Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 499 постов 38 909 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
36

Всем сестрАм по серьгАм (часть 1/4)

Всем сестрАм по серьгАм (часть 1/4)

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 1.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 2.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 3.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 4.

Все события, описанные в рассказе, являются вымыслом. Герои не имеют реальных прототипов. Любые совпадения с действительностью случайны. Высказанные по ходу действия точки зрения не являются позицией авторов, а сконструированы исходя из логики сюжета.

«Если всем давать по заслугам, то пуль не хватит».

Веселин Георгиев, болгарский писатель.

В небе ярко светит луна. Иссохший лес простирается далеко за горизонт. Стволы деревьев изгибаются в разные стороны, застыв в жутких судорогах. В воздухе пахнет смертью.

На поляне одиноко примостилась избушка. В окне горит огонёк лучины, в нём можно разглядеть пару силуэтов. Ещё два дня назад они таились от людей, но нынче в этом нет надобности.

Старый и молодой домовые сидят за столом. В углу на кровати без чувств лежит мужчина, укрытый старым одеялом.

— Дядя Тихон, — шепчет моложавый коротышка. — Как думаешь, выживет?

— Время покажет, Сеня, — отвечает старичок с длинной седой бородой. — У каждого своя судьба. Но мы постараемся, чтобы не умер.

— Ещё бы кого из человеков найти, — задумчиво бормочет паренёк.

— Хорошо бы. Эхе-хе… Довели мир пакостники этакие, — старичок сжимает крошечные кулачки. — Не боги, а люди... Покалипсис... Эхе-хе…

* * *

Мне изменила любимая женщина. Как оказалось, делала она это систематически и весьма специфическим образом. Она совершила предательство. Подлый такой поступок. Использовала моё безграничное доверие. Но обо всём по порядку…

Зовут меня Кирилл Морозов. Сорок семь лет. Ветеран спецслужб. О роде деятельности и бывшей «конторе» говорить не имею права: при выходе на пенсию подписал документы о неразглашении. Скажу только, что за время службы успел «прогуляться» почти по всем континентам, и даже не раз. Весь мир исколесил, а любовь получилось отыскать только на Родине. Именно ту любовь, которая, как по классике, оказалась зла. Ошибся я, в общем…

Живу в небольшом городке в Московской области, в двушке. Руковожу службой безопасности на заводе. Скучно, пресно, неинтересно. Каждый день одно и то же — малополезная рутина. Ну, разве что иногда работяги попробуют металлолом стащить, или ещё какой-нибудь мусор по мелочи. Готовую продукцию украсть сложнее — мы сельхозтехнику производим. Трактор — это вам не моток проволоки через забор перекинуть. Что ещё? Ну, кто-то из тружеников опрокинет стакан за обедом. И тех, и других в итоге наказывают. Одних депремируют, других со скандалом увольняют. Всё! Никакого адреналина, никакого разнообразия. Скукотища! Как вообще можно жить на гражданке? Свихнёшься от безделья!

Семьёй я со своим разъездным прошлым так и не обзавёлся. Планировал, конечно… Теперь, видать, не судьба.

Со Светланой встретились два года назад. Эффектная, стройная шатенка с чудесной улыбкой. На семь лет младше меня. Она тогда простым хореографом работала. Вскоре после нашего близкого знакомства её назначили заведующим Городским Дворцом творчества. А потом получила звание «Заслуженного работника культуры». Любил, потому и баловал. Сами понимаете, пока связи есть, надо ими пользоваться. Попросил нужных людей — не отказали, «похлопотали» за талантливую женщину. Ну а почему нет? Поёт, танцует, играет на фортепиано и скрипке. Чем не заслуженный работник?

Подарил «Киа Пиканто». Руководителю по статусу автомобиль положен. На права с первого раза сдала. Гаишник, конечно, пытался что-то там ныть насчёт уважения к власти, и что не могут все вот так вот запросто экзамены по вождению с ходу сдавать. Но мы-то знаем истинную цену этим рассуждениям.

Что-то я упустил в наших отношениях. Чего-то недодал. Чего? Не знаю… В постели всё нормально, вроде… В Крыму отдыхали, в Анапе, Сочи. На Байкал сгоняли разок. За границу мне было нельзя — десять лет невыездной.

Ну вот чего ей не хватало? Может, эмоций каких? Не знаю. Наверное, их.

Жили раздельно. Копили на трёшку улучшенной планировки в центре. Недавно выбрали застройщика, собирались предоплату вносить. Понятно, ночевали друг у друга не раз, но не более того. Договорились съезжаться сразу в новую квартиру. Обоих это устраивало.

Два месяца назад, в начале июля, во Дворце творчества открыли театральную студию. Она стала художественным руководителем. По пьесе местного автора поставили спектакль с попсовым названием «Во имя любви». Был на премьере — эдакий слезодавильно-романтический микс с не менее попсовым хеппи-эндом. Конечно! Куда же без него? На удивление, спектакль выстрелил, почти мгновенно стал успешным, и театр начал гастролировать по области.

Вроде, поначалу всё шло неплохо. Она возвращалась с выступлений счастливая, делилась впечатлениями, мечтала написать пьесу для нового спектакля. А как-то в субботу я встретил в торговом центре одного из актёров — её коллегу. Всё бы ничего, но труппа в это время должна была быть на гастролях. Светлана, конечно, не была исключением.

Поздоровались, перекинулись дежурными фразами, и я, не зная, как продолжить беседу, поинтересовался, когда очередной показ их ванильного хита.

— На прошлых выходных отыграли, на этих отдыхаем, следующий через неделю будет. Светлана Юрьевна такой график утвердила — два спектакля в месяц.

Я не подал вида, что удивлён. Разве что попрощался чуть резче, чем стоило.

Получалось, она мне врала. Поначалу пытался убедить себя, что всё хорошо, что это всего лишь пустые предположения, глупая ревность. Но здравый смысл подсказывал, что всё далеко не хорошо.

Ничего ей не сказав, принялся за расследование. Через знакомых из «прослушки» получил список абонентов с номерами и фамилиями, с которыми она общалась последний месяц. На подаренный «Пиканто» повесил «жучок» и с его помощью выудил маршруты передвижения.

Оказалось, что два раза в месяц, по субботам, благоверная якобы гастролировала, а в воскресенье возвращалась домой, как ни в чём не бывало. На самом же деле она ездила в некое помпезное местечко — трёхэтажный особняк восемнадцатого века, настоящее произведение архитектурного искусства, которое каким-то коррупционно-волшебным образом оказалось в собственности у некоего бизнесмена Олега Воронёнкова. Как памятник архитектуры смогли передать в частную собственность, для меня осталось загадкой. Но как есть.

Красивый дом. Бывшее дворянское гнёздышко с огромным садом и тремя фонтанами в живописном, уединённом месте на берегу озера. Я был впечатлён размахом архитектуры, а цветущий летний сад придавал композиции особый шарм. Вся территория была огорожена забором. За дорогими, массивными воротами стоял небольшой домик для охраны.

Несколько суббот мы с напарником, Юрой Чистяковым, вели скрытое наблюдение из лесопосадки, расположенной неподалёку от особняка. Юра был не просто напарником, он был лучшим другом и боевым товарищем, с которым я плечом к плечу прошёл сквозь такие замесы, из которых выбирались только самые верные и самые преданные.

Мы торчали в засаде и наблюдали, как к усадьбе подтягиваются разнокалиберные авто и скрываются в каменной пасти въездных ворот. Некоторые лица удавалось разглядеть благодаря хорошему фотоаппарату с профессиональной оптикой и отсутствию тонировки на окнах. Остальных вычислили по номерам машин.

Часть гостей чередовалась, но были и постоянные посетители. Как правило, за вечер приезжало от восьми до двенадцати человек — мужчин и женщин. Столичный депутат Пётр Лобзенков и глава нефтеперерабатывающей компании Сергей Орлов были из постоянных. Моя благоверная гастролёрша — тоже.

Нам удалось подключиться к видеокамерам особняка и получить яркое представление о том, чем они там занимались. Ярые ценители старинной архитектуры и помпезных фонтанов тупо трахали друг друга разными изощрёнными способами, порой проявляя недюжинную фантазию и великое множество специальных, хитрых и не очень спецприспособлений. Свингеры доморощенные, мать их!

«Ну и что? — спросите вы. — Каждый волен распоряжаться судьбой по своему усмотрению. Каждый в праве трахаться с кем хочет, где хочет и как хочет. Тем более, при отсутствии брачных обязательств».

«Конечно! — отвечу я. — Только есть одно «но». И даже два! Первое: Светлана продолжала утверждать, что хочет за меня замуж. Мы с ней даже дату свадьбы запланировали. А второе — она трахалась с моим врагом. С тем самым Петром Лобзенковым.  Достаточный аргумент?»

До столицы больше сотни километров, а вот ведь как выходит… Снова этот тип врывается в мою жизнь. Именно эта сволочь была одним из инициаторов моей отставки.

Как-то, на очередном задании, мы с Юрой «упокоили» двоих отморозков, которые детей насиловали. Не стали мы их живыми брать. По бумагам всё прошло чисто: сопротивление при задержании, ликвидация. Но один из жмуров оказался родственником депутата, и Лобзенков через высокопоставленных генералов добился нашего увольнения. Именно с его лёгкой подачи и мы с Юрой, и наш руководитель были отправлены на пенсию. Так я и стал майором в отставке.

Долго обдумывал своё положение. Казалось бы, чего проще: просто поговорить с ней, выяснить отношения тет-а-тет. Но не смог… Я не понимал, что могло её заставить пойти на это, не понимал, как вообще возможно вонзать нож в спину любимого человека? Ради чего? Я спрашивал сам себе, но не хотел знать ответов. Не хотел задавать эти вопросы ей, потому что любой из них был бы недостаточно весомым, чтобы оправдать такое предательство.

Ссылаясь на занятость, служебные командировки, а затем на простуду, я перестал с ней видеться. Она звонила каждый день, порывалась приехать, но я запретил: якобы нечего «заразу» хватать, скоро вылечусь и увидимся.

Хорошенько поразмыслив, я принял решение: иду мстить! Не только своей благоверной — всем! Надо всё же разворошить это «гнездо разврата». Шумиха, конечно, поднимется та ещё, но буду стараться замести следы. Опыт не пропьёшь! Да и подвигаюсь немного, а то закостенел совсем. Если, вдруг, на меня выйдут, допросов не боюсь. Расколоть меня будет сложно. Даже детектор лжи — не проблема. Нет в нашей стране ещё такого спеца, который смог бы подловить меня на лжи. Полиграф покажет только те реакции, которые захочу показать. Специально на это неоднократно сдавал зачёты в своё время. Да и вообще, сколько можно в офисе штаны протирать? Не дело это для настоящих мужчин.

«Чистый» — тактический псевдоним Юры Чистякова — согласился участвовать сразу, без лишних вопросов. Терять ему нечего. Такой же одиночка, как и я. По специальности и призванию — стратег. Планирование и подготовка специальных операций различной степени сложности — его стихия. Вот и в этот раз умудрился достать поэтажный план особняка, что существенно облегчило подготовку к «мероприятию».

Мы весь вечер проторчали у него на кухне, до мельчайших подробностей разбирая каждый предстоящий шаг. В это время телик утомительно бухтел о росте напряжённости между Китаем и США. Лидеры стран грозились применить ядерное оружие в случае обострения ситуации. Мировую экономику лихорадило, доллар падал, юань рос. Эксперты хором прогнозировали продолжение конфликта и переход его в активную фазу. В общем, всё как всегда, вроде.

Нам было не до новостей — насущных проблем хватало. Поэтому на бубнёж в телевизоре внимания не обращали. А стоило бы, чёрт возьми! Впервые в жизни надо было посмотреть этот хренов зомбоящик. Глядишь, и сложилось бы всё иначе.

— Задолбала политота. Одни и те же рожи, одни и те же вопли. Третья мировая, пиндосы, европейцы, северокорейцы, китайцы… Вечно им мало! Надоело, — пробурчал я и вырубил гунделку.

Мы досконально изучили планировку особняка. Первый этаж занимали холл, кухня, раздевалка и бассейн. Второй — гостиная, бильярдная, спортзал. На третьем были номера — те самые комнаты отдыха, в которых и происходило главное «веселье». Точками на плане были обозначены видеокамеры наружного и внутреннего наблюдения. Картинка «писалась» на удалённые серверы, и нам это было совсем ни к чему. Так что одной из основных задач напарника было их отключение как по периметру, так и внутри особняка. Чистый заверил, что сделает всё в лучшем виде.

Из прокуренной Юркиной кухни удалось выбраться только на рассвете. Зато план был полностью готов. Осталось отоспаться, собраться с мыслями и провернуть то, что теперь стало неотвратимым.

Показать полностью 1
47

Мистический детектив ЖЕЛАНИЕ НА ЗАКАЗ или ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ финал главы 8,9

ЖЕЛАНИЕ НА ЗАКАЗ

ЖЕЛАНИЕ НА ЗАКАЗ

8.

Это я, именно я убил Нину! Отрезал руку и скормил той твари. Осознание. Как же мерзко. И я бежал во всю силу, не разбирая дороги. От себя, от неё, от тех картинок, что увидел. Лучше бы не помнил. Ветки хлестали по лицу, а я не уклонялся. Так меня, так. Слёзы лились потоком. То ли от боли, то ли от воспоминаний. Как я мог? Пальто осталось висеть позади на одном из суков. А я всё убегал.

Споткнулся и покатился по склону в глубокий овраг. Пытался схватиться за мелкие пучки сухой травы, кусты, но только ободрал руки. Склон казался бесконечным, но дно есть в любой яме. Хорошо приложившись о выступающие корни, замер. От резкого выплеска адреналина уши заложило. Надеюсь, мне послышался тот хруст? Пошевелился. Тело прошило болью, и я в панике откинулся на снег. Умирать не хотелось, особенно так. Долго и мучительно.

Стараясь меньше шевелиться, медленно поднял руки. Действуют. Аккуратно стёр с лица снег, прочистил глаза. Высоко в небе, надо мной насмехались недоступные звёзды. Вспомнил морг с замёрзшими трупами. Хотел погибнуть в перестрелке? Не выйдет. Надеюсь, сломал не спину. Отдышался и снова пошевелился. Позвоночник цел. Сломана нога. Далеко не уйду. Да и куда? Рано или поздно, Петрович докопается до правды, и меня посадят. Как я докатился до такого? С чего всё началось? О, я это помнил отлично, благо теперь не осталось тёмных пятен.

Долбанное дело. Долбанный шоу-бизнес. В нашем городе пропала известная певица, приехавшая на гастроли. Мне поручили расследование. Будь оно проклято. Назад ничего не вернуть. И Нину не воскресить. Заорал от отчаяния, раздирая горло, и где-то далеко откликнулись волки.

Замолчал. Я не трус, нет. Даже в горячей точке успел побывать. Но зубастые … Надо выбираться. Пока ещё могу, пока не совсем поздно. Я не успел убежать далеко от дома ведьмы. Повернулся набок, и, оценив предстоящую работу, потянулся к первому кустику. Тело тут же среагировало молнией боли в конечности, но я не разрешил себе остановиться. Да, сломана нога. Но руки, и другая же работают, а значит, нужно бороться.

Вспомнил войну, как по-пластунски приходилось преодолевать несколько километров. Тогда, чтобы не сойти с ума, я мечтал о доме. А сейчас о чём думать?

Рывок. Подтянулся. Схватился за куст. Подтянулся. Нужно отвлечься. Как же всё началось?

Итак, дело. Мне поручили расследовать дело о пропаже знаменитой певицы. Она исчезла из гостиницы, белым днём, и никто её больше не видел. Наша группа зашла в тупик. Слишком многим оказалась выгодна смерть девушки. Пока отслеживали данные по ближнему кругу, моё внимание привлекла одна девушка – Маша. Молодая и амбициозная, она не слишком горевала об исчезновении Киры, хоть и являлась ей дальней родственницей. Маша оказалась одержима музыкой. После того как Кира исчезла, карьера Маши полезла в гору. Я долго за ней следил, но предъявить девушке ничего не мог. Нутром чуял, что она причастна, но доказательств не было. Никто не верил, что хрупкая девушка способна на убийство. Я отчаялся и установил в её доме прослушку. Знал, что нельзя, но чувствовал, что законными методами добраться до истины не получится. Один монолог предрешил все дальнейшие события.

– Чёртова ведьма, – кричала Маша, – подсунула бракованный голос.

За эту фразу я и ухватился.

Слишком разнилось поведение Миши на публике, и когда она оставалась одна. Дома новая «звезда» постоянно истерила. Громко орала, складывала на всех трёхэтажные маты. А ещё, винила какую-то ведьму.

И я не выдержал. Чувствуя нестабильное состояние Маши, я пришёл к ней домой. Не успел достать «корочки», как девушка начала говорить. Только то, что поведала Маша, вначале звучало как бред.

«Моя соседка удачно вышла замуж. Мы дружили с детства. Серая мышь. Как была, так и осталась. Ни мозгов, ни фактуры. На девичнике, чуть выпив, она по секрету открыла тайну. Думаю, что она и сама не помнит, о чём и кому рассказала, но я поверила сразу и безоговорочно. Такое не придумать.

Якобы, некая ведьма даёт возможность исполнить фактически любое желание, в пределах разумного, конечно. С того света никого воскресить нельзя. Соседка хотела удачно выйти замуж. Уехать из деревни и жить в богатстве с красавчиком. Кто-то ей посоветовал сходить к ведьме, которая может помочь. Та и поехала. Вернулась через несколько дней бледная и задумчивая. А потом ей сделал предложение проезжавший мимо деревни олигарх. У него сел мобильный, и он зашёл в дом к девушке с просьбой позвонить. И вот соседка выходит замуж. Только для этого ей пришлось убить другого мужчину и принести его руку и сердце ведьме. Колдунья провела какой-то ритуал, и в залог исполненного договора, дала монетку, которую нужно хранить».

Маша слушала с ужасом и благоговением одновременно. Ведь у неё уже давно зрела мечта, стать знаменитой певицей. Но с посредственными данными куда рыпаться? Голос есть, но недостаточно хороший для большой сцены, да и денег на раскрутку нет. Откуда они у бедной студентки? Зато амбиций – хоть отбавляй. И решила Маша, что слава для одной её родственницы вещь ненужная, и «звезда» из неё, Маши выйдет намного лучше. Выпытала у соседки адрес ведьмы и поехала. Всё оказалось правдой.

Маша пожелала необычный голос, чтобы стать известной певицей. Ведьма сказала, что она должна принести ей голосовые связки уже знаменитого певца, а лучше полностью горло, а если с лёгкими, так и вообще замечательно. Тогда ведьма пообещала провести ритуал. Как удалось нежной девушке выполнить условия ведьмы, она наотрез отказалась говорить. Через некоторое время Маша распелась. Её голос приобрёл необычное звучание, и она начала выступать на сцене. Сначала на маленькой. Но её быстро заметили, и спустя месяц, её голос раздавался из всех колонок страны. А Кира Соколова – уже известная певица, заклятая подруга и дальняя родственница бесследно исчезла.

В этот момент и появился я, готовый погубить Машину карьеру. История настолько удивила и ужаснула, что я не знал, что предпринять. Доказательств никаких. Только догадки. А вечером …

Вечером я узнал, что Нина, моя супруга, изменяет мне с моим же начальником. Сказать, что я был в бешенстве – ничего не сказать. Когда я начал выяснять отношения, то жена не стала оправдываться. Она в сердцах кричала, что я бесхребетный увалень. Не двигаюсь по карьерной лестнице. Что права была её мама, и она зря необдуманно вышла замуж за первого встречного. Что я, как пришёл в отдел следаком, так до сих пор им и остаюсь. Что я ничтожество. Ей со мной скучно и даже поговорить не о чем. А ещё, не удовлетворяю её в постели.

Боль от предательства, ревность и злость затуманили мозг. И я решился. Вечером появился на пороге дрожащей от страха певицы и пообещал сохранить её тайну в обмен на адрес ведьмы.

Соображал я тогда плохо, вернее, совсем не соображал. В голове постоянно крутились слова о карьере, и я решил доказать ЕЙ, что смогу. Смогу стать тем, кого она захочет видеть рядом с собой. Приехал к ведьме и попросил власти. Ведьма долго хохотала, говоря, что пришёл не по адресу, что работникам полиции она не помогает. Но, ослеплённый желанием доказать жене, что я не ничтожество, надавил, и ведьма уступила. Елизавета предложила мне принести любой орган тела человека, ассоциирующийся в моей голове с властью. Кроме жены, не о ком думать не мог. А она судья. Перед глазами постоянно рисовалась картинка, как Нина поднимает судейский молоток и бьёт им по подставке. Рука судьи – вот с чем у меня ассоциировалась власть.

Нет, я не собирался убивать жену. Даже в мыслях не было. Но очередная ссора, когда она собралась ехать к маме, вывела меня из себя. Очень уж умела Нина подбирать слова. Могла двумя-тремя довести до белого каления. Ругались мы на улице. До сих пор не понимаю, почему никто ничего не видел. Я её ударил. Несильно, но она упала, ударившись виском о бордюр, и мгновенно умерла. В воспалённом от ревности мозгу вспыхнула мысль, что нельзя пропадать добру. Что, пусть хоть и с того света, но ОНА увидит, что я стал начальником. Усадил в машину труп и увёз.

Как покупал инструмент, как искал сарай, отпиливал руку, избавлялся от тела, помнил размыто, словно действовал в бреду. В тот период врезались в память лишь яркие языки пламени в котельной, где сгорала любимая женщина. Но и они не привели меня в чувство. А потом была поездка к ведьме. Ритуал. Видимо, этот самый момент я нечаянно подсмотрел в памяти Елизаветы. Получил заветную монетку и стал ждать повышения по службе. Через неделю уже подписывал приказ о назначении начальником отдела.

А потом накатила апатия. Должность не радовала. Коллеги раздражали, и я взял отпуск. Лежал в кровати и смотрел в потолок. За безразличием пришли они, сны, где Нина кричала, что я ничтожество и стучала молотком по столу.

В какой-то момент понял, что не хочу в тюрьму, а для этого нужно как-то замести следы. Сделать вид, что Нину похитили. И я разгромил квартиру. С телефоном пришлось повозиться. Хорошо, что мозгов хватило сразу отвезти телефон до тёщиного дома. Там я его отключил. А потом проделал обратную процедуру и отдал аппарат бомжам.

Чтобы ни о чём не думать, с головой ушёл в поиски таких же, как и я. После ритуала на моём плече появилась метка, и я понял, как искать заказчиков ведьмы. Ох, как я был зол на неё, но понимал, что она сильная, и простому человеку с ней не справиться.

Я перелопатил все дела о пропавших людях, стараясь вычислить заказчиков. Зачем? Сам не знаю. Хотел понять, каково им живётся после убийства. Мне было плохо. Постоянно тошнило. Спасть боялся. И когда позвонил Антон, и рассказал о похищении директора завода, я сорвался на место преступления. То ли интуиция, то ли судьба вела меня, но я нашёл ещё живого нефтяника. Попытался его вытащить, спасти, но меня поймали охранники нового заказчика. Вкололи жуткую гадость и вывезли в соседний город для кремации. Что стало с похищенным, теперь знаю точно. Видел в морге. Странно, что избавиться от трупа решили спустя месяц. Возможно, всё это время жертва была жива. Если ждали заказчика, то такой вариант имеет место быть. Человек ведь должен всё сделать своими руками. А может, просто прятали труп в другом месте, и возможность избавиться появилась только сейчас. Главное, что мне тогда удалось сбежать, хоть и с провалом в памяти.

9.

Рывок. Подтянулся, упёрся здоровой ногой, снова рывок. Пока отстранённо вспоминал прошлое, незаметно для себя, выбрался из оврага. Перевалился через край и откинулся на спину. Сломанная нога раздулась, но чувства притупились. Слабость разливалась по всему телу. Болело всё. Разодранные в кровь ладони, голова, но сильнее всего пульсировало ниже бёдер. Набрал губами холодный снег, подержал во рту и с упоением проглотил.

Воспоминания ничего хорошего не принесли. Как же остановить эту ведьму? Ведь люди в своём стремлении иметь недостижимое пойдут на что угодно. Даже я, опытный и недоверчивый следователь особого отдела, поддался эмоциям, хотя никогда не стремился к власти. У каждого есть своё уязвимое место.

Огромное, тёмное небо нависло своей мощью. Звёзды уже не насмехались, а смотрели серьёзно. Сморгнул. Мне показалось, что они укоризненно грозили пальчиком, словно строгая мама отчитывала нерадивого сына. Где я и где власть? Ну, не моё это. Вот и спустился с небес на Землю. Как теперь мне жить в этом мире без Нины?

Стоп, стоп, стоп. Я уже эту фразу сегодня слышал. «В этом мире». Причём повторила ведьма её несколько раз. Тогда она меня зацепила, но что не так, не успел обдумать. Она что, не из нашего мира? Предположение бредовое, но ведь исполнение желаний монстром тоже показалось вначале бредом. А что если …, крепко сжал зубы, сдерживая расшалившееся воображение.

Всё потом, сначала нужно добраться до дома ведьмы. Не бросит же она меня умирать, хотя эта может. Понял, что сил нет, и ползком добираться не вариант. Нашёл толстую палку, и с пятнадцатой попытки поднялся.

Сколько я ковылял, не знаю. Мокрый от пота, хлюпал ботинком по сугробам. Подстёгивал вой волков. Хоть и далёкий, но очень даже мотивирующий. Когда сил не осталось совсем, а небо окрасилось тревожным рассветом, сквозь раскидистые лапы сосен, увидел знакомый дом. Как не замёрз и дошёл, даже для меня осталось секретом. Иногда казалось, что весь горю, а иногда, что пора выкручивать и меня и одежду. Смахивал капли пота с висков и шёл дальше. Долгую дорогу крутил в голове мысли, которые казались настолько сумасшедшими, что я не ручался за свою нормальность. Да и откуда ей взяться? Ведьмы, ритуалы, духи, жертвы, это может быть нормальным?

Палкой постучал в дверь. Думал, что разбужу дом, но никто не спал.

– Мы тебя обыскались, – обеспокоенно сказала Елизавета. С удивлением уставился в её лицо, пытаясь найти подвох, но не увидел. Не врёт?

И тут произошло нечто странное. Я почувствовал неконтролируемую злость. Да такую, что захотелось немедленно схватить ведьму за волосы, намотать их на кулак и бить её лицом о стену, пока она не захлебнётся в собственной крови. Так бы и сделал, если бы мог. Это что ещё за новости? У меня нет сил на такие яркие чувства, или это не мои эмоции? Ведьма злится? Волна ярости схлынула, забирая остатки сил, и я позорно свалился под ноги ведьме, теряя сознание.

Тело плавилось, словно в печке. Кто-то громко стонал. И только низкий грудной голос успокаивающе напевал песню на незнакомом языке. Сколько я так провалялся, трудно сказать, но когда очнулся, возле меня сидела девушка. Та, что подавала мне днём чай. Она тут же подскочила и убежала звать хозяйку. А я принял для себя нелёгкое решение. Только как узнать, правда ли то, о чём я догадался.

– Выпей, будет легче говорить. Обезболит на время, – ведьма снова удивила. Она сама поднесла стакан с противной жидкостью. Выпил через трубочку, и тысячи ледяных игл, что раздирали горло, спрятали свои колючие кончики. Туман в голове отступил, и я смог мыслить ясно.

Мы некоторое время буравили друг друга взглядами.

– Ты из другого мира? – начал я разговор первым. Мне нужна эта информация.

– Да, но как ты … – неосознанно ответила и тут же потрясённо замолчала.

– Хочешь вернуться, но не можешь? – не давая ей опомниться, снова задал вопрос и застыл, облизывая мгновенно пересохшие губы. От этого ответа многое зависит.

Ведьма уже пришла в себя.

– Да, я хочу вернуться. – От неё пришла волна жгучего любопытства.

Так это правда, я могу её чувствовать? Как интересно. Её забавлял наш разговор. И я продолжил.

– Ты для этого всё придумала? Желания, жертвы.

– Тут больше ничего не работает. Энергию взять неоткуда. Эманации жертвенной смерти дают хороший поток. – Ведьма улыбнулась, а меня облило мощной волной раздражения, и во рту появилась горечь. Врёт. Значит, другие варианты были, но она предпочла кровавый.

– А как ты оказалась в нашем мире и как давно, – задал этот вопрос из чистого любопытства, но в ответ снова получил поток ярости. Только направлен он был не на меня.

– Не твоё дело, – ответила она резче, чем хотела. И как ей при таких эмоциях удаётся сохранять маску доброжелательности и задумчивости? – Ничего, они у меня ещё все узнают кто такая Эльжбетта. Я им всем отомщу, – не удержалась и чуть слышно всё-таки вывалила на меня небольшую часть информации.

А я ликовал. Мало того что я понял, что ведьму изгнали из её мира, так ещё теперь мне известно её истинное имя!

– А тот дух, про который ты упоминала, – решил срочно сменить тему, пока иномирянка не опомнилась, – кто он?

Ведьма чуть замешкалась, но всё же ответила:

– Я уже говорила. Дух рода, которого я обязана теперь кормить. Он находится в другом мире. И максимум, на что я способна, это призывать его время от времени и подкармливать энергией смерти. Он собирает её, и когда наберёт достаточно, сможет забрать меня отсюда. Но за два года, что я здесь, мы накопили слишком мало.

– Но он же страшный, – скривился я от отвращения, – как с ним можно общаться?

– Ты его видел? – ведьма вскочила, – но как? – Она готова была растерзать меня, защищая своего помощника. Да, такая псинка, или кто он там, точно нам не нужна. А вдруг не получится ведьму убрать, и тварь просочится в наш мир? Б-р-р.

– Неважно. Сейчас важно другое. У меня же ступня отморожена?

– Я не целитель. Обморожение сильное, плюс перелом. Скоро начнётся гангрена, ногу не спасти, но ты можешь принести конечность в жертву, – ехидненько предложила ведьма. Кто бы сомневался? Эта уж точно никогда не упустит выгоду.

– Да, я хочу загадать желание, – сглотнул комок в горле и снова облизал пересохшие от волнения губы. Только бы не догадалась, что я задумал.

– Какое? – ведьма ухмыльнулась, предвкушая веселье.

– Хочу, чтобы ты убралась обратно в свой мир.

Она во все глаза уставилась на меня. Её ладони сжимались и разжимались, грудь заколыхалась чаще, а вот внутри полыхнуло радостью, неуверенностью и счастьем.

– Ты хочешь пожертвовать своей ногой, чтобы отправить меня домой? – нервно переспросила она. – Но этого будет мало, не сработает. Хоть то, что ты отдаёшь её добровольно, значительно усилит поток энергии, но не настолько, чтобы переместиться из мира в мир.

– Я так и думал. Поэтому я сам стану добровольной жертвой. Тогда хватит?

Её губы на секунду расплылись в довольной ухмылке, но ведьма тут же взяла себя в руки и затараторила:

– Но, но, также нельзя, я не хочу, чтобы ты умер.

– Не нужно, в этом доме праведников нет. У тебя руки по локоть в крови, и я не лучше. На войне не просто так штаны протирал, да и в мирное время отличился, не смог справиться с ревностью. Убил любимую. Так что, я заслужил то, что со мной случится. Зато сделаю доброе дело, освобожу мир от такой, как ты. Сколько уже душ загубила, ведёшь им счёт? – от нервов не чувствовал берегов, и меня несло. Удивился, но ведьма ответила.

– Восемнадцать. Но будет больше, – она легко расправила плечи и тут же преобразилась из заботливой травницы в циничную стерву. – Ты прав, так даже легче. Притворяться надоело. Мне тут не место. Никто не может оценить мой потенциал по достоинству. Пора домой, ты не передумаешь?

Я отрицательно покачал головой.

– А почему жертв будет больше? – пока настроение ведьмы не испортилось, решил выведать хоть какую-нибудь информацию.

– Ха, заказчики тоже скоро умрут, – и она рассмеялась потусторонним смехом.

Кровь в моих венах застыла от осознания.

– Что ты сделала? – хоть голос и срывался от мерзости, но мне необходимо было услышать ответ.

– Они неправильно загадывали желания. Не уточняли всех нюансов. Вот недавно проводила ритуал блогеру. Он даже точно мечту не смог озвучить. А певица эта, Маша, – захотела стать знаменитой, и всё. Ни о сроке действия, ни о здоровье не попросила. А что не запрещено, то разрешено. Певица скоро умрёт от рака горла. Блогер – от пищевого отравления. Очень уж он любит в ресторанах блюда оценивать. Миллионер погибнет в горах, богатая жёнушка умрёт от побоев мужа, зато вся в золоте ...

– Я понял, – остановил её и поднял руки в успокаивающем жесте, – а для меня что приготовила? – старался сдерживаться, но меня трясло, как в лихорадке.

– Тебя убьют в камере, ещё до суда. Любовник твоей жены не простит, – скривила губы и громко хмыкнула. – Ты тоже не уточнил время. Так что, не обижайся.

– Ну ты и тварь, – сорвался я, не скупясь на выражения.

– Пошла собирать вещи и готовиться к ритуалу. Скоро домой, – нисколько не прониклась ведьма моими словами. Она легко выскользнула из комнаты, а я дал волю чувствам.

Нельзя, нельзя такую тварь отправлять назад, но и здесь ей не место. Что же делать? Боли в ногах не чувствовал, видимо, отвар ещё действовал. Пробежался по комнате глазами в поисках подсказки. Ничего.

– Как с ней справиться? Кто там есть наверху, подскажите? – от отчаяния, обратился к высшим силам. Ну а что? Если существуют такие твари, как тот дух, то наверняка есть и хорошие … твари.

Неожиданно в кармане почувствовал тепло. Монета. Она нагрелась. Что это значит? Что там говорил парень? Монета – это договор. А если он нарушен, то … я смогу воззвать к … кому, чтобы признать все договора недействительными? А вдруг получится повернуть время назад и не будет никаких жертв. Да нет, такое невозможно. Глупость полная. Ведьма же считает, что она не виновата, это люди неправильно формулировали свои желания.

Голова разрывалась от противоречивых мыслей. Что же делать? Как действовала та ведьмочка, из книжки? Она просила мир ей помочь и получала поддержку. Чем не вариант?

Ладно, будь что будет.

Когда пришла ведьма, я уже был совершенно спокоен. Она помогла подняться и допрыгать до серого камня. Ритуальный зал ничуть не изменился. Только добавились вещи ведьмы для переноса.

– Ну, озвучивай желание, – Елизавета величественно кивнула.

– Э-э, слушай, а ты не можешь сделать доброе дело просто так, а? – в последний момент вспомнил об обещании Лёне.

– Какое? – глаза ведьмы полыхнули красным, но она постаралась себя сдержать. – Только не проси отменить церемонию.

– Нет, я уже всё решил, но понимаешь, обещания нужно выполнять, а я уйду в иной мир с долгом. Я сказал Лёне, что помогу с жильём. Есть возможность вернуть его квартиру?

Ведьма засмеялась.

– Тьфу ты, я-то думала что-то серьёзное. Нет, его жильё потеряно, а вот твою квартиру могу ему подарить, согласен?

– Конечно. Мне она всё равно больше не пригодится. Родственников нет. Только дари навсегда, без права оспаривания, до конца его долгой жизни. Пусть он будет в ней счастлив. Родит сына и продолжит обучать студентов.

Ведьма погрузилась в себя. Вокруг закрутились почти невидимые воздушные потоки, а потом всё резко прекратилось.

– Сделано. А ты быстро учишься. Ничего с твоим Лёней не случится. Мне он и самой понравился. Хочу, чтобы профессор всё-таки закончил книгу о ведьмах. Народ должен знать, с кем имеет дело. Поклоняться и бояться. А Лёня прямо сейчас получает письмо с курьером. Доволен? Продолжим? – её нетерпение било через край.

– Да.

– Тогда говори вслух желание, – она достала ритуальный клинок, замахнулась и начала нараспев произносить заклинание. Когда она гневно моргнула, я затараторил:

– Хочу, чтобы ведьма Эльжбетта отправилась в тот мир, где никому не сможет причинить вред. Мир, достойный её потенциала, а главное, чтобы оттуда, она никогда не могла вернуться на Землю. Также требую компенсацию заказчикам и их жертвам по исполненным договорам, так как они были нарушены, – сжал монету в кулак, что уже давно обжигала ладонь.

– Ах ты мерзкий щенок, – заорала взбешённая ведьма, но рука с клинком не смогла остановиться, и в сердце воткнулся холодный металл.

Мгновенная боль, и я взлетел над алтарём.

Ощущение счастья и покоя окутало, словно в одеяло. Глянул вниз. Обмякшее тело, лежащее на камне, вызвало лишь отголосок жалости. Лысая голова, расплывающееся пятно крови на свитере. Грязные джинсы. Распухшая до размеров огромного бревна нога. Да, видок в посмертии не очень. Но это неважно.

Знания пришли сами собой.

Хлопок, и материализовавшийся сгусток радостно бросился к хозяйке. Теперь я знал, что этот дух был призван ещё ковеном её прабабки, которые поклонялись Богине Смерти. Барг долгое время голодал. Ковен давно уничтожили, а последняя из рода никак не инициировалась. Сама не ведала, кто она такая. А когда смогла, то ей пришли знания всех поколений. Добрая когда-то ведьма не справилась с силой рода, требующей возмездие, и Эльжбетта вместе со своим помощником, утопила в крови всех виновных и их семьи в нескольких поколениях. Волна ужаса захлестнула материк. Жители собрали сильных колдунов и открыли портал в немагический мир, думая, что здесь ведьма никому не сможет навредить. А Баргу не дали переместиться следом за хозяйкой. Но недаром её род поклонялся смерти. Умирают люди везде. Вот и удалось Эльжбетте найти источник новых сил.

Барг принюхался к телу, лежащему на алтаре, увеличил пасть и заглотил его целиком. Фух. Мне хоть не пришлось видеть, как телесную оболочку кромсают на куски.

– Жертва принята, – раздался в помещении низкий голос, а тварь радостно закрутила хвостом. На камне появилась монета. Только она немного отличалась от предыдущей. Своим новым острым зрением разглядел на ней цифру 19. Это что? Я – девятнадцатый? Последняя жертва?

– Нет, нет, зачем ты его съел? – начала заламывать руки ведьма, но договорить ей не дали. Новый хлопок и она попятилась. Тварь радовалась, что они наконец-то будут вместе, и искренне недоумевала, почему ведьма кидается в неё своими вещами. Кое-что попало в портал, куда так настойчиво тянул Барг хозяйку. Сквозь дымку увидел, как они вывалились в красную пыль. Дикий вой ведьмы и радостное повизгивание твари доносились, пока портал не схлопнулся. Тишина оглушила, а я заулыбался. Та планета очень сложна для выживания. Заселена только членистоногими и чешуйчатыми тварями, передвигающимися под песком. Но шанс есть.

Свет полился из груди, когда я ощутил, как жертвенные души отправились на перерождение. Повернуть время нельзя. Надеюсь, следующая жизнь у них сложится лучше. А заказчики, несмотря на содеянное, останутся при своём. Проклятие их не коснётся при жизни. А посмертный судный день ещё никто не отменял.

Лёня встретит замечательную женщину, и она сможет зачать и родить сына. Профессор вернётся к обучению детей. Только уже в виде репетиторства. Он будет часто ходить в церковь, молиться о спасении моей души и ставить свечу за здравие, отчего мне всегда будет неудобно. Я же умер.

Начальник разведётся с супругой. Уволится. Он потратит остаток жизни на поиски меня и Нины. Но потратит его напрасно.  

Ну а я? …
– Эй! Кто здесь главный? Что с моей душой будет дальше? Почему я всё ещё тут?


Конец.

(Если читателям понравится образ Корнея, то будет продолжение. Если нет, то на этом история закончится.) 16.02.2024 года.

– Жди, – было мне ответом, и я стал ждать, разглядывая людей, чьи причудливые переплетения нитей судьбы почему-то отчётливо видел. Эх, вот если бы эту чуть подтянуть к вон той, красной, то скоро они встретятся. Ой, а вот этих нужно развести как можно дальше. Ничего хорошего их не ждёт.

Показать полностью 1
44

Когда пойдёт дождь, часть вторая

UPD:

Когда пойдёт дождь, часть первая

***

Он снова сидел на скамейке в парке. Здесь тихо и хорошо. Не то, что в общежитии, где ему дали комнату после выписки из психиатрической больницы. В управляющей компании сказали, что квартиру забрали за долги по коммунальным платежам, когда умерла мать; бери, мол, комнату в общаге и отваливай, псих. Кто забрал? За какие такие долги? Разобраться во всём этом не было никакой возможности.

И вот после шести лет в психушке он живёт в семейном общежитии. Казалось бы, свобода, и всё теперь будет как надо. Но как говорится, хотелось, как лучше, а вышло как всегда. Шум, гам, тараканы на грязных стенах длинного коридора, пьяные соседи за стенкой, такая же, как в психушке, железная койка, только что не прикрученная к полу. Ладно, не до этого пока. Потом он с этим разберётся. Сейчас ему нужно было в спокойной обстановке снова пережить, перечувствовать каждое мгновение. И снова перед глазами закружился калейдоскоп воспоминаний.

Мальчик в песочнице. Толстенький такой, мягкий, как свежий мармелад. Мама часто ему покупала зелёные, жёлтые, оранжевые мармеладные конфеты, посыпанные сахаром. Вкусный мальчик, вкусняшка... Хотя, если бы он мог тогда выбирать, то всё-таки предпочёл бы девочку... Есть в этих девочках что-то такое, этакое...

Тишина старого парка взорвалась громкой музыкой.

Мужчина нехотя поднялся со скамейки и хотел уже пойти к выходу, но сам не понимая почему, побрёл на звуки саксофона.

На скамейках перед полукруглой эстрадой сидели в основном пожилые тётки. Где их столько набрали? Старые грымзы умильно смотрели на сцену, где для них давали представление воспитанники районного дома творчества. Именно так объявила девочка. Ох, даже сердце зашлось. Тёмные, с махагоновым отливом волнистые волосы, пышная сиреневая юбочка. А лиф платьица скрывал, нет, открывал, фу, чёрт! облегал... Короче, там, под платьицем проглядывали такие славные бугорочки... Мяконькие, наверно. Говорит, улыбается, а на щёчках ямочки... Всё, поплыл...

А это кто? Взгляд мужчины упал на руководителя. Тот убрал от лица саксофон, откинул со лба волнистый чуб и... Что это? Кто? Это... я? С минуту он не мог отвести взгляд от того, на сцене. Те же рыжие, курчавящиеся за ушами и наползающие на глаза волосы. Руки. Короткие рукава рубашки приоткрывали такие же охристые конопушки, как и у него самого. Как были у мамочки. А лицо! Невероятно! Это же его лицо! Могут ли психи сойти с ума? Похоже, именно это сейчас с ним происходит...

Мужчина схватился за голову и быстро пошёл, почти побежал прочь из парка. Проходя мимо "книжки", слегка замедлил шаги у магазина. Взгляд упал на улыбающееся личико ребёнка в розовом комбинезончике и кружевной косынке. Вот она! Именно то, что сейчас ему нужно! Не раздумывая долго, вытащил девочку из пристёгнутой к перилам коляски, прижал к груди и зашагал с драгоценной добычей к трамвайной остановке.

***

– Где вы были двадцать третьего июня с пятнадцати до шестнадцати часов? – допрашивал старший следователь задержанного.

– Дома, – Саянкин нервно барабанил пальцами по столу.

– Кто это может подтвердить?

Человек, сидевший напротив Уйманова, выглядел растерянным. Он с недоумением хлопал бежевыми ресницами, не понимая, чего от него хочет добиться полноватый дядька с усталыми глазами и большим клетчатым платком, который он то и дело доставал из кармана, чтобы промокнуть влагу с лица и обширной лысины.

– Н...никто, – выдавил Саянкин.

– Чем вы занимались в тот день?

– Лежал на диване. Пытался поймать мелодию. – Подозреваемый прикрыл глаза. – Жара. Расслабленность и нега. Потом, словно лёгкое дуновение – минорный, тревожный мотив...

Минорный мотив следователя совершенно не интересовал. Его задачей было нащупать совершенно другой мотив – из-за чего человек мог решиться на кражу ребёнка.

– Давайте не будем отвлекаться. Где вы были пятнадцатого июля между одиннадцатью и двенадцатью часами?

– Пятнадцатого... Так концерт мы давали, – обрадовался, что вспомнил и может чем-то помочь следователю, Саянкин. – Идиоты из администрации придумали. В рамках культурной программы, – насмешливо добавил он. – Это летом-то! Это ведь совсем не просто – организовать концерт! Нам ведь нужно было детей заранее собрать, прорепетировать. А все разъехались. Мало, кто в городе сейчас. Да и зрителей пришло три калеки, бабульки одни из окрестных домов.

– Вы никуда не отлучались из парка?

– Нет. Как я могу детей бросить? – Удивление музыканта казалось вполне искренним.

– А саксофон вы в футляре носите?

Саянкин непонимающе уставился на следователя, силясь постичь ход его мыслей.

– В футляре, – сипло прошептал он, чего-то испугавшись.

– Двадцать шестого июля где были? – продолжал напирать Уйманов.

– Дома, – и опережая очередной вопрос следователя, быстро заговорил: – Был дома, как всегда. Никто не может подтвердить. Жара, тревога. Предчувствие...

– Предчувствие – чего? – спросил Уйманов.

– Н...не знаю. Дождя, наверное, но и чего-то ещё, – он закрыл глаза и надолго замолчал, казалось, совершенно забыв про следователя. – Чего-то не хватает, – бормотал он как бы про себя, – будто ты чья-то половинка. Воссоединение! – он открыл глаза, и они сияли, как глаза человека, только что решившего трудную задачу. – Именно воссоединение. С кем-то или чем-то давно утраченным.

– Ваши родители живы? – спросил Уйманов.

Саянкин непонимающе смотрел на следователя:

– Только мама...

– А братья у вас есть?

– Кто? Нет. Я один. Поздний ребёнок.

– Напишите адрес матери.

– Зачем вам адрес моей матери? Она тут при чём? Что всё это означает? – Саянкин болезненно сморщил лицо, будто собираясь заплакать.

– Пишите, пишите. Надеюсь, мы скоро это узнаем.

***

Славная, сладенькая девочка. Пухлые ручки, перевязанные ниточками ножки. Пожалуй, чересчур сладкая. Приторная, как зефир. Вот если бы ту, в сиреневом шифоном платье! Кто же это с ней был? Будто в зеркало посмотрел. Здорово он разволновался тогда. Схватил эту, розовую, без всякой подготовки. Так нельзя. Нельзя терять бдительность. Повезло в этот раз. В другой – может и не повезти. Опять в психушку? "Они меня ищут", – пришло откуда-то знание. Мужчина опасливо оглянулся. Поёжился, будто от холода. Нет. Он не хочет туда. А этот, будто отражение него самого, – успешный. И костюмчик на нём льняной, и труба эта, дорогущая, наверно. И девочки, такие прелестные, – всегда рядом. Пальчики так и порхают! Склонённая над клавишами нежная шейка... Тот, кто так похож на него, может каждый день трогать мягкие завитки, гладкую кожу, любоваться розовыми щёчками, разговаривать. Вот бы ему так! А ведь музыкант где-то рядом живёт. И девочка с сиреневыми бугорками тоже. Что-то в этом есть...

***

Саянкина Валентина Петровна оказалась тихой интеллигентной женщиной. Про таких, как она, даже в самом преклонном возрасте язык не поворачивается сказать: бабка или старуха. Красиво уложенные седые волосы, умный насмешливый взгляд. Она пригласила Уйманова в квартиру, предложила чай с пирожными.

– Муж был инженером, всю жизнь на заводе, два года назад умер. Живу одна, пенсии хватает. Да Толечка помогает, – рассказывала она.

– У вас есть ещё дети, кроме Толечки? Анатолия, – спросил Уйманов, от горячего чая вспотевший больше обычного.

– Нет. У нас детей долго не было. Толечка появился, когда мне тридцать девять лет исполнилось. Давайте, я вам свежий платок дам, а этот – в полиэтиленовый пакет положу, возьмёте потом, – Валентина Петровна вышла в другую комнату, долго не возвращалась.

Уйманов уже хотел было пойти её искать, но хозяйка появилась в комнате, протянула чистый платок и решительно заговорила:

– Я лечилась от бесплодия. Ничего не помогало. А когда, наконец, забеременела, врачи сказали, что плод не совсем здоров. Скорее всего, родится с отклонениями. Что-то с сердцем. Врачи советовали прервать беременность. А её ведь Бог дал, я же так хотела ребёнка. Бог дал – как отказаться, прервать? От божьего дара грех отказываться. Я решила рожать. Это сейчас и в сорок рожают и ещё старше. А тогда... Роды были тяжёлые. Врачи спасали меня, а ребёнка... Умер он.

Саянкина взглянула на следователя, проверяя реакцию.

Уйманов, хорошо понимающий, как легко можно спугнуть свидетеля неосторожным словом, слушал молча. Он даже перестал прихлёбывать чай. Пауза затягивалась.

– А как же Толик? – осторожно спросил он.

– Я так до конца и не знаю, что произошло. Акушерка там одна, Люба. Фамилии не помню. Одновременно со мной женщина очень тяжело рожала. Думали, умрёт. А родила двойню. Люба и говорит мне, жалко, мол, мальчишек, в детдоме жизнь начнут. Сама Люба тоже детдомовская. Возьми, говорит, Валентина, ребёнка. Хоть одного от казённого дома спасём. Я проплакала всю ночь, а наутро сказала Любе, что согласна. А она уже Толечку на меня записала. Муж так ничего и не узнал. Так и умер, думая, что Толик – наш сын, счастье наше. – Она тяжело вздохнула, поднесла ко рту чашку. – Толечка здоровенький рос. Только нервный немного. Всё будто искал чего-то и никак не мог найти. Выучили его музыке. Я же в музыкальной школе работала. А у него способности оказались.

– А что со вторым ребёнком? – спросил Уйманов.

– А вот врать не буду, не знаю ничего про второго. Не знаю даже, жива ли та женщина. Люба-то постаралась нас с Толечкой выписать побыстрее, чтобы не разоблачили.

– Похоже, объявился братец.

И старший следователь рассказал Валентине Петровне об исчезновении детей, в которых подозревается некто, очень похожий на её Толечку.

– А Толечку-то отпустят? – тревожно спросила Саянкина, провожая гостя.

– Думаю, да. Не волнуйтесь.

– Как же не волноваться-то? Всю жизнь свою сомневаюсь, правильно ли поступили тогда мы с Любой. Вроде, спасли одного мальчика. А другого, что ж? Да и плохо это – близнецов разлучать.

***

Вон она – та девочка. Хотя сейчас на ней было не сиреневое концертное платье, а цветастый ситцевый сарафанчик, он её сразу узнал. Мужчина поднялся со скамейки. Вышел навстречу убегающей от собаки девочке, раскрыл для объятья руки.

– Ой, Анатолий Семёнович! Я так испугалась! Хорошо, что вы здесь, спасли меня!

Девочка повернулась к собаке и, погрозив ей кулачком, доверчиво прижалась к мужчине.

Ах, как восхитительно пахнет! Чистотой. Свежестью. Лёгким страхом. Ничего, сейчас мы усилим этот волшебный запах! Убийца, охваченный пароксизмом сексуального и физического голода, старался унять дрожь и лихорадочно придумывал, что сказать девочке, чтобы она не убежала дальше по своим делам, а пошла за ним. И нужные слова тут же нашлись.

– А хочешь прокатиться на пони? Вон там, в конце парка есть и пони, и ослики. И даже верблюд. Ты когда-нибудь видела живого верблюда?

***

– Уверен, Саянкин – не убийца, – докладывал Уйманов Володарскому. – Алиби у него нет, но и улик против него тоже нет. При обыске в квартире обнаружены только его отпечатки пальцев и не найдено никаких подозрительных, либо не принадлежащих ему предметов. Придётся отпускать.

– Выпустим, и что дальше? Где настоящий преступник? – Володарский с сожалением разглядывал старшего следователя: да, от толстяка не приходится ждать ни озарения, ни блестящей игры ума...

– Будем искать, – невозмутимо ответил Уйманов. – Потребуются люди.

Он понимал, что нужно торопиться. Если его предположения верны, то надо ловить преступника, пока стоит эта аномальная жара. Должна, должна жара спровоцировать его вновь и вновь на безумную охоту. Когда пойдёт дождь, будет поздно. Тот затаится, возможно, на годы...

– Доложите о проделанных мероприятиях по поискам настоящего преступника, Александр Васильевич! – Голос начальника оторвал от раздумий.

Уйманов встрепенулся, по привычке протёр платком розовую лысину:

– Посланы запросы в роддом, где родился Саянкин, и в ЗАГСы города.

Одиннадцатого июня тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года в роддоме N 2 родились две девочки и три мальчика. Девочки нас не интересуют... Мальчики. Одного – весом в два килограмма восемьсот граммов – родила Саянкина Валентина Петровна. И двойня у гражданки Косивцевой: один ребёнок с весом три килограмма триста пятьдесят граммов умер от врождённого порока сердца, второй, родившийся с весом два килограмма четыреста граммов, выписан вместе с матерью через месяц после рождения, набрав всего сто пятьдесят граммов. Все документы в порядке.

– Почему так долго держали в роддоме? – спросил Володарский.

– У матери наблюдались осложнения, послеродовый психоз. Отказывалась от ребёнка, кормить грудью не хотела. Принимала лечение...

– Так, понятно, а что из ЗАГСа? – Тёмные блестящие, со скошенными внешними уголками глаза Володарского выражали заинтересованность.

– Получена копия из книги регистрации актов о рождении... номер записи... число, месяц... Свидетельство о рождении выдано Косивцеву Витольду Александровичу. В графе "отец" – прочерк. Скорее всего, отчество по имени матери, Косивцевой Александры Ивановны, незамужней, семнадцати лет от роду.

– Ишь ты, Витольд! – Володарский усмехнулся.

– Жили мать с сыном в однокомнатной квартире. Косивцева работала техничкой. С мужчинами не встречалась – жила для сына. Потом, когда ей уже было под сорок, у неё появился ухажёр, которого сынок жестоко избил. Да так, что претендент на руку и сердце в одночасье скончался. Тогда-то, на суде, и выяснилось, что мать с сыном спали всё это время в одной постели. До появления ухажёра. А когда тот возмутился и прогнал сынка из супружеской кровати, тот новоявленному папаше и отомстил. Однако экспертиза признала Витольда невменяемым, его определили в психиатрическую больницу, на три года, потом продлили ещё на три. В общей сложности фигурант пробыл на лечении шесть лет. Мамашу – тоже признали. Но почему-то оставили на свободе, предписав амбулаторное лечение. А вскоре, не дождавшись сына, она умерла. По возвращении из лечебницы Витольд узнал, что в ЖЭУ прибрали квартирку, якобы за долги, и предложили поселиться в заводском общежитии номер пять, да ещё и взяли на работу штукатуром-маляром.

– Когда Косивцев освободился?

– В прошлом году. Весной.

– И?.. – Володарский выжидательно смотрел на следователя скорбными глазами с опущенными внешними уголками.

– Поднимаем старые дела на предмет применения их к открывшимся обстоятельствам. На это потребуется время.

– Нет, вы меня удивляете! – Володарский взорвался. – Пока вы старые дела поднимаете, ваш маньяк ещё пятерых ребятишек...

– Но у нас не достаточно доказательств, – возразил Уйманов, промокая бисерный пот клетчатым платком. – Что мы предъявим Косивцеву?

– Это вы у меня спрашиваете? – взревел Володарский. – Работнички, мать вашу... Брать его надо!.. Ну и предъявлять соответственно, – уже тише, усталым голосом добавил он.

***

Саянкин лежал на диване и обдумывал недавние события. Сильно болела голова. Яркий луч солнца пробился сквозь щель между тяжёлых гардин, пополз по дивану и начал удаляться. Анатолий Семёнович безучастно наблюдал за передвижением полоски света и вдруг подскочил, начал собираться.

Похоже, жара подходила к своему апогею. Слишком яркое солнце. Потрескиванье листвы в наэлектризованном воздухе. Больно глазам, больно лёгким. Саянкин остановился, прислушиваясь к себе, и уверенно зашагал в сторону реки. Вот и мост, соединяющий не только два берега Томи, но и два района города.

Они встретились на мосту. Два близнеца-брата. Стояли и смотрели друг на друга, поражаясь зеркальному сходству.

– Как мне тебя не хватало! – сказали одновременно.

И снова замолчали, потрясённые тем, как причудливо и непоправимо судьба распорядилась их жизнями.

– Теперь мы вместе, – нарушил молчание Саянкин, для которого неуловимая прежде мелодия обрела смысл. Музыка, вобравшая ноты новых чувств, звучала теперь в его голове в полную мощь. Мажор. Фортиссимо!

– Воссоединение, – сказал он и неожиданно засмеялся:

– Мой брат – маньяк! Какая нелепость!

Второй не ответил. Лицо исказила гримаса боли. Он резко повернулся и пустился бежать.

– Стой! – закричал Саянкин, догоняя. – Ты не правильно меня понял! Нелепость – не ты, а то, что нас разлучили. Мы должны были расти вместе. Но ничего. Мы встретились, и теперь всё будет хорошо. Мы вылечим тебя!

За спиной Саянкина завыла сирена скорой. Но и в той, противоположной стороне, куда бежал Витольд Косивцев, замигали синие огни.

Саянкин догнал брата, обнял, прижал к себе.

– Мы всегда будем вместе! Ты же брат мой. Только подлечим тебя немножко.

– Я не хочу в психушку! Там... мерзко. – Тихий шёпот прозвучал оглушительно.

" А ведь верно, он уже был и в руках правосудия, и в клинике. Лечился. И не помогло, – промелькнуло в голове Саянкина. – И снова... Лет через пять выпустят – и что тогда? Опять сначала? Не жизнь, а кошмар..."

И Саянкин принял решение.

– Я же сказал: будем вместе, – шепнул он в ответ и медленно пошёл к перилам, увлекая брата, а тот, не отрываясь, смотрел ему в лицо и не сопротивлялся.

Обнявшись, они летели с моста, рассекая раскалённый от жары воздух, обнявшись, упали в обмелевшую от аномальной жары реку – прямо на выступающие со дна камни.

Полицейские матерились, торопясь закончить осмотр места происшествия до надвигающейся грозы, но всё никак не могли разъединить два одинаковых трупа. Казалось, сама смерть скрепила их объятия навечно.

А потом хлынул дождь.

Ревел ветер и раскачивал деревья. Низкое, припавшее к земле небо сердито надувало сизые тучи, с грохотом сталкивало их между собой, метало острые трескучие молнии и проливало мутные потоки воды, которую жадно впитывала изнемогавшая от обезвоживания земля. 

Уйманов был разочарован: они чуть-чуть не успели! Разочарован был и весь отдел по особо тяжким преступлениям. Полицейские несколько дней следили осторожно за Саянкиным в надежде, что обострившееся жарой чутьё выведет музыканта к брату-двойнику. Боялись спугнуть, держали дистанцию. Машина с санитарами наготове... Когда поняли, что Саянкин направляется к мосту через Томь, вызвали подкрепление из Центрального района: чтобы с двух сторон, наверняка... Но поспели только к двум совершенно одинаковым трупам, лежавшим в обнимку на отмели. Поди теперь, разберись – кто из них кто!

Судебно-медицинские эксперты работали в триста третьей комнате семейного общежития. Они доставали из  холодильника аккуратные контейнеры с фрагментами детских тел и слегка тронутые тлением маленькие черепа, завёрнутые в полиэтиленовые пакеты. А прямо на столе стояла кастрюля с супом, в котором плавала детская ножка с местами отслоившейся кожицей на крохотных пальчиках. Страшные находки приводили в оторопь. Привычные ко всему, эксперты запивали ужас медицинским спиртом, но совершенно при этом не пьянели.

Показать полностью
45

Когда пойдёт дождь, часть первая

UPD:

Когда пойдёт дождь, часть вторая

Такого жаркого лета давно никто не помнил. За два месяца не пролилось ни одного дождя. Зной раскалил асфальт до липкой тягучести и высушил на газонах траву. Деревья ощетинились неподвижными колкими листьями и тихо пергаментно потрескивали. И даже ночи не приносили вожделенной прохлады. Дома, словно раскалённые печи, сохраняли жар горячего, как пирог, города. А утром неутомимый диск вновь появлялся на небе, и всё начиналось сначала.

– Бабушка, мы пошли купаться! – заявили внучки, которых ждали во дворе подружки.

Светлана Ивановна в сотый раз наказала, чтоб не заходили далеко, не сидели в воде до синих пупырышек, чтобы старшая, Соня, присматривала за егозой Галкой; потом, скрепя сердце, отпустила девчонок и вышла на балкон. Внучки выскочили из подъезда, влились в щебечущую стайку дворовых ребят. "Вроде всех знаю. Пашка Егоров из второго подъезда. Вера и Люда постарше Сони. Примерные девочки и родители у них хорошие. Присмотрят", – успокаивала себя Светлана Ивановна. Она с удовольствием пошла бы на речку сама, у воды всегда прохладнее. Но накануне, собирая на даче малину, задела притаившийся в кустах борщевик. Через три дня руки от кистей до самых плеч покрылись водянистыми, как от ожогов, волдырями. Век живи – век учись! Если бы она сразу вымыла руки, смыла с них яд безобидного на вид борщевика, или хотя бы не находилась после контакта с ним на солнце, ушла в тенёк – ничего бы этого не было. Эти жуткие волдыри с выступающей из-под них сукровицей не испортили бы остаток лета. Едва сдерживая непреодолимое желание почесать, да что там – яростно разодрать зудящие места, Светлана Ивановна вновь смазала руки облепиховой пенкой и принялась ждать девчонок.

Через три часа они не появились. Светлана Ивановна прибрала в квартире, погладила бельё и приготовила обед. Поминутно выскакивала на балкон, вглядывалась вдаль. Прошёл ещё час. Светлана Ивановна уже сто раз мысленно представила себе весь путь до карьеров, где раньше добывали гальку, а теперь, за неимением пляжа, купались в жару жители района; и постепенно в её воображении открывались тысячи опасностей, которые подстерегали на пути её девочек.

Их высотный дом, который все называли "книжкой" из-за трёх расположенных веером корпусов, стоял неподалёку от входа в Сад Металлургов. Так назывался единственный в Заводском районе большой запущенный парк. Чтобы попасть к карьерам, нужно было сначала пройти по темноватым аллеям парка под старыми раскидистыми деревьями, минуя непролазные и оттого ставшие вдруг подозрительными заросли шиповника и акации. Потом по узкой, в ямах и колдобинах грунтовке пробраться через частокол сосновых стволов. Светлана Ивановна сама участвовала в посадке саженцев несколько десятков лет назад.  Некогда пушистые, не больше метра в высоту сосенки вытянулись до самого неба, загородили верхушками солнце, а здесь, внизу, теснились в полумраке их шершавые стволы с торчащими в стороны сухими обломками нижних веток. Лесополоса отгораживала парк от шума и пыли объездной дороги, пробегающей сразу за соснами. Пересечь эту самую дорогу – шоссе с несущимися на полной скорости автомобилями – то ещё испытание. Потом крутой спуск к долине Томи. Ребятня с хохотом и визгом сбегала вниз за несколько секунд, а сама Светлана Ивановна обычно спускалась бочком, приставными шажочками, хватаясь за чахлые кустики по краям глинистой тропинки, которая выводила на галечный берег. Но не в этот раз. Сейчас она сидела на диване и с ужасом представляла себе всё новые и новые опасности, которые могли возникнуть на пути её любимых внучек. На берегу, тут и там, под редкими кустами ивняка – разные компании отдыхающих. Нетрезвые мужчины и женщины. Кучи мусора. Ошалевшие от жары собаки, лениво рыскающие в поисках объедков. Бутылки из-под пива. Осколки стекла. И сами карьеры – вырытые экскаваторами глубокие ямы на берегу Томи.  Ямы, из которых выбрали грунт, а теперь в них хищно поблескивает мутноватая, пришедшая из реки вода. В этих импровизированных купальнях – резко обрывающийся берег, непредсказуемые глубины неровного дна. Бьющие снизу холодные струи родников.

Светлана Ивановна уже сто раз пожалела, что отпустила девочек. Подспудный, интуитивный страх рисовал в голове жуткие картины. На любом отрезке пути, который, не задумываясь, преодолевали они обычно минут за двадцать, могло произойти что-то ужасное. Пытаясь взять себя в руки, она находила какие-то доводы и объяснения, почему отпустила: ну как летом – без речки? И сама была маленькой – убегала купаться, и дочка Катя, мать девочек, тоже, бывало, задерживалась. Неужели до восемнадцати за ручку водить? Не первый раз. Вчера и позавчера тоже отпускала внучек. Всегда возвращались. С мокрыми волосами, загорелыми носами и плечиками, усталые, но счастливые. Сегодня собралась большая компания ребят – считай, всем двором ушли. Мало ли – заигрались. Вот-вот должны появиться. Должны…

Но все контраргументы казались неубедительными и жалкими против предчувствия.

Тревога разрослась до размеров паники и затопила мозг. Светлана Ивановна наскоро забинтовала руки, кляня на чём свет стоит жару, борщевики, карьеры, и себя, старую дуру, выбежала навстречу внучкам. Чугунные ворота Сада, растрескавшийся асфальт дорожек. Сердце выпрыгивало из груди, уже понимая...

Да нет, вот же они! – отхлынуло от сердца. Щебечущая, как ни в чём не бывало, стайка детей. Вера, Люда, Пашка. Глаза отыскивают шестилетнюю Галку. Девочка увидела Светлану Ивановну, бросилась навстречу.

– Так здорово искупались! Водичка – класс! – И тут же заглянула за спину бабушке:

– А где Соня?

– Как... где? – растерянно оглядываясь, прошептала побелевшими губами Светлана Ивановна.

***

– Докладывайте! – коротко бросил начальник отдела по особо тяжким преступлениям, и взгляд его карих, тёмного шоколада, глаз с печально опущенными уголками остановился на старшем следователе Уйманове.

Володарский знал, что люди, сидевшие сейчас в его кабинете, проделали колоссальную работу, отрабатывая различные версии. В Заводском районе города за короткий промежуток времени при загадочных обстоятельствах исчезло три ребёнка.

23 июня Максим Красильников, 6 лет, играл в песочнице, мать занималась домашними делами, периодически наблюдая за ним в окно. Выглянув в очередной раз, ребёнка не увидела. Поиски во дворе ничего не дали. Соседи ничего и никого не видели.

15 июля семимесячная Кириллова Саша пропала из коляски у дверей магазина, куда мать заскочила за молоком. Через пять минут мать вышла, но нашла лишь пустую коляску.

26 июля исчезла Соня Меркулова, 9 лет. Ушла с ребятами купаться на карьеры, по дороге вспомнила, что оставила дома купальник, побежала за ним домой, но ни дома, ни на берегу больше не появилась.

Все  исчезновения детей произошли в светлое время дня. И все – в одном районе – вблизи от Сада Металлургов. Свидетелей нет. Тщательно осмотрен каждый сантиметр парка. Вещей, принадлежащих исчезнувшим детям, не обнаружено. Опрошены жители трёх близлежащих пятиэтажек и девятиэтажного дома, именуемого "книжкой", а также продавцы магазина, расположенного на первом этаже одного из её корпусов. Никто ничего не видел. Ультиматумов с требованием денег либо выполнения каких-либо условий, цена которых равнялась бы жизни ребёнка, никто из родителей не получал. Отрабатываются версии похищения с целью вывоза детей для незаконного усыновления иностранцами и торговли внутренними органами. И тоже пока безрезультатно. Володарский понимал, что будь хоть одна зацепка, её бы не упустили. Но ведь прошёл месяц! Страшная неизвестность для родителей. Паника среди горожан. Недовольство вышестоящего начальства.

– Трупов пока не обнаружено, – докладывал старший следователь Уйманов, вытирая лысину большим клетчатым платком.

– И какие вы делаете из этого выводы, Александр Васильевич? – спросил Володарский раздражённо.

Почему из немолодого и вечно потеющего следователя приходится вытаскивать клещами каждое слово?

– Либо дети ещё живы, либо...

– Либо их съели, – нехорошо пошутил один из оперативников.

– Похоже, от жары не только асфальт, но ваши мозги полностью расплавились! – повысил голос начальник. – Прошло больше месяца с момента первого исчезновения, а вы: либо, либо!..

– Либо... в городе появился маньяк, – бесцветным голосом продолжил Уйманов и добавил, глядя прямо в глаза начальнику:

– Людоед.

– Что? – заорал начальник. – Да вы с ума посходили! Фильмов голливудских насмотрелись! Если вы не нашли улик или тел детей, это ещё не значит, что их нет! Это значит – плохо искали!

В кабинете повисла тишина. Уйманов снова достал платок и принялся вытирать крупные капли влаги, проступившие на розовой лысине.

В конце августа что-то начало проясняться. Найден наконец свидетель, который 26 июля гулял с собакой по Саду Металлургов.

– Эри – ещё щенок, ей семь месяцев. Ризеншнауцеры – очень активные собаки. Вот она и побежала за девчонкой, а та испугалась, – рассказывал собачник, – я звал её, кричал, но Эри ещё маленькая. Не слушается. Ещё быстрее за девчонкой рванула. Говорю же: поиграть она хотела...

– Вы сказали, что девочку увёл мужчина. Откуда он пришёл? – старший следователь Уйманов, смешной толстяк с розовой лысиной задавал совсем простые вопросы. "Зря боялся. Всё жена: молчи, а то тебя затаскают …" – Мелькнуло в голове свидетеля, и, осмелев, он продолжал более уверенно:

– Да, словно из-под земли откуда-то вырос. Обнял девочку и они пошли. Куда? Кажется, к выходу из парка. А мы с Эри учились выполнять команды...

– Вам показалось, что девочка знакома с мужчиной? Не испугалась его, спокойно пошла с ним?

– Да, именно так. Я даже подумал, что, может отец её. Она прижалась к нему как к родному. Только…

– Что только? – насторожился Уйманов.

– Не похожи они...

– Почему?

– Ну, девчонка-то, сами видите, – чёрненькая, – кивнул свидетель на фотографию Сони Меркуловой, – а этот, папаша-то – рыжий такой, все руки в конопушках оранжевых. Ну, может, в мать…

Через два часа работы со свидетелем был готов фоторобот предполагаемого преступника.

Когда один из оперативников пришёл к Меркуловым, вся семья была в сборе. Екатерина, мать исчезнувшей Сони, с почерневшим и опухшим от слёз лицом, взглянула на фоторобот и тут же сказала:

– Да это же Сонин преподаватель. Из Дома творчества. Саянкин Анатолий Семёнович. Соня к нему три года ходит. На класс фортепиано.

Бабушка, Светлана Ивановна, долго искала очки, потом, взяв листок с портретом дрожащими руками, на которых оперативник заметил крупные волдыри, тоже подтвердила:

– Да, похож. Только глаза... У Анатолия Семёныча добрые, а у этого… будто стеклянные.

– Да, о чём ты говоришь, мама! Как ты можешь...

Светлана Ивановна съёжилась как от удара, сгорбилась и зашаркала на кухню, из двери которой выглядывала испуганная девочка лет шести. Отец Сони никого в изображённом человеке не узнал.

– Кто это? Маньяк, что ли? – и, повернувшись к жене, заорал: – А ты куда смотрела? Ни хрена себе! Дочь три года на занятия к маньяку ходила! И что он там вытворял с ней всё это время? Семейка, б...ть! У семи нянек...

Оперативник попытался было сказать, что ещё ничего не доказано и не ясно. И фоторобот – это же приблизительный портрет, не фотография. Они делают всё возможное, что бы найти...

– Так ищите, мать вашу!.. – зарычал отец, еле сдерживаясь, чтобы не схватить оперативника за грудки.

Продолжение следует

Показать полностью
32

Тени на рельсах | 3 из 3

Тени на рельсах | 3 из 3

Тени на рельсах | 1 из 3

Тени на рельсах | 2 из 3

Мужчина в чёрном пальто вставил треугольный ключ в дверь, несколько раз провернул, а когда нагнулся, чтобы опустить трап… Дмитрий набрал воздуха в лёгкие и рванул по вагону, стараясь не оборачиваться и ни в коем случае не прислушиваться к окружающим звукам. О заднюю стенку черепа, как в гонг, билась мысль, что ему ни при каких обстоятельствах нельзя покидать вагон без Виктора. Дмитрий знал, что это не благородство с его стороны. А холодный расчёт. Ведь у двоих выше вероятность, что оба выживут. «Рановато мне на тот свет».

У двери в следующий вагон Поведов взялся за ручку и машинально обернулся. В тамбуре, откуда он только что прибежал, стояла высокая тень и смотрела на него. Она резко рванула в сторону Дмитрия. Лампы, мимо которых проносилась тень, поочерёдно гасли, топя вагон во мраке. Поведов распахнул дверь и залетел в межвагонный переход.

Дмитрий бежал по узкому коридору следующего вагона, едва не задевая поручни. Из-за закрытых дверей, мимо которых мчался Поведов, доносились странные звуки: то шёпот, то истерический хохот. Ноги уводили его всё дальше и дальше, загоняя вглубь незнакомого вагона. Где-то в душе он знал — погоня ещё не окончена. Он остановился у последнего купе, чтобы отдышаться. Согнулся пополам, упираясь руками в колени. «Должно быть они прицепили вагон к своему составу. Грохочущий ад мчащегося поезда, толчки и внезапно вспыхнувший свет в вагоне… Всё это неспроста». Он поднял голову.

Дверь в последнем купе оказалась открыта. Перед глазами проводника как вспышки замелькали знакомые образы. Каждый из них отзывался в теле колючими судорогами: два стакана на столе; испещрённые крестиками-ноликами листы; едва касающаяся края стола верёвка, тянущаяся до верхних полок и покрытая многолетней паутиной.

За столом сидели двое: мужчина с белой, как сметана, кожей, его пластиковая улыбка тянулась от уха до уха, тонкую шею перетягивало ожерелье из красных борозд; напротив него — старый дед без глазниц; играли они в морской бой. Поведов громко выдохнул, обозначив своё присутствие. Игроки повернулись в его сторону. Не дожидаясь их реакции, он бросился в следующий вагон.

«Неужели. Тот самый… — Дмитрий, задыхаясь, схватился за горло. — Висельник…» На лице возникла болезненная гримаса. Кровавые подтёки на шее не выходили из его головы. Завидев верёвку, он словно сам пережил повешение. Радовало то, что его, судя по всему, уже никто не преследовал. Если бы за ним гнались, наверняка бы давным-давно поймали. Но он жив и стоит в следующем вагоне, погружённом в темноту.

Стены вагона пропитал тошнотворный и стойкий запах разложения. Дмитрий натянул на нос испачканную кровью майку. Слабый рассеянный свет вдали неспокойно мигал. Глаза, уже привыкшие к свету, отказывались воспринимать мрачные очертания в помещении. Он вытянул руки перед собой и пошёл на ощупь. Что-то холодное и шершавое коснулось плеча. Он схватился за металлическую лиану. А когда вгляделся в темноту, увидел в своей ладони ржавую цепь. Массивными железными петлями она была наглухо припаяна к потолку. Он отпустил цепь и она, зловеще раскачиваясь, с тревожным звоном задела другую.

Поведов почувствовал, как по спине побежали мурашки. В темноте кто-то стоял, а разглядеть его не получалось. Дмитрий понимал, что нужно бежать, но ноги приросли к полу. Возможно, его никто не заметил, а возможно, просто выжидали, прежде чем напасть.

— Ммм... Человек? — чвакнул кто-то из темноты. — Давно не видел человека.

Дмитрий развернулся и попятился спиной к двери следующего вагона.

— Куда же ты, мил человек? — существо, так и не представ глазу, вкрадчиво продолжало: — Поди сюда, услуга за услугу…

Поведов попятился и упёрся спиной в дверь. Цепи точно обезумевшие зазвенели, удерживая своего пленника.

— Верни-и-ись! — оглушительный звериный вопль раздался позади, когда двери вагона уже закрылись, ограждая Поведова от опасности.

Страх парализовал бы его, но дальше  некуда. Разум снова окутал туман блокирующий мысли. Ноги стали ватными, земля снова уходила из под ног. Идея двигаться дальше по вагонам пугала сильнее, чем возможная смерть. Но он уже стоял на пороге следующего вагона.

На входе около «Титана» висел синий мусорный пакет. Дмитрий еле переставлял ноги, а дойдя до первого купе… Закрыл рот рукой, чтобы не закричать. Там за столом, на котором стояла теперь уже пустая бутылка водки, сидел Виктор. Он держал в руках полную стопку. Видимо, те самые пятьдесят грамм, наконец, пригодились, и напарник намеревался их добить. Он крутил стопку в руках, а возле него на вешалке висела чистая, выглаженная форма проводника. Из глаз Виктора беззвучно лились слёзы. Это был тот самый вагон, из которого Дмитрий сбегал от существа в чёрном пальто. Теперь Поведов не думал, что сошёл с ума — он это знал.

Виктор не поднял головы, когда напарник показался в проходе, а лишь виновато сказал:

— Нет смысла двери запирать, Дима, когда непрошенный гость уже внутри.

Послышались шаги: кто-то вошёл в тамбур из другого вагона. Дмитрий чудом успел спрятаться за следующим отсеком и прислушался. Неизвестный остановился.

— Приводи себя в порядок, — Поведов услышал за стенкой знакомый бархатный голос. — Ты и так прожил дольше положенного.

Дмитрий услышал звук открывающегося окна, и что-то со свистом влетело в вагон. Поведов слышал этот звук и раньше, когда Оратай пытался протиснуться в тамбур. Тело обдало холодом. Постепенно резкий запах металла, мазута и угля вытеснил духоту и прелость.

— Господин, в путь?

— Оратай. В вагоне посторонний. Найди. Избавься.

— Распоряжуся. Буде сделаемо, господин.

В висках запульсировало. Правая рука, которой Поведов держался за поручень, ослабла. В глазах снова потемнело, и он пошатнулся. Глухой удар плечом о стену привлёк внимание говоривших.

Дмитрий опомнился уже в конце вагона. Как добежал, он не знал. Возможно, это выплеснулась последняя капля адреналина, которую хранил организм про запас: те самые пятьдесят грамм для Виктора. Поведов уже собрался перейти в следующий вагон, как межвагонная дверь сама открылась. На пороге появился…

***

— Я понимаю, почему Вы не смогли рассказать мне историю до конца. По правде говоря, я её неоднократно слышала, — девушка разочарованно вздохнула. — Мне просто хотелось услышать её лично от Вас. Увы, не могу заставить Вас рассказать всё. Но, может быть: Вы поможете мне разъяснить ситуацию?

— Как?

— Кого Вы видели последним? Кто открыл дверь, когда Вы якобы хотели бежать? — собеседница изогнула бровь. Её глаза округлились, а грудь приподнялась.

Дима ещё раз девушку осмотрел и поёжился.

— Я не помню. Кажется… я ничего не увидел. Потому что не успел. Меня схватили сзади, пнули в бок и выкинули из поезда. Помню, как я лежал на земле посреди какого-то поля. Тогда я не знал… как далеко мы отъехали от отстоя и в какую сторону… Я смотрел вслед поезду…

— И?

— Вышел усач. Оратай, так его звали. Он нёс под мышкой рулон рельсов.

— Да ну?

— Клянусь. Он подбросил рулон в воздух, и рельсы вытянулись на траве. Появился совершенно новый путь. Оратай пнул меня по ноге, прежде чем запрыгнуть на подножку. Плюнул, что-то пробормотал… и скрылся в тамбуре.

— А куда делся поезд?

— Он как-то… перестроился на новый путь и поехал. Стоило мне моргнуть и вагон, и рельсы — всё исчезло.

— А Вы мне не врёте? — Поведов промолчал; не получив ответа, собеседница сдалась: — Хорошо, — кивнула она.

Сознание Дмитрия больше не терялось. Земля не уходила из-под ног. И пропала надобность тереть между пальцев простынь, чтобы не проваливаться в бессознательное. Он ещё раз окинул взглядом комнату, посмотрел на собеседницу, имя которой неожиданно вспомнил — Ягдолина. Теперь Поведов также отчётливо видел, что её белая блузка — это на самом деле белый врачебный халат. Неизменной оставалась лишь неестественно фарфоровая кожа девушки, всё ещё отражающая солнечный свет. Собеседница заговорщически улыбнулась под пристальным и осознанным взглядом мужчины. Ни своей мимикой, ни позой она больше не походила на наивную девочку, которой казалась в начале.

— Три года Вы провели здесь, в психбольнице. Так где же Виктор?

— Виктор числится пропавшим без вести, — повел плечами Дмитрий.

— И Вы не знаете, где он? — прищурилась Ягдолина, внимательно разглядывая собеседника; тот поджал губы и посмотрел в окно. — А как Вы думаете, куда делся вагон?

— Вагон до сих пор не найден. Это всё, что мне известно.

— Где Вас обнаружили, Вы помните?

— Знаю только, что в ста двадцати километрах от места, где мы охраняли вагоны.

— Может, Вы всё-таки помните кто помешал Вам остаться в поезде?

— В смысле… Кто открыл межвагонную дверь? Этого я не помню. Знаю, что усач благодаря этому успел схватить меня за шкирку… А дальше Вы знаете. — Дмитрий смущённо потупил взгляд и снова принялся теребить простынь.

— Вы точно не врёте?

Но Дмитрий врал. Да, он правда не знал, куда делся Виктор, где вагон, и, какого чёрта, он снова обколот сильнодействующими препаратами. Но он прекрасно помнил лицо своей собеседницы. Ведь именно её он увидел в межвагонном переходе, прежде чем Оратай выкинул его из поезда.

Он ещё раз взглянул на конверт, на котором красовался каллиграфический почерк с закорючками. Почерк Виктора, напарника, который с самого момента своего бесследного исчезновения присылал открытки, из разных уголков страны.

— Мы оба знаем, что ты не псих, — Ягдолина расплылась в улыбке. — В поезде, где работает Виктор, появилось вакантное место. Ты всё ещё хочешь находиться здесь?

— Не совсем понимаю, о чём речь.

— Давай, скажу по-другому, — она встала и принялась расхаживать по палате. — Я могу тебя вытащить отсюда, если согласишься поработать на нас. Ты всё ещё хочешь стать пэмом?

— Меня убьют, как Виктора?

— Так. Слушай сюда, — она снова села в кресло и с вызовом посмотрела на мужчину. — У твоего Виктора вся жизнь отмерена. Ему суждено было умереть ещё шестнадцать лет назад. За решёткой. Но ему тогда, скажем так, немного продлили удовольствие, — девушка усмехнулась. — Считай, выдали аванс. Дали насладится… всеми прелестями жизни. Называй, как хочешь, — она махнула рукой. — И кстати, — фыркнула Ягдолина. — Никто его не убивал. Ведь тогда он бы перестал быть человеком. А он ценен ровно до тех пор, пока жив. И ты — живой. Так что предпочтёшь? В психушке лежать или работать? Ты, вроде в пэмы метил? Без проблем! Сделаем тебя пэмом. А зарплату? Да зарплату сам себе выберешь! И в отпуск сможешь ездить, куда захочешь, — она призадумалась. — Виктору с этим, конечно, не так повезло. Отпусков у него нет. И зарплату сам себе не выбирал, — она встала с кресла и подсела к Дмитрию, положив руки ему на плечи. — Но ты!.. Ты — совсем другое дело. Так что? — девушка отстранилась. — Согласен поработать у нас? Врунишка.


***

Дмитрий зашёл в купе проводника. Он осмотрелся, бросил большую спортивную сумку на полку, и пошёл по составу. Поведов напрягся, когда заметил в тамбуре над дверью маленькую икону. В нос ударил резкий запаха перегара вперемешку с мазутом. Он сразу узнал тот злополучный плацкартный вагон, который они с Виктором охраняли. За то время, что Дмитрий провёл в психиатрической больнице, в вагоне ничего не изменилось.  Только не хватало запаха опилок, которыми топили печь. Призрачные вагоны не требовали топки, потому что не замерзали. Они летали с бешеной скоростью, преодолевая сотни километров за считанные минуты.

Виктор сидел за тем же столом, где они когда-то играли в карты, перед ним так же стояла недопитая бутылка водки, а на крючке висели оранжевые жилеты. Дмитрий словно проснулся после долгого, неприятного сна. Вернулось ощущение реальности происходящего, будто и не было в его жизни тех последних, до абсурдности страшных трёх лет.

— Ты всё пьешь? — ухмыльнулся Поведов и сложил руки на груди.

— Не-е, — захохотал бывший напарник и поставил ботинок, который держал в руках на пол. — Мне тут сказали, водка помогает избавиться от неприятного запаха в башмаках.

— А от запаха перегара в тамбуре что-нибудь помогает?

— А… Ты про это… Да, там уже ничего не поможет. А ты давно здесь? Может, выскочим покурить?

— Пошли.

Виктор снял с крючка два оранжевых жилета и кинул один Поведову.

— Чур, рельсы скручиваешь ты, — засмеялся Дмитрий и толкнул друга плечом.

— Да не-е. Этим Оратай занимается. Здесь просто нежелательно без жилета на путях ошиваться, — друзья спрыгнули с подножки.

— А как ты здесь вообще?

— Да весело, на самом деле, — Виктор достал пачку сигарет. — Я проработал здесь три года и даже немного жалею, что поначалу убегал. Правда, по мелким скучаю. Хотя… — он махнул рукой, — а чё им? В бедности не останутся. На Ирку кой-чё переписал в своё время.

— А я из-за твоих долгов вообще в психушке оказался, — Дмитрий толкнул друга плечом и тот играючи отпрянул.

— Да знаю. Тебе несладко пришлось, — Виктор хлопнул Поведова по спине, — Ты прости, что так получилось. А с другой стороны, может к лучшему всё? Мы ведь все здесь ради благой цели работаем.

— Того бедолагу из восьмого купе тоже ради благой цели повесили?

— Честно? Не такое и зверство это. Я потом уж узнал: играл он много. Деньги все в карты проигрывал — это мне Яга рассказала. А теперь хоть старика развлекает. Кстати, старик-то этот, без глазниц. И прикинь? Тот самый, которому я с переездом помогал.

— Яга? — переспросил Дмитрий

— Ну, Ягдолина. Она здесь штабницей работает. А начальник поезда, кстати… — Виктор склонился к Поведову и зашептал: — В прошлом тоже человеком был. Глядишь, и я когда-нибудь дорасту, — он мечтательно посмотрел на проплывающие мимо облака и сделал затяжку.

— Сказать по правде, мне толком и не объяснили, для чего всё это.

— Гулаг всё это. Для нечисти, — Виктор плюнул на землю. — Здесь, типа, исправительные работы проводятся: души перевозят; людей, кто с нечистью связан; ну и так далее… У всех срок разный.  Тот, что охотился на нас, — Фёдор. Он чёрт самый настоящий. Прикинь? Попался на полной ерунде! Его сам Дьявол наказал, говорят. Так этого Фёдора на триста лет на поезд засадили. За сделку, которую он с ведьмой заключил.

— И что?

— Да как что? Если она ведьма, так у неё уже души нет. А он, дурачок, ещё раз умудрился её душу купить. Облапошила она его, короче. Свободу себе выбила. К ней теперь хрен докопаешься. Ферштейн?

Дмитрий не успел ответить. Кто-то грубо схватил их с Виктором за шкирку и развернул лицом к вагону.

— Так ты новому сотруднику дела объясняешь?

Перед ними стоял упомянутый в разговоре Фёдор — он же адвокат, он же зубная фея. Виктор буркнул что-то в ответ и потащил друга вдоль состава.

Они подошли к грузовому вагону. Дмитрий помог другу отодвинуть тяжёлую железную дверь.

— Что за вонь?! — Поведов тут же отвернулся, прикрывая нос и рот кулаком.

— Считай, это твой первый рабочий день, — засмеялся Виктор.

***

Как оказалось, чтобы стать поездным электромехаником на призрачном поезде, вовсе не обязательно проходить трёхмесячные курсы переквалификации. Всего-то нужно три годика полежать в психушке, пока тебя не вытащит оттуда какая-нибудь Яга.

Призрачный поезд — это лучшее что со мной произошло за мою недолгую жизнь. Стоило прокатиться на нём с бешеной скоростью сквозь непроходимые леса и необъятные луга, и я уже не понимал, как жил без этого раньше. Фёдор оказался не таким уж страшным. Да и с Оратаем ужиться несложно, хоть он и странный.

Меня больше не пугают обесточенные вагоны в глуши посреди поля и байки проводников. Я знаю, что составителем без языка прикидывался Оратай. Так же как и то, что все пропадающие вагоны присоединяются к призрачному составу и служат разным целям.

В некоторых мы перевозим опасных заключенных — так я называю неисправимых монстров, жаждущих крови. В плацкарте заблудшие души едут в место, где они обретут покой. Иногда среди пассажиров попадаются люди, одержимые страхом, злобой или отчаянием. Они потерялись, запутались, и поезд помогает им найти новый путь. Он раскрывает их глубокие страхи и даёт силы всё преодолеть.

Для кого-то призрачный состав — это спасение, а для кого-то — тюрьма. И пассажир сам решает, как ему ехать в кандалах или на мягкой шконке.

Сотрудники, как и опасные монстры, наказаны за свою провинность. Но их оковы в разы сильнее ржавых цепей и клеток, ведь их держит сам поезд. Они вынуждены следить за тем, чтобы состав всегда приходил по расписанию туда, где он нужен.

Не все, конечно, рады здесь работать, но нас с Виктором всё устраивает. Я часто навещаю отца и с моей зарплатой могу обеспечить ему безбедную старость. Виктор считает, что наконец нашёл своё место. Он больше не пьет, но последняя сцена его горестной попойки навсегда закрепилась за вагоном. Точно так же, как в восьмом купе штаба, весит петля и лежат смятые листы азартного Валеры — проводника, который проиграл старому чёрту в морской бой собственную душу. Навеки заточённый, он и по сей день пытается отыграться, так ни разу не выиграв.

Работа пэма на призрачном поезде  не так сложна, как может показаться. Мало кому нужен туалет, так что прочищать его не приходится, да и кондиционеры чинить не нужно. Одна из основных задач обслуживать клетки для перевоза заключённых. А зачем нечисти человек на борту? Так, потому что клетки солью посыпаются, а никто кроме нас с Виктором к соли не притрагивается — за силу свою переживают, наверное. Так что нас с Витей уважают, а некоторые и побаиваются.

В общем, прижился. В разных уголках России побывал... А впереди ещё тысяча мест и существ, которых мне предстоит посмотреть. И ещё тысяча приключений, которые придётся пережить.

Показать полностью
25

Тени на рельсах | 2 из 3

Тени на рельсах | 2 из 3

Тени на рельсах | 1 из 3

Как бы я ни старался, не смог убедить себя, что это обыкновенные ночные манёвры. Да, я выходи́л из вагона, отвлекался, но я не глухой. В такой тишине, посреди поля, когда слышно даже шелест травы, не услышать приближающийся поезд на расстоянии четырёх метров… попросту невозможно. Я следил за вагоном, не в силах отвести взгляд. Сердце колотилось, словно вот-вот выскочит из груди и повиснет на рёбрах. Перед глазами застыл образ висельника из восьмого купе, и я уже не мог его от себя отогнать.

В этот момент распахнулась дверь возникшего вагона и кто-то застыл в тамбуре, отбрасывая длинную тень в междупутье. Некто махнул кому-то рукой, и я осознал, что всё это время возле нашего вагона кто-то крутился. Не спуская трапа, незнакомец спрыгнул на землю и к нему навстречу вышел маленький человечек. Я притаился, пытаясь не дышать: разглядывал новоприбывший вагон; адреналин стрелял в висках.

Тень. Они отбрасывали тень, потому что в тамбуре горел свет… свет не сигнального фонаря… работало основное освещение. Значит, это не переставленный манёврами обесточенный вагон, а возникший из ниоткуда полноценный функционирующий состав.

В наш тамбур вновь заколотили. Я вздрагивал от глухих, но громких ударов. И на каждый следующий удар моя барабанная перепонка стучала в ответ. Я закрыл уши, надеясь, что незваные гости испарятся, если никто не откроет. Что подумают, будто вагон пуст… Но стук не прекращался ни на секунду. Повеяло могильным холодом. Из глубины вагона послышался протяжный стон, что-то медленно заскрипело. Я зажмурился. Из-за давления на зрительный нерв стали возникать необычные узоры разных форм и цветов, которые неожиданно для меня стали принимать пугающие очертания. Снова Висельник. Доносится стук — картинка меняется. Корчащийся от боли и ужаса составитель без языка, с обрубками вместо пальцев, лежащий на рельсах, и... Терминаторы, разбирающие вагон? Я медленно выдохнул и открыл глаза. Чёрт! Выходит, я всё-таки до ужаса мнительный. Весь разговор с Витей отложился в моей голове… А потом ещё этот скрытный Лёня и… Здравствуй, острая паранойя!

Не помню как, но в секундную вспышку смелости и скептичности я вскочил и оказался в тамбуре у окна. Я попытался доказать себе, что это обычные люди. Однако открывать дверь по совету Лёни всё же не стал. Я даже ухмыльнулся тому, что стою точно так же, как и он: чуть поодаль, выглядывая одним глазом. Горло сковало сомнение, руки и колени вероломно задрожали. Теперь мне выдалась возможность поближе рассмотреть гостей.
Впереди стоял невысокий человек. Его голова казалась несоразмерно большой. Под тусклым освещением блестела жирная, с редкими седыми волосами по краям плешь. Маленькие мышиные глаза сидели глубоко. Нос картошкой нависал над густыми чёрными усами. Напомаженные на стариный манер они скрывали рот. Синий драповый пиджак с непонятным орнаментом обтягивал круглый живот, а из-за уха человека торчал карандаш или сигарета. В махоньких ладонях он держал чёрную папку. Сзади него громадною тенью возвышался некто в чёрном пальто.

Они оба заметили меня и с пугающей внимательностью следили, как я, прежде чем заговорить, переминался с ноги на ногу.

— Я могу чем-то помочь? — мой голос был похож на писк загнанного зверька.

— Отвори! — требовательно проблеял мужичок и ударил кулаком по вагону. — Мы не за тобою! — его противный голос напоминал скрежет ножа по стеклу.

—  А за кем?

— Виктор десь?

По его голосу мне стало понятно, что вопрос скорее формальный: человек и так прекрасно знал ответ.

— Он спит.
— По-твоему, у господина есть время ожидать, когда оно пробудится? — с пренебрежением бросил человек. — Отворяй! Не то погано буде, — пригрозил он и в следующее мгновение очутился передо мной по ту сторону окна.

Я отпрянул. Его чёрные глазки заморгали, а концы подкрученных усов приподнялись. По желейному, дряхлому лицу расползлась зловещая улыбка. Его плоть стала превращаться в беспросветный, вязкий туман, который с шипящим свистом начал просачиваться в щели. В тамбуре засмердело гнилью, и во рту появился сладковатый привкус. Я возвёл взгляд к незнакомой иконе, висящей под двумя нерабочими лампами, крепко зажмурился и зашептал единственную известную мне молитву.

— Отче наш, Иже еси на небесе́х…

Я упорно продолжал молиться, когда металлическая дверь тамбура начала трещать, словно её сдавил многотонный прессовальный аппарат. Окна дребезжали, угрожая разбиться вдребезги.

— Да святится имя Твое, да прии́дет Царствие Твое…

Дикий, загробный и неестественный крик раскатился снаружи с такой силой, что у меня заложило уши. Я не слышал собственного шепота, но ощущал, как по венам бежит кровь.

— Орат-а-ай! — этот крик, как предвестник надвигающегося конца, раз за разом звенел в моей голове.

Я понимал, что передо мной нечто опасное и непостижимое. Что оно вот-вот найдет способ попасть внутрь и принесет с собой смерть и разрушение.

Голос затих. Прекратился скрежет и шипение, и в воздухе снова повисла мёртвая тишина.

Я открыл глаза, осмотрел дверные щели, из которых мгновение назад валил черный густой дым. Убедившись, что всё прекратилось, я нырнул в коридор и вихрем понёсся в купе, где спал Витя.

— Эй, проснись! — я тряс его за плечи, что есть сил. — Проснись! Проснись, тебе говорят!

***

Дмитрий судорожно дышал, вспоминая события трёхлетней давности.

— Вы мне верите? — он медленно выдохнул.

— А это вся история?

— Мне нет смысла продолжать, если Вы считаете, что я вру.

Девушка улыбнулась:

— Верю.

Поведов прикрыл глаза. На его лице возникал то страх, заставлявший вновь и вновь проживать увиденное, то возвращалось щекочущее чувство нереальности происходящего, то опять напада́ло забвение.

Дмитрий снова рассматривал острые углы конверта на прикроватной тумбочке и яблоко с окислившейся серединкой; он мял, тёр и царапал простынь.

Собеседница не торопила. Она поглаживала его по руке и всячески, как только могла — взглядом и жестом — поддерживала и помогала сконцентрироваться. Но, ничего внятного произнести мужчина больше не мог. Он смотрел пустыми глазами на отколотый кусок штукатурки на стене, а потом плавно отводил взгляд и находил новую точку, в которую пялился следующие две минуты. И так по кругу. Про себя он безостановочно читал одни и те же строки, хотя прекрасно знал, что «Отче наш» его не спасёт. В голове будто сработал защитный механизм, оберегающий его от болезненных, травмирующих воспоминаний. Дмитрий, если бы и захотел, всё равно не смог бы рассказать, что все попытки разбудить напарника оказались напрасными…

***

Виктор не шелохнулся, лишь продолжал сопеть. Поведов уже даже допускал мысль, что ему всё померещилось. Он что есть силы ущипнул себя, в надежде проснуться. К огромному разочарованию Дмитрия из них двоих спал только Виктор.

Поведов погасил сигнальный фонарь, чтобы не привлкать внимание незнакомцев, и уставился в окно. Некто высокий в чёрном пальто снова махнул рукой и забрался в тамбур. Загадочный состав тронулся, постепенно скрываясь из вида. Дмитрий решил, что в самый беспросветный момент его спасла молитва, а маленький нательный крестик оказался непробиваемой кольчугой.

В вагон снова заглянул рассеянный маревом лунный свет. Панический ужас понемногу отступал. Колотящееся сердце успокаивалось, отпускала боль в висках, а сведённые судорогой суставы расслаблялись. Рукавом серой олимпийки Поведов вытер испарину со лба. Лучше бы он не продолжал смотреть в мутное замызганное окно, а спокойно бы улёгся на подушку, прикрыл глаза и ни за что бы их не открывал до самого утра. Но он глядел на пробивающуюся в междупутье траву, на рассеивающийся туман и как луна то выходит из-за облаков, то снова за ними прячется. На рельсах мелькнула тень.

По телу Дмитрия пробежал электрический разряд, волосы встали дыбом, дыхание перехватило, во рту пересохло. Запах прелости через щели проникал с улицы в вагон. Зловещий туман покрыл безмолвный отстой. Стихло пение сверчков, трава замерла, боясь пошевелиться — само время остановилось.

Маленький человечек, до этого одетый в чудаковатый пиджак с орнаментом, возник на третьем пути. Теперь он облачился в оранжевый жилет с двумя светоотражающими полосами, а в руке держал фонарь. Он затейливо вздымал руки, становился в непонятные позы, подавая кому-то сигнал. Резко замерев, человечек бросил взгляд точно на Дмитрия.

Поведов вжался в стену. Из-за тумана он не мог разглядеть маленькие звериные глаза мужичка, но прекрасно помнил их. И огромные шевелящиеся усища.

Под вагоном что-то заскреблось. Дмитрий, измождённый страхом, сидел не в силах пискнуть, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться. Виктор же оглушительно храпел и действовал на и без того расшатанные нервы.

Поведов пнул его ногой, но тот всего лишь перевернулся на спину и на короткий миг затих. Смотреть в окно расхотелось. Поведов ухватился за крестик и стал тереть его между больши́м и указательным пальцами. Снаружи что-то громыхало. Вагон, в котором находились они с Виктором, приподнялся и с противным скрежетом рухнул на рельсы. Он стал покачиваться в разные стороны, жалостно скрипя. По ногам Дмитрия побежал неестественный, пробирающий до костей, холод.


Он вновь затормошил напарника, но тот и не думал просыпаться, пока Поведов не направил сигнальный фонарь прямо ему в лицо.

— Вставай, — раздражённо процедил Дмитрий, боясь повысить голос.

Виктор открыл красные глаза и в замешательстве уставился на напарника.

— Ты чё? Дебил? — он двинул кулаком по фонарю и нехотя скинул ноги с полки. — Даже Ирка так не делала! А она баба глупая.

— Тебя кто-то разыскивал. Тарабанил в вагон, аж стены тряслись. А тебя разбудить невозможно!

— Да кто может меня спрашивать? — Виктор попытался сфокусировать взгляд на наручных часах, — в час ночи-то…

Он глянул в окно и, завидев мужичка в оранжевом жилете, выдернул сигнальный фонарь из руки Поведова. Щёлкнул. Свет погас, и Виктор всмотрелся в темноту за окном.

— Ты же не пускал их? — он переменился в лице, в голосе скользнул страх.

— Кто это?

Поезд дрогнул и стал раскачиваться… Виктор судорожно схватил маршрутный лист со стола, небрежно смял, и сунул в карман джинс.

— Просто делай, что я говорю. Потом всё разъясню, ладно? По крайней мере постараюсь, — чуть слышно добавил он.

Виктор вышел из купе, он схватил Дмитрия за рукав и потащил в щитовую. Горе-охранники втиснулись в комнатушку метр на метр и заперли за собой дверь. Проверив плотно ли закрыто окно, Поведов сел на стул. Виктор прислонился к стене. Он вынул из кармана пачку сигарет..

— Поверить не могу, что они действительно пришли за мной, — дрожащим голосом прошептал Виктор. Его трясущиеся пальцы едва удерживали зажигалку.

— Что происходит? Кто это?

— В это сложно поверить. Я и сам до конца не понимаю, что происходит… И кто они такие...

***

Дмитрий плутал среди далёких воспоминаний, не в силах выдавить ни слова. С большим усилием он оглянулся и, заметив на стене портрет в деревянной раме, указал на него рукой.

— Это Виктор? — предположила собеседница.

Поведов приоткрыл рот, чтобы ответить, но звук увяз где-то между зубов — шипящий и свистящий, глухой, без грамма смысла. Тогда Дмитрий просто кивнул.

С полотна на них смотрел молодой мужчина, одетый в синий пиджак с красной полосой, из-под которого виднелась белоснежная рубашка. В руке он держал фуражку. Измученное, бледное лицо, никак не сочеталось с наглаженной формой, отчего портрет казался нелепым. Возможно, как раз поэтому его так никто и не купил.

— Виктор Вам что-то рассказывал? — девушка прищурилась; Дмитрий кивнул.  — Сможете рассказать мне об этом?

***

— Рассказывай. Я должен знать, что происходит, — стиснув зубы, Поведов пристально посмотрел на Виктора.

Тот дёргал за шторку и озирался, прислонившись к стеклу.

— Понимаешь, Дим, — он возбуждённо залепетал, — кретин я. Залетел по дури своей за дебош в кафе. А это не впервой, — Виктор лихорадочно затряс ногой. — Пил я по-чёрному тогда. Понимаешь? Меня даже в армию не взяли. Ну-у, там свои причины... А армия что? Она из мужиков людей делает. А меня и эта возможность стороной обошла. Скатился я, короче, дочудил. Уж посадить хотели. За пару дней до того в наш дом переехал дед старый. Я возле подъезда увидал, как он из Газельки коробки выгружает. Один. Прикинь? Я деду этому и помог. Странный он, жуть. Мелкий, тощий, скрюченный весь, бородка козлиная в разные стороны торчит. Глазёнки крошечные, а светятся как у молодого. Сын, говорит, у него, — человек важный. Но в другом городе. Визитку дал. Сказал, что сын отблагодарит, если мне понадобится. А потом голосом таким зловещим добавил: «А тебе понадобится». Ну, я визитку эту в карман и засунул. А когда в КПЗ менты меня привезли, я вещи выкладывать начал. По воле судьбы как раз в тех штанах я был, где карточка с номером лежала. Ну, приехал ко мне сынок его типа из другого города. Да ещё и быстро как-то. Будто только этого звонка и ждал. Даже получаса не прошло. Помню, он мне тогда ответил, что старика якобы навещал, поблизости тусовался. Адвокат он крутой. Весь приглаженный, в дорогом лайковом плаще. И помощник с ним был… низенький такой, а голова… вот такенная, — Виктор развёл руки, очерчивая в воздухе большой круг.

— Это, поди, он в жилете оранжевом на рельсах выкручивался? — зашептал Дмитрий.

— Он. И усища нискока за двенадцать лет не изменились. Только голову как будто бы ещё сильнее раздуло. Господин Воздушный шарик, — Виктор нервно хихикнул.

— Тише ты! Не кликай, пока оно тихо, — шикнул Поведов, съёжился и глянул в окно проверить, не услышал ли чу́дным образом их разговор тот, о ком они говорили.

Мужичок всё так же стоял посреди рельсов на третьем пути и ворочался: изгибал руки, наклонялся, приседал.

— Он к олимпиаде готовится, что ль? — дёрнул головой Виктор и хохотнул. — Или кому он это представление устроил? Нас, что ль, решил поразвлечь, перед тем как кровь выпить?

— Н-нашёл т-ты время шут-тить, — начал заикаться Дмитрий.

Мужичок сцепил руки в замок, вытянул их перед собой и стал крутить головой.

— Он разминается, чтобы порвать нас в клочья, — Поведов укоризненно посмотрел на напарника; тот серьёзно добавил: — Это уже не шутка.

— Т-ты лучше зак-кончи рассказ, пока тебя есть к-кому слушать, — прошептал Дмитрий, — а т-там, может, чё п-придумаем.

— Пришёл адвокат с помощничком, — Виктор достал ещё одну сигарету; едкий запах заполнил щитовую и Поведов закашлялся, разгоняя дым рукой. — Ну, что адвокаты там делают обычно? Так вот он ни черта не делал. Ни дела не изучал, не разговаривал ни с кем. Сразу ситуацию обрисовал: «Хочешь, — говорит, — я тебя вытащу? Помогу порядок в жизни навести. Парень ты неплохой, крепкий. Денег не возьму с тебя — долг по-другому спрошу. Попозже», — и всучил контракт мне. Я толком и не глядя, тупой же, подписал. Думаю: «Денег ему не надо — у меня их и нет. А там по ходу разберёмся». Подумал, ну, может, нужно будет услугу какую оказать. Выбить с кого чё или коробки потаскать батяне. Кстати, не пришлось бате помогать. Не успел к нам в дом переехать, через три дня куда-то делся. Думал я, помер, ан нет. Уехал. Меня когда выпустили, его в доме у нас уже не было. Вскоре пригласил друг поработать на вахте. Недалеко от Иркутска, в тайге. Мы лес натаскали, денег отложили. С завода то медь вывозили, то ещё приблуду какую. Замутили бизнес по перевозкам. С Иркой тогда познакомился, девка она — огонь. Мисс изящество 2001, между прочим… Через пару лет у нас малышня родилась. Нормально всё шло. Жили небедно. Романтика… путешествия. А год назад всё как ком навалилось: фирма разорилась, обанкротился я, едва смогли сбережения детям сохранить и дом, который на Иркину мать записан. Я ж чё? Никогда сильно состоянием не кичился и ничё не жалел. А теперь и на работу меня никуда не брали, долги остались на мне висеть. Пить снова начал от безысходности. Мне тридцать три уж. Тринадцать лет в счастье, богатстве и согласии прожили. А тут Ирка взбунтовалась. Алкаш я, дескать. Работы нет. На завтрак фуагру больше не едим, видите ли. Люди стали приходить — за долги спрашивать. Окна били, подонки, и за углом поджидали. Но это не самое страшное. Услышал я как-то от соседа, что в проводники податься можно, коли больше некуда. Уже доучился почти —  ко мне другие за долгом приходить стали. Странные… Эти ничё не били… за углом не поджидали… но лучше б так, чем…

— Чем что? — Дмитрий сглотнул.

— Ей-богу, не знаю, что это было. Вот, прикинь… встану ночью воды попить, а у меня за окном человек неподвижно стоит и пялится из-за веток. Я во двор выбегаю с ружьём — никого нет. Приходили они так пару недель, потом в дом лезть начали. Только домой зайду, дверь на защёлку запру, глядь в глазок — стоит у двери са́мой… В меня всматривается… Насквозь прожигает... Усищами в щели лезет… Затворником я стал. Посреди ночи проснусь, а возле кровати кто-сь стоит и по волосам жену мою гладит. Я ж не совсем серло, вскочу, ружьё схвачу и давай в него стрелять. Ирка следом вскочит, свет включит и орёт, что белочка довела меня. Что белочка моя и её уже довела. Короче, выгнала. Я к сестре пошёл. Дом после смерти матушки ей достался. Вот она мне ключи и дала. Пожить немного. А там совсем невмоготу стало. Ночью в замке кто-то ковыряется, скребётся, а подойду, в глазок гляну — пёс бродячий сидит у порога, на дверь мою рычит, скалится. Помыться и то не мог: вода льется, словно загробная песня играет. Шепчут капли вещи страшные. Стал тряпкой обтираться и ссать в бутылку, чтобы из унитаза никто самое драгоценное, что у меня есть, не схватил. Один повадился приходить с листовками. Я дверь открываю, чтоб прогнать, а он мне: «Адвокат за долгом идёт». И уходит. Сейчас обрывками всё это вспоминаю. Сижу и думаю, может, вовсе никакой не человек адвокат этот? А нечисть какая. Да и дед странный.

«Если б сам не увидел тех двоих — на градус бы списал весь Витькин рассказ», — подумал Дмитрий.

Поведов собирался ответить, но провёл взглядом по окну и, забыл, что хотел сказать. На рельсах, где уже почти час крутился мужичок в оранжевом жилете, — никого не было.

— Куда делся? — Виктор уткнулся в окно; его лицо покрылось лёгкой испариной.

— Не знаю. Думаешь, ушёл?

— Они никогда надолго не уходят, — буркнул напарник.

Проводники боялись отвести взгляд и пропустить опасность. Через минуту мужичок мячиком выкатился из темноты, встал, отряхнулся и наклонился с завидной гибкостью. Его маленькие ручонки стали растягиваться в стороны, как жвачка. Он схватил рельсы и с подскоком выпрямился, встряхивая и отрывая их от земли вместе со шпалами. Скреплённые неведомой силой стальные балки и бетонные перекладины не распадались на части. Они цельным полотном податливо следовали за руками.

— Ората-а-ай!

Поднялся вихрь. Щепки, пыль, трава и щебёнка взмывали, кружась, разлетались, врезались в стёкла вагона и падали на землю.

— Почтишенько, господин! — отозвался мужичок. — Ещё малёханько, та буде на́чети!

— Как у него рельсы-то не рассыпались, — Дмитрий с напарником переглянулись: — И кто кричал-то? Может, знаешь?

— Это адвокат. Я его голос из всех узнаю, — Виктор схватил Поведова за рукав олимпийки и с ужасом в глазах прошептал: — А ты разобрал, чё он кричал?

— На имя похоже, вроде. Арапай, что ли? Или как-то так.

— Я вспомнил, — судорожно выдохнул Виктор. — На визитке той… номер помощника был… Оратай. Так его звали. Точно говорю.

— Значит, этого,— Дмитрий кивнул на мужичка в оранжевой жилетке, — Оратай зовут.

Мужичок потянул на себя железнодорожное полотно и стал закатывать его в рулон, размер которого с каждым витком становился меньше. Поведов с напарником переглянулись.

— Он их чё? — Виктор поперхнулся. — Скручивает?

Проводники одновременно потёрли глаза и сглотнули. Они снова уставились в окно. Оротай с небольшим рулоном под мышкой пошёл по шпалам и постепенно исчез из вида.

— Ушёл, кажись, — облегчённо выдохнул Виктор.

— Думаешь, висельник тоже задолжал?

— Кто знает, — напарник пожал плечом. — Ну, ты-то по-любому им ничё не должен. Может тебя и отпустят.

— Кто ж свидетелей отпускает? — обречённо вздохнул Дмитрий.

Он попытался разузнать, что указано в контракте, который подписал напарник. Но тот, махнув рукой, сказал, что сам особо не помнит.

— Глупости какие-то. Пункты странные. Много твёрдых знаков. Я читать не стал.

— Но про плату ты же не можешь не знать?

— Да какая разница? Плата есть плата. А платить не хочется никому, — ушёл от ответа Виктор.

Дмитрий опустил голову. Он проклинал про себя напарника, с которым по стечению обстоятельств оказался рядом в эту злополучную ночь.

Внезапно вагон затрещал, приподнялся и с грохотом рухнул на рельсы. Виктор вздрогнул от неожиданности.

— Ты запер дверь в тамбуре? — он припал ухом к двери.

— Запер.

— И в следующем вагоне? После того как мы вечером покурить выходили?

— Черт… — Дмитрий стащил со стола сигнальный фонарь, но напарник выхватил его из рук.

— Я сам схожу, посмотрю и запру двери. Всё-таки всё это из-за меня, — Поведов возразил, но Виктор его успокоил: — Всё будет в порядке. Никому не открывай, пока я не вернусь.

— Как я пойму, что это ты? Усач третий путь в трубочку свернул. Тебя изобразить для них точно не проблема.

— Я постучу особым образом. Два коротких стука, два длинных. Запомнил?

— Да. Два коротких. Два длинных.

Время тянулось мучительно медленно, когда Дмитрий остался один. Он противился настойчивой потребности прислушиваться к каждому шороху. Но ничего с собой поделать не мог. Тишина безвозвратно поглощала любой звук. Под натиском страха и отчаяния он пытался считать секунды, но в пугающем безмолвии растворялась даже всякая мысль.

Тишину прорезал треск. Поведов резко зажмурился и закрыл лицо руками. Острый укол боли и непрекращаемое жжение в глазах заставили его учащённо заморгать. Ладони намокли от слёз. От внезапно нахлынувшей тошноты он не сразу осознал, что в обесточенном вагоне загорелся свет.

Впервые он почувствовал, как немели ноги. И хотя его желудок не вывернуло наизнанку, во рту появился кислый вкус рвоты. Голова кружилась с такой силой, что он прислонился к щитку: земля уходила из-под ног. Стоял мощный гул, но заложенные уши оказались не в силах воспринять эту частоту. В носу неприятно дёрнулся сосуд, а затем что-то горячее, густое хлынуло в носоглотку. Поведов прижал подбородок к груди. По языку прокатилась соленая капля, сменяя кислоту на металлический привкус. Кровь закапала на стол. Воздуха категорически не хватало. Дмитрий наплевал на всё и повернул рычаг, чтобы открыть окно. Форточку толкнул резкий порыв ветра снаружи.

Поведов очнулся от шока и не поверил своим глазам: сетевые столбы смешивались с деревьями в тёмные мелькающие пятна. Поезд мчался на невиданной скорости по пустому полю, далеко за пределами отстоя.

Дмитрий вытер кровь краем белой майки. Тошнота и заложенность в ушах постепенно отступали, оставляя за собой только слабость. Он боялся дышать. Сердце предательски колотилось. Растерянный, он не сразу услышал стук в дверь и не с первого раза уловил ритмичную последовательность: два коротких, два длинных. «Это Витя!» — Поведов подскочил, чтобы дёрнуть дверь и приготовился её захлопнуть, как только Виктор окажется внутри…

— Твоя станция.

На пороге стоял мужчина в длинном чёрном пальто. Его макушку освещала ярко-жёлтая лампа. Тень от ресниц падала на впалые щёки. Неестественно синие глаза выделялись на бледном вытянутом лице.

— Дальше поезд, Дима, с тобой не поедет,  —  он надменно оскалился.

Состав стремительно затормозил. Слабое тело проводника упало на стул.

— Кто Вы?

— Адвокат? Коллектор? Дьявол? Кем ты хочешь, чтобы я был?

Поведов боялся настолько, что страх стал неотъемлемой частью его самого. Он отказался верить в реальность происходящего. Ему оставалось либо показать всю свою смелость, либо… сойти с ума.

— Зубная фея?

Это была неосторожная попытка разрядить обстановку. Дмитрий надеялся, что мужчине это показалось смешным, потому что он расхохотался. Но нет: он схватил Поведова за плечо и вышвырнул из щитовой.

«Всё пропало. Сейчас скинут с поезда. Высосут душу, и бросят пустую оболочку где-нибудь в глуши, — навязчивые мысли не давали Дмитрию сосредоточиться. — Мне нужно выиграть время. Межвагонная дверь открыта.  Остаётся лишь подгадать момент».

Тени на рельсах | 3 из 3

Показать полностью
31

Тени на рельсах | 1 из 3

Тени на рельсах | 1 из 3

Солнечный свет пробивался сквозь приоткрытые жалюзи и едва озарял маленькую уютную комнату, наполненную тонким ароматом лаванды. Дмитрий Поведов сидел, сгорбившись, на мятой белой простыне. Его руки обессилено лежали на краю кровати.

В последнее время ощущения притуплялись, хотя Дмитрию не стукнуло еще и тридцати. Касания становились незаметны, стопы немели, и только пальцы рук сохраняли способность различать температуру воды и текстуру поверхностей. Так что именно по пальцам, всё время пытающимся схватить край хлопковой простыни, становилось ясно, что он весьма устремлённый человек — борец, — который не согласен легко сдаться. Сейчас он находился в ловушке, которая не позволяла ему выпустить наружу самые яркие и в то же время самые жуткие воспоминания.

Но раньше… Раньше Дмитрий считал себя художником и... ещё кем-то, о ком вспомнить теперь не так уж просто. И всё равно он старался. Не поддавался обстоятельствам ни телом, ни рассудком, продолжал доказывать себе, что ещё что-то мог. И неважно, что вся его борьба — лишь борьба с безобидной простынёй.

Поведов накренился влево, а затем вправо и стал раскачиваться подобно тяжёлому, нерасторопному маятнику. Голубая в мелкий цветочек неказистая пижама убого висела на его худощавом теле. На прикроватной тумбочке возле яблока с окислившейся серединкой лежал конверт, на котором задержался отрешённый взгляд мужчины.

В комнате Дмитрий сидел не один. Собеседница терпеливо ждала ответ. Её светлая кожа отражала солнечные лучи, словно зеркало, и Дмитрий даже поддался мимолётной мысли, что она — вся такая мерцающая — фарфоровая кукла. Её живость выдавали чуть заметные морщинки в уголках глаз и густо накрашенные ресницы, на которых комочками собралась тушь.

Поведов молчал: как только хотел что-то сказать, слова вязли во рту, неспособные сорваться с тяжёлого, неповоротливого языка. Воспоминания попеременно вспыхивали и гасли, оставляя за собой только дежавю.

«Де-жа-вю» — Дмитрий несколько раз повторил слово про себя, пока оно не стало казаться неестественным. Он пробовал каждую букву на вкус, представлял, как срывается это слово с губ молодой француженки с размалёванными пунцовыми губами. Затем, как произнёс бы это слово невысокий человечек в странном синем пиджаке с длинными напомаженными усами, скрутившимися в кренделёк, и наконец... Как произнесла бы это слово собеседница, сидящая сейчас перед ним и терпеливо ожидающая ответ.

Так сколько же картин Вы продали с того момента? — повторила девушка вопрос.

Дмитрий отвечать не спешил. Он силился мысленно вернуться к началу встречи, когда девушка только переступила порог его дома, но вспомнить этого не мог. Он знал наверняка только то, что собеседница назвала своё имя в начале разговора, но отчего-то и его не сумел удержать в памяти.

— Какого момента? — он встрепенулся и мотнул головой. Глаза заблестели, но очень скоро потухли.

— С тех пор как уволились. Мы только что с вами говорили об этом, — учтиво напомнила она. — Сколько картин Вы продали с тех пор?

Девушка поправила воротничок белой блузки и пригладила волосы, струящиеся по плечам. Если бы Поведов сейчас мог размышлять, он бы посчитал, что она пытается скрыть нарастающую неловкость. Сам Дмитрий неловкости не ощущал. Он вообще особо ничего не ощущал и тяжело хватался за каждую мысль, которая пробегала перед ним. Оттого и отвлекался на всякую ерунду, тормозил и продолжал мять простынь.

— Пятнадцать картин. Нет. Может, шестнадцать?

Он с большим усилием поднял руки, наклонился к тумбочке и стал копошиться. Когда он снова выпрямился, в его руке уже лежал маленький чёрный блокнот. Поведов мучительно спускался глазами по неразборчивым буквам, пока не наткнулся на обведённое красным маркером число.

— Четырнадцать. Я продал всего четырнадцать картин,  — Дмитрий поник.

— Немного.

Изящная рука девушки скользнула по плечам, отбрасывая волосы назад, а затем легла на пальцы мужчины, которые царапали край простыни.

— Расскажите, что Вы помните. Расскажите о тех людях, которые стали героями ваших полотен. Расскажите! — настойчиво требовала собеседница.

Поведов молчал, опустив взгляд: «Стоит ли… рассказывать…»

— Или Вы не можете рассказать, кто вдохновил Вас на такие работы?

Мужчина не ответил.

— Что ж. Очень жаль, — девушка клацнула ручкой и разочарованно захлопнула блокнот.

Дмитрий поднял голову и, наконец, встретился с собеседницей взглядом. Цвет её глаз вызывал странные ощущения: тревожные, но вместе с тем притягательные. Он знал, что чувствовал такое и прежде. Поведов силился о чём-то вспомнить, продолжая хвататься за кусочки, обрывки и… снова потерял нить. Теперь глаза собеседницы только блестели, словно янтарные капли, но ни о чём другом, знакомом и пугающем больше ему не напоминали.

— Ладно… Я расскажу. Только… мне нужна минута. Надо вспомнить.
— Не спешите, — девушка распахнула блокнот и вновь клацнула ручкой.

Дмитрий начал говорить медленно, часто делая длинные паузы. Постепенно его речь становилась увереннее, словно он вместе с воспоминаниями обретал утраченные навыки общения.

***

Некоторые мои знакомые боятся летать на самолёте. Некоторые до ужаса боятся плавать. Но и те и другие всегда удивлялись, что я до усрачки боюсь поездов.

Это произошло три года назад... Мне исполнилось двадцать четыре. Помню, после армии долго не мог найти работу. Один приятель отца посоветовал устроиться поездным электромехаником. Платят неплохо. В рейсах не бывает скучно. А главное: «Так только кажется, что обслуживать поезда сложно», — говорил дядя Петя. Впрочем, убедиться в этом мне не довелось. Ведь я так и не стал пэмом. Легче всего оказалось устроиться на железную дорогу, пройдя срочные курсы проводника. Они длились всего три месяца. Потом можно было выучиться на пэма.

После обучения я получил третий разряд проводника. Пока новеньких не определили в бригаду, некоторые из нас кочегарили вагоны в отстое. Вы знаете, что такое отстой? Ну, что-то вроде стоянки для поездов. Некоторые ждут ремонта, другие на следующий день отправляются в рейс. Ночью вагоны в отстое нужно топить и охранять.

Со мной тогда ещё один только что отучившийся проводник трудился, весельчак Витя Тяшев. Неплохой парень, но из-за страстной любви к выпивке жена выгнала его из дома. И в принципе… его устраивал расклад жить по ночам в поездах, а не спать на лавочке в парке.

В общем нам достались тогда шесть старых немецких вагонов “Аммендорф”. Они знакомы практически каждому, кто хоть раз ездил в плацкарте летом на юг. В тамбуре стоял невыветриваемый запах мазута и сырых окурков.

Засаленные шконки цвета болгарской розы…

***

— Простите, — усмехнулась собеседница. — Шконки? — на её лице отразилось недоумение.

— Ну а как называются эти откидные скамейки? — задумался Дмитрий.
— Вы помните оттенок болгарской розы, но не помните слово «полки»? — девушка хихикнула. — Ох уж эти художники… Просто называйте эти скамейки полками.

Дмитрий коротко кивнул и продолжил.

***

Засаленные полки цвета болгарской розы, обшарпанные полы и круглые металлические поручни. Большой дефицит розеток, старые унитазы, которые ревут из-за смыва и не используются на станциях.

Мы закинули уголь в печь и сели в первом купе последнего плацкартного вагона, чтобы перед сном поужинать и поиграть в карты.

— Н-да, Дим, вообще никогда б не подумал, что ты согласишься охранять вагоны, — Витя натянул лыбу, когда сбрасывал козырного короля.

— Я жду, пока меня поставят в рейс. До тех пор не хочу сидеть без работы.

— Отбитый ты. На всю голову. Бито, кстати, — он смахнул карты со стола в дальнюю кучку. — Если бы меня Ирка не выгнала из дома, зная всё, что произошло, — он задумался и стал серьёзнее, — я бы здесь не сидел.

— Почему? — отложил я карты.

— Ты не знаешь, что ль?  Чё здесь случилось.

— Нет. А здесь что-то случилось?

Витя скинул веер в колоду. Видимо, понял, что играть стало не так интересно.

— Об этом все знают. Новичков постоянно пугают этой историей. Не могу поверить, что ты её не слышал!

— Расскажи, — зачем-то попросил я.

Сейчас мне бы хотелось верить, что всё, что произошло позднее — лишь результат моей просьбы… Моей просьбы рассказать историю, которую на самом деле я слышать не хотел. Возможно, после этого у меня  разыгралась фантазия или мне просто сорвало крышу… И все дальнейшее мне просто почудилось... А может, я нанюхался спирта и отключился, и всё последующее — яркий сон...

Я хоть с самого детства и верил во всякие страшилки, однако шибко мнительным себя бы не назвал. Но тогда у меня появилось странное ощущение, которое я списал на особенность ситуации: я с каким-то алкашом сижу в старом немецком вагоне, который стоит на железных путях в отстое. Вокруг сплошные рельсы, тянущиеся до вокзала и в обратном направлении, как минимум тысячи километров. На них стоят такие же вагоны. Некоторые пусты, а в некоторых сидят такие же, как и мы, — будущие пэмы… или алкаши, которых выгнали из дома жены.

Наш состав находился на втором пути. Да на всех путях стояли вагоны, только третий путь справа от нас пустовал. Сплошная чернота над головой, и ни единого фонаря поблизости, только далекие огни где-то со стороны администрации. В вагоне, кстати, свет тоже не горел. К вечеру генератор разряжался и все охранники пользовались сигнальными фонарями с тремя вариантами подсветки: красный, желтый и зелёный. Сотовая связь не ловила. Обстановка, в общем, что нужно, чтобы нагадить в штаны.

***

— Вы нагадили в штаны? — щёки девушки покраснели; она напряглась, пытаясь сдержать смех.

Теперь уже покраснел и Дмитрий.

— Что? Нет! Я… Я почти нагадил в штаны. Это образно, понимаете?

— Извините. Как можно почти нагадить в штаны?

— Нет. Я определенно точно этого не делал. Я просто испугался, понимаете?

— Ничего страшного тогда же ещё не произошло?! — девушка вскинула брови.

Дмитрий расценил это как издёвку.

— Это чтобы Вы понимали, почему я испугался потом…

— Продолжайте. Я не буду это фиксировать.

— Спасибо. Я продолжу. Но в штаны я не…

— Хорошо!

***

В общем, Витя сначала достал из пакета контейнеры с едой. Ну, там огурцы, колбаса... Я тоже достал бутерброды, шпроты… в общем, всё достал. И Витя стал рассказывать.

— Это случилось около десяти лет назад. Пацан примерно тех же лет, что и мы с тобой, остался охранять вагоны. Женатик, ребёнка ждали. Короче, всё гладко у него шло, — Витя достал из синего пакета бутылку водки и две стопки. — Ну, ты же знаешь, весной не всегда приходится топить вагоны... Так что тип тот сидел один, без напарника. К тому же, это мы — новички, вот нас вдвоём и поставили. А пацан этот уже вроде как работал... — напарник накапал водку в стопки. — Ну, и закрылся он на секретку. Ну, вот этот ключ треугольный, понял?

Я кивнул. В общем-то этим треугольным ключом вагон закрывается только изнутри. Никак не открыть снаружи. Витя опрокинул стопку, закусил куском жирной колбасы и придвинул вторую ко мне. Я отказался и он накатил и мою.

— Утром он не вышел, а когда вагон вскрыли, обнаружили бедолагу повешенным в восьмом купе штабного вагона, — Витя снова потянулся за бутылкой. — А там окна через одно расшторены в шахматном порядке.

— Суицид — это дело распространенное. Нищета, стресс, — я попытался найти объяснение.
— Да говорю ж тебе, всё там нормально. Жили как все, но не очень-то бедно — это точно. И с деньгами, и малой на подходе. Там несколько других неувязок: ему руки накрепко связали бечёвкой...
— За спиной?
— Да я не знаю, блин! Это ж не я его связывал. Наверное, за спиной. Так-то он мог в петлю залезть, а потом сам себе руки спереди связать. Но раз, говорят, что странно, наверное, сзади, — разозлился Витя. — И вообще, не перебивай! А то я мысль потеряю, — он опрокинул третью стопку и занюхал огурцом. — На столе там ещё стояли два стакана. Говорят, кто-то заходил туда, но при этом никто вагон не покидал.
— Откуда знают, что не покидали вагон?
Виктор нахмурился и обиженно произнёс:
— Ты меня вообще не слушаешь, да? Я же говорю, он на секретку был закрыт. Ферштейн? Никто не мог выйти. А если бы вышел,  то как бы висячий проводник на секретку закрылся?
— А-а-а... Понятно.
— Не нашли ни отпечатков, ни следов — ничего, одним словом. В его борсетке блокнот лежал, но предсмертной записки он не оставил. Вырванные из блокнота листы валялись по всему купе, исписанные крестиками-ноликами и морским боем. В них играть в одиночку невозможно!
— Ну уж это я знаю, — обиженно прошипел я, Виктор мою обиду проигнорировал.
— А через несколько дней вагон, в котором бедолагу нашли — исчез, — Виктор уставился на меня, ожидая реакции, но я молчал, и он продолжил: — Ну, и говорят, что иногда в немецких вагонах появляется дух проводника и помогает в сложных ситуациях. Поговаривают также, что если растопки нет, можно зажечь с одной спички, и горит печка так, что даже следить не надо. И без угля гореть будет, и не замёрзнешь. А если ты украл у коллеги в соседнем вагоне подстаканник, то и мешать может, и портить что-то. Но тут я не очень уверен, что это одна и та же история.

— Странные дела.

Виктор снова опрокинул стопку водки. Я ничего не сказал: могу ли я запретить ему пить, если даже жена не смогла?

— Угу-м. Да таких историй валом, — Виктор стал набивать в рот холодную варёную картошку и, чавкая, продолжил: — Зато знаешь? Эта история — чистая правда.


— С чего ты взял?

— Да Лёня — свидетель. Он тогда охранял вагоны напротив.  Он и сейчас в вагонах слева от наших, на первом пути. Я его видел, когда только приехал.

— Он там один?

— Да. Ему всё нипочём. Говорит, одному даже спокойней. После того висельника некоторые вагоны даже освятили. Иконы повесили. И слава богу. Я в последнее время во всякую чепуху верить начал…

— А какие ещё истории есть?

— Чё? — переспросил Виктор.

— Ну-у, ты говоришь, таких историй валом.

— А-а, ну, так это... — он призадумался. — в Питере вагон исчез, знаю. Ток там без жертв, — он прокашлялся. — Просто вагон есть, а на следующий день нет. Может, бомжи на металлолом растаскали? Но эт вряд ли. Ты бомжей-терминаторов видал? Таких, что целый вагон по кусочкам растаскать могут?

— Нет.

— Ну от, то-то же, — Витя усмехнулся своей остроумности. — Ну, ещё в Адлере одного составителя нашли без языка, и тож вагон пропал.

— Вообще, вроде бы все терминаторы — бомжи.

— Чё?

— Ну как… У них же ни дома, ни работы, ни денег.

— Вот только знаешь чё, Дим. С такими способностями им ни работа, ни деньги не нужны. Если б у меня из глаз лазеры летали, думаешь, я б тут сидел?

— Ты бы тут не сидел, даже если бы тебя просто жена не выгнала.

— И то верно, — Витя загрустил, но уже через секунду засмеялся. — И всё ж, будь я терминатором, знаешь, где б я был?

— Конечно, знаю. Грабил бы алкомаркет.

— Иди на хрен! Понял?! — Витя вытянул дулю. — Вот те, а не истории. Я тут про составителя без языка, а он…

— Ладно-ладно, погоди, — я примирительно приподнял руки.  — А почему ты веришь во всё это?

— Не знаю. Например, Лёня не похож на человека, который врёт. А он здесь был, когда проводника вздёрнули. Надеюсь, не помогал.

Витя определённо верил во всё, о чем рассказывал. Я и сам не стал искать логических объяснений. Тем более у меня было мало времени, чтобы решить: верить ему или нет...

***

— Почему?
— Совсем скоро после этого я и сам убедился, что всё может быть правдой, — Дмитрий снова завис, а потом с надеждой спросил: — А вы мне верите?
— Вы же ещё ничего толком не рассказали, —  девушка пожала плечами, — но я во многое верю. Знаете, со мной чего только не приключалось. Если хотите, я расскажу вам после того, как Вы закончите. А там решим, верим ли мы друг другу. Идёт? — она многозначительно улыбнулась, показывая идеальные зубы; Дмитрий заметил, как в уголке её рта блеснул золотой перелив.

«Такая молодая, красивая девушка, а уже с золотым зубом...» — подумал Поведов.

— Продолжайте, — вырвала мужчину из дум собеседница.

***

Виктор сгрёб пустые коробки от доширака в пустой синий пакет, из которого доставал водку, и откинулся назад. Часы показывали без пятнадцати двенадцать или около того.

— Так. А что составитель без языка? Что с ним случилось? — мне отчаянно хотелось узнать побольше подробностей.

— Да мне почём знать? Я тут, слава богу, а не там. И не составитель, а так, вагоны охраняю.

— А он ничего не написал? Ну, просто, странно как-то...

— А-а-а, точно! Ему ещё пальцы отрезали. Не мог написать он. А вообще… я здесь столько же, сколько и ты. Почему ты… всех этих историй не знаешь?

— Да как-то... Времени, что ли, не было.

— Друзей у тебя не было! Необщительный ты, Дима. Мы с тобой три месяца вместе учились, — Витя сонно зевнул. — А познакомились ток сёдня, кода вагон принимали. Короч, неизвестно ничё про составителя того потому, что он ещё и без пальцев. Писать не мог.

Я задумался над словами Вити. Он ведь прав. Я, вообще-то, особо ни с кем и не разговаривал. А если б разговаривал? Знал бы эти истории? Конечно. И никакой вагон бы охранять не остался. Это Витьке деваться некуда, а у меня дома отец и хозяйство... Короче, я особо не помню, говорили мы о чём-то ещё или нет. Помню только, как руки Вити вальяжно легли на надутый живот, и он тяжко вздохнул. А затем его сморил сон.

Мне спать не хотелось. Я выспался днём, а теперь сидел, щёлкал сигнальным фонарём и всё размышлял об услышанном. Неужели повешенный проводник сам пустил своего душегуба? Неужели сам наливал ему? Играл с ним в крестики-нолики, даже не в дурака?

На столе лежали наши маршрутные листы. Витя загадил свой, лапая его жирными после колбасы пальцами. Посреди листа расползлось сальное пятно. Чуть ниже пятна красовалась его подпись, необычная такая, с закорючками. Я долго её рассматривал и думал, что так расписывается, наверное, талантливый каллиграфист. Не знал бы я, что Витя — алкаш, охраняющий старые вагоны, так бы и подумал.

Как я и говорил раньше, третий путь, который справа от нас, пустовал. Я смотрел в окно на отражающие лунный свет рельсы, щебень и пробивающуюся в междупутье траву. Я поставил сигнальный фонарь на стол и принялся чиркать в блокноте наброски — так уж меня завораживал этот таинственный, мрачный видок. В армии рисовать не получалось — там некогда, а дома всё время занимался хозяйством. Оттого с годами моя страсть к живописи совсем не угасала. Я думал тогда, сидя в вагоне и вдыхая Витин перегар, что художники не зарабатывают даже того, что получает рядовой пэм. Поэтому я убеждал себя, что делаю всё правильно.

Много о чём думал: что друзей нет и жизнь мимо меня идёт, а я даже не в курсе, что вокруг творится. И, конечно, снова и снова возвращался к рассказанным Витей историям.

Я закончил пару набросков, и на меня напала усталость. Я устроился на подушке и посмотрел в потолок. В голове уже практически не осталось мыслей, веки стали тяжёлыми. Из полудрёмы меня выстегнул стук, раздавшийся в тамбуре. Вставать я не спешил. Думал, показалось. Но стук становился настойчивее. Я нехотя встал и прошаркал в тамбур. Из Лёниного вагона доносились приглушённые звуки, а через окно виднелся свет сигнального фонаря. Логичнее всего предположить, что это он и постучал в наш вагон. Я зафиксировал двери, опустил трап и спрыгнул на землю. Тяжелый приевшийся запах мазута сменился свежим ароматом разнотравья. Совсем рядом пел сверчок, потирая надкрылья.

Я постучал в дверь попавшимся под руку камнем. Звуки в вагоне притихли, но мне никто не открыл. Я постучал снова и крикнул:
— Эй, друг. Ты там?
— Что надо? — настороженно спросил Лёня.
— Да-а, — я смутился, — к нам в вагон кто-то постучал. Я подумал, может, что случилось?
— Кто постучал? — с дрожью в голосе уточнил он, но двери не открывал.
— Я думал, ты… — замялся я.
— Я не стучал, — отрезал коллега. — И вообще. Советую тебе из вагона не выходить. Да и дверей, по-хорошему, кому попало ночью в отстое не открывать.

Лёня стоял в тамбуре, чуть поо́даль от иллюминатора, так что я не видел его лица.
— Ладно, — сдался я. — Но если что-то понадобится, мы здесь! — я помахал ему рукой и, не желая задерживаться ни секунды на улице, запрыгнул внутрь своего вагона.

Лёня этот показался мне каким-то странным и напугал до чёртиков. И зачем оставаться на ночь в поезде, если даже дверь боишься открыть? А составитель? Если придёт составитель — не открыть нельзя. И всё же, я поступил так, как посоветовал мне Лёня. Я запер вагон на секретку, ловя себя на мысли, что к утру тоже могу оказаться повешенным. Благо я вспомнил про Витю: осознал, что не один, и быстро отогнал от себя пугающие мысли. Я бросил взгляд на окно и моё внимание снова привлёк вагон Лёни. Я заметил, что он до сих пор стоит там неподвижно и смотрит в мою сторону. Его силуэт стал трудно различим в красном свете сигнального фонаря. Я задержал дыхание, а через пару секунд отвёл взгляд: так это жутко выглядело. Я подёргал дверь ещё несколько раз и, когда убедился, что она точно заперта, на дрожащих ногах вернулся в купе.

Там ничего не изменилось, но мне отчего-то стало тревожно. Витя всё ещё спал, только теперь он просунул руку под голову и закинул ноги на полку, отвернувшись к стене. В бутылке на донышке поблёскивала жидкость, навскидку грамм пятьдесят. Видимо, мой напарник бережливо оставил про запас. Да. Кто-то просыпается ночью попить водички, а Витя просыпается допить водочки. Эта картина помогла мне немного прийти в себя, но беспокойство до конца не ушло. Я пытался понять, что изменилось? И по-настоящему охренел, когда, наконец, осознал: свет фонаря в моей руке поглощала подступающая с обеих сторон темнота. И если раньше в одно из окон заглядывал лунный свет, то теперь что-то ему мешало. Я повернулся к окну, и в мгновение дрожь вернулась со стократной силой: справа, на ранее пустом третьем пути, непонятно как, откуда и когда… появился вагон.

Тени на рельсах | 2 из 3

Тени на рельсах | 3 из 3

Показать полностью
13

Бездымное пламя. Глава шестая. Безбилетник

Бездымное пламя. Пролог.

Бездымное пламя. Глава первая. Необходимое зло.

Бездымное пламя. Глава вторая. Следы медведя.

Бездымное пламя. Глава третья. Последствия.

Бездымное пламя. Глава четвёртая. Хактыранский инцидент.

Бездымное пламя. Глава пятая. Сделка.

Поезд сильно качало. Уже битый час ехали и никаких станций, а главное – долбаный туман мешал смотреть в окно, лишив Виктора единственного развлечения командировке, ну, кроме книг. Читать не хотелось. Нет, за туманом явно проглядывалось что-то чёрное, но именно что – не ясно.

В купе зашёл мужчина, старый, лощёный, одетый как-то по дореволюционному. Серая жилетка и дряхленькая кожаная сума выдавали в нём билетёра.

– Молодой человек, ваш проездной билет, будь добры! – он занял место напротив.

Поезд загудел встречному составу. Только сейчас Виктор заметил, что на голове билетёра покоится блестящая медная корона с острыми пиками. Более всего он напоминал Деда Мороза – своей густой белой бородой и седыми, аккуратно уложенными волосами, только худой слишком, да нос длинный. Поправив круглые очки, билетёр повторил вопрос.

– А… это… кажется, я документы забыл на вокзале… – Виктор глупо шлёпал руками по карманам, не чувствуя паспорта.

– Витьк, вот стоило бегать так…

– Чего?

– Витька! Говорю, – сухой трескучий голос казался чертовски знакомым, – стоило ли бегать? Всё равно ж встретились… А-а-а-а, забыл, дырявая голова!

– Нет, вы ошибаетесь, просто надо сообщить на вокзал, вот разобраться же можно…

– Витьк, а, Витьк… домой-то хочешь? – старик доверительно наклонился, сняв и положив на стол корону.

– Конечно, хочу…

– Давай тогда клятву-то исполняй и хорош придуриваться. Эх… ведь с детства тебя помню… забавный был, смешной… то пальцы в розетку сунет, то ангиной заболеет! Сколько воспоминаний…

Виктор смутно понимал ненормальность происходящего.

– Разве обещал что-то? – Хугин нервно постукивал пальцами по расстеленной на столике клеенке.

«Хугин? Это кто вообще?»

– Конечно! Правда, ритуал не по плану пошёл, память отшибло… Надевай корону и возвращайся-ка домой.

«А домой – это куда?»

– Надо же разобраться, понять…

– Да не надо ничего разбираться! Прынц мне нужен, наследник! Раз уж ты обладаешь качествами, там, мудрость, доброта, рассудительность, решимость, выбор готов сделать трудный, то подходишь на должность. Это известный факт. Давай, а то мальчишка сейчас слезами захлебнётся.

– Какой мальчишка?

– На-де-ва-а-а-а-ай! – завопил старик, и Хугин, наконец-то, решился.

Корона пришлась так, будто он всю жизнь только к этому моменту шёл. Туман за окном расступился, срывая покровы со Смертной пустоты. Воспоминания последних дней вернулись.

– А ведь идёт тебе, чертяга! Витьк, ну вот можно же по-хорошему, правда… не враги, чай… – Лощёный старик хитро улыбался.

– Стой, – чувствуя, что отрывается от земли, Хугин схватился за поручень, но тот оказался скользким, как от жира, поэтому оккультист вылетел в окно, уносимый потоком вверх, – объясни, что происходит!

Крик растворился в пустоте, но ответ достиг сознания.

«Словами историю не расскажешь, пером не напишешь. Узнаешь остальное со временем. Пока есть сила над мертвецами – пользуйся.»

Свежий лесной воздух потоком хлынул в лёгкие, так что Хугин закашлялся. С трудом разлепил глаза, здоровяк обнаружил напарника валяющимся на земле рядом. В ствол ближайшей лиственницы воткнуты обломки ножниц Каина.

«Опять испортил вещицу! Кто ж учил-то так…» – мысли текли вяло.

Ни одной раны, как не было разреза на животе, откуда совсем недавно хлестала кровь. Онемевшие конечности постепенно возвращались в привычное состояние. Жгло и крутило мышцы.

– Эй, Арвин! Дай попить, а?

Удивление, щенячья радость, испуг – множество эмоций на перепачканном бетонной пылью и грязью лице алхимике сменялись одна за другой.

– Хуг! Ты конченый, ну ты точно конченый! Как? Вот как? Уже всё, думал… думал могилу здесь копать или… в клуб сообщить… – Арвин кинулся обнимать товарища, лупя по плечам.

– Ага, копать собрался. Да ты в жизни ничего не копал! Надо на недельку на дачу куда-нибудь, с картошкой хоть познакомишься…

– Харош! Это же невозможно!

– Заставить тебя руками работать? Согласен, невозможно! – Хугин залился смехом. – Сделку небольшую пришлось заключить.

– О-о-о-о…

–Не ной, справим. Что с Мистивиром? Что с Идолом? Хотя, нет, потом расскажешь… Голова сейчас лопнет…

– Плохо? – Арвин пошарил по карман в поисках алхимических лекарств, но ничего не нашлось.

– Много мертвецов удерживаю на контроле… я теперь особенный, да. Принц нежити или вроде того, – Хугин поднялся, облокотившись о ближайшую сосну.

– В клубе не обрадуются...

Мысленно отдал команду мертвецам, выстроившимся в шеренгу у посёлка, искать горючее и сжигать дома ко всем чертям. Исполнительные бродячки поспешили взяться за дело, и вскоре на полусгнившие деревянные избы набросились языки пламени. Хактыран вспыхнул, как спичка, похоронив остатки былого навеки вечные. Головная боль прошла, Хугин ощущал вкус свободы – один за другим откреплялись от контроля ушедшие на покой мертвые селяне. Они заслужили отдых.

– Знаешь, да плевать, – радостно сообщил Хугин, – нам положен отпуск. Задачу выполнили? Выполнили. Пусть и не без косяков. С другой стороны, информации о чокнутых учёных, семейных разборках, мутантах и секретных объектах не было изначально. Так что свяжись с Главным через «святое ухо», пусть вышлют сюда отряд.

Арвин кивнул, глядя на зарево, охватившее последний нетронутый дом.

– Точно, рабочий день закончен, можно отдыхать. Документы, правда, остались в лаборатории, вместе с рюкзаком…

– Ничего, Главный ради такого сам завалы разберёт, – Хугин мягко улыбнулся и потрепал напарника по волосам.

Несерьёзно возмутившись, Енох пихнул друга в бок, и вместе они отправились к речке, чтобы хоть немного отмыться от крови и грязи. Очередной рабочий день закончился хорошо. Впереди долгое ожидание группы поддержки, бесконечные нотации Главного и пресные отчёты. Хугин смотрел в прозрачную гладь воды и думал о будущем. Не о том, в котором сбрендивший варяг будет мстить всему миру, или где дикая ведьма с удовольствием воткнёт острые когти ему в грудь. Нет. Он думал о простых радостях, и вид искренне смеющегося златовласого парнишки давал надежду, что когда-нибудь получится начать жить нормально. Во всяком случае, светлое ожидание этого момента придаст сил встретить новый день счастливым.

***
Всем спасибо, надеюсь, вам понравилось! За арты сердечно благодарю художника Ollivka)
Так же милости прошу в мою группу в тг: https://t.me/PaulGarm

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!