Книжная лига

Вопреки разным досужим репликам на тему того, что советские читатели были якобы отрезаны от мировой литературы, в реальности СССР регулярно издавал огромное количество иностранных книг.

Детских книжек это тоже касалось. Особенно в нашей стране любили скандинавскую детскую литературу. Иногда даже складывается ощущение, что советские дети ее читали в куда больших количествах и с куда большим азартом, чем их шведские, норвежские и датские сверстники.

В этой статье хотим вам рассказать о тех скандинавских сказочных повестях, которыми у нас зачитывались лет сорок или пятьдесят назад. Многие из них (а может быть, даже все) вы наверняка тоже читали. Будет здорово, если в комментариях вы поделитесь своими воспоминаниями.

Итак, поехали.

“Малыш и Карлсон”. Астрид Линдгрен

На крыше совершенно обычного дома в Стокгольме живет человечек с пропеллером. Однажды он знакомится с мальчиком, живущим в том же доме. Так начинается их дружба.

Понятия не имеем, зачем мы вам пересказываем сюжет. Это одно из тех произведений. которые вообще не нуждаются в представлении. Разве кто-то у нас не знает Карлсона? Да нет таких вообще!

“Пеппи Длинныйчулок”. Астрид Линдгрен

Книжка шведской сказочницы про сумасбродную рыжеволосую девочку, наделенную фантастической силой, была чуть менее популярной, чем книжка про Карлсона. Но только чуть. Ее тоже расхватывали в библиотеках.

Кстати, в самой Швеции, по слухам, ни Карлсон, ни Пеппи особой любовью не пользовались. А у нас – шли на ура. В 1984 году в СССР даже экранизировали повесть про Пеппи.

“Муми-тролль и комета”. Туве Янссон

Туве Янссон была финской писательницей, а Финляндия к скандинавским странам не относится. Но повести про муми-троллей в оригинале написаны на шведском языке, а на финский и все остальные были переведены. Так что все-таки их можно отнести к скандинавской литературе.

Так вот, книжки про Муми-тролля, Сниффа, Снусмумрика, Фрекен Снорк и прочих забавных и милых обитателей Муми-дола были всегда нарасхват. Их целый цикл, но самой известной повестью была именно “Муми-тролль и комета”.

“Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями”. Сельма Лагерлёф

Мальчик Нильс проказничал, за это гном наказал его – уменьшил в размере. Миниатюрный Нильс вынужден отправиться в путешествие вместе с домашним гусем Мартином, который решает присоединиться к стае диких сородичей.

Эту книгу Сельма Лагерлёф писала как учебник по географии Швеции. В нашей стране популярностью пользовался ее очень сокращенный перевод. Можно даже сказать – пересказ.

“Людвиг Четырнадцатый и Тутта Карлссон”. Ян Улоф Экхольм

Лисенок из нормального лисьего семейства ведет себя совершенно ненормально. Он отказывается разорять курятник и даже заводит дружбу с курицей Туттой Карлссон. Все в шоке – и лисы, и куры. Но потом они все-таки найдут общий язык.

Эту добрую и смешную книжку написал в 1965 году шведский писатель Ян Улоф Экхольм. В СССР повесть издавалась несколько раз. И, кстати, тоже была экранизирована. По ее мотивам снято как минимум два мультфильма и один фильм – лента “Рыжий, честный, влюбленный” режиссера Леонида Нечаева.

“Волшебный мелок”. Синкен Хопп

Сенкен Хопп – норвежская писательница, издавшая в 1948 году сказочную повесть про Юна и Софуса. Юн находит мелок и рисует им человечка на заборе. Человечек оживает, поскольку мелок оказывается волшебным. Ожившего человечка зовут Софус. С этого начинаются их удивительные приключения.

У книги есть еще продолжение, это дилогия. В СССР она вроде бы впервые была издана в восьмидесятые годы в сборнике “Сказочные повести скандинавских писателей”, но сразу пришлась по вкусу советским детям.

“Разбойники из Кардамона”. Турбьёр Эгнер

И еще одна сказка родом из Норвегии. Написал ее Турбьёр Эгнер. Очень милая, веселая и трогательная повесть о трех братьях-разбойниках – Каспере, Еспере и Юнатане. Разбойничают они в городе Кардамон, по соседству с которым живут. И постоянно попадают в разные нелепые ситуации.

У нас эту книгу перевели и издали еще в 1957 году, спустя всего лишь год после ее выхода в Норвегии. А потом переиздали в восьмидесятые.

Ну что ж, на этом остановимся. Хотя список, конечно, неполный. У одной только Астрид Линдгрен можно назвать еще немало повестей, популярных в СССР. И “Рони, дочь разбойника”, и “Мио, мой Мио”, и “Эмиль из Леннеберги”. А что вы вспомните еще?

Источник: Литинтерес (канал в ТГ, группа в ВК)

Солнце. Как ярко оно светит в этот день.

Винсент медленно открыл глаза. Яркий свет ударил по ним и заставил прищуриться. Он лежал в грязи на краю проулка. По его лбу потекла капля пота, удушающая жара не оставила парня без внимания.

Винс потихоньку приподнялся, голова раскалывалась. Его перегар можно было учуять за пару метров. Судя по разорванной одежде, ссадинам на лице и сбитым кулакам он с кем-то подрался.

"Ничего не помню."

Винсент кое-как встал опираясь на стену.

"Все тело болит."

Пошагал к выходу из проулка.

"Похоже вчера была бурная ночка."

Он вышел на мощеную дорогу заполненную людьми и повозками, каждый следовал по своим делам. Стук колес и гул множества голосов сливались в жуткую какофонию, которая заставляла его голову болеть еще сильнее.

"Плевать. Потом с этим разберусь."

Винс направился в сторону городских стен.

Он выглядел как какой-то бродяга - растрепанные темные волосы, опускающиеся чуть ниже мочек ушей, недельная щетина, льняные рубаха и штаны, потрепанные мягкие сапоги из черной кожи, к тому же оборванный и весь в грязи - внешний вид не из лучших. Из всего этого ужаса выделялся только его меч.

Винсент остановился неподалеку от западных ворот.

"Впечатляет. Как и двадцать лет назад."

Над ним возвышались огромные крепостные ворота с двумя высоченными башнями, между которыми высечено изваяние в виде герба текущего правителя - лев кусающий змею. От ворот расходятся стены соответствующего размера - двадцать метров в высоту и двенадцать в толщину - которые окружают большую часть города.

"Этому камню уже больше двух тысяч лет. Интересно, сколько он еще выдержит?"

Поглазев еще несколько секунд Винс подошел ко входу.

У ворот стоял побитый молодой стражник, он заметил Винсента и узнал в нем вчерашнего нарушителя спокойствия.

Стражник вынул меч.

- Тебе, вход воспрещен.

Мысли Винса еще не пришли в порядок.

- Почему?

- Ты еще спрашиваешь!?, - воскликнул стражник, - Ты устроил дебош в Золотом льве, избил кучу народу включая десяток стражников и требовал привести сэра Адама чтобы "сбить с него спесь". Благо...

Глаза Винсента округлились от удивления.

- Правда что-ли?, - искренне изумился он.

- Конечно правда, - сказал стражник, - Тебя смог успокоить только проходящий мимо отряд Бессмертных. Единственное чего я не понимаю, это почему ты до сих пор не в тюрьме?

Винс молчал, он все еще в шоке.

Стражник поправил свой шапель, совсем не такой реакции он ожидал.

- В любом случае, - разорвал тишину караульный, - Таким личностям в нашем городе делать нечего.

- Подожди, - стал просить Винсент, - Это была всего лишь пьяная драка, они происходят там каждый день. Если я поучаствовал в одной из них это не значит, что я опасен для общества.

- Ты избил стражников.

- Я же не виноват, что в стражу сейчас берут кого попало. Они даже не смогли...

- Закрой свой рот!, - взорвался стражник, - Да что ты можешь знать о...

Позади караульного заскрипела дверь.

- Успокойся, Дэниел, - послышалось изнутри.

Из постового помещения вышел седой, старый стражник с трубкой в зубах. По его виду казалось, что он пережил не одну сотню битв.

- Капитан Кольт?, - старик подошел к ним, - Капитан, я...

- Тише, Дэниел, - Кольт выдержал короткую паузу, дав молодому собраться с мыслями, - Докладывай.

- Этот человек хочет войти в город.

- И почему ты его не пускаешь?

- Это он устроил вчерашнюю драку.

Капитан внимательно осмотрел Винса.

- С какой целью ты прибыл в Бландфорд?

- Я хочу вступить в Гильдию, - ответил Винсент.

Кольт обратил внимание на его меч - дракон изрыгающий пламя на навершии и темно-синяя обмотка на рукояти - клинок заставил старика улыбнуться.

- Такие как ты им сейчас и нужны. Я пропущу тебя.

- Что!?, - удивился Дэниел.

Винсент лишь улыбнулся уголком губ и пошел вперед.

Капитан схватил его за плечо как только они поравнялись. Улыбка не сходила с его уст.

- Прежде чем пройдешь, удовлетвори любопытство старика. Скажи свое имя.

- Винсент.

Кольт выдохнул дым и начал смеяться.

- Капитан, а что если он..., - забеспокоился Дэниел.

- Под мою ответственность. От этого парня не будет проблем. Ведь так, Винсент?

- Не будет, - он больше не сдерживал улыбки.

Винс вошел в город.

Волшебная школа Алфея практически разрушена, её разрозненные остатки защищают отважные феи и специалисты, оставшиеся в живых, даже несмотря на душераздирающую утрату.

Самые стойкие в доме Винкс. Стелла поддалась тьме и ведёт армию против своих бывших друзей. Аиша, Муза, Флора и Скай должны придумать план, как отбросить тени, угрожающие захватить их мир... Тем временем Блум ставит на кон всё, чтобы искупить свою вину перед самыми дорогими ей людьми.

Зашнуруйте берцы потуже, господа любители лесного экстрима. Забудьте про уютные костры и пение комаров. Выбросьте карту и компас – они здесь бесполезны, как зонтик в урагане чужого бреда. Мы погружаемся не в чащу, а в кишечник первобытного страха, где деревья – это ребра гигантского трупа, а тишина звенит лезвием тупого ножа. Добро пожаловать в «Ритуал» Адама Нэвилла – не хоррор, а медленное удушье в смрадных объятиях древнего леса, где главный монстр – не тварь в темноте, а трещина в мужской дружбе, разъеденная страхом и виски дешевле стыда.

Предыстория

Четверо старых приятелей: Хатч – альфа-самец на грани кризиса, Дом – его тень с пивным брюшком и комплексами, Фил – вечный циник с нервным тиком, и наш проводник в ад, Люк – режиссер музыкальных клипов, разбитый жизнью и разводом, прячущий панический страх за маской иронии. Их великая идея? Мужской поход по диким лесам северной Швеции. Не для единения с природой, а чтобы сбежать от жен, ипотек и собственной жалкой несостоятельности. Их снаряжение? Дорогие гаджеты, дешевый алкоголь, тонна невысказанных обид и ноль туристических навыков. Их маршрут? Прямиком в пасть к тому, что дремало под корнями тысячелетиями.

Главный Герой? Лес.

Не пейзаж. Живой, дышащий кошмар. Не просто «темный и страшный». Он гниет на корню. Воздух пропитан сладковато-трупным запахом разложения и немой угрозой. Деревья – уродливые, скрюченные великаны, застывшие в предсмертной агонии. Тропа? Исчезает, как надежда, под ногами. Каждый шаг – хруст костей под валунами, скольжение по липкому мху, напоминающему кожу. Нэвилл не описывает пейзаж – он вживляет тебя в гниющую плоть земли, где солнце – редкий гость, а тени ползают как черви. Это не место для похода. Это гигантская ловушка, настроенная на отчаяние.

Сюжет

Это не прыжок с парашютом в экшн. Это ползучее погружение в трясину. Сначала – сломанная лодыжка Дома. Потом – безнадежное блуждание по лабиринту безвыходных ущелий. Затем – звериные туши, подвешенные на ветвях в жутком, нечеловеческом порядке. Ритуал. Первая капля ледяного пота страха. Находка: покосившаяся избушка, пропитанная мочой, страхом и чем-то... древним. А внутри – тотем. Не просто идол. «Червь». «Червяк». «Пожиратель». Деревянный кошмар с оленьими рогами и пустотой вместо лица. И книги. Старые, в кожаном переплете, исписанные безумием и кровью. «Смотри. Читай. Познай».

И вот – Они.

Не прыгающие из кустов монстры. Культисты. Не готичные сатанисты, а что-то гораздо страшнее: дикое, дегенеративное потомство леса и безумия. Молодые, дикие, с глазами пустых банок из-под пива и рваной кожей вместо одежды. Их ритуалы? Не пафосные церемонии, а грязный, животный ужас: вой, пляски на костях, каннибализм как акт глубочайшего поклонения. Их божество? «Мать». «Старуха». «Та, что в земле». Тварь, для которой избушка – лишь прихожая в ее бесконечное, гниющее чрево. Нэвилл не щадит: запах гниющего мяса и человеческих экскрементов, мерзкие подробности их «быта», их абсолютная, нечеловеческая чуждость – все это не для слабонервных. Это антропология ада, записанная дрожащей рукой.

Главная сила книги – первая половина. Нэвилл виртуозно варит адский бульон из:

1. Клаустрофобии леса: Небо – щель, горизонт – стена из гниющих стволов.

2. Распада группы: Мужская дружба трещит по швам под грузом страха, усталости, взаимных упреков. Хатч превращается из лидера в тирана, Дом – в обузу, Фил – в сгусток паранойи, Люк – в единственного, кто еще пытается думать сквозь панику.

3. Экзистенциального страха: Страх не только смерти, но и того, как ты умрешь, и того, что эти твари сделают с твоим телом и душой.

4. Атмосферы гнетущего безумия: Лес говорит. Шепотом ветра, скрипом деревьев, видениями, которые могут быть галлюцинацией... а могут и нет. Грань реальности размыта.

Слабость? Вторая половина.

Когда Люк (единственный, кто еще держится) попадает в лапы к культу, темп меняется. Экзистенциальный ужас уступает место более прямолинейному, почти фолк-хоррору с пленом, пытками и ожиданием жертвоприношения. Культисты, при всей их мерзости, иногда балансируют на грани карикатуры (особенно их лидер). Физическое описание «Матери» в финале, хотя и мощное по мерзости, немного разочаровывает после столь мастерски созданной атмосферы незримого, древнего ужаса. Из тонкого психологического кошмара книга местами превращается в крепкий, но более традиционный хоррор про монстра и жертв.

Герои

Они не супермены. Они среднестатистические неудачники, загнанные в угол. Их реакции – паника, истерика, трусость, глупая бравада. Люк – самый проработанный; его внутренний монолог, его страх, его попытки сохранить рассудок – стержень повествования. Хатч – отличная иллюстрация токсичной маскулинности, рушащейся под давлением. Фил и Дом – менее выразительны, но служат важными триггерами конфликтов и жертвами обстоятельств.

Финал

Это не победа света. Это выживание, вырванное когтями и зубами, ценой невообразимых травм – и физических, и душевных. Это Люк, выбравшийся из пасти ада, но навсегда оставивший там часть себя. Его возвращение в «цивилизацию» (в дождь, под стук вертолетных лопастей) – не триумф, а горькая ирония. Он спас тело. Но его разум? Он навсегда застрял в том лесу, у «Червя», слушая вой «детей» и ожидая скрежета когтей «Матери» под полом. Последние строки – не точка. Это открытая рана, сочащаяся первобытным страхом.

Вердикт

«Ритуал» – непростая, но мощная книга. Это шедевр атмосферного ужаса первой половины и крепкий, хоть и не безгрешный, хоррор второй. Нэвилл мастерски лепит гниющую, дышащую враждебностью среду и доводит до кипения страх обычных людей в необычном аду. Он не боится быть грязным, мерзким, неудобным. Это не развлечение. Это испытание. Испытание ваших нервов, желудка и веры в то, что лес – это место для пикника.

Оценка

Четыре из пяти. Почему не пять? Потому что вторая половина слегка сбавляет обороты, спускаясь с вершин экзистенциального кошмара в долину более предсказуемого фолк-ужаса. Но атмосфера первой части и общая гнетущая мощь романа заслуживают твердой 4/5. Читать? Обязательно. Если вы готовы испачкать душу и услышать, как шелестит под вашим окном не ветер, а что-то гораздо, гораздо древнее и голоднее. Просто не планируйте поездку в Скандинавию после. Никогда.

Будь то попытка создать неуловимое идеальное тесто для тарта или вечно мучительное слоёное тесто ручной работы, приготовление теста с нуля — это вершина кулинарного мастерства и, пожалуй, самый сложный из всех навыков. В книге «Выпечка» известный британский пекарь Ричард Бертине раскрывает тайны искусства ручной выпечки для начинающих пекарей любого уровня подготовки. Используя предельно понятные инструкции, пошаговые фотографии и точные данные взвешивания ингредиентов, Бертине учит читателей готовить четыре вида теста: несладкий, сладкий, слоёный и заварной, и делится 50 деревенскими, аппетитными рецептами.

«Без лишней болтовни и при этом удивительно подробные рецепты от профессионала, усиленные отличными пошаговыми иллюстрациями. Бертине умеет объяснять сложные приёмы ясно и просто.» — Financial Times

«Такая вводная в мир теста мне была бы полезна давно — сколько неудачных коржей и тартов я бы сэкономил!» — Saveur

«Кондитерская школа Бертине в Бате — одно из лучших мест для обучения выпечке, но если туда не добраться, эта книга — практически полная замена.» — BBC Good Food

Удостоенная почестей современников и обладая безупречной, изящной прозой, богатой личностью и неукротимым воображением, графиня Мерлин приглашает читателя в яркий, экзотический мир своей Гаваны. В её описаниях оживают местные обычаи, жаркий климат, быт и суеверия, любовные переживания, прогулочные променадные аллеи и таинственные огни ночного города.

На основе десяти писем, адресованных самым близким людям и впервые опубликованных в Мадриде в 1844 году, автор предлагает увлекательный взгляд на колониальную Гавану 1840 года — город, который покорил её с первого взгляда.

Эти изящные повествования, вместе с остальным литературным и художественным наследием графини, возвели её в число самых выдающихся женщин XIX века и оставили неизгладимый след в истории испаноязычной литературы.

Эта живая и образная хроника окажется увлекательной для любителей путешествий и исторических очерков, ценителей женской прозаической исповеди XIX века и всех, кто стремится погрузиться в атмосферу колониальной Латинской Америки. Читатели, интересующиеся культурно-социальными обычаями прошлого, найдут здесь подробные зарисовки быта и менталитета Гаваны прошлого, а поклонники эпистолярного жанра по достоинству оценят искренность и эмоциональную глубину писем графини Мерлин.