Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 499 постов 38 909 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
19

Плесень. Часть третья

День третий.

8:00.

Молодой человек, лет примерно тридцати, встал с кровати и на непослушных ногах подошел к компьютеру, но отчего-то не включил его. Вместо этого он сел на стул, откинув голову назад и закрыв глаза.

В квартире тихо, и слышен тихий треск электрических часов. Лена, жена Андрея, почему-то крайне не любила механических часов со стрелками – их равномерное тиканье не давало ей уснуть, и она машинально отсчитывала шаги секундной стрелки. Поэтому, наверное, всю жизнь в их квартире на стене висели электронные.

– Доброе утро… – Голос Лены на удивление свеж и бодр, будто она и не ложилась спать. Ее волнистые рыжие волосы были туго затянуты в пучок, и лишь какая-то непослушная прядь выбилась из него и очень элегантно вытянулась поперек лба. Она так по-детски улыбается: искренне тянет губы в сторону, открывая чуть щербатые зубы. Ни дать, ни взять – Пеппи Длинный чулок…

– Бонджорно. – Улыбнулся её супруг.

– О, ты делаешь успехи в изучении итальянского? – Она привстала и спиной уперлась в подушки. – И как давно ты учишь его?

– Начал сегодня утром. – Андрей наконец открыл глаза и посмотрел на Лену замутненным взглядом. – Я плохо сплю в последнее время. Ты как?

– Я, кажется, просыпаюсь пару раз ночью, но быстро засыпаю, и особо ничего не помню. Отчего у тебя это?

– Не знаю. Заболеть хочу, что ли…

– Не нужно. – Она покачала головой. – Хочешь я дам тебе успокоительное?

- Нет, все наладится, само собой. – Он опустил голову к рукам, по привычке разглядывая свои пальцы.

– Боже мой, где я так извалял свои руки! – Он нахмурился и поднял кисть к глазам. Утренний свет полоской из окна мазнул по коже, и Андрей увидел, что вся рука почти до локтя покрыта пленкой какой-то черной субстанции. Будто вчера перед сном он щедро макнул обеими руками в ведро с битумом. Андрей попытался ногтями отслоить кусочек, но кожа отозвалась острой болью – кажется, намертво приклеилась.

– Что там? – Встревоженно приподнялась в постели Лена, пододвигаясь ближе к нему.

– Ты что, тоже в этой смоле вываляла свои руки? – Морщины около уголков глаз Андрея явственней обозначились, и он с легким недоумением посмотрел на жену.

– Ты о чём? – Она посмотрела на свои руки, а потом медленно перевела взгляд на растерянного мужа. – Руки как руки. Ничего особенного, как у всех…

– В смысле, как у всех?! – Он неловко вскочил со стула, ненароком опрокинув его. – Это не как у всех! Ты глянь – ты будто в ведро со смолой окунулась!

Лена вдруг потянула оделяло на себя, до самого подбородка, и с плохо скрываемым страхом уставилась на Андрея.

– Андрюш, давай это, мы позвоним в больницу, и ты обследуешься?  - Она нащупала телефон на прикроватном столике. – У меня есть хороший знакомый, он мне, кстати, антидепрессанты выписал… Сейчас, сейчас…

– Подожди, – он брезгливо взял свою футболку черными смоляными пальцами и стараясь не прикасаться к лицу надел ее. – Я сам дойду.

– Ладно… – Почти сразу согласилась она. – Только будь осторожен…

Андрей слегка нахмурился и отвернул лицо в сторону:

– Такое ощущение, что всё не по-настоящему, и я смотрю какое-то дешевое кино…

13:00.

Андрей сидел в приёмном покое и с ужасом наблюдал за людьми, что сидели тут же в ожидании доктора. Все, поголовно все, сидели с черными ужасными руками, но упрямо делали вид, что все нормально. Они негромко разговаривали о политике, о погоде, о болезнях, но упрямо не замечали смоляных отростков вместо пальцев. Андрей прижался к стене всем позвоночником, и старался откровенно не пялиться на это уродство.

– Что за ерунда? Эпидемия? – Лихорадочно думал его мозг. – Это же невозможно, чтобы они все не замечали этого? Они притворяются, они разыгрывают этот чёртов грандиозный спектакль ради меня? Пранк? – Андрей затравленно огляделся, пытаясь разглядеть скрытые камеры. – Нет, нет, бред какой-то…

– Заходите, – дверь в кабинет приоткрылась и оттуда выглянул интеллигентного вида врач. Его черные плети-руки нежно обхватили косяк дверного проема, а из-под очков блеснул умный взгляд.

Андрей судорожно сглотнул и торопливо забежал в приоткрытую дверь, не глядя на притихших пациентов. Внутри он сразу же сел на предложенный стул и закрыл глаза, нервно подергивая веками.

– Что с моими анализами, доктор?

– С анализами все прекрасно. – Поспешил успокоить тот. – Но я хотел бы поговорить с вами о другом.

– О чём же?

– Вы когда-нибудь слышали о теории Дарвина, дорогой мой человек? – Врач постучал ручкой по лакированному столу. Андрей едва заметно кивнул.

– Ну, так вот, – продолжил невролог, и по совместительству, психиатр местной больницы. – Когда-то давно, когда человек начал превращаться в Homo Sapiens из обезьяны… Вы кстати, верите, что, мы произошли от обезьян? Да? Ну хорошо… Ну так вот, и нашим предкам, чтобы было удобнее карабкаться по деревьям, пришлось отрастить длинную кисть и стопу, да? Это дало огромное преимущество перед хищниками, что охотились на них. Забавно, если бы в свое время кто-то сожрал бы не ту обезьяну, то может быть нас с вами тут не было, да, и вообще, эволюция пошла бы не по тому пути! – Он рассмеялся, на мгновение перестав стучать ручкой по столу. – Ну это я отвлекся. Гм. И чтобы кисти еще крепче хватались за деревья, кожа на кистях и стопах стала выделять секрет, похожий на смолу, чтобы, так сказать, приклеиваться в поверхности. И то, что мы наблюдаем сейчас у все людей в мире – черные смолянистые руки – не что иное, как атавизм! – Ручка многозначительно взмыла вверх.

– Значит, так было всегда? – Андрей украдкой приподнял штанину джинс. Там он увидел полоску темной смолы, уходящей вверх.

– Да, совершенно правильно! Вот именно! – Почему-то обрадовался врач. – Так значит вы согласны со мной, что так было всегда?

– Я понял, доктор. – Хмуро ответил его пациент. – Разрешите, я пойду?

– Конечно! – Тот всплеснул руками, слегка обрызгав Андрея едва заметными каплями со своих отростков. – Но прежде я выпишу вам одно интересное лекарство. Вам должно понравится!..

– Хорошо. – Кивнул Андрей и посмотрел в окно. На улице стоял одинокий эко-активист, оперевшись на древко транспаранта. Никто больше не пришел на митинг, и он уныло смотрел прямо в окно кабинета, где сидел замученный пациент. Где-то далеко прозвучал гудок завода.

23:00.

Андрей лег в кровать, стараясь как можно скорее спрятать под одеяло свои ужасные кисти. Лена поехала к маме, напоследок оставив голосовое сообщение, что она боится оставаться здесь, в одной квартире, с Андреем. В последнее время он стал странным, и вот, сегодня очередной приступ. Да, он не агрессивный, но ужасно странный, и кто знает, когда Андрея перемкнёт. Ну, и правильно: он и сам не знал, когда его разум сдастся, а он станет сумасшедшим окончательно.

Черные смолянистые руки – это, конечно, ненормально, но… Что такое норма? Это принятые в обществе правила. Она принимает такие формы, какие придаст ей общество. Еще вчера сжигание людей в печах было нормой, а сегодня – нет. Когда одно племя вырезает другое – оно уверено, что совершает нечто правильное и нормальное. А завтра? Завтра скажут, что, например, говорить то, что ты думаешь не есть нормально, и попробуй что-нибудь сказать из того, что у тебя на уме, ты сразу нарушишь нормы поведения; попробуй послезавтра дать хлеба голодающему – и ты нарушишь десяток норм морали. Нормальность изменчива, как портовая куртизанка…

Андрей вытащил одну руку и посмотрел сквозь неё на свет электрической лампочки. По ней сверху вниз стекала крупными каплями темная маслянистая жижа, переливаясь разводами. Может так было всегда, просто он забыл? Память ни к чёрту! Воспоминания бывают лживы. Память рисует картинки прошлого, которого никогда не было. Можно ли с уверенностью сказать, что его жену, убежавшую в страхе за свое благополучие, зовут Лена? Может ее зовут Катя, Юля, Света, Даша? Кто она, как Андрей с ней познакомился? Может вся его жизнь – фикция, придуманная столь изменчивой памятью?

Тем ли Андреем завтра он проснётся, каким засыпал? Каждый раз что-то незримо менялось в его разуме, в его мироощущении и восприятии, но что?.. Если каждый день в деревянной лодке менять до одной доске, в какой момент она перестанет быть той старой лодкой и станет новой, собранной из других досок? Или будет она новой лодкой, или же останется старой, после того, как в ней заменят все доски?  Каждое утро что-то меняется в памяти Андрея: понемногу, по одной детали, может быть, не несущей никакой смысловой нагрузки. Но в какой момент груз воспоминаний становится чужим и незнакомым…

Рука вяло опала на одеяло и веки сами смежились. Завтра будет новый день и новые воспоминания…

День четвертый.

8:00.

Андрей проснулся в великолепном расположении духа, он потянулся всеми своими отростками и зевнул. Утро прекрасно, когда ты высыпаешься. Какая-то легкость во всем мицелии. В квартире было пусто, лишь солнечные зайчики застыли на ровных, окрашенных водоэмульсионной краской, стенах. Что-то изменилось вокруг, но что именно, Андрею никак не приходило в голову. Да и бог с ним. Вся эта мебель, вся эта одежда лишь сковывала тело Андрея. По-настоящему становишься свободным, когда избавишься от всего, оставив себе лишь тело и разум. Да и тело к черту! Чистый разум, не обременённый ничем – оставьте мне его.

Андрей повернул голову влево и посмотрел на свою жену. Она спала, нежно посапывая, и, глядя на ее пушистое черное тело, он почувствовал прилив нежности. Негромко, чтобы не разбудить, он начал бормотать себе под бесформенный нос:

– Я смотрю на спящую супругу. Она такая же, как и вчера. Слава Богу, я не чувствую в ней перемен, и, кажется, она проснется той же вчерашней Леной. Навязчивые мысли… Они преследуют меня. Знаете, то чувство, когда сам себе говоришь: не думай про розового слоника, не думай! Но чем больше ты стараешься не пускать эту мысль в свою голову – тем больше она лезет и лезет под твою черепную коробку, прямо в твою психику и прочно поселяется там. Не думай о том, что вещи меняются вокруг тебя, пока ты спишь. А ты настаиваешь и настаиваешь этот бред в своей голове, чудак…

Лена на мгновение открыла глаза, посмотрела на Андрея и отвернулась, досматривая свои сны. Милая, милая…

В коридоре тихо скрипнула входная дверь, и легкий ветерок немного поиграл волосами Андрея, будто ковылем в степи. В комнату, где спали супруги, бесцеремонно зашла полная женщина, так сильно похожая на вахтера на проходной места, где работал Андрей. Она надула щеки и выпучила глаза, глядя на спящих супругов. Следом за ней вместе с женой вошел мужчина, несколько потрепанный и с пышными усами.

«Серёга!» – Хотел было воскликнуть Андрей, но напала какая-то нега и благодушие, отчего губы не пошевелились, и он только и смог что приветственно кивнуть.

– Квартира хорошая, – негромко произнесла полная женщина. – Я вам это говорю, как опытный риелтор, но есть нюанс… – Она размашисто указала на спящих супругов. – Плесень. Чем ее только не выводили – она все появляется, и все тут.

– Да уж. – Пробубнил Сергей. – Задачка.

– Но вы не переживайте, сейчас есть такие средства – один раз помажешь, и плесень сама уходит! – Заволновалась риелтор. – Все поправимо.

– Мы подумаем, – коротко бросил ее клиент. – Не хотелось бы.

И троица вышла из комнаты, обсуждая будущую продажу квартиры Андрея и его супруги.

«Плесень. Хм, да ведь и вправду, я – плесень. Я всегда был и буду ею. Вот. Это моё тело плесени. И жена моя – плесень. И детки, дай бог, будут плесенью. Мы такими родились». – Подумал Андрей.

– Лен, а, Лен. – Негромко позвал он свою супругу. – Знаешь, мне сон приснился, что я человек. Вот умора!

– Тебе нужно перестать на ночь есть. – Ответила та, поглаживая Андрея по ноге, по привычке проверяя что-то. Андрей улыбнулся и шире расправил свои отростки навстречу новому счастливому дню и засмеялся счастливым беззвучным смехом.

Быть плесенью невероятно легко.

Показать полностью
8

Встретились как-то в поезде…(или тайны РЖД)

Продолжение (2) - финал

– Остальные не вызвали у полиции интереса. Была там ещё одна старушка, которая давала показания, она припомнила, что ночью часто просыпалась от каких-то сдавленных стонов и вскриков. Она решила, что её соседи, муж с женой, ссорятся. Но, по её словам, это “всего лишь дело житейское”!

– Подождите-подождите, – вдруг воскликнул парень, – а ведь это именно то дело, о котором вы рассказывали. Муж убил жену, положил её тело в чемодан из-под вещей. А потом устроил аттракцион, повинившись перед ней на спиритическом сеансе. Громкое дело было, помню-помню.

– Получается, что в ту ночь произошло два убийства? – спросил задумавшийся инженер.

– По крайней мере, два зафиксированных убийства, а сколько было ещё, косвенно связанных, можно только предполагать. У меня есть занимательная теория, – занял всё внимание профессор. – Во всякого рода преступлениях важен не только портрет преступника, но и время, когда произошёл проступок. Я думаю, что человек не может убить в любую секунду. Тогда, в поезде, наш аноним продумал план, чтобы избавиться от человека в белом костюме, он создал прецедент, который, в свою очередь, запустил механизм. Я даже могу предположить, что наш аноним и сам не до конца понимает, сколько судеб затронуло его решение.

– А ведь это действительно интересная мысль… – задумался юноша. – Но давайте вернёмся к нашему делу. Есть ли ещё какие-нибудь зацепки, которые отвергла полиция?

– Конечно есть, сложно воспринимать адекватно зажравшихся пассажиров первого класса, которые в прямом смысле заявляют, что в поезде орудовал вампир. Якобы в одном из купе стоял гроб, – медленно, словно пробуя правду на вкус, проговорил инженер и, сощурив глаза, посмотрел на профессора.

Тот, в свою очередь, перевёл взгляд на молодого человека, который расплылся в улыбке и отпил чай из стакана в железном подстаканнике.

– Значит, убийств было больше?.. – многозначительно поинтересовался юноша.

– Нет, таких свидетельств нет, – закончил разглагольствования профессор. – Зато есть ещё одно заявление от пожилой особы с собачкой. Она, видите ли, не спала с трёх утра, потому что её йорка нужно выгуливать в пять, и слушала, как ругались “непорядочная девушка” со своим благопристойным мужем. Она также заявила, что “неблагопристойная дама” флиртовала с доктором в его купе ночью, весело хохоча и совсем забыв о ссоре с мужем. Кстати, стюарт предложил ей ехать в отдельном купе из-за ссоры с мужем.

– Так-так-так, это уже интересно, то есть Эмили ночевала одна… – сказал молодой человек.

– Видимо, не совсем, – добавил профессор. – Вам не кажется, что стюарты то и дело мелькают то тут, то там, – он посмотрел на инженера пристальнее, чем обычно.

– Ну мелькают и мелькают, – беззаботно ответил тот. И улыбнулся в ответ. – На то они и персонал, чтобы незаметно делать свою работу.

– И что же полиция не обратила внимание на показания этой милой вездесущей женщины с собачкой? Интересно, чего это она не спала с трёх, когда выгуливать собачку только в пять. Не доверяю я этим божьим одуванчикам. Наверняка оговорить пыталась этого ангела домашнего, Эмили. Мне, кажется, она и слова поперёк Льюису сказать не смогла бы. Ненавижу этих фанатиков, – кажется, юноша сказал больше, чем за весь вечер до этого.

– Вот и я о том же, – грустно проговорил профессор, – мне было жаль эту девушку, только что выпорхнувшую из родительского гнезда и угодившую в ручищи к этому Льюису, властному, честолюбивому оккультисту. Но при этом ещё и агрессивному, и идейному. Преподобный Клаус поддерживал таланты, когда ему нужно было совершить очередное злодеяние во имя своего Божества.

– Мерзкие людишки, не все, конечно, а только эти, которых хлебом не корми, дай прикрыться поклонением, чтобы творить свои бесчинства, – не на шутку разозлился молодой человек. – Я б их всех в порошок растёр.

В его глазах полыхнула ярость и они даже на секунду стали ярче.

– Ну-ну, что ж теперь, отморозков хватает, – похлопал его по плечу сосед. – Ты, профессор, лучше скажи, Эмили что-то говорила о той ночи?

– Она призналась, что ссорилась с мужем, он якобы подумал, что она отвечала на знаки внимания доктора в вагоне-ресторане.

– Приревновал к столбу, получается, – хихикнул мужчина.

– Да, стюарт, пожалев девушку, решил предложить паре переночевать отдельно, ведь в вагоне было свободное купе. Она призналась, что согласилась. Эмили приняла снотворное, которое ей дал сердобольный стюарт и проспала до утра.

– Но старушка с собачкой утверждала, что слышала, как в каюте доктора смеялась и вела себя развязно именно Эмили.

– Вот поэтому старушке и не поверили. Во-первых, на Эмили это не было похоже, во-вторых, стюарт в своих показаниях утверждал, что Эмили купе не покидала.

– Получается, что Льюис в какой-то момент был в купе один… – заметил молодой человек.

– Интересная история создаётся, не находите ли? – рассмеялся профессор.

– Да, неплохая. Детализированная, я бы сказал, – со смехом подхватил его мысль юноша.

– Не даёт заскучать, – расслабленно подытожил инженер. – Что ж, мы сузили круг подозреваемых.

– Верно, – прервал его профессор, – осталось выяснить главное – мотив. Начнём, как мне кажется, с того, кто, очевидно, не подходит на роль убийцы, – Эмили. Ваши мысли, господа?

– Я не думаю, что эта девушка могла убить, – начал парень. – Точнее, может, она бы и убила, но только своего муженька. Я так и представляю: в пылу ссоры она случайно толкает этого, как там его… не важно. Тот падает и, конечно, расшибается насмерть. Глупая смерть и неосторожное убийство. А вот зарезать мужчину в белом костюме она не могла, да и зачем это ей было нужно? У меня нет идей.

– Признаться, – продолжил инженер, – я бы тоже не заподозрил Эмили в убийстве. Интрижка с мужчиной в белом костюме? Это больше походит на продолжение чьего-то плана или на выдумку, чем на реальность.

– Значит, вы все согласны, что девушка не причастна. А что насчёт Льюиса, её мужа?

– А вот он вполне мог убить. Всё, что мы о нём слышали, так и кричит – это убийца, – эмоционально начал юноша. – Смотрите, неуравновешенный, вспыльчивый, ревнивый. Такой действительно мог проникнуть ночью в купе и зарезать спящего человека. Вот только, – тут он немного задумался, – не верю, что этот слизняк мог придумать хоть какой-то план.

– Соглашусь с вами, молодой человек, – подхватил профессор, – мне он тоже всегда казался напыщенным дурачком без царя в голове. Я думаю, нет, не так, я знаю, что именно он зарезал мужчину в белом костюме, сделал он это ритуальным кинжалом. Но я уверен, что план не он придумал. Льюис был просто инструментом в чьих-то руках.

– И как вы думаете, в чьих? – пристально посмотрел на него притихший инженер.

– Вы прекрасно знаете ответ, – ухмыльнулся профессор. – Кто мог всё продумать и исполнить? Тот, кто всё это время был в наших рассказах? Конечно, стюарт. Этот загадочный стюарт. Мы о нём много говорили, но никогда не рассматривали всерьёз, а почему?

– Кстати, правда, а почему и нет? – согласился парень. – Время подобать удачное он мог, потому что наблюдал за всеми со стороны. Вот только как он убедил Льюиса в том, что ему нужно было убить именно мужчину в белом костюме.

– Льюис и сам был рад найти цель, которой его снабдил преподобный Клаус, но опять же стюарт и Клаус не могли быть одним человеком, – профессор выделил это слово.

– А почему не могли? – фыркнул юноша. – Ведь именно мужчина в белом костюме в тот злополучный день всем присутствующим в вагоне-ресторане рассказал удивительную историю про перевёртыша. Почему на нашем белом свете не может быть таких существ?

– А вы и правда считаете это возможным? – с неподдельным интересом спросил говорящего инженер.

– Я верю, что наш мир удивительно разнообразен! – сказал парень с хитрой усмешкой на губах. – Вот взять даже вампиров, или оборотней, или привидений, люди, надо заметить, не совсем идиоты. А мотивом мог быть другой рассказ, озвученный в тот же день. Помните, как тогда бледнел-краснел наш мужчина в белом костюме? Убитая семья – чем не мотив? Месть за родных и близких стоит того, чтобы рискнуть, разве не так?

– Сколько бы ни прошло лет, десятилетий, столетий, тысячелетий самым важным останутся именно они. Ради них можно убить кого угодно, – согласился профессор.

– Прожив столько лет, приобретя невероятное количество знаний и опыта, всё равно невозможно отстранённо смотреть на смерть тех, кого любил. Можно говорить себе, что всё в этом мире временно и их гибель предрешена… Но это только слова, которые не касаются сердца. В то время месть казалась разумным поступком. К тому же и времена были другие: поверьте, никто в том купе не удивился, что мужчину в белом костюме кто-то зарезал ночью. Он ни у кого не вызвал ни толики жалости. Только гнев и раздражение – его смерть заставила высоко уважаемых дам и господ потерять время. Никто ни слезинки не проронил над его могилой, никто не пришёл на отпевание. Кроме убийцы. Удивительно, но существование столь ничтожного существа осталось в памяти только того, кто вынес над ним приговор.

– Что ж, – подытожил профессор, – собаке собачья смерть, как говорится. У меня не было сожалений о гибели этого человека. Скорее, интерес, назойливый интерес все эти годы не давал покоя. Я рад встречи с вами, спасибо.

– Как интересно распоряжается судьба, – закончил их разговор юноша. – Слава богу, билетов на самолёт не было.

Удовлетворённые разговором, они в тишине смотрели в окно. Светало. Молодой человек пил чай и разглядывал проплывающие мимо берёзы, снег лежал плотным покрывалом, и подлеска не было видно. От этого казалось, что всё вокруг какие-то нереалистичные декорации, окружавшие игрушечный поезд, который едет по кругу, по замкнутой железной дороге. Инженер сидел с ним рядом, напевая песенку.

– Что ты поёшь, это что на английском, времён Шекспира? – поинтересовался профессор.

– Да, нет, помоложе. Я помоложе тебя буду. Хотя тоже изрядно стар. Что ж ты выяснил, всё что хотел. Доволен?

– Доволен. Но есть ещё вопрос, не уверен, что кто-то из вас знает ответ, но всё же. Группа оккультистов, к которой принадлежал Льюис появилась в газетах через пару месяцев, после случая с доктором в поезде. Это было громкое дело. Они подверглись жестокой расправе: одни были приколочены к деревянным стенам дома, других утопили в озере привязав к их ногам камни, среди них был и Льюис, и преподобный Клаус. Виновных не нашли, так как никто не подходил под описание немногих очевидцев.

– Очевидцев? – изумился инженер. – Кто же выжил в такой бойне?

– Дело в том, что преподобный Клаус решил, что его Божество недовольно, и предложил невинных детей в качестве жертвы.

– И что же они рассказали? – отвлёкся от своих мыслей юноша.

– А рассказали они занимательную историю о том, как прямо в кругу, начерченном преподобным, и после молитвы материализовался голый юноша с горящими огнём глазами. Он имел хрупкое тело, но одним взмахом руки отбросил оккультистов в сторону. Затем  силой мысли прибил их осколками мебели к стенам. Освободил детей и направился к озеру, как был голым, паря над землёй и волоча за собой, опять же силой мысли, всех оставшихся оккультистов. Всё это сопровождалось воплями и стенаниями, но Божество было неумолимо. Сохранились даже детские рисунки этого действа. Хочешь, покажу? – поинтересовался мужчина, улыбаясь.

– Я там голый? – как-то мрачно спросил молодой человек.

– Конечно, – засмеялся профессор. – Дети очень впечатлительные. Им, естественно, не поверила полиция, хоть все семеро говорили одно и то же.

– Да, семеро, восьмого я спасти не смог. Не успел, – с горечью проговорил тот. Они помолчали.

Профессор посмотрел на часы.

– О, пять утра! К сожалению, господа, мне нужно откланяться. – Он встал, разгладил костюм, на голову надел шляпу, взял свои вещи и двинулся к выходу. В дверях купе остановился и с чувством сказал на прощание:

– Именно ради таких мгновений и стоит жить эту долгую жизнь. Надеюсь, до свидания!

Они распрощались. Через час и молодой человек засобирался. Он долго упаковывал все свои вещи, которые он достал ещё в начале пути и оставил валяться на верхней полке. Как только всё было уложено, с жаром протянул руку инженеру:

– Я счастлив, что мы встретились. Это было почти невероятно, но всё же это случилось.

–  Да, это, правда, необычная история, – заулыбался мужчина. – Надеюсь, в будущем вы больше не будете собирать культы. Это, знаете, немного хлопотно, что ли.

– Да, я с вами полностью согласен! До свидания.

Молодой человек вышел на пустой станции. Постоял, подождал, пока поезд наберёт обороты, и растворился в воздухе. Инженер доехал до конечной, оглядел пустое купе, вздохнул, вышел в шумный, бурлящий город и поехал по своим делам.

Авторы: Киселёва Елена, Зайченко Ольга, Бибик Алина

Показать полностью
10

Плесень. Часть Вторая

День второй.

8:00.

Молодой человек, лет примерно тридцати, встал с кровати и на непослушных ногах подошел к компьютеру. Раздался легкий щелчок и внутри белого корпуса компьютера негромко заворчали вентиляторы. Будто пчелы на майском лугу…

Новый день. Он повторяется от каждого восхода и до очередного заката, но именно сегодня Андрей вдруг почувствовал, что к старым ощущениям прибавились новые. Еще маленькие, неокрепшие, но уже подающие тревожные знаки: что-то сегодня по-другому!

Кофе горький, но Андрей пьет его, толчками пропихивая напиток в себя. Ему нужно проснуться, потому что каждое утро пробуждение мучительно. Глаза не открываются, и даже с закрытыми веками на них незримый песок. Интересно, – подумал Андрей, – может лучше перейти на чай? А то каждый день кофе, кофе… Я скоро с ума сойду от него.

Пока он пьет горячий кофе, то невзначай рассматривает свои руки. Ногти гладкие, кожа вокруг них ровная и блестящая. Еще бы: Андрей с маниакальной педантичностью следит за своими руками. У него даже в кармане пиджака прячутся кусачки для ногтей, и где-то среди страниц его рабочего ежедневника вместо закладки спрятана пилочка, стыдливо украденная у супруги из косметички.

Она в этот момент спала на кровати. Ее черные, словно ночное небо, волосы разметались по белоснежной подушке. Медуза Горгона… Кто взглянет на нее – окаменеет, завороженный. Один глаз закрыт, а второй будто бы наблюдает за ним сквозь щелочку век, но всё обман и иллюзия – Даша видит сны, и зрачок недвижим. Она дышит ровно и спокойно. Тонкие губы плотно сжаты; кажется, дотронься до нее – она вскочит с кровати молчаливо разъяренная и расцарапает руки посмевшего разбудить ее. Суровая девушка. Наверное, ее предки покоряли на своих кораблях эти земли в рогатых шлемах, подумал Андрей.

– Я скоро пойду на работу. – Негромко произнес он и отпил из чашки.

– Ага. – Как-то не разжимая губ ответила Даша. Внезапно открывшийся дар чревовещания… Как так получилось, что они давно перестали разговаривать о каких-нибудь совершенных глупостях? Когда последний раз она говорила ему, что любит его? Черт возьми, это было настолько давно, что размылось в памяти Андрея.

Она была скупа на эмоции и совершенно не тактильна. Когда Андрей к ней прикасался невзначай, Даша вздрагивала, словно от неожиданности. «Ну, я сто раз тебе говорила, я не люблю, когда меня трогает кто-либо…»  А смысл тогда их совместной жизни? Андрей мог бы сто раз прервать эти отношения, да что-то не давало ему это сделать. Слабохарактерность, страх, черт его знает… Хоть бы раз сказала: Я тебя люблю! Но нет же, Андрею приходилось заслуживать это признание. Хочешь, чтобы тебя любили? Изволь быть таким, чтобы тобой можно было похвастаться перед подругами, словно редкой вещью. Чтобы пройтись с тобой за ручку в многолюдном месте, а женщины бы томно вздыхали, откровенно завидуя. Но пока ты не такой – будешь мерзнуть в странном одиночестве. И не забудь свои мечты засунуть поглубже в карман – они никому не интересны и лишь мешают создавать образ успешного мужчины.

Одиночество среди окружающих тебя людей – самое невыносимое.

– Ты замазала родинку что ли? – Его голос буднично тускл.

Она промолчала, медленно просыпаясь, и потом лениво ответила:

– Какая родинка?

– На щеке. – Он громко отхлебнул чай из чашки. – Я вчера тебе говорил о ней. Ты еще сказала, что она всегда там была…

– У меня никогда не было никаких родинок на щеках. – Она спрятала зябнущий нос под одеяло. – Иди на работу.

– Знаешь, я хочу сегодня пропустить… Просто никуда не пойти…

– Ну, здравствуйте… – Она бросила на него недовольный взгляд. – А кто в этой семье будет зарабатывать? Тем более ты, – ее палец словно копье уставилось на Андрея, – обещал дать мне на день рождения денег на подарок.

– А, может, я тебе сам куплю? – Робко запротестовал он.

– Ты как всегда купишь то, что мне не понравится. Нет уж. Давай я сама себе выберу. –  Её голова, словно сурок в своей норке, пропала в складках одеяла. – И ни в коем случае не покупай больше овсяное печенье. Я его ненавижу…

– Что-то сегодня не так. – Андрей слегка нахмурился и отвернул лицо в сторону. – Такое ощущение, что каждую ночь мне стирают память, и я каждый день проживаю одно и то же… Как будто настоящая жизнь проходит где-то в стороне…

13:00.

Прогресс не стоит, замерев на месте. Он словно любопытный ребенок, который вечно пытается залезть всюду, иногда получая за это оплеух, но никогда не сдающийся. Этот ребенок сначала придумал привязать камень к палке, и получившимся топором выстругать свое первое оружие и орудие. Со временем он научился совершенствовать свой каменный топор, и вот он уже держит своих слабых детских ручках разделенные ядра атомов, глядя на хрупкий мир чистыми незамутненными глазами. Он научился эффективно разрушать, но не научился беречь. Он создал искусственный интеллект, но увлекся и погряз в нем, и теперь смотрит на людей из мониторов, больших и маленьких, и пытается вспомнить кто они такие – люди…

Андрей нехотя проходит через турникет на проходной офиса, и, не глядя в будку охранника, бросает.

– Привет, Серег.

Оттуда звучит раздраженный голос дородной женщины:

– Какой я тебе Серега? Не выспался что ли?

Андрей на секунду замер.

– А Сергей заболел что ли?

Женщина в синей униформе молча посмотрела на него поверх очков, и, убедившись, что тот не пьян, ответила:

– Молодой человек, я работаю тут уже двадцать лет, и ни разу за все эти года на моем месте не работал ни один Сергей. Поверьте моему опыту, на этом месте ни один мужчина не смог бы удержаться – тут нервов у пяти Сергеев бы не хватило бы!

– Понятно. Извините. – Андрей поджал губы и прошёл дальше. За ним медленно, как тело гусеницы, двинулись такие же хмурые служащие.

Действительно, каждый день Андрей проходил через этот турникет и тут всегда сидела эта женщина, которая глядела на всех входящих и выходящих взглядом цербера, готовая разорвать любого, кто посмел бы на рушить стройные ряды очередей. Господи, откуда выплыло это имя? Здесь никогда не было никаких охранников-мужчин, теперь Андрей это отчетливо понимал, и неловко наклонив голову постарался скрыться за поворотом офисных помещений.

Чёрт бы побрал тех людей, кто придумал открытые офисные пространства. OpenSpace - звучит как название дезодоранта. Когда ты заходишь, все видят, что ты опоздал; когда ты заходишь – все видят в каком ты настроении, и будто ты весь на ладони и не скроешься от пытливого взгляда офисных обывателей. «Вот бы мне отдельный офис, – подумал Андрей, исподлобья смотря на работающих коллег, – никого бы не видел, и запретил бы заходить в себе по пустякам.

- Андрей! – Из другого конца зала прогрохотал голос начальника отдела.

– Да, Антон Карлович…

- Еще раз меня другим именем назовешь, я подам на развод! – Тот засмеялся, открывая дверь своего отдельного офиса. – Зайдешь ко мне, как будет свободная минутка?

– Я понял, Олег Николаевич!.. – Натянуто широко улыбнулся Андрей. Антон Карлович?! Антон?! Карлович?! Откуда в твоем залежалом мозгу эти имена? Олег Николаевич, старый друг твоего отца. Он приходил в гости к родителям, когда Андрей был еще школьником, и его глубокий, идущий от диафрагмы, голос пронизывал все этажи «хрущевки», и волей-неволей все соседи узнавали об этом визите. И именно по его протекции Андрей устроился сюда, в престижный бизнес- центр, на главной площади города. Его имя должно было отпечататься в подкорке, но… Антон Карлович… Надо бы сходить к неврологу, память стала совсем никудышной…

Андрей сел на свое рабочее место и глянул в окно: высотные здания, заправки, машины, люди – горизонта не видно. Мимо беззвучно прошли эко-активисты, держа в руках транспаранты. Чего они требуют? Хорошо, что стеклопакеты имеют хорошую звукоизоляцию – ни черта не разберешь, что они там кричат…

23:00

Андрей лежит на спине и смотрит в потолок. Мыслей нет. Даша отвернулась, и он чувствует локтем тепло её спины. Позвонки торчат под кожей и похожи на гребень дракона. Да и Даша, кажется, периодически может дышать огнем или источать яд.

– Ты спишь? – Андрей говорит, не поворачивая головы.

– Нет. – Ее голос будто обижен. Осталось только узнать, на что она обижена. Но Андрей привык и не заморачивается с поиском ответа. Он начинает говорить, потому что тишина в квартире оглушает его, вызывая тоску.

– О чём думаешь?

Даша молчит. Кажется, её что-то мучает, но она не может сказать. Она грызет кончиками зубов уголок одеяла, и тихо плачет, вытирая сочащиеся слезы тыльной стороной ладони.

– У меня проблемы с памятью. – Равнодушно говорит Андрей. – Я вспоминаю людей, которых не встречал. Имена, которых я не знаю. Иногда мне кажется я не знаю всех вас, и даже тебя. У меня такое ощущение, что все должно быть по-другому, а сейчас я смотрю какое-то глупое кино со своим участием.

– Дереализация. – Всхлипывает Даша.

– Ага. - Соглашается Андрей. – Или деперсонализация. В чем разница?

– Не знаю, Андрей. – Даша вздыхает, и резко добавляет дрожащим голосом:

– Андрей, я тебе изменяю! И уже очень давно…

– Я знаю. – Спокойно говорит Андрей, и равнодушно добавляет, так же не отрывая взгляд от потолка: – Я тебя простил.

– Какой же ты урод, Андрей! – Не выдерживает Даша.  – И какого чёрта ты меня прощаешь?

– А что мне делать? – Он наконец повернулся к ней.

– Избей меня, наори, поступи как мужик, а не вот это все! – Даша приподнялась на локтях и зло смотрит на мужа.

– Дура что ли? – Он усмехнулся. – Я тебя простил же.

– А вот я тебя не прощаю! – Она отвернулась от него.

– А за что меня прощать? – Андрей немного удивился.

– За то, что ты тряпка такая, и простил меня. Я не прощу тебя за то, что ты простил меня. Я больше не могу видеть в тебе мужчину…

Андрей посмотрел на гребень из позвонков Даши стеклянными глазами, и откинулся на спину.

– Спокойной ночи, Даш. Я люблю тебя…

– Пошел ты, домашняя тряпочка…

Показать полностью
5

Плесень. Часть 1

День первый.

8:00.

Молодой человек, лет примерно тридцати, встал с кровати и на непослушных ногах подошел к компьютеру. Раздался легкий щелчок, и внутри серого корпуса компьютера негромко заворчали вентиляторы. Б-ж-ж. Будто шмели на майском лугу. Пластмасса, разогреваясь, неприятно пахнет.

На кухне шумит электрический чайник. Дешевый и так же пахнущий некачественным пластиком. Около плиты лежит овсяное печенье, которое так любит супруга молодого человека. Она лежит, укрывшись серым, как корпус системного блока, одеялом, и сопит заложенным носом.

Новый день. Он повторяется от каждого восхода и до очередного заката, и чем старше становишься – тем быстрее он повторяется. Тот же щелчок, то же гудение. Каждый день.

Пресный чай болтается в кружке, в нем искривленный пакетик мелкорубленной заварки. Запах бергамота едва заметными нотками щекочет ноздри и, кажется, волоски в носу от этого шевелятся. По утрам молодой человек предпочитает некрепкий чай. Он выпивает чашку, чувствует, как по гортани льется горячий напиток, затем чай обжигает желудок и укладывается где-то внизу. В животе становится тепло и уютно, и оттого возникает ощущение безопасности и устоявшегося порядка в жизни этого молодого человека.

Пока он пьет горячий чай, то невзначай рассматривает свои руки. Проклятые заусенцы! Они лезут и лезут около подросших ногтей, цепляются за все на свете, и тоненько болят, словно комариные укусы. Иногда он машинально пытается откусить их, но зубы не достают до торчащих кусочков кожи, лишь только палец измазывается слюной, а заусенец смотрит на него вызывающе – счастливый и не откушенный.

Невероятно удобные, но растянутые на коленях спортивные штаны и футболка, с пятном от чая, накануне пролитым на нее. На штанах полустертый лейбл, в котором угадывались три полоски, а на красной футболке темнеет небольшим пятном вышитый крокодил. «Бренд!» – иногда многозначительно говорит молодой человек, хотя внутри все же понимает, что фирму за триста рублей не купишь на местном рынке.

– Доброе утро, Андрюша... – Голос девушки хриплый со сна. Андрей обернулся и задумчиво посмотрел на нее, отмечая про себя припухшие веки девушки. Кажется, будто она, Даша, плакала всю ночь, но это не так. Сон Дарьи чуток. Ночью она просыпается каждые два часа и просто бездумно смотрит в потолок, трогая за теплую руку мужа, машинально проверяя, не умер ли тот внезапно во сне. Глупости, конечно, но это был её ритуал, и таким образом она успокаивалась.

Её волосы, что переливаются каштаном и стриженные под каре, едва прикрывали белое с веснушками лицо. Пухлые губы приоткрыты и сухи, а сквозь них с шумом проникал застоявшийся воздух комнаты.

– Доброе. – Пробурчал молодой человек и отпил из чашки. Эта традиция пожелания доброго утра иногда раздражал. Часто Андрея раздражали многие вещи, обыденные вещи: свет, не так падающий на пол, шум чайника на плите, лежащая на стуле одежда, и иногда сама Дарья, постоянно пропадающая в своем смартфоне, отчего ее веки набухали и взгляд становился будто печальнее.

Она все время говорила Андрею, насколько сильно любит его: сразу после пробуждения, щурясь на лицо спящего молодого человека; перед сном, теребя его за русые волосы; за обедом, подходя к сидящему Андрею сзади и внезапно обнимая его за плечи. Поначалу это нравилось ему, он, улыбался, гладил ее руки в ответ. Он был скуп на эмоции, и совсем не умел выразить то, что чувствовал, но неуклюже старался отвечать Даше…

Но однажды, когда он услышал «Я тебя люблю…» в тысячный раз он впервые недовольно поморщился. Эти слова патокой ложились в его голове, слой за слоем, заставляя Андрея ежедневно захлебываться и тонуть в этих трех словах. Я. Тебя. Люблю. Даша с маниакальной жестокостью говорила их, преданно заглядывая в уставшие глаза своего молодого человека. Я тебя люблю. Как манная каша, приправленная приторным абрикосовым джемом. Я тебя люблю… Если каждый день есть этот невероятно сладкий и вкусный торт – можно заработать несварение желудка, не так ли?

– Сегодня у тебя появилась родинка на щеке? – Его голос буднично тускл.

Она промолчала, медленно просыпаясь, и потом лениво ответила:

– Она у меня всегда там была…

– Я не помню. – Он громко отхлебнул чай из чашки. – Я, если честно, не помню, что происходило, например, вчера.

– Это нормально. – Она вытянула руки над головой, потягиваясь, а слова стали выходить натужно. Рот странно исказился – девушка зевнула.

– День похож на день: вчера ты так же утром сел за компьютер, так же пил свой чай, и я проснулась позже тебя. Дни похожи и сливаются в твоей памяти, и ты не можешь их отличить. Это нормально. – Повторила она. - Главное, что я люблю тебя, а остальное не так уж и важно…

– Нет, дело не в этом. – Андрей слегка нахмурился и отвернул лицо в сторону. – Такое ощущение, что каждую ночь мне стирают память, и я каждый день проживаю одно и то же…

13:00.

Бумаги, бумаги… Откуда на рабочем столе столько бумаг? Целое кладбище спиленных и переработанных в белые листы деревьев. Каждый скрип рабочего офисного стула под Андреем тщательно документируется, скрипу присваивается инвентарный номер и отправляется в архив. В чем смысл всей этой компьютеризации, если юридическая компания, где он работает, все еще ведёт бумажный документооборот?

– Здорово, Серега. – Андрей, словно плетью, взмахивает рукой, приветствуя охранника на входе.

– А, привет, – тот слегка растянул губы тот, не переставая писать что-то в свой журнал посетителей.  Его усы смешно топорщились, когда он старательно выводил буквы плохо пишущей ручкой: она царапала бумагу, не оставляя чернил на ней, и поэтому раздражала охранника.

– И пишет боярин всю ночь напролет? – Молодой человек улыбнулся, подходя к турникету. – Откроешь?

– Открою. – Сергей нажал на невидимую кнопку. – Ключ-карту опять дома забыл?

– Ага. В который раз уже. – Брови Андрея виновато поднялись вверх, к небрежной челке.

– Ну, проходи, что уж тут… – Ручка, кувыркаясь, полетела в мусорное ведро. – Чай, не чужой человек…

Окна в коридоре снаружи обклеены зеркальной тонировкой, и из-за этого внутри свет становится приглушенным. Во всех кабинетах на окна повесили жалюзи, и, когда Андрей проходит мимо этих окон, его лицо на пару секунд покрывается полосами теней и приобретает зловещий оттенок. Его туфли цокают по бетонному полу, и Андрею нравится этот звук. Будто молотком забивают гвозди в уши местным аборигенам: юристам, бухгалтерам, IT-шникам.

Андрей, как винтик, каждый день проворачивался в своем пазе, выполняя одинаковые задачи. Когда он впервые пришел на свое рабочее место, заметил, что монитор его компьютера смотрит на него надменно и недоверчиво. Еще бы: он здесь был с самого основания компании, а тут пришел этот выскочка – новичок и хочет показать ему, как нужно работать. Не бывать этому, подумал компьютер и намертво завис. Никогда не показывайте компьютеру, что он нужен вам, иначе он поймет и возгордится, и зависнет от осознания своего величия…

– Андрей! – Словно призрак из очередной двери выплыл начальник отдела, задевая грузным телом одновременно обе стороны дверного проема. Наш герой машинально посмотрел на пуговицы его пиджака. Они грозились вот – вот отлететь и, будто разрывными пулями, прошить тело Андрея.

– Да, здравствуйте, Антон Карлович.

– Вот скажи мне, Андрей, какого ляда я уже третий день жду сводного отчета за квартал, а? – Монолитная скала начальника отдела угрожающе нависла над подчиненным.

– Извините…

– Не извиняю! – Откуда-то сверху прогрохотал голос Антона Карловича. – Чтобы сегодня же ты стоял у меня. Как кролик, а в зубах чтоб держал этот отчет, понял меня?!

– Да, еще раз извините, я понял. – Андрей потупил глаза в пол, а огромная туша, кряхтя и покрываясь потом, зашла обратно в свое логово дракона. Что ж, новый день немного не задался, подумал Андрей, и зашел в свой кабинет. Здесь можно вздохнуть свободно, хотя бы потому, что Антон Карлович попросту не смог бы пройти в узкую дверь его кабинета. Будет пыхтеть и ругаться, но там, за тонкой стенкой, в коридоре, а тут, казалось сам воздух был непоколебим. Место тишины и покоя.

Часто Андрей смотрел просто так в окно. Когда смотришь на происходящее снаружи, сидя в каком-то помещении, иногда кажется, что смотришь какую-то документалистику. Люди ходят по своим человеческим делам, лица у них озабочены, и ничего их не беспокоит, кроме их человечьих дел. Изредка кто-нибудь остановится и в недоумении поднимет голову вверх, словно спрашивая себя, чем же он таким важным занят, смотрит пару секунд в пробегающие облака и на мгновение стряхивает с себя рутину, и чувствует себя свободным от всего. Нет ни тела этого несуразного; нет этой крупы, за которой этот человек спешил в магазин; нет других людей, толкающихся угловатыми плечами в общей суматохе бытия.  Есть лишь чистый разум, обращенный прочь от хлюпающей земли, через зрачки, через океан ветреных высот, и космической высоты навстречу чему-то бессмертному и еле уловимому…

А потом он опускает голову, его лицо снова надевает озабоченную маску, и человек снова спешит за крупой «по акции». Тела наши бренны, а дела наши важны. Лишь бы успеть, лишь бы не опоздать и быть первым в очереди в этой чудесной гонке за всякими крайне необходимыми вещами «по акции»…

Андрей сел за свой стул, обитый зелёной, немного потертой тканью. На столе лежал журнал «Бухгалтерский Вестник». Тоска. Молодой человек зевнул, и отвернулся к окну. Где-то около горизонта спичками торчали трубы завода. Кажется, там перерабатывали металл. Этот завод был точкой преткновения местных эко-активистов, и они грозились закрыть завод насовсем. Но собаки лают – караван идёт, и завод изо дня в день продолжал весело дымить клубами стелящегося дыма, а активисты так же неустанно продолжали жаловаться. «Война добра со злом» – усмехнулся Андрей, и открыл первую страницу своего ненавистного ежеквартального отчета…

23:00

Андрей лег в кровать, стараясь как можно скорее спрятаться под одеяло. Какой бы тёплой ни была комната, после того, как снимешь одежду, всё равно зябнешь, пока не заберешься под одеяло, прижав прохладные ступни друг к другу или к Даше. Она кричала, чтобы он убрал свои ледяные ноги от нее и почти истерично хохотала, пряча свое тело глубже в кровати.

Она вообще была смешливой, ей всегда было смешно от почти любого события. Андрею казалось, что иногда она выдавливала из себя глупый смех, чтобы громко и странно похохотать. Смех без причины – признак?.. Признак того, что по-другому она не умела реагировать на волнующие её вещи. Она улыбалась на свадьбе ее подружки; она так же улыбалась на похоронах своей тётушки; она улыбалась, когда нашла на улице грязного бездомного котёнка. Глупая, растерянная улыбка.

Они лежат лицом друг к другу. Он улыбается, а Дарья передразнивает его, строя рожицы, несильно хватает его за нос и тянет из стороны в сторону, будто хочет оторвать. Андрею захотелось чихнуть, но все никак не выходило, отчего его глаза наполнились слезами.

– Не грусти, а то грудь не будет расти! – Даша засмеялась.

– Думаешь, не стоит? – Андрей тыльной стороной руки вытер слегка намокшие глаза.

– Думаю, не стоит.

В комнате тихо. Около кровати стоит механические часы, и в этой тишине слышно, как секундная стрелка, словно шпага, вздымается всё выше и выше, пока не начнет опадать, будто невидимый рыцарь, держащий ее, оказался смертельно ранен. К этим размеренным щелчкам прибавляются звуки вдохов и выдохов. Дыхание Андрея – будто толчками выталкивает воздух из себя, и Даши – непрерывная змейка снует из одной ноздри в другую.

– О чем думаешь? – Даша глядит на него сквозь упавшую на её взгляд челку. У нее глаза цвета августовской листвы; глаза озорные, будто она хочет натворить что-нибудь и сбежать. Андрей закрыл эту листву своей ладонью, и негромко сказал:

– Ни о чем. А ты?

Она улыбнулась, открыв наружу кривоватые, как у подростка, зубы, и ответила:

– Я тебе кое-что скажу, только ты не подумай, что я потихоньку с ума схожу, ладно?

– Ладно.

– Тогда послушай. – Неуверенно произнесла она. –  Каждый раз, когда я засыпаю, на утро я не совсем уверена, что я – это я. Нет, все вещи которые я оставила лежать, так и остаются на своих местах, но что-то незримое все же меняется… Что-то неуловимое, будто воздух другой; будто вокруг меня поменяли декорации на такие же, но вот краска на этих декорациях уже другого оттенка. Я держу твою мятую футболку в руках, закрываю глаза и втягиваю ее запах в себя. Странно. Безусловно это запах твоего тела, но к нему подмешивается тоненькой струйкой что-то новое. Мозг будто подкидывает мне каждый день загадку: найди десять отличий сегодняшнего дня от вчерашнего, и попробуй не найти – весь день будешь ходить встревоженная, как дура…

– Гм. Очень похоже на квантовое бессмертие.

– Опять будешь умные слова говорить? – Даша ущипнула его на голую кожу руки.

– Ну как тебе сказать… Вот представь ты живешь, живешь, а потом раз! – и внезапно умираешь, но в этот момент реальность для тебя раздваивается, и в одной реальности ты действительно умираешь, а в другой ты продолжаешь жить и продолжать щипать по вечерам меня, – он подмигнул ей, заблаговременно натягивая свое одеяло чуть выше. – Но потом во второй реальности завтра ты попадаешь под трамвай, и снова реальность раздваивается для тебя, и в одной ты умираешь и оставляешь безутешного вдовца после себя, а во второй ты отряхиваешься, ругаешь трамвай и живешь дальше. И так до бесконечности. Каждый раз умирая, ты создаешь новую реальность, и я, и тётя Мотя, и дядя Петя. Мы в геометрической прогрессии плодим новые реальности со своими мертвыми телами. Поняла? – Он в ответ потрепал ее веснушчатый нос.

– Ничего не понятно, но очень интересно! – передразнила его Даша.

– Ну и… - он многозначительно надул щеки и выпучил глаза.

– Сам дура-аак! – Рассмеялась Даша. –  Давай спать. Завтра тебе на работу, чтобы зарабатывать деньги на мои хотелки! – Она улыбнулась и поцеловала его в нос. – Люблю тебя, спокойной ночи.

Показать полностью
183

Темнейший. Глава 36

Факела на стенах подземелья освещали воителей, выстроившихся в линию. Камил прохаживался вдоль этой шеренги и не мог налюбоваться своим мёртвым отрядом. Пылинки смахивал с «поднятых». Трупы уже высохли. Камил их окончательно мумифицировал, пропитав смолами и обтянув льняными полосками, чтобы совсем остановить гниение. Половина лета ушла на работу, хотя можно было поднять и куда больше, если бы крови хватало. Раз в неделю он поднимал парочку, выхаживал. Глядел, какой мертвец самый способный. Кто быстрей, кто сильней, а кто стреляет лучше. И распределил обязанности соответственно.

— Красота? А? – спрашивал Камил.

— Впечатляет, милорд… — отвечал Нойманн.

— «Впечатляет»… Ты глаза свои видел? Пустота, да и только!… И всё же – мертвецов маловато… Как думаешь? Легко будет одолеть такой отряд?

— Если заковать их всех в латы, как у Железяки, то… это будет очень страшно, милорд.

— Да, — кивнул Камил. С доспехами были некоторые проблемы. Ламелляров имелось всего пять комплектов. На остальных пришлось надевать кольчуги и стёганки. Благо, тех имелось в достатке – Есений запасся, да трофеями досталось от разбойников. Поэтому Камил надевал кольчуги в два слоя. В качестве шлемов он использовал только глухие бармицы – эти пришлось отнять у живых дружинников. Им не так нужно. Пусть сидят за стенами.

Мертвецов Камил укутал в шубы, кафтаны, рубахи – надевал слои одежды до тех пор, пока не мешало движениям. Это не просто дополнительно защитит воителей, это, к тому же, утяжелит мумии – ведь все они высохли, потеряли всю воду и стали теперь лёгкие. Не как пушинки, но сильно легче человека. Достоинство их всё же заключалось в том, что бьют и бегают они тогда быстрее, чем более тяжеловесные люди. А недостаток их заключался в борьбе. Железяку ведь дважды валили на землю – и неспроста.

Впрочем, в тесном построении на поле битвы никто с мертвецами бороться не станет в здравом уме. А для коней всегда хорошо, когда всадник лёгкий – они и скачут быстрей, не устают так сильно и полезного груза с собой могут взять больше.

Латы Железяки лежали всё там же – в тёмных и опасных коридорах подземелья. Испытывать судьбу и идти сражаться с древними чудовищами Камил не решился. Он был уверен, что даже таким числом ему не одолеть Кентавра и Шестирукого.

Тогда Камил отправил в подземелье мёртвых псов, заставив их громко лаять. Он выманил сначала Шестирукого, а потом и тяжёлого Кентавра – к одному ходу, прямо к символам. И сразу же, по другой ветке коридоров, бросил трёх самых быстрых мертвецов налегке. Назад они вернулись с Железякой и доспехами порубленных на части дружинников – и обманутые Кентавр с Шестируким не смогли догнать мертвецов.

Благо, Химеру свою Есений припрятал с этой стороны от символов – тащить её никуда не пришлось. Камил разглядел эту Химеру внимательней. И понял, что брат не высушивал сшитые части тел. Он их пропитал какой-то особой жидкостью – отчего чудовище не потеряло в весе, сохраняя, в итоге, натиск… А ведь и Кентавр не выглядел лёгким. Может, предки в своё время нашли некий иной, более совершенный способ мумификации?

Ламелляры и латы Камил тут же отдал поместному кузнецу на починку. Тот не мог не задать вопроса – уж не Железяки ли это латы… И кто их так сильно повредил? И кто порубил ламелляры настолько лихо? И куда тогда подевался сам рыцарь?

— Чини и не задавай лишних вопросов, — ответил Камил и протянул побольше золота сверху. – Доспехи нужно починить так быстро, насколько сможешь. И болтай поменьше…

Кузнец всё сразу понял, благо не баба-сплетница. Приступил к работе. А Камил занялся прочими приготовлениями.

— Вальд, — обратился Камил к своему прихвостню, по-дружески ткнув того кулаком в плечо. – Помнишь, ты говорил, что Нойманны и Миробоичи – навек союзники? Ты говорил правду?

— Да, милорд. Конечно, правду! – ответил Нойманн.

— Это хорошо, — сказал Камил. – Потому что Миробоичам сейчас нужна помощь. Сам знаешь – Долг у нас огромный. Его надо платить. А нечем. Было бы отлично, если бы ты помог Миробоичам деньгами. Разумеется, не за просто так! Я подарю тебе четыре колбочки «слёз счастья»! И целую неделю потом буду давать тебе по две колбочки каждый день. Если, конечно, ты сможешь договориться со своим батюшкой, чтобы тот прислал нам побольше богатств!

— Да! – тут же просиял Вальдемар в своей бесконечной жажде демонических удовольствий. – Всё будет сделано в лучшем виде!

— И побыстрей. Чтобы они успели прислать гонцами все ценности до того, как к нам явится Хмудгард.

— Хорошо, милорд!

— И ещё! – добавил Камил. – Попроси латные доспехи. В ваших краях кузнецы знают толк в латном искусстве куда лучше, чем наши…

Конечно, не было никакой гарантии, что отец Вальдемара пришлёт достаточно много денег. Но Камил рассудил, что Вальдемар ради четырёх колбочек пойдёт на многое и всё-таки найдёт подход к своим богатым родителям. На это занятие он устремит всю свою волю!

— И куда же подевался Иштван? – спросила Жанна, во время одного из ужинов.

— По делам уехал, — ответил Камил, потому что рядом были служанки. Надо бы придумать другую отговорку, подумал он тогда. А то все в поместье, кто пропадает без вести – «едут по делам» и узнают об этом только из его уст.

— И хорошо, — сказала Жанна. – Без него как-то спокойней на душе…

— Истван! – добавил Орманд-младший, играясь деревянными солдатиками. – Дурак!

— Умничка! – засмеялась Жанна и, наконец оторвавшись от вина, обратила внимание на своё дитя. – Но при дяде-Иштване так не говори! Это не вежливо!

Правду рассказал только Ларсу. Дружинник присвистнул, когда узнал, что же на самом деле творилось всё это время в стенах поместья.

— Выходит, наши земли ограбили за наши же деньги? Очень умно…

Когда кузнец починил доспехи, Камил тут же вырядил в них мертвецов. Получился Железяка Второй – малость помятый, но, в целом, такой же крепкий. Даже лучше – Камил отобрал самого сильного и здорового, тогда как клеймённого разбойника, который напал на него несколько лет назад, он не выбирал. В хорошие пластинчатые доспехи, которые непросто пробить оружием, Камил нарядил семерых мертвецов. И остальных пятерых – в кольчуги и одежды. Тринадцать мертвецов. Получилась чёртова дюжина, если не считать мёртвых псов…

С нею Камил выступил из поместья глубокой ночью, усадив чёртову дружину на коней. Мямля убрал караульных со своих постов на время, чтобы те не видели лишнего. Впрочем, лица мертвецов были перемотаны шарфами, закрыты бармицами. А мутные стеклянные глаза закрывались полупрозрачными тканями.

Никак и не понять, что это мертвецы едут, если не вглядываться долго в их не совсем естественные для человека движения.

Рядом с дружиной по дороге неслись мёртвые псы.

Из живых Камил с собой взял только Нойманна и Рыжего. Ларс хотел тоже отправиться со своим повзрослевшим воспитанником, но Камил ему отказал. Если он не вернётся из похода живым, то Ларс пригодится в поместье. Дружинник сильно удивился, когда узнал о планах Камила. И, особенно, о его мертвецах.

— И даже Железяку вернул? Или это новый?.. Я по нему, оказывается, скучал! – сказал старый дружинник. — Будь осторожен. Эх, как неумолимо летят года… Вот ещё совсем недавно ты учился грязным приёмчикам, чтобы дать отпор «старшакам». А теперь идёшь в рейд, практически в одиночку. Со своими мертвецами…

Ночи уже сделались холодней. Начали желтеть листья на деревьях, осыпаться. Лето закончилась, наступала осень. До визита Хмудгарда нужно успеть накопить на Долг. Времени не так много, как хотелось бы. Камил теперь видел вокруг себя предателей. Кто знает, где ещё Искро завербовал себе людей?

В поместье больше не было никого, кто мог бы существенно навредить финансам. Но среди дружинников вполне могли оказаться предатели, которые могут открыть ворота, в случае открытого противостояния. Камил поручил Ларсу и Никлоту внимательно следить за поведением бойцов и придворных. Этим двум он доверял.

Камил много размышлял, кто бы ещё мог предать его. И мысли его постоянно сходились на Радиме Златиче – управленце баронства Житников. Это было самое слабое звено в его власти. Может, конечно, из-за сформировавшейся неприязни – из-за грубой встречи несколько месяцев назад. Но Камил считал, что князю Искро было бы чрезвычайно полезно завербовать Златича.

По пути к имению, он всё размышлял, как бы вывести управленца на чистую воду. Была б его воля – он бы поставил в баронстве у Житников своего человека в надзиратели, вышвырнув Радима со своего места. На роль нового управленца лучше всего подошёл бы Ларс. Но тот нужен и в поместье… Может, тогда подготовить Никлота?..

Время покажет. Камил прибыл со своей дружиной к воротам Радима Златича. Стены не высокие, скорее даже забор… На этот раз Камила не успели встретить в чистом поле.

— Кто такие? – спросили на воротах.

— Камил Миробоич, — ответил Камил. – И Вальдемар фон Нойманн. С небольшой дружиной. Пришли к вам в гости. На ночлег.

Через несколько минут навстречу вышел нахмурившийся Радим Златич, со своими дружинниками, выряженными в блестящую броню, с красными каплевидными щитами за спиной.

— А, это ты, — поморщился Радим, когда разглядел Камила. – Чем могу быть полезен? Сбор мы уже отвезли к вам в имение неделю назад. Что-то не понравилось?

— Я не за Сбором. Проездом. Проверю, как у вас здесь обстоят дела. И переночую – завтра нужно будет отправляться по дальше.

— Вот как, значит, — хмыкнул Радим, внимательно разглядывая спутников регента. – Ну, проходите тогда…

Удивительно, но Радим пропустил их в поместье, даже не начиная перепалки. А Камил уже приготовился к тяжёлой встрече, к тому, что придётся ставить Златича на место…

Радим тут же распорядился, чтобы служанки и мужики приготовили прибывшим жратву, на что Камил ответил, что его дружинники уже сыты – будто перекусили огромным кабаном по пути неподалёку, да и что этим вечером они обойдутся сушёным мясом из своих мешков. Сказал, что голодны только он и Вальд – попросил мяса с вином. И Рыжему тоже притащить кусок…

Поместье было окружено высоким забором. Всё-таки, лучше, чем ничего. Если вовремя реагировать, то можно даже успешно отбивать атаки – атакующим будет всё равно сложней биться, чем обороняющимся. Впрочем, как показала практика, нападающие наскочат внезапно и не станут биться с дружинниками на стенах. Ночью они пролезут через этот небольшой забор в нескольких местах, затем тихо прирежут караульных. А потом откроют ворота и устроят резню всех спящих. Именно так Эрн и взял поместье Житников. Малой кровью.

Радим бурчал, чем-то недовольный, но показывал своих воителей, что он следит за состоянием дружины, показывал сокровищницу, показывал труды ремесленников, рассказывал о положении дел в окрестных деревнях. Баронство за семь лет оклемалось, встало на ноги. Будто ничего и не было. Конечно, люди теперь здесь живут другие. Конечно, ремесленников пришлось заманивать сюда из города, искать их среди талантливых крестьян. Но в целом работа была проделана колоссальная.

— А не проходили мимо вас люди в кольчугах и с телегами? – спросил Камил.

Выяснилось, что Радим видел самозванцев. Но те ему ответили, что они торговцы. Щитов с гербом Миробоичей у них он не разглядел – скорее всего, разбойники их предусмотрительно спрятали, когда шли через эти земли.

— Вот ублюдки, — сказал Радим, когда узнал о том, что произошло. – Старейшины – тупицы. Никогда не видели в лицо – и суют свои пожитки. Помнится, в первый раз я встретил тебя. А? Чуть не подрались!.. Нынче нужно десять раз проверить, прежде чем довериться… А вообще, малец, нужно было сразу же посетить все деревни. Сам виноват. Люди должны знать своего правителя в лицо.

Радим Златич, видно, пользовался в поместье уважением. Дружинники, служанки и работяги слушались его без лишних слов.

Много с ним не наговорить – не болтливый. И неприятный. Видно, что гордый, заносчивый. Но проблем со Сбором у него не возникло никаких. Вроде, вполне себе послушный. Пока что.

Подозрений он вызывал не так много, как если бы вёл себя услужливо и тихо. Камил теперь всех услужливых невольно подозревал в первую же очередь. Недовольный грубиян скорей всего не любит тебя, но зато он и шпион вряд ли. А прямые и громкие подлянки куда предпочтительней подлянок тихих и, от того, внезапных.

Камилу не удалось найти свидетельств предательства, но так же не удалось убедиться в абсолютной верности. Он подумал, что когда-нибудь нужно будет убрать Златича. И поставить на его место кого-то более лояльного. И чем быстрее, тем лучше. Но пока самая главная проблема – это Долг. И совершать болезненную для местных перестановку в такой тяжёлый момент может оказаться ошибкой.

И напоить бы Радима «слезами радости»! Но был управленец слишком далеко от его поместья – не сможет регулярно получать колбочки.

Дружинники с любопытством глядели на необычайно дисциплинированный отряд Камила. Особенно на Железяку, громыхавшего тяжёлыми латами. Воители Миробоича молчали, ходили с закрытыми лицами. Излучали некую тревогу, только вот непонятно было — почему…

Камил выставил вокруг своей опочивальни самую надёжную охрану. Никто не сможет через неё пробиться, даже если Златич ополчит всю дружину. Нойманну, как знатной особе, предложили отдельную комнату, но Камил сказал, что они все поселятся в одной – любят поболтать.

Ночь прошла тихо, спокойно. В поместье у Житников было как-то особенно уютно. Наверное, это был всего лишь контраст с почерневшими от старости стенами родового имения Миробоичей, где каждый камень излучал древнюю мистическую загадку. У Житников всё было обустроено куда приятней… И вот этого рая восставшие лишили Жанну. Камил представил, как одной тихой ночью жизнь маленькой девочки, привыкшей к теплу отца и матери, вдруг меняют. Меняют на кровавые расправы, на бесконечные изнасилования, на холодные ночи в вонючих палатках похотливых бандитов. Ужасная жизнь. Камилу очень повезло, что рядом с ним тогда оказался командир Орманд, Ларс и Мямля. Ценность этого подарка судьбы он почувствовал в стенах Житников особенно сильно. Благодаря этому подарку, он вырос сильным. А мог бы стать таким же заложником своей судьбы, как Жанна…

Камил выдвинулся с мёртвой дружиной, едва забрезжил рассвет. Через несколько дней Рыжему нужно встретиться с разбойниками-самозванцами в назначенном месте у Тракта. Для доплаты. Именно поэтому Камил не стал казнить Иштвана и Рыжего, как бы сильно не хотелось это сделать. Иначе весть о казни тут же облетела бы окрестности и, возможно, дошла бы до разбойников. Которые точно бы тогда не явились к Тракту…

____

Спасибо за дон!

Дарья Олеговна 200р "Спасибо за побег от реальности"

____

Мой тг канал: https://t.me/emir_radrigez

Показать полностью
42

Байка у костра

Байка у костра


На поляне повисла тишина. Кто палкой дрова шебуршил, кто подливал в кружки соседям вино, кто хлеб на березовый прутик нанизывал.

— Фигня все ваши страшилки, — Артем махнул головой, пытаясь выгнать настойчивые образы.

Горячий хлеб с прогорклой, темной корочкой пах костром. Артем разломил хлеб пополам и отщипнул мякиш из середины, чтобы забить горечь во рту. А затем опрокинул кружку, допивая вино в один глоток.

— Хорошо это, что мы не на проклятом пустыре лагерь разбили. Иначе не байки бы травили, а где-нибудь под кустами лежали, — он посмотрел в пустую кружку и со смешком добавил: — Ну, я и так скоро валяться под кустом буду… Но прежде расскажу вам кое-что. На реальных событиях основано. Эту историю мне еще мама рассказывала, а ей в свое время — ее дядька.

50-е годы. Приехала по распределению фельдшер в хутор в задонье. Девчонка, совсем молодая, только после медучилища. В хуторе — нищета, кругом степь да степь, а до ближайшего города не меньше ста километров.

Поселили ее в старый казачий курень, который отдали под медпункт. Забор повален, только в доме легкие ремонтные работы провели: двери встроили, лампу Ильича на проводах повесили, да рамы новые поставили. Две комнаты оборудовали под кабинет и процедурную, а в третьей, маленькой комнатушке, должна была она жить.

В первый же день, по приезду, навстречу к Наташе фельдшеру, вышла старая-престарая соседка, и говорит: «Ой дите, куда ж тебе жить в этой хате… Ну ты, если что случиться, сразу ко мне беги». А девчонка-то и думает: «Зачем мне, бабушка, к тебе бежать?.. Что такого случиться может?»
Вечером Наташа вымыла полы, сняла паутину и прилегла отдохнуть. Сон еще не совсем сморил бедную, только от усталости ноги ватными стали. Лежит она, в потолок смотрит, а рядом только муха кругами летает, жужжит. Вдруг, слышит - собака соседская залаяла, да рядом тихие всхлипывания раздаются. И становятся все громче и громче - ребенок заливается и женщина взахлеб рыдать начинает.
Думает: «Точно кому-то помощь нужна». Вскочила, стала одеваться, а сама переживает, что инструменты не разложила, ругает себя, что в первую очередь уборкой занялась. Когда Наталья включила свет, плач резко прекратился, только соседская собака выть продолжала, по ту сторону деревянного забора.

Подумалось ей тогда, может, кто-то мимо по улице прошел? Все-таки окна открыты, август месяц. Да здесь и усталость, и стресс. И фантазия могла разыграться, да когда в сон проваливалась — могло привидеться. Выключила она свет и легла опять, только сна теперь совсем не было.
Через несколько минут все повторилось вновь. Снова рыдания. Снова вскочила Наталья, и снова все прекратилось, стоило загореться старой лампе.

Испугалась фельдшер, выглянула в окно, позвала: «Кто там? Заходите в дом. Я здесь! Я помогу!» Но ответа не было. Только собака протяжно выла и все рвалась с цепи.

Не успела Наталья к лампе подойти, что-то щелкнуло, да свет сам погас. С невиданной силы сквозняком, — каких, к слову, в августе не бывает - лязгнули форточки, да окно в кабинете - точно она слышала, как деревянная рама бахнула. Горшок с подоконника свалился. Наталья бросилась в коридор, а двери сами собой в комнаты стали захлопываться. Снова заплакал кто-то рядом, стал в темноте кромешной за края сорочки хвататься и тянет, тянет. Наталья вскрикнула и давай ногами топать, да края сорочки рвать, чтобы отцепиться. Тут и рука чья-то нежная-нежная, сзади как за шею схватит и давай сжимать, давить, а младенец кричит - разрывается. Собака соседская ему в такт подпевает.
В обморок Наталья упала, а как очнулась, через секунд двадцать, увидела: в черном углу женщина на стуле ветхом сидит, веревку из соломы косичкой вяжет. Наталья давай дергаться, а руки и ноги - окаменели. Давай кричать, а в горле ком комом. И на сонный паралич похоже, да только двигаться она не может по другой причине. Вся она от рук до ног веревкой перемотана, край которой в руке у женщины той.

— Миленькая, давай помогу тебе, давай чая горячего выпьем, - пытается с ней Наталья разговор завести.
А та как на повторе одну и ту же присказку повторяет:

«Мертвые путы вяжу,
Девчонку с собой забрать хочу.
Да в горе этом, в доме этом
Ни счастью не бывать, ни свету…»

Казалось, нет выхода. Слезы покатились по щекам, да стали капать на деревянный крашенный пол. Загрохотали доски на улице, усилился собачий лай и распахнулась входная дверь, пропуская вперед ревущий сквозняк. Собака соседская, сорвавшаяся с петель, вбежала в дом и давай на угол лаять, аж слюна на те же деревянные доски закапала. Потом схватилась пастью за конец веревки и давай тянуть, пока та не распустилась.

Наталья вскочила на ноги, и бросилась на улицу как есть, в одной сорочке и босиком побежала к бабке.

Бабушка чаем Наташу отпаивать давай, а вопросов не задает. Наташа только рот открыть, чтобы все рассказать, а бабка палец дряхлый к изрезанным морщинами губам прикладывает и шепчет строго: «Тихо ты, молчи, покуда рассвет не наступит, и так знаем всё».

Рассказала бабка с утра, что никто в курене этом жить не может. Казачка родила, а казак обманул её и бросил. Задушила она ребеночка, а сама повесилась в углу. Почему Наталью сразу не предупредила - и так ясно. Кто ж поверит в такое сразу? Да и куда деваться, если медпункт оставлять без присмотра нельзя.

Уехала Наталья в тот же день, чтобы никогда не вернуться.

Показать полностью
47

Всем сестрАм по серьгАм (часть 4/4)

Всем сестрАм по серьгАм (часть 4/4)

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 1.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 2.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 3.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 4.

Снилось море. Я пытался вынырнуть, но едва голова оказывалась над водой, накрывала очередная волна, и я чувствовал, что вот-вот захлебнусь.

Открыл глаза и увидел над собой мерзкую рожицу младшего коротышки. Он лил воду мне на лицо из маленького кувшина. Я закрылся рукой, другой оттолкнул от себя это недоразумение и тут же получил удар в грудь такой силы, от которой весь воздух вылетел из лёгких. При этом меня никто и пальцем не трогал. Чёртовы лилипуты, мать их!

Мелкий злобно захихикал.

— Опять попался, — он скалил жиденькие зубки. — Ну что? Выспался, человечек? Как спалось в дерьме?

Он расхохотался.

Когда успокоился, добавил уже с серьёзной рожей:

— Чувствуешь теперь своё место, свинья?

Я лишь стиснул зубы и молча поднялся. Коротышка оказался ростом мне по колено. Он смотрел снизу вверх и чесал затылок.

Грудь саднила. Крепко звездануло, конечно. Как они это делают? Страшно подумать, что было бы, если бы я эту кучку мерзости сильнее пнул. Рёбра бы переломал себе, что ли?

Увидел пакет с едой и даже плюнул от досады — огромная дыра зияла прямо в центре. Внутри остались две сырые картофелины, огурец и ополовиненная бутылка с водой. Ни хлеба, ни печений, ни помидор не осталось. Семечки рассыпаны по всему пакету и превратились в труху.

— Ага, — продолжал злорадствовать мелкий. — Крысы. Соседи твои. Такие же гнусные твари, как и ты.

Я переступил через Промокашку и вышел на улицу. Рассвело, тучи рассеялись. Лучи солнца пробивались сквозь сосновые кроны. Домовой семенил за мной и всё не унимался:

—  Дядя Тихон, тебе больше не даст ничего, так и знай. Собирай теперь грибы, ягоды… Лови вон птиц, мышей. Крыс, опять же. Мсти им! Ты же, вроде как, любишь мстить? Или чё?

— Хр-р-р, — вырвался из меня первобытный рык.

Домовёнок отпрянул и замахал руками.

— Ты давай не рычи тут! Дяде Тихону пожалуюсь — он тебе выдаст на орехи. Мы тут хозяева, а ты — батрак. Вот и будь им! Смирись!

— Я всё равно убью тебя. Тебя и твоего деда, - спокойно сказал я. – Смирись.

Зря это я, конечно, сказал. Малец покраснел и побежал в дом. Вернулся со стариком, который опирался на резной посох.

— Блажишь? Эхе-хе… В общем, так. Наполнишь водой бочку у дома, нарубишь дров, подметёшь двор. Не сделаешь до вечера или ещё раз посулишь что гнусное кому из нас — выпорю.

Он направил на меня посох и трижды взмахнул им, со свистом рассекая воздух. Тут же грудь обожгла горячая боль, будто от плётки или кнута. Я упал на землю, стиснул зубы, чтобы не проронить ни звука. Взглянул на грудь и заметил кровавые полосы в том месте, где обожгло.

Старик опустил посох.

— Вот так вот, Кирюша. Вот такие вот цветочки. А ягодки устрою, если кобениться будешь.

Он подошёл к моему лицу, присел и, глядя в глаза, процедил:

— Забью как шавку.

Около минуты продолжался наш зрительный бой. Он первым отвёл взгляд.

— Вижу, жить тебе недолго, — пробурчал старик, развернулся и заковылял к дому.

* * *

Так началось моё житьё-бытьё в новом старом мире. Я стал крепостным холопом у домовых. Подчинение давалось с трудом. И двух дней не проходило, как меня пороли. Грудь и спина были изрубцованы. Бывало, дело доходило до пятнадцати ударов, но потом Старик обязательно опускал посох. Прибить боялся. Но даже такие пытки не шли ни в какое сравнение с тем, как выводила меня из себя маленькая мерзость по имени Сеня. Вечно пакостил исподтишка, при этом подначивал при любой возможности: «Ускоряйся, хромой человечек» или «Ишь расселся! Работай скотина, солнце ещё высоко». Я мечтал вырвать его поганый язык, но в этом случае я такую обратку словлю, что мало не покажется.

Шло время. Ноги зажили окончательно. В сарае я оборудовал себе уголок, потеснив кур, утеплил стены как смог. Из досок и кирпичей соорудил подобие кровати, обшил её ветошью.

С едой поначалу было туго. Курей есть было нельзя — дед бы меня забил. Иногда перепадали остатки со стола домовых, но их было недостаточно для пропитания. Приходилось ловить живность. В основном — крыс. Готовил их на костре. От первой съеденной крысы меня вывернуло. Потом привык.

Круг моих обязанностей расширялся. Вот я уже и крышу дома латаю. А вот рублю деревья в лесочке, чтобы дрова в доме были. И так по кругу. Тянулись дни, недели… Я не терял надежды, что у этой сверхъестественной системы защиты есть ахиллесова пята, и что я её обязательно найду. Попыток не бросал. То запущу чем-нибудь тяжёлым в Сеню и улечу на десяток метров, как мячик, треснусь о сосну башкой. То подножку ему подставлю, да так из-за этого ногу выверну, что потом неделю хромаю. Короче, каждый раз отдачу получал. Но как-то вечером попробовал просто схватить паршивца руками и понял, что никакого болевого бумеранга при этом не прилетает, кроме странного чувства, будто грудь мою со всех сторону сжимают в стальных тисках. Но ощущение было вполне терпимым, если не сдавливать домового слишком сильно.

Я держал его и наслаждался пронзительным визгом. Он брыкался и пищал, как крыса. Даже кусаться пробовал, но боль от этих укусов не шла ни в какое сравнение с удовольствием от того, как он орёт. Я чувствовал страх врага, чувствовал его слабость. В тот раз ему на помощь прибежал дед и хлестал меня до тех пор, пока я не отключился.

Той же ночью я не смог уснуть. Мысли роились в голове, кипели. Снова и снова вспоминал, как мне это удалось. Даже если домовёнок с силой пытался выбраться из захвата и сам себе при этом причинял боль, я практически не получал обратки. Как только я это понял, у меня появился план, который я вознамерился воплотить в свой день рождения. Причины было сразу две: если всё сложится так, как я задумал, то у меня, по сути, случится второе рождение. Ну а если всё пойдёт не по плану и моя, привязанная к домовым, душа отправится в ад следом за ними, тогда получится просто красиво. Как бы абсурдно это ни выглядело со стороны, меня это веселило и придавало сил и энтузиазма.

В назначенный день позволил себе вдоволь поваляться, хотя и проснулся ещё до рассвета. Сны были тревожными, мысли в голову лезли всякие. Я просто лежал и прощался с миром, с собой. Вспоминал Светлану, которая осталась там, в прошлой жизни. Жива ли? Где она сейчас?

Конечно, я её не убил, не сжёг. Как и всех остальных, впрочем. И дело вовсе не слабости и не в том, что не смог взять грех на душу. Нет, тут другое… В последний момент я понял нечто важное. Я стоял с зажжённой зажигалкой в руке перед обделавшимися, униженными, испуганными людьми. Я заглянул в глаза каждому. Кто-то плакал, кто-то мычал и умоляюще глядел на меня, кто-то явно молился, но все они, все до единого, в миллионный раз пожалели о том, что оказались в этом проклятом доме, что поддались мерзкому искушению. Для большинства из них это унижение уже было хуже смерти. И я понял, что если сейчас подожгу их, то проиграю. А они победят! Убив их, я поддамся не менее мерзкому соблазну, чем они. Я стану таким же. Ничем не лучше их. Я куплюсь на жажду мести вместо того, чтобы быть выше этого. И я погасил огонь. Пусть теперь живут с этим.

Именно поэтому Юра предъявлял мне о смене плана. Но я надеялся, что поступаю правильно. Мы перетащили связанных в домик охраны и ушли, напоследок взорвав гнездо разврата, за что и расплачиваюсь теперь. Но это уже на совести мерзких коротышек. А люди… Хрен с ними. Мне пора было браться за нечисть!

Слишком мудрить не стал. Для начала вырыл яму в углу сарая, глубиной метра в полтора, не больше. Вполне глубокая для таких козявок, как мои зарвавшиеся «хозяева». Заготовил обрывки бумаги, солому и хворост. Из сарая не выходил. Перебил курей, а тушки сложил в мешок. Если мне повезёт — ещё пригодятся.

Мелкий прибежал проверить, как я работаю, и, не застав за рубкой дров, завизжал:

— Дрыхнешь, здоровенный говнюк? Кто за тебя дрова рубить будет? Мы, что ли? Быстро вылезай из своего свинарника и марш на работу! Голодным останешься!

Устав пищать, домовой, преисполненный гнева, ринулся в сарай, и даже не понял, как оказался в моих объятьях. Я воткнул ему в рот картофелину, куском верёвки связал руки и аккуратно, словно новорожденного, положил в яму. Мне нравилось выражение его обезумевших глаз.

Дядя Тихон появился на пороге дома спустя полчаса. Посох был при нём. Я подметал двор. Он взглянул на меня, но промолчал. Обошёл дом, прошёлся по окрестностям, прогулялся вокруг моего сарая, заглянул в нужник…

Тем временем я медленно продвигался к старой сосне, у которой ещё со вчерашнего дня заготовил сюрприз для моего престарелого мучителя.

— Ты что-то удумал, стервец? Где Сеня? — тихо спросил дед Тихон, подойдя ко мне, но ответа не получил.

Затем, в один миг, он подлетел ногами кверху и повис в воздухе. Силок, сделанный из шнурков кроссовок, сработал на «отлично»! Петля сомкнулась на ногах домового, а посох, от неожиданности, он выронил.

Не дожидаясь, пока старик придёт в себя, обхватил его рукой, а другой связал и заткнул рот кляпом. Всё проделал аккуратно, но руки начали предательски дрожать от боли, а грудь сдавливать невидимыми клещами. Я немного ослабил верёвку, полегчало. Затем отнёс деда в яму к Промокашке.

Домовые — это волшебные существа. Судя по фэнтезийным книгам, если связать волшебнику руки и не дать говорить, то он становится бессильным. И надо же! Сработало!

Я скинул в яму бумагу, солому и хворост. Достал стержень и кресало, заглянул в яму — шевелятся, копошатся, пробуют освободиться.

Как бы не так!

— Наверное, надо бы что-то сказать… Но сказать мне практически нечего. Да и не охота, если честно. Просто идите в жопу, садисты грёбаные. И горите ясным пламенем!..

Высек искры на сноп сена, поджёг, бросил горящий пучок в яму, а остальное разбросал по сараю. Вывел корову наружу, отошёл в сторонку, присел у сосны и стал ждать смерти. Если бы был курящим — закурил бы, ей богу. Но сигарет не было.

Я всё прислушивался к ощущениям: не обжигает ли, не задыхаюсь ли, не сгораю ли вместе с коротышками. Но неприятные чувства ограничивались одним лишь давлением на грудь, не более. Когда же обуглившийся сарай окончательно рухнул и осыпался белыми от жара углями, тесные оковы пали, и я смог, наконец, полной грудью вдохнуть воздух свободы.

Поднявшись, подхватил мешок с курятиной, почесал корове за ухом и заковылял к выходу из порыжевшего от радиации леса.

Выйдя на трассу, посмотрел в сторону города. Там густились свинцовые тучи, под которыми медленно парили стаи крикливых ворон. Кроме этого карканья вокруг не было ни звука. Поразмыслив, пошёл в их сторону. Всё же, если выжили птицы, значит, должны были выжить и люди. А люди, в отличие от нечисти, — свои.

Авторы: Good Reading, Сергей Яковенко.

Показать полностью 1
20

Они не вернутся. Часть 2 (заключительная)

Они не вернутся. Часть 1

8

Следующим утром, как всегда плотно позавтракав, Максим отправился на работу, а Лиза вышла на прогулку почти сразу, как муж уехал. Погода стояла безветренная, этакий штиль в степи. Елизавета катала коляску прямо по дороге, потому что проезжающих машин не было, а если бы даже и были, то заметили бы её издалека, так как улица прямая и дорога хорошо просматривается.

Не заметив течения времени, Лиза дошла до последнего в ряду дома и перед её глазами открылись поля по обе стороны от дороги. Метрах в трехстах от дороги росло одно единственное дерево.  Словно завороженная Елизавета не могла отвезти взгляд от его веток, которые как-то неестественно колыхались. Никакого ветра не было совсем. Напротив, воздух стоял неподвижно, и в один момент стал будто бы липким. Вдруг дерево замерло, но спустя пару секунд начало махать одной, самой крупной веткой. Именно так, одной только веткой, словно рукой. Лиза смотрела и не верила своим глазам. Она оглянулась вокруг в надежде увидеть хоть что-то, что будет шевелиться от потоков воздуха, но ни одна чертова травинка, ни деревья далеко позади поля, которые это самое поле обрамляли, ни яблоня на участке крайне дома, не шевелилось ничего. Она медленно повернула голову и уставилась вперед. Все так, как есть, дерево машет ей веткой. Мурашки побежали по телу и перехватило дыхание. Елизавета побледнела от ужаса, вся её кровь отхлынула от лица и рук. Внезапно ветка медленно опустилась и повисло до самой земли. От страха у Лизы выступили слезы на лице. Как будто она ждала чего-то ужасного; того, что вот-вот произойдет, а её даже некому защитить, некуда бежать и негде спрятаться. Костик плакал в своей коляске, но для матери это уже был фон. Гул в её ушах застилал звуки вокруг.

- Привет соседи, - подошла сзади Майя и коснулась Лизу рукой, а последняя отпрыгнула от нее, как от огня, - ты чего? Случилось что-то? – заглянула Елизавете в прямо в глаза.

- Нет, все в порядке, просто ты меня напугала.

- Как Костик? – спросила соседка.

- Все в порядке, у тебя сегодня нет пар? – до того, как уйти в декретный отпуск Лиза заменяла Майю, когда последняя была на больничном.

- Да что-то неважно себя чувствую, решила отлежаться недельку, - ответила Майя.

- Ну ладно, лечись, мы пойдем.

Елизавета не стала дожидаться слов вежливости от коллеги и соседки. О таких как Майя говорят, что без мыла в попу пролезут. Этот её взгляд, когда она с заискиванием заглядывает в твои глаза, как будто хочет увидеть их обратную сторону; эта её привычка взять под руку или по-другому проявить свою тактильность вызывали у Лизы раздражение, да и ни у одной Лизы, судя по колкостям, отпускаемым о Майе другими коллегами. Женщины считали, что Майя таким образом подкатывает к их мужьям. А может они так думали, потому что Майя была единственной одинокой женщиной в коллективе и поселке. Вдова или брошенная жена, так или иначе, при наличии хорошей фигуры она воспринималась как потенциальная соперница. Кто-то даже однажды как будто бы видел, как Майя флиртовала с Кириллом. Но то была давняя история.

Елизавета очень быстро добралась до дома, уложила Костю на дневной сон, а сама долго смотрела в окно, пытаясь разглядеть вдалеке то самое дерево, но как это ни странно, больше она его не видела, хотя и ходила тем же маршрутом.

9

- Привет, дорогой, как прошел день?

- Ты знаешь, я бы сказал очень даже продуктивно, - Максим раздевался в прихожей, - меня нагрузили лишними часами, а я даже успел проверить часть работ, но часть, - он бросил стопку тетрадей на стол, - пришлось все-таки взять домой.

- Ну и прекрасно, садись ужинать.

После ужина Макс планировал поработать, однако всячески оттягивал этот процесс, перенося ко времени сна. Зато он успел поговорить с мамой, посмотреть новости и побриться. «Все мужчины бреются утром и только французы делают это перед сном, чтобы их женщине было мягко» - эту фразу он сказал Лизе, когда она впервые увидела как Макс бреется. И ведь прав. Ни ее отец, ни дядя, никто из знакомых не был так заботлив. А вот Лизе повезло. Определенно Максим был отличным отцом и мужем. В процессе бритья он оставил дверь в ванную открытой и одним глазом присматривал за Костей. В очередной раз он заметил, как Костя очень внимательно смотрит за карниз, но теперь ему показалось, как будто сын шевелит губами. Макс зашел в комнату и смотрел на Костю, но тот совсем не реагировал на появление отца. Максим подошел и сел рядом:

- Что ж, давай смотреть вместе, - сказал он сыну и со стороны это выглядело даже комично.

Внезапно Макс понял, что черные точки не только никуда не делись, но более того, сильно разрослись. Но ведь не прошло и трех дней, как он обрабатывал чертову плесень. Максим не верил своим глазам. Она просто не может расти так быстро.

Елизавета уложила сына и легла рядом с ним сама, а Макс, как бы не было лень, сел проверять тетрадки.

В кровати он оказался глубоко за полночь. Его жена и сын крепко спали и он, ка обычно, прилег на свою сторону кровати, ту, что ближе к окну и злосчастному искривленному углу.

Максим долго не мог заснуть, хотя во время работы глаза его закрывались сами собой. Он лежал прямо на спине, смотрел перед собой в потолок, в поле зрения попадала также и плесень, хотя видно в темноте её не было. Но он то знал, что она там и завтра, до работы надо обязательно ею заняться. Странное свойство организма: переходишь какую-то грань и глаза просто не смыкаются, мысли начинают наполнять голову, а ведь вставать уже совсем скоро. Как назло вспоминаются какие-то события из детства и вдруг он понял, что его глаза закрыты, но комнату он почему-то видит. Не так ясно, а словно в дымке, но все же видит. Видит телевизор, шторы. Он даже мыслит и прямо сейчас он сознает себя и отдает себе отчет, что лежит в доме, в спальне на кровати, рядом жена и сын, его веки закрыты, но он видит, а главное размышляет. Макс подумал о том, что он ни за что не скажет сколько времени прошло между тем как он лег и тем, что происходит с ним сейчас. Нет, он не может пошевелить руками, ногами, даже глаза открыть – поднять собственные веки не в его силах, но он видит комнату и даже может как бы смотреть немного по сторонам, если этот процесс можно обозначить словом «смотреть». Макс посчитал удивительным происходящее и он даже отметил необычный ход собственных мыслей, и как-бы утверждаясь в этом, снова напомнил себе о внезапно возникшем деле и посмотрел в тот темный угол, с которым завтра надо повторно провести манипуляции. Но когда Макс все же увидел, что было там, он сильно пожалел, что не уснул сразу. Дымки как будто не было, он отчетливо видел черные точки плесени, которые стали двигаться словно копошащиеся мухи. Они двигались, соединяясь и разливаясь вновь. Это зрелище повергло Макса в шок. Ему хотелось встать, закричать, разбудить жену, ему хотелось разодрать свои веки, чтобы проснуться. Но он не мог пошевелиться. Ни одной частью тела, ни на дюйм. Ему стало тяжело дышать, Максим пытался вдохнуть, но черное облако, возникшее на ним и занимавшее почти полностью воздушное пространство комнаты, с невероятной тяжестью надавило ему на грудь. Он видел это облако прямо перед своими глазами, которые не мог закрыть. Макс словно смотрел в глаз торнадо, черная дымчатая туча постоянно изливалась в себя, с каждым биением увеличиваясь в размерах. Оно пульсировало и росло и, казалось, вот-вот раздавит грудь.

Неясно как долго продолжались мучения, непонятно было само течение времени, но Максим отключился, а утром проснулся весь в поту, он лежал на кровати с открытыми глазами и проверял свое тело, поочередно двигая пальцами, руками, ногами. Сон был настолько реальным, что сложно назвать его сном. Леденящий ужас не во сне, а наяву.

Конечно, Макс поделился с женой ночным кошмаром. Сразу после того, как взял ведро, наполнил его водой, щедро налил в него хлорки и с исступлением тёр место на обоях, где была плесень, пока вы стёр кусок обоев.

- То, что ты описал, называется сонным параличом, что-то вроде пограничного состояния между бодрствованием и сном, - ответила ему жена.

- Ничего себе! Век живи – век учись, однако это было жутко страшно и так реально, как будто все видишь сквозь закрытые веки и ничего не можешь сделать.

- Примерно все так и описывают это состояние.

Вечером супруги снова обсуждали эту тему, но теперь Макс был подкован несколькими часами поиска информации в Интернете на рабочем компьютере.

- Ты знаешь, Лиз, а ведь не все так однозначно.

- Что ты имеешь ввиду?

- Ну да, конечно, ученые нашли ученое объяснение, фазы сна и так далее, а вот взгляни на это несколько под другим углом: изучен ли сам по себе сон в той мере, чтобы делать однозначные выводы? То есть я хочу сказать, что доказательная база слаба в силу того, что базис доказательства досконально то не изучен.

- Продолжай.

- Да, честно говоря, нечего продолжать, кроме совсем уж мистики. Два варианта, которые я нашел: первый – это научное объяснение и оно, скажу по правде, успокаивает.

- Но? – Елизавета слегка наклонила голову, как бы показывая, что готова выслушать другую сторону медали.

- Но ты видела фольклор, возникший вокруг этой темы?

- Не видела, а что там?

- А там у большинства, абсолютного большинства испытавших этот ужас, буквально одно и то же видение. Как такое может быть?

- Хммм, - задумалась Лиза, пытаясь предложить объяснение, - а в чем парадокс?

- На мой взгляд и, конечно, не скажу за всю Одессу, но, по-моему, парадокс в том, что начиная с семнадцатого века и по сей день, а, я думаю, что раньше семнадцатого века просто нет информации, так вот, в течение сотен лет люди в разных частях мира, разного пола, возраста, религии, социального статуса и здоровья видят один и тот же кошмар. Вот, почитай, я распечатал. И картинки глянь, это иллюстрации, сделанные со слов бедолаг.

- Ты, я смотрю, серьезно подошел к делу, - Елизавета взяла в руки стопку А4 и бегло прочла, а затем пролистала картинки, - ну, допустим, я впечатлена, что дальше?

- А дальше второй вариант, напомню: первый был про фазы сна. Второй вариант, - Максим сделал паузу, стесняясь сказать то, что он собирался сказать, - может быть все-таки допустить влияние…хммм…да блин, чертовщины, Лиз, не знаю как еще сказать. Я сам себе не верю, ты знаешь, я скептик каких свет не видывал, но сейчас мне почему-то жутко. Все это место необъяснимо пугает, эта дорога, этот поп в рясе.

- Какой поп в рясе?

- В поле, недалеко от дерева, я чуть с ума не сошел от страха, летел домой как ненормальный, ты тогда еще в роддоме была. Лиз, я могу покляться, что видел его и он был реальным. Я же не сумасшедший.

Лиза хотела было рассказать мужу про её встречу с неизведанным на краю поселка, но не стала усугублять, видя в каком состоянии муж.

- Послушай, если это поможет, мы можем пригласить священника.

- Заметь, я не смеюсь над твоим предложением, - в его глазах появилось отчаяние, - вот только не уверен, что это поможет. Священники нынче не священнее продавцов вареной кукурузы.

- Предложи сам, - Лизе не нравилось, когда Макс насмешливо отзывался о церкви.

- Не знаю, не знаю, что сказать и что сделать, и это больше всего бесит. Как будто паралич наяву, есть ситуация, а ты бессилен.

- Давай попробуем спать с ночником, - предложила Елизавета, - в конце концов так даже удобнее будет.

Макс глубоко и тяжело вздохнул. Он понимал, что это самое большое, что можно сделать, кроме уехать, но пока уезжать было очень нежелательно.

- Ладно, может соточка вискаря помогут проскочить все фазы без остановок.

- Постой, ты ради вискаря затеял всю эту историю, - Лиза пыталась пошутить и тем самым немного снять напряжение.

- Да уж конечно, нафиг бы мне этот вискарь не сдался.

Виски, ночник или телевизор, который забыли выключить, но что-то точно помогло и ночь была отмечена здоровым крепким сном.

10

Наутро в приподнятом от будто решенной проблемы настроении Максим отправился на работу, а Лиза тем временем решила проверить свой рассудок и снова отправилась на дневную прогулку с Костиком на тот, другой край поселка. Она уже привычно загрузила под завязку коляску бутылочками, разными салфетками, игрушками и даже плед не забыла, на случай если подует ветер. Вся дорога прошла в размышлениях. Впервые она увидела своего мужа «таким». Елизавета привыкла, что в их паре она сомневается, а он тверд в своих решениях, она верит, а он проверяет и доказывает, она допускает, а он отсекает все лишнее. И вот ситуация вывернула все наизнанку.

- Привет Лизонька, - Майя снова встретила её на улице и снова обратилась в своей противной слащавой манере, которую Лиза терпеть не могла, да и её имя не очень подходило для всякого рода коверканья.

- Привет Майя, как твоё самочувствие?

- Ты знаешь, лучше, увидела тебя в окошке, думаю дай поболтаю, здесь совсем безлюдно.

- Это да, есть такое.

Елизавета попыталась уйти от общения, но Майя ее не отпустила. Они обсудили по очереди погоду, работу, здоровье, коллег и, даже, немного литературу. Во время беседы девушки успели дойти до того места, откуда Лизе виделось дерево. Она убедилась, что действительно виделось, она списала это на недосыпание, атмосферные явления или вроде того.

- Ладно Майя, нам уже пора.

- Так быстро, - Майя сделала нарочито расстроенное лицо, - ой, прости, чуть не украла, - она протянула Лизе плюшевого медвежонка.

- О! Это наш? – удивилась Лиза.

- Я наверно машинально взяла, у моего был такой же, - Майя вернула игрушку и быстро пошагала домой.

«Да уж» - подумала Лиза. Она только сейчас поняла, что всю дорогу, сколько они гуляли, Майя что-то теребила в руках, а оказалось это был медвежонок Костика. «Чудна́я какая-то» подумала Лиза и побрела домой.

Максим вернулся раньше обычного, привёз новый флакон революционного средства от грибка, специальные рукавицы и принялся зачищать злосчастный угол, который к тому времени уже лишился обоев и выглядел как проказа. Неравномерно оторванные рваные края вкупе с искаженным рисунком и черным грибком по центру вызывали только такие ассоциации.

- Да как же так?! – удивлялся Макс, это какой-то новый вид грибка, он растет быстрее, чем я успеваю его оттирать.

- Видимо среда подходящая, - Елизавета смотрела на действия супруга с ребенком на руках, - снова сегодня видела Майю.

- Да? И как она? Надежда Петровна спрашивала сегодня про неё, - Максим разговаривал не оборачиваясь, вместо это все усерднее тёр губкой поверхность искривленного угла стены и потолка.

- Говорит, что лучше.

- Вот и славненько, - Макс закончил своё дело и довольно потирал руки, - теперь то посмотрим кто кого.

- Ты знал, что у неё был ребенок?

- У кого?

- Ну у Майи. Как у кого?! Ты что, меня не слушал?

- Прости, дорогая. У нее был ребенок и…

- Не «и», просто у нее был ребенок.

- Ну хорошо, Лиз, у Майи был ребенок, из этого что следует?

- Нет, просто делюсь с тобой. – с легкой досадой произнесла Лиза.

- Спасибо конечно, - Макс с улыбкой обнял жену и сына, - это была очень ценная информация.

И если Максим не обратил внимание, то Лизу почему-то этот факт смущал. Она не могла объяснить себе чем именно, ведь нормальный факт для женщины иметь ребенка, но почему тогда вспоминали только про её пропавшего мужа, ни разу не упоминая о ребенке. Он тоже пропал? Умер? Что с ним случилось? Эти вопросы теперь терзали любопытство Елизаветы.

Вечером у Лизы появилась возможность утолить любопытство, но воспользоваться ею она не смогла. Майе стало внезапно плохо. Елизавета узнала об этом от Яны, которая попросила помочь ей присмотреть за Маей и поэтому Максим остался один на один с Костиком. Молодой отец вовсе не боялся оставаться с ребенком без матери и такое происходило уже несколько раз. Вопрос питания решался сцеживанием в бутылочку, а все другое Макс мог сделать и сам.

Вечер прошел буднично, Костик был спокоен, а Макс даже смог немного поработать после того, как накормил и уложил сына спать.

Перед сном Максим лежал и смотрел на Костю. Рассматривал черты лица, находил в них сходство со своим отцом и бабушкой, видимо Константин унаследовал больше их гены, чем от предков Лизы. Максу нравилось смотреть на спокойный сон сына, его ровное дыхание, поднимающийся животик и милые до слез ладошки, одна из которых была протянута к отцу. Максим вглядывался в лицо сына и хотел было поправить одеяльце, но внезапно не смог пошевелить рукой. Сердце его мгновенно упало и застучало что было мочи, моментально стало очень холодно, Макс не мог сделать вдох. Тут он понял, что это снова происходит. Что глаза его закрыты, что он видит комнату, равномерно освещенную осязаемым светом, который идет из ниоткуда и равномерно заполняет пространство. Как будто воздух стал некоторой прозрачной субстанцией, которую можно трогать и которая позволяет одинаково хорошо видеть лицо сына и дальний угол комнаты. Как будто воздух превратился в самосветящееся желе, через которое видишь перед глазами любой предмет, на котором фокусируешь внимание. И тут он заметил черноту, которая разрасталась из-за карниза. Черные точки сливались как капли, все более увеличиваясь в размерах. Затем больши́е сливались в еще бо́льшие, пока глубокая осязаемая чернота не заполнила весь угол, языками начиная спускаться на пол и растягиваться по потолку. Макс лежал без возможности пошевелиться, его тело было не его. Крик застыл в горле, он не мог вдохнуть и все больше задыхался. Страх ледяными волнами прокатывался по телу, животный ужас и паника, выхода которой не было и, разрастаясь, она заполняла весь его разум. Максим с ужасом смотрел как темная густая субстанция приближается к нему, изливаясь в себя и вырастая снова. Это можно было сравнить с растущим во все стороны щупальцем, состоящим из мелких черных живых клеток, каждая из которых пульсировала, проникала в соседнюю, впускаю другую такую же в себя. И тянулось это прямо к его сыну, пока не коснулось руки мальчика. Маленькая ладонь Кости палец за пальцем быстро окутывалась этой чернотой. Его рука перестала иметь грани, растворяясь в пространстве, как будто это растворяло его, рассеиваясь само. Макс, не смотря на охватившую панику и колотивший его тело страх, хотел взять рукой черное щупальце и оторвать от сына. Он плакал от того что видит, от безысходности, кричал и звал Костю, но ни один звук не вырвался из его рта. Вдруг громкий хлопок остановил этот кошмар и воздух ворвался в его легкие, как будто заполнил вакуум. Максим вскочил на кровать, хватая руками воздух. Но то был только воздух. Он вперился глазами в угол за карнизом и увидел, как черные точки исчезают в стене. В комнату вбежала Лиза:

- Макс! Костя! Что случилось?

Макс был весь красный, с его лица каплями стекал пот, майка была мокрая насквозь, он стоял ногами на кровати, а Костя плакал, что было сил. Елизавета бросилась к сыну и стала укачивать его, пытаясь всучить успокоительную для сына грудь.

Максим взглянул на жену и осел на кровать, как будто силы моментально покинули его. Ему было тяжело дышать. Лиза не переставая задавала вопросы, но в голове Макса нескончаемый громкий гул не давал ничего услышать. Он видел, как шевелятся ее губы, но не мог разобрать слов.

11

- Я вообще не понимаю, что это было, Лиз, но это все не сон, я видел как эта плесень пряталась в стене, это нихрена не плесень. Она чуть не утащила Костю, а я лежал как бревно и смотрел на это. Ты не представляешь, я чуть не умер от ужаса, у меня сердце разрывалось, я чувствовал нестерпимую боль и одновременно задыхался. Я слова такого не знаю, чтобы описать этот ад. Собирай вещи, мы уезжаем отсюда, мне пофиг на всё. Мне не пофиг только на нас.

- Хорошо, хорошо, сделаем как считаешь нужным - Лиза понимала, что перечить сейчас не нужно, муж явно не готов слышать и принять любой иной вариант развития событий, кроме его собственного, - пойдем на кухню, тебе нужно немного успокоится.

- Я не хочу успокаиваться, я хочу поскорее уехать отсюда, - не унимался Максим, его не отпускала паника, с которой он был не в состоянии справиться.

- Ладно Макс, я поняла, но в любом случае, Костя только заснул, давай выйдем из спальни и все спокойно обсудим.

- Дверь не закрывай! – чуть не крикнул он.

- Не закрываю, - Елизавета оставила щелочку и, выпроваживая мужа, вышла в кухню.

Лиза заварила крепкий чай, а Макс сидел на стуле и как будто раскачивался с еле заметной амплитудой. Он был похож на сумасшедшего на приеме у врача. Его движения были отрывистыми, а речь сбивчивой. Елизавета никогда не видела мужа в таком состоянии. Безусловно её это пугало. Но и посторонних она в доме или около него тоже не видела. Поселок просматривается насквозь, никого кроме них двоих тут не было. И пусть она подчинится решению мужа, но сделает это так, чтобы её сыну было комфортно. Как минимум надо собрать все необходимые вещи, ведь не в поход они идут и им не шестнадцать лет, чтобы обойтись парой сменного белья.

- Давай договоримся, любимый, - начала она как только Макса согрел первый глоток чая, - мы сделаем как ты сказал и уедем отсюда как можно быстрее. А чтобы это было реально сделать тебе надо хоть немного отдохнуть и я, - она ускорила речь, потому что муж с ужасом посмотрел на нее, он точно не был согласен спать, - я буду охранять ваш сон, заодно соберу и упакую чемоданы, подготовлю перекусы, попробую дозвониться до какой-нибудь недорогой гостиницы. Сам подумай, как ты сядешь за руль и как я вот так в чем есть могу выйти из дома, да ладно я, как быть с Костиком, у него вещей на полный багажник наберется. К тому же ехать в темноте не лучшее решение. Я обещаю, что не оставлю вас одних и буду всегда рядом. Ничего не произойдет.

Максим сидел, уставившись на колыхающуюся поверхность чая в кружке и пил мелкими глотками. Его дыхание вышло на нормальный ритм, по-видимому, предоставив возможность психике немного успокоиться.

- Хорошо, - с нехарактерным для себя стуком он поставил кружку на стол, - ты права. Не выключай свет нигде, ты меня слышишь?

Последний его вопрос прозвучал несколько грубо, но Елизавета в тот момент была готова простить ему намного большее, видя его состояние. Наверно, впервые в жизни её муж был сам не свой.

Максим вошел в комнату, где спал сын. Он боялся поднимать взгляд, боялся увидеть черные точки, плесенью их назвать он уже не мог. «Возьму кувалду и выверну наизнанку этот чертов откос» думал он засыпая.

Через некоторое время Лиза увидела блики света по стене, это были огни скорой помощи. Она ехала без шума, проехала мимо их дома и направилась в конец поселка, где жила Майя.

Елизавета вышла на крыльцо взглянуть, удостовериться в происходящем, и увидела Кирилла.

- Ей совсем плохо, - сказал он, - это Яна вызвала скорую, она сейчас с Майей.

Лиза оглянулась в дом, снова посмотрел на улицу, тихонько прикрыла дверь и пошла вместе с соседом к экипажу скорой помощи.

Санитары доставали носилки пока доктор прошла в открытую дверь, Яна крутилась в проеме, по-видимому, собирая какие-то вещи. Лиза подошла к машине, одета она была в одно только домашнее платье, и ночная прохлада заставила её поежиться.

- Выкатываем…Васильич готовься…полис у неё есть? – фельдшер был занят бумагами, пока санитары выкатывали носилки, на которых лежал Майя.

Лиза не сразу увидела ее лицо, но когда все же свет упал на Майю, Лиза отшатнулась, потому что еще утром Майя была обычной 35 летней девушкой, а сейчас у нее было серое, обескровленное сморщенное лицо старухи.

- Наверно от обезвоживания, - как будто услышав её вопрос сказал доктор.

Майя открыла глаза и, лишь только поднялись веки, её суженные, вытянутые как у кошек зрачки смотрели прямо на Елизавету.

- Спасибо тебе, Лизонька, - произнесла медленно Майя. Все враз повернулись и посмотрели на лежащую на каталке больную, потому что эти три слова были сказаны твердым, спокойным, достаточно громким голосом и эти три слова были последними. В следующее мгновение дыхание Майи остановилось, спина выгнулась, приподняв грудь в воздух. В таком положении она замерла на невероятные для всех десять секунд, в течение которых не дышал никто. Затем тело мягко опустилось на носилки и веки сомкнулись.

Максим проснулся от бликов скорой. «Странно» - подумал он, никогда не видел в поселке других машин, кроме соседских.

«Лиза» попытался сказать он, но звука почему-то не последовало. «Ли» - и тут Макс понял, что снова видит рассеянный туманный свет, разлитый по комнате, в одно мгновение он осознал, что опять попал в то же состояние беспомощного сна, страх ледяным холодом разлился по телу и остановился в груди, которую сдавило так, что она начала мучительно гореть, Макс не мог шевелить своим телом, но во в каждом его члене он чувствовал боль, как ту, что бывает от холода, от онемения, нестерпимая боль, от которой хочется увернуться, убежать, закричать, но ничего из этого он сделать не мог. На него накатил животный ужас от того, что сейчас что-то произойдет, он ожидал нечто хуже смерти, и это было намного страшнее. Максим изо всех сил пытался открыть рот, издать звук, он старался поднять руку, ничего не выходило. Нахлынула нестерпимая тошнота и, он очень хотел, чтобы его тотчас вырвало, быть может это разбудило бы его, но ком застрял в горле, холодный ком волнения, от которого кажется вот-вот потеряешь сознание. И тут из воздуха перед самым его лицом начала материализоваться темная густая туча, состоящая из точек, которые были на стене, они всё появлялись и сливались, набирая массу и плотность, эта туча давила на грудь и становилось все больнее и холоднее, все, что было за ней переставало быть видимым, темная сущность поглощала пространство словно заражая его собой, превращая в себя. Оно начало увлекать его сына в своё бездонное нутро. Палец за пальцем, а затем и рука мальчика рассыпались на мелкие части и их всасывало в себя это. Как будто из глубин ада, из густоты над Максом материализовалась рука, она была свита из черных сухожилий. Скрюченные длинные пальцы продолжались звериными когтями и тянулись к лицу мальчика. Ребенок молча плакал, он был потерян и испуган, губы его тряслись от ужаса. Костя смотрел широко раскрытыми глазами, которые дрожали от происходящего безумия. Макс видел, что сын несколько раз беззвучно губами произнес слово мама. Словно в замедленной съемке Максим увидел, как самый длинный коготь коснулся зрачка мальчика. В этот момент взгляд его сына потух. Мальчик закрыл глаза и замолчал. Слезы все еще блестели на его мертвом лице. Сердце Максима взорвалось от боли, он закричал что было сил, но вместо крика стал проваливаться в кровать. Угол зрение ограничился прямоугольником, который все уменьшался, как будто он смотрит из могилы, вырытой в его собственной кровати, и все глубже погружался в неё. Макс уже не видел ни комнаты, ни сына, только чернота, вязкая, окутывающая, осязаемая чернота.

12

Кирилл с Яной как раз проходили мимо, проводив скорую и возвращаясь в свой дом, когда услышали душераздирающий вопль Лизы. Они сразу же побежали к двери, которая оказалась незапертой и, когда вошли в комнату, то оба обомлели. На кровати лежал Максим, его тело было как будто высушенным, обескровленная серая кожа судорожным спазмом была натянута на мышцы и сухожилия. Волосы всклокочены и, будучи темными еще днем, сейчас они блестели от седины. Его глаза были закрыты, а рот, напротив, широко раскрыт, словно в нем застыл крик ужаса. В последние мгновения жизни его руки цеплялись за бельё так сильно, что ногти впились в него, натянув на себя, отчего кровать стала похожа на застывшую волну. Вокруг кровати, раскидывая в разные стороны вещи и белье, нечленораздельными криками обвиняя себя, в отчаянии рыскала Елизавета, она искала сына, билась в истерике и не реагировала на Кирилла с Яной. Мальчика нигде не было видно, а на потолке, прямо над кроватью виднелось большое черное пятно, словно кто-то плеснул туда ведро краски. Черные языки, выходящие из этого пятна, тянулись по потолку до самого карниза и снова сливались в том месте, где за карнизом поверхность стены и потолка создавали неправильную искривленную поверхность.

13

[Некоторое время спустя]

- Кирилл, ты знал, что настоящее имя Майи – Мара? – спросила Яна, - я собирала документы для скорой и увидела. Не понимаю, зачем она всем представлялась другим именем?

- Не знаю, наверно в память о своем сыне. Сашка рассказывал, что когда он был еще с ней и научился называть мать по имени, то, естественно, не выговаривал Р и получалось Майя.

- Блин, одно второго мрачнее, что Майя, по-моему, одно из древнейших имен на планете, что Мара.

- А что Мара? – механически спросил Кирилл, набирая М А Р А в поисковике.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!