Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 499 постов 38 913 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
136

Кто за стеной?

Тема избита до кровавых соплей, но, возможно, кому-то зайдёт. Очень надеюсь на это:)

***

Ненависть к окружающим проявляется не сразу. Сначала раздражают какие-то мелочи: человек впереди идёт слишком медленно, быстрее тебя занимает пустое место в трамвае, громко болтает по телефону. Потом раздражают задумчивые люди в магазине или те, кто подходит на кассе вплотную, буквально дыша в затылок. Постепенно ты погружаешься в недовольство и бесит практически всё. Поэтому ты стараешься общаться с людьми реже, закрываешься в своей квартире и живёшь, как кастрированный домашний кот. Однако и тут люди достают тебя. Соседи. Они мучают музыкой с тупым битом, эмоциональной болтовнёй, грохотом сверху, прибиванием ножек табуретки сбоку, лающими собаками из квартиры наискосок. Ты не можешь остаться наедине с собственными мыслями, так как общество везде, от него не скрыться. А если это общество с каждым годом деградирует, забывая о нормах культуры и морали, то жизнь человека с расшатанными нервами превращается в ад.

Меня зовут Софа, но мама звала меня Софико, ей так больше нравилось, веселило. Мамы не стало пять лет назад, но я до сих пор тоскую. Мы жили вместе тридцать лет, и нам было очень хорошо. Тогда я не обращала внимания на окружающих меня людей, жила своей жизнью. Утром – работа, днём — написание романа, вечером —  просмотр романтической комедией по ТВ вместе с мамой. Лучшие дни!

Моё раздражение возникло спустя пару месяцев после её смерти. Всё началось с чавкающего мужчины в поликлинике. Он не придумал ничего лучше, как жрать шаурму прямо перед кабинетом терапевта. Чесночная вонь разносилась по коридору, но мы молчали… я молчала, боясь развязать конфликт. Всегда была такой: трусливой, нерешительной, слабой. С тех пор я просто не могла игнорировать хамство и бескультурье. Однажды сказала девушке, что она свинья. Не сдержалась. Ну как, сказала? Буркнула себе под нос. Девица закинула мусорный пакет на козырёк, под которым стояли баки. Она не услышала, даже не посмотрела на меня. И это ещё одна серьёзная проблема: меня не замечают.

В компании друзей я никогда не заканчивала рассказы. Обязательно находился тот, кто перебивал своей историей или спрашивал что-то отстранённые, бытовое. Окружающие тут же забывали обо мне. Когда писала отзывы под видео любимых блогеров, на комментарии никто не обращал внимания, даже пальцем вверх не поощрял, хотя мысли, порой, выходили неплохими.

Так было до тех пор, пока я не списалась с пареньком программистом. Мы работали на удалёнке в одной конторе. Я писала статьи для рабочих блогов, а он — код для сайта компании. Кажется, ему понадобилось, чтобы я проверила, хорошо ли выглядят статьи, визуал которых он дорабатывал. Забавно, но нас объединила ненависть к людям. Нет-нет, ничего криминального. Мы не планировали подрывать торговые центры или сыпать яд в водосток. Просто жаловались друг другу как старые бабки. Он на своих начальников, я — на своих. То и дело в моей опустевшей и мёртвой квартире расцветал смех от Диминых шуток.

Вскоре мы начали встречаться. Ходили в кино, океанариум, планетарий. Дима тоже любил книги, поэтому нам всегда было о чём поговорить. Он раскрасил мою серую жизнь. Добавил пару капель акварели на поблёкший холст.

Мы быстро съехались, а затем и поженились. Скромно: без фанфар и пышного платья, похожего на торт. Жили у меня, так как он на тот момент снимал квартиру: его родители остались в другом городе.

Я любила наш маленький мир, да и сейчас его люблю. Место, где мы можем быть сами собой, место, где нас никто не побеспокоит, место, где забываешь о тревоге, и чавкающие, кричащие и медлительные люди перестают раздражать.  Забавно, но я и соседей слышать перестала. Жизнь поделилась на до и после, и мир расцвёл. Муж из тех людей, что дарят всему смысл. Ты не прячешься за ним, а стоишь рядом, но ваши руки так крепко сцеплены, что ни одна волна мирских невзгод не разрушит эту связь. Правда, так было до его командировки. Просто однажды я проснулась, а его рядом нет. На столе записка: «Ты так сладко спала, не решился разбудить. Люблю тебя сильно. Увидимся в скайпе».

И вот теперь я сидела за компьютером в полном одиночестве, как тогда после смерти мамы, погружённая в боль разлуки и раздираемая раздражением от соседской болтовни за стеной.

«Ты её покормила?» — хамоватый голос соседа.

«Разумеется. Всё, как написано тут», — уставший голос соседки.

Чёрт бы побрал эти тонкие стены и быдловатые семьи, не способные контролировать голосовые связки. Зачем они так орут?

Закрыв окошко очередной выполненной заявки, я встала из-за рабочего стола и поплелась на кухню за чашкой чая. Вздрогнула, когда сосед сверху кашлянул, словно болел туберкулёзом. Надеюсь, у него не ковид.

Чая в заварнике не увидела, впрочем, как и сахара в банке. Почему-то я упустила момент, что в холодильнике лишь пюре с мясом, да скисшее молоко. Непорядок.

В магазин заскочила быстро, как заправский шпион. Ни одна продавщица на меня даже не взглянула. Да будь благословенен тот, кто придумал кассы самообслуживания.

Когда вернулась домой, на компьютер пришло оповещение об очередной заявке. Ну вот, теперь и сериал не посмотришь и книжку не почитаешь. А тут ещё дебильный сосед начал сверлить. Прямо в обед, сволочь! Тут же дети маленькие живут?! Впрочем, кого это волнует?

Самое страшное в одиночестве — наступление темноты. Особенно для человека с богатым воображением и массой предрассудков. Я помнила, как однажды сидела на кухне и выключили свет. Волна страха задела каждую клеточку тела. Мне постоянно мерещились жуткие фигуры, на самом деле оказывающиеся обычными стулом, шкафом или шваброй. А вот с Димой же я ничего не боялась, он всё мог объяснить логически и заставил меня поверить, что нечисти не существует. В те времена я ещё любила смотреть битву экстрасенсов. Дима же отыскал разоблачение шарлатанов и показал мне. Как же я была ему благодарна. Но вот когда его рядом не было, прежние страхи возвращались. В мозгу всплывало предательское: «А вдруг…». И вот это «а вдруг» чаще приходило ночью.

Я проснулась в третьем часу во мраке, освещённом лишь маячком роутера. Дверь в комнату была закрыта, хотя перед сном я её не трогала, чтобы свежий воздух с кухни заходил в зал. Через крохотные дверные оконца сочился жёлтый свет. Я подошла ближе и прислушалась: кажется, в ванной лилась вода.

Снова страх кольцом сжал лёгкие. Нащупав толстую книгу Питера Гамильтона, я резко распахнула дверь, готовая к нападению. Заметила широкую спину, помимо льющейся воды услышала шелест ткани. На секунду у меня спёрло дыхание. На ватных ногах я подошла ближе. В ванной стоял Дима. Он стирал новую куртку. Заметив меня, радостно улыбнулся.

— Разбудил? Прости.

— А что ты тут делаешь? Ты разве…

— Хотел сделать сюрприз с утра. Нам дали неделю отдыха. Мы с парнями прилетели к ночи и сразу решили заскочить в бар. Один дурак перепутал мою куртку со своей, а потом его избили на улице. Куртку я забрал, но на ней остались пятна крови. Теперь вот стираю.

Я подошла ближе, чтобы рассмотреть испорченную одёжку.

— Вот идиот.

— Не то слово. Какой-то алкаш. Я его даже не знаю, — усмехнулся Дима, и у его глаз расцвели милые морщинки. — Иди спи, я уже заканчиваю.

— А ты не уедешь?

— Нет, конечно. Эту неделю мы проведём вместе.

Я сдержалась, чтобы не разрыдаться от счастья.

И всё же его приезд показался мне странным. Обычно он предупреждал или присылал номер рейса, чтобы я могла найти его в случае задержек или аварий. Смущённая ночной встречей, я легла обратно в кровать и ещё минут тридцать крутилась на простынях не в силах расстаться с мыслями.

Следующие несколько дней мы с удовольствием играли в приставку, лопали пиццу с роллами и смотрели любимый мультик про «Аватара Аанга». Я была счастлива как никогда. Но вот на четвёртый день Дима как-то изменился. Стал мрачнее, отстранённее. Я решила, что это из-за скорого отъезда, поэтому не доставала с расспросами.

В этот же день у соседей снова начался ремонт. Они сверлили и стучали часов шесть без остановки. Приезд Димы сделал меня смелее, и я вышла в подъезд, чтобы узнать, как долго они ещё будут долбить смежную с нами стену. Но мне никто не открыл, хотя за дверью отчётливо раздавались весёлые голоса.

Диму не просила помочь. Тот погрузился в старое аниме и даже не отзывался на мои вопросы. Его рабочее место словно окутала серая мгла, через которую я не могла докричаться. От гнетущей и всепоглощающей печали, которая накрывала с головой, стоило подойти к геймерскому креслу, хотелось взвыть. Да и сам Дима стал каким-то бесцветным и неприступным. В одно мгновение я снова превратилась в невидимку.

В соседском чате люди тоже молчали, и мои сообщения улетали в пустоту, будто их никто не читал.

«Ну неужели только я слышу чёртову дрель?!»

На пятый день, — кажется, был четверг —  из подъезда раздались вопли. Подбежала к глазку и вскрикнула. На меня смотрел дикий голубой глаз с кровавыми прожилками на белке. Бросило в жар, сердце колотилось с бешеной скоростью, но любопытство пересилило страх. Я снова выглянула. Владельца дикого взгляда оттащили от моей двери и поволокли к лестнице. Он был в белых брюках и свитере, и дёргался, как живая рыба, брошенная на сковороду. Я не поняла ни слова из того, что он говорил. Но его образ ещё долго держался в памяти.

— Дим! Дим! Слышишь. Тут какого-то сумасшедшего схватили.

— Здорово. — Дима звучал блёкло, почти безжизненно.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — Я всё же решилась снова подойти к его столу, намеренно погружаясь в странное облако, по-видимому существовавшее лишь в моём воображении.

— Да, нормально.

— Может, поговорим?

— Потом.

Я сдержала гнев. Совсем не хотелось портить отношения перед расставанием. Но какая муха его укусила? Всё же было так хорошо!

Вернувшись к работе, ненадолго отключилась от негатива и долбанного соседского стука. Вечером Дима подошёл ко мне и мягко положил голову на колени. Так он просидел десять минут, а я боялась спугнуть приятное сердцу проявление чувств. Я наклонилась, обняла его и поцеловала в затылок, скрытый под пушистой копной чёрных волос.

— Прости, Софа, не надо было уходить.

— Я понимаю, это же работа. Хочешь, я поеду с тобой?

— Нет. Пока рано. Мне нужно устроить всё получше, а тебе подготовиться.

После короткого разговора Дима захотел пройтись. Помнится, он любил бродить по продуктовым магазинам. Сродни моему увлечению перебирать блокноты для записей.

Когда дверь захлопнулась, я вдруг поняла, что хочу пойти с ним. Кинулась к вешалке, нацепила куртку и шапку, последняя, пока я обувалась, съехала набекрень. Дёрнула ручку, но дверь не поддалась.

«Закрыл меня, что ли?»

Потянулась к ключам на крючке, но не нашла ни одного.

«Что за глупость? Неужели мои забрал?»

Нахлынула тоска и я скатилась по двери, плюхнувшись прямо на грязный коврик. Силилась понять, что происходит между нами, но так и не смогла. Тут услышала замочный щелчок, насторожилась: снова быдло-соседи о чём-то громко переговариваются. И тут моя дверь сотряслась от удара.

«Вот же сволочи! Опять поцарапали!»

На этот раз выйти я не решилась, ведь Димы рядом не было.

Подкрался вечер. Уже в десятый раз я подошла к дверному глазку. На лестничной площадке раздражительно мигала неисправная лампочка. Иногда она тухла на полминуты, и тогда пространство кругом превращалось в чёрную дыру. Потом снова загоралась, демонстрируя унылые двухцветные подъездные стены. Когда очередной раз свет потух, я потеряла бдительность, оттого громко закричала, стоило из черноты появиться оплывшему лицу соседа. Он смотрел прямо на меня лишь секунду, но я решила: «Он знает, что я за ним тоже наблюдаю». А затем его жена вывела из лифта того самого дикого паренька. Теперь он не трепыхался, шёл смирно, равнодушно смотря в пол. Выглядел так, будто не хотел здесь быть, будто его притащили насильно. Может, они какие-то извращенцы или вообще маньяки? Такие мысли часто приходили мне в голову.

Вдруг я ощутила озноб. Он объял тело целиком, невзирая на тёплый халат. Куда же делся муж?

— Соф, ну ты идёшь? Я же жду.

Я вздрогнула, словно ужаленная, и замерла. Медленно повернулась — никого в полумраке квартиры. Подумала о слуховых галлюцинациях, которые частенько у меня бывали. И в основном я слышала голос мужа: такой далёкий и робкий. Но в этот раз было иначе.

— Соф?

Я вышла в зал. Дима сидел на диване с пультом в руке. На экране замерла картинка из «Аватара Аанга».

— Ну? — он улыбнулся с толикой тревоги. — Всё нормально?

— А ты когда вернулся?

— Как когда? Часов в шесть, наверно. Ты не помнишь?

Внутри меня разбушевался ураган эмоций: облегчение, смешенное с раздражением и страхом.

«Как я могла пропустить его возвращение? Ведь постоянно к двери подходила».

— Ну что, включаю?

— Да… да, давай.

Села рядом и прижалась к нему всем телом. Он оценил мою близость и тоже придвинулся, тихо сказав:

— Софулик мой дорогой. Ничего-ничего, я ведь дома уже. Я больше не буду так уходить. Обещаю.

Я даже не поняла, когда уснула. Открыла глаза среди ночи, испытывая дикую головную боль. Пульсация шла от шеи ко лбу. И это было невыносимо. Захотела принять таблетку и вылезла из объятий мужа. Ноги замерли над полом, так и не коснувшись ковра. Вокруг меня стояли люди… много людей. Кто-то глядел с сочувствием, кто-то с ненавистью. Перекошенные гневом лица некоторых выглядели ужасающе.

— Дима? Дима! — Я начала трясти мужа, но тот спал как убитый. Его громкий храп перекрывал гул неразборчивых голосов. — Как вы здесь оказались?! Проваливайте! Сейчас же! Полицию вызову!

Но люди не двигались. Кто-то из них переговаривался между собой, кто-то всё так же смотрел на меня.

— Дима, — уже шёпотом позвала я. И тут тишину квартиры разорвал грохот дрели.

— Они что, с ума сошли! Сейчас же ночь!

Расталкивая незваных гостей, я прильнула ухом к стене. И снова жуткий треск.

«Боже, они же стену мне проломят!»

Побежала к телефону, набрала «112» и ждала ответа оператора.

— Слушаю, что у вас случилось?

— У меня в доме посторонние, а ещё сосед начал ремонт!

— Алло. Говорите.

— Говорю, посторонние в квартире и ремонт у соседа!

— Попробуйте перезвонить, вас не слышно.

Гудки. Я вся похолодела и, не удержавшись, расплакалась. Люди расступились, и я подползла к мужу, а затем крепко обхватила его за талию, положив голову на взымающийся живот. Взяла телефон, открыла галерею и начала рассматривать снимки. Вот мы в парке развлечений, вот в океанариуме. Тут муж улыбается, тут что-то хочет сказать, а тут обнимает меня. Кто нас тогда фотографировал? От снимков снова хлынули слёзы. Да и дышать я больше не могла. А гул голосов усиливался, дрель жужжала, не переставая, и я уже просто неспособна была всё это терпеть. Закрыв уши руками, закричала что есть силы.

Меня разбудил яркий солнечный свет: он пробивался через плохо задёрнутую штору. Это Дима хорошо задвигал её, а я всегда была неряхой. Щёлкнул ключ в замочной скважине, и я подскочила с дивана. Плед скользнул на пол, по которому была разбросана еда. Что она здесь делает?

Я выскользнула в коридор, увидев Димину спину.

— Постой! Ты не попрощался!

— Не хотел будить, рыбка, — улыбнулся он. Вся его фигура утопала в солнечных лучах.

В эту же секунду открылась соседская дверь, и я со скоростью гончей обошла Диму, выскакивая на лестничную площадку. Соседская дверь лишь слегка дёрнулась, готовая закрыться, но я не дала, всунув в проём босую ногу.

— Слушайте вы… — Присутствие Димы снова придало мне сил. —…какого чёрта вы сверлили ночью?!

Я открыла дверь и поняла, что стою посреди пустой квартиры. Ни пылинки в белом пространстве. Ни окон, ни дверей, ни захудалой табуретки. Я сделала три шага и передёрнулась от шелеста дерматина.

— Эй! Вы где?

Сделала ещё три шага и остановилась.

— Соф, ну я пошёл. — В дверном проёме показалось улыбающееся лицо мужа.

— Я… я с тобой.

И тут внезапно возникла оплывшая физиономия соседа. Он схватил меня за талию и потащил вглубь странной квартиры. Я закричала:

— Дима!

— Мне пора, Соф. Люблю тебя, дорогая.

— Нет, стой! Я с тобой.

Я кое-как извернулась и ткнула мужчину пальцем в глаз. Тот взвыл как животное и попятился, рефлекторно разжав руки. Я выскочила в коридор, следуя за удаляющейся фигурой. Муж был уже на лестнице, когда меня позвали:

— Софа!

Я обернулась лишь на секунду, споткнулась и полетела вниз. Дима поймал меня, крепко прижав к себе.

— Нетерпеливая моя девочка, — по-доброму улыбнулся он, как делал уже сотню раз.

Я смотрела в его искрящиеся зелёно-карие глаза и плакала.

— Я с тобой, любимый. Я с тобой.

— Как скажешь, рыбка. Идём.

***

— Чёрт бы тебя побрал, Скворцов! Ещё вчера сказал дозу увеличить. Что непонятного? А ты, Света, чего стоишь, просил же кормить её вовремя, — отчитывал подчинённых главврач Петров.

— Я кормила, но она есть ничего не хочет! — Женщина развела руками.

И только пожилая нянечка с новичком Лёшей стояли у края лестницы, разглядывая переломанное тело тридцатилетней женщины.

— Бедная девочка, — утирала слёзы няня. — У неё муж пару лет назад умер.

— Тот, которого она зовёт постоянно?

— Да. Дима. Его родственники говорили, что он вышел из дома за продуктами и не вернулся — машина сбила. Она с ума сошла на почве горя: сильно любила его. А когда по традиции тело мужа должно было в квартире переночевать, сосед, с которым они давно конфликтовали, начал ремонт, и она его зарезала обычным кухонным ножом. Тогда-то её к нам и привезли. Женщина не помнила ни убийства, ни смерти мужа.

— Мда, — только и смог протянуть Лёша: за свою никудышную практику таких случаев ему видеть не доводилось.

Нянечка обернулась к главврачу, тот понимающе кивнул.

— Значит так, позвоните родне, пусть готовят женщину к… что она там хотела по завещанию, кремацию?

— Да какая разница, — безразлично махнула Света. — Всё равно родные будут решать.

— Тоже верно. В общем, звоните. А тебя, Скворцов, я разжалую, если ещё раз учудишь подобное. И почините эту долбанную лампочку! Мечта эпилептика, чёрт бы вас побрал.

Разочарованно мотая головой, главврач Петров прошёлся по коридору. Из палат доносились голоса других пациентов. Кто-то просил воды, кто-то просто мычал. Тот, что приехал совершенно недавно, голубоглазый красавец из Москвы, нервно хихикал у окошка, рядом с палатой погибшей.

Петров поравнялся с нянечкой и остановился.

— Мало того что на свинью похож, ещё и тупой как пробка, — пробубнил он в адрес Скворцова, не стесняясь Лёшу. Затем спустился по лестнице, склонился над женщиной и закрыл ей глаза. — Эх, Софочка. Надеюсь, там тебе будет лучше.

Показать полностью
85

Яблоня. Часть 4/5

Яблоня. Часть 1/5

Яблоня. Часть 2/5

Яблоня. Часть 3/5

Яблоня. Часть 5/5

- Яблоками пахнет… Сладко, - промычал Гаврилыч, когда уже полчаса кружили в тумане, как ёжик в пресловутом мультфильме.

- И вправду, пахнет. Странно, - неожиданно для себя отметил следователь и остановился. - Сейчас позвоню куда надо, обождите, - и, цокнув, оборвал нервный смешок одного из оперов.

- Я закурю?- напросился Гаврилыч, тот, что был пошире в плечах и потолще Димыча.

Следователь продолжал раз за разом набирать номер участка, слыша в ответ: «Абонент временно не доступен». Про себя чертыхался.

- Разве здесь можно заблудиться? - обратился он к Марату.

Коновалов покачал головой, поясняя, что в посёлке от силы восемь-десять домов и овраг.

Вдруг завыла овчарка Копейка, жалобно и надрывно, и побежала, потянув поводок.

- Едрить.… Стоять! - вырвалось у молодого опера, бросившегося в погоню.

Марат не удержался и фыркнул, на что следак с плечистым Гаврилычем посмотрели косо.

- Что-то мы, как дети малые, растерялись! - хохотнул Гаврилыч и расплылся в улыбке. Затем достал рацию, включая и называя кодовое слово.

В шипенье помех раздался звук ветра или то снова из тумана завыла Копейка. Следователя пробрало. До мурашек, до кислого привкуса во рту.

- Евгений Петрович, скажу как есть… - начал Гаврилыч.

На что следователь дал понять жестом, что и так тревожно.

Крик боли, затем одиночный выстрел разорвали тишину.

- Я за Димычем! - крикнул на бегу Гаврилыч, выхватывая из кобуры пистолет.

- Могу я чем-то помочь? - спросил Марат.

Следователь пару секунд думал, напряжённо вглядываясь ему в лицо, затем снял наручники.

- Давай дуй в село, попроси помощи. Если связь есть, то позвони в город, скажи, что от Щура. Ну, что стал, етит-дрить, погнал, пока я не передумал!

Руки после наручников заметно покалывало. Марат посмотрел по сторонам, надеясь, что выбрал верное направление, да побежал. Туман за его спиной сгущался.

Евгений Петрович ещё раз проверил рацию. Затем вынул пистолет из кобуры и направился за Гаврилычем. Всё ощутимее пахло яблоками. Списать запах на галлюцинацию не выходило.

Село ему детально описал ещё в райцентре один из местных жителей, у которого там проживала мать.

Следователь помнил, что за ржавым покорёженным знаком следует спуск в овраг. Да и тот едва виднелся, утопая в плотном тумане, который, вопреки всем законам природы, не спешил исчезать.

- Эге-гей! Гаврилыч! Димыч! Але! Есть кто живой?! – приблизительно через полчаса блужданий таки крикнул следователь, никого не обнаружив.

Несмотря на сырость, он весь вспотел, да и боль простреливала колено. Выдохнув, он снова позвал:

- Эй! – и на этот раз отчётливо услышал звук шелестящих листьев и тоненький детский смех, от которого мороз прошёлся по коже.

Марат и подумать не мог, что полицейские его отпустят так просто. Чего уж проще сделать: вернуться в село, позвонить, вон хотя бы от бабы Марфуши.

У той в доме несколько телефонов, даже вай-фай имеется, для того чтобы обожаемая внуками бабуля не пропускала любимые сериалы и, если что, вызывала скорую помощь. Сердечница Марфуша боялась инсульта и инфаркта до умопомрачения.

Вот и овраг. Как тут запутаешься… Проржавевший указатель тут как тут. Дальше находился заброшенный колодец, там и развилка. И домики сельских, что побогаче, стояли практически рядом. За ними широкая дорога с огромными огородами, по бокам закрытыми тщедушными заборами,

Себе Марат участок огораживал сеткой, это лучший вариант: дёшево и сердито. Как же тихо вокруг... И не видно из-за тумана. Такого тумана за свои двадцать пять лет, прожитые в селе, Марат ещё не видел.

От бега он весь упрел, запыхался, чувствуя на нёбе вкус яблок в карамели, навеянный прямиком из детства. От вкуса этого брала жуть. И сколько Марат ни останавливался, чтобы осмотреться, всё никак не удавалось сориентироваться.

Заплутать в деревне, в которой, считай, родился... Ну, честно, от осознания этого ему хотелось рассмеяться.

Как же по-дурацки выходило.

Что-то зашуршало. Марат обернулся. Дыхание спёрло. Он не верил своим глазам: по дороге ползли увитые зелёными молодыми листьями прутья.

- Ни хрена се, чё творится! - выдавил Марат и побежал.

… У Евгения Петровича, следователя, от тумана слезились глаза. Голос охрип. Его, словно специально водили по кругу. Хоть он и не раз останавливался с намерением вернуться назад, неоднократно брал в руки рацию, телефон… Всё оказывалось бесполезно. Только помехи и полное отсутствие сигнала связи.

Внезапно от бессилия нахлынула злость, в голове следователя возникла беспорядочная круговерть образов. Евгений Петрович снова остановился, выдохнул. Вдохнул, убеждая себя, что такого в реальности просто быть не может, верно?

Скулящая, взъерошенная Копейка неожиданно вынырнула из тумана, жалобно льня к его ногам.

- Ох ты, девочка, - Евгений Петрович присел, схватил её за ошейник, погладил по голове. Влажно блестевшие от испуга шоколадные глаза собаки смотрели с тоской и ожиданием.

Евгений Петрович велел Копейке идти за ним, дав команду привести к Гаврилычу и Димычу. Но собака упрямо мотала головой, отказываясь  двинуться с места.

Всегда послушная ранее, беспрекословно выполняющая команды служебная собака отказывалась сейчас повиноваться. Чем не шуточно встревожила Евгения Петровича. Так ничего не добившись от собаки, он снова в одиночку возобновил поиски.

Марат в отчаянии зажмурил глаза. Затем снова открыл. Наваждение не проходило. Хорошо хоть, ползущие вслед прутья исчезли. Туман оставался на месте, а родное село точно испарилось.

Сколько он ни бегал, ни искал, но находил только заброшенный колодец и спуск в овраг.

- Вот сука!.. - решившись, выдохнул Марат и начал спускаться в овраг.

Кривые, трухлявые от дождей, сырости и червей ступеньки угрожающе скрипели под его весом. А перила сохранились, лишь благодаря узловатым кореньям хмеля да цепкого вьюна, опутавших их собой, как и ступеньки.  Несколько раз Марат едва не оступался. Нога зависала над пропастью, грозя провалиться. А в самом конце спуска он с чертыханьем поскользнулся и сел на пятую точку, с остервенением выругавшись.

Янтарное свечение пробивалось сквозь молочно-белый туман, образуя форму гигантского дерева. Марат крякнул и протёр глаза. Не помогло. Затем снова зажмурился, вновь открыл глаза и неверяще покачал головой, присвистывая:

- Твою-то мать!..

Любопытство вопреки всему заставило пойти посмотреть. Вскоре туман расступился, и Марат увидел зелёную от листьев яблоню, испускающую яркий янтарный свет. На ветках, помимо листьев, расцвели цветы, и он принюхался: вот точно – сладко благоухали бело-розовые лепестки. Одновременно с цветами на ветках, что совсем уж нереально, красовались зрелые, красные яблоки.

Он потряс головой. Наваждение не исчезло. «Если я действительно сплю, - подумал Марат, протягивая руку к яблоку, - то не грешно будет и съесть один плод…»

- Остановись! Ты недостоин! - голосом брата грозно прошептали над самым ухом.

- Костик, братишка!.. - с радостным удивлением выдохнул Марат, но никого вокруг не было. Только янтарный свет и густой туман.

В тумане тенью мелькнуло что-то скособоченное, тёмное и расплывчатое. И показалось, что у тени вместо рук были обросшие листьями ветви. Это точно не сон – у Марата тревожно ёкнуло сердце. Он сделал шаг назад и неожиданно уперся спиной во что-то. Спину закололо и припекло. Он задрожал, вдруг понимая, что нет сил обернуться.

Голосом брата произнесли:

- Все платят по счетам.

От этого столь родного и одновременно чужого голоса Марату стало так жутко, что мочевой пузырь опорожнился. Горячее пятно растеклось между ног. Он не шевелился, пока тугие лиственные жгуты оплетали тело. Но заорал во весь голос, когда земля под ногами провалилась, забивая комками и пылью ноздри и рот.

Данила так и сидел под домашним арестом в своей комнате. Компьютер был под строжайшим запретом, заблокирован новым паролем, а телефон мать забрала с собой.

Мальчишка не мог спать, и еда не лезла в горло. Оставалось только тупо сидеть или лежать, уставившись в потолок, что в потоке собственных терзающих мыслей было невыносимо.

Гиперактивный Данила Стрельцов и на уроках усидеть не мог, а тут такое наказание.

От нечего делать ему пришлось достать с верхней полки коробки с пазлами и составлять картинки из диснеевских мультфильмов, но вскоре бросить и разрыдаться. Ну, за что такое с ним? За что?!

Собственный всхлип неожиданно сменил тихий шорох за окном. Затем в стекло легонько поскреблись. Что за шутки?

Данила подошёл к окошку, отвесил дневные полупрозрачные шторы и, конечно же, ничего не увидел сквозь плотный, густой туман, но всё же для собственного успокоения спросил:

- Кто там?

И вздрогнул от тихого знакомого голоса:

- Это я Костя.

- Костя! Костик, сейчас! – Сердце мальчишки  от счастья буквально запело, радостно заколотившись в груди.

В тумане фигуру за окном как следует было не разглядеть. Проступали лишь одни очертанья. Вот только промелькнуло и исчезло скрытое зелёным капюшоном лицо. Хотелось крикнуть, чтобы Костя подошёл к двери, но тут же Данила вспомнил, что заперт. Поэтому мальчишка стал открывать пластиковое окно, чтобы хоть поговорить. Стальная витиеватая решётка – едва ли кот пролезет, – не позволяла вылезти из окна во двор.

- Костя, Костя! - закричал Данила,  распахнув окно и сразу учуяв в тумане отчётливую нотку гнили. Так пах бы компост, если к листьям добавить рыбные головы да куриные кости.

Запах насторожил, как и фигурка в тумане, в зелёной куртке, с накинутым на лицо капюшоном. У Костика точно такой куртки не было, да и у его брата тоже. Куртка нелепо сидела, словно была велика… И вот чёрт, вздувалась и опадала, но ветра-то не было…

Данила понял что замёрз. Озноб неприятно стёк по спине морозной капелькой пота. Что-то было не так.

- Костя, это ты? – спросил, не узнавая в писке свой голос, Данила и потянулся раме, чтобы закрыть окошко.

Фигурка в зелёном приблизилась.

За стальной решёткой Данила должен был чувствовать себя в безопасности, но вот отчего-то этого чувства у него не возникло. Только всё возрастающий панический страх скрутил ледяной петлёй кишки.

Нужно было что-то делать. Но ноги, пальцы на руках словно онемели…

Фигурка в зелёной куртке в одно мгновение проступила сквозь туман и оказалась под окошком.

Данила заорал, когда капюшон шуршащей живой массой сполз с головы фигурки. В сплетеньях лозы, корешков и извивающихся жгутиков, в форме головы, зажглись янтарём глаза. Стремительно распахнулся округлый рот, выстрелив упругим жгутиком узловатый и невероятно длинный язык.

Секунда замешательства. Отчаянная паника вызвала нехороший привкус во рту и слёзы.

Жгут-язык ухватился, крепко обвивая пальцы, болезненно впиваясь в кожу. Как же сильно и остро… Шок. Обрубки пальцев покатились по подоконнику, словно и не свои. Данила снова заорал, срывая голос до хрипоты, когда вся голова чудовища взвилась жгутами, мгновенно протискиваясь сквозь решётку, обвивая всё тело мальчишки. Немилосердно скручивая и разрезая на части. Крик Данилы оборвался булькающим хрипом и затих.

С урчанием пылесоса лоза всасывала в себя кровь, набухая до красноты. Затем вытолкнула из решетки раздавленные куски тела, оставив на полу смятую, искорёженную голову и обрывки, лоскуты одежды, мотки кишёк и застрявшие в решётке кости.

Наконец Евгению Петровичу повезло, если можно назвать такой поворот событий везеньем. Лёгкий ветерок слегка разогнал туман, давая возможность сориентироваться.

Вот, наконец, он снова оказался на перекрестке, увидел заброшенный колодец, крыши домов. Задребезжала, оживая, рация.

Следователь только собрался передать сообщение, как увидел бегущую вниз, к оврагу, Копейку. Глаза собаки в ужасе вытаращены, язык свисает, шерсть грязная, влажная. Она буквально исчезла внизу, в туманном овраге, словно в пруду с молоком.

- Копейка стой! - запоздало выкрикнул следователь, поморщившись от собственного голоса, вырвавшегося тонким писком. И тут же, стряхивая оцепенение, закричал:  - Эй, Коновалов, ты-то куда пошёл?! Гаврилыч, Димыч! Кому сказал – стоять?! Стоять! – и, не раздумывая, побежал следом за фигурами оперативников и Марата, скрывшимися в овражьем тумане.

Спускаться было опасно. Грузный следователь едва одолел несколько лестничных пролётов, как стал задыхаться. Схватился за поручень и тут же разжал пальцы. Показалось ли, но лоза на дереве поручня дёрнулась.

Наконец спустился. Земля под ногами была вскопана, точно проехал трактор. Но сколько ни моргал, ни протирал глаза Евгений Петрович, всё так же отчётливо он видел янтарное свечение и зеленые, скручивающиеся сами по себе листья огромной, как исполин, яблони.

Рука инстинктивно потянулась к рации, поднесла к лицу.

Следователь назвал код и после действующей на нервы долгой статики шипенья услышал насмешливое скрежетание:

- Поздно…

Волосы на затылке поднялись по стойке «смирно». Шестое чувство приказало уносить ноги.

Но мышцы, игнорируя приказы мозга, обездвижились, превратившись в кисель. Под подошвами туфель следователь почувствовал в земле всё возрастающее шевеление. От того шевеления стало совсем уж не по себе.

- Что за чертовщина?!

Глаза заслезились. Яркий, пронизывающий насквозь янтарный свет исходил от коры дерева, то наливаясь яркостью, то резко светлея. Сами по себе шевелились ветви. А там, где раньше протекала узкая речушка, зиял провал.

Ноги сами понесли к краю провала. Зубы стучали, холодный пот стекал по лбу, едкостью раздражая глаза.

В Бога следователь не верил, но сейчас как никогда захотелось вспомнить хоть одну молитву. По щекам от ужаса самопроизвольно стекали слезы.

Евгений Петрович увидел, как из ямы-провала гибкие прутья вытаскивают что-то похожее на коричневые, покрытые тонкой, трепещущей корой коконы. Только в рост человека.

А Яблоня медленно распахивала на своём широченном стволе огромный рот-прорезь, в который прутья подавали эти коконы.

Евгений Петрович мог только отстранённо смотреть, всё крепче стискивая зубы и при этом подходя всё ближе к яблоне.

Рот закрылся, приняв первую партию коконов. Хруст. Урчание. Отрыжка обдала Евгения Петровича влажным смрадом медной крови и тухлятины.

Следователь блевал снова и снова, до головокружения и чёрных точек перед глазами. Пока во рту не остался горький вкус желчи и не полегчало.

… Евгений Петрович пытался вырваться и изо всех сил сопротивлялся, когда ступней коснулись гибкие прутья, когда обвили ноги. Затем поползли дальше по телу, обвивая и пеленая, как младенца.

Следователь тихо, истерично смеялся, когда его таким образом доставили к яблоне. Как на подъёмнике, поднимая всё выше и выше к ветвям, полным красных яблок.

- Нет, не хочу! - как маленький, захныкал Евгений Петрович, когда существо, лишь отдалённо похожее на мальчишку, протянуло ему спелое, красное яблоко.

- Ешь, - с улыбкой говорило существо, если можно было назвать кривляние тонких, нитяных серых губ улыбкой.

Жизнерадостный до тошноты голос существа звучал угрожающе. Его глаза были такие же янтарные, как и свет, исходящий от яблони.

А предложенное яблоко ярко-красное и даже с рук существа сладко пахнет.

«Господь, если я сплю, то молю, помоги мне проснуться».

- Ешь, - приказывают следователю, и он плачет, когда против воли открывает рот, откусывает и жуёт.

Яблоко на вкус сладкое, паточное. Но эта сладость, шевелясь, растекается на языке, ползет, обволакивая небо.

Евгения Петровича тошнит, но приходится проглотить идущий ком рвоты из желудка. И, давясь, есть мягкую красноту яблока с прожилками-ниточками янтаря, сокрытую под кожицей. Понимая, что эти ниточки в яблоке живые семена.

- Молодец, а теперь спи. -  Рьяное одобрение мелькает в янтарных глазах существа. Евгений Петрович впадает в сонное забытьё, внутри живота разгорается пекло.

Его бережно бросают в яму, к остальным спящим. Их, к огорчению существа, недостаточно. Ибо слишком мало в селе тех, кто подходит для распространения новой жизни. Для этого нужны молодые, здоровые. А лучше всего дети.

Старики пошли на корм, на силы для роста плодов.

Помощник в теле Архипки послужит ещё так долго, сколько понадобится.

После того как село обезлюдеет, в планах существа – райцентр, затем город. Ведь существо уверено, что не осталось никого в живых из знающих, что происходит. Тех, кто способен вмешаться и остановить его.

Показать полностью
134

Мертвая тишина

Сегодня я расскажу тебе о том, что может быть скрыто в простых и казалось бы знакомых вещах.

Я теперь всегда вздрагиваю, когда смолкает музыка, и поспешно включаю радио, телевизор, что угодно - лишь бы не было тишины.
Началось это пару лет назад. Со мной в одной группе учился парнишка, тихий, немногословный, застенчивый и очень умный. Все то, что мне давалось месяцами зубрежки и корпения над чертовыми талмудами в библиотеке, он с легкостью щелкал как орешки. Ну и списывать давал, само собой, а еще мы часто бухали вместе. Вернее, это я бухал, а он так с одной бутылкой пива и сидел целый вечер. И часто еще и недопивал ее, чего я никогда, сказать по правде, понять не мог.

И вот однажды на лекции по физике он таинственно косится на меня и пишет что-то на бумажке, потом складывает ее и кидает мне.

А препод в это время заливаетcя соловьем про соотношения сигнал-шум, децибелы и все такое, я судорожно записываю и мне особо некогда.

Краем глаза смотрю на бумажку, а там три слова только "тишина - это ужас".
Вот же придурок, думаю я и решаю вместо пива угостить его хорошим транквилизатором. В общем после лекции волоку этого шкета в парк, где мы обычно прогуливали пары и начинаю полоскать ему мозг. Под пиво, как у нас заведено было.

Санька отшучивается, но по глазам..., да и вообще по всему вижу, что его распирает, ну и расспрашиваю.

В конце концов он не выдерживает и рассказывает мне, такое, чему я не сразу поверил. Он-то по-умному говорил, слова всякие научные употреблял, половину я и не знал вовсе, а о значении остальных смутно догадывался, и смысл вкратце такой был: то, что мы считаем сигналом, на самом деле не сигнал вовсе, а что-то более сложное. И то, что мы называем тишиной - тоже не такое, как кажется. Я над ним сперва стебаться стал, говорю, дурак ты Санек и не лечишься, он такой хвать меня за рукав и потащил куда-то. Как оказалось, к себе в общагу, я там у него раньше и не был никогда. Зашли, я головой кручу по сторонам, комнатка у него маленькая, везде порядок, не то что у меня, трусы всякие и носки чуть ли не на люстре болтаются, гы.

А на столе стоит этакая помесь кофемолки шестидесятых годов, айфона и велосипеда, собранного из гаек и консервных банок от сгущенки, и Саня мне эту хрень демонстрирует и говорит - это, блять, суперпозитор и он нам сейчас глаза откроет. То есть на самом деле он посложнее выразился, но я только так запомнить сумел. А чего говорю, делает твоя кофемолка эта? он и объясняет, что кофемолочный суперпозитор отсеивает ложные сигналы и показывает истинные, а достигается это каким-то странным способом, ну как будто он человеку еще одно чувство добавляет временно, вроде телепатии или там инфракрасного зрения.
В общем смысл такой что мы живем в трехмерном мире и неспособны видеть четвертое измерение, ну наподобие как червяк ползет по листу бумаги и не догадывается что над ним еще что-то есть.

И вот эта значит скороварка с клавиатурой от пылесоса нам может скрытое показать, ну тут я и заржал в голос.

Саня тут бледнеет, и ругается на своем языке, потом прыгает этак шустро к своей кастрюле пневматической и врубает ее.

Господи.

Все бы отдал, чтобы забыть навсегда, но я это слышал.
Все эти голоса, на которые распалась тишина, все эти вопли, мольбы и стенания.
И то, о чем они говорили, шептали, кричали, визжали.
Просили, требовали, о боги, это невыносимо.

Сашка свою штуку вырубил и затрясся весь, и говорит - слушай-ка, а оно усиливается. И смотрю, а он перепуган-то не на шутку, да что говорить, и у меня тоже от услышанного весь хмель вылетел напрочь. Выясняется, что при первых включениях мегазакаточной машинки звук был гораздо тише и не такой пронизывающий штоли, и вот значит Санька роется в своих записях, а там и вовсе ни слова по русски нету - одни блеать закорючки математические, в которых я не волоку ни ухом ни рылом.

Я пью пиво и пытаюсь себя убедить, что все мне послышалось или машинка эта педальная не так работает и все такое.

В общем отхожу помаленьку.

На следующий день Сашка в универ не пришел, я-то поначалу не обеспокоился никак, просто не до того мне было. Тогда как раз я кадрил одну цыпу, и вроде получалось, так что был я вроде как плотно занят и все в таком духе, а вот когда Санек и на следующие дни не появился, я малость занервничал.

Пошел я значит искать этого дурака. Ребят спрашиваю - никто его не видел, в общаге его нет, и дверь закрыта, проходит так дня три и я начинаю психовать уже всерьез. Опросили всех, и выяснилось, что в тот день последним Сашку видел только я, и еще тогда ночью пробки выбило в корпусе, и до утра света не было.
Я со всех ног бегу в общагу, выносим дверь к чертям, комната пуста. На столе остатки какой-то обугленной штуковины, в которой я узнаю давешний суперагрегат, в углу куча бумаг и все. Я под кровать заглядывал даже. Нету Сашки. Куда делся - хрен знает. И тут мой взгляд падает на один листок, скомканный и рваный, вижу там мое имя и читаю.

О боги.

С тех самых пор я не пью ни капли.

"Макс, я был не прав. Прибор не показывает нам скрытые уровни мироздания, он просто меняет дискретную размерность в определенной области континуума, и то, что для нас невидимо и неслышимо - становится доступным для наших несовершенных органов чувств на некоторое время, однако, вместе с тем, и мы, скрытые до времени, становимся видимы - для тех, иных. Ты понимаешь это, Макс?! Они теперь знают о нас. Я слышу их голоса и шаги, они идут, идут за мной, и мне страшно. Бойся тишины, никогда не..."

Дальше извилиcтый росчерк, и угол записки оторван.

С тех пор я и не выношу тишины, всегда у меня играет музыка, и больше всего я боюсь одного - что внезапно у меня разрядятся все батарейки и отключат свет.

И я услышу тишину.

И тишина услышит.

Меня.

И придет за мной.

Показать полностью
39

Химчистка

А как хорошо всё начиналось!

Африканцу несказанно повезло с работой. Она давала надежду на безбедное существование. Он начал мечтать о Принцессе. Сначала гипотетической. В мороз и зной, дождь и ветер Африканец выходил на перекрёсток и с прилежностью третьеклашки-отличника, высунув кончик языка, ковал будущее благосостояние. Вернувшись домой, не успев поесть и даже раздеться, первым делом доставал из-под кровати деревянный сундучок и любовно осматривал свои сокровища.

– Ах вы, малышки мои! Мышки-малышки, – мурлыкал он. – Заждались папочку! Вот вам ещё, встречайте сестричек.

Вынимал из карманов и нежно расправлял ладонями мятые бумажки. Бережно раскладывал аккуратными стопочками, взвешивал каждую в руках и, если был доволен весом и толщиной – стягивал резинкой. Иногда садился пересчитывать. Интересно узнать, насколько он ошибся, собирая пачки не по счёту, а на вид. Ошибался Африканец редко, да и то на одну – от силы две – штучки.

Покончив с финансовыми операциями, Африканец с удовлетворением задвигал сундучок обратно, врубал Билла Хейли и садился на диван с бутылкой "Афанасия". Под звуки рок-н-ролла прихлёбывал крепкое пиво и предавался мечтаниям. Представлял, как накопит на дом, нет, замок для Принцессы. Воображал, что купит ей комбайн, мультиварку и что там ещё бывает, – самые лучшие кухонные прибамбасы. Она будет стоять у плиты, а он станет смотреть на согнутую шею под завитками волос, покорную спину и сочные ягодицы. Потом она обернётся, сядет к нему на колени и протянет пирожок с капустой, другой, третий... а он будет открывать рот и жевать, согревая озябшие ладони у неё под юбкой. Насытившись и вытерев губы кружевным передником Принцессы, он завалит её прямо тут, на диване, а через некоторое время перенесёт в спальню и будет трудолюбиво долбить час или два, а может, и всю ночь... around the clock.

Однажды на городском конкурсе красоты Африканец присмотрел то, что ему нужно, нашёл свою Жемчужинку. Маргарита ему понравилась сразу: не тощая, не длинная, крепенькая такая, с аккуратной попкой. А уж когда она стала Мисс Энск... Гипотетическая принцесса обрела реальные очертания.

Африканец понимал, конечно, что конкурировать с местными воротилами, этакими денежными мешками на роскошных авто, он пока не может. Кишка тонковата, не туз. Но ведь и не зачуханный негр с автомойки! К этому времени он овладел тонкостями профессии в совершенстве, и толстенькие пачки размножались в заветном сундучке с достойной плодовитостью. Завораживающее зрелище! Африканец был готов сложить всю наличность к ногам Маргариты, а самому плодить красотулек дальше, на протяжении счастливой семейной жизни.

Но эта сучка...

Нет, сначала всё было нормально. Принцесса охотно принимала букеты и цацки из ювелирки. При этом ерошила его кудри и весело смеялась:

– Ух, какой рыженький лейтенантик! Рыжий, рыжий, конопатый!

Эх, надо было тогда понять: шапка оказалась не по Сеньке. Он доверчиво принимал насмешки за восхищение его апельсиновой шевелюрой, а она просто издевалась. Подарки брала как должное, как привычную дань её кукольной красоте.

Развязка наступила, когда он привёз избранницу в недавно приобретённый дом в пригороде. Наверное, поторопился. Надо было подкопить ещё и справить недвижимость подороже, поманернее. И не на окраине... Надо было приготовиться получше. Пирожков с капустой самому купить, что ли. Ну да ладно, потом. Всё будет потом. "Потом всё образуется", – думал он, но что-то явно пошло не так. Он ждал от девушки восторгов и благодарности. А она брезгливо ходила на цыпочках из комнаты в комнату и морщила носик. Напомаженные губы кривились непонятной улыбкой. Зачем у неё такие красные губы?

Африканец машинально врубил Rock around the clock.

– Что это? – изумилась Маргарита.

– Билл Хейли.

– Ты слушаешь рок-н-ролл?! Ну и старьё! Полный отстой.

Не выдерживая больше разочарования и затянувшейся неловкости, Африканец завалил девушку на диван. Сучка отчаянно царапалась и кусалась. Принцессы так себя не ведут. Ты кому вздумала сопротивляться, дрянная девчонка? Мы ведь тоже не лыком шиты. Знаем, как надо объезжать строптивых лошадок.

Сообразительная мисс быстро поняла, что противоборство с доблестной полицией до добра не доведёт, перестала трепыхаться, обмякла и даже начала двигаться в такт. Вот и умница!

Всё длилось не час и не два. Совершенно неожиданно закончилось гораздо раньше, минут через пять.

– Фи, – хихикнула Маргарита, по-кошачьи выползая из-под Африканца. – Зря я испугалась. Такой большой мальчик – с таким скорострельным малышочком...

– Да погоди, сейчас я...

Она захохотала:

– Вдобавок ко всему – ры-ы-жий! Даже в этом месте! Морковный аж. А сама мм... морковка... махонькая такая! Ха-ха-ха! Говорили же девки, что рыжие в постели – никакие! А я не верила. Нет, дорогой. Не для того я выдиралась из грязи, чтобы ублажать нищего гаишника в зачуханной конуре!

Она вдруг разозлилась, торопливо оделась и, не вытерев с лица размазанную губную помаду, скомандовала:

– Отвези меня домой.

Африканец не посмел ослушаться. Услужливо распахнул дверцу и сел за руль. Она не поворачивалась к нему, он видел только перепачканный помадой невозмутимый профиль и не мог отделаться от впечатления, что по кукольному личику растекается кровь. Растрепанные волосы и вырванная с мясом пуговица на блузке, из-под которой выглядывал лакомый кусочек, вызывали у Африканца лёгкое чувство вины и тяжёлое предчувствие, что отведать лакомство ему уже не светит.

Но гвардейцы не сдаются. Африканец посылал даме сердца подарки и эсэмэски, подкарауливал обожаемую Мисс у подъезда или подъезжал с охапками цветов к зданию, где проходила очередная презентация. Её везде приглашали. А его никуда не пускали.

– Прощай, малышок, – каждый раз говорила она, издали махая изящной ручкой.

Иногда прибавляла:

– Отрасти себе жезл поувесистей! Тогда и посмотрим! – И исчезала за дверьми в окружении толпы поклонников, а его снова и снова оттесняла охрана.

А потом буквально на ровном месте, ни с того, ни с сего Маргарита пожаловалась в отдел кадров полка ДПС, мол, её повсюду преследует какой-то ненормальный рыжий гаишник. Назначили служебное разбирательство и медицинское обследование.

Штатный полицейский-психолог, старикашка с унылым носом, дотошно расспрашивал о неприятном и стыдном. Казалось, что с каждой новой порцией унизительных подробностей мясистый шнобель психолога оживает и неприлично подрагивает. Казалось, вот-вот нос встанет в гордую позу другого мужского органа, и всем сделается неловко. Африканец старательно отводил взгляд от лица доктора и поэтому слушал не очень внимательно.

– Вы дарили ей драгоценности?

– Ну, дарил...

– Она красит губы?

– Да.

– Вас заводят девушки с яркой помадой на губах?

– Нн... не знаю.

– Вы писали ей эсэмэски?

– Да.

– Угрожали?

– Я хотел, чтобы она вернулась.

– Для этого вы подожгли её машину?

– Я не поджигал... это не я. Слышал, что сгорела, но не поджигал.

– Когда вы мастурбируете, вы ставите перед собой портрет любой девушки с ярко накрашенными губами или конкретно – портрет вашей бывшей возлюбленной?

– Я не...

– На её лобке удалены волосы? Бритва или шугаринг?

– ...

– Ну же, отвечайте! У неё гладкий лобок?

– Да не знаю я! – взорвался Африканец. Его лицо побагровело и почти сравнялось по цвету с рыжей шевелюрой. – Какое это имеет значение?

– Здесь всё имеет значение. На мой взгляд, вы что-то упустили... Но... Попробуйте подарить что-нибудь действительно дорогое...

Эх, лучше бы этот сердцевед не влезал со своими советами! Бабла Африканец угрохал кучу, пришлось даже продать дом, но Маргарита к нему так и не вернулась. Зато начальство, изучив заключение психолога, сочло манеру общения младшего лейтенанта с Мисс Энск нарушением кодекса этики и чести сотрудника МВД. Посчитало его тоску по обожаемой Принцессе несовместимой с должностью инспектора ДПС. Предложило написать рапорт и сдать удостоверение.

Гаишник с престижного места работы стал безработным.

Что может быть хуже этого?

А может, он неправильно понял психолога? Наверное, надо было дарить подарки не заносчивой шлюхе, умоляя вернуться, а сунуть бабулек этому сраному специалисту...

Вдали от перекрёстка Африканец чувствовал себя каким-то обезличенным, униженным, наказанным жестоко и несправедливо. Он бесцельно слонялся по улицам, по привычке подсчитывая, сколько машин проехало мимо совершенно бесплатно. Дома он больше не включал Хейли, не пил пива, плохо спал. А если ненадолго забывался, то видел во сне кошмары. Он начал постоянно думать о мести.

Взвесив все за и против (не дурак же он, в конце концов!), Африканец признался себе, что сам поднять руку на ненаглядную принцессу не сможет. И решил нанять киллера.

Вопрос: где его взять?

О, даже гаишники могут не знать, где найти киллера. Зато они знают, к кому можно обратиться. Африканец вспомнил о своём однокашнике Витальке Крюкове – парне вполне отмороженном, с которым то близко сходился и дружил, то вдруг ощущал его недругом. Даже штрафовал его как-то за превышение скорости в нетрезвом виде. Да, штрафовал, срубил красненькую. А что? Не отбирать же права у одноклассника! Тот ему сам потом спасибо сказал. Что-то давненько его не видно. И телефончик не отвечает. Вот незадача!

Крюкова месяц назад выписали из больницы в стадии гангренозного распада тканей. Он не выходил из своей квартирки и всё реже поднимался с постели. Приняв ударную дозу оксикодона, он спал. Потом глянул: пропущенный звонок, от Хмелёва.

– А этому чего от меня надо? – вслух спросил Крюков, раздумывая, стоит ли перезванивать.

Костян Хмелёв с детства был парнишкой со странностями. Его всегда тянуло к чему-то необычному: вечно возился с какими-то пауками и крысами. Родители купили ему африканскую зверушку – иглистую мышь. Костян всюду носился с этой тварью, как девчонка с куклой. Когда пацаны катались на великах, он засовывал зверушку к себе за пазуху и все время проверял, не выпала ли по дороге. Если собирались в гараже потравить анекдоты, Костя и тут со своей зверюгой не расставался. Другим трогать не позволял, а сам тискал, аж иголки повылазили, и целовал в усатую морду. За пристрастие к экзотике пацаны прозвали Костяна Африканцем.

Как-то раз Африканец выскочил из гаража по нужде. Животное, оставшись без хозяина, заметалось по бетонному полу, и Виталька нечаянно на него наступил. Подтащило же заразу прямо под ноги. Мышь тут же сдохла. У неё вылезли кишки и отвалился хвост. У этих акомисов хвосты отделяются от тела, как у ящериц. Ребята в это время рассматривали картинки с голыми тётками и не заметили, как Крюков раздавил мыша.

Он хотел по-тихому выбросить труп из гаража, но не решался взять в руки. Пока искал какую-нибудь подходящую бумажку или тряпку, Африканец уже вернулся и сразу увидел. По-девчачьи размазывал сопли по бледным веснушчатым щекам, какие бывают только у рыжих, и долго ревел. Потом положил трупик в коробочку, поставил в угол и никому не разрешил выбрасывать, даже когда завоняло на весь гараж.

Превозмогая боль и отвращение ко всему живому и деятельному, Крюков решил перезвонить.

– Чего ты хотел?

– Встретиться надо.

Крюков подумал.

– Ну, приходи.

Приоделся и причесался.

Африканец пришёл, оглядел с ног до головы.

– Что-то ты неважно выглядишь.

– Да нормально. На диете. Что ты хотел?

– Мне нужен киллер.

– А причём тут я?

– Ладно, Виталь, не пудри мозги. Я знаю, ты как-то был связан...

– Вот именно, что был. Давно уже не у дел.

– Я хорошо заплачу тебе за посредничество, – сказал Африканец, бледнея.

Наконец-то дело сдвинулось. Африканец испытывал эмоциональный подъём. Придя домой, он сразу же сел за компьютер.

Как там говорил Виталька? Надо просто зайти на один хитрый сайт. Ага, вот.

«Химчистка «Аква Клин». Чистим эффектно и очень бережно.

Чтобы узнать цены и сделать заказ, заполните форму, наш менеджер вам перезвонит».

Так, стоп! Теперь повнимательней. Нужно не ошибиться с кнопочкой внизу страницы. Крюков предупредил, что латинские буквы "F" и "P" в кружочках не подойдут, это действительно химическая чистка, с помощью препаратов flammable или perchloroethylene. Зато значок "А" – any (любой растворитель) – в химчистке давно отменили, и теперь он используется в другом назначении. Это именно то, что требуется. Нажимаем.

Сработало! Буквально через несколько минут перезвонил менеджер.

– Вам уже есть двадцать два года?

– Да.

– Вы действительно искали того, кто сделает для вас грязную работу с риском для жизни?

– Да.

– Вы понимаете, о чём речь?

– Да.

– Вы имеете отношение к правоохранительным органам?

Африканец замешкался, но вовремя вспомнил о своём позорном увольнении из рядов МВД.

– Нет.

– Расценки знаете?

– Да. Лёгкая чистка – две тысячи долларов, полная и бесповоротная – тридцать-сорок.

– У вас есть эти деньги?

– Да.

– Опишите суть дела. Чем подробнее вы опишете заказ, тем больше шансов на то, что мы свяжемся с вами в течение суток.

Кажется, он всё сделал правильно. Исполнитель назначил встречу, чтобы обговорить детали и получить задаток.

Ночью пошёл дождь. Тугие струи бились о дребезжащие стёкла окон, за которыми с треском вспыхивали молнии. Гроза разразилась прямо над городом.

Несмотря на непогоду, Африканец решил взять реванш за своё вынужденное отсутствие на работе. Но, подъезжая ближе, увидел на хлебном месте кучу конкурентов, целую толпу людей в зелёных жилетах со светоотражающими полосами.

– Эй, а вы откуда? – крикнул он, приспустив стекло. – Это мой перекрёсток.

– Куда начальник поставил, там и работаем! Вишь, яма? Дождём промыло. У нас каток провалился, – охотно объяснил незнакомец.

Африканец вышел из машины. До него не сразу дошло, что эти люди не коллеги-гайцы, а их вечные антагонисты – дорожники. Дэпээсники на дороге деньги собирают, а ремонтники бабосики в дорогу зарывают. Всяк по-своему с ума сходит!

У них тоже, видать, случаются проколы. Рабочие бестолково толпились вокруг ямы, в которую провалился асфальтоукладчик.

– Ну, и ну, – развеселился Африканец. – А почему вы в зелёных жилетах-то? Не ваши цвета вроде...

– Оранжевые – на складе кончились. Выдали зелёные.

– И что теперь с перекрёстком? Надолго закрыли?

– Пока каток вытащим да дыру залатаем...

– Это что же получается: ни вашим, ни нашим? – спросил Африканец...

... и проснулся.

– Вот, чёрт, приснится же такое!

Африканец помотал головой, стряхивая сон. Сегодня наступит определённость, и станет легче. Сегодня день встречи с исполнителем. Африканец взглянул на часы. До встречи оставалось часа три. Он был готов бежать немедленно. Чесались руки, хотелось начать уже действовать, закрутить колесо возмездия.

Стоп. Не нужно пороть горячку. Надо хорошенько обмозговать ещё раз. Нет, отказываться от заказа он не собирался. Месть приобрела отчётливый привкус. Как пиво в жару. Хочется пить и пить, и ни о чём другом даже не думается. Желание убить, свернуть бошки этим двоим стало нестерпимым. Но нельзя поддаваться импульсу, не нужно терять голову.

Встретились в парке. Листья деревьев роняли капли ночного дождя прямо за шиворот. А киллер оказался предусмотрительным. Надвинутый на глаза козырёк бейсболки да капюшон куртки-ветровки отлично предохраняли его лицо и щупловатую фигуру не только от любопытных взглядов.

– Прикинь, она разбила мне жизнь! – Африканец горячился, пытаясь заглянуть под козырёк бейсболки. – А этот носатый психолог сломал мою полицейскую карьеру да ещё на бабло развёл: мол, отдайте ей самое дорогое! А может, они в сговоре? Нет, ну точно! А может, он ваще папаша её или дядя. Я же с родственниками невесты ещё не успел познакомиться. А уже всё рухнуло!

– Давайте конкретнее. – Киллер, держась вполоборота и на некотором расстоянии от собеседника, хладнокровно гасил его пыл. – Вы хотите, чтобы мы работали сразу по двум клиентам? Или по очереди? Обозначьте последовательность.

– Сперва её. Эту стерву – первую. – Африканец достал адрес бывшей пассии и две фотографии. – А по второму клиенту потом прикинем, мож, я и сам справлюсь. – Он покосился на щуплого киллера, и его уверенность в собственных словах окрепла. – Сам справлюсь. Хочу провести на психолога психологическую атаку: направлю арбалет и погляжу, как этот уж закрутится...

Киллер удивлённо обернулся на нестандартное для ситуации слово, на секунду даже стали видны его холодные внимательные глаза, но возражать не стал, молча кивнул, соглашаясь. И то, воля заказчика – закон.

– Вы только помогите его найти. – Африканец решил подстраховаться. – Адрес. Когда бывает дома, когда на работе и всё такое... а там уж я сам.

– Годится. Теперь способ. Давайте уточним способ устранения клиентки. Наверное, у вас имеются какие-то предпочтения?

– Ртуть. Внутривенная инъекция, – быстро, как о давно продуманном, сказал заказчик.

– Что? – переспросил исполнитель, второй раз за встречу потеряв хладнокровие.

– Укол в вену ртутью, – повторил Африканец, однако уверенности в его голосе уменьшилось.

– Зачем же такая экзотика?

– Сифилитиков издавна лечили ртутью, – задиристо сказал заказчик.

– Она что, больна? – Киллер усмехнулся. – А какая разница для приговорённой к смерти? Или вы передумали? Решили просто попугать укольчиком? Полечить?

– Нет, нет, – горячо возразил Африканец. – Конец самый настоящий. Летальный.

– К тому же ртуть небезопасна в плане конспирации. Вычислят происхождение препарата, вычислят нас, вычислят вас. Это ж вам не Скрипали в Солсбери! Концы в воду спрятать не получится. Тайное всегда становится явным, как говорил Денис Кораблёв. Давайте остановимся на чём-нибудь попроще. Скажем, обыкновенный нож.

– Кораблёв? – наморщив лоб, переспросил Африканец. – А вы это... с юмором! – сказал он и после некоторых колебаний согласился: – Хорошо. Нож так нож. Эх, на корню убиваете всю романтику!

– Нет, – возразил киллер. – Убиваете вы. А мы лишь орудие в руках убийцы... в ваших руках. Но давайте ближе к делу. Вы принесли аванс?

– Да. Вот двадцать тысяч, как договаривались. В рублях. Остальные сто сорок по результату, правильно?

– Да. По окончании дела мы с вами свяжемся.

Человек, лица которого Африканец так и не сумел толком разглядеть, засунул деньги в карман серой куртки, поправил капюшон и зашагал по аллее.

– Эй! Постойте! – закричал бывший гаишник. – А доказательства... Как я узнаю, что вы исполнили заказ?

– Смотрите новости.

– Нет, мало ли что там в новостях наболтают. Я хочу получить вещественные, материальные доказательства.

– А именно?

– Хочу, чтобы вы принесли на следующую встречу вот эти серьги и кольцо, – он торопливо достал из кармана ещё одно фото. – Видите, на Маргарите зелёный купальник и серьги с изумрудами в тон. Или наоборот, купальник в тон серёжек. Я плохо в этом разбираюсь. И кольцо такое же. Не сомневайтесь, это я дарил. Сучка меня бросила, а с драгоценным наборчиком не расстаётся...

Африканец видел, что его визави уже тяготится беседой. Но никак не мог остановиться. Ему хотелось ещё поговорить о таком необычном и интересном деле, которое он только что закрутил, хотелось обсудить побольше подробностей. Но тощий киллер был настроен иначе.

– Оꞌ кей, – бросил он на ходу и скрылся за деревьями.

Африканец чувствовал себя так, будто выпил какого-то долгоиграющего яду. Яд выпил сам – и принялся с нетерпением ожидать смерти другого человека. Теперь, когда развязка была близка, он жил в предвкушении какого-то нереального удовольствия, садистского оргазма.

Чем можно занять себя, если возбуждение достигло предела? Хочется бежать бегом в этот парк у чёрта на куличках, отдать несчастные сто сорок тысяч и получить, получить наконец свидетельство того, что твой враг, эта модельная потаскуха с кукольным личиком, эта драная принцесса, эта дешёвая шлюха, эта Мисс Маргарита мертва... мертва... мерт... О-о-о!..

Африканец неотрывно смотрел на фотографию бывшей возлюбленной. Она улыбалась ярко накрашенными губами, а его лицо исказила судорожная гримаса, тело содрогалось в адском пароксизме, пока не достигло пика самоудовлетворения. Обессилев, он упал на кровать и тут же уснул.

Ему снилась Маргарита. Когда-то его раздражала красная помада на губах девушки. Сейчас красного было гораздо больше. Красным залито милое кукольное личико, тонкая шея и даже ноги, красным казался изумрудный купальник. Неожиданно Мисс Энск открыла глаза и спросила:

– За что ты меня?..

Африканец лежал в кровати и думал. И правда, за что? По большому счёту, Маргарита не сделала ему ничего плохого. Просто она его не любила. Но ведь за это не убивают. Деньги? Она развела его на деньги? Да и хрен с ними. Деньги можно заработать ещё. Просто она его не любила... Не любила.

А он сам? Он-то любил Маргариту?

Африканец схватил телефон. Всё. Игры кончилось. Ишь, обиделся он, девушка бросила! Пора уже повзрослеть. Надо срочно отменять заказ!

Вновь и вновь набирал номер киллера. Но тот не отвечал. Как назло, Крюков тоже не подходил к телефону. Зато вскоре пришла эсэмэска с условленной фразой: "Бабушка приехала сегодня".

Поздно. Ребята работают чётко. Его заказ выполнен. Маргариты больше нет. Нет надменной стервы! Нет её насмешливых глаз. Нет дурацких шуточек.

И что? Легче ему стало?

– Тупица! Какой же я тупица! Кретин!

Ну почему он такой дурак? Через три часа после того, как пришло сообщение, нужно отнести деньги. Конечно, Маргарита была жадноватой, но такой тёплой, полнокровной девушкой с круглой аппетитной попкой! И ей так шёл изумрудный купальник... Тьфу! При чём здесь купальник?! Теперь нужно оплатить её убийство. Которое уже свершилось. Произошло. Какая нелепость, дикость, абсурд! Но попробуй не заплати!

Не зная, как скоротать эти три часа, Африканец включил телевизор. По первому каналу снова обсуждали отравление Скрипалей. Вот ведь парадокс! Все всё знают и вместе с тем всё шито-крыто! На другом канале ловили и никак не могли поймать какого-то особенно ловкого преступника. Африканец смотрел на экран, но не мог ни на чём сосредоточиться, щёлкал и щёлкал кнопкой, перепрыгивая каналы.

– ... обнаружили убитой в своей постели. Убийца пробрался в комнату, где звезда отдыхала после презентации, и перерезал горло. Орудие убийства...

Африканец выскочил в туалет и согнулся над унитазом. Его долго рвало, выворачивало наизнанку.

Виталий Крюков, обложившись подушками, тоже смотрел местные новости.

– Напоминаем, после того, как модель завоевала титул Мисс Энск, её карьера успешно...

– Так вот для кого понадобился киллер Африканцу! Мисс города завалил! Экзот... Да, похоже, крыша у него съехала ещё больше, чем тогда в гараже.

Крюков струсил тогда, не признался сразу, но каким-то образом Африканец узнал, кто стал виновником гибели его любимца. Тайное всегда становится явным! Однажды он зажал Крюкова в углу и, приблизив вплотную красную рожу к Виталькином лицу, прохрипел:

– Я знаю, это ты убил мою африканочку.

Крюкову ничего не оставалось.

– Костян, прости, я не хотел, – пролепетал он. – Случайно вышло.

Африканец покраснел ещё больше, казалось, рожа вот-вот лопнет и брызнет кровью. Но потом слабил хватку, как-то быстро побледнел, по белой коже выпукло забегали конопушки, и буркнул:

– Ладно, чего уж там. Гони пятихатку!

Крюков вывернул карманы и высыпал на стол какую-то мелочь.

– У меня вот только...

Африканец презрительно усмехнулся и ссыпал монеты в свой карман.

Крюков почувствовал облегчение. Но, как оказалось, рано.

Африканец подошел к трупику и стал чем-то тыкать в мышь. А потом неожиданно повернулся к другу. Крюков подивился: озлобился, как хорёк! Африканец со всей дури вонзил в его плечо гвоздь. Тот самый, которым ковырял дохлятину. Проткнул до крови...

После того случая в гараже Крюков не умер, как, вероятно, надеялся Африканец. Все-таки трупный яд не так уж ядовит. Точнее, он не умер тогда. Но что-то в организме нарушилось. Болезнь то отступала, то прогрессировала. Теперь, похоже, кранты.

– Но и тебе, дружок, не долго красоваться! – бесцветным голосом сказал Крюков, беря в руки телефонную трубку.

Человек в надвинутой на лоб бейсболке и серой куртке с капюшоном отлепился от ствола дерева. Но это же совсем другой человек! Тот, что был в первый раз, тощий, тщедушный, а этот... Африканец почуял неладное, но не мог сообразить, что же делать.

– Шеф занят. Дальше работать с вами он поручил мне, – успокоил его крепыш. – Вот ваши серьги с изумрудами, кольцо – как доказательство того, что мы свою работу сделали. Надеюсь, вы удовлетворены?

– Что? А, да, вполне, – вяло ответил Африканец и протянул киллеру пластиковый пакет. – Сто сорок тысяч. Как договорились...

Вот тут его и повязали.

Из-за деревьев выскочили вооружённые люди в чёрном, заломили руки, защелкнули наручники и повели...

Показать полностью
93

Морок. Часть 2/2

Первая часть

Виктор очнулся. На лицо, покалывая кожу, падал снег. Наступило утро: серое, зябкое, хмурое. Виктор, пошатываясь, поднялся. Он находился посреди широкого луга, окруженного массивными зарослями елей. Как он здесь оказался? Где овраг, в который он свалился?

Жухлая трава, заиндевев, похрустывала под сапогами. Ни следа змей. Карабин тоже исчез. Виктор осмотрел руки, закатав рукава: бледная кожа без единого укуса. Расстегнул куртку, задрал телогрейку, осмотрел живот и грудь: только синяки — и никаких ран.

— Что за черт, — просипел Виктор.

Он обернулся. Метрах в двадцати от него, покачиваясь на слабых лапах, замер Бандит. Едва живой лис единственным глазом наблюдал за человеком.

— Ждал меня? — Виктор улыбнулся.

Лис развернулся и, прихрамывая, заковылял к ельнику. Каждый шаг Бандита отмечался алыми пятнами на снегу: зверь истекал кровью. Он остановился и оглянулся на Виктора, словно приглашая человека следовать за ним вглубь зарослей. Вздохнув, Виктор покачал головой и побрел вслед за умирающим зверем.

* * *

Спустя пару часов Виктор, пробираясь за Бандитом сквозь густые заросли, выбрался к просеке, за которой виднелись почерневшие остовы хуторских домов. Человек и лис подошли ближе. Здания торчали из земли, словно гнилые зубы из рыхлых десен. Многие из них покосились, застыли с разрушенными крышами и выбитыми окнами. Другие были сожжены.

«Почтовое отделение. Хутор Хильяйнен», — сообщала выцветшая вывеска на одном из домов.

Хильяйнен. То самое заброшенное поселение, о котором рассказывал Берлинг.

Бандит ковылял по тропинке вдоль домов. Виктор следовал за лисом. В доме справа скрипнуло. Виктор замер и прислушался. Изба не отличалась от других: ветхое кособокое здание, осунувшееся под тяжестью прожитых лет. Внутри снова скрипнуло. Виктор посмотрел на Бандита: тот уселся поодаль и, тяжело дыша, вылизывал рану на лапе.

— Жди здесь, — приказал Виктор, направляясь в избу.

Дверь болталась на расшатанных петлях, и Виктор без труда ее открыл. Свет едва проникал с улицы. По дому растворился полумрак, но даже он не мог сокрыть комья земли на половицах и клочья паутины в углах. Воздух был затхлым и плесневелым. Со стен, покрытых разбухшей от влаги краской, серыми пятнами взирали фотографии бывших жильцов — зловещая галерея из бородатых мужчин и женщин в платках. Суровые взгляды, сомкнутые губы, складки меж бровей — лики людей, давно ушедших в мир иной.

Виктор прошел в следующую комнату — и замер. У окна в кресле-качалке сидела старуха, закутанная в потертую шаль. Карга повернулась к Виктору, и кресло скрипнуло.

— Зря ты явился, — невнятно пробурчала старуха, обнажая черный провал на месте рта: у нее не было зубов.

Виктор скривился:

— Что вы делаете в заброшенном поселении?

Старуха будто его не услышала. Она изучала Виктора круглыми студенистыми глазками, напоминавшими рыбьи. Бровей и ресниц не было. Морщинистое лицо стянули кривые рубцы — следы от давнего ожога.

— Теперь он знает, что ты близко, — прошамкала она.

Виктор сделал пару шагов вдоль стены, рассматривая черно-белые фотографии обитателей дома. Все те же серые лица без тени эмоций. Косматого среди них не обнаружилось.

— О ком вы говорите? — спросил Виктор. — О человеке, который приходил на кордон? Кто он такой?

Старуха отвернулась от Виктора и уставилась в заляпанное окно, за которым сумерки пожирали остатки дня. Где-то там на улице остался Бандит, но его не было видно. Старуха качнулась в кресле.

Скрип-скрип. Скрип-скрип.

— Плохие дела творились испокон веков, — начала она. — Я родилась в Хильяйнене много лет назад, и с самого детства слышала рассказы о мороке, который нападает на людей в лесу. Жителей хутора преследовали страшные недуги. Однажды женщина родила клубок змей, а другую рвало гвоздями. Мой отец проснулся утром со сгнившими глазами. Страдали не только люди. Умирал скот. Коровы давали кровь вместо молока. Хворь и морок веками обитали в Хильяйнене. Никто не знал, почему так происходит.

Карга замолчала. Сухая рука скользнула под шаль и зашуршала там. Виктор подошел ближе. Словно зачарованный, он не сводил со старухи глаз, рассматривая рубцы на сморщенном лице. Наконец, она вытащила из глубин шали фотографию и протянула ее Виктору дрожащей рукой, испещренной следами от старых ожогов.

— Но однажды причина была найдена, — продолжила старуха. — Виной всему оказался колдун-морокун. Он жил в ельниках недалеко от Хильяйнена. Древний, как сам лес.

Виктор изучал фотографию. На пожелтевшем снимке застыл рослый, будто великан, мужчина в широких штанах и длиной рубахе, подпоясанной ремешком. Могучие плечи, окладистая борода, темные космы до плеч. Взгляд исподлобья — колючие глаза-угольки. Мужчина возвышался в лесу среди елей, чуть поодаль в насыпи чернел провал — вход в землянку. Виктор перевернул снимок: «1897 год» — выцветшими чернилами значилось на обороте.

— Это его единственная фотокарточка, — промямлила старуха.

— Я видел его. — Виктор сглотнул. — Он совсем не изменился.

Старуха улыбнулась беззубым ртом.

— Ты видел не его. Ты видел морок.

Виктор удивленно уставился на каргу, ожидая объяснений.

— Мы называли его Владыкой змей, — просипела старуха. — Там, где были змеи, там был и он. Змеи — его проводники в мир людей. Колдун умел насылать морок и хвори.

— Зачем?

— Никто не знает. — Старуха пошевелила плечами. — Долгое время жители хутора ничего не могли с ним поделать, настолько он был могущественным и жестоким. Люди стали покидать эти места. В Хильяйнене остались лишь самые стойкие. Тогда они и заметили, что колдун начал слабеть. Возможно, он питался нашими силами. Нашим здоровьем. Когда людей и скота стало меньше, силы Владыки иссякли. Говорят, что колдуны и ведьмы умирают в страшных муках. Самые смелые жители решили этим воспользоваться. Они поймали Владыку и посадили его на железную цепь, как бешеного пса.

— Не проще ли было его убить?

— Смерть колдуна-морокуна навлекла бы проклятье на весь род. — Старуха посмотрела на Виктора с таким видом, будто разговаривала с несмышленым ребенком. — Владыка полностью истощил эти земли, и люди начали покидать родные места. Ушли из Хильяйнена. Некоторые сожгли свои дома, чтобы навсегда стереть память о хуторе.

— А вы? — с недоумением спросил Виктор. — Почему вы остались?

Губы старухи дрогнули. Из мутного глаза скользнула слеза, оставляя влажный след на заскорузлых ожогах.

— Потому что он меня вернул, — промолвила она. — Когда я была маленькой девочкой, я опрокинула на себя ведро с кипятком. Ожоги съели лицо и руки. Я выжила, но здоровье мое уже никогда не было прежним. Любая хворь цеплялась ко мне, я сильно и подолгу болела… Пока Владыка не вернул меня к жизни.

— Почему он это сделал?— Мой отец попросил его. Умолял вернуть дорогую доченьку Марту. Владыка исполнил просьбу отца, но взамен забрал у него глаза. Превратил их в гной. Мы уехали из Хильяйнена, я жила в городе, но однажды Владыка змей явился ко мне во сне. Приказал вернуться. Он спас меня, и теперь я была перед ним в вечном долгу. Я бросила семью и вернулась в Хильяйнен. Все эти годы ухаживала за Владыкой, кормила. Иногда он использовал меня. И все время просил отпустить, но я сопротивлялась. До сих пор сопротивляюсь. Зло должно оставаться на привязи, даже если я навсегда в долгу перед ним.

— Он так и сидит на цепи? — поразился Виктор.

Марта кивнула. Она отвела взгляд от сумрака за окном и посмотрела на Виктора.

— Теперь ему нужен ты.

— Но почему? — Виктор повысил голос. — До меня в заповедник приезжали десятки ученых и инспекторов, никто из них не сталкивался со всей этой чертовщиной!

— Потому что ты для него особенный. — Старуха вперилась рыбьими глазками в Виктора. — Владыка чувствует твою боль. Даже на расстоянии. Такая боль — как запах крови для хищника. И поэтому он выманил тебя.

Виктор резко выдохнул и покачал головой, словно отгоняя услышанные слова.

— Падеж лисиц… — пробормотал он, осознавая правду. — Это была ловушка для меня… Он хотел, чтобы приехал именно я?

Марта прикрыла глаза: голые веки сомкнулись, делая ее похожей на мертвеца. Отвернулась к окну и качнулась в кресле.

— Ты попался на крючок.

Скрип-скрип.

* * *

Серые сумерки растеклись по Хильяйнену, превратив хутор в призрачные, словно сотканные из паутины, декорации из кошмарного сна. Виктор брел по тропе вдоль разрушенных домов. Бандит исчез, его нигде не было видно. Справа у остова сгоревшей избы мелькнуло сиреневое платье.

— Лина, постой! — выкрикнул Виктор и бросился к девочке.

Платьице исчезло за углом — так же быстро, как и появилось. Виктор, огибая гнилые доски и груды мусора, разбросанные по земле, завернул за дом. Лина бежала впереди метрах в пятидесяти, приближаясь к околице хутора: вдалеке в сумраке тонула покосившаяся изгородь. Виктор помчался следом по укрытой снегом лужайке, стараясь не упустить из виду сиреневое пятнышко.

Девочка вспорхнула над оградой — словно была невесомой — и сгинула в темных зарослях ельника. Тяжело дыша, Виктор подбежал к изгороди и, перепрыгнув через нее, бросился в царство елей. Он буравил колючее пространство, не обращая внимания на обжигающие удары веток по лицу и рукам. Впереди, ловко скользя между раскидистых елей, маячил силуэт в сиреневом платье. И как бы Виктор ни ускорял шаг, девочка все равно оставалась впереди — словно дразнила его, не давая ни малейшего шанса приблизиться.

Лес резко сменился: вместо елей выросли десятки, сотни покосившихся крестов — деревенское кладбище. Виктор сбавил шаг и, стараясь восстановить дыхание (изо рта вырывался пар), побрел вдоль рядов могил, заросших жухлой травой. Чуть поодаль, у одной из них, спиной к Виктору застыла девочка в сиреневом платье.

— Лина, — прошептал он. — Лина, не убегай.

Виктор сделал шаг — и девочка исчезла, словно растворилась в воздухе. Он тяжело задышал. Согнулся пополам, уперев руки в колени. Сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться, — и снова посмотрел на могилу, где мгновение назад стояла девочка. Но ее там не было. Виктор огляделся: ни следа сиреневого платья. Немного помешкав, он подошел к могиле.

В земле, едва припорошенной снегом, черным провалом зияла разрытая могила. Виктор, вытянув шею, заглянул внутрь — и отскочил как ошпаренный: могила кишела змеями. Жирные гады, поблескивая глянцевыми спинами, скользили друг по другу и грозно шипели.

Виктор посмотрел на памятник возле могилы. «Марта Латту. 1919 — 1932» — гласила полустертая надпись на сером камне. Рядом белел овал фотографии: девочка лет тринадцати с изуродованным ожогом лицом и глазками, похожими на рыбьи.

— Какого черта? — только и смог вымолвить Виктор, разглядывая детскую фотографию старухи из Хильяйнена.

Наклонив голову, он постоял еще немного, пытаясь осознать увиденное. И только лишь спустя некоторое время, глядя себе под ноги, Виктор заметил темные капли на снегу. Он присел и дотронулся до них. Кровь. Цепочка багровых пятен уходила за территорию кладбища, в густой ельник.

* * *

Ступая вдоль капель на снегу, Виктор пробирался сквозь заросли елей. Вскоре пятна вывели его к пролеску. Кровавая цепочка заканчивалась возле распластанного на земле Бандита. Виктор приблизился к лису. Зверь не дышал, шерсть его заиндевела. Из пасти вывалился иссиня-черный язык, остекленевшие глаза уставились куда-то вдаль, словно лис до последнего вздоха не сводил взгляда со своей цели.

Виктор посмотрел в ту сторону, куда направлялся лис: на опушке горбилась насыпь с темным провалом посередине, сзади возвышались могучие силуэты елей. Знакомая картина: то же самое Виктор видел на фотографии с колдуном, которую показывала ему старая Марта.

Виктор, помешкав, направился к зиявшей дыре. Ему пришлось согнуться, чтобы пройти в жилище Владыки змей. Опасливо озираясь, Виктор продвигался по короткому туннелю, вырытому в земле. На влажных стенах блестели жирные слизняки. Спертый воздух вонял гнилью, и Виктор, подавляя рвотные позывы, прикрыл нос рукой.

Еще пара шагов — и своды тоннеля раздвинулись, открывая внутреннее пространство землянки. Подземная нора тонула в полумраке: тусклый свет масляной лампы, висевшей под потолком, дрожал по стенам. Но полу разлагались зловонные туши полевок, зайцев и лисиц. В углу, в сгущенной тьме, угадывалась сгорбленная фигура, возле которой извивались клубки шипящих змей.

— Не бойся, — проскрежетал голос из угла. — Они не кусаются.

Фигура шевельнулась, выдвигаясь ближе к свету лампы. Залязгали цепи. Мгновение спустя Владыка змей явил себя Виктору.

Дряхлый старик, опираясь ладонями о землю, стоял на коленях — словно зверь. На его куриной шее болтался железный ошейник, от которого в сторону крюка, вбитого в каменный пол, уходила массивная цепь. Костлявое тело белело сквозь рваное рубище, служившее одеждой. Конечности колдуна походили на сломанные палки с развешанным тряпьем: дряблая кожа свисала с тощих руки и ног, суставы распухли и выпирали буграми. Одна половина черепа облысела: сквозь проплешины просматривались сочащиеся гноем язвы. С другой половины свисали седые с колтунами космы, доходившие до самого пола. Такой же длинной была нечесаная борода.

В изможденном старике едва угадывался грозный великан, которого Виктор видел на фотографии Марты или в домике на кордоне. Его тело могло измениться, но глаза остались прежними — жгучие угольки, пронзающие насквозь.

Колдун закашлялся, и на сухих губах блеснули капли крови. Он разлагался. Умирал заживо.

— Где девочка, которую я видел? — спросил Виктор, с отвращением глядя на старика.

— Ты знаешь, где она. — Владыка змей обнажил желтые, изъеденные гнилью зубы. — Она мертва.

— Но я видел ее! — вспылил Виктор.

— Ты видел то, что я заставил тебя видеть, — просипел колдун.

Виктор шумно выдохнул. На щеках вздулись желваки. Свет от лампы прыгал по стенам, отражался в глянцевой чешуе змей, клубившихся у ног колдуна.

— Это был морок, о котором говорила старуха? — выдавил Виктор. — Как ты это сделал?

— Твоя боль была настолько сильной, что я почувствовал ее на огромном расстоянии. — Владыка осклабился. — От тебя несло ужасом. Я чуть не захлебнулся в нем. Расскажи мне, как умерла Лина?

Лицо Виктора нервно дернулось. Колдун захихикал. Поднялся с колен и уселся по-турецки: хрустнули суставы, на грязных ногах показались язвы.

— Не хочешь? Тогда я сам расскажу, — ухмыльнулся Владыка. — Я стал принюхиваться к твоему горю. Изучать его. Смаковать. Эта боль была мне знакома. Я знал, что скорбеть так сильно может только отец, потерявший единственного ребенка. Но кроме горя от тебя воняло лисами. Принюхавшись, я нашел твой старый след в заповеднике. Я понял, чем ты занимаешься. Пришлось перебить чертовых лис, чтобы заманить тебя в древний лес.

Из бороды старика выскользнула змея. Сверкая языком, она перекинулась через плечо и заползла за шиворот. Колдун почесал спинку твари скрюченным ногтем, и она скрылась в складках тряпья. Виктор с отвращением скривился.

— Зачем? — спросил он. — Что тебе надо?

— Ты столкнулся со зверем куда более опасным, чем все те хищники, которых изучал, — протянул Владыка, прожигая взглядом Виктора. — Рак сожрал твою дочь. Так быстро, что ты ничего не успел осознать. И до сих пор не смирился. Мне страшно представить, как сильно она мучилась. Бедняжка.

Виктор быстро сморгнул: на глаза навернулись слезы. Подойдя ближе, он встал на одно колено напротив старика. Сжал кулаки. Вперился взглядом. Змеи зашипели у ног, но Виктор не обращал на них внимания.

— Заткнись или я тебя придушу, — процедил он.

Колдун пожал костлявыми плечами:

— В таком случае я не смогу вернуть Лину.

Виктор отпрянул, изумленно взглянув на Владыку.

— Ты же видел, на что я способен, — улыбнулся колдун, и из пасти его пахнуло гнилью. — Я вернул из мертвых Марту. Ее отец валялся у меня в ногах, умоляя ее воскресить. За это ему пришлось расплатиться своими глазами, но зато Марта до сих пор жива и здравствует.

— Ты больной псих, — выдохнул Виктор. — Лина мертва! Никто и ничто ей не поможет!

— Еще не поздно ее вернуть. — Колдун наклонился ближе, и ошейник впился ему в кожу. — Ее тело еще не сгнило в могиле. Но время на исходе. Мы должны поторопиться.

— Мы? — удивился Виктор.

Владыка ощерился:

— Взамен ты должен меня освободить. Снять с цепи.

— Почему я? — Виктор сглотнул. — Почему не Марта?

— Потому что она не хочет. — Колдун заскрежетал зубами. — Эта сука только харчи мне носит да дерьмо выгребает из ямы, но никогда не отпустит меня. Ждет, когда я сдохну!

Он дернулся, и цепь с лязгом натянулась.

— Видишь, что они со мной сделали?! — прорычал он, ухватившись за ошейник. — Посадили на цепь, как бешеного пса! Надеялись, что я сгнию заживо. Сдохну в этой дыре!

— Они были правы, — в голосе Виктора скользило отвращение. — Тебе здесь самое место.

Колдун вдруг обмяк. Он устало откинулся на стену, и мрак укрыл его смрадное тело.

— Отпусти меня, — прошептал Владыка, — и я верну тебе Лину. Вы снова будете вместе. Еще не поздно ее воскресить. Ты же помнишь ее смех? Звонкий. Я слышал его в твоих снах. Она сможет снова смеяться.

Сжав челюсти, Виктор опустил голову. Дрожали руки. Он вытер слезы и посмотрел на Владыку.

— Докажи мне. Докажи, на что способен.

* * *

С наступлением утра серая пелена затянула небо над заповедником, туман укутал деревья, и над рекой повисла дымка. Рокот разрушил летаргический сон заповедника: по Лунте шла лодка.

На корме, сжав рукоятку мотора, застыл Виктор. Остекленевшим взглядом он смотрел вдаль — туда, где ржавый лес встречался с облаками над излучиной реки. Возможно, он поступил правильно. Возможно, совершил ошибку. В любом случае, назад дороги не было, и ответ он узнает уже совсем скоро.

У ног Виктора расположился Бандит. Подрагивая от шума мотора, лис вылизывал раны на шкуре. Шерсть его свалялась, сам он словно истончился, но он снова был жив, и Виктор чувствовал тепло, исходившее от зверя.

На носу лодки сидел Владыка змей. Черные гадюки, будто чудовищные ожерелья, обвивали тощее, укутанное в тряпье тело, и копошились в ногах, но колдун не обращал на них внимания. Ветер трепал его волосы и бороду. Владыка зажмурил глаза-угольки. Довольно оскалился.

Он свободен.

* * *

Спасибо, что прочитали) Группа ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks Подписывайтесь)

Показать полностью
118
CreepyStory

Итоги конкурса сообщества Крипистори, канала Некрофос и приложения Night Story

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory !

Объявляем победителей конкурса “Черная книга. Коллекция мистики и ужасов”.

Благодарю всех авторов, принявших участие в нашем конкурсе! Столько отличных работ, что выбор был нелегким. Вы все достойны призов, в следующий раз постараюсь добыть призовой фонд побольше)

Призовые места и победители:

1 место-  7000 рублей  от канала Necrophos и Night Story  @Broodlord Туннельный эффект | Пикабу

2 место- 5000 рублей  от канала Necrophos и Night Story@ArtemProstakov  Дом черепов. "Проклятый дом". 1\5 | Пикабу

3 место- 3000 + 1000  рублей  от канала Necrophos и Night Story  @OlgaKorvis  Зеркала 1/3 | Пикабу

4 место - 2000 + 1000 рублей  от канала Necrophos и Night Story  @CarrieBlanche  Пир Монрога. Часть 1 | Пикабу

5 место - 2000 р от канала Necrophos  — @nervysdali  Вся нечисть. Часть 1 | Пикабу


2000 рублей от канала Necrophos истории, которая понравилась, но не вошла в призовые. —

@Polar.fox Иду, найду (главы 1-2) | Пикабу

1000 рублей от Ордена Призывателей и его магистра @Auri за лучший рассказ по мнению Ордена. —  @Lorinelle  Сумеречная вишня (часть первая) | Пикабу

1500 рублей от нашего автора Даниила Азарова @JahStean за самый неожиданный сюжетный твист или финал. — @nataiignatenko Мистический детектив ЖЕЛАНИЕ НА ЗАКАЗ или ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ. Начало 1, 2, 3, 4 главы #конкурскрипистори | Пикабу

Напоминаю авторам, что по условиям конкурса, первичная озвучка остается за каналом Некрофос. А так же аудиокниги на 3 месяца будут размещены в приложении Night Story

Мобильное приложение Night Story — “Мобильное приложение Night Story — слушайте и читайте страшные истории без рекламы, в дороге или перед сном. Интернет фольклор, страшные сказки, леденящие душу истории от мастеров жанра хоррор и начинающих авторов в озвучке любимых чтецов и профессиональных дикторов. Редакторские подборки, фоновое прослушивание, удобные фильтры и многое другое!”

Также, на этой платформе авторы могут предложить свои истории для публикации в приложении за вознаграждение. Ссылка для регистрации авторов.

ВСЕ Авторы, пожалуйста, зайдите по ссылке в гугл док и напишите данные: название своего рассказа, имя автора, и оставьте ссылку на ресурс, где вы публикуетесь. Без разницы, это будет паблик ВК, площадки типа АТ, Литрес и прочие. Это будет в описании под видео на ютуб. Гугл док с доступом редактора. У многих здесь только ники, поэтому такая информация нужна, чтобы вы не остались неизвестными слушателям. Иначе ссылки и имена будут взяты отсюда, с Пикабу. Спасибо. Жмите вот сюда:
Автор, название истории, ссылка на автора.

А так же, озвучку от канала ютуб  Necrophos выполненную диктором Валерием Равковским, получат истории:

Lapis Philosophicus Liquideus. Часть 1 | Пикабу

УЗРИ СВОЮ ТЕНЬ (Ч.1) | Пикабу

Чёрная коза. Часть первая | Пикабу

Ушкуйская тайна | Пикабу

Ущелье Азы (часть 1) | Пикабу

С любимыми не расставайтесь (часть 1) | Пикабу

Потеряшка | Пикабу

Изящное решение | Пикабу

Странная смерть Ивана Степановича

«Просвет». Часть 1/2 | Пикабу

Ловчий поневоле (часть 1) | Пикабу

Таежный Иисус. Часть 1 | Пикабу

Без устали (начало) | Пикабу

Июльская ночь. Заветный цветок Часть 1 | Пикабу

Я всегда буду рядом | Пикабу

Когда сердце бьётся чаще | Пикабу

Кровные узы (Часть 1) | Пикабу

Лисий царь. Часть 1 | Пикабу

Голубой вагон (ч.1) | Пикабу

Марина Орлова "Земляк" (часть 1) | Пикабу

Обращенный. Часть 1 | Пикабу

Привет от прабабушки (часть 1 из 2) | Пикабу

Последняя воля | Пикабу

Третий глаз, первая часть | Пикабу

РУБЕН | Пикабу

Курган-2 (1/2) | Пикабу

Где-то на берегу Припяти | Пикабу

Бездымное пламя. Пролог | Пикабу

Тени на рельсах | 1 из 3 | Пикабу

Дело №13. Часть I | Пикабу

Часть 1 | Пикабу Скотий бог

Голос прошлого. Часть 1 | Пикабу

Гнильца. Начало | Пикабу

Они не вернутся. Часть 1 | Пикабу

Всем сестрАм по серьгАм (часть 1/4) | Пикабу

Ревизоры (часть первая) | Пикабу

Инцидент в Лаборатории №14. (часть 1) | Пикабу


Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса сообщества Крипистори, канала Некрофос и приложения Night Story
Показать полностью 1
71

Морок. Часть 1/2

Сентябрь разбрызгал багрянец и охру по осеннему лесу. Вековые ели тянулись к сизому небу, клочья тумана повисли в зарослях можжевельника по берегам, воздух застыл над темной рекой. Через мгновение нарастающий рокот нарушил тишину.

На корме надувной лодки, держась за рукоятку мотора, сидел мужчина. Его тусклый взгляд скользил вдоль берегов Лунты, на небритом лице сжались в линию губы, волосы с проседью растрепались на ветру. Одет он был в полевой костюм цвета хаки — из тех, что любят охотники, рыболовы или туристы-походники. Но Виктор Кантор не собирался идти на зверя, ставить сети или сидеть у костра под звездным небом: у него была другая цель.

За изгибом реки показался склон, на котором топорщились ели и пихты. Виктор заглушил мотор, подплыл на веслах и спрыгнул на берег. Чавкая болотными сапогами по влажному песку, Виктор вытащил лодку из воды. Затем выгрузил багаж — плотно набитый объемный рюкзак, сумку с оборудованием, карабин — и по едва заметной тропинке направился в реликтовый заповедник.

* * *

Кордон инспекторов заповедника укрылся в глубине древнего леса, в самой глухой и недоступной его части. Дремучие ельники сгрудились неприступной стеной на пути вездеходов, а высокие сосны мешали посадке вертолетов. Единственный путь — лодкой по Лунте, а затем — пешком по тропе. По ней и вышел Виктор к кордону, который построили три десятилетия назад и с тех пор не ремонтировали. За это время деревянные постройки — основной домик, сауна, сарай и дровник — покосились и осунулись, постепенно обрастая компанией из ржавых бочек, канистр и сломанных снегоходов.

Виктор поднялся на крыльцо домика и, повозившись с замком, вошел внутрь. Последний раз он был здесь три года назад, и за это время внутри ничего не изменилось: стол возле окна, двухъярусная кровать со старыми пледами, печка-буржуйка, шкафы и ящики со скарбом.

Виктор сбросил на пол рюкзак, поставил карабин у двери и устало вздохнул: предстояло много работы. Он достал портативную радиостанцию и настроил частоту.

— База, это Виктор Кантор. База, прием! Как слышно?

Из динамика сквозь посвистывания и щелчки прозвучал бодрый голос Антона Берлинга, старшего инспектора заповедника:

— База на связи. Слышно хреново!

Виктор улыбнулся.

— И тебе привет, Антон. Ты мне тут заначку не оставил? А то замерз как собака.

Берлинг громко рассмеялся.

— А ты думал на курорт приехал? Печку топи давай, раз холодно. И долго не возись, сейчас темнеет быстро.

Виктор уселся на скрипучую кровать, провел рукой по пледу: ткань отсырела. В воздухе стоял затхлый запах плесени, по углам висела паутина. Инспекторы и ученые редко заглядывали на кордон, и Виктору предстояла большая работа, чтобы наладить здесь быт.

— С утра я парой слов перекинулся с Капорским, но он мне ничего сообщить не смог. Сказал, что сам недавно вернулся на базу, и все подробности поведаешь ты.

— Да, жалко, что разминулись. — Берлинг вздохнул. — В общем, ситуация у нас такая. Мы отсылали вам в институт рапорты, но они были сухими и ни хрена не отражали ту чертовщину, с которой мы столкнулись в заповеднике.

— Чертовщину?

Виктор пошарил в боковом кармане рюкзака, достал сложенные листы рапорта. Развернул. В глаза бросились фразы, выделенные желтым маркером: «аномальный падеж лисиц обыкновенных», «массовый исход животных с территории заповедника», «труднообъяснимый характер повреждений».

— А как это еще назовешь? — прохрипел из рации голос Берлинга. — Сколько лет работаю, никогда такого не видел. Первые странности мы заметили в начале июня: лисы стали массово удирать из заповедника. Мы подумали, что им, наверное, еды не хватает. Даже не стали об этом сообщать. Но затем во время вылазок на кордон мои ребята стали находить в лесу трупы лисиц.

— Что с ними случилось?

— В этом вся загвоздка: мы не можем понять, — голос Берлинга помрачнел. — Трупы разложились, их объели другие хищники, и это затруднило экспертизу. У некоторых лисиц мы обнаружили следы борьбы, удушения, переломы позвоночника и других костей — как будто их что-то раздавило. Но непонятно, кто мог это сделать. Тем более в таком масштабе.

— Это могли быть люди? Охотники, например?

— Какие охотники? — проворчал Берлинг. — В заповедник можно пробраться только по Лунте, а реку мы контролируем. Да и зачем охотиться в заповеднике? Лисы — это не ценный редкий зверь. Отойди подальше и стреляй их сколько хочешь.

— Может, медведи шалят? Или новый хищник забрел?

Берлинг хмыкнул:

— Зоолог у нас здесь ты, Виктор. Сам понимаешь, людей в заповеднике не хватает, постоянно держать на кордоне мы никого не можем, а лисы по какой-то причине дохнут. Потому тебя и вызвали, чтоб во всем разобрался.

— Приступлю к работе утром. — Виктор перевел взгляд на сумку с оборудованием. — Я привез навороченные фотоловушки с GSM-модулем и смогу в реальном времени отслеживать ситуацию в лесу. Завтра их расставлю.

— Отлично! — ответил Берлинг, а затем, чуть помолчав, добавил тише и серьезнее: — Ты там это… Будь осторожнее, Виктор.

* * *

День прошел в хлопотах: Виктор завел дизельный генератор, убрался в домике, растопил печь, зарядил ноутбук и аккумуляторы фотоловушек, приготовил нехитрый ужин — макароны с тушенкой.

Как и обещал Берлинг, стемнело быстро. С кружкой горячего чая Виктор вышел на крыльцо и задрал голову. Звезды прожгли черноту небосвода, рассыпались над кордоном, они казались бесконечно далекими и одновременно близкими — как тайна, которую предстояло раскрыть Виктору.

Он поежился от холода и посмотрел в сторону леса. Где-то там, в глубине непролазных ельников, среди полян и оврагов, ручьев и болот, по какой-то неведомой причине гибли лисы. Виктор специализировался в онтогенезе поведения псовых. Большую часть научной деятельности он посвятил изучению волков, но и о лисицах знал достаточно, чтобы помочь инспекторам заповедника разобраться в причинах бегства и гибели зверей.

Виктор вернулся в домик и упал на кровать, тяжело вздохнув. Пора расстилать постель и ложиться спать: завтра предстоял насыщенный день. Но вначале...

Он протянул руку к рюкзаку, стоявшему у кровати, и вытащил фотографию в рамке. Со снимка улыбалась белокурая девочка в сиреневом платье. Веснушки на вздернутом носике, щеки с ямочками, хитринка в глазах — именно такой хотел запомнить ее Виктор. Но не мог.

Он убрал фотографию и погасил лампу.

* * *

Ночью его разбудил звук. Виктор уставился в темноту. Возле двери что-то шуршало. На мгновение замолкло, а затем зашелестело по дощатому полу, подбираясь к кровати.

Виктор выпрямился в постели, хватая фонарь. Луч озарил комнату, вычерчивая тени на стенах. На полу развалились рюкзак и сумка — и больше ничего. Виктор обвел фонарем помещение еще раз, но так и не заметил ничего странного. Он поднялся, намереваясь посветить под кроватью, и в это мгновение снаружи домика что-то с бряцаньем упало.

Виктор вышел на крыльцо, держа в одной руке карабин, а в другой — фонарь. Мрак поглотил кордон, спрятал звезды на небе. Виктор, дрожа от холода, шарил лучом по двору, пока не выхватил из тьмы котелок, перевернутый у старого пня. Возле чугунной посудины, нисколько не смущаясь света фонаря, застыл поджарый лис. Глаза зверя горели желтыми пятаками, лапы были чуть согнуты, будто готовые вот-вот сорваться с места, пышный хвост прижимался к телу. Правое ухо лиса было заметно короче левого: вероятно, когда-то давно зверь повредил его в схватке.

— Ах ты бандит, — пожурил Виктор, с улыбкой разглядывая любопытного гостя. — Поживиться пришел?

Лис, навострив уши, внимательно посмотрел на человека, а затем резко повернул голову к лесу. Зверь заметно нервничал: тело его напряглось, хвост пуще прежнего поджался под лапы, а кончик носа задергался, принюхиваясь.

— Ты чего? — Виктор с удивлением наблюдал за реакцией лиса.

Там, во мраке вековых зарослей, таилось нечто, что пугало зверя больше, чем человек с ружьем.

— Медведь, что ли? — прошептал Виктор.

Лис, таращась в сторону ельника, дрожал и пятился ближе к Виктору. Всем видом зверь давал понять, что в чащобе таится нечто опасное. И это нечто не издавало ни единого звука — во всяком случае из тех, что могло засечь человеческое ухо.

Виктор посветил в густую тьму, приставив фонарик к карабину. Луч пробежал по частоколу елей, но не выхватил крупного зверя и никого не вспугнул: в ответ не раздался треск ломаемых веток или ворчание, характерное для потревоженных медведей.

Виктор направил свет на старый пень, возле которого навострился лис, но рыжий гость уже исчез. Виктор постоял еще немного на крыльце, всматриваясь во мрак, застывший среди деревьев. Оттуда не доносилось ни звука, и казалось, будто сама природа замерла в напряжении.

Виктор покачал головой и вернулся в дом.

* * *

Утро выдалось прохладным и ясным. Наскоро позавтракав бутербродами с кофе, Виктор собрал в рюкзак фотоловушки и направился в лес.

Солнечные лучи, пронзая кроны, рассекали прозрачный воздух. Вокруг царила необычная тишина: ни пения птиц, ни шума ветра, ни шуршания мелкого зверья в густых зарослях. Виктор поежился. Казалось, он был единственным живым существом в мире, где все застыло словно на фотографии в оттенках сепии.

Вскоре Виктор вышел на опушку леса. Впереди через овраг раскинулась небольшая поляна — излюбленное место охоты лисиц. Виктор выбрал несколько подходящих по диаметру сосен и прикрепил к ним ремнями фотоловушки — приборчики с толстыми антеннами и объективами, утопленными в противоударных корпусах цвета хаки. Еще одну камеру он собирался пристроить на трухлявом пне, который торчал у края прогалины. Виктор направился к нему, как вдруг застыл и тихо улегся в высокой траве: вдалеке, средь сосен, мелькнуло рыжим.

Он достал бинокль и всмотрелся. На поляну выскочили три огненных шарика. Лисята прыгали, кувыркались, кусали друг друга за шеи и уши. Следом показалась изящная лисица. Она внимательно наблюдала за играми щенят, настороженно водила ушами, тянула носом воздух. Безветрие было сообщником Виктора: лисы не могли учуять человека, и он беспрепятственно следил за ними.

Лисята неуклюже кувыркались, кусались, играли в догонялки. Один из зверят в запале игры так отчаянно убегал от своих собратьев, что со всей дури врезался в пень. Виктор не удержался от улыбки. Вскоре он увидел в бинокль, как на поляне появился взрослый лис с огрызком правого уха.

— Бандит, — прошептал Виктор, узнав ночного визитера.

Лис спокойно подошел к щенку, с ошарашенной мордой сидящему у пня, цапнул его за шкирку и оттащил к матери и братьям. Выпустив из пасти неуклюжего отпрыска, Бандит напрягся, навострил уши — и повернул голову в сторону Виктора.

Он убрал бинокль. Глаза человека и лиса встретились. Несколько секунд Бандит оценивающе рассматривал Виктора, затем тявкнул и бросился прочь, уводя за собой семейство. Мелькнув рыжими молниями, лисиное семейство исчезло в подлеске.

Виктор поднялся, опустил взгляд — и дернулся от испуга: пень, возле которого он лежал, кишел змеями. Мясистые, блестевшие на солнце гадюки переплелись в клубок и бесшумно скользили друг по другу свинцовыми телами с бурыми зигзагами на спинах. Сколько их было — Виктор разобрать не мог. Он содрогнулся от инстинктивного отвращения и поспешил покинуть поляну.

* * *

К вечеру Виктор вернулся на кордон. За день он расставил по лесу еще несколько фотоловушек, выбирая места, где лисы любили рыть норы: склоны холмов, овраги, лощины.

Стемнело, похолодало. Виктор завел генератор, растопил печь, достал рацию. Время связаться с базой.

— Берлинг, я засек несколько лисиц, — сообщил Виктор, когда старший инспектор заповедника поприветствовал его сквозь треск помех. — Семейная пара с тремя щенками не старше четырех месяцев.

— И как они?

— Взрослые особи ведут себя настороженно. Ночью на кордон приходил лис, хотел поживиться едой, но потом испуганно смотрел в сторону леса. Возможно, медведя почуял, но я его не обнаружил.

— Виктор, в лес ходи с ружьем. И фальшфейер бери, мишки их боятся, — посоветовал Берлинг, а затем после короткой паузы добавил взволнованным голосом: — Я тут это… Поговорил с Капорским. Он рассказал про Лину. Виктор, я даже не знал, что такое горе случилось.

— Да, все произошло очень быстро, — тихо ответил он, чувствуя, как напряглись желваки и нервно дрогнули губы.

— Прими мои соболезнования, — голос Берлинга тонул в шорохе эфира. — Наверное, мне не стоило вызывать тебя в заповедник. Всего две недели прошло...

— Мне все равно нужно отвлечься. — Виктор подошел к столу, где лежал ноутбук. — Антон, давай закругляться, у меня еще дел полно. Я расставил фотоловушки и надеюсь уже сегодня вечером понаблюдать за лисами.

Попрощавшись со старым другом, Виктор сел за стол и открыл ноутбук. Подсоединил к нему спутниковый телефон. Пощелкал по клавиатуре, настраивая программу. На экране раскрылся десяток окошек — изображения с фотоловушек в режиме реального времени. Полянки, овраги, бесчисленные кусты и деревья. В лесу заметно стемнело, и камеры перешли в режим ночной съемки: изображения выглядели монохромными, в серо-зеленой гамме. С помощью встроенных GSM-модулей снимки один за другим поступали на ноутбук, и каждые тридцать секунд застывшие изображения сменялись на новые, позволяя отслеживать жизнь леса в прямом эфире.

Снимки в очередной раз обновились, и в одном из окон появился старый знакомый: лис Бандит крался куда-то на согнутых лапах, с вытянутым хвостом и навостренными ушами. Виктор развернул окно на весь экран, взял ручку с тетрадью и принялся следить за действиями зверя.

Изображение сменилось: теперь Бандит подбирался к фотоловушке, установленной на пне. Глаза зверя, отсвечивая зеленым, жадно рассматривали невиданный доселе предмет.

— Ну ты и любопытный, — усмехнулся Виктор, делая пометки в журнале наблюдений.

Смена изображения. На застывшем кадре лис настороженно глядел куда-то вправо. Пасть приоткрыта в оскале, уши прижаты к голове. Виктор наклонился ближе к экрану, пытаясь рассмотреть, что же так встревожило Бандита.

Смена изображения. Лис пятится прочь из поля видимости камеры. Оскалив морду и поджав хвост, он не сводил глаз с некой опасности, оставшейся за кадром.

Виктор вывел на монитор трансляции с других фотоловушек. Он нашел камеру, установленную на дереве у поляны — как раз напротив того места, куда смотрел Бандит, — и развернул изображение на весь экран.

Прогалина. Чуть поодаль — частокол сосен и темные бугры ракитника. И больше ничего.

Изображение сменилось, и Виктор припал к экрану. У края поляны, среди деревьев проглядывался силуэт человека. Черная высокая фигура с опущенными руками и чуть склоненной к плечам косматой головой. Лицо с густой бородой скрывалось во мраке, лишь только светящиеся угольки глаз, вперившись в объектив фотоловушки, прожигали насквозь расстояние между лесом и ноутбуком.

Впивались в Виктора.

Экран мигнул, и Виктор от неожиданности содрогнулся. Загружался следующий кадр: снова поляна, сосны, кусты. Силуэт человека исчез. Виктор откинулся на спинку стула и потер глаза. Затем вновь наклонился к экрану, пытаясь разглядеть хоть что-то во мраке леса. Взгляд его опустился ниже, к поляне.

Черные волнистые линии избороздили прогалину. Змеи. Десятки змей. Пресмыкающиеся ползли от леса в сторону фотоловушки.

Изображение сменилось. Полчище змей приближалось к объективу, и можно было разглядеть зигзагообразные узоры на темных телах.

Гадюки.

— Что за черт? — прошептал Виктор, не сводя глаз с экрана. — Откуда вас столько?

Когда картинка в очередной раз обновилась, поток змей схлынул: они исчезли так же внезапно, как и появились, оставив после себя привычный пейзаж — поляну, сосны и кусты. Виктор проверил изображения с других фотоловушек, но кроме застывшей в ночи растительности ничего другого не обнаружил.

Он потер лицо, сгоняя усталость. Выключил ноутбук и лег в постель. Прикрыл глаза — и снова открыл, уставившись в потолок. Сон не нашел. Виктор нагнулся к рюкзаку и вытянул фотографию Лины. Он внимательно рассматривал снимок дочери, словно пытаясь запомнить каждую деталь лица. Губы его дрогнули, глаза часто заморгали, но Виктор сдержался, не заплакал. Отложил фотографию, глубоко вздохнул и погасил свет.

* * *

Шорох. Шелест. Шипение.

Виктор выпрямился в кровати и схватил фонарь. Опять этот звук откуда-то снизу, у двери. Виктор направил луч, но, как и прошлой ночью, не увидел ничего кроме обшарпанного пола. По дому растеклась густая тишина, нарушаемая лишь частым дыханием самого Виктора.

Он обвел фонарем комнату. Луч скользил по шкафам, ящикам, столу. Свет коснулся окна, и в его проеме мелькнуло бледное пятно. Виктор успел заметить густую бороду, космы волос — и злые угольки глаз. В следующее мгновение костлявое лицо исчезло.

Виктор вскочил с кровати и, схватив карабин, выбежал из домика.

— Эй, а ну стой! — крикнул он во мрак.

Виктор завернул за угол дома, но там никого не оказалось. У стены возле окна притулились бочки и груда старого хлама. Было непонятно, как незваный гость смог настолько близко подойти к окну, ничего не задев и не опрокинув.

Виктор обвел фонарем территорию кордона: ни души. Косматый человек скрылся в лесу. Зоолог выругался сквозь зубы и вернулся в дом.

* * *

На следующее утро Виктор первым делом связался с базой.

— Берлинг, что за ерунда здесь творится? — выпалил он, едва сдерживая раздражение.

— Ты у меня спрашиваешь? — поддел Берлинг. — Что там у тебя?

— В лесу кто-то бродит. Человек. Вторую ночь он подходит к кордону, вчера я засек его на фотоловушке. Ты же говорил, что чужаки сюда не проберутся?

— Верно. Въезд в заповедник мы полностью контролируем с наших кордонов.

— Может, местные? Здесь есть какие-нибудь поселения?

— Твой кордон находится в самой глухой части заповедника, до ближайших обитаемых хуторов — сотни километров по непролазному лесу. Да ты и сам прекрасно знаешь, что местные в заповедник не суются. Слишком строгий охранный режим, проблемы с законом никому не нужны.

— Обитаемых? Значит, есть и заброшенные?

Берлинг на мгновение замолчал, словно что-то вспоминая. Наконец, из рации протрещал его голос:

— Недалеко от твоего кордона раньше находился хутор Хильяйнен. Но он уже лет сорок пустует — с тех пор, как запретили сплав леса по Лунте. Местные покинули Хильяйнен, там никто не живет. Хутор даже на новых картах перестали отмечать.

Вздохнув, Виктор подошел к окну. Моросил дождь. На столе дымилась кружка с кофе.

— Еще вопрос, — сказал Виктор, включая ноутбук. — Вы не замечали ничего странного в поведении гадюк?

— Ребята говорили, что их побольше стало в районе твоего кордона, но такое иногда случается, лето ведь жарким было. А что с ними не так?

— Слишком активные и явно чем-то встревоженные.

— Им же в спячку впадать пора, — удивился инспектор.

— Вот именно. Ладно, Берлинг, мне пора. Лисы ждать не будут, пока я с тобой наговорюсь.

Отключив рацию, Виктор запустил на ноутбуке трансляции с фотоловушек. Но вместо изображений леса, полян и оврагов на него уставились сплошные черные кадры, будто кто-то занавесил объективы… или попросту сломал их.

— Что за черт? — Виктор стукнул по монитору, проверил соединение спутникового телефона с ноутбуком, но ничего не изменилось: камеры транслировали черноту.

* * *

Наспех покидав в рюкзак запасные фотоловушки и прихватив карабин с фальшфейером, Виктор зашагал в лес. Под ногами чавкали мох и жухлая листва, влажная дымка окутывала заросли бузины и крушины. Утром прошел дождь и смыл все то, что некогда было зеленым: лес казался тусклым и безжизненным, и лишь вкрапления киновари и багрянца придавали ему траурную торжественность.

Виктор выбрался к поляне, где вчера установил на рассохшемся пне фотоловушку. Объектив камеры оказался расколотым: кто-то его разбил. Виктор вытащил фотоловушку и задумчиво повертел ее в руках.

Справа что-то мелькнуло. Виктор вгляделся: бесконечные ряды сосен уходили вдаль, рябили перед глазами, сливались в монотонный частокол. Виктор вернулся было к осмотру фотоловушки, как вдруг опять засек движение в десятке метров от себя: среди стволов скользнула фигурка в сиреневом платье.

— Лина? — выдохнул Виктор, не веря своим глазам.

Девочка задорно рассмеялась — и бросилась прочь, скрываясь в галерее древесных колонн. Виктор, скинув секундное оцепенение, рванул следом. Он лавировал между сосен, перепрыгивал через коряги и поваленные стволы, стараясь не упустить из вида Лину. Сиреневое платье мелькало впереди промеж деревьев, как вдруг исчезло.

Исчезли и сосны.

Виктор выскочил на прогалину — и замер от шока. Кроваво-рыжими комками на поляне сгрудились трупы лисиц. Взрослая особь валялась со свернутой шеей, в раскрытой пасти чернел распухший язык, лапы и туловище пестрели ранами с разодранными краями. Рядом с лисицей покоились трое детенышей. Пустые глазницы со следами спекшейся крови, оторванные уши, вывихнутые лапки.

Виктор сглотнул и скривился, стараясь подавить тошноту. Обвел взглядом прогалину и лес вокруг: ни следа сиреневого платья.

— Лина! — крикнул Виктор и прислушался.

Тишину разрезал визг. Истошный, протяжный, животный. Звук исходил справа, со стороны сосняка, и Виктор кинулся к источнику шума, на ходу снимая с плеча карабин.

В нескольких метрах от поляны, у опушки леса, на жухлой траве кувыркался клубок из жирных черных змей. Гадюки тугими канатами сжимали тело лиса, который крутился на месте, пытаясь сбросить гадов. Сквозь их сплетенные масленые тела проглядывала голова зверя с оскаленной пастью и оторванным правым ухом. Бандит визжал — змеи его жалили — и кусался в ответ, клацая зубами, но было видно, что силы его на исходе: полчище гадов превосходило количеством и силой.

Виктор на мгновение оторопел. Он никогда не слышал, чтобы гадюки организованным кублом нападали на животных. Виктор нацелил карабин на катающийся по траве ком, но передумал и опустил оружие: выстрелом он мог поранить Бандита. Виктор выхватил из кармана фальшфейер и дернул шнур. Из тонкого цилиндра, разбрызгивая искры, с гулом вырвалось красное пламя. Виктор бросил фальшфейер в клубок змей.

Гадюки, яростно зашипев, схлынули с лиса: не менее дюжины гадов, извиваясь, скрылись в траве и листве. На полянке распластался израненный, растрепанный Бандит. Рядом, догорая, дымился фальшфейер. Лис мутным взглядом посмотрел на Виктора. Левый глаз заплыл и опух.

Виктор шагнул к зверю, но Бандит поднялся, посторонился и, поджав хвост и уши, на шатающихся лапах засеменил к трупам лисицы и щенков. Зверь обнюхивал, тыкал носом, лизал тушки сородичей. Фырчал и тявкал, словно умоляя их подняться.

Виктор покачал головой и отвел взгляд, оставляя Бандита наедине с погибшей семьей.

* * *

Кордон будто замер в ожидании Виктора: ни ветра, ни звука. Сизая мглистая дымка заволокла домик и хозяйственные постройки. Со смурого неба опускался вечер.

Виктор вытащил из рюкзака запасные фотоловушки и закрепил их по территории кордона — на дровнике и бане, на ржавых бочках, раскиданных по периметру, и на крыльце домика. Весь форпост оказался под прицелом объективов.

— Теперь никто не проскочит. — Потер руки Виктор.

Он вернулся в домик, зажег лампу и вывел изображения с камер на ноутбук. За то время, что он потратил на установку фотоловушек, заметно стемнело: тьма прокралась на кордон. Но все было спокойно, и Виктор взялся за рацию. Помедлил. Наконец, нажал на кнопку. Из динамика зашипело, затрещало.

— База, это Виктор Кантор, — произнес он. — База, прием! Берлинг, ты слышишь меня?

— Да. — Тихий голос в ответ.

Виктор откинулся на спинку стула, прикрыв глаза.

— Антон, наверное, ты был прав. Мне не стоило так рано возвращаться к работе. Даже не знаю, зачем я все это говорю… — Виктор замолчал, но, не дождавшись ответа, продолжил торопливо: — Лина умерла две недели назад. Сгорела моментально, я даже ничего понять не успел. Я думал, что смогу отвлечься, но один здесь не справлюсь. Что-то странное творится, Антон. Змеи как будто с ума сошли, и в лесу кто-то…

Он осекся. Пауза на том конце радиоэфира затянулась.

— Берлинг, ты там?

Из рации прошелестел искаженный помехами тонкий голос:

— Папа, папочка.

Виктор вскочил со стула.

— Что?! — прокричал он в рацию. — Что ты сказал?!

— Папочка, — повторил девичий голосок. — Папочка, еще не поздно. Папочка, верни меня.

Задрожали руки. Виктор, как ошпаренный, отбросил на пол рацию и с ужасом уставился на нее. Из динамика разносилось монотонное шипение, оно заполняло комнату и, казалось, вытесняло собою воздух. Виктор часто задышал, схватился за спинку стула.

С кордона раздался короткий звонкий вскрик. Виктор дернулся — не столько от испуга, сколько от удивления: он знал, кто издает такие звуки. Виктор кинул взгляд на экран ноутбука: фотоловушка, установленная на крыльце, зафиксировала Бандита.

Виктор с карабином в руках вышел на крыльцо. Лис, чуть склонив голову и прижав уши, пошатывался посреди двора и наблюдал за человеком единственным глазом. Второй затек и покрылся засохшей бурой коркой. Белая грудка зверя пестрела рваными ранами, лапы распухли от укусов змей, ободранный хвост жался к туловищу. Вдруг лис резко обернулся к лесу.

— Кто там, Бандит? — прошептал Виктор, нацелив карабин во мрак.

Лис звонко вскрикнул, предупреждая человека о невидимой угрозе, и проковылял в ближайшие кусты. Виктор обвел стволом двор, но ничего не заметил. У границы кордона щетинились ели и темнели заросли волчеягодника. Было так тихо, будто сам древний лес застыл в ожидании развязки.

Виктор шумно сглотнул, тряхнул головой и вернулся в домик. Закрыв на засов дверь, он подошел к ноутбуку. Трансляции с фотоловушек перешли в режим ночного видения, и территория кордона просматривалась гораздо лучше, чем если бы Виктор стоял на крыльце с фонариком. Виктор склонился к монитору.

Изображения мигнули — кадры обновились. В одном из окон появилась новая деталь: черные ленты на земле у самой границы кордона с лесом. Картинка поступала с фотоловушки, установленной на крыльце дома, и Виктор развернул изображение на весь экран, чтобы лучше его рассмотреть.

Смена кадра: десятки змей ползли из леса к домику.

Виктор оторопел. Он вывел на экран трансляции с других камер. Та же картина: со всех сторон к кордону из зарослей вились черные ленты змей.

Сотни.

Тысячи.

Изображения обновились: гадюки заполонили двор, исчертили его мясистыми телами, под которыми едва просматривалась утоптанная земля.

Кадры вновь сменились, и Виктор в испуге отпрянул от экрана. У края кордона выросла фигура высокого бородача в лохмотьях. Змеи волнами стелились у ног великана. Косматый исподлобья смотрел прямо в камеру, пожирая ее взглядом глаз-угольков.

Виктор схватил карабин и наставил его на входную дверь, краем глаза поглядывая на монитор в ожидании новых кадров.

На полу шипела рация. Стучало сердце. Вырывалось дыхание.

Изображение сменилось: косматый приблизился, теперь он высился на дворе почти у самого домика. У ног его бурлили черные потоки змей. Виктор всмотрелся — и замер в шоке: великан висел в воздухе. Голые ступни не касались земли.

Мрак проглотил комнату: погасла лампа, вырубился ноутбук. Виктор, правой рукой нацелив карабин на дверь, левой шарил по столу в поисках фонарика.

Все так же шипела рация. Так же — или по-другому? Звук стал более плотным. Объемным. Всепоглощающим.

Наконец, Виктор нащупал фонарь, включил его — и заорал от ужаса.

Пол, стены, шкафы, ящики — все покрывали змеи. Словно толстые канаты, они блестели в свете фонаря, извивались, крутились, сворачивались в клубки. Шипели. Казалось, что комната вибрирует, подчиняясь движениям рептилий.

Змея свалилась с потолка на плечи Виктора, и он с испуганным вскриком стряхнул скользкую тварь. С жирным шлепком она шмякнулась на пол и скользнула в бурлящие потоки своих сородичей, окруживших Виктора на маленьком пяточке.

Он посветил вверх. Луч выхватил фигуру в рваном тряпье, застывшую в углу, словно гигантский паук. Раскинутые руки и ноги великана вцепились в потолок, а голова со свисающими бородой и космами вывернулась неестественным образом — будто шея сломана. Глаза вперились в Виктора, улыбка разрезала костлявое лицо. С конечностей свисали жирные змеи.

Виктор пальнул из карабина. Комнату озарила вспышка, грохот выстрела заглушил шипение. Виктор пошарил фонарем по потолку, но косматый исчез. Упал на пол?

Луч фонарика скользнул вниз, но выхватил лишь змей: они опутали ноги Виктора. Стряхнув гадов с сапог, он бросился к двери.

Виктор выскочил на крыльцо. Гадюки свисали с крыши, обвивали перила, извивались на ступенях. Двор утопал в черном море рептилий, и только в одном месте, правее дровника, к лесу вела тонкая полоса земли, незанятая гадами.

Змеи, ползавшие на дощатом полу крыльца, с шипением набросились на ноги, вцепились в болотники. Виктор отбил их прикладом карабина, но гибкие твари не отступали и продолжали делать опасные выпады. Он пальнул по ним несколько раз — ошметки рептилий разлетелись в стороны — и кинулся к полоске земли, свободной от змей.

Виктор несся по лесу, едва разбирая дорогу в кромешной тьме. Лицо хлестали ветви, ноги то и дело спотыкались о кочки с корягами, но ничто не могло остановить его на пути к цели — берегу Лунты, где ждала лодка.

Резко кончился лес, земля ушла из-под ног, и Виктор, неловко взмахнув руками и выронив ружье, покатился в овраг.

Ложбина кишела змеями. Упругие гады опутали Виктора, обвили руки и ноги, сдавили тугими жгутами шею и голову. Он вырывался, пытался кричать… пока скользкая тьма не поглотила его целиком.

Продолжение здесь

Группа ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks

Показать полностью
109

Не бойся плакать

Бессонница требовала повторений ритуала. Две-три рюмки водки для оживления разговора и нескончаемый диалог, не дающий ответов и не приносящий облегчения. Да ещё фотоальбом в бывшей бархатной, а теперь замурзанной, протёртой до картона обложке. Фотографий монстра Ольга не хранила. Порвала их и выбросила, как только избавилась от выродка. Думала, что избавилась. Видимо, это невозможно. Недавно в городе завёлся маньяк. Его жертвы – кареглазые блондинки. У всех пострадавших – крупный, с горбинкой нос и полноватые бёдра типа галифе.

Ольга подошла к зеркалу, задрала подол линялой ночнухи. Вот они, «попины ушки»! Серёже нравились, а она всю жизнь ненавидела их и всячески боролась, не предполагая даже, что эти рыхлые бугристости могут стать для кого-то предметом болезненного вожделения. С возрастом холмики никуда не делись, только сильнее обвисли. Ольга опустила рубаху и налила ещё водки. Чокнулась с отражением, проглотила, машинально отметив бесцветный вкус напитка.

Вот эта фотография. Нос чуть длинноват – черта семейная, от отца. Хорошо ещё, что не видно горбинку: выбран удачный ракурс. Тёмного янтаря глаза с убегающими к вискам стрелками. Она всегда подрисовывала стрелки на внешних уголках, чтобы отвести внимание от носа. Прямые светлые волосы до плеч, нежный овал лица. Мягкие губы чуть приоткрыты, кажется, что улыбка вот-вот перейдёт в поцелуй. «Сколько же лет мне тогда было? Мы в Сочи, жаркий воздух, от магнолий исходит истома, я смотрю на Серёжу. Он снимает новым фотоаппаратом. Значит, тридцать два. Как же нам тогда было хорошо! Дура, не ценила. Всё время хорошо вместе… До тех пор, пока не привела домой этого монстра…» Ольга зябко передёрнула плечами, захлопнула альбом, накинула поверх ночнушки старую кофту и, шаркая тапками, поплелась на кухню. Постояла в дверях, решая нелёгкую задачу, допить водку сейчас или оставить на вечер. А, всё равно не хватит!

Страх неутолим. Бессонница ненасытна. Откинув назад неопрятную прядь тусклых волос, привычно взялась за бутылку, початую ночью.

А ведь привела его в дом она сама. Да кто же знал, что так обернётся?

Ольга отчаянно хотела ребёнка: не важно, девочку или мальчика. С годами желание стало навязчивой идеей, манией. За двенадцать лет брака она испробовала все медицинские и не только – методы, окончательно потеряла надежду родить своего и решилась взять приёмного, из детдома. Долго уговаривала Серёжу, он не хотел чужого: мало ли, какая у него наследственность, болезни, да и вообще… Плакала, закатывала истерики. Уговорила. На свою голову.

В детдоме ей показали мальчика лет пяти. Четырнадцатилетняя «мать» оставила его ещё в роддоме, потом вроде кто-то пытался усыновить, но приёмные родители то ли не справились, то ли с ними что-то случилось. Заведующая смотрела в окно на штрихи начинающегося дождя и говорила много и убедительно, хвалила умненького ребёнка. Ольга подробности не слышала, её интересовал он. Мальчишка следил за ней блестящими янтарными бусинами и молчал, теребя себя то за ухо, то за кончик большого носика.

– Как тебя зовут, мальчик? – спросила она, а сердце уже подсказывало: мой.

– Г-гена, – заикаясь, ответил малыш. –  Но я вовсе не к-к-крокодил.  А т-ты моя мама?

– Да, мама, а ты мой сын, теперь никому тебя не отдам. – Ольга прижала к себе мальчишку, уткнув в живот светлую головёнку.

Серёжа ждал в машине. Посмотрел искоса и велел садиться на заднее сиденье.

– Горбатый нос себе на уме? – буркнул он, ни к кому не обращаясь.

– Ничего… Чем носовитей, тем красовитей! – Ольга принуждённо засмеялась, Гена заулыбался, заискивающе заглядывая в глаза.

Новый член семьи несколько раз оббежал по кругу квартиру и замер перед туалетным столиком. В створках трельяжа трижды отразилась его восторженная мордашка.

– К-какие красивые б-бутылочки! П-пахнут!.. – закричал он, бесцеремонно хватая изысканные флаконы и шумно втягивая воздух. – Пахнут, как ты! – Сделав ошеломительное открытие, Гена смотрел на Ольгу с обожанием.

– Осторожно, не разбей, а то поранишься стеклом. Это духи.

– А зачем они?

– Ты сам и ответил. В этих флакончиках живут запахи.

– Мы их выпустим и будем сами п-п-п… – Он не договорил, замер, будто споткнулся, и уставился на отражение подошедшего Серёжи.

Муж приобнял Ольгу сзади, поцеловал в шею, шепнул:

– А вы похожи: глаза, носик... Надо же, чужой мальчишка – как две капли…

– Не чужой – наш. Сын.

Гена отвернулся от зеркала, потянул Ольгу за рукав.

– Ты правда теперь моя мама? Подаришь мне один б-бутылёк? Ну, хотя бы самый м-маленький… Ну, к-когда эти духа кончатся…

– Конечно, подарю… сынок. А теперь пойдём, я покажу тебе твою комнату.

Ольга любила приёмыша, как своего родного ребёнка…

***

Сначала ты меня любила. Или мне это только казалось?

Ты играла на пианино, и мы горланили детские песенки, пока твой Серёжа был на работе. Ты говорила, что скоро я совсем перестану заикаться.

В окно толкался ветер и швырял мокрые горошины. Растрёпанным ворохом, будто листья из мешка дворника, на меня обрушились впечатления: новый дом, родители. Ещё недавно я тоскливо стоял у ограды, разглядывая между прутьями прохожих. Представлял, как какая-нибудь спешащая по своим делам тётенька – вот эта, в красивом плаще, или та, с большой сумкой –  вспомнит вдруг, что её очень ждёт забытый здесь мальчик, и остановится, откроет калитку, обнимет, заберёт с собой… И вот мечта сбылась: теперь у меня есть целая большая собственная мама, красивая и добрая. Она пообещала, что подарит бутылёк, как только из него выйдут все духа. Ты сказала, говорить правильно – духи. Но мне кажется, что духа – лучше.

Я был один в комнате, набитой тупыми безмолвными игрушками. Ворочался в кровати и никак не мог уснуть. Мне было тоскливо, ужасно захотелось вдруг убедиться, не исчезла ли новая мама, не растаяла ли от дождя, как волшебница Бастинда, а заодно посмотреть, не опустел ли какой-нибудь пузырёк. Я знал почти наверняка, что причудливые склянки издают удивительные звуки. Срочно требовалось это проверить. Насторожив уши, я блуждал по тёмной квартире, натыкаясь на стены и не зная, в какой стороне искать комнату мамы, пока не услышал возню и какой-то скрип. На цыпочках пошёл в сторону шума. На маминой кровати вздыбленно шевелилось, скрипело и ухало одеяло. Мама в опасности!

– Что это вы тут д-делаете?! Уходите прочь! – закричал я.

Одеяло вздыбилось ещё больше, выросло до потолка и вдруг опало, схлынуло. Вспыхнувшая лампочка на маминой тумбочке выхватила из темноты красную бармалейскую морду...

– Ну, знаешь, если этот буратино будет всюду совать свой нос… – злобно зашипела морда голосом, похожим на Серёжин, из-под одеяла высунулась рука.

Я испугался и повернулся, чтобы убежать, но замер на месте, заворожённый видом огромной косой тени на стене. Ноги прилипли к полу. Через мгновение я понял, что тень – моя, но всё равно не мог сделать и шагу. Ко мне тянулась сзади длинная-предлинная рука, она всё росла, и уже почти схватила за волосы, которые от ужаса встали дыбом.

– Не бойся, свет от лампы всегда рождает искажённые тени, – сказала ты,  поднимаясь, а Бармалей убрался обратно под одеяло, откатился к стене.  

Ты обняла меня, дала в руки маленький волшебный флакончик и отвела в комнату. Долго сидела рядом и напевала, вытягивая из темноты баюкальные мелодии, которые смешивались с ароматом духов, обволакивали и погружали в сладкую горчинку сна.

***

Через год Ольга неожиданно узнала, что беременна. Так бывает, сказал врач. Стараешься, соблюдаешь благоприятные дни, диеты и предписания, нервничаешь, постоянно о нём думаешь, но ребёнка всё нет. Начинаешь стареть, смиряешься с бесплодием, усыновляешь приёмыша, расслабляешься, забываешь о старании – и неожиданно получаешь чудо, подарок судьбы!

Говорят, беременным полезно слушать классическую музыку. Ольга садилась за пианино, а Гена убегал в свою комнату. Музыка почему-то его раздражала. Он закрывал уши ладошками и залезал под кровать, будто темнота могла заглушить звуки. Зато, как только Ольга переставала играть, странный мальчик – так она его иногда называла – вылезал из укрытия, подходил, прижимался ухом к большому животу и слушал. Что он там мог слышать?

Наверное, дурные наклонности у него начали проявляться уже тогда.

Когда родилась дочка, стало ещё хуже.

Ольга утюжила пелёнки и складывала на столе стопочкой. Несмело подошёл сын.

– Зачем т-ты это делаешь? Вчера гладила, сегодня – опять.

– Пелёнки для твоей сестрёнки, – весело ответила она.

– Н-напрасный труд, – по-взрослому рассудительно сказал Гена. – Эта с-сестра тебе снова всё обосикакает.

– Ну и что? Мы снова завернём её в чистенькое.

– И не налупим?

– Нет. Она же маленькая. Лялечка.

– А если обокакает?

– Ничего, помоем. Надо говорить  не обо, а об.

Гена, задумавшись, ушёл в свою комнату. Вернулся, когда Ольга стала кормить дочку грудью.

– Что это журчит? – спросил он.

– Где? Ничего нигде не журчит. – Ольга, не понимая, о чём он спрашивает, с недоумением посмотрела на Гену. И тут только обратила внимание на то, что из рукавов рубашки и коротких штанин на руки и ноги малыша выползли багровые полосы. – Ой! Что это у тебя?! – вскрикнула она.

Задрав рубашку, обнаружила синяки и следы ремня на маленькой тощей спине.

– Что это, я вас спрашиваю?! – Ольга с ужасом переводила взгляд с ребёнка на мужа и обратно.

Серёжа молчал, а Гена сквозь слёзы выдавил:

– Б-бармалей…

– Вот только плакать не вздумай, мужик! – жёстко сказал Серёжа и начал откупоривать банку с пивом.

Пока Ольга находилась в роддоме, мужчины жили вдвоём. Она ещё порадовалась, что они так хорошо справились без неё: в доме чистота, порядок. А тут вон оно как!

– Иди в комнату, Гена. Я тебя позову.

– Ну, выпил на радостях, а что – дочка родилась. Пьяный был, поэтому перестарался. Хотел легонько наказать… Он же не слушался! Я ему: собирай игрушки, а он всё возит и возит по полу своим драндулетом! – Серёжа оправдывался, но она слышала в его словах обиду и злой укор.

– Да мы же сами ему эту машинку подарили! Как ты мог? Избить беззащитного ребёнка… сироту…

– Ладно, Оль, прости, виноват, больше не буду.

***

Я слышал, как журчало тёплое молочко, когда ты всовывала в беззубый рот розовый сосок, и оно перетекало из тебя в ненасытную лялечку. Ты укладывала её спать в своей комнате и часто брала к себе в постель. Я завидовал этой… сестре. Вот бы мне быть к тебе так же близко! Дышать твоим будоражащим запахом… Трогать руками и ощущать во рту восхитительную мягкость – чтобы снова стало щекотно внизу живота. Глотать тугие струйки молока – пить прямо из тебя. Но ты сказала, что грудью кормят только маленьких. Я валялся на полу, орал и дрыгал конечностями, стараясь подражать прожорливой кукле, которая за подобные проделки получала твою нежность. Но мне не помогло. На тебя не подействовало. Не получилось притвориться маленьким. Мои руки и ноги были слишком большими, а голос непоправимо грубым, чтобы ты могла полюбить меня так же сильно, как её. И тогда я сказал то, что думал:

– Зря вы её наебали.

Ты вздрогнула, как будто я тебя ударил. Твоё лицо пошло красными пятнами. Ты начала яростно хватать вещи и молча одевать сестру. А Серёжа… я знаю, видел по мстительной улыбке, он хотел меня отдубасить тут же, с жестоким наслаждением, как он умел, но глупо было бы лупить человека спустя всего полчаса, как в третий раз пообещал жене этого не делать. Он перенёс процедуру на более позднее время – когда ты ушла с коляской на прогулку.

Я старался. Я очень старался быть хорошим. Я всегда мыл руки перед едой и отучил себя говорить плохие слова. Зная, что это может тебе понравиться, я даже пытался её полюбить. И почти полюбил. Однажды, когда Серёжа был на работе, а сестра уснула, ты пошла в магазин, шесть раз наказав мне не подходить к лялечке даже близко. Но ты где-то задерживалась, а она проснулась, заворочалась, завертела головой в поисках титьки, но – фигушки! – титьки не было. Сестра обиженно скривила губки и завопила так, что мне стало её жалко. Сперва я не подходил к кроватке – я ведь обещал – просто протянул руку и всунул в открытый рот пустышку, но она её тут же выплюнула, мне стало смешно, я снова сунул и сказал:

– Говорю тебе, злодей, выплюнь солнышко скорей! – И она опять выплюнула.

Я засовывал соску – лялечка выплёвывала, я смеялся и засовывал снова, так мы играли, и я уже был готов смириться с её существованием. Но потом она почему-то заорала пуще прежнего. Тогда я решился. Подставил маленький стульчик, встал на него, перегнулся через перильца и попробовал её вытащить из кроватки. Фу, как пахнет! Я чуть не уронил эту мокрушу, но всё же сумел перетащить через перекладину. С трудом слез со стула на пол – спрыгивать с такой ношей не отважился. До стола, где её обычно пеленали, не дотянуться. Она продолжала плакать очень громко, фортиссимо, я плохо соображал, куда мне её положить и что делать дальше. Подошёл к пианино, думал, поможет музон. Прижав её к себе одной рукой, потыкал клавиши пальцем. Ей не понравилось. Наверное, сестра, как и я, не любитель фортепианной музыки. Тогда я сел на диван и стал тупо качать её, убаюкивать. Но сестра не убаюкивалась. Я начал петь песни про оранжевое небо и в лесу родилась ёлочка. Она на минутку примолкла, но от неё так плохо пахло, что у меня закружилась голова и пошла кровь из носа. Красные капли падали прямо на лялечку и расползались, как кисель по столу, а я не знал, что с этим делать.

Вот тут ты и вернулась. Не раньше и не позже. Не знаю уж, что ты там себе подумала, но закричала ты громко, и сестра завопила тоже, с новой силой.

– Что ты с ней сделал, гадёныш? – Ты скинула пальто и швырнула на пол, в бешенстве топала ногами, спинывая сапоги. Визжала так, что прибежали соседи.

– Я просто достал из к-кроватки… Она так плакала, я б-боялся, что она умирёт! – лепетал я, но ты не слушала.

***

– Представляешь, прихожу, он сидит на диване и держит Светочку на руках, а у неё всё личико в крови! – рассказывала Ольга ночью.

– Вот гад! Я ему покажу! – зарычал Серёжа, соскакивая с кровати.

– Тише, тише, пусть спят. Только все успокоились. Тут такое было!

– И что же это было?

– Я задержалась в магазине. Светка проснулась и заплакала, она же привыкла кушать по часам… А Гена… Гена просто пожалел сестрёнку и вытащил из кроватки, чтобы успокоить. Песни пел. Я так испугалась, увидев кровь, что наорала на него, теперь даже стыдно перед мальчиком.

– А кровь откуда?

– У него из носа пошла. От напряжения.

– Понимаешь, малыш, давно хотел тебе сказать, – осторожно и вкрадчиво начал Серёжа, нежно гладя Ольгино плечо. – Зачем нам с тобой этот Гена? Больной, нервный… Разве плохо было без него? Вспомни наши вечера, ночи…

– Ты же знаешь, почему мы его взяли. У нас не было своего ребёнка…

– Не было. А теперь есть. Давай отдадим его обратно.

– Что ты?.. Как – отдадим?

– Как взяли, так и отдадим.

– Нет, он, конечно, странный мальчик, но разве так можно? Он же не вещь: понравилась – взяли, разонравилась или не подошёл размерчик – вернули в магазин!

– А со мной так можно?! – повысил голос Серёжа, отстраняясь. – Ходит, подглядывает, подслушивает, чего-то вынюхивает. Мне уже во сне снится этот буратино! Да ты на себя посмотри: вся издёргалась, похудела. Этак он нас в могилу сведёт раньше времени. А нам дочку надо воспитывать.

– Но это же… предательство. Как мы ему об этом скажем? А как в глаза соседям посмотрим, заведующей детдомом? И вообще…

– Пусть это тебя не волнует. Они чужие люди. Ты лучше представь, что будет, когда наша дочка подрастёт, а тут этот, с его закидонами и нежностями… А он ведь мужик, самец! А вдруг он что-нибудь сделает с нашей Светой?

– Что сделает? – Ольга села на постели, и, скомкав подушку, смотрела на мужа потемневшими глазами.

– Ой, не знаю, не знаю, думай сама.  – Серёжа зевнул и отвернулся к стене, а Ольга долго не могла уснуть, разрываясь на части от чувства вины, угрызений совести и дурных предчувствий.

***

Ты резала капусту. Мне было интересно смотреть, как из-под большого ножа с хрустом отваливались от зелёной головы узкие полоски, одни прямые, как ленточки, а некоторые кудрявые. Под столом в ожидании своей очереди дрожали другие кочаны. Моя пухлая сестра бегала из комнаты в комнату и смеялась от радости, что научилась ходить.

– Гена, поменяй Свете штанишки, у меня руки заняты! – попросила ты.

Я догнал хохотушку, но она в руки не давалась. Норовила укусить и вырваться. С трудом мне удалось-таки повалить сестру на пол и стянуть мокрые колготки. А вот надеть сухие – снова проблема: сикуха дрыгала толстыми ножками, на которые я пытался их набросить, с потрясающей скоростью, будто крутила невидимые педали.

– Что тут у вас происходит? – в дверях возник Серёжа, которому не понравилось то, что он увидел. – Что ты с ней делаешь, ублюдок? – заорал он, отшвырнув меня так, что я влетел во что-то твёрдое. Сидел на полу, прислонившись к стене, в затылке громко загудело.

Ты выскочила из кухни с ножом в руке.

По рукам и ногам моим побежали мурашки. Я сразу догадался, что ты хочешь убить Бармалея, и засмеялся. Я всегда хотел, чтобы Серёжу проглотил крокодил. Но волшебные крокодилы в нашем городе по аллеям не гуляли… И вот ты с большим ножом. Да, да, отрезать ему голову! Так было бы лучше для всех.

Я вцепился в покрытые чёрными волосами руки и держал изо всех сил, чтобы отвлечь его внимание и предоставить тебе возможность ударить внезапно.

– Я тебя не боюсь! Всё равно ты скоро умрёшь! – кричал я в красную бармалейскую морду.

Но ты, вместо того, чтобы действовать, застыла в дверях, будто тебя заколдовали, и уронила на пол орудие возмездия.  

А на следующий день вы вернули меня туда, где взяли. Как вещь, как посылку. Как ненужный больше чемодан. Бармалей победил. Он даже не вылез из машины, падла. Буркнул только:

– Обниматься не будем. Топай, откуда пришёл.

Я всё надеялся, что мы с тобой не дойдём, повернём на полдороге и вернёмся домой. Мне кажется, и ты сомневалась, ты всё ещё любила меня. Я же видел, как ты кусала губы – до крови. Но этого не случилось. Ты побоялась подарить свою нежность – мне. Ты предала. Ты заодно с ними.

Знакомых пацанов почти не осталось – всех разобрали новые родители. Остался только Кирька. Кому он нужен – такой одноглазый? Он похлопал меня по плечу и сказал:

– Ну, что, Крокодил? Тебя снова наебали?!

Я уже и забыл, что я Крокодил. А теперь вспомнил. И так мне стало… невыносимо… я лежал на кровати и ничего не хотел слышать, видеть. Ничего вообще не хотел чувствовать. Лучше бы я сам умер, а не Серёжа.

– Поплачь, Генка! Не бойся плакать, – сказал мне Кирька. –  Это можно. Это не стыдно. Есть такие слёзы, которые надо выплакать обязательно. Чтобы внутри всё перегорело. Тогда будет не больно.

***

Этот маленький монстр орал и плевался в Серёжу страшными злыми словами:

– Ты скоро умрёшь!

И вскоре Серёжи не стало.

Нечёсаная и неодетая, Ольга блуждала по квартире и машинально повторяла: накаркал, накаркал.  После смерти мужа в ней завелось мелкое ползучее зло, и стало разрастаться внутри, в точности, как ребёнок в животе матери. Оно высасывало прежнюю её весёлость, нежность и саму жизнь, подобно тому, как раньше опустошала грудь дочка. Ольга перестала смеяться, охладела к музыке.  Лицо стало серым, как линялая ночная рубашка, в которой она ходила теперь целыми днями, забывая переодеться.

Вспомнился ещё случай, на который раньше Ольга как-то не обратила внимание. Они с Геной собирались идти гулять. Она, беременная Светочкой, задержалась у двери, закрывая замок. Гена самостоятельно начал спускаться по лестнице и встретил соседку, ту скверную бабку, которая особенно остервенело стучала в стену, когда Ольга музицировала.

– Ты ещё тут, суразёнок? – услышала Ольга противный голос.

– Тут, – сказал Гена. – А вот ты скоро улетишь. Далеко.

– Взрослым нужно говорить «вы», – сказала Ольга, беря сына за руку.

А вечером они узнали, что соседка погибла. Начала мыть окна и выпала прямо на асфальт. Она, конечно, неприятная была женщина, но чтоб так…

***

Накаркал… А я… не Каркуша какая-нибудь.  Но, надо признать, на самом деле случилось не по-моему: Бармалей просто разбился на машине, наверное, ехал пьяным. Тогда, с соседкой, эта моя… особенность проявилась в первый раз. Посмотрю на человека, и отчего-то знаю, что он скоро умрёт. По мурашкам на моих руках знаю.

Потом я стал молчать, не говорю больше никому. Но знать-то я знаю! Это знание зарождается внутри как стакан пенного пива, начинает бродить, заполняет доверху и щекочет кожу. С ним не совладать. Кажется, что вот-вот лопнут барабанные перепонки. Я выхожу на улицу, бегу по городу, словно ищейка на знакомый запах, пока не успокоюсь…

***

Ольга перебирала фотографии. Вот Светочка в садике. Вот с букетом и огромными бантами – пошла в школу. Светочка росла хорошей умной девочкой. Она заставила Ольгу стряхнуть оцепенение, наступившее после смерти Серёжи. Ольга начала обучать дочку музыке и не нарадовалась, как быстро подхватывает на лету мелодии её малышка, какой чистый и нежный у неё голосок. Постепенно ползучее зло отступило, Ольга пришла в себя, вспомнила о существовании косметики, купила модную юбку, вернулась на работу. Ученики играли фуги и дарили цветы.

Однажды, придя из школы, Светочка спросила:

– Мама, а где мальчик?

– Какой мальчик?

– Наш. У нас же был мальчик, мама?

– Ты что-то помнишь? – спросила Ольга, у которой похолодело внутри.

– Да нет. Мне другой мальчик рассказал. Большой такой. Почти дяденька.

– Какой мальчик?! Что он тебе сделал? – закричала в истерике Ольга.

– Да ничего, – удивлённо сказала Светочка. – Просто поговорили.

– Никогда! Слышишь меня – никогда не разговаривай ни с какими незнакомыми мальчиками! …Ни с какими незнакомыми дяденьками, ни с какими тётеньками – никогда не смей разговаривать!

Ольга выпила последнюю рюмку, поискала глазами, чем бы закусить, не нашла, вытерла губы ладонью и снова подошла к зеркалу. Да, красота – страшная сила! С годами становится всё страшней и страшней. Ну и чума! Баба Яга, – наверняка сказал бы Гена.  От дикой, сосущей тоски не спасают ни мастурбация, ни водка. Потухли янтарные искры в глазах. Щёки провисли, нос вытянулся ещё больше. Нежный подбородок заострился и выпятился вперёд. Кое-где на нём выросли жёсткие седые волоски, одни прямые, другие кудрявые – не успеваешь выщипывать. Да и зачем?

Серёжи давно нет. И Светочки нет. Было счастье – да кануло. Судьба?

И только ты, странный мальчик, не меняешься, остаёшься по-прежнему странным.  Зачем ты смотришь на меня? Слева, справа, – из створок трюмо, из лаковой поверхности пианино. Не смотри на маму… Нет у меня для тебя ничего.

***

Я очень любил тебя, мама. И твёрдо решил тебе отомстить, когда вырасту. Предательство должно быть наказано. И я отомстил. Но это не просто месть. Это возмездие. Каждая из девушек – это ты. И сестра – это тоже ты. Твои глаза, нос с горбинкой, бёдра галифе… Не знаю, наверное, сестра уже в раю.

А теперь я пришёл к тебе. Не потому, что хочу убить. Зачем мне тебя убивать, мама? Я и так знаю, что ты умрёшь. Это случится совсем скоро. Я чувствую, слышу, как ворочается внутри тебя ползучее чудовище. Скоро оно тебя окончательно задушит. У меня бегут и бегут по рукам мурашки и нестерпимо громко гудит в затылке. Ты мне не веришь, потому что это слишком неправдоподобно. Хотя… мне кажется, ты и сама уже догадалась... Интересно, ты тоже хочешь в рай? А вот этого я тебе гарантировать не могу.

Да, чуть не забыл. Я принёс тебе подарок, мама. Посмотри, какой красивый флакончик! Аромат просто божественный. Тебе всегда нравились сладковато-горькие запахи.

Поплачь, мама. Тебе станет не так больно…

***

На похороны Ольги пришли три старухи-соседки с зажатыми в кулачках гвоздиками да две пожилые учительницы из музыкальной школы. Постояли у могилки, напустив на лица подобающее случаю выражение, возложили цветочки и венок с надписью на чёрной креповой ленте «От коллег и благодарных учеников». Помолчали, прикидывая, прилично ли покидать кладбище так скоро. Решив, что пора, повернулись и двинулись к выходу, тихо переговариваясь.

– Молодая ещё. Жить бы да жить.

– Одна она жила. Одинокая.

– Вроде сын у неё был… Давеча приезжал, духи привозил, она коробочку показывала.

– Да нет. Не было сына. Может, ученик приходил. Она раньше здорово на фортепианах играла. Мы ещё стучали ей в стенку, потише, мол…

– Дочка у неё была, беленькая такая. Хорошенькая, словно куколка.

– Так она пропала. Там какая-то непонятная история случилась, лет одиннадцать ей, не то двенадцать исполнилось, пошла в школу и не вернулась.

– И не нашли?

– Какое там? Не нашли. Ни живую, ни мёртвую. Так одна и жила.

– Последнее время заговариваться стала. Всё ей какой-то маньяк блазнился.

– Во как! Сроду в нашем городе маньяков не водилось…

– Телевизера насмотришься – и не такое казаться начнёт.

– Ох-хо-хо… Не дай бог…

– Все там будем…

Спохватился ветер и встревожил мёртвые листья. Они закружились в воздухе, заглушая шорохом буднично-житейский шелест старух. Оплакивая нелепую Ольгину судьбу, всхлипнул дождь. Косые струи окрепли и с печальной деловитостью принялись размывать очертания крестов и деревьев. Никто не заметил, как от тёмного ствола отлепился неясный силуэт и, блуждая по дорожкам, растворился в слякотном тумане.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!