Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 500 постов 38 913 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
113

Не буди...

Часть 4. Финал

Не буди...

Пока шел обратно, то слышал и выстрелы, и крики на гортанном наречии. Раздавались также команды бойцов на родном русском. Дым от хаты, спаленной Земиным, становился все гуще.

Василий встал посреди «площади». Женщины племени сновали мимо, ведрами и ковшами таскали воду, пытались потушить пламя. С ними вместе работали четверо бойцов Денисова. У одного из строений сидел потерянный Журов, обалдело и как-то затравленно наблюдавший за происходящим. Еще несколько солдат стояли у входа в общинный дом. Остальные, видимо, были рассредоточены по периметру.

– Васька! Живой! – Димка подскочил к нему, обнял, захлопал по спине.

– Живой, брат, живой, – протянул устало Земин, выглядывая место, где бы присесть.

Димка сразу заговорил:

– Я так и понял, что это ты хату поджег. Мы же с трех утра по лесу мотались всем полком! Вот ни следа, хоть провались! И только когда дым твой увидели…

– А как же пелена непроходимая? Морок колдовской.

Клац-клац.

– Кустики-то? От пулеметной очереди еще ни одни заросли не спасли. Хотя знаешь, потом разом как-то все…э-э-э…

– Открылось? – подсказал Василий.

– Ну, да. Стало ясно – можно идти. И все.

– Устал бежать к своим-то? – спросил вдруг Вася и улыбнулся.

– Чуть легкие не выплюнул! – засмеялся Денисов, от души хлопнув друга по плечу.

И закурил.

– Этих охотничков каменного века мы в большом доме посадили. Кто выжил. Сейчас бабы закончат, туда же пойдут. Бойцы они никакие. Видать, поколение такое.

Земин облокотился о стену хибары, прикрыл глаза на секунду. Спросил, кивая на директора музея:

– А с этим что?

Денисов ответил легко:

– Расстреляем. За измену Родине.

Клац-клац.

– Он ничего не сделал, Димка. Дурак просто. Ученый дурак.

– Дураков учить надо.

Они оба встали и двинулись в сторону Журова. Увидев их, Борис Астафиевич нервно вскочил, сделал несколько шагов навстречу.

– Дмитрий Сергеевич! Василий-Василий Андреевич!

Видимо, понял все по взгляду Денисова, затрясся. Попятился с широко раскрытыми глазами и запутался в ногах. Упал в пыль, попытался ползти назад.

– Астафьич… – начал было Земин.

– Васька, не смей! Эй, Ломов, Погодин, ко мне!

Василий повернулся к старому другу, застыл, глядя строго в глаза. Процедил:

– Как же легко тебе удается карать. Особенно беззащитных.

Клац-клац.

У Денисова рука дернулась к кобуре, но он вовремя сдержался.

– Вася, ты знаешь, приказ. А тогда… Тогда по-другому было нельзя. А потом еще они мне снились. Все шестнадцать! И Агнешка твоя…

– Аглая Гайос.

– И твоя Аглая Гайос тоже приходила! Чаще других. Особенно в это воскресение. Думал, застрелюсь…

– Это Лихо. Забирает светлые воспоминания, жрет их, а дрянь вся из сердца и лезет. Отравляет разум.

Его как громом поразило! Земин обернулся к столбу с насыпью и увидел, как за ней скрывается директор музея, в панике надеясь спрятаться в подземном логове от целого полка солдат.

– Стой! – успел он схватить за рукав взбешенного КГБ-шника, который намеревался самолично извлечь врага Родины на свет и казнить. – Димка, оно там!

– Что-о?.. – начал было Денисов, но тут раздался жуткий визг перепуганного Журова, затем еще какой-то непонятный звук, хруст, и все стихло.

Повисла настолько тягостная тишина, что Василий услышал какие-то то ли причитания, то ли молитвы аримаспов из общинного дома. Казалось, будто даже птицы замерли в немом изумлении.

А затем раздался вой.

На Земина накатила такая черная тоска, что захотелось застрелиться на месте от осознания своего одиночества. Ведь в мире не было больше никого родного, кто бы ждал дома. Да и такого места, как дом, не осталось – сгинуло в пожаре вместе со всеми теплыми воспоминаниями.

Тварь продолжала выть. Не зверь, не человек.

Василий согнулся пополам, упал на колени. И оказался вдруг лицом к лицу с пустыми глазницами. Череп Игоря Макарова смотрел на Васю словно с жалостью. И все равно продолжал улыбаться.

«Ёк, сука, макарёк!». Этой злобы хватило, чтобы развеять наваждение Лиха. Он сумел выпрямиться и сразу же бросился к Димке, который уже приставлял пистолет к виску трясущейся рукой.

Схватил оружие, отбросил в сторону и закричал прямо в лицо фронтовому товарищу:

– Катя! Думай о ней! Ну! Катерина!

Что-то во взгляде Денисова изменилось. Потекли слезы, но проглянула и злость. И он уже торопился подняться с колен, вытирая слюну с подбородка.

Вася оглянулся. Солдаты падали наземь, затыкая уши, несколько человек пытались бежать. Сразу раздались два-три пистолетных выстрела – это те, кто не выдержал мук совести или смертной тоски. Все мы люди, и каждый несет какую-то свою боль за душой.

Вой Лиха, матери племени аримаспов, лишал всякой воли и доброй памяти, оставляя взамен неподъемный груз прошлых грехов. Вот ребята из госбезопасности и не выдерживали.

Неожиданно вой прекратился. Кто-то еще корчился на земле, откуда-то подтягивались новые солдаты. Скорее всего, радиус поражения твари оказался ограничен.

Вася встал рядом с замершим Димкой.

«Не любить солнце и бояться солнца – это же разные вещи», – запоздало подумал Земин.

А чудовище уже выползало на свет. Вероятно, с той стороны был достаточно широкий и пологий спуск куда-то вниз. Вширь места вполне хватало, а вот потолок оказался низковат.

Сперва по бокам от спуска показались две серых руки с невероятными когтями. Они подтянули тело. Толщиной конечности были с бедро взрослого мужчины, однако, когда показалась вся туша, то выглядеть стали непропорционально тощими и при этом очень длинными.

Оно распрямилось, встав на ноги-тумбы с человеческими ступнями. Потянулось, опять же, как будто бы обычный хомо сапиенс. А затем рванулось к ближайшим солдатам.

Земин смотрел на тварь со спины. Успел разглядеть патлы, серую кожу, горб. И все. Скорость чудовища была необычайной. Физические тела не способны были двигаться так быстро. Оно уже врезалось в толпу людей.

Раздались первые крики боли и ужаса.

Василий потянул Денисова за собой, в сторону. Тот застыл словно громом пораженный, замерший от…страха? Разбираться времени не было.

– Где пулемет? – зашипел Вася на ухо товарищу. – Быстрее!

Послышались первые изрядно запоздавшие выстрелы. Крики быстро обрывались – Лихо в живых не оставляло. Тварь не ведала жалости и двигалась с нечеловеческой скоростью.

К счастью, Денисов быстро приходил в себя от шока. Тряхнул головой, хрустнул шеей, подобрался. И решительно поднялся.

– Давай за мной, – скомандовал он Земину и побежал куда-то назад, прочь от места кровавой бойни.

Вася рванул следом. Оглядываться он не решался. Выскочив за границу селения, увидел три пустых ЗИЛа и пять мотоциклов с коляской с установленными пулеметами. Взревели моторы.

Даже мелькнула надежда на спасение.

И вот тогда черт дернул Земина обернуться.

Оно шло им навстречу. Уже особо не торопилось, лениво переставляло ноги, поднимая облачка пыли. Бесформенное тело со свисающими грудями, узкие руки, огромная жуткая башка с грязными патлами ниже плеч, клыки со слюной и кровью на них. Росту в Лихо было метра четыре, а одето оно было в подобие лохмотьев своих почитателей – аримаспов.

Единственный глаз – огромное антрацитово-черное буркало посреди безносого «лица». Тварь уставилась на Василия и уронила чью-то руку, которую глодала на ходу. Сделала шаг к нему.

Естественно, храбрость ему изменила. Он бросился за мотоциклы, даже не думая, что будет, если пулеметы не помогут.

– Огонь! – скомандовал Денисов.

Застрекотали орудия, придуманные против людей, но оказались вполне действенны и против нечисти. Лихо взвыло, но уже от боли, и прыгнуло вперед и вверх. Однако стрелков учили на совесть, а пулеметные ленты были, ох, как длинны…

Бесформенная груда плоти комом упала прямо перед линией обороны из пяти мотоциклов. Начала растекаться зловонная лужа не то крови, не то слизи. Пошла вонь.

Земин выглянул из-за стрелков. Подходить никто не спешил.

– Еще! Огонь!

Вторая очередь прошила кучу лохмотьев, неприятно чавкая и хлюпая, вгрызаясь в тело твари. Но недолго. Стволы затрещали вхолостую, затем окончательно замерли, исходя паром и запахом пороха. Стрелки вытерли вспотевшие лбы. Кого-то вырвало.

Конкретно этим парням Василий самолично готов был вручить орден только за то, что не дали стрекача в самый ответственный момент.

Дмитрий, как командир, первым двинулся к чудовищу, чтобы осмотреть. Успел даже сделать пару шагов, но куча вонючего мяса всколыхнулась раз, другой, и молниеносно бросилось в сторону. Все случилось в один миг. Оно сбило крайний мотоцикл со своего пути, как будто тот ничего не весил.

Люлькой придавило одного бойца, но, кажется, не смертельно.

И все.

Толпа пораженных мужчин успела только проводить тварь глазами – они наблюдали, как Лихо скрывается среди деревьев, ломая ветки.

Денисов пришел взял себя в руки первым.

– Так, помогите товарищу! Ахтубин, звони в часть, скажи – всем в ружье! И технику сюда. Надо тварь достать пока ранена и не схоронилась. Что значит, связи нет?! Организуй! Вы, – ткнул пальцем, – со мной. Будем раненых искать…

Когда прошел первый шок, Василий понял, что особо и не нужен. Все суетились, исполняя приказы, каждый знал, что ему делать.

Земин двинулся к тотемному столбу. Там зацепил одного солдатика, указал на кости Макарова, сказал, чтобы не забыли товарища забрать и похоронить. Также непонятно откуда выскочили двое с фотоаппаратами. Вася, с видом старшего по званию, приказал отдельную пленку оставить потом ему. После подобрал табельный пистолет какого-то бедолаги, нашел еще финку и двинулся ко входу в логово Лиха.

– Ну, давай посмотрим, как живешь, тамбовский волк, – сказал он перед спуском.

Глубоко вздохнул и сделал первый шаг. Со свету было сложно привыкнуть к темноте грота, но помогла зажигалка. Он спустился глубже. Потолка земляного не доставал, чай не баба-великанша.

Вонь стояла жуткая. Земин несколько раз с усилием сдерживал рвотные позывы. Почти сразу наткнулся на тело несчастного Бориса Астафиевича. Голова директора музея была сплющена и свернута.

Вася только сочувственно вздохнул. И вновь его едва не стошнило. Пошел дальше, подсвечивая путь. Под ногами хрустело, но что это кости, он понимал и так.

Логово оказалось не слишком глубоким. Земляной коридор вскоре окончился просторной норой, где при желании мог комфортно разместиться взвод солдат. В целом было похоже на медвежью берлогу с каменными стенами. Только по дальним углам громоздились какие-то кучки. Хлам или тряпки, не ясно. И повсюду кости.

Земин боялся представить, сколько же несчастных советских людей стало пищей для древнего чудовища!

Но больше всего его поразила коллекция твари. Прямо в стене была выдолблена ниша, своеобразная полочка. Там, как на витрине, лежали какие-то черепки, камни, череп птицы, большое перо, ржавый нож и деревянная кукла. Детская игрушка!

Присмотрелся – фигурка была на уровне его головы – поднес огонек ближе. Прикасаться опасался.

Кукла была грубой поделкой, и казалась очень древней. Едва намеченные глаза и рот, подобие платья из куска ткани, закрепленной бечевкой. Такая могла бы храниться где-нибудь в палеонтологическом музее, как образчик древней культуры.

И выглядела она настолько неуместной здесь, в логове безумной дикой твари. Но дикой ли?

«Врешь. Есть у тебя разум, есть! Ни в жизнь не поверю. Ты баба умная, Лихо, разумная», – думал он, вновь обшаривая взглядом грот.

В другом углу находилась особо крупная куча костей, словно собранная специально, она была накрыта вонючими тряпками и ветками.

«Постель?»

Земина замутило, голова закружилась и зазвенело в ушах. Он увидел отпечатки ладоней повсюду: на стенах и потолке. Словно…детские ладошки. Вот только дети бы так высоко сами не достали. Может, оно оставляло кровавые отпечатки их руками?

Заметались тени по стенам грота. Они кричали, выли, стонали. То были детские голоса, страдающие от невыносимой боли! Вася воочию видел, как оно хватает малышей, отрывает руки-ноги одним движением с хрустом и жидким всхлипом. Лижет стекающую по конечностям кровь и кусает мягкое мясо.

Дети ей особенно вкусны.

Жрет, тварь, жрет и не поперхнется вовек!

«А раз жрет, значит, живая, – мелькнула мысль. – Значит, можно убить!»

В ушах страшно звенело. Тени носились вокруг, продолжали выть, мешались и путались с другими, старыми призраками. Те тоже были маленькими, но в алых сполохах давнего пожара. Наполовину сгоревшие, они белели костями тут и там на своих телах. Фантомы звали его, Василия Земина, обвиняли в своей смерти, не знали покоя…

В себя он пришел снаружи. Далеко не сразу понял, что воздух свеж, а солнце ярко светит в небе. Кто-то бил его по щекам, поливал водой, и кричал будто издалека:

– Вася! Земин! Васька!

Наконец, боль пробилась в разум, и он застонал. Потом был темный провал в памяти, и вот Василий уже сидит, привалившись спиной к чему-то шершавому, в пальцах сигарета, а в глотку вливается нечто горькое и теплое. Водка.

Его, наконец, стошнило. Затем он получил свежей воды и не мог остановиться, пока не потекло по груди.

Димка был рядом. Надо же, все-таки волновался за друга.

– …твоя контузия разыгралась…

Земин срочно хотел все рассказать, но язык слушался плохо.

– Ты пока там с духами дрался, мы нашли! Километра за три отсюда. Кучка тряпья. Не ушла тварь далеко.

– Д…Даша. Оно ее…поме…тило.

– Что ты говоришь?

Но Денисов уже был на ногах, готовый действовать только на основе слов товарища.

– Давай, по пути договоришь!

***

– После Даши это осталось на нас. Запах, или что-то еще. Так Лихо нас и учуяло, так и зацепило. Да и глаз… Это метка, Димка. Не знаю, что вы там нашли, но Лихо выжило. Нутром чую! Тварь это странная. И живая. Жрет и размножается. И медведя игрушечного у меня не было до той поездки в лес. Может, Журов подложил. Не помню. Не понимаю, как, но оно заставило меня отнести игрушку девчонке. Может, чтобы след нарисовался. Черт, не понимаю до конца!

Короткие рваные приказы Денисов раздавал не своим голосом: транспортировать дикарей в часть под замок, десяток человек остаются сторожить селение, мотострелки – на всех парах в часть за патронами, а потом к приюту! Командовать здесь Димка оставил своего зама Петра. Сам оседлал ближайший мотоцикл и велел Земину садиться сзади.

И вот по просеке, оставленной ЗИЛами, они выбрались прямо на дорогу от станции Вяжли до Моршанска. Дмитрий колеса не жалел – мотоцикл трясло и подкидывало на ухабах.

По пути не разговаривали: перекричать рев мотора и стук покрышек было нереально.

Василий понимал, почему товарищ так торопится. Сегодня была смена Катерины. И если тварь заявится прямо в приют… Догадка до конца не оформилась, да и доказательств, собственно, не было, однако в подобных вещах чуйка Земина не подводила. Девочка Даша манила Лихо, она была нужна твари по каким-то неведомым причинам.

«Ждите, Катенька, гостей», – подумал Вася.

Ближе к городу дорога стала все же более гладкой. Солнце переползло высшую точку, но было пасмурно. Набежали тучи, предвещая очередную грозу. Поднялся ветер.

Земин вдруг подумал, что стрелки могут и не успеть. Сколько времени им потребуется, чтобы загрузиться и обернуться к приюту?

Вот и приметный мосток через речку со странным названием Цна. Дорога приподнялась, перешла сперва в деревянные балки, но тут же под колеса вернулся асфальт. По правую руку открылся пустой пятачок с разрушенным храмом: грязное и потрепанное сооружение без куполов и окон. Кажется, кто-то погиб, когда хотели сорвать крест? Василий не вспомнил, где читал про это.

Но даже от божьей помощи он бы сейчас не отказался.

Сколько все займет времени? Вася не знал, и оттого боялся. Сердце колотилось, как бешеное – правда, заметил это, только когда соскочил с мотоцикла, достал пистолет и побежал вслед за Димкой.

Он испытывал подобный страх только на войне. Там каждый бой казался последним. Да в сущности таким и был.

Ржавые ворота были распахнуты. Денисов проскочил весь двор спец приюта не запачкав сапогов, а вот сам Земин дважды влез в грязь и дерьмо.

«Собаки у них тут стерегут, что ли?» – успел подумать в бешенстве.

Затем главный вход, большая тяжелая дверь. В прошлый раз они заходили с торца здания, потому сперва он даже не сообразил, куда бежать. Но Димка уверенно двинулся прямо по коридору.

Весь приют будто бы вымер. Однако, нет-нет, а звуки жизни слышались отовсюду, но как-то приглушенно. Там и тут разговаривали или шептали, пели и стонали…

Уж не старые ли это призраки-приятели Василия?

Первый живой человек выскочил навстречу, только когда они свернули за угол. Дородная медсестра появилась из двери, но тут же метнулась обратно, едва заметив денисовкий пистолет и суровый взгляд.

Земин споткнулся и перевернул ведро с водой. Выругался.

А его товарищ будто летел, не касаясь пола. Еще из одного кабинета, прямо у лестницы, куда бежали мужчины, не спеша выбиралась женщина в обычной серой одежде.

– Идут занятия! Что вы себе… – успела сказать она и тут же исчезла в проеме двери, словно отброшенная невидимой рукой.

Василий успел только удивленно моргнуть. Затем споткнулся о первую же ступеньку, посмотрел в спину легко взлетевшего по пролету Денисова и обернулся к пустому проему двери, откуда слышались изумленные возгласы и стоны боли. Тогда он на мгновение замер.

И еще один кусочек в мозгу встал на место. Земин бросился вверх по лестнице.

«Живое, неживое… А тела своего и нет!»

Знакомый коридор. Как-то незаметно, вдруг, он оказался в другом здании – с тяжелыми, как сказала тогда Катерина.

И лишь поднажал, едва увидел знакомую дверь. Сапоги грохотали по доскам пола, но привлечь внимание уже не боялся. Видел, что все стекла в окнах полопались. Снаружи набирал силу ливень. Свет совершенно померк.

Все эти три дня Вася не думал о своей неудаче и мелких несчастьях, как о проявлении всем известного эффекта Лихо Одноглазого из сказок. Хотя то, что Катерина оказалась в палате несчастной Даши Зиминой именно в тот момент, когда там объявилось чудовище, было явным проявлением неудачливости девушки.

С другой стороны, появление Земина в самый последний момент и его, на удивление, меткий выстрел были именно что самой настоящей удачей. Для Катерины.

Денисов держал девушку за горло. Его рука была неестественно длинной и тонкой, но силы твари в теле мужчины было не занимать.

Вася выстрелил в руку товарищу. Капли крови попали на серые застиранные простыни на кровати Даши. Сама девочка сидела в изголовье, вцепившись в подушку перед собой, в надежде, что та ее защитит.

Димка лихо взвыл не своим голосом, но хватку ослабил. Его невеста упала и не шевелилась, но глазами навыкате продолжала смотреть на жениха. Только лишь тварь начала поворачиваться к Земину, как тот выстрелил еще раз. Пуля угодила в плечо. Мужчину отбросило назад, и он неловко споткнулся о ноги Катерины. Денисов упал и как-то обмяк.

И тут же помещение начало заполняться…чем-то. Становилось темнее, будто нечто заслоняло собой свет лампочки. Оно густело, разрасталось, подбирало под себя окружающее пространство, как мутная черная туча или туман.

Земин застыл, не зная, что дальше.

«Что сделает бестелесное Лихо, если погибнет потенциальный носитель? Пользоваться Димкой оно явно долго не могло. То-то мы неслись скорее сюда!»

Однако просто так вот застрелить Дашу… Вася не мог.

Он стал ощущать уже знакомое чувство смертной черной тоски. И вновь отовсюду полезли старые призраки. Все они были невысокого роста, все вскидывали правую руку, а глаза их горели огнем. Пусть и югенды, но все же то были дети. Они обступали, желая забрать его с собой в ад.

А еще среди всех выделялась одна. Фигура была выше остальных, но более хрупкая. И Земин узнал ее.

Агнешка… Она одна не тянула к нему призрачных рук, а просто смотрела пустыми глазами. Вася видел за ее спиной, как туча сгустилась и замерла перед Дашей, а та выпучила единственный глаз. Простыни под девочкой потемнели.

А призрак Аглаи переместился так, чтобы закрыть ему обзор. Он затряс головой, вскинул пистолет. Кажется, краем глаза заметил, как шевелилась на полу Катерина.

Гарантии, что Лихо уйдет, не было. Но и выбора тоже.

А ведь комнатка девочки раньше была совсем небольшая. Как могло Земину сейчас так казаться, будто до кровати добрых десять метров? Коридор за спиной исчез, а фантомы уже окружили, заполонили собой все вокруг.

– Вася!

Голос старого товарища доносился будто издалека, однако раскрытая ладонь оказалась совсем рядом. Вынырнула из гущи тумана, разметала призрачные детские тела.

– Давай!

Василий вздрогнул. Перед ним встала она. Глаза отливали бордовым и были полны укоризны и злобы. Требовательная ладонь Денисова торчала прямо из груди фантома. А вокруг все будто бы замерло на короткий миг, за который Земин успел взглянуть в глаза любимой и сказать:

– Прости, Агнешка. Да, это все я. Ты и ребята не были ни в чем виноваты. Война… А мы – просто выполняли долг перед Родиной. Но я обещаю. Когда мы встретимся, где-то там, я сделаю все, чтобы искупить вину… Вот, я так и храню ее.

Клац.

Он поднес огонек ближе к губам Агнешки. Она помедлила секунду, подкурила, затянулась глубоко-глубоко… И расслабилась, откинув голову назад, как делала когда-то очень давно.

А Вася вложил свой пистолет в протянутую ладонь Димки, зная, что эта жертва необходима. Еще одна маленькая жизнь, которую тот оборвет.

Призрак Аглаи уже растворялся, истаивал, забирая остальных. Не успел Земин протянуть за ней руку, как услышал крик боли!

То был Денисов.

Морок рассеивался, очертания помещения становились отчетливее. Вася вгляделся, ахнул и невольно дернулся вперед.

– Не смей! – скомандовал ему старый друг. – Васька, стой, я сам!

Одной рукой Дима держался за раненый глаз. Кровь сочилась между пальцев, стекала в рукав. Его трясло, но мужчина продолжал стоять на ногах. В другой руке он сжимал Васин пистолет.

– Я искуплю, Васька. Много натворил. Эту девочку в обиду не дам.

Денисов повернулся к Лихо – фигура чудовища уже приобрела знакомые очертания, но по-прежнему оставалась не до конца оформленной, не очень четкой. Башкой оно упиралось в потолок. Дима закричал, обращаясь к монстру:

– Давай, тварь! Вот, дар! – он убрал руку от лица и выставил перед собой. На ладони лежал его окровавленный глаз с кусочком нерва. – Забирай меня!

Страшную и невероятно долгую секунду Лихо словно раздумывало над предложением. А затем приблизилось вплотную к мужчине.

Вася слышал, как по всему коридору разом взорвались лампочки, и посыпались стекла из окон. Стихия заиграла рамами, отовсюду слышался треск и скрип дерева. Запахло грозой.

Лихо черным дымом всасывалось в тело Димки через пустую глазницу. Его тело кривилось и ломалось, дрожало, но он не издавал при этом ни звука.

Земин потянулся к Катерине, она схватила его за руку и встала. Оттеснил ее плечом к себе за спину. Даша так и сидела, застыв, на кровати и с ужасом наблюдала.

Денисов застыл, опустив голову. Буйство природы на миг стихло.

Он вдруг обернулся к Земину и Катерине, сказал с улыбкой:

– Все, дальше я сам.

Вскинул пистолет к виску.

Над ними лопнула последняя лампочка.

***

Среда

Земин сидел на ступеньках приюта. Дождь прекратился, но солнце так и не выглянуло. Осень в средней полосе в этот раз выдалась на редкость мрачная.

Он вертел в пальцах сигарету, не решаясь закурить.

– Товарищ Земин, доложите по существу. Мне, как первому заместителю Дмитрия Сергеевича, придется писать рапорт. А сказать нечего. Итак?

– Вот и мне толком нечего, – вздохнул Василий, не глядя на зама.

Замолчал, а зам Димки так и стоял над ним, переминаясь с ноги на ногу. Было ясно, что опыта парню пока не хватает, но взгляд выдавал в нем бойца. Впрочем, всего важнее было, как отметил вдруг про себя Земин, что чувствовалась в этом парне некая…справедливость, что ли. Честность.

«Да, такой детей не стал бы стрелять, – подумал Вася. Но тут же добавил: – Наверно»

Зам Денисова, Петр, присел вдруг рядом, отобрал сигарету у Земина, закурил сам. Вздохнул и сказал:

– Он хороший был мужик.

– Да. Как оказалось, хороший, – кивнул Вася.

– Поймите, товарищ Земин. Ваши знания могут помочь спасти людей. Если вдруг где такая же дрянь полезет. Или еще чего. Наука…

Василий вдруг перебил его:

– Да мы и эту-то не убили.

Петр аж дымом подавился.

– Как – не убили?!

– А так, Петя, взяли и…не взяли. Невозможно Лихо Одноглазое убить окончательно. Оно такое, ну-у, такое, что вообще, возможно, не из нашего мира. У него нет тела, только носитель. Оно как болезнь, как микроб. Какие там условия или тонкости при переселении, я не знаю. Это все только предположения.

Он помолчал. И добавил:

– Но есть надежда, что все-таки оно подохнет без носителя.

– А как?..

– Честно? Я вообще не до конца все понял. Ну, до того был Журов, например. Тоже таскал в себе. Правда, Астафьича оно не контролировало, вроде… Думаю, что все эти неудачи, с Дашей, там, да и со мной, это как, м-м-м, иммунная система. Энтропия, мельчайшие частицы, хаос, порядок. Короче, когда соприкасаются тот мир и наш, то эти частицы сталкиваются и… – Вася махнул рукой. – А-а, хрень все это, Петь. Забудь.

Он встал, Петр тоже.

– Знаете, товарищ Земин, вам все-таки придется задержаться на денек и написать отчет. Может, товарищ Барченко чего и поймет из вашего рассказа.

У Васи чуть глаза не выпали.

– Барченко?! А разве его не…того?

– Таких, как товарищ Барченко, нельзя просто так взять и…того. Так что пишите, товарищ Земин, пишите.

– А ты не так прост, Петя.

Клац-клац.

– Ладно, братец-кролик, вели отвезти меня домой. Спать хочу, умираю. Глаза слипаются.

***

Катерина была единственная, кто его провожал. Впрочем, не считая молодого Пети, зама погибшего Димки, знакомых во всей Тамбовской области у Земина больше не осталось.

Они стояли на платформе небольшой станции Моршанска и ждали последнего свистка перед отбытием. Девушка была в черном пальто и платке. Земин, как всегда, надел гимнастерку и кепку. Прошло несколько дней после похорон Денисова.

– Василий, куда вы те-теперь?

После той ночи девушка стала слегка заикаться, однако врач утешил, что со временем патология, вызванная трагедией, должна пройти.

– Далеко. За Урал. Снежного человека ловить! – пошутил Вася, но понял, что Катерина шутку не оценила. Смутился. – На самом деле, я в Тамбове просто делал пересадку, когда меня Димка встретил. Сказал, что без меня никак. Вот я и решил помочь по старой памяти.

– По-понятно.

Помолчали.

– А каким. Он был. На фронте. Мой Димка?

Она старалась говорить короче, чтобы не заикаться. Сильная девушка. Он был уверен, что Катерина со временем справится с горем. А еще понял, что у него не хватит сил выложить ей всю правду.

– Он…он был правильным. Служил Родине. Исполнял приказы. Даже когда не хотел. Человек слова. Ни разу не уронил честь офицера.

– Просто. Мне нужно. Знать. Что рассказывать. Его сыну.

Катерина посмотрела Земину прямо в глаза. Он не отвел взгляд, хоть и очень хотел. Эти глаза затем являлись ему до самых последних дней наряду с другими, небесно-голубыми – Агнешки.

– Берегите себя. Василий.

– И вы себя, Катерина.

Они обнялись, и Вася вспрыгнул на ступени вагона. Послышался гудок. Поезд запыхтел, вздрогнул.

– Он сказал. Назвать сына. Васей!

Катерина кричала ему с перрона и махала рукой.

Земин тоже махал ей вслед, а затем пошел занимать место.

И всю дальнейшую дорогу из головы не шла единственная мысль: «Ну, хитер, братец-лис, ну, хитер! Василий Дмитриевич… Вот зараза!»

Начать с начала. Часть 1

Показать полностью 1
86

Не буди...

Часть 3

Не буди...

Вторник

Вероятно, они собирались прийти за ним утром, потому у Земина было много времени, чтобы все хорошенько обдумать. Ну, и выспаться.

Уже наступила ночь. А кто ж на ночь глядя допрос ведет? Да и не очнулся пленник еще, наверное, могли они подумать. Потому он все делал крайне осторожно и тихо. За ним могли наблюдать.

В последние дни поспать вдоволь не удавалось, но, получив по голове, организм принял решение. И дал мозгу отдыха часов на шесть-восемь, не меньше. В итоге, он проснулся, покряхтел, кое-как поочередно размял затекшие мышцы. Ощупал себя на предмет ран и ушибов. Главное, что любимую гимнастерку с него не сняли! К манжетам у нее пришиты были особые пуговицы, которые могли еще сгодиться.

А после лежал и думал.

Было уже совершенно темно. Пахло соломой и землей. Едва ощущалась влага под спиной.

Только столкнувшись с непонятными мужиками, кое-какие моменты стали понятнее. Да к тому же лишь сейчас мозги будто повернулись и встали на место. Ощущение было странным и непривычным.

Во-первых, он вспомнил Игоря Макарова. Был, был такой! Молодой парень, шофер, такой же сотрудник КГБ, как и Вадим. И он действительно был с ним и Димкой все воскресение! Это именно его присказка «ёк-макарёк» к месту и не к месту. Игорь был болтливым, веселым, улыбчивым. Навязчивым. Оттого присказка приелась им обоим.

Он пропал именно в тот непонятный момент, на дороге между селами Кутли и Вяжли.

Во-вторых, странное у обоих, Земина и Денисова, состояние, причин которого понять он пока не мог. Сам чуть ли не в обмороке был, не соображал ничего. Хотя накануне все было просто отлично. Вряд ли так могла повлиять на него ночь в библиотеке. И Димка был сам не свой. Взвинченный, возбужденный, сверхактивный. Ненормальный.

Он-то и потащил их с Вадимом срочно-обморочно выручать Игоря Макарова. Это было по всем пунктам – по-идиотски. В лес втроем, не зная ситуации, наобум. Дмитрий Денисов, которого знал Вася, был совершенно иным.

А вот странный бой, кажется, барабанов присутствовал. Может, гипноз на основе звука? Особое сочетание звуковых волн и еще чего-то там вполне могло вызвать нужный эффект. Знакомая история.

В-третьих, эти странные мужики из леса. Они ждали. Все похоже на засаду. Но юноша…

Василий содрогнулся. Парень, которого он едва не пристрелил, был ненормальным. Взгляд безумца, проплешины на голове, оттянутые до невозможного уши, а еще наросты, похожие на древесную кору, на нижней челюсти.

Еще, за тот краткий миг нерешительности, Земину показалось, будто парень испытывает боль, страдает каждую секунду существования. Однако сейчас, лежа в темноте и раздумывая, припоминая деталь за деталью, замеченные вскользь, но все равно отмеченные разумом, Василий понимал иное.

То было именно что ощущение чужой боли. Это страдание, оно витало повсюду в воздухе вокруг, во всем том чертовом перелеске. И даже сейчас он почти физически мог вообразить и почувствовать, как кому-то чудовищно плохо рядом.

Он не сомневался, что если приглядеться к остальным дикарям, то у каждого обнаружатся отклонения. Во всех чувствовалась общность. А также признаки вырождения и целого букета болезней. Вполне закономерно, если небольшой народец пару тысяч лет будет жить максимально закрыто, не разбавляя генофонд. Тут уж никакая темная магия не поможет.

Объяснить все происходящее точнее было сложно. Он старался как можно подробнее запомнить эти неясные эманации для будущего отчета. В том, что выберется из передряги, Земин даже не сомневался.

В течение короткой драки он успел заметить общую неорганизованность дикарей. Умственные и физические отклонения были на лицо. Единственное, что могло усложнить ситуацию, только их число.

Но как такое вообще могло быть в советском государстве, чтобы целое селение существовало под боком у местной власти, и о нем никто не знал? Да еще и такое колоритное.

Земин не сомневался, что это полноценное поселение, ибо мужики без баб не могут, со всеми вытекающими. А если бы в округе пропадало слишком много женщин и молодых девушек, тут бы давно все прочесали и выжгли уродов каленым железом.

Нет, что-то было явно не так просто. Особенно не вписывалась девочка Даша.

Руки ему не связали, что было удачно, но немного странно. К слову, тьма вокруг не была кромешной. Он различал над собой невысокий дощатый потолок с широкими щелями и даже звезды на чистом ночном небе. По-хорошему, шанс бежать был.

Василий продолжал лежать и думать. От Даши Зиминой, почти однофамилицы, его мысли неторопливо переползли на одноглазое чудовище Лихо. Однако и об этом подумать толком не удалось, так как вся обстановка – запахи сырой земли и мха, прохлада леса, свежий влажный воздух – все это рождало совсем иные воспоминания.

Нехорошие.

Кошмар, как он и Агнешка бегут мрачными коридорами с плесенью по стенам. Враг нагоняет их. Тяжело дышать, но он продолжает бег, чувствуя ее потную от страха ладонь.

Останавливаться нельзя, никак нельзя, иначе смерть.

Коридор превращается в нечто, объятое пламенем. Тут же гарь забивает нос, и он кашляет. А Агнешка кричит в ужасе.

Тогда Земин судорожно ищет пистолет, но кобура пуста. Что-то большое и с крыльями с диким визгом проносится над ним…

…Оно скребет доски потолка, и Василий инстинктивно отползает в сторону. Он весь мокрый то ли от пота, то ли от сырости вокруг. Скользит по грязи. А сверху раздается душераздирающий скрежет.

Оно не кричит – сейчас это уже не сон. Визги крылатого чудища и стон Агнешки вязнут внутри Васиного мозга. Теперь все происходит молча.

Не отрываясь, он следит за крупной фигурой, под весом которой скрипят и хрустят доски потолка. Непонятное и страшное существо, явно не человек, тяжело ползает снаружи и словно принюхивается. Оно хрипит и похрюкивает.

Хрфыр-хрфыр

Судорожно хлопая по карманам, он запоздало осознает, что дикари, естественно, ничего не оставили, даже безобидной трофейной зажигалки. Ох, как бы пригодился хоть наган, хоть топор!

И волнами накатывает чернейшая грусть, тоска по Агнешке, дураку Димке, отцу… Ему хочется свернуться, закрыться в позе эмбриона и так помереть. Это же он во всем виноват. Сам! Она погибла из-за него. И дети – тоже, все до единого полегли и остались там, в далеком немецком городе. Теперь ему одна дорога: в петлю. Да хоть на собственном ремне…

Тряхнул головой.

«Ах ты тварь! – проговорил он про себя, четко чеканя каждую мысль. – Тварь. Прочь. Из моей. Башки. Тварь. Агнешка. Я. Не. Виноват!»

Внезапно все стихло, а он дернулся. Так бывает, когда тужишься изо всех сил, толкая неподъемную ношу, а та вдруг катится сама по инерции, и ты падаешь. Нечто похожее испытал и Василий.

Он лежал мокрый, липкий от пота. Ощупал себя: не намочил портки? Вроде, сухо.

Оно исчезло – Земин понимал, что, скорее всего, нечто приходило из любопытства, а не из-за голода. И за это готов был молиться всем богам, хоть православным, хоть греческим, хоть индуистским.

Где-то там пропел петух. Странно, криво пропел, словно болезный.

«Все здесь смертельно больное и мучается. А оно, Лихо, питается этой болью и страданиями. Не врали, поди, сказки! Есть такая тварь, живет в Тамбовских лесах, паскуда. А если живет, как всякое прочее нечистое, то и солнышка любить не должно. Не должно».

Василий решил рискнуть. Едва начало светать; значит, тварь должна прятаться в свое логово, где бы оно ни было. А местные мужики как раз поутру и явятся. Правда, зачем, не очень ясно. Но вновь отдавать себя им в руки Земин не желал.

Ему показалось, будто стало достаточно светло, чтобы Лихо ушло окончательно. Не дожидаясь, пока петухи распалятся и разбудят-таки этих «кривичей», Вася быстро обошел свое узилище.

В рассветных лучах он разглядел косо собранный сарай с огромными щелями между едва обтесанными бревнами. Все держалось кое-как. Инженерное дело было явно слабой стороной местного племени.

Небольшим усилием он вырвал доску с тыльной стороны сарая, стараясь не шуметь. Аккуратно выбрался наружу. Затем, не разгибаясь, двинулся вдоль и выглянул из-за угла. Тут же спрятался обратно.

Где-то на краю селения замычала корова. Это его слегка удивило.

Вася успел разглядеть какие-то хибары, хаты, сарайчики. Ни клетей, ни плетей, ни заборов. И все было покосившееся, дырчатое, грязное и плесневелое, покрытое мхом или просто заросшее. Пахло навозом и гнилью. Как он и думал, отпечаток страдания лежал повсеместно.

Пути было два: хорониться здесь, в селении, ожидая подмоги от Денисова, или бежать лесом.

Правда, Земин не знал, спасся ли Димка. Если да, то добрался ли он до своих, и сколько еще ждать? Собак слышно не было, значит, оставался шанс, что его не найдут быстро.

С другой стороны, при плохом исходе для старого друга, оставалось лишь бежать через лес к нормальным людям. Однако в какой стороне жили эти нормальные люди, он не знал наверняка. А местные дикари на то и местные, чтобы не оставить ему шанса прятаться в лесу долго.

Куда ни кинь…

Еще его так и подмывало осмотреть селение внимательнее. Когда все закончится, вырвать хоть какие-то сведения из лап КГБ не представлялось возможным в принципе. А любопытство у журналиста-фольклориста было воистину неуемное.

Василий решился.

Он засел в кустах сбоку. До деревьев было недалеко, да опасно. Не прошло и десяти минут, как он разглядел сквозь ветви три фигуры, неторопливо бредущие в его сторону. Подобрался. Было немного страшно. Но в целом привычно.

Они прошли так близко, что Земин ощутил тошнотворный запах гниения, словно из загноившейся раны. Он надеялся, что за этим амбре никто не учует его самого.

Мужики всполошились, заметив, что пленник удрал. Выскочили из сарая, закричали гортанно и хрипло. Разбежались в стороны. Вероятно, собирать остальных и отправляться в погоню.

Он продолжал сидеть и ждать. Время шло. На удивление, солнце здесь припекало сильнее, чем в городе. Было светло и ярко, словно и не дождливая осень нависла над средней полосой необъятной страны.

Совсем скоро лишние шумы как-то сгладились, оставив только нормальные деревенские звуки. Он не слышал голосов, лая собак и крика детей. Однако где-то мычала корова, кудахтали куры и несколько раз драл глотку петух.

«Пора, а не то они вернутся!»

Василий старался двигаться плавно, шума не издавать, держаться позади строений. Где-то все заросло настолько, что его и правда не замечали. Однако пару раз все же пришлось проскочить по открытому пространству.

Он сделал вывод, что людей здесь немного. Не увидел ни детей, ни стариков. Затем заметил неподалеку бабские фигуры. Ближе подбираться боялся, чтобы не выдать себя. При этом не сомневался, что и женщины здесь такие же несчастные уродки, как и их мужики.

Одежда действительно походила на лохмотья – сшитая из шкур со свисающими лоскутами и хвостами. Хаты не походили ни на что виденное им раньше. Это явно были не первобытно-общинные хижины, но и до простых квадратных деревенских домиков им было далеко. Будто пещерные люди подглядели что-то у нормальных советских соседей и попробовали сделать похожее в меру своего скудного разума. Вот и получились косые несуразные хибары.

Между всеми строениями имелись более-менее протоптанные дорожки, но Земина привлекла прогалина в самом центре селения. С большой натяжкой это можно было обозначить, как главную площадь. Однако этот пятачок отличался тем, что был аккуратно расчищен и выметен: ни камня, ни травинки. В центре возвышался деревянный резной столб и какая-то насыпь, а перед ними чернело кострище, от которого до сих пор шел дымок.

А еще пахло жареным мясом.

Он рассмотрел вырезанную на столбе фигуру: толстая баба с обвисшими грудями и единственным большим глазом.

И Вася уже было двинулся туда, как вдруг шестым чувством почуял угрозу. Обернулся. Из леса как раз шли дикари.

Бросился к ближайшей хате. Понадеялся лишь на то, что днем все заняты работой или в огороде, или в лесу. Может, все же не заметили?

Внутри было, кажется, полторы комнаты и темень. Он вдруг понял, что нет окон! Кинулся в угол, прильнул к стене, затих. Нервно нащупал, что доски изнутри покрыты какими-то узорами.

Земин ждал.

И вдруг услышал знакомый кроткий голос:

– Василий Андреич! Выходите! Они знают, что вы здесь!

Он не верил своим ушам. Это был голос Журова. Но как? Невероятно! А Борис Астафиевич продолжал:

– Они говорят, что сбежать все равно нельзя. Мать-мать не выпустит! На их землю приходят по приглашению. И уходят по разрешению.

Очевидно, что дикари не знали, в какой хате он засел. В принципе, им ничего не стоило прочесать все. Василий успел насчитать два десятка жилищ, несколько сараев и один большой дом, видимо, общинный.

Стоит ему издать лишний звук, или слово сказать…

– У вас мало времени, Василий Андреич! – заверещал Журов. – Ночью-ночью явится мать. Тогда все.

«Да где ж они тебя, Астафьич, схватили? Не в музее же», – успел подумать Земин. И понял, что сердце не выдержит еще одну душу, загубленную по его вине.

– Я здесь, Астафьич! Не дрейфь.

Он вышел с поднятыми руками, чтобы дикари вдруг не пустили стрелу промеж глаз. И только тогда начал постепенно соображать.

«А как это ловко он с дикарями общается, а?»

Но было поздно – двое мужиков покрепче уже туго вязали руки за спиной вонючей веревкой.

– Простите, Василий Андреевич. Это мать может раз-раз в сто шестьдесят дней питаться. А они постоянно есть хотят. А иначе бы меня…

– Ах, ты! Гр-рибник! – зарычал Земин, наконец, осознавая, кто мог периодически прикрывать целую деревню от советской власти.

Его волочили, видимо, обратно в сарай, правда, развязывать не планировали. Борис Астафиевич семенил рядом, говорил торопливо, оправдывался:

– Я попрошу, чтобы они вас сразу…того. Быстро чтобы. И не отдавали матери-матери. Я же не изверг! Просто хочу на весь обряд посмотреть. А я их уже сколько изучаю. Это же поверить невозможно, да? Аримаспы! Это же взаправду они-они!

На полпути вся ватага вдруг остановилась, раздались несколько непонятных фраз, и его потащили в обратную сторону.

– Они решили к столбу вас, – пояснил Журов и продолжил: – Представьте, сколько веков-веков они тут жили! Версия с арима-лошадью не подтвердилась. «Арима» слово более древнее. Возможно, имя-имя. Изначальное. И прав я был! Не золото, а знания они делили с «грифонами». То-то и дожили до наших дней.

Земина притянули крепко-накрепко к столбу так, что неровности деревянного узора впились в спину. Пытаться бежать сейчас означало пасть в неравной борьбе с толпой древних охотников. А сделать это позже вообще не представлялось возможным.

– Впрочем, за все нужно платить. Сами видите, что у них с генами-генами творится. Как я понял, крайне редко удается дитё…эм, добыть. А глаз-то, глаз! Это было подношение вождя для матери. Для Лихо. Оттого все племя-племя одноглазым и прозывали.

– Астафьич, иди ты на хер!

Тот аж опешил, замолк на секунду. Но тут же выдал новую тираду:

– Как же вы, Василий Андреевич… Тут самое интересное. Те самые знания-знания древних «грифонов». Кем бы они ни были. Направленные галлюцинации и мороки посредством акустики, например! Или долголетие. Не смотрите, что они кривые, прошу прощения. Живут-то побольше нашего!

– И страдают подольше нашего! – не выдержал Земин.

– Простите? – Журов снял и протер очки.

Мужики успели оставить их наедине. Странно, будто потеряв всякий интерес к жертве. Или к будущему ужину?

– Присмотрись, Астафьич. Чуешь? Боль, кругом одна боль. Лихо этим питается. Эманациями. А еще, как говорят, светлой памятью!

– Что вы, что вы! Да то ж сплошная метафизика!

Для Бориса Астафиевича все выглядело просто околонаучной беседой где-нибудь во дворе музея. Для Земина – безумной смертельной ловушкой. Оно уже ощущал тянущий страх, зарождавшийся внизу живота.

– Ты что, не веришь в их мать? Сам же тут кричал…

– Я верю глазам. И фактам-фактам. Селение, и правда, спрятано, эм, чем-то. Такая…будто завеса. Не пересечь просто так. Ну, ничего-ничего! С языком их справился, с этим тоже разберусь постепенно.

Василий забился в путах, чувствуя, как растирается в кровь кожа на запястьях.

– Дурак, Журов! Да они ж меня сожрут сами, а тебя – скормят своей матери! Лихо пропустило кормежку, сам же слышал.

– Пока что я считаю мать-мать – мифом и выдумкой дикарей. Поизучаю еще, тогда пойму.

И отвернулся, будто обиделся. Повздыхал, протер в который раз очки и повернулся вновь к Василию со словами:

– Прощайте, товарищ Земин. Рад был познакомиться. Вы не представляете, как поможете в изучении племени аримаспов!

Борис Астафиевич уверенно зашагал к общинному дому, скрывшись из зоны видимости. Вася побился в путах еще, но все было напрасно. Сделал вид, что обессиленно повис на веревках.

Кострище было прямо перед ним. «Ну, посмотрел поближе? Понравилось?» – зло подумал он про себя. И пнул ногой золу. А затем, к своему ужасу, увидел чуть впереди белеющий череп. Человеческий.

– Прости, Игоряша… – прошептал Земин. – Уж ты не был ни в чем виноват.

Со спины подуло каким-то зловещим сквозняком. Ледяным и мрачным, жутким, таким, что мурашки пробежали по позвоночнику. И Василий догадался, что это за насыпь с той стороны столба, и чья нора там должна быть.

Тогда он решился и завозился.

Металлические пуговицы на манжетах гимнастерки были остро заточены специально для подобных случаев. Такой хитрости его обучили на фронте, когда они ходили брать «языка». В случае неудачи расчет был не на попытку побега из плена, а именно чтобы освободить хоть одну руку и успеть погубить себя.

Земин уже не думал, что его потуги могут заметить. Он понимал, что костерок ему соорудят в любой момент. Пока еще мясо прожарится! Тем более, его еще раздеть, а потом разделать надо. Мороки много, потому и начать стоит пораньше.

Сам бы он так и сделал.

Василий потел, но дело шло. В миг, когда почувствовал, будто веревка готова лопнуть, притормозил. Теперь нужно выбрать момент. Если рядом не окажется ни единой души, то рвануть в лес! Пока его разглядят… Тем более, в общинном доме, кажется, тоже не было окон.

«А не от матушки ли своей они ночами прячутся? Хороша клуша!»

Однако шутка не обрадовала.

Солнце было в зените, и Земин решил – пора! Дернул веревки, и те лопнули, гнилые, как и все вокруг. Пригнулся и припустил к ближайшей хате, на ходу отрывая пуговицу и зажимая между пальцами. Какое-никакое, а все же оружие.

Тридцать шагов, за угол строения… Он столкнулся с дикарем нос к носу. Тот отливал в кустах, а свободной рукой клацал его – Васину – трофейную зажигалку!

Руки сработали быстрее мозга. Земин полоснул аримаспа пуговицей по шее. От неожиданности тот схватился за горло; хоть рана была неглубока, но кровь потекла обильно, мгновенно залив бороду, грудь и уродливые ладони. Однако Василий не замер: он толкнул мужчину на землю, вдавил, не давая шевельнуться, и запрокинул его голову, шире раскрывая рану.

Досчитал ровно до двадцати пяти и отпустил. Все было кончено.

Тяжело вздохнул, попытался вытереть руки о траву, но тут же передумал. Не любил Василий проливать кровь, однако сейчас инстинкт самосохранения пересилил.

Он схватил зажигалку и взглянул на хибару. Должно загореться. Оторвал несколько лоскутов от одежды мертвеца, и те, на удивление легко, зашлись пламенем. Земин подсунул несколько горящих лоскутов в щели, а еще два успел забросить на невысокую крышу.

«Ох, должно хватить…»  – думал он, пока бежал вокруг селения, надеясь скрыться в противоположной от пожара стороне.

Первые крики раздались, когда он как раз вломился в заросли. Лес, кажется, принял его, но вот пропустит ли? Земин летел, больше не отвлекаясь на лишние мысли. Только считал, чтобы понимать, какую фору имеет в запасе. Где-то на ста восьмидесяти впервые споткнулся. Затем выругался и пробежал еще с десяток шагов.

И тут же растянулся на земле. Удар выбил весь воздух, и несколько секунд он даже ничего не соображал. Затем обернулся, попятился, но вокруг никого не было. Тогда Василий встал, развернулся…и обомлел.

Перед ним была сплошная стена деревьев и кустов. То есть, все заросло настолько густо, что протиснуться взрослому среди веток было попросту невозможно. Он сунул было руку, но вовремя заметил тонкие острые иглы, торчащие тут и там, причем росли они что на кустах, что на деревьях.

Был бы Вася верующим, непременно бы перекрестился. Сплошная чертовщина.

«Вот тебе и завеса колдовская…» – успел подумать он, как сзади раздался знакомый крик.

– Арима! – взвизгнул дикарь, вылетая прямо на Земина с занесенным топором.

Тот успел лишь перехватить рукоять, потянуть, и оба повалились на землю. Аримасп яростно вцепился в древко, норовя, видимо, отбросить врага.

Они катались по прогалине среди сосен. Их запахи смешались: потное амбре Земина и гнилт пополам с дерьмом – дикаря.

Заветная пуговица затерялась в сосновых иглах. Из оружия – один топор на двоих. Видимо, у древнего воина не было даже ножа. Что было достаточно странно, по мнению Васи, но именно тогда не думал об этом.

В какой-то момент он оказался прижат к земле. Аримасп сидел верхом, неудачно прижав одну руку Земина к туловищу, и вдавливал рукоять топора поперек горла фронтовика. Дышал смрадом прямо в лицо, скалил черные зубы и все рычал и рычал:

– Арима-а. Ари-има-а-а.

Запахло паленым. Дикарь вдруг взвизгнул и вскочил, позабыв о заветном оружии. Василий сперва откатился в сторону, затем застыл, готовый атаковать снизу. Он потянулся было за топорищем, но вдруг оказалось, что уже победил.

Возможно, лохмотья специально чем-то пропитывали, потому занялись они так быстро, что охотник древнего племени и сообразить не успел. Закричал от боли, будто зверь, затем зарычал, а после перешел на визг. Потянуло паленым мясом. Он упал на землю, катался, пытаясь сбить пламя и сбросить с себя остатки шкуры, но все оказалось тщетно. Не прошло и минуты, как он затих.

Земин хотел сесть, утереть пот, но тут же услышал остальных преследователей. Кажется, еще двое или трое неслись следом за сгоревшим заживо товарищем, а Вася даже испугаться не мог от усталости.

А самое страшное, что он ничего не чувствовал из-за того, что убил уже второго. Ни тоски, ни жалости, ни мук совести. На душе было пусто, только кровь стучала в ушах.

Тяжело потянулся за топором. Едва встал, опираясь на древко, и даже поднял оружие в подобие боевой стойки, готовый сражаться до конца.

Раздался далекий выстрел, затем еще один. Вася понял: стреляют со стороны поселения. Так как никто больше не спешил ломиться к нему через перелесок, значит, погоня повернула обратно. А стрелять могли только в одном случае.

И тогда Земин расслабился. Только сейчас будто бы осознал, что слышит звуки леса, хотя до этого момента ничего такого не было. Или просто не обращал внимания?

Он был абсолютно уверен, что дикарям ни за что не выстоять против вооруженных бойцов Денисова. А в том, что это явился фронтовой товарищ, Вася тем более не сомневался.

Забросил топор древнего воина на плечо и неторопливо побрел обратно в деревню. Оставил этого самого воина лежать на жженых сосновых иголках среди звуков леса. Много позже мертвое обожженное лицо будет являться ему во снах, много позже. Но сейчас он об этом не думал.

Часть 4

Показать полностью 1
84

Не буди...

Часть 2

Не буди...

Воскресение

Следующим утром мужчины уже были в поселке Вяжли. Это было одно из последних мест, о котором помнила Даша Зимина в тот трагичный вечер несколько лет назад. Скорее даже то была крупная станция.

Василий и Дмитрий смотрели на карту на стене, где были отмечены близлежащие поселки.

Железка шла через поселок Вяжли на станции Фитингоф и дальше на восток, до Ряжска. На юге через несколько километров располагалось одноименное село Вяжли.

– Большой треугольничек-то получается, а?

– Вот здесь, – показал Дима, – от Фитингофа вниз и вокруг села. Это все поля. Но западнее – леса да перелески. Всю нашу часть поднимать, чтобы прочесать. Да ради чего?

– Известно, чего, – задумчиво протянул Василий. – Глаз Дашкин искать.

Денисов как-то странно посмотрел на Земина.

– Что-то вид у тебя неважнецкий, братец-лис. Плохие сны?

В отличие от товарища Василий был бодр и свеж, будто и не пил он водку полночи в одиночестве после того, как товарища увез личный шофер.

– Сны, сны, – пробормотал Дмитрий. – Катя себе руку раскроила ножом. А потом тошнила от вида крови. Вот такая ночь.

Он вздохнул.

– Ну, тебе-то кровь нипочем! Лиха беда – начало. Неудачи так и лезут, да? Глаз да глаз тут нужен, ёк-макарёк.

Ничего-то Земина не могло пронять.

– Тоже словечко привязалось, да? Ты говори толком, если по делу. А балагурить зря – смысла нет! – строго сказал Денисов.

– Да, значит, говорить, что у тебя есть личный шофер, просто было не по делу?

Помолчали. Дмитрий закурил, а Василий смотрел задумчиво в окно на лес.

– Я ведь понимаю, к чему ты…

– Нет. Не понимаешь! – резко одернул товарища Земин и пошел к выходу. – Давай, братец-лис, нам нужно на тот участок. Между Фитингофом и Вяжлями.

Если утром погода шептала, и солнышко немного радовало своим ярким видом, то к обеду вновь все затянуло тучами. Бетонно-серая крышка неба давила сверху, дышать было тяжело и вязко.

«Как он еще курит одну за одной в такую сырость?» – думал Василий.

Не дорога была, а одно название. Колея прослеживалась, однако после таких дождей застрять тут можно было капитально. Потому в какой-то момент оставили машину на краю дороги, а сами пошли вперед пешком.

Как ни крути, а места дикие. Хоть целую банду прячь, хоть чудище мифическое.

– Чувствуешь? Наблюдает…

Земин смотрел в чащу, но с дороги не сходил.

– Что-то ты глупости городишь, Вася, – Денисов вертел головой.

– А ты встань, как я. К лесу передом, а к полям – задом. Там оно, там. Знаю. Правда, людновато тут, а, подруга? – бормотал Земин себе под нос. – Или ты у нас самец? Не-ет, баба, как пить дать. Далеко забралась. Не любишь ты дорог и моторов, всю эту технику. В лесу тихо, спокойно, да-а,. Вот ты и сидишь в своих угодьях. Жрешь да живешь.

– Вась?

– Только вот зачем тебе девчонка нужна, а? Через три года. Не ответишь. Негоже тебе человеку простому отвечать. А может, ты и говорить-то не умеешь? Что у тебя за ум такой: звериный или человечий?

– Вася, ёк!..

Земин друга и не слышал. Стоял, бормотал, говорил сам с собой. Дмитрию стало не по себе.

Поднялся ветер. Принес запах сырости и леса, хвои и чернозема. И будто еще какой? Шерсть? Гниль? Или только показалось?

– Все, кончай дурить! – он потянул товарища за рукав, но Василий не обращал на слова особого внимания. Послушно топал следом, слишком уж погруженный в свои мысли.

А Денисов вдруг заторопился. Его толкало в спину – скорее, скорее – он знал, что им следует срочно ехать обратно. Объяснить ощущение тревоги он бы никак не смог.

Как только заработал двигатель, словно спала пелена. Дима расслабился, но курить не стал. Василий потянулся, хрустнул шеей.

– Так, братец, давай в Вяжли, – сказал он, как ничего и не было. – Все равно следов не найдем, да хоть глянем. Одним глазком.

Дмитрий покачал головой.

В итоге они проехали село насквозь и остановились на дальней околице. На юг уходила кривая просека до главной дороги. А на юго-запад тянулась мрачная и едва видная колея, окруженная деревьями и скрывающаяся где-то меж ними.

– Вот. Нутром чую, там.

Дмитрий удивленно посмотрел на товарища.

– Не спрашивай, а поверь. Там оно. Где-то на полпути.

И резко замолк.

– Там, вроде, как раз Кутли по прямой. Как же местные сами-то добираются такой дорогой? – сказал задумчиво Денисов, вглядываясь в темнеющую просеку. – Давай…

***

В себя Василий пришел от голоса Денисова:

– Да… Надо глянуть. Еще чуть проедем… Угу. Эк, трясет как! Да не, не темно. Хорошо видать, далеко глядеть!

Их и правда тряхнуло.

– Эх, хорошо! Ёк-макарёк!

Дмитрий был странно веселым, будто пьяным.

Земин так и подскочил. Толкнул товарища в плечо, тот повернулся, но взгляд был абсолютно пуст. Словно спал, да с открытыми глазами.

Василий испугался. Машину тряхнуло еще раз. Нет, не тряхнуло. Ударило… Он отвесил звонкую пощечину Денисову, и тот резко пришел в себя. Затряс головой, словно блохастый пес.

– Васька, что…

– Тш-ш-ш!

Их ударило в задний бампер, да так, что машина проехала вперед целых два метра. Затем сбоку, и опять сзади, и еще, и еще! Автомобиль шатался и трясся, но разглядеть в темноте что-либо было попросту невозможно.

– Заводи! – закричал Земин. Или то был сам Денисов?

Дима так и крутил ключом, а машина все не заводилась. И вновь удары и тряска. Сквозь прочие шумы долетел свист ветра, хруст веток. На какие-то мгновения облака разошлись, неуверенно выглянула луна.

Однако разобрать все равно было ничего нельзя. Вроде, просека, деревья кругом. Да и все.

Опять удар!

Металл заскрежетал, и на секунду показалось, что машина вот-вот перевернется.

«Тогда конец!» – успел подумать Василий.

– Катя, Катька, Катенька… – шептал без остановки товарищ.

И тут неожиданно взревел мотор. Дмитрий сразу ударил по педали газа, рванул вперед, не разбирая дороги. Колею он видел смутно, и ехал на одной надежде.

Конечно, удары прекратились. Машину подкидывало на ухабах, мотор пыхтел. Мужчины, не сговариваясь, думали только о том, как бы механизм не издох прямо на дороге.

Тут же они получили сильнейший пинок в зад. Заднее стекло треснуло, а еще был звук рвущегося металла.

Но мотор сдюжил. Вывез. В какой-то миг кусты разбежались в стороны, а тряска неожиданно прекратилась. Автомобиль выскочил из зарослей прямо на гладкую дорогу, а минуту спустя Василий увидел справа теплые огоньки. Это оказалась знакомая станция Вяжли.

«Но как?!»

Они так удачно неслись прямо на Моршанск, что не могли поверить. Остановиться не решались. Молчали. Обоих немного трясло, но скорее от того, что они так до конца и не понимали, чего же с ними приключилось?

Как умудрились два опытных фронтовика, сворачивая на юго-запад, вдруг выскочить с северо-запада да еще через добрых десять километров?

Пересекли черту города. Оказывается, была уже ночь. Город, как всегда после заката, почти вымер. Дмитрий смотрел только на дорогу и крепко сжимал руль. Василий потянулся за трофейной зажигалкой.

Клац-клац. Клац-клац. Клац-клац.

Зажигалка вдруг выпала, скользнув между пальцами. Земин ругнулся.

Денисов остановился у здания музея. Подышал. Вышел, хлопнув дверью. Еще постоял, подышал. Посмотрел на небо. Привалился к машине. Вася вышел к нему, встал рядом.

Руки Денисова слишком тряслись, чтобы подкурить, потому товарищ поднес зажигалку.

– Эта паскуда мне все расскажет! – сказал, наконец, Денисов, докуривая вторую папиросу, и странно добавил: – Ёк-макарёк!

***

Товарищ Журов трясся, как осиновый лист. Товарищ Журов потел, как поп под рясой. Товарищ Журов лепетал, как Кацман на допросе.

– Я тебя спрашиваю!

Товарищ Журов сидел за своим столом, но вид при этом имел скорее подсудимого, чем хозяина кабинета. Дмитрий ходил перед ним взад-вперед, руки демонстративно держал за спиной, но директор музея следил за ним взглядом, как завороженный.

Василий тихонько стоял в углу, у двери.

– В твоих отчетах ни слова не было о гипнозе. Ни единого. Хотя логично выходит, черт побери! Так они и терялись. Жертвы шли сами, как мотыльки на огонек.

– Как лоси на брачный зов, – пробормотал Земин себе под нос.

Денисов его проигнорировал.

– Я уверен, что твой предшественник Иванов не мог не слышать о таком. Ну, что скажешь, Астафьич?

Дмитрий навис над Журовым. Тот изо всех сил вцепился в столешницу.

– Я… Это невероятно. Да-да.

– Невероятно? – вкрадчиво переспросил Денисов. И тут же рявкнул: – Невероятно, что ты жив до сих пор!

«О, угрозы пошли. Димка-Димка, что с тобою стало? А был такой хороший примерный мальчик. Глазки-пуговки, бровки домиком, учился на одни пятерки и пирожки маменькины уплетал за обе пухлые щечки!»

Земин невольно заулыбался, глядя на товарища.

– Ты чего скалишься, Земин?! – вспылил Дмитрий.

Но Василия вывести из равновесия после такого безумного дня было невозможно.

– Да вот смотрю я на тебя, Денисов, и понимаю. Все понимаю.

– Да иди ты!

Дмитрий вдруг порывисто кинулся к Земину. Попытался схватить за грудки со словами:

– А если бы мы не очнулись вовремя, а? А этот жук…

– Так и ты не все рассказываешь.

Василий держал друга за манжеты.

Денисов отстранился. Тяжело вздохнул. Оправился, выровнял фуражку.

– Так! Собираем совещание. Пора обменяться сведениями стратегического значения. Завтра. Здесь. В девять-ноль-ноль, – Дима посмотрел на Васю. – Давай отвезу тебя. А утром…пришлю шофера.

Он показался вдруг слегка растерянным.

А Земин покачал головой.

– Дима, Димка, ну что за бред? Какое совещание? Ты еще экстренный комитет собери. Как будто… Если только… – Вася вдруг просветлел. – Так Дашенька у нас далеко не первая!

Денисов молчал, смотрел на друга, не шевелился.

– Вот в чем дело. Дай секунду… – Теперь Василий прохаживался по кабинету и размышлял на ходу: – Люди пропадали и раньше. Раз. Слухи, конкретно местные байки о чуде-юде, именно тут, в районе Моршанска, ходили давно. Два. Ты, Димка, у нас ГБ-шник. Три. Я прав?

– Да. Давай уж дальше, будь добр. Рассуждай.

Денисов заметно расслабился. Наверное, это было где-то у него в подкорке: установка, что никакие сведения разглашать нельзя. Хоть пытают, хоть на куски кромсают. Ни слова. Ни другу, ни брату, ни свату.

А вот когда товарищ, а еще лучше коллега, сам обо всем догадывается, тогда ГБ-шник спокоен. Тайну не выдал – отставить панику! И там просто жди команды: оказать содействие такому догадливому товарищу, или ликвидировать.

Или ликвидировать…

– Что еще? – сам у себя спросил Василий. – Что еще?.. Ага, предшественник Иванов…

– Петр Петрович, основатель и первый директор нашего музея, – тихонько подсказал Борис Астафиевич.

– Да, спасибо. Петр Петрович Иванов вряд ли сидел тут изначально ради вашего, пардон, нашего чуда одноглазого. Вероятно, история давняя, и слухи о местном Лихе мелькали и раньше. Не вы, Борис Астафиевич, были фольклористом, а ваш предшественник. А вот уже при вас, по просьбе нашего Дмитрия Сергеевича, архивчик-то подняли, доклад представили. И стал наш Димка Сергеич думу думать да расследование вести. Так примерно?

– В целом, – кивнул Денисов.

– А теперь давай по-взрослому, – Земин стал серьезным, даже лицо слегка поменялось. Он будто посуровел и подобрался. Потребовал: – Давай конкретные факты.

Клац-клац.

– Люди пропадали всегда. Четко раз в сто шестьдесят дней. Без вариантов. Потому прислали меня.

– Что-то изменилось, да? – сразу спросил Земин.

Денисов как-то странно на него посмотрел, будто не мог до конца поверить в проницательность старого друга.

– Изменилось. Сразу же. Эта…тварь стала забирать наших. В часть со мной прибыли двадцать пять человек. После этого следующие три жертвы – все мои. Однако…

– Даша?

– Шестого октября начались странности, по словам девочки. А десятого октября оно должно было забрать еще кого-то. Не забрало.

Тишина заполнила кабинет. Журов немного успокоился: протирал очки. Денисов закурил. Земин вертел в пальцах зажигалку.

За окном завывал ветер, вдалеке на юге, в стороне Тамбова, сверкали молнии далекой грозы. Вскорости непогода должна была добраться и сюда, и тогда дождь обязательно зарядит на несколько дней.

– Аримаспы.

В полной тишине слово прозвучало непонятной абракадаброй, слишком неожиданно возникшей в наэлектризованном воздухе. Денисов вскинулся, переспросил:

– Чего?

Слишком резко.

Борис Астафиевич встал из-за стола и полез в огромный стеллаж с книгами, стоящий в углу кабинета. Выудил оттуда толстенный том, положил сверху другой и еще схватил какую-то папку. Расположил все на столе, а из нижнего ящика того же стола достал еще стопку бумаг.

«Вероятно, копии своего доклада и бумаги Иванова», – решил Земин.

Трое мужчин собрались вокруг.

Воодушевленный Журов уже уверенным голосом стал объяснять:

– Аримаспы. У Геродота, в одном из его трудов-трудов, описывалось древнее племя исседонов. Эти исседоны обитали где-то на северо-востоке древнего мира-мира. Они были родней скифам. Меня натолкнула цифра. Сто шестьдесят. Согласно Геродоту, для этого народа «единица» и «шестерка» были особенными числами. А нуль, стало быть, око-око. Однако, аримаспы!

Журов открывал книги, указывал пальцем на статьи и рисованные карты в записях Иванова.

– Племя аримаспов обитало еще дальше исседонов. На самом краю мира! – Борис Астафиевич поднял палец. – По описанию скифов-скифов они были…вот! По-скифски «арима – один», а «спу – глаз». Одноглазые!

И вновь повисла пауза. Затем Денисов выпрямился, прошелся туда-сюда по кабинету. Наконец, он остановился.

– Значит так. Борис Астафиевич. Соберите все в кучу. Мне нужны четкие данные. Пересмотрите все факты, даже самые невозможные. Но чтобы неожиданностей больше не было! И по Геродоту своему тоже. Завтра соберемся тут же.

Журов часто-часто закивал.

– Мне нужно еще раз поговорить с девочкой, – заявил Земин.

Клац-клац.

– Утром.

– Хорошо. Тогда сейчас дай мне доступ к библиотеке.

– Так ночь на дворе! – удивился Денисов.

– Ну, уж тебе сторож не откажет, – улыбнулся Василий.

– Добро, – кивнул Дмитрий.

Уже на улице, когда они вместе шли к зданию городской библиотеки, стоящему наискосок от музея, он все приговаривал:

– Арима…арима…

Земин не стал заострять на этом внимания.

Предъявив документы и зыркнув на ночного сторожа, сотрудник госбезопасности покурил еще и распрощался с Василием. Тот посмотрел товарищу вслед, затем улыбнулся сторожу и попросил проводить его в читальный зал.

***

Понедельник

Земин провел в библиотеке всю ночь. К его удивлению, когда он выходил на свежий по-зимнему морозный воздух, то увидел под серым небом такую же машину и рослого парня, дымящего у капота.

Помятый от бессонной ночи Василий приблизился.

Мимо них на службу спешили библиотекари и архивариусы, писари и прочие, кто жизни не знает без книг.

Молодой человек, казалось, не имел эмоций. Он вежливо улыбнулся и протянул руку, но ничего-то за улыбкой не было. Пустой человек, как того требовала Родина.

– Вадим, – представился парень, и Земин понял, что перед ним юноша лет двадцати двух, вряд ли старше.

«Такой молодой, а уже чекист, – подумал Василий, но вслух говорить не стал. – Пустой – не пустой, а хребет сломать сможет. Вон плечи какие».

– Василий Земин, – и вдруг, против собственной воли, добавил: – А где Игорь?

Молодой сотрудник КГБ не ответил, только саженными плечами пожал. А Земин так сам и не понял, что же такое ляпнул.

Они добрались до приюта достаточно быстро. Как и в прошлый раз, Катерина, сейчас какая-то бледная и уставшая, осунувшаяся, провела Земина к девочке Даше. На его вопрос, что случилось, невеста Дмитрия отмахнулась, мол, плохие сны и мрачные мысли одолевают.

Будучи среди дефективных детишек, теперь он ощущал себя более уверенно: в панику не ударился, сразу вообразил джунгли. Звуки и крики не сбили с толку – Василий уверенно прошел коридорами и игровыми комнатами, совершенно ни на что не обратив внимания. Даже на мочу и прочие «запахи джунглей».

В руке он сжимал немного грязного плюшевого медведя. Медсестра сперва покосилась на игрушку, но укорять Земина не стала.

Даша ничего толкового не рассказала. Не было ей знакомо ни слово «арима», ни племя аримаспов. Про варварскую магию, о которой всю ночь читал сам Василий, девочка и подавно не знала. Число «сто шестьдесят» никаких ассоциаций у нее также не вызвало.

Однако, когда Вася собрался уже прощаться, Даша, которая теперь не выпускала плюшевый подарок из рук, вдруг подскочила на месте.

– А мне сон снился!

Земин тут же вернулся, опустился перед ней на корточки. Нет, никаких несчастий и злоключений от девочки он больше не боялся. Ребенок – ребенок и есть. Что плохого она могла желать незнакомому дяде, который, к тому же, принес такую игрушку?

Даже в комнате стало словно светлее, пока она обнимала своего нового друга.

– Расскажи, Дашуля, расскажи. В нашем деле простых снов не бывает, точно тебе говорю.

– Я видела…видела, будто бы, костер какой-то. Жарко было. И кто-то что-то кричал. Кажется…ему больно было. А еще стук. И вой. Нет…не вой, но как в трубу. Только не труба, а какое-то похожее. Не могу объяснить. Но…может…я и тогда что-то такое…

– Все, все, Дашуля, не реви!

Он вдруг нежно погладил девочку по щеке, утер слезу. Так что и Катерина растерялась, непривычная видеть таких обходительных с детьми мужчин.

– Спасибо за моего Михалыча, – сказала Даша и обняла Василия. – Он лучше книжки!

Отстраняться он не стал, и они посидели так несколько мгновений.

Затем все же пришлось распрощаться. Однако в дверях его догнала еще одна фраза Даши:

– А! Еще я глупое слово такое запомнила из сна. Ёк-макарёк. Смешно, правда?

Земин вздрогнул. Нечто странное толкалось в мозгу, билось, рождая боль в висках. Он еще раз поблагодарил девочку, попрощался с Катериной, которая мрачнела и будто бы усыхала на глазах, и вышел на свежий воздух.

Голова кружилась. Он собрался с силами и велел Вадиму везти его в музей.

***

Как только Земин вошел в кабинет Журова, то получил вопрос в лоб:

– Игорь Макаров. Помнишь такого?

– А должен?

Василий тяжело опустился на стул. Ему совсем неожиданно подурнело, как после пьянки. Голова раскалывалась, и соображать становилось все труднее.

«Дурной город, черт бы его побрал! – неожиданно зло подумал он. – Да еще Игорь этот…»

Дмитрий вновь ходил по кабинету, вновь нервно курил; фуражка валялась на столе, китель расстегнут – невиданное дело для педанта Денисова!

– Бойцы сказали, что он был с нами.

«Дурак! И на фронте дураком был, и…», – не додумал.

Вырвалось тоже нервное:

– Чепуху городишь, братец-лис! Не пойму тебя, какой Макаров?

Потеряв, очевидно, терпение, фронтовой товарищ навис над Васей, уперся тяжелым усталым взглядом.

– Вчера. Макаров был с нами. Когда мы поехали в Вяжли!

Только сейчас Земин заметил хозяина кабинета, тихонько сидящего в углу. Борис Астафиевич наблюдал за ними, но боялся вставить и слово – переводил взгляд с одного на другого.

– Как такое возможно? Бойцы говорят, что был. Не помню! – Денисов вновь заметался по комнате. – Не помню! Невозможно. Да, самого такого помню, а с нами – не было. Не могло…

– Игорь Макаров, – негромко повторил Василий. Что-то било его в череп изнутри, да разобрать не мог. – Макаров…

А сам думал, но как-то путано: «Из-за этого дурака, Димки, Агнешка тогда…»

– Вы бы, это, Дмитрий Сергеевич… – подал вдруг голос Журов. – Вам бы поспать. Отдохнуть. У вас вид-вид нездоровый!

– Здоровый-нездоровый! Где Игорёк, мать его?!

– Игорёк…макарёк, – силы покидали Земина, и он вдруг осознал, что вряд ли выглядит лучше друга или его невесты.

Неожиданно заныло простреленное когда-то давно товарищем Денисовым плечо.

– Точно! Ёк-макарёк! – вскричал Денисов. – Был-не был, а товарища выручать нужно! Давай. Берем Вадима и летим туда. Скорее, скорее!

В нем кипела непонятная сила, энергия, хотя внешний облик выдавал не одну бессонную ночь. Всегда достаточно рассудительный и серьезный Денисов был сам не свой.

Но сил ответить, остановить друга, у Василия попросту не осталось. Тот чуть ли не волоком тащил его к машине.

Вдруг сбоку возник Журов, словно продолжал читать ранее прерванную лекцию:

– Аримаспы. Сто шестьдесят дней. По Геродоту, это племя воевало с «грифонами». Они вечно сражались за золото-золото. Но! Смею считать все это мифологемой!

Пока они спускались по ступеням, у Земина совсем закружилась голова, он схватился и повис на плече Денисова.

– Журов, поддержи! Не видишь, ёк!..

– Золото – знания. Это всегда было самым ценным в мире. Кто такие эти «грифоны», исследование отдельное. Племя-племя. Явно. И «аспу» это вообще может быть из иранского «лошадь». Так что…

– Эх, брат, вытащим Игорька, вытащим!

Земин переставал понимать, что вообще происходит.

– Без сомнения остаются только верования-верования. Точнее, ритуалы и прочее. И человечиной они могли питаться, и вообще темной магией-магией владели. Боялись их. А один глаз это, суть, умение. Результат-результат магических практик.

– Журов…иди на… – попытался пробормотать Василий.

Он плохо воспринимал речь. Хотя Борис Астафиевич продолжал вещать. Все, что Вася еще осознавал, это как его сажают в машину на переднее сидение. Как только отпустили, он закрыл глаза и провалился в какое-то подобие полусна.

Дальше вспоминалось плохо. Урывками выглядывал в окно на непроглядную стену леса, когда приходил в себя. Периодически слышал, что знакомый голос говорит и говорит без остановки. Но смысла не улавливал. А еще заметил, как водитель, молодой парень, все больше хмурится.

…А затем все как-то разом!

Василий пришел в себя рывком, будто моргнул. Денисов тряс его за плечо, шипел в ухо с заднего сиденья:

– Вася, черт! Да бери же!

Опустив взгляд, Земин увидел вороненый ствол пистолета. Инстинктивно принял. Вадим сидел за рулем, также сжимая оружие в руке.

– Что…

– Да смотри!

Дмитрий достал такой же наган, но главное, как отметил Василий, взгляд друга стал прежним. Холодный и расчетливый взгляд ГБ-шника.

Да и сам он чувствовал себя гораздо лучше: словно пелена упала с глаз, и картинка вокруг теперь была четкой. Голова больше не болела, плечо не ныло, думалось легко.

Было еще светло, и Земин из салона автомобиля плохо, но разглядел, что стоят они посреди лесной прогалины. Как добрались сюда, не помнил и удивлялся, каким образом авто вообще проехало среди деревьев?

Но встревожило его не это. Тут и там из кустов и лесного полумрака выходили лихие мужики. Одеты были кто во что горазд – обноски и шкуры, все шитое, латаное-перелатаное, но не рванье. Разглядеть точнее было непросто.

И все вооружены. Луки, копья, ножи, топорища, пара наганов. Василий попробовал присмотреться.

«Настоящие боевые топоры!», – восхитился он, а вслух сказал:

– Не удивлюсь, если топоры у них от предков.

– Каких предков? – холодно спросил Денисов, не поворачиваясь.

– Ну, как. Арима, арима. Они ж скифские родичи.

– И будут эти скифские родичи нас сейчас на ремни резать.

– Не дрейфь, братец-лис. Когда детей в Дрездене стрелял, не так страшно было, а?

Денисов, кажется, хотел вцепиться другу в горло, но тут первая стрела ударилась о машину.

– С пистолетами только с моей стороны, – подал голос Вадим без особых эмоций.

«Кремень», – окрестил его Земин.

– Тогда с нашей. Вась?

– Жди сигнала! Вадик, сразу!

Василию команда была не нужна. Войну он прошел не зря. Вываливаясь из двери, выстрелил, зная, что попадет. Кинулся в сторону багажника. Положение у него было не самым удобным.

«Странно, они не стреляют», – успел подумать Василий, и мимо уха тут же пронеслась необычно длинная стрекоза. Стрела.

Сзади завыл Вадим.

Стукнув по багажнику, Василий кинулся вперед, не раздумывая, давая Денисову шанс. Мелькнула мысль не стрелять, и тогда мужики не будут стрелять в ответ.

– Арима-а! – раздалось со всех сторон. – Арима-а!

Он налетел на ближайшего, саданул ногой. Тут же залепил второму рукоятью пистолета. Кто-то схватил сзади…

«Эх, Димка, давай, беги! Веди сюда всю конницу, всю рать!»

Он присел, одновременно разворачиваясь, вытягивая нож из сапога. Ощутил удар кулаком…

«Арима – это еще и что-то вроде боевого клича. И топоры. Да кто это вообще такие?»

Мощным апперкотом снизу он отправил кого-то в кусты. Вновь развернулся и наставил ствол нагана промеж глаз совсем юному мальчишке. Опешил на секунду…

Получил удар по затылку и потерял сознание.

Часть 3

Показать полностью 1
193

Девятый

Монстр ушёл в глубину леса, оставив за собой широкую прогалину и три раздавленных тела. Наверное, не был голоден, раз не сожрал людей, а просто раскатал по земле, не заметив. Фокс прикинул размеры прогалины и присвистнул: за последние пару дней тварь выросла чуть ли не вдвое.

Он на мгновение задумался. Монстр не ушёл далеко. Отсюда его не было видно, но впереди складывались, точно карточный домик, верхушки огромных деревьев, сминаемых гигантской тушей. Догнать его сейчас было бы проще простого. Но что потом? Повторить судьбу этих троих? После всего пережитого сгинуть напрасно? Нет уж, этого Фокс делать не собирался.

Однако и медлить было нельзя — слишком уж быстро росла эта тварь.

Одним прыжком взвившись в седло, Фокс пришпорил коня и понёсся в обратную сторону. Не доезжая до тракта, пригнулся и протиснулся через ветви на едва различимую в темноте тропу. Непосвящённым её в жизни было бы не сыскать, но Фоксу не раз доводилось бывать в этой части леса. Когда-то он клялся, что больше сюда не вернётся, но теперь выхода не было. Ведьма всё же отдаст должок.

Стоило веткам сомкнуться за спиной, как конь встал на дыбы, заржал и сбросил бы Фокса, если бы тот не был готов. Вцепившись в поводья, он потянулся к нервному лошадиному уху и шепнул пару слов, которым его когда-то учила ведьма. Конь опустился и замер, а потом пошёл вперёд, будто заводная механическая кукла, безо всякого понукания. Одной рукой придерживая поводья, другой Фокс рывком дёрнул ворот, высвобождая резной деревянный амулет — сову на шнурке.

Лес тонул в серо-сизом гнилостном мареве. Мёртвые деревья тянулись ветвями, пытались вцепиться в нежданного путника, но всякий раз не дотягивались, упираясь в невидимую преграду. Значит, амулет работал. Земля, склизкая и вязкая, будто ночной кошмар, чавкала под копытами, и конь то и дело оскальзывался.

Впереди по обе стороны от тропинки вспыхнули огоньки. Погасли и снова вспыхнули чуть подальше.

— Нечего меня заманивать, — буркнул Фокс. — Сам иду.

Но они продолжали вести его за собой. Тропинка петляла, деревья наступали со всех сторон, а он ехал и ехал, напрочь потеряв чувство времени.

Наконец, когда он почти уверился, что лес — это и есть весь мир, а остальное ему только снилось, деревья раздались в стороны и Фокс выехал на поляну.

Изба выглядела мёртвой, как всё вокруг. Чёрные закопчённые стены, покосившийся дымоход. Крыша уложена высохшим камышом. Но Фокс знал: пыльные окна вглядываются, вслушиваются, знают всё о случайном заблудившемся путнике.

Он поёжился. Будь проклята тварь, что заставила его вернуться сюда. Но назад поворачивать поздно.

Он выпрямился и выкрикнул заклинание.

Изба заскрипела, встряхнулась, будто разбуженная птица. Полетели ошмётки мха, посыпался вниз камыш, задрожали стены. Подчиняясь заклятию, дом вставал на чешуйчатые четырёхпалые лапы. Поднявшись, качнулся и стал крутиться, скрипя и шатаясь, цепляясь за землю обломанными когтями.

Крутился долго, но Фокс терпеливо ждал. Знал — обходить дом бессмысленно: сколько ни броди вокруг — входа всё равно не найдёшь, древнее колдовство не подвластно желаниям смертных. Наконец, показалась дверь, а под нею – покосившееся крыльцо. Изба замерла и резко осела, выбив из высушенной земли столб бурой пыли.

На этот раз долго ждать не пришлось — дверь распахнулась сразу же, и на порог вышла ведьма.

Фокс жадно впился в неё глазами, пытаясь угадать, в какой она сейчас поре. Ведьма выглядела неплохо. Не хорошо — морщины уже потихоньку сжирали молодость, волосы, хотя были густы, серебрились седыми прядями. Но и не плохо — она не была старухой. Женщина средних лет с тяжёлым пристальным взглядом и не лишённая привлекательности. Повезло. Обычную человечью жизнь ведьма давно прожила, и теперь возраст нарастал на неё куда быстрее, чем на обычных людей. К старости же она делалась невыносимой.

— Явился, — усмехнулась она.

— Я пришёл забрать долг. — Конь начинал нервничать и Фокс похлопал его по шее.

— Какой ещё долг? — подняла ведьма бровь. — Был долг, да весь вышел за давностью. Третьего дня пять лет как раз минуло.

Этого Фокс и боялся. Не верить резона не было — знал, что не врёт. Он скрипнул зубами. Конь почувствовал его волнение и задрожал, застонал, будто человек. Ведьма метнула в него быстрый взгляд, и он снова умолк, встал столбом.

— Ну так что, добрый молодец, — хищно улыбнулась она, — накормить ли тебя? Напоить? В баньку сводить? Иль отпустить по старой дружбе? Подумай, пока выбор даю. Повезло тебе — я нынче добрая. А то — входи. — Повела носом, принюхиваясь, и вновь растянула губы в улыбке. — Да… Есть ещё у тебя, чем платить…

Внутри всколыхнулась злость.

— Всё уже вытянула до седьмого колена, старая дрянь! — процедил Фокс, изо всех сил цепляясь за поводья.

— До седьмо-о-ого, — довольно мурлыкнула ведьма. — Да ведь ещё два осталось. Заходи. Вижу уж, что никуда не уйдёшь.

И не дожидаясь ответа, скрылась в избе.

Коня Фокс бросать на стал — повёл с собой внутрь. Там было прохладно и тихо. Темно. Большие, не по размеру избы, сени, уходящий вглубь коридор.

— Сивку своего в сенях привяжи, — крикнула ведьма. — Ничего с ним не сделается.

Фокс послушался. Неспешно пошёл на голос.

Он был здесь семижды, и всякий раз изба выглядела по-новому. Сейчас к сердцу дома вел длинный каменный переход, упирающийся в дубовую дверь. Фокс толкнул её и очутился в просторном предбаннике. Пахло смолой и травами. На блестящих, обшитых деревом стенах висели сухие пучки и веники. На столе в центре комнаты стояла миска с варевом. Фокс усмехнулся — знала, старая, знала, что он идёт, и заранее готовила ритуал.

Шипяще выругался сквозь зубы.

— Садись, добрый молодец, — раздалось позади. Будто бы сам дом надавил Фоксу на плечи, и он рухнул на лавку. — Не теряй времени. Чай не впервые здесь.

Он всё же помедлил, собираясь с силами. Затем взял ложку и зачерпнул варево. Съесть нужно было до последней капли — зелье подчиняло, вводило в транс, лишало всех внешних сил… И высвобождало внутренние.

Мерзкая жижа не хотела лезть в глотку, и какое-то время Фокс боролся с ней, выбросив из головы всё остальное. Наконец, проглотил последнюю ложку. Задержал дыхание, не давая съеденному вернуться обратно. На столе появилась исходящая паром кружка, и он в несколько глотков осушил её.

В ушах зашумело, закружились стены перед глазами. Зашептали голоса предков. Почуяв его слабость, они рвались наружу и рвали Фокса на части. Он попытался подняться. Ведьма подхватила его, торжествующе заглянула в глаза.

— Помнишь, говорила тебе, что вернёшься?

Фокс помнил.

Он зажмурился и, пока она стаскивала с него одежду, стоял, чуть покачиваясь, чувствуя, как растёт внутри знакомая древняя сила. Сила была его собственная, родовая, ритуалы лишь вытягивали её на поверхность. Он не умел с нею ладить — некому было учить. Пробовал однажды и умер бы, не окажись ведьма рядом. Тогда она отсекла его первый хвост и загнала предков обратно. А Фокс навсегда усвоил урок: не лезь в то, что постигнуть не в состоянии.

Ведьма заквохтала довольно, втолкнула его в парную. Уложила на полку, заходила вокруг, зашептала.

Фокс различал только обрывки слов, потолок качался перед глазами, словно палуба корабля.

— …принёс мне ещё одну жизнь… славный, славный мой лис…знаю, зачем пришёл… помогу …тебе ведь и последнего хватит…

Фокс зажмурился, стараясь сосредоточиться на главном. Монстр. Вот ради чего он здесь. Он отдавал ведьме раз за разом свой несбывшийся род, свои грядущие поколения, по глупости или важному делу отсекал один хвост за другим в обмен на услуги. А когда осталось всего два — испугался, поклялся не возвращаться сюда, дабы совсем себя не утратить. Пусть, пусть семь отсёк, но два ведь осталось. Восьмой — ещё не рождённый сын… Теперь несбыточный и ненужный, после того, как его Айяну загрызло мерзкое чудище…

Да девятый — он сам.

Ведьма умолкла, будто споткнувшись, потом зашипела, заклокотала и захихикала.

— А-а-а-а!!! — хрипела она. — На этот раз не просто работа! Месть ведёт тебя, лис! Повезло тебе — сделаю напоследок подарок. Ну-ка, смотри! Смотри, говорю!

Сжала пальцами щёки, развернула к себе, заставила открыть глаза. Фокс глянул — и задохнулся. На него смотрели карие, тёплые, такие родные глаза Айяны. Тонкие пальцы ласкали его плечи, пухлые губы улыбались ему. Он заткнул, задавил в себе разум, шепчущий, что это ведь не она, и малодушно потянулся вперёд, падая в родные объятия…

Пришёл в себя полностью одетый. Опустошённый, потерянный, как всякий раз после ритуала. Парной не было. Он сидел за столом в небольшой кухоньке. С потолка свисали связки грибов, в печи что-то булькало. Сквозь пыльное окно пробивались солнечные лучи. Рядом на лавке вылизывался коричневый полосатый кот.

— Пей! — Ведьма поставила перед ним кружку.

Фокс поднял взгляд. Как всегда, ритуал пошёл ведьме на пользу — выглядела она теперь едва ли не юной девицей. Стройная, черноволосая, с гладкой кожей и в безупречном платье без единого пятнышка. Она всегда умела вырывать его силу у предков.

Он посмотрел на кружку. Качнул головой. Пить это? Нет уж. Слишком живы были воспоминания, как после прошлого ритуала ведьма опоила его своим зельем. Пять лет держала его за игрушку. Привязала, приворожила, водила на поводке, как щенка несмысшлёного…

Чудом он тогда вырвался и заставил пообещать, что она возместит пять потерянных лет. Просто на всякий случай, не думал, что когда-то понадобится… Эх, кабы знать…

Но сейчас это не повторится.

— Пей же! — скривилась ведьма. — Ничего там такого нет. Иван-чай, зверобой да лимонник. — И неохотно добавила: — Лесом клянусь.

Фокс посмотрел на неё исподлобья, потом молча протянул руку и выхлебал напиток до дна. Тотчас разогналась кровь, заколотилось сердце. Он вздохнул раз, другой, чувствуя, как возвращаются силы.

— Теперь слушай внимательно. — Ведьма села напротив, перед собой положила свёрток. — Монстр тот непростой — старое зло пробудилось в городе. Этого убьёшь — другой народится, ещё хлеще прежнего. Остановить его можно заклятием. И ещё этим. — Кивнула на свёрток.

Фокс потянулся к нему, развернул. Блеснула острая сталь, ослепил яркий луч. Перед ним лежали четыре узких кинжала с хрустальными соцветиями в рукоятях, будто диковинный букет на тоненьких ножках.

— Проткнуть монстра нужно с четырёх сторон света одновременно, — поучала ведьма. — Сам не справишься. В харчевне у тракта найми трёх помощников — первых, кто к тебе подойдёт. Понял? Обязательно найми, это важно!

— Понял, — сказал Фокс, заворачивая кинжалы в тряпицу.

— Жаль, не знала невесту твою, — добавила ведьма глухо. — Думала, возненавижу за то, что ушёл, ан нет — жалко тебя. Наказали старые боги за то, что мою любовь предал.

Он резко поднялся, упала лавка.

— Любовь?! — прошипел, наклоняясь к ней. — Что ты зовёшь любовью, старая дрянь? Ту цепь, на которой я пять лет просидел? Не-е-ет. — Он покачал головой, выпрямляясь. Спрятал свёрток за пазуху, выплюнул напоследок: — Ведьмы не умеют любить.

И, не прощаясь, направился к выходу.

Она не сдвинулась с места. Крикнула только:

— Заклятье запомни! — И добавила несколько рокочущих слов.

Фокс выскочил в знакомые сени, повторяя слова про себя. Отвязал коня и не оглядываясь помчал прочь.

На этот раз лес не стал водить его кругами — вывел сразу к знакомой харчевне. Народу внутри было полно — никого не тянуло ехать в ночь лесом, где притаился монстр.

Фокс взял пива и кое-какой снеди и шепнул трактирщику, что ищет помощников для охоты на того самого монстра. Уселся за дальний стол и принялся торопливо поглощать еду. Тварь росла ежечасно, времени оставалось всё меньше.

Долго ждать не пришлось — вскоре напротив присел парнишка. Совсем молодой, лопоухий, с бегающим тревожным взглядом. Сразу принялся набивать себе цену, дескать, он избранный и носитель иглы бессмертия. Морфинист, не иначе. Фоксу было плевать, и он кивнул, не говоря ни слова. Второй была девица-мутантка, желтоглазая, с вытянутой вперёд волчьей пастью. Своё уродство она прятала, кутаясь в красный плащ с капюшоном, но помогало плохо — на неё постоянно глазели. Третьим пришёл пожилой коренастый мужик, огромный, лохматый, по виду типичный крестьянин. Мрачно молчал, поглядывая из-под мохнатых бровей.

Ну и компания.

“Бери первых, кто к тебе подойдёт”

Фокс вздохнул. Дожевал, вытер руки. Сказал:

— Мне плевать, кто вы и зачем идёте со мной. Город даёт за монстра десять тысяч монет, мне эти деньги не нужны. Поможете — все будут ваши.

Девка и крестьянин смолчали, лопоухий принялся лопотать, что деньги ему нужны. Фокс оборвал его, бросив на стол свёрток с кинжалами.

— План очень простой, — сказал он. — Выследим тварь, подкрадёмся с разных сторон и одновременно ударим этим.

Мутантка протянула руку с желтоватыми когтями, развернула тряпицу. Взяла кинжал, покрутила на пальцах, проверяя баланс. Одобрительно хмыкнула. Фокс пристально наблюдал за ней. Похоже, девчонка с сюрпризом.

— Где взял? — хрипло спросила она. — С чего решил, что эти зубочистки для монстра смертельны?

— Знаю. — Фокс посмотрел ей в глаза. Человечьи глаза над волчьей пастью смотрелись по-настоящему жутко. Интересно, это проклятие или врождённое… Впрочем, какая разница.

Звякнула, упав на пол, миска, и Фокс отвернулся. Лопоухий заворожённо глядел на кинжалы. Потом моргнул, осоловелый взгляд прояснился.

— Тянется, рвётся. Из того же металла она, поди, сделана, — прошептал он, стукнув себя по груди. И ведомый какой-то своей ненормальной логикой, заключил: — Настоящее колдовское оружие. Такое монстра возьмёт.

Фокс посмотрел на крестьянина. Тот угрюмо пожал плечами.

— Ладно, разбирайте. — Фокс сунул кинжал за пазуху и поднялся. Произнёс заклятие, услышанное от ведьмы. — Запомните эти слова. Сказать их надо в тот миг, когда кинжалы вонзим. И обязательно вместе, это увеличит силу. Понятно?

Они завозились, убирая оставшиеся ножи.

— Когда выезжаем? — впервые подал голос крестьянин.

— Прямо сейчас, — сказал Фокс.

Трактом добираться оказалось дольше, чем ведьминским лесом, и к знакомой прогалине они подъехали на рассвете. Над деревьями занималась заря, воздух звенел прохладой. Трупы исчезли — то ли мавки унесли на потеху, то ли хищники разорвали. В лесу всё идёт впрок.

Не теряя времени, отправились по следу. Прогалину усеивали обломки и ветви деревьев; торчащие тут и там острые пни — по такой тропе не разгонишься. Лошади нервничали, и Фокс то и дело усмирял их заветным словом. Продвигались медленнее, чем хотелось. Солнце подползало к зениту.

Девчонка и морфинист ехали впереди, Фокс с крестьянином сзади. Фокс то и дело поглядывал на мощные, сжатые до белизны в костяшках, кулаки мужика и думал, что тому тоже есть, за что спросить с монстра. Мужик поймал его взгляд и мрачно сказал:

— Внучка.

— Что? — нахмурился Фокс.

— Ты ведь думаешь, кого у меня монстр отнял? За кого ему возмездие будет? Отвечаю: за внучку.

А он не такой тугодум, каким кажется, хмыкнул про себя Фокс. А мужик вдруг продолжил, затуманено глядя вперёд:

— Не родная она мне была, Машка-то. Седьмая вода на киселе. Да вот здесь! — Стукнул себя в грудь. — Вот тут вот сидела. Я с ней, почитай, только к жизни вернулся. Как жена померла, так уж и сам собирался, а тут егоза от родни досталась… В деревне их мор прошёл, одну девчонку и пощадил… И целыми днями: деда то, деда это… — Вытер глаза и рыкнул зло: — А он сожрал её!!! Приманил, ровно бабочку… За это я его голыми руками порву!

Он как-то совершенно по-детски шмыгнул и посмотрел на Фокса.

— А у тебя кто?

Перед глазами встала Айана, улыбнулась, поманила к себе. Фокс нервно пожал плечами. Сказал:

— Голыми не надо. Сам погибнешь и всех подведёшь. Делай, как договаривались.

И пустил коня вперёд.

Нагнали монстра к полудню. Безразмерная туша горой возвышалась среди обломков деревьев, словно по лесу прошёл ураган. Туша хрипела и вздрагивала, непрестанно вертясь на месте.

Пожалуй, хорошо, что он так вымахал, думал Фокс, прикидывая расстояние. Выследить было проще. Вот только насытиться ему теперь гораздо сложнее. А сейчас он должен быть уже очень голоден.

Они разделились и стали подкрадываться с разных сторон.

Хрустнула ветка под ногой лопоухого. Он испуганно замер, но поздно. Монстр зашевелился, и лопоухий, напрочь забыв наставления Фокса, выкрикнул заклинание. Мясистая туша твари задрожала, пошла рябью, формируя в центре гигантскую щель — пасть.

— Сейчас петь начнёт! — крикнул Фокс. — Уши заткните!!!

И опять поздно.

Монстр затянул свою песню, тягучую, заунывную, липкую. Лишающую воли. Фокс успел сунуть в уши затычки, но сейчас с ужасом чувствовал, что онемевшие ноги дёргаются, порываясь принести хозяина в дар ненасытной твари. Лопоухий качнулся, упал на колени. Пополз в сторону твари.

— Борись!!! — заорал Фокс.

Тот вдруг застыл на месте, а потом упал на землю, затрясся. Это было неожиданно — прежде монстр не вызывал припадков у жертв. Лопоухого била дрожь, он орал, а монстр всё пел и пел…

Мимо Фокса, спотыкаясь и обронив на ходу кинжал, слепо прошла мутантка. Фокс оглянулся. Крестьянин стоял, словно дуб, упираясь в землю могучими ножищами и зажав уши руками. За этого, пожалуй, можно не волноваться…

Фокс в два прыжка догнал девку, схватил за руку. С размаху отвесил ей оплеуху, но лишь разозлил. Она взвыла и клацнула зубами рядом с его лицом. Затем, издав полурык-полувизг, бросилась на Фокса. Пенилась волчья пасть, когти мелькали перед глазами. Он, пожалуй, не смог бы отбиться, но целью девки было лишь вырваться, и он бросил её, отступив на два шага. Она тут же развернулась и побежала вперёд, в дыру чёрной монстровой пасти…

…В паре шагов от Фокса бился в конвульсиях морфинист. Нет… Билось что-то внутри него. Рёбра выгибались волной, пацан уже даже не выл — хрипел, раздирая на себе рубаху. Вот бледная кожа на животе натянулась и лопнула. Изнутри показалось что-то жёлтое, острое. Мальчишка застыл, невидящим взглядом уставившись в небо. Из него, разрывая внутренности клювом и помогая себе чёрными крыльями, выбралась… утка. Деловито встряхнулась, сметая с себя ошмётки окровавленной плоти. Взмыла в небо.

Фокс проводил её ошарашенным взглядом. Что это ещё за чертовщина?!

Однако раздумывать было некогда.

Мимо, по-бычьи наклонив голову, промчался крестьянин. В последний миг оттолкнув в сторону мутантку, сам прыгнул в пасть монстра, рубя наотмашь кинжалом, словно мечом. Тварь не стала отказываться от угощения и тотчас же умолкла, захлопнула пасть, пережёвывая добычу. Из закрытой щели вытекла блестящая капля.

Кинжал.

Фокс очнулся. Осторожно пошёл вперёд. Обходя монстра кругом, подбирал с земли остальные кинжалы.

Вот зачем ведьма отправила их со мной, запоздало сообразил Фокс, принести твари жертву. Дать ему, Фоксу, время исполнить задуманное.

Жалеть случайных подельников было некогда — сами позарились на монеты и сами же стали разменными.

Четыре кинжала лежали в руке. Букет хрустальных цветов.

Нужно было действовать быстро, пока тварь переваривает крестьянина.

Как там говорила колдунья… Проткнуть с четырёх сторон.

Фокс шепнул заклятие и время замедлилось… Он побежал.

Раз. Свистнул кинжал, влетая в круглый бок твари.

Два. Второй вонзился в бугристую шкуру.

Три. Монстр заревел, просыпаясь.

Четыре. Последний кинжал влетел ему прямо в пасть.

Напоследок Фокс выкрикнул заклинание и остановился, глядя, как покрывается трещинами мерзкое создание, как лопается его шкура, как вываливаются ошмётки белой губкообразной субстанции — куски его тела. А потом — как эти трещины одна за другой срастаются, оставляя после себя только толстые рваные шрамы.

Обманула! Обвела вокруг пальца проклятая ведьма! Хотела отомстить — и отомстила!

Новая песня была такой мощи, что не повиноваться ей стало совсем невозможно. Фокс изо всех сил сдерживал свои деревянно передвигающиеся ноги и лихорадочно думал. Что, если не обманула? Что, если он просто не разобрался? Все заклинания читались на древнейшем наречии, Фокс не понимал ни слова, но что, если в них и была суть?

Остался только один способ узнать это — вызвать предков. Отдать свой последний хвост. Фоксу было не жаль жизни. Было жаль подарить её монстру.

Он попытался настроиться, погрузиться в состояние, наступавшее после угощения ведьмы. Подчинение и сила… Без зелья, лишающего воли, было очень трудно отбросить мысли.

И песня мешала. Но ведь песня… могла помочь!

Фокс выдернул затычки из ушей. Мощный поток чужой силы хлынул в голову, подхватил, закружил.

Что он делает, зачем сопротивляется?! Нужно идти, нужно бежать… туда… вперёд… там спасение, там награда… Айяна…

Фокс замычал, впадая в беспамятство.

Чужая сила внутри наткнулась на его собственную.

Зашептали, нарастая, голоса предков. Фокс слушал их жадно, и древний невнятный говор становился всё чётче и чётче. Заклятие приобретало смысл — простейший, понятнейший. Не может быть, что всё это так легко…

Теперь Фокс различал слова в заунывном тягучем пении монстра. Ведьма всё-таки не соврала — это было древнее зло и оно говорило на языке древних.

“...по амба-а-а-рам… ме-е-е-етён…”

Фокс больше не противился песне.

Нужно идти к нему…

(в пасть)

…ближе… Ещё ближе… Ещё…

Щель распахнулась шире. Потянуло кислым гнилостным духом.

Фокс резко наклонился, поднял с земли ошмёток тестообразного мяса и, преодолевая отвращение, сунул в рот. Принялся жевать. Вязкое месиво липло к зубам, к глотке подступала рвота. Фокс стукнул себя в грудь кулаком, проглотил. Заорал на древнем наречии:

— Я тебя съем!!!

Песня оборвалась. Раздался свист, будто из лопнувшего воздушного шара, и гигантская туша начала оседать. Миг — и вместо бугристого колоба на поляне осталась комковатая грязно-белая куча.

Заклятье подействовало. Монстра не стало.

У Фокса подкосились ноги, он рухнул в траву. Внутри ликовали предки, рвали на части его девятый хвост. Не напрасно, думал Фокс, глядя в бесконечное синее небо. Чувствуя, как силы оставляют его, как стремительно утекает жизнь.

Не напрас…

Больше историй в Холистическом логове Снарка

Девятый
Показать полностью 1
101

Не буди...

Часть 1

Не буди...

Пролог

Она бежала и бежала. Задыхалась и тряслась, спотыкалась, но не останавливалась. Подвывала. Скулила.

Но продолжала. Так сказала мама. А маму Даша слушалась.

Вой раздавался где-то далеко за спиной. Не волк, не медведь. Не зверь. И не человек.

По щеке что-то стекало, но боли не было. По сторонам не смотрела – боялась. Лес кругом, деревья стеной, больше ничего не разглядеть. Едва дорожку под ногами видно, да и то пути Даша не разбирала.

Луна висела в небе бледным кругляшом, светилась ярко, но под сень деревьев проникало ничтожно мало. Звезд не было.

Холода девочка не ощущала. Путалась в ногах, едва не падала, но ни на секунду не прекращала бег. Детский разум понимал, встанешь недвижим – умрешь. Нет, мама сказала бежать!

Где-то далеко позади закричали протяжно и дико. С ужасом, с болью. Вскрикнули и замолкли. Звук оборвался одним мигом. С хрустом. Даша не успела подумать, что голос похож на папин. И хорошо. Мысль была одна: беги.

Луна бездушно смотрела сверху. Ей не было дела до трагедии внизу. Бледный глаз космоса равнодушно наблюдал за бегущей девочкой.

Вот она пересекла невидимую границу леса, после нее деревья постепенно становились реже, света – чуть больше. Еще каких-то сто метров, и маленькая фигурка выскочила на проселочную колею. Не сбавляя хилой скорости, повернула в сторону поселка.

Уже увидав первые огни, маленькая Даша припустила сильнее. Кажется, воздуха в груди совсем не осталось, нечем было дышать.

Вот она, заветная околица!

Даша перелезла через невысокий плетник, дорвав остатки юбчонки. Упала на колени. Девочку вырвало от бессилия и переутомления. Колени тряслись, и она поняла, что не сможет больше подняться.

Собака не лаяла, будто понимала. Крутилась рядом, поскуливала. Лизнула ребенка в щеку.

Девочка обняла пса за шею, и тот потянул ее за собой. На коленях, цепляясь одной рукой за жесткую шерсть, Даша заползла в просторную деревянную будку и там потеряла сознание.

***

Суббота, 1953 год

Всю дорогу Димка курил. И молчал. Он хмуро смотрел перед собой, крутил баранку и периодически сплевывал в окно.

Васька Земин тоже сидел в тишине. Не спешил лезть с расспросами к боевому товарищу. Как тот и сказал, все объяснят на месте.

Так и ехали. Между ними была более чем дружеская связь. Невидимая красная нить пролегла через весь фронт и связала двух мужчин так крепко, как умела это делать только война. Они могли не говорить, но прекрасно понимать друг друга с одного взгляда.

Правда, сейчас Димка все отворачивался либо глядел перед собой.

Василию это не нравилось. Молчание было тяжелым, полным нехороших мыслей. Так, что некуда было деть руки и глаза. Он ловил себя на том, что, как и Дима, пялится то в окно, то на дорогу, но в упор не видит пейзажа.

Земин в который раз укорил себя, что не завел привычку курить. Надо же, всю войну прошел и не закурил! А сейчас бы пригодилось: мог занять непослушные пальцы, которые иногда подрагивали после давней контузии.

– Вась, ты, это… Короче, ты там аккуратнее. Место такое…дурное. Ты извини, я слыхал про тебя. Так что…без нервов.

«Чудной ты, братец-лис! – искренне изумился Василий. – Кто ж тебе рассказал? Я ведь сам молчал о своих похождениях в местах не столь здравых!»

– Там что, курорт для особенных? – улыбнулся Вася.

– Дети.

Машина подскочила на ухабе, будто сбила это короткое слово – оно глухо ударилось о кабину и застыло в воздухе.

Тяжко. Для Василия Земина дети были больной темой. Дима об этом знал очень давно. И сам в душу товарищу не лез.

– Если что, ты говори. Слышишь, Вась? Мы с Катериной сразу…того. Поможем, – Дмитрий, наконец, посмотрел на друга. – Я ж помню, как ты бесился тогда.

«То, что случилось в Дрездене, не повторится. Не дам! Сдюжу!» – давил сам на себя Василий.

Однако вместо этого бодро проговорил:

– Добро, братец-лис! Да и чего я там не видал в ваших психушках!

Васька улыбался, а сам крутил-вертел трофейную немецкую зажигалку.

Клац-клац.

***

Василий невольно соврал. Таких учреждений ему посещать не доводилось.

Они остановились у высоких ржавых ворот с пиками поверху. Тормоза скрипнули, а к машине уже торопилась высокая худая девушка в белом халате.

Накрапывал мерзкий дождик, морось, что не решалась превратиться в нормальный ливень.

На душе Земина было примерно также. Выходить совсем не хотелось. Накатывала странная дурнота, причины которой он торопился списать на тряску. Дорог нормальных в Тамбовской области так и не проложили. И порой ему казалось, что не проложат в ближайшие лет семьдесят.

Димка выскочил к невесте-медсестре навстречу. Они обнялись и переговорили о чем-то. Друг пару раз указывал рукой на кабину, где по-прежнему грелся Васька.

Дождь так и не спешил.

Наконец, друг вернулся и потянул Земина наружу:

– Давай. Как раз пока никого лишнего нет!

Он вздохнул, но послушался. Дима коротко представил их с Катериной друг другу, и девушка повела мужчин в ворота. Естественно, раздался немелодичный зловещий скрип. Вася покачал головой.

Двор был не особо большой, засыпанный мелкой галькой. Пара каких-то кустов да клумб с увядшими цветами. Все было серое и неприятное, включая низкое тяжелое небо.

«Специализированное медицинское учреждение III вида комбинированного типа г. Моршанск», – прочел Василий табличку у главного входа.

Катерина повела их в обход, к запасному выходу.

– Извините, придется через отделение с «тяжелыми» пройти, – сказала медсестра.

Здание выглядело достаточно новым, выкрашенным в белый цвет, который сейчас по-осеннему поблек.

«Школы III вида знаю, это для слабовидящих, кажется, – подумалось вдруг Земину. – Но медучреждение?»

Едва переступив порог, Василий побледнел и замер. От криков и стонов кровь стыла в жилах. Казалось, они клюют тебя прямо между глаз, и там начинает что-то больно пульсировать. Вопли омыли его океаном безумия, заставив мгновенно вымокнуть рубаху под курткой.

Детские крики.

Все то, да не то. Очень похоже на клинику, в которой держали и его. Только вот голоса…

Клац-клац.

Входная дверь обрубила живой шум и оставила наедине с детским безумием. Димка чувствительно подхватил его под локоть, что-то прошептал, но Василий не ответил. А Катерина двинулась по коридору, поманила жестом.

Земин заставил себя двигаться.

Клац-клац.

«Дыши и не слушай. Дыши и не слушай!»

Вот он и переставлял ноги, смотрел на мыски сапог и дышал, дышал. Заметив его состояние, Катерина сразу завела их в глухую комнатушку и плотно закрыла дверь.

Тут же крики и вопли стали глуше.

Клац-клац.

Специализированное учреждение комбинированного типа. Вот в чем дело. Никакая это была не школа для слабовидящих. Все дети были психически дефектными. Правда, основная масса школ строилась для физически дефектных. Там их учили, воспитывали, образовывали. Делали почти нормальными людьми.

Если бы не особое отношение Земина к детям, он бы даже не дрогнул. Вон, Димка держится, хоть его и коробит от происходящего вокруг. Конечно, будь ты хоть трижды советский офицер, но зрелище в первый раз подавляет.

«А ведь ты тоже здесь раньше не бывал, братец-лис!» – осенило вдруг Василия.

– Ты как? – Дима заглянул ему в глаза.

– Вам нужно представить что-то совсем другое, – заговорила Катерина. – Я вот когда в Москве была, в зоопарк ходила. Вот знаете, если глаза прикрыть и постараться, то можно вообразить, будто это и не дети. Так…звери. Из джунглей.

Взгляд ее при этом стал стеклянным. Василий подумал, каким же характером должно обладать девушке, чтобы каждый день заставлять себя погружаться в этот гнилостный водоворот из завываний, ударов, дерьма и боли, боли, боли. Погружаться снова и снова.

Неимоверной силы человеком предстала Катерина Земину. Он на мгновение залюбовался ее строгим носом и широкими плечами, также различил красные от работы в холодной воде руки.

«Сколько чужой боли может выносить человек? Господи, а это еще и дети!»

Он посидел, подышал, закрыл глаза.

«Зоопарк, значит…»

Звуки долетали. Глухие и далекие, здесь они действительно казались криками орангутанов, гласом слонов и возгласами неведомых птиц.

Клац.

– Все, ребята, все. Пойдем. Сдюжу.

Василий уверенно встал. Оправился. Спрятал зажигалку.

И они погрузились в дикие джунгли, наполненные странными зверями. Запахи лекарств и мочи слегка сбивали иллюзию. Прошли широким коридором мимо нескольких просторных «игровых», как назвала помещения Катерина. Детей там было немного, и Земину даже удалось поглазеть.

Он по-прежнему воспринимал их, как обычных ребят, но нечто сдвинулось в его мозгу, слегка исказило картину.

«Ишь, как соловьем заливается пичуга неизвестная!»

Или: «Ох, звуки-то какие! Что же ты за зверь неведомый?»

Примерно такие мысли проносились теперь в мозгу Василия.

Вдобавок заметил, что здание все же было не новым, а просто отремонтированным. Причем, снаружи оно выглядело лучше, чем внутри. Сейчас он наблюдал обшарпанные стены, плесень по углам, запах канализации, битую плитку.

– Мы заметили странности пару недель назад. Конечно, тут вечно что-то творится, сами видите.

Белокурая девчушка обхватила руками колени и билась затылком в стену. С каждым ударом она издавала глухое и короткое «У».

«Чеширский кот сошел бы здесь за своего», – покачал головой Земин.

– Постоянные травмы, ссадины. Это нормально для них. Укусы тоже.

Катерина шла, не смотря по сторонам.

– Сначала пострадала Зина Иванова. Сломала ногу. Ну, особо и не удивились. Хотя она у нас из обычных.

«Ага, значит, главный корпус это именно школа», – рассудил Василий.

– Потом Тося Федякина. Там хуже оказалось. Стекло оконное как-то странно лопнуло и прямо на ногу. Три пальца срезало. Затем еще Валя Иванова. Ожег на пол-лица и всю руку. Еле спасли.

– Девочки Ивановы – родственницы?

– Нет, что вы, – Катерина улыбнулась. – Всем сиротам присваиваются типовые фамилии. Чаще всего Ивановы да Петровы.

«У. У. У».

Василий сбился с шага.

– Да и все равно не думали ничего такого, – продолжала медсестра. – Уже после дознались. Каждый раз рядом была Даша Зимина. А потом еще все эти странности… А когда Диме рассказала, он сразу про вас вспомнил. Сказал, вы с такими вещами сталкивались. Может, посоветуете чего?

Ее простота была слишком чистой. Обычная наивная девушка – как же ее угораздило работать в таком месте?

– Так, а что за странности вы сказали?

– Знаете… – вдруг замялась она, смутилась.

«Стыдно?»

– Я вообще не верю во все такое. Ну, какая мистика в наше время, да? Но Даша… Она… В общем, сами увидите. Сюда.

Они свернули в другой коридор, поднялись на второй этаж и прошли вглубь почти до самого конца.

Дверь была с замком. Толстая рама, дополнительно укрепленная брусом, будто санитары боялись, как бы маленькая девочка не вырвалась. Земин был уверен, что и на окнах были дополнительные решетки.

«Ну, давай знакомиться, Даша Зимина. Почти однофамилица!»

Катерина стала натужно открывать укрепленную дверь. В последний момент Василий отстранил ее, кивком показав, что войдет первым. И не прогадал.

Едва он сделал шаг, чтобы переступить порог, и отдернулся назад. Верхняя перекладина от дверной коробки сорвалась и провернулась на одном гвозде. Второй гвоздь, ржавый и кривой, мелькнул перед носом Земина, едва не задев.

– Эк бы вас, Катерина, могло разукрасить, да? – улыбнулся Василий.

Краем глаза он успел заметить, как Дима положил руку на плечо невесты.

Васька вошел уже увереннее. Но все равно остановился на пороге. Девочка сидела на кровати, обхватив плечи и отвернувшись в угол. На людей Даша никак не реагировала. Хоть бы Земин стоял перед ней, хоть бы сам товарищ Берия.

– Здравствуй, однофамилица! – бодро поздоровался Василий. – Можно я войду?

Ответа не было, но девочка вдруг вздрогнула.

Он сразу уловил: в комнате витало нечто. Оно было невидимым и неосязаемым. Не сущность, не мысль. Нечто в самом воздухе, как будто оно имело собственное сознание, пряталось по углам, мелькало на краю зрения. Вызывало ощущение тревоги и опасности, которое кроется в следующем миге, в грядущем моменте времени. Не спасешься – что-то с тобой будет, берегись!

– Дашенька, это Василий Андреевич Земин. Поздоровайся! – подала голос из коридора Катерина, но войти Василий жестом запретил.

– Здравствуйте, – очень тихо проговорила Даша Зимина.

«Значит, не совсем закрылась, с медсестрами общается, просьбы слышит».

Заметив намерение друга, он сказал, не оборачиваясь:

– Димка, лучше стой там. А то, чего доброго, отхожее ведро ненароком перевернешь или споткнешься на ровном месте!

Девочка опять вздрогнула всем телом.

Повисла недолгая пауза. Затем она словно решилась спросить:

– Почем вы такое знаете?

– Я сказки люблю. И читал много книжек всяких. Бывал везде, и там тоже сказки разные слушал. Так что много всего знаю, Дашуля.

Она слегка развернулась к нему. Так, едва-едва, просто намек на готовность говорить.

– Хочешь, я и тебе кое-чего расскажу, а? Сказку или миф древний. А хочешь, книжку принесу? Здесь ведь так скучно. Сидишь, вот, целыми днями одна. Да-а… И никто не придет словом обмолвиться. А ночами выть хочется. Смотришь на луну и думаешь, как бы так меня поскорее бог прибрал. Да, Дашуля?

Девочка всхлипнула, шмыгнула носом.

– А те, кто приходят, они не смотрят. Нет, приносят еду, и все. Не остаются поговорить, в глаза не глядят. Пришли – ушли. И с каждым днем ты понимаешь, что больше никого в мире нет, кроме тебя. Один-одинешенек. Ни-ко-го.

Василий сделал пару аккуратных шагов ближе к Даше.

Дима в этот момент также вошел в комнату, принес стул Земину, на, мол, присаживайся. Тот отрицательно покачал головой со словами:

– И тебе не советую. Вдруг чего… Верно, Дашуля? Подломится ножка у табурета?

Она печально и тихо ответила:

– Подломится.

– Вот и я о том. Сама все уже поняла, насколько могла, умница. Да только рассказать некому. Никто не хочет ни послушать, ни поболтать. Разве только вон, Катерина, да кто-то из девочек. Так что же случилось, а? Нормально ведь было до… Дай угадаю, до дня рождения?

Димка, не зная, куда деть стул, поставил его в самую середину помещения, помялся. Но присесть не решился. Опасливо облокотился о спинку. Земин как в воду глядел – треклятая ножка треснула, отчего Дима едва не упал. Ругнувшись вполголоса, он схватил остатки и вынес их в коридор. Возвращаться не спешил.

– Катерина, не зайдете к нам? – спросил Земин, видя, что девочка отмалчивается.

Медсестра вошла и приблизилась к кровати. Затем аккуратно присела на краешек и погладила Дашу по плечу. Та немедленно повернулась, обняла девушку и, наконец, посмотрела прямо на Василия.

Одним глазом.

Ему очень захотелось клацнуть трофейной зажигалкой, но сдержался. Вдруг прямо в руках рассыплется?

Русые волосы девочки были немыты и неровно обстрижены так, чтобы челка прикрывала правую сторону лица. Со стороны и мимоходом можно и не заметить. Однако вблизи все было очевидно. Правая глазница зашита, а над бровью и под нижним веком виднелся рубцеватый шрам. Как будто от когтя – не от ножа.

«Наверное, самая популярная прическа здесь», – пришла глупая мысль.

– Даша сама мало что рассказала, – проговорила Катерина, поглаживая девочку. – Она назвала имя-фамилию, да и все. Кое-что узнали от людей, что привезли ее сюда.

– Значит, все-таки это началось после дня рождения, да, Дашунь? Давай еще погадаю, недели две-три назад?

Она кивнула:

– Шестого октября.

– Ага. Тогда ты, наверное, вспомнила что-то такое хорошее. Что-то из детства…

– Я вспомнила, как мы с мамой и папой ездили в город. Сюда, в Моршанск. На прошлый мой день рождения. Ходили в парк и ели мороженое. И вообще…

Она всхлипнула.

– А что произошло с девочками? С Зиной, Тосей и Валей?

Даша сразу же нахмурилась:

– Сами виноваты.

– Издевались, – уточнил Василий.

Даша отвернулась, уткнулась в плечо Катерины. Медсестра помалкивала, но само ее присутствие успокаивало девочку, расслабляло. Ощущение напряженности утихло, но не исчезло совсем, потому Земин старался не давить.

– Они как-то в туалете… Толкались, обзывались. Психичкой, там, и…по-всякому. – Она перестала всхлипывать. Нет, девочка не боялась и не собиралась плакать. Наоборот, в ее голосе Василий вдруг уловил намек на обиду, злость и некое удовлетворение. – Они говорили, что я тут останусь навсегда. Что я больная, и никому не нужна. А их на Новый год родители заберут. Что всех других заберут, а я, дура, одна тут буду.

– И что ты сделала? – спросил Василий.

– Я не стала сдерживаться.

И замолчала.

Однако Земин обязан был уточнить еще кое-что. Не мог не узнать этого. Для полноты картины.

– А называли они тебя, небось…

– Лихо. Чаще всего. Или Дашка-кривая.

Дима вдруг решил приоткрыть окно со словами:

– Что-то тут жарко совсем. Я откро…

Он потянулся к форточке, а Василий не успел его остановить. Стекло выскочило из рамы и разлетелось по полу миллионом осколков-искорок, оставив звенящее эхо.

Девочка испугалась звука и вновь уткнулась Катерине в плечо.

– Дашуля, не бойся. Это просто стекло. Все хорошо, – успокаивала ее медсестра.

– Дашенька. Ты сильная и смелая. А на этих не обращай внимания. Тем более, ты им отомстила. Ты сильная. Ты умница. Но!

Катерина резко посмотрела на Василия, мол, что вы такое говорите!

Он помедлил и тоже приблизился к девочке, присел на корточки, заглянул в единственный глаз.

– Дашуля, я знаю, каково сидеть вот так, взаперти. Я обещаю, что привезу тебе книжку сказок. Это будет твой подарок на день рождения. Но ты должна пересилить себя, как бы не боялась, и все рассказать. Что случилось с твоими родителями? И как ты потеряла глаз? А Катерина принесет нам чаю с баранками. Правда, Катенька?

***

– Выбил для тебя временную комнату в общежитии.

Василий удивился, но ничего не сказал. Катерина осталась на службе, а мужчины отправились в город. Дима продолжил:

– Ты голодный? В поезде, небось, не ел ничего?

– Нет, братец, есть не хочу. Вот что, вези-ка меня в ваш знаменитый музей. Там, говорят, есть замечательная коллекция деревянной скульптуры. А затем я в библиотеку загляну.

После недолгой паузы Димка вдруг спросил:

– Как думаешь, Вась, это, с девочкой, реально?

«Ох, не твое это, братец-лис, за чужую девчонку беспокоиться. Скрываешь что-то, ей-богу», – подумал Земин.

С другой стороны, с Дашей непосредственно работала Димина невеста. А опасностью в том заведении веяло настоящей. Шершавой горькой опасностью.

– Сам же видел, Лихо Одноглазое заприметило нашу Дашу, – Василий прикрыл ладонью правую сторону лица. – Один глаз да дюже зрячий. И так просто оно теперь ее не отпустит.

– Да какое, к чертям, Лихо! Девочка в клинике, почитай, третий год. И до этого тишь да гладь была. Мы с Катериной уже сколько знакомы. И ничего такого прежде не случалось.

Василий широко улыбнулся:

– Дело темное. Настолько темное – хоть глаз выколи!

– Юмор-рист, – сплюнул Дима. – Так. Библиотека отменяется. Даю тебе час в музее. Я пока в часть и обратно. А потом сам отвезу в наш городок. Утро вечера…

– …лучше видно! – смеясь, закончил Земин.

Они свернули с главной улицы Интернациональной, проехали квартал, и Дима притормозил рядом с угловым двухэтажным зданием из светлого кирпича.

– Привет Астафьичу передай.

– Добро, братец-лис! – сказал Василий и зашагал к дверям.

Дождь все-таки сорвался, быстро стемнело. Перед самыми ступенями Васька по щиколотку ступил в лужу и ощутил, что сапоги пропускают воду. Ругнулся про себя. Сапоги было жалко. Благо, сам промокнуть не успел.

Время близилось к закрытию, и музей постепенно пустел. Последние сотрудники гасили свет в кабинетах и экспозициях, завершали свои дневные дела.

Навстречу Земину шел невысокий плотный мужчина с залысиной и в толстых очках.

– Здравствуйте! Меня зовут Борис Астафиевич Журов, директор музея-музея. Чем могу быть полезен, товарищ?..

– Василий Андреевич Земин. – Он протянул мужчине руку. – Дмитрий Денисов вам привет просил передать. А я по делу.

– А я как раз его машинку-машинку в окошко увидел! Думаю, сам Дмитрий Сергеевич. Вот и бегу навстречу. Итак, чем могу служить другу товарища Денисова?

«Прямо-таки сам Дмитрий Сергеевич!», – мелькнула недовольная мысль.

– А что вы, товарищ Журов, знаете о сказочном чудище, которое зовется Лихо Одноглазое?

Сказку про Лихо, так или иначе, слышал каждый на просторах необъятной советской родины. Наводящее всевозможные беды и несчастья на простой люд, это существо имело богатую историю. Древние славяне открыто персонифицировали его, как воплощение зла – собирательный образ беды и горестей.

– Собственно, само это слово, «лихо», приобрело значение чего-то нехорошего, злого, неприятного. Понимаете? Сначала-сначала было оно, некое существо с именем, а уже потом этим именем стали обозначать несчастья. Да и народные пословицы. Например, «Не поминай лихом», «Не буди лихо, пока спит тихо-тихо».

Сперва Василий подумал, будто ему показалось, что Журов повторяет некоторые слова. Но затем прислушался. Что это могло быть, раздумывать не стал. В конце концов, после войны он сам был далеко не здоров.

Они неторопливо шли мрачными коридорами мимо выставок и кабинетов, а директор музея продолжал говорить.

– Интересно то, что чудовище имело свои имена и в других культурах. Нет, не только русскому народу хватило фантазии выдумать подобное! В Смоленщине-смоленщине вы могли услышать про Верлиоку – одноглазого великана-людоеда. Далеко на востоке оно звалось Тепегёз. Согласно тюркскому героическому эпосу, он заманивал своих жертв в пещеру и съедал живьем-живьем. А еще был алтайский Ельбегем, наводивший ужас на всю округу.

Впрочем, на фронтовика Журов не походил. Больно он был мягким, домашним. Одно слово, ученый. Такой, каким едва не стал сам Земин. Если бы не та треклятая экспедиция на Урал.

– Однако, на то мы и советские люди, чтобы здравым смыслом побеждать предрассудки, верно? – усмехнулся Борис Астафиевич. – Вам знакомо имя-имя Одиссея?

Не став вдаваться в подробности своего образования журналиста и опыт собирателя фольклора, Василий просто кивнул. А Журов, кажется, оседлал любимого конька. Он так увлеченно стал пересказывать греческие мифы, что Ваське пришлось невежливо прервать его:

– Значит, наша народная сказка восходят к мифу про Одиссея и Полифема? И это всего лишь выдумка?

– Ну, товарищ Земин, если бы вы верили в греческих богов-богов, то для вас это была бы никакая не сказка. Наука пошла дальше! – заметно воодушевился Журов.

Он рассказал про теорию австрийского палеонтолога Абеля. То, что греки и их современники могли встречать черепа карликовых слонов, подобного Земин до этого не слышал. Строение черепов было таково, что центральное носовое отверстие древние люди могли принять за одну большую глазницу. А все остальное уже делала людская фантазия.

«Занятно. Да только вряд ли карликовый слон в Тамбовской области убил родителей девочки Даши, а самой ей выбил глаз. Больно кровожадная зверюга получается!»

– Но и это еще не все!

Кажется, Борис Астафиевич тоже был когда-то собирателем фольклора. Иначе его энтузиазм Земин объяснить не мог. Директор музея словно ухватился за любимую тему. Что самого Василия также заинтересовало.

– А скажите, товарищ Журов, – перебил он директора-мифолога в очередной раз. – Откуда вам столько известно про народные верования, сказки, греческие мифы и палеонтологию? Насколько я могу судить, это совсем не ваш профиль.

– Ну-у, – смутился Борис Астафиевич, – культурология – это наука-наука…

Василий панибратски хлопнул мужчину по плечу.

– Да не волнуйтесь, товарищ! Я так, из любопытства. Это останется между нами, – он хитро подмигнул директору музея.

По лицу Журова поочередно прошли страх, смятение и облегчение.

– Что вы, что вы, товарищ-товарищ Земин! Никаких секретов!

«Кого же ты так испугался, Димку нашего, что ли?»

После этого Василий решил, что пора прощаться. Пожав руки, они пожелали друг другу всего самого лучшего. Журов, естественно, говорил, что всегда рад помочь и ждет здесь. Звал просто в гости, на чай. Еще обещал угостить грибочками, которые собственноручно собирал и мариновал. Хвалился, какой сам заядлый грибник. Он все тряс и тряс руку гостя, кивал и кивал. И вдруг наклонился, поднимая что-то с пола.

– Кажется, это ваше? – как-то чересчур пораженно сказал Борис Астафиевич.

На ладони он держал металлическую пуговицу от гимнастерки.

Молча кивнув, Василий вышел. И пока ждал друга, все-таки промок.

Часть 2

Показать полностью 1
158

Самое место

Я глубоко, жадно, словно в первый раз вздохнул. В груди щемило, какая-то тупая боль давила на ребра, а самое главное - я не имел ни малейшего понятия, что происходит. Передо мной стояла девушка с растрепанными, давно не мытыми темными волосами, в какой-то полупрозрачной ночнушке, сжимала нож и пялилась на меня неприятно диким, неестественным взглядом.

- Даже не думай, - хрипло прошептала она.

А я и не думал. Не знаю, что именно она имела в виду, но я был полностью с ней согласен, ведь нож она держала аккурат напротив моей груди. Я даже чувствовал его кончик сквозь ткань… Черт, а я ведь и не знал, что на мне надето. На секунду эта в целом глуповатая мысль ошеломила меня настолько, что я забыл обо всех остальных странностях. И этого хватило, чтобы девушка отошла от меня, продолжая тыкать в мою сторону ножом. Руки у нее тряслись (как и у меня, впрочем), и лезвие ножа извивалось, как живое.

- Не смей за мной идти, - тем же шепотом процедила девушка.

Я наконец-то вышел из ступора, поднял руки ладонями вперед и попытался изобразить максимальную невинность. Разумеется. И не подумаю. Как скажете. Желаю удачи.

Будто удовлетворившись моей реакцией, девушка быстро развернулась и исчезла в проеме, напоследок хлопнув дверью. Странной дверью. Деревянной, металлической, черт его знает. Дверь была серой, шершавой и на вид совершенно недружелюбной. Даже стремной. Честно говоря. выглядела она вообще бетонной, что вполне вязалось с грохотом, с которым эта дверь захлопнулась. Но и легкой - девушка лишь слегка потянула за ручку.

Впрочем, вся комната выглядела почти так же. Тяжело, массивно, недружелюбно. Никаких окон тут не было, как и ни одного источника света. Но, тем не менее, полумрак был вполне сносным, и я успешно мог рассмотреть все самые удаленные уголки. Благо, рассматривать было особенно нечего - никакой мебели к комнате не прилагалось. Унылая замызганная грязно-желтая плитка на полу, какие-то абсолютно не примечательные стены оттенка мокрой газеты, и весь покрытый трещинами, когда-то белый потолок.

И тут я наконец-то опустил руки и сел на пол. Шок прошел, ножа у груди не наблюдалось, и я все же обратил внимание на главное.

Я понятия не имею, где я нахожусь, как сюда попал, и, самое главное, кто я вообще, блядь, такой.

Одна тайна, впрочем, разрешилась. На груди у меня была футболка с Бартом Симпсоном, и нож шальной девчонки действительно проколол в ней дырочку прямо в глазу у мультяшки. К этому предмету гардероба прилагались свободные штаны с кучей карманов (карго, просипел внутренний голос, это штаны карго), видавшие лучшие времена кроссовки и хренова туча вопросов.

Пока что все, что я знал о себе, ограничивалось описанием моего гардероба и тем, что у меня есть две руки (ну и ноги тоже). Руки как руки, ноготь на одном пальце обломан, но ни татуировок, ни каких-то иных отличительных признаков не было. Я тут же ощупал ими свое лицо - так сразу и не скажешь, но вроде все нужные части на месте, гладко выбрит, волосы короткие. Я выдернул один волосок и внимательно его рассмотрел. Каштановые. Ну или черт его знает, какие, но не блондин точно. В местном полумраке точнее сказать было нельзя.

О том, чтобы разобраться, где я, и речи не шло. У меня не было ни последних воспоминаний о том, как я знатно напился или свернул не в тот переулок, ни каких-то записок или документов - я честно прошмонал все свои многочисленные карманы. А комната, состоящая из огромного ничего, ясности, конечно, не добавляла. Нервная девчонка с ножом тоже никаких тайных рычагов в моей опустевшей памяти не нажимала. Изрядно помучив свою голову, я все же смог наскрести где-то в уголке имя.

Саша.

Ну, Саша так Саша. Резонно предположив, что это я, я немного успокоился. Все-таки не помнить вообще ничего - это довольно страшно. А когда я из безликого напуганного чувака превратился в Сашу, стало намного спокойнее. Я глубоко вздохнул.

Страх никуда не исчез, но теперь мне хотя бы было за что зацепиться. Так, я Саша, и я в душу не ебу, где я нахожусь, кто эта девчонка, и что вообще все это означает. “Даже не думай”. Чего, блядь, не думай? Она меня знает? Я хотел сделать с ней что-то плохое? Вот вечно эта проблема с женщинами - в самый нужный момент ты теряешь дар речи, а сами они подробности, как правило, не проясняют. Может, она знает, кто я? Или она тоже ничего не помнит и просто испугалась незнакомого мужика? Да твою же мать, какого черта я вообще позволил ей уйти, может быть, она знает что-то…

Порыв иссяк так же неожиданно, как появился. Что бы эта девушка не знала, оно явно не добавляло ей ко мне симпатии. Да и вообще, отбросим формальности. Где бы я ни был, я не один. Это еще немного успокоило. Так, а что, если кроме этой девушки тут есть еще кто-то? Крайне желательно, без ножа, и понимающий, что творится. Ну а в самом деле - если тут есть двое, отчего бы не взяться и третьему?

Паника продолжала медленно испаряться. Вряд ли я попался на удочку к очередному маньяку с бензопилой - я не связан и вполне здоров, а у девчонки вот вообще нож есть. Сомневаюсь, что какой-то психопат снабжал бы свою добычу оружием. Скорее всего, я опять употребил что-то серьезное, и дорога наркотических приключений привела меня в какой-то подвал на окраине города. Какого города, кстати? И, вообще, почему “опять”?

А, ну да. Потому что я наркоман. Я мысленно поздравил себя с победой - надо же, сразу и имя, и хобби вспомнил. Следов уколов, правда, на руках не было, но это к лучшему. Значит, наркоман я не совсем опустившийся. Наверное, вообще курил безобидную травку и не отсвечивал. Правда, в это верилось с трудом. Докуриться до серых подвалов - это очень маловероятно.

Но даже таких крох информации мне хватило, чтобы прийти в себя и даже немного воспрянуть духом. Пусть и маленькими осколками, но память возвращается. Значит, со временем я все-таки соображу, кто я и где. Может, даже вспомню эту девушку, и мы потом вместе посмеемся над неудачным трипом. Если я, конечно, найду, как отсюда выбраться.

Потому что других дверей в комнате не было, а “не смей идти за мной” я все еще помнил. Ну что ж, чисто технически я ведь и не иду за ней, верно? Я просто выхожу из комнаты. Черт, да я даже не знаю, что там, за дверью. Может, спасительная лестница наружу. Почему-то в том, что я где-то под землей, я не сомневался. Наверное, из-за отсутствия окон. Или вернувшиеся воспоминания. Не знаю. В любом случае, сидеть посреди пустой комнаты мне не улыбалось совершенно. Я встал, потер затекшую задницу и подошел к странной двери. Потрогал ее. На ощупь это точно не казалось ни деревом, ни металлом. Да и на бетон похоже не было.

Дверь была теплой и… Мягкой?

А потом кто-то закричал. Не девушка - кричал явно мужчина. Где-то далеко, гораздо дальше запертой двери. Я на инстинктах рванул ее на себя, и не подумав, что за углом меня может ждать психопатка с ножом. Но ничего не случилось. За дверью был коридор справа налево, и я осторожно выглянул в него. Все та же плитка, потрескавшиеся потолки и унылые стены. Крик продолжался где-то в правом крыле коридора. Тяжелый, захлебывающийся, измученный. Я посмотрел налево и встретился глазами с лысым мужиком, который точно так же выглядывал из дверного проема и выглядел если не напуганным, то окончательно ошалевшим точно. Наверное, как и я.

Если бы я был героем кино, то, наверное, побежал бы на выручку тому бедному парню, которого, судя по его воплям, заживо рвали на куски. Или наоборот, в обратную сторону. Сделал бы хоть что-нибудь, короче. Но я просто переглядывался с лысым и… И ждал.

По причине амнезии я не знал, насколько я храбрый, может, и раньше трусоват был, но скажу вам точно: одно дело мчаться на выручку кому-то в соседнем дворе, а другое - вот здесь, чем бы это место не было. Что-то мне подсказывало, что что бы не добралось до моего неудачливого собрата, я не имею никакого желания с этим встречаться, особенно в самый разгар пиршества. Или чем оно там, блядь, занималось. И мой лысый сосед меня наверняка поддерживал.

Наконец, вопли затихли. Лысый посмотрел по сторонам, выждал еще немного и заговорил:

- Ты кто?

- Саша. А ты?

- Сашок, будь другом, где мы?

- Понятия не имею.

- Блядь. А где выход хоть?

- Извини, мужик, я только что свое имя вспомнил.

Судя по всему, мой собеседник не осилил даже этого. Он чертыхнулся. сплюнул и вышел в коридор. Оказался лысый настоящим амбалом, одетым в как-то карикатурно на нем смотрящийся синий костюм, и даже при галстуке. И с арматурой. Покосившись на нее, я спросил:

- Ты там один?

- Да, а что?

- Нет, ничего, забей.

И сам вышел в коридор. Странно. У девушки нож, у лысого - арматурина, а я что, нуб какой-то, без оружия? Так я вспомнил, что играл в онлайн-игры. Не самое полезное знание, но на безрыбье полюбишь и такие:

- Не помнишь, как тебя зовут? - я не знал, что еще у него спросить.

- Нет. Вообще ни черта не помню.

- Я тоже. Только имя вот и сообразил.

- Бред какой-то, - лысый почесал затылок, - Это что, больница какая-то?

- Это не очень похоже на больницу.

- А что тогда? - с мольбой посмотрел он на меня.

- Да откуда я знаю, мужик. Подвал маньяка какого-нибудь, секретная, мать его, лаборатория. Что угодно, - разозлился я.

- Ладно, извини, - лысый виновато помахал арматурой, - просто, раз мы потеряли память, так…

- Не знаю я, - я в свою очередь начал остывать, - Может, нас отоварили по темечку и бросили сюда зачем-то. Что-то я не вижу, чтобы кто-то собирался нам помогать. Да, бля, ни кроватей, ни тумбочек, ни черта нету. Окна, блядь, ни одного нету. Ты видел такие больницы?

- Да я вообще ни одной не видел, - споткнулся на последнем слове лысый.

- А я видел. Но таких - нет. Стоп. Ты что-то вспомнил? - ткнул я в него пальцем.

- Что не видел ни одной больницы, - развел тот руками, - Как-то не пришлось.

- И все?

- И все. А ты?

- Что лежал в больнице, - я нервно хихикнул, - Да, охренительно нам это поможет. Но память хотя бы возвращается, значит, есть шанс разобраться, как мы сюда попали.

- Наверное, - снова почесал репу лысый, - Так как тебя зовут?

- Саша, - напомнил я, - А ты пока что будешь Лысый.

- Эй!

- А как мне тебя называть, блядь? Вспомнишь имя, тогда и наезжай. Ты лучше крик вспомни.

- А что крик?

- А ничего. Был он, вот что крик. Значит, нас тут как минимум трое. Или даже больше.

- И…

- Бля. Лысина, ты что, собираешься и дальше стоять в коридоре?

- Но… Ты же сам слышал, - покраснел амбал, - Я никогда таких криков не слышал, что, если там…

- Что, если там, - передразнил я Лысого, - У тебя арматура есть, в конце концов. Это я с голой жопой тут. Или есть другие идеи?

Предложи он мне отправиться на разведку. я бы точно так же обосрался. Да я, собственно, пару минут назад именно это и сделал. Стоял, дрожал, и хотел только того, чтобы этот крик наконец-то прекратился. Но стоило только увидеть чужую слабость, как я даже против своей воли начал гнобить собеседника. Нда. Наркоман, геймер, лежал в больнице. И, судя по всему, мерзкий засранец. Интересная личность я, походу.

Но здравое зерно в моих рассуждениях все же было. Лысый немного подумал, а потом мрачно кивнул и потопал направо, в сторону недавнего крика. Я пристроился следом. Выбор у нас был довольно скудный - в ближайшей видимости других дверей не было, а коридор предлагал всего два одинаково унылых направления. С таким же успехом можно было подбросить монетку, если бы у нас была хоть одна.

Тишина, конечно, угнетала. Почему-то после нашего маленького уголка с ажно двумя комнатами, дальнейший коридор никуда не сворачивал, не разветвлялся, и никаких дверей нам не предлагал. В чем был смысл строить такой коридор, я даже представить себе не мог. Поболтать с Лысым тоже было особо не о чем - все, что мы знали, мы уже друг другу поведали. Амнезия как-то не располагает к светским беседам.

- Боишься? - вдруг выдал Лысый, - Я боюсь.

Подавив в себе мерзкое желание обозвать его ссыклом, я ответил честно:

- До усрачки. Ничего так и не вспомнил?

- Не, вообще ни хрена. Голова не болит, не кружится. вот вообще ничего. Тумана там, ничего такого в башке нету. А как все корова слизала.

- Угу, - кивнул я.

Аналогичная ситуация. Если бы нас отоварили по башке какие бандюганы или психи, это бы, наверное, выглядело иначе. А так никаких идей, с чего бы это два незнакомых мужика вдруг потеряли память и оказались в подвале, который казался уже бесконечным, у меня не было. Впрочем… А мы точно не знакомы?

Ну, то есть, мы потеряли память. Я задумался. Может, и Лысого я знаю, и девчонку ту, и даже того, кто кричал - кто бы это ни был. Да бля, может, я и место это знаю, и вообще сам это все затеял. Что бы тут не затевалось.

От этой мысли почему-то стало еще страшнее. И, видимо, чтобы я не расслаблялся, тут же коридор решил повернуть. Сразу без лишних сантиментов, на девяносто градусов. На глаз до поворота было метров пятьдесят, или насколько там хватало местного освещения, источников которого мы до сих пор не видели. Никаких ламп на потолке, светильников или гребаных свечей. Просто равномерный полумрак везде, куда ты мог посмотреть.

- Как думаешь… - нерешительно протянул Лысый.

Думал я именно о том, о чем он так и не сказал. Что поворот тут явно неспроста, и что бы не дожидалось нас в этом чертовом коридоре, наверняка находится буквально в двух шагах. Логика пыталась мне доказать, что никто в здравом уме не станет строить подземные коридоры с расчетом на то, что в них окажемся мы с Лысым, но ее никто не слушал где-то с того момента, как та странная девушка ткнула в меня ножом.

То есть, по нашим меркам, никогда ее никто не слушал.

Лысый подошел к повороту и вздохнул:

- Санек, давай ты…

- С хуя ли? - бесцеремонно возразил я.

- Да иди ты на хуй! - вдруг заревел Лысый, подскочил ко мне, и неожиданно всучил ту самую арматурину.

После чего отвернулся от поворота и застыл, мучительно глубоко вдыхая. Мужик был напуган еще похлеще, чем я. Ну а я, несмотря на свою показную борзость, тоже не горел желанием заглядывать за угол. Что бы там ни скрывалось, оно неумолимо приближало нас к ответу на вопрос, кто именно там кричал. А еще к другому вопросу, ответа на который не предусматривалось. К вопросу о том, почему мы стояли молча в коридоре и слушали все эти вопли, совершенно никак не пытаясь кричащему помочь.

Я шагнул вперед.

Не потому. что я вдруг стал смелым дохуя - черт, да я уже вспомнил, вспомнил так же явно, как холод металла в руке, что ссыкло я, мелкое поганое ссыкло, и всегда им был. Но никому другому об этом знать не полагалось - и это заставляло медленно идти вперед, обливаясь потом. Я, кажется, из тех, которые овцу выебут, лишь бы не услышать “слабо”. Поколупавшись в памяти, ничего про овец я не нашел. Значит, метафора. Слава богу, метафора.

За углом был точно такой же коридор, только щерящийся еще двумя дверьми. Одна, левая, была открыта. И я совершенно ни хрена не хотел туда смотреть. Как будто зная об этом, Лысый выглянул из-за моего плеча и издал какой-то утробный звук. После чего ткнул пальцем в несчастную дверь и промямлил:

- Саня, давай обратно…

Что именно обратно, я не узнал. Потому что обреченно поплелся к дверному проему. Ну а что еще делать? Я же не ссыкло. Кто угодно, но не ссыкло. Посмотрел внутрь.

Вообще, не знаю, как на такое положено реагировать. Кричать? Я б, может, и орал бы, как последняя сука, да вот только воздуха в легких на это не нашлось. Вроде бы, часто в кино люди от такого блюют. Мне блевать было нечем, да и, если честно, вообще не хотелось. Я задохнулся и охуел. Именно так. Задохнулся и охуел.

Не знаю, кем этот парень был, когда мы с Лысым слышали его крики - и я даже не сомневался, что крики были его. Сейчас он был выпотрошенной тушей, чье конечное состояние никого не волновало. Все, что когда-то было у него внутри живота, уже не было внутри - черт бы меня подрал, неужели столько всего скрывается в обычном человеческом брюхе? Вся эта гора бесформенного фарша, лент кишок и хрен пойми чего еще тянулась от самого входа к углу комнаты. Где и лежал владелец как безумного крика, так и внутренностей.

Тут в комнату заглянул Лысый, и уж у него реакция была более традиционной, он смачно сблевал мне под ноги.

Интересно, это были мои любимые кроссовки или нет? От этой мысли я начал сдавленно хихикать, а потом и вовсе заржал, как последний псих, уронив арматуру в смесь блевотины и крови. Закапали слезы. Началась истерика.

Что бы ни вырвало нашему неудачливому коллеге кишки, сделало оно это основательно. Дополз он сам до угла, или его туда приволокли, нам уже не узнать. Но там, в углу, это что-то вдобавок отпилило ему голову и загнало ее прямо в раскрытое пузо. Рот головы был набит чем-то блестящим и скользким, багровым, сочащимся желчью. И вишенкой на торте из его рта (который в свою очередь находился в голове) торчал, простите, его член. Надеюсь, что его ему оторвали после того, как избавили от головы.

Очень, блядь, на это надеюсь. Хотя и не верю в это.

А еще это лицо было мне знакомо. Даже такое, перемазанное в крови, перекошенное, с хреном во рту - я определенно знал когда-то этого парня. Что заставило меня покоситься на Лысого, исторгающего те остатки обеда, что еще оставались в его желудке. Он у меня таких эмоций не вызывал. Что ж, к этой экзекуции он точно был непричастен, но можно было предположить, что его-то я точно не знаю. Даже если вот это вот вызывает во мне узнавание, то уж Лысого я бы точно заприметил.

Значит, мы с ним не знакомы. И, что бы это не значило, это почему-то важно.

- Блядь! - прохрипел амбал.

- Не ссы, - на автомате прохрипел я.

Сколько ж он умирал? Минут двадцать по личным ощущениям. Но я сам был напуган до усрачки, и вопль его мне показался бесконечным. Может, быстрее. Я даже не стал рассматривать, что еще могло скрываться в этой комнате - оружие, припасы, ебучие записки, как в хреновом сарвайвал-хорроре? Я вышел оттуда и машинально стал вытирать ноги о гребаную плитку. Забавно. Кровь оттиралась лучше, чем блевотина.

Истерика и не думала прекращаться - я сам сопел, как паровоз, рыдал и брызгался соплями. Но голова при этом работала точно и правильно. Так разодрать человека… Я бы не смог. Никто бы не смог. Ни один человек не может этого сделать. Выскрести брюхо, выбросить всю требуху, отрезать сраный прибор, сунуть его ему в рот, туда же еще какой-то начинки или что там, блядь, было вообще. А потом отрезать голову и затолкать ее на место потерянных внутренностей.

Примерно так я представлял себе процесс. Судя по воплям, что мы слышали, я был недалек от истины.

Какая бы тварь это ни сделала, человеком она не была. Отсюда следовало, что хоть мы и были здесь втроем (про девушку Лысому я так ничего и не сказал), то с нами было что-то еще.

И я ни хрена не хотел с этим чем-то встречаться.

Последнее, что нам всем было нужно в сложившейся ситуации, это еще один крик. И именно его мы услышали - на сей раз женский, истошный, напуганный.

Лысый схватил арматурину, подорвался и сбежал из комнаты. Я ненадолго от него отстал - не знаю, что там, кто там, откуда этот крик, но такого - такого быть не должно. Какое-то животное отчаяние гнало нас по направлению к крику, но я все же задержался. Ненадолго - просто открыл дверь напротив и осмотрел комнату.

Комната как комната. Та же плитка, тот же потолок, те же тяжелые стены. Та же теплая дверь. И нож у порога. Немного знакомый нож. Кажется, именно таким мне недавно пропороли футболку на груди.

“Не смей за мной идти”. Прости, безымянная девочка, но если это твой нож, то я даже знать, блядь, не хочу, почему ты его выбросила. Почему именно здесь. И почему побежала в этом направлении. И - уж прости - мне придется за тобой пойти. Если ты, конечно, и правда пошла в эту сторону.

Я сунул нож за пояс и побежал вслед за Лысым. Тот двигался как гребаный робот-терминатор. От недавней нерешительности ничего не осталось: амбал пер напролом, что-то ворчал себе под нос и размахивал арматурой. Если честно, он начинал меня пугать больше, чем неведомое что-то, раздолбавшее того чувака в комнате. Но истошный женский визг все-таки и на меня действовал по-своему. Не знаю, что там происходило с девчонкой, но если это была та самая девка из комнаты, то я был вполне себе настроен на месте уложить ее обидчика. А если нет - то хотя бы сделать так, чтобы и ее не распотрошили, как тот кусок мяса, что мы только что отыскали.

Зачем-то я сжал рукоять ножа и ускорился.

Очередной поворот поджидал нас не так уж и далеко. Даже не поворот - перекресток. Два коридора геометрически беспристрастно под прямым углом пересекали друг друга, только что одно из направлений было закрыто уже знакомой шершавой (и наверняка теплой на ощупь) дверью. Девчонка была другой - волосы были длиннее, почти до пояса, когда-то светлые. Руки судорожно сжимали лицо, а с громкостью вопля могла поспорить только безмятежная яркость того, что капало ей на грудь. Конечно же, полупрозрачной ночнушки на ней не обнаружилось, девушка была одета в обтягивающие джинсы и розовую (когда-то розовую) маечку.

- Аааааааааааа! - еще громче заорала она, когда Лысый тронул ее за плечо.

- Тихо, тихо, мы свои, все нормально, смотри…

Лысый растерялся, ну а я, догнав его, как-то болезненно ухмыльнулся. Ежу понятно, что наша новая соседка уже ни хрена никуда не посмотрит.

Она, конечно, зажимала рану, выла и всячески корчилась, но рассмотреть, отчего она так орала, было не сложно. Что-то резко, одним движением разворотило ей оба глазных яблока (и расхреначило переносицу, к тому же), и девушка была абсолютно слепа. Почерк был тот же, что у предыдущей жертвы (и когда это я успел стать ебаным Шерлоком Холмсом?). Жестко, безапелляционно, максимально жестоко. Это даже не выглядело как разрез, будто когтем разорвали каким. Разница была только в том, что на сей раз это был один точный удар. И все.

- Тихо, малыш, тихо, - забормотал Лысый.

Девчонка, хлюпая носом, доверчиво к нему потянулась. Я же посмотрел дальше в коридор. Из коридора мне ответило огромное, циничное, совершенно бессмысленное нихуя.

Что бы ни срезало глаза нашей бедняжке, оно давно уже ушло. Как и то, что распотрошило безымянного мужика. Далеко ли ушло?

- Кто это сделал? - спросил я.

Девчонка, конечно же, ничего не ответила. Лысый передал мне арматуру - я только сейчас вспомнил, что она заляпана кровью и блевотиной, и вот тут меня уже чуть не вывернуло. А мужик же снял галстук и стал сооружать что-то вроде повязки для изуродованного лица девушки. Деловой, однако. Молодец. Принц на белом коне, мать его. Как мужик орал, так стоял спокойно, услышал бабские вопли, сразу в героя превратился.

Чувствуя к Лысому мерзкую злобу, я отвернулся от него и пошел дальше по коридору. Понятное дело, ненавидел я его только за то, что это он не растерялся и бросился девке на помощь, а не я. Я лично зассал, и хрен бы куда подорвался, если бы не он. Так и стоял бы, ждал, пока вопли прекратятся. Как в прошлый раз.

Пошел я в коридор, отворачивающий влево от нашего. Тот, что шел вправо, был скрыт дверью, и трогать его не хотелось. Прямо отчего-то тоже не очень радовало идти - не знаю даже, почему. Какая-то иррациональная надежда на то, что с предначертанного нам пути можно свернуть?

Ну и ботва в голове, блин. Метров через сто в коридоре нарисовался еще один поворот. Повороты мне уже вообще не нравились - ни один из них до сих пор не принес нам никаких хороших новостей. К тому же, когда я подошел поближе, то увидел на углу отпечатки ладоней. Разумеется, блядь, кровавые. Какие еще тут могли появиться? Идти дальше совсем не хотелось, но и поворачивать назад было глупо. Так, вздохнул я, если там обнаружится неведомая хрень, уродующая людей, я просто могу убежать. Я просто могу убежать, вот. Думай об этом. Всегда помогало, и сейчас поможет. Я заглянул за угол.

Там оказался тупик. Это даже немного успокоило - значит, в этом месте были какие-то свои ограничения, и бесконечные коридоры нам не грозили. Возле самого конца коридора была дверь, и, к сожалению, мне нужно было ее проверить. Никаких положительных чувств по ее поводу я не испытывал, но надо узнать, комната там или очередной коридор. Может, лежит там еще один разорванный труп, или дожидается помощи какой-то чувак. Или чувиха. Может, даже та, в ночнушке, сейчас сидит там в уголке и плачет от страха.

Последняя мысль добавила мне храбрости - самому заделаться отважным рыцарем бы не помешало. Первый блин комом, облажался, но всегда можно все исправить.

Ну да, конечно. Всегда можно все исправить. Всегда можно бросить, слезть, передумать, сделать как надо. Сколько я себя обманывал этим? Наверное, всю жизнь. Я ухмыльнулся. и тут же заметил, что держусь рукой за то самое место на углу, где красовался один из отпечатков ладоней. Почему-то это меня совершенно не тронуло.

Интересно, я хоть что-то хорошее о себе вспомню? Что ни воспоминание, то удар под дых. Пожалуй, лучшее из них, это мое имя. Саша. Остальное как ушат говна на голову, хуже, чем блевотина Лысого, в которой я щедро измазал ладонь. Родители - безликие фигуры, и я не был уверен, что в нормальном состоянии помнил бы о них больше. Клиника - возможно, та самая больница, о которой мне напомнил Лысый. Постоянная уверенность, что я всегда могу пойти в другую сторону, когда у меня появится такое желание. Я просто не хотел. Да и зачем мне этого хотеть? Все ведь нормально, мне хорошо и комфортно. Батя, блядь, всю жизнь за бутылку хватался, так что вы мне сейчас будете втирать, что быть наркоманом плохо? А если бы я бухал, то можно? Чего смотришь, падла?

Я споткнулся. Да, всегда можно все изменить. Всегда можно убежать. Всегда можно остаться ни при чем. Даже в ебучем потустороннем подвале, когда ты в хрен не дуешь, кто ты сам таков. В какой-то прострации я толкнул дверь и зашел в комнату.

Все тот же полумрак, желтая плитка и серое уныние стен. И мужик на корточках. Длинноволосый небритый блондин с тусклыми глазами. Из одежды - только потертые треники с пузырящимися коленями, даже босой. Смотрит на меня подозрительно спокойно, но заподозрить его в чем-то я не успеваю. Потому что его лицо мне тоже знакомо, как и у жмура из прошлой комнаты:

- Федя.

- Чего? - растерянно откликается он.

- Федя. Твое имя, - тычу в его сторону арматурой, - Я тебя знаю.

Ничего более умного в голову не идет.

- Кто ты? - оживляется волосатый, - Где я? Что, мать твою, происходит?

- Не психуй, я сам ни хрена не в курсе. Помнишь что-то?

- Кто ты, блядь, такой? - начинает истерить Федя.

Я зачем-то достаю нож и чешу рукояткой висок. Мужик ощутимо пугается.

- Не знаю я, кто я такой. Помню только имя. Саша. Твое имя вот тоже вспомнил. Не ссы, - только сейчас обращаю внимание на нож и прячу его обратно, - Я тоже тут очнулся и нихера не помню. А ты?

- Не помню, - сползает он обратно по стеночке, - Ничего не помню…

- Федя? Ничего в голове не шевелит?

- Нет…

- Ну тогда ладно, - кладу арматуру на пол и сам сажусь на корточки, - Буду звать тебя Федей. Может, потом что-то вспомнишь.

- Что это, блядь, за место?

- Понятия не имею. Мы тут не одни, кстати. Там еще Лысый и… Бля, не знаю, как ее зовут.

- Кто?

- Хуй в пальто. Ты давно проснулся?

- Давно…

- И что, не выходил из комнаты?

- А куда выходить?

- Ну да, гораздо лучше сидеть на жопе ровно.

Блядь, ну я и засранец. Увидел напуганного человека, и сразу начал его гнобить. Сплюнув от нахлынувшего отвращения к себе, попытался взять себя в руки:

- Не парься, я и сам перессал, - поднялся на ноги, - Пойдешь с нами?

- К-куда? - начал заикаться волосатый.

- Хрен его знает, - честно ответил я, - Но хоть куда-нибудь. Может, найдем выход отсюда. Может, кого-то, кто знает, что за херня тут творится.

- Ладно, - как-то безнадежно вздохнул Федя и поднялся на ноги. Я последовал его примеру.

- Вообще ничего не помнишь? Мелочи какие-нибудь? Даже если что-то неважное. Я вот раньше в онлайн-игры играл.

- Не, вообще голяк. Как ты там сказал…

- Федя, - догадался я.

- Федя… Блядь, дурацкое имя.

- Ничего не вспоминаешь?

- Не.

- А мое лицо не знакомо?

- Есть что-то, - развел руками волосатый, - Но не бум-бум.

- Ненавижу эту фразу. О, видишь, - деланно рассмеялся я, - Еще одно воспоминание.

Мы уже шли по коридору.

- Это что? - ткнул в отпечатки ладоней Федя.

- Кровь, - пожал я плечами.

- В смысле, кровь?

- А у меня, по-твоему, дизайнерские кроссовки?

Он только сейчас обратил на них внимание и побледнел. Еще бы, я неплохо успел перемазаться в комнате с несчастным трупом.

- Подожди, подожди... В смысле, кровь? Откуда?

- От верблюда, блядь.

Легко быть храбрым. Для этого нужно соблюдение всего двух условий: чтобы тебе ничего конкретного прямо сейчас не угрожало, и чтобы рядом кто-то боялся больше твоего.

- Там чувака какого-то грохнули в другом коридоре, - о подробностях я решил не распространяться.

- В смысле - грохнули?

- В прямом. Мочканули. Убили. Кончили. Труп там, короче.

- В смысле, труп?

- Да в прямом, блядь. Тоже вот, сидел в комнате. Ну вот кто-то за ним пришел.

- Кто?

- Не знаю. Но хочу отсюда съебаться раньше, чем он найдет и меня. А ты?

Федя не ответил.

А коридор тем временем вынес нас обратно на перекресток. Девка уже не кричала, а только тихонько постанывала, продолжая лежать на плече Лысого. Сам Лысый, конечно, немного удивился неожиданному пополнению, но виду не подал. Только руку протянул навстречу, в которую я тут же вложил арматуру. Инициатива снова была за мной:

- Это Федя.

- Леша.

- Ого, - искренне удивился я, - ты свое имя вспомнил?

- Да.

- Ну, тогда напомню вам всем, что я Саша.

- Это Снежана, - кивнул Леша.

/* окончание в комментариях */

Показать полностью
20

Тайна Темного Леса. Финал

Все предыдущие главы - в серии "Тайна Темного Леса" на моей странице

И тут произошло нечто неожиданное. Говард Келли выронил меч, опрокинулся навзничь и схватился за голову. Все вокруг попадали на землю. У Берроуза заложило уши. Взлетела стая ворон, с деревьев посыпались сухие сучья, лес глухо зашумел. Почти у всех текла кровь из ушей.

На ногах устояла только Лили. Это ее визг сводил всех с ума. В этом отчаянном крике маленькой девочки были все боль и негодование, которые она накопила за долгие годы молчания. Казалось, тысячи злых духов преисподней собрались вместе, чтобы присоединиться к ее визгу.

Лили замолчала только тогда, когда поняла, что опасность для ее папы миновала. Прошло немало времени до того момента, как все понемногу стали приходить в себя. Бенедикт поднялся и направился было в сторону своей семьи. Но по выражению лиц, смотревших на него, понял, что кто–то стоит позади него…

Он повернулся и увидел глаза того, кто заставил его совершить убийство молодого парня несколько дней назад. Трехметровый зверь, стоящий на задних лапах, глядел на него своими черными глазами. Это страшный крик маленькой Лили побудил его к действиям.

Зверь прошел мимо Бенедикта и схватил обезумевшего от ужаса Говарда Келли. Через мгновение его голова лежала у ног девочки. Анна Берроуз лишилась чувств. Чудовище устроило себе кровавый пир, едой служили люди Говарда. Кошмар продолжался недолго. Закончив трапезу, исчадье ада скрылось в чаще леса.

Одно зло было уничтожено другим. Семья Берроузов была не в силах обсуждать произошедшее. Все походило на какой–то страшный сон. Они медленно брели обратно, туда, откуда их выгнали. Одна пара сыновей помогала идти отцу, другая – матери. Только Лили шла одна, отдельно всех, на ее лице блуждала улыбка.

Она была рада тому, что теперь все узнали тайну темного леса. Зверь – не миф. Он существовал и все видели его. А она знала о нем уже давно. Несколько лет назад она проснулась поздней ночью и пошла на кухню, чтобы попить воды. Девочка почувствовала на себе чей–то взгляд и посмотрела в окно…

С тех пор странное чувство владело ей. Лили знала, что рано или поздно ее семье придется столкнуться со злом человеческим, а этот дьявол в чаще леса как–то повлияет на их судьбу. Она всегда чувствовала в себе некую силу, которая проявилась в виде крика в самый страшный для нее момент – любимый папа был на волоске от смерти. Но от кого эта сила – от Бога или от прислужника тьмы, ей было неизвестно.

Бенедикт Берроуз сделал все, чтобы спасти свою семью. Когда враг оказался сильнее его, Господь послал ему на помощь нечто, в существование которого он не мог до конца поверить даже после того, как увидел его собственными глазами. Но главное было другое – никто из семьи не пострадал.

– Пап, наш дом сожгли. Что нам теперь делать? – Спросил его один из сыновей.

Отец потрепал его по волосам. Он испытывал слабость от полученных ран, и в то же время счастье от ощущения того, что все позади. Берроуз посмотрел на жену. Глаза ее были измучены, но полны любви и гордости за мужа. Затем он перевел взгляд на Лили. Она смотрела в лес.

– Радость моя, я услышал твой крик, но так и не услышал, как ты разговариваешь. Но все впереди, – подумал он. Отец смахнул слезу и ответил сыну:

– Дом – это не стены, дом – это семья. Мы построим новый, и он будет крепче предыдущего.

КОНЕЦ

Уже завтра новая история. Подписывайся.

Показать полностью
109

Голод

— Что же нам делать, сестренка? Отец уже давно пропал, дядя тоже до сих пор не вернулся! Та косолапая старуха говорит, что они сгинули…

— Жаль, что она не пропала…

— Пропади она и взрослых вообще не останется! О нас некому заботится, некому добыть еды. Мы должны что-то сделать!

— Мне очень страшно, Серый! У нас очень мало еды. На один, может два дня от силы. И то, если до наших запасов не доберется кто-то из наших местных обжор! Эти прикончат все за раз! Я-то их знаю!

— Знаю, что тебе страшно… Но послушай, что расскажу. Дядя несколько раз говорил о старом, обветшалом сарайчике неподалеку отсюда. Говорил в нем полно зерна. Я хочу туда быстренько сбегать и принести еды. Зерна нам может хватить надолго!

— Я тоже слышала об этом сарае. А вдруг взрослые именно туда и отправились перед тем, как… Сгинуть… Вдруг они все пропали именно там? Все они вместе с папой!

— Да все нормально будет! Я умею быть осторожным, — самодовольно хмыкнул Серый. — Ты есть хочешь? Хочешь! Тогда я пошел!

— Нельзя же!

— Я знаю, сестренка! Но ты же никому не скажешь? Пожалуйста! Нам это нужно… Я должен пойти!

— Если только ты пообещаешь вернуться целым и невредимым…

— Обещаю вернуться целым, невредимым и с едой!

Серый скрытно пробирался сквозь высокую траву, стараясь остаться незамеченным. Он прекрасно понимал всю опасность этой затеи, ведь если его заметят, то ему вряд ли удастся уйти живым. Юнец даже представить боялся, что стало с близкими, они же единственные, кто приносил еду. А если они пропали, то всем станет очень сложно. Да уже стало сложно… Серый всегда мечтал стать одним из добытчиков пищи, но совсем не так! Взрослые все-таки вчетвером отправлялись на поиски, а одному будет очень тяжело прокормить всех деток. Слишком большая ответственность.

Погрузившись в размышления, Серый и не заметил, как на горизонте завиднелась темно-коричневая постройка, подходящая под описание того самого сарая.

Он остановился перед сараем и сильно задрал голову вверх, стараясь зачем-то прикинуть высоту этой деревянной постройки. Огромная ветхая конструкция возвышалась над землей, заботливо укрывая в своей тени незваного гостя.

— Нельзя медлить… — едва слышно шепнул Серый, и приступил к поискам входа.

Заметив приличного размера дыру в стене, юный смельчак пробрался внутрь, не издав ни капли шума. Никого – оглядевшись, заметил он. Лишь мешки с зерном, аккуратно выставленные вдоль разваливающейся стены. Это точно тот сарай, о котором говорил дядя. Но следов старших здесь не видно… Неужели они не сумели до него добраться?

Неуверенной, но аккуратной поступью Серый зашагал к мешкам. Откуда-то сверху послышался треск. Юнец замер, затаив дыхание. Сердце так и норовило выскочить из груди. Борясь с паническим страхом, он заставил себя собраться с мыслями и взглянуть наверх в поисках источника треска. Ничего. И никого. Главное – никого.

— Крыша… Она такая древняя, что скрипит то ли в силу возраста, то ли даже от легкого ветра… А может и то, и другое, — рассуждал Серый. — Как же мне перетащить все это зерно домой, да так чтоб всем хватило?!

Превозмогая страх, молодой храбрец приблизился к мешку с зерном. Конечно, целый мешок утащить он не мог. Серый решил, что возьмет столько, сколько сможет, а потом вернется. А затем, снова вернется. И так до тех пор, пока запасов не будет хватать до следующего лета.

Юнец попытался проделать дыру в мешке. Его старания прервал снова повторившийся треск и, последовавший за ним, приглушенный звук. Словно что-то мягкое упало сверху.

Серый не успел обернуться. Острые, как бритва когти, пронзили его тело, впившись промеж ребер. Клыки с легкостью прошли сквозь горло, заставив юного добытчика захлебываться собственной кровью…

— Какой молодец! Уже пятая мышь на этой неделе!!! Барсик, ты чудо, а не кот! — довольный хозяин, гладил своего не менее довольного мурчащего питомца, готовясь вознаградить того вкусной рыбкой за вновь проявленную бдительность.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!