CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Когда нашим отношениям исполнился год, мы стали жить вместе. Весь год я был на седьмом небе от счастья и не искал в ней недостатков, но как только она переехала ко мне, я стал замечать за ней множество странностей. Она часто садилась рядом со мной, смотрела в никуда безумными глазами, а затем поднимала взор на меня и расплывалась в странной улыбке. Когда я спрашивал, почему она так странно смотрит на меня, она будто бы приходила в себя, резко меняла выражение лица и как ни в чем не бывало уходила на кухню. Каждый раз, когда я спрашивал её, где она работает, откуда приехала, кто ее родители, она просто уходила от ответа. Но на тот момент я не придавал значения её странному поведению, принимал это как должное, думал, что все ж мы люди разные, каждый по-своему себя ведет.

Позже Ангелина начала приносить домой всякую дрянь, какие-то травы сушеные, воду непонятную. Говорила, что это нужно для работы, и я не смел возражать. А однажды ночью я проснулся оттого, что почувствовал на себе ее взгляд - она сидела на кровати и смотрела на меня обезумевшими глазами, я даже задрожал от страха, а она просто плюхнулась на кровать и уснула. А больше всего меня удивляло то, что она никогда не ела вместе со мной и вообще ни разу не употребляла какую-либо пищу в моем присутствии. Я неоднократно спрашивал её, чего ты, мол, не питаешься ничем, а она в ответ улыбается, хихикает, говорит, стесняется при мне есть и якобы делает это тогда, когда я не вижу. И я как дурак вёлся на всё это и терпел.

Последней каплей был недавний случай. Я проснулся посреди ночи и не обнаружил Ангелину рядом с собой. Подумал - ладно, в туалет отошла, а сам на кухню поплёлся, воды попить. Прохожу мимо гостиной, слышу - голос моей возлюбленной доносится. Открыл дверь, и от увиденного я обомлел: у зеркала стоит Ангелина, а в отражении не она, а какой-то другой человек, и разговаривают они друг с другом на непонятном языке. Я дар речи потерял, дверь захлопнул и на кухню убежал за водой. Стою, пью, обдумываю увиденное. Думаю, не может такого быть, это мне в темноте привиделось, а она может сама с собой тогда болтала, всякое может быть. В общем, усиленно пытался себя убедить, что мне это показалось, но сам же понимал, что я все это своими же глазами видел, и показаться мне просто не могло. Я, когда обернулся назад, вздрогнул от неожиданности. За столом сидит она и смотрит на меня опять, улыбается. Я не растерялся и сказал:

- Ты с кем разговаривала в гостиной?

- Ай, да это я с мамой по телефону говорила, не переживай, ничего страшного. А ты чего поднялся? Пошли спать?

Делать нечего - пришлось снова с ней ложиться, хоть мне и очень не хотелось, не отказывать же, разозлится еще. Не стану скрывать, я её в тот момент очень боялся. После этого я долго не мог уснуть, снились кошмары, в которых моя возлюбленная сидит на человеческих останках, довольная вся и меня к себе подзывает.

Вечером, придя с работы, я решил, что пора поставить точку в наших отношениях, порядком надоела её странность. Я сказал ей, что, мол, устал от отношений и чувств у меня к ней больше нет. Она вся разозлилась и давай на меня орать, обзываться, угрожать, проклятиями сыпаться и в процессе вещи свои собирать. Через полчаса она успокоилась и ушла, и последнее, что она сказала - «Ты еще пожалеешь!». Ну да, пожалею. Главным для меня тогда было то, что она ушла, без нее мне было куда спокойней.

Посреди ночи я проснулся оттого, что кто-то настойчиво названивал в мою квартиру. Я разозлился, подумал, что опять школота хулиганит. Смотрю в глазок, а там эта поехавшая стоит, смотрит на меня, будто бы сквозь дверь видит, не моргает, лыбится да названивает. «Дура чёкнутая!» - подумал я и ушел обратно в кровать, и звонки сразу же прекратились. Спал я неспокойно, снова снились кошмары с её участием, а утром просыпался в таком состоянии, будто бы и не спал вовсе, а мешки всю ночь таскал.

Шли месяца, спал я всё ещё плохо, выглядел неважно, уставал сильнее, чем обычно, но радовало, что Ангелина больше не наведывалась ночью. Позже я познакомился со своей коллегой Олесей - новенькая девушка в нашем офисе. Блондинка, ноги от ушей, стройная, вся красивая такая, в общем, в моем вкусе была. Она, конечно же, была мне симпатична, неделю водил ее по ресторанам. Далее пригласил её к себе домой, думаю, сами понимаете для чего, а она была не против. Когда все было готово и мы собрались приступать, послышался звонок в дверь. Я неохотно подошел, посмотрел в глазок, а там снова эта ненормальная стоит и орёт:

- Я знаю, что ты с другой. Пусть она уходит.

- У нас с тобой все в прошлом, иди спать, ночь на дворе, хватить ко мне шастать.

- Ты еще пожалеешь! - выкрикнула она и ушла.

Мы с Олесей сделали своё дело и легли спать. Как обычно я проснулся посреди ночи. Олеси почему-то не было в кровати. Из гостиной доносились странные звуки. Я тихо подкрался к двери, которая вела в ту самую гостиную, и отчетливо услышал чавканья. Я немедленно распахнул дверь, и лучше бы я этого не делал, честно говоря. Далее была такая картина: Ангелина сидит на корточках, повёрнутая затылком ко мне и пожирающая тело Олеси. Не описать те чувства, которые я испытывал в тот момент. Я оцепенел, совершенно не понимал, что мне делать, признаться, я и язык родной тогда забыл. Но всё же смог кое-как промямлить:

- Т-ты... Ты что делаешь, тварь? Отпусти её!

Ангелина медленно развернулась ко мне, и вместо её лица я увидел старую, дряблую и мерзкую рожу, с трудом похожую на человеческую, и в этой самой роже я узнал ту, что видел в отражении, когда застукал Ангелину, стоящую у зеркала. Это нечто произнесло нечеловеческим голосом:

- Я же тебе говорила, что ты пожалеешь.

Я захлопнул дверь и побежал к себе в комнату, нацепил штаны, думал, что успею выбежать из квартиры, но нет - эта тварь уже приперлась ко мне в комнату и чуть было не набросилась на меня, но я не растерялся и выпрыгнул из окна - хорошо, что живу на 2 этаже. Когда спрыгнул, даже боли не почувствовал, побежал как ошпаренный куда глаза глядят. Бежал и страшно было обернуться, боялся, что эта тварь за мной бежит. Когда убежал очень далеко, опомнился и пошел к другу, постоянно оглядываясь. Он удивился очень, увидев меня посреди ночи в одних штанах и с глазами по пять копеек.

Потом я подавал заявление в полицию, было много мороки и разбирательств. Они говорили, что не могут найти виновного в смерти Олеси и разводили руками. Я просто забил на эту историю и переехал в другой район.

Иногда задумываюсь о том, что бы было, если бы я тогда её не бросил? Возможно, сожрала бы и меня? Чёрт её знает. На удивление, эта тварь больше меня не доставала и не приходила. Только изредка во снах зазывала к себе, в огромную кучу человеческих останков.

Если вам понравилась история, то больше подобного найдете у меня в канале: https://t.me/strahorr

– Ты… Нам? – казалось, мужчина на секунду позабыл как дышать.

– Чем больше ты меня тут держишь, тем меньше шанс, что вам. Открывай.

Тот что-то буркнул себе под нос, и закрыл окошко. Но я не прогадал – уже спустя несколько секунд по ту сторону двери послышался лязг, и она наконец приоткрылась.

Многодворье подчиняется своим инструкциям. И одна из них гласит, что если не можешь завоевать доверие жителей двора – просто купи его. За всю мою жизнь это правило не подводило меня ни разу.

Тем временем дверь распахнули полностью. Из проёма на меня смотрел почти что старик – редкие седые волосы, зачёсанные назад, всё тот же колючий взгляд, да лицо, испещренное морщинами. Странные у них люди на охране двора – если ведь кто и нападёт, он еле даст отпор.

Будто прочтя мои мысли, старик достал из-за спины деревянную дубину, и, не слишком приветливо помахав ею, всё же пригласил меня войти внутрь.

– Ну что телишься? Входи уже, раз пришёл. Наш двор всегда рад таким.

– Каким “таким”? – спросил я, усмехнувшись про себя и заранее зная ответ. Но, тем не менее, вошёл внутрь.

– С припасами. Сам понимаешь, все и так занятые, порой жрать нечего, а работа на месте не стоит! Оно вон как – и скотинку из той что осталась покорми, да в сквер выгуляй, а то только под сопровождением, оно же ж никогда не знаешь, что там! Да и потом посади, полей, собери, кого чему научи… – старик ударился в бубнёж, попутно закрывая дверь, но я уже почти не слушал. Я лишь охватывал взглядом очередной – такой похожий и непохожий на встречавшиеся мне ранее одновременно – сто сорок второй двор.

– А ещё у нас пару людей терялось, когда за припасами в дальние дворы выбирались, и…

– Главный где? – перебил я старика. – Веди.

Тот взглянул на меня, но, усмехнувшись, пошёл вперёд, кивком головы пригласив за ним.

***

– Роман? Ходящий, говоришь? Сколько уже посетил? – Прохор Витальевич, мужчина средних лет с бритой налысо головой, с энтузиазмом распечатывал одну из пачек сигарет, которую я достал из рюкзака. Мы сидели на кухне сорок пятой квартиры на четвёртом этаже – вероятнее всего, ему, как главе дворового поселения, были выделены и другие помещения на пролёте.

– Несколько десятков. За этот выход. Обычно потом оседаю в дворах в пределах сотни – там, где успел обрасти знакомствами.

– Ох ты ж! – улыбнулся он, и, пошарив в одном из сервантов, достал оттуда спички. Чиркнул, поджёг сигарету и с чувством выдохнул дым. – Ты уж прости, дней так пятьдесят не курил. Дефицит, сам понимаешь. И как оно, жизнь в пределах сотни? Есть что интересное?

– Всё как у вас, – я решил не оставаться в стороне, и, выудив из пачки сигарету, тоже подкурил её. Прохор тем временем открыл форточку – теперь дым сизой струйкой струился в сторону окна. – Где-то налажено хозяйство, где-то всё побросали. У кого-то свет пропал – вынуждены были переселяться, ибо мастера можно найти только в пределах десятки, а без света долго не протянешь.

– Ужас какой! – вздохнул Прохор. – Мы вот всем своим давно уже сказали – лишний раз ничего не трогать! А то будет ещё такая же катастрофа, а у меня тут, сам наверное видел, людей много. Пускай и не лучше всех расположены, но живём мы вполне хорошо, ты не думай! – начал он жестикулировать вдобавок к повышенному тону.

– Да вижу, – улыбнулся.

– А к нам-то какими судьбами? – докурил он, и аккуратно затушил бычок о блюдце, стоящее на столе, при этом хитро взглянув на меня. – Ты учти, нам поделиться особо-то нечем! Всё сами концы иногда сводим! Ну, то есть, на жизнь хватает, но не чтоб прям делиться направо-налево!

– Да расслабьтесь, – успокоил я его, и тоже затушил сигарету, не выкурив и половины. В целом, курить в мире, где от тебя требуется быстро бегать – глупость, так что для поддержания разговора хватит и пары затяжек. – Я тут проходом. Просто решил несколько дней отдохнуть, дальше двину в район сто восемьдесят девятого. Говорят, один из старых дворов, ещё могли остаться припасы.

– Ну раз проходом, то всегда милости просим! – улыбнулся мне Прохор, разглядывая едва тронутую мной сигарету. – А её я б докурил, расточительностью заниматься не стоит, дефицит же, сами понимаете.

– Да что-то не тянет. Сможете выделить спальное место?

– Конечно, друг мой, конечно! – воскликнул он более эмоционально, чем нужно, и пошёл к выходу из квартиры. Открыл дверь, и, судя по стуку в другую, вышел на пролёт. – Маша! Определи человека в свободную квартиру! Всё по высшему разряду – он нам провианта принёс!

Я лишь слегка улыбнулся и посмотрел в окно на надвигающийся закат. Двоесолнцие не встречалось мне уже с тридцаток дней. Неужели затихло? Да нет, быть такого не может. Ещё одно правило Многодворья – ты должен всегда быть готовым к приходу второго солнца. Абсолютно всегда – даже тогда, когда, казалось бы, его появление невозможно.

– Ступайте в сорок вторую, этажом ниже. Вам там постелят, – Прохор вошёл в комнату, оторвав меня от размышлений. – А так – всегда рады! Можете оставаться пока не надоест.

– Спасибо, – пожал ему руку, и, накидывая уже ощутимо полегчавший рюкзак на плечи, пошёл по направлению к выходу из квартиры. За спиной услышал чирканье спички – уверен, Прохор решил докурить мою сигарету.

***

В сорок второй было пусто, но убрано – видимо, хоть и жили в ней редко, но за порядком присматривали. Тем лучше. Я обошёл все комнаты в сгущающихся сумерках, осмотрел на предмет чего-то необычного. Но нет – простая квартира, как и в любой из пятиэтажек. Свет включать не стал – лишнее расточительство, как сказал Прохор, и вправду ни к чему. Да и не хотелось привлекать внимание тех, кто ещё работает и просто находится во дворе.

В целом, местные жители и так кидали мне в спину подозрительные взгляды, так что пользоваться их светом будет весьма неразумно.

Рюкзак засунул под кровать, предварительно выудив из него самодельный нож. Положил его под подушку – всё согласно инструкции выживания в этом мире. Нужно всегда быть настороже – ведь двоесолнцие это лишь малая часть из того, что может случиться с человеком на территории дворов. Особенно, если он сам по себе, и искать его никто не будет.

Раздеваться не стал – лёг на постель, даже не расстилая её, прямо в одежде. Если случится что-то внезапное, нужно быть готовым противостоять этому, и лишние секунды на то, чтобы одеться, могут стоить жизни.

Полежал с полчаса, прислушиваясь к ночным звукам за окном. Сон всё никак не шёл. Уже было подумал отвернуться к стене, как вдруг услышал с улицы скрип массивной подъездной двери – кто-то, судя по всему, вышел наружу. Скорее всего, один из ночных патрульных двора. А может…

Любопытство напрочь убило все остатки сна, и я, тихо встав с кровати, подошёл к окну. Аккуратно выглянул во двор, не показываясь в полный рост – рядом с одной из хозпостроек маячило пламя свечи. Несколько тёмных фигур шли посреди ночи, стараясь не шуметь, и, видимо, о чём-то говоря между собой. Наконец, одна за другой они вошли внутрь – последняя из них, со свечой, оглядела двор и окна на предмет посторонних глаз, и только после этого закрыла за собой дверь.

Я ещё несколько минут поглядел на ночной двор – но больше ничего не происходило. Вернувшись к кровати, лёг, и уже через некоторое время все-таки уснул, поглощённый своими мыслями.

***

Встал я уже когда солнце было в зените. Выглянул в окно, уже не скрываясь – кто-то во дворе доил корову, некоторые копались вокруг грядок. В углу двора стоял уже знакомый мне старик, разговаривая с каким-то мужчиной. Всё мирно и спокойно.

Позавтракав банкой консервированной рыбы, я вышел на улицу. Местные жители сновали тут и там, занимаясь своими делами. На меня посматривали лишь изредка – причём, с явной опаской. Судя по всему, чужаки в их двор заглядывали нечасто.

– О, проснулся? – откуда-то с улыбкой подошёл ко мне Прохор. – Ты если чего не стесняйся, можешь либо нашим подсобить в работе, либо своими делами заниматься, у нас тут люди дружные, пускай и переселенцы все в основном.

– Переселенцы? – переспросил я, пока он доставал из кармана пачку сигарет. Чувствую, надолго их ему не хватит.

– Угу. У насш тут в принципе много людей после двоесшолнция понабфежали в сшвоё время, сш разжных дворов. Кто-то сшемью потерял, кто-то сшо сшвоими разжругался на фоне сшмертей – вфремена тяжёлые, сшам зжнаешь, – продолжал он, держа сигарету в зубах и стараясь поджечь её то и дело гаснущими спичками. Наконец, получилось, и он продолжил. – Я и сам в одно из двоесолнций жену потерял. На калитке в тот день совсем юнец стоял, провели видать, вот и распахнул дверь, а в небо не глянул. Ну они и проникли. А жене моей послышалось будто мать её в дверь стучится, а сердце ж оно такое, кровью обливается, вот и открыла. Я в тот момент с мужиками был на квартире, мы сразу прочухали неладное, заперлись – а как всё кончилось и вернулся, пропала. Соседка говорит, заперлась как в окно второе солнце увидела, слышала лишь женский голос с лестницы, да как Настя кричала, мол мама, сейчас открою – а потом сгинула, и всё. Лицеуд побрал, небось. Но верю, конечно, в лучшее – может, запаниковала, выбежала куда, поди вернётся ещё, – выдохнул он.

Прохор, вздрогнув от нахлынувших на него воспоминаний, затянулся несколько раз подряд. Я лишь промолчал в ответ – не думаю, что нужно было что-то говорить в такой ситуации. Наконец, выдохнув очередной сгусток дыма, он продолжил.

– Вот с последним двоесолнцием несколько людей переселилось, мальчонка лет семи даже. Но ты не думай, все у нас добрые, просто сам знаешь, не своим порой доверять себе дороже.

– Мальчонка? Сам прибежал?

– Сами в шоке были! А глаза – во, что с кулак размером! И сам “ни бе, ни ме”, так и говорит едва-едва. Видимо, что-то страшное у них случилось. Ну наши женщины за ним присматривают, молодые всегда сгодятся.

– А вы всех так с неохотой впускаете? – вспомнил я вчерашнюю недружелюбность старика, следящего за входом во двор.

– Ты про Савелия что ли? Да ну, просто к нам без двоесолнция мало кто приходит, вон он и напрягся. Сам знаешь, нужно всегда быть начеку, – хохотнул он. – А вообще, у нас ещё…

Пока Прохор продолжал рассуждать о жизни их сто сорок второго, я размышлял над тем, как семилетний пацан мог сам спастись от лицеудов и прибежать в этот двор. Может, накрыло соседний? Хотя в бойне его могли и не заметить. Да и когда захочется жить, не такое сделаешь.

– Я, пожалуй, просто похожу, – перебил я его воодушевлённую речь.

– А? Да, Роман, конечно. Я, если что, у себя буду, либо с нашими на огородах, – кивнул мне в ответ Прохор, и продолжил курить, посматривая на дворовую рутину.

Прогулка по двору не принесла ничего интересного – все в основном были заняты своими делами, да и говорить со мной никто желанием не горел. Пройдясь по нему некоторое время, я уселся на лавочку у одного из подъездов. Странно, что её до сих пор не растащили на материалы – в обустройстве дворов обычно годилось всё.

Внезапно ближайшая ко мне подъездная дверь приоткрылась – и из-за проёма показалась голова с коричневой копной волос. Её обладатель явно не хотел выходить, наблюдая за мной с безопасного расстояния. Судя по виду, это был мальчик – совсем молодой.

Неужели тот?

– А я вас в окно увидел, – тихо произнёс он из-за двери. – Вы не отсюда.

Я поначалу даже растерялся, но, на секунду замешкавшись, решил ответить.

– Да, я издалека пришёл. А ты?

– Я тоже не отсюда, – выглянул он из-за двери уже почти целиком. – Мы с папой сюда прибежали, когда мама таять начала и на бабушку напала. Папа сказал, тут безопасно.

Второе ж солнце б побрало! Видимо, это реально тот пацан, о котором говорил Прохор. Таять в этом лабиринте из дворов может только лицо у лицеудов – в тот момент, когда они скидывают личину близких людей и нападают на жертв.

– А ты разве не один прибежал? – спросил я, но мальчик лишь помотал головой.

– Нет, с папой был. Потом папа ушёл куда-то. Дядя Прохор говорит, он за припасами ушёл, что папа у меня самый сильный, – слегка улыбнулся он. – Вот теперь жду, пока папа вернётся, а пока со мной тётя Наташа живёт.

– Тебя как зовут?

– Серёжа. А вас?

– Рома, – я встал с лавочки, и, подойдя к двери, протянул ему руку. Он, немного подумав, протянул свою и мы обменялись рукопожатием. – Слушай, Серёжа, а ты случайно не…

– Серёжа! Ну куда ж ты сбегаешь раньше времени! – дверь распахнулась. С лестницы на улицу спускалась тучная женщина. Даже не остановившись, она схватила Серёжу за руку и потащила вглубь двора. – Сколько тебе говорить, не ходи без меня никуда! И с кем попало не общайся! – окинула она меня пренебрежительным взглядом и потянула мальчика за собой. Тот обернулся в мою сторону, будто желая что-то сказать, но его одёрнули – и он послушно поплёлся следом.

Странные мысли всё чаще начали закрадываться в голову. Да и разговор с Серёжей посеял внутри какие-то сомнения. Но сейчас меня лишь волновал один вопрос.

Что же я видел прошлой ночью?

***

На вылазку решился исключительно с наступлением темноты – как только луна взошла высоко над крышами панельных домов, аккуратно вышел из квартиры, стараясь не издавать лишнего шума. Взял с собой нож – следовать правилам нужно в любой ситуации.

Как можно тише я вышел из подъезда. Короткими перебежками, стараясь прятаться в особенно затемнённых местах, выбрался к центру двора и украдкой направился к хозпостройке.

За дощатыми стенами не было видно решительно ничего – как назло, ночь была облачной, и луна совсем не светила. Свечек я, понятное дело, с собой не брал – не хотелось привлекать к себе лишнего внимания. Подёргав за дверь имитированного деревянного короба – та ожидаемо не поддалась – я решился на крайность.

– Эй! Есть кто? – шепнул я в дверной проём. Тех фигур со свечками там быть не должно – до вылазки я высматривал их в окно. Но кто-то другой вполне мог мне ответить.

Постройка ответила тишиной. Я уже было подумал, что занимаюсь полным идиотизмом, как вдруг услышал какие-то шорохи по ту сторону. А за ними – мычания. Тихие, слабые, будто бы постройка предназначалась для издыхающей коровы, которая еле-еле может издать голос.

– Ты там? Слышишь меня? – уже чуть громче спросил я. Кто-то по ту сторону продолжал лишь мычать, но больше ничего слышно не было.

Гадство. Выбивать дверь было бы слишком громко – да и там вполне может оказаться реально умирающая скотина. Попробовать всковырнуть ножом замок? Сомневаюсь, что что-то получится – лезвие чересчур широкое.

Так и не придумав, как открыть чёртову дверь, я попытался взглянуть сквозь щель между досками вновь – но ничего помимо кромешной тьмы внутри так и не увидел. Мычания тем временем стихли. Ещё немного потоптавшись на месте, я решил вернуться в квартиру – может, попробую проникнуть сюда завтра под предлогом помощи местным.

Обратно до подъезда шёл всё так же тихо и украдкой. Уже перед дверью показалось, будто над моим этажом шевельнулась занавеска в одном из окон.

Нехорошо.

Вернувшись в квартиру, сначала обошёл её в поисках посторонних, но никого не нашёл. Наконец, лёг на кровать. Попытался уснуть, проворочавшись в постели вплоть до рассвета, но вылазка не давала покоя. Те звуки из постройки – уж слишком они были не похожи на животные. Будто…

Из полудрёмы меня вывел скрип входной двери. Всё тело моментально напряглось, сжалось, а затем выпрямилось в едином порыве. Я аккуратно встал с кровати и подошёл ко входу в комнату, встав справа от двери. В коридоре послышались тихие шаги. Я не ошибся: кто-то действительно пришёл за мной.

За окном уже ощутимо рассветало, а потому темнота не должна была стать помехой. Наконец, скрываясь и действуя как можно тише, в комнату один за другим вошли трое человек. Я же оказался закрыт входной дверью, и потому меня заметили не сразу.

– Сбежал, сволочь, – выругался один из них. В его голосе я узнал Прохора. – Макс, поищи по этажу! Ваня, пошли, обследуешь со мной квартиру – может где заныкался.

Один из них послушно выбежал из комнаты, так и не заметив меня, и, судя по шагам, выбежал в подъезд. Стоять тут до конца? Глупость, найдут ведь. Нужно сыграть на неожиданности.

Я явил себя, резко выйдя из-за убежища.

– Меня ищешь?

Прохор явно был удивлён моему появлению – а потому покрепче перехватил дубинку, и, не задумываясь, кинулся на меня вперёд. Я увернулся от его удара, но тут же пропустил удар кулаком под дых от его напарника. Дыхание спёрло, лёгкие будто обожгло. Краем глаза я заметил, как Прохор подходит ко мне, чтобы нанести удар дубинкой.

К чёрту.

Резко выкинул из внутреннего кармана руку с самопалом – и наугад выстрелил в его сторону. Грохнуло. Уши заложило, на несколько секунд я потерялся в пространстве. Запахло гарью.

Наконец, проморгавшись, взглянул в сторону нападавших. Напарник Прохора – ещё совсем молодой парень – с ужасом смотрел в мою сторону. Наверное, никогда не видел выстрелов – я бы на его месте тоже испугался. Сам Прохор лежал на полу, воя от боли и держась за ногу – судя по кровавому месиву, выстрел пришёлся в район колена.

– Вон отсюда! Слышишь меня? Вон! – заорал я в сторону парня. Тот, недолго думая, побежал прочь из комнаты. Я закрыл за ним дверь и обернулся к главе дворового поселения.

– С-сволочь… К-кто ты? – лоб его покрылся испариной, и он с трудом выговаривал слова.

– Специальный отдел по противоборству культу второго солнца, двор номер семь, – отчеканил ему я, и, подойдя ближе, задрал его рубаху по плечо. На нём, как и ожидалось, были вышрамированы два солнца. Чёртовы культисты. – Говори, что в постройке во дворе?

– Т-там… Пошёл к чёрту! Я тебе не… А-а-а-а, с-с-сволочь! Остановись! – я надавил рукой на рану Прохора. Всё по инструкциям – так он точно захочет говорить.

– Ещё раз. Что в постройке?

– Отец там, этого… Мелкого… Все так или иначе отдадим душу иудам местным! Да будут дворы жить благодатнее, коли жертва будет принесена без молвы да без перстов! – начал он спешно проговаривать свой сектантский бред, будто бы в горячке, и только в этот момент до меня дошло, кто лежал в постройке.

– Вы что, ему язык отрезали, твари? – надавил на рану ещё сильнее, Прохор в ответ захрипел. – И кисти тоже, небось? А, мразоты?

– Р-ритуал… Всё согласно поклонению лицеудам… Т-ты не понимаешь… – хрипел он. – К-как ты узнал, что м-мы тебя…

– Должностные инструкции, – отрезал я, и только тогда понял, что что-то не так.

Шум в ушах от выстрела не проходил. Более того, он перерастал в тихий гул. Я медленно подошёл к окну и взглянул на рассветное солнце.

Справа от него, вздымаясь над крышами, вставало ещё одно. Начиналось двоесолнцие.

– Аха. Ахахахахахахаха, – услышал я тихий смех позади себя. – На всё воля лицеудья. Вот видишь, как сложилось. И всё как нужно – и жертва есть, и Савелий всех впустит, пускай и все с ангелами встретимся. Много, много уже люда набрали, все два солнца увидим, все к ангелам прикоснёмся. Гонцы божьи от нас уже во все дворы пошли, говорить об ангелах. Всех не найдёшь, всех не поймаешь, религия наша больше чем тебе понять дано. А мы… А мы все там будем, – тихо продолжал Прохор.

– Иди к чёрту, – только и успел ответить я, как услышал первые крики с улицы. Следом хлопнула дверь подъезда и на лестничной площадке послышались чьи-то грузные шаги.

Пора было сматываться. Я ловко подхватил рюкзак с пола и перебежал в комнату напротив спальни, притаившись за стеной. И вовремя – только я успел замереть, как шаги раздались уже в квартире. Кто-то прошёл в комнату к Прохору, и только тогда я услышал тонкий женский голос.

– Прохор, милый, вставай. Я вернулась.

– Н-настя?

Я выглянул из своей комнаты – ещё молодая женщина наклонилась над главой двора, будто не замечая раздробленного колена.

– Вста-ва-аа-й, Пп-роо-хх-ооо-р, – начала говорить она уже менее чётко, и тут же будто стала таять на глазах. Лицеуд готов был разорвать свою жертву. Ему уже не нужно было маскироваться.

– Н-настенька, – только и услышал я, прежде чем выбежать из квартиры.

Позади раздался истошный крик.

***

Во дворе происходила настоящая бойня – немногочисленные люди отбивались от чёрных долговязых существ без лиц подручными средствами, а те окружали их и разрывали на части. Повсюду слышались крики и хлюпающие, чавкающие звуки – благо, на меня, быстро проскочившего к другому подъезду, никто не обратил внимания.

– Серёжа! Серёжа! – кричал я на лестничной площадке, уже всячески наплевав на инструкции по безопасности. На втором этаже послышался скрип открываемой двери, а после топот маленьких ножек – и мальчик показался на пролёте второго этажа.

– Дядь Ром! Там тёть Наташу это… – он заплакал.

– Знаю, Серёж. Пошли, нужно уходить, – подскочив к нему и схватив его за руку, я побежал с ним вниз, к выходу из подъезда.

На улице лицеуды уже добивали оставшихся выживших – а потому нужно было сваливать как можно скорее. Я, выругавшись, скинул рюкзак на землю и взял Серёжу на руки.

– Ничего не бойся, понял? Мы с тобой сейчас из двора через калитку в сквер, а там в других дворах нам помогут. Понятно?

– Угу, – кивнул он в ответ.

Пока лицеуды только начали ковылять к нам своей неестественной походкой, я уже добежал до забора. Дверь была открыта – получилось проскочить. Дыхание сбивалось, но я был готов убегать от опасности – ведь лучше всего переживать двоесолнцие, попросту сбежав от него.

Уже в сквере, немного оторвавшись от преследования, я опустил Серёжу на землю, и, взяв за руку, повёл рядом с собой. Нужно было поспешить и добраться до защищённого двора, пока нас не настигли.

Сегодня судьба была на моей стороне. Даже пренебрегая некоторыми инструкциями, я смог…

– Дя-яя-ядь Рр-ооо-мм, – раздался протяжный неестественный голос сбоку. Я лишь успел повернуться, как чёрное безликое существо с одним лишь ртом набросилось на меня, начав рвать меня в клочья.

Инструкции были нарушены.

В Многодворье действительно нельзя доверять никому.

Автор: Алексей Гибер

Вся бригада словно оцепенела, все разом отложили ложки и уставились на незнакомку. Та постояла немного в тени сосен и подошла прямо к столу. Кто-то из ребят молча подвинулся и предложил незнакомке присесть, другие гостеприимно налили полную миску борща и поставили к освободившемуся месту. Но незнакомка даже не посмотрела на предложенное угощение, она громко вскрикнула и направилась к одному из тракторов. Тут оцепенение, видимо, прошло, так как бригадир, беспокоясь за сохранность казенного имущества, сказал ей: «Куда это ты, милая моя, лыжи-то навострила? Смотри мне, не озоруй, а то знаем мы ваших. Ходят, мол, дай дядя за рулем посидеть, а сами по карманам в спецовке шарют».

Далее буду описывать события словами деда Андрея.

Мы тогда еще посмотрели на старшого, мол, ну что с тебя, убудет что ли, пусть ходит, не унесет же она этот трактор в подоле. Но Иван Савельич разошелся: «Уходи, — говорит, — отсюда! Ты с какой деревни? Вот на тебя напишу жалобу, что мешаешь людям работать!» А она даже не глянула на него, подошла к трактору и давай нюхать его. Ну, вот прямо картина, стоит деваха, нос свой к двигателю прислонила и нюхает. Ну мы прямо заржали тогда все разом, словно отпустило нас что-то. Кто-то закричал ей: «Глупая, ты ж солярки-то щас нанюхаешься, потом блевать будешь. Уйди, дура безмозглая!» Ну, в общем, давай ее по-всякому, и про еду забыли, и про все на свете.

А девка-то постояла так, словно и не слышала она нас, потом подняла голову и в поле сиганула бежать, да так быстро, что даже ног не видно было. Мы все повскакивали с лавок и бегом к трактору, а ее и след простыл, даже травы примятой не видно. Только Арсеня наш, с Ивановской который, разглядел у пруда уже ее. Как и не бежала будто, стоит себе и на нас зыркает. Ну мы поорали ей да за ужин обратно сели. Как сели, так и ахнули: борщ весь скис, аж зеленой плесенью покрылся. Хлеб в черных пятнах, аж брать страшно. Кто-то в голос на повариху давай орать, той аж дурно стало, унесли несчастную в бытовку. Стоим вот всей ватагой вокруг стола и чешем репы, что за чертовщина такая. Тут кто-то из наших и спрашивает: «А Иван Савельич-то где?» Оглянулись — и правда, нету бригадира.

Давай звать его, сбегали к поварихе до бытовки, нету там его. Вот только недавно с нами был, орал на эту дуреху и словно сквозь землю провалился. Трое парней кинулись по ближайшим кустам, может, живот прихватило от борща у старшего, но и там тоже нету. Орали, орали, все без толку. Ну прикинули уж, что сам найдется, не маленький чай. Борщ, само собой, на землю вылили, хлеб в костер поскидывали. А жрать-то охота, весь день, считай, на работе. Из продуктов только картошка осталась. У поварихи натурально отшибло весь разум, только лежит да охает. Залили в нее 100 грамм водки и оставили отлеживаться.

Ну, посовещались мужики, да и решили до деревни съездить за харчами, километров 12 в одну сторону, на тракторе часа за полтора-два управиться можно, да заодно фельдшера для поварихи привезти. Вроде решить-то решили, но чего с бригадиром-то делать — непонятно, пропал ведь человек. Ну, тут я, вроде как самый старший после Савельича, и решаю: в общем, езжай, Арсеня, на моем тракторе, а мы тут останемся да бригадира дожидаться будем. Отцепили плуга, завели трактор, сел, значит, Арсеня в кабину и тут же выскочил оттуда весь белый. Ноги говорит. Ноги из-под трактора торчат, с другой стороны. Там как раз тень от деревьев, только с кабины и разглядишь.

Подбегаем: точно, лежит кто-то под трактором. Кинулись ближе — бригадир наш там. Мы его за ноги давай дергать, мол, Савельич, вылазь оттуда, потом взяли втроем да вытащили его волоком. Бледный весь, лицо все маслом машинным закапано, но вроде живой, дышит. Мы водой его давай плескать, по щекам бьем, не приходит в себя. В бытовку к поварихе отнесли, а Арсеня тут же по газам в деревню за фельдшером и участковым.

Про бабу эту чудную и забыли уже все, потом спрашивал своих — никто не помнит, стояла она так же в поле иль нет. Прошло наверно с полчаса, выходит из бытовки бригадир, очухался, значит. Лицо все отекшее, словно с попойки. Мы, значит, сидим все за столом, смотрим на него, молча курим. Савельич подходит к нам и говорит: «Уезжать надо отседа, мужики. Место тут плохое, беда будет». Мы ему: «Иван Савельич, шли бы вы обратно, отлежались бы в тенечке, щас вот Арсеня фельдшерицу привезет, посмотрит вас». Про милиционера как-то промолчали все, мало ли чего. Так он хвать сразу первого попавшегося за грудки, Сенька это был, Валерки твоего другана дед, да закричит ему в лицо: «А ну, мать твою растак! Собирай железяки, да бегом отседа, в колхоз. Все!» У меня аж душа в пятки ушла, никогда таким не видел старшого.

Ну, мы поглядели друг на друга, папироски потушили, да давай вещи собирать. Кто-то полез навес разбирать, так Савельич закричал: «Брось его! Давайте соляру забирайте всю и технику».

Я к нему подхожу и спрашиваю так негромко, мол, чего случилось-то? Он посмотрел на меня и снова: «Беда будет, уходить надо».

Какая беда, где, когда — ничего от него не добился, молчит да по сторонам зыркает. Потом и вовсе побежал к полю, как раз к тому месту, откуда эта баба убежала. Постоял, значит, поглядел вдаль, в сторону пруда, потом к нам вернулся. Мы уже к тому времени были готовы выдвигаться. И тут-то все увидели тучу! Шла она сперва медленно со стороны леса. А потом ветер налетел такой хлесткий, ну точно быть урагану. Подумали — уж не про эту ли беду говорит наш бригадир? Ну да, радости мало, навес сорвет, да одежду забытую пораскидает по всем гектарам, но ведь не в первой же это. Тех, кто в страду работал не первый год, этим не испугаешь.

А тут еще трактор, который баба та нюхала, не заводится. Уж все завелись, на дорогу потихоньку выползать начали, а он ни в какую. Дергают, дергают его, значит, он только чихает и все. Уж не помню, чья была машина-то. Савельич, значит, подбежал и кричит снова: «Бросай его, ехать надо!» Схватил того мужика за шиворот и потащил к дороге. Ну, уж никто и тут спорить не стал, да и надоел этот балаган всем, домой так домой! А трактор потом заберут, никуда не денется.

Ветер уже сильный был, уж подлесок к земле начинал пригибаться, и туча эта все ближе и ближе — вот-вот хлынет. Это мы уже порядком отъехали, километра три-четыре, как вдруг запахло дымом. Вот так резко и сильно, а потом смотрим — глазам не верим, снег повалил. Я назад-то оглянулся, а там все красно! Тайга горит за нами, а то не снег, а пепел валит! Ой, что тут началось, все по газам дали, справа-то поле целинное сушняка, а слева-то лес стоит, вот как догонит нас пожар, тут и останемся. Смотрю, повариха в прицепленной бытовке крестится и на поле показывает, а там тоже огонь скачет — отрезает, значит, нам дорогу.

Ну, выехали, значит, мы уже к реке, там огню не достать уж нас. Трактора поближе к воде подогнали, моторы не глушим, а сами из кабин повыскакивали, смотрим на это зарево и бригадира давай выпытывать — откуда узнал про пожар? Ведь ни дыминки не было.

Ну, он уже успокоился, беда миновала, стало быть, и рассказать можно.

«Погубить, — говорит, — она нас хотела ведь, девка-то эта. Уж и не знаю, кто это такая, ведьма иль дух какой злой, но не получилось у нее ничего».

Мы все рты пооткрывали, слушаем его, значит, дальше.

«Пошел я к ней, значит, разобраться, кто она такая, и чего ей надо. Убежала-то она от нас далеко и прытко, даже и не видел никто, как так вышло. Пошел я через поле, она все машет и машет мне рукой, зовет, видимо. Я ей кричу, мол, иди сама сюда, не злимся мы на тебя. Она не обращает внимания и все тут, машет и машет, потом давай в меня пальцем тыкать и чего-то прикрикивать, видимо, что б торопился, шел к ней. Прибавил я шагу, сам иду и чувствую, на сердце тяжело становится, будто кто-то изнутри меня начинает потихоньку сдавливать. Тут мне и страшно стало, и уж решил плюнуть на нее да назад повернуть, но не могу, словно тащит она меня к себе. Ни головы повернуть назад, ни рукой помахать уже не могу. Только ноги сами передвигаются. А баба эта, смотрю, заулыбалась так страшно, рукой своей все сильнее замахала и клокочет что-то про себя. Лицо жуткое, словно из бумаги мятой большой комок вместо головы. Рот огромный и круглый стал, вроде как у рыбы какой, глаза серые, мутные, словно из слюды — вот так уж близко к ней подошел я. От страха давай вспоминать молитвы да заговоры, да ни помню ни одной, хоть и крещеный. В голове только «Господи, спаси, убереги от нечистого», да матушку свою покойницу вспомнил, она у меня набожная была, начал в памяти перебирать, как мы в церковь ходили, какие слова там говорили. Уж как давай я все эти слова церковные про себя повторять, потом уж и молитву «Отче наш» вспоминать начал, забубнил ее шепотом. Чувствую, как тяжесть уходить-то начала, ноги подкосились, упал я аккурат на колени и давай тут же креститься. Уж как я только не крестился, и слева-направо, и наоборот, и руками обеими по очереди. И помогли молитвы со знаменьем — завыло чудище и в пруд кинулась, там и пропала, даже рябь по воде не пошла. А я все стою на коленях, в себя, значит, прихожу, и тут слышу, гудит сзади, как будто огонь в печи, и дымом пахнет. Встал я на ноги, обернулся назад, а там горит наш балаган вместе с техникой, поле горит, тайга полыхает! И меня тут же огнем накрыло. Ничего не помню потом. Как уж под трактором очутился, ума не приложу. Как в себя пришел и понял, что живой, то долго думать не стал, не зря мне видение это явилось. Стало быть, не зря!»

Уж мы тут и креститься, и молиться давай, бригадира хлопаем по плечам, спаситель наш. Не знаю, сколько времени мы там на берегу стояли, уже и с других полей подъехали бригады, увидев зарево-то наше. И Арсеня с подмогой из колхоза прикатил. А пожар долго еще бушевал, весь лес выгорел, поля и наш балаган начисто сгорели, только груда железа от брошенного трактора осталась, до сих пор тама стоит, никто даже на металлом не утащил — боятся.

Уже позже знающие люди предположили, что баба эта была дух злой, вроде как полуденница называется. Раньше предкам нашим всячески вредила эта нечисть, поэтому и пахали, и сеяли по древним правилам, в самый зной не трогали поля — знали, что это самое время для духов полуденных. Уживались раньше предки наши с духами и жителями лесными, а с приходом новой власти подзабыли небось, вот и пыталось «это» нас прогнать иль сгубить. Видать, уж сильно мы ей докучали.

Но самое страшное, что не спасли молитва да крест Ивана Савельича от злой полуденницы. Поле это, хоть и сгорело начисто, и засеивать его не стали, но на следующий год колхоз его все-таки прибрал к хозяйству. Я уже в этот год работал помощником главного механика на базе МТС, а Иван Савельич все так же бригадирствовал. Так вот, мужики говорят, проснулись утром, а его нету, пол дня искали — нашли в пруду том, утонул, бедолага. Будто ночью полез купаться и утоп, а пруд-то — куры ноги полощут в нем. Дозвалась, видать, полуденница!

Если вам понравилась история, то больше подобного найдете у меня в канале: https://t.me/strahorr

Обычно пьянчужки не любят далеко взбираться — останавливаются возле первого же окна. Этих первое окно чем-то не устроило, и они потащились выше. Когда идущий впереди споткнулся обо что-то и грохнулся на бетон,  второй принялся шарить по полу, спеша на выручку собутыльнику. С сим и было обнаружено мертвое тело. Распласталось оно на третьем этаже, возле одной из боковых квартир. Друзья не придумали ничего лучшего, как позвонить в эту самую дверь, взывая о помощи (оба жутко перепугались: еще не выпили толком, темнота, а тут еще жмурик какой-то). Дядя Ваня, для приличия схватив топор, отворил дверь. Он был очень зол, что кто-то по ночам шляется по подъезду и трезвонит в квартиры, но, увидев на пороге мертвую внучку с перерезанным от уха до уха горлом, выронил топор. Тот лезвием вонзился в его плюсну, но дядя Ваня даже не почувствовал боли. Он уже не слышал ничего: ни адских воплей алкоголиков, ни визга жены в глубине квартиры, ни сирены милиции, ни вопросов. Он умер на второй день после похорон внучки — заражение крови. Жена его слегла в больницу — общий паралич.

Теперь вопросов было больше, ответов тоже. Однако и тогда я не понял главного, вернее, отказывался видеть очевидное. Я просто не мог, поверьте, мне было достаточно одного Витьки-Митьки, чтобы еще ломать голову над какими-то гипотезами. Так или иначе, третье убийство привело меня к этому выводу. Когда внука тети Веры со второго этажа отодрали от лестничной клетки, я присутствовал при этом. Тетя Вера уже ничего не могла видеть — впала в кому. Семнадцатилетний внук ее к моменту обнаружения весил, наверное, с приличный грузовик. Я слышал слова милиционера и эксперта. Они говорили о времени. По словам эксперта, внук тети Веры должен был год пролежать в айсберге, чтобы дойти до такого состояния. Но живым и невредимым его видели еще за день до убийства. И тогда-то я понял: подъезд. Никакой это не маньяк, никакой не убийца — это вытворяет подъезд.

Я даже попытался пронести эту идею в массы, однако получил словесный пинок, после чего мне оставалось бесславно вернуться домой и запереться на два замка.

Они установили охрану, добросовестно несущую службу каждую ночь. В конце концов, их присутствие смогло меня переубедить в моих домыслах: раз милиция здесь, стало быть, это и впрямь маньяк. Помешанный на нашем подъезде — тоже чем не драма? Невзлюбил нас червь Господень, а может, это проделки коммерсантов — новый способ выселения неугодных жильцов. По крайней мере, ни тетя Катя, ни дядя Ваня с женой, ни тетя Вера уже не смогут вернуться в свои квартиры. Для них путь заказан, оставшимся в живых все равно одна дорога — на тот свет, раньше или позже.

Я, наверное, был единственным, кто осмеливался возвращаться домой после семи вечера. Мягко сказано — зачастую я еле приплетался далеко за полночь. Но это имело свою полезную сторону — я не мог спокойно пройти мимо поста милиции, обязательно приставал к ним с вопросами. Почему я это делал? Нет, не приставал, а возвращался? Не знаю. Может, я все же больше верил в реальность подъездной силы, чем в маньяка, а потому в глубине души понимал: никто не уйдет живым. И никакой усиленный наряд спецов не убережет нас от нашей участи.

Я стал больше пить, возвращался под хмельком и неизменно наседал на доблестных правозащитников. Поначалу они меня посылали, потом привыкли. И так получилось, что я единственный был в курсе  всех подробностей этого таинственного и жуткого дела.

— Они не желают видеть своих внуков,— рассказывал мне Дмитрий, один из охранников.—  Они прячутся от всех, даже от собственных детей. Попробуй сейчас торкнись в чью-нибудь дверь. Бесполезно, не откроют. И вот еще что. Следак регулярно продолжает их опрашивать, вдруг чей-то маразм подвел. Он лично видел: каждый заготовил возле двери здоровенный ножище. КАЖДЫЙ! Пистолет им никто не даст, а залупаться в таком возрасте нет смысла, да и некогда. И нож — самое подходящее оружие для защиты. Хоть объясняй им, что под угрозой не они сами, а их внуки, — впустую!

Я сидел рядом с ними на корточках и курил. Однажды я предложил им бутылку, но они отказались. В другой раз, объяснил мне Дмитрий, пришлась бы кстати рюмочка-другая, но не теперь. Дело слишком серьезно, чтобы рисковать без причины.

Он и сейчас повторил:

— Запутанное дельце.

— Да не пори чушь!— отозвался Кирилл, второй охранник.— Обычный отморозок, разве что не просто убивает, а еще притаскивает тела к старикам. Я только и мечтаю, чтобы он заявился сюда в мое дежурство.

Я не стал упоминать о подозрительной тишине во время экзекуции Витька-Митька, о годовом обморожении внука тети Веры, замеченного за день до этого живым и здравствующим. Вместо этого я спросил:

— Надеетесь застукать его?

— Нет, конечно.— Кирилл усмехнулся.— Надо быть дебилом. Нас же видно, свет горит.— Он вдруг понизил голос.— Да и вообще. Мне, честно говоря, не нравится эта история с маньяком.

Ага, вот это уже лучше. Это уже соответствовало моим размышлениям, и я заинтересованно спросил:

— А что такое?

— Да все тут какие-то чумные. На допросах юлят, изворачиваются, словно все кровью повязаны. Идиоты! Их внуков «мочат», а они ни гу-гу.

Я равнодушно заметил:

— Насчет этого я — пас. Сам живу здесь недавно. Ни с кем почти не знаком, только здороваюсь.

Мы курили, еще разговаривали, а потом я поднимался на пятый этаж и отправлялся спать. Я не боялся идти по подъезду — не из-за этих архаровцев. Возможно, я впал в фатальную спячку. И что-то же заставляло меня возвращаться поздно ночью, как будто я все еще пытался бороться с тем воспоминанием из детства, когда из подъездной темноты вдруг вынырнул паук и бросился на меня. Бросился, быстро перебирая человеческими лапами, ухмыляясь человеческой ухмылкой, высовывая длинные зубы, чтобы впиться мне в горло. Я уже не верю в тень человека. Я уже перестаю верить во что бы то ни было.

Продолжение следует...

Шапкин выпал из реальности. Он вспомнил свою ежедневную рутину, помогающую спасти гаражников от безумия. Там действительно постоянно падали полки и взрывались банки, автомобили срывались с ручника, двери захлопывались. Потолки разом принимались протекать, кирпичи не держались на месте. Администратора похоронного бюро таки выгнала из дома жена, и он начал спиваться на пару с Анатолием. С Анатолием! Да у него весь алкоголь в один конец вливался, из другого выливался, причем сразу. Они даже о чем-то разговаривали. Федя пытался найти контакт с управляющим (его звали Валентин), но тот прогонял его прочь. Емельян пригрозил, что если управляющий с горя повесится, то заниматься бухгалтерией похоронного бюро будет сам Федя. А он жуть как не любил бумажную волокиту. Приходилось иногда консультироваться у Дона, хотя тот и не всегда давал правильные советы, но других липовых психотерапевтов поблизости не было.

– И что она сказала? – спросил Дон, вырывая Шапкина из тревожных мыслей.

– Она сказала, что я лишен фантазии, раз принес розовые цветы человеку, который носит розовое. Якобы, я должен выходить за рамки очевидного.

– И что ты сделал?

– Во второй раз принес ей красные розы.

– Она назвала это банальным?

– Как ты узнал?

– У меня тоже были свидания с прогрессивными женщинами.

– Да, она сказала, что банальное еще хуже, чем очевидное.

– Каковы были твои дальнейшие действия?

– Я взял справочник по флористике, посмотрел, что означает каждый цветок и собственноручно собрал букет, который символизирует глубокую увлеченность.

– И?

– Сказала, что ей не нравится.

Дон кивнул. Они погрузились в дружеское молчание, которое облегчило Федину печаль. Он, конечно, все еще мучился с цветами, но в остальном они с Белой Чародейкой неплохо проводили время. Лия даже показала ему дыбу в своем подвале. Феде показалось, что это очень личное и они на один шаг стали ближе друг к другу.

– Ты не рассказал ей о Мастере? – спросил Дон.

Оживший скелет хоть и не был в услужении Мастера, но его благосостояние напрямую зависело от их полуживой компании. Так что Дон был в курсе всех событий.

– Нет, конечно. Емельян начертал мне на спине какой-то колдовской знак, из-за которого я не могу говорить о том, что прихлопнул господина кому-то, кто этого не знает. Иначе у меня на языке начнут расти волосы и будут расти, пока я не задохнусь.

– Должно быть, очень неприятное чувство.

– Лучше не проверять.

Они снова помолчали.

Вскоре Шапкин отправился по делам. Он собирался сегодня проветрить зомби-бабку из холодильника, ей надоедало лежать на одном месте. И нужно было почитать тетрадь Емельяна, по которой старик когда-то учился колдовать. Да, это было давно, и заклинания изменились, но Федя хотя бы начал понимать суть магии. Колдунами не рождались, но сила заклинания напрямую зависела от врожденных способностей. Федя надеялся, что он просто потренируется и сможет достичь определенных успехов, но Тата обрушила все его мечты.

– Извини, но мы бы знали, если бы ты был одаренным, – сказала она.

– Может, мои силы еще не пробудились.

– И почему же они спят?

– Потому что я не пережил еще достаточно травматичный опыт и не схлестнулся с силами зла в схватке один на один.

Федя знал, как это работает. Он кучу литературы перечитал о становлении гадких утят. Сперва их должны все пинать, обзывать обидными словами и не верить в их способности. А потом они получают опыт и силу, основанную на страдании. В конце концов, в финальной схватке им приходится прыгнуть выше головы и победить врага, сбросив того в глубокую пропасть. Наверно поэтому половина господ пребывает в непроглядной бездне. Все их схватки происходят на краю какой-то пропасти, не иначе. Сбросил врага, получил плюшку, пошел домой.

– Как выбраться из бездны? – спросил Федя.

– В твоем случае никак, – ответила Тата.

– Знаешь, а ведь ты одно из препятствий на моем пути становления. Не веришь в меня, называешь тупым, обесцениваешь мои силы.

Тата свела большой и указательный палец вместе, а затем отвесила Шапкину звонкий щелбан прямо в лоб. У того зазвенело в ушах.

– Да, ты упоминал, что герой часто получает по шее. Ну что, сил в тебе прибавилось? – участливо спросила колдунья.

– Нет. Но я чуть не оглох!

– Это наверно магия в тебе забурлила.

– Хозяин! Хозяин! – залаял Грессил.

Он бежал по скользкому полу, не успел затормозить и с силой въехал в кухонный шкаф, но на его энтузиазм это не повлияло. С каждым днем Грессил все больше напоминал собаку, а его ехидство оставалось в прошлом. Федя также замечал, что Тата нашла общий язык с Елизаветой Ивановной, и они постоянно перетирали кости знакомым, строя невероятные теории об их личной жизни. Бывшая соседка научилась отдаляться от квартиры на более дальнее расстояние, так что сплетен от ее наблюдений только прибавлялось. Она даже перестала орать о возвращении в человеческий облик. Шапкин впервые видел человека, чье любопытство победило смерть.

– Грязные лапы! – сурово прикрикнула Тата.

Грессил тут же вскочил на задние лапы и смешно заколыхал передними в воздухе. Он мог передвигаться и на двух.

– Хозяин, вам только что пришло приглашение на Лотерею Уиджа!

Тата охнула, Федя напряг память и не вспомнил ничего похожего из старых записей. С помощью доски Уиджа можно было разговаривать с умершими людьми, но при чем тут лотерея?

– Где приглашение? – спросил Шапкин.

– Я так радовался, что не выдержал и съел его.

– Ну и как я туда теперь попаду?

– О, ничего сложного! Приглашение магическое, так что достаточно просто приложить меня животом к терминалу, – небрежно заметил Грессил, облизнув нос.

– Ах ты мой хитрец! Теперь без тебя не обойдешься.

Федя расхохотался и стал тискать Грессила под его заливистый лай. Тата задумалась.

– Принесли от Белой Чародейки? – спросила она.

– Да, приглашение пришло вместе с розовой открыткой. Там было написано: «Жду», – подтвердил пес.

– Федя, я, конечно, не буду ничего тебе советовать, ты же дурак, просто знай – у Чародейки нет живых бывших.

Шапкин уставился на Тату, пытаясь переварить ее слова. Он понимал, что связался с крайне необычной женщиной. Она была интересной, могущественной и действительно красивой, но, несмотря на всю браваду, Федя как-то сомневался, что он надолго ее увлечет. Иногда он чувствовал себя шутом при короле, хотя ничего плохого еще не случилось.

– Но я все равно должен туда пойти.

– Само собой.

Мероприятие под названием «Лотерея Уиджа» происходило в том же доме, что и великая колдовская вечеринка. Это был очень ветхий дом из старой части города, но таким он выглядел только снаружи. Внутри был просто дворец, напичканный современной техникой. Несколько этажей с банкетными залами и будуарами, кажется, даже казино было. Ему сказали, что в доме есть музыкальный клуб, где и будет проходить лотерея.

Федя не часто бывал в этом районе города, потому что жил почти на самой окраине среди спальных высоток. Центр же сурово охранялся от новостроек. Да, тут встречались торговые дома с безвкусными вывесками, но также было много кинотеатров и тихих кофеен для души. Целые улицы из двухэтажных домов, узкие переходы, булыжные мостовые. Иногда посреди красоты торчал уродливый дом, находящийся под защитой культуроведов. Они называли это памятником архитектуры, но внутри мог находиться, например, центр компьютерной томографии или кальянная. В одном из таких домов и была ставка колдунов.

– Внутри больше, чем снаружи? – хмыкнул Федя. – Всегда хотел это сказать.

Он приложил к терминалу Грессила и дождался, когда на табло загорится зеленый крестик. Охранник, лицо которого олицетворяло стену для краш-тестов, сурово кивнул. Федя тоже кивнул, отчего темные очки съехали на нос. Пришлось пойти на поводу у Таты и надеть на себя что-то, не привлекающее внимание. Это была пушистая шуба, напоминающая сметку для пыли. Шапкин очень сомневался, что затеряется в толпе, но в колдовском доме все выглядели один другого вычурнее.

– Ты бы видел, что творится тут на модных показах, – прочитал его мысли Грессил.

Федя подошел к столику, где сидела его розовая дама. В зале царил полумрак, слышались негромкие разговоры, на низкой сцене стояла девушка в алом платье и пела, закрыв глаза.

«Я сижу в буржуйском клубе и слушаю джаз», – подумал Федя про себя и решил, что он уже едет в социальном лифте на самую крышу. – «Хотя я понятия не имею, как опознать джаз. Вроде должен быть парень с саксофоном?».

– Ты пришел, – сказала Лия в качестве приветствия.

Она не подала руки, поэтому Федя поцеловал ее в плечо. Белая Чародейка сдержанно улыбнулась, она, словно постоянно тестировала Шапкина и он либо проходил задание, либо его заваливал.

– В чем заключается лотерея? – спросил он.

– Медиум случайным образом вызывает какого-нибудь духа и тот выбирает из зала того, кого захочет. Это может быть самый красивый с его точки зрения человек или сильный колдун, или просто он любит милых старушек. Потом учредители награждают победителя. Это очень честная лотерея, потому что с духами нельзя договориться.

– Лия, скажи, где живут эти духи?

– Они не живут, дурачок, – сказала Чародейка, щелкнув Федю по носу. – Они же духи. Никто не знает, просто иное пространство. Они могут к нам попасть, мы к ним в живом виде – нет.

– Внимание! Лотерея начинается! – сказал высокий черноволосый мужчина.

Шапкин признал в нем недавнего дворецкого. Что ж, вероятно, его обязанности распространялись дальше.

На сцене оказался небольшой стол, накрытый бордовой скатертью с вышитыми звездами. Лия поджала губы, потому что это, конечно же, было банально. За столом сидел немолодой мужчина с завязанными черной лентой глазами. Он настраивал доску Уиджа, как показалось Феде. Водил по буквам деревянной плашкой-указателем и что-то бормотал себе под нос.

– Он не знает, кого вызывает, потому что пьян, – шепнула Белая Чародейка.

– В смысле? Разве это не опасно?

– Конечно, нет, духи ничего не могут нам сделать, какими злобными бы ни были.

– Знаю, они же мертвые.

– Именно. Просто так он не сможет даже подумать о ком-то конкретном.

«Дворецкий» тем временем отодвинул стул медиума, скрипнув колесиками. Затем он быстро завертел этот стул волчком, а потом резко остановил. Медиум икнул, но героически сдержался. Он нашарил рукой указатель и погрузился в транс. Федя заметил, как его руки стали резко перемещаться по доске, а дворецкий за его спиной забивал буквы в планшет. Потом медиум откинулся на спинку стула и вытер мокрый лоб.

– Итак, мы вызываем духа по имени Кракатук, – сказал дворецкий.

Потом провел рукой по планшету и смахнул с экрана на стол заклинание вызова. Кракатук появился очень эффектно – в клубах фиолетового сверкающего дыма. Он напоминал карикатурного индийского раджу. Дух обвел въедливым взглядом зал и поправил большую чалму на своей голове.

– Я выберу того, кто забрал больше жизней за этот год, чем все остальные.

Федю как-то кольнуло под лопаткой, но он не думал, что в зале сидели безгрешные колдуны-гуманисты. Наверняка кто-то из них недавно пустил на опыты глухую деревушку. Кракатук подул в зал через сложенную трубочкой ладонь, выпуская струю огня. В зале раздались аплодисменты, все заохали и стали следить за летающим огнем.

– Твою мать, – выругался Федя, когда огонек завис над его головой.

– Федя, ты меня удивляешь. Значит, бедный Морис был не единственным?

Шапкин почувствовал себя плохо. Он словно бы снова оказался в третьем классе на уроке пения. Учительница поняла, что он просто открывал рот, но не издавал ни звука, а когда попросила его спеть, то Феде в рот попала смешинка, и он продолжал хихикать, даже стоя в углу.

– Это были несчастные случаи, я все позже объясню.

Подумать только, он зря думал плохо о сообществе колдунов. Они действительно не убийцы. Не то, что Шапкин!

«ЗОЛОТЫЕ КУПОЛА ДУШУ МОЮ РАДУЮТ», – распелся внутренний голос внезапно. Теперь он часто глумился над бедным Феденькой.

– Хмм, – протянул Кракатук задумчиво. – Мальчишка.

Что он хотел этим сказать? Федя смотрел на духа, и даже перья на его шубе стали вставать дыбом. Ему захотелось, чтобы сейчас тут оказались Емельян с Татой и начали бы его ругать или, чтобы появился Дон и проанализировал Федины эмоции. Пусть хотя бы зомби-бабка окажется рядом и начнет разваливаться! Федя готов был к встрече даже с Елизаветой Ивановной, а это означало крайнюю степень отчаяния.

Лия под столом внезапно сжала его руку. Шапкина отпустило, но он все равно с тревогой наблюдал за болтающимся над головой огоньком.

– Спасибо, Кракатук, – сказал дворецкий и поклонился. – Мы очень ценим внимание духов, можете быть свободны.

– Я бы хотел посмотреть награждение, – быстро сказал дух.

– Ваше право. Итак, победитель Лотереи Уиджа – Федя Шапкин, темная лошадка колдовского сообщества. В качестве приза мы приготовили сюрприз.

В зал вынесли шкатулку. Сама шкатулка находилась в руках привлекательной миниатюрной девушки, на которой был надет бирюзовый купальник. Розовая дама не стала дожидаться, когда та подойдет ближе и двинулась навстречу. Видимо, прислуживающая девушка знала, с кем имеет дело, поэтому швырнула шкатулку в Лию и быстро сбежала за ширму. Лия открыла шкатулку, загадочно улыбнулась и поднесла ее к Феде. Внутри лежало золотое перо.

– Это очень приятный подарок, скажи спасибо, – шепнула она Шапкину.

– Спасибо, – послушно сказал Федя, забирая ручку.

Все снова захлопали и стали поздравлять победителя. Дворецкий-распорядитель замахал руками, призывая к тишине.

– Теперь давайте проведем хороший вечер. Сегодня в нашей программе…

– Я тоже хотел бы получить приз, – вдруг сказал Кракатук.

Это каким-то образом изменило атмосферу в зале. Федя завертел головой по сторонам, пытаясь догадаться о причинах такого поведения. Он знал, что духи ничего не могут сделать живым людям и, соответственно, им ничего от живых и не нужно. Какой тогда приз? Распорядитель не стал тратить время на бесполезные восклицания: «что вы имеете в виду» или «о чем речь, убирайтесь прочь». Это был очень умный человек, который хорошо понимал природу духов. Так что он тут же швырнул в Кракатука нож в виде золотой молнии, но тот резво увернулся.

Никакой паники не было. Маги окружили странного духа и растянули магическую сеть, поблескивающую в их руках. Те, кто плохо колдовал сразу пошли на выход. Охранники ударили по духу чем-то похожим на электрошок. Кракатук словно проходил сквозь все препятствия и все еще смотрел на Федю.

– Мне нужен приз, – повторил дух.

– Что вы имеете в виду? – спросил Федя, который в критические моменты любил скатываться к банальностям.

Сейчас Кракатук запросит его бессмертную душу, посадит в банку и заставит убивать людей, потому что у Феди явный криминальный талант. Сбежать нельзя, потому что за плечами Шапкина аж целый месяц теоретических знаний, которые он ни разу не применял на практике. Он выучил одно заклинание, которое помогало смывать воду в раковине и в сортире, но вряд ли сейчас оно подходит тематически. Может золотое перо как-то поможет? Федя выставил вперед руку и нацелил кончик пера в лоб Кракатуку.

– Федя, это не поможет, – сказала розовая дама, поднимаясь.

Она стряхнула с плеч розовое манто и кинулась к духу. В ее руках появился здоровенный меч, весящий, должно быть, целую тонну.

«Выходи за меня», – подумал Федя.

Кракатук двигался быстро, но меч все равно задел верхушку его чалмы и на излете срубил перо и часть плеча. Раны не было, просто отрубленные части рассеялись в воздухе. Охранники снова выпустили нити с заклинаниями из электрошока, но они почему-то прошли сквозь духа.

– А вот и приз, – сказал Кракатук.

У Шапкина сработали инстинкты, он вдруг понял, что дама в беде. Как обычно, он просто побежал туда, где, как ему казалось, сможет что-то сделать. Ну, на самом деле, Федя имел план, просто этот план не был идеальным.

В этот раз он должен был побороть духа, который, согласно теории, не опасен для живых. Кракатук заметил, как Федя бежит к нему и ухватился за меч Лии. Он потерял несколько пальцев, но зато смог дотянуться до ее лица. Что он вообще делает? Хочет высосать душу или что? Что? Что? Что?

– Я убил Мастера, буе, – сказал Федя, раскрывая рот из которого полезла волна шелковистых волос.

– Хозяин! – завыл Грессил.

Лия заорала, дворецкий-распорядитель тоже заорал, зал просто взорвался воплями, дух был погребен под грудой волос, Федя задыхался. Он заметил, что на Кракатука не действуют магические вещи, но от меча и ножа он уворачивался, а значит, физические предметы могут его задерживать. Волосы все прибывали, дух не мог из них выпутаться и был схвачен охранниками.

Белая Чародейка прекратила кричать, поняла, что надо как-то спасать своего парня и что-то забормотала над его ртом. Пребывание волос прекратилось, Шапкин смог вдохнуть носом немного кислорода.

– Это не дух, – сказал дворецкий, когда Кракатука посадили в небольшую клетку Фарадея.

– Похож на Бродягу-разбойника, его не задевает магия. Но как он попал к духам?

Никто не мог ответить, видимо, такие вещи не случались раньше или просто никто о них не знал. Дворецкий помог избавить Федю от остатков волос, дав ему невкусное зелье из ложки. Грессил скулил возле его ноги, так что Шапкин стал чесать его за ухом. Оставшиеся в зале колдуны выглядели не очень хорошо. Они столкнулись с необычным для них явлением, можно понять волнение, но со всех сторон также летели шепотки «Мастер, Мастер, Мастер…».

– Я сейчас все объясню, – сипло сказал Федя. – Это был несчастный случай.

Он на миг увидел перед собой воображаемое лицо Емельяна, грозящего ему кулаком. Наверное, старик сказал бы, что секреты в Шапкине вообще не держатся, и надо было накладывать заклинание химической кастрации. Феди было немного стыдно, но Лия смотрела на него так, словно он хорошо выполнил очередное задание, так что в целом вечер прошел сносно.

(продолжение следует)

Емельян и Тата теперь имели право посещать подобные сходки, потому что Мастер вернулся.

– Как вернулся? – спросил Шапкин, чувствуя, как отнимаются ноги. – Я же убил таракана. Вы же думали, что он это я.

– Понимаешь, в природе не существует сканеров, которые могли бы показать, вернулся кто-то из непроглядной бездны или не вернулся. Мы видели Мастера, мы видели, как он получил новое тело, и мы всем об этом рассказали, – объяснил Емельян.

– Да, всем рассказали, – кивнула Тата и посмотрела на Федю так, что у того поседела пара волосков. – Да видно поторопились, потому что у одного осла слишком длинный язык, и он ест магические письмена. Поверить не могу, что ты их слизал. Это же кровь глубинного червя, а он питается падалью!

Шапкин вернулся на секунду в прошлое и содрогнулся, хотя в тот момент он пребывал в таком шоке, что мог съесть все, что угодно.

– Это было не просто, – сказал он.

На великую колдовскую вечеринку (как окрестил ее про себя Федя), он пришел вместе с Емельяном и Татой, как «кухонный мальчик». Помогал накрывать на стол и двигал мебель, потому что всем постоянно мешали то диван, то стулья. Неожиданно для него, светский раут напоминал что-то из разряда вечеринок королевской особы. Все дамы пришли наряженные в кружева и банты, на мужчинах были чулки, а обстановка просто кричала «тут везде золото, золото, золото». И вроде бы должно быть интересно, но сами гости словно выползли из могил только вчера. Ходячие разваливающиеся трупы в вечерних костюмах, утопленники в мокрых сюртуках, люди с ветками вместо рук и прочие странные чудаки. Были и просто обыкновенные разряженные в пух и прах люди. Они теперь казались скучными.

Грессил вызвался рассказать все, что знает, потому что после вселения в собаку признал в Феде хозяина и был очень хорошим мальчиком. Здесь были чьи-то слуги и помощники, но и господа тоже присутствовали. Господами называли тех, кто занимал определенную территорию или магическую сферу (вроде того же Хозяина Болот, который мог править болотами). Они были очень сильны и формировали вокруг себя окружение из более слабых колдунов, над которыми устанавливали полную власть.

– Это Бамбук – секретарь Хозяина Болот. С ним не заговаривай, он все равно не ответит, потому что считает всех коровьей отрыжкой.

Мимо Шапкина прошел длинный зеленый шест. На конце шеста было утолщение, на котором проглядывалось очень жеманное лицо. Поверх шеста была накинута магическая маскировка. Зрение у Феди раздвоилось, он одновременно видел тощего худого парня с рыбьими глазами и этот шест.

– Он не человек? – шепотом спросил парень.

– Шутишь? Хозяин Болот терпеть не может людей. У него в услужении одна трава. О, мясная нарезка! Хозяин, возьми тарелку!

И в тот самый момент, когда Федя забирал закуски, его и приметили сестры Варфоломеевы. По их словам они были вампиршами, но если так, то их обратили уже ближе к пенсии. Правда ли, что вампиры всегда остаются в том возрасте, в котором их укусили? И должны ли они превращаться в красавцев? По сути, это мертвецы, законсервированные во времени, и если кто-то из них был в плохой форме к моменту преображения, то в такой форме и останется навечно. Так ли это было? На всякий случай Федя решил, что если ему будет угрожать вампир, он попросит два месяца, чтобы улучшить свой внешний вид.

Сестрицы расспрашивали его о жизни в услужении у Мастера, потому что сплетни о его возрождении распространились очень быстро. Как он теперь выглядит? Что собирается делать с давней враждой? Где он сейчас? Знает ли, что теперь нужно отчитываться за каждое убийство? Бюрократия цвела буйным цветом. Федя думал о том, какие теперь формуляры ему нужно заполнить из-за гибели соседки. Может, если сделать все правильно, то его не посадят в тюрьму?

– Скажите, – промямлил Федя, – у вас есть бланки? Я бы…

– Внимание! Начинаем! Ясновидец готов. У кого активированы печати, срочно наложить блокирующие чары. Всем подселенцам надеть защиту, – крикнул высокий черноволосый мужчина, у которого словно на лбу было написано: «мой дед был дворецким, мой отец был дворецким, угадай, кто я».

Раздалось оханье и недовольное цоканье. Часть гостей принялась махать руками, словно они завязывают в воздухе невидимые шнурки. На их руках, шеях и даже лбах проступали сияющие голубоватым светом круги. Федя подумал, что в кругах написаны какие-то символы, но он не мог их разглядывать, потому что занимался шапочками из фольги. Тата и Емельян сами водрузили их на головы, как и некоторые из гостей, а Грессил не мог это сделать своими лапками, так что пришлось вертеть в шапочке дырки для ушей и подгонять размер.

– Зачем вам фольга? – спросил Шапкин.

– Чтобы не вылететь из тела, конечно. Если это произойдет, тебе придется тащить нас на руках, пока не получится провести возвратный ритуал. Ну и отбирать души у Ясновидца, а он тот еще жук. С телами животных вроде бы ничего такого не случается, но я хочу подстраховаться.

– Вы станете призраками?

– Нет, ты что, дурак? Мы же живые, призраками бывают только мертвые.

Федя сказала «ага, ясно», но ему не было ясно, он, кажется, пропустил пять лет университета магии, у него даже справки о просушенном курсе для идиотов не было. Как это все узнать?

Тем временем в зал вкатили медицинскую каталку, на которой бесновалась женщина. Ее руки и ноги были привязаны к корпусу каталки резиновыми лентами. Сама она напоминала иллюстрацию из учебника по экзорцизму. Федя интуитивно понял, что женщина одержима демонами. Но Емельян говорил же, что демонов не существует... Может, у нее осложнения после коронавируса? Вариантов осложнений было так много, что практически любой странный симптом можно было на это списывать. Это был оклеветанный вирус.

– Мария, молви! – сказал дворецкий хорошо поставленным голосом.

– Ненавижу всех! Вы все умрете! – заорала Мария.

Гости притихли, некоторые достали блокнотики.

– Можно поподробнее?! Эдуард Багетов, сто пятнадцать лет, последнее подселение сорок четыре года назад. Господин в непроглядной бездне пока, а сердце пошаливает.

Говоривший был грузный мужчина с шикарными усами пшеничного цвета. На его голове была наверчена сложная конструкция из фольги. Глаза у Марии закатились, она вновь забилась в путах.

– Аааа! Смерть близко! Четверг.

– Какой четверг? Этот?! Да я даже зубы долечить не успею.

Мария внезапно выгнулась дугой, потом из ее рта вылетел сгусток тьмы и начал метаться по залу. Люди и прочие существа стали придерживать свои шапочки руками, пока вдруг теневой комок не обнаружил беззащитную жертву. Им оказался пьяный тролль, обнимающий ножку дивана. Тролль задергался, когда сгусток проник в него через нос, потом подскочил и тут же принялся ломать мебель. Гости просто убирались с его дороги, не делая попыток остановить разрушения или хотя бы сделать замечание. Только одна старушка смачно выругалась и шибанула тролля клюкой по спине, когда тот попытался выдернуть из-под нее кресло. Тролль разорался еще больше, выхватил из рук одной розовой дамы болонку и забросил ее в рот. Все произошло так быстро, что мысли Феди не поспели за его действиями. Он бросил Грессила в руки одной из сестер Варфоломеевых, а сам прыгнул на спину троллю и заколотил его пятками. Ну, наверно, он предполагал, что все кинутся ему помогать и вместе они завалят хулигана. Или кто-нибудь хотя бы полицию вызовет. Но все оставались на местах, а Федя болтался на спине тролля, пока тот не остановился.

– Вы что делаете? – спросила розовая дама у Феди.

– Спасаю вашу собаку, – ответил он.

– Но у меня нет собаки.

– Тролль что-то съел. Я подумал, это животное.

Тяжело было разговаривать с такой высоты, тем более что тролль как-то странно задвигался. Он вроде бы урчал, но звук был не слишком радостный. Федя понял, что к чему, когда тролля стошнило на ковер. В зеленой луже лежала меховая сумка.

– Фу, недавно только купила, – брезгливо сказала дама, поднимая сумку двумя пальцами. Она легонько ее встряхнула, и сумка пропала в розовом сполохе.

Вдруг Федя упал на пол вместе с троллем. Ему показалось, что легкие прилипли к позвоночнику, а весь воздух вылетел вон вместе с душой. Впрочем, из тролля тоже что-то вылетело – комок тьмы и маленькая красная блестка внутри.

– Как вас зовут? – спросила розовая дама, поднимая Федю под мышки. – Я Лия – Белая Чародейка.

«Ты же розовая», – думал Шапкин, делая новую попытку вдохнуть. Это действительно была женщина в розовом: розовое платье, розовая шляпка, розовые волосы, розовые глаза, да и сумка тоже была розовая, просто Федя не сразу об этом подумал.

– Федор, – прохрипел он.

– Очень приятно, вы настоящий джентльмен. Такой храбрый, хоть и не внимательный.

– Убийца!! – заорала огромная тетка, обнимая тело упавшего тролля.

Смотрела она почему-то на Федю, который все еще висел на руках у Белой Чародейки.

– Он убил моего мужа! За что? Будь ты проклят.

– Опять?! – заорал Емельян из какого-то угла. – Тебя что, привязывать к батарее?

– Не кричите на него, он спасал мою сумку, – перебила розовая дама.

– Он убил моего мужа из-за сумки! – продолжала орать жена тролля.

Федя пригляделся и понял, что это был просто довольно крупный мужчина с квадратной челюстью, определенно человек. Почему он подумал, что это тролль? Слишком бурная фантазия не доводит до добра. Шапкин не понял, что он делал на этот раз, ведь никаких торчащих гвоздей или бьющих молний не было. Как он мог прикончить такую громадину? Надо будет попросить сразу несколько бланков для отчета по убийствам.

К «месту преступления» подошел дворецкий и потребовал, чтобы женщина выпустила из рук своего якобы убитого мужа. Он потрогал пульс на шее, потом понюхал воздух над лицом мужчины, под конец дал ему пощечину.

– Мертв, – сказал он и скорбно опустил голову.

«НАС ПОДСТАВИЛИ», – сказал внутренний голос.

– Нас… тьфу, меня подставили! – возмущенно закричал Федя.

Он не хотел отходить от розовой дамы, которая теперь целиком держала его на руках, как рыцарь похищенную принцессу. Шапкин обвил шею дамы руками и повернулся к Емельяну.

– Я просто на нем покатался, клянусь.

– Зачем? – решил уточнить могильщик.

– Это долгая и запутанная история, – буркнул Федя.

– Почему он умер? – спросила Белая Чародейка.

– Сердечный приступ, – ответил дворецкий. – Он, видимо, испугался, когда кто-то вскочил ему на спину сзади.

– Бедный мой, – ворковала жена убитого, – у него были такие слабые нервы. Я говорила, чтобы он защитил голову, но нет, опять напился! Кто же знал, что Ясновидец захочет с ним поразвлечься. Теперь я вдова! А мне всего восемьдесят три.

– Вы отлично выглядите, – сказал Федя.

– Спасибо, – сказала вдова. – Меня, кстати, зовут…

– Ему плевать, как вас зовут, – перебила ее розовая дама и понесла Федю на выход.

Она была очень высокая, выше Шапкина на целую голову, поэтому он не возмущался. Ему было страшно перечить этой женщине. Он просто поискал взглядом Емельяна и одними губами сказал: «найди бланки». Старик попытался разобрать просьбу своего придурка, но не смог. Грессил тем временем побежал за Белой Чародейкой, чтобы проследить не сделают ли с его хозяином чего дурного.

Тата подошла к Емельяну и вместе они наблюдали за тем, как уносят тело огромного мужчины, которого Федя перепутал с троллем. Его жена плелась следом, вытирая глаза платочком. Ей принесли на подносе пробирку с красной блесткой, в которой была заключена душа ее убитого мужа. Рядом с пробиркой стояла рюмка с коньяком, так что новоявленная вдова осушила ее залпом.

– Думаешь, она подселит его к кому-нибудь? – спросила Тата.

– Их хозяин пропал много лет назад. В непроглядной бездне его нет, так что наверно он просто их бросил. И если за это время никто супругов не взял в услужение, то разрешения на ритуал нет.

– Это все чистая формальность, сам знаешь.

– Если кто-то узнает, что мы подселяемся без разрешения Мастера, нас по ветру развеют.

Емельян загрустил из-за того, что не успел попасть в новое тело, пока был в счастливом неведении. Тата похлопала его по плечу.

– Еще не все потеряно, мы можем сменить хозяина.

– И кому мы нужны? – старик был очень скептически настроен к данному варианту.

– Не знаю, но этот парень не так прост, как кажется, – сказала Тата, пожимая плечами.

– Думаешь, он что-то от нас скрывает? Не вовремя Грессил разучился мысли читать.

– Ничего он не разучился. Просто он уже сменил хозяина.

– Тата, мы не можем взять в начальники бездарного дурака! У него нет никаких сил и знаний.

– А тебя не смущает, что за ним по пятам ходят смерть и рождение?

– Это все случайности.

– В таком количестве? Нет, тут что-то не чисто, я слышала о таких людях. Обычно они заканчивали свои дни на пыточном столе, но мы можем ему помочь.

Могильщик покачал головой, но не стал ничего говорить. Ему и самому было ясно, что у них мало возможностей для маневра. Когда Мастер вернется, то им нужна будет очень серьезная защита. Они покинули колдовскую вечеринку, не дожидаясь, когда Ясновидец вновь начнет прозревать будущее.

«Дорогой, дневник! Я в замешательстве. У меня не хватает терпения, чтобы собрать все бумаги. Я трижды переписывал заявление, и каждый раз мне говорили, что чего-то не хватает. То я не так описал место происшествия, то фотографии не с того ракурса, то кровь для подписи не моя. Сколько можно? Буду писать жалобу».

Шапкин строчил в своем дневнике, обложившись бумагами. Он почти дописал объяснительные на Елизавету Ивановну и на Мориса – того погибшего «тролля». На Мастера он, само собой, ничего не писал, потому что нельзя было убивать своих господ. Собака соседки тоже не требовала заявлений, потому что животные не могли переселяться или возвращаться, их души просто куда-то пропадали. Они с Емельяном научились подделывать подпись Мастера с помощью вилки и куска угля, поэтому могли оформлять бумаги.

– Хозяин, ты еще будешь встречаться с Чародейкой? – спросил Грессил.

Он сидел под столом и грыз игрушечную косточку.

– Ее зовут Лия и да, мы идем завтра на озеро.

– Ты уверен? Она очень могущественная госпожа.

– Послушай, Грессил, мы живем в двадцать первом веке. Давно пора уходить от предрассудков, связанных с образом жизни или социальным положением.

«И с ростом», – хотел добавить пес, но промолчал. Шапкин продолжил:

– Еще не ясно может ли из этого выйти толк, но мы не торопимся. Сердце не тот орган, который любит спешку.

«Она может забрать этот орган напрямую из грудной клетки», – продолжал размышлять Грессил.

– Я не так давно пережил безответную влюбленность и теперь вступаю в новую для себя эру отношений.

«И у нее есть ручной дракон».

– Лия образована и много знает об этом всем, – Федя неопределенно махнул рукой в стену.

«Однажды она съела царя».

– Я, конечно, не Аполлон, но мне говорили, что я прелесть и милая булочка.

«Съела царя вместе с конем».

– К тому же не представляю, как можно ей отказать, она же здоровенная. Серьезно, два метра. Но довольно, я не собираюсь культивировать свои комплексы!

– Да, хозяин!

Грессил знал, что новый хозяин ничего существенного собой не представляет. Он практически не колдовал, плохо понимал людей и не умел нормально врать. Федя Шапкин мог только приспосабливаться и меняться, потому что героем не был. Но так уж получалось, что он постепенно менял и все вокруг.

(продолжение следует)