал ожиданий. Торговый центр справа пылал вовсю и огонь перебросился на вокзальную крышу. Биоботам дым не казался вроде ядовитым. Но и так хорошо – в его пелене можно было укрыться.
Дмитрий продвигался осторожно между рядами и видел, что преследовавшие его были дезориентированы. Отступал по большой кривой, оглядывался, чтобы не упасть. Першило в горле и старался не закашляться. Скоро из-за разбитых окон весь дым на время рассеется. Пока пожар не проникнет внутрь по-настоящему.
А когда он сделал круг и снова оказался на улице, вышел через другие двери, увидел, что Сонечка была уже на руках у Валентина Ивановича. Дверь так и не закрылась в вагоне за ними – не было проводницы. Но поезд тронулся, и Гномик с ботом покидали тамбур. 21-й состав уезжал от настигавшей его с горизонта темноты. Валька же, как истинный джедай, продолжал размахивать мачете на крыше второго вагона, сражаясь с последним из наседавших сборщиков. Может, и ему ещё фортанёт, придумает что-нибудь и спасётся тоже…
В шею ударили со спины. Снова уронили на шершавый асфальт. Дмитрий откатился от ударов ногами и, резко встав на ноги, зарычал. Взревел, будто раненый тигр, начал кромсать их штырём направо-налево. Набрасывался свирепо, получая со всех сторон тычки, падал, вставал, и сам наносил в ответ удары. И под конец, когда силы оставили, рухнул в последний раз.
Физической боли он не ощущал. Удары градом сыпались сверху, но не было больше ни сил, ни желания, ни воли от них закрываться. Поезд набирал ход и увозил Гномика в настоящую Москву, далёкую, красивую и родную. Скоро эта затянувшаяся песня с игрой в Другой Мир закончится навсегда. Даже если «пятый пассажир» разрушил надпространство не полностью, за дело возьмутся другие и довершат.
Вот, перед кем на самом деле стало ему неудобно – перед этим загадочным «пятым». Не дал ему насладиться триумфом падения игры до конца, поджёг ж/д вокзал, где тот, возможно, и прятался, с Валькиных слов. На разбитые губы напросилась даже неловкая виноватая улыбка…
Вот, перед кем на самом деле стало ему неудобно – перед этим загадочным «пятым». Не дал ему насладиться триумфом падения игры до конца, поджёг ж/д вокзал, где тот, возможно, и прятался, с Валькиных слов. На разбитые губы напросилась даже неловкая виноватая улыбка…
А ещё было жаль нелепого и безобидного пьяницу Саймона. Не отыграть ему свой первый концерт на стадионе. Да и последний, к слову, тоже. По крайней мере, выступит он не там, где собирался…
По небу между тем скользили тысячи длинных огненных струй. И разноцветные их следы больше не исчезали. Они застывали словно на огромном полотне, родившись из-под кисти невидимого художника-великана. Хороший же выдался прощальный салют, величественный, красивый. Запомнить бы такой навсегда…
От невыносимой душевной боли перехватило дыхание. Камил не устоял на ногах, пошатнулся. Он опустился на кровать, но продолжил читать оставленную для него записку. И с каждой новой прочитанной строкой его сердце всё больше обливалось кровью.
Милада написала, что всегда будет несчастной, если останется рядом с ним. Что вся их «любовь» была ошибкой. Она сказала, что вытравила у бабки всех его детей. И что поэтому Камил может не беспокоиться, что где-то в мире затеряется его незаконнорождённый ребёнок.
Милада убежала из поместья с молодым купцом. Нашла себе внимательного и нежного красавца, который не роется в книгах, не пропадает в сырых подземельях и не ездит по лесам в поисках разбойников, рискуя жизнью. К тому же купец обещался брать её с собой во все поездки, чего не делал Камил. А Милада всегда мечтала поглядеть на мир. Она не хотела больше сидеть взаперти. Не за этим она сбежала из Камня.
«Не преследуй нас. Я знаю – ты мстительный. Ты такое никогда не простишь. Поэтому я даже не оправдываюсь. Ты меня всё равно не поймёшь. Я благодарна тебе за те месяцы, что мы пробыли вместе. И я не хочу никому рассказывать твои тайны… Но если я узнаю, что ты хочешь нас поймать, то сразу расскажу всё твоим злейшим врагам!… И тогда род Миробоичей прервётся. Святоши не остановятся на одном тебе. Мы очень внимательны. Мы узнаем, что ты бросился следом. Подумай дважды, прежде чем пускаться за нами в погоню. Прощай навсегда! С искренними сожалениями, Милада.»
Камил отшвырнул записку, вскочил на ноги. Он выхватил топор. И принялся рубить всё, что попадалось под руку. Он зарубил кровать Милады. Зарубил платья, которые ей дарил. Когда со всей силы – до звона в пальцах – ударил по каменной стене, то древко топора сломалось.
Камил вышел в коридор.
Преследовать? Эта девка слишком много знает. Она угрожала всё рассказать об его мёртвой армии. Но как бы её поймать? Как её настигнуть?!
Камил направился вперёд по коридору, в сторону ворот, чтобы выяснить у дружинников, куда умчали купцы… И какие именно купцы? Их через постоялый двор проходил немерено! Какой из караванов необходимо преследовать? Всё это нужно срочно выяснить…
-- Милорд… -- навстречу выплыл Рыжий. – А я вас как раз искал. Колбочку… Не могли бы вы дать мне «Слёзы Радости»?…
Рыжие волосы. Камил влетел в испуганного Рыжего, сбив того с ног на каменный пол. И принялся лупить его по лицу кулаками.
-- Милорд… прости!…. Прости… я не хотел…
-- Почему ты не уследил за Миладой?! – Камил не останавливался ни на секунду. – Почему ты её упустил?! Бесполезный кусок дерьма!!
-- Милорд… -- Рыжий пытался закрываться от ударов. Лицо его покрылось кровью. – Милорд…
-- Ты упустил её!! Ты не уследил за ней!! Какой же ты шпион, к чёрту!?
Камил быстро поднялся. Вытянул кинжал. Рыжий, увидев оставшимся глазом угрожающий блеск – заверещал. Он перевернулся на живот и попытался уползти. Но Камил ухватил его за рыжие кудри. Потянул волосы на себя, обнажив шею. Резким движением вспорол нежную кожу. Хлынула кровь. Гортань взвыла, словно флейта. Рыжий ревел, захлёбываясь кровью, а Камил хищно скалился и остервенело пилил глотку, испытывая непередаваемое удовольствие и облегчение. Рыжая голова отделилась от тела – Камил с хрустом переломал позвонки, весь измазавшись в крови.
Глаза Рыжего ещё смотрели вперёд. Они всё видели. Лицо подёргивалось в конвульсиях.
-- Я дал тебе шанс, но ты снова меня предал! – Камил швырнул отрезанную голову об стену, оставив на камнях кровавый след. И продолжил свой путь вперёд по коридору. Огненная буря внутри немного стихла, предоставляя возможность лучше поразмыслить над ситуацией. Полегчало.
Идти по следам Милады. Жалко, Хельг ушёл в свои леса. В момент, когда так нужен! Милада специально подгадала такой момент! Наверняка!
Однако, задумался Камил, Милада не хочет его выдавать. К чему ей это? Она просит, чтобы Камил её отпустил. Чтобы позволил начать новую жизнь…
Он даже не знает, кого именно преследовать. А караван ушёл давно. И если торговцы не глупцы, то надёжно укрывают Миладу от посторонних глаз.
Камил сильно рискнёт, если отправится за ней в погоню. Да и чего он добьётся, если даже найдёт её? Отрежет ей голову? Ей и ублюдку, что увёл её?!
Он взвыл от злобы, вновь захлёстывающей его рассудок.
Дружинники на стенах отшатнулись, когда увидели окровавленного Камила, несущегося к ним. Их ладони синхронно легли на рукояти мечей. От свирепого барона можно ожидать чего угодно. Бойцы его боялись, а умирать без сопротивления явно не желали.
Стражники, однако, не видели, чтобы Милада выходила за пределы замка. И не смогли ответить на вопрос, с каким именно караваном она уехала.
Бойцы не осмелились спросить, что случилось. Сильно насторожились. На шумиху прибежал Мямля. Принялся расспрашивать Камила, в чём же дело.
Громадный добряк смягчил злобу одним своим присутствием. Как можно было злиться на этого громогласного простака?
Ярость немного отступила. Камил набрал полную грудь воздуха. Выдохнул. Нельзя позволить эмоциям взять верх.
Преследовать Миладу опасно. Это чревато разоблачением. Она не выдаст его просто так. Она его предала. Но Камил всё равно верил ей.
Если он сейчас бросит в погоню всю свою мёртвую дружину, то… А если живую?
Нет. Тоже опасно.
И пока он будет искать – купцы заметят приближающиеся отряды и отправят птицу. Куда-нибудь в Кратен…
Так оно и будет.
-- ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, КАМИЛ? ЧЕГО СЕРДИШЬСЯ?
Камил ничего не ответил. И ушёл прочь, подальше от посторонних глаз.
Нужно было попросить прощения! Это всё гордость. Всё посыпалось из-за его гордости.
Или... Дело вовсе не в том, что они поссорились? Милада уже давно веселилась с проезжим купцом. Всё время, пока Камил тяжело болел. Не зря же она не пришла сразу, когда он очнулся! Поблизости он видел только Лизу… Но не могла же она так быстро влюбиться в другого!
Или всё же могла? Камилу вспомнились первые деньки знакомства в Камне. И его тут же одолели черти, разжигая на душе жгучее пламя боли. Чёрное пламя. Как же им было тогда хорошо… Это были самые счастливые дни. Подобное никогда больше не повторится.
Один. Нет Милады рядом. Неужели Камил её никогда больше не увидит?
Душевная боль не заканчивалась. Хотелось от неё избавиться. Нужно было найти силы, чтобы жить дальше, чтобы совершать достойные поступки. Но боль жила теперь повсюду. В саду, где они гуляли по вечерам. В коридорах, где улыбались друг другу. В опочивальне… От боли никуда нельзя было деться. Никуда не убежать. Сами стены замка, казалось, впитали её. Камил оказался заперт в вязкой и жгучей темноте. Эту боль невозможно просто лишь оттолкнуть от себя.
И порой эта боль становилась похожа на лавину.
-- Неужели это никогда не кончится? – ужаснулся Камил. Он метался по коридорам, будто пытаясь уйти от чего-то. Но бесполезно. Тогда Камил побежал. Он вырвался за ворота. И бежал, бежал, бежал… отчаянно и не жалея себя. Пока не рухнул в траву, задыхаясь до рвоты.
Тогда сил совсем не оставалось, чтобы страдать. Камил упал, бросив взгляд на плывущие облака. И почувствовал себя бессильным. Беззащитным. Будто снова сделался тем бегущим из разграбленного замка мальчишкой.
Слёзы – это слабость. Плачут только бабы и слабаки. Но Камил разрыдался, как ещё никогда не рыдал. Плечи сотрясались, а боль становилась ещё невыносимей…
Есть ли тогда смысл жить дальше? Ведь ему больше никогда не станет так же хорошо, как было с Миладой.
Он поглядывал на кинжал, весь покрытый запекшейся кровью Рыжего, как на избавление. И если бы он не знал, что по ту сторону облегчения не получить – окунувшись на веки в глубины Изнанки – воткнул бы себе этот кинжал с размаху в бедренную артерию. Быстрая смерть…
Милада особенная... Таких как она – смелых и развязных, ласковых и любвеобильных – больше не сыскать на всём белом свете. Таких же девушек попросту не существует! Милада неповторима.
И одновременно терзала мысль, что если Милада оказалась способна «полюбить» Камила в столь кратчайший срок, за пару дней в Камне, то почему бы она не смогла так же полюбить и кого-то другого? Какого-нибудь проезжего красавца с большим кошельком и неопасной работёнкой?
Камил осознад, что никогда не был достоин Милады. Она заслуживала лучшей жизни. А мог ли Камил подарить ей такую жизнь? Осаждённый со всех сторон толпой врагов, униженный, без титула и особых денег; без свободного времени, весь в делах; постоянно рискующий собственной жизнью?
С таким счастья не найти.
В поместье Камил вернулся только вечером, после заката. Он не хотел, чтобы его кто-то видел. Он хотел забыться в одиночестве, скрыться в тенях.
Но придворные тут же бросились за ним. Они обеспокоились жестоким убийством Рыжего.
Камил признался, что это он его прикончил. Но почему именно – не рассказал. Причина унизительная. Только Ларсу и Нойманну он рассказал про бегство Милады.
-- Закономерный итог, -- только и пожал плечами Ларс. – Иначе и быть не могло с такой бабой, как Милада.
-- С какой это «такой»?! – возмутился Камил.
-- С легкомысленной, -- ответил Ларс и покривил бровью. – Камил, ты что, серьёзно рассчитывал на высокую поэзию от, прости Господи, шлюхи-служанки, которая спала со всеми придворными подряд в Камне?..
Камила ошарашили эти слова. Он не нашёлся что сказать.
-- Всё-таки серьёзно… -- удивился Ларс.
-- Что ты такое говоришь?!
-- А как ты ещё, думаешь, смогла выжить Милада в плесневом логовище?.. Да и, как мы видим, она уехала с купцом. Значит она просто шлюха, которая торгует своим телом ради выгоды. Чего ты от неё ждал?
-- Ларс…
-- Что? -- Ларс вздохнул. – Кто тогда по-твоему эта Милада? Принцесса из страны сияющих радуг? Где девицы какают сладкими финиками?
Камил снова не нашёлся, что возразить.
-- Она меня обманула…
-- А мне кажется, что это ты сам себя обманул. Бывает. Все через это проходят. Расслабься. Баб вокруг полно… Вот помню, как я в своей молодости…
Всё было так. Ларс оказался прав. Глаза Камила всё видели, но ничего не замечали. Не хотели замечать. Милада ведь всего лишь придворная шлюха.
Но это осознание помогало ненадолго. Печали вскоре снова вцеплялись в глотку. И Камил ужасался от мысли, что простил бы Миладу, если бы только та вернулась. Эта мысль била по самому больному – по гордости.
Камил лишился сна. Он спал лишь несколько часов и просыпался от невыносимой тоски. Во всех сновидениях он видел свою возлюбленную в объятиях другого. Милада ехала в повозке, положив голову на плечо светловолосому красавцу. Счастливая. Улыбающаяся. После таких видений Камила рвало.
Лиза пыталась утешить Камила, но этим вызывала лишь раздражение. От неё становилось ещё хуже, чем в полном одиночестве.
Он жалел, что не бросился следом. Нужно было вернуть Миладу. Посадить её в темницу. Переубедить.
Иногда душевная боль отступала. И казалось, что вот она – долгожданная свобода. Камил брался за свои дела. Пытался усердно работать. Но боль возвращалась. Она изматывала. Она не оставляла сил ни на что. Камил был вынужден передать все свои дела Ларсу.
-- Соберись, -- говорил Ларс. – Если ты не будешь бороться, то завянешь.
-- Не могу… отстань от меня! Мне нужен покой…
-- Покой – болото. Держись крепко. И смотри на то, что будет впереди.
-- Нет у меня никакого будущего, -- ответил Камил. – Мне не с кем будет делить свои успехи и триумфы. Да и не будет никаких триумфов. Искро всех нас перебьёт, мы ничего не можем ему противопоставить. Всё это попросту не имеет смысла…
-- Услышь себя! Что бы о твоих словах подумал командир Орманд? А? Он бы обсмеял тебя! Сказал бы, что тебе не хватает мужества даже на то, чтобы забыть какую-то шлюху!
Камила эти слова привели в бешенство. Он выгнал Ларса прочь. Но в одиночестве задумался над сказанным. Действительно. Это всё недостойно. Разве таким он всегда желал стать? Ничтожным размазнёй?
Камил находил в себе силы браться за дела. Но боль забирала своё. От неё никуда не деться, пока она не отломит от души причитающийся кусок… Время залечит, как выражался Вальд.
Главное постараться не потерять себя самого в этом страдании.
Если бы не тратил время на Миладу, то уже давно научился сшивать Химер! Лучше осваивал бы ремесло Изнанки! А что вместо этого Камил делал всю прошлую зиму? Остервенело трахал рыжую потаскуху, которая теперь его предала! Какой в этом имелся смысл? Ещё больше возненавидеть людей вокруг? Удостовериться, что все они – лицемерные твари? Это он и без того понимал с самых малых лет.
Лучше всего боль приглушали только чужие страдания. Камил занялся допросами пленных командиров «Менестрелей». И вызнавал у них всё, о чём они ещё не успели рассказать.
Он изматывал бедняг самыми изощрёнными пытками, какие только могла изобрести его ожесточившаяся фантазия. Командиры рассказывали всё. Без утайки.
Особенно позабавило, когда палач-Реян согнулся пополам. Его вывернуло от жестокостей. Палача! А Камил хохотал, ощущая своё превосходство. Тогда ему стало особенно хорошо. Тучки рассеялись. Появилось достаточно сил, чтобы заняться более важными делами.
Камил занялся живой дружиной. Отличившихся на войне бойцов он назначил десятниками. Эти монстры были способны потягаться с самими Хильдиньярами! Самых матёрых воителей он оставил у себя в замке. Гарнизон, не принимавший участия в боях, он перевёл к Житникам. В замке, под самым боком, должны остаться самые лучшие. Однако пятерых самых наилучших Камил назначил Никлоту в телохранители. Управленец должен быть в безопасности.
Дружина крепка и опытна. Но малочисленна. И это самая большая проблема. Нужно было наращивать силы. Тогда Камил поручил Ларсу заняться набором рекрутов.
-- Я же сказал, что хочу завязать с военными делами, -- напомнил Ларс о написанном в своём письме о тяжёлой победе над бандой. – Я уже слишком стар для войны. Небеса послали мне знаки, что надо заканчивать.
-- Ты и вправду хочешь покинуть дружину?
-- Я могу сдать своё оружие, если нужно. У меня есть достаточно денег. Хочу жить нерасторопно, забыв о проблемах. Подумываю отправиться в Ветроград, пока мужские силы не покинули меня совсем. Начну свою вторую молодость…
-- Да брось, Ларс! Ты нужен нам всем здесь. Без тебя… всё посыплется. И дружина в том числе. Кто будет обучать солдат?
-- Среди молодняка есть достойные кандидаты.
-- Достойней тебя? Ларс! Без тебя дружина Миробоичей ослабнет сразу в десять раз!
-- Приятная лесть, но…
-- Никаких «НО», Ларс! Чего ты хочешь взамен? Колись.
-- Я хочу мирной жизни… Я устал воевать. Хочу в Ветроград.
-- Хорошо. Тогда я не буду отправлять тебя в бой. Никогда. Ты сможешь жить мирной жизнью. В поместье. Выполняя роль командира и тренера дружины.
-- Быть командиром, но не ходить в походы? – усмехнулся Ларс. – Я знаю чем это закончится. Я выйду в поход. И даже не по твоему приказу. А по собственной воле. Я просто не смогу стоять в стороне.
-- Ладно. Тогда я повышу тебе жалованье, -- сказал Камил. – И… И привезу сюда отборных шлюх из Ветрограда. Я пошлю гонцов. Ты будешь менять женщин, как только вздумаешь. Если уж ты так скучаешь по публичным домам Ветрограда…
-- Тогда договорились? Ты нам нужен здесь. Ты незаменим. А я хочу… устроить тебе лучшую старость. Ты всю жизнь провёл на войне во имя Миробоичей. Ты заслужил.
-- Тогда повысь жалование в три раза. На местных любовниц не хватает денег, сам знаешь какие бабы расточительные…
-- Замётано.
-- Твоя взяла, -- они пожали руки. – Умеешь же ты играть на чужих слабостях! Далеко пойдёшь. Чёртов дипломат…
Ларс отправился в окрестные деревни, чтобы набрать всех желающих вступить в ряды дружины Миробоичей. А Камил, как и обещал, отправил в Ветроград несколько бойцов с повозкой. В деревни Камил тоже отправил гонцов – красавицы водились ведь не только в городе…
По вечерам нападали тоска и безнадёга. Иногда не помогали даже пытки пленников. Камил занимался управленческими делами, но на большее сил не хватало. Только упражнялся в фехтовании с дружинниками каждый вечер, пока не валился с ног. Как следует измотавшись он мог проспать достаточно много.
Кошмары вынудили его снова заняться сновидчеством. Вспомнились старые техники, которым обучал их с Ишуасом старец Готам. И это помогало, хоть и не всегда.
План по усилению мёртвой дружины катился в пропасть. А ведь скоро Сбор. Скоро к ним за Долгом приедет Хмудгард. Воспользуется ли князь Искро слабостью Миробоичей?...
**
А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность!)
Владислав Ц 2000р
Степан А. 1000р "Извини за перерыв в донах, с деньгами проблемы) А книги огонь, спасибо за творчество" Ответ: ^_^
В этом городе живут замечательные люди. Некоторые из них — настоящие твари.
Странные дела творятся в Забытом городе: по радиоволнам приходит сигнал о помощи с противоположного берега Темного озера. Загадочная группа людей, которые называют себя Те, Кто Знает, попала в беду, и помочь им могут только Бром и другие Хранители Забытого города. Они отправляются на тайную базу Тех, Кто Знает, которая хранит секреты о монстрах, порожденных загадочным туманом. Заключительный рассказ из цикла «Тайны Забытого города».
Честер вскочил с кровати, когда раздался оглушительный выстрел. Сердце таранило грудь, и мысли путались в голове, но даже это не помешало Честеру сделать то, к чему он давно привык в Забытом городе: первым делом — схватиться за пистолет.
В следующую секунду, озаренную вспышкой молнии, Честер оценил ситуацию: на полу лежал раненый Кольт (судя по пятну крови, пуля попала ему в плечо), над ним склонился Бром, а в дверях комнаты стоял высокий человек в респираторе. В его руке еще дымилась винтовка с лазерным прицелом, и не было сомнений, что именно он стрелял в Кольта.
Заметив взгляд Честера, человек в респираторе выскочил из комнаты. Честер бросился вдогонку с фонариком в руке. Беглец оторвался метров на пятьдесят, убегая по длинному коридору, и Честеру пришлось как следует поднажать, чтобы сократить расстояние.
Коридор делал поворот налево. Стремительная пробежка — и Честер в мощном прыжке повалил убегавшего на пол. Винтовка выпала из его рук. Ублюдок попытался подняться, но Честер от души вмазал ему фонариком по голове, а затем, перевернув на животе и заведя за спину его руки, принялся застегивать наручники.
— Смотри! Смотри! — вдруг выкрикнул беглец: из-за респиратора его голос звучал приглушенно. — В конце коридора!
Честер рефлекторно метнул взгляд в направлении, о котором говорил задержанный беглец. На долю секунды он заметил тень, мелькнувшую вдали в тусклом свете фонарика, лежавшего на полу: блеснув гладкой, словно отполированной черной кожей, двухметровое — если не выше — существо исчезло за поворотом в конце коридора.
— Ты видел?! Видел?! — продолжал кричать человек в респираторе.
Да, он видел — но что именно, Честер сказать не мог. Все произошло слишком быстро, к тому же света фонарика не хватило, чтобы как следует рассмотреть монстра. Зато Честер знал теперь наверняка: здесь, в этом корпусе базы «Юдоль», совершенно точно скрывалась опасная тварь.
Честер рывком поднял человека в респираторе на ноги и, вмазав ему под дых для пущего усмирения, приставил пистолет к затылку.
Немного помедлив, пленник выполнил просьбу, и вскоре, поплутав по извилистому коридору, они вернулись в комнату, в которой расположились на ночь Хранители.
Бром был занят тем, что обматывал бинтом из походной аптечки рану на плече Кольта. Тот лежал на кровати с закрытыми глазами — похоже, снова в отключке.
Заметив вошедшего Честера, который держал на мушке пойманного беглеца, Бром тихо сказал:
— Пуля попала в плечо, пройдя на вылет. Крупные сосуды, похоже, не задеты. Кровотечение остановилось, но Кольт все равно вырубился. — Бром пристально посмотрел на человека в респираторе, который спокойно стоял рядом с Честером. — Если бы я вовремя не отпихнул Кольта, то выстрел разнес бы ему голову.
Толкнув пленника дулом пистолета в затылок, Честер приказал:
— Иди к окну, садись у батареи. И не вздумай что-нибудь выкинуть! — Продолжая держать человека в респираторе на прицеле, Честер обратился к Брому: — Прикрой меня, пока я буду пристегивать этого ублюдка.
Бром направил свой пистолет на пленника, который послушно сел возле батареи. Честер тем временем пристегнул его наручниками к трубе отопления.
— Теперь рассказывай, кто ты такой. — Честер возвышался над пленником.
Тот пожал плечами и, немного помедлив, спокойно ответил:
— Можете называть меня Чистильщиком.
Честер не удивился: в Забытом городе все уже давно использовали прозвища вместо настоящих имен — согласно поверьям, так можно было отвадить от себя монстров.
— Зачем ты хотел убить нашего друга? — Честер кивнул на Кольта, который по-прежнему в отключке лежал на кровати. — Говори, а не то я вышибу тебе мозги!
— Не думаю, что вы готовы это услышать. Знание убьет вас быстрее, чем монстры.
— Да неужели? — фыркнул Честер, едва сдерживая клокотавшую внутри ярость. — А как насчет этого?
Резким движением он сдернул респиратор с головы Чистильщика. Им оказался мужчина лет сорока с зачесанными назад светлыми волосами и серыми, глубоко посаженными глазами на широком, немного грубом лице.
— Может, так ты теперь заговоришь? — продолжал глумиться Честер. — Подышишь тем же воздухом, что и мы!
Невозмутимо улыбнувшись, Чистильщик демонстративно сделал глубокий вдох, а затем, медленно выдохнув, выдержал театральную паузу — и размеренно проговорил:
— Рано или поздно это должно было случиться.
Честер в отвращении покачал головой: поведение и слова Чистильщика действовали на нервы — не говоря уже о том, что этот ублюдок чуть не убил Кольта!
— Ты застрелил Тех, Кто Знает. — Честер впился взглядом в холодные, будто два кусочка льда, глаза пленника. — Зачем?
Помедлив с ответом, словно оценивая противника, Чистильщик наконец сказал:
— На базе «Юдоль» содержался сверхопасный объект, за которым велось круглосуточное наблюдение. Но этой твари удалось вырваться. В такой ситуации в мою задачу входит зачистка всего персонала базы — прежде, чем семена монстра распространились бы во внешний мир.
— Семена? — вмешался в разговор Бром: на его лице читалось явное удивление.
— Кодовое название объекта — «Сеятель», — пояснил Чистильщик, впервые за все время разговора пристально посмотрев на Брома. — Вырвавшись из резервуара, он напал на персонал базы. Они стали жертвами Сеятеля, и мне пришлось их убить. Но монстр до сих пор на свободе. Я выслеживал его, когда вы появились на базе. — Чистильщик посмотрел на Честера. — Ты ведь тоже его заметил.
— Я видел мельком темную фигуру. Монстр высотой около двух метров.
Словно подтверждая его слова, откуда-то из глубин коридора за стенами комнаты разнесся утробный животный рык вперемешку с оглушительным визгом — как будто этот чудовищный звук издавал невозможный гибрид льва и свиньи.
Сняв пистолет с предохранителя, Честер направился к выходу из комнаты.
— Оставайся здесь — присматривай за Кольтом и этим ублюдком, — сказал он Брому, кивнув на прикованного к батарее Чистильщика, — а я пойду на разведку. Пора уже покончить с этим, мать его, Сеятелем.
* * *
Когда Честер ушел, Бром убедился, что Кольт по-прежнему без сознания лежит на кровати: могучая грудь бородача вздымалась от тяжелого шумного дыхания, а на лбу снова выступила испарина.
— Я не думал, что ты когда-нибудь вернешься в город, Виктор.
Внезапные слова Чистильщика заставили Брома резко обернуться.
— Откуда вы знаете мое имя?
Чистильщик впился в него взглядом, как будто стремился досконально изучить каждую черточку на лице Хранителя. Бром вспомнил, как внимательно смотрел на него Чистильщик во время разговора с Честером, и задался вопросом: почему его персона вызывала такой интерес у этого человека?
— Город звал тебя, и ты пришел, — прозвучал в ответ спокойный голос Чистильщика. — Но ты до сих пор не понимаешь, что тебя держит на его улицах, в его домах. Почему ты здесь.
— И почему же?
Чистильщик с загадочным видом пожал плечами:
— Кое-что я могу тебе рассказать, но главный ответ ты найдешь за ромашковым полем.
Бром раздраженно фыркнул:
— Вам обязательно говорить загадками? Что все это значит?
Он подошел ближе, почти вплотную к Чистильщику. Внутри клокотали гнев и желание отомстить этому ублюдку за хладнокровный выстрел в Кольта. Но стоило Брому встретиться с глазами Чистильщика, как ярость вдруг стихла. Пленник смотрел на него снизу вверх. Во взгляде читалось вовсе не презрение или ненависть, чего можно было ожидать от человека в его положении, а странная обескураживающая теплота: так смотрят обычно на близких людей, которых не видели много лет.
— Что ты хочешь узнать? — Чистильщик откинулся спиной на батарею, принимая удобную позу: очевидно, предстоял долгий разговор.
Раз так, то нужно воспользоваться ситуацией: Бром присел на корточки напротив Чистильщика и, сцепившись с ним взглядом, спросил:
— Вы один из Тех, Кто Знает?
Собеседник неопределенно повел плечами, и Бром задал вопрос по-другому:
— Кто вы?
Чистильщик пожевал губу прежде, чем ответить:
— Мы наблюдаем за городом после того, как там появились монстры. Обеспечиваем жителей всем необходимым.
— Но для чего? — Бром внимательно оценивал реакцию Чистильщика на его слова, и когда у того едва заметно дернулся мускул на щеке, продолжил с нажимом: — Почему вы скрываете от всего мира Забытый город, но при этом поддерживаете его существование?
Чистильщик медлил с ответом: это было заметно по тому, как напряглись желваки на грубом лице, а губы сомкнулись в тонкую нить. Наконец он проговорил:
— Потому что жители города — отличный корм.
Бром чуть не поперхнулся от возмущения:
— Корм для монстров?!
Чистильщик кивнул.
— То есть, вы намеренно не эвакуируете население, чтобы твари могли беспрепятственно нападать на людей? Но для чего вам это?
Во взгляде пленника промелькнуло искреннее сожаление — лишь на мгновение, но Бром его заметил. Затем Чистильщик ответил:
— Все ради крови богов.
— Что? — Бром уже не пытался скрыть удивление. — Какая еще к черту «кровь богов»?!
— Ихор. Так древние греки называли кровь богов. И точно так же ученые назвали особое вещество в крови монстров.
— Те, Кто Знает держали на базе Сеятеля, чтобы добывать ихор из его крови? — догадался Бром, вспомнив прозрачные цистерны с густой жидкостью черного цвета.
Чистильщик устало смежил веки:
— «Юдоль» — лишь одна из баз, расположенных в окрестностях Забытого города. На каждой из них содержатся твари, кровь которых служит источником ихора.
— Но для чего он нужен?
Лицо Чистильщика исказилось, будто он испытывал внутреннее отвращение, терзавшее его в глубине души:
— В каждой стране, в любые времена и при любых режимах, есть избранные люди, которые обладают всем: деньгами, властью, ресурсами. В конечном итоге им доступны все блага, кроме одного единственного.
Чистильщик выжидающе посмотрел на Брома, и тот без дальнейших пояснений понял, к чему клонил пленник:
— Бессмертие, — глухо выпалил Бром. — Могущественным людям доступно все, кроме бессмертия.
Чистильщик кивнул, улыбнувшись краешком губ: он явно был доволен тем, как быстро соображал Бром.
— Ученые выяснили, что ихор продлевает жизнь. Но цена слишком высока.
Бром прикрыл глаза, стараясь унять охватившую его дрожь: еще чуть-чуть, и чудовищные откровения пленника могли вызвать у него тошноту.
— Монстры должны питаться, чтобы в их организме вырабатывался ихор, — продолжал тем временем Чистильщик. — Питаться людьми. Вот, почему Те, Кто Знает поддерживают существование Забытого города: его жители служат кормом для монстров.
— Почему вы об этом рассказали?
— Просто ты мне… нравишься, — с неожиданной искренностью признался Чистильщик. — И я мог бы поведать еще больше, если ты меня отпустишь.
Он демонстративно постучал цепочкой от наручников по металлической трубе, к которой был прикован.
— Нашли дурака! — осклабился Бром. — Вы чуть не убили нашего друга, и теперь хотите, чтобы я вот так просто вас отпустил, поверив сказкам про чудодейственную кровь богов?
— Боюсь, что он больше вам не друг. И уже не человек. — Оценив замешательство Брома, Чистильщик терпеливо разъяснил: — Сеятель нападает особым образом: своим длинным и острым, как штык, языком он прокалывает череп человека через нёбо, после чего «подсаживает» в голову жертвы свое «семя» — крошечную личинку-нейрофага. Вырастая в течение нескольких часов, личинка пожирает изнутри мозг, постепенно заменяя собою всю нервную систему. В конце концов нейрофаг полностью подчиняет себе человека, превращая его в послушную оболочку. Именно это произошло на базе не только с Теми, Кто Знает, но и с Кольтом: Сеятель напал на него возле грузовика, когда вы с Честером пошли на разведку.
Жуткое понимание ледяной водой окатило Брома:
— Та субстанция, которую мы видели возле трупов...
— Не что иное, как выблеванные мозги, — подтвердил догадку Чистильщик.
Бром покачал головой, сглотнув вязкий ком в горле:
— В такое трудно поверить — даже после всего, что я видел в Забытом городе.
— Тогда обернись, — ухмыльнулся Чистильщик.
Бром мгновенно последовал совету — и в ужасе замер, когда увидел, что Кольт исчез с кровати, на которой лежал все это время. Бром судорожно обвел фонариком комнату: в темном помещении не было никого, кроме него и Чистильщика!
— Куда он делся?! — Бром вскочил на ноги, продолжая рыскать лучом света по темным закуткам: ни следа Кольта. — Он же был ранен! Лежал без сознания!
— Теперь его телом управляет нейрофаг. — Чистильщик с безразличным спокойствием пожал плечами, а затем, прищурившись, посмотрел на Брома, как только луч фонарика остановился на его лице. — Гораздо интереснее другое: который час?
Странная манера Чистильщика говорить фразы невпопад окончательно добила Брома. Он вспыхнул:
— Который час?! Это все, что вас сейчас волнует?! — Пристальный прищур Чистильщика заставил его успокоиться. Взглянув на наручные часы, Бром недовольно буркнул: — Без пяти минут полночь.
Чистильщик развел в стороны руки, насколько позволяли это сделать наручники, — и спокойно сказал:
— Значит, осталось не так уж много времени прежде, чем мы умрем.
* * *
Честер с пистолетом наизготове продвигался по темному коридору, подсвечивая путь фонариком. С того момента, как он вышел из комнаты, рык монстра раздался дважды — отдаленно, из самых глубин здания, и теперь именно туда — на звук — направлялся Честер, словно охотник, преследующий добычу.
За долгие годы жизни в Забытом городе он привык действовать именно так: если не хочешь стать жертвой монстра, следует найти и убить его первым!
Рык твари прозвучал снова — совсем близко, за распахнутой дверью в конце коридора. Честер осторожно подошел ближе. Из помещения, куда вела дверь, доносились раскаты грома и вспыхивали отсветы молний: значит, внутри комнаты были окна. Отлично: можно обойтись без фонарика, чтобы лишний раз не привлекать внимание твари.
Честер обхватил покрепче рукоятку пистолета и проскользнул в помещение.
Вспышек молний за широкими окнами хватило для того, чтобы мгновенно оценить обстановку внутри: просторная длинная комната, ряды столов со стульями, в дальнем конце — буфет с витриной и прилавком, заставленным стопками подносов и тарелок. Ясно: столовая. Много лет назад здесь питались пациенты психиатрической лечебницы, а в последние годы — персонал базы «Юдоль».
Когда очередная молния озарила пространство, Честер увидел, как метрах в десяти от него из-за стола медленно поднимается темная фигура.
Сеятель.
Тварь напоминала гигантскую змею, почти достигавшую потолка по мере того, как она выпрямлялась. Массивное тело с черной блестящей чешуей венчала вытянутая бугристая голова с желтыми глазами, обрамленная, словно ожерельем, уродливыми длинными выростами. Честер сразу же вспомнил картинку из книги, которую читал в детстве. Она называлась «Мифы и легенды народов мира», и маленькому Честеру нравилось разглядывать иллюстрации, на которых были изображены мифические твари наподобие Горгоны Медузы или василиска.
Одно из существ особенно запомнилось Честеру: Кукулькан, он же — «пернатый змей» из мифологии майя. Будучи ребенком, Честер мог часами разглядывать рисунок древнего существа, представлявшего собой гигантскую змею с ощеренной головой, обрамленной перьями.
Тварь, которая теперь поднималась перед Честером во вспышках молний, напоминала ожившую иллюстрацию из детской книжки — правда, куда более уродливую и жуткую на вид.
Честер нацелил пистолет на Сеятеля — и открыл по нему огонь. Истошно взвизгнув, монстр стремительно скрылся во мраке: молнии перестали сверкать, и в столовой воцарилась кромешная темнота.
Честер задержал дыхание, напряженно прислушиваясь к малейшим звукам. Тварь наверняка затаилась где-то рядом. Возможно, удалось ее ранить, но Честер сомневался: слишком быстро Сеятель скрылся от выстрелов.
Честер включил фонарик — и судорожно отпрянул, когда прямо перед ним в конусе света возник Кольт. Указательный палец дернулся на спусковом крючке, но вовремя остановился: еще мгновение, и Честер мог выстрелить в старого друга. Кольт, пошатываясь, стоял в метре от него и смотрел исподлобья странным, затуманенным взглядом.
— Кольт, я тебя чуть не убил! — прошептал Честер. — Что ты здесь делаешь?
— Хочу... помочь, — как-то невнятно, словно не своим голосом, пробормотал здоровяк.
Честер хотел было сказать, что помощь ему не требуется: он сам вполне неплохо справлялся с тем, чтобы выследить и уничтожить тварь, которая по-прежнему пряталась где-то здесь, в столовой.
Словно подтверждая мысли Честера, в дальнем конце комнаты раздался оглушительный грохот — на пол упали кастрюли и тарелки.
Честер нацелил пистолет и луч фонарика в сторону буфета. Так и есть: в дальний угол столовой, расположенный за прилавком с посудой, забился Сеятель. Тяжело хрипя, змей-переросток свернулся в клубок, и по его черной чешуе на пол стекала такая же черная, густая кровь, похожая на деготь.
Оставалось только добить монстра парой выстрелов в уродливую пернатую голову.
Честер собирался нажать на спусковой крючок, как вдруг Кольт выбил из руки пистолет, а затем со звериным рыком и перекошенным от ярости лицом повалил его на пол.
Честер был ошеломлен поступком друга, и этого секундного замешательства хватило Кольту, чтобы полностью его обездвижить. Хранители не зря называли Кольта великаном: он был поистине здоровым мужиком. Вот и сейчас он всем своим стокилограммовым весом навалился на распластанного Честера и, придавив его руки к полу, приблизил обезумевшее оскаленное лицо.
Честер с ужасом наблюдал, как из раскрытого рта Кольта выползает змея. Черное тело маслянисто блестело во всполохах молний. Ощеренная голова монстра была обрамлена кожистыми выростами, которые напоминали ожерелье из перьев птицы.
Еще мгновение — и тварь, раскрыв клыкастую пасть, могла впиться прямо в лицо Честера, но вдруг прогремел выстрел, и голова Кольта — вместе с обитавшим внутри монстром — разлетелась на куски, забрызгав Честера кровью.
Он отбросил тело Кольта в сторону, вскочил на ноги. В дверях столовой, светя фонариком, стоял Бром с нацеленным пистолетом в руке. Он перевел его немного в сторону, правее Честера, и сделал еще три выстрела. Честер обернулся, чтобы убедиться: Сеятель, забившийся в угол столовой, теперь был мертв. Доказательством служили разнесенная в клочья голова, а также ошметки мозгов и пятна черной крови на стене.
— Нужно срочно уходить! — Отчаянный крик Брома заставил Честера вздрогнуть. — Здание заминировано!
Долго упрашивать Честера не пришлось: он рванул следом за напарником по коридору. Они выскочили на улицу и едва успели добежать до стоянки с грузовиками, как вдруг за спиной раздался чудовищный грохот. Спустя мгновение упругая волна жара сбила их с ног, повалив на мокрый асфальт.
Честер приподнялся, оглянулся: словно в замедленной съемке, корпуса «Юдоли» один за другим взлетали на воздух. К темному небу, расчерченному всполохами молний, возносились гигантские клубы огня и дыма, а к раскатам грома присоединился оглушительный грохот взрывов.
Честер перевел взгляд на Брома: тот лежал рядом, завороженно наблюдая за тем, как огонь пожирает старинные здания.
Еще мгновение — и в стороны полетели обломки, падая возле Честера и Брома.
Они вскочили на ноги и, больше не оглядываясь, побежали к дороге, которая вела обратно на берег озера.
* * *
Утром Хранители снова собрались в читальном зале Библиотеки. Бром обвел взглядом друзей: на своих привычных местах за столами сидели Честер, Бульдозер и Гаррота. Кольта с ними больше не было...
— Чистильщик остался жив? — после долгой паузы спросил Бульдозер, когда Честер и Бром, перебивая друг друга, сумбурно рассказали о событиях на базе «Юдоль». Они вернулись в Забытый город ранним утром, когда шторм на озере стих, и сразу же направились в штаб Хранителей.
Бром пожал плечами:
— Я не знаю. Чистильщик предупредил меня, что база была заминирована: в том случае, если ему не удастся ликвидировать Сеятеля к полуночи, то «Юдоль» должна взорваться. — Он на мгновение замялся, но затем продолжил увереннее: — Что-то во взгляде Чистильщика заставило меня поверить его словам. Я расстегнул наручники и побежал искать Честера. Остальное вы знаете.
Кивнув, Честер добавил:
— Даже если этот ублюдок не взорвался к чертям собачьим вместе с «Юдолью», то он в любом случае надышался нашим воздухом, а это значит, что скоро он потеряет память, если вернется во внешний мир.
— Либо же, чтобы избежать потери памяти, спрячется в городе, — резонно заметила Гаррота: под ее заплаканными глазами пролегли глубокие тени, которые лучше всяких слов говорили о том, что ночь у нее была бессонной, а утро — наполненным скорбью по погибшему Кольту, ее напарнику.
Бульдозер шумно вздохнул и, сцепив мощные ладони, положил их на стол, тем самым символично давая понять, что пора подводить итоги.
— Мы потеряли товарища, — сказал Бульдозер: его голос — обычно твердый и громкий — едва заметно дрогнул. Затем он продолжил, переведя взгляд на Брома: — Взамен мы обрели знание благодаря тому, что рассказал Чистильщик. Теперь мы понимаем, почему наш город так важен для Тех, Кто Знает. Почему они хранят секрет о его существовании. Но можем ли мы быть уверены, что Чистильщик сообщил правду? — Бульдозер обвел взглядом Честера и Гарроту, но они не нашлись, что ответить. Глаза Бульдозера вновь впились в Брома: — Есть еще пара вопросов, которые не дают мне покоя. Откуда Чистильщик знал твое имя? И почему он поведал обо всем именно тебе?
Бром с трудом выдержал взгляд шефа, но ничего не сказал.
* * *
Когда они вышли из библиотеки, Честер спросил у Брома, остановившись возле своей машины:
— Тебя подвезти?
Бром посмотрел на небо. Сощурился от солнечного света, который пробивался сквозь мутную пелену облаков. В воздухе пахло озоном. По безлюдной улице привычно стелилась туманная дымка.
Бром покачал головой:
— Хочу прогуляться.
Честер понимающе кивнул. Улыбнулся:
— Будь осторожен, Бром. За время знакомства с тобой я понял главное: ты любишь влипать в неприятности.
Бром ухмыльнулся в ответ, развел руками:
— Хорошо, что мне повезло с напарником.
Он махнул Честеру на прощание рукой, когда тот сел за руль машины и уехал прочь — скорее всего, колесить по городу в поисках очередного монстра, скрывающегося за пеленой тумана…
Бром спустился по ступенькам на мостовую и зашагал по безлюдной улице, которая вела к его дому, но затем резко остановился.
Вместо того, чтобы вернуться к себе домой, Бром пришел в квартиру, которая когда-то давно принадлежала его матери. Двухкомнатная конура располагалась в заброшенной шестиэтажной «панельке» на окраине города, где месяц назад на Брома и Честера напал монстр, обитавший внутри ребенка. Сейчас Брому казалось, что события того дня произошли в далеком прошлом: время в Забытом городе словно текло медленнее, чем во внешнем мире.
Бром огляделся, рассматривая скудное убранство комнаты, где прошло его раннее детство, о котором он ничего не помнил. С момента последнего визита мало что изменилось: все те же выцветшие обои с изображением мультяшных зверят — и детская кроватка в углу, над которой на стене висела картина в рамке.
К ней и направился Бром, чтобы подтвердить свою догадку.
В голове повторялись слова Чистильщика: «Кое-что я могу тебе рассказать, но главный ответ ты найдешь за ромашковым полем».
Бром снял картину со стены, чтобы внимательно рассмотреть корявый рисунок, сделанный неумелой детской рукой — без всяких сомнений, авторство принадлежало самому Брому, когда тот был еще совсем маленьким.
Рисунок изображал семью — маму, папу и мальчика между ними. Держась за руки, семейство с улыбками до ушей на круглых лицах стояло посреди ромашкового поля, над которым в синем небе сияло солнце — желтый круг с кривыми лучами.
«Главный ответ ты найдешь за ромашковым полем», — вновь всплыл в памяти голос Чистильщика.
Взгляд Брома метался по рисунку, стараясь разглядеть какую-нибудь необычную деталь. Присмотревшись, он увидел: на фоне синего неба едва заметно проступали повторяющиеся слова: «KONIKA».
Он вспомнил широко известную в девяностые годы марку фотопленки.
Теперь не было сомнений: будучи ребенком, он нарисовал картину на обороте фотоснимка!
Бром торопливо вытащил рисунок из рамки, перевернул его.
Так и есть: на обратной стороне оказалась фотография.
На цветном снимке повторялся сюжет детского рисунка, вот только запечатленные люди были вполне реальными.
Посреди ромашкового поля стоял маленький смеющийся мальчик в футболке и шортах (Бром узнал себя в детстве). Его держали за руки двое взрослых: еще юная, радостная мама в легком платье (Бром и не думал, что когда-то она могла быть такой счастливой) — и высокий мужчина лет сорока в джинсах и рубашке-поло.
Он смотрел с фотографии прищуренными от солнца глазами, на губах играла легкая улыбка.
Бром уже видел этот взгляд и эту улыбку. Черты лица он тоже узнал, ведь они не изменились за прошедшие тридцать лет: мужчина совсем не постарел с того дня, когда была сделана фотография.
На снимке вместе с маленьким Бромом и его молодой мамой был запечатлен человек, который прошлой ночью представился как Чистильщик.
Человек, который поведал главную тайну Забытого города — и исчез сразу же после того, как Бром освободил его от наручников.
Он мог погибнуть в огне во время взрыва, а мог остаться живым.
Человек, о котором никогда не рассказывала мать.
Человек, которого Бром не помнил.
Его отец.
* * *
Спасибо, что прочитали) На этом цикл «Тайны Забытого города» можно считать завершенным) Группа ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks Подписывайтесь, чтобы не пропустить другие рассказы!
В этом городе живут замечательные люди. Некоторые из них — настоящие твари.
Странные дела творятся в Забытом городе: по радиоволнам приходит сигнал о помощи с противоположного берега Темного озера. Загадочная группа людей, которые называют себя Те, Кто Знает, попала в беду, и помочь им могут только Бром и другие Хранители Забытого города. Они отправляются на тайную базу Тех, Кто Знает, которая хранит секреты о монстрах, порожденных загадочным туманом.
Холодным ранним утром Бром направился в городскую библиотеку, где располагался штаб Хранителей. Туман окутывал улицы, придавая городу зловещий и таинственный вид. В воздухе витал запах сырости и прелых листьев, а редкие прохожие спешили укрыться от пронизывающего ветра. Бром возвращался к работе спустя три недели после того, как получил ранение — если можно назвать «ранением» ситуацию, при которой в его живот проникла мерзкая тварь, похожая на огромного червя. Впрочем, монстра удалось вытащить, а рана постепенно затянулась, хотя порой, когда Бром нагибался, внутренности еще немного болели.
Войдя в библиотеку, он ощутил знакомый запах старых книг и пыльных полок. Тишину, царившую в помещении, нарушали приглушенные голоса. Честер, Бульдозер, Гаррота и Кольт уже находились в читальном зале, рассевшись за столами.
— Мы как раз тебя ждали, — вместо приветствия прогремел Бульдозер.
Несколько лет назад старший Хранитель лишился ног в схватке с монстром и теперь передвигался на инвалидной коляске. Впрочем, его могучий торс и накаченные руки по-прежнему внушали трепет, как и суровое, будто высеченное из гранита лицо с седой шевелюрой. Бульдозер был живым воплощением силы и решимости, и его присутствие всегда придавало уверенности всей команде.
Бром устроился за своим столом, коротко кивнув коллегам. Честер одарил его фирменной издевательской ухмылкой:
— С возвращением, напарничек. Извини, что не встречаем с тортиком. У нас тут экстренное совещание. Ждали тебя, чтобы все обсудить.
Честер явно хотел добавить что-то еще, но осекся под строгим взглядом Бульдозера. Только сейчас Бром заметил, что на столе шефа кроме книг возвышалась старая портативная радиостанция. Раньше Бром видел ее в кабинете Бульдозера, но теперь по какой-то непонятной причине он водрузил ее на стол в читальном зале, где обычно по утрам проходили собрания Хранителей.
— Что случилось? — спросил Бром, слегка разочарованный тем, что никто из коллег даже не поинтересовался его самочувствием.
Впрочем, судя по их озадаченным лицам, наверняка произошло нечто из ряда вон выходящее. Другого объяснения странному поведению Хранителей Бром найти не мог.
— Сегодня в половину четвертого ночи меня разбудил сигнал о помощи, который приняла наша радиостанция, — сообщил Бульдозер.
Бром знал: шеф оставался ночевать в своем кабинете, но кто бы мог подумать, что все это время он держал включенной радиостанцию.
— Сигнал отрывочный и со множеством помех, но, тем не менее, разобрать слова можно, — продолжил Бульдозер.
Он нажал кнопку, и из динамика раздался взволнованный мужской голос, прерываемый статическим шумом:
— На помощь! Он вырвался! Юдоль! Юдоль!
Бром непроизвольно поежился: ужас в голосе неизвестного мужчины словно передался ему по радиоволнам. Он заметил, как Честер удивленно переглянулся с Гарротой и Кольтом. Выражение лица Бульдозера оставалось сосредоточенным и напряженным.
— Что за «юдоль»? — спросил Бром, когда пауза слишком затянулась.
— Так называется заброшенная психиатрическая больница на другом берегу Темного озера, — с мрачным видом пояснил Честер. — Оттуда раз в месяц в Забытый город приходит баржа с продуктами. — Честер поймал внимательный взгляд Бульдозера, словно спрашивая разрешения на продолжение рассказа. Когда шеф едва заметно кивнул, Честер добавил: — Мы давно подозревали, что «Юдоль» служит базой Тех, Кто Знает.
Однажды Бром уже слышал от Честера об этих таинственных людях, но тогда напарник не удосужился сообщить дополнительную информацию, поэтому Бульдозеру пришлось подробно объяснить:
— Так мы называем таинственную группу людей, которые снабжают Забытый город после появления тумана и монстров. Наши жители худо-бедно способны прокормить себя сами: ты уже знаешь, что в окрестностях есть животноводческие и сельскохозяйственные фермы. Пусть и захудалые, но продуктов нам хватает, все-таки в городе осталось не так много жителей. Но мы не можем достать топливо, мазут, промышленные товары и прочие вещи, без которых город и его жители не смогут существовать. А еще — консервы, сигареты, лекарства. Все это привозят на баржах Те, Кто Знает.
— Кто они? — спросил Бром.
Честер развел руками:
— Мы понятия не имеем. Они скрываются от нас. Наши люди приплывают к противоположному берегу на самоходной барже, забирают груз с безлюдного пляжа и отправляются обратно в Забытый город. Никто не видел Тех, Кто Знает.
— Очевидно, что теперь им нужна помощь. — Бульдозер обвел суровым взглядом своих подчиненных. — Из-за радиопомех, создаваемых туманом, сигнал из «Юдоли» не может пробиться во внешний мир, его услышали только мы. И только мы способны помочь Тем, Кто Знает.
* * *
Рассекая тяжелые бурные волны, моторная лодка под управлением Кольта двигалась к противоположному берегу Темного озера, скрытому пеленой густого тумана. Вода вокруг лодки была темной, словно чернила, и каждый удар волн о борт отзывался глухим грохотом. Лодка с трудом пробивалась сквозь сопротивление стихии, но Кольт уверенно держал руль, его лицо оставалось сосредоточенным и спокойным.
Бром сидел рядом с Честером, наблюдая за тем, как тот, несмотря на брызги в лицо и порывы ветра, с невозмутимым видом продолжал курить. Дым от сигареты быстро растворялся в сыром воздухе. Взгляд Честера был прикован к горизонту, где туман скрывал берег, к которому они направлялись.
За спиной Честера, на востоке, небо темнело тучами, и в этой черноте сверкали молнии. Каждая вспышка освещала мрачный пейзаж, придавая ему зловещий вид. Гром, следовавший за молниями, казался отдаленным, но его раскаты всякий раз напоминали о надвигающейся буре. Ветер усиливался, поднимая волны все выше. Бром почувствовал, как холодные порывы пронизывают его до костей, и плотнее закутался в свою куртку.
— Как думаешь, что нас ждет на том берегу? — спросил Бром, пытаясь перекричать шум ветра и волн.
Честер, не отрывая взгляда от горизонта, лишь пожал плечами.
— Какое-то дерьмо, — ответил он, выпуская очередное облако дыма. — По-другому быть не может.
Бром кивнул с нервной улыбкой, стараясь успокоить свои мысли. Впереди их ждала какая-то опасность, но за пару месяцев, проведенных в Забытом городе, он понял главное: в случае чего Честер и Кольт всегда придут ему на помощь. Как и Бульдозер с Гарротой, которые остались в штаб-квартире Хранителей, чтобы находиться на связи со своими друзьями.
— Шторм грядет, — сказал Честер, будто прочитав тревожные мысли напарника.
Когда они причалили к берегу, их встретил мир, погруженный в глубокий летаргический сон. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь плеском волн. Туман окутывал песчаный пляж, старательно скрывая от любопытных глаз все секреты и тайны этого Богом забытого места. Казалось, будто сама природа затаила дыхание, боясь нарушить покой безмолвного царства.
Выйдя на берег, Бром почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Он ощущал странное волнение и тревогу, нутром предчувствуя что-то зловещее и опасное. Взгляд упал на несколько навесов, установленных неподалеку, у самой границы с лесом. Под ними возвышались массивные деревянные ящики, которые напоминали гробы в ожидании своей очереди на захоронение. Их присутствие добавляло мрачности и без того угрюмому пейзажу.
— В таких ящиках Те, Кто Знает отправляют в город необходимые вещи, — пояснил Кольт, заметив недоумение Брома. — Очевидно, их готовили к погрузке на баржу.
Честер подошел к одному из ящиков и открыл его. Бром встал рядом, рассматривая содержимое. Внутри обнаружилось множество консервов, упаковки лекарств, бутылки со спиртным и коробки сигарет. Честер довольно ухмыльнулся, вытащив блок своих любимых «Честерфилд».
— Хоть что-то хорошее, — отметил он, распихивая по карманам куртки сигаретные пачки.
Бром, несмотря на напряженную обстановку, не смог удержаться от улыбки: в этом мрачном месте только сигареты могли поднять настроение Честеру.
— Не увлекайся, — нахмурившись, сказал ему Кольт. — Нужно идти к «Юдоли».
Честер кивнул, убирая последнюю пачку сигарет в карман своей куртки. Он закрыл ящик и огляделся вокруг, словно пытаясь уловить что-то невидимое.
Накинув капюшон на голову, Кольт уже направился к густым зарослям на берегу. Его фигура, могучая и внушительная, выделялась на фоне туманного пейзажа. С рюкзаком на широких плечах, со спины он напоминал великана, готового к любым испытаниям.
Молча переглянувшись, Бром и Честер последовали за ним. Ветви кустарников цеплялись за одежду. Лес казался живым, дышащим, и каждый шорох заставлял их настораживаться. Честер с сигаретой в зубах шел рядом с Бромом. Несмотря на свою привычную невозмутимость, он тоже явно был настороже.
Тропинка в зарослях казалась бесконечной. Она петляла и извивалась, будто змея, уводя все дальше вглубь леса. Небо совсем потемнело, и еще сильнее заморосил дождь — предвестник скорой бури.
Кольт, не сбавляя темпа, уверенно прокладывал путь сквозь заросли. Бром и Честер старались не отставать, следуя за ним по пятам. Лес, казалось, затаил дыхание, наблюдая за продвижением Хранителей. Бром чувствовал, как холод проникает под кожу, будто желая раствориться в крови, превратить ее в лед. Но вот, наконец, они вышли на грунтовую дорогу.
Спустя двести метров перед ними возник комплекс зданий, который когда-то был психиатрической больницей с красивым, но печальным названием — «Юдоль», о чем сообщала чуть покосившаяся вывеска над коваными воротами.
К удивлению Брома, территория бывшей лечебницы оказалась вполне ухоженной. Трехэтажные корпуса, хоть и выглядели обветшалыми, тем не менее поддерживались в приличном состоянии. Кто-то явно заботился о том, чтобы постройки не превратились в руины.
Перед зданиями раскинулась просторная заасфальтированная площадка, на которой в несколько рядов мокло под дождем около дюжины современных грузовиков.
Судя по всему, совсем недавно в этом месте кипела жизнь, но теперь оно представлялось покинутым — по крайней мере, на первый взгляд. Бром огляделся, пытаясь уловить хоть какой-то признак движения или звука, но вокруг царила мертвая тишина. Лишь капли дождя, падавшие в лужи на асфальте, и порывы ветра нарушали безмолвие.
— Так себе местечко, — тихо произнес Бром.
Честер кивнул, внимательно осматривая окрестности. Кольт, держа руку на рукоятке пистолета, был готов к любым неожиданностям. Бром почувствовал, как его тревога усиливается. Взяв себя в руки, он последовал за своими товарищами, которые направились вглубь территории «Юдоли», стараясь не привлекать к себе лишнего внимания.
Проходя мимо одного из грузовиков, Бром резко остановился, когда увидел возле него три тела, едва сокрытых пеленой тумана. Раскинув в стороны руки и ноги, мужчины, словно внезапно чем-то поверженные, лежали на спинах, устремив в пустоту безжизненные взгляды. Лица мертвецов наполовину скрывали черные респираторы с большими круглыми фильтрами, а одеты они были в некое подобие униформы — темно-серые брюки, куртки, кожаные ботинки с высокими голенищами. В руках они сжимали пистолеты.
— Бульдозер, у нас здесь три трупа, — сообщил в рацию Честер, разглядывая вместе с Кольтом мертвецов на мокром асфальте. — Те, Кто Знает. Лежат возле брошенных грузовиков. Одеты в униформу. Больше никого здесь не видно. Территория «Юдоли» выглядит так, как будто персонал спешно ее покинул. Но вот этим бедолагам явно не повезло.
— Есть что-нибудь странное? — раздался из рации искаженный помехами голос Бульдозера.
Честер присел возле трупов:
— Погибшие носили респираторы с фильтрами. Интересно, для чего?
— Возможно, это средство защиты от воздействия тумана, — прозвучал из рации голос Бульдозера. — Мы давно предполагали, что вдыхание дыма из проломов в земле вызывает потерю памяти у людей, покидающих пределы Забытого города. Те, Кто Знает носят респираторы, чтобы избежать токсического действия тумана. — Бульдозер на мгновение замолчал, словно что-то обдумывая, а затем добавил тихим голосом, едва различимым сквозь шум помех: — Будьте максимально осторожны. В случае малейшей опасности немедленно свяжитесь со мной или Гарротой: мы будем дежурить возле радиостанции. Фиксируйте все, что увидите в «Юдоли». Конец связи.
Просьба шефа не удивила Брома: он уже знал, что Бульдозер не только руководил Хранителями, но и вел хронику событий, происходивших в Забытом городе с того момента, как его окутал туман из проломов в земле, откуда явились жуткие чудовища.
Кольт тем временем уже достал из рюкзака старый пленочный фотоаппарат (цифровой техники в городе практически не было) и принялся фотографировать трупы возле грузовика.
— Ты пока поснимай здесь, а мы с Бромом посмотрим, что там внутри, — сказал Честер.
Он направился к ближайшему корпусу — старому трехэтажному зданию, судя по архитектуре построенному в начале прошлого века. Внешний вид оставлял желать лучшего: трещины покрывали стены, штукатурка облупилась, а некоторые окна были забраны решетками или заколочены досками.
Включив фонарики, Бром и Честер осторожно прошли в корпус. Внутри здание оказалось еще более мрачным и пугающим. Длинный коридор с потрескавшимся кафелем на полу уходил вглубь, теряясь в темноте.
Бром пощелкал выключателем на стене, но свет не загорелся.
— База наверняка получала электричество от генератора, но по какой-то причине он теперь не работает, — предположил Честер.
На первом этаже обнаружилось множество комнат. Некоторые из них были заперты за железными дверями, в других же находились аккуратно застеленные кровати, столы и стулья, а также шкафы с темно-серой униформой и нижним бельем.
— Когда-то эти помещения были палатами, в которых содержались пациенты психиатрической лечебницы, — сказал Честер, осматривая с помощью фонарика очередную комнату. — Но в последнее время здесь жили Те, Кто Знает.
— Странно, что кроме одежды в шкафах нет никаких личных вещей, — удивился Бром, разглядывая висевшую на вешалках запасную униформу.
— База «Юдоль» — секретный объект, — ответил Честер. — Тем, кто здесь работал, наверняка запрещалось брать с собой какие-либо предметы или вещи, которые могли бы нарушить полную конфиденциальность.
Закончив с осмотром пятой по счету комнаты, Хранители направились дальше по коридору. Честер шел впереди с фонариком в руках. Он поочередно дергал за ручки двери, мимо которых проходил, но все они были запертыми.
Честер вдруг резко остановился, посветив фонариком на пол. Бром встал рядом, рассматривая размазанные следы на потрескавшихся плитках.
— Похоже на засохшую кровь, — прошептал Честер.
— Следы ведут к этой комнате.
Бром дернул за ручку железной двери, и она открылась с протяжным скрипом.
Переглянувшись с Честером, Бром достал пистолет и прошел внутрь. Напарник последовал его примеру. Лучи фонариков скользнули по голым стенам и заколоченным окнам, а потом скрестились на полу, где лежали два трупа. Как и мертвецы возле грузовика на парковке, мужчины были одеты в темно-серую униформу. Респираторы, которые должны были защищать Тех, Кто Знает, лежали в стороне, поэтому Бром смог разглядеть искаженные чудовищной мукой лица мертвецов с распахнутыми в безмолвном крике ртами.
Тошнотворный запах ударил в нос, как только Бром приблизился к телам. Честер остановился поблизости, рассматривая что-то на полу рядом с головами трупов. Приглядевшись, Бром заметил бугристую, влажную на вид массу, напоминавшую мясной фарш. Именно от этого месива исходил зловонный запах — такой сильный, что Брома затошнило.
— Похоже, они выблевали это дерьмо, чем бы оно ни было. — Честер посветил фонариком на тошнотворное месиво возле трупов. — Поэтому им пришлось снять респираторы.
Только сейчас Бром заметил: распахнутые рты мертвецов были покрыты засохшими следами той же субстанции, что лежала рядом с ними на полу.
— Мы еще не дошли до конца коридора. — Честер направился к выходу из комнаты. — Надо узнать, куда он ведет.
Вскоре удалось это выяснить: длинный проход закончился еще одной металлической дверью, которая открылась в небольшой внутренний дворик.
Ветер заметно усилился — от него не спасали даже стены домов. По-прежнему моросило, и небо выглядело так, будто вместе с дождем лишилось последних красок, превратившись в монотонное серое полотно.
Бром и Честер пересекли двор и подошли к распахнутым железным дверям, которые вели в смежный корпус. Как и внутри предыдущего здания, здесь тоже царила темнота, поэтому Хранители снова включили фонарики.
Прислушиваясь к малейшим звукам, они осторожно продвигались по коридору со множеством запертых дверей по сторонам. Наконец, сделав несколько поворотов, коридор вывел к тесному тамбуру с распахнутой металлической дверью. На стене рядом с ней виднелось табло с дисплеем и цифровой клавиатурой, очевидно служившее электронным замком, но сейчас оно не работало.
Не сговариваясь, словно понимая друг друга без слов, Хранители нацелили пистолеты с фонариками и прошли внутрь помещения, расположенного за тамбуром.
Бром даже не удивился, когда увидел на полу два безжизненных тела, принадлежавших таинственным людям в серой униформе. На искаженных чудовищной мукой лицах зияли провалы распахнутых ртов, перепачканных засохшими следами рвотных масс вперемешку с кровью. Защитные респираторы валялись рядом на полу, а возле голов погибших высились бугристые скопления серовато-розовой субстанции, напоминавшей мясной фарш.
— Что же здесь, мать твою, произошло? — процедил сквозь зубы Честер, осматривая комнату.
Вдоль стен протянулись стулья и столы, заставленные выключенными мониторами и необычными, футуристическими на вид приборами, о предназначении которых можно было лишь догадываться. В глубине помещения обнаружился огромный резервуар со стеклянными стенами, напоминавший гигантский аквариум, вот только воды в нем не оказалось, а передняя стенка была разбита, если судить по множеству осколков, которые усеяли пол. Внутри резервуара лежали разорванные фиксирующие ремни и многочисленные пластиковые трубки с иглами на концах. Словно змеи, они тянулись к большим прозрачным цистернам, наполненным густой жидкостью черного цвета.
Бром поднял один из осколков и посветил на него фонариком.
— Похоже на бронированное стекло.
— Вот только даже оно не смогло сдержать то, что находилось внутри. — Честер кивнул на разбитую стеклянную стену. — Судя по тому, что осколки разлетелись наружу, из камеры вырвалось нечто. Не трудно догадаться, что это был монстр. Вот, о чем шла речь в сигнале о помощи.
— За существом наблюдали Те, Кто Знает, но не смогли его удержать, — предположил Бром. — Похоже, над ним ставили какие-то опыты, если судить по этим трубкам с иголками.
Бром посветил фонариком на пол, а затем еще раз перевел луч на цистерны, наполненные черной жидкостью. Честер с перекошенным от недовольства лицом мрачно ухмыльнулся:
— Осталось только выяснить, кто убил персонал базы — монстр, находившийся внутри камеры, или же что-то другое.
* * *
Бром и Честер выбрались из корпусов «Юдоли» тем же путем, как туда попали. Когда они вновь оказались на стоянке с грузовиками, погода заметно испортилась: небо окончательно почернело, и поднялся шквалистый ветер, хлеставший струями дождя.
— Где Кольт? Я его не вижу! — Честеру приходилось кричать из-за раскатов грома.
— Кольт! — позвал Бром. — Кольт, мы вернулись! Ты где?!
Они с Честером позвали еще несколько раз, но так и не дождались ответа.
Не обращая внимания на ливень, Бром торопливо обошел парковку, рассекая погруженное в сумрак пространство лучом фонарика: ряды грузовиков, вот трупы Тех, Кто Знает, а это что такое?
— Честер, сюда! — крикнул Бром.
Он подбежал к Кольту, который раскинулся на асфальте возле одного из грузовиков. Капли дождя падали на его широкое лицо с закрытыми глазами, стекали по густой бороде. Когда запыхавшийся от бега Честер упал рядом с Бромом на колени, тот уже проверял пульс на сонной артерии Кольта.
— Он жив, но без сознания. — Руки Брома мелко дрожали — он сам не мог понять, от холода или от страха за жизнь Кольта, но старался не поддаваться панике. — Нужно убрать его с парковки.
Вместе с Честером они осторожно перетащили Кольта в одну из спален в корпусе, который недавно обследовали. Пока Бром в очередной раз проверял пульс у лежавшего на кровати Кольта, Честер уже связался со штабом Хранителей по рации.
— Опиши состояние Кольта, — попросила Гаррота, когда Честер вкратце рассказал о том, что произошло: ее родители были врачами, поэтому Гаррота, многому у них научившись, единственная из всех Хранителей хорошо разбиралась в медицине.
— Он без сознания, и у него сильный жар, — выпалил в рацию Честер. — Мы понятия не имеем, что с ним происходит: полчаса назад он был абсолютно здоров.
— Возможно, он мог надышаться чем-то токсичным, — после паузы предположила Гаррота: судя по тому, как неуверенно прозвучал ее голос, она сама сомневалась в своей теории. — Может быть, именно поэтому Те, Кто Знает носили респираторы.
— Но тогда почему со мной и Бромом ничего не произошло? — рявкнул Честер: ответ Гарроты его явно не устроил. — Мы же не потеряли сознание, хотя дышим тем же воздухом!
Бром укоризненно посмотрел на напарника: сейчас не время срываться на единственного человека, который мог помочь Кольту. Словно подтверждая опасения Брома, Кольт резко задергался в кровати, а из его груди вырвался протяжный хрип.
— У него судороги! — крикнул Бром, в растерянности наблюдая за тем, как тело друга сотрясается в чудовищных конвульсиях.
Бром в ужасе отскочил в сторону, когда Кольт, по-прежнему находясь без сознания, выгнулся дугой, а затем, перекатившись на бок, принялся изрыгать из себя склизкие ошметки серовато-розовой массы, похожей на фарш.
— Мать твою, он блюет каким-то дерьмом! — проорал в рацию Честер. — Что нам делать?!
— Срочно вернуться в город! — раздался в ответ взволнованный голос Гарроты. — Только здесь я смогу оказать ему помощь.
Бром и Честер синхронно, не сговариваясь, посмотрели в окно, за которым стемнело, будто наступила ночь, а ветер швырял капли дождя в стекло — так яростно и сильно, что оно дрожало от его порывов. Страшно было представить, что творилось сейчас на озере: не могло быть и речи о том, чтобы в такую непогоду выходить на лодке.
— Мы не можем уехать, — прорычал в рацию Честер. — Шторм слишком сильный, и неизвестно, сколько еще он продлится!
Кольт наконец-то перестал изрыгать из себя похожую на фарш субстанцию, которая теперь лежала на полу рядом с кроватью. Здоровяк откинулся на спину и шумно задышал, так и не приходя в сознание. На лбу крупными каплями выступила испарина, и Честер осторожно до него дотронулся.
— Похоже, жар спал, — удивленно проговорил он в рацию. — Кольт проблевался и затих, но он по-прежнему находится в отключке. Что нам делать?
— Проверьте, чтобы рвотные массы не остались во рту — Кольт может ими захлебнуться, — голос Гарроты донесся из рации сквозь помехи. — В случае ухудшения сразу же свяжитесь со мной, хотя я даже не знаю, чем могу помочь на расстоянии. Как только шторм утихнет, возвращайтесь в город!
Гаррота отключилась. Бром уже выполнил ее просьбу: убедился, что рот Кольта был свободен от рвотных масс. Здоровяк продолжал лежать в кровати, и если бы не тот факт, что пару минут назад его тело пылало жаром и тряслось в жутких судорогах, то казалось, что он просто заснул.
Честер тем временем вышел из комнаты. Немного помешкав, Бром устремился за ним, но только после того, как убедился, что Кольт мирно спал в кровати.
Бром обнаружил Честера в соседней комнате — той самой, в которой на полу лежали два трупа Тех, Кто Знает. Присев возле мертвецов, Честер с помощью фонарика осматривал их головы.
— Они погибли от огнестрельных ранений, — сказал он. — Входные отверстия расположены во лбу, а затылки разворочены. Стреляли метко и профессионально. Готов поспорить, точно такие же повреждения мы обнаружим у остальных трупов.
— То есть, их убил не монстр? — удивился Бром.
— Этим монстром был человек с пистолетом. — Честер выпрямился.
— Возможно, именно он напал на Кольта, — предположил Бром. — Но почему не убил?
— Нечто содержалось в стеклянном резервуаре в соседнем корпусе, который находился под особой охраной, если судить по кодовому замку на двери, — размышлял Честер. — Оно вырвалось оттуда, а Те, Кто Знает, не смогли его сдержать. Похоже, эта тварь по-прежнему находится на территории «Юдоли».
* * *
С наступлением ночи шторм не утих, а еще больше набрал силу: ветер на улице ревел так, будто собирался разрушить здание до основания.
Бром и Честер устроились на кроватях в той же комнате, где по-прежнему спал в полной отключке Кольт: его широкая грудь мерно вздымалась при дыхании, а глазные яблоки под сомкнутыми веками напряженно двигались.
Бром сидел на койке, всматриваясь во мрак и прислушиваясь к малейшим звукам: ему выпало дежурить первым. Темноту озаряли всполохи молний, за которыми следовали тяжелые раскаты грома. Бром непроизвольно вздрагивал всякий раз, когда особенно мощный порыв ветра бросал пригоршню града в окно: казалось, еще один такой удар — и стекло не выдержит, разобьется.
На соседней кровати тихо похрапывал Честер: похоже, он уснул, как только голова коснулась подушки. Зевнув, Бром взглянул на часы: осталось полтора часы до конца его дежурства, и можно было будить напарника.
Вдруг внимание Брома привлек странный звука, напоминавший утробное рычание вперемешку с болезненным стоном. Во время очередного, особенного яркого всполоха молнии за окном, он увидел, как Кольт, тяжело хрипя, встал со своей кровати, а затем, сгорбившись и продолжая все так же утробно рычать и постанывать, словно раненый зверь, направился к Брому шаткой походкой.
— Кольт, ты очнулся? — шепотом позвал Бром, чувствуя, как на затылке встают волосы, а по всему телу бегут мурашки: поведение товарища, который всего пару часов назад находился при смерти, не на шутку его озадачило.
Кольт замер на полпути. Лицо Хранителя исказилось странной судорогой, как будто он пытался что-то сказать, но некая непреодолимая сила не давала это сделать.
В следующее мгновение на лбу Кольта появилась яркая красная точка.
Бром знал, что это такое по работе в полиции, когда ему приходилось участвовать в совместных операциях со спецназом.
Лазерный прицел.
Еще секунда — и голова Кольта разлетелась бы на куски от выстрела, но Бром в стремительном прыжке бросился к другу — и оттолкнул его в сторону.
— Ты с детьми. И, поверь, если еще раз уйдешь в самоволку, я запру тебя в кладовке. Будешь опять пересчитывать рис, — Иван указал на Таню острием карандаша. Словно учитель младшей школы, который хотел пригрозить нерадивой ученице. Но Таня вместо того, чтобы присмиреть, в ответ лишь закатила глаза.
В зале собралось десять человек. Все мы уже натянули теплые комбинезоны и слушали бриф перед ежедневным дежурством.
— Макс, ты на инвентаризацию, Саня — на кухню. — Потом Иван повернулся ко мне. — Костя, ты как обычно. Иди к маяку, Макс выдаст соляры.
— Хорошо.
— Света, сегодня на радио. Попробуй связаться с той группой. За последние сутки от них ничего не было слышно.
Я посмотрел на Ивана. Он слишком многое ставил на карту. На то, что выжившие до нас доберутся. Все потому, что нам не хватало рук, и он считал, что в столь малом составе эту осень мы не переживем.
Тут в подвал проник звук с улицы, будто кто-то прошелся вилкой по играющей пластинке. Все в зале засучили рукава и поставили таймеры на часах. Следующая волна будет ровно через сто двадцать минут.
Ледоступы скрежетом отвечали на каждый шаг. Я шел по улице мимо нашей импровизированной площадки. Детишки кружились в хороводе и звонко смеялись. Позади них сидела Таня, обняв коленку. Средним пальцем она опустила нижнее веко и показала мне язык.
Путь до маяка занимал сорок минут. На север, сквозь пургу. На самом деле роль маяка играл уличный фонарь, который мы перенесли на крышу и подсоединили к генератору. Раз в неделю я шел к нему и заливал дизельное топливо. Мы надеялись, это когда-нибудь поможет нас обнаружить. Кому-нибудь. И неделю назад Таня наконец услышала по радио сообщение от группы выживших. С тех пор Иван отправлял меня к маяку каждое утро. Правда, сначала Максим не верил ни в каких выживших, но позавчера Света тоже поговорила с ними.
Они со дня на день должны были дойти до нас. Шесть человек. Однако некоторые из наших начинали уже нервничать и коситься на Ивана. Новые руки — это хорошо, конечно, но запасы солярки таяли. А топливо — это жизнь.
Я остановился перед Сосулькой, чтобы отдышаться. Так мы называли тех, кто попал под волну. Этот стоял к северу лицом. Видимо, один из первых зевак, которые даже не пытались убежать или спрятаться. Таких, на самом деле, было много. Максим весной даже начал было составлять карту. Во время пурги названия улиц можно и не разобрать, а вот Сосулька обычно стоит прямо на пути. Но у Максима быстро закончилась фантазия. Сначала он называл их по позе, в которой они застыли. Супермен, Горлум, четверка хоббитов. Но вскоре идеи закончились, и он отложил эту затею до лучших времен.
Мои часы пискнули, тридцать минут прошло.
В здании с маяком был крохотный подвальчик. Скорее, каменный гроб. Я принес в него пару спальных мешков, лед из питьевой воды и немного замороженного мяса. Долго здесь не проживешь. Но спрятаться от волны можно. И места как раз хватит для шестерых. Наверно. Если очень сильно потесниться, как сельдям в бочке. План Ивана выглядел так: я включаю фонарь, и пришельцы идут в подвал маяка. Я же возвращаюсь на базу. Они пересидят волну, и я за ними снова приду. Инструкции передали по радио, все было готово, оставалось только дождаться.
Подперев дверь на крыше, я снял рюкзак и осмотрелся. Ветер был такой сильный, что меня чуть не сносило. Все здания были покрыты несколькими слоями льда. В тех местах, где он скололся, это чем-то напоминало круги на срезе дерева. При желании можно было бы посчитать, сколько волн прошло.
На крыше дома через дорогу виднелась вертолетная площадка, посреди которой куском мерзлой железяки стоял вертолет. Там, определенно, можно было бы разжиться чем-нибудь полезным. Но одного меня Иван отказывался туда отпускать, а в помощь мне выделить было некого. Все руки наперечет.
И тут наконец вдали показались огни. Выжившие! Они все-таки добрались. Почти добрались. Что ж, летом волны не такие сильные, так что льда намерзло не слишком много.. Минут за двадцать я сумею сбить его и запустить генератор.
Я расстегнул куртку, воздуха не хватало. По лбу сползали крупные капли пота. Открутил заливную пробку и наклонился за рюкзаком. Внутри, в пакете из толстого пластика, было два литра дизельного топлива. Я перевернул его в горловину и свободной рукой вытер лицо. Все еще не мог отдышаться. Нажал на кнопку, и дизель затарахтел, а лампа над моей головой загорелась красным светом. Довольный, я выпрямился… и почувствовал, как сердце замерло.
На соседней крыше стояла Таня и показывала мне средний палец.
— Дура! Слезай оттуда!
Бесполезно, пурга становилась все сильней, ветер подхватил и унес мои слова прочь. Идиотка! Поймаю дуру и лично надеру её тощую задницу. А потом Иван добавит.
Тем временем Таня прошла за вертолет и, схватившись за какую-то веревку, протащила по крыше красную бочку. Так, чтобы я ее хорошо разглядел. Солярка. Вот это да!
Таня на крыше танцевала победный танец, махала руками и скользила лунной походкой. Я вскинул руки над головой в знак поражения. Тогда она успокоилась и потащила бочку к двери в здание. Внезапно остановилась. И минуту просто стояла перед ней. Потом отпустила веревку и подошла поближе. Дернула за ручку раз, другой. Еще через минуту она колотила по ней кулаками. Пыталась вынести плечом. С разбега била ногой и наконец выдохлась, упала на колени. Я же так и стоял с открытым ртом.
Долбанная дура, она плохо подперла дверь.
Потом Таня поднялась, подошла к краю крыши и уставилась на меня, а я так и не мог пошевелиться. В этот момент раздался писк моих часов. Таня тут же посмотрела на свои. Точка невозврата. Она протянула руку в сторону лагеря и закричала.
— …ти, быстрей! — донеслось до меня сквозь ветер.
Я посмотрел в сторону лагеря. Потом — на приближающиеся огни. Даже если я приведу девчонку домой, Иван убьет ее. Более того. Если побегу открывать ей дверь, то до лагеря мы уже не успеем. В восьмером же, вместе с гостями, шансов поместиться в каменный мешок не было. Никаких. Как решать, кто умрет, а кто выживет? Кидать жребий? Или их больше, значит, они сильнее?.. Я ведь не мог знать, плохие или хорошие люди к нам идут. Верно? С другой стороны, от Тани всегда одни проблемы. В этот раз пересчетом риса дело точно не ограничится…
Я в последний раз посмотрел сквозь снег на приближающийся огонек. А затем нажал кнопку на генераторе, и свет погас. Быстро спустившись вниз по лестнице, я побежал к зданию напротив, по пути споткнувшись об очередную Сосульку, упал сам и снес эту глыбу льда, отчего она разбилась на несколько кусков.
Где эта чертова дверь?! Я бегал туда-сюда вокруг здания, единственный вход в которое был завален льдом.
Окно. Нужно разбить окно. Я подобрал отколовшуюся руку Сосульки и бросил в него.
Забравшись внутрь, я побежал по лестнице наверх. У выхода на крышу часы пикнули еще раз. Полчаса. Палка, которой Таня подперла дверь, валялась у порога. Видимо, ветром снесло. Я с усилием распахнул дверь и шагнул на крышу. Передо мной стояла Таня вся в слезах.
— Идиот! — она отвесила мне пощечину.
Через несколько минут мы уже сидели в подвале маяка, забаррикадировав дверь. Каждый удар по ней отзывался эхом где-то глубоко в солнечном сплетении. А Таня вжала голову в плечи и закрыла уши ладошками, чтобы не слышать чужих криков. Наши часы запищали, и пластинка на улице заскрежетала свою уродливую мелодию. Крики и стук стихли.
Мы открыли дверь и увидели новые Сосульки вокруг двери.
— Скажи «друг» и входи, — грустно пробормотал я.
Спустя полчаса мы направились обратно. Таня тащила свою трофейную бочку с топливом, лицо ее было опухшим и, кажется, она сорвала голос, потому как до сих пор не произнесла ни слова. Тогда я еще не знал, что она больше вообще не будет говорить. Никогда. Мы подошли к нашему убежищу и она, стараясь не смотреть по сторонам, прошла по детской площадке. Только сейчас я понял, что она кричала на крыше. Передо мной в хороводе стояли маленькие Сосульки.
Для экспедиции в Антарктиду нашу группу сформировали почти сразу же после инцидента с тягачами на трещине. Руководство предлагало наиболее продвинутым специалистам командировку на отдалённый континент и разъясняло суть дела. Платили очень хорошo. Так же наказали держать язык за зубами, ибо того требовала национальная безопасность. Своим семьям мы говорили, что едем в командировку за границу по секретному делу государственной важности, что отчасти и было правдой. Но попробуй не похвастаться перед своим сыном, что едешь в Антарктиду! Иногда хотелось просто взорваться и обо всём рассказать.
Так как предложенная работа была очень опасной и специфичной, а мы были лишь учёными, а не бойцами, то на протяжении восьми месяцев нас усиленно тренировали.
Прошли альпинистскую, стрелковую и физическую подготовки. Обучив нас, руководство убивало сразу двух зайцев: сокращало расходы на экспедицию (ведь больше не следовало параллельно с нами держать в Антарктиде целый отряд вояк) и позволяло учёным спуститься в трещину, что несомненно являлось большим плюсом (военные мало что смогли бы сказать о природе подлёдных пустот и уникальных существ, их населяющих). Конечно, совсем без профессиональных бойцов операция обойтись не могла, поэтому во главу нашей научно-исследовательской группы поставили майора спецназа ГРУ. Матёрый вояка, ранее принимал участие в ликвидации лидеров чеченских бандформирований, укрывавшихся в горах — не удивительно, что выбор пал на него. Так же к нам приставили Николая Шабанина — сибирского промысловика, с большим опытом охоты на медведей (в конце концов, мы же идём охотиться на неизведанную тварь).
Нам устраивали пару лекций, на которых рассказывали о кошмарной грибковой инфекции, что опустошила станцию, о генетических анализах частей тела существа и о системах подлёдных тоннелей. О том, что другие страны тоже приступили к исследованиям — за последние два года построено немало новых станций. Это всё было очень занятно и только раззадоривало — очень хотелось поскорее приступить к работе.
В начале ноября 2009 все участники операции покинули северную столицу на судне "Академик Фёдоров". В Антарктиду мы прибыли в декабре, в самый разгар полярного дня. Перегрузили все необходимые вещи на санно-гусеничный поезд и сразу же двинулись вглубь материка, к той самой трещине. Медлить нельзя — полярный день нужно использовать по максимуму.
Хоть вездеходы и шли уверенно, без промедлений и поломок — путь убил полторы недели. У зоны трещин началась напряжённая работа, преодолеть их следовало осторожно, не теряя груз и вездеходы. До злополучной расселины таки добрались — над ней уже успела образоваться небольшая снеговая корка, которую мы тут же разрушили ломами. Внизу, над черной пропастью всё так же висел провалившийся тягач. Собрали у края подъёмное устройство и спустили к тягачу двух человек в противочумных костюмах. Ничего любопытного там не обнаружив, мы единогласно решили двинуться на вездеходах вдоль трещины к месту, прямо под которым пролегают подлёдные тоннели, выходящие в трещину на километровой глубине.
Ранее эту область тщательно изучили георадарами, удалось составить карту пустот, по ней и разработали план продвижения спусковой группы. Нашей конечной целью была огромная пустота около 30 метров в поперечнике. До неё придётся идти от трещины по тоннелям примерно три километра. Сами тоннели не имеют постоянного диаметра: местами можно спокойно идти в полный рост, где то сможет уместиться и фура, а где-то настолько узко, что придётся поработать ледорубом. Так же, судя по характеру отражения радиоволн, внутри этих пустот есть некие неоднородности, диэлектрическая проницаемость которых существенно отличается от проницаемости льда. Что это за неоднородности — остаётся только предполагать, но они укутывают собой всю внутреннюю поверхность тоннелей и, вероятно, как-то связаны с образованием пустот.
Прибыв к месту, начали работы по возведению новой станции: уже готовые вагончики устанавливали на небольшие столбы-сваи (чтобы постройку не замело снег), соединяли их между собой. Другая часть команды занималась установкой подъёмного устройства на самом краю трещины. Что впечатляло — так это огромные барабаны, с сотнями метров намотанных на них канатов. Хоть стальные тросы и были надёжнее, но от них пришлось отказаться — сталь становится очень хрупкой при -60, а на дне расселины (судя по расчётам) должны быть температуры ниже 80 (и это при летней тридцатке на поверхности). Тросы просто не выдержат нагрузки. Интересно как в таких условиях выживают существа?
По завершению работ мы направились на закономерный отдых — надо было набираться сил перед технически сложной операцией. Станцию это время охраняли вооруженные дежурные — на тот случай, если из трещины что-нибудь вылезет. Мне не спалось — я был взвинчен, сильно волновался. Кто знает что нас там ждёт? Инфекция и агрессивные твари? А может быть произойдёт несчастный случай во время спуска — например, сверху отколется ледяной карниз и придавит всю группу?
Утром нас ждал высококалорийный завтрак, ибо кто знает когда мы сможем прикусить в следующий раз? Внизу все наверняка заражено спорами и снимать там противочумный костюм ради приёма пищи равносильно суициду. Так как нам следовало провести в трещине несколько часов (а то и суток) при чрезвычайно низких температурах — разработали спецкостюмы с внутренним подогревом, питающихся от сменных аккумуляторов, заряда которых хватает на три часа, но если включать подогрев только по мере замерзания, то (судя по испытаниям и расчётам) хватит почти на пять часов. Каждому выдали по два аккумулятора, чего должно хватить.
Спускали в трещину нас (спусковая группа состояла из 8 человек) в грузоподъёмной люльке. Параллельно вниз спускали небольшие кабинки, в которых нам предстояло ночевать и обогреваться на дне трещины. Мощными лучами фонарей мы светили вниз, пытаясь заметить тварь прежде, чем она заметит нас. Изредка люльку приходилось останавливать, чтобы пробить ледорубами преграждающие путь ледяные карнизы. Температура всё падала и падала. Полоска света сверху становилась всё незаметнее и тусклее. От редких разговоров по ледяной расселине гуляло эхо. Погружаясь во тьму, мы словно входили в другой мир.
И вот оно — дно трещины. Неровное и узкое. Термометры показывали минус 83, в костюмах уже давно включили подогрев. Прибор показал отсутствие спор в воздухе, что показалось удивительным. Подумать только на какой мы глубине...
В следующие пол часа мы бродили по дну и нашли полуторометровую щель — вход в тоннели. Даже дух захватило. Здесь так же не было и намёка на присутствие спор. Мы вернулись к люльке и принялись устанавливать кабинки, долго парились с включением дизелей — даже морозостойкое топливо на таком холоде вело себя капризно.
Нам приказали переждать в кабинках, дозарядить от дизелей аккумуляторы и немного отдохнуть. Выдвинулись в путь мы лишь через четыре часа. В лагере оставили двух вооруженных человек, чтобы те следили за оборудованием.
На входе в тоннели я испытал то непередаваемое чувство, которое обычно испытывают все первооткрыватели. Вот они — загадочные пустоты, что столько времени не давали покоя светлым умам человечества, пустоты, в которых укрывается доселе неизведанные формы жизни, изменённые эволюцией за десятки миллионов лет до неузнаваемости. Формы жизни, которые испытали абсолютно иной путь развития, не похожий ни на какой либо другой, известный науке.
Я присмотрелся ко льду у входа, отколол пробу — ничего необычного на первый взгляд. Быть может необычное удастся обнаружить в химическом составе?
Поначалу мы не видели никаких признаков жизни. Когда прошли вглубь на пол сотни метров, то приборы начали фиксировать наличие спор в воздухе. А дальше в лучи наших фонариков попалось нечто оранжевое, что покрывало всю внутреннюю поверхность тоннеля — та самая странная неоднородность, которую ранее удалось зафиксировать георадарами. Воздух здесь был более влажный, а наши ноги ступили в мерзкую на вид жижу, которая стекала с потолка к низу и, что очень удивительно, не замерзала! Мы взяли образцы жидкости.
При более детальном осмотре оранжевой неоднородности выяснилось, что это грибок: что-то вроде плесени, но не имеющее никаких аналогов с известными науке видами. Меня посетила мысль, что это имеет какую-то связь с грибковой инфекцией. Плесень в ходе своей жизнедеятельности выделяла немного тепла и растапливала лёд, от чего, похоже, и образовались пустоты. Питалось оно льдом, а вернее — некими химическими соединениями, которые он содержал. Это выясним, когда проведём анализ проб.
Дальше тоннель становился просторным, можно идти в полный рост. Мы были в полной боевой готовности и ожидали того момента, когда встретим хищную тварь. Миновав развилку и еще пару сотен метров, мы увидели нечто уже более интересное, чем плесень. Нечто чёрное, резко контрастирующее на фоне, лежало и не двигалось. По очертаниям мы догадались — та самая тварь. Оно было бездвижно и казалось мёртвым, но судьбу испытывать не стали и сделали пару контрольных выстрелов. Кажется, существо действительно было мёртвым. Мы очень осторожно подошли ближе и осмотрели его.
Существо было полностью чёрного цвета, кожа покрыта такой же угольно чёрной мохнатой плесенью. Массивная безглазая голова, с растущими на ней гипертрофированными вибриссами (осязательный орган). Сильно развитые челюсти без щёк — видны ряды тонких и длинных зубов. Туловище уплощённое, кожа словно натянута на кости. На конечностях оригинальной формы когти — наверняка приспособленные для лазания по льдам. Существо заморожено — видимо, оно было мёртвым уже давно.
На радостях мы доложили о находке на поверхность. Оттуда нам сказали двигаться обратно, к грузоподъёмной люльке и доставить существо на поверхность для изучения. Замерив концентрацию спор, мы пришли к выводу, что она максимальна около этих существ — видимо твари являются основным источником распространения заразы. То, что инфицированная плесень растёт на их теле и не разлагает его, говорит о возможном симбиозе, но это только лишь предположение — живых тварей мы ещё не видели. Сделали кучу фотографий, запаковали существо в полиэтелен, положили на скользкую подстилку и потащили к лагерю.
На обратном пути мы очень много болтали. Нет более разговорчивой компании, чем группа учёных, узревших неизведанное. Было выдвинуто несчётное количество гипотез — каждый давал волю своей богатой фантазии. Все будто забыли, что находятся, наверное, в самом опасном месте на планете. Разговоры прервал испуганный возглас физиолога:
— Что-то движется....Что-то шевелится внутри моего костюма... Чёрт! Оно в моём шлеме!! Господи! Его не достать!
Он запаниковал и заметался не зная что делать. Мы глянули на него и действительно — внутри его шлема было заметно движение.
— Стой! Остановись! Без паники! Только не снимай шлем!
— Помогите! Я не могу его достать!! Не могу вытащить! Оно убьёт меня!
Напуганный физиолог хватался за голову и пытался как то стряхнуть существо со своего лица. Мы просто не знали что предпринять и пытались его успокоить, но тщетно — учёный в панике содрал с себя шлем. Нечто маленькое и юркое тут же спрыгнуло и метнулось прочь. Никто не смог застрелить тварь и она скрылась в темноте.
Тем временем физиолог уже успел вдоволь наглотаться заражённым воздухом и блевал — здесь стояла омерзительнейшая вонь. Военный подхватил шлем и насильно нахлобучил на паникёра, скрутив тому руки. Когда физиолог отошёл, то стало слышно, как он рыдает: "Я же умру теперь, да? Мне конец?"
***
Оставшуюся часть пути мы преодолевали уже молча и начеку. Никто не понимал, как эта тварь умудрилась забраться внутрь герметичного костюма. Единственное предположение — она забралась в него, когда мы отдыхали в кабинках. Тогда физиолог на время перекуса снимал костюм. Моральный дух группы был подорван. Физиолог закатывал истерики, паниковал и рыдал, успокоить его было невозможно. С поверхности поступили указания изолировать его в кабинке и на поверхность не пускать. Переждать — вдруг пронесёт и он выживет.
Позже с нами связались двое дежурных: они видели, как ко входу в тоннель скользнула тень, а так же слышали какие-то странные звуки сверху. Кто издаёт их не видно — лучи фонариков не дотягиваются так высоко. Это значило, что навстречу к нам движется такая же тварь, какую мы тащим за собой, но только уже живая. Последние метры до лагеря вытянулись в вечность, но, что удивительно — мы никого по пути не встретили. Быть может, дежурным просто померещилось.
Военный отнял у физиолога ствол (от греха подальше), убедил его принять успокоительные и залезть в кабину. Обсудив со станцией дальнейший план действий, решили троих отправить с существом в грузоподъёмной люльке наверх, а остальных оставить внизу, отдыхать и заряжать аккумуляторы. Я оставался внизу. Наверх с мёртвым существом и добытыми образцами отправили двух палеонтологов и охотника для их прикрытия. Группа внизу занималась дезинфицированием костюмов спецраствором и располагалось на отдых в отдельных кабинках. Сильные успокоительные хорошо подействовали на физиолога и тот крепко уснул.
Когда я уже собирался спать, с нашей группой связался начальник станции:
— У нас серьёзные проблемы. Грузоподъёмная люлька пришла на поверхность пустая. Ни существа, ни людей.
***
Когда слышишь такие новости, находясь в Антарктиде на дне километровой ледяной трещины, то жажда приключений вдруг куда-то улетучивается, начинает казаться, что перспектива просидеть всю свою жизнь на диване перед телевизором с пивом в руках не так уж и плоха. Сразу задаёшься вопросом "И чем я только думал, когда соглашался сюда ехать? Ну и дурила!". Только вот уже поздно: ты в одном из самых недружелюбных мест на планете, по соседству с неизведанными тварями, которые только что убили нескольких твоих товарищей.
— Как там сказал начальник станции? Вся люлька в крови? — нервно хохотнул спелеобиолог, но тут же сменился в лице — Они же были вооружены, мать вашу! Автоматами! Три автоматчика! Что там произошло? Каким образом!? Этим тварям что, похрен на пули?
Все напуганы, но белее всех был оператор видеокамеры:
— Неужели они не успели заметить, как к ним что-то приближается?
— Я думаю, на них напали внезапно. Они доложить ничего не успели. — сказал военный. — Так, возьмите себя в руки! Мужики вы или кто? Казюли распустили. Собирайтесь, медлить нельзя. Нужно осмотреть дно трещины.
Сверху приказали, чтобы мы отыскали трупы и сняли с них спецкостюмы — они стоят очень дорого. Костюмы жалеют пуще наших жизней, подумал я, но делать было нечего. Приказ есть приказ.
Наглотавшийся заражённым воздухом физиолог до сих пор не просыпался — успокоительные срубили его наповал. У кабинок мы оставили только спелеобиолога, остальные (три человека) отправились на поиски трупов.
Двигались аккуратно, прислушиваясь к каждому звуку, постоянно озираясь, обращая свои фонарики вверх, силясь пробить густую тьму.
— В следующий раз надо прожекторы брать. — нарушил тишину военный. — Прожекторы и пару снайперов. Выцепили бы этих тварей из темноты и пощёлкали. Делов то! А так рисковать... С этим просчитались, да.
Снова молчание. Только эхо шагов. Подумать только — над нашими головами сейчас наверняка лазит неведомый хищник. Мы как на ладони, фонарями светим, а он только и ждёт момента в темноте. Ему фонари не нужны.
Как нам ранее доложили — поднимавшиеся в люльке на поверхность были сброшены вниз, после непродолжительной борьбы. На крови были оставлены следы, судя по которым одного члена группы столкнули за борт, другого стащили волоком, а вот следов третьего обнаружено не было — это значило, что он был стянут вниз до того, как появилась кровавая лужа. Образцы льда, слизи и оранжевого грибка остались нетронутыми, а вот раздобытое нами мёртвое существо было так же волоком стянуто вниз. "Твари, которым позарез нужны трупы их сородичей? Интересно." — подумал я, пытаясь найти аналогии в известном животном мире.
Майор предложил использовать детектор по обнаружению спор в воздухе для поиска существа. Включив прибор, мы обнаружили небольшое количество спор — раньше дно трещины было стерильным.
Когда мы добрались до места, где должны были упасть трупы, то ничего не нашли. Однако, чем дальше мы заходили, тем большей становилась концентрация спор в воздухе. Покружив еще несколько минут по трещине, мы увидели что-то чёрное. Приглядевшись внимательнее, выяснили, что это просто полиэтиленовый мешок, в который мы заворачивали мёртвое существо. Мешок был пуст. И разорван.
— Разорван изнутри?... — военный склонился над куском полиэтилена. — Посмотрите на края. Его разорвали изнутри.
И действительно, словно резали когтями изнутри, края полиэтилена были загнуты в обратную сторону. Мы молча переглянулись — всё и так было понятно. Сил удивляться уже не было никаких. Военный тут же связался со станцией и доложил о находке.
— Да, существо было не мёртвым. Оно, похоже, пребывало в анабиозе... Да, мы точно проверяли — оно было заморожено... Нет, мы вам докладывали уже — стреляли мы в него, не дураки же... Хорошо... Понял.
Отложив рацию, военный обратился уже к нам:
— Дальше обследуем дно трещины. На случай, если существо просто вывалилось из пакета. Ценный материал упускать нельзя. И еще сказали, что пару минут назад нашли на одном из карнизов разбившегося вдребезги палеонтолога. Наверх его тело теперь везут. Потом к нам подкрепление пошлют. Восемь вооруженных.
Мы продолжили поиски, заходили всё дальше и дальше, но ничего не нашли. Когда дальнейшее обследование дна трещины было уже очевидно бессмысленным, майор достал рацию, чтобы связаться со станцией. Но станция молчала. Никто не отвечал.
Странно, подумал я, ведь их задача — это обеспечение круглосуточной связи с нами. Чтобы мы могли в любое время доложить о каком-то происшествии, чтобы в любое время нам могли дать дальнейшие указания. Что же там у них случилось?
Выматерившись, майор сказал возвращаться к кабинкам и держать ухо востро. Обратно мы пришли быстро, по пути неоднократно пытались связаться со станцией, но так же безрезультатно. Связь удалось наладить лишь через пол часа, когда вся группа уже была не на шутку перепугана.
Начальник станции доложил, что когда труп палеонтолога привезли наверх и выгрузили — три существа из трещины внезапно и тихо напали на станцию. Оказалось, что эти твари очень живучие и уложить их можно только дробью. Обычные пули малоэффективны и могут быть полезны, только если попасть прямо в мозг или отстрелить конечности. Плюс ко всему люди на поверхности замешкались, запаниковали, возникла мясорубка, три человека было убиты, шестеро ранены и, скорее всего, заражены. Всех тварей перестрелял выбежавший вовремя из вагончика повар с дробовиком. Дробь наносила серьёзные повреждения.
Ещё выяснилось, что твари действуют очень умно и согласованно, словно переговариваются между собой. На станции теперь усилили бдительность и глаз не спускают с трещины. Тварей расчленили топором по частям, так как никто не знал на что еще они способны (и чтобы не повреждать мозг, который надо обследовать позже). Пострадавших изолировали, раны обработали и ведут теперь за ними наблюдения — вдруг споры еще не успели проникнуть глубоко в организм? Авось пронесёт. А нам отдали приказ срочно возвращаться на поверхность — обследование тоннелей отменяется, надо перевооружать экспедицию. Пришлют люльку с несколькими людьми для прикрытия.
— А что делать с заражённым физиологом? Не тут же бросать. — спросил майор.
— На поверхность физиолога доставлять ни в коем случае нельзя. — ответил начальник станции. — Забыли что случилось на буровой станции? От трупов бурильщиков споры разнеслись ветром по округе на сотни километров. Это опасно. Это очень опасно.
— У вас там шестеро заражённых. От еще одного теснее не станет.
— Им обработали раны дезраствором. Они будут живы. А ваш физиолог наглотался такими концентрациями, что у него попросту нет шансов. Понимаете?
— У вас три существа, которые источают инфекцию. Поверхность уже инфицирована!
— Я всё прекрасно понимаю, майор, но включите, наконец, здравый смысл. Вы мне предлагаете подкинуть на поверхность еще больше спор? Чтобы их ветром разнесло до соседней станции, где ничего об этом не знают? Да вы представляете что тогда случится?
— Да как я ему в глаза это скажу, мать вашу?! "Мы поехали наверх, а ты помирай тут, желаю удачи"? Так что ли?
— Успокойтесь, майор. Разлагающиеся тела выделяют куда больше спор, чем твари. Ведь у мёртвого тела очень много органики, чтобы дать материал для спор. Вы меня понимаете? Я не допущу еще большего заражения местности. Подготовьтесь к отходу. Вопросы есть?
— Никак нет.
Военный был не в себе. Все мы были не в себе — оставить человека умирать от самой свирепой инфекции в одиночестве, в таком богом забытом месте, наполненным опасными тварями...
***
Реакция физиолога была очевидной, он впал в самую бешеную истерику, на которую было очень тяжело смотреть. Он умолял нас не оставлять его здесь, умолял дать ему рацию поговорить с начальником станции, вставал на колени, давил на жалость, обещал деньги, если мы вытащим его отсюда. Успокоить его не получилось. Да и как убедить человека подохнуть?
Тем временем были уже заметны первые симптомы болезни — конъюктивит и гнойный налёт на языке. Когда эмоции закончились, физиолог понял, что нас не переубедить и попросил убить его. Пулю в лоб — и никаких страданий. Майор был не против освободить заражённого от грядущих страданий, поэтому связался со станцией. Однако начальник станции не разрешил сделать этого, так как из-за такого убийства у всей экспедиции будут проблемы с Большой Землёй. Военный взорвался и высказал начальнику всё, что о нем думает. Но потом он успокоился, минуту поколебался в нерешительности и сказал физиологу:
— Извини, если я сделаю это, то у меня будут проблемы, а у меня семья, её надо содержать. Без меня семья загнётся. Извини, чувак, мне реально очень жаль...
Заражённый проклинал нас, плевался, но смелости наброситься, чтобы дать нам повод пустить пулю в лоб, ему не хватало. Мы направились к приехавшей с подкреплением грузоподъёмной люльке.
Было очень гадко на душе, все мы вдруг осознали, что являемся самыми настоящими ублюдками. Эта ледяная трещина разоблачила нашу истинную природу. Я никогда не забуду тот чудовищный день.
ЭПИЛОГ
Первая экспедиция справилась со своей основной задачей ценой большой крови. Весь добытый материал отправили на самолёте в Москву, где подвергли тщательным исследованиям. Раненых участников экспедиции наблюдали на протяжении двух недель, но симптомы болезни у них так и не проявились — своевременная дезинфекция ран не позволила спорам закрепиться в организме.
В изъятых пробах льда обнаружили продукты выбросов древних вулканов: именно эти химические соединения оранжевый грибок и приспособился использовать в качестве питания. Соединения имеют очень высокую концентрацию во льдах, этим и объясняется способность замкнутой подлёдной экосистемы поддерживать жизнеспособность на протяжении миллионов лет без участия фотосинтеза.
Все эти материалы, а особенно тела существ (которых биологи окрестили Vivere Fungus), позволили человечеству взглянуть на эволюционные процессы под другим углом. Существа обладали доселе неизвестным, но совершенным механизмом терморегуляции. Их кровь очень напоминает по составу ту самую слизь, которую выделяют оранжевые грибы, от чего существо попросту не замерзает (оледенеть могут только кожные покровы во время анабиоза, но внутренние органы останутся не замороженными)
Кроме того, эти существа уникальны тем, что представляют собой особый вид симбиоза грибка с рептилией. Инфекция встроилась в их организм на генетическом уровне — механизм этой аномалии науке пока что неизвестен. Несмотря на это встраивание, споры, выделяющиеся их организмом, не содержат в себе следов ДНК существа. Однако при размножении самих существ детёнышу передаётся совмещённая генетическая информация, которая позволяет новому организму генерировать грибковую инфекцию.
У самой инфекции обнаружены необычные ИКС-хромосомы. В отличие от «нормальных» хромосом наличие их не обязательно для обеспечения жизнедеятельности, но они выполняют функцию адаптации к внешним условиям. Одним словом — грибок может быстро приспособиться к любым лекарствам, к любым климатическим условиям, а так же быстро эволюционирует в организмах, переходя от одного к другому. Именно это свойство позволило существам Vivere Fungus при интеграции с инфекцией совершить эволюционный скачок и приспособиться к тяжелейшим условиям. Идеальное супероружие.
Vivere Fungus способны регулировать свои энергетические потребности (т.е. могут впадать в анабиоз, если пищи в экосистеме стало мало и переждать, пока сгенерируется достаточное количество биомассы). Первое существо как раз таки пребывало в таком "спящем" режиме и пробудилось в грузоподъёмной люльке, призвав на помощь своих сородичей (вероятно, ультразвуком). Максимальную длительность анабиоза установить не удалось. Фактически, организм частично замораживается и физиологические процессы сильно замедляются, так что это может позволять тварям существовать таким образом очень долго (речь идёт о годах).
Вторая экспедиция в 2010 уже внесла коррективы в свою экипировку и провела успешную операцию по исследованию тоннелей (без жертв).
Учёные обнаружили огромные яичные кладки в пустотах. Яйца откладывались существами в глубокие лужи из питательной слизи, выделяемой оранжевым грибком.
Огромные кладки вызвали изумление — значит вид должен быть многочисленным! Однако потом выяснилось, что более 90% яиц — трофические, т.е. не оплодотворённые, предназначенные для питания вылупившихся детёнышей. Масса яйца колеблется от 2 до 6 килограмм, диаметр от 18 см до 40 (в зависимости от стадии развития). Скорлупа кожистая.
На этот раз экспедиция обзавелась мощными прожекторами, которые не давали возможности существам незаметно подобраться. Снайперы, вооруженные разрывными патронами, успешно отстреливали их. Через какое-то время твари стали боятся людей и избегать контакта, что позволило нам: а)более не разрушать подлёдную экосистему. б) подтвердить догадки о возможном коллективном разуме.
Основной задачей второй экспедиции было найти мелкое существо, которое, судя по докладам первопроходцев, забралось в спецкостюм к одному из них. Поймано не было. Не исследовано. Вероятно, единственные существа в тоннелях помимо Vivere Fungus, которые имеют иммунитет к спорам. Они легко избегают людей, т.к. обладают очень развитым слухом или осязательной системой.
Прочие существа, судя по всему — вымерли. На самых древних участках тоннелей (где закончились питательные выбросы вулканов — поверхность из омертвевшего оранжевого грибка минерализовалась) были обнаружены окаменевшие беспозвоночные — остатки реликтовой фауны времён океана Тетис. Радиоуглеродный анализ позволил установить, что большинство этих организмов погибло около 56 млн лет назад, причем погибли они единовременно, что говорит о некой катастрофе в этой изолированной экосистеме. Нечто опустошило эти подземные пустоты. Здесь остаётся только лишь строить догадки. Возможно, в те времена под льдом было несколько отдельных систем пустот: в одних обитали живые организмы, а другие кишели инфицированными спорами. Когда эти тоннели объединились, то инфекция уничтожила подлёдную экосистему и только существа Vivere Fungus смогли приспособиться к новым условиям. Но эта гипотеза требует проведения огромного объёма гляциологических работ — нужно выяснить возраст льда и минеральных отложений в отдельных тоннелях и сопоставить данные между собой. Только таким образом получится смоделировать какими были тоннели 56 миллионов лет назад.
В последнее время все страны-исследователи в Антарктиде продвинулись очень далеко в исследовании пустот. Например, китайские коллеги проводили опыты над группой специально отловленных существ. Тварей поместили в подлёдный "зоопарк", возведённый под их станцией, и стали изучать их поведенческие особенности. Добыли достаточно много интересной информации, но в июне 2016 на их объекте случился побег одного из существ. Автоматическая система заперла все пути отхода китайцам, чтобы инфекция не прорвалась наружу. Остановить тварей китайцы не сумели. Из-за плохой координации действий, Большая Земля чуть ли не отправила на погибель непосвященных русских полярников. Только прибывшая на место спецгруппа ликвидировала тварей.
Знаменитые пещеры с уникальными замкнутыми экосистемами типа Мовиле в Румынии, или Аялон в Израиле — по всей планете существуют тысячи ещё не обнаруженных подобных им подземных пустот. Люди натыкаются на них совершенно случайно — при разработке карьеров, шахт и прочего, а когда натыкаются, то изумлению их нет предела. И кто знает, каких ещё тварей укрывает в себе земная толща?
Давайте наберём 1000 для повышения охватов. Спасибо всем лайкнувшим, я ценю ваше внимание и вас обожаю! А хейтерам за щёчку ;)
Спасибо за доны!)
Владислав Ц 2000р
ArcterniuS 500 р
Мария Эдуардовна 200р "и как теперь уснуть после антарктиды?"
Больше подобных рассказов можно найти в моём ТГ канале, особенно рекомендую "Кровавый Бор": https://t.me/emir_radrigez
