— Держись подальше, — сквозь зубы процедил он. — Если я переборщу…
— Не волнуйся, — Павлин отступил на шаг, и вокруг его ладони заструилась вода, готовая сформироваться в щит. — Если тебя поджарит, я расскажу твоей маме, что ты геройски сгорел за науку.
Разряд молнии с грохотом вырвался из пальцев Виктора, прожигая воздух. Панель затрещала, потухшие индикаторы на миг мигнули алым — и погасли. Дверь дёрнулась, с скрежетом сдвинулась на сантиметр и замерла.
— Чёрт! — выкрикнул Виктор в ярости, чувствуя, как гнев подпитывает его силу. — Они поменяли полярность! Здесь обратная схема!
— Дай-ка я… — Павлин шагнул вперёд, изучая клубок проводов. — Может, вода проведёт ток?
Не дожидаясь ответа, он направил тонкую, упругую струю прямо в сердцевину механизма. Вода залила контакты, сверкая и потрескивая. Виктор, стиснув зубы от предстоящей боли, вцепился в мокрые провода. Электрический удар пронзил его всего, выжав из горла сдавленный стон. Но дверь с оглушительным металлическим скрежетом поползла в сторону, открывая чёрный, бездонный провал.
За ней зияла непроглядная тьма, из которой пахнуло ледяным сквозняком, несущим запах пыли, остывшего металла и чего-то сладковато-гнилостного.
— Ты как там, живой? — обеспокоенно пробормотал Павлин.
— Похоже, я заземлил его, — задумчиво ответил Виктор, — удивительно, какой заряд могут держать маги электричества.
Лучи их фонарей, слившись в один, прорезали мрак, выхватывая из небытия просторное помещение. Это был огромный зал с высоким, пропадающим во тьме потолком, опутанный гирляндами оборванных кабелей. По стенам стояли ряды молчаливых серверных стоек, похожих на надгробия забытого мира. Их стеклянные панели были покрыты толстым слоем пыли, а кое-где — причудливыми узорами инея. Посреди зала зиял огромный колодец, обнесённый ржавыми поручнями, откуда и тянуло ледяным дыханием.
Они сделали несколько осторожных шагов внутрь. Тишина была абсолютной, давящей. Их собственные шаги отдавались гулким эхом, будто будили что-то древнее.
— Ничего себе «подземные торговые тоннели», — шёпотом заметил Павлин. — Больше похоже на гробницу.
— Это только вход, — так же тихо ответил Виктор, следя, как индикаторы на его кольце бешено замигали, считывая фоновую энергию. — Посмотри на этот колодец, — луч его кольца указал на пропасть, уходящую в пустоту, — нам нужно туда.
Именно в этот момент тени решили напасть.
Они медленно выплывали из колодца, издавая при этом мерзкие булькающие звуки. Их форма была обманчивой — то вытягивалась в бескостные щупальца, то собиралась в подобие искажённых человеческих лиц без глаз и рта. Они двигались бесшумно, плывя по воздуху, и холодный ужас, исходящий от них, ударил по друзьям раньше, чем они успели что-либо предпринять.
Виктор, действуя на рефлексах, швырнул в ближайшую тень сгусток чёрной молнии. Заряд с грохотом пронзил её, но не рассеял, а лишь заставил на миг сжаться, вобрать в себя энергию и вырасти в размерах, став ещё плотнее и зловещее.
— Они питаются магией! — закричал он, отскакивая. — Не используй заклинания!
Но было уже поздно. Павлин, пытаясь помочь, швырнул в наступающую тень сгусток льда. Осколки впились в неё, замедлив движение, Тень не поглотила их. Она зависла, на мгновение обеспокоенная, но быстро опомнилась и рванула к Павлину.
— Чувствую… будто вытягивают воспоминания! — вскрикнул он, отшатываясь. Его лицо побелело. — Бежим!
Это был уже не бой, а бегство. Тени плыли за ними, беззвучно и неумолимо, высасывая тепло, свет и саму память о них. Виктор уже видел дверь, всё ещё приоткрытую, — спасительный прямоугольник тусклого света снаружи.
— Дверь! — закричал он, хватая Павлина за куртку и таща его за собой. — Надо захлопнуть!
— Легко сказать! — отозвался Павлин, спотыкаясь. Позади них тени сливались в одну чёрную, пульсирующую массу, заполняющую собой весь зал. — Они же прямо за нами!
Они вывалились наружу, под холодный дождь. Виктор резко развернулся, упираясь в грубый металл двери.
— Помоги! Дави! Нельзя, чтобы они вылезли наружу!
Павлин прислонился к нему плечом, и они изо всех сил начали толкать массивную створку. Она с оглушительным скрежетом поползла на место.
— Эти твари... они повсюду! — выдохнул Павлин, глаза его были расширены от усилия и ужаса. — Если они вырвутся из тоннелей, весь Нищур заполонит этой дрянью!
Щель становилась всё уже. Сквозь неё просачивались чёрные щупальца, цепляясь за край двери, не давая ей закрыться.
— Агора! — сквозь зубы прорычал Виктор, чувствуя, как по рукам от двери бегут мурашки. — Они знали! Они знали, что тут такое, и просто заперли это, а не уничтожили!
— Значит, им было нужно, чтобы они находились здесь!? — крикнул Павлин. Ледяной клин, созданный его рукой, вонзился в щель, с хрустом ломая одно из щупалец.
Дверь с последним, оглушительным ударом захлопнулась. Но не полностью. Горсть самых быстрых, самых яростных теней успела вырваться наружу. Они взвились в воздух, подобно стае чёрных стрижей, и с тихим шелестом ринулись в погоню.
— Беги! — крикнул Виктор, залезая на свой воздухат, и они понеслись прочь от станции, стараясь не врезаться в ржавые трубы.
Тени не отставали, настигая. Их ледяное дыхание уже чувствовалось на затылке.
— Они... пх... снаружи! — выкрикивал Павлин, пролетая через груду металлолома. — Мы выпустили их! Нас за это с радостью в подпольщики запишут... пх... или того хуже!
— Молчи и лети! — откликнулся Виктор, оглядываясь. Чёрные тени, извиваясь, обтекали препятствия, не снижая скорости. — Только бы добежать!
Дождь хлестал им в спины, превращая ржавые мостки и трубы в скользкие капканы. Воздухаты визжали на поворотах, едва не сбрасывая седоков. Виктор, оглянувшись, увидел, как тени не обходят препятствия, а обтекают их, как чёрный дым. Они не уставали и не замедлялись.
— Они повсюду! — закричал Павлин, лавируя между грудами искорёженного металла. Одна из теней, обогнав их, вынырнула прямо из стены перед ним. Павлин вскрикнул и резко дёрнулся, воздухат занесло, и он врезался в стенку полуразрушенного эстакадного перехода.
Виктор резко затормозил, едва избежав столкновения. Его друг лежал в луже, отброшенный от воздухата, а тень уже нависала над ним, протягивая безликие щупальца. Без раздумий, чисто на рефлексе, Виктор швырнул в неё обломок трубы. Физический предмет пронзил тень насквозь, не причинив вреда, но отвлёк на мгновение. Этой доли секунды хватило, чтобы Виктор подскочил, подхватил ошеломлённого Павлина под руку и потащил его с мостков вниз, в узкую, почти незаметную щель между двумя массивными фундаментами зданий.
Они нырнули в лабиринт неизвестных им переулков. Здесь не было рабочих фонарей, только тусклый свет из окон да мигающие неоновые вывески. Район был заброшенным, воздух густо пах стоячей водой и озоном. Тени не отставали, плывя за ними по пятам, их беззвучное присутствие вызывало мурашки по коже.
Впереди, в конце тупиковой улицы, виднелось низкое, приземистое здание из пористого камня, похожее на бункер. Над полузаваленным входом едва угадывалась старая вывеска: «Станция В-9. Рециркуляция». Дверь, массивная и облупленная, была приоткрыта ровно настолько, чтобы можно было проскользнуть внутрь.
— Туда! — выдохнул Виктор, толкая Павлина вперёд.
Они втиснулись в щель, и Виктор из последних сил толкнул дверь. Замок с скрежетом щёлкнул. Последнее, что они увидели снаружи — несколько чёрных силуэтов, бесшумно ударившихся в матовое стекло иллюминатора и поплывших вдоль стены в поисках другого входа.
Полная темнота и оглушительная тишина. Только их прерывистое дыхание и тяжёлые капли воды, падающие с одежды на бетонный пол. Луч фонаря из кольца Виктора дрожащей рукой выхватил из мрака интерьер.
Это было просторное помещение цилиндрической формы, похожее на огромную капсулу. Посредине уходила вниз и вверх махина насоса — ржавые, застывшие поршни и колёса с лопастями, опутанные вековой паутиной медных труб. По стенам шли ряды пультов управления со стеклянными панелями, которые теперь были темны и непрозрачны от пыли. Повсюду валялись остовы разобранных механизмов, ящики с истлевшими запасными частями. Воздух был спёртым, влажным и пахло железом, затхлостью и странной, едва уловимой сладостью забродившего энергоносителя. С самого верха, из вентиляционных шахт, свисали лианы странных чёрных лишайников, мерцавших в луче света слабым фосфоресцирующим сиянием. Казалось, сама станция была огромным мёртвым зверем, а они забрались в его брюхо.
Минуту, другую они просто сидели на холодном полу, прислонившись к пульту, и отходили от ужаса. Никто не вломился следом. Тени, казалось, потеряли их.
— Живы? — первым нарушил тишину Виктор, его голос прозвучал хрипло и непривычно громко в этой гробовой тишине.
— Вроде... — Павлин провёл рукой по лицу, смахивая воду и грязь. — Чёрт, Вик... Мы их... выпустили. Мы что наделали?
— Они бы сами вырвались рано или поздно, — мрачно ответил Виктор, но в его голосе звучала неуверенность. — Дверь была старая, система почти мертва. Кто-то другой мог бы их выпустить.
— Но выпустили-то мы! — Павлин ударил кулаком по мягкой обшивке пульта. — И эти твари... они высасывают всё. Силу, мысли... воспоминания. Я там, в зале, на секунду забыл, как выглядит моя комната.
Виктор поднялся, оглядывая станцию лучом фонаря.
— Это не просто тени. У них есть форма, цель. Они охотятся. — Он замолчал, в его голове щёлкнула связь. Обрывки древних свитков, которые он изучал у Камико... Изображения бестелесных существ, с которыми сражались первые самураи... «Юрэй-но Кэй», Призрачные Тени. Их описание... Оно идеально подходит.
— Чёрт, — выдохнул он. — Пав, я, кажется, знаю, что это такое.
— В свитках по бодзюцу, которые давала Камико. Там были иллюстрации, описания битв... Самураи в древности сражались с чем-то очень похожим. Они называли их Юрэй-но Кэй.
Он посмотрел на Павлина, и в его глазах загорелся огонёк понимания, смешанного со страхом.
— Нам нужно к Камико. Она единственная, кто может знать об этом больше. Она может знать, как с ними бороться.
Павлин молча кивнул, осознавая тяжесть ситуации. Они не просто нашли вход в заброшенные тоннели, они разбудили древнее зло, и теперь им нужна помощь воина, который знаком с этим злом не понаслышке.
Несколько минут они сидели в тишине, прислушиваясь к скрипам старой станции, но снаружи было тихо. Напряжение немного спало.
Виктор посмотрел на своего друга, вытирающего грязь с лица измученным жестом. Нужно было как-то разрядить обстановку, перевести дух перед новым рывком.
— Ладно, раз уж мы засели здесь как мыши в норке, — сказал Виктор, пытаясь сделать голос легче. — У меня давно назрел вопрос. Ничего, если я спрошу?
— Спрашивай, — буркнул Павлин, пытаясь поправить свою «причёску». — Только если про мою внешность — я сам в шоке от этой грязи.
— Нет, я про имя. Павлин... Это же не самое распространённое имя в Нищуре. Почему? Родители любили птиц?
Павлин фыркнул, и на его губах наконец-то появилось подобие улыбки.
— Хуже. Романтика. — Он вздохнул, смотря на фосфоресцирующие лишайники над головой. — Они познакомились в старом зоопарке, возле вольера с павлинами. Мама всегда говорила, что папа красовался перед ней, точно такой же яркий и гордый, как та птица. А потом... потом этот вид вымер. Из-за какой-то магической мутации или чего-то другого. И они решили... Ну, чтобы что-то от того дня, от той птицы осталось. Назвать меня так. Чтобы она, вроде как, вечно жила. Глупо, да?
— Нет, — тихо сказал Виктор. — Не глупо. Это интересно.
Он посмотрел на дверь, за которой скрывалась тьма, полная новых, древних опасностей. В мире, где всё можно стереть, даже память, имя, данное в честь чего-то утраченного, внезапно показалось ему не глупостью, а актом безумного, отчаянного сопротивления.
Они сидели в темноте станции, прислушиваясь к каждому шороху, но снаружи было тихо. шёпот Теней, казалось, отступил, растворившись в серой пелене дождя.
— Думаешь, они ещё там? — тихо спросил Павлин, вглядываясь в матовое стекло иллюминатора.
— Не знаю. И проверять не хочу. — отозвался Виктор, поднимаясь на одеревеневшие ноги. — Нам нужно к Камико, пока светло.
Выбравшись из утробы станции-зверя, они осторожно, прижимаясь к стенам, стали пробираться к знакомому Виктору заброшенному зданию. Каждый силуэт вдали заставлял их замирать. Они были похожи на двух загнанных, промокших котят.
Додзё Камико Торены, как всегда, встретило их ледяным, неподвижным воздухом, пропитанным запахом старого дерева, сырости и крапивы. Свет, бледный и беспомощный, пробивался сквозь разбитые окна под самой крышей, подсвечивая причудливые кристаллы инея на металлических балках. В центре огромного зала на деревянном помосте сидела в неподвижной медитации сама хозяйка. Её боевой шест лежал рядом.
Они поднялись по шаткой ржавой лестнице. Павлин, оглядываясь на грозные цепи, свисавшие со стен, неловко зацепился ногой за одну из них. Громкий, резкий звон разнёсся эхом. Камико не пошевелилась.
Сделав шаг вперёд, Виктор сложил руки в традиционном приветствии и низко поклонился.
— Кого ты привёл в моё логово, Таранис? — её голос был низким, без единой нотки удивления. — Шута из бродячего цирка того пустозвона Спортина?
Павлин, всё ещё нервно потирая ушибленную ногу, изобразил самый почтительный и театральный поклон, на который был способен.
— Павлин Неро, маг воды и несравненный мастер… э-э… импровизации! Ваш друг Спортин говорил, вы обожаете танцы, особенно под… — он запнулся, — под аккомпанемент падающих тел?
Глаза Камико резко открылись. Жёлтые, острые, как клинки. Её взгляд скользнул по Виктору и остановился на его боевом шесте.
— Ты болтаешь, как тот ветрогон, — холодно ответила она Павлину, всё ещё глядя на шест. — А твоё оружие, Таранис, говорит громче тебя. Оно всё в трещинах. Сломал его о камни или о чью-то глупую голову?
Виктор непроизвольно сжал рукоять шеста.
— Сначала его повредил один... знакомый. Дуалист земли и огня. А потом... — он запнулся, ища слова.
— Потом мы столкнулись с чем-то в тоннелях, — продолжил он, поднимая взгляд. — С теневыми существами. Они пытались украсть наши мысли, саму память. И они обошли мою защиту, как будто её не существовало. Они питались моей магией. Что это такое, сенсей?
Лицо Камико оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнула тень интереса.
— Так, — она медленно поднялась. — Значит, не просто на камнях споткнулся.
В то же мгновение её шест взлетел в её ладонь.
— Ты научился слушать своё оружие. Это хорошо, — она кивнула, и в её голосе прозвучало скупое, но искреннее одобрение. — Оно рассказало тебе правду. Теперь слушай меня.
Она с силой ударила концом шеста по краю помоста. Глухой удар отозвался в самом воздухе. Цепи на стенах задрожали и зазвенели. Затем она провела рукой по воздуху, и влага из бассейна, скопившаяся от дождя, послушно поднялась в виде густого тумана. Он клубился, сгущался и начал принимать формы под контролем её воли — низкие, ползучие, с вытянутыми конечностями и пустыми овалами лиц. Эфемерные копии Теней, созданные из воды и магии.
— Юрэй-но Кэй, — прошипела она, водя своим шестом сквозь туманные фигуры, заставляя их искажаться и принимать ещё более ужасные очертания. — Шепчущие Тени. Не существа, а осколки. Осколки тех, кого ваша драгоценная Агора стёрла в порошок и забыла.
Она что-то прошептала, и одна из водяных галлюцинаций отделилась от общей массы, её «руки» вытянулись в длинные, шипастые пальцы-когти, поплыв в сторону Павлина.
— Они — голод прошлого. Голод, который не утолить.
Павлин отскочил, и вокруг его руки тут же заструилась вода, формируя неустойчивый барьер.
— Ми-мило! А чем их принято… кормить? Кроме страха? Может, печеньками?
Камико взметнула шест и одним резким движением «рассекла» водяную фигуру. Иллюзия с шипением рассыпалась на капли.
— Серебро режет их пустотную плоть, — сказала она. — Но их истинная слабость — их же оружие… — она сделала паузу, глядя на них поверх шеста, — Имена. То, что они так жаждут украсть.
Не спеша, она начала обходить бассейн. Водяные тени послушно следовали за ней, как привязанные.
— Они рождены от боли, которую правители Фидерума заперли в подземельях. Каждое забытое имя, каждый подавленный крик... Всё это стало их сутью.
Она остановилась перед Павлином, его барьер всё ещё дрожал.
— Ты прячешься за шутками, потому что боишься. Они это чуют. Страх для них — сладчайший нектар.
— Я не боюсь, я… практикую осторожный оптимизм!
— Оптимизм — это маска, которую носит трус, когда заканчиваются слова, — безжалостно отрезала Камико и повернулась к Виктору. — Твои чёрные молнии лишь подпитывают их. Здесь нужна не грубая сила. Здесь нужен… — она резким движением коснулась концом своего шеста его оружия, — тихий гнев. Сфокусированная воля.
Шест Виктора вдруг начал восстанавливаться, будто и не было тех трещин, которые он получил в бою.
— Запомните, если хотите выжить, — её голос снова стал жёстким. — Первое: никогда не называйте друг друга полными именами вслух. Даже шёпотом.
— Второе: без серебра вы для них — просто пища.
— Третье: ищите имена. В трещинах на стенах, на обломках табличек. Каждое найденное имя — это ключ. Ключ к их уничтожению.
Она протянула руку. На её ладони лежал небольшой серебряный медальон с шершавой поверхностью и выгравированным ломаным символом в виде нуля и единицы.
— Это амулет-бомба. Сожмите в руке, вложите в него свою волю — и он взорвётся вспышкой режущего серебра. Но только раз.
Павлин осторожно взял медальон, вертя его в пальцах.
— Понял. А если я... назову какую-нибудь Тень «Миссис Марина Никитична»? Это сработает?
Камико уже отходила вглубь зала, её фигура растворялась в тенях.
— Умрёшь с глупой улыбкой на лице, — донёсся её голос из темноты. — Выбирай: смех или жизнь. Они несовместимы. А теперь убирайтесь. Урока сегодня не будет.
3апах «Ржавого базара» — это не просто запах. Это густая, едкая смесь озона от незаземлённых генераторов, жжёного металла и тысячелетней пыли. Высоченные трубы древних заводов-колоссов загораживали солнце, их тени лежали на всём квартале холодными, неподвижными полотнами. Виктор ворошил груду искорёженного металлолома, и его перчатки, протёртые до дыр, жгло мелкими искрами от скрытых разрядов. Каждый кусок железа был немым свидетелем чьей-то сломанной надежды.
Рядом Павлин с наигранной небрежностью вальсировал вокруг лотка однорукого торговца, чье лицо было похоже на смятый пергамент.
— Серебро, говоришь? — старик хрипло рассмеялся, плюнул к своим заскорузлым сапогам, и слюна тут же смешалась с грязью. — Да его выгребли ещё до инцидента с Шёпотом Теней! Всё, что блестит не так — под замок, под расписку или на переплавку. — Он тыкал здоровой рукой в жетон на своей груди с гербом Агоры Девяти. — Исключительно для служебного пользования. Исключительно.
Павлин что-то пробормотал про «рачительных хозяев», отходя, и его пальцы на мгновение замерли в кармане. Позже, у выхода с базара, он вытащил фальшивую посеребрённую монету, купленную у старика втридорога «на удачу», и с брезгливой гримасой швырнул её в замусоренный фонтан. Монета не утонула сразу. Она легла на поверхность, и за секунду блёклое покрытие почернело, обнажив дешёвую медную сердцевину. Она медленно ушла на дно, как последняя надежда.
Воздух в додзё Камико был таким густым, что его можно было резать шестом. Он впивался в лёгкие ледяными иглами. Лужи на неровном бетонном полу замерзали причудливыми спиралями, повторяя невидимые токи энергии. Виктор стоял с завязанными глазами, его мир сузился до скрипа половиц, свиста ветра в щелях и собственного учащённого дыхания.
Вокруг него с шипением двигались тени-фантомы, сотканные Камико из пара и холода. Он бил на звук, шест свистел в воздухе, но чаще попадал в пустоту.
Жгучая боль в лодыжке. Удар тренировочной палкой Камико был точен и безжалостен.
— Ты глух, — её голос был плоским, как поверхность воды перед бурей. — Ты слушаешь молнию в своих жилах, но ты глух к ритму земли под ногами. Твоя слепая ярость бессмысленна. Она сломает тебя раньше, чем ты успеешь ударить.
На кухне Таранисов царило тяжёлое, густое молчание, которое было громче любого крика. Его нарушал только тихий звон ложек да навязчивый гул печной трубы. Трещина в полу, старая и неумело залитая смолой, точно повторяла узор магической метки — насмешка судьбы или дурное предзнаменование.
Отец молча разливал по кружкам крепкий чай, пахнущий дымом и горькими травами. Его руки, грубые и исколотые до самых локтей, двигались медленно, с неохотой. Он поставил кружку перед Виктором. Пар столбом поднимался к потолку.
Виктор не притронулся к ней. Он смотрел куда-то мимо, в стену.
— Я не буду фермером, — прозвучало тихо, но с такой железной решимостью, что воздух задрожал.
Отец замер. Его плечи, обычно такие прямые, сгорбились под невидимой тяжестью. Он не стал кричать, не стал уговаривать. Он просто опустил свою кружку на стол с глухим стуком.
— А я не буду хоронить сына, — выдохнул он. И в этих словах был не упрёк, а бездонная, животная усталость. Усталость от страха, который годами точил его изнутри.
Школьная мастерская пахла озоном, машинным маслом и пылью, выжженной паяльником. Виктор и Павлин, сдвинув брови, копались во внутренностях старого голографического проектора, выискивая хоть какие-то серебряные проводники, но надежда таяла с каждой минутой, как иней на стекле.
Внезапно дверь с скрипом отворилась. В проёме, залитый светом коридора, стоял Евгений. Он вошёл не спеша, с театральной небрежностью, и бросил на стол перед Виктором одну-единственную монету. Глухой звон заставил обоих вздрогнуть.
— Мои глаза видят все. Даже ваши жалкие попытки что-то скрыть, — голос Евгения был сладок, как испорченный мёд. — Говорят, вы ищете настоящее серебро? — Он коротко и презрительно хмыкнул. — Как трогательно. Вы даже не в курсе, что в Фидеруме его нет. Все ваши «серебряные девиты» — всего лишь сплав никеля и официально одобренной лжи.
Павлин, оправившись быстрее, подхватил монету, покрутил в пальцах.
— О, а это что? Сувенир из твоей личной коллекции «Вещи, которые папа купил за взятки»?
Евгений проигнорировал его, его взгляд, тяжёлый и пристальный, был прикован к Виктору. Он вёл себя так, будто их стычки у тоннелей и не было — будто он просто снисходил до разговора с неудачниками.
— Артефакт из доагорской эпохи. Единственная честная монета во всём Нищуре. — Он сделал шаг вперёд. — Возьми. Пусть напоминает тебе, как глупо ты выглядишь, пытаясь бороться с системой голыми руками.
Виктор взял монету. Металл был холодным. Он разглядел гравировку — десятиконечную звезду и римскую цифру X поверх.
— И ты просто даришь её? — тихо спросил Виктор. — После после того, как ты проиграл нам?
На лице Евгения дрогнула маска. Пальцы его правой руки впились в позолоченный портсигар, который он теперь всегда носил с собой. Раздалось лёгкое шипение, и в воздухе поплыл едкий запах гари. На пол упала золотистая капля.
— Проиграл? — Евгений издал короткий, сухой, как удар хлыста, смешок. — Ты путаешь тактическое отступление с поражением, Таранис. Эта монета — не подарок. Это напоминание.
Он сделал паузу, давая запаху заполнить комнату.
— Когда вы с вашим водяным клоуном будете гнить в тех тоннелях, она напомнит тебе, что настоящая сила — его метка на запястье вспыхнула кроваво-красным светом — не роется в мусоре в поисках подачек.
Павлин, бледнея, но не сдаваясь, подбросил монету:
— Ого, даже пиротехническое шоу в подарок! Ты определённо прокачал навыки драматичного ухода.
— Запомни, — прошипел Евгений, всё так же глядя только на Виктора. — Система даёт рабам ровно столько, чтобы они не замечали цепей. А я... переписываю правила.
И ушёл, оставив за собой шлейф угрозы и запах палёной плоти с озоном.
Позже, с помощью паяльной лампы и щипцов, они вскрыли монету. Внутри, среди серебряной начинки, тускло мерцал крошечный кристаллик-маячок.
«Дешёвый трюк для такого драматизма», — брезгливо процедил Виктор и раздавил его ударом молотка.
Поиски серебра зашли в тупик, упёршись в непробиваемую стену равнодушия Агоры и страха обывателей. Они проиграли этот раунд.
Но в последний день месяца, на уроке Городоведения, Гарадаев, вновь растворившись в тенях, обронил лишь одну фразу, которая зажгла новую, маленькую искру в их глазах.
«Завтра, — сказал он, — мы поговорим о Дин’Аслане. Мировом центре торговли и добычи серебра».
И этой искры внезапно стало достаточно, чтобы согреться.
Хотите поддержать автора? Поставьте лайк книге на АТ
